I И с каждым годом ближе мне не горсть земли, не тень избенки, но интонация ребенка — графитти на большой стене: «I’m e-mail». Вот перевод: «Я мал. Один Господь велик и то – далече». Крошится мел и валом валит вал — с многоэтажных снов и из подвалов народ кипящий в мыле и поту, вот МЧС, вот «Мерседес» пропащий. Тот въехал в столб, тот пересек черту но чтобы… в ящик? – Нет, не хочет в ящик, останется стоять на островке убогой безопасности… Мне ближе жить в Арктике, но умереть в Париже, писать, как плыть: все жиже, жиже, жиже. Я помню в детстве чижик у меня сгущенным молоком объелся с жердочки свалился и тут ему каюк – не вдруг — я плакал, плакал, как говорится, выплакал себя. До встречи, чиж! Так можно без конца писать на палевой стене, вдыхая пьяно дух мускуса и теплый цвет шафрана воспоминая. Помолитесь обо мне. II Какой артист пропал! – сказал Нерон, поджегши Рим. – И я артист хороший, мать выебал, на флейте поиграл, спалив библиотеку. Боже, Боже! Прекрасный я артист, сам – виртуоз con spiritus. Валите все туда, откуда вышли, в мать свою, поганцы Прекрасен наш союз, сейчас начнутся танцы. на медленном огне. Носилки мне носилки! Я окосел, несите мне бутылки и евнуха. Ихь либе, данке шён. Спасибо, братья, и тебе, сестричка. Мы выйграли войну, вперед на север, юг и юго-запад! Дай флейту! Жрать хочу! Нет сам играй!