Как бестелесны и просты плутанья наши — от новой страшной немоты до Новой Чаши. И вновь съедобный наш Господь в нас Слово сеет, но слово обретает плоть, а плоть радеет. Добро бы путалась в сетях плотских желаний — она безумствует в словах, во тьме гаданий. Добро бы жить ей во грехе, словесной птахе — она растлит себя в стихе, в тоске и страхе. И снова станет небольшой и полой чашей. Сколь слеп чудак, своей душой ее назвавший! Ей дороги одни азы, зиянья, йоты — ее прельщает Сам-Язык, супруг дремоты. Он совершенен, словно шар, но – бестелесный — уж Он-то знает, что Душа есть пар словесный. Ничто, сплошной безумный сон стенящей твари, когда-нибудь, расщедрясь, Он ее одарит. За все несчастья, за тщету Он даст ей данность: венец растленья, Немоту и Безымянность.

1978