Кашляешь. Бренчит телевизор. Я ли твой муж, твой провизор? Молчишь? Ну, еще помолчи. Так страшно в сырой ночи Господу помолиться, слово сказать свое… Кашляю. Вот такое житье — жертвенное? – И никого!!! — Может быть, меня самого распнут?.. Кашляешь, сама простота? Жить бы да жить, целовать бы твои уста, милая, как крысе в твоем дому… Люблю тебя, ничего не пойму. Бред вращается: тик-так, Жизнь обращается – сплошной сквозняк. Купил бы колечко тебе, но к чему? Господи, ничего не пойму, ни имени Твоего всуе, ни того, что сейчас рисую. Ну, Господи, прости пустословье, ударь! Кашляешь? Время бренчит. Государь, Боже помилуй…

Бред лесенкой, лестницей бред тех, кого между нами нет… Дай им, Господи, власть и силу. Нас и тех, кого с нами нет, помилуй, Господь, помилуй.

Зубы золотые у собаки Все кроак, кроак. Смерть и сыр и мраки. «Я – дурак, Патрик Дигнем, И на пуповине я вишу». Блум сидит на унитазе, Джойс, который Джеймс, Глядь в очко орлом крылатым: «What is times?!» «Сэр, пирожное принес я» «Thank you, Sam» «Сэр, его похоронили. Биг-биг-бен» «Самуэль, сходи за сыром, трупом молока, а очки в очко упали Бедный Патрик, poor…»