Две песенки есть у безумной трещотки, как мы ни лечим ее, ни лелеем: Младенец, шуршащий сухим ожерельем. Диктатор, перебирающий четки. София – нас учит она рассуждать — пишется по-испански ¿культура? — и с ней не поспоришь: ведь дура есть дура. Другого стошнило, а ей – благодать. Другой бы смолчал, а она, хоть больна, бесится, трещит в обе глотки. Две песенки есть у безумной трещотки, а третьей – кромешной – не знает она.