После сытных хачапури под крымский «Мускат» Мадам приказала мужу принять экстракт акульих хрящей, в чудодейственную силу которых свято верила, контрастный душ и настроиться на акт.

Он все сделал в указанной последовательности. Но акт не получился. Как говорится, эрекция оставляла желать лучшего. Неисполнительность мужа вызвала прилив раздражения.

— Ну что же ты? — укоризненно пожурила она.

— Извини, мамуля, приустал. Не мальчик уже. Ведь нет еще и двух, а мы с тобой третий раз этим занимаемся...

— Может, разлюбил? — грозно свела брови Мадам.

— Что ты такое говоришь, мамочка, как не стыдно? — сделал обиженное лицо муж.

— Ладно, с паршивой овцы хоть шерсти клок, — смирилась Мадам, — помассируй мне ступни. Сегодня тяжелый день.

— У тебя, мамочка, каждый день тяжелый.

— Вечером проводишь меня в аэропорт.

— Куда летишь?

— На юг. А больше тебе и знать не положено, чай, муж, а не начальник. Слава Богу, времена патриархата кончились, теперь жена не обязана давать отчет супругу о том, куда и зачем едет. Ну, что ты скукожился сразу? По делу еду. Деньги зарабатывать.

— Да разве мало у нас денег? И отдохнуть бы можно было.

— Вот ты и отдыхай. Каникулы у тебя. А мне вкалывать надо. Не женское это дело целыми днями в телевизор пялиться.

Оделась она на удивление быстро, ее кошачья медлительность была скорее напускной. Муж помог застегнуть на спине платье, соединил концы двойного жемчужного ожерелья. Она предпочитала жемчуг с Таити — крупный, богатый, лоснящийся. Китайский пусть мелкота носит. Корейский еще хуже.

Хотя летела она сегодня как раз в Китай и Корею. Впрочем, Сингапур — не Китай. Зато острова Бали — самая настоящая Индонезия. Там она еще не была. Не то чтобы любила путешествовать по незнакомым странам. Просто новая страна — новый рынок сбыта. А значит, новые богатства. А стало быть, еще больше власти.

Вот станет еще немного богаче, и не понадобится ей «крыша» Хозяйки, ее помощь и содействие. Сама всех, кого надо, сможет купить...

Уже в машине почувствовала боль внизу живота. И вместо конторы приказала везти на Мясницкую, в женский реабилитационный зал «Фемина плюс». Там ей, естественно, без всяких очередей (центр был частью ее огромной империи и принадлежал ей, хотя в качестве владельца была указана совсем другая фамилия) сделали ультразвуковое исследование мочевого пузыря и придатков. Все оказалось в норме.

Переела, наверное.

Но на всякий случай заскочила к своему психотерапевту.

Профессор Дамбаян Ашот Арутюнович, светило в своей области с внешностью и повадками «голубого», долго мял ее руку и пристально смотрел большими черными маслянистыми глазами в зрачки Мадам.

— Что ели час назад? — спросил подозрительно.

— Хачапури и вино.

— Плохо, — почему-то сокрушенно покачал головой профессор. — А что снилось?

— Ой, совсем дурацкий сон, профессор: будто я пришла в воинскую часть проситься на срочную службу. При этом чувствую, все догадываются, не служить я хочу, а попасть в среду мужчин, чтобы завести себе бесчисленных любовников. Меня жутко смущает, что по контракту мне надо будет отдаваться солдатам.

— Чем сон кончался? — загорелся Дамбаян.

— Будто иду я по коридору, поднимаюсь по узкой винтовой лестнице. И при этом у меня такое чувство, что я выполнила свой воинский долг.

— Очень, очень интересно, — доктор продолжал ласково мять своими большими теплыми ладонями руки Мадам. — Были ли другие сны?

— Да, доктор, и тоже чудные. То я все время на лошадях скачу. А то поднимаюсь на стремянку, спускаюсь и опять по какой-то лестнице поднимаюсь...

— Это все, матушка, звенья одной цепи. И верховая езда, и лестницы — символика сексуального акта.

— А еще — иду я будто по залу и вдруг стукаюсь головой о низко висящую люстру. Но мне не больно, а даже приятно.

— Это совсем просто: голова — как символ головки, части тела мужчины. Люстра олицетворяет все предметы, способные вытягиваться в длину. В данном случае мужской член. Вы, матушка, мечтаете о полноценном половом акте.

— А почему меня преследует какой-то офицер, и я наверху запираюсь от него?

— Это распространенная инверсия, часто используемая в сновидениях: перенос действия на другого партнера. Вы не удовлетворены своим постоянным сексуальным партнером.

— Но у меня не один партнер: дома — муж, в сауне — ...есть такой юноша. Очень большой затейник. И на работе — референт по Азии. Мы как раз с ним летим в командировку сегодня вечером.

— Не отказывайте себе ни в чем! — помахал пальцем Дамбаян.

— Я уж и так, доктор, ни в чем...

— И правильно, голубушка. И правильно. Жизнь-то одна, — печально мял Дамбаян своими толстыми руками гладкие ладошки Мадам. — А все-таки я вас так сегодня не отпущу. Настаиваю, чтобы вам сделали эротический массаж. Боли в нижней части живота как рукой, извините, снимет.

Мадам прошла по коридору до двери, ведущей в кабинет с надписью «Специальный массаж. Вход строго по графику».

Ну, графики — это для других. Она уверенно толкнула дверь ногой, закрыла ее за собой на ключ, разделась и легла на довольно широкую кушетку. На обычной медицинской, наверное, и не поместилась бы. Она слышала, как в кабинет вошел Тельман Хачатрян, ассистент Дамбаяна, высокий, необычайно красивый парень лет тридцати с огромными карими глазами, чувственным ртом, большим печальным носом и грудью, чудовищно заросшей густым черным волосом. Чтобы рассмотреть это, ей не было нужды поворачиваться: не впервые была на сеансе Тельмана.

Она чуть напряглась, когда Тельман мощно вошел в нее сзади, немного отжалась на локотках. Но и в этом особой нужды не было. Недаром говорят, что у мужчин если нос большой, так и все остальное адекватное.

Эротический массажист был фантастически неутомим. У Мадам сердце успело раза три-четыре улететь в пятки, пока он не вышел из нее и, бесшумно ступая по ковру, не покинул комнату.

Она еще минуту-другую понежилась на спине. Каждая клеточка тела пела и звенела, голова немного кружилась. Боль в нижней части живота прошла совершенно. Удовлетворенность, теплота, сладость и истома разлились по всему телу. Она медленно оделась и вышла из кабинета. Очереди в коридоре не было. График соблюдался четко.

Тем временем Тельман заглянул в кабинет шефа.

— Получи сразу, слушай, свою сотню баксов.

— Всего-то? — удивился Тельман.

— Получишь и еще две. Но их надо заработать, — хихикнул профессор, торопливо стягивая с себя кремовые чесучовые брюки.

— Вах, уважаемый, я это делаю не за деньги. Триста баксов — разве деньги?