Случилось мне, бегая с ребятишками, порезаться камышом. Рана обычно бывает от него глубокая, так как камыш трескается весьма острыми полосками и режет, как бритва. Дети, увидав кровь, сейчас же вскричали хором: «Надо бежать к Бышихе! К Бышихе! Она одна может железа заговорить!» Я кинулся с ними к Бышихе. Та, слава Богу, была дома. Однако до её хаты всё-таки было с версту. Пока добежал, почувствовал, что в глазах темнеет и в ушах звенит. Старуха немедленно принесла ведро воды, промыла рану и осмотрела порез. «Глубоко, — сказала она. — Где же ты сумел так пальцы разделать?» Я объяснил, сколько мог, но потеря, а может, и просто вид крови так подействовали, что меня стало трясти, как в лихорадке.

«Ничего, ничего! — успокаивала она. — Сейчас Железа буду затворять! Молчи минутку, ничего не говори и не бойся». И стала с силой произносить слова, которых я не понимал, но которые запомнил: Оросу, Оросу, Оросу, уме, a-уме! Заговоряю Железа, запираю Руду, Белым Камнем припираю, во имя Отца и Сына, и Святого Духа! Аминь! Аминь! Аминь! Руда, перестань течи, Руда, закройся, Руда, говорю тебе, стой! Стой! Стой! Желёз, стойте! Замком вас закрыла, Белым Камнем подпёрла, держитесь там, не выходите, закройтесь, железа! Аминь! Аминь! Аминь!» И, странное дело, кровь остановилась, перестала течь. Старуха всё ещё держала руку, и помню, что буквально на глазах у меня на ране образовалась корка, и кровь совершенно прекратила сочиться, между тем порез был внутри ладони, под сгибом вторых фаланг. До сих пор там у меня ещё заметен тонкий шрам. Когда кровь перестала течь, Бышиха растёрла в миске зелёную мяту с канупером и базиликом и приложила эту массу к порезам, завязав чистой тряпочкой. После того велела идти домой и рассказать все матери. «И скажи ей, что я ничего не прошу за это. Железа заговорять надо бесплатно! А ежели хочет твоя мать, то может прислать хлеба или муки. Хлебом могу взять, а деньгами никак!»

Когда я пришёл домой и рассказал матери о случившемся, та была в большом волнении, сняла повязку, но порезы были уже чистыми, крови не было, и когда она присыпала всё ксероформом, на утро рана была уже почти затянувшейся, а дня через три всё зажило. В детстве сикатризация идёт быстро. Бышихе мать послала два мешка муки за помощь, а мне запретила говорить что-либо отцу. Она боялась Бышихи, да и все на деревне её боялись. Мама моя была женщиной достаточно образованной, чтобы отрицать тайное знание «старых людей»! В деревне все знали, что Бышиха может кровь останавливать, но как, никто не знал. Получила она своё знание от Деда Канунника, который уже к тому времени стал совсем стар и оглох, а потому с печки больше не сходил и вскоре умер.