Пришло время сказать о явлении христианства. Поскольку это тема серьезного разговора, мы коснемся ее здесь лишь вскользь, и в интересующем нас аспекте. Не вдаваясь глубоко в историю возникновения практически у всех народов в той или иной форме идеи Бога, Творца, Духовного Существа, Великого Духа, Бесконечного Интеллекта или Всевышнего Родителя, и пусть даже некого Нечто или Ничто, замечу: неоспорим факт существования у народов изначальной веры в Высшее Существо. И другой вопрос – избрал ли Бог евреев или русских для какого-то особого предназначения, осуществления великой цели, или это миф. Уже много веков наука и религия ведут бесконечный спор о назначении и месте Бога (или Сатаны) в судьбах мироздания, судьбе людей. На эти темы исписаны тысячи и тысячи книг, проведено множество диспутов, произнесены миллионы проповедей. Но по сей день сторонники и противники различных религий никак не могут найти даже элементарного взаимопонимания… По ключевым вопросам меж ними сохраняются разногласия. Каждый желает видеть торжество близких идей, начал и образов. Материалисты видят в религии отражение в умах и сердцах людей условий сурового существования (борьба с природой, зависимость от ее слепых сил и т. д.). Идеалисты и моралисты связывают ее прежде всего с чувством нравственного долга (Кант), с «совокупностью совестливых чувств» (Рейнак) или же с чувством смирения и упования (Паульсен). Часть просветителей настаивала на том, что религия – сплошной обман и шарлатанство. Вольтер, ссылаясь на Лейбница, говорил, что людей «испортили главным образом монахи». Он даже назвал их толпой негодяев, что заразили своими темными бреднями пол-Европы. Утопист Жан Мелье указал на близость религиозных институтов институтам власти, верно заметив: «Религия поддерживает даже самое дурное правительство, а правительство в свою очередь поддерживает даже самую нелепую, самую глупую религию». Философ Фейербах говорил, что его «первой мыслью был Бог», второй – «разум», третьей – мысль о «человеке». Хотя, скажем, Гегель, которого Фейербах назвал своим «вторым отцом», заявил, что «бог умер». Н. Бердяев отреагировал на эскападу словами: «Философия Гегеля безбожна». Марксисты видели в религии лишь знак реакции, дремучего невежества. Маркс писал: «Для кого мир неразумен, кто поэтому сам неразумен, для того бог существует. Иными словами: неразумность есть бытие бога», или: «страна разума является для бога вообще – областью, где его существование прекращается». Энгельс отмечал в «Анти-Дюринге», что «…всякая религия является не чем иным, как фантастическим отражением в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни, – отражением, в котором земные силы принимают форму неземных». В немалой степени сказанное ими имело основания. Но тогда почему религия еще жива?

Ю. Шнорр фон Карольсфельд. Возвещение пастухам о рождении Иисуса Христа

К тому же, похоже, что и самые суровые критики не желали ее полной гибели. Известный своей фразой «Раздавить гадину!» Вольтер все же мечтал о хороших священниках, и даже полагал теснее связать церковь с государством. Дидро заявлял Екатерине II (1773 г.): «Кровь мучеников – это семя христианства». Гегель и Ренан посвятили этим мученикам книги. Гегель скажет: чистый, не знающий пределов разум «есть само божество». Даже Эйнштейн заметил: «Моя религия – это глубоко прочувствованная уверенность в существовании Высшего Разума, который открывается нам в доступном познанию мире». Идея Бога как Разума интересна.

Женщины назаретские

Известно, что слово «Христос», как и «Евангелие», пришло в русский язык из греческого. Но почему христианство и Христос явились в Палестине, среди еврейского народа? Нас не может удовлетворить простое заявление С. Булгакова: мол, Палестина – «земля, отданная Израилю самим Богом». Многое, как мы видим, указывало на то, что данный народ менее других был подготовлен к величественному акту. Поэтому признавая, что евреи призывали Пилата: «Распни, распни Его», тот же Бердяев отмечал всю парадоксальность того, что явление Христа, т. е. боговоплощение и боговочеловечение, «совершилось в недрах еврейского народа».

Тинторетто. Рождение Иоанна Крестителя

Предположим, что Вифлеем, «земля обетованная», в силу разных причин и обстоятельств могла все же стать местом появления Господа и зарождения христианства. Но одного фактора случайности недостаточно для столь неординарного события. Вероятно, тут должны были явиться и некие благодатные условия для вызревания новых идей и появления пророков. Почему они не возникли в Египте и Месопотамии, Греции и Риме, где больше богатств и искусств, где выше культура и степень организации общества?! Возможно, дело в том, что суровые тиски египетской, ассирийско-вавилонских монархий не способствовали свободе и самостоятельности мышления. Там всем и вся заправляли фараоны, цари или жрецы. В отделенной от мира пустыней, горами, морем и долиной Палестине, видимо, по какой-то причине возник оазис свободного духа. А. Лопухин в «Библейской истории Ветхого Завета» отмечал (1887): «Там истинная религия, вдали от всяких чуждых влияний, могла беспрепятственно процветать среди избранного народа, который, однако же, сам имел все средства входить в сношения с окружающим миром и таким образом делиться с ним вверенным ему сокровищем. Так как земля обетованная занимала как раз серединное положение в древнем историческом мире и около нее именно сходились и расходились те великие пути, по которым текла историческая жизнь этого мира и постепенно передвигалась с востока на запад к великому бассейну Средиземного моря, то народ, которому выпало на долю владеть этой землей, не только становился наблюдателем всего хода исторической жизни окружающего мира, но в то же время делался наследником всего исторического богатства старых народов Востока и вместе с тем держал в своих руках лучшие надежды юного нарождавшегося мира – на западе. Выгоднее этого положения для народа, которому Промысл судил быть «светом для народов», не могла представить ни одна страна на земном шаре». Взгляд очень спорный с точки зрения теории относительности. Такие высказывания следует воспринимать крайне осторожно.

Думаю, дело все же в ином. Мир был подготовлен к явлению Христа, который мог объявиться где угодно среди угнетенных… Наступил период великого ожидания… Дело в том, что народы, огромные массы людей всюду терпели страдания, подвергались нещадному угнетению, кабале и напряженно ждали божественного избавителя. Это же происходит сегодня в России. Святые люди проводили дни и ночи у храмов, постясь в ожидании пришествия Господа. Как заметил П. Флоренский, как «до Христа существовали христоносцы, так и до полного сошествия Духа существуют духоносцы». Тогда и появился Христос, ибо нельзя было обмануть надежды и чаяния стольких несчастных. По ряду причин изображения его отсутствуют.

Иоанн Креститель крестит Иисуса. Исфахан

Предшествовала его появлению фигура Иоанна Крестителя, сына священника Захарии. Иоанн Креститель – последний из пророков Ветхого Завета. Это чрезвычайно интересная и знаковая личность в учении и в судьбе христианства. В сознании многих людей он отождествлялся с пророком Ильей, что должен вернуться на землю перед днем Господним, в день Страшного суда… Иоанн был своего рода карающим мечом, сторонником идеологии «гнева и огня». Когда мир погряз в грехах и преступлениях, в Риме распутничал император Тиберий, когда Понтий Пилат доводил до бешенства евреев своими вымогательствами и убийствами, когда Ирод с усмешкой предавал веру отцов, а первосвященники оспаривали друг у друга привилегии и золото, в пустыне Иудейской явился тот, чье слово зажигало факелом сердца людей – Креститель. Послушать его стекались отовсюду: из Иерусалима, Галилеи, известного ученостью Хеврона. К нему шли книжник, воин, священник и мытарь, фарисей и саддукей. Шли, не боясь разбойников и зверей, коих немало было в пустыне. Его гневный голос был слышен повсюду. Он обличал сборщиков податей за мздоимство, воинов за насилия и жестокость, саддукеев и фарисеев за лживость и формализм их учений, богачей за жадность и алчность. Не щадил он и народ Израиля, что возгордился и забыл заветы отцов. Когда напуганные члены синедриона стали выпытывать, кто он такой, а народ вопрошал – уж не Христос ли он, Иоанн назидательно заметил – нет, он не Христос, не Илья-пророк, но всего лишь «глас в пустыне». Однако за ним идет тот, кто впереди его, кого все они ждут, кто будет крестить не водою, но огнем и Духом Святым. Он уже среди вас, но вы Его не знаете. В 2004 г. прошло сообщение, что близ Иерусалима ученые обнаружили пещеру Иоанна Крестителя.

Иоанн Креститель и Ирод. Усекновение главы Иоанна Предтечи

Иоанн оспаривал идею богоизбранности Израиля, то есть оспаривал фактически самое главное звено всей религиозной талмудической конструкции. В проповедях он призывал к покаянию, принимая любого, кто пожелал раскаяться, будь то чиновник-мытарь, «что один рубль брал в казну, другой – себе в карман», падшая женщина, солдат, за плечами которого тяжкие грехи или даже убийства. Всем раскаившимся он отпускал грехи и крестил в водах Иордана. Будучи Предтечей, он готовил людей к встрече с Мессией. Народ очень любил Иоанна Крестителя, многие просто и не знали другого крещения, «кроме Иоаннова» (Деян. 19). Повторяю, христианство берет свои истоки именно в проповедях Иоанна, ибо для него не существовало никакого избранного народа, но все, и иудеи, и язычники, должны были объединиться в «истинный народ», «народ святых и избранников Божиих». Иоанн прохладно относился ко всякого рода ритуальным религиозным обрядам. Он вообще считал, что вовсе не обязательно совершать крещение в Храме. Понятно, что столь популярный идеолог и духовник в глазах народа выглядел избранником и мессией. Закономерно, что у него крестился Христос. Хотя это и вызвало серьезные опасения и бешеную ревность священников и правителя Ирода.

В. Васнецов. Матерь Божья и Младенец Иисус. 1901 г.

Исключительно важный момент в христианстве – личность Христа, Искупителя и Спасителя мира. На личностное начало христианского учения обращал внимание и Н. А. Бердяев в «Философии свободы», говоря: «Если брать учение Христа и отвергать самого Христа, то в христианстве нельзя найти ничего абсолютно нового и оригинального. В Ветхом Завете, в Индии, у Сократа и стоиков были уже даны почти все элементы христианской морали. А моральное учение Канта некоторые даже находят более возвышенным, чем христианское. Все христианское учение было уже подготовлено греческой и восточной мудростью, даже таинства христианские имеют свой прообраз в таинствах древних религий. Космическая атмосфера богосыновства давно уже назревала в мире, в разных частях мира было уже много христианского. Одно только абсолютно ново и оригинально в христианстве – Сам Христос; Его только не было еще в мире и другого Христа никогда не будет. Христос есть единственная, неповторимая точка соединения божественного и человеческого». Идеи христианства уже носились в воздухе. Образ Мессии витал над Землей. Флоренский писал о первых христианах: «Ведение Христа трепетало перед ними; они почти касались Христа».

Семейство Иисуса происходило из племени назореев… Тут, на границах соприкосновения различных народов, по воле судьбы объявился Тот, кто был послан спасти мир. Вырос Христос в Галилее (по-еврейски «Галиль» означает «округ»). Вы помните, что место это Соломон некогда отдал царю Хираму в порядке оплаты за поставленный тому строевой лес. Хирам был не в восторге от земли и дал ей название «Кабул» («отвратительная»). Народ тут жил смешанный (арабы, финикияне, греки), склонный к языческим верованиям. Поэтому Галилею называли еще и «землей языческой». Именно здесь, в городе Назарете (Эн-Назира), явился на свет Сын Божий. В земле презираемой и порабощенной Он и провел 30 лет жизни. Не будем забывать, что здесь же родились, вершили служение многие известные пророки – Иона, Илия, Осия, Наум.

Бегство в Египет Святого семейства объяснимо. Египет был местом убежища для всех гонимых из Палестины. Евангелист Матфей не сообщает ничего о месте, где жило Святое семейство в Египте и как долго там находилось. Древние сказания говорят лишь, что оно пребывало вне Палестины в течение двух лет, проживало к северо-востоку от Каира. Особым почитанием пользуются места паломничества по святым местам (мулид). Таковых в Египте около 60. Обычно они связаны с теми или иными подвижниками, а также с местами остановки Святого семейства, Христа во время скитаний по Египту и явления Богородицы. Первое место, куда ступила нога младенца Иисуса на египетской земле, был г. Телль-Баста (Бубастис). Тут почитали кошек, однако попросившего воды Христа осмеяли. Тогда Иисус и очертил круг, в котором забил целебный источник (для всех, кроме жителей города).

Рафаэль. Святое семейство в пути Ф. Бруни.

Отдых Святого семейства

Далее будут: «Дерево Богоматери», в тени которого Святое семейство нашло отдых; «нога Иисуса» в Сакхе, где был найден отпечаток ноги ребенка на известняке; тут же и чудесная сикомора, спрятавшая Иисуса и Его семью от глаз солдат Ирода, посланных их схватить; неподалеку каменная лестница, по которой, согласно преданию, они спускались к Нилу; у деревушки эль-Кейс расположена Гора руки, где Иисус спас семью от гибели, якобы подставив руку и задержав готовую обвалиться скалу. Монастырь эль-Мухаррак называют вторым Вифлеемом: Святое семейство провело тут 3 года, 6 месяцев и 10 дней. В древности (I в. н. э.) тут, у подножия горы Каскам, был построен один из крупнейших монастырей Египта – Дейр эль-Мухаррак. Коптская традиция гласит, что это первый христианский храм, возведенный в Египте. У горы Каскам, «посреди земли Египетской», якобы исполнилось пророчество Исайи, явился ангел и указал Иосифу: «Встань, возьми Младенца и Матерь Его и иди в землю Израилеву, где умерли искавшие души Младенца».

Приход Иисуса Христа на землю Египетскую Коптская церковь празднует 1 июня (по григорианскому календарю), начинают с оглашения слов епископа Феофила (385–412 г.) о празднике. Утверждают, что явившаяся во сне Богородица рассказала ему о путешествии и даже повелела его записать. Это предание – краеугольный камень христианской истории.

Г. Доре. Чудесное насыщение четырех тысяч голодных

Любопытно, что те, кто мог бы об этом что-либо рассказать, обходят полным молчанием описание детства Иисуса. Нет никаких деталей или подробностей о Его жизни. Это и дало повод последующим писателям приукрасить Его детство и деяния. Они говорят, что Его младые годы полны счастья и красот, что Он рос «как цветы роз в весеннее время года, и как лилии у вод». В апокрифах древних христиан, устами Фомы, дается описание детства Христа: «Когда мальчику Иисусу было пять лет, Он играл у брода через ручей, и собрал в лужицы протекавшую воду, и сделал ее чистой и управлял ею одним своим словом. И размягчил глину и вылепил двенадцать воробьев. И была суббота, когда Он сделал это. И было много детей, которые играли с Ним. Но когда некий иудей увидел, что Иисус делает, играя в субботу, он пошел тотчас к Его отцу Иосифу и сказал: Смотри, твой ребенок у брода, и он взял глину и сделал птиц, и осквернил день субботний. И когда Иосиф пришел на то место и увидел, то он вскричал: для чего ты делаешь в субботу то, что не должно?! Но Иисус ударил в ладоши и закричал воробьям: Летите! И воробьи взлетели, щебеча. И иудеи дивились, увидев это, и ушли, и рассказали старейшим, что они видели, как Иисус свершил сказанное. Через несколько дней юноша колол дрова по соседству, и топор упал и рассек ему стопу, и столько вытекло крови, что он совсем умирал. И когда раздались крики и собрался народ, Иисус также прибежал туда, и пробрался сквозь толпу, и коснулся раненой ноги, и тотчас исцелил ее. И Он сказал юноше: встань теперь, продолжай рубить и помни обо Мне. И когда толпа увидела, что произошло, она поклонилась Иисусу, говоря: истинно, Дух божий обитает в этом ребенке. И вот во время сева мальчик вместе с отцом пошел сеять пшеницу в их поле. И пока Его отец сеял, Иисус тоже посеял одно пшеничное зерно. И когда Он сжал и обмолотил его, оно принесло сто мер, и Он созвал всех бедняков поселения на гумно и роздал им пшеницу, а Иосиф взял остаток зерна. Было Ему восемь лет роду, когда он совершил это чудо». И такого рода чудес в дальнейшем будет сообщено немало. Гораздо ближе к истине иное мнение: там, где рос и воспитывался будущий мессия, вероятно, царили установки ортодоксальной религиозности, даже крайней нетерпимости. Мать и братья смотрели на него как на безумца, не веря ни в его способности, ни в великое предназначение.

Г. Доре. Отрок Иисус в храме

Так чему же верить? Автор большого труда о Христе, Фаррар, предлагает два образа: один, написанный евангелистами, другой, предложенный апокрифическими писателями: «По изображению Евангелия, отрок Христос прост и нежен, послушен и скромен; Он повинуется своим родителям, занят только мирным трудом своего дома и возраста; Он любит всех людей, и все любят невинного, ласкового и благородного Мальчика. Он уже признает в Боге своего отца, и благословение Божие нисходит на него, как утренний свет солнца или небесная роса, и невидимым ореолом окружаются его детские, святые черты… Но как не похож на это изображение мальчик Христос новозаветных апокрифов! Он шаловлив, неугомонен, нахален, мстителен. Некоторые из приписываемых ему чудес просто бесцельны и ребячески, как, например, когда он приносит пролитую воду в своей одежде, вытягивает доску до надлежащей длины, лепит воробьев из глины и, хлопая в ладоши, заставляет их летать, бросает все свои одеяния в чан красильщика и вынимает выкрашенными каждое в особый цвет. Но некоторые даже непристойны и неразумны, как, например, когда он дразнит, посрамляет и заставляет молчать тех, кто хочет учить Его, или когда укоряет Иосифа, обращает своих товарищей по игре в козлят; а иные просто жестоки и нечестивы, как, например, когда Он поражает смертью мальчиков, оскорбляющих или идущих против Него, так что наконец поднимается буря народного негодования, и Мария боится выпускать Его из дома». Нам кажется, что второй образ более правдив… И Фаррар считает, что образ Христа у евангелистов ближе к жизненной правде. Стоит привести и слова Лютера, писавшего, что Христос в детстве жил и действовал, как и все другие дети.

Иоанн говорил: Иисус – человек необразованный, ибо нигде не учился. Те же, кто желали особо подчеркнуть его некомпетентность, восклицали: «Откуда имеет этот человек сие? Как знает этот человек Писание, никогда не учившись?» Все указывало на то, что Он не бывал в Иерусалиме, не посещал ни одной из школ раввинов. Не числился Он и среди учеников книжников, которые наставляли народ в преданиях отцов. Вероятно, что и тех школ, что имелись в больших городах, школ, основанных лет за восемьдесят до Его прихода, не было в Назарете.

А. ван Оуватер. Воскрешение Лазаря

Вероятнее всего, Он обучался дома, с помощью Иосифа и Марии или самостоятельно; ни Гиллель, ни Шаммай, ни Филон, ни александрийские иудеи не принимали участия в Его обучении. Известно, что Святое Писание Он знал почти наизусть, говорил по-арамейски, немного знал еврейский язык (бывший к тому времени уже мертвым), возможно, чуть греческий. Мыслил же Он обыкновенно «на том сирийском языке, который был Его природным языком». Хуже обстояло дело со знанием литературы, истории и философии. Во всем Его учении нет ни одного бесспорного намека на его знакомство с литературой, философией, историей Греции и Рима. Красоты природы заменяли ему литературу, игры несли исторический привкус, а базарная молва и живые беседы с народом заменяли ему философию. Когда же Он поднимался на высокую гору, взору открывались бескрайние дали. Где-то там, за полосой холмов и рек, находились иные страны, протекала насыщенная жизнь. Казалось, почти рядом располагались Финикия, Аравия, Сирия, Вавилон, Египет, а дальше Рим с его легионами, и крошечная Палестина, испокон веков служившая полем битвы и противостояния народов и царей. Ему грезилось: Он стал первым и единственным Победителем, одержавшим победу не оружием, а словом.

Учениками у Него были «люди некнижные и простые» (Деян.). Факт вполне достоверный, ибо известно, что и учениками пророков были люди простые. Тем не менее к Христу обычно обращались со словом «рабби» (т. е. «мой учитель»). Такое обращение было общепринято по отношению к знатокам Торы, куда могли входить и не имеющие официальных научных знаний. На фоне тогдашней, конечно же, не очень высокой еврейской образованности, Иисус вовсе не выглядел невеждой. Ведь Он хорошо ориентировался как в священных писаниях, так и в устном учении религии, то есть, как принято говорить, свободно владел материалом. Судя по всему, Его образование могло быть ничуть не ниже, нежели, скажем, у апостола Павла.

В. Отмар. Юный Иисус среди священников

Как выглядел Христос? Мнения на сей счет имеются разные. Поистине, сколько людей, столько и мнений о Христе. Приходится судить о Нем, основываясь на описаниях Его образа и изображений. В истории изображений Спасителя различают три типа изображений: символические изображения, изображения прямые (в античном виде) или же изображения византийского типа. В первоначальную эпоху христианства Христа чаще изображали в виде символа – Добрый Пастырь, Орфей, Агнец. Тут присутствует не само историческое лицо, а лишь намек на него, его тень. В разных обликах дается и его прямое изображение – Спаситель, воскрешающий Лазаря, умножающий хлебы и т. д. Если сгруппировать черты типические, мы получаем первоначальный образ Христа. Основоположник отечественной церковной археологии Н. В. Покровский (1848–1917) описывал так сей образ: «Он является здесь молодым человеком, без бороды, с короткими или длинными волосами, в плаще, с жезлом в правой руке или свитком, как символом учительства; с мягкими и симпатичными чертами лица и стройным телосложением. Тип этот остается господствующим до половины IV столетия. Но, не говоря уже о недостаточной устойчивости этого типа, мы ясно видим, что этот тип не есть исторический, это скорее фигура античного героя, но не Иисуса Христа, каким он был в действительности. Иначе, впрочем, едва ли могло и быть». Напомним, что христиане выступали в начале не только против идолов, образов языческих богов, но и против любых изображений Бога, следуя принципам иудаизма. Художники поэтому изображали Его каждый по своему личному усмотрению. Христа писали в виде идеи или идеального образа. Если обратиться за подсказкой к древним церковным писателям, то и тут нас ждет разочарование. Точных Его описаний нет. Одни утверждают, что древность не знала портретных изображений Иисуса Христа (Ириней). Другие говорят, что каждый видел Его по-своему и изображал в соответствии с этим внутренним видением (Августин).

Озеро Галилейское

Это вносило в умы сумятицу, давая иконоборцам повод выступать с осуждением самой идеи изображения Христа. Любопытно, что патриарх Фотий, отчаявшись, возопил (IX в.): так каков же был на самом деле Иисус? Таков ли, каким изображают Его римляне, или таков, каким Его представляют индейцы, греки, египтяне и т. д.? Греки полагали, что Спаситель пришел на землю в их образе, римляне утверждали, что Он имел римское лицо, индейцы – индейское, эфиопы – эфиопское и т. д. и т. п. Очевидно одно: каждый народ старался привнести в Него свои национальные черты. А так как образы наций и народов довольно отличаются друг от друга, то иные предпочли согласиться с пророческими словами Исайи: «Несть вида Ему ниже славы: и видехом Его, и не имяше вида, ни доброты: но вид Его бесчестен, умален паче сынов человеческих» (Ис., 53: 2–3). Сообразно с этим многие и представляли Иисуса невзрачным и малорослым. Люди видели в нем своего, близкого им человека – страдальца.

Поэтому простой народ чаще и представлял Его вовсе не в облике героя, этакого Геракла, но обычным смертным – худым и невзрачным. Таким виделся Он Иустину Мученику, Клименту Александрийскому и Тертуллиану. Ориген писал, что Спаситель не имел какого-либо четко выраженного образа, но представлялся каждому верующему соответственно его вкусу и расположению духа. Другие, подобно Иоанну Златоусту, основывались на словах 44 псалма – «красен добротою паче всех сынов человеческих, излияся благодать во устнах Твоих». Эти считали Спасителя разве что не писаным красавцем. Красивым, благородным Его облик представлялся и Григ. Нисскому, Амвросию Медиоланскому, Феодориту, Августину.

Рыбак на озере Галилейском

Подводя итог своему анализу, Покровский говорит, что подобное разнообразие отзывов едва ли было бы возможным, если бы древность знала портретные изображения Спасителя. Вероятнее всего, их не было. Не привели к успеху и попытки найти хотя бы одно из таких изображений… Когда Констанция, сестра императора Константина Великого, предприняла довольно энергичные усилия, пытаясь найти портрет Христа, и обратилась за помощью к епископу Кесарийскому Евсевию, тот отказал ей на том основании, что его портретов нет. Довод весьма веский.

В социально-психологическом плане представляется важным обратить внимание на то, что Иисус был человеком от мира сего. Он любил людей, искал общения с ними и шел к ним, уже в 12 лет поражая ученых мужей мудростью. Такое раннее развитие не только не обрадовало его родных, но и напугало их. Те решили, что он «вышел из себя», попросту говоря, сошел с ума. Родная мать видела в нем безумца и хотела изолировать от окружающих. Подобная несправедливость не могла не нанести его душе и сердцу страшной раны. Позже Лука привел слова Иисуса: «Если кто приходит ко Мне, и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником» (14: 26). Согласитесь – чудовищное по своей безысходности признание. Я вижу тут никакую не аллегорию, а горький жизненный опыт самого мессии. Понятно, отчего в Его окружении преобладали мытари, грешники, блудницы. Иисус скорее Сын человеческий, нежели Сын Божий. Хотя и культ Иоанна Крестителя был распространен, но Иисус был ближе к людям, чем отшельник Иоанн, что, как известно, большую часть жизни провел в пустыне анахоретом, питаясь саранчой или медом. Иисус же никак не походил на аскета. О Нем говорили: «Вот человек, который любит есть и пить вино». В общем-то это куда более приемлемый и человечный образ. Важно подчеркнуть житейскую сторону Его бытия. Такому люди охотнее поверят, если тот пообещает вывести их из мрака неверия.

А. Рябушкин. Исцеление двух слепцов

Для читателя, знакомого с мышлением древних народов, что во всех действиях и случавшихся с ними событиях искали волю богов и надеялись на чудо, на перст судьбы, те чудеса, что сопутствуют Христу в течение Его миссионерской деятельности, не кажутся удивительными. В конце концов, Данте прав, когда заявил в «Божественной комедии», что было бы поразительным чудом, если бы мир мог обратиться в христианство без помощи чудес: «Вселенной к христианству переход, – сказал я, – без чудес, один, бесспорно, все чудеса стократно превзойдет…» Никоим образом не подвергая сомнению способности Христа как кудесника (Цельс утверждал, что Он обладал некой силой колдовства, которому Он якобы обучился в Египте у магов), заметим лишь, что, отпуская исцеленных, Он не раз говорил им, что их спасла вера. Впрочем, там, где Его хорошо знали (в Назарете), Ему не удалось свершить чудес и исцелений. Л. Фейербах в очерке, посвященном философии Спинозы, скажет: «Бог, который не творит чудес, не производит действий, отличных от естественных действий, и, таким образом, не обнаруживает себя как отличающееся от природы существо, в действительности не бог». Кроме того, в Евангелиях упоминается лишь о двух случаях исцеления неевреев Христом («сделался для обрезанных – ради истины Бога»). В одном случае Он не очень вежливо обошелся с хананеянкой, которая слезно попросила у него вылечить свою больную дочь («Господи, помоги мне!»). В ответ на просьбы учеников помочь ей Он ответил: «Я послан только к погибшим овцам дома Израилева». Далее: «Он же сказал в ответ: не хорошо взять хлеб у детей и бросить псам» (Мф. 15: 24–27). Поэтому лучше оставим эту деликатную тему. Важнее два других момента: кого и чему учил Иисус.

Н. Чернецов. Призвание первых учеников

Нас интересует не религиозная (божественная), а идейно-социальная сторона учения. В замечании А. Лабриолы относительно христианства есть рациональное зерно, когда он говорит, что история по большей части «темна», поскольку она «неизменно доходит до нас в идеологическом облачении и в идеологической фразеологии тех, кто в литературной догматической форме отображали развитие ассоциаций христиан»… И потому, прояснив суть идеологии учения Сына Божьего, мы, возможно, глубже сумеем понять проблемы и судьбы христианства, как и будущего всей цивилизации, которая, как представляется, все дальше удаляется от Христа… Первыми, на кого обратил внимание Иисус, конечно, были Его соплеменники – «избранный народ». И это абсолютно естественно для иудея. М. Бубер закономерно называет его собратом по вере. Евреи подготовлены к этим проповедям самой традицией мессианства. Они всей душой жаждали узреть того, кто смог бы избавить их от египетского, сирийского, римского и любого иного господства и гнета, и привел бы в Царствие Небесное. Такую миссию и возложил на себя Христос. После его мученической смерти Пилат приказал написать на кресте «Царь евреев». Но если и царь, то каких евреев?

А. Лосенко. Чудесное обретение рыбы

Среди группы учеников, которые собирались на берегу Тивериадского озера, были в основном рыбаки и иные простые люди. Предоставим слово Ренану. Он говорит о группе учеников Иисуса: их невежество безгранично; их ум был слаб, они верили в привидения и призраков. Ни один из элементов эллинской культуры не проник в первую христианскую ячейку; элементы еврейской образованности были также крайне скудны в той среде, хотя движения сердца, доброй воли били через край. Небо открылось над Сыном человеческим; ангелы всходили и нисходили над Его головой; видения царствия Божия были повсюду, ибо человек носил их в своем сердце. Чистый и кроткий взор этих простых людей созерцал вселенную почти в идеальном источнике; мир, быть может, раскрывал тайну божественно-чистому сознанию счастливых детей, которые за чистоту и ясность помыслов их сердец удостоились однажды быть допущенными пред лицо Бога. Далее дается часть Нагорной проповеди и показано, какой жизнью жили ученики: «Счастливая группа, полагавшаяся на Отца небесного во всем, что касалось удовлетворения ее нужд, взяла за основное правило, – смотреть на житейские заботы, как на зло, которое душит в человеке зерно всякого хорошего чувства. Ежедневно она просила у Бога только на следующий день. К чему копить? Царствие Божие близко. «Продавайте имения ваши и давайте милостыню, говорил учитель. Приготовляйте мешки неветшающие, сокровище, что не оскудевает и на небесах»». Осанна…

Иисус проповедовал в Галилее, где укоренился разбой, подобно тому как мы проповедуем нынче в разбойничьей России, где бедняк не может найти никакой управы ни на власть, ни на иных служителей Фемиды, ни на братков… Хотя поскольку у него ничего нет, то он, как кажется на первый взгляд, не так страдает от разбоя. Он даже может смотреть на себя, как на любимца Бога, ведь и богатый, не имеющий гарантий украденного им имущества, не спокоен. Делать сбережения для наследников, не будучи уверен, что они сохранятся, что может быть бессмысленнее? В качестве примера людского безумия Иисус любил рассказывать историю человека, который, наполнив житницы и скопив имущества на многие годы, взял да и помер, так и не успев насладиться богатством. Под влиянием таких проповедей некоторые и устремились затем «в Фиваидские степи, кидая на площадь мешки золота и расставаясь с прежними благами» (Герцен). Тут уж нужно было не зевать тем, кто умнее, подбирать эти богатства.

Н. Чернецов. Христос, проповедующий ученикам на берегу озера. 1852 г.

Конечно, в нашем обществе, построенном на частной собственности, положение богача и бедняка в корне иное. Проповеди «капитализма» привели к тому, что богатства народа оказались в руках у жуликов. При участии «реформаторов» у народа отобрали все до копейки. В современной России у человека труда нет места под солнцем. Блага жизни, земля, дома, цветы и травы – все принадлежит новым господам земли. Христос говорил, что все дары принадлежат Богу, больше никому, а собственность является ничтожным преимуществом. Природа принадлежит всем. Этот постулат христианства опровергнут в нынешней России, где разлагающееся иудейство и «новые русские» попрали почти все человеческие законы и нормы.

Христос нес отчаявшимся людям надежду на спасение, благую весть, говоря: «Покайтесь, приблизилось царство Божие». Он старался оказать помощь тем, кто в ней нуждался, прося сообщить Иоанну Крестителю: «Пойдите, скажите Иоанну, что слышите и видите: слепые прозревают, хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благовествуют». Как мог осуществлял чаяния сирых и нищих. Гораздо важнее и значимее всех этих чудес чудо новой жизни. Эти надежды Он сумел пробудить сначала среди апостолов, а затем и у значительной части христиан. «Для апостолов учение Иисуса было не просто одним из возможных толкований Торы, но единственным путем, ведущим к спасению. «Господи, – восклицает Петр, – к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни: и мы уверовали и познали, что Ты – Христос, Сын Бога живаго». Он давал людям надежду на иную жизнь, нежели та, что была записана в старом кодексе поведения (тяга к богатству, стяжание, властолюбие). Христос взывал к богочеловеку. В «Сущности христианства» Гарнак отмечал: он создал «падение и воскресение», новое человечество в противовес старому, то есть вперые пробудил идею богочеловечества. Он выступил против официальных руководителей народа и, в их лице, вообще против «ветхого человека». Они видели в Боге деспота, охраняющего порядок в своем доме обрядами, а он дышал иным Богом. Они видели его только в его законе, что заводило их в лабиринт проклятий, заблуждений и потайных выходов из него, а он видел и чувствовал его везде. Они сделали из религии отвратительное, какое-то ремесло, а он благовествовал о живом Боге и о господстве духа.

Г. Доре. Иоанн Креститель

Иисус есть воплощение Высшего Разума, великой Любящей Души и карающего Меча Господнего, что прокладывают путь к Царству Справедливости. Эти стороны его сущности и составляют, на наш взгляд, главное в христианском учении. Никто из великих не прошел равнодушно мимо этой удивительнейшей личности. В нем они искали родство душ и мыслей. Христос вел их по жизни не только как Учитель, но и как мудрый друг. Не потому ли Гегель начинает «Жизнь Христа» так: «Чистый, не знающий пределов разум есть само божество. В соответствии с разумом упорядочен план мироздания, разум раскрывает перед человеком его назначение, непреложную цель его жизни; он часто меркнул, но никогда полностью не угасал, даже во мраке всегда сохранялось слабое его мерцание… Совершенствование разума – единственный источник истины и успокоения, и Иоанн видел в нем не редкую, присущую только ему способность, а то, что могут открыть в себе все люди. …еще большая заслуга в исправлении искаженных правил человеческого поведения и в познании подлинной нравственности и чистого служения богу принадлежит Христу».

Жизненным принципом Христа, как и всех пребывающих в Его Царстве, является Жизнь Духовная. Один из верных Его слуг на грешной земле – миссионер и врач А. Швейцер, также родился, как он писал в автобиографии, «в период духовного упадка человечества». Но ведь это же не стало причиной его падения… Напротив, он, повинуясь высшему долгу и Господней воле, стал на службу человечеству (в далекой Африке). Что придало ему силы и веру для его подвига? Конечно, Дух… Он писал: «Пребывая в Духе, верующий должен решить, принимает ли он это со всей серьезностью и соответственно хочет ли он жить в Духе. Он должен вознамериться целиком подчиниться главенству Духа в своих мыслях, словах и делах. Не следует ему думать, что можно пребывать в Духе и одновременно жить во плоти. Для тех, кто в Духе и во Христе, бытие во плоти – уже не более, чем внешность, видимость, а вовсе не подлинное условие существования. Избранник обязан хранить Дух, освобождаясь от мыслей и желаний своего природного Я и во всем подчиняясь этическим требованиям Духа». Не подавляйте плоти своей без нужды, не терзайте ее, но все же всегда «поступайте по духу»!

Фрэй Хуан Баутиста Маино. Поклонение пастухов

Фрэй Хуан Баутиста Маино. Поклонение волхвов

Разумеется, духовная жизнь почти неизбежно полна испытаний, трудов, страданий. Жить в духе и с духом трудно. Гораздо легче жить в безверии, тупости, косности, алчности, гордыне, пороке (и если хотите, то даже приятнее, о чем немало позаботился змий-искуситель). И все же избранные идут иной дорогой – дорогой мудрости, подвига, святых ценностей и служения (служения Родине, Народу, Ближнему, Человечеству, а значит и дорогой служения Господу). Уверен: нельзя, не служа Разуму, Делу и Справедливости, служить Богу. Иначе вы служите Сатане!

Что считать главным и определяющим в Его учении? Семейные вопросы у Него ушли на второй план. Задач государства, труда, экономики, профессиональной культуры напрямую не касался. Правда, пиетисты пытались доказать, что Иисус был, если так можно выразиться, «лучшим каменщиком, лучшим портным, лучшим ученым». Кроме того, Он, как известно, с потрясающей легкостью накормил несколькими хлебцами тысячи людей. Но это не главное. В тринадцатом издании «Жизни Христа» (заметно отличающемся от первых 12 изданий) Ренан скажет, что даже иудейские пророки, как и Христос, пришли к выводу: главное в божественном Законе – это справедливость! Симон праведный, Иисус, сын Сираха, Гиллель дошли до этой истины и проповедовали ее. Филон в иудейско-египетском мире (одновременно с Иисусом) пришел к идеям высшей моральной святости, прямой результат которых – полное равнодушие к форме или к образцам верований. «Но один Иисус, тем не менее, высказал все это совершенно точно и определенно». Сильные же мира сего отреагировали на заповеди Христа с присущим им лицемерием. Им надобна была такая форма поклонения власти, которая стала бы удобным прикрытием для продолжения ими угнетения, эксплуатации трудящихся масс («официальные классы нации обнаруживали все большую склонность забывать их»). Но ведь Христос никогда об этом не забывал!

Золотой светильник (с арки Тита)

О мессианском значении христианства надо бы сказать особо… В представлении евреев мессия – идеальный царь, посланный Богом для избавления народа Израиля. Хотя слово «мессия» как обозначение эсхатологического царя-избавителя и не упоминается в Библии, оно возникло, вероятно, еще в библейский период, когда народ ожидал появления сильного духом вождя, завоевавшего земную власть. Царь сей, как многие тогда ожидали, должен был принести народу политическую и религиозную свободу. С его приходом должны были наступить: торжество справедливости, правды, равноправие, благоденствие и полнейшее совершенство во всем подлунном мире. Слово «мессия» (машиах) дословно обозначало «помазанный (елеем)» и первоначально употреблялось в отношение лиц, избранных для отправления важных общественных функций (цари, первосвященники, патриархи, судьи). Мессианские чаяния были распространены в народе. Поскольку история евреев была по преимуществу историей страданий и бедствий, хотя зачастую вызванных их же гордыней и воинственностью, их неприятием иных богов и иных укладов, в народе просто не могла не возникнуть мечта о Спасителе, о Мессии. Первым таким спасителем евреев был Моисей.

Н. Ломтев. Проповедь на горе. 1841 г.

В Талмуде и Мидраше он именуется первым избавителем (Руфь 2:14), в отличие от Мессии – «последнего избавителя» (Быт.). Любопытно, что и видение Мессии было совершенно различно у пророков и у рядового еврейства. Если пророки привнесли в этот образ духовное и моральное содержание, то рядовым евреям ближе был образ Мессии как воинственного победоносного героя в духе царя Давида. Может, по этой причине личность Мессии как-то расплывчата и неопределенна. В большинстве трудов его личность вообще не упоминается (в старых молитвах, где идея мессии есть, но отсутствует слово машиах). В римскую эпоху образ царя из дома Давида был фактически единственным образом Мессии. В начале I в. н. э. на роль мессии претендовали и вожди восставших, Иехуда Галилеянин, основатель движения зелотов. Под Мессией подразумевался человек, сын человеческий. Законоучители Талмуда разработали представление о Мессии как о царе, дающем Израилю искупление. Он будет править в конце времен, победит врагов Израиля, вернет народу его землю, примирит с Богом, принесет евреям духовное и физическое благоденствие. Их мессия (в видении древних евреев) – пророк, воин, судья, учитель, царь, но не спаситель-богочеловек, как у христиан.

Главное в учении Иисуса – вовсе не Его социально-экономическая программа, а нравственная проповедь. Заповеди о любви и идея Царствия Небесного в их отвлеченной форме соприкасаются… Иисус считал главными две заповеди: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумом твоим…» и вторая: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя». Отвечая книжнику, он вроде бы довольно четко определил свое отношение к древнему Моисееву Закону. Из его слов, писал А. Мень, казалось бы, ясно, что он «хотел сохранить его». Заявляя о своем отношении к Писанию, ведь Иисус и сам говорил слушателям:

Любое учение теоретически носит характер некоего умозрительного канона, пока им не начинают руководствоваться в жизни. Учение Христа, христианство можно отнести к этим императивам долженствования. И. Кант верно заметил, что религия – это не совокупность определенных учений как божественных откровений (ибо сие есть предмет богословия), но совокупность наших моральных и социальных обязанностей. Религия – «законодательство разума», что по содержанию не отличается от морали. Его задача – повлиять на человека и общество. В этом смысле есть лишь одна достойная религия – религия человечности. Если этого нет в обществе, никакая церковь, никакая вера, никакая религия не в состоянии его оживить. Так же напрасны попытки найти там вечную жизнь. «Но вечную жизнь ни один человек не найдет ни в каком писании, разве что он привнесет ее туда сам, так как условие ее только одно – моральное совершенствование, которое человек как бы вкладывает в Писание…».

Фр. Коллантес. Св. Ануфрий

Но в этом-то и заключается проблема. Ахиллесова пята учения Христа – его двойной смысл. Каждый может прочитать и вычитать в Священных книгах все, что ему угодно. В этом тайна живучести христианства, да и всех религий и церквей. Они всем сестрам раздают по серьгам! Борцам за справедливость дадут гневные лозунги против богатеев. Апологетам бедности и нищеты посоветует «продать имущество и раздать деньги бедным», заявив, что легче уж верблюду попасть в рай через игольное ушко, нежели богачу. Любителям красивой жизни и богатств заявят о полезности и нравственности такого строя, при котором все возможно и позволено. Но тут же призовут не ходить путем зла и смерти, воскликнув: «Горе тем, которые строят себе дома при помощи преступления, ибо они будут оторваны от своих владений и падут от меча; накопившие золото и серебро внезапно погибнут в час последнего суда. Горе вам, богатые, вы понадеялись на свои богатства, но лишитесь ваших сокровищ… Горе вам, причиняющим зло своим ближним, ибо по вашим делам воздастся вам… вы же, страждущие, не бойтесь, спасение будет вашим уделом, яркий свет воссияет… с неба».

Г. Доре. Лазарь и богач

Даже узурпаторам власти, тиранам, ворам и власть имущим они скажут слова надежды и утешения, да еще и вооружат их лозунгами борьбы против того, к чему столь страстно призывал Иисус – против справедливости, аскезы, праведности, морали и т. п. Так, Христос сделал своим другом Матфея, друга римской державы. Христос далек от того, чтобы сражаться за воплощение в жизнь его праведных и справедливых идей. Он не только не принял участие в борьбе евреев за национальное освобождение, но и высказался в духе уступок тиранам, требуя от масс «воздавать Кесарю Кесарево, а Богу Богово», то есть отдавать деньги, труд, силы свои на кормление царя и церкви. Христос одобряет тех, кто рачителен и оборотист в бизнесе и предпринимательстве. Вспомните хотя бы притчу о рабах. Один из них прибавил к данным деньгам еще столько же, а другой остался с тем, что имел. На это следует Его отповедь: «У кого есть, тому дадут еще, а у кого нет, у того и то, что есть, отнимут». Так Он оправдывает капиталиста, что платит своим работникам, проработавшим целый день, ту же сумму, которую обычно платят за один час труда… Христос выступает и за сохранение бедности: «Всегда рядом с вами будут бедняки». Он не стремится изменить существующие порядки с помощью насилия или революции, осуждая тех, кто «хотели бы завладеть Царством Небесным при помощи насилия». И тем не менее многие называют Христа, как это делает Вил Дюрант в книге «Цезарь и Христос» (и многие другие), в духовном смысле «величайшим революционером в истории». Во многом его идеи новы и революционны…

В мастерской плотника

Хотя в нашем понимании программа Спасителя – программа не революционера, но скорее психотерапевта. Ренан писал: «…Нарождающееся христианство только шло по следам иудейских сект, которые практиковали отшельническую жизнь». Коммунистический принцип был душою этих сект (ессеев, терапевтов), пользовавшихся одинаково дурным отношением фарисеев и саддукеев. Мессианизм, что был у ортодоксов-евреев политическим принципом, стал у них принципом социальным… И Иисус, отношения которого к ессеям установить точно трудно (а сходство в истории не всегда содержит в себе и понятие связи), в этом отношении был, несомненно, «их братом». При всех неточностях данного пассажа важным в нем являются обозначенные Ренаном социальные узлы программы, указания того, чьи интересы отстаивал Христос. Многие видели в Его царствии прямой намек на коммунистическую утопию, а в нем самом – революционера. Что тут скажешь? Впечатление противоречивое. Конечно, немало деталей в Евангелии подтверждает эти позиции, но куда больше опровергает утопию.

Гефсиманский сад

Ведь и сам Иисус говорил, что Он пришел не упразднить старый закон, а исполнить его. Если Иисус говорит, что надо исполнить то, что никогда не было исполнено, если выдвигает политическую программу, которая не оставляет камня на камне от установлений и законов этого царства лжи и несправедливости, что установилось в мире, всем должно быть понятно: что бы ни говорил Христос, его целью было – изменить сей грешный мир! Поэтому Иисус обрушился на книжников и фарисеев, на лицемеров и слепых вождей, что «поедают дома вдов», на богачей, что клянутся золотом и освящают золото, на тех судей, что забыли «суд, милость, веру», на вождей, что внутри «полны хищения и неправды». Революционно-радикальный характер его проповедей, бунтарская сторона учения Иисуса (что нам близка) намеренно и целенаправленно скрывается, смазывается как церковниками, так и светской властью. Христос знал: царство Божие не воцарится на земле без тяжелой и мужественной борьбы с царством Зла. Царство зла – не только индивидуумы (т. е. лично неправедные люди), но и зло института социального, то есть власть сильных мира сего. Христос – не революционер, но он подготовил почву для национально-освободительной борьбы и революций. С другой стороны, он прекрасно понимал ту публику, с которой он имел дело. Иисус не заблуждался относительно племени фарисеев, не верящих в Господа, напрочь лишенных высших ценностей веры и ума… Поэтому в Евангелии от Матфея он даже называл их «змиями» и «порождениями ехидны». И предрек им: «Посему, Я посылаю к вам пророков, и мудрых, и книжников; и вы иных убьете и распнете, а иных будете бить в синагогах ваших и гнать из города в город; да придет на вас вся кровь праведная, пролитая на земле» (Мф. 23: 32,35).

Г. Семирадский. Христос и его последователи

Как исполнить Новый Закон христианства? Это можно сделать только путем упразднения законов старого иудейского, римского, дикого, капиталистического мира. Многие считали, что «пришествие Царства ознаменуется отменой иудейского Закона». Закон этот надо отменить, разбить, как были разбиты и скрижали Моисеевы. Новизна учения очевидна для тех, кто хотел понять его основы: «Старые взгляды, от которых не мог отрешиться благочестивый иудей, хотя бы они уже давно потеряли свою способность к благотворному нравственному влиянию, в творческих руках Иисуса наполняются совершенно новым содержанием. Соединение изумительное: новое удерживает от старого ароматический земной запах, сохраняет его конкретную определенность, а старое спасает от гибели лишь посредством оживления, новым духом, приобщаясь к великому будущему», – отмечал А. Юлихер.

«Старое» должно быть понято в одном смысле: «Старо как мир!» Иисус ясно говорит нам: «Вы познаете истину, и истина сделает вас свободными». И сегодня лицемерием отдает от попыток приглушить факт, что на смерть и страдание Христа отправили не кто иные, как иерархи евреев и слуги Цезаря (власть религиозная и светская, то есть сильные мира сего). Иисус понимал, что мир злата и капитала – это мир злобы, алчности, насилия, грабежа. Мир сей прогнившей власти надо подвергать самой жестокой критике везде и всюду! Его назовут космократором, «владыкой порядка, управляющего миром». Ради справедливости в мире он взошел на крест! «Поэтому Иисус не может принадлежать исключительно тем, кто называет себя его учениками. Он составляет гордость всякого, кто носит в своей груди сердце человеческое. Слава его заключается не в том, что он выходит за пределы всякой истории; истинное поклонение ему заключается в признании, что вся история без него непостижима» (Ренан).

Запад по праву увидел в нем своего великого сына, но и Восток поспешил записать его в свои ряды. Индийский мыслитель Вивекананда, выступая в 1900 г. в Калифорнии с лекцией «Христос-посланник», заметил: «Итак, прежде всего, Иисус из Назарета – настоящий, преданный сын Востока. Он не питал веры ко всему, что принадлежит этому быстроисчезающему миру. У него не было другого занятия в жизни, другого понятия, кроме того, что он – Дух».

 

Христос и Пилат – две философии и стороны бытия

Тогда почему же того, за кем все человечество признает столь исключительные заслуги, все же убили? Казнили его как раз по той причине, что он отверг как религиозную, так и светскую основу тогдашнего, да и нынешнего мира! В одной из бесчисленных книг на тему о Христе дан ряд версий: кто, мол, виноват в его казни – евреи, синедрион (то есть еврейская элита), или же толпа, или римляне. М. Хейфец пытался оправдать тех евреев ссылками на то, что в преступлении виноваты римские солдаты. Они, мол, распяли! Евреи – невиновны, они – не палачи. Главный палач – Пилат. Как он посмел убить Иисуса? Далее идет замечательный по откровенности отрывок, проливающий свет на многое в философии и идеологии иудейства: «Для судей Синедриона Иисус хотя (бы) был противником – отступником считался, грешником, конкурентом, врагом общественным, но потому судей можно, нет, не простить, конечно, но понять, понять простые и понятные, хотя гнусные, мотивы… Убить врага приятно». Но Хейфец говорит, что Пилату и Риму «проповедь Иисуса ничем не угрожала». На деле же ситуация выглядела иначе. Проповеди Иисуса именно угрожали, причем самым прямым и непосредственным образом как Синедриону, так и Риму. Поэтому у ряда авторитетных исследователей нет сомнений в политическом характере процесса. Даже епископ Кассиан (Безобразов) напишет: «Пилату предстояло сделать выбор между двумя обвиняемыми в политическом преступлении. Агитация Синедриона в народе заставила его сделать выбор в пользу Вараввы». Эпизод с Вараввой еще раз подтверждает, что Иисус был предан суду Пилата, а затем осужден Пилатом на смерть по обвинению в политическом преступлении. Такова была формально-юридическая сторона вопроса.

Приход Иосифа Аримафейского к Пилату с известием об аресте Христа

О Пилате в истории сказано не так много (в Новом Завете, у Иосифа Флавия, Евсевия, Филона Александрийского), хотя фигура очень даже прелюбопытная. Может, не столько в историческом плане, сколь психологически. Судьбе было угодно, чтобы он вынес решение по вопросу, который многие христиане считают самым главным во всей человеческой истории. Некоторые даже видели в Пилате автора «Протоевангелия». Они задаются вопросом: «Чем весьма существенным обогатится наша духовная жизнь, если мы разберемся в истинной роли и судьбе Пилата – единственного человека, который защищал Иисуса в день Казни?» Впрочем, ответ на сей риторический вопрос менее важен, чем понимание причин Казни.

Никак нельзя согласиться с тем, что Иисус предстал в глазах Пилата только как «безвредный мечтатель и больше ничего» (Кассиан). Оглуплять и принижать римских правителей мы не станем. Это далеко не так. Каждая из сторон, прекрасно понимая опасность Его заявлений («Я – Царь Иудейский!»), хотела переложить на другую всю ответственность за содеянное. Синедрион, воспитанный в духе Моисеева Закона, где о любви к ближнему (в частности, к простому и бедному человеку) не было даже речи, понимал, что сохранение жизни Христу означает потерю авторитета верховной власти. Ведь, по сути, Христос потребовал от народа иудейского не подчиняться им и Закону. А как же еще прикажете понять Его призыв превзойти «праведность» учителей, тех, кого он называл книжниками, фарисеями? За этим стояло не только требование изменить жизненную философию, но отбросить освященную веками идеологию Талмуда.

Это же не что иное, как подрыв основ власти! Радикализм требований Иисуса очевиден. Вместо Моисеева закона он предлагал им закон Иисуса Христа, в котором важное место занимали идеи равенства. Хотя закон Моисея (совершенно недвусмысленно) говорил о безусловном превосходстве еврейского народа над всеми остальными народами. Поэтому Иисусу ничего другого и не приходилось ожидать – ни от суда, ни от народа, ни от Рима… Элита евреев и римляне не желали отказываться от своего привилегированного положения. И распятие Иисуса de facto мы воспринимаем как совместный приговор Богу царей, первосвященников и торгашей.

Христос перед Пилатом. Алтарь св. Флориана

Причем торговля идет уже не вокруг Его судьбы (она решена), но о том, на кого падет вина за содеянное (Пилат: «Возьмите Его вы и по вашему закону судите Его», а судьи: «Нам не дозволено предавать смерти никого»; но первосвященники и олигархи возопят: «Распни, распни Его!»). И все же поведение Пилата как человека можно понять. Он колеблется и не хочет брать на себя такой страшный грех. Так же считает и Христос, говоря ему: «Ты не имел бы надо мной никакой власти, если бы не было дано тебе свыше; посему более греха на том, кто предал меня тебе». В самом деле, ведь когда толпа иудеев стала настаивать на казни Иисуса Христа, Пилат презрительно бросил ей: «Возьмите Его вы и распните, ибо я не нахожу в Нем вины». Однако те потребовали от него казни Сына Божьего. «Мы имеем закон, и по закону нашему Он должен умереть, потому что сделал себя Сыном Божиим», – злобно кричали они. Кстати, выдача народу осужденного человека была обычной римской практикой. К примеру, в римском юридическом тексте от 88 г. н. э. цитируются слова префекта, обращенные к преступнику: «Ты заслужил кару… но я отдам тебя в дар толпе и тем покажу себя более милосердным, чем ты». Собственно, именно так хотел поступить Пилат.

И. Крамской. Осмеяние Христа

Три часа толпа евреев убеждала Пилата, понукая его криками: «Распни, распни Его!». Так и не удалось ему остудить осатаневшую публику. Не помог и аргумент: «Се Царь ваш!» Он вызвал еще большую ярость у толпы. Когда же он спросил: «Царя ли вашего распну?», саддукеи и первосвященники тут же ловко поймали его в западню: «Нет у нас царя, кроме кесаря!» Тут уж перед Пилатом и вовсе замаячила мрачная перспектива быть обвиненным в laesa majestas, в оскорблении императора. Чернь иудейская угрожающе завопила: «Если отпустишь Его, ты не друг кесарю. Всякий, делающий себя царем, противник кесарю».

П. Чистяков. Ecce Homo (Христос и Пилат). 1871 г.

Замечу, что подобные обвинения нередко приводили к конфискациям и даже пыткам тех, против кого обвинение было направлено. Для жестокого и коварного Тиберия, который затворился от всего мира на Капри, горя жаждой мщения едва ли не ко всем, достаточно было ничтожного предлога, чтобы послать убийц. Тем более что тогда же подвергся опале один из ближайших приближенных Тиберия, которому Пилат и был обязан своим постом и назначением. И тогда Пилат дрогнул и приказал воинам – Ibis ad crucem! («На крест Его!») Но, умыв руки, добавил: «Не виновен я в крови Праведника сего, смотрите вы». Нам не дано угадать, какие чувства при этом обуревали его. Но, видимо, в нем кипели злоба и возмущение. И понятно, что не в адрес Христа, но именно в адрес тех, кто проявил столько настойчивости и упорства в своем диком и безумном желании казнить праведника. Он отмстил иудеям, написав на кресте «Царь иудейский». А их иерархам сказал: «Что я написал, то написал».

Пилат представляет собой одну из наименее изученных фигур эпохи. Прекрасный воин, служивший Риму во многих сражениях (получивший это прозвище благодаря своему умению пользоваться в битве дротиком-пилумом), умелый организатор, знаток греческой культуры и языка, друг и соратник грека Амана Эфера, ученика греческого философа Аристида, он стал прокуратором Иудеи в сложные времена… Будучи свободолюбивым народом, евреи готовы были восстать. Рим, сделав Иудею своей провинцией, тем не менее не мог склонить ее к повиновению. Римское господство было противно духу «избранного народа». В горах объявились зелоты, которых снабжали оружием. В ряде городов действовали сикарии-кинжальщики, убивающие римских легионеров и даже своих соотечественников, которые сотрудничали с римлянами. Общественное мнение в значительной мере на их стороне. А тут еще объявился Мессия, называющий себя «царем Израиля». Евреи – религиозны до фанатизма. Но что представляет собой их религия? И главный вопрос – какую роль она играет в системе сдержек и противовесов, которыми руководствуется Рим? Что же до отношения Рима и императора Тиберия к евреям, оно было хорошо известно. Рим к евреям относился настороженно. Сенат запретил создание еврейской общины. Но невзирая на запрет, она возникла, и ее сила и влияние в Риме росли. Сенаторы любили деньги, а у евреев они были всегда. Тогда Тиберий (он был еще Великим понтификом) организовал погром, запретил иудейский культ и выслал из Италии всех иудеев, не согласившихся публично отречься от своей религии. Упорствующую молодежь он зачислил в исправительные отряды, а отказавшихся от несения военной службы демократично отдал в руки военного трибунала.

И вот теперь история с Христом… Мотивы поведения Синедриона абсолютно понятны. Христос бросил вызов богу Яхве, который считает евреев избранным народом и ставит перед ним четкую гегемонистскую программу. Со времен пророка Даниила у еврейской элиты стало формироваться представление о том, что Иудея станет властителем всего цивилизованного мира. Естественно, что для достижения столь масштабной исторической цели нужно добиться исключительной спайки, фантастического единства еврейского народа. А тут появился «демагог», который разглагольствует о том, что Яхве – деспот, что нужна религия, которая будет равно служить всем народам. Вдобавок ко всему, он утверждает, что каждый может общаться с Богом без посредничества священнослужителей-левитов. Тем самым целый клан важных и уважаемых людей лишается авторитета, ну и средств пропитания, разумеется. Но даже если взглянуть шире на проблему: как еврей выстоит в этом враждебном мире, где многие его ненавидят, если у него не будет такой религии, что подобна законам и дисциплине железных римских легионов?! Синедрион состоял из умных людей. Те прекрасно поняли, против кого была направлена новая религия. По их мнению, Христа поэтому следовало убить, но осуществить казнь лучше бы руками ненавистных римлян.

Г. Доре. Пилат выводит Иисуса к народу

Но что же делать Пилату? Он не хотел служить целям и задачам еврейской политики. Однако вся эта история могла обернуться угрозой и для самого прокуратура. И все ж главное, что его волновало, – как повернуть дело к выгоде Рима. А что, если попытаться столкнуть две религии – старую веру евреев в Яхве и их новую веру в Христа? Правда, у галилеянина пока приверженцев мало, да и те преимущественно неграмотные рыбаки и пастухи, но как знать. Завтра их может быть и больше… С их помощью, возможно, удастся нанести евреям удар в самое неприступное место их социума – в веру в Яхве и в их миссию избранничества. Это бы прямо отвечало мудрой политике «разделяй и властвуй», с таким триумфом осуществляемой Римом вот уже много лет. Так думал прокуратор Иудеи Понтий Пилат. Ход мысли римлянина довольно точно уловил историк Л. Сухов в книге «Понтий Пилат», реконструируя цели и политические задачи Рима. Пилат говорит там римскому наместнику: «Развивая твою мысль, игемон, об организации религиозного раскола, замечу, что как раз сейчас, после смерти галилеянина, сложились благоприятные условия. Используя имя погибшего, можно организовать новое религиозное движение, как это в свое время сделали сами иудеи, опираясь на имя пророка Моисея. В уста галилеянина можно вложить содержание многих новых и нужных нам догматов, не согласовывая их с ним самим. Учеников его мы спасем (их уже вывезли за крепостные стены), создадим красочные, привлекательные мифы и приложим все усилия по пропаганде его учения. Успех нашей работы (в дальнейшем) зависит прежде всего от позиции администрации Рима на Востоке: вопрос политический, и указанная работа должна вестись непрерывно в течение десятилетий. Необходимо (для этого) подобрать грамотных людей, организовать направленное финансирование и придать всему глубоко секретный характер. Такая работа возможна при серьезной поддержке центральных властей. Для организации работ уже сегодня необходимо выделить 500 тысяч сестерциев. Действовать нужно осторожно. Маленькие секты последователей нового толка организовать за пределами самой Иудеи, при еврейских общинах в больших городах: Александрии, Антиохии, Дамаске, Риме. В самой Иудее последователи галилеянина будут скорее всего побиваемы камнями. Организованные ростки нового движения в отдельных местах могут оказаться (тем не менее вполне) жизнеспособными и внедриться в основную канву религии. Но если прозорливость раввинов будет на высоте, то новые мысли могут быть просто не допущены к истинно верующим: они будут объявлены еретическими. Тогда новое движение будет жить и развиваться самостоятельно, но и задача у него будет другая: ослаблять состав истинно верующих, отбирать паству, преграждать путь к распространению чистого иудаизма. Трудно оценить будущие результаты, но работать нужно уже сейчас». При всей условности конструкции, признаем: она реально отражает некоторые грани развития христианства.

А. Егоров. Бичевание Христа. 1814 г.

Казнь пророка и мессии всегда становится почвой для последующих вер и бурь. Впрочем, согласно учениям гностиков, тех, кто в первые века нашей эры станут самыми главными соперниками христианства, казни Иисуса Христа вообще не было, как не было и реального тела Его (о том заявляли докеты и николаиты). А поэтому тот не мог ни страдать, ни умереть на кресте, ни воскреснуть. Некоторые считали, что вместо Христа был распят кто-то другой, возможно, то был Симон Кириенянин. Спор этот, за давностью лет, так и не получил завершения.

Саркофаг с изображением страданий Иисуса Христа

Племя иудеев на языке халдеев переводится как «Израиль», что значит по-гречески «Зрящий Бога». Но так ли это? Еврейский философ Филон (25–50 гг. н. э.) утверждал, что племя сие ставит прозренье Бога «выше всех прочих вещей». В действительности Христос не был для них ни истиной, ни первоочередной ценностью в реальном мире, ибо у них был совершенно иной Бог. Имя его – Деньги… Гольбах пишет: «Иисус Христос не хотел, чтобы апостолы брали деньги, но церковь впоследствии стала на прямо противоположную точку зрения. Ныне без денег не добьешься священника. Таким образом исполняются слова книги Левит (27: 18): «Священник будет считать серебро». Хотя нельзя выделять священнников из остального мира, что крепился и крепится не только и не столько верой, сколь златом.

Караваджо. Призвание апостола Матфея

И тем не менее Христос стал уникальным явлением в иудействе. Начав проповедовать учение на 30 году жизни, Иисус вскоре убедился, как трудно, а подчас и невозможно вытравить типично иудейский дух с его высокомерием, ограниченностью, предрассудками. Вероятно, тогда же стала чаще посещать и крамольная мысль: «А может, евреи вовсе не являются избранным народом, ибо не в состоянии они принять мою веру и встать на верный путь? Может, другие смогут внять моим заповедям?» Покидая Назарет, Он с горечью заметил: «Нет пророка в своем отечестве». Полагаю, что Д. Штраус в книге «Жизнь Христа» в целом верно реконструирует ход его мысли: «Но, с другой стороны, чем более он убеждался в невосприимчивости и злонамеренности евреев, тем скорее в нем могла зародиться мысль о том, что дело может принять иной оборот и что не потомки Авраама, а язычники составят большинство в учрежденных им общинах верующих. Именно такого рода мысль высказывает Иисус в конце рассказа о сотнике капернаумском». Конечно, какое-то время Он старался подавить в себе эти тяжелые и безрадостные мысли. Но можно предположить (анализируя многие его высказывания), что Иисуса порой охватывало чувство отчаяния и полнейшей безысходности. Разве не на это указывает хотя бы то место из Евангелия, где Он, открываясь ученикам, скажет, что должен будет уйти в Иерусалим и бросить там вызов? Ему придется «много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, быть убитым и в третий день воскреснуть» (Мф. 16: 21). Это может означать лишь одно: не надеясь на то, что элита поддержит Его, Иисус решает прибегнуть к самому крайнему средству, которое убедило бы представителей Его не очень-то верующего народа – к своей преднамеренной гибели. Евреи стараются скрыть то, что философия их жизни, деятельности, поступки, мысли (я говорю о поведении первосвященников, вождей, глав Кагала, богачей) с самого начала были и остались антихристианскими. Иисус никогда и не был Мессией Их Мира!

Неужто, спросите вы, тогдашние евреи были столь безнадежны? Возможно, С. Н. Трубецкой был прав, призывая «не рисовать в черных красках среду Его для вящего контраста». Он уверял, что Христос пришел «не во время падения, а во время жатвы и нашел зрелой ниву Израиля с ее пшеницей и с ее плевелами». В каком смысле «зрелой»? Бесспорно, мессианские ожидания имели место среди евреев. Однако верили-то они в приход Яхве, а вовсе не Христа! Народные движения и восстания Израиля, которые привели почти к полному разрушению Иерусалима, конечно, имели мессианский характер… Сам Трубецкой говорит о том, к кому конкретно обращены ожидания евреев. Он пишет: «В пламени, пожиравшем храм, погибли тысячи иудеев, которые взошли на его кровлю по слову одного лжепророка, уверившего их, что в тот день Бог явит им «знамения спасения»». Значит, ему (своему пророку) они поверили, а вот светлому и мудрому Христу – нет! Почему?! Да потому, что Христос ни толпе, ни священникам, ни Риму был совершенно не нужен. Он был, по сути, чужой среди своих!

У жрецов Он отнимал власть, беднякам обещал лишь пути терпения и самовоспитания. Бесспорно, у толпы, слушавшей Его проповеди, были собственные ожидания и представления о помазаннике Божием, о грядущем царе Иудейском. Поэтому не случайно же Иисус, «узнав, что хотят прийти, нечаянно взять Его и сделать царем, опять удалился на гору один». Идеология, которую будут проповедовать с амвонов слуги Церкви, не была Его учением. С другой стороны, правы и те, кто говорит, что «вне толпы Его просто нет, и до ее рождения Ему нечего было бы делать в Палестине». Ему нужны были зрители, люди, кто внутренне был уже готов к обращению в веру. Поэтому Он скажет апостолам: «На путь к язычникам не ходите, а идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева» (Мф. 10: 5–6). Смысла нет вещать равнодушным. Пастырь и духовник нужен лишь тем, чье сердце открыто вере, и страстно ее жаждет.

Рафаэль. Несение креста

Читаем в Евангелии от Матфея строки, которые поведал Сын Божий своим ученикам, когда вышел с ними из храма… Вот они: «Иисус сказал им в ответ: берегитесь, чтобы кто не прельстил вас; Ибо многие придут под именем Моим и будут говорить: «Я – Христос», и многих прельстят. Также услышите о войнах и военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь; ибо надлежит всему тому быть. Но это еще не конец: Ибо восстанет народ на народ, и царство на царство, и будут глады, моры и землетрясения по местам; Все же это начало болезней. Тогда будут предавать вас на мучения и убивать вас; и вы будете ненавидимы всеми народами за имя Мое. И тогда соблазнятся многие; и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга; И многие лжепророки восстанут и прельстят многих; И, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь; Претерпевший же до конца спасется. И проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам; и тогда придет конец» (Мф. 24: 4—14). Поистине в этих огненных словах Иисуса есть нечто от Иоанна Богослова и Аввакума, есть откровение и «неземное, сверхчеловеческое величие: это – космический судья последних времен». И призыв нести свой крест!

Да, он пришел из их племени, из их народа… Но они же Его отвергли и погубили! Причем погубили, несмотря на то, что он честно и прямо им говорил: «Я послан только к заблудшим овцам Израилевым». Требовали Его смерти, несмотря на все сделанные им добрые дела. Как они объясняли свое поведение? Когда Пилат спросил толпу, по какой причине та хочет погубить Иисуса, та ответила: она возмущена тем, что Он творил исцеления в субботний день (закон запрещает в этот день евреям работать). Пилат переспросил: хотите погубить Его за добрые дела? И те ответили: да, господин. Когда Пилат заметил, что не находит никакой вины на нем, евреи стали говорить: Иисус – чародей, а потому они готовы предать его на казнь. Иисуса обвинили в колдовстве и самозванстве раввины. В частности, на это указывает памфлет под названием «Тольдот Иешу» («Происхождение Иисуса»), возникший в Палестине или Месопотамии уже позднее, в V в. н. э., то есть примерно в эпоху создания иудеями Талмуда.

Г. Доре. Пригвождение ко кресту

В нем говорится о неком раскольнике и самозванце Иешу (Иисусе), который и «свел» Израиль с истинного пути тем, что похитил из святая святых Иерусалимского храма тайное имя Бога. Пользуясь им (имя сие считалось у евреев табу со времен ветхозаветной эпохи), он якобы стал творить чудеса. Но, согласно Талмуду, «произносящий Имя Его буквами» лишен удела в будущей жизни. В этом трактате не только оспаривается божественное Его происхождение, но и утверждается, что Иисус был зачат в тройном грехе. Внебрачным отцом Его якобы являлся некий Пантера (Пандира), римский солдат. Тот силой и обманом овладел Марйам (Марией) в субботу, да еще и во время ее месячных. Последствия такого тройного греха действуют обычно в отношении грешников с тройной силой. Потому Иешу (Иисуса) наименовали там злодеем и безродным, а его последователей – глупцами и отщепенцами народа Израиля.

Умащение тела Христа

Однако задумаемся: что не устраивало иудеев в философии и идеологии Сына Божьего? Отсутствие стройной философской доктрины, социального учения? Вряд ли это могло иметь значение. Отсутствие четкой профессиональной ориентации в Его жизненных устремлениях? Но и это вряд ли… В юности Он трудился, делая плуги и ярма для тех, кто в них нуждался. Иисус не касался в учении и задач государства, экономики, профессии, культуры. На второй план у Него отошли семейные вопросы. Все это мелочи, на которые тогда никто бы даже не обратил внимания. Просвещенных и образованных людей в то время было среди евреев мало. Дело в ином: главные идеи учения Христа были решительно чужды и неприемлемы для большей части верующих евреев. Почему? Они вступили в конфликт не только с заповедями Торы, но и с жизненной практикой! Странно, что это нужно повторять вновь и вновь. Пробелы же в прагматической философии (для нас Он – великий моралист) не уменьшают Его божественной миссии как богочеловека. Как заметил Д. Штраус: «Без сомнения, такой пробел, такая односторонность в учении Иисуса обусловливались отчасти иудейским происхождением его, отчасти же и духом времени и отношениями личной жизни Иисуса. Пробел объясняется не тем, что недостаточно развит и проведен был руководящий принцип. Напротив, Иисус никогда не понимал ни государственности, ни профессионального труда, ни искусства. Поэтому невозможно и указать, как должен жить и вести себя человек-гражданин, как должен он обогащать и украшать жизнь свою на поприще труда и искусства, следуя наказам и поучениям Иисуса. Этот пробел приходилось заполнять в условиях иной народности, иного времени, иной государственности и общественности, и этим делом занялись не только греки и римляне в древности, но и другие исторические народы последующих эпох». Христианство – это в первую очередь моральный кодекс.

Поэтому абсолютно закономерен финал его усилий. Иудейский мессианизм выродился у большинства евреев в обычное мещанство, а их бог (Яхве) оказался на поверку менялой и фарисеем. Сами вожди в первую очередь разуверились в насаждаемых ими догмах. Отсюда понятно и то, почему они столь легко предались эллинизму худшего вида (римская пресыщенность и разврат), как и царь Соломон в старости склонился к иным богам. Велльгаузен писал: «Блестящая внешность чуждой культуры ослепила их; роскошь и удовольствия привлекали их; свет приглашал их на свой пир, и они садились пировать вместе с ним». Эллинизация Иудеи шла стремительно. Правящий класс отказался от религии предков, привел евреев под римское владычество. Поистине, sapienti sat (мудрому достаточно!).

Иоанн Златоуст. Мозаика. IX в. Собор Св. Софии в Константинополе

Вожди и еврейская элита променяли Христа на злато… Константинопольский епископ Иоанн Златоуст (350–407), автор той редакции литургии, которую и ныне служат в Русской православной церкви, обрушился на иудеев с упреком, воскликнув: «Не удивляйтесь, что иудеев я назвал жалкими. Истинно жалки и несчастны они, намеренно отринувшие и бросившие столько благ, с неба пришедших в их руки. Воссияло им утреннее Солнце правды: они отвергли Его Свет, и сидят во тьме, а мы, жившие во тьме, привлекли к себе свет и избавились от мрака заблуждения. Они были ветвями от святого корня, но отломились: мы не принадлежали к корню, но принесли плод благочестия. Они, с малолетства читая пророков, распяли Того, о Ком возвещали пророки: мы же не слышали Божественных глаголов, но Тому, о Ком предсказано в них, воздали поклонение. Вот почему жалки они (евреи); ибо тогда как другие восхищали и усвоили себе блага, им (иудеям) ниспосланные, сами они отвергали их» («Против иудеев»). Хотя, на наш взгляд, он излишне несправедлив к евреям, ибо знаем, что и другие народы не только не принимали учения Христова, но и одно время всеми доступными мерами боролись против него и его адептов (старые и новые «язычники»).

Однако все эти моменты, безусловно, скорее являются следствием более глубокого и серьезного противостояния двух вер, двух религий. Надо бы встать на позицию иудеев. Мы не говорим здесь о священниках, синедрионах и т. д. и т. п.(хотя ведь и они – тоже люди), но о простых верующих евреях. Ведь к тому времени у них уже был свой бог – и это Яхве. В самом начале эпопеи евреи и христиане, при всех различиях обрядовой и бытовой нормы, верили в одного и того же Бога. Евреи, строго соблюдая предписания их закона, могли надеяться еще и на заступничество Христа. Христиане тоже вели себя достаточно скромно, не претендуя на единоличную власть. Для ортодоксальных евреев все было ясно и понятно: Яхве – Бог, Христос – человек, хотя и совершенный, божественного ранга. По всему христианскому миру зазвучал призыв (в 40-е гг. II в. н. э.): «Помышлять о господе Иисусе словно о Боге».

Но что это означало для верующих евреев? Только одно – «призыв к восстанию против Яхве». Тем самым христиане словно говорили: «Ниспровергайте языческих и иудейских богов, поклоняйтесь нашему – истинному Богу, Христу!» Конечно, это вызывало бурный протест у иудеев. И те высмеивали рассказы о непорочном зачатии Иисуса Девой Марией, называя это «эллинскими баснями». Один из участников такого спора между иудеями и христианами возмущенно заявлял: «В эллинских мифах уже рассказывалось, будто Персей был рожден девой Данаей, в которую (однажды) проник, обратившись в золото, тот, кого они называют Зевсом. Постыдились бы повторять подобное! Лучше признайте поскорее, что Иисус, будучи человеком, человеком и рожден. И уж если хотите доказать, будто он – Христос, утверждайте, что он удостоился избрания во Христа за жизнь законную и совершенную, иначе, подобно грекам, будете обличены в безумстве». Кстати, согласно верованиям иудеев, будущий Мессия должен был быть человеком. Видимо, продолжением этих древних споров стал нашумевший роман «Код да Винчи», в котором автор утверждал, что Иисус Христос якобы женился на Марии Магдалине. Дерзкая фабула заставила Ватикан выступить с резким осуждением действий «новых еретиков», покусившихся на «невинность» самого Христа.

Г. Каньяччи. Марта укоряет Марию Магдалину

Ортодоксальный иудей был вовсе не глуп. Он прекрасно понял, что те, кто провозглашал Иисуса богом, создали в Его лице очень серьезного конкурента богу иудеев Яхве. Поэтому и споры становились все более яростными. В свою очередь, сторонники христианства стали изображать иудейского Яхве темной и злой силой, с которой благой, светлый Христос не имел и не имеет вообще ничего общего. Маркион, богатый малоазийский судовладелец, обрушился и на Бога-Отца (II в. н. э.), назвав его «виновником зла, жаждущим войны, непостоянным в намерениях и противоречащим самому себе». Более умные и образованные представители христианства, наподобие грека Иустина, прозванного Философом и Мучеником, как-то еще пытались найти выход, ища компромиссы в ветхозаветных книгах («Бытие» и «Исход»). Однако все равно получалось, что в ветхозаветной истории действовали как бы два бога – Творец Саваоф и Христос, то есть «действовали два разных бога, и это, по существу, подтверждало правоту иудеев, упрекавших христиан в отказе от единобожия».

Еврейская элита (в целом люди образованные и неглупые) была слишком рациональна, прагматична и трезва, чтобы всерьез поверить в какие-то, как иным казалось, нелепые россказни или призывы. Правда, нельзя не отметить, что некоторая часть еврейства попыталась воспринять возвышенные идеи христианства. Показателен уже тот факт, что погребение Христа стало делом тайного его ученика – Иосифа Арамейского… По словам всех четырех евангелистов, Иосиф был человек богатый и занимал видное и высокое общественное положение. Марк (15:43) и Лука (23:50) называют его советником. Это могло означать, что он являлся одним из членов Синедриона. Иосиф не принял участия в судилище над Иисусом и, будучи тайным учеником Иисуса, «тоже ожидал Царствия Божия», но ортодоксальных и свирепых евреев Синедриона он, видимо, побаивался. Однако в час, когда Иисус умирал на кресте, Иосиф отважно обратился к Пилату за телом Иисуса. Тот хотя и был удивлен услышать такое из уст члена Синедриона (конторы, что с пеной у рта добивалась казни Иисуса), но узнав, что «царь» умер, приказал выдать тело. Иисуса похоронили в новом гробу. Другой тайный ученик Христа, Никодим, беседовавший с Христом, впоследствии пытавшийся его защищать в Синедрионе, после смерти принес к телу на большую сумму благовоний. Они вместе с Иосифом помазали и погребли тело Христа. Так два богатых еврея попытались искупить вину кагала. И первым христианским писателем и теологом был иудей Павел из г. Тарса. Как видим, борьба иудеев с христианами, как сегодня бы сказали, носила сугубо идейный и мировоззренческий характер. Хотя за теоретической подкладкой, как и за всеми идейными спорами, скрываются вполне земные, материальные и практические интересы.

А. Иванов. Явление Христа Марии Магдалине после воскрешения. 1835 г.

Первая значимая христианская община сформировалась в Иерусалиме. Так писал Лука в «Деяниях Апостолов». Подлинное имя и место рождения Луки Грека неизвестно, хотя иные считают, что он мог быть родом из Македонии или Сирии. Лука, живший в I в. н. э., дает довольно подробное изложение жизни Иисуса и историю зарождения христианской общины. Видимо, оно несколько приукрашено, но таковы почти все исторические труды апологетов того или иного учения: «И они постоянно пребывали в учении Апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах. Был же страх на всякой душе, и много чудес и знамений совершилось через Апостолов в Иерусалиме. Все же верующие были вместе и имели все общее. И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого. И каждый день единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца, хваля Бога и находясь в любви у всего народа. Господь же ежедневно прилагал спасаемых Церкви». На такого рода братские трапезы («агапы») собирались все члены общины, повторяя слова и жесты Иисуса Христа: «Сие есть тело Мое, которое за вас предается, сие есть кровь Моя, кровь Нового Завета»». Община христиан была более открыта, чем подобные же собрания кумранитов в Кумране.

Но все эти исключения не опровергают основного положения – враждебности массы евреев христианству. Возможно, причиной тому их мирская гордыня. Хорошо же известно, что они не любят ни с кем делить ни власть, ни деньги, ни богов, ни женщин… Как заметил в книге «Правдивое слово» Цельс (II в. н. э.), хотя они и последовали когда-то за Иисусом, но так как ими всегда руководил дух мятежа, евреи, «если бы все люди пожелали стать христианами, то эти не пожелали бы уже (оставаться христианами)». А уже в современную эпоху австрийский философ О. Вейнингер выскажется еще более категорично и даже в известном смысле революционно: «Христианство есть абсолютное отрицание еврейства». Наиболее полно смысл этой фразы, видимо, был выражен не в католицизме, а в православии.

 

Преследования христиан и их победа

Движение последователей Мессии зародилось на третий день после его гибели, когда Иисус воскрес. Сошествие Святого Духа произошло в Иерусалиме, что предопределило его роль как главнейшей святыни христианства. Однако, с другой стороны, сами евреи и стали первыми преследователями христиан, Христа, а затем и его учеников… Об этом твердо и определенно заявил Петр в день Пятидесятницы, бросив в лицо евреям обвинение: «Мужи Израильские! Выслушайте слова сии: Иисуса Назорея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога силами и чудесами и знамениями… вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили, но Бог воскресил Его… Бог соделал Господом и Христом сего Иисуса, которого вы распяли» (Деяния Апостолов). Причем преследования христиан шли не только в самом Риме или в Израиле, но и всюду, где только ни обитало еврейское население. Скажем, так было в Саламине, одном из древнейших античных городов, что расположен на восточном побережье острова Кипр. В этих местах в ту пору протекали труды и дни многих святых, почитаемых поместными церквями. Иудеи, препятствуя распространению новой религии на острове, в 116 г. н. э. во время восстания разрушили Саламин и убили там 24 тысячи христиан… Уже одно это указывает на их отношение к Христу и христианству. Но вот что представляется extra ordinem (из ряда вон) – факт противоборства иудеев и христиан они переиначат и подадут как победу иудаизма… В заключительных строках «Истории израильского народа» Ренана о событии сказано: «Через христианство иудаизм поистине завоевал мир. Христианство есть шедевр иудаизма, его слава, резюме его эволюции. Христианством кончается вековая борьба двух элементов, которые были в иудаизме». В действительности с явлением христианства началась многовековая борьба двух элементов как в человечестве, так и в иудаизме! Сам Ренан признавал, что с рождением христианства иудаизм хотя и продолжает существовать, но уже лишь как «иссохший ствол наряду с единственно плодоносной ветвью». Отныне вся «жизнь отлетает от него». Христианство в лучших его традициях и сынах (в том числе и прежде всего в православии) стало шедевром уже не иудаизма, а скорее антииудаизма.

Тайное собрание

О преследованиях христиан (уже римлянами) стоило бы сказать вот еще что. Вспомним Гая Плиния, Плиния Младшего (61—114 гг. н. э.), который, будучи легатом императора Траяна в провинции Вифиния и Понт (в 111–113 гг. н. э.), наблюдал в том числе и за деятельностью христианских общин… В письме к императору он выразил свое к ним отношение – западного интеллектуала к христианству. Плиний признается, что «никогда не участвовал в изысканиях о христианах» (то есть знаком с проблемой понаслышке). Далее показаны действия его как легата: «Пока что я по отношению к лицам, о которых мне доносили как о христианах, действовал следующим образом. Я спрашивал их: христиане ли они? Сознавшихся я допрашивал второй и третий раз, угрожая казнью; упорствующих я велел вести на казнь. Ибо я не сомневался, что, каков бы ни был характер того, в чем они признавались, во всяком случае упорство и непреклонное упрямство должно быть наказано. Были и другие приверженцы подобного безумия, которых я, поскольку они были римскими гражданами, отметил для отправки в Город (Рим). Скоро, когда, как это обычно бывает, преступление стало по инерции разрастаться, в него впутались разные группы». Как видим, не только евреи, находившиеся на периферии цивилизации, но и элита Рима долгое время не желала воспринимать христианство. Арий называл Христа не иначе как «произведением» и даже «тварью».

Император выносит смертный приговор епископу Киприану за отказ принести жертву императору

Преследования христиан берут свое начало с указа 202 г. н. э., когда пыткам и казням подверглись десятки тысяч человек. Эти преследования знали ряд этапов. Одни из первых свидетельств гонений дал Лактанций (250–325 гг. н. э.), писатель и преподаватель латинской риторики. Он свидетель тех гонений, в частности принятия императорского указа 303 г., в котором Диоклетиан ограничил права христиан при дворе и в армии, положив начало «Великому гонению», как назовут его впоследствии. Лактанций в его трактате «О смерти преследователей» подробно описал, как все это происходило: «Император же бесновался не только среди приближенных, но уже повсеместно, и заставил первую среди всех дочь Валерию и супругу свою Приску (обе женщины стали исповедовать христианство. – Ред.) оскверниться жертвоприношениями. Были убиты влиятельные некогда евнухи, благодаря которым и дворец, и сам император прежде твердо стояли на ногах. Схваченные пресвитеры и священники объявлялись без какого-либо доказательства или признания виновными, и их вели на казнь со всей их паствой. Людей без разбора пола и возраста насильно тащили на сожжение; причем их было такое множество, что предавали огню их не поодиночке, но сбитыми в стадо; прислугу, привязав каждому камень к шее, сбрасывали в море. И не менее жестоко преследование обрушилось на весь прочий люд. И судьи, разосланные по всем областям, принуждали к жертвоприношениям всех и вся. Темницы были полны. Выдумывались неслыханные способы пыток; и чтобы кому случайно не был определен справедливый приговор, в особых местах, а также перед судилищем, были установлены жертвенники, чтобы состязающиеся стороны совершали жертвоприношения, и …излагали обстоятельства дела; вследствие этого к судьям приходили, словно к богам… Стенания охватили всю землю, за исключением Галлии, от востока до запада бесновались три свирепые твари». «День тот погибели первый стал первой причиной несчастий» («Энеида», Вергилий). В дальнейшем эти несчастья и беды христиан лишь умножились.

Тициан. Св. Себастьян

Распятие св. Петра

Регулярные гонения на христиан возникли в эпоху императора Деция (250 г. н. э.). По повелению императора издали указ, потребовавший от христиан продемонстрировать их приверженность языческому культу. Тот, кто не пожелал этого сделать, заключался в темницу, подвергался казни или же отдавался на растерзание диким зверям. Политику гонений этих людей продолжили императоры Галл и Валериан. Говорят, особенно свиреп по отношению к христианским мученикам был Диоклетиан, взошедший на престол в 284 г. н. э. Согласно его эдикту 303 г. все христианские храмы должны были быть разрушены, а все их священные книги сожжены. Пытки, которым подвергались христиане, отказавшиеся предать их веру и отречься, описал епископ Евсевий в книге «Церковная история»: «Здесь тысячи людей – мужчин, женщин, детей, презрев эту временную жизнь, вытерпели за учение Спасителя нашего смерть различного рода: одних, после «когтей», дыбы, жестокого бичевания и множества разнообразных пыток, о которых слушать страшно, предавали огню; других топили в море; иные мужественно подставляли свои головы под мечи палачей; некоторые умирали в пытках; иных уморили голодом, других распинали – или как обычно распинают преступников, или более жестоким образом, пригвождая головой вниз и оставляя в живых, пока не погибали от голода на самом кресте. Пытки и страдания, которые вынесли мученики в Фиваиде, превосходят всякое описание. Все это творилось не несколько дней, не в течение короткого времени, а длилось долгие-долгие годы. Погибших бывало иногда больше десяти, а иной раз число их доходило почти до шестидесяти. Иногда в один день сразу было убито сто человек: мужчин, детей, женщин, которые скончались после разнообразных пыток, сменявших одна другую». Также и на Кипре, в Саламине (306 г.), при императоре Максимиане за открытое и публичное исповедание христианской веры были язычниками «усечены мечом» трое великомучеников, пресвитер Аристоклий, диакон Димитриан и чтец Афанасий. Святой Аристоклий из города Тамасса, где он был пресвитером, во время гонений ушел в горы и там поселился в одной из пещер, где якобы и получил божественное повеление идти в Саламин и там принять мученическую смерть за Христа. На своем пути в селении Ледра (в храме апостола Варнавы) святой Аристоклий встретил диакона Димитриана и чтеца Афанасия. Вместе они пришли в Саламин, где, встав на возвышенном месте, троица начала открыто исповедовать христианскую веру. По приказу правителя острова святые были схвачены и преданы мученической смерти». Несмотря на это, примеров подвижничества святых было немало.

Христиане продолжали бороться и отстаивать свои взгляды и веру. Как выразился во II в. Иустин, обращаясь к мучителям христиан: несмотря на все силы, каковыми располагает всемирный владыка Рим, мы будем неуязвимыми: «Можете нас убивать, но не можете нам вредить».

Иустин Философ

Однако давайте объективно посмотрим на то, что представлял собой император Диоклетиан (284–305 гг. н. э.). Выходец из бедной далматской семьи, он сделал карьеру, будучи военным, командиром элитного офицерского полка, охранявшего императора. Диокл (так его звали вначале) был самым замечательным руководителем империи со времен Августа. В 293 г. Диоклетиан преобразовал систему двойного соправления в тетрархию (то есть во главе управления империей стояли два Августа и два цезаря). Главное же, что он сделал, – так это стал выдвигать людей на высшие посты в империи не по родственным связям, а по заслугам. Новая система управления империей была довольно жесткой. Дело в том, что ему приходилось выводить страну из кризиса, вызванного смутным временем правления Галлиена. Тогда в стране быстро росли цены, стоимость динара упала, исчезло из обращения золото, и стало почти невозможно собрать налоги в нужном количестве. Никто не мог или не хотел давать деньги взаймы власти. Что ему оставалось делать? Тут уж пришлось пойти на отмену всех привилегий и освобождений от налогов. Он ввел в империи единообразную налоговую систему, объединил провинции в более крупные формирования (диоцезы), в соответствии с природными и географическими особенностями, взяв на себя управление восточными провинциями и сделав резиденцией азиатский город Никомедию. При нем были созданы нормальные условия для работы крестьян, которые отныне были свободны от обязательств самим продавать продукцию (для выплаты налогов деньгами). Это были «райские условия для производителя». Хотя его и считают «гонителем христиан», но он был гораздо более справедливый правитель, нежели так обожаемый церковью Константин. Он мало тратил на себя лично и на свое окружение, не признавал личной роскоши, и у него не было гарема.

Термы римского императора Диоклетиана

Р. ван дер Вейден. Снятие с креста

Деньги, которые поступали в виде налогов, благодаря созданному им механизму шли на цели обороны, политические нужды и управление империей. Ни разу в годы его правления готы не проникали в глубь империи. Достоинства его заметно перевешивают факт гонений на христиан, которые имели очень ограниченный характер. К тому же в его действиях был свой резон. Вот как объясняет мотивации поступков императора Дж. Бейкер: «Однако среди обвинений в адрес церкви было по крайней мере одно, против которого Диоклетиан не мог возражать и которое он не мог оставить без внимания. Он сделал монарха, наделенного божественной властью, краеугольным камнем своей концепции реформированной империи. Церковь была единственной силой в мире, которая в принципе отказывалась признать божественность монарха. Мало того, она открыто отвергала власть цезаря… Соответственно, церковь выступала против той системы, создание которой Диоклетиан успешно завершал. И при этом церковь была очень могущественной организацией, чьи щупальца расползлись по всей империи. По влиятельности и сплоченности она уступала разве что армии». Кстати, уточним: реальной фигурой, спровоцировавшей гонения, был «зверь» Галерий, римский император с 305 г., выходец из Сердика (Софии). Его усыновил Диоклетиан, выдав за него замуж свою дочь. Как бы там ни было, а 23 февраля 303 г. была захвачена и разорена церковь в Никомедии, священные тексты сожгли, а христианскую веру объявили вне закона.

Церковь Гроба Господня в Иерусалиме

Картина гонений на христианских мучеников в Риме (в эпоху Нерона) представлена и у Тацита… Тот писал в «Анналах»: «И вот Нерон, чтобы побороть слухи (что пожар был устроен по его приказанию. – В. М.), приискал виноватых и предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами. Христа, от имени которого происходит это название, казнил при Тиберии прокуратор Понтий Пилат; подавленное на время это зловредное суеверие стало вновь прорываться наружу, и не только в Иудее, откуда пошла эта пагуба, но и в Риме, куда отовсюду стекается все наиболее гнусное и постыдное и где оно находит приверженцев. Итак, сначала были схвачены те, кто открыто признавал себя принадлежащими к этой секте, а затем по их указаниям и великое множество прочих, изобличенных не столько в злодейском поджоге, сколько в ненависти к роду людскому. Их умерщвление сопровождалось издевательствами, ибо их облачали в шкуры диких зверей, дабы они были растерзаны насмерть собаками, распинали на крестах, или обреченных на смерть в огне поджигали с наступлением темноты ради ночного освещения. Для этого зрелища тот же Нерон предоставил свои сады; тогда же он дал представление в цирке, во время которого сидел среди толпы в одежде возничего или правил упряжкой, участвуя в состязании колесниц. И хотя на христианах лежала вина и они заслуживали самой суровой кары, все же эти жестокости пробуждали сострадание к ним, ибо казалось, что их истребление не в видах общественной пользу, а вследствие кровожадности одного Нерона». Заметим, что Тацит даже не сомневается в виновности христиан, хотя лично и не приемлет кровожадных методов цезаря.

Чтобы понять причины естественного недоумения простых людей при виде тех, кто поклоняется какому-то богу, галилейскому Мессии, у которого нет привычных храмов и статуй, кому не приносят жертвоприношений (хотя потом церковь все это даст верующим), приведем недоуменные вопросы римских воинов, обращенные к апостолу Павлу, коего они вели на казнь: «Скажи нам, Павел, где же тот Царь, и где являлся Он вам, и как узнали вы Его, и что хорошего Он дал или обещал дать вам, дабы вы, христиане, так горячо Его любили и ни на каких условиях не хотели б религии нашей принять и жить, наслаждаясь радостями этой жизни, но, словно бы к прелестнейшей утехе, стремились мученически умереть за Него? Великое нам в том видится заблуждение: веселье и самое жизнь ненавидя, жаждать всем сердцем казни и смерти». Представления римлян о нормальной и приятной жизни у обычного люда вступили в противоречие со строгими христианскими взглядами.

Однако, с другой стороны, именно дерзкий отказ от того, чему неистово поклонялся Рим (жажда денег, власти, удовольствий, чревоугодие, веселье, развлечения), то есть отказ от принятой системы ценностей римского мироустройства, и привлекал в ряды христиан огромное число недовольных этой гнилой системой. Весьма привлекательно выглядели такие моральные ценности, как братская любовь, супружеская верность, забота о бедных и сирых. «Вспомни о бедных, прими и накорми их», – призывал один сирийский епископ. Важно подчеркнуть и такой момент: новая религия по сути дела стирала социальные различия между людьми. То, что христиане считали друг друга равными и называли братьями, имело огромное значение. Это фактически ниспровергало всю систему социальной стратификации, которую воздвиг Рим за тысячу лет. Подобная идеология была крайне притягательна и для стран Востока, хотя обряды христиан не были такими зрелищными, как обряды культа Митры и Кибелы.

Римские легионеры

Что явилось главной причиной яростных гонений на христиан? Почему христианство и Римская империя смотрели друг на друга как два зверя, готовые растерзать один другого, возможно, не вполне понимая корни вражды. Христианские идеи подрывали основы римского строя и той системы, что давно утвердились в тогдашнем мире. Церковный автор Евсевий, говоря о введении второго эдикта против христиан, проговаривается и указывает нам на истинную причину их преследований: «В скором времени, когда некие люди попытались завладеть царской властью в области, именуемой Мелитинской, а другие – в Сирии, вышел царский указ повсюду бросать в темницу и держать в оковах представителей церкви». Так вот где собака зарыта… Оказывается, и тут борьба за власть. Правда, у христиан были веские причины не принимать законов Рима. Они справедливо указывали на то, римское государство, его цивилизация основаны на лжи и грабежах, что сила римлян – исключительно в войнах, неправде и дерзости. Потому христианская эсхатология обрекала Рим на муки огненные.

Ю. Шнорр фон Карольсфельд. Прибытие Петра и Павла в Рим

Рисуя картину поглотившего Рим пожара, автор Апокалипсиса писал: «Веселились о сём и небо, и святые апостолы, и пророки». О том же говорится и в апологии Минуция Феликса: «Все, что римляне содержат в своей власти, чем обладают, – все это добыча их дерзости; все храмы их воздвигнуты из награбленного имущества, они обирали для этого города и религиозные учреждения. Римляне сильны не потому, что религиозны, но потому, что безнаказанно совершали святотатство». Надо признать, в этих словах есть своя жестокая правда. Известно, что правда всегда глаза колет. Это был вызов всему римскому обществу. И не случайно христиан иногда еще называли hostes populi Romani (враги римского народа). Они и были врагами строя, не принимая губительных для людей безнравственных зрелищ и нравов позднего Рима. Но и церковные иерархи сами стремились занять место цезарей… И апостол Петр был казнен вместе с другими. На ватиканском холме обнаружили его могилу.

Караваджо. Распятие святого Петра

К тому же христиане не жаловали культуру – театры, литературу, ораторов и философов. «Нет ереси, – говорил Тертуллиан (160–220 гг. н. э.), – которая бы не имела начала в учении философов». Этот римский писатель, юрист и теолог видел в философии чуть ли не первопричину всех бед и грехов человеческих. Он проклинал Аристотеля за его диалектику, говоря, что многие философы (вместе с учениками) будут гореть в пламени Страшного Суда, а знаменитые поэты должны трепетать не столько пред судом Миноса, сколь пред судом Христа. В труде «О проскрипции против еретиков» Тертуллиан гневно восклицал: «Все это учения людские и демонские, льстящие слуху и рожденные изобретательностью языческой мудрости, которую Господь называет глупостью: немудрое мира избрал Он для посрамления даже самой философии. Она, конечно, есть материя языческой мудрости, безрассудная толковательница Божественной природы и установления. Как раз от философии сами-то ереси и получают подстрекательство… Тот же предмет обсуждается у еретиков и философов, те же вопросы повторяются: откуда зло и почему? откуда человек и каким образом? и, что недавно предложил Валентин, откуда Бог? Конечно, от мысли и преждевременных родов. Жалкий Аристотель! Он сочинил для них диалектику – искусство строить и разрушать, притворную в суждениях, изворотливую в посылках, недалекую в доказательствах, деятельную в пререканиях, тягостную даже для самой себя, трактующую обо всем, но так ничего и не выясняющую. Отсюда их нескончаемые россказни и родословия, и бесплодные вопросы, и словеса, ползучие, как рак… Итак: что Афины – Иерусалиму? Что Академия – Церкви? Что еретики – христианам? Наше установление – с портика Соломонова, а он и сам передавал, что Господа должно искать в простоте сердца. Да запомнят это все, кто хотел сделать христианство и стоическим, и диалектическим. В любознательности нам нет нужды после Иисуса Христа, а в поисках истины – после Евангелия. Раз мы верим во что-то, то не желаем верить ничему сверх этого: ибо мы верим прежде всего, и нет ничего более, во что мы должны бы поверить». Досталось крепко от ортодоксов и театру. Театр есть не что иное, как святилище Венеры, дом муз, где правят Венера, Бахус и сатиры. Поэтому сторонник аскетизма Тертуллиан сравнивал театральные представления с языческими празднествами, осуждая театр за те якобы гадости, что показываются на его сцене, «оскорбляя стыдливость и нравственность зрителей». На сцену на обозрение людей всех возрастов и званий выводят блудниц, жертв публичной похоти. Глашатай объявляет им место и цену, перечисляет их достоинства, в том числе и такие, «о которых лучше было бы умолчать, чтобы не осквернять свет дня». Тертуллиан напрасно взывал к римскому сенату, всем сословиям в надежде, что они «прилюдно покраснеют» (хоть раз в году). То был глас вопиющего в пустыне…

Тертуллиан

Программа запрета всех видов театральных постановок и литературных произведений – это явный экстремизм… Однако иные из упреков не лишены оснований: «Если комедия учит бесстыдству, то трагедия – жестокости, злочестию и варварству: рассказ о постыдном деле столь же бесполезен и опасен, как и само дело». Двойственность морали римлян очевидна. И Тертуллиан осуждал их за такое поведение: «Что считают они в одном месте запрещенным, то в другом признают позволенным. В итоге, кто на улице посовестился бы задрать рубашку, чтоб справить нужду, тот в цирке без всякого зазрения обнажает скромные части тела. Кто бережет свою дочь от оскорблений, тот сам ведет ее в театр, где она слышит непристойные речи и видит неприличные жесты. Кто на улице остановит разбушевавшегося драчуна, тот спокойно смотрит, как на арене кулачные бойцы избивают друг друга. Кто не выносит вида покойников, тот в амфитеатре с удовольствием смотрит на тело, плавающее в луже крови. Кто пришел посмотреть на казнь преступника, сам плетьми и розгами толкает гладиатора, против его воли, на убийство». Мы в дальнейшем, говоря о Риме, расскажем об этой позорной странице.

Саркофаг муз. Лувр

Таким образом, именно святые отцы стали подвергать науку, искусство, образованность, красноречие критике и осуждению. «Ваше (языческое) красноречие – есть не что иное, как орудие неправды, ваша поэзия воспевает только ссоры и любовные проделки богов на пагубу людей, глупцы и льстецы были все ваши философы. Ни один из ваших философов не произвел ничего великого и достойного, ни Диоген, живший в бочке, чтобы явить себя чуждым потребностей, и умерший потому, что он ел грубые полипы, ни Платон, который любил лакомые обеды Дионисия (Сиракузского), ни Аристотель, который льстил Александру (Великому); все они не были свободны от суетности и притязательности. Или, что достойного и удивительного сделали ваши киники?» – восклицал христианин Татиан. Августин (354–430 гг. н. э.) и вовсе безапелляционно заявит: «Вне богословия – философия ничто».

Ненависть христиан к Риму была так велика, что распространялась на музыку, живопись, архитектуру и даже на школы. При таком отношении к ним язычники и Империя отвечали христианам тем же. Поводов для взаимной вражды у сторон более чем достаточно. Они ненавидят наших богов, а мы – их. Они не призывали за стол Геркулеса, как это принято у Рима, – ненависть к ним растет. Нет дождя или землю поразила засуха – ненависть растет. Язычники видели гнев божий даже в капризах природы. По свидетельству Августа, кое-где в Северной Африке сложилась поговорка: «Если нет дождя, то вини во всем христианина». Иные видели в них атеистов, которые не почитали патриотических богов Рима. Ненависть масс подогревали жрецы, волхвы, шарлатаны. Ведь их искусство и власть могли исчезнуть с распространением идей христианства. Широко распространено такое заклинание: «Прочь отсюда, атеист, эпикуреец, христианин». В свою очередь и христиане отвечали тем же: считали оракулов, астрологов, хиромантов, предсказателей демонами и всячески поносили.

В. Беляев. Христос излечивает одержимого бесами

Таким образом, против христиан возникла довольно мощная коалиция. «Народ в Римской империи, – писал А. Лебедев, – положительно мог требовать от правительства гонения на христиан, если желал того, и правительство не в силах было отказывать народу в этом требовании. Демагогия, самая опасная, развивалась во время императорского Рима. Толпа никогда, быть может, не обладала большей силой, как в это время, хотя она и лишена была свободы. Тираническая императорская власть, часто не находя себе поддержки в других слоях общества, искала и (успешно) находила себе эту поддержку в черни. Деспот, говорит Прессансе, потому только держит власть в своих руках, что он служит не истинным интересам, а страстям народным; тирания всегда есть результат двоякого подчинения: властелина, который потворствует своему рабу, и раба, который льстит своему властелину. Поэтому-то владычество римских императоров было вместе с тем и владычеством народа. Недовольный уже одним хлебом, который даром давался ему в столице, и цирком, которым забавляли его, народ из ненависти к христианам еще требовал и смерти христиан и к обыкновенному крику: panem et circenses (хлеба и зрелищ) прибавлял еще новый ужасный возглас: christianos ad leones (христиан – львам). И императоры, а за ними и проконсулы провинций не могли отказать толпе, на которую они опирались, – отказывать в ее требованиях». Отражая мнение народа, власть не могла быть безучастной к его требованиям.

Борьба с новым религиозным течением была долгой и трудной… Даже тогда, когда при Константине христианство победило, долгое время язычество еще сохраняло влияние. Так, языческие города и храмы продолжали пользоваться милостями императоров. Константин давал жалования схолархам и профессорам. Он увеличил их привилегии и освободил их от обременительных налогов и тягот. Афинские школы все еще пользовались огромной популярностью. В них обучались богатые студенты из провинций империи, набирались уму-разуму будущий император Юлиан, софист Либаний, св. Василий и св. Григорий. Афины наслаждались благами терпимости. Не давали ощутимых результатов и меры, принимаемые против язычников. На запрещения приносить жертвы язычники не обращали никакого внимания. Почти весь IV век новой эры был веком веротерпимости, хотя время от времени веротерпимость и давала трещины. Некоторый подъем язычества при Юлиане Отступнике задержал движение христианства (почти на 20 лет). Император Валентиан I, подтвердив права, привилегии языческих жрецов, запрещал язычникам принесение их кровавых жертв. Заметим, что язычники и христиане совместно посещали школы и участвовали в диспутах. Только указом 396 г. уничтожались все привилегии языческих жрецов на Востоке. К тому же многие жрецы становились ревнителями новой религии, что вполне объяснимо, ибо она, видимо, больше отвечала всему складу их жизни и веры, нежели какие-то там философские учения.

Бюст бога Сераписа. Александрия

В работах отцов христианства часто подчеркивается, что жизнь первых христиан, объединенных общею верою, была построена на началах взаимной любви. Эту сторону благодатного воздействия св. Духа апостол Павел считал чрезвычайно ценной и важной. Но в отношении язычников те повели себя самым негуманным и диким образом. Один из поздних римских историков, Евнапий (IV в. н. э.), описывал то, как в Египте фанатики-христиане уничтожали в Александрии языческих богов, храм Сераписа, а заодно и людей.

История возникновения этого культа и храма такова (в описании В. В. Струве). Когда в Египте появился Александр Македонский, многие египтяне, помнившие весь ужас завоевания Оха, а также период господства «служителей Сета, проклятых азиатов», когда вся земля «заполнилась слезами», восприняли его как «защитника и спасителя страны». Казалось, наступила новая эра торжества света и добра. Александра восприняли тут как величайшего бога, и он старался вести себя со своими новыми подданными подобающим образом. Именно при нем, как иные считают, жрец Манефон, «отец египетской истории», знавший греческий язык, был принят в число советников великого царя. По мнению Струве, именно он мог принять участие в слиянии в один образ бога Амона с Осараписом, пытаясь таким образом сблизить богословские системы Фив, Гелиополя и Мемфиса. Затем сей бог был трансформирован в Сераписа, представителя «первой известной нам в Средиземноморье мировой религии». Услугами иерограммата Манефона воспользовался затем сатрап Египта Птолемей. Тот стал помогать ему укрепить Его авторитет и помог организовать культ Сераписа.

Евнапий писал: «Исчезло не только почитание богов, но и сами здания, и все произошло, словно в поэтических мифах, повествующих о победе гигантов… Эти люди, ополчившись на святилища, словно на камни и на каменотесов, без всякого повода и без объявления войны совершили на них набег и разрушили храм Сераписа. Они победили, повоевав с храмовыми дарами, не встретив серьезного сопротивления и не вступив в открытый бой. В этом смысле они с таким рвением сражались против статуй и посвятительных даров, что не только одержали над ними верх, но и взяли «в плен» (как захватывают в плен свою добычу воры), а единственным их тактическим замыслом было получше спрятать награбленное. Не смогли грабители унести только фундамент, потому что камни в основании храма Сераписа оказались очень тяжелыми, и их было нелегко сдвинуть. Разрушив и разорив все, эти «благородные и отважные воины», обагрившие свои руки кровью, но не пожелавшие очиститься, говорили после, что победили богов и считали свое святотатство и нечестие достойными восхваления». Затем в священные (для язычников) места они привели так называемых монахов, что по виду «были люди, но жили как свиньи и открыто совершали тысячи преступлений, о которых невозможно даже и говорить». Что можно сказать на сей счет?

Г. Доре. Христос исцеляет больных

Причина конфликта ясна: и язычники затаили злобу на христиан. Когда в Каламе отмечали праздник Сераписа (в 408 г.), юнцы-язычники стали осыпать храм христиан камнями. В суматохе кого-то задавили насмерть. Монахи и епископ попрятались в страхе. Тогда христиане разбили языческую статую Геркулеса (в Суффете), а язычники в ответ предали жуткой смерти 60 ни в чем не повинных христиан. Августин обвинял язычников в том, что те «похоронили Римский закон». Он так говорил им: «Вы твердите о своем Геркулесе? Мы вернем его вам. Металл есть, камня хватает, мрамора более чем достаточно, художники многочисленны. Вот: вашего бога можно изваять, выточить, украсить. Мы ему и щеки выкрасим в цвет плоти, чтобы были звонче ваши священные поцелуи. Но вы верните нам души, которые смело ваше насилие. Как мы возвращаем вам статую Геркулеса, верните нам жизни наших!» Он был сторонником религиозной терпимости и убеждал всех в том, что «путь насилия – ошибочный путь». Увы, о терпимости можно было в то время только мечтать… Когда Августин умирал в Гиппоне (430), город осаждали вандалы. И он молил бога послать ему смерть раньше, чем те возьмут город. Кстати, когда войска Алариха опустошали Рим (410), среди язычников вспыхнула новая волна антихристианских возмущений. Народ бедствия свои ставил в вину христианскому государству, поправшему и изгнавшему древних богов.

Христиане не раз еще будут вставать на путь преследований и насилия. Достаточно вспомнить трагическую историю жившей в Александрии Гипатии, дочери известнейшего философа Теона. По свидетельству историков, она достигла такой учености, что стала выше всех философов своего времени и даже возглавила школу, основанную еще Плотином («Мусейон»). Там она проводила занятия по философии. К ней стекалась масса слушателей отовсюду. Ее знания и авторитет завоевали уважение властей. Мужчины оказывали ей почтение, восхищаясь. В результате монахи, тоже желавшие популярности, но не имевшие таких талантов или знаний, испытывали к ней ревность, которая вскоре переросла в ненависть. В 415 г. они составили против нее заговор, которым руководил некий церковный чтец по имени Петр.

Они устроили засаду, схватили девушку, потащили к церкви и там, сорвав с нее одежду, черепками горшков убили. Затем разорвали тело на части и понесли останки к месту Кинарон, чтобы сжечь. Это деяние покрыло позором епископа Кирилла и всю церковь Александрии. Преступление это описал, в частности, англичанин Кингсли в своем романе «Ипатия». Так что и христиане не ангелы.

Толпа расправляется с Гипатией

Видимо, такова природа религиозной страсти. Это не раз приводило к трагическим последствиям как для людей и общества, так и для искусства. Менар писал, сколь губительно христианство для античного искусства: «Когда христианская религия одержала верх, мощи святых пришли на смену статуям богов, которых (даже) красота не могла спасти от анафемы, объявленной церковью. Храмы начинают пустеть при правлении Константина, а в период царствования императора Феодосия I наступает эпоха их полного и планомерного уничтожения. Все, созданное античностью за тысячелетний период, было несправедливо забыто». Языческие боги – прямые конкуренты за религиозный престол и хлеба небесные.

Но чем же так не понравилась церковникам наука? Оказывается, по их мнению, наука не дает людям ничего из того, что достойно почитания и уважения. Известный христианский писатель Лактанций (250–325 гг. н. э.) поставил задачу показать всю «лживость и бесплотность» философии, чтобы «воссияла вырвавшаяся на свободу истина». И атаку он начал именно против философов, ибо они – голова, а «когда будет повержена голова», без труда откроется доступ и «к ниспровержению тела». Он отказывает им в титуле «ревнителей мудрости». В свою очередь, платоники считали христианство вульгарным и варварским вероучением. Лактанций заявляет в их адрес: «Я не согласен с тем, что философы являются ревнителями мудрости, ибо тем постижением мудрость не достигается. Если бы тем постижением можно было обрести мудрость, если бы это изучение было бы как бы дорогой к мудрости, то когда-нибудь она была бы найдена. Поскольку же столь продолжительное время и настолько изнуренными в поисках умами она не была открыта, ясно, что нет там никакой мудрости. Следовательно, те, кто философствуют, не постигают мудрости, но сами про себя думают, что постигают, ибо не знают они того, чего ищут… Знание не в состоянии ни прийти от ума, ни открыться размышлением, поскольку заключать знание в себе самом способен не человек, но Бог. Смертная же природа не обретает знания иначе как извне…» Но тогда откуда явиться мудрости?

Г. Доре. Апостол Павел в Эфесе. Сожжение книг

Завершается же сей великолепный пассаж словами: «Следовательно, если нельзя знать всего, как учил Сократ, и если не следует прибегать к воображению, как полагает Зенон, то вся философия оказывается ниспровергнутой. Однако это ниспровергается не только этими двумя, первыми в философии, но всеми философами, так что кажется, что уже давно она была повержена своим же оружием. Философия разделилась на множество сект, и все считают разное. В какой мы найдем истину? Безусловно, во всех найти нельзя. Пусть даже мы найдем одну: во всех остальных мудрость будет, без сомнения, отсутствовать». Разве не то же с религиями?! Религии стремились преобразовать духовную школу на основании «неведения», вспоминая слова Златоуста, что «доброе неведение лучше худого знания». Вспомним, что много лет спустя после укрепления христианства изгоняли, запрещали, сжигали выдающиеся работы классиков мировой культуры и мысли (по религиозным и идеологическим причинам).

Г.-Т.-С. Янс. Судьба праха св. Иоанна Крестителя. На первом плане Юлиан Отступник

Весьма показателен пример Флавия Клавдия Юлиана (331–363 гг. н. э.), или, как его еще называли, Юлиана Отступника. Что вызвало столь лютую ненависть Церкви к неглупому человеку? В то время почти не было еще истинно верующих, и тогда сам термин «отступник» если и можно было применить, то скорее в первую очередь к христианам. Юлиан же ничем особенным не выделялся среди тогдашних правителей и интеллектуалов. В целом это был неплохой правитель, не очень яркий писатель и никакой философ. Но в его практических взглядах был заключен здравый и трезвый смысл. Он рассчитывал, что, восстановив старую языческую религию, он вдохнет жизнь в римское тело, вернет империи славу эпохи Юлия Цезаря (и тем самым повернет колесо истории). Надо признать, что он не любил не столько христиан, сколько Констанция и его убийц-сыновей. Тут была, видимо, личная ненависть. Причина ясна: сыновья императора, надеясь взойти на престол, перебили его племянников как возможных претендентов на престол. «Славный» шаг для начала самой гуманной веры.

Г. Доре. Отречение Петра

При этом сам Юлиан и его брат Галл, казавшиеся неопасными для Констанция, были сосланы в глушь. Юлиана отправили под строгий надзор христиан в Никомидию, где он и прожил безвыездно с 346 по 351 г. Но в 354 г. Констанций все же убил Галла, а Юлия женил на своей сестре. Император специально посылал его в трудные походы, надеясь, что там поскорее убьют. Но Юлиан одержал ряд побед и стал весьма популярен в армии. Смерть Констанция в 361 г. открыла ему путь к власти. Он стал императором «по праву». Вопреки всем домыслам и клевете на него апологетов христианства, Юлиан не осуществлял никаких особых гонений на христиан, как это делали его предшественники по отношению к тем же язычникам.

В каком-то смысле его приход был вызван настроениями значительной массы язычников, которых преследования христиан озлобили и восстановили против новой веры. Теперь ведь, при Константине, все люди, как заявил один из язычников, даже «не осмеливались созерцать восхода и заката Солнца». Крестьяне и моряки даже воздерживались смотреть на светила из-за страха, что их обвинят в поклонении Гелиосу. Ф. Кюмон пишет о Юлиане: «Провозглашение императором Юлиана привело к внезапному перевороту. Философ, которого несла на троне галльская армия, с детства втайне поклонялся Гелиосу. По его убеждению, этот бог охранил его и позволил избежать тех опасностей, которые угрожали ему в юности; он верил, что божество облекло его священной миссией, и рассматривал себя в качестве его служителя или скорее его духовного сына. Он посвятил этому небесному «царю» речь, в которой холодное теологическое рассуждение под влиянием его веры переходит местами в пламенный дифирамб, и до самого смертного часа он оставался верен своей пылкой приверженности к почитаемому им светилу». Возможно, Юлиан еще в юности был тайно посвящен в члены одного из митраистских сообществ философом Максимом Эфесским. С тех пор он считал, что находится под покровительством Митры как в этой, так и в другой жизни. Стоило ему взойти на трон, он поспешил ввести этот персидский культ в Константинополе. Юлиан устроил во дворце храм, в котором сам служил своему богу и вместе с окружением принимал участие в церемониях. Члены секты магов подняли голову по всей империи. И когда в Александрии патриарх Григорий захотел построить церковь на развалинах митраистского храма, это вызвало кровавый мятеж толп. Когда власти арестовали патриарха, чернь вытащила его из тюрьмы и расправилась с ним в канун дня рождения непобедимого бога (24 декабря 361 г.). Юлиан, подчеркнем, осудил безумные действия толпы.

Он даже провозгласил свободу вероисповедания. Единственным актом, который можно хоть как-то квалифицировать как враждебный христианам, стал запрет на преподавание христианами светских наук. Хотя, учитывая тогдашнее их отношение к наукам, абсолютно верно сделал император. Он требовал от преподавателей честности, а не двуличия, а поэтому считал, что монашество не может быть допущено к преподаванию Гомера, других классиков, которых оно считает детьми сатаны. Пусть уж в церквях христиане преподают своим единоверцам догматы христианской веры. Сегодня же ведь никому и в голову не придет преподавать религию (как теологию) в сугубо светских вузах. В чем же дело?! Тем более что вскоре выяснилось: само христианство представляет собой ничуть не менее агрессивную жесткую религию. Церковь жаждала монополии власти – при дворах, в миру, даже в армии. Ее слуги, занявшие самые выгодные, очень теплые местечки при Константине и его последователях, разумеется, желали не только сохранить, но еще более упрочить их положение. Малейшая угроза перемены веры представлялась им грехом и серьезной опасностью. Поэтому вполне правдоподобно звучит предположение Либания. Тот сказал: нанесшее императору Юлиану смертельную рану в сражении с персами копье было, видимо, выпущено рукой христианина.

Музыкальный праздник в античном городе

Многие будут сожалеть о смерти этого умного и честного человека. Поэтому Г. Лихт и пишет: «Если Либаний прав, то это была фатальная потеря, которая не являлась случайностью, но направлялась людьми из окружения императора, подпитывалась (прежде всего) ненавистью со стороны христиан. Местом, где последний человек, воспитанный в античной культуре, получил смертельное ранение 26 июня 363 г., была равнина Маранга во Фригии на берегу Тигра. Насколько мне известно, не было возведено ни одного мемориала в его честь, и, напротив, имя Юлиана было стерто с нескольких каменных стел Малой Азии. История назвала его Отступником, то есть отступником от христианской веры. Вместе с ним умерла последняя великая надежда античной культуры, а затем начался закат античной цивилизации, наступление последующих веков дикого безумия». А ведь Юлиан честно стремился исцелить больной разум человечества, который не мог жить без мифов.

Г. Доре. Изгнание Адама и Евы из рая

Полагаю, главная причина ненависти церковников к Юлиану в том, насколько точно и метко попало его «литературное копье» в слабости христианской доктрины. Труд Юлиана «Против христиан» (Catha christianon logoi), написанный во время его последнего похода в Персию, дошел до нас лишь в отрывках. Приведем лишь один отрывок – и пусть каждый сам же его для себя прокомментирует: «Эллины выдумали насчет богов неправдоподобные, чудовищные мифы. Они говорили, что Кронос пожрал своих детей и затем изрыгнул их обратно; они рассказывают о кровосмесительных браках: Зевс сочетается с матерью и, произведя на свет детей, женится на собственной дочери, вернее, даже не женится, а просто, сочетавшись с ней, передает ее другому. Далее – миф о том, как был растерзан Дионис и как затем его члены вновь были склеены. Об этом рассказывают греческие мифы. Сопоставь с этим учение иудеев о саде, который бог насадил, о сотворении Адама, а затем о создании для него жены. Бог у них говорит: «Нехорошо быть человеку одному, создадим ему помощника, соответственного ему»; а она вообще оказалась ему вовсе не помощницей, а явилась причиной, что и он, и она сама были выброшены из рая. Это, конечно, совершенно нелепо. Разве мыслимо, чтобы бог не знал, что создаваемая им помощница послужит получившему ее не во благо, а во зло? А змей на каком таком языке беседовал с Евой? Неужели на человеческом? Чем подобные вещи отличаются от выдуманных эллинами мифов? А то, что Бог запретил созданным им людям познание добра и зла, разве это не верх нелепости? Ведь что может быть глупее, чем не уметь различать добро и зло? Ведь такой человек, очевидно, не будет избегать дурного и стремиться к хорошему. А главное – бог запретил человеку пользоваться рассудком; ведь, что различение добра и зла – дело рассудка, ясно и дураку. Таким образом, змей скорее благодетель, чем губитель рода человеческого. Вдобавок бога надо признать завистливым; в самом деле, когда он увидел, что человек обрел рассудок, то, чтоб он и не вкусил, как говорит бог, от древа жизни, он изгнал его из рая, так-таки прямо заявив: «Вот Адам стал, как один из нас, зная добро и зло; а теперь, может быть, он прострет руку и возьмет также от древа жизни и вкусит и станет жить вечно». (И выслал его Господь бог из сада Эдемского.) Итак, все это, насколько я понимаю, если только оно не заключает в себе тайного смысла, полно жестокой хулы против бога. Незнание, что та, которая была создана как помощница, станет причиной падения, запрещение познать добро и зло – а ведь только к этому подобает стремиться уму человеческому – и к тому же еще ревнивая боязнь, чтобы человек, вкусив от древа жизни, не превратился в бессмертного, – в этом слишком много завистливости и ревности». Учитывая, что тогда в ходу было по сути дела два главных идейно-религиозных течения (на Западе) – язычество эллинов и римлян, а также прочих народов, ну и иудейская вера в Яхве, Юлиан тонко замечает: «Признав, что ничего хорошего и ничего серьезного нет ни у нас, эллинов, ни в воспринятом от Моисея учении евреев, они (христиане) от тех и других усвоили (лишь) то, что пристало к этим народам… От евреев они усвоили нечестивость, вытекающую из (их) легкомыслия, от нас – дурной и пустой образ жизни, вытекающий из нашей лености и вульгарности, и это им угодно было назвать высшим благочестием».

Фригийские и лидийские одежды

Согласитесь, не так прост был Юлиан Отступник. Видимо, привлекательность его образа и истинность его слов ощущали многие, и о нем писали Г. Ибсен и Дм. Мережковский. Его образ вывел в своей картине голландский художник Гертген тот Синт Янс «Судьба праха Святого Иоанна Крестителя» (картина написана в гротескно-зловещей манере в 1484 г.).

И. Босх. Христос перед Пилатом

Самое парадоксальное то, что Юлиан, поклонник персидского культа, погиб в походе против персов, в который его вовлекло «тайное желание завоевать ту страну, которая дала ему его веру». Когда Иовиан сменил на посту главы Римской империи Юлиана Отступника (как уже сказано, тот был убит в битве с персами в 363 г. н. э.), ситуация стала иной. Христиане приободрились, язычники оплакивали кончину их верного защитника. Епископы старались повлиять на царя, склонив его к вере. После смерти Юлиана многие почитатели Митры были обвинены в неком мнимом заговоре и преданы смерти. И тут уж христиане вдоволь насладились местью. О том, что христиане вели себя в отношении древних религий самым варварским образом, говорит и такой факт. Когда в Риме префект Гракх пожелал принять крещение, он должен был представить свидетельство искренности христианской веры (377 г. н. э.). Тогда он сокрушил, разбил и разворотил одну из крипт с находившимися там статуями. Чтобы спасти хотя бы оставшиеся предметы культа, жрецы Митры замуровывали свои священные изображения. Язычники позакрывали свои капища и стали скрываться, кто куда мог. К чести правителя, он заявил, что никому не намерен делать зла, как бы кто и во что бы ни веровал. Философ Фемистий говорил, что Иовиан «остановил стремление людей к вражде», возникшее на религиозной почве, и предоставил каждому держаться того богопочтения, какого он захочет. Император ценил разум гораздо выше хитрости льстецов, над которыми он насмехался, говоря, что эти люди «явно чтут не Бога, а пурпур, и ничем не отличаются от Эврина, воды которого текут то в ту, то в другую, противную стороны».

Лука Джордано. Явление креста Константину

Представьте всю сложность и противоречивость складывавшейся в отношении христианства ситуации. Это было молодое учение. Старые поколения Римской империи были воспитаны в язычестве. Разумеется, люди всерьез давно не верили в старых богов. Но оставалось то, что называют привычкой или традицией. Языческие боги все еще выступали в почтенном облачении «веры отцов». Думаю, Диоклетиан стал с 303 г. н. э. преследовать христиан во многом потому, что видел в гонениях важное средство укрепления бюрократического аппарата империи (с помощью культа Юпитера). Таким же точно образом император Константин Великий (272–337 гг. н. э.), последний властитель империи, решил признать христианство из политических, а не из религиозных соображений (как орудие в схватке с Максенцием). А разве не так же российский Диоклетиан, Сталин, преследовавший христиан, воззвал к их помощи, когда смертельная опасность нависла над страной (и лично над ним)?! Ведь его обязательно вздернули бы на виселице германцы, если бы победили в той страшной войне!

Небесное знамение, явившееся Константину, начертанные на фоне креста слова: «In hoc signo vinces» («Сим знаком победишь»)

Правящий класс не сразу распознал те огромные политические преимущества, что были заложены в новой идеологии. Вначале среди последователей нового учения было больше людей бедных. Языческий философ Цельс не без оснований называл христианство верой грубых и необразованных людей (портных, ткачей, шерстобитов, служанок и т. д. и т. п.). Но некоторое время спустя среди почитателей этой веры появились и богачи: торговавшая багряницей Лидия, городской казначей Эраст, критский проконсул Сергий Павел, а затем и император Константин. Все указывало на то, что сильные мира сего уразумели его суть и поняли свою выгоду. Для прояснения позиции Константина обратимся к книге Буркхарда «Век Константина Великого»… Автор дает верную характеристику императору и мотивам его поведения. Достойно сожаления, хотя это и понятно, пишет он, что ни один церковный писатель, насколько известно (включая даже и путаника Евсевия), «не произнес ни одного нелестного слова в адрес Константина, агрессивного эгоиста, огромной заслугой которого стало то, что он распознал в христианстве силу мирового значения, соответственно этому пониманию и действуя. Легко представить себе счастье христиан, получивших наконец прочную защиту от гонителей, но спустя полторы тысячи лет вряд ли стоит поддаваться их тогдашнему настроению». В действительности же, монотеизм императора уходил корнями в мировоззрение Хлора, а не Христа. Хлор же воспринимал высшую сущность как бога солнца. Такая позиция, как мы полагаем, и сегодня понятна научной мысли. Ведь Солнце – творец жизни на Земле. Племянник Константина, Юлиан, говорил о связи Константина с особым культом Гелиоса.

О языческом оттенке взглядов императора говорят и монеты Константина, на которых изображен солнечный бог и написано soli invicto comiti (друг солнца). А вот монет с однозначно христианскими эмблемами пока не обнаружено. Если он в 312 г. узаконил христианство и даже присвоил армии эмблему, которую христиане считали своей (соединенные буквы Х и Р, начинающие имя Христа), то это говорит лишь об эксперименте, обязывавшем разве что к терпимости верований. Он скорее всего «считал Христа одним из богов, а приверженцы христианской веры для него ничуть (и ничем) не отличались от язычников». Так что рассказ Константина Евсевию о чуде, которое он увидел в небе (якобы император увидел в небесах крест с надписью «Сим победиши», а затем сам Христос явился ему во сне во время похода против Максенция), вряд ли может восприниматься серьезно. Христианин из него был, как мы бы сказали – аховый. При нем первые люди всех рангов, отмечает Марцеллин, «пылали ненасытной жаждой обогащения без всякого стеснения перед правдой и справедливостью». Константин впервые, как заметил историк, «дал открыть пасть своим приближенным»… А разве наш царь-батюшка, вроде «принявший православие», не так давно не дал открыть пасть приближенным?! Те открыли ненасытную пасть, да еще как! И вы думаете, что кто-то, кто в своем уме и трезвой памяти, поверит, что эти господа являются подлинными христианами?

Видимо, надо бы согласиться с оценкой Якова Буркхарда, который скажет: «Поведение Константина продолжает удивлять своей непоследовательностью; монограмму Христа он делает символом своего войска, на триумфальной арке в свою честь он стирает имя Юпитера, но в то же время на его монетах остаются старые боги, в частности, солнечный бог в качестве непобедимого товарища императора, и во всех более или менее серьезных ситуациях Константин ведет себя как истый язычник. Расхождение это скорее возросло, нежели уменьшилось в последние годы. Он стремился иметь хорошие отношения с обоими религиями и был достаточно силен, чтобы занимать двойственную позицию. Его эдикты о терпимости, из которых сохранился второй, изданный в Милане (313 г.), ничего нового, кроме свободы совести и вероисповедания, не дает; позднее объявляется о неограниченной свободе богослужений. Понятие государственной религии было таким образом уничтожено, пока христианство не подобрало сброшенную язычеством оболочку». Веры меняют обличье.

Рим также жил в состоянии межвременья и междуцарствия… Хотя его христианская община к тому времени по числу приверженцев была весьма многочисленна, но еще больше было сторонников языческой религии. Патриции, из которых и состоял сенат города, были верны религии предков. В зале заседаний сената стояла статуя Победы и алтарь, внешние символы старой религии. Вынесенные Констанцием, они были возвращены Юлианом Отступником и снова вынесены Грацианом. При Валентиниане II сенат обратился к цезарю с просьбой вернуть святыни на место. Тогдашний префект Рима, писатель Симмах, поддержал это прошение письмом, названным «потрясающей лебединой песней умирающей религии». Оно стоит того, чтобы привести хотя бы его отрывки. Он обратился к цезарю со словами: «Позвольте, умоляю вас, нам, старым людям, передать нашим потомкам то, что мы приняли в детском возрасте»; «Мы печемся о вечной славе и непреходящем вашем авторитете, чтобы будущие поколения не обнаружили в ваших деяниях ничего, что пришлось бы исправлять…»; «Если долгие годы укрепляют религию, то следует сохранить верность этим векам, надлежит идти по стопам наших предков, которые для собственного счастья шли вослед своим. Представьте, что сама Рома явилась здесь и обратилась к вам со… словами: «Достойные владыки, отцы отечества, отнеситесь с уважением к моим годам, до которых мне дал дожить обряд богопочитания, и дайте мне выполнять службу, доверенную дедами – у меня нет оснований ее стыдиться… эта вера расширила мои права на весь мир, эти святыни отогнали Ганнибала от стен, галлов – от Капитолия»». Но ход истории был уже необратим, как и смена религиозных знамен.

Дж. Пиранези. Первый христианский храм Сан Джованни ин Латерано

И все-таки отдадим должное Константину Великому… После того как накануне похода против Максенция ему явилось видение в виде креста в небе с надписью «Сим победиши», когда он увидел во сне распятого на кресте Христа (было это в действительности или нет, не так уж и важно), а за этим знамением последовала его победа, он почувствовал специфику складывавшейся тогда в мире идейно-религиозной ситуации. От старой веры Рим уходил, а к новой, конечно, еще не пришел. Что должен делать политик в подобном положении?

Он должен делать вид, что поклоняется как тем, так и другим богам одновременно. И он активно начинает возводить храмы, включая первый из них – Сан Джованни ин Латерано (собор, носящий имя Иоанна Предтечи). Константин воздвиг его в 319 г. как частное лицо на принадлежавшей ему земле и на личные средства. Место его возведения также говорит о многом – храм этот создавался на самой окраине города, возле аврелиановой стены, являвшейся границей Рима. Ясно, что Константин не хотел нарушать традиции и вызывать недовольство сената, располагая храм в самом центре, рядом с храмами древних языческих богов. Впрочем, он оставался язычником до последних дней, приняв крещение только на смертном одре. В храме и сейчас находится папская капелла, к которой ведут 28 ступеней так называемой святой лестницы (scala santa); по ней Христос якобы поднялся к Пилату.

Если не точно такая, то схожая ситуация сложилась в России на рубеже тысячелетий (с некоторыми поправками, разумеется). От старой веры мы вроде бы ушли (хотя кто знает), а к «новой старой вере» по-настоящему еще и не обратились. У одних реформаторов (как и у их вороватого, мерзкого и тупого окружения) недостало ни ума, ни сил, чтобы понять схожесть положений одной и другой великих империй. Новый властитель, судя по всему, обладает гораздо большими интеллектуальными способностями и некими нравственными устоями, а, главное, другой философией. Он не считает нужным и правильным уничтожать прошлое великой страны. Возможно, поэтому, подобно Константину, совмещает символы – Христа, звезду, серп и молот на флаге Красной армии и георгиевский стяг на военных кораблях. И это трезвая, очень верная позиция. Правда, куда труднее сочетать интересы различных социальных слоев.

Голова колосса императора Константина из базилики Максенция

Укажем на космополитический или, точнее, на вселенский характер движения христиан… Один из апологетов христианства, автор «Письма к Диогнету» (II в. н. э.) писал: «Христиане не разнятся от других людей ни страной, ни языком, ни житейскими обычаями. Они не населяют где-либо особых городов, не употребляют какого-либо особенного наречия и ведут жизнь, ничем не отличную от других. Но обитая в греческих и варварских городах, где кому досталось, и следуя обычаю местных жителей в одежде, пище и во всем прочем, они представляют удивительный и поистине невероятный образ жизни. Живут они в своем отечестве, но как пришельцы. Для них всякая чужбина отечество, и всякое отечество – чужбина». Они во плоти, однако живут не по плоти. Находятся на земле, но граждане небесные. Повинуются существующим законам, но жизнью превосходят самые законы. Они любят всех, но всеми бывают преследуемы, их не знают, но осуждают; их убивают, но они оживотворяются. Они бедны, однако всех обогащают. Всего они лишены, но во всем изобилуют. Словом сказать: «что в теле душа, то в мире христиане». Душа распростерта по всем членам тела, а христиане по всем городам мира. Душа заключена в теле, но сама держит тело; так и христиане, заключенные в мире, как бы в темнице, сами сохраняют мир. Душа, хотя обитает в теле, но бестелесна, и христиане живут в мире, но не от мира. «Бог сам указал христианам место, – вещает апологет, – которое и останется за ними».

Думается, по причине вселенскости Христа и христианство следует рассматривать шире – как экуменическое движение, как явление трансцендентное, охватившее все народы, слои общества, все нации и мир. Знаменательно, что первой землей обетованной христианства стали Египет и Сирия. Первый в мире христианский монастырь основан в Верхнем Египте св. Пахомием Великим (292–348 гг.). По преданию, первым стал обращать в христианство египтян евангелист Марк. Будучи иудеем по происхождению, он присоединился к христианам еще юношей, став ближайшим учеником апостола Петра. Согласно коптской традиции, первым египтянином, которого св. Марк обратил в христианство, был сапожник Анианус. Марк основал христианские общины в Александрии. Он назначал епископов, а в дальнейшем якобы принял мученическую смерть, выступая с проповедью (63 г. н. э.) во время Христианской Пасхи, которая совпала с языческим праздником в честь бога Сераписа.

В Сирии христианские общины существовали уже в I в. н. э. Ученые отмечают, что они были засвидетельствованы в Тире, Сидоне, Птолемаиде, Дамаске, Триполисе, Антиохии. Видимо, это соответствует действительности. Хотя предания о переписке эдесского царя Абгара с Иисусом, о миссионерской деятельности в Эдессе христианского апостола Павла, легенды о том, что уже с I в. н. э. Эдесса была целиком христианской, вряд ли следует признать достоверными. Но факт существования христианской общины в Эдессе вероятен. Вначале это учение вырастало в иудейской среде, но затем, после разрыва с ортодоксальным иудейством, оно стало быстро распространяться среди сирийских язычников. В Антиохии создаются первые сообщества христиан неиудейского происхождения. Представление о темпах роста и распространения христианства дает хотя бы список участников Никейского собора (325 г. н. э.), где Сирию представляли епископы Тира, Сидона, Триполиса, Берита, Антарада, Панеады, Антиохии, Селевкии, Гиераполя, Самосаты, Эмессы, Пальмиры и т. д.

Вл. Боровиковский. Св. Марк Евангелист

По свидетельству Лукиана, христианские общины были тесно спаяны. Если кто-то из ее членов подвергался преследованиям, им оказывалась помощь. В тюрьму богатые члены братства передавали продукты, деньги. При необходимости подкупали и охрану. Иные из них были людьми верующими, но верующими в сугубо конкретное, что приносило пользу и благо их клану. На это важное обстоятельство в «Записке от неученых к ученым» указал и «московский Сократ» Н. Ф. Федоров… Говоря о причинах небратского, неродственного (то есть немирного) состояния мира и о средствах к восстановлению родства народов, он, в частности о евреях, писал: «Еврейский народ от переворота, который должен был обнять и небо, и землю, ожидал блага только для своего племени и зла для всех других народов. Иудейство в самую идею будущего блаженства праведников (т. е. иудеев) вносило как необходимую составную часть наказание язычников; утешением Израилю служило не всеобщее воскресение, а страшный суд и наказание тех, кого он считал своими врагами; тогда как весь смысл христианства заключается именно во всеобщем воскресении; страшный же суд есть только угроза для младенчествующего еще человечества…» Оно, иудейство, провоцирует людей на восстание, порождает и подталкивает лучших сынов к мессианству, а затем подло и коварно «казнит их, продолжая считать себя невинным». Так же поступил Синедрион и с Христом: осудив его на казнь, он всю вину взвалил на Пилата.

Как уже говорилось, среди христиан появились не только бедные и обездоленные, рабы и рабыни, но и люди знатные, достаточно обеспеченные. И все же наиболее привлекательным это учение стало для бедняков. Им импонировали проповеди мессианизма, эсхатологические речи о близкой гибели миропорядка и Римской империи. Отсюда мечты о равенстве всех перед богом, о реализации равенства в жизни членов общин, о царстве добра и социальной справедливости, разного рода пророчества о создании тысячелетнего царства божьего (на развалинах Рима). Понятно, что по мере появления в церкви людей состоятельных (и даже власти) стало меняться и христианство. Документы говорят, что некоторые римляне стали разделять учение (один ветеран римской армии в IV в. завещал половину своего имущества Святой церкви). Христианство все более становится склонным к примирению с Империей и, разумеется, к оправданию существующего строя. Хотя были и еретические движения.

Ведь для многих гордых и мятежных натур многое все же оставалось неприемлемым в религии и идеологии христианства. Прежде всего, неприемлема та рабская философия покорности, что широчайшим потоком изливается со страниц Библии на головы адептов христианского учения… «Слуги, со всяким страхом повинуйтесь господам, не только добрым и кротким, но и суровым. Ибо то угодно богу, если кто, помышляя о боге, переносит скорби, страдая несправедливо. Ибо что за похвала, если вы терпите, когда вас бьют за проступки? Но если, делая добро и страдая, терпите, это угодно богу» (I Петр. 2: 18–21). Конечно же, угодно, но лишь богу господ, а не богу угнетенных и эксплуатируемых! Не менее позорно и гнусно звучат евангельские проповеди типа «любите врагов ваших» (Мф. 5: 44; Лк. 6: 27), как и «толстовское» требование, высказанное ничтожными, трусливыми душонками (Рим. 12: 14): «Благословляйте гонителей ваших, благословляйте, а не проклинайте». Эта религия поощряет убийц и тиранов! Нам ближе лозунг: «Казните врагов ваших!», или: «Гонителей ваших загоните в ад (в самую его преисподню), откуда те не выйдут никогда!» Собственно, примерно таким же образом вели себя на протяжении веков все религии и властители мира. Хотя подчеркну, ислам требует наказания и мести лишь для тех, кто нанес тебе страшное оскорбление.

Л. Шестов (Иегуда Лейба Шварцман) пишет: «Говорят, что философии истории положил начало Блаженный Августин. Говорят, что философия истории есть уже и в Ветхом Завете, который и послужил св. Августину образцом для его размышлений о судьбах человечества. В Ветхом Завете не только рассказывается, но и объясняется судьба еврейского народа, – а это ведь и есть философия истории. Последнее утверждение с первого взгляда кажется очень похожим на правду. Но, по-моему, вся беда наша, что у нас накопилось очень большое количество суждений, похожих на правду». Философ утверждает, что в Ветхом Завете «рассказана и объяснена судьба еврейского народа» (как они жили в Египте, бежали, странствовали 40 лет, пришли в обетованную землю). Звучит скрытая апология иудейского племени как народа глубокого смысла. Ему уготовано особое предназначение в истории: «Бог избрал, рассказывается в Библии, еврейский народ для осуществления своей великой цели. И об этом поведал людям устами своих пророков. Но разве это дает право нам сказать: Бог избирает каждый народ для какой-нибудь цели и в свои замыслы посвящает историков и философов, как преемников древних пророков?» Не Бог, а сама История избирает народ для некой особой цели. И задача историков – узреть в мерцании будущего эту цель.

Г. Доре. Укрощение бури Христом (цель религии)

Да и роль иудеев в явлении христианства неоднозначна. Они распяли Христа (толпа у Голгофы), но потом многие из них все же осознали тяжесть содеянного («кровь Его на нас и на детях наших»). Поэтому частично прав был Вл. Соловьев, обратив внимание на то, что иудеями ведь были не только те, кто обрек Его на смерть, но и те три тысячи, а потом пять тысяч человек, что после проповеди апостола Павла крестились, составив первоначальную христианскую церковь. «К одному и тому же народу принадлежали и Иуда, предавший Христа на распятие, и Петр и Андрей, сами распятые за Христа. Иудей был Фома, не верующий в Воскресение, – подчеркивал Вл. Соловьев, – и не перестал быть иудеем Фома, уверовавший в Воскресшего и сказавший Ему: Господь мой и Бог мой! Иудей был Савл, жесточайший гонитель христиан, и иудеем из иудеев оставался Павел, гонимый за христианство и «паче всех потрудившийся» для него. И что больше и важнее всего, Он и Сам, преданный и убитый иудеями Богочеловек Христос, Он Сам, по плоти и душе человеческой, был чистейшим иудеем». Подобные слова дали иным основание и вовсе повязать христианство иудейством. С годами в науке даже возник термин «иудео-христиане», используемый для обозначения раннего христианства. Хотя уже в самой этимологии этих слов скрывается подсказка, требующая очень четкого разграничения темы ХРИСТА и ИУДЫ!

Рембрандт. Апостол Павел. Вена

Дело даже не в том, кто и где обитал в начале христианской эры. Важнее подчеркнуть тот факт, что иудеи сразу поставили себя в положение непримиримых и яростных противников христианства! Они и религию воспринимали совершенно в ином духе, чем этого требовало христианство в его идеале. Ранее мы подробно говорили о тех началах, что сформировали иудейский народ. Жизнь его была нелегка, хотя древний мир, как вы убедились, вообще весь был пронизан жестокостью и насилием. Поэтому в христианстве люди хотели увидеть то, чего они доселе не видели вокруг себя, – любовь. Но религия евреев была окрашена в довольно мрачные тона. Английский философ лорд Шефтсбери (1671–1713) в «Письме об энтузиазме» заметил по поводу евреев (да и папистов): «Евреи, конечно, были весьма мрачным народом и ни в чем не потерпели бы насмешек, тем более что касается каких бы то ни было религиозных догматов и мнений. На религию они смотрели глазами угрюмыми, и единственным средством, которое они могли прописывать в наказание за все, что напоминало новое откровение, было – вешать. Высший довод был – «Распни его, распни его!» Но при всей закоренелой злобе против нашего спасителя и апостолов его, если бы им пришла на ум затея исполнить такие кукольные пьесы в знак презрения к ним, какие теперь паписты исполняют в его честь, то я склонен думать, что они (то есть евреи. – Ред.), по всей видимости, причинили бы нашей религии больший вред, нежели всей своей изобретательной суровостью. Думаю, что наш великий и ученый апостол (Павел. – Ред.) меньше выиграл от терпеливого обращения с ним его афинских противников, чем от ненависти и отвратительного духа иудейских городов, более всего преследовавших его. Он не столько воспользовался добротой и порядочностью своих римских судей, сколько нетерпимостью синагоги и бешеной ненавистью первосвященников своего народа».

Позволю обратить ваше внимание только на один случай, хотя и весьма характерный. В жестокой войне между Византией и Ираном иудеи поддержали Иран, что было вообще-то понятно, ибо тогда Византии принадлежал Иерусалим. Потому когда иранский полководец Шахрбараз осадил Иерусалим (614 г. н. э.), евреи выступили на его стороне: это полностью отвечало их интересам. Трудно воспринять другое. Далее в хронике говорится: «Иудеи же, из-за своей вражды, покупали их (христиан) по дешевой цене и… убивали их». Российский историк отмечает: «Покупать у иранских воинов пленных христиан не для того, чтобы использовать их в качестве рабов, но для того, чтобы испытать наслаждение, убивая их, – это в самом деле нечто беспримерное даже в истории крайних проявлений религиозной вражды. Важно добавить, что сведения об этих (страшных) событиях содержатся также и в византийских хрониках, и в хронике верующего еврея Григория Бар-Гебрея, что писал о поведении своих собратьев в византийско-иранской войне: «Евреи покупали христианских узников… и со злостью убивали их»». Подобная ненависть через шесть веков после смерти Христа к последователям его учения должна иметь под собой какие-то веские основания.

Г. Доре. Пророк Илия умерщвляет пророков Ваала

Евреи, почитая Христа, разумеется, молятся и призывают своего Иегову. Иные из них – дети лжепророка. Мы никоим образом не хотим (да и не имеем права) представлять на арене бытия какой-то отдельный народ в маске всемирного злодея. К тому же во всяком народе (кто бы он ни был) есть как гении добра, так и гении зла… Это же можно сказать о евреях, в которых одновременно, хотя и в разных особях, уживается Сын Божий и Антихрист. Вл. Соловьев как-то сказал, что в Откровении Иоанна Богослова приведен образ лжепророка и указано его назначение – «морочить людей в пользу антихриста». У Иоанна сказано: «Я обратился, чтобы увидеть, чей (это) голос, говоривший со мною; и, обратившись, увидел семь золотых светильников (Семисвечник – древняя реликвия иудеев). И, посреди семи светильников, подобного Сыну Человеческому, облеченного в подир (одеяние еврейских первосвященников и царей) и по персям опоясанного золотым поясом: глава его и волосы белы, как белая волна, как снег; и очи его – как пламень огненный… Он держал в деснице Своей семь звезд, и из уст Его выходил острый с обеих сторон меч; и лицо Его – как солнце, сияющее в силе своей. И когда я увидел Его, то пал к ногам Его, как мертвый. И Он положил на меня десницу Свою и сказал мне: не бойся; Я есмь первый и последний. И живый; и был мертв, и се, жив во веки веков, аминь; и имею ключи ада и смерти».

Ф. А. Моллер. Апостол Иоанн Богослов, проповедующий на о. Патмос

В заключение следует сказать все же о том, когда вера в Единого Бога восторжествовала окончательно в Древнем Израиле… Но мнения и тут расходятся. Одни ученые считают, что политеизм (многобожие) исчез уже после монотеистической реформы Моисея, а некие остаточные явления политеизма в Израиле и Иудее носили уже пережиточный характер. Однако мы убедились в ходе предыдущего анализа, что миссия Моисея никак не могла завершиться подобным триумфом. Поэтому можно согласиться с тем, что язычество было искоренено (и то частично) в конце эпохи Первого храма. Пережитки политеизма давали знать о себе долго после возвращения евреев из плена Вавилонского. В то же время если христианство трактует Иисуса как одну из ипостасей Бога, то иудаизмом подобный взгляд на него воспринимается как явный отход от монотеизма (в направлении политеизма или синкретизма). Эти разночтения вызывали некоторую напряженность, а порой и вражду в отношениях между еврейством и христианским миром. В то же время даже в еврейском монотеизме, полагающем наличие между человеком и Богом все же определенного союза, в котором обе стороны несут ответственность, есть разумное зерно. Нам гораздо ближе Бог, с которого можно спросить за то, что Он «творит» (или с Его ведома творят) на Земле.

 

Причины популярности христианства христианства

Однако что заставляло и заставляет миллионы и миллионы людей много веков веровать во Христа и исповедовать христианство? Только ли те высокие нравственные принципы, что Он поведал сему миру? Человечество на протяжении истории то и дело провозглашает благородные и высоконравственные принципы, при этом тут же их нарушая и опровергая. Строго следовать в жизни высоким принципам непросто. В рамках христианства, как и в недрах любой религиозно-политической доктрины, встречаются разные люди. Разумеется, успеху Христа способствовал ряд объективных и субъективных условий. Старый строй уже не отвечал вызовам времени. Нужна была новая идеология. Понадобились и новые герои.

Г. Доре. Иов узнает от вестников о несчастьях

Надо откровенно сказать, что Яхве был жестокосердным богом, к которому порой людям даже и не хотелось идти с молитвой и просьбой. Достаточно вспомнить, что пришлось пережить Иову, верному слуге Яхве, на которого тот обрушил ни за что ни про что бесчисленные несчастья (у него похищают стада, умерщвляют сынов и дочерей, на него натравливают его близких друзей и жену). Это тем более возмутительно, что Иов абсолютно неповинен ни перед Яхве, ни перед кем-либо еще. И поэтому философ Юнг, пытающийся найти хоть какие-то основания в подобных преследованиях бедного Иова, говорит, что действие бога Яхве «являет собою отнюдь не возвышающее душу зрелище», и «с человеческой точки зрения столь возмутительно, что стоит задаться вопросом: не кроется ли за ним некий более глубокий мотив? Не было ли у Яхве какого-то тайного неприятия Иова?» Философ пытается убедить нас в том, что виной всему якобы «проверка на верность» (как тут не вспомнить и об Аврааме, от которого Бог требует убить своего первенца). Этот садизм, эта извращенная патология напоминают действия безумца и никак не могут нас сделать сторонниками этого божества. Бог иудеев подобен самодержавному феодалу, который упивается своей безнаказанностью. «И впрямь, Яхве может все, да и просто позволяет себе все, и глазом не моргнув. Он без зазрения совести может проецировать свою теневую сторону и оставаться бессознательным за счет человека. Он может кичиться своим сверхмогуществом и издавать законы, которые для него самого не более чем пустой звук. Убить или зашибить для него ничего не стоит, а уж если нападет блажь, то он, словно феодальный сеньор, может даже и возместить своим крепостным ущерб, нанесенный их нивам псовой травлей: «Ах, ты потерял сыновей, дочерей и рабов? Не беда, я дам тебе других, получше»», – характеризует его действия немецкий философ и психолог К. Г. Юнг.

Иов спорит с друзьями, оправдывая Господа, наславшего на него беды

Иов терпел что было мочи, не выражая ни гнева, ни негодования действиями самодура. Однако далеко не все верующие были столь терпеливы и имели такую рабскую натуру. Иные прекрасно понимали, что нужен Бог, который или сокрушит безжалостных богачей, или по меньшей мере укажет им их место в жизни. Угнетателей должна ожидать расплата за их грехи. Поэтому в книге Иезекииля устами праведника предрекают, что их ждет:

И вовсе не случайно именно у христианства при появлении Христа, личности совершенно иного склада и философии, чем у Яхве, появились шансы стать всемирным движением. Поняв, видимо, что нельзя ориентироваться только на евреев, апостолы начали вовлекать в движение всех: мужчин, женщин, все языки, независимо от национальности и социального положения. Их принимали без обрядов и посвящений, без всяких взносов. Их, по почину св. Павла, не стали подвергать обрезанию, что было в высшей степени разумно и гуманно. Апостолы мудро обратились к мелкому люду, к ремесленникам и неимущим. В свете тех глубоких и острейших социальных конфликтов, которые все более сотрясали мир, это было естественно и неизбежно. Исайя пророчествует: горе имущим, захватившим земли, «прибавляющим дом к дому, присоединяющим поле к полю, так что другим не остается места, как будто они одни поселены на земле… Я накажу злых за беззакония их и положу конец высокомерию гордых и уничтожу надменность притеснителей… И младенцы их будут уничтожены перед глазами их; дома их будут разграблены и жены их обесчещены» (Ис. 3: 14; 11: 5; 5: 8; 13: 11 и 17). Не нужно быть каким-то особым эрудитом, чтобы понять: сие образец откровенно революционного манифеста, угрожающего гражданской войной и социальной местью богачам и эксплуататорам. Пророк обещал бедным, что вскоре они войдут в обетованный Иерусалим, где «они не будут строить, чтобы другой жил, не будут насаждать, чтобы другой ел». Одним словом, народ «не будет трудиться напрасно». Так чего же хотели добиться от христиан пророки? Восстания? Зная установки пророков, Отцов Церкви, в это не верится. Ниспровергать существующий порядок силой они не думали.

Г. Доре. Апостол Павел в Иерусалиме

Известен их совет: «каждому оставаться в том звании, к которому он призван» (1 Кор.). К тому же Иисус и апостолы осуждали использование меча. Трудящиеся массы кипели гневом и возмущением. Но апостолы, св. Петр и св. Павел, поучают рабов не убегать от рабства и не бунтовать против власти, а «удвоить свое рабское усердие по отношению к земному господину, чтобы заслужить милость господина небесного» (П. Лафарг).

Х. Рибера. Ангел освобождает св. Петра из тюрьмы

Популярность христианства объясняется во многом и тем, что оно представляет собой выход для неправедного мира, гениальное орудие хитрых и богатых. Потому согласимся с оценкой христианства и религии П. Лафаргом (1842–1911). Зять и ученик К. Маркса во многом был прав, сказав: «Апостолы и отцы церкви, несмотря на все свои демагогические разглагольствования, совершенно не угрожали установленным правам имущих. И так как последние, перестав бояться за судьбу своих земных благ, не меньше неимущих жаждали блаженства в загробной жизни, то они примкнули к новой религии, сулившей им это блаженство. Этот двойственный облик, демагогический – с одной стороны, и олигархический – с другой, обеспечил христианству успех и у бедных, и у богатых». С тех пор власти и церкви нередко друг другу руку моют, являясь собственниками земли и капитала. В то же время Церковь учит нас покорно ждать спасения от Господа, не от себя. В картине Риберы св. Петра из тюрьмы освобождает не восставший народ, а ангел (что противоречит истории).

Х. Рибера. Св. Августин

Главными моментами, определившими победу новой религии (или идеологии – как уж вы хотите), стало то, что цезари не могли управлять по-старому, а массы уже не принимали эту идеологию, вконец развенчавшую себя и своих героев. Тот чудовищный строй эгоизма и цивилизованного варварства, который установился в Римской империи последних двух-трех веков ее существования, не выдержал груза испытаний. Он был слишком бесчеловечен и уродлив. Поэтому в феврале 313 г. римские императоры Константин и Лициний, как уже сказано, встретились в Милане и приняли «Миланский эдикт». В нем принято решение – гонения на христианство прекратить. Христианская вера была объявлена «дозволенным культом» (religio licita), устанавливался режим религиозной терпимости, а христианам возвращалось ранее конфискованное имущество. Помимо этих и многих других важных сторон, такое решение имело и серьезные морально-нравственные последствия. Римское государство внесло изменения в свою философию брака и, что особенно важно, стало внедрять в область семейных отношений христианские нравственные принципы. Так, родителям, неспособным прокормить своих детей и готовым их бросить, стали оказывать помощь. Продажа детей в рабство и их использование для проституции строго карались. Нормой христиан было единобрачие, теперь же такой подход был принят и государством. Законы, воспрещавшие безбрачие, что ранее даже поощрялось Церковью, были отменены. Гонениям подверглись все извращенцы. Гомосексуалистов теперь следовало сжигать, привязав к столбу. Раньше император Константин бросал их на расправу диким зверям или пускал в гладиаторские бои, но теперь стал жалеть, считая, что и они «носят подобие Божие». И даже по отношению к рабам устанавливались более гуманные порядки. Разумеется, никто не ставил под сомнение само существование рабства как социального института. Раб или рабыня не имели права вступать в законный брак, поскольку не могли войти в «свободное соглашение». Свободный человек не мог жениться на рабыне, а их дети от таких союзов обычно считались рабами. Если рабы доносили на своего господина, будучи недовольны или же возмущены его диким поведением, они подлежали распятию. Правда, Константин под влиянием то ли христианства, то ли стоицизма запретил сознательное убийство рабов господами, их чрезмерные пытки, а также старался не продавать членов семьи раба по отдельности, но до подлинного торжества христианских законов, как видим, было еще очень и очень далеко.

А. Канова. Три грации

Но даже этот робкий постепенный прогресс означал большие перемены. Законы строго воспрещали использование христианок как проституток. При установлении законом таких фактов их немедленно освобождали. Церковь взяла на себя роль посредника и при освобождении рабов от рабства. Конечно, Империя, как и Церковь, оставалась учреждением «мира сего» – с его социальным неравенством, с насилием как нормой осуществления власти и т. д. Понятно, что Церкви пришлось за такие «дары» властей пойти на серьезные компромиссы. Церковь согласилась с рабством, согласилась, что рабов нельзя принимать в клир. Однако заметим, что среди рядового монашества утвердился дух равенства и социального братства в проповедях такого замечательного святого, как Иоанн Златоуст (об этом пишет Иоанн Мейендорф). Я представил себе, только на мгновение, сколько мужества потребовалось бы Русской церкви и ее высшим иерархам, если бы те на самом деле решились бы выступить в поддержку своего народа с идеей освобождения его от рабства и эксплуатации со стороны олигархического строя.

Б. Мурилльо. Дети

Это, так сказать, социально-политическая составляющая учения церкви, но были еще и личностно-психологическая (терапевтическая) и, конечно, педагогическая. Христианская вера бросала вызов критериям и ценностным установкам римского мира, стоявшего на самых диких и кровожадных инстинктах. В мире воспевали власть, богатства, злато, пороки, стремясь заполучить их любым способом, не останавливаясь перед обманом, мошенничеством, насилием, убийством, грабежом. Такая модель воспитания вызывала отторжение у порядочных людей. Может, поэтому люди, затаив дыхание, слушали беседы Иоанна Златоуста «О воспитании детей».

А он внушал: «Часто многие из отцов делают все и принимают все меры, чтобы у сына был хороший конь, великолепный дом или дорогое поместье, а о том, чтобы у него была хорошая душа и благочестивое настроение, нисколько не заботятся… Итак, нужно смотреть не на то, чтобы сделать детей богатыми серебром и золотом и тому подобным, но чтобы они были богаче всех благочестием и другими добродетелями, чтобы не нуждались во многом, чтобы не увлекались житейскими предметами и пожеланиями…» Родители должны так выстроить отношения с детьми, чтобы те видели в них надежных и достойных наставников, мудрых воспитателей и добрых друзей. Сыновья нуждаются в наставлениях, но еще больше внимания следует уделять дочкам. Вы должны смотреть за тем, чтобы они росли благочестивыми, скромными, презирали деньги и не слишком заботились о нарядах. Сыновья же должны прожить свою жизнь так, чтобы заслужить похвалу от людей и от Бога.

Не так ли иные нынешние родители буквально лезут из кожи вон, чтобы ублажить сына или дочь дорогими «игрушками» (машина, техника), порадовать нарядами и украшениями. Приучив детей к роскошной, зачастую нетрудовой, бессмысленной жизни, они всерьез считают себя «любящими родителями», хотя и ведут детей прямой дорогой к гибели. Когда их глупость приводит к трагедии, те лишь удивляются «неожиданно» свалившимся на их голову бедам.

Г. Козлов. Осмеяние апостола Петра. 1763 г.

Видимо, читателю намного легче будет понять причины популярности христианства, если обратиться к судьбам знаменитых мыслителей – Иустина, Оригена, Августина. О них история сохранила подробные сведения. Ориген (ок. 185 – ок. 254 гг. н. э.) носил египетское имя «сын Хора». Родившись в семье христианина из Александрии, он вырос и учился в нормальных условиях, пока при императоре Септимии Севере его отца-христианина не арестовали. Его подвергли пыткам и публично обезглавили. Их имущество конфисковали. Мальчик хотел последовать за отцом и умереть, но мать удержала его от такого поступка. Затем его взяла на воспитание богатая христианка. Тогда он смог посещать и училище. После бегства во время преследований главы училища Климента Ориген стал во главе училища, преподавал физику, диалектику, математику, геометрию, астрономию, философию и теологию.

Оригена пытают в тюрьме

Он вел суровый, аскетический образ жизни (посты, безбрачие, молитвы, жесткая постель, краткий сон). Коллеги звали его «Стальной» («Adamantinos»). О том, насколько решительно готов был он следовать заветам Христа, свидетельствует следующий факт из его жизни. Восприняв горячо похвалу Христа тем, кто самих себя сделал скопцами для Царства Небесного, Ориген тайно обратился к врачу и подвергся оскоплению. Возможно, к столь суровой акции подвигла мученическая смерть отца и, как следствие, тайное желание самого Оригена во что бы то ни стало стать «несостоявшимся мучеником». Возможно, оскопление явилось своего рода нравственным вызовом как тогдашнему Риму, так и всему «культурному» обществу, погрязшему в разврате и корысти. Как бы там ни было, но Ориген стал образцом аскетичного монашества, образцом высокой нравственности. Он же создал первую модель научной теологии. Его стали называть «величайшим ученым всего христианского мира древности». Этот ученый и монах постарался объединить христианскую веру и греческую образованность, чтобы «христианство стало самой завершенной из всех религий». В нем соединились немалые знания, культура и, разумеется, вера в Христа как в символ совершенства. Уже на старости лет, незадолго перед кончиной, его арестовали и заключили в кандалы (250 г. н. э.). В пыточной камере его промучили целый день, растягивая ноги «до четвертого отверстия», ставя ему в вину не только следование вере, но и книгу «Призыв к мученичеству». Жизнь Оригена – образец соединения теологии и культуры. И такие примеры мужества верующих приблизили восприятие христианства государством и властью.

Св. Августин из Гиппона

Не менее яркой личностью был и св. Августин (354–430 гг. н. э.). Родился он в римской провинции Нумидия (Северная Африка). Обучался риторике в Карфагене. Там же вступил в любовную связь с женщиной, которая и родила ему сына. Вначале он всерьез увлекался манихейством и скепсисом «академиков». В итоге постижения наук к 30 годам он занял место профессора судебной риторики в Медиолане (императорской резиденции). Как-то однажды, наугад открыв апостольские Послания, он прочел: «Как днем, будем вести себя благочинно, не предаваясь ни пиршествам и пьянству, ни сладо-страстию и распутству, ни ссорам и зависти; но облекитесь в Господа (нашего) Иисуса Христа, и попечения о плоти не превращайте в похоти». Легенда гласит, что к прочтению Библии его подвигли слова ребенка в саду – «Возьми и читай!» Взволнованный Августин воспринял их как призыв Бога. В истории цивилизации он стал первым мыслителем, оценившим в полной мере значение и роль философских и психологических знаний о человеке и человеческой личности.

Путь его эволюции – путь талантливого ученого, любителя античной поэзии и философии (Вергилия и Цицерона) – лежал через манихейство, критически воспринимавшего иные из положений Ветхого, а отчасти Нового Завета. Дальнейший переход на позиции христианства оказался для него довольно трудным и мучительным. Еще в юности его сердце, по его словам, «горело насытиться адом». В своем «дневнике» Августин, окидывая мысленным взором прожитые годы, писал: «Я припоминал, как много времени прошло с моих девятнадцати лет, когда я впервые загорелся любовью к мудрости и предполагал, найдя ее, оставить все пустые желания, тщетные надежды и лживые увлечения. И вот, мне уже шел тридцатый год, а я оставался увязшим в той же грязи, жадно стремясь наслаждаться настоящим, которое ускользало и рассеивало меня». Скептицизм сомнения, лежавший в основе учений философов (скептиков-манихеев), мучили его столь сильно, что он пожелал обрести веру и спокойствие. И так или иначе он вновь решился взять в руки Священное Писание: «И вот уже то, что казалось нелепым в церковных книгах, вовсе не нелепо!» Что произошло? Верующий безоглядно человек, пожалуй, менее других подвержен искусу всякого рода сомнений, как и страху, порождающему в нем неуверенность и колебания. Его обращение в христианство состоялось во многом благодаря неусыпным бдениям и заботам его матери, Моники, и влиянию епископа Амвросия Медиоланского, чьи проповеди убедили в величии и красоте Священного Писания. Амвросий был мужественный человек. В борьбе против арианской ереси он не боялся вызвать гнев влиятельной матери императора, язычницы Юстины, когда та потребовала отдать под арианскую юрисдикцию церковь Святого Лаврентия. В конце концов Августин уступил настойчивым требованиям матери. Та хотела видеть его христианином, ибо это, по ее мнению, тогда обещало сыну удачную женитьбу и быструю карьеру при дворе императора. Впрочем, он оставил государственную школу в Медиолане (Милане), вернулся в Африку, туда, где ранее «продавал победоносную болтливость», уча риторике. Там Августин роздал все имущество бедным, сам вместе с группой христиан стал вести жизнь аскета и в 395 г. н. э. был избран епископом города Иппона Регия (Гиппона).

В. Карпаччо. Августин в своей рабочей комнате

Он оставил после себя огромное духовное наследство, заложил, опираясь на античные традиции, фундамент новой философии, как скажут впоследствии, собственно, создал «христианскую философию в ее предельном латинском варианте». Им было написано 93 трактата общим объемом в 232 книги, огромное число писем и проповедей (до наших дней дошло более 500). Исидор Сивильский даже готов был назвать лжецом любого, кто скажет, что прочитал все его работы. После смерти Валерия он в 396 г. занял епископскую кафедру в Гиппоне, а с 413 по 426 г. н. э. работал над главным произведением «О Граде Божьем», где соединил и развил культуру и идеологию античности. В этом труде он обосновал необходимость христианства как логичного выхода из противоречий окружающего его мира. Но сомнения преследовали его: две воли, по выражению самого Августина, разрывали его душу – плотская (старая) и духовная (новая), и главное – будущность Церкви, религии и общества представлялась ему неясной и довольно-таки тревожной. Его называли молотом еретиков. Однако ему пришлось наблюдать, как великий Рим содрогался под ударами совсем другого молота – молота варваров… Во-первых, «варвары» Радагазия и Алариха стали наносить Риму все более ощутимые удары. Африку они пока не трогали, но ведь судьба христианства, его будущее зависели от того, в чьих руках окажется Рим. Во-вторых, злоба между христианами и язычниками порой переходила все границы. Как известно, в 391 г. н. э., по приказу императора, разрушению подверглись многие святилища и храмы. Так о каком же свободном восприятии истины по убеждению могла тогда идти речь?

Б. Гоццоли. Августин обучает риторике в Риме

Августин был философски прекрасно образованным человеком. Порой в его трудах явственно слышатся отзвуки мыслей Платона и Плотина. Ведь и сам Августин был уверен, что учитель мудрости Плотин – это нечто вроде воскресшего Платона. Он вступал в споры с академиками. Речь в данном случае идет о его самой ранней работе «Против академиков», навеянной трудом Цицерона «Учение академиков». Августин в ней высказывает ряд мыслей, полемизируя с деятелями Новой Академии, с Карнеадом (214–129 гг. до н. э.), а также со скептиком Аркесилаем (315–240 гг. до н. э.), создателем Средней Академии. В ней Августин не столько опровергает скептиков, сколько, как нам кажется, защищает их, хотя и критикует академический скептицизм. Вдаваться в существо отвлеченного академического спора в данном случае не имеет смысла. Тем более что спор идет примерно в тех же формах, что частенько бытуют и среди нас, грешных. Августин подает беседу двух молодых людей, Тригеция и Лиценция. В их спор вставляют слова и сам автор, Августин, с Алипием (они выступают как бы судьями в споре двух сторон). В качестве же преамбулы Августин пытается выяснить у молодого человека, считает ли он, что академики правы или же они неправы?

Тот мнется, вначале хочет ответить утвердительно, но, заметив усмешку судей, начинает колебаться, а потом честно признается: «Да разве я читал академиков, – ответил Лиценций, – или настолько знаком с науками, вооружившись которыми ты выступаешь против меня?» На это Августин тут же указывает ему в назидательном тоне: «Академиков… не читали и те, кто защищал это мнение вначале. А если тебе недостает учености и запаса знаний, то все же ум твой должен быть не настолько бессилен, чтобы ты уступал нескольким моим словам и вопросам, ничего не предприняв». Таким образом, желая того или нет, но он поощряет молодежь к легковесному спору, к тому, что человеку, «уже ставшему мудрым, не нужно ничего». Чтобы стать таковым, оказывается, «необходима фортуна». В этом случае ему осталось произнести заклинание – «Сезам, откройся», и дверь открылась бы.

Глядя на трансформацию его личности, можно видеть, как идет процесс ее становления под влиянием идей. Т. Эриксен в книге «Августин – беспокойное сердце» пишет: «Чтение работ платоников отвратило Августина от манихейства. А также повернуло его карьеру ритора от политики к философии. Теперь Августин понимал, что чести и славы, как смысла жизни, ему мало. Раньше он читал Цицерона и стал манихеем. Теперь он читал Плотина и стал христианином. Насколько непредсказуемым был культурный ландшафт поздней античности. С сентября 386-го по март 387 года Августин жил в Кассициаке недалеко от Милана и там в трактатах «Против академиков», «О блаженной жизни», «О порядке» и «Монологи» он отказался от скептицизма. Августин не стал прятаться за удобным скептицизмом, которым, безусловно, мог бы воспользоваться как спасательным кругом, если бы его стратегией было равнодушие». И в этом смысле образ Августина-христианина чрезвычайно нам близок. Эти первые ученые-христиане были искренними в самом высшем смысле слова (впрочем, как и свято уверовавшие в Христа простые мученики христианства). Видимо, у Платона он воспринял философию, ищущую Бога, то есть «высшее благо» (summum bonum). Согласно его позиции зло необходимо как средство развития и оттенения добра. Зло есть недостаток добра и в то же время предпосылка будущего великолепия и созидания мира. Зло нужно уметь преодолеть, даже если оно – власть. Мы в ответе за все происходящее.

Сан Паоло фуори ле мура. Самая большая базилика после храма Св. Петра

Представляет интерес и его представление об истории и о роли в ней личности. Смысл истории он видел в движении к максимально возможному нравственному совершенству, ко времени, когда победит благодать, а люди обретут состояние «невозможности грешить». Знания, объемлющие все таинства, меняются со временем, как отражение луны. Они «отличаются от яркого сияния мудрости, как ликующий рассвет от сумерек». Они необходимы для общения с людьми не духовными, а плотскими. Мудрость нужна для общения с совершенным людом, писал Августин в своей автобиографии – «Исповеди». Иначе говоря, история должна иметь целью некий нравственный прогресс, а не только прогресс науки, знаний, техники, образования (так мы считаем). Поэтому особое внимание он и уделял проблеме совести.

Г. Семирадский. Христос в доме Марфы и Марии

Важную роль в философии Августина и всей западной философии играет учение о «двух Градах». Один Град создан на земле и земным, в нем господствует «любовь к себе вплоть до пренебрежения Богом». Другой Град, Град Небесный, обитает на небе, он создан «любовью к Богу вплоть до забвения себя». Российский философ Л. П. Карсавин назвал святого Августина «наиболее характерным западным человеком» не случайно. Он – индивидуалист и коллективист, духовный и практичный, двойственный и цельный, верящий и сомневающийся, порочный и целомудренный. «Августин потому и гениален, что обусловливает и в отрицательном, и в положительном отношениях развернутость европейской мысли». В этом учении он словно приоткрывает спасительную лазейку для несовершенного мира знаний. Однако современникам Августин был не вполне понятен. Особенно когда он выдвинул идею различия «божественного государства» или «Града Божия» (Civitas Dei) и «мирского государства» (civitas terrena). Поэтому в Средние века его идеи подверглись упрощению. «Римские папы, желая властвовать над народом Христа, постоянно пытались осуществить свое желание, они ожесточенно боролись с императорами: так прояснялось мирское государство и, омрачаясь, воплощалось Божье». Жаль, что при этом он не заметил или не пожелал заметить, что в Божье царство легко проскользнет не только богач, грабящий всех и вся (какое уж там игольное ушко!), но и преступный император, папа, палач, предатель, вор, продажный писака, недобросовестный ученый и т. п. Так что царство Божие стало и в «доброе старое время», не говоря уже о современности, все более напоминать проходной двор.

К. Кривелли. Мария Магдалина. Ок. 1480 г.

Есть еще одна сторона его деятельности, которая может вызвать если не нарекание, то некое сожаление и недоумение. Прожив весьма сложную и богатую жизнь, позволяя себе в молодости все «радости плоти», он в зрелом возрасте стал искать корни добра и зла, что, конечно же, разумно и очень похвально. Однако выводы, к которым он пришел, довольно спорны. Августин счел, что все зло заключено в самом человеке. Бог в его понимании – существо совершенное: он чист и творит лишь благо. Виной всех бед на земле – сам человек и его развращенная душа и плоть. Но и в этом утверждении есть немалая доля истины. Во многом Августин прав, стремясь утвердить в человеке примат истины и души над плотью.

К. Коелло. Триумф св. Августина

Обращаясь к душе, он скажет: «Зачем, развращенная, следуешь ты за плотью своей? Пусть она, обращенная, следует за тобой». Если бы этим ограничился Августин, можно было бы согласиться. Однако он заявил, что тело человека – сосуд греха. Лучшее в человеке – голова и душа, худшее – остальное тело и крайняя плоть (душа не составляет всего человека, а лучшую часть человека, и тело не составляет всего человека, а низшую часть человека»). Он поставил «печать проклятья» на естественные, светлые желания или, как он изволил выразиться, на «дьявольское возбуждение членов». Пенис в его глазах сделался орудием дьявола. Он пишет: «До грехопадения мужчина делал со своим пенисом что хотел, теперь пенис делает с ним что хочет». Подобное восприятие любви (в том числе плотской) оттолкнуло от Церкви и христианства немало достойных людей. Оно стало своего рода ее «эдиповым комплексом». Ученые пишут: «Начиная с пятого века отрицательное отношение Августина к фаллосу, семени и человеческой натуре стало доминирующим в западном христианстве, как у католиков, так и у протестантов. Теория о первородном грехе и наказании Адама и всего человечества стала главной мыслью, которая воцарилась в культуре, искусстве и всей интеллектуальной жизни Средневековья». За это миру пришлось заплатить страшную цену. Убив и оскопив любовь, Церковь (католики и протестанты) стала на путь воспитания цивилизации в духе жестокости. Кстати, во многом под ее нажимом иные женщины-христианки встали на путь вечной девственности. В III в. внутри общин были особые группы девственниц, давших обет целомудрия.

Караваджо. Магдалина в экстазе

И все же Августин во многих отношениях, разумеется, был замечательной личностью. Он не стремился завоевать благосклонности сильных мира сего и не раболепствовал перед ними. Он говорил: «Платон мне друг, а истина дороже». Сила его проповедей завоевывала ему все новых сторонников. Вместе с тем он старался, как мог, повлиять на власть, увещевал ее, давал ей советы, стремился разрешить сложные и конфликтные ситуации. Когда же победа христианства стала почти полной, он всячески защищал христиан-еретиков (манихеев и донатистов), да и язычников. Августин не раз смело выступал в защиту «узников совести» и ходатайствовал об отмене карательных мер, применявшихся против еретиков согласно эдикту Гонория от 404 г. н. э. Ему приходилось выступать и в роли «мирового судьи», так как при епископате тогда уже работал суд. Он разбирал дела такого рода тщательно, усердно и вдумчиво. Говоря о его роли в истории христианства, Т. Эриксен пишет: «Он сделал для христианства то же, что Цицерон сделал для греческой философии, – изложив ее утонченную сложность на удобной в употреблении латыни». В Средневековье Григорий Великий был, безусловно, более читаемым писателем, чем Августин, но своим языком и главными богословскими мотивами он обязан во многом Августину. По словам автора, Августин сыграл в Средневековом мышлении такую же роль, как Дарвин в воззрении на природу во второй половине XIX в.

Св. Августин борется с еретиками

Говоря о Блаженном Августине и о его вкладе в дело защиты христианства, нельзя не упомянуть и Павла Орозия, написавшего по просьбе Августина знаменитую «Историю против язычников» (417 г. н. э.). Книга Орозия уникальна и представляет огромный интерес в плане представленного в ней идейного спора. Любопытна и по-своему убедительна его, как сказали бы юристы, доказательная база. Он начинает повествование в VI книге с того, что, опираясь на признание «де-факто» существования Бога у всех народов, в том числе у римлян, говорит о едином истинном Боге, к которому приходит, пусть даже из разных предположений, всякая религиозная школа. Бог, сменяющий царства и располагающий времена, Бог, карающий за прегрешения, «немощные мира избрал, чтобы посрамить сильные», и основал Римскую империю, найдя пастыря из ничтожнейшего состояния. Ее, возвышенную за долгое время через царей и консулов, после того как ею были покорены Азия, Африка и Европа, Бог, по определению своему, отдал в руки одного императора (Цезаря Августа. – В. М.), самого энергичного и в то же время «самого кроткого». При этом императоре, которого по праву прославили, смешав страх с любовью, почти все народы были во власти Рима. Язычники были твердо убеждены, что с помощью их богов и для них была учреждена эта обширнейшая прекрасная империя. Но вскоре Бог истинный открыл источник своего постижения и, полагая более удобным дать людям знание через человека, послал к ним Сына, вершившего добродетели, превосходившего человека, а также изобличавшего демонов, которых некоторые считали богами. Предположим, все это было действительно так и не иначе. И что же?

Триумфальная церемония в Риме

Но тогда как объяснить, продолжает Орозий, некоторые нестыковки и нелепости? При этом он как бы мимоходом напоминает, что основатель Рима, Ромул, был весьма далек от совершенного облика: отец неведом, мать виновна в блуде, альбанские родственники его ненавидели и преследовали, не говоря уже о том, что вся Италия на протяжении 400 лет, пока могла осмелиться, жаждала разрушения Рима. Пусть ваши боги, язычники, и в самом деле были прозорливы. Но тогда в чем причина того, что они привели империю к вершине могущества, а затем, выбрав из стольких веков именно то время, когда среди людей захотел родиться и быть принятым в образе человека Тот, чьим именем и сами боги превратились в пустое место, и за кем поспешили вслед за миром те, кого боги возвеличивали? «Но он трусливо подкрался, – говорят Его противники, – и появился тайком». Но тогда откуда же у скрытного и трусливого столь широкая слава, откуда столь безусловная вера в него, откуда наличие явной силы? Орозий заключает аргументацию такими словами: «Однако я кратко подведу итог спору: те боги, которых язычники считают настолько могущественными, что будто бы, будучи благосклонны, они возвеличивали Римское государство, а в негодовании расстраивали его, весьма благоговейно и весьма усердно почитались именно в то самое время (это ни для кого не секрет), когда захотел родиться Христос и когда Он начал открывать себя народам. И вот те боги, которые заботились как о себе, так и о почитателях своих, оказались не в состоянии ни сдержать, ни уничтожить благоговения перед Ним, благоговения, из-за которого сами оказались в презрении, а почитатели их брошены? Впрочем, если бы (сами римляне) стали почитать Его без охоты, боги должны были бы оказывать им поддержку, а не покидать их, а если те стали почитать Его с готовностью, то боги должны были бы (и) это предвидеть и не поддерживать их прежде. «Это было так, – говорят они. – И в самом деле, мы подняли народы, воспламенили царей, установили законы, разослали судей, приготовили кары с пытками и крестами, мы обыскали весь круг земной, чтобы хоть как-то искоренить во всем мире, если это возможно, имя христианское и культ». Это происходило до тех пор, пока плодоносная жестокость не привела имя христианское среди мучений и через мучения к тому, что оно овладело вершиной самой царской власти, благодаря которой и смогла быть остановлена. И что за этим последовало? «Христианские императоры приказали прекратить жертвоприношения и закрыть (языческие) храмы, и поэтому – все отсюда ушли, алтари и храмы покинув, боги, чьей волей всегда держава наша стояла». В ряде отношений логика рассуждений несокрушимая.

Часовня св. Елены. Литография XIX в.

Язычникам трудно было что-либо противопоставить этой железной логике. Ведь если власть встала на позиции Христа и стала поддерживать Бога, то всем должно было стать ясно – Христос истинен. «Все действительное – разумно, все разумное – действительно». Однако в таком построении есть опасность того, что возможное ниспровержение или поругание церкви в будущем, или преследование ее слуг, как и сокрушение светской власти, которая зачастую является примером вопиющего беззакония и преступлений, также может рассматриваться как воля Божья (и такое тоже бывало). Религия, строящаяся на оправдании и признании всего того, что несет время (безотносительно от того, хорошо это новое или дурно, лишь бы оно исходило из властных сфер), разумеется, не может стать надежной опорой для глубоких, смелых и ясных умов.

Боги побеждают тогда, когда им сопутствует не только здравая логика, но и здравая экономика… Немалую роль в успехе христианской религии сыграли материальные моменты. В эпоху кризиса они становились решающими. Христианство завоевывало популярность, так как Рим проявлял полную экономическую беспомощность, слабость. Историк Лактанций (250–325) писал, каким разорением для римских подданных стали налоги Диоклетиана, тщеславно возводившего роскошные дворцы. «Число сборщиков податей до такой степени превысило количество тех людей, которые обязаны были эти подати платить, что земледельцы, силы которых истощались от неумеренности податей, покидали поля, а обработанные земли превращались в леса. Поскольку страх заполонил все и провинции были разделены на части (для взимания налогов), многие наместники стали налагать большое число тяжких провинностей на отдельные области и даже почти что на каждый город. Многие чиновники весьма редко занимались гражданскими делами, но зато очень часто выносили обвинительные приговоры и объявляли конфискации имущества. Взимание бесчисленных податей было явлением не то чтобы частым, а просто непрерывным, и невозможно было вынести творившиеся при этом несправедливости». Лактанций и рассматривает приход «боголюбивого Константина», защитника христианства, как спасителя всего государства и народа. Ныне «после беспросветного периода неистовых бурь, воссияла спокойная аура и желанный свет». В той же лексике говорится о смене власти у Евсевия: «Теперь наступили радостные и торжественные дни многолюдных празднеств и всё исполнилось света». Церковь выступала за правителей, что проявляли заботу о человеке.

Христос встречается с Петром и Павлом

В свете сказанного понятно, почему христианство стало экуменическим движением только после того, как ушло из Израиля и Иудеи, – ушло от евреев в Египет, Сирию, Византию, Рим, в Европу, на Русь… В Иудее его действия были скованы, да и опасно было проповедовать среди иудеев. В Евангелии от Иоанна сказано: «После сего Иисус ходил по Галилее, ибо по Иудее не хотел ходить, потому что Иудеи искали убить Его» (Ин. 7: 1—17). И только тогда, когда вера мучеников и пророков вырвалась из узкого мирка иудейства с его идеями иудорасизма, отягощенного гордыней непонятного «избранничества», когда «совершенно еврейское» христианство «постепенно совлекло с себя почти всё, что передала ему раса», тогда-то у него и появился шанс на выживание и победу. Христианство оздоровилось после разрыва с иудаизмом и с «упразднением» Торы. И даже гордые римляне (язычники) были ближе к христианской вере, ибо они все же имели сердце, считающееся обителью разума.

Антонио де Переда Валльядолид. Св. Иероним

Петр, Павел, Августин, Орозий, Антоний, Иероним, Афанасий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст и другие пришли к христианству по разным причинам. Кто-то нуждался в вере и обрел ее, кого-то угнетали семейные обстоятельства и тот искал утешения, кто-то вынужден бежать от гнета налогов и преследований ростовщиков, кто-то не желал служить в армии и участвовать в гибельных сражениях в угоду каким-то тиранам или императорам, кто-то устал от общения с себе подобными и мечтал об уединении. Всего тут и не перечислишь, но совершенно очевидно, что для многих людей общественные и личные беды, стрессы оказывались ношей настолько невыносимой, что монашество, к тому же получившее еще и идейное основание в учении Христа, стало, если угодно, необходимой социально-духовной отдушиной, приютом несчастных и гонимых. При этом для многих оказалась неприемлема и сама Церковь, едва ли не с первых шагов фактически ставшая своего рода копией государства, Левиафаном в сутане (со всеми минусами и пороками оного). Мы уже сказали, что вначале среди христиан было больше людей бедных и необразованных. Хотя не следовало удивляться тому, что среди отшельников встречались и такие люди как Паулин из Нолы, ученый, сенатор, богатый человек, поэт. Он ушел из светской жизни вместе с женой, отказавшись от всех своих владений и приняв духовный сан. В Южной Италии они вели отшельническую и аскетическую жизнь. В дальнейшем Паулин все-таки стал епископом, то есть пребывал в кругу общественного, не только божьего или небесного служения. В массах были популярны и такие яркие личности, как Иероним, с его крайним аскетизмом и стремлением к умерщвлению плоти.

Караваджо. Святой Иероним в келье

Святой Иероним, один из любимейших героев художников и писателей, так описывал «прелести» своей уединенной жизни: «Мои немытые чресла были покрыты бесформенной власяницей; моя кожа из-за долгого пренебрежения ею стала грубой и черной, как у эфиопа. Слезы и вопли были ежедневно моим уделом. И когда сон преодолевал мое сопротивление, и глаза мои слипались, я опускался на голую землю. О еде и питье я уже не говорю. И хотя в страхе перед адом я обрек себя на этот дом-тюрьму, где моими единственными компаньонами были скорпионы и дикие звери, я часто обнаруживал себя окруженным стайкой танцующих девушек. Мое лицо было бледно и неподвижно. Но хотя все члены мои были холодны, как лед, я весь сгорал от желания, и огни вожделения продолжали плясать передо мной, а плоть оставалась безжизненной». Все эти крайности могут показаться странными нормальному человеку. Однако это только до тех пор, пока тот не столкнется в жизни с людьми, которые часто более кровожадны, чем самые дикие и страшные звери, более ядовиты, чем скорпионы и кобры, более безжалостны и коварны, чем любые чудовища. Учитывая все это, как и то, что «мир в материальном смысле» (как говаривал Иероним) «принадлежит насилию», его поведение и уход от такого мира уже не кажется нам столь необъяснимым.

Свадебная церемония на Востоке

В христианстве, разумеется, присутствует и чрезвычайно важная сторона – любовь к людям и служение им. Архимандрит Макарий отмечал, сколь заметно контрастировало поведение христиан с поведением язычников в Риме или эллинистическом Египте. «При императоре Максимине случился ужасный голод вместе с моровой язвой, так и те, кто не умирал от голода, погибал от заразы. В то время… попечение и любовь христиан известны стали всем язычникам. Только христиане показали делом сострадание и человеколюбие, постоянно продолжали заботиться и погребать умерших; собирали также из целого города в одно место всех изможденных голодом и раздавали им хлеб. Этот поступок христиан такое произвел действие, что все прославили Бога христианского, а самих христиан признали благочестивыми людьми… Во время жестокой язвы, опустошавшей Александрию при императоре Валериане… христиане показали беспримерные опыты любви к своим гонителям тем, что они только помогали несчастным. Бедствие достигло высшей степени, и нужда во взаимной помощи была самая крайняя. Но язычники не чувствовали в себе никакого сострадания. Каждый из них думал только о себе и собственном спасении. Они оставляли без всякого призрения тех, кто заболевал, – и оставляли не только чужих, но и своих родственников и друзей. Полумертвых выбрасывали на улицы; а мертвые оставались без погребения. Как же христиане смотрели на общее бедствие? Тогда как язычники были в ужасе и отчаивались, христиане спокойно смотрели на несчастье, как на испытание их со стороны Божественного промысла. В пламенной любви к своим несчастным братьям они не думали о себе, а заботились о страждущих, выносили больных на своих руках, а выброшенных мертвых предавали земле и с самоотвержением спокойно подвергали опасности за них жизнь свою. Христиане ходили не только за своими, но и за язычниками, больными и умершими, подвергали себя вместе с ними смерти, так что пресвитеры, дьяконы и лучшие из мирян умирали, и число духовных значительно сократилось в Александрии». Самотверженное отношение к ближним не могло остаться незамеченным. Ведь и Христа любили и почитали за то, что он пострадал за людей. На это же обратил внимание и Гегель (хотя Бердяев пытался уверить, что «философия Гегеля безбожна»): «О двойственности природы Иисуса невозможно забыть. Подобно Геркулесу, который стал полубогом, после того как сжег себя на костре, обожествленный Иисус вознесся только после смерти. Однако если в одном случае алтари воздвигаются только воплощению мужества, герою, ставшему богом, который уже ни с кем не борется и никому не служит, то в другом – алтари и молитвы обращены не только к вознесенному герою; не только воскресший несет спасение грешникам и вызывает их восторг; они поклоняются и тому, кто их учил, кто пребывал среди них и был распят на кресте. Это необычайное соединение и заставляло в течение многих веков бороться и страдать миллионы ищущих бога душ».

В свете сказанного, по мере распространения христианства, возрастала роль могил, святых мощей, разного рода реликвий, образов святых, икон и т. д. Народу трудно обходиться без помощи богов: ведь и язычники поклонялись идолам, образам богов на протяжении многих тысячелетий, если даже не сотен тысяч лет. И было бы величайшим чудом, если бы простой народ вдруг решил отказаться от столь привычного и «надежного» помощника. Характерно, что даже св. Августин вначале высказывался о язычниках как почитателях образов и могил (adoratores imaginum et sepulcrorum). Всякая вера не может существовать сама по себе. Она, как любая материя, нуждается в энергии. Задолго до Будды и Христа всем было «ясно»: нет религии без чуда, нет веры без сказки. Христос исцелял многих больных и убогих: как известно, он, узрев слепого, плюнул на землю, сделал брение из пыли и, помазав им глаза слепому, велел ему пойти и умыться в купальне Силоам. В результате, как известно, слепец пошел, умылся и прозрел. Вскоре культ могил и чудес широко распространился и среди христиан.

Купель Силоамская

Люди – грешны, не могут быть не грешны, но грех – такова природа человека – они хотят (в свое утешение) омыть в чистых водах нравственной, благородной, несокрушимой веры. Могилы, где были захоронены святые, становились некой предметной реликвией, будто бы обладающей чудодейственной силой. Без чуда никак нельзя, ибо чудо толкает к Богу и к Церкви огромное количество людей. Вот и Макар Иванович в «Подростке» Достоевского говорит, что «невозможно быть человеку, чтобы не преклониться; не снесет себя такой человек, да и никакой человек». Так или иначе, даже если он и «Бога отвергнет, так идолу поклонится – деревянному, али златому, аль мысленному». Так уж устроено сие существо.

Поэтому в мифах, в текстах Библии, даже в поэзии, мы зачастую видим примеры такого рода «наглядной агитации». Вспомните хотя бы строки В. Брюсова, обращенные к людям Ассура в храме Бэла:

С того самого момента, как христианство становится официальной религией, церковные власти начали неустанно и неусыпно заботиться о том, чтобы почитание святых и мощей стало «христоцентричным». С конца IV и до VI в. почитание мощей распространяется на всю Западную Римскую империю. В результате, к V–VI вв. множество базилик обзавелось уже собственными мощами. В целом ряде случаев в так называемых «мартириях» («церквях мучеников») у алтарей, сооруженных в честь того или иного святого, стали устраиваться особые службы, с жертвоприношениями, молебнами, песнопениями, что продолжались порой до рассвета.

И. Репин. Воскрешение дочери Иаира

Почитание мощей со временем приобретало все больший размах. Культ этот, отмечают ученые, поощрялся, находясь под жестким контролем епископов – этих, по выражению П. Брауна, «настоящих импресарио» массового христианского воодушевления. Возможно, в этой связи читатель вспомнит фильм «Праздник святого Иоргена» с прекрасными актерами И. Ильинским и Кторовым в главных ролях. Могилы мучеников, храмы, церкви становятся важными центрами активной религиозной жизни. Там есть все, что надо, – толпы зрителей, чудеса, слезы умиления. «Их феномены пророчества, «теомании» и т. д. хорошо изучены… эти феномены энтузиазма были рассчитаны на зрителя, – видения света в небесах, божественные голоса, кровавые слезы и т. п.». И ныне видим, как многотысячные толпы паломников направляются к святым местам. Им охотно покажут камень Каабы, зуб Иоанна Крестителя, копье Карла Великого, с гвоздем из распятия Иисуса, миротворящие иконы в сотнях русских церквей и монастырей. Надо представить себе, сколь, вероятно, необходим (эмоционально и духовно) миллионам верующих сам феномен поклонения. Скажем, крестные ходы с мощами Великой княгини Елизаветы Федоровны и инокини Варвары, отдавших в 1918 г. жизнь за Веру Православную, собирают уже около 10 млн человек, которые идут к ним с поклоном. Еще более важными в духовно-воинском и политическом отношении могут стать крестные ходы в Борисоглебске, посвященные Иринарху. Сей русский мученик славен даже не тем, что носил на себе 140 крестов и 150 кг железных вериг, но своим Словом великим, ибо по его духовному повелению войска патриотов, Скопина-Шуй-ского, Минина, Пожарского, пошли на захваченную врагом Москву и взяли ее штурмом, остановив Смуту в России…

Борисоглебский монастырь под Ярославлем

И то, что в этих процессиях и молебнах могли принять участие мужчины и женщины, как богачи, так и нищие, как аристократы, так и рабы, как коренное население, так и чужаки, делали эти «карнавалы веры» особенно привлекательными для толп, ибо в них «торжествует» половое и социальное равноправие. Важным источником наглядной агитации (и, разумеется, дохода) стала для церкви торговля мощами. Это способствовало распространению христианства, ибо давало наглядные подтверждения чудесных возможностей религии. Естественно, это же привело и к росту злоупотреблений, обману и соперничеству конкурирующих особ. Так, в Галлию и Германию, где мощи были тогда редким явлением, их доставляли из других мест, в особенности из Рима. Прикоснувшись к ним, верующие получали свой «пропуск на небо».

До нашего времени дошло не так много первых могил и захоронений христиан. Поэтому явный интерес представляют руины комплекса Манастирины, старый монастырь в Сплите, с постройками от II до VI века. Находящиеся в северной части древней Салоны фрагменты архитектурных сооружений – колонны, базы, капители и саркофаги – и ныне сохранили как саркофаги язычников, так и могилы первых мучеников христианства. С кладбищем связана легенда о первом ревностном проповеднике христианства в тех местах, епископе Салоны, Домнионе, погибшем при Диоклетиане мученической смертью за христианскую веру. Обнаруженные на могилах надписи рассказывают о епископе, о погребенных тут солдатах, о священнике Астерии, диаконе Семптимии, принявшими веру под влиянием Домниона.

Г. Доре. Хождение по водам. Евангелие от Матфея (14: 22—31)

Древние культы не могли вот так просто взять и умереть. Сознание человека нуждалось в покровителе. Поэтому появляется культ местночтимых святых, как существовали когда-то местные божества. Народ шел в храмы, к гробнице, склонялся пред иконой в надежде получить расположение небес и их защиту в годину бедствий… В легендах о Димитрии говорится, что перед лицом небесных посланцев он отказался покинуть почитавший его город. Такой небесный заступник есть у любого города в любом месте земного шара. Он должен сделать город неприступным, как когда-то Палладий – город Трою. Подтверждений вполне конкретной и прагматической миссии священных реликвий превеликое множество. Когда персы решили штурмовать город Эдессу (Сирия), они обнаружили на всех городских воротах надпись с текстом послания Христа, который обещал городу свою личную защиту (544 г. н. э.). Позже к этому посланию, которое сохранялось как реликвия, добавился и образ. В Константинополе нерукотворный образ Христа, реликвия крестного древа и риза Марии демонстрировались на городских стенах как оружие обороны против войска нападавших. Случаев же, когда ящики с мощами при вскрытии распространяют сильное благоухание, а иконы Христа, святых и мучеников обильно льют слезы, просто невозможно и перечесть. Кстати, те же ожидания чуда присутствуют во всех мировых религиях без исключения. В Патика-сутте у индийцев рассказывается история, в которой некий глупый ученик выражает недовольство тем, что Будда отчего-то не творит чудес и не высказывается о начале вещей.

Бутыль паломника

Масса живет и руководствуется все же совершенно иными ощущениями, чем рациональные умы. Поэтому даже веские возражения тех, кто упрекал святых отцов в шарлатанстве, не могли стать препятствием для распространения христианства в массе людей. В сочинении Цельса «Правдивое слово» (сохранилось в подробном пересказе у Оригена, в его трактате «Против Цельса») тот обвинял слуг религии в том, что они сами, как и их родоначальники и предшественники евреи, – колдуны. Он оценивает их (как и вообще колдунов) как шарлатанов. Цельс говорит о египетских чародеях очень недвусмысленно: «Но ведь ничуть не хуже чудес, совершенных Иисусом, дела чародеев, обещающих еще более удивительные вещи, и то, что совершают выученики египтян, отдающие посреди рынка за несколько оболов свои замечательные знания, изгоняющие бесов из людей, выдувающие болезни, вызывающие души героев, показывающие призрачные роскошные пиры, трапезы, печения и лакомства, приводящие в движение не существующих в действительности животных, являющихся таковыми лишь для воображения» (Orig. Contr. Cels. I, 68). Весьма показательно в словах Цельса то, что он указывает, каким образом египетские чародеи и христианские кудесники оказывали на людей воздействие. Известно, что ныне уж накоплен солидный научный опыт изучения некоторых так называемых «паранормальных явлений». Факт их существования признан наукой и бесспорен. Один из примеров – девочка, делающая с помощью рефлексии точный анализ внутренних болезней, что подтвердилось данными томографа. В некоторых людях природой заложены исключительные способности, которые, естественно, не могли не поразить воображение тех, кто наблюдал за этим волшебным действием (иначе тут и не скажешь). Однако все это – абсолютно материальные, природные (а не божественные) «дары небес». И они с успехом использовались в ходе врачебной, миссионерской, церковной или рыночной практики. Но разве всевозможные жрецы (многие тысячи лет до Христа) не промышляли тем же самым!

В. Васнецов. Положение во гроб. Плащаница. 1896 г.

И каждый год тысячи паломников устремляются в Иерусалим, на Голгофу, где три дня покоилось тело Богочеловека, где Христос и пострадал за грехи наши крестной смертью. Они находят утешение и откровение в паломничестве к святым местам. Может быть, это чувство единения и придает тысячам верующих некую особую энергетику. Христианину, как писал Г. Флоровский, не свойственно чувствовать себя уединенным и обособленным. И недаром говорят: unus christianus, nullus christianus («Один христианин – не христианин»).

Храм Христа воздвигнут был в христианском квартале Иерусалима, на месте, где распят, погребен и воскрешен Христос. История сего храма такова. После разрушения римлянами города и смерти Христа прошли годы и годы (почти 200 лет). За это время многие беды обрушивались на Голгофу. В частности, император Адриан приказал сровнять место между Голгофой и пещерой погребения, завалить сверху мусором и на том самом месте соорудить языческий храм. Все это было сделано с одной целью – убрать из тех мест христианских паломников. Но на удивление всем – те продолжали идти и поклоняться этим святым местам…

Н. Бруни. Овечья купель. Исцеление расслабленного. 1885 г.

Когда император Константин принял христианство, он приказал соорудить на том месте храм дивной красоты, что был бы «великолепнее всех храмов, где-либо существующих, и чтобы другие здания при храме были гораздо превосходнее самых прекрасных по городам строений». Возведение храма над Гробом Господним начала осуществлять в 326 г. н. э. мать императора Константина, царица Елена. И уже в 333 г. Храм был освящен митрополитом Кесарийским, – Евсевием Памфилом. Он, как первый церковный историк, и составил его описание. Храм простоял 300 лет, пока персидский царь-огнепоклонник Хозрой не вторгся со своей армией в Иерусалим и не разрушил его (614 г. н. э.). Однако уже на следующий год, уступая просьбам жены-христианки, он выстроил тут же другой храм, хотя и не столь великолепный, как предыдущий. В дальнейшем храм не раз будет разрушен и ограблен. Но свято место пусто не бывает. Все христианские исповедания хотели быть ближе к Храму Воскресения. Сверху Храм Воскресения покрывают два купола, увенчанные крестами. Один из них возвышается над часовнею Гроба Господня, другой же – над Православным приделом Воскресения.

Одним словом, образ Христа, история его жизни, трагической кончины, следы пребывания Его и Его семейства продолжают волновать людей. Примером тому является и знаменитая Туринская Плащаница, вокруг которой шли и по сей день идут бесконечные споры и бурные дискуссии. Как известно, плащаница будто бы представляет собой ту ткань, в которую завернули мертвое тело Иисуса, снятого с креста. Подлинна ли она? Если да, это первое материальное подтверждение реальности бытия Его Личности, Его ухода из мира и возрождения. Стали подсчитывать даже математическую вероятность события. В итоге профессор теологии университета Лойолы Филас (США) сообщил: вероятность того, что на Плащанице изображен иной человек, не Иисус, равна 1 против 10. Другие называют еще более впечатляющие цифры: так, профессора Т. Зеули и Б. Барберис из Туринского университета утверждают, что вероятность того, что на Плащанице следы не Иисуса, а кого-то еще – 1 против 225 миллиардов, другие (Стевенсон и Хабермас) дают соотношение 1 против 82 944 000. Дж. Новелли считает: столь высокая степень вероятности практически означает одно – установление личности. Но вопросы остаются. Во-первых, на Плащанице нет ясных и точных свидетельств того, кто именно на ней изображен. Во-вторых, как пишет В. Илларионов, к сожалению, «вероятность остается вероятностью, а не действительностью». К тому же, если судить хотя бы по данным радиоуглеродного анализа, временные рамки Туринской Плащаницы невелики по историческим масштабам. Нижняя граница пролегает где-то на рубеже 1260 г., верхняя – в 1390 г. Видимо, следует прибавить к этому времени сто лет на возможный период появления (или «изготовления») отпечатка. Получается – 1490 г. Что это за время? Время деятельности и последующей канонизации известного деятеля Церкви – святого Фомы Аквинского (1225–1322). Тогда же творили Данте и Петрарка. Время – довольно смутное и полное тяжких испытаний. Шла Столетняя война Англии и Франции (1337). На Европу обрушилось страшное поветрие бубонной чумы (1304–1374). Чума погубила треть всего населения континента. Неудачей завершился и восьмой крестовый поход на Святую землю.

В тех условиях вера в Христа-избавителя оставалась последней надеждой. Доверчивость людей к чудесам возрастает в трагические, страшные и гибельные эпохи. Об этом писал Боккаччо в своем «Декамероне». Правда, слухи о том, что автором оттиска Христа мог быть великий Леонардо да Винчи, что известен загадками и тайными смыслами, якобы зашифрованными в его творениях, не очень-то достоверны. Но были и другие блистательные художники, к примеру – Пьерро делла Франческа и другие. Ученые разнятся во мнениях в отношении «феномена плащаницы»: одни ставят под сомнение давнее ее происхождение, другие, Р. Роджерс из США (Лос-Аламос), утверждает, что данные радиоуглеродного анализа указывают на почтенный возраст артефакта – около 2000 лет (относят ее к эпохе Христа). Иной пример чуда – это образ Марии Гваделуп-ской (плащанице в Мексике – около 500 лет).

Заклинание Мефистофеля

Без знаменитых реликвий нет веры, ибо чудо и надежда – вот две опоры церкви. Две из трех церквей Богоматери, построенных императрицей Пульхерией (ок. 450 г. н. э.), обладали и знаменитыми реликвиями одеяний. Согласно легенде, риза, пояс Богоматери, икона работы евангелиста Луки – Одигитрия, прибыли из Иерусалима. Этимологически икона – от греческого eikon, что в христианском понимании значит животворящий образ. Указание на понимание чудо-творного характера икон Христа обнаруживается и на иконе св. Сергия и Вакха VI в. в Киеве, где оба святых изображены в воинских одеяниях. Хотя известны сказания о нерукотворном образе, сами образы и реликвии выглядели очень даже рукотворно. Христиан одно время даже упрекали в религиозном материализме. Так, Леонтию Кипрскому пришлось защищаться от обвинений, говоря, что дело тут вовсе не в почитании дерева, камня, серебра или золота, но частицы Святого духа (ок. 600 г.). Однако именно то, что все эти священные реликвии, амулеты, иконы имели материальный характер, и делало их особо ценными для верующих. Их можно было не только увидеть, но и иметь у себя дома. Скажем, в VI в. в Риме практически над дверью каждой лавки висел амулет сирийца Симеона Столпника. Затем икона все чаще становилась в жизни горожан и селян видимым выражением невидимых уз, которые связывают смертных с небом.

Сегодня ученые пытаются найти научное обоснование некоторым таинственным явлениям, которые имели и имеют место среди определенного числа верующих в разных странах. Сибирский ученый Г. Ф. Плеханов, исследующий различного рода аномальные явления человеческой психики, в книге «Тайны телепатии» попытался ответить на вопрос, в чем же тайна тех феноменов, что случаются в жизни верующих и которые современная наука относит к парапсихологии.

«Как же они трактуются религией? Здесь практически все конфессии едины во мнении. Парапсихология – разновидность оккультизма. Это богомерзкое занятие, оно от сатаны, дьявола, нечистой силы, но не от Бога. В то же время Христос ходил по воде, воскрес, лик его окружен сиянием. Разве это не из парапсихологических феноменов? А Будда и вся восточная мудрость? Там ведь тоже сплошь чудеса и тайны. Наконец, Йога… Что это? Философия, религия или просто обычаи и верования? Нет, здесь не все так просто». Он же далее продолжает: «Попробуем посмотреть на парапсихологические явления с позиции религии, но без религиозных догматов. Есть единый Бог (Сын Божий Христос, Аллах, Будда или еще кто-то). Он создал все сущее, включая человека (уверяет религия. – В. М.), со всеми его достоинствами и недостатками, смертным телом и бессмертной душой. Но учел ли при этом возможность прямого общения человека с собой? Согласно всем религиозным конфессиям – да. Христианин с мольбами и просьбами обращается к Христу, мусульманин – к Аллаху и т. д. В некоторых конфессиях между человеком и Богом есть посредник – священнослужитель. В других – человек сам (без церкви) обращается к высшему существу непосредственно. Вдумайтесь в смысл любой молитвы, ведь это не что иное, как прямое телепатическое общение человека с Богом. Таким образом, по крайней мере, один парапсихологический феномен – телепатия – не только признается всеми конфессиями, но является их непременным атрибутом. А что такое ясновидение, вещие сны, бестелесные духи, посещающие верующего в состоянии экстаза? А кровоточащие раны (стигматы) на теле у особо верующих в тех местах, где прибивали Христа к кресту при его распятии?» Так означает ли это чудо?

Маг, заклинающий духов

Нет, никакой магии тут нет! Исследования ведущих ученых мира (А. С. Попова, Г. Маркони, В. М. Бехтерева, Ф. Кацамалли) позволяет предположить, что человеческий мозг не только излучает довольно мощную электромагнитную энергию, но, видимо, вступает в контакт с природой и Вселенной. Человек, видимо, не только может «посылать сообщения на гораздо большие расстояния, чем какой-либо передающий механизм» (Г. Маркони), но, возможно, способен «ощущать и замечать электрические волны в эфире» (А. Попов), и даже воздействовать на собственное тело или на тела других людей, а также на их мысли и поведение. Кстати, и недавние исследования новосибирских ученых, поместивших чудотворную икону рядом с двумя группами мышей, одна из которых подверглась действиям яда, но рядом с иконой почувствовавшая себя намного лучше, чем другая партия, также заставляет нас задуматься над тайной веры.

Вообще многое еще остается непознанным. Можно предположить, что все сущее несет в себе информацию. И разве нельзя представить, что мир образов, также как и мир идей, имеет свои коды, которые еще подлежат расшифровке. Новейшие открытия в физике, генетике и биологии ставят больше вопросов, нежели дают ответы… Разве нельзя предположить, что человек (или богочеловек) является мощнейшим излучателем энергии и резонатором?! Но если это так, то и Слово иного человека (или Бога?), руки его или даже взгляд могут обладать поистине уникальной и даже чудодейственной силой. Биологи Гурвич, Любищев, Беклемишев, Гаряев, стараясь приблизиться к решению этих сложных проблем, высказывали следующие мысли: наши гены дуалистичны – они вещество и поле одновременно; полевые эквиваленты хромосом размечают пространство-время организма и тем самым управляют развитием биосистем; гены обладают эстетически-образной и речевой регуляторными функциями. Если предположить, что человек – это генетическо-передающая установка и ретранслятор некой энергии, то он в состоянии совершать «чудеса» силой воли и мысли. А это означает, что он в состоянии силой мысли (которая очень мощное оружие) преобразовать нашу жизнь.

И. Босх. Несение креста. Фрагмент

Ничуть не менее важной, и даже с точки зрения истории куда более значимой, стала проблема или дилемма выбора между добром и злом (между Христом и Иудой, Христом и Цезарем). Она всегда стояла и будет стоять перед человечеством. Одним из самых ярких воплощений извечной борьбы сил добра и зла стали картины А. Дюрера и Иеронима Босха «Несение креста». Вспомним сюжет этих картин… В центре художники изображают измученного Христа в терновом венце. Он окружен враждебной и злобной толпой. Лишь несколько фигур воплощают участие (Симон Киринеянин, поддерживающий крест и старающийся облегчить муки Христа, и милосердная Вероника с платком, которым она отерла его лик). Иные видят в уродливости персонажей маски актеров. Нет, это просто люди, снявшие маски и представшие в реальном обличье. На первом плане Босх изобразил фарисея с хитрой ухмылкой. Рядом с ним изображены злобные и жестокие физиономии. Безусловно, это жители Иудеи и римские солдаты. Правда, распятие было не иудейской, а римской формой наказания, и Лука говорит, что после смерти Христа весь народ, собравшийся на это зрелище, разошелся по домам, «бия себя в грудь».

Рассматривая нравственную борьбу как проблему отдельного человека и как явление мирового порядка, Босх в его оценках действительности приходил к резким выводам. Мир полон ненависти и зла, которые настигают и губят человека. Почти все действующие лица картины охарактеризованы как существа порочные, игрушки в руках низменных инстинктов. Толпа бессмысленна и жестока. Достаточно взглянуть на мужчину, у которого серьги воткнуты в подбородок, или на того, кто повесил цепочку у рта, чтобы убедиться: ни на что иное эти существа не способны, кроме варварства, безобразия и глупости. Злорадство, тупость, садизм и ненависть взирают с их омерзительных лиц… Босх прибегает к гротеску. Его образы живут по законам реального мира и поэтому так убедительны. Не случайно первосвященники, чиновники с большей охотой готовы защищать бандитов и разбойников. Ведь именно они и натравили толпу на Иисуса. В свою очередь, толпа предпочла Христу разбойника Варраву. Если сопоставить хронологию важнейших событий того времени (распятие и казнь Христа, восстание зелотов, предательство жрецов, властных элит, гонение христиан, разрушение Иерусалима и Храма), становится очевидной связь между всеми этими событиями. И даже муки и страдания Иисуса должны в конечном счете привести к объективной победе над Злом мира.

А. Чизерри. Ecce Homo. (Се Человек.)

Чтобы победить зло, нужно сражаться против несправедливости. Однако Христос не только победил Зло (по крайней мере, в мыслях), но он сумел вдохновить и вооружить Добро и Красоту. Выдающиеся мыслители, писатели, художники, музыканты обращались к теме Христа, видя в том возможность полнее раскрыть натуру человека – лучшее в нем. Все чистое, прекрасное, идеальное, возвышенное, благородное, милосердное, щедрое и умное, что делает нас существом высшего порядка. В 1500 г. Альбрехт Дюрер изобразил себя в образе Христа в своем «Автопортрете». Картина – визитная карточка живописца. В ней предстал человек-Бог. Прекрасно одухотворенное лицо – с излучающими зеленоватый свет глазами, правильными чертами, с вьющимися волосами, тонкими и нервными пальцами. Внешне Дюрер выглядел иначе. Но художник поставил тут цель – изобразить лик Творца, придав образу собственные черты. В самом деле, если Христос – богочеловек, то почему бы и не дерзнуть самому предстать в образе человекобога?! Замысел сей вовсе не случаен. Возможно, идея была подсказана художнику философом Николаем Кузанским, оказавшим большое влияние на Дюрера. Тот утверждал, что подражание Христу, его жизни и облику является великим благом и достойно восхищения. Знаменательно, что сам художник придавал портрету особое значение, пометив его своей монограммой и снабдив латинской надписью: «Я, Альбрехт Дюрер, нюрнбержец, написал себя так вечными красками…» Все верно – о вечном и нужно писать «вечными красками». Дюрер не раз будет потом возвращаться к теме. Остались рисунки и гравюры, где он изобразил самого себя в образе Христа – слабым, измученным, истерзанным, умирающим. Идея художника, показавшего Христа, выражена в словах самого Дюрера, как-то заметившего, что сразу вслед за Богом идет художник!

Всюду идет борьба за образ Иисуса, хотя эта борьба напоминает порой петушиные бои – со статьи К. Каутского с таким же названием (1908) до романа Н. Казандзакиса «Последнее искушение», или созданного на основе романа фильма М. Скорсезе «Последнее искушение Христа», или «Страстей Христова» М. Гиббсона. Греческий писатель Казандзакис так объяснил свое обращение к светлому образу Христа: «Чтобы я мог дать высочайший образец борющемуся человеку, чтобы показать, что он не должен бояться мучения, искушения и смерти, так как все это может быть побеждено, и было уже побеждено, эта книга была написана. Христос мучился, и с тех пор мучение стало святым; штурмовало его, до последнего мгновения, Искушение, чтобы увести его с пути, и Искушение было побеждено; распят был Христос, и с тех пор была побеждена смерть». Оказалось, увы, что Христу гораздо легче было победить все свои искушения, нежели иным священникам, проповедующим его учение, победить те чисто мирские пороки и соблазны, которые вовсе не исчезли с появлением христианства. Более того, по словам Либания, христианское духовенство не преминуло использовать религию в корыстных целях: «Только прослышат они, что в деревне есть чем поживиться, тотчас она у них, оказывается, и жертвы приносит, и творит непозволительные вещи, и нужен против нее поход, и «исправители» тут как тут – это название прилагают они к своему, выражаясь мягко, грабительству». Но даже обычных поборов, даров, подарков и взяток церковникам-христианам показалось мало. Либаний пишет: «И землю они присваивают себе, заявляя, что она посвящена, и многие лишаются отцовских владений». «Что это иное, как не война с земледельцами в мирное время». В итоге религия (точнее, ее слуги), обещая беднякам и гражданам спасение и благоденствие во Христе, фактически много лет обирали и грабили, словно жестокие разбойники, свой народ: «всюду бедность, нищенство, слезы, земледельцам представляется целесообразнее просить милостыню, чем обрабатывать землю». И повсюду царит не Бог, а власть земная, являющаяся «всесильным владыкой» (Пиндар). Что же касается Бога, то слова, сказанные Цельсом, никем так и не были опровергнуты: «Христиане и иудеи! Ни один бог и ни один сын божий не спускался и не стал бы спускаться на землю». Греки вообще были против антропоморфных богов. Правда, Гераклит говорил: «Обращающиеся к безжизненным богам (люди) поступают так, как если бы кто разговаривал со стенами». Такого же мнения, по словам Геродота, придерживались персы. Гераклит не отказывался от идеи бога, которая, по его мнению, объемлет «всё бытие». Другие стояли скорее на позитивно-научных позициях. Их девизом были слова Эпихарма: «Трезвость и постоянное сомнение суть основы ума»; или, как сказал Лукиан: «Быть трезвым и ничему не верить». Лучше быть трезвым и верить в любимое дело и собственные силы.

А. Дюрер. Автопортрет

Кстати, заметим, что и в язычестве были своя прелесть, чистота, естественность. Ж. – Б. Северак в статье «Антихристианство Розанова» выразил существо проблемы, сказав о достоинствах этих «природных религий»: «Человечество подобно ребенку. Вавилон, Египет, Греция и Иудея любили в природе то, что в ней есть наиболее божественного – плодовитость. Цивилизации этих народов, более близкие к природе, были более истинными и святыми. Они лучше сохранили воспоминание о Рае, о первобытном райском состоянии; они остались чисты и близки к богам. Египет имел сфинксов – символ глубокого единения божества и людей. Далекие от того, чтобы отворачиваться от пола, эти древние народы видели его величие, доказательством чему служат многочисленные культы Востока и Греции, начиная с культа Изиды и кончая культом Афродиты. Но благоговение перед половой жизнью сильнее всего проявлялось у иудеев; они поняли божественную заповедь: плодитесь и размножайтесь; они чтили семью и создали из пола высшую точку соприкосновения человека и божества, что видно из обряда обрезания. До-христианские народы до того обожествляли пол и плодовитую любовь, что требовали их почитания. Вот чем и объясняется их ожидание Мессии». Не со всеми утверждениями автора можно согласиться. Вряд ли сам по себе обряд обрезания был символом веры. Акт сей не прибавляет ни ума, ни духа. Но вот то, что христианство, убив богов природы, совершило грех величайший перед будущим, над этим стоило бы ныне поразмыслить. Говоря об отношении Розанова к христианству, автор продолжает: «Оглядываясь вокруг себя, Розанов приходит в ужас от того, что видит. Первобытная чистота человека исчезла; люди как бы стыдятся того, чему они обязаны жизнью и что дает им возможность создавать новые жизни. Детоубийства учащаются; проституция с каждым днем расцветает; вместо того, чтобы смотреть на семью «как на высшую ступень близости к богу», ее не чтут. Потеряв то, что являлось самым надежным его религиозным принципом, человечество перестало быть интересным и прекрасным».

Любовь к природе и религия пали одновременно. Когда же это случилось? – спрашивает г. Розанов и отвечает: со времени Христа… Христианство вдруг отняло у людей их святое благоговение перед жизнью и в то же время убило в них истинное религиозное чувство. В течение двух тысяч лет целомудрие возводится в единственную действительную и спасительную добродетель. Была разбита связь, существовавшая между землей и небом, так как «единственным средством попасть на небо сделалось отрицание земли, чувство стыда за половые наклонности, борьба с любовью и сожаление о плодовитости брака». Действительно, мы увидим, как христианство вскоре обрушится и на любовь, и на людей, продолжив в Церкви «дело избиения невинных». Однако на высшей чаше весов Разума для многих (и для нас в том числе) вера необходима (и не потому, что она истинна, но хотя бы даже потому, что для очень многих она служит надеждой, спасением и утешением).

Б. Мурильо. Поклонение пастухов. 1650—1655 гг.

Действительно, в христианстве были и есть здравые начала, выполняющие роли важных регуляторов в социальной, духовной, культурной, экономической жизни нашего общества. Вера была «чудом созидающим». А о язычестве архиепископ Иоанн сказал так: «Корнями своими славянское язычество уходит в седую древность. В его основании (как в основании всякой религии) лежит некая духовная реальность. И хотя мы лишены возможности непосредственного видения духовных источников, но все же можем судить о них, памятуя слова Господа: «По плодам их узнаете их». Плоды язычества с его безнравственностью и жестокостью не оставляют сомнений в разрушительной богоборческой сущности того начала, которое стремится к воплощению через многочисленные языческие культы. И славянское язычество не было исключением». Однако мы все же не стали бы воспринимать язычество только с одной негативной стороны. В противном случае нам пришлось бы отказаться от всего античного наследия!

Образы святых отцов – св. Антоний и св. Павел

Без понимания язычества нет понимания и христианства. Зелинский не случайно напишет вдохновенный гимн греческим богам («Vince, Sol!» – (лат.) «Побеждай, о Солнце!»). Будучи верующим христианином, он совершенно искренне и верно полагал, что былую античную религию может понять только религиозно настроенный человек. Поскольку многие из нас переживают трагедию веры и трагедию безверия, не зная, какую из них все же предпочесть: первые затворяются в мире, что далек от современных законов и реалий, вторые, не найдя себя в этом холодном и злом мире, тоже мечтают о горнем. Ни те, ни другие не находят полного удовлетворения. И, как писал Зелинский, нам, вольно или невольно, приходится обращаться к богам античности, когда мы не находим ответа в церковных или библейских истинах… «Нет, исходя из совершенно правильной мысли, что наша умственная и нравственная культура есть продолжение античности, а не юдаизма, поэт (Иккерман в «Мерлине») представил в своем сатане именно античную религию, поскольку она выражалась не в культах, а в сознании просвещеннейших мужей древности… Та религия античности, о которой идет речь, была, правда, побеждена христианством, но не уничтожена им; она всплывает наружу везде там, где светоч христианства тускнеет…». Мир больше говорит о христианстве, чем им живет.

И науке следует вести себя «крайне осторожно» с религией. Тут придется делать выбор – или вера, или разум. Впрочем, часто наука служила основанием для создания религиозных построений. Как известно, Августин воспользовался истиной в математике (2+2=4), говоря о необходимости и истинности теологических истин. Прекрасная идея, если принять во внимание, что вера не требует доказательств истинности существования Бога. При таком подходе понятно, что церковь нередко, как мы убедимся в этом в дальнейшем, будет выступать палачом науки. Причины такой реакции «святых отцов» понятны, ибо наука требует точных доказательств, а не утверждений типа «Верую, хотя это абсурдно». К тому же миры науки и религии часто приходили к столкновению. Скажем еще более определенно: увы, там, где начинается вера, там заканчивается наука. Я. Буркхардт верно писал: «Монах преследовал идеалы и цели, являвшие полную противоположность языческой сверхобразованности и распущенности, и если между двумя нравственными мирами, именуемыми «язычество» и «христианство», и существовали точки, где они примирялись или даже сближались друг с другом, то, по крайней мере, в данном вопросе отношения между ними строились на глубинной, неискоренимой враждебности. Каждая строчка, дошедшая от предыдущих столетий, будь то иероглифы или греческая скоропись, несла на себе омерзительный отпечаток язычества, идолопоклонничества, колдовства; потому читать оставалось (настолько, насколько чтение дозволялось вообще) только благочестивые христианские книги, написанные большей частью такими же монахами или переведенные на египетский с других языков. Ситуация с древним искусством была такая же, как с древней литературой; Аммония, например, восхваляли, поскольку, навестив Рим, он заметил там лишь базилики Святого Петра и Святого Павла. Далее строгая дисциплина должна была отрезать монаха от всех его предыдущих связей, в первую очередь от семьи, оберегать его от создания новых и заставлять трудиться. Правила Пахомия носят по преимуществу мрачное впечатление полицейских постановлений, и в этом их позволительно сопоставить с Уставом святого Бенедикта… Конечно, не следует искать идеал христианской жизни среди монашеских поселений». Христианскую жизнь лучше всего вести в образованной и культурной среде. Вспомним, что сказал Августин военачальнику Бонифацию, когда тот вдруг захотел оставить надоевшую ему военную жизнь и стать монахом. Он сказал: хороший военачальник-христианин куда нужнее, чем еще один монах среди бесчисленного множества монахов! Потому и мы хотим, чтобы Христос не посрамлял книжников (в том нет ни славы, ни пользы ни Ему, ни Церкви), а выступал с ними заодно и в дружном строю (во славу человечества)…

П. Веронезе. Иисус среди мудрецов в храме. 1558 г.

Впрочем, истины ради надобно сказать, что Бог не только «мешал», но и «помогал» науке. Если бы пришлось перечислить всех ученых, что посвятили Богу свои работы частично или целиком, не хватило бы места в нашей книге. Безусловно, Бог оказался крайне удобным и полезным инструментом для философов, теологов, религиеведов. Он стал основанием ряда существующих систем. Скажем, Шеллинг мыслит Бога как высшую точку системы, как causa sui. Согласно его представлениям, именно Бог делает возможным людскую свободу, то есть свободу следовать добру или злу. Шеллинг пишет: «В Божественном разуме есть система, но сам Бог – не система, а жизнь». Мы представляем божье творение и тем самым принадлежим Творцу. Однако эти умопостроения часто оказываются вне биологической и социальной реальности. Если эта система и царит, то она царит где-то там, в высотах небес, а не на земле.

Тут же на земле светская власть слишком часто пребывает в тенетах Сатаны, с которым церковь и религия просто ничего не могут поделать. Это может означать одно из двух: или Бог – чистой воды фантазия и утопия, или миру потребуется новая Реформация, которая создаст мир и человека по его законам… И тогда, возможно, вновь настанет час церкви! Вспомним о том, что некогда, как сказано в Книге Еноха (100 г. до н. э.), уже имела место преобразовательная атака сынов Божьих на мир человеческий («низвержение ангелов»). Тогда две сотни ангелов под водительством Семазы сошли на землю и взяли себе в жены дочерей человеческих. Среди воинства ангелов, что обучали людей наукам и искусствам, особенно выделялся Азазель. От их брака с земными женщинами и родились исполины, обладавшие к тому же глубокими знаниями и умом. Беда лишь в одном: несмотря на все их познания и прогрессивный образ мышления, эти исполины вскоре стали пожирать людей. Может, время это близится?!

 

Церковь, Господь и Иуда

Говоря о Боге и вере, нельзя не сказать об Иуде… Фигуру эту не обошли вниманием. Его изображали то экономом при Христе (ибо Иоанн изобразил его с денежным ящиком), то в облике «ревностного агента еврейского духовенства». Третьи хотели бы видеть в нем главу восставших. Четвертые характеризовали Иуду как талантливого актера. Пятые наделяли даром философа, сравнивая с Филоном. Но никто не желает видеть в нем то, кем он был на самом деле. А был он, если не применять к нему характеристики самого Иисуса (тот сказал апостолам, имея в виду Иуду Искариота, «один из вас дьявол»), рационалистом-скептиком и циником, не верившим ни в какие божественные откровения и чудеса. Иуда уверен, как и члены Синедриона: мир – материалистичен и практичен. В нем правы те, на чьей стороне сила, власть и деньги. В борьбе за обладание ими все средства хороши. Ради денег Иуда и предал Христа. Это видим во все времена: ради власти и денег Прусий предал Ганнибала, Август – Цицерона, Иуда – Христа. Предавали все: Медичи, Стюарты, Гогенцоллерны, Романовы, Ротшильды, Горбачевы, Ельцины, Гайдары, Чубайсы, Березовские. Для вождей племени иуд предательство стало нормой, второй натурой. Секта каинитов, почитавшая Иуду (возникла еще во II в. н. э.), рассматривала предательство чуть ли не как высшую доблесть. Она и по сей день правит миром и издевается над человечеством. Хотя герой романа польского писателя Г. Панаса «Евангелие от Иуды» предстает перед нами в благообразном облике олигарха и ростовщика, не чуждого философии и культуры. Польский делец-романист попытался сделать из Иуды этакого нового растиньяка – ученого, буржуа, финансиста, торгаша, своего духовного наследника. Это все равно что из американца-христопродавца Бжезинского сделать Иоанна Крестителя.

Висенте Хуан де Хуанес. Тайная вечеря

Иуда утверждает, что Иисус будто передавал ему «философский завет». В чем же состоял сей завет? Лишь много лет спустя после гибели и вознесения Христа понял он его суть: «Так вот, дорогой друг, лишь много лет спустя я понял правду: нет власти без великой крови, (как) нет владычества без страха. Всякий властелин вынужден убивать, и боги подневольны этому закону, все, даже самые добрые, каких может измыслить человеческий разум». Иуда словно оправдывает убийство. Признав, что мир сотворен богом (пусть богом философов), не причастным к делам мира сего, мы превращаем Его в великого убийцу, повинного за все злодеяния, совершаемые на orbis terrarum искони и до конца времен. Вывод напрашивается сам собой: убийство Христа оправдано, ибо он покусился на власть! Молодой олигарх Иуда («представитель уважаемой фирмы, пусть и неподобающе молодой»), друг Синедриона, считая Христа путаником или в лучшем случае наивным идеалистом, предает его из абсолютно «идейных побуждений». Но Христа и ныне предают слуги Его.

Какова судьба Иуды? В Писании было сказано: «Тогда Иуда, предавший Его, увидев, что Он осужден, и раскаявшись, возвратил тридцать сребреников первосвященникам и старейшинам, говоря: согрешил я, предав ложно и лживо кровь невинную. Они же сказали ему: что нам до того? Смотри сам. И бросив сребреники в храме, он вышел, пошел и удавился. Первосвященники, взявши сребреники, сказали: не позволительно положить их в сокровищницу церковную, потому что это цена крови» (Мф. 27: 3–7). Такова легенда, увы, далекая от реалий жизни.

Рембрандт. Иуда возвращает сребреники

Похоже, что тут налицо скорее явный вымысел. Предатели не раскаиваются и никогда не возвращают полученные за предательство деньги – ни в начале христианской эры, ни в конце ее… Рассказ о том, как Иуда раскаялся и бросил деньги в храме, был выдуман, как и версия Матфея о самоубийстве Иуды. Нормальных человеческих чувств у предателей не бывает. Более отвечает образу Иуды-дельца версия Луки. Тот говорит в Деяниях (1: 18): «Он (Иуда) приобрел землю неправедною мздою, и когда низринулся, расселось чрево его, и выпали все внутренности его; и это сделалось известно всем жителям Иерусалима, так что земля та на родном их наречии названа Акелдама, то есть земля крови». Возможно, Иуду убили, как ныне убивают у нас дельцов-бандитов… В романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита» Иуду казнят за донос на Христа по приказу самой римской власти – Пилата. «Землею крови» станет и сама та область, где впоследствии будет утверждаться религия. После того как идеи христианства доказали свою жизнеспособность, возникла нужда в некой организации, которая превратила бы спонтанные надежды, отдельные хаотические мысли первых адептов учения в нечто более основательное, упорядоченное, земное. Ренан пишет, что «дело Иисуса могло быть спасенным в тот день, когда было признано, что церковь имеет прямую власть, представляющую власть Иисуса». Мы не считаем, что одна лишь передача авторитета власти с неба на землю могла возыметь благотворное влияние на судьбы человечества. Тем более что сам Ренан вынужден признать (при всех поклонах в адрес католической церкви, которая, мол, «пройдет через века, не разбившись»): эта Церковь, во-первых, фактически узурпировала христианскую мысль и веру; во-вторых, в качестве формы, в которой предстояло оформиться церковной организации, выбрала Римскую империю. А это значило: весь внутренний остов и иерархические подразделения в ней останутся те же, что и при господстве империи римлян. В высшей мере знаменательно, что податные ведомости римской администрации и церковные книги в Средние века и Новое время почти не различались. Таким образом, церковь умело конвертировала небесную валюту в земную, что с превеликим успехом делает и ныне. Стала ли личность свободнее, совершеннее? Мы в дальнейшем попробуем ответить на вопрос. Но у иных на сей счет сомнений не было: «С тех пор церковь господствует над личностью и, в случае надобности, изгоняет ее из своей среды».

Г. Доре. На Голгофе

Существует мнение, что собственно Рим и породил христианство. Разумеется, это не так, ибо возникло оно как вызов власти Рима и вообще власти иерархов. При всей, казалось, нелепости такого рода утверждений есть и в них определенный резон. В самом деле, при тщательном анализе остается непонятно, как это после стольких лет гонений христианство одерживает окончательную и триумфальную победу. Видеть в том только волю Господню не позволяет нам знание основ политической механики. Вера была и остается инструментом власти. Полагаем, что, поняв всю ценность и полезность монотеизма, Рим вместо борьбы с христианством решил поставить его на службу своим же имперским интересам. И в перспективе, как мы знаем, христианство преуспело. Не стоит забывать и о том, что Рим обратился к христианству в годину слабости и гибели.

Каждый раз, когда Церковь в лице выдающихся епископов или святых отцов делала еще шаг к получению новой порции власти над всею массою или хотя бы частью верующих, она отнимала кусочек власти у светских правителей. Природа не терпит пустоты. Если где-то нечто убыло, значит, в другом месте прибыло. Церковь неизбежно должна была вступать (и конечно, вступала) в конфликт с институтом императоров, царей. Хотя вскоре она и научилась ловко скрывать свои намерения, как и жажду власти, за ширмой разделения властей: мол, ее власть находится «на небе», а власть царей «на земле», или, как говорится: «Богу – богово, а кесарю – кесарево». Разумеется, как те, так и другие охотились не за бестелесными душами, но за живыми людьми. Церковь сумела выжить, лишь склонив шею пред властями предержащими, «несущими меч в своих руках». Она покорилась воле сильных мира сего. Не будь ее терпимого и даже благосклонного отношения к власти, которое она выработала в себе, в своем поведении, полагаю, ее существование оказалось бы под вопросом. Ее попросту уничтожили бы. Такие прецеденты в истории известны. Строго говоря, произошел размен: светским властям предоставили дела и ценности мирские, церковным – дела и ценности душевные (ну и частично мирские). Не случайно же базилика, этот тип церковного строения, повторявшийся во всех первых храмах, был местом римского суда и коммерческих сделок.

Мученическая смерть первых христиан

И еще на одну сторону христианского учения нам хотелось бы обратить особое внимание, ибо она вызывает наибольшее внутреннее сопротивление и отторжение (по крайней мере у людей волевых, смелых, решительных и справедливых). Как известно, Христос повелевает смертному безропотно нести свой крест, не бояться мучений, да еще склонять выю перед сильными мира сего. Когда высшая власть угрожает христианину смертью за исповедание им его веры, то максимум, что позволяет Христос, это бегство от такого рода неправедной власти. Даже бранью на брань нельзя отвечать, но следует смиренно воспринимать все эти оскорбления, насилия, грабежи, проявляя «терпимость». А апостол Петр дошел до того, что призывал христиан еще и радоваться, и возблагодарить Бога за дарованные страдания. На наш взгляд, это уже издевательство над миллионами униженных и порабощенных. И грош цена такой «праведной вере»…

Конечно, у древних народов в эпоху античности (да и позднее) считалось хорошим правилом выражать уважение и почтение к особе царя или правителя. Считалось, что тот, кто злословит о правителе, тот «наносит оскорбление государству». Плутарх в жизнеописании Агиса скажет: «Грешно и преступно поднимать руку на особу царя». На царя – грешно и преступно, а на народ – законно и справедливо?! Защитники раннего христианства, конечно, прекрасно видели всю несправедливость и преступность деяний иных царей, императоров, преследующих за веру христиан. Но они категорически запрещают сопротивляться этим преступникам и убийцам. Почему? Оказывается, лучше самому погибнуть, чем убить даже преступника или негодяя.

Киприан заявил: «Оттого-то, когда нас хватают, никто не противится и не мстит вам за ваше нечестивое насилие, хотя весьма обилен и многочисленен наш народ и снабжен всем необходимым. Ибо уверенность в конечном воздаянии закаляет терпение, неповинные вынуждены уступать преступникам» («К Димитриану»). Позвольте, но как же так?! А где же законное право на самозащиту, право на возмездие? Такая религия запрещает человеку сопротивляться неправедным действиям притеснителя, деспота, убийцы. Пусть Бог будет судьей: «Бог ему судья!» Лактанций пишет: «Мы полагаемся на величие того, кто может воздать как за оказанное ему нечестие, так и за страдания и обиды рабов своих. И мы переносим неслыханные страдания, мы даже не противимся и словом, но предоставляем Богу заботу о возмездии». Тому же учит и Августин: «Всякий раз, как императоры впадают в заблуждение, они издают законы в защиту своих заблуждений против истины, по этим законам праведные подвергаются истязанию и заслуживают венцы». Он же в другом месте еще более ясно выражает рабскую суть христианства: «Народы должны терпеть государей, так же как рабы терпят своих господ, потому что такое упражнение в терпении помогает переносить страдания временные в надежде на блага вечные». Позорная и гнусная позиция, не достойная свободного духа!

Конвоирование пленных рабов

Он поясняет свою философию примерами из поведения первых христиан: «Хотя град Христов и был рассеян по странам и насчитывались столь многочисленные полчища народов против нечестивых преследователей, тем не менее они до настоящего времени не сражались ради временного спасения и воздерживались от сопротивления, дабы достигнуть вечного спасения. Их вязали, заключали в темницы, били, терзали, жгли, бичевали, рассекали на части, вспарывали им горло, и тем не менее они множились. Бороться же за спасение составляло для них не что иное, как пренебречь благополучием этой жизни ради вечного блаженства» («О Граде Божием»). Апологеты христианства обычно приводят в этом случае хрестоматийный пример с Фиванским легионом. Тот предпочел позволить императору Максимиану предать смерти весь легион, только бы не поклониться ложным богам. Они молвили: «Мы бросаем наши копья; твои спутники найдут безоружными наши руки, но сердца – вооруженными вселенской верой». Мартиролог их гласит: «Произошло беспорядочное избиение мечами покорившихся беспрекословно; сложив оружие, они даже не пытались ни своим множеством, ни угрозой оружием прекратить расправу, но помнили лишь то, что они исповедовали того, кто безропотно был отведен на смерть и, как агнец, даже не отверз уста свои; они также терпели избиение подобно стаду овец, на которых напали волки». Скажем совершенно откровенно: считаем недостойным человека такое раболепное поведение… Мир представлял и представляет собой поле для охоты, где «человек человеку волк» (Локк), и миролюбивым овцам тут не место (разве что лишь для того, чтобы отдать шкуру и мясо). Те же, кто призывает народ покорно терпеть злоупотребления властей, – в сто раз хуже Иуды: тот предал Христа, они предают миллионы и миллионы на поругание и гнет. Наша вера иная: на добро воздай добром, на зло – злом. Смерть за смерть и кровь за кровь. Бедный Иов – не наш герой!

Благоденствие, даруемое Господом бедному Иову за его стойкость в вере

Кстати говоря, символичным стало то, что со временем Церковь и ее художники вложат в руки апостола Павла меч. В западной живописи самый ранний пример изображения Павла в воинских одеждах и с оружием в руках имеется в каролингской Библии. На миниатюре, иллюстрирующей Деяния апостолов, Савл и сопровождающие его лица на пути в Дамаск изображены в античных воинских одеждах. В правой руке будущего апостола – меч… В другой сцене ослепленный иудей Савл повержен на землю, а меч лежит рядом. По мнению Г. Кесслера, представление об апостоле Павле в виде воина сложилось в Риме уже в первой половине VI века н. э. Христианство стало одерживать триумфальную победу, а потому его герои должны были быть изображены как воины-победители. Видимо, необходимостью подавать в массовом сознании образ героев-христиан в ином обличье (не как страдальцев или гонимых) можно объяснить и то, что в поэме диакона одной из римских церквей, по имени Arator («De actibus apostolorum», «О деяниях апостолов»), к слову сказать, написанной по образцу известной поэмы Вергилия, образ апостола Павла подается как некая параллель героическому Энею. Церковь хотела расширить обретаемую власть над миром: для этого надо было вооружить адептов христианства воинственным духом и мечом («Крестом и мечом!»). Это стало уже совершенно очевидно к IX веку н. э., когда в сочинении Иоанна Фульдского «Дополнения к Назону» прямо сопоставляются апостол Павел и Эней, прародитель Римской империи.

Г. Доре. Апостол Павел в синагоге

История Павла, представленная под видом римской эпики, должна была демонстрировать цели и задачи Римской католической веры – завоевать мир с помощью меча. Цели миссии Павла обозначены в его Послании к римлянам (3:29–30 и 11:13): «Вам говорю, язычникам. Как апостол язычников, я прославляю служение свое». В этом Послании апостола Павла отмечена роль меча как орудия устрашения и знака божьего слуги, который может карать виновных: «…начальник есть божий слуга тебе на добро. Если делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч, он божий слуга, отмститель, в наказание делающему зло» (Рим. 13: 4). Еще более показательны следующие слова Павла: «Царство Божие не в слове, а в силе» (Рим. 14: 20). Заметим, что то было время активного насаждения христианства. Мы увидим, что верховные апостолы с мечом и ключом будут представлены в мозаичной композиции на внешнем фасаде базилики Сан Паоло, возведенной Константином, а также на иконе-таблетке Троице-Сергиева монастыря в России, где Павел изображен с мечом, Петр – с ключом (что нехарактерно для византийского искусства). Так же они показаны на картине Дюрера.

А. Дюрер. Четыре апостола (Иоанн, Петр, Марк, Павел)

К слову, ведь сами церковные отцы частенько забывали и о смирении, и о христианском долготерпении, когда речь заходила о дележе власти, земли или имущества… О том, что собой представляло римское христианство уже в первые века своего господства пишет П. Гнедич в своей прекрасной книге «История искусств». «В Западной Европе христианство долго имело характер чисто греческий. Даже богослужение и книги богословского содержания были писаны на греческом языке. Латинская церковь клонилась инстинктивно к монархии; сначала представители ее вели скромную жизнь, не желали присвоивать себе никакой особенной власти. Иаков, брат Господень, был, по преданию, первым епископом Рима, и преемники его, принявшие от него благодать, не выказывали стремления ко всемирному господству; но впоследствии религиозные споры, различные толкования догматов породили несогласие между главою Рима и восточными церквами. Св. Киприан на карфагенском соборе говорил: «Мы не должны поставлять себе епископов над епископами, стремиться к деспотической власти: каждый епископ должен поступать, как он знает, как ему кажется лучше; ни он судить, ни его судить никто не может; над нами один судья – Иисус Христос». Однако благие начинания греческого христианства не могли выжить в условиях римской культуры господства, которая воспитывалась в папстве веками. Рим есть Рим. К тому же огромные богатства Римской империи разжигали аппетит даже у «слуг небесных»». И Гнедич продолжает: «Политическое положение и громадное скопление богатств в Риме невольно выдвинуло его представителей на первый план. Римский епископ решался не присутствовать на вселенских соборах, а посылать за себя младших чинов, что было несравненно выгоднее. Епископство Рима, в силу огромных богатств местной церкви, сделалось заманчивым, и избрание на епископский престол вызывало (в их среде. – Авт.) ожесточенные раздоры. При избрании Дамаса в базилике Цетиньи было убито 130 человек, так как соискатели призвали к себе на помощь толпу гладиаторов и всякой сволочи, а правительство принуждено было употребить для водворения порядка вооруженную силу».

Г. Доре. Первомученик Стефан

Так возникла трагическая дилемма, которую Церкви, увы, так и не удалось с тех пор преодолеть. Христовы заповеди осуждали богатство, они требовали равноправия, взывали к милосердию, говорили «не укради», «не убий». Власть же (по своей внутренней сущности) выступала и выступает совершенно с противоположных позиций. Гонения на христиан власть предпринимала не из идейных, а из прагматических, экономических, политических или финансовых соображений. Коммунистические наклонности первых христиан напугали еврейских старшин и торговцев. Так, когда фанатичная толпа евреев побивала каменьями дьякона Стефана, делалось это потому, что он своими речами подрывал установленный порядок и иерархию общества. Подобная же история произошла и с апостолом Павлом. Во время проповеди в Эфесе он настолько увлек толпу, что та почти склонилась к тому, чтобы начать поклоняться новому богу – Христу. Но тут против его крамольных речей восстали промышленники и мастера, в особенности серебряных дел мастера (состоятельные люди), изготавливавшие из серебра модели старых храмов и богинь, и фактически жившие за счет поклонения местной богине. Новый бог отнимал у них хлеб насущный. Естественно, они собрались в большую толпу и в течение двух часов кричали, как могущественна и велика богиня Диана Эфесская. И подобных случаев в истории можно обнаружить бесчисленное множество. Спор чаще всего идет не за веру, но за материальные стороны ее воплощения и отправления (прямо скажем, весьма выгодные). С признанием христианства, как отмечает Я. Буркхард, церковь получила в свои руки огромные средства благодаря разнообразным пожертвованиям, не говоря уже о дарах государства. Глаголят о Боге, а думают о злате! И в каком-то смысле был совершенно прав П. Гольбах, говоря о богословских «добродетелях»: «Они называются так потому, что необходимы богословам и имеют в виду интересы духовенства. Богословских добродетелей три: вера, надежда и любовь. Вера отдает во власть духовенству народы, надежда развлекает их неисполнимыми обещаниями, а любовь заставляет их заботиться о духовенстве и давать ему жить на всем готовом». Так произошла полная и трагическая трансформация ядра идеалистических упований и установлений древних христиан.

Крещение ацтеков в Мексике

Но еще более серьезная проблема встает перед Церковью, когда она превращается во влиятельную силу, в господина. С сильных мира сего ведь спрос особый. Не случайно в V в. императоров стали короновать в церкви, а между тронами императора и императрицы появится трон для Господа Бога. Церковь становилась как бы посредником между небом и землей. Конечно, тут уместно вспомнить известные строки из Евангелия, содержащие требование ублажать нищих и алчущих, противопоставляющих богатых и пресыщенных бедным (Лк. 6:20, 21, 24, 25), богача – Лазарю и т. д. Несомненно, требования социальной правды, восходящие еще к Ветхому Завету, к писаниям первых пророков, находили широкий отклик у бедных и порабощенных слоев населения. Речи эти обладали притягательной силой для толпы. Сегодня некоторые утверждают, что апостольский «коммунизм» представлял собой формы жизни, которая наблюдалась и встречалась в Израиле (в пророческих школах). Возможно, в том была объективная необходимость. В трудные времена такая общность имущества (кстати говоря, бывшая добровольной, а не принудительной) становилась как бы веянием времени.

Уединенное убежище общины верующих

Когда апостол Петр упрекает «капиталиста» Ананию за то, что он утаил вырученную от продажи имения сумму, принес к ногам апостолов лишь часть и выдал ее за всю сумму, он тем самым действует в духе современной некоммунистической налоговой полиции. Надо признать революционность прихода христианства на нашу землю. И в этом смысле, думаю, прав Нефёдов, говоря: «Победа христианства означала окончательную победу революции. Церковь стала символом единения, братства и милосердия; она не только утешала, но и кормила бедных. Императоры передали церкви огромные средства, множество домов и обширные земли; на эти средства создавались больницы, странноприимные дома и раздавалось вспомоществование беднякам; любой нищий мог прийти в храм и получить тарелку супа или монетку на пропитание. Церковь взяла на себя роль системы социального обеспечения, и отныне государство обеспечивало каждому кусок хлеба. Теперь, когда государство приняло в свое лоно церковь, оно предстало перед людьми как община верующих, скрепленная узами любви и братства, а император – как глава этой общины и наместник бога на земле». В каком-то смысле то был шаг действительно революционный. Хотя всерьез говорить о единении, братстве и милосердии, как и об обеспечении каждого «куском хлеба», никто из знающих реалии современной истории не решится ни за что на свете.

В дальнейшем Церковь, став идеологическим гегемоном, неизбежно станет претендовать на духовное руководство миром и на авторитетную монополию. Но ведь для этого нужны не только вера или чудо, но и аргументы знаний. В Библии отражены внутренние опасения и сомнения создателей сего огромного компиляторского труда: «Ибо и Иудеи требуют чуда, и Еллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, для Еллинов безумие», – говорит Павел (1 Кор. 1: 22–23). Нужен был учебник или учебное пособие для начинающих христиан. Библия в том виде, в котором она тогда существовала, не могла выполнить удовлетворительно своей роли. Известный российский философ М. К. Петров отмечал, что даже и в таком виде текст христианства (который, надо полагать, предназначался на роль учебника входящих в жизнь поколений христиан) оказался в целом великоват. Он мог бы, конечно, транслироваться в интерьере подготовки кадров христиан-профессионалов, то есть «в тех же примерно формах, в каких мы сегодня транслируем первоисточники через аспирантуру, но он вряд ли годится для трансляции на уровне мирян». Тем более что хотя среди них было какое-то число талмудистов и начетчиков, от мирян никак не приходилось ожидать «одержимости текстом Библии». Однако поскольку Церковь одержала победу и стала уже государственной религией, она остро нуждалась в разного рода интеллектуальных инструментах управления всем «Божьим стадом». Поэтому нас нисколько не удивляет факт подмены Библии корпусом античных языческих работ, большим по объему, чем даже сама Библия. Поразительно иное: сам факт подмены Библии обнаружился только в XVII в. Так что христиан, подчеркивает русский ученый, более тысячи лет христианству обучали по языческому учебнику. Это равносильно тому, как если бы физикам дали распоряжение изучать физику «по учебнику китайской грамматики, а химии вовсе даже по Гомеру». Разумеется, тому были резоны. Резоны просты – у Церкви не было ничего мало-мальски стоящего (кроме веры), что они могли бы предложить уму.

Процессия абиссинских христиан перед церковью Св. Михаила

Однако когда процессии паломников (сотни тысяч несчастных и обездоленных судьбой) устремлялись в святые места, они менее всего нуждались в аргументах познания. Поэтому и на вопрос Тертуллиана: «Что общего у Афин и Иерусалима, у Академии и Церкви?» ответ напрашивался сам собой – прежде всего, это слушатели, народ, паства. И привлекать ее, разноликую, надо было любыми способами. Сие прекрасно понял апостол Павел, говоря в Послании к коринфянам: «Для Иудеев я был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев; для подзаконных был как подзаконный, чтобы приобресть подзаконных; для чуждых закона – как чуждый закон, – не будучи чужд закона пред Богом, но подзаконен Христу, – чтоб приобресть чуждых закона; для немощных был как немощный, чтобы приобресть немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых». Как видим, Церковь стремилась обращать свой глас ко всем, но в первую очередь к тем, чья жизнь в силу тех или иных причин не удалась, складываясь сложно, тяжело или трагично. В основной массе это был темный и необразованный люд, или же люди наказанные или обиженные судьбой.

Паломники в святые места

Грамотный язычник и образованный грек (эллин) не желали принимать этой странной доктрины. Апостол Павел это признал: «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием» (1 Кор. 2: 14). Если боги греков и римлян были зримы, являясь, говоря словами П. Флоренского, «священными призраками несказанной красоты», и их можно было созерцать, то, очевидно, христианству, которое оспаривало место под солнцем у язычников, дабы утвердиться в сердцах верующих, нужно было выстроить хотя бы равновеликий ряд образов. Греки прекрасны были уже тем, что их религия была доступна и открыта глазу и чувству. А вот среди древних евреев царили иные каноны: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в оде ниже земли» (Исх. 20: 4). Людям даны глаза, чтобы видеть, уши, чтобы слышать, ум, чтобы воспринять и понять. Как относилось к ним христианство? Признавая важность сенсорных ощущений мира, отцы христианства вначале заняли по отношению к ним негативную, осуждающую позицию. Так, когда апостол Иоанн в Эфесе «воскресил» проконсула Лигдамида и его жену, тот, став христианином, решил запечатлеть его облик, но Иоанн категорически воспротивился этому, сочтя сие грехом.

Д. Морелли. Искушение св. Антония

В дальнейшем мы убедимся, что тому были довольно веские причины. Римские цезари, подвластные им элиты и слуги погрязли в грехах чувственно-плотских наслаждений. Все большее число людей становилось рабами чреувогодия, скотских развлечений и т. д. Стало ясно, что работу органов чувств надо обязательно контролировать. Сам человек не всегда способен к этому, особенно если сильные мира сего подают ему своим поведением дурной пример. Христианство поставило задачу духовного совершенствования человека. Преподобный Фалассий (VI в.) требовал от христианина: «Отдай чувство в служение уму и не давай ему времени развлекать его». В ином месте он прямо подчеркивал приоритет духовной жизни перед плотской: «Да служат тебе чувства и вещи чувственные к духовному созерцанию, а не к удовлетворению похоти плотской». Другой известный подвижник IX в., Филофей Синайский, объясняя необходимость обуздания чувств людьми, писал: «Когда ум изнутри не обуздывает и не вяжет чувств, тогда глаза всюду разбегаются из любопытства, уши любят слушать суетное, обоняние изнеживается, уста становятся неудержимыми, и руки простираются осязать то, что не должно. За этим последуют вместо правды неправда, вместо мудрости – неразумие, вместо целомудрия – блудничество, вместо мужества – боязливость». Он же требует удерживать все чувства даже с помощью некоторого насилия, чтобы сделать «для ума легчайшими сердечный подвиг и брань». В самом деле, тут мы видим в действии закон сохранения и концентрации душевной и физической энергии. Если мы ограничиваем себя и свои плотские желания, больше останется места для работы ума и духа (в том числе и святого). Страстями нужно уметь управлять, чтобы колесо жизни не раздавило нас в своем стремительном движении, ибо «ничто так не поползновенно на грех, как эти органы, не управляемые разумом». Богослов Феодор Эдесский (IX в.) имел в виду прежде всего глаза и уши, однако сюда же необходимо добавить и иные важнейшие части нашего тела (язык, желудок и проч.). С этой целью церковь установила специальные упражнения по работе с каждым органом чувств. Каждое из них продолжалось по меньшей мере час и исполнялось по нескольку раз в день (на виновных накладывали эпитимью). С помощью системы упражнений и наказаний достигалось такое состояние верующих, при котором органы чувств «открывались для Бога и закрывались для греха» (Иоанн Постник). Впрочем, природа все же брала свое.

Г. Доре. Священник Маттафия убивает осквернителя храма

Л. Бернини. Балдахин в соборе Св. Петра в Риме

Однако при всей резонности некоторых установок христианства церковники вскоре, как нам представляется, перейдут разумную грань – и устремятся к подавлению человеческого. Пройдет не так много времени – язык со словом, а также слух станут чуть ли не орудиями сатаны. Христианский аскет Ефрем Сирин (IV в.) воскликнет: «Слух есть широкая дверь. Этою дверью смерть вошла в мир, пожрала столько народов и все еще не насытилась! О, крепко надобно запирать сию дверь!» По мысли иных отцов церкви, самый надежный путь к святости состоял в том, чтобы заградить уста от глаголения, затвориться в своей келье и предаться молчанию или же молитвам. Ничего не делай – только молись, и ты обретешь спасение. «Бездейственность безмолвия возлюби паче, нежели насыщение алчущих в мире и обращение многих народов к поклонению Богу» (Исаак Сирин). Понятно, когда церковь осуждает брань словесную, считая это кощунством и тяжким грехом. Но так и Пушкина с Лермонтовым и Есениным можно причислить к страшным греховникам. Нелепо лишать себя всех красот и звуков мира. Вот и Блаженный Августин признавался: «Глаза любят красивые и разнообразные формы, яркие и приятные краски… Они тревожат меня целый день, пока я бодрствую, и нет мне от них покоя». Не потому ли монахам и монахиням рекомендуется держать глаза опущенными к долу: «не обращать очей туда и сюда, но простирать всегда взор вперед», дабы сохранить целомудрие и чистоту перед Богом. В этих фразах опять же скрытое осуждение известной формулы Древнего Рима – «Хлеба и зрелищ!» Тертуллиан в 211 г. напишет работу «О зрелищах», где требует от христиан осудить конные ристалища, театральные зрелища, избегать поэтических состязаний и гладиаторских боев: «Следуя правилам веры, началам истины и законам благочестия, познайте обязанность свою удаляться от соблазна зрелищ, как и от прочих мирских грехов». Затем под нажимом церкви и религиозных императоров прекратят существование Олимпийские игры… Как видим, даже Богу с трудом даются грани.

К. Брюллов. Гибель Помпеи (фрагмент)

Нельзя не упомянуть еще об одной причине, популярности новой религии. Она на поверхности, но о ней мы до сего времени не упоминали. Христианская вера возникла как ответ на непрекращающиеся акты насилия и войны, на потоки крови, триумф смерти. Человечество ужасно устало от этой бесконечной вакханалии жестокости. Неизбежный и закономерный ответ на философию ненависти, что управляла и управляет миром, – это философия любви, провозглашенная Христом. Рим (и не только он один) рухнул, потому что стоял на костях порабощенных народов. Нам кажется, что признание императорами христианства означало признание ими их бессилия удержать народы в рамках традиционной имперской идеологии. Тойнби писал о христианской доброте как первооснове морального авторитета Церкви… В следующем испытании, которое имело место на рубеже IV–V вв., когда обращенная Римская империя рухнула, Церковь вновь ответила в своей традиционной манере; и на сей раз воздаянием было обращение варваров. В эпоху, когда пустые и безверные слова «Phasti Triumphales» (погодные списки триумфаторов. – Ред.) были начертаны на камне Капитолия и глубокое военное и политическое банкротство постигло государственную римскую систему, Церковь в лице лучших сынов явила миру один из наиболее удивительных триумфов христианской доброты.

Властью, которая действовала столь неотразимо (просто потому, что противопоставляла Силе явление совсем иного порядка – Доброту), папа Лев остановил Аттилу на его пути к Риму. Знаменательно и то, что святой Северин становится освободителем верхнедунайских провинций, вконец разоренных войной и неумелым управлением. Мы видим, как он «берется за дело без защиты, поддержки, подготовки, и воинственный вождь алеманнов дрожит в его присутствии, как никогда не дрожал во время битвы». Возможно, что именно доброта и способна творить чудеса. Григорий Богослов скажет: «Душе израненной доброе слово – лекарство». Израненной душе человечества в высшей степени была необходима христианская вера – если не для исцеления, что, как убедимся, проблематично, то хотя бы для более сносного существования.

Амвросий Миланский накладывает епитимью на Феодосия

Впрочем, как мы хорошо знаем, и сама Церковь не останавливалась перед жестокими мерами против инакомыслящих, против всех тех, кто в дальнейшем будет заподозрен в так называемой «ереси». Она даже громко восхваляла тех, кто готов служить орудием христианской веры. Скажем, император Федосий I, мечтавший о христианской ойкумене и крестившийся в 380 г., был назван церковью посланцем Господа и восславлен ею как Феодосий Великий. Но можно ли его назвать истинным христианином только на основании того, что он запретил поклоняться другим богам? Ведь и сам он вел себя в духе традиций той жестокой эпохи. Это по его приказу сносились языческие храмы, включая известный александрийский Серапеум. По его указу были запрещены под страхом смертной казни все языческие обряды. Он вовсе не следовал милосердным заповедям Христа, убивая всех виновных и невинных без разбору, видимо, следуя более позднему циничному высказыванию одного из таких «верующих». А тот заявил: «Убивайте всех, пусть Бог сам разберет, кто из них грешник, а кто праведник».

Так, когда в Фессалониках убили одного из римских военачальников, Феодосий приказал произвести показательную расправу. Его солдаты согнали в цирк и перебили семь тысяч горожан. М. Бувье-Ажан с вполне справедливым возмущением восклицает: «Разве (же) так поступают Посланцы Господа? Архиепископ Миланский отлучил Феодосия от церкви. Тот совершил покаяния и был прощен. Человеку свойственно заблуждаться, и избыток рвения – это всего лишь избыток рвения… И Феодосий все-таки, возможно, Посланец Господа». Так вот боги отличают своих.

Почему массы приняли христианство? Чем привлекла миллионы верующих новая религия, начавшая победоносное шествие по миру? Человечество не терпит пустоты. Люди созданы для веры, и вопрос в том, что или кто становится ее объектом. Говорят же, вера – это опора: «Сия вера апостольская, сия вера отеческая, сия вера православная, сия вера вселенную утверди!» (таковы слова из последования Торжества Православия). И хотя наша Вселенная устроена совсем по иным – физическим, а не божеским законам, – обитающие на ней люди живут и руководствуются не только физическим и материальным, но и духовным началом. Нуждаясь в духовности, иные люди обрели оную в христианской вере. Несмотря на все слабости религиозных доктрин, вера помогала обрести мир и упокоение в душе, никого не успокоив.

 

Палестина и Иерусалим – святые места

Роль Иерусалима и Палестины как святых мест для людей и народов возросла с тех пор, как в IV в. н. э. выявилась вселенская и божественная роль Святой Земли: после того как с воцарением Константина отношение Рима к христианству изменилось и оно стало официальной религией властей Европы. Прежде, как пишут древние источники, среди масс нередко утверждалось богохульство, распространившееся на церкви как египетские, так и восточные. В каждом городе и селении, писал церковный историк Феодорит, шли ссоры и споры. Простой народ присоединялся «либо к одной стороне, либо к другой». Теперь же Константин, став в конце 322 г. единовластным правителем Римской империи, решил установить мир и примирить спорящих. С этой целью он и созвал Первый вселенский собор в Никее (325 г.).

Первый вселенский собор в Никее. Фреска. Ватикан

Собор носил экуменический, всемирный характер. В работе собора примут участие 300 епископов, представлявших самые различные общины верующих – от Испании до Персии, от Эфиопии до Скифии и Кавказа. На этом соборе Иисус Христос превратился в главное лицо Божественной Троицы. С принятием этого символа Церковь и проповедуемая ею религия становилась христианскою. Важным моментом явилось и то, что император принял крещение из рук возвращенного им из ссылки Евсевия Никомедийского.

Иоанн Златоуст

Событие это произошло уже на его смертном одре (337 г.). В середине IV в. религиозные вопросы волновали умы людей. О том говорят многие свидетельства современников. «Прислуга, не раз битая, сбежавшая от рабской службы, с важностью философствует о Непостижимом, – писал о поведении толпы епископ провинциального малоазийского городка. – Такими людьми полны улицы, площади и перекрестки. Это торговцы платьем, денежные менялы, продавцы съестных припасов». Религия и Христос стали объектом огромного общественного интереса, а следовательно, и центром притяжения скоплений масс. Христианство становилось массовой народной религией. В святые места двинулись паломники. Возникла потребность увидеть зримые, вполне наглядные символы чуда. При Константине Великом весь Иерусалим «становится реликвией и параллельно этому большим странноприимным домом, большой гостиницей, большой больницей. Местное население теряется в мире паломников, и эти паломники во главе с римскими и византийскими императорами не щадят ни сил своих, ни средств… страна покрывается сотнями церквей, десятками монастырей… она становится огромным музеем религиозного искусства» (М. И. Ростовцев). Теперь пилигримы в Палестину шли уже не только к месту рождения Христа (Вифлеем), но и в десятки других святых мест.

Разумеется, не все приверженцы христианства имели возможность посетить Святую землю, увидеть воочию образ Христа, символы его бессмертия. Тогда к их услугам оказывалось Святое Писание. Многие христиане, даже из мирян, прилежно читали его, носили с собою и знали наизусть. Иоанн Златоуст отмечал, что многие женщины в его время носили Евангелие на шее и благоговейно умывали руки, принимаясь за святые книги. В эпоху гонений Диоклетиана мученики, которых принуждали все оставить и скрыться в пещерах, ни о чем так не жалели, как об оставленных ими святых книгах. Лишенные их целебной силы, они не имели возможности утешаться советами в минуты скорби и отчаяния. Помимо Св. Писания было немало творений епископов и писателей Церкви (около 40). Епископы, писатели «преподавали истины, как свою собственность, потому что были учениками Иисуса Христа, который есть источник всякой истины и премудрости». Почти вся историческая и философская мудрость сосредотачивалась в новом учении. «Ибо чего недостает в Законе Божием? – восклицал один из них. – Хотите ли истории? У вас есть книги Царств. Желаете ли философии или поэзии? У вас есть пророки, Иов, Притчи, где вы найдете гораздо более ума, нежели во всех поэтах и философах, потому что есть слово единого премудрого Бога. Любите ли гимны? У вас есть псалмы. Изыскиваете ли древности? У вас есть книга Бытия. Наконец, Закон Божий преподает вам правила и наставления душеспасительные». Книга Божия занимала места в сердцах миллионов.

Интерьер храма Рождества Христова

Палестина и Иерусалим стали местом паломничества наших соотечественников с той поры, как Русь приняла христианство… Одним из первых посольств, направленных в Иерусалим русскими, было посольство князя Владимира (о том гласит Никоновская летопись). Затем тут побывал игумен Даниил, зажегший у Гроба Господня «от имени всех князей русских» огонь лампады (1106–1107). Он же первым написал о таинстве Благодатного Огня в Великую субботу, которое самочинно и наблюдал. «Многие ведь странники неправду говорят о схождении света святого: ведь один говорит, что святой дух голубем сходит ко гробу Господню, а другие говорят, молния сходит с небес, и так зажигаются лампады над гробом Господним. И то ложь и неправда, ибо ничего не видно тогда – ни голубя, ни молнии. Но так, невидимо, сходит с небес благодатию Божиею и зажигает лампады в гробе Господнем. Да и о том скажу, как видел, поистине… В Великую пятницу после вечерни протирают гроб Господен, и вымывают лампады те все, и вливают масла чистого без воды – одного только масла того. И, воткнув светильники в оловцы, не зажигают светильников тех, но так оставляют лампады те незажженными. И запечатывают гроб в два часа ночи. И тогда гасят все лампады и свечи по всем церквам в Иерусалиме…». Затем Даниил, отбив поклон гробу и облобызав с любовью и слезами то место, где лежало тело Господа, пошел в келью и вернулся назавтра, в Великую субботу, в шестой час дня. И созерцал свет святой, что светится не так, как огонь земной: «чудесно, иначе светится, необычно; и пламя его красно, как киноварь; и совершенно несказанно светится». Так повествуют древние тексты.

Усыпальница Иисуса. Литография XIX в.

Игумен Даниил, посетивший Святую землю, оставил нам описание Церкви Воскресения и Гроба Господня: «Гроб же Господен собою таков: как бы маленькая пещерка, высеченная в камне, с небольшими дверцами, через которые может, став на колени, войти человек. В высоту она мала, а в длину и в ширину одинаково четыре локтя. И когда входишь в эту пещерку через маленькие дверцы, по правую руку – как бы скамья, высеченная в том же пещерном камне, на той скамье лежало тело Господа нашего Иисуса Христа. Сейчас та святая скамья покрыта мраморными плитами. Сбоку проделаны три круглых оконца, и через эти оконца виден этот святой камень, и туда целуют все христиане. Скамья ж та святая, где лежало тело Христово, в длину четыре локтя, в ширину два локтя, а по высоте пол-локтя. Перед дверьми пещеры лежит камень – на расстоянии трех стоп от тех пещерных дверец: на том камне, сидя, Ангел явился женам и благовествовал им о Воскресении Христовом». Хотя крестный путь паломника Даниил прошел в обратном порядке: от храма Гроба Господня к претории Пилата. На том пути немало знаменитых и важных для христианина мест – тут иудейская темница, откуда Ангел средь ночи вывел св. апостола Петра, тут Христос исцелял больных, тут же неподалеку дом и ров, куда брошен был Иеремия-пророк, дом апостола Павла, когда тот был еще в иудействе. Есть там пещера – место рождения святой Богородицы. В этих же местах вам покажут и двор предателя Христова, Иуды, что стоит пустым. По традиции никто не может поселиться на месте том. Таково одно из многих описаний.

Панорама горы Афон. 1713 г. Гравюра на меди

Частыми становятся в XIV–XV вв. паломничества в Святую землю – Иерусалим, на святую гору Афон, в Царьград. По мере того как укреплялась Русь и превращалась в великую державу, заметно возрос интерес к русским и на Святой земле. Как известно, в сентябре 1558 г. Иван IV отправил (после приезда в Москву синайских старцев Иосифа и Малахии) беспрецедентно крупные суммы денежной помощи восточным патриархам и значительным монастырям Святой земли (с посольством софийского архидиакона Геннадия и купца Василия Позднякова)… В дальнейшем не только Москва, но и Тверь, Псков, Новгород, Нижний Новгород установили связи с Константинополем и посылали в Палестину своих паломников (Сергий Муромский, Арсений Коневский, Епифаний, Савва, иеродиакон Троице-Сергиева монастыря Зосима). Зосима оставил нам описание своего путешествия, о цели которого говорил велеречивым слогом: «Возмыслихом и восхотехом видети святые места, иже же Христос своими стопами походи». Он посетил места пребывания Иисуса Христа и Семейства, описал трапезу Авраамову, под дубом Мамврийским, посещение им церкви апостолов с гробом Константина и Елены, Пантократорова монастыря, что «зовется по Руски Вседержитель». Затем он направился на Афон и там посетил «монастырь Русский, зовомый святой Пантелеймон». Оттуда на корабле отправился в Палестину, где «жила Богородица… и ту есть гроб царя Давида и сына его Соломона… И ту есть гроб первомученика Стефана, и ту лежат два камени: иже Пречистая восхотела видети те камени, на чем Христос беседовал с Моисеем на горе Синайстей…». Там же он лицезрел и Купину неопалимую, и место, где «Ангел жидовину руку отсек, коли Пречистыя тело хотя с одра соврещи». Любопытно, что большинство упомянутых Зосимой мемориальных мест в дальнейшем вошло в культ святых Русской православной церкви и встретится в росписях храмов. Со времен Ивана III и Ивана IV в Москву едут делегации из Иерусалима, Антиохии, Александрии, Синая и Афона. Русь стала важнейшей опорой и союзником в делах православного братства. Русские паломники пользовались особыми привилегиями в Святой земле. Турки брали плату со всех посетителей храма Воскресения (когда земля находилась под управлением их администрации), освобождая от нее лишь богомольцев из России. Со времен войны 1812 г. права на восстановленный Храм Воскресения остались у представителей четырех церквей: Римско-католической, Иерусалимской, Армянской, Коптской. Тут можно и ныне видеть толпы паломников, с величайшим благоговением созерцающих чудо явления «Небесного Огня».

Венценосцы

В 1619 г. приехал в Москву и Патриарх Иерусалимский Феофан. Визит ставил перед собой как теократические, так и важнейшие политические цели. Посланец Иерусалима участвовал в возведении на престол Патриарха Московского и всея Руси Филарета. На обратном пути он участвует в восстановлении церковной иерархии для православного населения Украины. Это было важно. После Брестской унии, навязанной католиками Западной Руси в 1596 г., многие поколебались в вере православной. Знаменательно и то, что у Петра Великого возникла идея перенести Гроб Господень в Россию, а в 1725 г. в смете Святейшего Синода появились «отдельной строкой» палестинские штаты. Все это шло в русле религиозных и политических задач самодержавия и Российского государства. Возможно, во времена Ефрема Сирина возникло подобие «христианской имперскости» (А. В. Муравьев). Византийская (Восточно-Римская) империя трактуется как «слуга Христова строения» и «Второй Рим», а после падения Константинополя во многих умах возникла мысль о том, что Россия – это и есть «Третий Рим». Напомним, что русская концепция «Третьего Рима» впервые была сформулирована около 1523–1524 гг. (в сочинении эпистолярном). Официально доктрина изложена в Уложенной грамоте Московского Освященного Собора, при участии константинопольского патриарха и греческого духовенства. Тогда же был учрежден и Московский патриархат (1589 г.). Но еще раньше митрополит Зосима называл Москву «новым градом Константина» (1492). Однако наиболее широкое распространение в науке и литературе концепция «Третьего Рима» получила во второй половине XIX в., после того как «Православный собеседник» опубликовал сочинения монаха псковского монастыря Филофея, озвучившего сию идею.

Эуген А. Гирард. Обретение Благодатного огня. Фрагмент

По мере того как становилась очевиднее порочность и опасность этой идейки, видимо, подброшенной католическим Римом, очаровавшиеся ею на время русские отвратили от нее взор и обратили очи к Палестине… М. Ю. Лермонтов был одним из тех, кто увидел в Иерусалиме «святыни верного часового». Философ Вл. Соловьев в стихотворении «Панмонголизм» (1894) писал: «Судьбою павшей Византии / Мы научиться не хотим. / И все твердят льстецы России: / Ты – Третий Рим, ты – третий Рим. / Пусть так! Орудий Божьей кары / Запас еще не истощен. / Готовит новые удары / Рой пробудившихся племен. / Смирится в трепете и страхе, / Кто мог завет любви забыть. / И третий Рим лежит во прахе, / А уж четвертому не быть». России не к лицу быть ни третьим, ни сотым Римом. Только дурное европейство может выдвигать подобный дикий лозунг и те, кто страстно желает гибели России (памятуя трагические страницы павшего Рима).

Изменения отношения России к Риму нельзя понять, если не учитывать, что под сенью католицизма шли на Русь многие захватчики. К тому же стоит упомянуть и о том грабеже христианских ценностей, что был осуществлен войском крестоносцев в 1204 г., когда, вторгнувшись в Константинополь, они вывезли из храма Св. Софии в Рим мощи св. Иоанна Златоуста и Григория Богослова (только сегодня возвращенные папой в Константинополь). Именно тогда, по словам западных ученых, «христианству были нанесены раны, которые оказались неизлечимыми». Перенос же российских акцентов на Палестину и Сирию более понятен и объясним, если учесть, сколь серьезного, грозного противника имела перед собой Россия в XVIII–XIX вв. в лице тогдашней Османской империи. Планы царствующего дома Романовых были обращены на Ближний Восток. Серия русско-турецких войн позволила «выбить» у Порты признание за Россией права быть гарантом православного населения Османской империи. Но идея освободительного движения славян уже витала в воздухе.

Святая София в Константинополе

В этой связи символично и пожелание фельдмаршала Миниха, высказанное цесаревичу Павлу Петровичу (в день его тезоименитства): «Я желаю, чтобы, когда великий князь достигнет семнадцатилетнего возраста, я мог бы поздравить его генералиссимусом российских войск и проводить (его) в Константинополь, слушать там обедню в храме Святой Софии. Может быть, назовут это химерою. Но я могу на это сказать только то, что Великий Петр с 1695 г., когда в первый раз осаждал Азов, и вплоть до своей кончины не выпускал из вида своего любимого намерения – завоевать Константинополь, изгнать турок и татар и на их месте восстановить христианскую Греческую Империю». В конце 1770-х – начале 1780-х годов императрица Екатерина формулирует так называемый Греческий проект. Родившегося в 1779 г. второго внука Екатерины II нарекли византийским императорским именем Константин, в честь его рождения отчеканят специальную монету с изображением Софийского собора в Константинополе и Черного моря со звездой над ним. Полагаю, в этих шагах нашел выражение новый внешнеполитический курс самодержавной России, в направлении, которое можно было обозначить как – Петербург – Константинополь – Иерусалим. Цель подобной политики России, в поэтической, образно-художественной форме, выразил известный поэт Г. Державин: «Очистить Иордански воды, / Священный гроб освободить, / Афинам возвратить Афину, / Константинополь – Константину / И мир Афету водворить».

В. Поленов. Палестинский монах. 1886 г.

Надо бы подчеркнуть, что путешествия русских в Святую землю ставили перед собой не только религиозные или паломнические задачи. Всем известно, что религиозные деятели нередко выполняли и выполняют самые деликатные политические и даже военно-стратегические миссии, не говоря уже о научных. Так поступали и поступают все церкви. Бесспорным лидером в этой работе выступают католики. Но и русские монахи, как говорится, не лыком шиты. Так, в XIX в. перед отъездом в Иерусалим глава Русской Духовной Миссии епископ Порфирий (Успенский), церковный историк, 200-летие рождения которого Россия недавно отметила, получил специальную инструкцию Министерства иностранных дел. В данной инструкции цели учреждения Духовной Миссии в Иерусалиме сформулированы были довольно конкретным образом: 1) Иметь в Иерусалиме, как в центре православного исповедания на Востоке, представителей Русской Церкви и образец нашего благолепного служения; 2) Преобразовать мало-помалу само греческое духовенство, возвысить оное в собственных его глазах столько же, сколько и в глазах православной паствы; 3) Привлечь к православию и утвердить в оном местные народные элементы (т. е. православных арабов), которые постоянно колеблются в своей вере под влиянием агентов разных исповеданий и слишком легко отступают от православия, вследствие недоверия к греческому духовенству и неблагоразумного поведения сего последнего». Епископу Порфирию в сей инструкции по сути поставлена задача выступить агентом влияния православия, а значит, и самой России.

В библиотеке Пантелеймонова монастыря

Казалось, задачи сформулированы более чем недвусмысленно. Увы, политическая власть в России зачастую на удивление бесхребетна (будь то в XIX в. или же в XX в.). Она хочет и невинность соблюсти, и любовь международного собщества получить, и незаконно капитал приобрести… После указаний, о которых сказано, наш МИД, подобно даме легкого поведения, желающей услужить всем и сразу, строго наказывает «не придавать себе и своим товарищам иного характера, кроме поклоннического, не вмешиваться ни в чем в дела греческого духовенства, ограничиваться предложением советов в случае возможности, не вмешиваться в житейские дела наших поклонников, и вообще всячески стараться не возбуждать подозрений иностранных агентов, дабы не подавать повода к толкам о каких-либо скрытных намерениях России».

Монастырь Св. Екатерины

Современный вид Афона

Политик и патриот Порфирий читал сей документ (творение мидовских хамелеонов) со смешанным чувством печали и недоумения. Видимо, поэтому архимандрит даже называл в сердцах русскую миссию в Иерусалиме «бестолковой и овечьей», тем более что на Святой земле все равно никто так и не поверил в то, что русские прибыли сюда только в качестве простых паломников. «Никто не считает меня поклонником святых мест, а все признают за дипломатического агента российской державы. Видно, шила в мешке не утаишь». Кстати, весьма значительна и научно-просветительская роль Русской Духовной Миссии. По словам того же Порфирия, с первых дней пребывания в Иерусалиме «послушание нашей Духовной Миссии состояло в ученых занятиях». Так, в 1849 г. все члены Миссии отправились в путешествие по Южной Палестине, которое являлось фактически научной экспедицией. В 1849 г. открылось и задуманное им греко-арабское училище, а в 1853 г. по его инициативе открыли типографию для издания книг на греческом и арабском для православных арабов. Порфирий мечтал создать при Патриаршем училище также Церковно-археологический музей для собирания палестинских древностей, икон, рукописей и монет. Увы, замысел сей так и не был осуществлен, ибо на Востоке, как он скажет, многие «привыкли сидеть в потемках».

И поныне русские совершают паломничества в святые места… Хотя те златые времена, когда процветали и Старый Руссик, и Андреевский собор, «столп и утверждение истины», что воздвигнут был при поддержке царской семьи, и большие колонии русской братии на Афоне (почти половину всего местного люда) – все это кануло в небытие. В 1971 г. почил последний русский монах. Сегодня русских практически нет ни в скитах, ни в монастырях. Сосны, березы, образы и даже земля (ее завозили специально, в мешках) тут остались наши, а люди другие. Финн встречает русских писателей, приехавших поклониться святым местам. В начале XX в. только в обители св. Пантелеймона насчитывалось две тысячи монахов да две тысячи рабочих (всего вместе с келиотами и пустынниками – за пять тысяч), но в 1968 г. в Свято-Пантелеймоновом монастыре осталось восемь насельников. Ныне наметился сдвиг в сторону роста монашеской братии (55 насельников). Афон протянулся на 40 км. Казалось, звезды небесные сорвались с небес, «засеяли эту землю и дали волшебные всходы – монастыри и скиты с устремленными к небесам маковками церквей» (В. Распутин). Но за минувший после гибели монархии в России век на Афоне не осталось тех, кто решился бы тут всерьез обосноваться. Лишь холодное любопытство витает над землей. Похоже, жизнь отсюда ушла.

Но может и вернуться… Священная земля Палестины продолжает хранить немало тайн. По словам археолога Д. Фри, в Палестине имеется около двухсот холмов, под которыми погребены целые города. И лишь немногие из них изучены досконально. Профессор Дж. Томпсон дополняет высказывание коллеги следующими словами: «Многие места до сих пор не раскопаны полностью, а во многих раскопки даже еще и не начаты. Если предыдущие экспедиции принесли такие интересные результаты, то что же может нас ожидать в будущем?» Остается гадать.

Но сегодня земли Палестины стали одной сплошной раной (словно символизируя тело Христово, подвергнутое казням, мукам и страданиям), напоминая уже не благословенную Святую землю, а землю, где всем заправляют Антихрист и Оккупант. Во многом виной тому как евреи, так и палестинцы. У евреев превращение Иерусалима в центр их культа произошло в эпоху Давида. Представление же о вечном Иерусалиме неразрывно связывается с концепцией вечности дома Давида, обещанной Богом (2 Сам. 7). В годы царствования Соломона статус Иерусалима как единственного культового центра был подтвержден сооружением Храма. Понятно, что это придавало ореол святости монарху и столице. С тех пор евреи относятся к городу, как к волшебному жезлу, владение которым обещает власть и процветание. С ним связываются понятия о справедливости и воли Господней. Город предстает как средоточие всех красот, величия, радости («верх красоты», «прекрасная возвышенность, радость всей земли, город великого Царя» (Пс. 48: 3; 50: 2). Но жизнь евреев вносила горький диссонанс в прекрасный и идеалистический образ. Город и царство редко являли собой «град верный, исполненный правосудия» (Ис. 1:21). Часто град сей погружался в бездну жестокости, лжи, обмана, измен, духовно-нравственного упадка. Отсюда горькая инвектива того же Исайи, назвавшего Иерусалим «блудницей, обиталищем убийц». Вот и Цфания (3: 1) именует его «городом нечистым и оскверненным, притеснителем». А Иеремия предостерегает евреев, говоря им, что если они отступят от Божьих заветов, то их Иерусалим падет и будет разрушен.

Статуя Св. Петра в Риме, стопа которой  стерта от поцелуев верующих

То же делает Иезекииль, перечисляя все «скверны иерусалимовы» (16: 22–23) и предрекая городу падение: «Ибо так говорит Господь Бог: если и четыре тяжкие казни Мои – меч и голод, и лютых зверей и моровую язву – пошлю на Иерусалим, чтобы истребить в нем людей и скот» (14: 21). Страшным будет это наказание, ибо грех евреев страшнее даже прегрешений жителей Содома и Самарии. Впрочем, справедливости ради надо было бы сказать и о том, что все пророки верили в счастливое будущее Иерусалима и разделяли веру в его величие. Так, Захария утверждал, что святость города Храма универсальна и будет признана всеми народами (14: 16–21). Иеремия верил, что разрушенный завоевателями Иерусалим все же будет потом восстановлен, а улицы его наполнятся ликованием (31: 38–40; 33: 10–11). Даже непримиримый Исайя и тот скажет, что в «последние дни» ученость, правосудие и мир распространятся по всем народам – «от Сиона, и слово Господне – из Иерусалима». Иначе говоря, евреев тысячелетиями убеждали в том, что Иерусалим – это их и только их столица.

Не могу удержаться от мысли, что апокалиптическая традиция, живущая в иудействе со времен Книг Сивилл (конец I – начало II вв. н. э.), в особенности та, что изложена столь образно и ярко в IV песне (представляя череду войн и всяческих бедствий), мертвой хваткой держит евреев за горло. В Книге Сивилл сказано: «Звезды родили войну – Господь повелел им сражаться. Вместо Солнца вовсю бушевало там огромное пламя». Особую ненависть питают друг к другу палестинцы и иудеи. Почему?! В Библии говорится, что ханаанцы, составлявшие большую часть населения Палестины, были поглощены Израилем, который любым способом пожелал занять «страну с молочными реками и кисельными берегами». Вражда евреев к палестинцам, похоже, несет следы былой неприязни к «отвратительным ханаанейцам» и объясняется не только тем, что сами же евреи поклонялись ханаанским божествам плодородия, Ваалу и Аштарот, с их культом безграничной сексуальной свободы (полагаю, это им даже нравилось), но тем, что евреи поглотили их территорию и вытеснили их из края.

Ф. Коллантес. Видение Иезекииля. 1630 г.

О, если бы мир все же прислушался к заповедям Христа: «Мир оставляю вам!» и «Мир имейте между собой!» Сколь желанным для измученных распрями и жестокими войнами людей могло бы оказаться царство Иеговы, о котором некогда вещал пророк Исайя: «Люди перекуют мечи свои на плуги, а копья – на серпы. Да не поднимет народ на народ меча, и не будет более учиться воевать». Теолог и философ Ориген (185–253 гг. н. э.) поучал свою паству: «Мы не поднимем оружия против других народов, мы не будем учиться даже искусству воевать, ибо через Христа сделались детьми мира». Роль Христа в обосновании идеологии пацифизма велика. Но ведь все войны на земле порождают не боги, а люди. И вот уж новая «Иудейская война» охватила регион, – более свирепая, чем все предшествующие.

Не ведают границ взаимное ожесточение сторон и слепая ненависть. Кажется, сама почва Израиля, вместо любви и святости, источает смерть, ненависть, яд. Когда же наступят эти счастливые «последние дни»?! Иные обитатели Палестины и Израиля ведут себя хуже лютых зверей. Ныне редко тут увидишь серп, но почти на каждом шагу – автомат… Потому почти не видно радости и не слышно ликования на улицах Иерусалима и Израиля. Жизнь людей тут больше напоминает жизнь в смерти («Life in death»). Как же понимать пророчества Михея и Исайи о «последних днях», что побудят народы коренным образом изменить свою жизнь и построить на земле Царство Божье? «Ибо от Сиона выйдет Закон, и слово Господне – из Иерусалима… не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать» (Ис. 2: 3–4). Надеюсь, что и слова из «Откровения» Иоанна, где сказано о битве последних дней, сопровождающейся появлением всадника на белом коне, из уст которого исходит острый меч, чтобы поражать народы, представляют собой скорее символический образ, знак слов истины и справедливости (всадника зовут «Верный и Истинный»), а не вселенского Апокалипсиса… Так когда же исполнятся пророчества Даниила о том, что от прежних тираний «не осталось и следа»?

Г. Доре. Даниил и жрецы Ваала

Вопрос сей сегодня звучит скорее риторически… В XVI в. в Палестине было 5 тысяч евреев, в середине XIX в. – 12 тысяч, а с 1918 по 1948 год туда прибыло 452 тысячи человек. Ныне же тут проживает около 3–4 млн евреев, для которых коренные палестинцы, как говорят ныне иные израильские ястребы, «вши» и «рак внутри нас». Но ведь если противостояние продолжится, если не будет найдено мирное и справедливое решение, если политические элиты не уймут амбиции и не перекуют мечи на орала, Палестина и Израиль станут одной общей братской могилой. Решение правительства Израиля покинуть захваченные земли Палестины и Сирии, безусловно, является шагом в правильном и нужном направлении.

Разве евреи не обладают массой более важных богатств и достоинств, чтобы цепляться за жалкий кусок захваченной и оккупированной земли?! Земли на белом свете еще много, в том числе и в России. Беда в том, что по-прежнему нет мира в самом сердце израилевом. Сегодня нет Сталина, который бы защитил евреев, а сил США (несмотря на могучее лобби евреев) явно недостаточно для начала нового крестового похода против арабов всего мира. Но и палестинцы (после окончания эры Арафата) должны бы всерьез задуматься. Разве смысл бытия в вечном терроре и убийствах невинных детей и мирных граждан?! Всем мученикам террора, может быть, придет-таки, наконец, в голову здравая мысль: разве мир с Израилем не лучший путь для того, чтобы дать образование и работу своим детям?! Пока около 80 % палестинцев остаются безработными, у них нет иного выхода, кроме мученической смерти.

Интифада – палестинская рулетка смерти

Новейшее время, естественно, внесло изменения в приоритеты и российской политики. Время от времени оживает мысль, что корни древних русов восходят к Палестине. Работа «Откуда пошла Русь?» гласит: «Исторический анализ и анализ процесса этногенеза русов и славян подтверждают выводы о корнях Руси, идущих из Палестины, а если заглянуть чуть глубже, – то с Сеннарской равнины. Практически все исследователи упоминают о том, что родословная славян восходит к Иафету, но эти библейские свидетельства долгое время после развенчания религии, начатого в период Великой французской революции («убей гадину»), воспринимались как мифические, не имеющие отношения к реальной истории. И ныне доминирует точка зрения, которая все еще не признает библейского предания о «Вавилонском столпотворении и последующем расселении народов, включая славян, из Сеннарской равнины». Но набирает силу тенденция возвращения авторитета историческим свидетельствам Библии. Она базируется на последних весьма авторитетных исследованиях археологов, лингвистов, этнологов и географов. Ученые подтверждают реальность многих событий, описанных в Библии. На наш взгляд, находит подтверждение и многое из того, о чем писали, основываясь на библейских источниках, некоторые арабские историки: «Славяне суть из потомков Мадая, сына Яфета, сына Нуха; к нему относятся все племена славян и примыкают в своих родословиях». Происхождение славян от Иафета подтверждает, что, возможно, когда-то славяне жили на Святой земле и Ближнем Востоке. А это (если это так) кардинально меняет весь подход к проблеме этногенеза славян и многих других европейских народов.

Г. Цумбо. Триумф Времени

Кажется, что-то меняется и в нашей политике. Приняты мудрые решения: открыть русские школы в Палестине, принимать палестинцев в военные академии России, дать в их армию русское оружие, возможно, там будут созданы и православные семинарии, укрепится вера, а с нею и мир! Александр II, говоря в 1859 г. о Святой земле, заметил: «Это для меня вопрос сердца». Мы же в начале XXI в. говорим иначе: «Это для нас вопрос духа и, возможно, всей будущности мира!»

 

Россия и проблема христианского наследия

Русские мыслители и художники не только славили имя Иисуса Христа, но своей личной жизнью не раз доказывали: вера человека поистине способна творить чудеса. Как заметил С. Булгаков, если и есть область, где исключительная роль творческой индивидуальности наиболее бесспорна и очевидна, то это, видимо, та, где действует вдохновение, неведомым, поистине магическим путем озаряющее человека; «такой областью (для людей) являются религия и искусство». В чем тайна животворной силы христианства? В стремлении человека к нравственному, духовному совершенству, желании приблизиться к идеальному воплощению живого кумира и, может быть, даже в надежде (через Христа и с помощью христианской любви, света, тепла) найти путь к животворному Царству Божию. Вера – это Жизнь, хотя формы ее различны. Социально-религиозная конструкция «Царства Христова» выполняет важный социальный заказ: рисует и очерчивает образ будущего справедливого гуманного человечества, образ всего мироустройства на началах заповедей Христовых. Эту мысль выразил Чаадаев в философических письмах: «Надо уметь ценить этот христианский разум, столь уверенный в себе, столь точный в этих людях: этот инстинкт правды, это последствие нравственного начала, перенесенного из области поступков в область сознания; это бессознательная логика мышления, вполне подчинившегося дисциплине». Не растеряли ли мы его?!

Христианский саркофаг с мощами мучеников

Удивительное понимание жизни, принесенное на землю создателем христианства; дух самоотвержения; отвращение от разделения; страстное влечение к единству, писал он, вот что сохраняет христиан чистыми при любых обстоятельствах. «Так сохраняется раскрытая свыше идея, а через нее (как раз) совершается великое действие слияния душ и различных нравственных сил мира в одну душу, в единую силу. Это слияние – все предназначение христианства. Истина едина: Царство Божие, небо на земле». Возможно, в том и состояла мысль Бога, а именно – установление на земле высшего нравственного Закона, благодаря чему должна разрешиться мировая драма, тот самый великий апокалиптический синтез. Тысячи и тысячи мучеников Христовых по всему миру, в том числе в России, сделали все возможное, чтобы сохранить в душах веру в Спасителя. Время покажет: никакие гонения, наветы, никакие преследования, никакая ругань не отвратят их веры, ибо сказано: «Бог поругаем не бывает».

В. Рассохин. Русский Златоуст

Приступая к серии книг о культуре, авторы, конечно же, не претендовали на роль Еноха Праведного, прадеда Ноя. Тот беседовал с Богом и потому за два месяца смог описать в 360 книгах все, что когда-то случилось с людьми и даже со стихиями на Земле и Небе, – события, перемены, учения и заповеди. Нет в нас и талантов Иоанна Златоуста, как нет, увы, ни стольких лет жизни, ни таких собеседников. Однако нет в нас и наивных иллюзий.

Пережив взлет надежд, связанных с совершенным человеком и государством, триумфом наук и образования, мы видим, как грезы рассеялись, обратились в прах и пепел. Тем более было бы смешно удовлетвориться «научными аргументами» тех апологетов христианства, что подобно Лактанцию, доказывали существование Бога таким образом: «Рассказывается, что искусства обеспечили бессмертие своим изобретателям, Эскулапу медицина, Вулкану (кузнечное) ремесло. Стало быть, мы почитаем и тех, кто научил нас сукноделию и сапожному ремеслу. Почему же мы питаем уважение к гончарному ремеслу? От того, что те самые самосские вазы презираются? Есть и другие искусства, изобретатели которых оказали пользу для человеческой жизни. Почему же и им не были возведены храмы? Да, безусловно, есть Минерва, которая изобрела всё, потому-то мастера ей и поклоняются. И вот благодаря тем низким людям Минерва и поднялась на небо. Почему же всякий пренебрегает Тем, Кто создал землю с живущими (на ней), небо со звездами и светилами, с тем, чтобы почитать ту, которая научила ткачеству. Что же Тот, Кто раны на теле лечит? Неужели он превосходнее Того, Кто сами тела эти создал? Того, Кто дал понимание и разум? И, наконец, Тот, Кто сами травы и все прочее, на чем стоит искусство исцеления, придумал и произвел?» Увы, порой трудно постичь божественное откровение. Поэтому столь часто видим, как вместо приобщения к «блаженству христианства», люди идут туда, где им обещают не заоблачные чудеса, а земные суеверия. Один божий пастырь жаловался: «Мы истинную веру смешали с суеверием, верим всяким силам, предчувствиям, гаданиям, колдовству. Прошло 1000 лет (и более. – Авт.) после Крещения Руси, а все никак не можем отложить суеверия и быть действительно православными христианами!» Поэтому и мы вынуждены уповать на врачей земных, а не небесных (там лечить уже поздно). Что же до заявлений о том, что Бог создал землю, звезды, светила, травы (всё и вся), что ж, дайте нам геном Бога – и мы попытаемся отыскать его следы в травинке, земле, океанах и звездах (с помощью наук).

В России библейской тематике и Христу посвящали свои картины многие художники (Рублев, Даниил Черный, Брюллов, Бруни, Басин, Иванов, Ге). Особое место в этом ряду заняли иконы древнерусского иконописца Андрея Рублева. В частности, он принял участие в росписи иконостаса владимирского Успенского собора (что считался «мати градом Русским»). Не раз возвращался он к образу Спаса, который, наряду с образом Богоматери, был его любимым образом. Вседержитель предстает перед нами во всем великолепии силы и мощи («Спас в силах»). Рублев облек его в блистающие златом одежды. В руке Христа Евангелие с надписью о скором Втором пришествии: «Рече Господь, егда приидет Сын человести в славе своей и вси егда агли с ним, тогда сядет на престол». От фигуры Христа исходит неземное сияние, тот самый «невещественный, божественный свет», которым восхищались уже многие современники Рублева. Фигура Христа как бы парит в воздухе. Образ написан с высочайшим мастерством и полон одухотворенной красоты, величия и благолепия.

Искусствоведы писали об иконостасе Владимирского собора, включая сюда помимо тех, кто представлен в Благовещенском соборе, и образы апостолов Андрея и Иоанна, Григория Богослова и Николая Мирликийского. Апостол Андрей, посетивший, по рассказу летописи, земли восточных славян, считался покровителем Руси. Он – патрон Андрея Боголюбского, князя, чья деятельность неразрывно связана с городом Владимиром. Вселенские святители, распространители христианства, были непримиримые противники язычества и варварства. Композиция свидетельствует о связи Руси с духовными центрами мировой культуры. К слову сказать, вряд ли случайно то, что в Ростовском Спасо-Яковлевском монастыре была устроена копия Иерусалимской часовни над Гробом Господним (1912), а Ростов Великий и города златой России являют собой для паломников и жителей центральной Руси частицу Святой земли. Ныне в Иерусалиме работают русские художники и ювелиры, реставрируя русские сени с финифтяными иконами, что в Кувуклии, над пещерой Гроба Господня…

Андрей Рублев. Спас в силах. Ок. 1411 г.

Центральная икона иконостаса Успенского собора, «Спас в силах», написана с величайшим мастерством. Пропорции и рисунок сидящей фигуры безукоризнены. Складки одежды, сложные и ритмичные, уложены в полном соотношении с формами тела, как это можно ранее наблюдать в античном искусстве. Голова, руки, ноги выписаны с совершенством, а величественная фигура Спаса исполнена совершенной красоты. Представляющая типично русский народный тип голова хранит выражение необычайной душевной силы, моральной чистоты и доброты. Даже в искусстве западноевропейского Возрождения имеем немного живописных изображений, способных сравняться с владимирским Спасом внутренней одухотворенностью. «Спас в силах» владимирского чина может быть назван классическим произведением древнерусской живописи, одним из центральных произведений русского искусства. Поистине русские художники тут «небесную высоту и красоту наследовали». Когда последуют за ними политики?

Интересны «Библейские и евангельские сюжеты» А. Иванова. Все без исключения отметят своеобразие, не только высокое мастерство исполнителя, не только особую живость его эскизов и картин, но и присутствие в них глубочайшей мысли. Кроме того, художник тут проявил поразительное знание истории, исторических типов, природы, нравов народов и костюмов. Познакомившись с первыми работами мастера, критик В. В. Стасов писал: «Мы так и ахнули с Горностаевым. И этот Иванов просил у нас посмотреть то и другое, типы и костюмы, архитектуру и ландшафты, когда уже давным-давно ему было известно все… и Египет, и Ассирия, и Палестина! Да еще как известно! – как, быть может, ни одному другому художнику в целой Европе!» Выступая в печати по поводу ивановских этюдов (1873), Стасов отметил необычайное своеобразие, историческую и национальную их верность. Что же до картины «Явления Христа народу» (1837–1857), то ее появлению предшествовал долгий период споров и мук душевных. Художник выразил смысл замысла так: он хочет, «чтобы русские привыкли к мысли, что Иванов хочет писать картину, составляющую смысл всего Евангелия». На что его отец высказывал сомнения и говорил: «…смысл всего Евангелия – предмет довольно важный, но как ты оный изобразишь?» Христос у него отделен от толпы. Он – явление исключительное, уникальное, божественное.

Н. Ге. «Что есть истина?» Христос и Пилат. 1890 г.

Иной акцент придал библейским сюжетам в своих картинах художник Н. Н. Ге. Его живопись содержит пафос социальный, пафос обличения неправды и власти. В этом художник близок позиции великого Л. Н. Толстого. Картина Ге «Что есть истина?» (1890) взбудоражила всех – художников, писателей, политиков, власти. До него Христа изобразил Крамской – «Христос в пустыне». Но уединенный и погруженный в свои мысли Христос Крамского, видимо, не очень-то соответствовал тогдашним ожиданиям и чаяниям. Нужен был Христос-страдалец, Христос-народоволец… Правда, иные ревниво отмечали: «Никто не желал узнать Христа в этом тощем облике с бледным лицом, укоряющим взглядом и особенно с трепаными волосами» (Репин). Иные политики (Н. Михайловский) выражали недоумение: «За Христом шли ученики, толпы народа, а в Христе Ге нет ничего от вождя. Христос был проповедником любви, кротости, всепрощения – я не вижу этих черт на картине Ге… Может быть, в остром, …колючем, сосредоточенном почти до отсутствия мысли взгляде Христа, в его сжатых губах, в его спокойной позе выражается готовность страдать и умереть за правое дело, такая готовность, что не о чем и думать. Я не знаю».

Н. Ге. Распятие. 1892 г.

Но многие в России хорошо поняли скрытый, потаенный смысл картины. В ней отчетливо просматривается противостояние тех, кто живет по законам совести и правды, лживой и подлой власти. Восхищенный Лесков, увидев картину, заявил: «Всю мою жизнь я искал такого лица», «это первый Христос, которого я понимаю». Одобрил картину и Л. Толстой. Как заметил один исследователь, произведения Ге стоят ближе к личности Толстого, чем к его учению. Картину решительно осудили власти (политические и церковные). Обер-прокурор синода К. Победоносцев заявил, что картина «Что есть истина?» оскорбляет чувства верующих и тенденциозна, не замедлив сообщить царю. Александр III начертал на письме: «Картина отвратительная, напишите об этом И. Н. Дурново, я полагаю, что он может запретить возить ее по России и снять теперь с выставки». В том шуме, который наделала картина, несомненно, главной причиной был ее подтекст. Подтекст значил одно – везде и всюду народные чаяния и надежды разбиваются о власть, которая преследует в политике собственные интересы. Это поняли как в России, так и в мире (картина побывала в Европе и Америке). Впечатление от нее было «могущественно», в ней «высказаны такие мысли и ощущения, которые мгновенно нагоняют дрожь на весь наш современный мир» (властный мир). Поняли это Толстой и Ге. Л. Толстой в одном из писем заметил, что Пилат – «вроде наших сибирских губернаторов». Перед отправкой картины за границу Ге привез ее в Ясную Поляну, к Толстому; долго ее рассматривали, пытаясь найти и выразить главную идею оной. И тут Ге вдруг неожиданно заметил: «А дело просто – социалист и Бисмарк». Еще более глубокое и трагическое впечатление производят две картины «Распятие» (1892–1894), где Христос действительно более походит на каторжника и нигилиста-террориста…

Поколения российских разночинцев и интеллигентов поклонялись социализму, как Богу. Однако далеко не все видели в революции спасительного Христа, что шествует «в белом венчике из роз». Философ Соловьев (автор «Декларации против антисемитизма» – 1890) в его книге-завещании – «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории, со включением краткой повести об Антихристе» (1900), напомним, предрек миру печальное и, прямо скажем, довольно-таки жуткое будущее, говоря так о пришествии мировой власти (антихриста): «Историческим силам, царящим над массой человечества, ещё предстоит столкнуться и перемешаться, прежде чем на этом раздирающем себя звере вырастет новая голова – всемирно-объединяющая власть антихриста, который «будет говорить громкие и высокие слова» и набросит блестящий покров добра и правды на тайну крайнего беззакония в пору ее конечного проявления, чтобы по слову Писания – даже и избранных, если возможно, соблазнить к великому отступлению. Показать заранее эту обманчивую личину, под которой скрывается злая бездна, было моим высшим замыслом, когда я писал эту книжку». Кого он имел в виду, говоря об Антихристе? Может, эту власть мондиализма, власть иудейской финансовой закулисы? Так считал Розанов. В воспоминаниях его сестры, М. Безобразовой, говорится о предчувствиях брата: «Перед смертью он бредил и в бреду, между прочим, молился за несчастный еврейский народ». Лучше бы Розанов помолился за несчастный русский народ, а заодно и за себя самого – ведь вскоре и сам он умер от голода в России (1919). Коммунистическо-иудейская власть «распяла его на кресте», как и всю несчастную Россию.

Почему это произошло? Почему «Бог плюнул и задул свечку»? Да просто потому, что вся воцерковленная Россия, и прежде всего ее элита, почти что полностью порвала с реальным, жизненным христианством. Розанов, написавший «Апокалипсис нашего времени», позже (в письме Э. Голлербаху) верно охарактеризует ее как книгу на тему «инсуррекции против христианства». В. Розанов видел, что «в человечестве образовались колоссальные пустоты от былого христианства; и в эти пустоты проваливается все: троны, классы, сословия, труд, богатство». В результате все былое непременно погибнет. Великий мыслитель очень точно заметил, что «Христианство прогнило» и оно «может быть только разрушено»… Оказался великим провидцем (хотя, откровенно говоря, скорее констатантом, ибо писал уже о том, что свершилось, т. е. в 1918 г.).

Словно предрекая свою судьбу, он скажет: «Эта безжалостность к Божию творению, это невнимание к человеческой душе и было наказано, когда «исполнились времена и сроки», – отвержением еврейского народа. Новое и высшее Откровение, которое дано было людям, совершилось через Израиль, но уже не для него. Как будто все силы засыхающей лозы, оставляя омертвелыми другие части ее, собрались в одном месте и произвели последнее и чудное явление израильской истории и жизни – Св. Деву Марию. Через нее совершилось вочеловечение Сына Божия; Он не был признан Израилем, но Откровение, им принесенное на землю, было принято другими народами, и именно арийскими». Кстати, на эту особенность исторического и во многом пророческого видения В. Розанова указывал и Дм. Мережковский: «О древнем Египте, Иудее, Греции немного таких вещих страниц во всемирной литературе, какие (находим) у него. Вследствие некоторых особенностей своего внутреннего опыта он говорит о прошлом не как историк, а как современник: чем оно дальше от нас, тем ближе к нему». Хотя эта загадка, как помните, преследовала и самого Мережковского. Иконописец Евтихий в его трилогии «Христос и Антихрист» говорит: «Повесть о Вавилонском Царстве предвещала земное – повесть о «Белом Клобуке» – небесное величие русской земли. Каждый раз, как Евтихий читал эти сказания, душу его наполняло смутное чувство, ему самому непонятное… Сколь ни казалась ему скудной и убогой родная земля в сравнении с чужими краями, он верил в эти пророчества о грядущем величии Третьего Рима, о «граде Иерусалиме начальном», о луче восходящего солнца на золотых семидесяти главах всемирного русского храма Софии Премудрости Божией».

Сотворение мира Богом

«Только в самой глубине души его было сомнение, чувство неразрешимого противоречия. И (разве) в Откровении не было ли сказано: «Пал, пал Вавилон – великая блудница, ибо яростным вином блудодеяния своего напоила все народы. Горе, горе тебе, великий город, одетый в виссон и порфиру!» – А если так, спрашивал себя Евтихий, как же в третьем Риме, в русском царстве, Белый Клобук соединится с мерзостным венцом Навуходоносора царя, проклятого Богом – венец Христа с венцом Антихриста? Он чувствовал, что здесь – великая тайна, и что если он углубится в нее, то видения более страшные, чем те, что отошли от него, снова приступят к нему». Эту тайну всем нам еще предстоит разгадать.

Христос в терновом венце

В истории религии мы будем наблюдать, как идеи Христа будут искать воплощение, находя выход в добре и зле. И существующая цивилизация ничем не напоминает царство Христово. Она в основе своей очень близка к страшным картинам, что демонстрируются в «Страстях Христовых» М. Гибсона. Происходящее на Земле зачастую более походит на ад, а люди похожи не на богочеловека, но скорее на слуг Антихриста. Перед нами стоит задача – получить ответ: «жив ли и действен ли Христос» (Вяч. Иванов). Ведь Россия, говоря его словами, весь XX век простояла, «немея, у перепутного креста», «ни Зверя скиптр поднять не смея, ни иго легкое Христа». Видимо, не такой уж легкой оказалась ноша Христова как для старых, так и для новых царств, людей и их законов. Мир и Россия и сегодня вновь задаются тем нелегким вопросом, который ей некогда задал философ Владимир Соловьев:

И, судя по всему, мы, яко неразумные и непослушные дети, продолжаем упорствовать в отрицании Его, надеясь на всемилостивейшую благодать Божью… Надеемся, что Бог, как говорил Афанасий Александрийский, возьмет и «всех нас, или, лучше сказать, весь род человеческий» искупит от смерти и выведет из ада. Жаждем второго пришествия Христа, словно его приход вмиг преобразит все человечество. Но так ли уж обоснованны эти наши надежды?! Может быть, по большому счету, Ницше прав, сказав, что, в сущности, был лишь «один христианин», да и тот умер на кресте, как умерло и Евангелие?! Ведь христианство так и не смогло подавить дурные инстинкты в человеке. Ницше увидел в христианстве паразитизм как «единственную практику церкви». Оно высасывает у нас «всю кровь, всю любовь, всю надежду на жизнь своим идеалом бледной немочи и «святости». Ницше даже называл христианство «единым великим проклятием, единой великой внутренней порчей, единым великим инстинктом мести». Христианин в его представлении – это своего рода нигилист. Так ли неправ Маркс, говоря, что христианство «возникло из еврейства» и вновь «превратилось в еврейство»? Да и «практический христианин снова стал евреем». Труден и тернист путь веры.

Царь Соломон с моделью храма в руках. Витраж XIX в.

Разве не видите, что деньги – «этот ревнивый бог Израиля» – везде и всюду насаждают свои порядки (в том числе в церкви)? Христа обращают в товар, как все обращают в товар законы буржуазного мира. Поэтому сущность еврея вы найдете не только в Пятикнижии или в Талмуде, но и в нравах современного общества. Причем отнюдь не как абстрактную, но как в высшей степени эмпирическую сущность, не только как ограниченность еврея, но как «еврейскую ограниченность общества». Разве деньги – ревнивый бог одного лишь Израиля? И разве они не выступают столь же «ревнивым богом» у американцев, англичан, немцев, французов, русских, китайцев, японцев, египтян, у массы мусульман, да у кого угодно?! Но тогда где же Бог?

Полагаем, дело не в том, чтобы упразднить торгашество… Как упразднить корыстные и преступные начала в человеке?! Да и возможно ли это на самом деле? Вот и известный богослов А. И. Осипов, профессор Московской духовной академии, честно признает, сколь невелика пока еще почва для христианства в нынешнем мире: «В том и трагедия нашей атеистической цивилизации, что она с самого начала своего существования стала на путь служения страстям: похоти плоти (наслаждений), похоти глаз (алчности) и гордыни (мечтаний познания всего, искания власти, славы), – и, фактически, отвергла и отвергает духовно-нравственные корни человеческого существования. Отсюда и проистекают все катастрофические последствия ее достижений». Христианство предлагает иной путь, иные средства личного и общественного развития. И каков же он? Оказывается, путь сей должен быть лишен страсти. Тогда в чем же смысл жизни христиан? «Молиться и плакать за весь мир», как писал некий старец Силуан, не в этом ли главное их занятие? Только, други мои, слезами-то ни горю, ни общественному прогрессу не поможешь! К тому же монахи, – т. е. отшельники, «совершенные» старцы, удаленные от мира, – по словам Осипова, всегда составляли незначительный процент от числа всех живущих и не могли принципиально изменить общего хода истории… Потому ратуем за энергичную веру, что сохранит добрые семена Христовы, но преобразит и обогатит их с помощью страсти, знаний и творчества во имя людей. Это семя оплодотворит Землю, ибо оно наделено могучей силой. Не забывайте, что и дьявол сеет свои плевелы. И чьи семена дадут лучший урожай – вопрос тайны Истории.

Караваджо. Мария, Христос и ангел

С другой стороны, нельзя не согласиться и с М. Тареевым, сказавшим в начале XX века: «Для христианина наука, искусство, государство не могут быть идолами, требующими жертв всесожжения». Разве не ясно современнику, что сплошь и рядом наше искусство, не подчиненное христианскому духу, служит скорее разврату, а техническое и промышленное развитие рассчитано лишь на потребности богатых. Неприемлемы и некоторые «идолы прогресса» так называемого культурного совершенствования человеческого типа. Сверхчеловек в земном раю, созданном наукою и техникой, утверждал Тареев, с христианской точки зрения – это безумная мечта. Однако и отвержение светской культуры и науки – тоже путь в никуда. «Разве искусство и наука не могут быть христианскими?» Разумеется, таковыми они могут стать, но при иных законах общественного развития, иной морали, иных нравах и облике мира.

А. Иванов. Явление Христа народу

Может быть, этой всеобщей неудовлетворенностью жизнью и вызваны немного наивные (но показательные) попытки некоторых ученых мужей привязать место рождения Христа к их отечеству. В печати промелькнуло сообщение, что Иисус Христос – уроженец Чувашии. Историк, философ, богослов Г. Егоров заявил, что «чуваши являются основателями веры в Единого Бога». Мол, у чувашей это «Атте Тура» – Отец Бог. При этом богиня-мать Пулехсе преобразовалась у него в Деву Марию, а «Киремета заменил Иисуса» (так имя Христа звучит в чувашском языке). Согласно утверждению автора, «имя Христос состоит из двух чувашских слов – «Херес Туе», что означает «Друг Креста». Нет никаких сомнений у него в том, что «имя Богоматери Марии также чувашское». Выясняется, что шумеры и чуваши – фактически синонимы и представляют фактически одно явление в мировой истории. «Бог благословил шумеров (чувашей) быть первыми во всем. Это высокое доверие род Адамова (еще одно обозначение чувашей) должен оправдать». Кстати, выходит, скандинавский бог Тор (Тора) – тоже чуваш. Цитируя автора сей смелой концепции, российский историк А. Г. Кузьмин в книге «Мародеры на дорогах истории» писал: «По мнению автора, «все народы, населявшие Среднее Поволжье, – русские, татары, башкиры, марийцы, мордва, удмурты, попали под влияние культуры и языка чувашей» (так написано у Г. Егорова). Это новое явление Христа народу!»

Теперь всем уже должно было быть ясно и понятно, что даже и «египетские пирамиды – в сущности, это шумерские курганы, возведенные в камне», подобно тому, как и «лица скульптур египетского региона – чувашские», а «богом благословенный чувашский язык – отец многим народам». В иврите «много чувашских слов», включая само слово «иврит» (от «саврат» – почитаемый народ). Венцом гениальных изысканий чувашского коллеги стало утверждение, что само название Вавилонской башни, «Этеменанки» – это чувашское слово, означающее «идиотизм человека». На глубоком, исчерпывающем и, пожалуй, бесспорном определении научной значимости концепции можно было бы и завершить анализ этого явления.

В настоящее время мы присутствуем на каком-то вселенском фестивале этнократии. Все народы (и особенно те, кто совсем недавно обрел полную политическую независимость на просторах бывшего СССР) соревнуются в яростном стремлении доказать, обосновать свои глубокие и обязательно «претендующие на седую древность корни». Как будто древность рода сама по себе является гарантией ума, таланта и святости. Поэтому можно согласиться с Ж. Т. Тощенко, который пишет: ничего, кроме усмешки и сарказма не могут вызывать такие утверждения некоторых «мыслителей», усиленно отрабатывающих хлеб этнократии, как «Христос был украинцем», хан такой-то был прародителем нашего (русского) народа, «мы являемся потомками хазар (половцев, печенегов)» и т. п. Дело порой доходит до явных курьезов: в книге С. Айвазяна «История России – армянский след» автор «доисследовался» до утверждения, что колыбелью русских является Арарат, или же что Киевское княжество основали армянские князья Куар, Шек и Хореан. Разумеется, все мы – люди, все – человеки.

Поиски корней этноса безусловно нужны, хотя и всему есть мера. Вероятно, некогда могла существовать монолитная культурно-историческая общность (праафроазийское единство). Некоторые ученые сочли таковым центром районы Северной Сирии и Анатолии (11—7 тыс. до н. э.), откуда евразийские потоки и устремились в различные регионы (Месопотамию, Европу и Азию). Контакты евразийских и праиндоевропейских языков длились довольно долго, примерно около 2 тыс. лет. За время миграции племена расселились в Месопотамию, Элам, на Северный Кавказ, на Балканы, в Восточную и Центральную Европы, Восточное Средиземноморье и даже в долину Нила. Если мы примем такую модель цивилизации, то все народы мира становятся подобны ветвям одного разветвленного могучего дерева… Все – далекие и близкие родичи.

Скандинавское Мировое древо Иггдрасиль

Именно так воспринималась в седой древности модель мироздания, существующая в таком виде у всех народов. Описание Мирового древа дано в Ветхом Завете (Быт. 3: 22), в папирусах древних египтян, в клинописных табличках шумеров (шумерский миф о дереве Хулуппу). Следы его видны в мифах финно-угров, у других уральских народов. Древо предстает в мифе у древних исландцев и германцев. Ученые пишут, что создание мифа о Мировом древе, видимо, надо отнести к эпохе так называемой ностратической общности языков. Учитывая, что оно встречается у австралийцев и индейцев Америки, а Австралия была отделена от Азии еще 30 тыс. лет назад, его возраст как минимум 30 тысяч лет. По мнению В. Сафронова и Н. Николаевой, человек разумный расселился из Восточного Средиземноморья по планете 35–40 тыс. лет назад. К тому времени он уже имел твердо сформировавшееся представление, что мир сей устроен в виде гигантского дерева. Тогда человек являлся и носителем единого языка, что доказывается некоторым количеством близких словоформ в языках. По данным археологии, в указанный период у человечества (до Потопа), вероятно, была и единая материальная культура, что способствовало распространению модели мирового древа по миру. У славян Мировое древо первично, гибель Мирового древа часто связывается с гибелью старой модели мира («Калевала»).

Поэтому даже у попытки, скажем, привязать образ Христа к Азии есть некая логика (и предыстория). Ведь известно, что в свое время широко была распространена легенда о пребывании Христа в Азии, в Индии и Гималаях… Н. К. Рерих писал о том, что такого рода легенды, объясняющие Его долговременное отсутствие, о котором сказано в Писании, ходили по всей Центральной Азии и Индии. В Ладакхе ламы рассказывали ему, что Христос, или, как они его называли, Исса, пришел в Ле, где он учил простой народ в монастырях и на базаре. Рериху даже показали небольшой пруд у подножия горы, на берегу которого якобы часто сидел Исса (позже он написал картину «Пруд Иссы»). «Послушаем, как говорят в Гималаях о Христе, – записывал Рерих в экспедиционном дневнике. – В рукописях, имеющих древность около 1500 лет, можно прочесть: «Исса (Иисус) тайно оставил родителей и вместе с купцами из Иерусалима направился к Инду за усовершенствованием и изучением законов Учителя»».

Н. Рерих. Гималаи

Предыстория легенды такова… В 1910 г. в Петербурге вышла книга Нотовича (изданный в Париже перевод с французского издания)с весьма интригующим названием «Неизвестная жизнь Иисуса Христа (тибетское сказание). Жизнь святого Иссы, наилучшего из сынов человеческих». Автор ее утверждал, что ламы монастыря в Гималайских горах рассказали ему о вероятном пребывании Иисуса в Индии. В качестве подтверждения они сослались на копии переводов неких свитков, что имелись в библиотеке Лхассы в Тибете. Скорее всего в данном случае речь шла все же о пестрой смеси далеких преданий и легенд, донесенных до XIX в. из глубин истории. В четвертой части книги Нотовичем излагается история рождения Иисуса (со слов лам): «Когда Исса достиг тринадцати лет… он тайно оставил родительский дом, ушел из Иерусалима и вместе с купцами направился к Инду, чтобы усовершенствоваться в божественном слове и изучить законы великого Будды». Далее описывается его жизнь в стране, путешествие по северу Индии, встреча с белыми жрецами Брамы, которые якобы учили его читать, понимать веды, исцелять молитвами и совершать чудеса. Так как он проповедовал и среди низших каст, брахманы решили его убить, но он бежал и поселился на родине Будды. Далее его путь лежал в Персию, но и там напуганные жрецы запретили народу его слушать, поскольку влияние Иисуса на обитателей этих стран (язычников) было очень велико. В итоге он пришел в Израиль, где и нашел свою смерть, а затем и воскрес!

Н. Рерих. Христос

Предания о том, что Христос с целью пришел в Индию, Тибет, прошел Гималаи, чтобы почерпнуть в священных местах мудрость Востока, оказались чрезвычайно живучи. В дальнейшем были якобы обнаружены старые тибетские переводы с манускрипта, находящегося в известном монастыре недалеко от Лхасы, которые подтверждали подлинность преданий об Иссе. Там и состоялась якобы первая проповедь Иссы (Иисуса) об общине мира, еще до проповеди в Палестине. Легенды и апокрифы утверждали, что Иисус, как и Будда, посетил Заповедную Страну, но имени ее они не называют. И хотя апокрифы и не указывали точного места, куда держал путь Христос, Н. К. Рерих был столь впечатлен прочитанным и услышанным, что отмечал в дневнике: «Вообще Ле – место замечательное. Там скрестились пути Будды и Христа. Христос – с Запада на Восток, по пути в Шамбалу. А Будда – с Юга на Север, когда он шел на Алтай». Возможно, отражением этих его мыслей и ощущений и явилась его известная картина, отражающая сияющий образ Христа на фоне скал и вечернего неба.

Собор Спаса на Крови в Петербурге

Возможно, Христу и в самом деле следовало бы родиться в России. Ведь он столь же широк и необъятен, как великая душа Россия. Христово учение в основе своей преследует справедливые и благородные цели, к чему всегда ведь стремилась Россия (иногда даже во вред себе). Он был готов на муки и страдания, как и Русский народ, у которого эта черта чуть ли не главная национальная особенность. Его учение не всегда последовательно, как и все наше странное необъяснимое вековое поведение («Умом Россию не понять»). Он искренен в мессианской проповеди Царствия Небесного, что напоминает мечту о Граде Китеже или о пришествии Царства Справедливости. Порой кажется, что один народ на Земле и создан был по милосердному образцу и подобию Христову – это Русский народ! Православие в лучших представителях и есть воплощенное христианство… По крайней мере, нам хотелось бы в это верить, и мы готовы к этому, если бы не свидетельство того, что мы, как и все другие, просто обычные грешные люди, со всеми нашими достоинствами и недостатками, да еще и число последних, увы, увы, неизмеримо велико… Э. Ренан подчеркнул: «Ценность религий зависит от народов, которые их принимают». Христос иных народов ни на йоту не подвиг их к праведности, совести и добродетели. Русские же всерьез воспримут веру Христову. Уже в Поучении Владимира Мономаха видим черты того, что Достоевский затем назвал Русским Христом, что породило великую литературу и культуру. Страницы произведений Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Тургенева, Достоевского, Чехова, Лескова, Толстого, Аксакова, Короленко отражают ту или иную сторону «русского Христа». Этим они и отличаются от произведений нерусских писателей. ««Русский Христос» – это учение Христа, такое, каким в течение своего 900-летнего христианства воспринял его русский народ». Однако то, что собой представляет «Русское Христианство» – это разговор, конечно, особый и сложный.

Ф.М. Достоевский

Очевидно лишь то, что пережили мы и подъем, и спад христианской веры. Мы мыслили, как говорил старец Зосима, устроить мир на справедливых началах, но залили Русь, увы, не святую – кровью (оттого и залили, что не святая). Искоренив одно зло и исправив одни несовершенства, мы породили другие, возможно, еще более страшные. Тем не менее идеи Христа не погибли, но возродились – на некой новой, демократической основе. Вспомним, что тот же Достоевский в «Дневнике писателя» (май 1876 г.) выражал надежду, что у нас временные невзгоды демоса непременно улучшатся под неустанным и беспрерывным влиянием впредь таких огромных начал (ибо иначе и сказать о них нельзя), как всеобщее демократическое настроение и всеобщее согласие на то русских людей, «начиная с самого верху». В 1861 г. в журнале «Время» Достоевский писал, что основное стремление русских людей есть «всеобщее духовное примирение», и что русская идея ввиду широты характера и глубины ума нашего народа станет со временем синтезом всех тех идей, которые Европа так долго и с таким упорством вырабатывала в отдельных своих национальностях. Эти же идеи, еще задолго до Достоевского, высказывали В. Одоевский, Белинский, И. Киреевский, Шевырев и другие. Поэтому Христос и пришел в Россию и остался в ней навсегда как в избранной и обетованной земле! Вл. Соловьев во «Второй речи», говоря о Ф. Достоевском, сказал (1882): «Поэтому Достоевский, говоря о России, не мог иметь в виду национального обособления. Напротив, все назначение русского народа он полагал в служении истинному христианству, в нем же нет ни эллина, ни иудея. Правда, он считал Россию избранным народом Божиим, но избранным не для соперничества с другими народами и не для господства и первенства над ними, а для свободного служения всем народам и для осуществления, в братском союзе с ними, истинного всечеловечества или вселенской Церкви. Достоевский никогда не идеализировал народ и не поклонялся ему как кумиру. Он верил в Россию и предсказывал ей великое будущее, но главным задатком этого будущего была в его глазах именно слабость национального эгоизма и исключительности в русском народе». Мы привели эти слова для того, чтобы, сопоставив рядом портреты двух народов, и даже вовсе не народов, а простых людей и правящих экономических элит (среди евреев, русских и проч.), любой честный человек сказал бы: «Перед нами несомненно явные антагонисты!»

Слеза ребенка

Вл. Соловьев считал, что в глубине души Русский народ носит «образ Христов»! Но что толку в этом образе, если власть и мир руководствуются совершенно иными канонами в земной политике. Для наших недругов православная религия – это беда России (Познер и K°), для других православие – божественное откровение, единственная надежда на спасение России. Большая часть народа России (не обязательно православного и воцерковленного) понимает огромное значение православия не только как веры отцов, но и как духовного и нравственного условия возрождения. Поэтому выражает глубокое возмущение действиями тех, кто измывается над святынями и верой отцов. Однако всем ясно и то, что наше общество в России строится не на Христовых заповедях и принципах, не на правде и справедливости. Что уж тут говорить о какой-то слезе ребенка. Слезы эти льются потоками. Они подобно волнам вселенского потопа скоро захлестнут и затопят Русь. Власть слепа – и не хочет этого видеть!

Передача патриарху Московскому Казанской иконы Божией Матери

Вера необходима народу… Но такая вера, которая идет с правдой и мечом, укрепляя силы и вдохновляя народ на борьбу со своими угнетателями. В этом плане можно поучиться даже у Израиля. Митрополит Ташкентский и Среднеазиатский Владимир сказал в «Руси Державной»: «В Государстве Израиль, этом любимце западных демократий, религией иудаизма пронизано всё – и государственная идеология, и школа, и телевидение, и пресса, и армия. Таким уважением к народной вере можно только восхищаться. А (вот) тысячелетнему русскому Православию ничего подобного нельзя?! Что же, русские – низшая раса?» Конечно же, низшая раса, раз вы не можете доказать силой право на жизнь в собственной стране. Церковь должна с властью говорить другим, строгим языком. Тогда власть, возможно, начнет ее бояться и зауважает. Мы же все охотнее изъявляем готовность «считать себя православными», нежели жить по Христовым заповедям. Кто же спорит: куда легче изобразить образ церкви Иоанна Предтечи на тысячерублевой купюре и поклоняться ей, нежели стать Иоанном, живя праведной жизнью. Воистину прав был Иоанн Златоуст: «Богу нужны не золотые сосуды, а золотые души».

Ю. Кузнецов

Будем откровенны, живи сегодня Достоевский, думаю, он вновь бы в черновых набросках к «Братьям Карамазовым» написал: «Я бы желал совершенно уничтожить идею Бога». Но при этом добавил бы: того Бога, который что-то слишком долго медлит, мирясь с христопродавцами, грабителями и убийцами нашего народа. Исследователь «Русской Правды» Юшков писал, что христианская, а с 1054 г. уже и православная, церковь стала идеологическим ведомством феодального государства, которое очень устраивает христианский принцип «нести власть аще не от Бога». Вот и сегодня часто неправедная власть даже глубоко благодарна церкви за то, что та внушает людям мысль о якобы ее божественном характере. Но от такой власти и веры отвернутся люди. Небу угодно, чтобы Закон Правды в России в наши времена явился в суровом обличье. Полагаю, что эта «воля небес» исторически неизбежна и политически оправдана! Если народ хочет оставаться хозяином в доме, а не быть рабом или лакеем еврея или русского кровососа, он обязан любым способом защитить будущее нации! Он должен явить из своих рядов Спасителя народа, который опрокинет и раздавит гадину! И явиться этот Христос должен не с бичом, а с огненным мечом, который уничтожает зло.