Федор Степанович Пахомов чувствовал себя хорошо. Он так и ответил на вопрос хирурга, делавшего ему кардиографию.

— Хорошо, хорошо. В смысле нормально.

— Тритаце перед операцией принимали?

— Да, профессор.

— Я не профессор. Пока.

— Будете еще. Человек вы молодой. Впереди больше, чем позади. У меня вот наоборот. Большая часть жизни прожита.

— Ничего. Еще поживете. Что-то давление скакнуло. Коринфар, быстро. А, черт... Потекло. Извините.

— Ничего страшного?

— Ничего. Мария Павловна, где вы там?

— Иду, иду.

Сестра сунула Федору Степановичу две таблетки коринфара в рот.

— Разжуйте и под язык!

Пахомов послушно разжевал. Уж кого-кого, а медиков он привык слушаться беспрекословно.

Боль в паху, где хирург зажал пальцем кровь, рванувшуюся из паховой артерии, усилилась, несмотря на местную анестезию.

— Так-то лучше. Сейчас будет не столько больно, сколько неприятно.

— Переживем.

Врач стал накачивать через артерию специальную жидкость, которая, окрашивая кровь, идущую через сосуды как к сердцу, так и от сердца, давала на мониторе картину забитости сосудов холестериновыми бляшками. Действительно, в груди Пахомов ощутил какую-то дурноту. Чтобы отвлечь больного и контролировать его состояние, врач, продолжая изучать «картинку» на мониторе, спросил:

— У вас в больничной карте написано, что вы генеральный директор АОЗТ «Коттедж». Что, действительно коттеджи строите?

— Действительно.

— И большой размах?

— Большой. Все Подмосковье типовыми коттеджами застроил.

— Под ключ?

— Под ключ, был бы участок.

— И дорогие коттеджи?

— От тридцати миллионов и выше.

— Выше насколько?

— До миллиона баксов.

— Значит, оплатить операцию по шунтированию сможете.

— А она на сколько тянет?

— Ну, в десять тысяч долларов можно уложиться.

— Потяну. Хотя с наличностью у меня сейчас как раз туго. Деньги не всегда как надо прокручиваются. Скажем, я уже оплатил все стройматериалы, дал предоплату украинским и молдавским строителям, они хотя и дешевые, но им тоже что-то кушать надо. А мне бабки за готовые коттеджи еще не перевели. И мне, скажем, нужно срочно за строймеханизмы, взятые напрокат у Облпромстройтреста, платить. Ну, те еще подождут. А вот банку «Экспресс-кредит» отдавать надо, как говорится, вчера. А они ждать не любят. Вот переволновался с этими делами, меня и тряхнул гипертонический криз. А уже тут диагностировали ишемическую болезнь сердца, стенокардию.

— Ну, стеноз у вас есть.

— Крутой?

— Я не знаю, что такой «крутой» стеноз. Скажем так, терпимый. Никакой трагедии. Даже драма, если и есть, то в эстетике театра соцреализма 70-х годов, когда хорошее и отличное борются. Думаю, большая операция не понадобится.

— А баллонирование?

— Тоже нет смысла. Семьдесят пять процентов поражения. По это не главные сосуды, так сказать, нисходящие. Другие, не пораженные бляшками, компенсируют потери.

— А вы, доктор, что про коттеджи спрашивали? Хотите строиться?

— Не сейчас. Строить, так хороший дом. На хороший пока не заработал. Оставьте свои координаты. Я после операции вас навещу. Думаю, через полгодика буду готов на большой дом.

— А мне, если без операции, что делать?

— Это вам Алексей Павлович Орленев все объяснит. Курс лекарств подберут. Индивидуально. Кстати, если говорить о деньгах, тоже не для бедных: тысяч в восемьсот-девятьсот в месяц обойдется, считая закор. Он самый дорогой.

— А если не принимать?

— Тогда склеротические бляшки забьют эти два сосуда на сто процентов. А может, и другие. У вас артерии, идущие к мозгу, на тридцать процентов поражены. И...

— Понятно. «Лимон» в месяц, конечно, найду.

— Вот и хорошо. Попейте после операции побольше.

— Я приготовил и почечный чай, и минералку. Это правда, доктор, что для почек каронарография вредна?

— Да все вредно, что ни возьми. Бог человека сотворил как законченное творение, закрытую систему. А мы все в Божье творение вмешиваемся. Конечно, и та красящая жидкость, что в вас накачана, вредна. Но быстро выведется из организма. Пейте только побольше.

— А печень?

— Что печень?

— Для нее как?

— Вам после каронарографии сделают серию капельниц с витамином В6 и эссенциале, так что очистим ваш организм, не волнуйтесь.

— Да я уж теперь и не волнуюсь. Хотя семьдесят пять процентов многовато. Не ожидал.

— С таким поражением сосудов, если режим питания соблюдать, лекарства, снижающие холестерин в крови, принимать, можно до семидесяти пяти лет спокойно дожить.

— На большее я и не рассчитывал.

— А вы по своим коттеджам какие гарантии даете? Двадцать лет даете?

— Ну, — улыбнулся Пахомов, — тоже зависит, если владельцы будут соблюдать режим эксплуатации.

— Во-во, везде режим.

— Да, — философски заметил Пахомов, — к любому режиму можно привыкнуть. Только не к тому, который «со строгой изоляцией».

— Пробовали?

— Бог миловал. Но все под Ним ходим. Как говорится, от сумы да от тюрьмы не зарекайся.

— Ничего. Кому уготовано быть повешенным, тот не утонет. Вы вот точно в ближайшее десятилетие от сердечной болезни не умрете. Это вам Кардиоцентр гарантирует, — удовлетворенно бросил хирург, заканчивая свою работу и стягивая с онемевшей правой руки перчатку.

— А мне в ближайшее десятилетие и не надо: дел еще много. А дочке всего восемь годков. Поздняя.

И пока две сестры везли его на каталке до лифта, поднимали на пятый этаж, где находилась его отдельная палата, он думал о Машеньке. Все для нее. Она в бедности жить не будет. Вот только с кредитами бы перекрутиться. Где-то надо срочно занять пять миллионов баксов, чтобы отдать долг «Экспресс-кредиту». Ну не звери же они! Подождут. Правда, угрозы были, были.

Были звонки. Якобы от президента «Экспресс-кредита» Бастурмина. С угрозами. Ну, он не привык, как страус, прятать голову в песок. Созвонился с Бастурминым. Тот признался, что от него не звонили, но сказал, что он и сам у себя не хозяин. На него тоже давят.

— Кто давит, Николай Иваныч? Не темни...

— Председатель правления банка, она же генеральный директор Международного торгово-промышленного консорциума «Власта и Лина» мадам Паханина. Но и она не единственная хозяйка в своем деле. Тоже под кем-то ходит. Так вот, в той организации, в которой они все не короли, скажем так мягко, правило строгое: долги отдаются вовремя, исключений не делается ни для кого. На том, дескать, организация и стоит. Отступников карают быстро и жестоко.

Так что косвенно Бастурмин подтвердил: угрозы неизвестных по телефону насчет включенного «счетчика» и уже выписанной «лицензии», возможно, не пустые угрозы.

Сроку ему дали до 17 марта.

Ну не звери же. Понимают, он после операции. Выйдет, найдет деньги, отдаст долги. Все будет хорошо.

При выезде из грузового лифта на пятый этаж отскочило колесико от кровати.

— Не волнуйтесь, все будет хорошо, — с улыбкой успокоила его сегодняшняя постовая по их коридору сестра Наташечка.

— Да я и не волнуюсь, — ответил он спокойно.

— А колесо отлетело, так врут, что это плохая примета. Да и чего вам бояться? Операция позади. И операция-то простая.

— Если совсем простая, зачем подписку давал, что знаю о возможных последствиях и осложнениях.

— На всякий случай. Процент смертей на каронарографии очень мал.

— Мал, да удал. Но вы правы, сейчас все позади. Не умру же я под капельницей!

Колесико вторая сестра, Надя, быстро приставила на место. Посмеялись, идя по коридору и толкая кровать с Пахомовым, у них за всю историю Кардиоцентра не было случаев, чтобы кто под капельницей после каронарографии умер.

Привезли, поставили кровать на место, предупредили:

— Не вставать. Строго горизонтально держать правую ногу. Через шесть часов можно повернуться на левый бок. Писать только в «утку». Как наполнится, звать сестру. Побольше пить.

Заботливые девочки проверили, дотягивается ли Пахомов до настоянного им с утра, до операции, почечного чая в литровой банке, до литровых бутылок с минеральной водой, а главное, до кнопки вызова дежурной сестры.

Девочки ушли. Он глотнул почечного чая. Не сильно вкусно. Но раз полезно, надо пить. Подтянул к себе папку с документацией по строительству в Одинцовском районе. Там с коммуникациями заранее побеспокоились, так что проблем не будет. Вообще все проблемы решаемые. И научно-технические, и природоохранные. Все.

Да и финансовые решаемые. Ему в «Технобанке» под недвижимость Гаригян твердо обещал ссуду в пять миллионов. Вот выйдет через недельку из Кардиоцентра, получит ссуду, расплатится по короткому кредиту с Бастурминым. И все будет хорошо.

Любаша, хирургическая сестра их отделения, вкатила в его палату капельницу. Конечно, можно было подождать, лечь по страховому полису в двухместную, вышло бы дешевле. Но он не мог ждать. А высокое давление не позволяло полностью отдаваться работе. Да еще эти постоянные загрудинные тупые боли.

Ну и хорошо, что не стал жаться, заплатил за «коммерческое лечение» с отдельной палатой. Всех денег не заработаешь, а здоровье — одно. Любаша, быстро мелькнув перед глазами крепким, аппетитным телом, туго засунутым в голубые полотняные брючки и блузу хирургической сестры, сноровисто и, как всегда, совершенно безболезненно вколола иглу в вену, настроила капельницу, улыбнулась на прощание.

— Звоните.

— Позвоню, позвоню, — ответно улыбнулся Пахомов.

Он сделал еще глоток горьковатого почечного чая и, отложив кожаную папку с документами по Одинцовскому району, подтянул к себе с тумбочки новый детективчик в яркой глянцевой суперобложке «Между нами, девочками». Крутой триллер про женскую преступность. «Чистая фантастика, — усмехнулся, вспомнив прочитанные им уже 150 страниц, на которых подробно описывались жуткие злодеяния банд, составленных из молодых женщин. — Такого не может быть, потому что не может быть никогда». Но чтение, особенно после операции, успокаивало. Под капельницу (хотя она, в отличие от дождя, была совершенно бесшумна, но чисто психологически слово «капельница» вызывало у него ассоциацию с дождем, капелью, мерным стуком падающих капель) так спокойно и уютно лежалось ему в теплой палате, когда за окном шел мокрый снег, а из коридора едва доходили посторонние, обычные больничные шумы: тихие разговоры пациентов, громкие возгласы сестер и совсем уж далекий крик Евдокии Петровны: «На обед, господа больные!» Есть ему не хотелось. Да если бы и хотелось, не пошел бы. Ему сейчас лежать положено.

В палату заглянул врач, делавший ему каронарографию. Обменялись телефонами. И опять тишина.

Снова кто-то без стука вошел. На этот раз девица лет тридцати в докторском халатике и чепце, со стетоскопом на груди.

— Ну, как самочувствие?

Из-под белоснежного накрахмаленного чепца выглядывала черная прядь волос, на левой щеке — черная кокетливая мушка. Запах духов. Духи терпкие, дорогие. А улыбка — душа нараспашку.

— Хорошее у нас, доктор, самочувствие. Все отлично.

— Покажите ногу.

Он отдернул одеяло, чтобы нога была видна, а гениталии все же оставались под одеялом. В больнице, конечно, стыд на последнем месте. А все же время от времени прорезается.

— Гематома большая.

— У доктора «потекло».

— Не у доктора, а у вас. Наверное, давление подскочило?

— Да.

— Надо было выпить коринфар.

— Я выпил, да поздно.

— Надо было до операции.

— Что уж теперь после драки кулаками махать?

— Мне нравится ваша философия, — прищурилась врач- брюнетка. — Надо уметь проигрывать и брать вину на себя. Сейчас давление смеряем.

Крепкой маленькой рукой, на пальцах которой почему-то росли золотистые волоски, брюнетка, быстро нажимая грушу и внимательно следя за прибором, измерила давление.

— Отлично. 130 на 80. Как у космонавта. Хоть сейчас на небо. Готовы?

— На небо?

— Да.

— Нет еще. У меня на земле дел невпроворот.

— Ну, если вы с земными делами хорошо справляетесь, тогда, конечно. А если плохо, то прямая дорога на небо.

— Не понял.

— Сейчас поймете. Надо вам витамина В6 добавить, — набрав из ампулы в шприц немного жидкости, вколола ее прямо через резиновую пробку в бутылочку, из которой шла к нему в вену лекарственная смесь.

— А пузырек воздуха так в вену не попадет? — с улыбкой спросил он.

— Мне нравятся эти больные, — весело усмехнулась доктор. — В футболе, международной политике и медицине у нас все разбираются, да?

Посмеялись.

— Нет, пузырек к вам в вену не проникнет. Это было бы слишком опасно: тогда смерть четко диагностируется. Разбирательство. Уголовное дело. Родственники подают в суд. И вообще. Нам шума не надо. Куда надежнее препарат Р-15.

— Это еще что такое? — спросил он, начиная испытывать смутную тревогу, переходящую в тихий холодный ужас перед неотвратимостью происходящего.

— А это препарат, который в течение минуты приводит к остановке сердца. И ни один эксперт потом не сможет однозначно сказать, почему ваше сердце остановилось. Во всяком случае, вины хирурга, лечащего врача, завотделением, постовой и хирургической сестер обнаружено не будет. Вы ведь давали подписку? Полпроцента смертных случаев во время или после каронарографии. Непредсказуемо. Бывает. Ну, вот, осталось совсем немного, — улыбнулась она.

— Вы что, сумасшедшая? — шепотом проговорил он, чувствуя, как холодный обруч все туже стягивает сердце, вызывая тупую, тянущую боль за грудиной, под левой лопаткой, отдаваясь в левую руку. Он выпустил из левой руки книгу «Между нами, девочками». Книга в глянцевом переплете с тупым стуком упала на покрытый линолеумом пол.

— Это вы сумасшедший, — по-прежнему с обаятельной улыбкой ответила докторица-брюнетка. — Только сумасшедший может взять у Мадам бабки и не отдать в срок.

— У какой Мадам, какие бабки? Чушь какая-то...

— Пять миллионов в «Экспресс-кредите» брали? В срок не отдали? Вас предупредили? Сказали, что счетчик включен, что отсчет кончается 16 марта, что лицензия выписана?

— Да, но...

— Ну, какие «но»? Я к вам не по своей воле. У меня лицензия. Я профи. Мое дело — убрать человека. А как, уже моя забота. Мне за это деньги платят.

— И много?

— Десять тысяч баксов за операцию. Ну, все, кончай базлать. Операция, как говорится, блестяще проведена. Тебе помирать пора, козел, а ты все разговоры разговариваешь. — Она глянула на секундомер. — Все, мужик, вышло твое время.

Он попытался дотянуться до кнопки вызова, попробовал крикнуть. Но рука не повиновалась ему, а вместо крика вышел какой-то тихий сип. Его глаза встретились с ироничным прищуром «врачихи».

— Что-то сказать хотел, братан? И не потей. Ничего не выйдет. Удивляюсь я вам, мужики... Непредусмотрительные вы. Все на авось надеетесь. Ты у меня шестой из должников Мадам. Чем вы думаете, когда в долг такие суммы берете? Ну, не мое это, конечно, дело. Мне это по х... . Если бы не было таких мудаков, я бы без работы сидела. А так богатенькая

Лиса Алиса. А ты бедненький Буратино, который... — Тут она внимательно всмотрелась в мутнеющие глаза Пахомова и удовлетворенно закончила фразу: — Скорее мертв, чем жив.

Девица деловито собрала шприц, отломанный наконечник использованной ампулы, стетоскоп, аппарат измерения артериального давления, аккуратно упаковала в сумочку. Потом, подумав, стетоскоп вытащила и надела на шею. Кокетливо поправила перед зеркальцем на тумбочке Пахомова черную прядь волос и вышла из палаты: пульс можно было не щупать. Чего зря теплый труп беспокоить?

Проходя по коридору, приветливо кивнула Наташке, раскладывающей на посту таблетки по пластмассовым баночкам: для каждого больного — своя. Дошла до лифта, вошла и нажала кнопку первого этажа. Уже в лифте сняла со щеки «мушку», отклеила черную прядь со лба, сняла халат, шапочку и превратилась в стройную молодую блондинку. Правда, с легкой, но приятной рыжинкой. Возле приемного покоя сидевший там парень в кожаной куртке набросил ей на плечи шубку. Они вышли через служебный выход во двор Кардиоцентра, сели в стоявшую наготове «Тойоту» и, проехав несколько десятков метров до служебного выезда с территории Кардиоцентра, набрав скорость, помчались в сторону Окружной автодороги. Они свое дело сделали...