Октябрь 1917-го, великий и трагический, как лакмусовая бумага проявляет, кто есть кто. Коммунисты твердят о нем в пафосной риторике учебников научного коммунизма. Либералы говорят об «исторической аномалии» и «заговоре кучки авантюристов». Национал-патриоты сетуют о «России, которую потеряли» и вспоминают о «вожде в пломбированном вагоне»….
А есть и такая идейная (или безыдейная?) позиция: с одной стороны – вроде бы, признавать День Октябрьской революции 1917 года официальным памятным днем России. С другой – проталкивать закон о снятии со Знамени Победы серпа и молота, пытаясь по-медвежьи неуклюже подправить несколько шероховатую, на чей-то взгляд, историю России.
Неудивительно, что нынешних хозяев жизни, сколотивших за время разгула «дикого капитализма» немалые состояния, а также старых и новых номенклатурщиков больше всего на свете волнует судьба элитных особняков, банковских счетов, «мерседесов» и яхт Их страшно раздражают все эти серпы и молоты, красные звезды и прочие напоминания о том, как однажды Россия взорвалась, и все трагически перемешалось. Им бы очень хотелось, чтобы общество забыло об Октябре 17-го или на худой конец отодвинуло эти факты, символы и воспоминания куда-нибудь на периферию общественного сознания. Но общество не хочет забывать об этих событиях. История – не записная книжка. Из нее так просто страницы не выдергиваются. Какими бы они ни были.
Когда-то Пушкин в письме Чаадаеву писал о том, что, хотя очень многое в российской жизни его огорчает и даже оскорбляет, он ни за что на свете не хотел бы «ни переменить отечество, ни иметь другой истории, чем история наших предков, как ее послал нам Бог». Не так ли и нам следует относиться к Октябрьской революции 1917 года и всему последующему советскому периоду? Что произошло, то произошло. Это данность. Ни изменить, ни тем более вычеркнуть ее никому не удастся. И потому пусть крейсер «Аврора» продолжает стоять на Неве, пусть красные звезды светят с кремлевских башен, а на Знамени Победы остаются символы, соответствующие исторической правде.
Заглянуть в зрачки «века-зверя»
Если говорить о моём отношении к Октябрьской революции 1917 года, то его можно выразить достаточно коротко и ясно: я за максимально объективный подход к этой важнейшей странице истории. Это был исторический урок для всего мира и тем более для нашего народа. Итоги Октября должны сегодня осмысливаться и нынешними политическими элитами, партиями, властью. Но чтобы сделать правильные выводы из этого урока, надо очистить наши знания и представления о событиях 1917 года и их последствиях от любых наслоений и искажений.
За минувшие годы сотворено грандиозное количество мифов. Начиная с выдумки об «историческом залпе “Авроры”» (хотя в действительности был произведен один холостой сигнальный выстрел) до объявления Октября «прологом мировой революции». От утопической иллюзии об «открытии новой эры в истории человечества» до многочисленных фальсификаций событий и круга действующих лиц. Вспомним, к примеру как запросто сталинские летописцы исключили из числа организаторов вооруженного восстания в Петрограде Льва Троцкого.
В годы сталинизма сложилась апологетическая концепция подготовки революции, ее причин и последующего развития страны, выраженная в «Кратком курсе истории КПСС». Тоталитарному режиму требовалась своя интерпретация, чтобы обосновывать поворот к жесткой форме единоличного правления. Поэтому все произошедшее представлялось в виде цепочки событий, совершавшихся исключительно по воле большевиков. В виде победного шествия от одного триумфа к другому под руководством сначала одного вождя – Ленина, потом другого – Сталина. Эта схема, в которой судьбы народа определялись «мудрыми» решениями вождей и партийных съездов, торжествовала в разных вариациях долгие годы, вылившись в тысячи книг, диссертаций, кинофильмов, а в конечном итоге – в брежневскую концепцию «развитого социализма». И сегодня старые клише в ходу у нынешней верхушки КПРФ, не делающей даже попыток хоть как-то модернизировать свои взгляды, приведя их в соответствие с реалиями.
Весьма характерно, что и ярые противники Октябрьской революции во многом сходятся со сталинистами. Только меняют плюсы на минусы. Они тоже считают Октябрь исключительно детищем большевиков. Но теории «случайно удавшегося переворота», суждения о том, что революции вообще не было, а большевики просто «подобрали власть, валявшуюся на мостовой», – тоже разновидность мифотворчества. Говорить, что революцию «сделал Ленин с соратниками» так же поверхностно и нелепо, как утверждать, что Великую Отечественную войну выиграл Сталин со своим окружением. Столь же далеки от объективности оценки, в которых семь десятилетий советской власти объявляют «черной дырой» российской истории, игнорируя все позитивное, что создано в этот период советским народом.
Октябрь 17-го и его наследие заслуживает серьезного осмысления, а не слепого осуждения или возвеличивания. Необходимо усиление исследовательских подходов, а не замена огульной апологетики столь же огульной обструкцией. Есть вопросы, которые и ныне чрезвычайно актуальны. Знать истинные ответы на них необходимо для видения закономерностей исторического процесса, и, стало быть, для лучшего понимания современной эпохи. «Век мой, зверь мой, кто сумеет заглянуть в твои зрачки?» – писал в свое время поэт О. Мандельштам. Мы, образно говоря, должны суметь.
«Проклятие» России
Без всякого сомнения, все, что происходило в России в начале XX века, имело не субъективную, а совершенно объективную основу. Революционные потрясения в России не были изолированным событием, а являлись частью глобального мирового процесса. Октябрь 17-го оказался самым крупным из социальных катаклизмов, но подобные то и дело возникали и в других местах планеты. Революции и революционные выступления различных масштабов происходили в то время в Китае, Мексике, Венгрии, Индии, Турции, Монголии и других странах. Таков был мировой контекст, такова эпоха. Перед государствами и нациями, по разным причинам отставшими в развитии, вставали судьбоносные геополитические вызовы. Они оказывались перед выбором – либо находить способы догоняющего развития, форсированной модернизации и политической трансформации, либо смириться с проигрышем, со своей второстепенной ролью а, возможно, даже и с исчезновением с политической карты мира.
Россия по валовым показателям входила в шестерку ведущих мировых держав, но при этом оставалась отсталой, аграрной страной, в которой к тому же, несмотря на отмену крепостного права в 1861 году, так и не был решен земельный вопрос. Анахронизм самодержавного строя сдерживал развитие, мешал переустраивать общественную жизнь на началах социальной справедливости. Готовность к переменам, творческая и протестная энергия накапливались столетиями. Эффективно управлять гигантской империей становилось все труднее, но власть раз за разом оказывалась неадекватной требованиям времени. Даже если что и делалось, делалось половинчато. Столыпинскую реформу до конца не довели. Многопартийность находилась в зачаточном состоянии. Дума во многом оставалась декорацией. Гражданское общество, которое могло бы составить опору режиму в прорыве в новый, XX век, сформировать побоялись. Недостаточность реформ, – вот одна из главных предпосылок сначала Февральской, а затем и Октябрьской революции 1917 года.
Кроме того, в течение десятилетий царский режим не предлагал нации объединяющего идеала справедливого общества. А в результате идеалы предлагались другими. Хорошо этот процесс описал выдающийся русский философ В. Розанов. «У нас нет совсем мечты своей родины, – писал он. – И на голом месте выросла космополитическая мечтательность. У греков она есть. Была у римлян. У евреев есть. У французов – “прекрасная Франция”, у англичан – “старая Англия”, у немцев – “наш старый Фриц”. Только у прошедшего русскую гимназию и университет – “проклятая Россия”. Как же не удивляться, что всякий русский с шестнадцати лет пристает к партии “ниспровержения государственного строя”».
Еще одной предпосылкой революции стал колоссальный разрыв между тогдашней российской элитой, состоявшей из родовой аристократии, и людьми труда. Ленин точно бил в слабое место, говоря о наличии «двух наций в одной нации». Действительно, со времен Петра, прорубившего «окно в Европу», поляризация общества и национальной культуры постоянно нарастала. Представители правящего слоя чувствовали себя «европейцами в собственной стране» и глядели на свой народ, как на варваров. А сам народ жил традиционными представлениями, не ощущая духовного родства с властьимущими. Эти две «нации» долгое время даже говорили на разных языках: верхи – на французском, низы – на просторечном русском. Да и мыслили они в разных системах ценностей. Причем, даже появление с развитием капитализма деловой элиты не изменило положения. Снобизм русских аристократов оттолкнул и ее.
Октябрь как предостережение
Память об Октябре 17-го сегодня актуальна уже хотя бы как предостережение. Помнить о нем надо, чтобы не наступить в очередной раз на грабли, забытые в траве забвения. Прямые параллели, конечно, вряд ли уместны. Но ведь перед нами сегодня опять очень сложные вызовы. Мы вновь стоим перед необходимостью модернизации, на этот раз нацеленной уже на переход к современному постиндустриальному обществу. Великое благо, что в сложнейшей, кризисной ситуации руководству страны удалось сделать то, что не удалось в свое время Николаю II: удержать Россию от полного раздрая и анархии, остановить инерцию распада, набравшую ход после краха СССР и рыночных реформ 90-х, организованных «в режиме катастрофы». Политическая стабилизация, управляемость госструктур, эффективная работа законодательных органов и главное – консолидация общества на созидательной основе, – все это создает базу для нормального, эволюционного развития страны.
Впереди еще немало сложных, масштабных задач, в том числе и социального плана. И немало трудностей и испытаний. И мы не должны дать ни малейшего шанса тем, кто мечтал бы снова ввергнуть Россию в раскол и смуту.
Часто говорят о том, что Октябрьская революция 1917 года сыграла большую роль не только для России, но и для многих промышленноразвитых государств. И это правда. Она до смерти перепугала правящие круги и имущие классы стран Запада, заставила их всерьез браться за создание систем социального партнерства, формирование среднего класса. Усилилась роль государства в экономическом планировании, социальном регулировании, патронаже образования, медицинского обслуживания, науки, культуры и т. д. Можно вспомнить, как Ф. Рузвельт своим «Новым курсом» буквально спас американскую экономическую систему в годы Великой депрессии. Можно вспомнить выдающегося экономиста Джона Кейнса, который разработал реформистскую теорию «социализации капитализма» с весьма мощным инструментарием. То, что фактор Октябрьской революции сильно повлиял на «очеловечивание» экономики западных стран, признается на самом Западе, где издано немало книг и научных трудов по этому поводу.
Да и куда деться от того факта, что к 80-90-м годам прошлого столетия реального социализма, к примеру, в Швеции оказалось гораздо больше, чем в СССР?
Но вот вопрос: Запад-то многому научился на нашем примере, а кто научит тому же социальному партнерству наших новых нуворишей, не остывших от азарта первоначального накопления капиталов? Кто научит тех наших чиновников, для которых понятие общественная польза – пустой звук? Кто научит либеральных экономистов, взявших в привычку с гайдаровских реформ думать о народе и обществе с технократическим цинизмом? Подчас просто поражаешься, когда слышишь от иного высокопоставленного деятеля рассуждения о том, что в российское село вкладываться не надо. Там, дескать, много избыточного (?) населения. Или что пенсионеры – «балласт для страны», и поэтому надо повышать пенсионный возраст. Или что уровень минимальной оплаты труда повышать нежелательно, ибо это «отпугивает зарубежных инвесторов»…
В отличие от западных коллег, таких ничему не учит не то что чужой опыт, но даже собственная история.
«Ешь ананасы, рябчиков жуй…»
Один из историков подметил, что революции делают не нищие, революции делают униженные. Верное замечание. Многие шли в революцию, а потом и на фронты гражданской не только из-за материального неблагополучия, но и потому что надоело, когда тебя почитают за быдло. Кстати, ив 1991 году люди восстали уже против советской системы не только потому, что так уж страдали от нехватки колбасы, а потому, что их унизило ГКЧП через очередное подавление прав и свобод личности. В ельцинское время страну трясло от постоянных конфликтов и противоречий, и это вызывалось не только задержками выплат зарплат и пенсий, но и раболепством властных элит перед Западом, пораженческой внешней политикой, постоянным очернением прошлого.
В последние годы многие из этих «раздражителей» удалось снять. Вновь в цене государственнические подходы. Возвращается уважение к истории, к традициям отцов и дедов, к заслуженным людям, ветеранам. Появляется все больше хороших кинофильмов, телепередач, книг, работающих на это. Понятие «патриотизм», кажется, начинает сиять своими истинными красками. Но тем более отвратительно чуть ли не ежедневно видеть и в публичной жизни, и в СМИ примеры явного нежелания считаться с обычаями и нравами страны, с чувствами простых людей. Конечно, невозможно запретить миллиардеру приобретать зарубежные футбольные клубы, роскошные яхты, виллы, пускаться в куршевельские загулы и т. д. Но, в любом случае, можно добиться того, чтобы это делалось хотя бы без циничной саморекламы и демонстративного вызова обществу.
А взять странную тенденцию на нашем телевидении. Думают ли руководители некоторых телеканалов, когда из дня в день крутят передачи о том, как готовить салаты из авокадо с ананасами, что в данный момент на столе у среднестатистического россиянина? Думают ли они, пуская в эфир чуть не часовые репортажи об экскурсиях по загородным дворцам и гардеробным каких-нибудь богемных пустышек, о том, как живут и во что одеваются сегодня жители российской глубинки? Зачем нам без конца твердят о похождениях каких-то «светских львиц» с Рублевки, вся светскость которых лишь в наличии богатых родителей или мужей? И вообще уместна ли в нашем весьма еще бедном обществе пропаганда культа роскоши, идеи безудержного потребления и праздности?
Оговорюсь: отнюдь не собираюсь поддерживать ханжеские представления о том, что любое богатство безнравственно. Наоборот, полагаю, что в гражданах России надо воспитывать уважение к частной собственности. Но тогда тем более необходимо всячески создавать общественный климат, при котором приоритеты отдавались бы не тусовочной мишуре, а демонстрации созидательной роли российского капитала, возрождению традиций русского меценатства, культивированию «социальной роли» бизнеса. А еще более важно, чтобы в обществе, наконец-то, стало пропагандироваться уважение к людям труда и к созидательному труду, создающему национальные богатства. К истинному профессионализму, проявляемому в различных сферах. Чтобы поднимался престиж настоящих подвижников – от первоклассного рабочего до нобелевского лауреата. Кстати, в этом более всех должен быть заинтересован сам капитал, сами бизнес-элиты.
Христианство с топором
«Мир – народам!», «Земля – крестьянам!», «Хлеб – голодным!», «Свободу – угнетенным!» Кто может сказать, что сами по себе эти лозунги, отражавшие потребность широких слоев в коренных общественных переменах, недостаточно справедливы или нравственны? Октябрьская революция генерировала выброс общественной энергии, обладавшей и определенной разрушительной силой, и колоссальным созидательным, творческим потенциалом. Пружина, которую сжимали столетия, разжалась и резко ускорила ход общественных процессов. Изначальным вектором была назревшая модернизация страны и устремленность к ценностям справедливости, равенства, братства, издавна отвечавшим чаяниям масс.
Эту позитивную энергию Октября мы должны отделять от последующих преступлений режима. Сама по себе социалистическая идея не виновата, что во главе грандиозного социального эксперимента оказались в 1917-м деятели, которые по выражению Г. Плеханова, были «левее здравого смысла». Которые пришли к власти, будучи убежденными в возможности применения насилия во имя революционной целесообразности. С химерами мировой революции и всеобщей уравниловки. С ненавистью к частной собственности и демократическим свободам.
Надо признать, что массы были увлечены революционностью большевиков. Без их поддержки те не выиграли бы Гражданскую войну. Но отнюдь не тоталитарный режим был главным источником всех лучших достижений советской эпохи, которыми мы можем и должны гордиться сегодня. Этим источником была именно энергия «разжавшейся пружины», народного порыва к достойной и справедливой жизни. Благодаря этому порыву отсталая аграрная страна смогла вырваться в передовые индустриальные державы. В кратчайшие по историческим меркам сроки была побеждена неграмотность, созданы лучшие в мире системы бесплатного народного образования и здравоохранения. Наконец, была одержана великая Победа над фашизмом, покорены великие вершины в культуре и искусстве, науке и технике, освоении космоса.
Трагизм, однако, в том, что и цена всего этого в результате деятельности тоталитарного режима оказалась ужасной: миллионы людей, перемолотых в мясорубке репрессий и раскулачиваний, замученных в ГУЛАГе, погибших от голода, лишенных политических прав. «Христианство с топором», – так метко сказал о большевизме Уинстон Черчилль, имея в виду его способность с легкостью пятнать святую социальную идею кровью. В конечном счете, именно режим своей идеологической зашоренностью, тотальным контролем над и поступками и мыслями людей, подавлением любой экономической и политической инициативы завел страну в новые тупики, привел ее к геополитической катастрофе, к распаду.
Закономерен вопрос: можно ли вообще считать ту социальную конструкцию, что была создана в СССР, социализмом? Вернее было бы говорить о номенклатурном или казарменном квазисоциализме, искусственной, а потому заведомо проигрышной в исторической перспективе модели. Никто не спорит, что система на начальном этапе работала весьма эффективно. К 60-м годам XX века преимущество СССР перед капстранами по темпам роста было столь впечатляющим, что казалось еще чуть-чуть, и исход исторического соревнования будет ясен. Увы, кончилось «топливо» народного порыва, иссякла энергия. И тут выяснилось, что внутренних стимулов саморазвития нет. Конструкция перестала двигаться вперед, и новая эпоха отбросила ее прочь, подобно отработанной ракетной ступени.
Кто дискредитирует социалистический идеал?
За последние годы понятие «социализм» сильно дискредитировано.
А ведь действительно: на совести прошлых вождей КПСС и нынешних господ-товарищей из КПРФ, помимо прочего, лежит ответственность и за поистине преступную дискредитацию социалистического идеала! Опозориться перед всем миром, обанкротиться политически и морально, потерять великую страну, породить огромное количество предателей, которые с легкостью перекрасились из приверженцев социализма в его ярых врагов, и, несмотря на все, продолжать твердить о своих «заслугах перед народом». Что за совесть, что за нравственность у руководителей КПРФ? На деле многие из них давно и сами-то переродились, встроились в систему, превратились в нечто вроде редиски – сверху красненькие, а внутри беленькие. А все изображают твердокаменных сталинско-брежневских апологетов, словно сознательно превращая трагедию в фарс.
Это поистине преступление перед социализмом, который так созвучен русской душе и российскому менталитету! Именно из-за вопиющего искривления коммунистами вековой мечты о справедливом общественном устройстве многие наши соотечественники сегодня совершенно дезориентированы и лишены жизненной перспективы. Души-то россиян тоскуют по справедливости, солидарности, по равным возможностям, социально ориентированному государству, а боль незаживших исторических ран напоминает – туда нельзя, там ГУЛАГ, подавление прав и свобод и т. д. И надо теперь немало усилий приложить, чтобы доказать, что это не так. Если бездарный или хуже – обезумевший капитан завел корабль на рифы, это еще не значит, что в океане нет открытых и светлых горизонтов.
Общественное благо и насилие
У Максима Горького в публицистической книге «Несвоевременные мысли», которая в советское время вплоть до перестройки была под запретом, есть очень горькие и честные строки: «Народные комиссары относятся к России как к материалу для опыта, простой народ для них – та лошадь, которой учёные-бактериологи прививают тиф для того, чтобы лошадь выработала в своей крови противотифозную сыворотку Вот именно такой жестокий и заранее обречённый на неудачу опыт производят комиссары над русским народом».
В этих эмоциональных словах человека, который сам был страстным приверженцем и певцом революции, – беспощадный диагноз всему, что происходило. И в этом главный урок. Дело не в ущербности идеи социализма. Дело в том, что любую идею можно испохабить, доведя ее до абсурда. Ущербен сам метод, основанный на стремлении насильственно творить благо. Ущербно представление, что можно построить некое «чисто социалистическое общество», и оно будет справедливым при тотальном подчинении пусть благой, но одной-единственной идее.
Увы, но отказ от демократии и плюрализма, от таких общепризнанных достижений человечества, как рынок, частная собственность, свобода предпринимательства, соблюдение прав человека, многопартийная система, парламентаризм, неизбежно ведет к тоталитаризму. Никакую справедливую систему нельзя выстроить на одной идеологии. Любая жесткая модель, не предусматривающая конкуренцию идей, ведет к одному и тому же. К примеру, во что выливается тотальное господство либерализма, мы могли наблюдать в 90-е годы прошлого века.
Социализм XXI века – шанс для каждого
Так же как люди уживаются в одном обществе, должны уживаться и идеи. Путь к социалистическому идеалу лежит для нас не через «построение светлого будущего», а через настойчивую и последовательную борьбу за решение сегодняшних задач в духе социальной справедливости. Через постоянное совершенствование общественного устройства. Через длительную и упорную реформаторскую работу Это и есть путь к социализму XXI века. В том числе к тому что на деле реализовано уже во многих наиболее развитых в экономическом и социальном плане странах.
Россияне в массе своей, к сожалению, пока недостаточно знают о том богатстве идей, которое выработано мировой социалистической мыслью. В частности, о том, насколько отличны представления социалистов от взглядов коммунистов-ортодоксов. Представление о социализме как о некоей умозрительной конструкции, которую надо «строить», – это вчерашний день. Для достижения истинного успеха в социализации общественного устройства важна не абстрактная конечная цель, а творческий, созидательный процесс. По образному выражению одного из выдающихся представителей западной социал-демократии Вилли Брандта, «социалистический идеал представляет собой нечто вроде линии горизонта». Этот «горизонт» манит за собой, заставляет двигаться вперед, шаг за шагом создавая все более комфортные условия для всех слоев населения, обеспечивая шанс каждой личности для гармоничного развития и самореализации.
Нам всем нужно в первую очередь заниматься черновой конструктивной работой – ставить на повестку дня рутинные социальные вопросы, вырабатывать предложения, задавать нравственный камертон обществу Кто-то должен, фигурально выражаясь, зудеть в ухо представителям имущих классов о социальной ответственности и партнерстве, твердить работодателям о справедливом отношении к наемным работникам. Кто-то должен постоянно напоминать успешным и благополучным бизнесменам о пенсионерах, инвалидах, людях с малым достатком.
Сегодня труд россиянина – один из самых дешевых в мире. В нашей стране миллионы людей имеют доходы ниже прожиточного минимума. Пенсии – это не социальная подачка, и те 26 процентов от прежнего заработка на которые мы сажаем наших стариков (в то время как в странах ЕС – 60 процентов), это просто подлость. Отмечая эти и другие недостатки нашей современной системы, нужно предлагать конкретные меры решения проблем.
Нам нужно, как в развитых странах, создавать эффективные механизмы перераспределения общественных богатств. В частности, сделать основой проектирования бюджета страны социальные нормативы, ввести прогрессивную ставку налогообложения, зависящую от доходов, налог на предметы роскоши, перераспределить сверхдоходы, получаемые частными компаниями от распоряжения недрами страны, в пользу всех граждан России, разработать социальный стандарт потребления, установить минимальную почасовую ставку оплаты труда и многое другое.
Все лучшее из советского времени – достижения в сфере культуры, науки, образования, медицины – нам нужно обязательно сохранить и использовать. Ребенку из небогатой семьи нужно предоставить такие же возможности получить полноценное образование, как и отпрыску состоятельных родителей. Независимо от доходов людей, им должны быть одинаково доступны лекарства и высокотехнологичное медоборудование. У всех граждан должна быть реальная возможность тем или иным способом купить или получить комфортное жилье и т. д.
Не поле битвы, а поле памяти
Левый проект, не увязший в прошлых заблуждениях, основанный на современном понимании социализма, в новой возрождающейся России обречен на успех. Дело в том, что именно влево начинает идти маятник общественных настроений. Люди все меньше отождествляют истинную социалистическую идею с тем, что им предлагалось в Советском Союзе. Они ведь ныне часто ездят за рубеж. И видят, что социализм на деле может быть совсем другим: не в пропагандистской шелухе, а в реальном качестве жизни.
В России наступает время сосредоточиться на масштабных социальных задачах. Начало этому было положено нацпроектами. Но это ведь только первые ласточки.
Именно левый проект, который не является инструментом революции, а, наоборот, нацелен на предупреждение социальных потрясений, жизненно необходим стране, как своего рода встроенный стабилизатор, позволяющий достигать баланса интересов, социальных компромиссов, общественного мира.
Исторически обосновано, что на официальном уровне Октябрьскую революцию перестали называть «социалистической». Это определение не соответствовало действительности, и было, скорее, одним из атрибутов мифологии. А вот то, что ее перестали называть «великой», полагаю, зря. Французам-то ничто не мешает называть свою революцию Великой французской, хотя в современной Франции вряд ли так уж много поклонников якобинской диктатуры. А уж наш Октябрь и по масштабу, и по своему влиянию на мировые процессы никак не менее грандиозен.
Последнее дело – самим принижать свою собственную историю, стесняться заявлять о величии своих побед. Это тоже, между прочим, вопрос самоощущения и самоуважения нации, ее престижа в мире.
Пройдет время, и мы гораздо спокойнее и трезвее будем говорить о Великом Октябре. Улягутся страсти, затянутся свежие раны. Придут новые поколения, свободные от былых стереотипов. Поле битвы станет полем памяти. И если на поле битвы позволяется многое, то на поле памяти ни грохотать овациями, ни политиканствовать, ни митинговать, ни кощунствовать, ни проклинать, ни спекулировать не подобает. На поле памяти надо прикасаться умом и сердцем к Истории и делать выводы из нее.
И в первую очередь это относится к двум событиям, определившим судьбу нашей страны в XX веке: Октябрьской революции 1917 года и Великой Отечественной войне.