Дождь лил как из ведра. Временами, обозленный на весь свет, словно раздосадованный победой союзнических войск над вермахтом, лупил по черепичным крышам Фленсбурга крупными градинами.

Штандартенфюрер Краузе шел, почти прижимаясь мокрым плечом к кирпичным стенам длинного пакгауза.

Выглянула луна, осветив причудливым, свинцовым светом висевшее на стене объявление.

Краузе прислушался. Шагов патруля или случайного прохожего слышно не было. Тогда он приблизил глаза к белому листу бумаги и прочитал:

«Приказ коменданта города Фленсбурга

Сообщаю гражданам города Фленсбурга, что национал-социалистская немецкая рабочая партия Германии и все подчиненные ей организации в городе Фленсбурге распущены. Руководящему составу всех городских учреждений НСДАП, гестапо, жандармерии и других государственных учреждений в течение 48 часов явиться на регистрацию.

В течение 72 часов на регистрацию также обязаны явиться все военнослужащие немецкой армии, войск СС.

Лица, имеющие огнестрельное и холодное оружие, боеприпасы, взрывчатые вещества, радиоприемники и радиопередатчики, фотоаппараты, автомашины, мотоциклы и горюче-смазочные материалы, обязаны все перечисленное сдать в районные военные комендатуры.

Населению города запрещается выходить из домов и появляться на улицах с 22.00 вечера до 8.00 утра».

Краузе глянул на часы. Его были отобраны вместе с ремнем и шнурками, но часы, взятые им в качестве трофея у английского капрала, оказались ничем не хуже.

Разумеется, он попадал под карательные санкции в случае его обнаружения хотя бы в качестве нарушителя комендантского часа.

Что ему грозило за убийство английского капрала, об этом старался не думать. И вообще старался не думать об этом злосчастном капрале: несмотря на невысокое звание, он был скорее всего сверстником Краузе, носил одежду и обувь его размера; возможно, как и Краузе, его где-то ждали жена и дети.

«На войне как на войне», — придумали сию формулу легкомысленные французы, только и ищущие, на кого бы свалить ответственность.

«Солдат всегда солдат», — говорят отвечающие за свои действия немцы.

Краузе закутался в плащ английского капрала. Но промозглый мартовский ветер все равно пронизывал до костей. Он втянул голову в плечи, левой рукой для верности придерживая драгоценный груз, а правой сжимая пистолет покойного англичанина.

Однако выстрелить он так и не успел.

Удар, который обрушился на его голову, оказался смертельным.

— Еще одним поганым «томом» стало меньше, — удовлетворенно проговорил Фриц Гореншмидт, один из вождей фленсбургского гитлерюгенда и предводитель местного отряда «Вервольф»—«Оборотень», созданного по приказу Бормана, Аксмана и Гиммлера по всей стране в последние недели нацистской власти. Как говорится, за час до поражения.

— Собирать оружие.

— Убивать врагов.

— Взрывать вражеские склады, воинские эшелоны.

Такие задачи ставил однорукий глава гитлерюгенда Аксманн перед юными «вервольфами». Такие задачи ставил сам Фридрих

Гореншмидт перед своими недавними одноклассниками по фленсбургской гимназии.

Каждый вечер выходили они на охоту. Троих из пятерки Фридриха пристрелили во время попытки нападения на английский джип, четвертого, близорукого Ганса Битцбаха, арестовали за нарушение комендантского часа. «Еще хорошо, Ганс успел выбросить парабеллум. А то могли бы шлепнуть на месте. С англичанишек станется убить близорукого гимназера». Остался на свободе один Фриц. И вот удача. Одним ударом монтировки он уложил английского капрала, разжился пистолетом. А если хорошенько поискать, может, у этой английской свиньи и еще что найдется.

Превозмогая отвращение, Фриц перевернул ставшее мягким и податливым тело «капрала» на спину. «Лицо как лицо. Лицо оккупанта. И потому противное и ненавистное. Проверим, что у него в карманах. Документы. Все честь по чести». Он развернул удостоверение капрала английской военной полиции. С фотографии на него смотрело низколобое лицо с черными усиками, черными бакенбардами и набриалиненной черноволосой головой. Косой пробор поражал своей аккуратностью и ровностью. Фриц перевел глаза на лицо лежавшего на спине мертвого «капрала».

Бледное лицо, лишенное усов и бакенбардов, поражало даже не этим: у мертвеца был высокий лоб с залысинами и пепельно- серые волосы, в отличие от того, что на фотографии. И нос был иным, и губы.

Это вообще был не тот человек, что изображен на фотографии.

Впрочем, на раздумья и сомнения времени не было. Удостоверение понадобится подпольщикам из «Вервольфа». Не вечно же он будет один, без связи. Пистолет пригодится ему самому. А вот что это такое у «капрала» на животе? Какой-то сверток?

Фриц оттащил «капрала» за изгородь давно не работавшего хлебозавода, расстегнул френч убитого, с трудом вытащил сверток, развернул.

Скупой лунный свет давал весьма приблизительное представление о красоте увиденных им драгоценностей. Но что все это не подделки, не фальшивки, а настоящие драгоценности, Фриц понял сразу.

Оглядевшись по сторонам, прислушавшись до рези в ушах, он не увидел и не услышал ничего подозрительного. Аккуратно уложил сверток за пазуху; для верности прихлопнул по животу и тут же почувствовал острую боль. Снова вытащил сверток, осмотрел его, что же там такое колется? Обнаружил брошь с большим зеленым камнем и многочисленными камнями поменьше, похожими на искрящиеся стеклышки. Фриц не разбирался в драгоценных камнях и принял огромный изумруд и большие граненые по-европейски брильянты за простые стеклышки в дешевых драгоценностях. Но вот золото от меди он как-нибудь отличить мог. Все вещицы в свертке были золотые. Ну а камни, если они дешевые подделки, можно и выбросить. Прежде, конечно, надо будет показать специалисту, хотя бы дяде Винеру. Он служил в аптеке провизором и считался в их кругу сильно образованным человеком во всякой там химии и бижутерии.

Главное, он обнаружил, что его укололо: у броши с огромным зеленым стеклом отстегнулась булавка и впилась в его ладонь, когда он слегка ударил себя по животу. Фриц поставил булавку на место, а саму брошь сунул в гущу других, таких же, как она, брошей, серег, табакерок, подвесок, ожерелий.

Удачная вышла операция.

Домой он добрался без приключений.

Не заходя в квартиру, где спали в этот поздний (или ранний, как смотреть) час его старый дед и сильно сдавшая за последние два года, после гибели отца на фронте, мать, Фриц поднялся на чердак.

В углу, под стропилами крыши, чудом избежавшей за всю войну бомб и снарядов, он старым, времен первой мировой войны, солдатским штыком вырыл ямку в земле, смешанной со старинной золой, опилками и сором, положил туда свои трофеи, аккуратно завернув в давно валявшуюся на чердаке кухонную клеенку, перевязал сверток шпагатом и закопал.

Время тревожное. Надо переждать немного. А потом... Что будет потом, он не знал. Надеялся, что совершил сегодня маленький, но заметный подвиг: убил врага и взял трофеи.

На следующую ночь он снова вышел на «охоту» и был убит английским патрулем.