Почему мы проиграли войну?
Войны не бывают без поражений. На долгом пути страны к победе всегда есть дни тяжких потерь и неудач. Однако ни одна война из тех, что вела Россия ни до, ни после, не приведет нас к столь страшной катастрофе, как Первая мировая.
Среди причин поражений царской России на полях Первой мировой войны следует назвать пять главных… Первая, Российская империя, как и Австро-Венгерская (и даже в большей мере), представляла собой крайне неоднородное тело. Поэтому и сегодня одни смотрят на одну часть «туловища», т. е. на лучшую часть высокообразованной элиты, совершенно забывая о другой. «Государственная система имперской России в начале двадцатого столетия представляла собой неустойчивое соотношение сил — небольшую вестернизированную элиту и огромную массу автохтонного населения, живущего в собственном мире, в доиндустриальной эпохе» (А. И. Уткин).
Во-вторых, невысокий уровень образования масс, а отсюда слабый уровень управления и взаимодействия войск на уровне фронтов, армий, корпусов и дивизий.
В-третьих, все-таки крайне невысок был уровень развития промышленности и техники. И как следствие — слабое оснащение армии. В новую эпоху многое решало новое оружие. У нас же, как отмечал, М. Э. Месснер, даже после Русско-японской войны не сделали выводов — и «штыколюбы» оттеснили на второй план «огнепоклонников» (артиллеристов):
«Сотнями тысяч жертв заплатила Русская армия в 1914 г. за то, что кабинетными фантазиями был извращен опыт маньчжурской войны». Огромные потери несли и французы, «выйдя на войну со слабосильной артиллерией». Ну а мы вообще оказались в этом плане самыми отстающими. А ведь артиллерия — Бог войны!.
А. А. Брусилов в «Воспоминаниях» отмечал: «К началу войны помимо недостатка огнестрельных припасов в реформах Сухомлинова были и другие крупные промахи, как, например, уничтожение крепостных и резервных войск. Крепостные полки были отличными, крепкими частями, прекрасно знавшими свои районы, и при их существовании наши крепости не сдавались и не бросались бы с той легкостью, которая покрыла позором случайные гарнизоны этих крепостей. Скрытые полки, образованные взамен уничтоженных резервных, также не могли заменить их по недостатку крепких кадров и спайки в мирное время. Правда, некоторые второочередные дивизии, в общем, дрались впоследствии недурно, но обнаружили многие недостатки, которых не было бы в старых резервных частях. Уничтожение крепостных районов, стоивших столько денег, на западной границе не было продумано и так же сильно способствовало неудачам 1915 года. И это — тем более что был разработан новый план войны, с легким сердцем сразу отдававший противнику весь наш Западный край; в действительности же мы его не могли покинуть и должны были выполнить план, совершенно непредвиденный и неподготовлявшийся».
В-четвертых, слабая идейная крепость многих генералов и офицеров. Вспомнились прогнозы, что сделаны за десять лет до мировой войны. Министр иностранных дел России В. Н. Ламздорф писал в дневнике, что и германский кайзер с возмущением сообщал русскому царю о том, как в парижском салоне некий русский генерал на вопрос, что будет, если Россия все же столкнется с Германией, с удивительным цинизмом заявил: «Нас разобьют вдребезги, ну что же, тогда и у нас будет республика». Если таковы были настроения у высших чинов Российской империи, то что же можно сказать о солдатах, которым война эта вообще была не нужна!
В-пятых, и видимо это главное, абсолютно противоположными были цели, что стояли в той войне перед правящим классом России и всем остальным народом!
Частично согласимся с авторами, утверждающими, что причины поражения России лежат не в военной, а в политической сферах. Талантливый автор Н. Стариков в книге «Кто убил Российскую империю? Главная тайна XX века» пытается нас уверить, что “главным врагом” России в Первой мировой войне, как это на первый взгляд ни покажется странным, были наши союзники — Англия, Франция, США. Он привел мнение главы разведки России графа П. А. Игнатьева: координирующий межсоюзный орган создать так и не удалось из-за обструкции Англии и Франции. Бесспорно, неискренность и коварство со стороны союзников имели место. Особенно, со стороны Англии и США. Но с главным тезисом автора—
«Именно наши “союзники” по Антанте убили Российскую империю. Первую скрипку в этом марше играла британская разведка», — согласиться не могу.
Поэтому надо осторожно воспринимать “открытия” последних лет, когда стало модно называть «мифами» факты о «бездарных генералах», «отсталой стране», «слабой экономике» и т. д. Некоторые и сегодня продолжают и продолжают твердить: «Главной причиной гибели империи, ее официального поражения (Брестского мира) стал не военный или экономический фактор, а политический. Внутренние и внешние враги смогли организовать две революции, которые и стали причиной поражения. Так, кампания 1916 г. была вполне успешна для наших вооруженных сил, экономика успешно перестроилась на «военные рельсы», созданы запасы вооружений и боеприпасов, армия была готова в 1917 г. внести перелом в войне… Запасов, созданных к кампании 1917 года: снарядов, патронов, винтовок, пулеметов, обмундирования, хватило потом Красной Армии на всю Гражданскую войну (когда практически вся промышленность, в том числе оборонная, встала), остались даже после нее. Но случился Февраль 1917 г., и армия, страна были брошены в хаос безвластия и смуты. Дух армии, общества был подорван, фронт стал разваливаться. Если бы Николай II уничтожил в стране «пятую колонну», расклад на планете был бы совсем другим». Все это прекрасно… Только вот армии как таковой уже не было в 1917 г. Это первое… И второе. Уничтожить надо было всю ворующую и жирующую правящую бюрократическо-буржуйскую мафию.
Ситуация внутри страны
Не могла победить страна, которую раздирали чудовищные социально-экономические и нравственные противоречия. Торгово-промышленная буржуазия, пылко призывавшая русский народ к жертвам во имя России, сама вела жизнь алчную, подлую, бессмысленную. Для нее смысл европейской и мировой войны не в подвиге во имя России! Не в спасении Родины! А в невиданных ранее прибылях, получаемых за счет гибели людей! Призывы защиты отечества падали в пустоту, вызывая недоумение у честных людей, видящих, что творится в высших эшелонах общества. Служивший в императорской ставке М. К. Лемке писал в дневнике (27 января 1916 г.): «Когда сидишь в ставке, видишь, что армия воюет, как умеет и может; когда бываешь в Петрограде, в Москве, вообще в тылу, видишь, что вся страна… ворует. В этом главное содержание моих впечатлений. Все ворует, все грабит, все хищничает». С болью и А. И. Деникин отмечал: «Петербург “устал” от войны больше, чем армия».
М. А. Зини. Дворцовый бал
Солоневич рисует в «Белой империи» типичную сцену, характеризующую российскую правящую элиту. Более всего потрясло его обилие шкурников и спекулянтов, что, словно жирные пьяные тараканы, сновали из конца в конец по улицам Москвы и Петербурга…
Ну а организация такой гигантской «работы», как война, да еще мировая, велась у нас из рук вон плохо. Армия была скверно снабжена, плохо организована и плохо управлялась. Как это часто у нас бывает, все и вся делалось спустя рукава. Боеприпасов не хватало, из-за нехватки снарядов все начинания часто сводились на нет. Уже первые месяцы войны показали, что между фронтом и тылом не было глубокой и органичной связи.
А ведь для успеха войск необходим целый ряд условий. В любой войне надо не только изготовить достаточное количество вооружения, обмундирования, и причем добротного качества, но еще и вовремя доставить их на место сражений. Однако вплоть до 1917 г. единой системы подвоза материальных средств не было. В начале войны боеприпасы подвозились на фронты готовыми комплектами непосредственно на станции выгрузки войск. Другие виды материальных средств подвозились из окружных складов в адрес корпусов. В откликах с мест боев слышались жалобы: «Мы голые». Общее мнение таково: «И вообще казенное добро слишком плохое в носке». Обстановка в тылу жуткая: небрежность, недобросовестность, злоупотребления, как всегда, взятки. Взяточничеством особо славились чины артиллерийско-инженерного ведомства. Один из авторов пишет («картина маслом»): «Тыловые склады были забиты до предела, но войска на фронте постоянно испытывали их нехватку. Наступление австро-германских войск на Восточном фронте весной и летом 1915 г. показало всю глубину кризиса боеснабжения русской армии». Неспособность сановной бюрократии, царя решить проблему экономического обеспечения войны становилась все очевиднее.
Плакат времен воины
В этих условиях буржуазные круги попытались было взять на себя руководство делом военно-экономической мобилизации и строительства. В мае 1915 г. IX съезд представителей промышленности и торговли принял решение о создании военно-промышленных комитетов, которые должны были заниматься переводом частных предприятий на военное производство. Политически активные круги российской буржуазии — главным образом деловой мир Москвы — стремились использовать военно-промышленные комитеты для усиления своего влияния на процесс управления страной. Царское правительство, вынужденное санкционировать создание этих организаций, ограничило их деятельность. В итоге комитеты в развитии военного производства большой роли не сыграли, хотя кое-что сделали для обеспечения армии вещевым и интендантским довольствием, для мобилизации мелких и средних предприятий.
В целом доля военно-промышленных комитетов в общей массе заказов Военного ведомства в 1915—1917 гг. составила лишь 3—5%, а в фактических поставках — не более 2—3% . Как видим, ничтожно мало!
Ряд военно-хозяйственных функций выполняли возникшие еще летом 1914 г. Всероссийский земский и Всероссийский городской союзы. Для координации деятельности в 1915 г. был образован Главный комитет по снабжению армии (Земгор). Но их усилия были недостаточны. Поскольку местные парки были вскоре опустошены, боеприпасы стали подвозиться на фронтовые склады, где они формировались в местные парки и уже оттуда доставлялись на станции, чтобы отправиться на фронт. С конца 1916 г. установился единый порядок подвоза всех видов материальных средств. В тылу за пределами театра военных действий развернуты распределительно-сортировочные станции для размещения грузов по тыловым базам фронтов. У тыловой границы фронтовых тыловых районов развертывались фронтовые тыловые базы. И тем не менее на фронте и в прифронтовой полосе продолжала царить полная неразбериха. Во время одной из инспекторских поездок на малом участке фронта обнаружили на оставленной позиции 8 миллионов вполне исправных патронов. Другой пример. За всю войну армия получила более 65 миллионов пар сапог, но что дошло до солдат — большой вопрос, на войне наживался, кто только мог. Нехватка обуви в армии случилась не потому, что армейских сапог было мало, а вследствие развала тыла. Почти вся Россия, писал Брусилов, ходила в тех сапогах, и большая часть прибывавших на фронт легко продавала их по пути обывателям, часто за бесценок, получая на фронте новые. «Такую денежную операцию некоторые искусники умудрялись делать по два-три раза. То же происходило и с одеждой, которую, не стесняясь, продавали. Зачастую солдаты, отправленные из тыла вполне снаряженными и отлично одетыми и обутыми, на фронт приходили голыми. Против таких безобразий никакие меры не принимались или меры недостаточные, не дававшие никаких благих результатов». Но главный фактор тотальное воровство и аферы тыловиков и снабженцев.
Медсестра, награжденная орденом Св. Анны и Георгиевским крестом
Карикатура времен Первой мировой войны
Кузина Николая II Мария Романова, к слову сказать, честно отработавшая какое-то время в войсках главной медсестрой, принимавшая участие в операциях, поведала о том, что видела в военных госпиталях: «Получая сообщения о позорной запущенности и плохом управлении делами в этих военных госпиталях, я решила
вскоре после своего приезда в Псков предпринять расследование. Я могла провести его только поверхностно, так как у меня не было официальных полномочий, но я начала без предупреждения посещать военные госпитали, всегда стараясь приехать неожиданно. Во время этих своих неожиданных визитов по страху чиновников и служащих этих госпиталей я видела, что у многих совесть неспокойна. Особенно отчетливо я помню одно мое такое посещение казарм, где находились несколько сотен больных и раненых военнопленных. Трудностью было найти дежурного врача, наконец он прибежал с заспанным и распухшим лицом. Белье в палатах, также как и сами пациенты, было грязным. Очевидно, и кормили их плохо, потому что все они выглядели измученными и слабыми.
В госпитале
В перевязочной было далеко до чистоты. Все было в таком беспорядке, что я посчитала необходимым в этом случае позабыть о своей робости. Я послала за главврачом и громко отругала его. Это был первый раз в моей жизни, когда я кого-то ругала. Главврач, гинеколог по специальности, был так перепуган, что от заикания едва мог отвечать на мои вопросы, несколько таких инспекций убедили меня, что военным госпиталям нужна помощь хотя бы постельным бельем и перевязочными материалами. Я написала письмо императрице, спрашивая ее, не может ли она для них что-нибудь сделать. Ей это было легко: в прошлом та организовала в Зимнем дворце мастерскую и кладовую для хранения постельного белья и перевязочных средств. Но ее ответ на мое предложение не был обнадеживающим. Она намекала, что я вмешиваюсь не в свое дело… Императрица все-таки приехала в Псков, но это не изменило к лучшему ситуацию в военных госпиталях». Если такова была реакция на призыв великой княжны, то о каком там влиянии простого народа или нижних чинов на ситуацию можно было вести речь! Конечно, были сотни отважных русских женщин (из всех слоев общества), что не жалея ни сил помогали раненым. Около 60 тыс. русских женщин работали в лазаретах и госпиталях за время Первой мировой войны. Многие из них шли на передовую, как русская героиня Римма Иванова, спасшая от смерти немало солдат. Когда в роте погибли оба офицера, именно она повела солдат в атаку.
Русский санитарный поезд
Ощущалась нехватка и железнодорожного подвижного состава. После мобилизации до половины вагонов на нужды фронта возникли острые транспортные проблемы. Было затруднено обеспечение предприятий и подвоза продовольствия в города, не хватало лазаретов, кроватей, одеял, лекарств. Всюду царили неразбериха, бардак, воровство. Врач С.П. Боткин, пробыв 7 месяцев на Балканском фронте во время Русско-турецкой войны 1877—1878 гг. в качестве лейб-медика при царской ставке, писал о том, в каком положении было обеспечение русской армии лекарствами и средствами материального довольствия: «Бывший печальный опыт в Крымской кампании, очевидно, не послужил ни к чему… До сих пор не мог добраться, где находится настоящий корень всех этих безобразий, где и в чем лежит вся механика, почему пропадают бесследно вагоны с теплыми вещами, почему пропадает транспорт с хинином и т.д. В прошлую
Крымскую войну безобразия до такого размера не доходили — я по крайней мере этого не помню».
Боткин не смолчал и попытался донести горькую эту правду до царя — «о громадном скоплении народа (раненых) в Зимнице, о том, что там из-за скверных условий хирурги не могут взять нож в руки; о том, что здесь даже не хватает лекарств, не доставляют больным хлеба, целые палатки по целым дням не видят врача и пр.». Царедворцы, что в России крутятся вблизи ставки и высших лиц государства, получая прибыли, его изгнали. Через 35— 40 лет сцены, описанные Боткиным повторились. Это наблюдалось в годы первой мировой в более крупных масштабах.
Причиной тому тотальный хаос и воровство, царившее в системе управления, но особенно преуспели на этой ниве «славные российские интенданты». И. В. Кунаев, хорошо знавший ситуацию в Харбине, где он прожил четверть века (1900—1925), в мемуарах сообщал, что он «полностью осведомлен о том, как велось хозяйство в армии в годы войны». Среди этой мерзостной публики царило правило, сформулированное одним из крупных военных поставщиков, неким Манасевичем: «Нужно непременно поставлять все скверное и в значительно меньшем количестве, чем следует по договору, — тогда, может быть, кое-что и останется».
Словно пауки, раскинули сети дельцы типа генерала Ланге, интенданта Виленского военного округа, Манасевича, главы продовольственного отдела Харбинского интенданства, капитана В. Каппеля, А. Циклинского, Л. Трофимова, Слаута, Носова и проч. и проч. Мало того, что из глубины России было невозможно двинуть войска на театр военных действий, за совершенной неприспособленностью железнодорожных путей к воинским перевозкам, так этим перевозкам еще и мешали начальники складов, отделов, станций, спекулянты. Понятно, все это делалось с одной-единственной целью — прибрать к рукам поставки, сбыть их спекулянтам и заработать на этом огромные деньги. Так, на Иннокентьевской станции Забайкальской железной дороги во время Первой мировой войны «творились колоссальные хищения, можно сказать, прямо грабежи». Торговали скопившимися грузами сами начальники и местные чиновники. Они нарочно задерживали вагоны с имуществом, продавая их кому ни попадя. За продвижением грузов никто в России не следил, никто за них не отвечал. И такая картина — всюду.
Плакат времен Первой мировой войны
«По окончании войны было установлено, что на станции Иннокентьевская было за военное время расхищено товаров частных лиц на 7 миллионов рублей». В итоге бесцеремонного взяточничества и массовых хищений такое богатое и важное предприятие, как Китайско-Восточная железная дорога, оказалось совершенно парализовано. Паровозы «были переморожены, составы вагонов приведены в негодность, и неизвестно было даже, где таковые находятся. О точном выполнении расписания поездов и правильности их движения не могло быть и речи… Положение казалось совершенно безнадежным». Порой случались люди типа инженера Б. В. Остроумова, назначенного управляющим Китайско-Восточной железной дороги. «Как было бы хорошо, если бы в свое время и вся Россия смогла обрести для себя подобного энергичного “управляющего”, твердого духом премьер-министра». Ему удалось навести порядок, пресечь царившие там хищничество и взяточничество. Но это было редчайшее исключение на фоне лихоимства чиновничества.
Спекулянты чувствовали себя как рыба в воде. Воровство высших военных чинов становилось обычным и заурядным явлением… Вот одна из историй еще времен Русско-японской войны. В эти годы жил в Гродно генерал Р., тогда еще полковник. Поехал на войну. Еще до конца войны его жена купила доходный дом и стала строить особняк на Кирочной улице. О том, что у этого генерала ни гроша за душой не было, знали все. После войны в его нажитый на русской крови особняк ездили все. Его принимали “в лучших домах”. Все это видели, не могли не видеть солдаты его полка, которые, как и “все общество”, прекрасно знали, из каких изменнических и кровавых источников выстроен особняк. Но “общество” никак не реагировало. Суд не реагировал тоже. Военное ведомство, защищая честь офицерского мундира, сор из избы не выносило. По тогдашним законам нельзя было отдать под суд подчиненного без согласия его начальника — за служебные преступления, конечно. А начальники тоже строили себе особняки соответственно чину. Масштабы мировой войны были куда большими — и более грандиозными были случаи воровства, обмана государства и народа со стороны мафии промышленников, государственных чиновников и генералов. На войне и на торговле эта торгово-бюрократическая и капиталистическая мафия обогащалась безмерно. Бешеные деньги заработали те же самые люди, что нынче находятся в эмиграции, говорил Солоневич.
А.Н. Хвостов, министр внутренних дел в 1915-1916 гг.
Кривошеин подчеркнул: «У нас кричат — все для войны, но от удовольствий и пьяного времяпрепровождения отказаться не желают добровольно. Ведь сотни тысяч умирают на позициях и в беженских эшелонах, а аквариумы гремят музыкой и сияют огнями».
Хвостов предложил установить срок для закрытия «увеселительных мест» и сократить часы работы ресторанов. «Совершенно излишне, чтобы люди сидели там до утра и получали запрещенные напитки. Два часа на обед, два на ужин и два на завтрак достаточно». Премьер-министр Горемыкин согласился: «Чем меньше увеселений, тем меньше безобразий». Но все это были только слова и слова. В них тонула Россия.
Раскаявшийся монархист Л. Тихомиров, выпустивший книгу «Почему я перестал быть революционером», записал в дневник 27 февраля 1916 г.: «Мне даже надоело размышлять и беседовать с самим собой об одном и том же безысходном вопросе о войне и о судьбах России, но что делать? Как избавиться от этого кошмара, давящего тебя днем и ночью? Нет сил примириться с гибелью родины, а между тем перед всеми умами стоят самые грозные предвидения. Во-первых — исход войны, теперь, кажется, уже нет ни единого человека, верующего в возможность победы. Наше положение на войне решительно всем кажется безнадежным, совершенно ясно бедствие армии. Отсутствие военных дарований видно ясно. Невозможно не видеть бесталанность генералов, скверное качество офицеров — и, наконец, даже солдат. Хотя солдаты при хороших офицерах могли бы быть хороши, но при таких начальниках — плохи. Масса сдающихся в плен поражает всех. Итак, даже полная военная катастрофа не удивила бы, а успех возможен только при какой-нибудь не от нас зависящей и непредвидимой случайности. Еще хуже дело внутри. Неумение устроиться грозит голодом и истощением сил не Германии, а нам. Наглая спекуляция, общее мошенничество, какие-то непонятные скупки всего, от хлеба до железа, проводимые евреями, наполняют тревогой. Черви и бактерии разъедают тело».
Трофейная русская мортира в Гродно
Все ждали окончания войны со страхом. «Тогда, по общему ожиданию, произойдет внутренний разгром в форме некоторой пугачевщины. Настроение солдат в этом отношении тревожное. Они после войны будут “бить господ”, как они выражаются, забирать землю и имущество. Крайне распространено мнение (вероятно, распространенное немецкими пособниками и нашими революционерами), будто бы Россия объявила войну, а не Германия, и что война нужна собственно “господам”, которые теперь и наживаются (на ней)… Вот после войны с ними-то и будет расправа. А усмирять пугачевщину нечем, солдаты — это сами же “мужики”, своих стрелять не станут. Это разговоры солдат в больницах. Весь наш верхний класс, дворянский и промышленный — ловкий на всякое хищничество, — лишен идеи, самосознания, идеалов. Энергии нигде нет. Бороться энергично не может ни с кем. При опасности каждый будет спасаться сам, не заботясь о гибели других, а потому все составляют легкую добычу каждого свирепого и энергичного врага. Авторитета не существует. Духовный чин провален и опозорен и все больше падает в глазах народа», — печально заключает Тихомиров. К этим словам нечего прибавить.
***
Непростым вопросом является тема участия евреев в войнах и революциях в России. Ныне говорят: мифом было утверждение, что евреи — прирожденные уклонисты от военной службы («Русский воюет, а еврей в лавке торгует»). Но ведь и дыма без огня не бывает… Ежегодно правительственная статистика сообщала о значительном недоборе евреев по сравнению со списками лиц, подлежащих призыву.
По данным Главного штаба, в 1885 г. 38,8% евреев уклонились от призыва в армию. В 1886 г. процент уклонившихся от призыва упал до 13,4%, в 1890 г. до 8,6%. Главный штаб объяснял это явление введением в 1886 г. 300-рублевого штрафа, налагаемого на семью не явившегося к призыву новобранца. Затем процент уклонившихся от призыва евреев начал опять быстро расти и достиг в 1909 году 27,9% .
Главный штаб связывал этот недобор с тем, что евреи научились обходить наложенный на них штраф. Однако были и иные причины. В русской армии евреи не допускались к производству в офицеры. Нижние чины — евреи (их звали «исповедующие Еврейский Закон талмудисты») к вступлению в военные и юнкерские училища не допускались, а евреи вольноопределяющиеся (их в частях не должно было быть более 3% от общего числа) не допускались к держанию офицерского экзамена.
По словам М. В. Грулева: «При самом поступлении на службу он (еврей) встречал уже атмосферу обычной, преследующей его всюду вражды и ненависти… главным образом со стороны начальствующих офицеров. При первой же беседе с новобранцами ротный командир не преминет прибавить, при обращении к новобранцу еврею что-нибудь ироническое, дышащее глумлением и недоверием… Солдаты старались, конечно, подражать начальству».
С началом Первой мировой войны антисемитизм принял новое направление. Добавим, что весной и летом 1915 г. многие евреи были высланы из прифронтовых регионов. У них введена была и система заложников: евреи отвечали за выдачу ими русских граждан в оккупированных немцами районах. Свирепствовала и полиция… В 1917 г. жандармский полковник Громыко попытался уличить служащих еврейского госпиталя в планировании сброса вируса холеры и сибирской язвы в водопровод Смоленска. Он же обвинял евреек в том, что те соблазняют русских солдат, заманивая их в постель — с целью сбора и передачи военных секретов немцам. Возбужен был ряд уголовных дел по поводу «массовой скупки изделий из меди с целью отправки во враждебные державы». Евреев обвиняли в «искусственном вздорожании предметов первой необходимости и исчезновении из обращения звонкой монеты». Дела прекращены из-за отсутствия состава преступления. Купца Мелиаха Полянского посадили на две недели в тюрьму лишь зато, что тот отправил сына учиться в Палестину. Разумеется, все это настраивало евреев резко антимонархически. Хотя, по свидетельству А. Шнеера, к октябрю 1917 г. в составе русской армии служили около 450 тыс. евреев, без малого 10% еврейского населения. Тем не менее мнение об уклонении евреев от воинской службы было широко распространено.
За отвагу в годы Первой мировой тысячи евреев были награждены Георгиевскими крестами. При этом 11 человек были удостоены полного банта — четырех степеней высшей солдатской награды.
С. Медведовский награжден четырьмя Георгиевскими крестами, Георгиевской медалью и получил звание подпрапорщика. Более высокие офицерские звания в царской армии имели лишь крещеные евреи. Известны два еврея генерала. В составе еврейского «Союза Георгиевских кавалеров» в России в 1918 г. насчитывалось почти 2500 человек. Народ ничего против евреев не имел, выступая против царя, дворян, бюрократов, буржуазии…
Генералы были разные
Первые дни войны показали, что генеральский состав царской армии зачастую был ниже всякой критики. Хотя, конечно же, во все времена были и есть разные солдаты, офицеры и генералы.
Великий князь А. В. Романов писал о генерале Данилове: «Главное, что Данилов (Черный) — сухой педант. Жизни не знает, нравственного элемента, который составляет главный успех боя, он не понимает и с ним не считается. Ведь на карте, на которой он орудует, нет людей. Есть кружки, означающие корпуса. Есть известное между ними расстояние, а всякий успех, стоивший десятки тысяч жертв, отражается на карте только тем, что наносится новый кружок впереди старого. И печатают в газетах: такой-то город взят. А что это стоило усилий, потерь — эта ему область недоступная. Ведь что нам стоила эта стратегическая операция отхода всех армий за Сан и Вислу. Сколько напрасных жертв, а главное — моральных страданий для тех войск, которые должны были отступить назад, бросив кровью взятые места. Кто возместит эту нравственную муку? А без этой нравственной веры победы не бывает. Видел я сам эти бедные корпуса бывшей 1-й армии, ныне 10-й. Как им трудно снова поверить в свои силы, насколько они потеряли веру в начальство. А почему отступили — вина тут Штаба Верховного главнокомандующего, того же Данилова. Он нашел нужным им отойти (стратегические соображения). И не мог этот сухой муж понять, что он наносит своим же войскам куда больший удар, нежели неприятель».
Ничем не блеснул в период своего командования русской армией и Главнокомандующий — великий князь Николай Николаевич. Хотя немцы видели в нем опытного и умелого солдата. Генерал Людендорф писал: «Великий князь был настоящим великим полководцем и стратегом». Итоги его «великих трудов» говорят об обратном. Он привел армию на грань катастрофы.
П. Мультатули в книге «Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов» писал: «История знает множество мифов. Эти мифы бывают иногда настолько живучи, что их воспринимают как истину. Мифы эти создаются конкретными людьми ради конкретных целей, но затем они уже начинают жить как бы сами по себе. Бороться с ними бывает крайне нелегко. К числу таковых относится миф о “выдающемся полководце великом князе Николае Николаевиче”. Великий князь всегда противопоставлялся Царю, их сравнивали, желая принизить и всячески умалить роль Императора Николая II в управлении войсками. Возражения и протесты против подобных утверждений тонули в панегириках, воздаваемых великому князю Николаю Николаевичу. Причем авторами этих панегириков были люди, перед авторитетом которых невольно отступали на второй план разоблачители».
Среди тех, кто внес немалую лепту в общий подхалимаж, был и уважаемый генерал А. Брусилов, писавший в воспоминаниях: «Верховным главнокомандующим был назначен великий князь Николай Николаевич. По моему мнению, в это время лучшего Верховного главнокомандующего найти было нельзя. Это человек, всецело преданный военному делу, и теоретически и практически знавший и любивший военное ремесло». Генерал Ю. Н. Данилов: «Великий князь Николай Николаевич! Кто не слышал этого имени? Первый русский Верховный главнокомандующий в период участия России в мировой войне. Лицо, стоявшее во главе огромной пятимиллионной армии; человек, имевший на своей ответственности задачу защиты огромного государства, составлявшего 1/6 часть всей суши земного шара. Через рады этой армии за все время командования ее Великим Князем прошли по крайней мере еще столько же миллионов людей, собранных со всех концов России. Подчиненную ему армию он умел вести к победам; ее достоинство он умел сохранить и в период тяжких неудач. Великий князь Николай Николаевич поражал всех, впервые его видевших, прежде всего своей выдающейся, царственной внешностью, которая производила небывалое впечатление. Чрезвычайно высокого роста, стройный и гибкий, как стебель, с длинными конечностями и горделиво поставленной головой, он резко выделялся над окружавшей его толпой, как бы значительна она ни была. Тонкие, точно выгравированные черты его открытого и благородного лица, обрамленные небольшой седеющей бородкой клинышком, дополняли его характерную фигуру».
Николай II, министр Императорского Двора В. Б. Фредерикс и Николай Николаевич в Ставке
Великий князь Николай Николаевич
Но за этой скульптурной статью, за гусарской бравадой скрывался совсем иной человек. Судите сами: когда в мае 1915 г. только разворачивалось наступление немцев, Николай II приехал в ставку. Там он застал картину полнейшего уныния. Высшее военное командование России было полностью деморализовано. Вот слова Николая II: «Бедный Н. (великий князь Николай Николаевич Младший. — Ред.), рассказывая мне все это, плакал в моем кабинете и даже спросил меня, не думаю ли я заменить его более способным человеком».
Великий князь и его штаб несут ответственность за провал успешно начатой кампании 1914 г. и за кровавое отступление 1915 г. Россия весной и летом 1915 г. оказалась перед угрозой военного поражения. Ему обязана Россия тем, что оставлены огромные территории, сотни тысяч мирного населения вынуждены стать беженцами, а также выбиты лучшие кадры.
Факты говорят, что после отстранения князя от Верховного командования ситуация стабилизировалась и в 1916 г., стала меняться в лучшую сторону. Хотя это улучшение и было недолгим. Великий князь Александр Михайлович писал о брате: «Из всех членов императорской семьи вел. кн. Николай Николаевич имел, пожалуй, большее влияние на государственные дела, отличался редкой честностью, но и ограниченностью ума, он был превосходным строевым офицером, но никудышным политиком». При этом не уставал активно вмешиваться в государственные дела. Говорили, что того в молодости, обучая езде на лошади, ефрейторы секли его по ногам. Видно, секли не там или секли недостаточно. Хотя руководить армиями в бою да еще с таким серьезным противником, конечно, намного тяжелее, чем управлять лошадью.
А были в царской армии и такие, с позволения сказать, «отцы-командиры», что раз за разом бросали войска на верную смерть. В. Литтауэр вспоминал командира бригады, генерала, что звонил каждые полчаса и спрашивал, перешли ли войска в наступление. Командир полка Гротен требовал поддержки артиллерии, но ее не было… И тогда сверху последовал его категорический приказ — наступать. «Что ж, — в бешенстве закричал Гротен, — если им необходимы потери, я обеспечу их потерями!» И отдал приказ. Конечно, наступление потерпело неудачу. Половина эскадрона увязла в болоте, половина остановилась. Полковник Гротен называл подобные приказы генералов довольно точно — «пускать в расход». Вот она, хваленая царская армия — причем в начале войны. Потом солдаты «пустят в расход» уже генералов.
***
Привыкли думать, что заградительные отряды, расстрелы бегущих солдат в России — изобретение Сталина. Это не так. В начале XX в. эту практику применял и царизм.
М. Кушныров в статье «За ценой не постоим» («Родина», № 7. 2005) пишет о том, как генералитет русской армии поступал с солдатами и офицерами, когда выяснилось, в начале войны (зимой 1914 г.), что те не жаждут класть головы за царя и буржуазию. Из приказа по 2-й армии: «Все сдавшиеся в плен, какого бы они ни были чина и звания, будут по окончании войны преданы суду… О сдавшихся в плен немедленно сообщать на родину, чтобы знали родные о позорном их поступке и чтобы выдача пособия семействам сдавшихся была немедленно прекращена. Приказываю также: всякому начальнику, усмотревшему сдачу наших войск, не ожидая никаких указаний, немедленно открывать по сдающимся огонь орудийный, пулеметный и ружейный».
Или же из приказа по 4-й армии: «…Пресечь возможность сдачи в плен, укоренив у нижних чинов убеждение, что сдающиеся добровольно будут уничтожены огнем собственных пулеметов». Начальник штаба 3-й армии доносит, что, «пользуясь отсутствием патриотизма и сознания долга у наших солдат, германцы и австрийцы широко комплектуют пленными свои тыловые учреждения… Доходит до того, что немцы переодевают наших пленных, ездящих при полевых кухнях и обозах, в германскую форму, на что те безропотно соглашаются». В донесении сказано, что надо, «отбросив в сторону всякие гуманные соображения, совершенно недопустимые при условиях настоящей войны, немилосердно расстреливать забывших присягу».
На привале
Немудрено, что солдат с таким бездарным генералитетом не хотел воевать. Не удивительно, что эти же солдаты, когда наступит их час, не пощадят таких царских генералов. В конце 1917 г. арестован и убит в Смоленске бывший командующий Западным фронтом генерал от инфантерии А. Е. Эверт, убит конвоирами по дороге в Петроград и генерал от инфантерии Н. Н. Янушкевич, та же участь постигла в Таганроге генерала от кавалерии П. К. Ренненкампфа, виновника позора армии у Мазурских болот, генералы от инфантерии Н. В. Рузский и Р. Дмитриев убиты в Пятигорске.
Характерно, что в Первую мировую войну царь и российское правительство так и не смогли сделать ничего мало-мальски стоящего в вопросе организации партизанской войны. Анализ партизанских действий русской армии в Первой мировой войне был проведен В.Н. Клембовским, бывшим генералом от инфантерии, в годы войны командовавшим 16 армейским корпусом. Он являлся начальником штаба армий Юго-Западного фронта, командующим XI армией, помощником начальника штаба Верховного главнокомандующего, главнокомандующим армиями Северного фронта.
В. Н. Клембовский отмечал: «Хотя в мирное время достаточно говорилось и писалось официально и неофициально о пользе развития в широком масштабе партизанских действий против Германии с целью замедлить и затруднить ее мобилизацию, а затем и вторжение в наши пределы… наш Генеральный штаб ничего не подготовил для этого и, по-видимому, даже забыл о таком вспомогательном средстве борьбы с противником».
«Обширные болотисто-лесистые пространства, бездорожье, полное сочувствие населения; богатство в коннице; длинные коммуникационные линии противника; наше отступление, содействовавшее оставлению партизанских отрядов в тылу противника; первоначальное сочувствие всех к открытию партизанских действий, — писал Клембовский, — все способствовало партизанской войне не в меньшей степени, чем в 1812 г. А результаты получились нулевые. В чем причина? Не ошибаясь, можно ответить: в том, что благоприятная минута для ее организации была безвозвратно пропущена; что можно и должно было сделать до осени 1915 года, того не сделали; а затем началась позиционная война, в период которой можно было пожинать плоды, но не засевать, не приниматься задело, не существовавшее даже в зародыше».
Но отдельные партизанские действия все же имели место. Как пишет полковник В. В. Квачков, известный специалист разведывательной и подрывной борьбы, в ночь на 15 ноября 1915 года сводным партизанским отрядом был разгромлен штаб 82-й германской резервной дивизии под Невелем, командир которой генерал Фабариус оказался в плену, а другой генерал был убит. Тевтоны бежали…
Причина того, что эти действия не обрели размаха в ином: Первая мировая война была буржуазной, а не народной, когда речь идет буквально о жизни страны и ее народов.
Во главе с царем
В августе 1915 г. по России разнеслась сенсационная весть. Командование русской армией на себя решил принять Николай II… Немцы удивились. Союзники обрадовались. Приезд царя в ставку означал, что Россия будет биться «до последнего солдата» (до конца империи). Наставник царевича Алексея, П. Жильяр писал: «Он (Николай — Ред.) повторил клятву, которую принял в самом начале войны, и тем самым поставил на кон свою корону. Во Франции и Англии известие об этом было воспринято с удивлением и не без опаски. Однако этот его поступок расценили как клятву, которой Россия (в лице царя) связывала себя с Антантой. Это было как раз в тот момент, когда серия военных неудач послужила толчком к зарождению сепаратистских настроений. Все ведущие газеты стран Антанты подчеркивали важность принятого царем решения. Выражалась надежда, что оно поднимет дух русского войска и будет способствовать победе в войне. Русские газеты пестрели восторженными статьями, однако на самом деле поначалу мнения резко разделились. В самой армии, как мы увидим, присутствие царя способствовало подъему духа войска и придало новый импульс военной кампании. Когда-нибудь история покажет, каковы были политические и военные последствия этого шага, который, без сомнения, со стороны царя являлся актом мужества и веры».
Николай II пробует солдатскую кашу
Однако каких еще оценок можно ожидать от приближенных? Последствия этого шага вскоре стали понятны всем — и они, увы, были не в пользу России.
Основным мотивом для Николая II, решившего возглавить командование, была не забота об общем благе, а зависть к «Николаше», которого считали сильной личностью в императорской родне. До Николая II доходили слухи, что тот не опровергал высказываний, что он будет коронован на царство как Николай III. Сразу же после решения возглавить армию «на полях сражений» восемь министров направили в адрес царя слезное письмо, прося его отменить решение: «Государь, еще раз осмеливаемся Вам высказать, что принятие Вами такого решения грозит, по нашему крайнему разумению, России, Вам и династии Вашей тяжелыми последствиями».
Николай так объяснил решение великому князю, бывшему главнокомандующему: «Сейчас, когда враг проник глубоко в страну, которую Бог вручил мне, мой долг перед ней заключается в том, чтобы я принял на себя Верховное главнокомандование вооруженными силами, нес тяжесть и труд войны с моей армией и помог ей защитить Русскую землю от вторжения врага. Пути Господни неисповедимы; но мой долг и мое собственное желание укрепляют меня в решении, которое внушено заботой об общем благе».
Напомним, что царь и в годы войны с Японией рвался в ряды сражающейся армии. Тогда его отговорили. Теперь все уговоры оказались напрасны. Николай решил все же стать во главе армии.
***
Для Николая II это был не столько смелый, сколь самоубийственный шаг. В этом случае царь просто обязан был выиграть войну, т. е. стать царем-победителем. Масштаб, цена сражений Первой мировой войны были несравненно большими, нежели битвы Крымской, Русско-японской, турецкой войн. Речь шла о самом существовании империи… Отсюда и иные социально-политические последствия в случае поражения. То, что он взял на себя всю ответственность за русскую армию и за исход войны, в иной ситуации можно было бы поставить ему в заслугу.
Возможно, основанием для принятия такого решения было и то, что на войне геройски погиб его родственник, князь Олег Константинович Романов. Этот смелый и честный юноша говорил: «Мне приятно, мне радостно, что мы, Константиновичи, все впятером, на войне!» Смерть правнука императора Николая I на поле битвы явилась вызовом царю — того могли обвинить и в трусости. Но, как отмечает Р. Мэсси, уехав в армию, за сотни миль от местопребывания правительства, царь полностью утерял контроль над делами государства. Возможно, он просто сбежал от острых проблем в столице. Об этом говорят его слова: «В Ставке спокойнее и не надо думать». Роковые последствия этого шага для Николая II вскоре не преминут сказаться. Ведь царь в России, надолго покидающий столицу, перестает быть полноценным правителем.
Чем же еще можно было объяснить решение Николая II?
И. Л. Горемыкин, председатель Совета министров
Летом 1915 г. русская армия, отступая, несла большие потери. Обстановка в стране резко обострилась… Председателем Совета министров тогда был И. Л. Горемыкин. Заседание 16 июля 1915 г. началось с резкого заявления военного министра А. А. Поливанова, человека прямого и честного. Он сказал: «Считаю своим гражданским и служебным долгом заявить Совету министров, что отечество в опасности». Затем он кратко обрисовал удручающую картину положения на фронтах. Пользуясь огромным преимуществом в артиллерии и неисчерпаемыми запасами снарядов, немцы фактически заставляли русские войска отступать одним только артиллерийским огнем, тогда как они стреляли из орудий чуть ли не по одиночным целям, наши батареи вынуждены были молчать из-за отсутствия снарядов. Обладая возможностью не пускать в дело пехоту, неприятель почти не нес потерь, тогда как русские солдаты гибли тысячами. По словам министра, в ставке Верховного главнокомандующего наблюдается растущая растерянность. Отмечаются «угрожающее нарастание раздражения в стране и признаки революционных волнений не только в тылу, но и на фронте».
А. А. Поливанов, военный министр
«Печальнее всего, что правда не доходит до Его Величества, — сказал военный министр А. А. Поливанов. — Государь оценивает положение на фронте и дальнейшие перспективы только на основании сообщений, обработанных Ставкой». Некоторые министры договорились до того, что склонны были объяснять отход войск «заманиванием неприятеля внутрь страны», а когда «немцы достаточно зарвутся и отойдут от своей основной базы», им будет нанесен сокрушительный удар». Он же предупреждал: «Надо воевать, если мы хотим жить!»
Вся власть принадлежала Верховному главнокомандующему, тот облечен чрезвычайными полномочиями. Министр внутренних дел князь Н. Б. Щербатов сказал, например, что губернаторы завалили его запросами и телеграммами о невыносимом положении, порождаемом действиями военных властей. «При малейшем возражении, — продолжал министр, — окрик и угрозы, чуть ли не до ареста включительно. Невозможно разобраться, чьи приказы и требования следует исполнять… Распоряжаются все, начиная от любого предприимчивого прапорщика. В возникающих спорах и столкновениях высшее военное начальство становится на сторону своих, но за беспорядок отвечать должны чины Министерства внутренних дел. Среди последних все сильнее проявляется стремление или перевестись во внутренние губернии, или же просто уйти в отставку. Получается в итоге полное расстройство местной службы». Генерал-прокурор А. А. Хвостов отметил: «А что творится с эвакуацией очищаемых нами местностей? Ни плана, ни согласованности действий. Все делается случайно, наспех, бессистемно. Сплошь и рядом учреждения получают приказ об отъезде чуть ли не за несколько часов до очищения города войсками. Были случаи выезда суда с арьергардом. Архивы, имущество бросаются на произвол судьбы».
Позорный разлад господствовал в окружении царя. Чего стоит хотя бы заявление, сделанное командующим фронтом Куропаткиным генералу Брусилову: «Далось вам, батенька, это наступление! И чего вам, батенька, неймется? У вас без того прекрасная репутация, не рискуйте!»
Власть в стране сосредоточилась в руках министра внутренних дел А. Д. Протопопова. Он был богатым человеком, владельцем земель, поместий, фабрик. В его лице царь имел убежденного сторонника монархии. Это был типично русский человек старого закала, один из тех, кто не войдет в комнату, не осенив себя крестным знамением… Но вряд ли его военные знания соответствовали уровню тех сложных задач, которые приходилось решать в тот момент.
Неважно, если не сказать более, работала и служба связи в русской армии. Генерал-лейтенант Н. Головин, отмечая неразбериху в тылу и на передовой, приводил слова А. Гучкова, сказанные тем после посещения в декабре 1914 г. линии фронта: «Вожди далеко за телефонами. Связи с войсками не имеют. Убыль в пехоте, в офицерах, огромная. Есть полки, где (осталось всего) несколько офицеров. Особенно тревожно состояние артиллерийских запасов. Читали мне приказ командира корпуса не расходовать более 3—5 снарядов в день на орудие. Пехоте, осыпаемой снарядами противника, наша артиллерия не помогает. Укомплектования не своевременны. Одна стрелковая бригада не получала укомплектования три месяца. Во время боев, когда германцы прорвались из мешка, на правый фланг прислали укомплектование — 14 000 человек без ружей…» Другие очевидцы писали: «Хотя в течение 1916 г. и произошли некоторые улучшения в деле снабжения нашей армии вооружением, огнестрельными припасами и техническим снабжением, но улучшения эти очень мало коснулись вопроса снабжения русских войск тяжелой артиллерией и авиацией. А между тем для наступательных действий в сфере укрепленных позиций необходимо именно наличие большого количества могущественной артиллерии, богато снабженной снарядами и хорошо корректируемой при стрельбе. Из-за бедности наступательных средств также гибли десятки и сотни тысяч русских людей, гибли в их стремлении облегчить положение союзников». Каков итог?
А. А. Хвостов, генерал-прокурор
Министр внутренних дел А. Д. Протопопов (в центре). Сентябрь 1916 г.
Военная инициатива полностью перешла в руки немцев… Русские армии отступали по всему фронту. Это походило, скорее, на паническое бегство… Управляющий Военным министерством (и.о. военного министра) генерал А. А. Поливанов начал доклад со слов: «Считаю своим долгом заявить Совету министров, что отечество в опасности…» Сообщение повергло в шок.
Яхонтов, что вел запись, делает ремарку, что при дальнейшей записи у него дрожали руки. На просьбу председателя Совета министров И. Горемыкина разъяснить, в чем дело, Поливанов сказал: «Наше отступление развивается с возрастающею быстротою, во многих случаях принимающею характер чуть ли не панического бегства…», «пользуясь огромным преобладанием артиллерии и неисчерпаемыми запасами снарядов, немцы заставляют нас отступать одним артиллерийским огнем», «неприятель почти не несет потерь, тогда как у нас люди гибнут тысячами».
А вот официальные данные о положении за 30 июля 1915 г.: «На театре войны беспросветно. Отступление не прекращается. Вся армия постоянно передвигается внутрь страны и линия (фронта) меняется чуть ли не каждый нас. Деморализация, сдана в плен, дезертирство принимают грандиозные размеры». «Не знаем, как глубоко придется нам очистить Россию, скоро ли прекратится эвакуационно-беженский период военных действий». 4 августа 1915 г.: «По-прежнему ничего отрадного, бодрящего. Сплошная картина разгрома и растерянности». Из письма солдата домой: «Теперь идем в глубь России, да собственно не идем, а бежим. Герман двигается за нами по пятам. Где остановимся не известно. Кажется, до Москвы будем утекать или до Урала. Эта война хуже и японской. Ту пропили, а эту продали. Есть слух будто германцы, отпуская перевязанных раненых говорили. «Зачем вы сопротивляетесь, отступайте без боя. Ведь еще в 1912 году весь польский край до Ковны продан нам, сопротивление бесполезно. Значит, зря губят людей, показывая, что ведут войну». На что же надеется командование армии, военный министр? «Уповаю, — заявил Поливанов, — на пространства непроходимые, на грязь невылазную и на милость угодника Николая Мирликийского, покровителя Святой Руси».
Кажется, князь В. П. Мещерский как-то точно подметил, что первый министр в России — это почему-то всегда Николай Чудотворец. Надеемся на чудо. Хотя Ф. Тютчев верно заметил, что должность Русского Бога — не синекура. Считал и считаю, что главная вина в цепи поражений ложится на Ставку и на буржуа, что, желая войны, готовились к ее ведению из рук вон плохо. А затем, как скажет А. В. Кривошеий, отступление и «великое переселение народов и повлекут Россию в бездну, к революции и гибели».
Большую угрозу для русского общества представляла и печать, далеко не всегда находившаяся в руках истинных патриотов. Очень многие возмущались ее разнузданностью паникерством и трусостью. А. В. Кривошеий говорил: «…сплошная брань, голословное осуждение, возбуждение общественного мнения против власти, распускание сенсационных известии — все это день за днем действует на психику 180-миллионного населения». Генерал-прокурор А. Хвостов был полностью с ним солидарен. «Особенно надо обратить внимание на статьи, которыми в обществе возбуждаются неосновательные надежды и ожидания. Вранье с расчетом оповестить, а потом свалить на правительство или, еще хуже, на влияния… Нельзя допускать в газетах печатания слухов в заведомо агитационных целях». От министра финансов П. Л. Барка требовали воздействовать на банки, от которых во многом зависит курс большинства русских «независимых газет». Сошлись в том, что надо бы побыстрее ввести печать в границы. На одном из секретных заседаний Совета министров затронули вопрос о распространении в Петрограде паники (в связи с тяжелыми событиями на фронте). Министр внутренних дел призвал «избавить Петроград от слабонервных болтунов, шатающихся по ресторанам и смущающих общественное сознание». Хвостов поддержал: «Было бы недурно. Мочи нет от сеятелей паники».
1916 год не принес улучшений на фронте… Общее мнение в Германии и России таково, что «военное положение России очень плохо». Реакцией на поражения стала смена премьера. 10 января во главе правительства стал обрусевший немец Б. В. Штюрмер. Все, в том числе немцы, увидели признак желания начать переговоры о мире. Германский кронпринц, убеждал правительство, что «необходимо как можно скорее схватиться за протянутую руку…» Летом и в начале осени 1916 г. говорили как о чем-то «само собой разумеющемся», что может упустить только «самая бездарная дипломатия». К сожалению, миссия Штюрмера оказалась невыполнимой.
Виной тому действия продажной российской бюрократии, генералитета, финансистов в России. Тысячами нитей они были связаны, как и ныне, с западным капиталом. Поэтому и настаивали на продолжении самоубийственной войны с Германией. Буржуазия не захотела подумать о своем народе и была готова воевать «до последней капли русской крови», относясь к подданным, как к скоту, который обязан по первому мановению царской руки покорно взойти на жертвенник. Показательны слова главнокомандующего русскими войсками Николая Николаевича. Так, после гибели армий Самсонова и Ренненкампфа в Восточной Пруссии он заявил генералу Лагишу, военному атташе Франции: «Мы счастливы принести такие жертвы ради наших союзников». То, что за ними — горы раненых и убитых, его не волновало.
Биржа в Петрограде
«Если бросить только беглый взгляд на события, происходившие на русском фронте с конца 1915 г. и в течение всего 1916 г., без особого углубления в их существо, то может получиться впечатление, что год этот протек для русской армии в томительном сидении в окопах, изредка прерывавшемся хотя и очень кровавыми, но довольно бесплановыми наступлениями с целью вырваться из удручающей обстановки позиционной войны. На самом деле это было вовсе не так, всякая наступательная операция русских армий на протяжении указанного времени хотя и не диктовалась прямыми интересами собственного фронта, но имела всегда своей целью оказание помощи то Сербии, то Франции, то Италии, то, наконец, Румынии. Такой способ действий вызывался условиями коалиционной войны. Эта малопочетная роль вынуждала между тем русские войска вести ряд очень трудных операций тактического характера, выполняемых в условиях крайней торопливости и недостаточной подготовленности, что, в свою очередь, вело (армии) к излишним кровавым потерям», — комментировал ситуацию генерал Ю. Н. Данилин.
Царь все более склонялся к идее сепаратного мира с Германией. Это была неплохая идея, да что там, превосходная идея… Войну надо было заканчивать как можно скорее… Прежде всего во имя России! В этом направлении работал единственный умный человек в царской семье — великий князь Николай Михайлович (может, был еще один, князь К. Романов, «псалмопевец Давид», умерший в 1915 г.). Николай Михайлович сидел в архивах, писал сам и прекрасно знал русскую историю! Пожалуй, он единственный в окружении царя, с кем считался Николай II.
В оценках Первой мировой войны, как и путей выхода из нее, были единодушны, как ни странно, две большие головы России — великий князь Николай Михайлович Романов — историк, почетный член Санкт-Петербургской Академии наук, желавший сохранить империю, видевший гибельность продолжения этой войны, и враг царизма В.И. Ленин, пытавшийся уничтожить царизм. Большевики, опасаясь умного Н.М. Романова, после революции его расстреляли… Профессор, историк, юрист М.А. Таубе писал в мемуарах: «Великий князь задумывал, вероятно, вести в Стокгольме через Папкова доверительные переговоры с идеологически совершенно преданным России тамошним германским послом бароном Люциусом, чтобы подготовить возможные переговоры о сепаратном мире с Германией, — тот, кого в Петербурге считали самым умным из членов императорской фамилии, не мог не видеть, что по военной и политической обстановке 1916 г. единственный шанс для России избежать дальнейших военных неудач и революции заключался в прекращении во что бы то ни стало опротивевшей всему народу войны.
Николай II, тесно связанный своими союзниками по рукам и ногам, не мог и никогда не пошел бы на такое решение вопроса. Но не думал ли великий князь Николай Михайлович, что государь, в конце концов, осуществит свое давнишнее желание отказаться от престола, и что тогда Регентский совет при несовершеннолетнем Алексее Николаевиче мог бы осуществить эту меру при проклятиях Лондона и Парижа, но в силу абсолютной политической необходимости. Разве в Лондоне и в Париже не поступили бы также, если бы находились в тогдашнем нашем положении».
Великий князь Николай Михайлович
Надо упомянуть и вот еще что. 12 декабря 1916 г. последовало и предложение России мира со стороны Германии: «Эта катастрофа, которую не могли сдержать узы совместной тысячелетней цивилизации, грозит человечеству в его наиболее ценных достижениях. Она угрожает превратить в обломки духовный и материальный прогресс, который составлял гордость Европы в начале двадцатого столетия».
Немцы вспомнили и о достижениях цивилизации и об опасности «превратить в обломки» прогресс после того, когда стала явно видна угроза поражения. И все же продолжать войну до победного конца с немцами означало класть в могилы новые сотни тысяч русских людей. И, главное, во имя чего? Только ради выгод Антанты!
Если бы усилия немецкой и русской сторон по заключению мира все-таки увенчались успехом, Россия и Германия избегли бы позора поражения, революций и развала империй.
