Проделав половину пути до Лебедяни, господин Натаниэль привязал коня к дереву и решил немного вздремнуть. Время перевалило за полдень, и чем дальше он уезжал на запад, тем становилось теплее, словно вернулось лето.

Его разбудил сухой смешок, и, оглядевшись, он увидел присевшего возле него старика — странного на вид, который внимательно смотрел на него.

— Кто это меня разбудил, хотел бы я знать? — недовольным тоном спросил господин Натаниэль.

Старик закрыл глаза, сглотнул несколько раз и сказал:

После чего нетерпеливо топнул ногой.

Свихнулся, что ли, старик, подумал господин Натаниэль и закрыл глаза, надеясь, что старикан уйдет.

Однако тот не собирался уходить и то и дело подталкивал Натаниэля в бок.

— Что ты делаешь? — возмутился господин Натаниэль.

ответил старик.

— Вот и ступай доить своих красных овец, а я хочу спать, — с этими словами экс-мэр надвинул на глаза шляпу и притворился, будто храпит.

Но тут же вскочил, взвизгнув от боли. Старик изо всех сил ткнул его в живот и уставился на него, склонив голову набок. Глаза его, казалось, полыхали огнем, до того были яркими.

— Что ты себе позволяешь, старикан! — рассердился господин Натаниэль. — Почему не даешь мне спать? Шел бы ты своей дорогой и оставил меня в покое.

Тут старик стал тыкать пальцем в дерево, издавая нечленораздельные звуки.

Затем подобрался поближе к господину Натаниэлю и прошептал:

— Скажи, что есть дерево и не дерево, человек и не человек, кто нем, но может рассказать тайну, кто без рук, но умеет бить?

Старик попятился и замер на месте, потирая ладони и что-то кудахча себе под нос.

Может, потешить старикашку, подумал господин Натаниэль, и приветливо спросил:

— Ну и каков же ответ на твою загадку?

Тут старец окончательно лишился дара речи и бурчал себе под нос:

— Рой… рой… рой.

— Рой, рой, рой… Неужели это и есть ответ на твою загадку? Не могу же я торчать здесь целый день, разгадывая твои загадки. Если хочешь мне что-то сказать, говори внятно, чтобы можно было понять?

Тут господин Натаниэль вспомнил, что, согласно поверью, Молчаливый народ, возвращаясь в Доримар, мог говорить только загадками или в рифму, и испытующе посмотрел на старика:

— Кто ты?

Старик продолжал твердить:

— Рой… рой… рой.

— Попробуй еще раз. Может, что-нибудь и получится, — посоветовал господин Натаниэль. — Ты пытаешься мне назвать свое имя?

Старик зажмурился, глубоко вздохнул и, сделав над собой усилие, произнес:

— Используй… возможность. Рой… рой. Портунус мое имя.

— Ну, вот, наконец-то. Итак, ты зовешься Портунус?

Старик нетерпеливо топнул ногой:

— Рак! Рак!

— Какое отношение имеет к происходящему рак, а, старина? — спросил господин Натаниэль.

Старик недовольно мотнул головой.

— Батрак, — выдал он наконец. — Рой… рой.

После чего произнес незатейливый стишок:

Отчаявшись добиться от него толку, господин Натаниэль отвязал коня. Но когда попытался сесть на него, старик схватился за стремя и с мольбой в голосе повторил:

— Рой… рой… рой.

Господин Натаниэль оттолкнул его и, когда отъехал, все еще слышал голос старика:

— Рой… рой.

— Хотелось бы знать, что именно собирался поведать мне этот старик, — пробормотал себе под нос господин Натаниэль.

Утром следующего дня он въехал в деревню Лебедянь-на-Пестрянке.

Здесь осень уже вступила в свои права. Надевшие желтый и красный убор деревья полыхали на фоне темно-зеленых сосен на склонах далеких гор.

— Вот тебе и Золотые Яблоки Заката! — пр бормотал господин Натаниэль. — Ни малейшего представления не имел о том, что эти поганые горы здесь совсем рядом. Хорошо, что Ранульф в безопасности.

Спросив дорогу к ферме Тарабаров, он съехал с большака в долину, весьма очаровательную в своей осенней раскраске. Урожай убрали, и лозы покрыла золотая и красная листва. Некоторые из узких и продолговатых листьев дикой вишни сохранили еще свой бутылочно-зеленый цвет, хотя между ними, на том же самом сучке, то здесь, то там проглядывал нежно-розовый, как лососина; тутовые деревья казались то канареечно-желтыми, то зелеными, словно трава. Горный ясень горел огнем розового бутона, гася пламя своей нежной серой зеленью. Березы сыпали желтые искры и шелестели; тропа была усыпана черными продолговатыми маслинами, похожими на козий помет. Был один из тех таинственных осенних дней, которые полны света, хотя солнце прячется за облаками, и, глядя на эти сверкающие осенним великолепием деревья, можно было подумать, что именно они-то и являются источником затопившего долину света.

Время от времени мимо господина Натаниэля пролетала крошечная желтая бабочка — желтый листок, сорвавшийся с одной из ветвей; время от времени с облитых кровью, корявых от муки дубовых ветвей срывался желудь и со стуком падал на землю.

После того как господин Натаниэль покинул деревню, навстречу ему не попалось ни единого человека, хотя время от времени он замечал вдалеке работников, шедших за плугом по винограднику, их блузы как раз и являлись тем самым темным пятном, которое превращает картину в повествование. Голубой дымок так же говорил о близости человеческого жилья, как и редкие петухи, каждый расхаживал перед своей красной лозой. А вдали виднелся связанный в снопы тростник, казавшийся то белым, то розовым, то серым, как плодовое дерево в цвету.

Направив неторопливой рысью коня, господин Натаниэль обратился мыслями к фермеру Тарабару, много раз проезжавшему этой дорогой.

Да, фермер Тарабар был некогда тоже живым, как и Натаниэль, как миллионы других людей, чьи имена ему неизвестны. Когда-нибудь и он, Натаниэль, будет жить лишь в памяти других людей. И останется от него всего несколько слов, высеченных на камне. Ему вдруг захотелось обнять Ранульфа. Отрадно сознавать, что сын ждет его на ферме!

Путешествие его близилось к концу — еще издали он увидел женщину, стиравшую белье у каменного корыта.

«Не вдова ли это», — подумал Натаниэль, и по спине его побежали мурашки.

Однако подъехав поближе, он увидел, что прачка — совсем юная девушка.

Натаниэль не ошибся, подумав, что это внучка Хейзл. Когда он спросил, не ферма ли это вдовы Тарабар, она ответила:

— Да, сэр.

— Недаром я так стремился сюда, — сказал господин Натаниэль. — Мне говорили, что здесь процветающая ферма и отличное стадо, но забыли упомянуть о том, что хозяйничает на ферме здесь настоящая роза. — И он игриво подмигнул девушке.

Такая вольная манера обращения с юными леди была чужда господину Натаниэлю. Однако на ферме он собирался сыграть некую роль и уже начинал в нее вживаться.

Он и не подозревал, как его слова обрадуют девушку. Ведь он по сути дела признал ее законной владелицей фермы. А именно об этом она и мечтала.

— Если хотите посмотреть ферму, я охотно покажу ее вам, — любезно предложила она, приветливо улыбаясь.

— Благодарю, от всей души благодарю. Я торговец сыром из Луда гуманного. А в наши дни за прилавком не подремлешь, если хочешь оставаться на плаву. Конкуренция, мисс, конкуренция не дает покоя таким старикашкам, как я. Не так давно во всем Луде сыром торговали шесть человек, а теперь только на моей улице нас шестеро. Вот я и решил поездить да посмотреть, где можно закупить самый лучший товар.

И псевдоторговец приступил к подробному и обстоятельному повествованию о прочих фермах, которые он якобы посетил в своем воображаемом путешествии. Самой лучшей он назвал ферму, принадлежавшую его старому приятелю — фермеру из Лунтравы, где в настоящий момент должны были находиться Ранульф и Люк.

Тут Хейзл насторожилась и дрожащим от волнения голосом спросила, не видел ли он там двоих парней — старшего и еще маленького, сына сенешаля.

— Вы имеете в виду маленького господина Ранульфа Шантеклера и Люка Хэмпена? Ну, конечно же, видел. Они-то и посоветовали мне съездить сюда… И я им очень благодарен за это, потому что здесь есть на что посмотреть.

Хейзл с облегчением вздохнула.

— Ой… ой! Я так рада, что вы их видели! — выпалила она.

«Ага! Мой приятель Люк в свободное время нашел себе хорошее занятие — юный барбос!» — подумал господин Натаниэль, подробно рассказывая о том, как живет на новом месте.

Хейзл чувствовала себя в обществе веселого и любезного сыроторговца вполне непринужденно. Она предпочитала пожилых мужчин молодым, и в лице господина Натаниэля обнаружила надежного собеседника, с которым можно быть до конца откровенной. Господин Натаниэль ловил каждое ее слово и мечтал услышать побольше.

— Но, мисс, неужели здесь все с утра до вечера работают и нет никаких развлечений! — воскликнул он наконец. — Нет времени погулять и порезвиться?

— Иногда мы танцуем по вечерам, когда приходит старый Портунус, — ответила она.

— Портунус! — воскликнул он с интересом. — А кто он такой?

Этот вопрос заставил девушку насторожиться.

— Старый ткач, он умеет играть на скрипке, — ответила она натянутым тоном.

— Тот, у которого мозги набекрень?

— Значит, вы знаете Портунуса, сэр?

— Да, я встретил его в пути. Он явно хотел что-то сказать, но не смог. Попугай и тот намного красноречивее.

— Мне тоже так частенько казалось! — воскликнула Хейзл в порыве откровенности. — Он все время пытается что-то сказать мне, ходит за мной по пятам. Иногда я думаю, что надо ему помочь, быть с ним помягче, но не могу… у меня от него мурашки по коже.

— Мурашки по коже, говорите?

— Да-да! — воскликнула она, поежившись. — Посмотрели бы вы, как он набивает брюхо недозрелыми плодами! Точь-в-точь как насекомое или птица. А навязчивый, как кот, — те тоже липнут к людям, которые их не любят. Ой, он такой противный! А еще злобный и вредный. Впрочем, ничего удивительного, если…

Она вдруг умолкла.

Господин Натаниэль пытливо посмотрел на нее:

— Что, если?

— Ну… ну, это просто глупые деревенские сплетни, — уклончиво проговорила Хейзл.

— Что он… э, ну, скажем, один из тех, кто принадлежит к Молчаливому народу?

— А откуда вам это известно?

— Просто догадался. Понимаете, мисс, здесь, на западе, я наслушался подобных историй. Он хотел что-то сообщить мне, но не смог. Лишь без конца твердил: «Рой, рой, рой…»

— О, это его любимое слово! — воскликнула Хейзл. — Старухи говорят, что он пытается назвать свое имя. Видите ли, они считают, что… ну, что он умер, а потом вернулся на землю, и что при жизни был здесь батраком по имени Рой Карп.

— Рой Карп? — вскричал господин Натаниэль.

Удивленно поглядев на него, Хейзл спросила:

— Значит, вы все-таки знали его, сэр?

— Нет-нет, просто я где-то слышал это имя. Впрочем, в здешних краях оно довольно часто встречается. И что же говорят здесь об этом Рое Карпе?

Хейзл смутилась.

— Со мной они не слишком откровенны, сэр. Иногда мне кажется, что с его именем связана какая-то тайна. Я знаю только, что он был веселым и добрым, прекрасным скрипачом, которого все любили. Но он плохо кончил, однако я знаю, что именно с ним случилось. Говорят, — она понизила голос, — когда человек уходит к Молчаливому народу, он становится вредным и злобным, каким бы хорошим ни был при жизни. А если с ним обошлись нечестно, а с Роем именно так и обошлись, он становится еще более злобным, так по крайней мере мне кажется. То что он хочет сказать, как-то связано со старой каменной гермой в нашем саду… он так любит возле нее плясать.

— В самом деле? И где же она находится, эта старая герма? Мне бы хотелось посмотреть на нее из чистого любопытства, надо же оправдать впечатлениями все расходы на мое путешествие! — Господин Натаниэль вновь стал разыгрывать из себя веселого сыроторговца.

Провожая гостя в сад, Хейзл в волнении проговорила:

— Возможно, вам это неизвестно, сэр, но я живу здесь с бабушкой; она мне не родная. А… а… а она, как кажется, любит старого Портунуса, так что лучше не говорить при ней о том, что вы видели его.

— А я и не собираюсь. Пока. — И господин Натаниэль сурово улыбнулся.

Хотя все плоды в саду уже сняли, красные и желтые листья и удивительные, отливающие рубином ветви персиковых деревьев создавали достаточно яркий фон для старой серой гермы, к тому же она была увита алой с золотом виноградной лозой.

— Мне порой кажется, что в ней воплощен дух — хранитель фермы, — застенчиво произнесла Хейзл, украдкой бросив взгляд на Натаниэля. Однако восхищения в его глазах она не увидела. Поглядев на каменный столб, он хлопнул ладонями по бедрам и рассмеялся.

— Солнце, Луна и Звезды! — воскликнул Натаниэль. — Вот и ответ на загадку Портунуса: «Дерево, которое не дерево, и человек, который не человек». — И он пересказал Хейзл слова Портунуса, единственные, которые ему удалось произнести.

— У кого нет рук и кто может ударить, кто нем, и может рассказать тайну, — повторила она следом за ним. — Значит, ты умеешь драться и рассказывать тайны, старый приятель? — проговорила девушка загадочным тоном, поглаживая серый, поросший лишайником камень. И, покраснев, со смехом попросила прощения за ребячество.

С сельским гостеприимством Хейзл предложила незваному гостю провести на ферме несколько дней и велела отвести его лошадь в конюшню, а для него самого приготовить лучшую комнату.

Вдова тоже сердечно приветствовала господина Натаниэля, когда он спустился в просторную кухню к полуденной трапезе.

За обедом Хейзл сказала:

— Этот джентльмен только что прибыл из Лунтравы, он говорит, что маленький господин Шантеклер и молодой Хэмпен устроились на ферме. Оба процветают и передают нам привет.

— Да, — бодрым тоном проговорил господин Натаниэль, мастер придумывать всякие небылицы, — мой старый друг фермер в восторге от обоих мальчишек. В Луде поговаривали, что маленький Шантеклер болен, но вы здесь сотворили настоящее чудо, теперь он розовый и круглый, как лунтравский сыр.

— Ну что ж, рада, что вид юного джентльмена порадовал вас, сэр, — очень довольная произнесла вдова. Однако в глазах ее промелькнула тревога.

После обеда вдова и Хейзл отправились по своим делам, а господин Натаниэль принялся расхаживать перед домом, погрузившись в раздумье, мысленно возвращаясь снова и снова к странному старику — Портунусу.

Неужели он и впрямь был некогда Роем Карпом и теперь вернулся на старое место, чтобы передать людям весть?

Как обычно, господин Натаниэль рассматривал в первую очередь метафизические аспекты ситуации, а уже потом практические. Если Портунус действительно Рой Карп, значит, мир и покой скоро оставят эти сжатые поля и убранные виноградники, красные и золотые деревья. Ибо теперь бывший мэр наконец понял, что духовное утешение черпал в предметах безмолвных, свидетельствующих о том, что человеческие страсти и мучения не имеют ни смысла, ни корней, ни длительности, что они вообще не присущи этому миру.

Говорят, будто страна Фейри — не что иное как иллюзия, что существуют лишь жизнь и смерть, и ничего более. Но разве эти слова когда-либо утешали его? Разумеется, нет.

— Так, так, — вслух произнес Натаниэль и вздохнул.

Но хватит предаваться праздным размышлениям, пора приступать к делу. Кем бы ни оказался Портунус — призраком Роя Карпа или просто свихнувшимся старым ткачом, — он явно знает нечто такое, чем хотел бы поделиться, тайна его связана с находившейся в саду гермой. Конечно, вполне могло оказаться, что она не имеет никакого отношения к убийству фермера Тарабара, однако, памятуя об украшенной вышивкой туфельке, господин Натаниэль полагал, что отвергать возможный ключ к решению загадки было бы откровенным безумием.

Он все время прокручивал в памяти слова старика: «Рой, рой, рой…»

И тут его осенило: почему бы не истолковать это слово в его прямом значении? «Рыть… штыковой или совковой лопатой?» А рыть в таком случае следовало под гермой, и он решил, что займется этим при первой же представившейся возможности.