Две песенки есть у безумной трещотки,
как мы ни лечим ее, ни лелеем:
Младенец, шуршащий сухим ожерельем.
Диктатор, перебирающий четки.
София – нас учит она рассуждать —
пишется по-испански ¿культура? —
и с ней не поспоришь: ведь дура есть дура.
Другого стошнило, а ей – благодать.
Другой бы смолчал, а она, хоть больна,
бесится, трещит в обе глотки.
Две песенки есть у безумной трещотки,
а третьей – кромешной – не знает она.
сентябрь 1979