= 1 =

И вот! Из вневременного света неугасающий огонь души (НЕШАМА) выберет для себя отца и мать, живущих на земле. И так из бессмертия находит возрождение своего начала во временном полюсе человеческого сознания.

Ураганный ветер (РУАХ), порождающий в себе неизмеримое количество сверкающих молний, служит защитным покрывалом безвременного света, очень похожий на легкую газовую тунику (нательная прозрачная накидка древнего мира). И мириады (бесчисленное множество) невидимых ангелов, не знающих усталости, находятся в постоянном движении разноцветия густого живого облака, никогда не выходящего из незримых границ. Они, ангелы, неизменная охрана всего происходящего внутри живого облака. Поэтому никто и ничто не войдет и не выйдет без ведома ТОГО, КТО управляет этим и всем остальным сотворенным миром, всей вселенной.

В центре этого БУРЛЯЩЕГО-ШУМНОГО-ПЫЛАЮЩЕГО котла словно пустое ядро, в котором безвременная жизнь абсолютной тишины.

Из ядра вышел голос: «Твое время настало».

Внутрь ядра вошел маленький сверкающий огонек. Он отвечал: «Вот я».

Всесильный сказал: «Вот!» и Он показал: «Эти станут твоими родителями на Моей земле. Твоя мать даст тебе имя по слову Моему».

Огонек выпрямился, словно копье, и отвечал: «Ты, мой Господин, говоришь! Я, Твой слуга, исполняю. С любовью к Тебе и с трепетом перед Тобой, постараюсь вернуть их к истине Твоей».

Пресвятой сказал: «Готов ли ты к терпению и познанию самого себя?»

Огонек отвечал: «Ты усмотришь, мой Господин».

Всевышний сказал: «Память твоя о всем учении Моем будет взята Мною, когда откроются твои глаза на земле, в месте временного пребывания твоего».

Нешама отвечала: «По воле Твоей, мой Господин, готова и к этому».

Всесильный сказал: «Перед входом к началу материального возрождения твоего прилепится к вам душа мира животного (НЕФЕШ) и станете вы три как одна душа».

Нешама обратилась: «Мой Господин! Позволь спросить Тебя!»

Всепрощающий сказал: «Спрашивай».

Нешама спросила: «О третьем услышала я! Кто второй?»

Всесильный сказал: «Защитник твой от внешнего мира. От духа ветра Превечного будет он взят. С тобой соединю, когда отправишься в путь из Вневременного Мира Моего в мир времени».

Нешама обратилась вновь: «Мой Господин! Ответишь ли Ты мне на другой вопрос?»

Всемилостивый сказал: «Отвечу».

Нешама спросила стеснительно: «Не станет ли нам тесно в месте пребывания нашего? И не возревнует ли меня один к другому?»

Всевышний сказал: «Пребывай со Мною, и Я не позволю их сущности ревновать друг к другу. А тесно вам станет, когда пошлю к вам испытания в страдании и боли душевной».

Нешама взволнованно обратилась вновь: «Мой Господин! С трепетом к Тебе позволь спросить еще один раз!»

Всевышний сказал: «Известны Мне все помыслы твои. Мой ответ придет к тебе без вопроса твоего. Моим испытаниям подвержены все творения Мои и все создания Мои».

Нешама склонилась перед Всесильным и ответила: «Мой Господин! Выдержу и это ради Славы Твоей».

Всесильный взял из духа ветра шар, шумный от неумолимого движения искрящихся молний и неизмеримо сильный от трепета перед Всевышним. Это и есть (РУАХ) – второй посланник и защитник (НЕШАМА) дыхания жизни от внешнего мира. Все в руках Животворящего!

Незримая тонкая нить толщиной с человеческий волос вышла из центра ядра и пронзила чистое женское яйцо. Вошла НЕШАМА в РУАХ, и со скоростью трех световых измерений влетели они в то место, которое указал Всесильный Творец Животворящий.

Их ожидание не было долгим! Находясь внутри женского человеческого органа, они видели, как тысячи живых НЕФЕШей стремились пробиться внутрь, но лишь одному открылась потайная дверь. Он, словно стрела, выпущенная из лука, прорвал этот проход и своим вертящимся хвостом закрыл его от всех других, похожих на него. И! После этого, почувствовав живительную влагу, понесся к центру материнского яйца. Указывая этим полноправное владение всем находящимся внутри его. Лидер из тысячи многих тысяч НЕФЕШей радовался своей победе.

Доплыв до центра, он ощутил шоковый удар, который остановил его дерзкий порыв. Это был трепетный разряд, исходящий от РУАХ.

НЕШАМА сказала: «Открой его и войди в него».

РУАХ без ожидания открыл вход в НЕФЕШ и закрыл за собой проход.

Так НЕШАМА-РУАХ-НЕФЕШ соединились в одно целое.

Зарождалась новая человеческая сущность.

Зачала та женщина при помощи мужа своего, потому что были эти люди выбраны этой душой, которая по воле Всесильного Господа Бога нашла себе место в материальном мире земли. Имя женщины той – Сара, а имя мужа ее – Мордехай.

= 2 =

Душа не знает о покое, поэтому пребывает в постоянной работе. Ее это радует, потому что не без ее согласия устраиваются все органы человеческого создания, а также все подходы к ним и выходы из них. Под ее чутким руководством прокладываются все пути кровеносных сосудов, притоков и оттоков. Непрерывное биение материнского сердца подталкивает душу к усовершенствованию зародыша. Поэтому все трое участвуют в сплетении живой сети нервной системы. Только теперь, когда окончена подготовительная работа, можно включать главный механизм всего организма.

Расположив себя в трех главных жизненных центрах, душа обратилась к Тому, Кто позволил ей устроить все это: «Мой ГОСПОДин! Не знаю! Услышишь ли Ты голос мой из глубин создания Твоего?! Вот я, Твоя посланница по выбору моему, прошу Тебя, Господа Бога Животворящего, вдохни жизнь в этот плод рук Твоих, который выстроит прямой путь к Трону Твоему для восхваления Имени Твоего и Славы Твоей, пребывающей с Тобой из века в век, из тысячелетия в тысячелетие, ибо нет другого Бога кроме Тебя. Амен».

И вот! Прикоснулась ШЕХИНА (Божественное присутствие) к сердцу зародыша в чреве матери его Сары, и забилось оно. Но нет тому свидетелей, кроме души, воспрявшей от удовлетворения за окончание созидания, и Господа Бога Животворящего. Склонилась душа перед Ним и сказала:

«Мой ГОСПОДин! Прими мои слова благодарности и найди им место под Троном Славы Твоей Превечной и сохрани до возвращения моего, потому что неведомо мне время жизни этого создания, а также не знаю, позволишь мне Ты, мой ГОСПОДин, общаться с Тобою, как это было ранее.

Встань на защиту этого младенца, отрока, юноши и мужа в будущем, когда понадобится ему помощь Твоя! Если перед его ногами упадет камень преткновения, не позволь упасть Твоему созданию, поддержи его! Прибудь с ним для познания Твоей Сущности. Передай ему мою Любовь к Тебе, мой ГОСПОДин! И пусть мой трепет перед Тобою будет передан ему на все дни жизни на земле под солнцем днем и под луною и звездами ночью.

Только от Тебя Одного: МИЛОСТЬ и МИЛОСЕРДИЕ, МУДРОСТЬ и РАЗУМЕНИЕ, ВЫПРЯМЛЕНИЕ искривленного, ОТКРЫТИЕ сокрытого, ВЫЯВЛЕНИЕ затуманенного. Научи его ПОЗНАНИЯМ сокровенной ИСТИНЫ.

Кто, как и где может заменить ему моего ГОСПОДина??? Для всех творений Твоих и для всех созданий Твоих, для сущего и для не сущего – только Ты Один Господь Бог и нет другого, кроме Тебя Одного. Во веки веков Слава Твоя с Тобой пребывает. Амен».

Окуталась душа телесным покрывалом и повисла среди вод чрева той женщины. И появилось у маленького плода человеческого чувство материнского тепла. И вот! Спокойно стало душе. Малыш свернулся клубочком, поджал маленькие ножки к ручонкам своим. Он спал.

Возрождалась новая жизнь в теле маленького создания. Сколько придется ему пройти испытаний на своем жизненном временном пути? Об этом и многом другом известно только Одному Господу Богу. Все остальные, живущие на земле, могут лишь предполагать, потому что их познания заключены в человеческие стены разума понимания о том или ином аспекте жизни прошлой и настоящей, но не будущей. Потому что ни у кого нет абсолютной гарантии, что может произойти с ним или с кем-то еще завтра или через некоторое время.

= 3 =

Внутренний слух малыша уловил тихие, но очень отчетливые слова. Он вздрогнул и стал прислушиваться. Зарождающийся разум нового человеческого создания старался впитать в себя каждое слово. Это не были слова говорящего человека! Что-то другое вливалось в его сознание, но это другое не было чуждым.

Малыш подумал: «Если мне понятен смысл каждого услышанного мною слова, значит, говорящий пытается довести до меня весь смысл сказанного. Значит, мне следует не только слушать, но и запоминать».

И он прислушался к говорящему.

/1/ В НАЧАЛЕ СОТВОРЕНИЯ ВСЕСИЛЬНЫМ НЕБА И ЗЕМЛИ, /2/ КОГДА ЗЕМЛЯ БЫЛА ПУСТА И НЕСТРОЙНА, И ТЬМА НАД БЕЗДНОЮ, А ДУХ ВСЕСИЛЬНОГО ПАРИЛ НАД ВОДОЮ, /3/ СКАЗАЛ ВСЕСИЛЬНЫЙ «ДА БУДЕТ СВЕТ». И СТАЛ СВЕТ. /4/ И УВИДЕЛ ВСЕСИЛЬНЫЙ СВЕТ, ЧТО ОН ХОРОШ, И ОТДЕЛИЛ СВЕТ ОТ ТЬМЫ. /5/ И НАЗВАЛ ВСЕСИЛЬНЫЙ СВЕТ ДНЕМ, А ТЬМУ НАЗВАЛ НОЧЬЮ. И БЫЛ ВЕЧЕР, И БЫЛО УТРО: ДЕНЬ ОДИН. – (Тора, БРЕЙШИТ, Гл. 1, ч. 1-5)

Малыш перестал думать. Теперь он старался впитать в себя каждое произнесенное слово. Все каналы, по которым текла кровь, переливались радужным светом. Весь организм зародыша пребывал в непонятном возбуждении от ощутимого словословия, чего-то очень величественного.

Голос, идущий из ниоткуда, заставлял трепетать зарожденное тельце малыша. Ему очень хотелось увидеть говорящего своим внутренним взглядом! Но ему это никак не удавалось. Из-за этого он начинал вертеться при помощи маленьких ручек и ножек, но все его старания ни к чему не приводили.

Тогда все его порывы останавливала душа. Душе известно многое из тайн Высшего мира и ей подвластно, но не всегда, руководить человеческим разумом. Используя свою энергию, она (НЕФЕШ-РУАХ-НЕШАМА) прикасалась к некоторым центрам нервной системы, которыми ей позволено управлять, и!.. Тельце малыша расслаблялось, и он успокаивался на время.

Время на земле неумолимо движется вперед. Час за часом, день за днем, месяц за месяцем. Словословие неведомого голоса стало утихать со слов:

/5/ И УМЕР ТАМ МОШЕ, РАБ БОГА, В СТРАНЕ МОАВ, ПО СЛОВУ БОГА. /6/ И БЫЛ ПОХОРОНЕН В ДОЛИНЕ, В СТРАНЕ МОАВ, НАПРОТИВ БЕЙТ-ПЕОРА, И НИКТО НЕ ЗНАЕТ МЕСТА ПОГРЕБЕНИЯ ЕГО ДО СЕГО ДНЯ. /7/ А МОШЕ БЫЛО СТО ДВАДЦАТЬ ЛЕТ, КОГДА ОН УМЕР: НЕ ПРИТУПИЛОСЬ ЗРЕНИЕ ЕГО И НЕ ИСТОЩИЛАСЬ СВЕЖЕСТЬ ЕГО. /8/ И ОПЛАКИВАЛИ СЫНЫ ИЗРАИЛЯ МОШЕ В СТЕПЯХ МОАВА ТРИДЦАТЬ ДНЕЙ, И КОНЧИЛИСЬ ДНИ ТРАУРНОГО ОПЛАКИВАНИЯ МОШЕ. /9/ И ЙЕГОШУА, СЫН НУНА, ПРЕИСПОЛНИЛСЯ ДУХОМ МУДРОСТИ, ИБО МОШЕ ВОЗЛОЖИЛ НА НЕГО РУКИ СВОИ; И ПОВИНОВАЛИСЬ ЕМУ СЫНЫ ИЗРАИЛЯ И ДЕЛАЛИ ТАК, КАК БОГ ПОВЕЛЕЛ МОШЕ. /10/ И НЕ БЫЛО БОЛЕЕ ПРОРОКА В ИЗРАИЛЕ, ПОДОБНОГО МОШЕ, КОТОРОГО ЗНАЛ БОГ ЛИЦОМ К ЛИЦУ, /11/ ПО ВСЕМ ЗНАМЕНИЯМ И ЧУДЕСАМ, КОТОРЫЕ ПОСЫЛАЛ ЕГО СОВЕРШАТЬ В СТРАНЕ ЕГИПЕТСКОЙ С ФАРАОНОМ, И СО ВСЕМИ РАБАМИ ЕГО, И СО ВСЕЙ СТРАНОЙ ЕГО, /12/ И ПО ВСЕМ МОГУЧИМ ДЕЯНИЯМ, И ПО ВСЕМ СТРАШНЫМ СВЕРШЕНИЯМ, КОТОРЫЕ СОВЕРШИЛ МОШЕ НА ГЛАЗАХ У ВСЕГО ИЗРАИЛЯ. (Дварим, Гл. 34, ч. 5-12)

Последние слова, которые были услышаны маленьким человеческим созданием, звучали так: «Хазак, хазак венитхазек» (будь силен, будь силен – и укрепимся). После этого голос из ниоткуда пропал совсем! Пришло время прощаться с этим теплым и ласковым, но уже совсем не уютным местом. Малыш полюбил этот голос. Он настолько к нему привык, что расставание с ним стеснило его грудь. Ему хотелось позвать его обратно и поэтому…

Он открыл рот и закричал, но вместо крика изо рта вышел большой пузырь, за которым последовали еще несколько небольших пузырей. После этого он глубоко вдохнул, отчего что-то жгучее пронзило все его внутренности. Боль. Нестерпимая боль привела малыша к молниеносному решению: «Это место стало не только неуютным, но и очень опасным для моей жизни. Скорее! Скорее! Скорее нужно выбраться отсюда».

Изо всех накопленных им сил он начал пихаться всеми своими конечностями, и вода, окутывающая его тельце столько времени, со всеми пузырьками, вышедшими из его рта, стала стремительно исчезать.

В этот момент до его слуха донесся пронзительный материнский крик. Теперь его мать испытывала невыносимую боль внизу своего живота. И через короткий промежуток времени малыш ощутил тряску, а затем машина стала набирать скорость.

«Да вытащите вы меня отсюда или нет?! Что там у вас происходит?»

Нарастающие и исчезающие посторонние звуки врезались в его сознание. Ему казалось, что это никогда не закончится. Тогда он вновь предпринял попытку вырваться из этого места. Малыш стал сильно отталкиваться ножками. И вдруг!

Наступила ощутимая темнота. «Что это?» – подумал он. Однако испуг нарастал не столько от ощущения темноты, сколько от нехватки чего-то непонятного!

РЕБЕНОК ЗАДЫХАЛСЯ.

Совсем неожиданно он почувствовал чьи-то сильные руки, которые пытались вытащить его голову из этого места. Малыш совсем не хотел расставаться с телом, с ручками и ножками, к которым он очень привык. И теперь уже из последних сил он стал помогать и самому себе, и этим сильным рукам, вытаскивающим его за голову на свет. Ребенок поднял вверх свои ручонки, и через легко раздвинувшийся проход был вытащен наружу теми же сильными руками.

Вися головой вниз, мальчик почувствовал резкий хлопок по своему заднему месту. Тогда он открыл рот! Вздохнул! И из его горла вырвался пронзительной силы крик. Правда, он сам не понял – то ли от боли, то ли от радости. Однако успокоился малыш довольно-таки быстро, когда оказался в теплых и немного влажных, но очень ласковых руках его МАТЕРИ. Услышав материнский бархатный голос, он тихо положил головку ей на грудь и замолчав, уснул безмятежным детским сном.

= 4 =

В тот момент, когда Сару – мать малыша – внесли в машину скорой помощи, по небесам пронесся раскатистый и мощный гром, и со всех сторон посыпались молнии. Одна из молний расколола мощное дерево, стоящее у дороги уже много десятков лет. В этот самый момент мимо него проезжала машина скорой помощи, в которой находилась роженица Сара. Водитель и медицинский работник видели, как после удара молнии из этого дерева вышел белый с искрами огонь. И все дерево начало крениться в сторону дороги.

Медработник кричал: «Останови машину. Останови машину, идиот!»

Но водитель его не слушал или не слышал. Он нажал на газ, и машина рванула вперед, набирая скорость. Дерево вот-вот должно было перекрыть собою дорогу. Оно уже нависало над машиной скорой помощи. Тяжелые сучья рвали электрические провода, один из которых был довольно-таки толстым и сумел задержать падение старого дуба. Машина проскочила самый опасный отрезок дороги, но и этот провод все-таки лопнул, закрутился в воздухе, словно пастуший кнут и… со всего размаха ударил по крыше машины, которая очень быстро удалялась от этого опасного места.

Медработник глотал какие-то таблетки, чтобы прийти в себя после случившегося. А водитель, очень довольный своим поступком, напевал песенку:

После этого медработник посмотрел в сторону водителя и нервозным голосом произнес: «Вот сейчас мы приедем в больницу и там увидим, кто будет, а кто не будет смеяться! Ты что, с утра что-то не то покушал? Или с женой в последний раз в любовь играл? Знай, что я бригадиру о случившемся рапорт напишу».

Водитель, пожилой мужчина, улыбался. Никто не называл его по имени и отчеству, он для всех был папа Ицик. Но при этой больнице не было лучшего водителя, чем он. И все это великолепно знали. А этот медбрат был новичок, который только месяц назад пришел на практику из института. Необстреленный еще! Значит, и осуждать его не за что.

После того, как родился малыш, пошел теплый весенний дождь, который не заканчивался три дня и три ночи.

На утро четвертого дня дождь прекратился. Тяжелые серые тучи рассеялись. И вышло яркое и очень жаркое апрельское солнце. Малыш тихо посапывал в своей кроватке, когда солнечные лучи пробили толщу окна родильного отделения. Его высокая кроватка для новорожденных на бесшумных колесиках стояла в центре очень просторного помещения. Новорожденных было много, но почему-то солнечные лучи сконцентрировались именно на сыне Сары и Мордехая.

Мальчик уже не спал! Он полностью открытыми глазами смотрел на свет солнечных лучей. Один из лучей ярко-горячего солнца, пройдя от ног до головы, остановился на лице малыша.

Луч солнца и взгляд небесно-голубых глаз замерли друг на друге. Ребенок не плакал, наоборот, он смеялся и смеялся в голос, не отводя прямого взгляда от резко-яркого солнечного луча. Новорожденные дети, плачущие до этого момента, прекратили реветь. Взгляды всех детишек направились к центру палаты. И в этот момент абсолютно все дети разразились звонким и протяжным смехом. В палату вбежали медицинские сестры, обслуживающий персонал, дежурный детский врач и его помощник, и вот что они все увидели.

По потолку вырастали движимые картинки, сюжеты родильного отделения этой больницы. Чья-то мама-роженица так раздувала щеки на своем лице, что казалось, сейчас они лопнут. Кто-то из маленьких обгадился и этим обмазал свое лицо и все, что находилось под его рукой. Кому-то очень хотелось посмотреть в замочную скважину – а что происходит за этой дверью? Однако не заметил, как ее открыли. И многое, многое другое…

Но не это поразило вошедших, хотя и они немало посмеялись увиденному! Их поразило то, от кого все это исходило! Потому что такого еще никогда не было и никем не было написано или где-то услышано.

Мальчик мамы Сары и отца Мордехая весь светился от направленных на него одного солнечных лучей, и от ребенка исходили световые разноцветные волны, которые просвечивали каждого стоящего насквозь. Из-за этого многие чувствовали себя абсолютно неловко, но из-за интереса к чуду продолжали наслаждаться видением.

В следующий момент мальчик почувствовал, как в его животике что-то забурлило, потом зашевелилось и через мгновение что-то горячее вытекло внизу его спины. Долго ждать не пришлось! Испытывать неудобство от прохлады жидкой массы ему ну никак не хотелось и не нравилось. Свет солнечных лучей отошел. Все движимые картинки на потолке пропали. Просвечивание каждого стоящего прекратилось. На лице малыша появилась некая гримаса. А затем из тех же небесно-голубых глазок вырвались огромного размера слезы. Ребенок, громко и пронзительно закричав, заплакал. Словно по его команде все находящиеся в родильном отделении дети взревели с такой силой, что весь обслуживающий персонал растерялся, не зная, с кого начать.

Лишь одна пожилая медсестра сообразила. Подошла к мальчику мамы Сары и отца Мордехая, быстро перепеленала его и сунула в рот бутылочку с материнским молоком. Малыш успокоился. Посмотрел на незнакомую тетю. Выплюнул соску с материнским молоком. Улыбнулся и что-то крикнул. В ту же секунду все новорожденные замолчали, и большая половина из них сразу же уснула. А пожилая медсестра сняла с тормоза кроватку малыша и покатила ее к маме Саре. Наступило время кормления.

= 5 =

Родильное отделение было совсем немаленьким. Сара с нетерпением ожидала своего маленького сынишку. Она постоянно поглядывала в сторону двери. И вот они открылись, и медсестра тетя Маша подвезла кроватку к Саре. Достав оттуда малыша, она передала его маме. Ребенок улыбался и пытался что-то объяснить, но вместо слов выскакивали непонятные человеку возгласы.

Сара вопросительно взглянула в сторону тети Маши, но та коротко ответила: «Сарочка! Вы, пожалуйста покормите вашего фантазера, а потом я вам кое-что расскажу». И медсестра подошла к другой женщине, приступив к своим прямым обязанностям.

Малыш наслаждался нежностью и теплом рук своей матери. Увидев перед своими глазами набухшую от молока ее белоснежную грудь, он не заставил себя упрашивать. И в тот же момент светло-розовый сосок материнской груди оказался в его рту: «Какое вкусное молоко у моей ласковой и красивой мамы! – размышлял ребенок. – Почему я не могу им насытиться? И почему моя мама не называет меня по имени? Все дети нашей палаты имеют имена. А моя мама обращается ко мне всегда по-разному! То я медвежонок! То я зайчонок! А то и вообще как-то!.. Как-то?! Ну вот! Даже из головы вылетело». А сам посасывал материнское молоко и от этого чудного удовольствия засыпал на руках мамы.

Сара, переполненная материнской любовью, разглядывала своего маленького сына. Ему было всего четыре дня от рождения, а он выглядел на возраст месячного ребенка. Вьющиеся с золотым отливом волосы, маленький, но уже прямой носик, и самое выделяющееся – это миндалевидные ярко-голубые глаза с длинными ресницами. Сара задумалась: «Интересно, на кого больше похож мой сын? От меня у него совсем немного, разве что губки и разрез глаз. Но у Мордехая тоже разрез глаз такой же! Правда, я никогда не видела его родителей! Ведь мы познакомились не так давно. А все его родственники уже давно в Израиле. Вот наш сын подрастет, и мы обязательно посетим Израиль. Говорят, что там очень красиво, но небезопасно. Но это меня нисколько не пугает. Ведь живут же там люди! И мало кто желает покинуть Израиль. И потом, ведь это земля наших праотцев и праматерей. С водой там, правда, туговато, и рассказывают об озере Кенерет, которое с каждым годом все мельчает и мельчает. Видимо, из-за того, что дожди выпадают очень редко. И все-таки нужно обязательно поговорить с Мордехаем, чтобы навестить его родителей и всех его братьев и сестер. Телефон, это, конечно, хорошо, но…» И ее размышления остановило известие, что к ней идет ее муж Мордехай и с ним какой-то рабай.

Мордехай приходил к ней каждый вечер после работы. Он был переводчиком в какой-то большой компании. Знание восемнадцати языков – это немаленький подарок для одного человека. Сара гордилась своим мужем! Он всегда внимателен и очень ласков с ней. Каждый день приносит красивый букет алых роз. Вот и теперь! Дверь палаты приоткрылась! И прежде, чем Мордехай вошел, в дверном проеме появились алые розы. А затем улыбающееся лицо тридцатилетнего мужчины. Черные волнистые волосы, черные широкие брови, сходящиеся на переносице. Огромные черные глаза. И вот он весь, словно гора, ввалился в палату. Его великолепный баритон заставлял дрожать немало женских сердец, но он был и оставался преданным мужем для красавицы Сары. Всегда задорный, словно семнадцатилетний юноша! И никто никогда не видел на его лице какой-либо намек на печаль или обиду. Все, кто был с ним знаком, знали его девиз: «Самая лучшая оборона – это нападение». Поэтому никто не желал с ним ссориться. Да и зачем, если он со всеми находил общий язык и при этом всегда оставался дружелюбным. С Сарой у них была чистая и очень крепкая ЛЮБОВЬ. Сара верила Мордехаю, как самой себе, и Мордехай верил Саре, как самому себе.

И вот этот человек-гора с легкостью подлетел к Саре, кормящей грудью их сына, и тихо произнес: «Любовь моя! Когда же тебя отпустят домой? Я с нетерпением ожидаю этого часа! Может быть, сегодня? Ведь ты гораздо лучше себя чувствуешь?! Поверь, что я очень хорошо понимаю, как тяжело было тебе вынашивать нашего гиганта. Пять с половиной килограммов! Это тебе не шутка. А рожать такого, наверно, полная катастрофа?! Вероятно, я что-то не то говорю? А, Сара?!», – и он внимательно посмотрел в глаза своей жене. А Сара в свою очередь приложила указательный палец к его рту и шепотом сказала: «Мой дорогой! Тебя ничто не изменит! И не надо. Всегда и везде оставайся таким, какой ты у меня есть и будешь. Я очень тебя люблю! Наш сын при родах сделал мне очень больно! Поэтому главный врач меня не отпускает до полного излечения. Но я думаю, что уже завтра нас с сыном отпустят домой. Потому что я чувствую себя гораздо лучше. Любимый мой, пожалуйста, скажи, зачем сегодня ты побеспокоил рабая?» – и Сара ласково посмотрела на Мордехая.

Мордехай в свою очередь ответил: «Душа моя! Ты понимаешь?! На моей работе все узнали о том, что у нас родился сын. И вот! Хозяин нашей компании нашел время и позвал меня к себе в кабинет. Он поздравил меня с рождением сына и сказал, чтобы мы вовремя сделали нашему мальчику обрезание. Так как по нашим законам этот обряд обязательно нужно завершить до наступления девятого дня. Он при мне позвонил рабаю и попросил его об этой услуге. И вот! Я, конечно, согласился. Разве я мог отказать хозяину компании, в которой я работаю? Сейчас рабай ожидает в коридоре. Могу ли я его позвать?»

Сара тихим голосом произнесла: «Сердце мое! Разреши мне закончить кормление нашего великана. Наш мальчик нисколько не отказывается от двойной порции грудного молока. Мне еще понадобится двадцать минут. Хорошо?»

Мордехай кивнул головой в знак одобрения, а затем вышел в коридор, где его ожидал рабай Моше-Хаим. Рабай встретил вернувшегося Мордехая с приятной улыбкой и вопросительным взглядом. Мордехай отвечал: «Дорогой рабай! Я очень прошу вас простить меня и мою жену Сару! Но если вы не торопитесь, нам придется подождать еще каких-нибудь полчаса, потому что Сара кормит нашего мальчика. Ребе! Вы не можете себе представить, как прожорлив наш сын-великан! Все дети как дети, и им достаточно одной порции от своих матерей! А нашему двойную порцию подавай. Поэтому простите, пожалуйста, и мою жену, и нашего сына».

Рабай Моше-Хаим выслушал не перебивая, а когда Мордехай закончил говорить, ответил: «Вы очень воспитанный человек, Мордехай! И ваши родители, пусть они будут здоровы, не АШКЕНАЗЫ. Скорее всего, они из Азии или с Кавказа! Скажите, Мордехай! Я прав?»

На что Мордехай смущенно отвечал: «Конечно, вы правы, ребе! Мои родители из Грузии. Сейчас они, пусть им всегда будет хорошо, вместе с моими братьями и сестрами живут в Израиле».

Рабай поинтересовался: «В каком городе Израиля они живут? Если это не секрет, конечно!»

Мордехай еще более смутился, но ответил: «Мои родители! Пусть все болезни обойдут их стороной! На сегодняшний день они живут в Ашдоте вместе с двумя младшими дочерьми и тремя младшими сыновьями. Старшие мои два брата вместе с семьями живут в Иерусалиме. Еще три средние сестры, тоже замужние, кто в Хайфе, кто в Бейт-Лехеме. Только одну сестру мы потеряли. Она была и остается любима всеми нами. Вот только!.. Только!.. Мне и всем нам очень больно говорить о нашей Йегудит. Потому что эта глупая девчонка позволила себе познакомиться с арабом из Саудовской Аравии. И вот! Теперь живет там. Глупая! И вы представляете себе, ребе, наша красавица Йегудит приняла ислам. Ну кому из нашей семьи, тем более родителям, могло такое понравиться? А я встал на ее защиту и произошло то, что должно было произойти! Но вам, ребе, это, наверно, неинтересно? И зачем я об этом рассказываю? Открыл вам свою душевную боль, как маленький ребенок! Извините меня, пожалуйста, за мою откровенность. Наверное, я был не прав, когда встал на защиту своей любимой сестрички». Мордехай замолчал. Рабай Моше-Хаим с большим вниманием выслушав всю эту короткую и очень трогательную историю, посмотрел в сторону двери палаты, за которой находилась Сара с новорожденным мальчиком, и тихо произнес: «Мордехай! Может быть, вы проверите, ваша жена закончила кормление? Мы тут заболтались, а там, возможно, нас уже ожидают!»

«Да! Да! Конечно. А то я расслабился что-то! Извините меня, пожалуйста!» И Мордехай торопливо пошел к двери палаты № 13.

Рабай смотрел в сторону входящего в палату Мордехая, задумавшись над его семейной историей. Он размышлял: «Сказано в книге Когелет: /1/СЛОВА КОГЕЛЕТА, СЫНА ДАВИДА, ЦАРЯ В ИЕРУСАЛИМЕ. /2/ ТЩЕТНОСТЬ ИЗ ТЩЕТНОСТЕЙ, – СКАЗАЛ КОГЕЛЕТ, – ТЩЕТНОСТЬ ИЗ ТЩЕТНОСТЕЙ, ВСЕ ТЩЕТА! /3/ ЧТО ЗА ПРОК ЧЕЛОВЕКУ ОТ ВСЕГО ЕГО тяжкого ТРУДА, ради ЧЕГО ЕМУ ТРУДИТЬСЯ ПОД СОЛНЦЕМ? /4/ ПОКОЛЕНИЕ УХОДИТ И ПОКОЛЕНИЕ ПРИХОДИТ, А ЗЕМЛЯ ВЕЧНО СТОИТ; /5/ ЗАСИЯЛО СОЛНЦЕ И ЗАШЛО СОЛНЦЕ, И К СВОЕМУ МЕСТУ ОНО УСТРЕМЛЯЕТСЯ, ГДЕ ЗАСИЯЕТ СНОВА, /6/ ДВИЖЕТСЯ К ЮГУ И ПОВОРАЧИВАЕТ К СЕВЕРУ: ВРАЩАЕТСЯ, ВРАЩАЕТСЯ, ДВИЖЕТ им ДУХ, И НА пути ВРАЩЕНИЯ СВОЕГО ВОЗВРАЩАЕТСЯ ДУХ; /7/ ВСЕ РЕКИ ТЕКУТ К МОРЮ, И МОРЕ НЕ ПЕРЕПОЛНЯЕТСЯ: К МЕСТУ, откуда РЕКИ ТЕКУТ, ТУДА ОНИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ, ЧТОБЫ снова ТЕЧЬ…/8/ ВСЕ СЛОВА – ИЗНУРИТЕЛЬНЫЙ ТРУД: НЕ СМОЖЕТ НИКТО ПРОГОВОРИТЬ их все, НЕ НАСЫТИТСЯ ГЛАЗ тем, что ОН ВИДИТ, И НЕ ПЕРЕПОЛНИТСЯ УХО тем, что ОНО СЛЫШИТ. /9/ ЧТО БЫЛО – это ТО, ЧТО БУДЕТ, И ЧТО ПРОИЗОШЛО – это ТО, ЧТО ПРОИЗОЙДЕТ, И НЕТ НИЧЕГО НОВОГО ПОД СОЛНЦЕМ: /10/ ЕСТЬ ЯВЛЕНИЕ, о котором СКАЖЕТ кто-то: «ПОСМОТРИ-КА НА ЭТО: ОНО НОВОЕ!» – УЖЕ БЫЛО ИЗВЕЧНО то, ЧТО БЫЛО ДО НАС, /11/ НЕ осталось ПАМЯТИ О самых ПЕРВЫХ, И ТАКЖЕ О самых ПОСЛЕДНИХ, ЧТО БУДУТ, НЕ ОСТАНЕТСЯ О НИХ ПАМЯТИ У тех, КОТОРЫЕ БУДУТ ПОТОМ. Благословен тот, кто уповает на Господа Бога Живого. И плохо тому, кто не желает с НИМ сблизиться!»

Дверь палаты № 13 приоткрылась, и Мордехай, посмотрев на рабая Моше-Хаима, негромко и доброжелательно пригласил: «Ребе! Теперь можно войти. Извините еще раз за столь долгое ожидание!» Муж Сары вышел в коридор и, придерживая дверь, пропустил рабая в палату.

= 6 =

Рабай вошел с доброжелательным выражением лица. Его проницательный взгляд остановился на мальчике, уснувшем в своей высокой кроватке. Молниеносная мысль возникла сама по себе: «У ребенка не младенческое выражение лица. В нем читается само совершенство! Кто ты?» – невзначай спросил рабай Моше-Хаим, обращая свой вопрос к сыну Сары и Мордехая! И в его разуме прозвучал никому не слышимый ответ: «А кто ты?»

В этом очень теплом помещении рабай ощутил пронизывающий холодный пот в области спины. Он продолжил свое мысленное обращение к тому, на ком остановился его взгляд: «Ты рожден или явлен?»

«Кто тебя позвал, у того и спрашивай», – вновь прозвучало в мыслях рабая. И тогда Моше-Хаим взглянул на жену Мордехая! Он сказал: «Здравствуйте, Сара! Вы можете мне назвать имена ваших родителей?»

«Моего отца звали Давид, а мою маму звали Малка», – ответила Сара.

Моше-Хаим задал еще вопрос: «В чем причина, что вы, Сара, говорите о своих родителях в прошедшем времени?»

«Потому что!.. Потому что!.. – и ее голос стал утихать самопроизвольно, а на глазах выступили крупные тихие слезы. – Они ушли из жизни в один и тот же миг. На трассе Киев-Москва. Пять лет тому назад. Погибли в автокатастрофе. Водитель грузовика дальних рейсов потерял управление и врезался в автомашину моего отца. Мой отец не смог уйти от лобового удара, потому что дорога была скользкой после дождя. Извините меня, уважаемый ребе, но мне очень тяжело об этом рассказывать».

«Да! Да! Конечно! Это вы, госпожа Сара, извините мне мою назойливость! Ведь мне нужно было догадаться самому. Простите и разрешите мне, пожалуйста, осмотреть вашего сына! Или ваш мальчик готов через три дня к Брит-Мила?» – после чего рабай подошел к кроватке, в которой нежно посапывал малыш-великан. Он начал распеленовывать мальчика.

И вновь в мыслях Моше-Хаима внезапно возник знакомый голос: «Прежде, чем открыть мою наготу, тебе следует вымыть вспотевшие руки. И снять с себя нервозность. Иначе прямое можно легко искривить».

Как и в первый раз, холодный пот прокатился по всей спине рабая. Он остановил свои действия и спросил у медсестры, стоявшей рядом с Сарой, где можно помыть руки. Тетя Маша указала на дверь за его спиной. Рабай вошел туда и, подойдя к умывальнику, три раза вымыл свои руки с мылом. Затем насухо вытерев каждый палец, вернулся и продолжил снимать пеленки и подгузник с мальчика.

Малыш открыл глаза и очень близко перед собой увидел незнакомое бородатое лицо с искрящимися темными глазами. Незнакомец улыбался, но их взгляды не пересекались, потому что тот был занят осмотром нижней части тела у мальчика. До этого момента ребенок никогда не смотрел вниз. И только теперь ему довелось обратить внимание на то, чего ранее он не замечал. Вопрос возник сам по себе: «Что это за отросток между моих ног?»

Его вопрос был услышан Моше-Хаимом. И тот отвечал, но уже вслух: «Так это ты разговариваешь со мною в мыслях моих?! Тебе хочется знать, что это такое? Это – мужское достоинство». Все с вниманием смотрели на рабая и с еще большим вниманием прислушивались к сказанному. Рабай уловил их сосредоточенное внимание и продолжил начатый разговор с новорожденным мальчиком, но только не вслух, а в своих мыслях: «Ты не такой, как те дети, которых я видел до тебя! Я не стану спрашивать у тебя, кто научил тебя мысленному общению?! Но для меня! А я учитель. Обучаю детей и взрослых людей священному писанию. Только интереса ради хочется понять не тебя, потому что с тобой отдельный разговор, а себя!» – «Ты разумен, но мудрость от Всевышнего! Тебе, как и никому, не ведомо о будущности. Знаешь ли ты, что дома тебя ожидает радость?» – «Нет! Не знаю». – «Сколько земных лет ты занимаешься обучением других, подобных тебе?» – спросил малыш.

«Уже более двадцати лет. Многие из моих учеников стали мудрецами и учителями. Но полного удовлетворения я не испытываю. Возможно, что-то я делаю не так!» – отреагировал рабай на заданный вопрос.

«Над твоей головой поставлена корона, но она не излучает света Торы. Скажи. Или ты берешь материальную плату от родителей всех детей, которых обучаешь священному писанию?» – вновь прозвучал вопрос в мыслях рабая.

И он отвечал: «Да! Но разве обучение без материальной оплаты совершенно?»

«А разве ПРЕСВЯТОЙ ГОСПОДЬ БОГ, ВСЕСИЛЬНЫЙ мой, востребовал материальную плату за СВЯЩЕННУЮ ТОРУ СВОЮ?» – и на этом вопросе их беседа закончилась.

После недолгого осмотра новорожденного мальчика Моше-Хаим обратился к Мордехаю и сказал: «Позвольте заметить, господин Мордехай! Вы позвали меня осмотреть вашего сына и подтвердить, что он здоров и готов к Брит-Мила через три дня?! Таки я хочу вас обрадовать! Мальчик абсолютно и совершенно здоров для этого обязательного обряда. Но обрезание ему не понадобится».

«Позвольте объясниться, ребе! Мы не знаем, как вас понимать. Да! Я и моя жена Сара не религиозные, но мы евреи. Именно поэтому хозяин компании, в которой я имею честь работать, посоветовал мне вас, как знающего многие тонкости истины священного писания!» – занервничал всегда спокойный Мордехай. На что р. Моше-Хаим, спокойно отвечал: «Вы, Мордехай, умный и скромный человек. Мне ни в коей мере не хотелось нанести вам какую-либо обиду. Сообщу вам, дорогие Мордехай и госпожа Сара, только одно! Ваш сын пришел в этот мир обрезанным по всем законам нашей Святой ТОРЫ».

Мордехай задал вопрос: «Уважаемый ребе! А насколько это возможно?»

И рабай ответил со всем уважением к этим людям: «Вообще-то такая возможность была предоставлена роду Аарона-когена из колена Левитов. Поэтому даже сегодня, но, правда, очень редко, такое происходит. Мордехай! Я очень извиняюсь! Но вы могли бы ответить на вопрос о том, имеют ли ваши родители какое-либо отношение к колену Левитов?!» – р. Моше-Хаим в упор посмотрел на Мордехая.

Тот немного смутился, но ответил достаточно правдиво и полно: «Моего отца зовут Михаилом. Имя моей мамы Рахель. С моего рождения, насколько я себя помню, никто из них никогда не рассказывал о том, к какому роду или к какому колену мы относимся. Поэтому я думаю, что мы считаемся евреями из общего народа Израиля». Мордехай посмотрел в сторону Сары и спросил: «Любимая моя! Ты уверенна, что этот мальчик – наш сын?»

Теперь Сара забеспокоилась и, встав с кровати, перевернула малыша на живот. Она взглянула на спину ребенка, а затем вернула его в прежнее положение. Укоризненно посмотрела на своего мужа и улыбаясь произнесла: «Мой дорогой! Ты у меня, без сомнения, очень сильный и выносливый в своем ремесле! Но глаза следует открывать с самого начала. Поэтому я горжусь тем, что этот мальчик наш с тобою сын. И никто! И никогда! Не переубедит меня в этой истине».

Мордехай, не отрывая глаз от своей жены, переспросил: «Что это значит?»

«Это значит, что у нашего сына-великана и у тебя, мой скромный и застенчивый муж, в одном и том же месте несмываемая метка. О которой знаю я и, возможно, твоя мама, пусть она будет здорова до ста двадцати лет», – улыбаясь, проговорила Сара.

«То есть?!» – сконфуженно обратился отец младенца к Саре.

Щеки мамы малыша покрылись ярким румянцем, и она не переставая улыбаться, ответила: «Любимый мой! Как у тебя, так и у нашего сына между лопатками, посередине спины, одинаковое количество маленьких родимых пятен. И если присмотреться, тогда создается впечатление, что зажжен маленький огонек».

К ребенку подошел Мордехай и поступил с ним так же, как до этого его жена Сара. А затем, еще более засмущавшись рабая и стоявшую тут же медсестру, тетю Машу, Мордехай многозначительно произнес: «Да-а-а!..»

«Да! Да!» – уже не сдерживая своего откровенного смеха, сказала Сара.

Рабай молча смотрел на происходящее, а когда родители мальчика переводили дух от разговора, тогда и он внес свое высказывание: «Мазел Тов! И на завтра, с вашего разрешения, я назначу встречу с хахамом (мудрец) Ароном, который должен убедиться в моей правоте. Потому что именно он Гомель (обученный по законам ТОРЫ человек, приводящий в исполнение обряд Брит-Мила), и ему предстоит соблюсти этот ритуал по всей строгости закона ТОРЫ».

Все с большим вниманием посмотрели на рабая. Мордехай в особенности, потому что после этого он произнес: «Уважаемый ребе! Извините мне мою настойчивость! Но не вы ли сказали, что наш мальчик обрезан. А если это так, тогда для чего нужна Брит-Мила?!»

Рабай нисколько не смутился от заданного вопроса. Скорее, наоборот! Он приободрился и отвечал спокойным голосом учителя: «Господин Мордехай! Вы абсолютно правы, что задали мне такой вопрос. И это хорошо! Потому что по нашим законам только во время Брит-Мила мальчику присваивается имя. Ваш сын получит много благословений: от родственников, от друзей, от совершенно незнакомых людей, от Гомеля, от меня и от вас самого. Вы, Мордехай, получите благословение. Ваша жена и вся ваша мишпаха (все входящие в родословие мужа и жены) приобретут благословения. Благословение получит Сандак (человек, у которого во время Брит-Мила находится на руках младенец). Все находящиеся во время ритуала Брит-Мила также получают благословение. Вы, Мордехай, заметьте, какое количество людей приобретут благословения, которые произносятся исключительно на Брит-Мила. Сколько душевных факелов возгорятся при помощи этих благословений! Разве кому-нибудь из нас может прийти мысль отказаться от всего этого?! Я надеюсь, что нет таких среди нас! А раз так, тогда к приготовлению этой мицвот следует приступить немедленно. Вы согласны с моими доводами, Мордехай?» – и р. Моше-Хаим в упор посмотрел на отца новорожденного мальчика.

Мордехай стоял и качал головой ничего не отрицая, но и не отвечая на сказанное. Все понимали, что он находится в некотором замешательстве.

И тогда рабай добавил: «Раз все согласны, я предлагаю испытать вашего сына. Пусть он сам выберет путь, по которому он уже направлен».

На этот раз муж Сары не выдержал и его понесло: «Знаете, дорогой ребе! Я, конечно, во многом с вами соглашусь, но только не в этом случае. Испытание детей возможно, но, вероятно, после того, когда ребенок начнет ходить! А какому испытанию можно подвергнуть четырехдневного младенца, если кроме материнской цицки ему ничего не известно! И потом! Даже это он видит или чувствует только тогда, когда имеет желание насыщения материнским молоком. И еще…»

Сара взяла мужа за руку и со всей женской силой сжала его ладонь. Мордехай не ожидал и абсолютно не был готов к такому повороту. Он посмотрел сначала на Сару, но заметив, что она отвела взгляд, проводил взглядом взор своей жены, и… Вот то, что увидели все находящиеся в этот момент в палате…

= 7 =

В этот короткий жизненный миг солнце в небесах стояло на своей высшей отметке. Оно было жарким, а лучи его очень яркими. Однако никаким образом они не могли проникнуть в это время в палату № 13. Потому что окна палаты выходили во двор больницы, затененный от дневного света специальным навесом. Но каким-то непонятным образом в окно проник сильный светлый луч. И этот самый луч освещал сына Мордехая и Сары, и ни к кому более он не касался.

Все тело мальчика, и особенно лицо и волосы, источали необычное свечение. Его кудри приобрели оттенок чистого золота. Небесно-голубые глаза отбрасывали волны радужного цвета. Ребенок сиял загадочной улыбкой. Пеленки приняли цвет белизны горного снега и от появившегося легкого ветерка они приподнялись и колыхались над детской кроваткой. Тайна абсолютной тишины посетила палату № 13 родильного отделения. Все испытывали внутреннюю радость. Болезни находящихся здесь людей вырывались из их тел и пропадали в щелях потолка, стен и полов. Малыш смотрел поверх всех голов и из его рта выходил тихий смех. Что видели его небесно-голубые глаза? Что слышали его немного оттопыренные уши? Об этом можно только догадываться! Но любой жизненный миг или момент имеет свое определенное время. Так и здесь! Луч света постепенно тускнел, и вскоре все приобрело обычные регулярные оттенки и цвета. Душа каждого из присутствующих очистилась от темных пятен. Легкость, веселость и молодость – вот что вернулось к этим людям.

Сара любовалась красотой своего младенца! Мордехай наслаждался достоинствами своего сына. Р. Моше-Хаим осмысливал происшедшее, и у него зарождалось предчувствие многовекового ожидания того, кто должен прийти в мир для осуществления планов Пресвятого и Превечного Благословенного, который БЫЛ, ЕСТЬ и БУДЕТ от века до века и после скончания времен не изменится.

Медсестра тетя Маша посмотрела в зеркальце, которое достала из кармана, и увидела себя помолодевшей на тридцать лет и подумала: «Теперь кто меня увидит, не узнает совсем. А как детям моим объяснить, что было чудо, и я поэтому помолодела?! Да и всему персоналу что я теперь скажу? О, Господи! Чудо-то какое! Чудо, да и только», – и она поторопилась к младенцу, но р. Моше-Хаим остановил ее пыл, потому что понял ее намерения. Он просто встал на ее дороге и вдобавок взяв за руку Мордехая, придвинул его к себе. А затем сказал: «Вы, дорогая, меня извините! Но пусть уже его мать за ним поухаживает. А вы сильно изменились, помолодели. Будет лучше для всех, если вы, любезная, постараетесь умолчать обо всем, что здесь видели. Потому что как только ваш рот пожелает рассказать о том, что вы здесь испытали, тогда вся ваша вернувшаяся молодость испарится так же, как она к вам прилипла вновь. Подумайте над тем, что ваши уши услышали. И тем более над тем, что увидели ваши глаза. Надеюсь, вам не следует повторять дважды?»

Рабай прекрасно понимал, что может произойти, если медсестра, выйдя за дверь, начнет рассказывать об этом каждому, кого она знает и кого не знает.

Тетя Маша внимательно слушала рабая. А затем умолительно посмотрела на Сару и Мордехая и сказала: «Дорогие мои! Разрешите мне хотя бы до кроватки ЕГО дотронуться. Прошу вас! Потому что, возможно, мы никогда больше не увидимся. Или, если вам не жалко, подарите мне ЕГО подгузник. Ведь вы наверняка его выбросите, а я эту вещь сохраню. Я надеюсь, что мои глаза теперь увидят не только моих внуков!»

Р. Моше-Хаим вновь обратился к медсестре: «Вы умная женщина, Мария! Но все, о чем вы просите, останется с ребенком и с его родителями. Потому что мальчик и все его вещи освятились. Только вы об этом умалчиваете. Вы растрогаете сердце Сары, и она, конечно же, не откажет вам в столь незначительной просьбе. Мало того! Всякую вещь, которую вы можете взять от этого малыша, вы обязательно используете ради своей выгоды. И не пытайтесь доказать нам, что это не так? – он посмотрел в сторону Сары и продолжал, но уже более мягким голосом: – Госпожа Сара! Примите, пожалуйста, мой совет. Никому и ни под каким-либо предлогом не позволяйте тронуть что-либо из вещей вашего сына. Позовите вашего доктора для осмотра и после его удовлетворительного ответа, в чем я нисколько не сомневаюсь, соберите все вещи вашего сына, переоденьтесь и немедленно отправляйтесь домой. В отношении транспорта не беспокойтесь! Потому что об этом позаботится ваш покорный слуга, то есть я». Затем рабай обратился к Мордехаю и сказал: «Вам, Мордехай, следует позвать доктора, чтобы он подтвердил удовлетворительное состояние вашей жены. Я человек посторонний, и меня не станет слушать никакой доктор. Действуйте, Мордехай! Я пойду с вами, потому что мне следует сделать пару телефонных звонков». И рабай вместе с Мордехаем вышли из палаты № 13.

= 8 =

Рука медсестры, медленно поднимаясь, тянулась к кроватке младенца.

Сара о чем-то задумалась и прикрыла глаза, поэтому не могла заметить намеренных действий тети Маши. Никто не знает, что могло бы произойти, если бы медсестра Мария позволила себе совершить то, о чем она размышляла. Но в тот момент, когда ее рука уже почти дотянулась до спинки кроватки мальчика, произошло следующее. «Под твоими ногами лежит змея», – услышала медсестра внутри своего разума и замерла на месте, посмотрев вниз.

Прямо из-под ее ног, шипя и потрясая раздвоенным языком, плавно изгибаясь, поднималась с пола больших размеров очковая кобра. Ее черные глаза остекленели и не моргая пронизывали Марию насквозь. Но никто, кроме медсестры, не видел наводящую страх кобру.

Мария боялась шелохнуться и продолжала слушать чье-то обращение к ней.

Голос, бархатный и очень спокойный, говорил: «Словами трудно остановить человека, если тот упрям и у него неискренние намерения. Если тебе не нравится твое душевное очищение и телесное омоложение, тогда пусть все твое прошлое вернется на свое место. А если у тебя появится желание вернуть приобретенное вновь, тогда положи взор своих глаз на слова Священного Писания. Потому что, отныне только там ты найдешь свое душевное успокоение и только оттуда сможешь вернуть потерянное приобретение. А теперь ступай, потому что в памяти твоей все перемешалось».

Голос исчез, и медсестра тетя Маша отошла от кроватки младенца. В ее памяти стерлось все, что недавно произошло в палате № 13. Она так же, как и прежде, занялась своими обязанностями.

Через некоторое время в палату № 13 вошел лечащий доктор Сары. Небольшого роста, с толстыми очками на широком носу, немного полноватый мужчина средних лет, с не сходящей с лица улыбкой, остановился и, посмотрев на Сару, спросил: «Как себя чувствует госпожа Сара? Вы считаете, что вам пора домой? Или все-таки решитесь задержаться на пару деньков? Так сказать, для полного выздоровления?» – он замолчал в ожидании ответа, который последовал незамедлительно.

Сара отвечала: «Дорогой доктор! Я премного вам благодарна за все, что вы сделали. Огромное вам спасибо за меня, за моего сына и за всех женщин, которые с вашей помощью освобождались и будут еще освобождаться от тяжелой беременности с такой легкостью, благодаря вашим сильным рукам. А теперь немного о моем здоровье! Да, я думаю, что мне не стоит более оставаться в больнице. Поскольку чувствую себя абсолютно здоровой и, можно сказать, помолодевшей. Вы убедитесь в этом сами, когда проверите состояние наложенных вами швов».

Доктор прикрыл висящую занавеску и сказал: «Как раз это, так сказать, сейчас я и проверю».

И он приступил к послеоперационной проверке, надев медицинские резиновые перчатки, с мастерством лучшего гинеколога этого большого города. Он проверил один раз, затем другой, а потом и третий. На секунду остановился и призадумался, а после этого короткого перерыва высказал в недоумении: «Этого просто не может быть. Этого абсолютно не может быть. Так сказать, такого в моей практике еще никогда не было. Это я могу сказать определенно».

И он, забыв о том, что на его руках одноразовые медицинские перчатки, почесал затылок начавшей лысеть головы.

Сара посмотрела на доктора и с волнением в голосе спросила: «Доктор, что с вами? Все ли со мной в порядке? Скажите мне правду, доктор, пожалуйста! Да на вас лица нет».

Гинеколог, главный врач родильного отделения Марк Захарович, действительно изменился в лице. Его традиционная улыбка пропала. Теперь его лицо было серьезным и выражало задумчивость. Его губы шептали: «Не может быть. Этого не может быть. Я в своем уме. Я очень хорошо помню, что этой роженице собственноручно зашивал рваную двухстороннюю рану после принятия младенца, который весил пять с половиной килограммов. Кесарево сечение делать было поздно, так как голова плода находилась на выходе из вывернутого влагалища. Восемнадцать швов. Абсолютно точно, восемнадцать швов. И в медицинском журнале, и в личном деле роженицы записано это число. Если, так сказать, это действительно верно, тогда где эти швы и где узлы нити! Еще раз проверить. Да! Еще раз и при свете на стуле в операционном кабинете». Доктор вспомнил, что он не один, а затем обратясь к Саре, сказал: «Госпожа Сара, с вашего разрешения, я осмотрю вас в операционной. Потому что мне необходимо прямолинейное освещение. И с вашего разрешения, так сказать, прошу вас, чтобы при этом дополнительном осмотре присутствовали мои помощники – профессор медицины, второй гинеколог Левитский, профессор микрохирургии Кац, доктор медицинских наук Галустян, зав. детским отделением врач-педиатр Ицкевич. Нам необходимо запротоколировать этот неординарный случай. Вас сейчас отвезут в операционный кабинет для повторного осмотра. Без нашего дополнительного осмотра, госпожа Сара, так сказать, домой вас не отпустят».

Сара испуганно смотрела на доктора. Она сказала тихим, но довольно твердым голосом: «Я согласна, но мой сын будет со мной. С моим малышом я не расстанусь ни на одну минуту. Все вещи я возьму с собой, потому что верю в мое полное выздоровление и в то, что после дополнительного осмотра вы разрешите нам покинуть больницу».

Марк Захарович нисколько не сопротивлялся и, согласившись, вышел из палаты № 13. Придя к себе в кабинет, он вызвал всех вышеназванных докторов. И когда они собрались, он объяснил им сложившуюся ситуацию.

Тем временем, пока в кабинете главного врача родильного отделения велась подготовительная беседа, Сару и ее сына перевозили в операционную. В коридоре стоял Мордехай и увидев, что его жену и сына куда-то переводят, заволновался. Он подошел к сопровождающим и преградил их путь. Сара поспешила его успокоить: «Любимый мой! Тебе не стоит так волноваться. Меня должны дополнительно осмотреть светилы этой больницы. Это займет не больше получаса. Ожидай нас здесь. Нашего малыша я взяла, чтобы не быть совсем одной. Да и сердцу моему будет спокойнее. А теперь, моя гора и опора, пропусти, пожалуйста, санитаров, которые сопровождают меня в операционную комнату».

И Мордехай отодвинулся, но спросил: «А зачем в операционную? Разве в палате мало места для дополнительного осмотра?»

«Нет, мой дорогой! Там вполне достаточно места, но совсем недостаточно освещения, поэтому доктор желает осмотреть меня в операционной».

Сара проводила полным любви взглядом Мордехая, и скоро ее и младенца доставили в операционную комнату.

= 9 =

Марк Захарович и ведущие доктора, непосредственные помощники главного врача этой больницы, с нетерпением ожидали Сару. Их лица были закрыты белыми масками, но глаза говорили за каждого из них.

Сара расположилась в гинекологическом кресле и, не обращая внимания на врачей, направила свое внимание на малыша-великана, то есть на своего сына. Ее глаза светились материнской любовью. Сердце наполнялось радостью от мыслей о нем. Только сейчас Сара осознала, что она стала матерью родившегося человека.

Ассистент Марка Захаровича, доктор Левитский, наступил ногой на станок, и кресло приняло лежачее положение. Осмотр начался. Каждому из присутствующих здесь врачей была предоставлена возможность для окончательного заключения о состоянии здоровья пациентки родильного отделения, Сары. Все пятеро светил медицины очень серьезно отнеслись к результатам дополнительного осмотра. Плюс ко всему, доктор Ицкевич поставила электронные датчики на определенные точки и подключила их к четырем различным мониторам, и все они показывали, что организм Сары не просто в удовлетворительном состоянии, а в свете окончательных ответов заслуживает оценку абсолютный перфект.

Профессор микрохирургии доктор Кац, посмотрев в сторону Сары, спросила: «Госпожа Сара, вы можете объяснить нам, что произошло с вами после того, как вы родили вашего богатыря? Всем нам будет очень интересно послушать о том, к примеру, как вы освободились от восемнадцати швов, которые вам наложили после ваших родов? Кто помог вам в этом? Только, пожалуйста, прошу вас от всего сердца, постарайтесь рассказать правду! И не говорите нам, что эти послеоперационные швы вы сняли сами без чьей-либо помощи. Договорились?»

«Несомненно, да! Врать меня жизнь не научила. Но прежде мне хотелось бы узнать, что со мной все в порядке. Ведь не праздности ради Марк Захарович назначил дополнительный осмотр? Поэтому я хочу услышать правду первой ото всех вас», – и Сара внимательно посмотрела в глаза профессора.

«Госпожа Сара! Вы не просто здоровы! Вы абсолютно здоровы. Именно этот диагноз в первую очередь заинтересовал Марка Захаровича, а теперь подтверждение такого медецинского заключения заинтересовало и всех нас. Так вы объясните нам причину вашего чудного выздоровления?» – произнесла доктор Кац и подошла ближе, чтобы не пропустить ни одного слова.

Сара, в свою очередь, узнав о своем выздоровлении, повеселела. Подвинула к себе высокую кроватку, где спокойно спал ее сын. А затем начала тихо смеяться, чтобы не потревожить младенца-великана. Ни один из докторов не посмел остановить ее душевную радость. Скоро смех прошел, и Сара, осмотрев всех врачей, переспросила: «Извините меня, пожалуйста! Просто так выглядит мое успокоение от дурных мыслей. Простите еще раз! А теперь могу ли я привести себя в порядок? Так как находясь в гинекологическом кресле, не совсем прилично разговаривать в такой позе. Надеюсь, что вам, уважаемые светила медицинского общества, это по-человечески понятно?» – и Сара привстала на локтях, дав понять, что осмотр закончился.

Врач-гинеколог Левитский вновь наступил на станок, и кресло приняло сидячее положение. Сара ступила на пол и подошла к сыну. Взяв свою одежду, она зашла на минутку в предоперационную комнату и переоделась. Затем вернулась, и взяв на руки своего сына со всеми его вещами, обратилась к главному доктору – Марку Захаровичу: «Многоуважаемый Марк Захарович! Я очень признательна вам за ваше внимание ко мне и за все, что вы для меня сделали. За все! За все! Огромное вам спасибо. Я ни под каким предлогом не хотела и не хочу вас обидеть. Но если вас и ваших сотрудников очень интересует мое выздоровление, тогда посмотрите вверх, затем вниз, потом взгляните налево и направо, обернитесь назад и очень внимательно направьте свой взгляд вперед, и только после всего этого сомкните глаза у переносицы, зажмите их пальцами. Перед вами появится Тот, Кто помог мне избавиться от всех болезней».

Никого из врачей и докторов такой ответ не удовлетворил. Доктор медицинских наук Галустян впервые обратился к Саре: «Позвольте, дорогая! Но вы должны нас понять. Такого случая, как у вас, в медицинской практике еще не наблюдалось. На вашем эпизоде можно было бы защитить докторскую диссертацию, если бы вы, конечно, согласились посодействовать в этом кому-нибудь из находящихся здесь врачей и профессоров медицины. Ваш ответ напоминает утренний туман, который является после продолжительного дождя. Сам туман ощутим, но если вытянуть вперед руки, тогда они могут стать невидимыми из-за плотности тумана. Вы предлагаете нам в безлунную темную ночь войти в темную комнату и найти в ней черную кошку, которая стоит спиной к нашему взору. Не кажется ли вам, дорогая Сара, что ваш ответ заводит в тупиковое состояние любого, кто мог бы вас услышать? И если это так, тогда зачем вы ходите вокруг и около прямолинейного ответа на заданный вам вопрос? Мы уже давно не первоклассники, чтобы таким образом водить нас за нос! Да и вы, дорогая Сара, не совсем из простой семьи! Я очень хорошо знал вашего отца. При разговоре ваш отец никогда не темнил. Наоборот, он старался темное повернуть и украсить светом своего добропорядочного сердца. Так почему же вам не хватает смелости осветить темную комнату, чтобы легче стало найти черного кота, и быстрее найти выход из нее», – доктор Галустян остановил свое красноречие, чтобы перевести дух. А затем посмотрел на всех присутствующих, чтобы убедиться в удовлетворении своих высказываний, и продолжил: «Всем нам интересен только один факт. Но этот факт должен быть реальным, а не пространным. Факт вашего абсолютного выздоровления в столь короткое время! Мы все будем очень признательны вам в вашем откровении».

Сара смущенным взглядом окинула доктора Галустяна, но все-таки нашлась, что ответить: «Уважаемый доктор! Я, к моему сожалению, не могу вас вспомнить. Вы говорите, что были знакомы с моим отцом! Правда ли это? Я не знаю, но в жизни возможно многое! Если это правда, что вы знали моего покойного отца, тогда вам, как доктору медицинских наук, будет совсем нетрудно вспомнить об одном недостатке моего любимого папы! Так каким пороком он был наделен?» – в глазах Сары сверкнул испепеляющий огонь недоверия, и она пристально взглянула в глаза доктора Галустяна. Он не ожидал такого нападения, поэтому растерялся и не находил слов, чтобы ответить. Время быстро полетело вперед, все смотрели на доктора медицинских наук в ожидании правильного ответа, потому что от его правды зависело очень многое. В его голове завертелись догадки и предположения, но ничего разумного не находилось, потому что у любого человека существуют недостатки и все они абсолютно разные. Ему хотелось раствориться или провалиться сквозь землю от стыда за свою фантазию, которая подобна лжи.

Сложившуюся обстановку разрядил малыш, который проснулся и подал свой громкий и твердый голосок. Сара не стала дожидаться ответа, она повернулась и вышла из операционного кабинета. Как только ее ноги переступили порог предоперационной комнаты, младенец замолчал и снова уснул.

Сара посмотрела на сына и проговорила: «Спасибо тебе, сынок».

В коридоре ожидали взволнованный Мордехай и не показывающий свою нервозность спокойный р. Моше-Хаим. Так вчетвером они вышли из родильного отделения, а затем закрыли за собой двери больницы, в которой Сара стала матерью мальчика-великана. Он родился на земле светлым и обрезанным.