= 1 =

Р. Моше-Хаим возвращался домой пешком. Уже вечерело. Благо, что погода не была дождливой. Он шел, нагнув голову, и не смотрел по сторонам. Рабай был погружен в свои размышления: «Этот младенец затронул мою душу и взволновал мое сердце. В первый раз в жизни мне довелось беседовать с четырехдневным ребенком от роду. И что самое интересное, не на словах, а в мыслях. Он мне сказал, что над моей головой корона, которая не излучает Света ТОРЫ. Видимо, поэтому мой разум не может воспринять кабалистическую последовательность! Сколько раз говорил себе, не бери плату за обучение других людей и в особенности за обучение детей. Так нет, все равно рука открывается за шесть часов до наступления СУББОТЫ. Кесев (деньги), конечно, нужны, но ими следует правильно руководствоваться. Иначе наступает поклонение золотому идолу! В больших городах РОА (зло) превышает ТОВ (добро). Мне это известно более, чем простым людям. Работая адвокатом пятнадцать лет, я все больше и больше в этом убеждаюсь. Денежная ли эта работа? Несомненно, ДА. А если «ДА», тогда зачем взимать плату за обучение моих учников? Нужно обязательно объясниться с Естер. Жена всегда меня понимала и поддерживала мои начинания и окончания. Но и не это самое главное! Для меня сейчас важно понять: кто Он, пришедший в этот мир младенец?.. Время течет, словно река, которую нельзя остановить руками. А мыслью?? Нет! Сейчас я не имею права идти домой. Мне необходим совет! Немедленно! Немедленно к Арону. Он хахам (мудрец) и, возможно, что он не откажет мне в разъяснении некоторых нахлынувших вопросов. Если не он, тогда кто?! Если никто, тогда зачем?! Зачем Всесильный Израиля наградил этого грудного младенца познанием мысли другого человека? Если мальчик, которого я видел и слышал, является тем, кого наш народ ожидает в течение многих сотен лет, тогда для чего мне следует знать об этом из первого источника? Да!» – так размышляя, он не заметил, как открыл дверь своего дома. Рабай не заметил, как оказался в своем кабинете! И только после того, как его жена Естер позвала: «Моше! Ты уже дома? Я и твои две дочери закрутились, готовя ШУЛЬХАН АРУХ (праздничный стол), что не заметили твоего прихода! Может быть, ты спустишься и отобедаешь с нами? Ведь ты наверняка ничего не кушал! Пожалуйста, Моше! Мы тебя ждем с нетерпением», – и голос жены рабая затих.

Рабай продолжал размышлять: «Как назван период, предворяющий строительство Третьего Храма? Наши мудрецы называли это «ХАВЛИ МОШИАХ» – период родовых мук (перед приходом) Мошиаха. Что младенец говорил о радости, которая ожидает меня в моем доме?! Только Всесильный властен над будущим, и эту власть Он передаст только одному – тому, кого мы признаем по деяниям его и по словам его, взятых им из огня, ветра и воды по воле Пресвятого, Господа Бога, Творца всего мироздания. Кто он, рожденный обрезанным во время Пасхальной Агады? Что и кто стоит за ним? Радость! Так где же та радость, которая меня ожидала дома? Что ведомо тебе?»

Но в этот миг р. Моше-Хаим увидел на пороге своего кабинета сияющую Естер. Его жена вошла и села в кресло напротив своего мужа.

«Дорогой, что заставляет тебя находиться в одиночестве? Наши дочери приготовили прекрасный обед, но время уже к вечеру», – Естер обходительно обратилась к мужу.

«И ты, мой верный спутник жизни, им не помогала?» – тонко спросил рабай у ребицин и внимательно взглянул на жену.

«Дорогой мой друг! Представь себе, что мои руки не прикасались сегодня к приготовлению трапезы», – сказала Естер.

«Ну конечно! И сейчас мои уши должны услышать, что моя любимая Естер вообще не была дома и пришла недавно!» – произнес рабай.

«Да, мой любезный! Ты абсолютно прав в том, что должны услышать твои уши. Потому что мне пришлось навестить сегодня врача», – спокойным голосом сказала Естер, и ее глаза загорелись странным огнем.

Рабай это заметил и спросил, но уже немного взволнованным голосом: «Что? Ты была у врача, и я об этом узнаю самым последним?»

«Но то, о чем я должна тебе сказать, ты узнаешь первым. Потому что об этом я ни с кем не говорила! – лицо ребицин сияло, а лицо р. Моше-Хаим почему-то не стало более благообразным. И Естер продолжила: Моше! Моше-Хаим! У нас будет сын, с помощью Всесильного, конечно».

Рабай от такой радостной новости подпрыгнул на стуле. Потом еще раз и еще! Затем важно вышел в центр своего кабинета и, взяв большими пальцами рук верхние карманчики своего безрукавного сюртучка, локтями начал делать движения вверх и вниз, вверх и вниз, а через несколько мгновений поднял вверх голову и прокричал: «КУ-КА-РЕКУ! КУ-КА-РЕ-КУ! КУ-КА-РЕ-КУ!» Подошел к Естер, и взяв ее за руки, с очень большой любовью и радостью в сердце сказал: «Радость моя ожидала меня в моем доме! Большая радость ожидала меня в моем доме! Безразмерная радость ожидала меня в моем доме! У Моше-Хаима родится сын. Естер! Я люблю тебя! Я люблю тебя! У нас родится сын».

Он на мгновение повернулся в сторону востока, в сторону Иерусалима, и тихо произнес: «Благословен Ты, Господь Бог, Всесильный Израиля, ибо Слава Твоя на устах детей Твоих, ибо Слава Твоя на крыльях крувов Твоих, ибо Слава Твоя в шелесте ангелов Твоих. На всех тринадцати подступах воспевают они о Тебе, ибо нет другого бога, кроме Тебя. Сына моего Тебе посвящу. Все, что ведомо мне о Тебе, ему передам. Он, мой сын, всегда пред Тобой в трепете пребывать станет. Возлюби его и не отходи от него. На все воля Твоя! Для всех слово Твое! Во всем рука Твоя! Ибо обрадовал сердце мое через двадцать лет после КЕДУШИН (свадьба) и нет предела радости моей. Не хватит слов, чтобы восхвалить Тебя и успокоить сердце свое в молитве перед Тобою. Вот я, Моше-Хаим, радуюсь по слову Твоему».

Естер смотрела на своего мужа и радовалась вместе с ним. Рабай успокоился, и ребицин спросила: «Дорогой мой друг! В твоем высказывании три раза с усилением было говорено о радости, которая ожидала тебя дома! Ты это предчувствовал или кто-то предупредил тебя о предстоящем известии?»

Рабай немного изменился в лице и с удивлением в голосе сказал: «Дорогая ребицин! Твоя интуиция всегда опережает то, о чем мне хотелось с тобой поделиться. Ты, как всегда, права. Действительно! О радости, ожидавшей меня в нашем доме, мне стало известно после полудня. Но я не придал этому никакого значения в тот момент. А теперь я обязан кое-что рассказать! Однако сейчас нам нужно пойти в гостиную. Наши дочки, видимо, заждались! Ведь они так постарались с приготовлением праздничного обеда. Мы не имеем права обидеть их девичьи сердца. Пойдем, дорогая. Пойдем, моя любимая Естер. Сегодня мне хочется выпить три бокала лучшего кошерного вина. Надеюсь, что ты не станешь противиться моему возгоревшемуся желанию?» И они, взявшись за руки, проследовали в гостиную, где их ожидали дочери.

= 2 =

В больнице, в которой разродилась сыном Сара, между Марком Захаровичем, его заместителями и ведущими врачами велась оживленная беседа. Всех волновал только один вопрос: «Каким образом пациентка родильного отделения Сара могла избавиться от восемнадцати швов и покинуть больницу абсолютно здоровой?»

Перед главврачом лежала медицинская карта Сары, в которой освещалась история всех ее болезней с момента, когда эта женщина впервые обратилась за медицинской помощью в гинекологическое отделение. Для него и для всех находящихся здесь врачей перечень ее прежних заболеваний не составлял особого интереса. Ничего необычного! Все, как у большинства населения планеты. Кто-то из присутствующих задал вопрос: «Извините, доктор! Скажите, а кто из медперсонала вел непосредственное наблюдение за выздоровлением этой роженицы?»

Марк Захарович отвечал: «Этим, так сказать, занимался лично я. Однако в первые три дня у нашей пациентки никаких признаков на столь скорое выздоровление не было. Скорее, так сказать, наоборот! Ее состояние не было удовлетворительным. Воспалительный процесс внешних и внутренних органов, по нашим подсчетам, мог продолжаться минимум три, а то и четыре дня. Медицинские препараты, которые были ей назначены, она принимала так же, как и все находящиеся на реабилитационном периоде. Всем вам, господа, очень хорошо известны эти медикаменты. Поэтому я не стану их перечислять. Но это не самое главное! Самое важное, так сказать, во всей этой истории то, что никакими лекарствами невозможно удалить швы, узлы которых связаны трижды. Для этого требуются опытные руки профессионального гинеколога или хирурга. Потому что женский орган отличается от всех остальных внешних и внутренних органов человеческого организма. И еще! Нельзя забывать, так сказать, что многие кольца зарастают по степени заживания рваной раны. Поэтому найти нить и порезать ее составляет немало времени и труда.

Насколько мне известно, госпожа Сара не покидала свою больничную койку на протяжении всего времени до выписки из больницы. Если да, тогда кто из врачей, кроме меня, навещал эту пациентку? И еще. В палате № 13 находилась другая роженица – Вера Гор…я. Пусть кто-нибудь приведет эту женщину сюда. Возможно, она может рассказать нам что-то интересное?» После того, как Марк Захарович закончил говорить, доктор Галустян поднялся и выйдя из кабинета, направился в палату № 13.

Кровать, где раньше находилась Сара, была прибрана и застелена новым комплектом постельного белья. За задернутой занавеской находилась другая роженица. Это и была Вера Гор…я.

Доктор Галустян постеснялся самолично открыть занавеску и откашлявшись, спросил: «Извините! Вы Вера Гор…я?» И оттуда послышался негромкий голосок: «Да! Это я». После чего доктор продолжил: «Простите! Могу ли я войти к вам? Я доктор Галустян, второй заместитель главврача. Марк Захарович и все остальные врачи нашей больницы желают задать вам пару вопросов. Благо, что вы не спите!» – и доктор медицинских наук Галустян открыл занавес и…

Его лицо застыло в удивлении. Через мгновение его рот проговорил: «Ты кто? А где Вера Гор…я?» И рука доктора потянула за шнур «срочного вызова». Он молчал. Через минуту вошла медсестра и, посмотрев на доктора и на сидящую на кровати девочку, спросила: «Доктор! Что здесь происходит? Где роженица Вера Гор…я?»

Он посмотрел на медсестру так, что та выпрямилась, словно солдат перед генералом. Его голос не говорил! Его голос звенел, как церковный колокол: «Это вы меня спрашиваете, что здесь происходит?? НЕ-Е-Е-ЕТ! Это я вас спрашиваю об этом. Немедленно вызвать весь медперсонал родильного отделения. Позовите сюда главврача. Немедленно! Немедленно!» – не только родильное отделение, но и вся больница услышала голосище доктора Галустяна.

Вот уже и Марк Захарович подходил к палате № 13, а оттуда не умолкая летел звонкий и нервный голос доктора медицинских наук. Главврач вошел в палату, переполненную людьми в белых халатах. Он понимал, что нервозность Галустяна остановить совсем нелегко, и, подойдя к нему вплотную, он взял его чуть выше локтя и… сильно сжал своей мощной рукой. Слова повисли в воздухе, и наступила тишина.

На кровати сидела перепуганная девочка лет пятнадцати. Марк Захарович сел на край больничной кровати и, посмотрев в глаза взрослой девочки, спросил: «Тебя как зовут? И как ты здесь оказалась?» Она сидела, накрывшись простыней, и смотрела большими карими глазами, моргая длинными черными ресницами. А затем открыла лицо и проговорила: «Я Вера Гор…я! И вы, доктор, лично принимали у меня роды три дня назад».

Такого оборота никто не ожидал.

Главный врач больницы, Марк Захарович, принимает роды только в экстренных случаях. Он сказал: «Если так, тогда скажи нам, кто помогал мне во время твоих родов? И, так сказать, какое имя у твоего ребенка?»

«Вас было пятеро. Вы, Марк Захарович, доктор Левитский, медсестра тетя Маша и медсестра Зинаида. Я родила девочку, четыре килограмма и сто восемьдесят семь грамм. Я назвала дочку Вероника, как бы мое продолжение. Вы, Марк Захарович, наложили мне одинадцать швов на мой разрыв при родах. Затем я оказалась здесь, в палате № 13. Вы еще сказали, что, мол, так сказать, все будет хорошо. А сегодня выписали Сару, мою соседку по палате и…»

Марк Захарович остановил говорящую девочку. Обернулся и попросил всех покинуть палату. Когда дверь закрылась за последним вышедшим из палаты, он обратился к ней уже совсем по-другому: «Вера! Вы, пожалуйста, извините моего заместителя, доктора Галустяна. Ему сильно досталось на собрании! Вот он и решил отыграться на медперсонале родильного отделения».

Главврач взял трубку телефона и набрал номер. Встал и подошел к двери. Гудки прекратились, а за этим послышался спокойный голос: «Я вас слушаю, Марк Захарович». Главный отвечал тоже уравновешенным голосом: «Доктор Левицкий, пожалуйста, зайдите в палату № 13. Я думаю, так сказать, у нас вызревает интересная картинка. Чудо продолжается».

Он закрыл телефон и открыл дверь. Увидев медсестру тетю Машу, главврач подозвал ее к себе, и та немедленно подошла, сказав: «Я вся во внимании, Марк Захарович». Он уступил дорогу, и медсестра прошла внутрь палаты № 13. Вслед за ней вошел доктор Левицкий, как всегда опрятный, в веселом расположении духа и с очаровывающей всех прохожих улыбкой.

«Тетя Маша, вы узнаете эту девочку?» – спросил главврач.

«Это же Верочка Гор…я. А зачем вы меня об этом спросили, Марк Захарович? Ведь вы сами определяете в эту палату самых тяжелых пациенток. Кому, как не вам лучше об этом знать?! И потом, она дочка моей соседки по площадке в доме, где я проживаю. Верочку Гор…ю я знаю еще с раннего детства! Такой озорницы, как она, у нас во всем доме никогда не было. Да вы сами убедитесь, когда посмотрите на ее коленку. Ей было лет восемь, когда она из-за своего упрямства упала с велосипеда и летела метров двадцать, и все кувырком, с горки вниз. Я, видимо, что-то не то говорю! О чем вы меня спросили?» – тетя Маша замолчала.

«Нет! Нет! Все в порядке», – главврач обернулся к Вере и спросил: «Вера, Вера Гор…я. Скажи, пожалуйста, сколько тебе лет?»

«Два месяца назад исполнилось двадцать шесть», – ответила она и покраснела от смущения.

«Доктор Левицкий, как вы думаете, эта девочка похожа на двадцатишестилетнюю дамочку?» – Марк Захарович посмотрел в сторону своего первого заместителя.

«Марк Захарович! Можно вас на минутку?!» И они оба отошли к двери.

Их короткая беседа не заняла и пяти минут. После чего главврач подошел к медсестре и что-то шепнул ей на ухо. Затем они ушли, а тетя Маша осталась в палате с Верой Гор…й.

Через некоторое время в палату № 13 вошли главный врач больницы Марк Захарович, ведущий гинеколог родильного отделения доктор Левицкий, доктор медицинских наук профессор Галустян и еще двое незнакомых в белых халатах. Эти двое без разговоров осмотрели Веру Гор…ю и, подойдя к главврачу, один из них сказал: «Мы забираем эту особу вместе с ее ребенком. Результаты исследований будут вам предоставлены в письменном виде. Если возникнут вопросы или новые информационные данные по этому факту, обращайтесь к директору нашего исследовательского института. И пожалуйста, в следующий раз постарайтесь не допускать ошибок, Марк Захарович!» – на этом их разговор был закончен. Незнакомец подошел к двери и подал сигнал, после чего в палату вошли еще двое незнакомых мужчин и женщина, которые были одеты в строгие костюмы. Это были подготовленные профессионалы.

Через десять минут палата № 13 была вычищена, высвечена и полностью продезинфицирована. Веру Гор…ю и ее новорожденную девочку увозили в неопределенном направлении, а вся команда ведущих докторов этой больницы провожала их в неопределенности.

= 3 =

Дом рабая Моше-Хаима переполнился радостью и счастьем.

Всем было весело, и никто не желал покидать застолье. Рабай пересказывал интересные притчи, и присутствующие с вниманием слушали. Лишь однажды старшая дочь Малка задала вопрос: «Папа, если можешь ответить, пожалуйста, ответь! Почему у истины тяжесть на языке, а у правдоподобной лжи – легкость не только на языке, но и в теле?»

«Доченька! Ты всегда отличаешься ото всех своими любопытными вопросами! Но если ты спрашиваешь, значит, стремишься получить ответ. И это очень правильно. Вот только легкость в теле у того, кто лжет, очень обманчива. У истины присутствует легкость, но не в теле, а в душе. Ложь языка легка, но очень жестока по отношению к мирозданию! Истина тяжела, однако от истины возрождается человеческая плоть, поэтому человек привязан к земле. Для всех сказано «НЕ ЛЖЕСВИДЕТЕЛЬСТВУЙ». В прошедшие времена к царю Соломону, сыну Давида, царя Иерусалима и всего народа Израиля, пришли рыбаки из города Хайфа. Они поймали, с помощью Всесильного, очень большую рыбу и принесли ее в Иерусалим ко дворцу царя Соломона. Рыба была жива и спокойно дышала. Рыбаков впустили во дворец, потому что у них присутствовал вопрос к мудрейшему из царей: «Возможно ли человеку изменить образ морской рыбы в человеческий?» На что царь Соломон ответил не кривя душой и сердцем своим: «Возможно. Если трое из человеков откроют сокровенную истину, которая спрятана от человеческих языков, глаз и ушей». Не отставали рыбаки от царя Соломона, наделенного Божественной мудростью. И тогда он сказал: «Если я и моя жена, и моя мать Бат Шева откроем вам сокровенное, тогда Всемогущий создаст из рыбы этой человека». Дворцовая площадь быстро наполнялась горожанами и прихожанами, потому что любопытными и любознательными полнится земля. Царь Соломон, его жена и его мать Бат Шева сели в свои царские кресла. Рыбаки положили перед ними эту большую рыбу на стол подношения. На площади стало тихо так, что любой шорох или шепот сразу становился слышен. Первой встала царица, жена царя Соломона. Она сказала: «Царь мой мудрый! Муж мой любимый! Ты знаешь, насколько цельна моя любовь к тебе. Да вот истина в том, что если входит во дворец незнакомый и знатный мужчина, тогда не нахожу силы, чтобы удержать свой оценивающий взгляд: «может быть, этот лучше? может быть, этот мудрее? может быть, этот моя судьба?», но не вижу даже равного тебе». Царица села в свое кресло, а у рыбы вместо хвостового плавника выросли человеческие ноги. Затем встала Бат Шева, мать царя Соломона. Она сказала: «Царь Соломон! Всегда мой маленький и материнским сердцем любимый сын! Ты мудрый царь, ради Божьей милости. Ты любим всем народом Израиля! Да вот истина моя в том, что истоптанные сандалии мужа моего Давида, царя Иерусалима, для меня дороже всего тебя, мой царь Соломон». Бат Шева вернулась к своему креслу, а у рыбы появились тело и руки. Теперь настала очередь самого царя Соломона, и он встал, стряхнул с себя пыль и сказал: «Любимая моя жена! Почитаемая мною моя мать Бат Шева! Ведомый мною народ Израиля! Мое сердце любит всех вас искренней и чистой любовью. Все, что сделано мною для вас, благодаря великой помощи Всесильного нашего, все благословенно. Все есть у меня! Да вот истина моя в том, что каждому входящему в двери дома моего смотрю в руки его и думаю о том, что приготовлено пришедшим мне в подарок, и насколько этот подарок ценен?!» Царь Соломон продолжал стоять, а у рыбы появилась человеческая голова. Так сокровенная истина троих людей породила человека. Надеюсь, Малка, что ты получила исчерпывающий ответ на свой вопрос. А теперь нам пора благословить Того, Кто послал нам хлеб насущный на праздничный стол нашего большого дома. Хана! – р. Моше-Хаим обратился к младшей дочери, – принеси, пожалуйста, Биркат Гамазон (общепринятое благословение после еды для еврейского народа)». Он омыл пальцы своих рук и приготовился к заключительному этапу застолья.

После произнесенного вслух благословения рабай пожелал всем доброй ночи и, встав из-за стола, радостный и счастливый пошел в свой кабинет.

Через некоторое время в кабинет вошла его жена Естер. Она присела напротив своего мужа в удобное кожаное кресло и молча стала смотреть в глаза рабая. Он не стал дожидаться вопросов, потому что заметил нетерпимость жены, желавшей узнать о радости, о которой ему намекнул младенец – сын Сары и Мордехая.

«Да, дорогая моя ребицин! Да! Мне стало известно о радости, которую мои уши услышали в стенах нашего дома. Мне стало известно об этом еще до того, пока ты, Естер, пришла в кабинет своего врача. Но мне, право, не было известно, о какой именно радости шла речь. Да! Не до того мне стало в тот момент, потому что со мной разговаривал не взрослый человек, а младенец, рожденный всего четыре дня назад», – и он, смотря на свою жену, увидел в ее взгляде негодование и некоторое удивление, но Естер хорошо знала, что ее муж, рабай Моше-Хаим, никогда не лгал ранее. Поэтому она молча ожидала объяснения начатого разговора.

«Так вот! Вчера мне позвонил мой младший брат Мени и попросил меня об услуге одному из его рабочих. Этого человека зовут Мордехай, и он работает в компании моего брата переводчиком. Да! Этот здоровый парень стал отцом мальчика, который родился четыре дня назад в весе более пяти с половиной килограммов. И сегодня я отправился в больницу, чтобы проверить, здоров ли мальчик для Брит-Мила. И вот! Теперь о главном. Этот младенец имеет великий дар телепатического общения. Ты удивлена, а представь теперь мое состояние души и сердца, когда внутри моего разума отчетливо начали запечатлеваться слова обращения, абсолютно понятные моему воображению! Уста младенца оставались неподвижными. Вначале я подумал, что мне померещилось, однако нет. Это было прямым обращением ко мне. Да! Каждое слово ложилось камнем истины, от которой никуда нельзя укрыться. Благословен Господь Бог, Всесильный Израиля! Этот мальчик рожден так же, как Ицхак-авийну, в первый вечер Песах. В то время, когда женщины зажгли праздничные свечи. В момент благословения этого великого дня освобождения от рабства духовного и физического. Но и это еще не все! Младенец был обрезан во чреве его матери Сары. Вот! Именно он, этот ребенок, сказал мне о радости, которая ожидает меня в моем доме», – он вздохнул.

«Моше! Дорогой мой! Если то, что ты рассказал, правда, в чем я не сомневаюсь, тогда возможно это Он, кого все мы ожидаем вот уже три с половиной тысячелетия. Что тебе известно о родителях этого младенца? Я уверена в том, что тебе, мой друг, известно что-то еще! Просто ты умалчиваешь», – ребицин приготовилась слушать.

Рабай Моше-Хаим улыбнулся. Затем налил в хрустальный стакан ледяную воду и выпил ее так, как будто он перешел пустыню. После этого рассказал все, что видел и слышал во время посещения им родильного отделения при центральной больнице. Ребицин выслушала мужа до конца, и в ее голосе послышались взволнованные ноты. Она спросила: «Кроме вас четверых и медсестры Марии, находился ли кто-нибудь еще в той палате № 13? Если да, тогда нам следует приготовиться к встрече непрошенных гостей. Ты – известный в городе адвокат, поэтому «они» в первую очередь навестят тебя! Врать ты не умеешь, а открывать истину «этим» людям означает подставить родителей новорожденного мальчика. Нельзя медлить! Позвони госпоже Саре и господину Мордехаю. Вероятнее всего, что они не спят! Отправляйся к ним и сделай все возможное и невозможное, но уже сегодня эти люди с их сыном обязаны покинуть этот город. Да! И не только город, но и эту страну! Потому что завтра, может быть, станет поздно. Поэтому побеспокой своих друзей, но утром эти трое, с помощью Всесильного, сядут в самолет и улетят в Израиль». Естер говорила настолько убедительно, что рабай уже набирал номер телефона Мордехая и Сары, чтобы посетить их в столь позднее время. А времени оставалось все меньше!

= 4 =

Сара была занята кормлением младенца, когда прозвенел телефонный звонок. Мордехай поднял телефон: «Алло! Добрый вечер, ребе! Что заставило вас позвонить нам в столь позднее время? Что-то произошло?» И в ответ он услышал немного нервный голос р. Моше-Хаима: «Я приношу вам, господин Мордехай, глубочайшие извинения, но нам необходимо встретиться. Если возможно, не откладывая эту встречу на завтра! У нас не так много времени. С вашего разрешения, могу ли я подняться к вам на полчаса?»

Мордехай посмотрел в сторону Сары и спросил: «Любовь моя! Ребе желает сказать нам что-то неотлагательное. Позволишь ли ты, чтобы он поднялся к нам на полчаса? – на что Сара положительно кивнула головой, и продолжал: Да, ребе! Пожалуйста, приходите! Мы вас будем ждать».

Рабай задал еще один вопрос: «Господин Мордехай! Можно, чтобы моя жена Естер пришла вместе со мною?» На что последовал удовлетворительный ответ: «Несомненно, да!» И на этом их телефонный разговор закончился.

Спустя некоторое время в дверь постучали, и Мордехай поспешил открыть дверь своей квартиры. На пороге стояли рабай и его жена. Они не заставили себя долго ждать. Рабай уступил дорогу ребицин, и она вошла в просторный и светлый коридор. Рабай последовал за своей женой.

Сара уже закончила кормление новорожденного мальчика и, уложив того в приготовленную кроватку, вышла в ярко освещенную гостиную. Теплые материнские взгляды двух женщин столкнулись, и Сара интуитивно догадалась о приходе в их дом рабая Моше-Хаима и его жены Естер.

Хозяйка дома пригласила всех за стол, который не был пустым. Мордехай побеспокоился и сервировал стол красивым чайным сервизом на четыре персоны. Из фарфорового заварного чайника медленно поднимался белесый пар. А в центре стола стоял настоящий медный самовар, из краника которого в подставленную чашечку падали кристально чистые капельки кипящей воды. В большой хрустальной вазе лежала облитая черным шоколадом маца. Рядом с ней стояла открытая коробка разнообразного шоколада для Песах.

Из сахарницы выглядывали небольшие кусочки кускового белого сахара и щипчики для раскалывания. На вместительном блюде были аккуратно разложены разнообразные фрукты.

Тишину разорвало благословение, которое вышло из уст рабая Моше-Хаима. Он взял мацу в шоколоде и произнес: «БАРУХ АТА «hАШЕМ» ЭЛОКЕЙНУ МЕЛЕХ ГАОЛАМ, БОРЕ МИНЕЙ МИЗАНОТ (Благословен Ты, Господь, Бог наш, Владыка Вселенной, сотворивший разнообразные виды пищи, которая насыщает!)». Отломив небольшой кусочек мацы, отправил его в рот и тщательно разжевал. Затем взял сочный персик и отрезав одну сочащуюся соком дольку перед употреблением сказал: «БАРУХ АТА «hАШЕМ» ЭЛОКЕЙНУ МЕЛЕХ ГАОЛАМ, БОРЕ ПЕРИ ГАЕЦ (Благословен Ты, Господь, Бог наш, Владыка Вселенной, сотворивший плод дерева!)». Прожевав этот фрукт, он взял шоколад и перед вкушением сказал: «БАРУХ АТА «hАШЕМ» ЭЛОКЕЙНУ МЕЛЕХ ГАОЛАМ, ШАГАКОЛЬ НИГЬЕ БИДВАРО. (Благословен Ты, Господь, Бог наш, Владыка Вселенной, по чьему слову возникло все!)». И вкусив шоколад, осмотрел всех сидящих за столом, а после этого начал говорить о том, для чего, собственно, он и его жена пожаловали в дом Мордехая и Сары.

«Дорогие мои! Господин Мордехай и госпожа Сара! Мы пришли к вам для того, чтобы просить вас об одном немаловажном для вас мероприятии. Но прежде, как мои уста начнут излагать, налейте себе чай, возьмите сладкого и вкусите благословенную пищу. Это поможет всем нам в нашем некоротком разговоре. Я понимаю, что вы устали! Однако моя верная жена и любимая подруга Естер, выслушав меня после моего прихода домой, объяснила немало интересного, касающегося не только вашей, но и нашей семьи. Так что, – рабай положил в свою чашечку пакетик цейлонского чая и залил его кипятком из оригинального медного самовара, – пожалуйста, в первую очередь поступите так, как на данный момент поступаю я». Р.Моше-Хаим замолчал и приступил к питию вкусного чая.

Глядя на него, все поступили так же.

Через некоторое время рабай произнес короткое благословение после приема пищи, и между ними всеми произошел серьезный разговор об отъезде из города и страны Мордехая и Сары с их младенцем.

Сара насторожилась и посмотрела в сторону своего мужа. Мордехай удивленным взглядом посмотрел сначала на рабая, потом на жену и затем очень спокойным голосом сказал: «Многоуважаемый ребе! И уважаемая ребицин! Мы понимаем, что ваш поздний приход в наш дом таил в себе что-то интригующее! Но чтобы настолько?! И потом, ребе! Как вы себе представляете наш отъезд? Ведь у меня работа, благодаря которой в нашей семье имеется неплохой финансовый доход! И наша жизнь здесь вполне удовлетворительна. Исходя из этого, возникает вопрос, зачем мы должны покинуть не только этот благоустроенный город, но и эту великолепную страну, в которой не проявляется антисемитизм, и религии всех народностей имеют защищенность перед каждой недовольной антирелигиозной группировкой? И еще! Куда мы должны направить свои стопы, чтобы иметь жизнь не менее обустроенную, чем здесь?» За одним вопросом рождался другой, но кто может дать ответ мужу и жене, которые стали отцом и матерью всего лишь четыре дня назад.

Рабай Моше-Хаим очень внимательно отнесся к говорящему Мордехаю, а по окончании рассказа рабай взял нить беседы в свои руки. Он начал излагать свои доводы так: «Господин Мордехай! Госпожа Сара! Мы пришли к вам с этим предложением только из добрых соображений и сердечных побуждений. Возможно, моя жена Естер приведет вам более убедительные доводы! Женская интуиция выше мужской. Поэтому я прошу тебя, дорогая ребицин! Если тебя не затруднит, ответь, пожалуйста, на заданные господином Мордехаем вопросы, так как госпожа Сара пребывает в замешательстве не меньше, чем ее муж, господин Мордехай!» Рабай посмотрел в сторону Естер, и та не заставила себя долго упрашивать, потому что именно ей принадлежала инициатива немедленного выезда из страны Мордехая, Сары и их новорожденного мальчика.

«Сегодня, когда открыты небесные двери и Шехина (Божественное присутствие) благословляет каждое из своих земных созданий, всех нас ОН просит о том, чтобы мы задумались о прошлом, о настоящем и о будущем, – так начала жена рабая и продолжала: Суровое и незабываемое прошлое никто не вычеркнет из наших горячих сердец! Настоящее, каждое мгновение перебирается в нашем неизмеримом разуме. Будущее неведомо человеческому сознанию! Но интуитивное предчувствие, воспитанное на уроках прошлых столетий и десятилетий, приоткрывает нам тайные двери из настоящего в близкое будущее. Вероятны и преувеличения наших домыслов! Однако, если мы имеем возможность конкретизировать настоящее, тогда вот то, к чему мы должны быть готовы! Внезапное вторжение в нашу устоявшуюся жизнь всевозможных исследователей или доследователей, что может в корне изменить нашу жизнь. Если такое возможно, а это вполне вероятно, почему тогда нам не сделать первый ход?!» – и ребицин остановилась. Сара и Мордехай с вниманием слушали женщину, слова которой были мудры и последовательны. У Сары появилось желание задать вопрос, и она бы обязательно его задала, но в этот миг младенец подал голос. Сара извинилась перед гостями и, встав, прошла в соседнюю комнату. Мальчик проснулся!

Через несколько минут они появились в гостиной вдвоем. Лазурно-голубые глаза ребенка сильно выделялись на лице младенца. Его взгляд был целеустремленно направлен в сторону жены р. Моше-Хаима. Рабай попытался мысленно обратиться к мальчику, но это не принесло никакого результата. А вот лицо Естер почему-то покраснело. Рабай догадался, что между маленьким Божьим созданием и его женой ведется односторонняя беседа. Он был прав.

= 5 =

«Скромная! Терпеливая! И любимая жена любимого человека! – с этими словами малыш обратился к Естер. – Твой муж выбрал правильную позицию. О самом важном пусть объяснится его жена, которая совсем недавно уже высказала свою точку зрения по поводу чудес в больнице при родильном отделении. Но в больнице отсутствовала твоя тень». И он предоставил время для ребицин, чтобы она, обдумав свой ответ, ни в чем не ошиблась.

Естер отвела свой взгляд от младенца и, посмотрев в сторону рабая, глазами показала мужу на ребенка. Рабай Моше-Хаим понял ее взгляд и решил перехватить инициативу этой беседы! Он закрыл глаза и помыслил: «Я считаю, что нам следует объясниться!» На что получил исчерпывающий ответ: «Перекладывая ответственность происшедшего на женскую интуицию, ты самопроизвольно отказался от общения со мной. Вспомни, что сказал Шимон бар Йехайя, когда его жене стало известно местонахождение ее мужа и ее сына! Теперь, благодаря помощи Господа Бога, Всесильного моего, мне предстоит непростое общение с твоей женой! Прощай, Моше-Хаим! Святой, да не перестанет быть имя ЕГО Благословенным, возможно, позволит нам встретиться когда-нибудь в этом мире! И вот! Помни. Не всегда рассказанная правда лучше молчания». Рабай теперь только понял, что допустил ошибку, рассказав обо всем своей жене Естер. Он открыл глаза, и все увидели его крупные, но тихие слезы, текущие по волосатым щекам и пропадающие в жесткой кучерявой бороде. Моше-Хаим сказал: «Отвечай ему, Естер! И да пребудет с тобой Всесильный Израиля!»

Сара и Мордехай переглянулись. У Мордехая было что спросить! Но р. Моше-Хаим приложил указательный палец к своим губам, показав этим, что сейчас не время для общего разговора. Затем он показал, что следует делать в этот момент. Он взял чашку и стал не спеша наливать из самовара кипящую воду. Взяв щипчики, расколол сахар и вприкуску стал пить чай. Родители младенца поступили так же. В гостиной наступила тишина.

Естер подняла свои темно-зеленые глаза и посмотрела в сторону мальчика, так как ощутила на себе его пристальный взгляд. Его губы выражали чуть заметную улыбку, которую, кроме ребицин, никто не приметил. Она успокоилась и между ними двумя начался заключительный разговор. Естер сжала на своей груди пальцы рук и обратилась к младенцу в мыслях своих: «Скажи, что самое благое?»

«Ты задала вопрос, который вышел из уст Йоханана бен Закая для его пяти учеников. Им был принят ответ пятого ученика Эльазара бен Араха, который сказал: «ДОБРОЕ СЕРДЦЕ». И он же ответил учителю, Йоханану бен Закая, на вопрос «Что самое дурное?» – «ЗЛОЕ СЕРДЦЕ». Ты изучаешь: «Трактат Авот» (поучение отцов). Однако поступок Мириам бат Йохевед, сестры Моше, почему-то не пришел на твою память! А ведь ты в разговоре с другими не раз упоминала это учение из книги книг, из ТОРЫ», – сказал сын Сары.

Естер встала и повернулась к стене, обращенной на восток. В ее голове закрутилась мысль: «Мои глаза видят и мой разум слышит посланника от Всесильного нашего! Видно, не дойдут мои ноги до следующего года! Мехела! Мехела! (Прости! Прости!) О, Господь Бог, Всесильный Израиля! Благословен Ты! Восседающий на троне Славы Твоей! Ты Один, Господь Бог, и нет другого, кроме Тебя! Грешна я перед Тобою. Мехела! Мехела! Ты, Господь Бог, Всемилостивый и Милосердный, пронеси мимо меня и мужа моего и детей моих ту горькую чашу, из которой должно испить и, открыв наготу головы своей, понести на себе все грехи за слова и дела необдуманные наши. Мехела! Мехела!» Никто из присутствующих не останавливал действия ребицин, потому что все понимали, что она трепетала перед Всесильным Израиля. В ее внутренний мир ворвались слова: «Естер! Естер!» Это остановило ее, и она произнесла: «Вот я!»

Все со вниманием посмотрели на ребицин. Рабай насторожился, услышав такие сильные слова. Так отвечали праотцы, когда к ним обращался Он, Господь Бог, Всесильный Израиля! Другого голоса обращения не слышал никто. Естер перестала говорить в мыслях, поэтому продолжение ее откровения вслух слышали все присутствующие за столом. Младенец сиял, находясь на руках своей матери Сары.

Естер говорила: «Да! Это я попросила своего мужа прийти в эту семью, чтобы спасти и госпожу Сару, и господина Мордехая, и их новорожденного сына ото всего, что могло бы произойти завтра с их семьей». Она находилась словно под сильным гипнозом. Рабай Моше-Хаим попытался остановить начатое, но Мордехай прислонил указательный палец к своим губам так же, как и рабай перед всем этим! И Моше-Хаим смиренно стал слушать продолжение покаяния его жены.

«Да! Предложение об отъезде в Израиль исходило от моего сердца и моего разума. Но это нисколько не ухудшит сложившуюся ситуацию! Мой муж, Моше, не умеет лгать. И если его спросят о том, что произошло в родильном отделении нашей районной больницы, он обязательно откроет сокрытое, – ребицин смотрела поверх мальчика, как будто за ним кто-то стоял и задавал ей вопросы, на которые она и отвечала. – Да! Я теперь понимаю, что эта семья находится под защитой Всемогущего. Но слово из моих уст уже вышло! И теперь уже никому нет возможности вернуть его обратно, так как прошедшее время не возвращается».

Никто из присутствующих не помышлял прерывать эту одностороннюю беседу. Но в мыслях каждого из них зарождалось немало вопросов. Однако каким-то образом эти вопросы доходили до разума Естер, и она в своих высказываниях на них отвечала.

Сара подумала: «Если сложившаяся ситуация настолько серьезна и нам действительно придется отправиться в Израиль, тогда где мы будем жить? Ни у родителей же Мордехая, где квартира и так переполнена».

«Нет! – отвечала Естер и продолжала: – Моя старшая сестра вместе с мужем имеют три кибуца (рабочий поселок колхозного типа). В одном из них вам предоставят дом и все, что потребуется для начальных шагов на земле Израиля. До нашего прихода к вам я совершила телефонные переговоры со своей старшей сестрой. Она согласилась помочь во всем, что понадобится для вас и вашего мужа».

«Как все это интригующе интересно! – размышлял Мордехай. – Какую профессию нужно иметь в кибуце? Если по всей своей жизни мне приходилось работать головой, а не руками!»

«Господин Мордехай может не волноваться! При знании хибру (еврейский язык, общепринятый в государстве Израиль, как письменный, так и разговорный) и при владении языками других народов в таком большом хозяйстве предоставят немало работы как в переводах с других языков на родной, так и обратно, и еще в учительстве. Наш народ разбросан по всему миру, и не всем новоприбывшим в государство Израиль известен родной язык», – сказала жена рабая Естер.

Рабай Моше-Хаим тоже пребывал в задумчивости. Он обращался к самому себе: «Так что теперь, Моше-Хаим? Как жить дальше? Помогая другим, ты совсем забыл о себе и своей семье! А в десяти заповедях сказано: ВОЗЛЮБИ БЛИЖНЕГО СВОЕГО, КАК САМОГО СЕБЯ! Значит, все, что я делаю, исходит не от благого сердца! Обучать ТОРЕ и священным писаниям других людей – очень ответственная мицва (заповедь). Исполняя эту заповедь, следует быть внимательным и очень осторожным в своих высказываниях и с предельной осторожностью относиться ко всем предположениям в мыслях своих. Одна ошибка может стоить многих человеческих жизней! ХУКИМ (заповеди, не поддающиеся человеческому разуму, поэтому их объяснения незначительно коротки) и МИШПАТИМ (заповеди, доступные человеческому разуму, поэтому их объяснения значительно расширены и их трактование приводится в книге Мишна-ТОРА), при исполнении таковых все творения и все создания Всемогущего Господа Бога, Всесильного нашего, двигаются к усовершенствованию своих возможностей. А при нарушении этих заповедей приходят жестокие и сметающие все на своем пути война и голод. Этот маленький отрок дышит истиной, сокрытой от нашего разума! Все больше укрепляется убеждение в том, что этот младенец – тот, кого мы ожидаем по нашим просьбам к Благословенному Творцу Вселенского мира, приводит меня к однозначному решению: встать и следовать за ним, куда бы ни направил он стопы своих ног».

«Все так! Все так, дорогой мой Моше-Хаим, – после недолгого молчания произнесла Естер и продолжала: – Как говорил раби Тарфон, ДЕНЬ КОРОТОК, А РАБОТЫ МНОГО, И РАБОТНИКИ ЛЕНИВЫ, НО ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ВЕЛИКО И ХОЗЯИН ТОРОПИТ. Семье этого младенца нужно сопровождение. Следуй за ним и обустрой начинание их на земле Израиля. За дочерей наших и за меня не волнуйся, ШЕХИНА над нами пребывает. Все будет хорошо!» Ребицин опустила глаза и, раскрепостив пальцы рук, расслабилась. Еще мгновение, и она вернулась из трепета в нормальное состояние. Взяв чайную чашечку из тонкого фарфора, Естер положила в нее кусочек сахара и налила кипяток из пыхтящего паром самовара.

Все смотрели на жену рабая в ожидании продолжения начатой беседы. Но все вернулось на круги своя. И теперь за столом разгорелась оживленная и многосторонняя беседа.

= 6 =

Теплое апрельское утро врывалось в открытые окна всего города. Всё и все просыпались, подготавливая себя к суетному дню. Певчие птицы, спрятавшись в кронах деревьев, разливали свои трели, одаривая прохожих непрерывным разноголосием. Мокрые и черные носы пушистых серых белок пребывали в постоянном движении. И вот уже одна из них, сидя на хвосте, торопится забить свои щеки найденными в траве орешками. Нахохлившиеся голуби то там, то тут гарцуют перед голубками, прося тех о мимолетном брачном союзе, но самки не торопятся с выбором партнера, поэтому отпрыгивают в сторону и улетают. За этими танцами внимательно наблюдают бездомные коты и кошки. Зазевался голубок и… острые когти впились в загривок одного из диких голубей.

Опытный охотник не упустит добычу, когда одним прыжком настиг ее. Но на этом не заканчивается время жизненных страстей для всего остального мира.

У подъезда многоэтажного дома, где жили Мордехай, Сара и их пятидневный младенец, стояли в ожидании три легковые машины. В одной из них уже не совсем спокойный находился рабай Моше-Хаим и рядом с ним его младший брат Мендель. Этот молодой человек был очень доволен своей сегодняшней жизнью. В дорогом черном костюме, в наглаженной белой сорочке с косовороткой и аккуратно подстриженной черной бородкой, в очках по последней моде и в долгополой черной шляпе. Белоснежные зубы подчеркивали его великолепие и финансовый достаток, он говорил, улыбаясь: «Брат мой, Моше! Ты достаточно уверен в том, что желаешь быть сопровождающим этой семьи? Я имею в виду моего переводчика Мордехая с женой и младенцем!»

На что рабай Моше-Хаим отвечал уверенным голосом: «Понимаешь, Мени! – так старший брат обращался к младшему: – Рано или поздно, но каждому из нас приходит момент истины, при котором возникает всего лишь один вопрос. Гилель говорил, ЕСЛИ НЕ Я ЗА СЕБЯ, КТО ЗА МЕНЯ? НО ЕСЛИ Я ТОЛЬКО САМ ПО СЕБЕ, ЧТО Я? И ЕСЛИ НЕ ТЕПЕРЬ, ТО КОГДА? Красивее этого не скажешь. И вот! Видимо, пришло мое время, и я вынужден сделать выбор. Я могу сказать тебе только одно, мой младший брат Мендель! – впервые Моше-Хаим назвал своего брата полным именем. – От этого мальчика, у которого сегодня нет даже имени, зависит наше с тобой будущее. Обо всем остальном, дорогой мой Мени, домысливай сам! Любимая всеми нами наша мама Ривка, да продлит Господь Бог, Всесильный Израиля, ее дни жизни до прихода Мошиаха, говорила о тебе так: У моего сына Менделя счастливое будущее! Потому что он послушен и всегда услужлив. У него доброе сердце, а такому человеку открыто много дверей. Так будь таким всегда и во всем! Дороже доброго имени может быть только доброе сердце».

Из открытых дверей многоэтажного дома вышел Мордехай, неся в руках два больших чемодана. Следом за ним с грудным ребенком на руках вышла Сара. Их лица не светились радостью в этот полупраздничный апрельский день. Песах подошел к пятому дню очень незаметно. В Израиль! Они едут в Израиль. И никто из них не знает, вернутся ли они обратно, когда уляжется назревающая буря!

Чемоданы уложены в багажнике одной из машин. Двери плотно закрылись, а моторы, тихо заурчав, привели в движение все три автомобиля, и колеса медленно начали свой ход. Мордехай и Сара, смотря в заднее стекло автомобиля, прощались с многоэтажкой и своей уютной небольшой квартирой, которой они так и не успели насладиться. Малыш спал крепким сном младенца.

А жизнь кипит и продолжается. И суетой сует все наполняется. Глаза открыл и видишь свет! Глаза закрыл и света нет. А жизнь кипит и продолжается. И суетой сует все наполняется. Что слева там? И справа, что? Кто объяснит? Расскажет кто? А жизнь кипит и продолжается. И суетой сует все наполняется.

За окном мелькают люди, распустившие листья деревья, разнообразные архитектурные постройки. Дорога! Автомобили гладко катятся по теплому асфальту. Некоторые машины обгоняют, некоторые отстают и разъезжаются кто налево, а кто направо. В третьем автомобиле, который перевозил багаж, сидели молодые мужчины. Они из ХАБАДА, религиозные, они и были сопровождающими. Про этих двоих можно сказать, что они в силе разогнать взбешенную толпу. Неразговорчивы и предельно внимательны ко всему, что происходит вокруг. У одного из них, который сидел на пассажирском кресле, на коленях лежал довольно-таки вместительный кейс, и не из простого материала, как обычные чемоданы. Он не выпускал его из своих рук ни на мгновение.

Все благополучно добрались до аэропорта и так же благополучно, пройдя таможенный досмотр личных вещей, вошли в зал ожидания, откуда им и предстояло войти на борт самолета дальнего следования. Все личные вещи были сданы в багаж, только этот кейс остался в руках сопровождающего.

Пассажиры заняли свои места. Их приподнятое настроение говорило само за себя. Очень многие летели в Израиль в первый раз, им было многое интересно. К счастью пассажиров, на борту самолета находилась группа туристов, которых сопровождала профессиональный гид. Ее голос слышался всюду. А тем временем самолет вышел на взлетную полосу и замер перед рывком.

Все четыре турбины огромной металлической птицы взревели одновременно. И самолет плавным ходом пошел вперед. Скорость возрастала с каждой секундой. От шасси (колесо) отлетал чуть заметный белесый дым, и настал момент, когда самолет оторвался от взлетной полосы. Нос его ушел вверх и весь корпус удалился от поверхности земли. Во время поворота перед пассажирами открылся вид всего большого города. Взоры каждого из них были направлены в сторону иллюминаторов слева (небольшое окно салона самолета, надводного корабля и космического корабля).

Мордехай и Сара наблюдали, как удалялся город, в котором они повстречались, полюбили друг друга и создали крепкую семью. Здесь же родился их маленький великан, которому в этот момент снились его замысловатые сны.

Город пропал из поля зрения, когда самолет выровнял крылья – он нес в себе живые души полутора сотен людей, отправившихся в неизвестность. Красные буквы по левому и правому проходу салона самолета поменяли свой цвет на зеленый, и из радио послышался голос капитана самолета: «Господа пассажиры! Взлет прошел благополучно. Мы находимся на высоте десять тысяч метров над уровнем моря. Температура за бортом самолета -64 градуса по Цельсию. Через двенадцать часов мы совершим посадку в аэропорту Бен Гуриона города Тель-Авив. Просим вас на протяжении всего полета не курить и соблюдать все правила временного нахождения на борту нашего корабля. По всем вопросам обращайтесь, пожалуйста, к обслуживающему персоналу. Желаем вам приятного полета».

Пассажиры оживились и стали спешно отстегивать ремни безопасности.

Сара держала младенца на руках, и мальчик тихо посапывал, загадочно улыбаясь и не открывая своих прищуренных глаз. Сара обратилась к Мордехаю, сказав: «Любимый мой! Я не знаю, что принесет нам этот незапланированный вылет в Израиль! Но в моей голове засели два сна, которые я видела этой ночью. И мне очень хочется, чтобы ты их выслушал».

«Конечно! Конечно, любовь моя! Я весь во внимании к тебе и к твоему рассказу», – проговорил Мордехай, ласково заглядывая в глаза своей жены.

«Эти сны похожи на сказку, но в их окончании просматривается идентичность, и я надеюсь, что ты, мой всезнайка, поможешь мне разобраться в их смысле!» – начала говорить Сара. Но Мордехай остановил ее на мгновение и сказал: «Нежность моя! Среди моих познаний владение многими языками, но вот мастерством разгадывания снов я не обладаю. Возможно, у ребе Моше-Хаима выше специализация в этом направлении. Попросим его, чтобы он тоже присутствовал при этом?» Ответ мужа оказался столь аргументированным, что Сара согласилась, сказав: «Если рабай пожелает выслушать и помочь в столь тонком для меня откровении, тогда я соглашусь с твоим предложением, мой сильный и умный Мордехай!»

Мордехай, долго не думая, подошел к рабаю и попросил об одолжении выслушать рассказ о снах госпожи Сары. Рабай подумал: «Возможно, что в материнских снах Господь Бог, Всесильный Израиля, заложил разгадку о приходе на свет этого младенца!» И он согласился на просьбу Мордехая. Полет длинный, времени немало! Они сели рядом с Сарой, которая начала рассказ о двух снах, привидевшихся ей прошлой ночью…

= 7 =

«Первый сон начинался с того, что, – так Сара открыла картину сна, – я шла по лесной тропинке абсолютно незнакомого мне места. Деревья, окружавшие меня, клонились ко мне и своими бархатными листочками ласкали лицо. В моих руках находились два пустых ведерка. Я была уверена, что вода поблизости. И вот! Очень скоро протоптанная дорожка привела меня к бурлящему роднику прозрачной и холодной воды. Прежде чем набрать воду в ведерки, я омыла свое лицо и, набрав в ладони кристально чистую воду, напилась ею вдоволь. И только потом наполнила ведра этой сладковатой жидкостью. На обратном пути та же самая тропинка почему-то повела меня вверх. Я шла легко и не чувствовала никакой тяжести в руках. Так я попала на широкую поляну, посреди которой стоял высокий дворец из белого камня. Из его окон лился яркий голубоватый свет. Ко дворцу вела дорога, выложенная белым камнем. Мой нос слышал аромат свежескошенной травы. Во дворец торопились люди в белом, только все они были очень маленького роста. Из дворцовых ворот не спеша тоже выходили люди, облаченные в белые одежды, вот только их рост превышал все возможные размеры. Я поставила ведра с водой на землю и решила позвать кого-нибудь из этих прохожих. Однако вместо моего звонкого голоса из горла вышел нечленораздельный шепот. Естественно, никто из проходящих и выходящих не обратили на меня никакого внимания. Тогда я начала махать руками, но и тогда ни от кого не последовало реакции. Именно в этот момент из ведра, стоявшего от меня по правую руку, показался колючий розовый куст и, словно вьюн, пополз по земле. Интуитивное чувство заставило меня обратить внимание на это разрастание розового куста. И как только я поняла, как сильно розовый цвет заполонил все пространство вокруг, поражая красотой и расцветкой, тогда прямо перед моим лицом выросло их такое множество, что они закрыли собой и людей, и дорогу, ведущую к замку. Я вдыхала их аромат и радовалась своим ощущениям. И вдруг мой взор уловил движение воды в другом ведре. Из него вылетел белый, словно снег, голубь. Я протянула к нему руки, но их тут же опутали розовые ветви. Эти же ветви рванулись вслед за голубем по направлению моих рук, но он успел подняться на недосягаемую высоту. Мои глаза смотрели ему вслед и заливались слезами от беспомощности. Эти розы пронзали мою плоть своими тонкими и длинными шипами и упивались моей кровью. Я пыталась вырваться из их крепких и жестоких пут, но это приводило к еще большей потери крови. Я стала кричать, но мой голос погасал в моем горле. Из последних сил, потому что шипы кровожадных роз добрались до шеи, я попыталась выкрикнуть хотя бы одно слово, и мой слух услышал меня саму. ЙЕЙ! – это все, что получилось. Однако и этого было достаточно для кружащегося в небесах белого голубя. Там! Высоко! Высоко! Он оставался в поле моего зрения. И вот! Оттуда, из необъятной выси, этот самый голубь с огромной скоростью спускался вниз. С каждым мигом его приближения он увеличивался до необъятных размеров. Подлетев ко мне, своими сильными лапами с когтями он оборвал ветви роз, уничтожающих меня. Затем ухватил меня за голову и вырвал мою истекающую кровью плоть из пут розовых кустов. Подбросив меня вверх, голубь-великан открыл клюв, и я упала в живительную влагу, которая хранилась в его зобе. Мои чувства говорили мне о возвращении утраченных сил. И он, опустившись рядом с белокаменным замком, выпустил меня наружу. Голубь взмахнул своими могучими крыльями и вновь взвился ввысь. Его взор обозревал всю округу. Люди в белых накидках спешно бежали к замку и прятались в его стенах, тянущихся к небесам. Розовые кусты разрастались с неимоверной быстротой, и их ветви тянулись к замку, чтобы напиться кровью спрятавшихся за его стенами. Белый голубь облетел всю окрестность и, приблизившись к наступающим кровопиющим розовым кустам, начал сильно и часто махать крыльями. От этого поднялся ураганный ветер, который отбрасывал назад эту зеленую массу. Зашаталась земля! Над замком родилась живая черная туча. И вот! Между замком и всей этой животной зеленой массой земля треснула и образовался глубокий бездонный ров. Из тучи посыпались молнии в сторону розовых кустов, и там возник непотухающий пожар. Языки пламени, словно бичами, били по движущейся массе розовых кустов. Треск огня и шипение вьющихся роз смешались, и из-за этого мой слух улавливал голос войны, в которой громы и молнии олицетворяли добро, а нежные розы, удушающие все живое своим лживым ароматом и выпивающие кровь из всего живого, олицетворяли зло. Нижние воды земли и верхние воды небес заполнили ров от необозримой глубины до самого его верха, но это не было остановлено. Вода поднялась над берегами рва и, переливаясь сама в себе, поднималась все выше и выше, тем самым образовав водяную стену. Голубь парил некоторое время, а затем стал крутиться. За ним оставался след белесого пара или дыма, из которого на фоне черного неба вырисовывались странные буквы, напоминающие то ли блики белого огня, то ли открытые крылья белоснежных птиц, то ли летящие парусники. Буквы писались справа налево! Но мне неизвестны эти буквы, поэтому я затрудняюсь сказать, что за слово было написано голубем в небесных просторах, заволоченных черными живыми облаками. Когда он закончил писать, он подлетел и опустился рядом со мной. Стоящая столпом вода стала резко оседать. Только потом я поняла, что произошло! Вся эта водяная стена рухнула вниз, удаляясь от замка в сторону бушевавшего огня и всей живой разноцветной массы. В клюве голубя находилась зеленая ветка оливкового дерева. Он передал ее мне и указал на открытые ворота белокаменного замка. Перед тем, как войти в ворота, я присела и выкопала небольшую ямку. Оливковая ветвь перешла из моих рук в эту земную лунку, голубь открыл клюв, и оттуда вытекла небольшая капелька воды. Она облила ветку оливы сверху донизу и исчезла под землей. Ветвь, почувствовав живительную влагу, вытянулась и стала расти на глазах. Скоро передо мной стояло оливковое дерево, и с его веток свисали большие зеленые плоды. Работа завершена, и сердце успокоилось от всего увиденного. Только теперь мы попрощались, и затем я вошла внутрь необозримого жизнерадостного города, а голубь-великан, мой спаситель, взлетел вверх и стал кружить в голубых небесах над городом.

После этого я проснулась. Все мое тело было покрыто испариной. Но я успокоилась и уснула вновь. Через несколько мгновений мне приснился другой сон. По длинной и широкой дороге, уходящей за горизонт, я и Мордехай ехали на машине. Играла негромкая классическая музыка. Мы улыбались друг другу и обменивались нежными словами. Мой любимый муж был просто в ударе и поражал красноречием. Вскоре мы свернули с дороги и очутились на берегу величественной реки. Мордехай остановил машину и выключил мотор. Пока он занимался устройством палатки, я решила пойти к реке и насладиться ее величием. Неописуемо красивая природа окружала нас. Неподалеку с гулким шумом с высокого обрыва падала вода. Этот водопад хранил в себе много тайн, но они мне не были интересны! Поэтому мои ноги шли к реке, а не к водопаду. Подойдя к реке, я обратила внимание на волны. Они не были большими, но что-то явно происходило внутри самой реки! Она звала меня, и мой слух улавливал некоторые журчащие звуки. В один момент где-то внутри себя я услышала свое имя «Сара!» Я обернулась, но поняла, что Мордехай не произносил его. Он был все так же занят устройством палатки. Тогда я решилась войти в воды великой реки! Сняв обувь и приподняв низ своего широкого платья, я ступила в воду и сразу ощутила ее прохладу. Движение воды ласкало мои ноги. Легкие волны подкатывали ко мне, и платье мое промокло, и мои руки отпустили края платья. Я обернулась с желанием позвать Мордехая к себе, но в этот момент меня захлестнула очень большая волна и утащила от берега в недра реки. Сильное течение реки начало бросать меня то вверх, то обратно под воду, и так несколько раз, пока в мое сознание не пришло понятие о том, что возврата нет. И тогда я полностью отдалась власти величия реки. Мое расслабление позволило мне лечь на воду и плыть туда, куда по своей воле уносило меня быстрое и сильное течение. До моего слуха донесся шум падающей воды. Я повернулась и увидела перед собой уходящий в неизвестность поток воды. Это был огромных размеров водопад. Пытаться вырваться из охвативших меня вод реки было бесполезно. Я закрыла глаза и ощутила падение в бездну. Еще мгновение, и мое тело было бы разорвано подводными камнями, но что-то выхватило меня из-под воды. И теперь мои ощущения предвкушали поток встречного ветра! Волосы, высыхая, развевались, и в руках я чувствовала что-то мягкое и очень теплое. Не понимая, что происходит, я решилась открыть глаза! И вот! Я не только ощущала, но и видела. Я лечу! Я лечу! Я лечу на спине огромного орла, и он, паря в воздухе, старается лавировать так, чтобы я не сорвалась с его широкой спины. Мы пролетали над высокими горами, покрытыми белыми шапками снегов; над морями и дикими лесами; над пушистыми облаками и под серыми и черными тучами, и дождь обливал нас своей живительной влагой; над широкими полями и городами. Но все это быстро оставалось позади нас, а спустя некоторое время перед нами показалась широкая бескрайняя степь. Не помню, каким образом с моего тела исчезло платье, но вместо него на мне оказалось плотно облегающее одеяние – тонкая льняная рубашка и тонкие льняные штаны, поверх всего этого золотистого цвета кольчуга и широкий кожаный пояс с множеством карманов, а на ногах остроносые короткие сапожки, и в каждом из них кинжалы по бокам, мою спину прикрывал щит небольшого размера, поверх которого торчали костяные рукояти двух поясных мечей. Все это было настолько легким, что я нисколько не ощущала их веса. Мою голову стягивал белый льняной платок, его длинные края развевались от встречного ветра так же, как и мои длинные волосы. Орел стал спускаться к земле, которая шевелилась от множества серых шакалов и рыжих гиен. Они ходили по кругу, который с каждым разом сужался. В центре этого круга находились двое: это был огромных размеров лев и большой темный буйвол, который лежал под царем зверей. Орел выставил вперед свои мощные когти и, плавно размахивая крыльями, опустился рядом со львом. Все то серое и рыжее зверье отпрыгнуло назад, увидев перед собой великана-орла и меня, всю сияющую в свете солнечных лучей. Орел опустил крыло, и я сьехала по нему на твердую, выжженную солнцем, землю. Впервые я взглянула в глаза этой птицы! Они были устремлены на беспомощного царя зверей! Орел тихо плакал крупными слезами верного друга. Я испытывала страх перед львом, но орел выпустил из себя крик небес и, закрывая меня крылом от палящего солнца, дал мне понять, что его друг нуждается в немедленной помощи. Тогда я решилась подойти и осмотреть умирающего льва. Из его огромных ноздрей валил густой пар, несмотря на испепеляющую жару. Буйвол был мертв, и ему помощь уже не требовалась, но прежде чем погибнуть от многотонного удара львиной лапы, своими выгнутыми рогами он разорвал живот царя зверей. Рана была глубокой и под животом лежали окровавленные внутренности льва. Я понимала, что ему нужна срочная операция, но мне никогда не приходилось делать этого раньше. Шакалы и гиены вновь стали ходить по кругу. Я сняла с себя пояс и положила его перед собой на землю. Оказалось, что в нем было все необходимое для операционного вмешательства!

И я взяла на себя риск помочь уходящему в небытие царю зверей. Лев помог мне тем, что лег на бок, даже несмотря на боль, которую он испытывал. Сделав в трех местах обезболивающий укол, я промыла рану антибактериальным средством. Вычистив и промыв все поврежденные внутренности, я вложила их обратно и зашила его глубокую рану тончайшими жилами, которые отрезала у буйвола. Круг сужался, и я торопилась! Искать у буйвола другие жилы я не стала, но чтобы не причинять боли льву, я вырвала несколько волос из своей головы и этим зашила остаток рваной раны живота. Орел взлетел под небеса, так как не мог воевать с огромной армией ненасытных шакалов и с тысячами рыжих гиен. А царь зверей почувствовал облегчение и возвращение к жизни. Но я, не зная этого, смотрела ему в глаза и плакала! Мои слезы стекали на только что зашитую рану и наложенные мною швы. И вот! В этот момент я услышала внутри себя голос, который говорил мне: «Сара! Ложись на мою спину, чтобы твоя голова была обращена к моему хвосту. Не плачь более! Приготовься к битве с этим серым и рыжим мусором. Никто из них не должен отсюда уйти или убежать. Когда все закончится, ты узнаешь то, чего не знала ранее!» И лев повернул голову так, чтобы смотревшим на него он казался мертвым. Я легла на спину царя зверей совершенно обессиленная, но в следующее мгновение ощутила внутри себя прилив физической силы. Мои руки втягивали силу, возвращавшуюся ко льву от земли и от неба. Видимо, он ощущал то же самое, потому что из его пасти выходило кошачье мурлыкание. Мне очень хотелось, чтобы это мгновение не заканчивалось, но обезумевшие шакалы и огненные гиены подошли совсем близко к нам. Они втягивали в свои носы запах свежей крови умершего буйвола и льва, который был недвижим, а значит, по их разумению, мертв. Во мне они не чувствовали никакой опасности, но я приготовилась к смертельной битве. Один из шакалов подошел очень близко. Видимо, он являлся вожаком этих трусливых псов! Я почувствовала его частое дыхание рядом с моим лицом. Мои руки и вся моя одежда были пропитаны кровью раненого льва и мертвого буйвола. Свежая кровь перебивала все остальные запахи, и поэтому шакал повернул свою голову к стае и сказал: «Братья! Сегодня настал тот день, когда все живущие на этой земле станут подчиняться нашим законам. Посмотрите на этого дохлого кота!» Мне стал понятен язык зверей и птиц, потому что над нами вместо того орла, который принес меня сюда, кружила стая степных орлов и вместо их крика до меня доносились разборчивые слова: «Придет и наше время! Придет и наше время! Мы тоже насытимся». А вожак стаи шакалов продолжал: «Вчера нам запрещали нападать на детенышей любого скота! А сегодня мы станем у руководства, и никто не сможет нам в этом помешать. Только сейчас мы должны закончить с этим уже затухающим мясом бывшего властелина всей территории. Вперед, братья мои! Пусть каждому из вас достанется от добычи». Он клацнул своими длинными и мощными зубами и, развернувшись на месте, вцепился ими в бедро льва. Я приподнялась и села на спине царя зверей, в моих руках засверкали арабские сабли. Шакал-вожак не хотел разомкнуть свою челюсть, но успел взглянуть на меня удивленными глазами и последнее, что он увидел, якобы умерший лев встал на все четыре лапы. В следующий момент моя правая рука опустила клинок на шею того шакала, и его голова осталась без тела. На протяжении всей кровавой бойни с моим взором встречались его застывшие удивленные глаза и оскал острых белых клыков. Это помогало мне избавляться от страха перед огромной армией остервеневших шакалов и безудержных гиен. Царь зверей выпустил свои сабельные когти, и от каждого многотонного удара разлетались в разные стороны разорванные тела этой серой и рыжей своры. Я прикрывала его тыл, рубя направо и налево кровожадных тварей. По моему лицу и рукам стекала горячая кровь из разрубленных мною шакалов и гиен. Выжженная солнцем степная пыль стояла столбом вокруг нас, поэтому залитые кровью глаза ненасытного зверья не могли разобрать, что происходит в центре битвы. Они продолжали напирать с еще большим остервенением. Я начала ощущать тяжесть в руках! Усталость от кровопролитной борьбы постепенно входила в железные мышцы льва. И в это мгновение он встал и из его горла вырвался страшный и громогласный рык. Разгоряченные шакалы с серой вздыбленной шерстью, клацающие тяжелыми челюстями, огненные гиены застыли от осознания того, что царь зверей не умер! Пыль стала оседать. Он степенным шагом направился в гущу битвы, где лежал буйвол в окружении сотен трупов шакалов и гиен, разорванных и разрубленных. Земля, по которой мы двигались, имела бурый (темно-красный) цвет. Подойдя к буйволу, лев встал на него передними лапами и, ворочая головой слева направо, трубным голосом произнес: «Это моя добыча. Никто не прикоснется к ней до тех пор, пока моя плоть не насытится ею. Сегодня проявилась ваша жадность и совершилось предательство по отношению к царской семье. Поэтому никто из вас, пришедших к ложному пиру, не покинет этого места. Все вы станете пищей орлов и пиршеством других шакалов и гиен, которые не участвовали в этом коварном спектакле. Ваше желание стать властелинами моего царства не осуществилось. Теперь готовьтесь к последним мгновениям, потому что отступать вам некуда». Тем временем наша сила вернулась полностью. «Посмотрите назад и вы убедитесь, что все, сказанное мною, истина». Серое и рыжее зверье одновременно обернулось. Как они, так и я, увидели за своими спинами друзей и слуг царя: львов и львиц, тигров и тигриц, пум и черных пантер, леопардов и гепардов, рысей и болотных котов, волков и волчиц, диких собак динго, барсуков, енотов и сканков медведей и медведиц разных мастей. На помощь царю поспешил весь животный мир степей и лесов, гор и пустынь. Их привел сюда его самый верный друг – орел, который и меня принес сюда. Орлу понадобилось время, которое он получил не без моей помощи. Разочарованные шакалы и гиены, восставшие против царя зверей, стали невольно тесниться к центру, прося милости и милосердия у льва. Лев – не Господь Бог! У льва есть разум, но предательство и неподчинение законам животного мира карается только одним – смертью. Всей этой кровожадной своре стало понятно, что им не избежать фатального исхода в мир иной. Кто-то из них громко протявкал, сказав: «Убьем царя и этим освободим себя от казни». И весь остаток этой серо-рыжей армии облезлых и обозленных от безвыходности шакало-гиен рванул вновь в нашем направлении. Я услышала призыв царя зверей, он говорил в громком рыке: «Нет жалости к предателям царской семьи». Затем перед каждым ударом левой и правой лап лев намурлыкивал слова незнакомой мне песни, и это придавало нам неиссякаемость духовных и физических сил. И вот эти слова:

«В полете ветер помогает! Кого-то ветер с силой пригибает! Усталость в трепете сгорает! Огонь всю хитрость выжигает! Вода по жизни всех ласкает! Волна в неведомость бросает! Но миг отнимет все. И вот! Но зло родивший зло убьет! Что правда и что ложь? Кто знает? Ведь страх бесстрашие рождает! Один на поле брани побеждает, Когда с любовью и добром живет».

С этой песней мы побеждали в неравном и смертельном бою. Голова вожака серо-рыжего зверья, продолжала висеть на львиной шкуре рядом с моей правой ногой, а его глаза уже не сверкали, потому что кровь его мертвых собратьев запеклась на его глазах. Ото всей этой мерзопакостной бандитской армии остался живым всего лишь один шакал. Царь зверей занес над ним лапу, но не стал его убивать. Лев сказал: «Тебе одному даруется остаток жизни на очень короткое время! Я и мои верные друзья, и мои верные слуги скоро покинем место вашего восстания против царской семьи. Ты, шакал, останешься здесь и дождешься своих собратьев по шкуре. Они позволят тебе рассказать о произошедшем! Но запомни, серая тварь! Ничего не убавляй и ничего не прибавляй ко всему, что видели твои глаза и слышали твои уши. Теперь отойди на двадцать шагов, чтобы по случайности моя нога не сломала твой тонкий позвоночник». И шакал отполз на двадцать шагов. Вокруг нас стояли друзья царя зверей и его верные слуги. Орел, принесший меня в эту далекую степь, стоял рядом и прикрывал меня своим крылом от знойного солнца, которое клонилось к закату. Лев-великан поблагодарил меня за оказанную помощь, а затем сказал: «Сара! Мой самый близкий друг поможет тебе добраться обратно. Когда ты поднимешься под небеса, очень внимательно осмотри место битвы. Там поймешь, для чего именно ты была послана к умирающему льву. Прощай, Сара!» Из его глаз вытекла одна слеза, которая упала мне на голову, и я вновь увидела себя в своем прежнем платье. Я поднялась на спину орла по его спущенному к моим ногам крылу. Он взмахнул своими огромными крыльями, и вскоре мы пошли по кругу над местом, где все это произошло. Царь зверей продолжал стоять на своей добыче. Лишь он один выделялся в центре багрового круга. Его рык о победе проносился с ветром по всем уголкам широкой степи. Звери, пришедшие на помощь, двигались и соединялись в группы своего класса животного мира. Лев продолжал рычать! Я перестала понимать их язык, но мои глаза увидели повторение того слова, которое пришло ко мне в первом сне, только теперь оно четко вырисовывалось в разноцветии друзей и верных слуг царя зверей. И так же, как в первом сне, это слово изображалось справа налево: первая буква – большая запятая под верхней линией; вторая буква – дом с квадратной крышей, стоящий на одной правой стене, а левая стена не касалась крыши и основания нет; третья буква – снова большая запятая под верхней линией; четвертая буква – парусник с тремя мачтами и парусами на них; пятая буква – повторение запятой под верхней линией; шестая буква – лист лотоса с запятой слева и справа – лебедь; седьмая буква – лебедь с поднятой головой и стоящий на изогнутом стволе лилии; восьмая буква напоминала человека, державшего развивающийся длинный платок в левой руке, и ветер направлял платок в левую сторону; девятая буква – на широком основании из краев выходили два дерева с наклоном друг к другу, но правое закрывало левое, не прикасалось к нему; ствол десятой буквы резал нижнюю линию и уходил вглубь, а из верхнего окончания ствола выходил в левую сторону лист оливкового дерева. Все эти буквы образовали веер, то есть полукруг по периметру багрового пятна, и от них к царю зверей тянулись тонкие золотые нити. Увидев это незнакомое мне слово, я что-то поняла, находясь во сне, а когда проснулась, то поняла, что ничего не поняла. Кто может объяснить увиденное мною? Что все это означало и означает? Я очень прошу вас обоих! Помогите разобраться в этом незнакомом мне слове. Я рассказала вам все». Сара замолчала и посмотрела в сторону Мордехая, а затем в сторону рабая Моше-Хаима.

= 8 =

Сны Сары заставили задуматься обоих мужчин. Мордехай старался обрисовать в своем воображении те буквы, которые так легко описала его жена. Он прекрасно понимал, что повторенное дважды слово во сне означает что-то очень весомое и конкретно касающееся его семьи. Он попросил у проходящей стюардессы ручку и бумагу. Нарисовал две параллельные линии, а затем старательно стал выводить непонятные ему буквы.

Рабай Моше-Хаим смотрел в сторону Мордехая и улыбался, а затем обратился к нему с предложением: «Господин Мордехай! Позвольте мне помочь вам в вашем совсем не легком упражнении. Я думаю, что все буквы, названные вашей женой, есть в книге, с которой я не расстаюсь нигде и никогда. Желаете взглянуть?» И рабай открыл небольшую книгу в темном кожаном переплете с золотым орнаментом на обложке.

Эта книга таила в себе очень много интересного и тайного, но не всем открываются двери для познания написанного в ней. Повседневный молитвенник, в котором присутствуют утренняя, дневная и вечерняя молитвы, а также псалтырь царя Давида и многое другое на древнееврейском и арамейском языках. Рабай открыл страницу, на которой явно вырисовывались буквы древнееврейского алфавита.

Мордехай всматривался в незнакомые буквы и старался подобрать именно те, которые описала Сара. Она тоже обратила внимание на книгу и вскрикнув, произнесла: «Да! Это именно те самые. Теперь только нужно правильно их сложить!» И вновь рабай пришел на помощь, сказав: «Госпожа Сара, вы уверены, что видели во сне именно эти буквы?» Сара не задумываясь ответила: «Да! И еще раз да!» И после того, как Сара убедительно подтвердила увиденное, рабай Моше-Хаим попросил у Сары: «Вы показывайте букву за буквой, а я напишу их на бумаге и по возможности прочитаю».

Слово, которое получилось на бумаге, заставило рабая задуматься.

Мордехай нарушил минутное молчание, обращаясь к р. Моше-Хаиму так: «Ребе, не могли бы вы открыть нам причину вашей задумчивости? Все ли хорошо в этом слове? О чем или о ком оно говорит?»

Рабай отвечал не совсем охотно: «Первые семь букв засекречены, они не дают мне ответа и поэтому я не могу их произнести. Последние три буквы звучат так: РоМаХ, а это означает КОПЬЕ».

Шум моторов самолета уже никого не беспокоил. Все пассажиры были заняты своими делами. Сара ни на минуту не отпускала из своих рук шестидневного малыша. Ее не совсем удовлетворил ответ рабая, и она просила его о том, чтобы все слово было сказано полностью. Мордехай поддерживал свою жену и так же, как и она, просил полного ответа. И тогда рабай Моше-Хаим, посмотрев на обоих родителей новорожденного мальчика, сказал: «Хорошо! Хорошо! Вам не стоит так нервничать, потому что я тоже волнуюсь. Мое волнение исходит из моего внутреннего мира! Я боюсь ошибиться, но если мое предположение правильно, тогда это слово будет звучать так: ЙеhИШИЭЛьРоМаХ.»

Самолет пролетел над Европой, и теперь эта железная птица разрезала встречный ветер над Средиземным морем. До посадки оставалось два часа с небольшим. И в тот момент, когда рабай произнес полное слово, увиденное Сарой в своих снах, произошел срыв одного из турбинных моторов на правом крыле самолета. Все пассажиры подпрыгнули на своих местах. Опытные пилоты вцепились в штурвал, чтобы выровнять машину. Но в следующий момент не только пилотам, но и всему экипажу самолета стало понятно, что через несколько минут эта летающая машина со всеми пассажирами врежется в соленые воды Средиземного моря. Пилот послал по радиосвязи экстренное сообщение в эфир. Это был сигнал SOS!!!

За спиной испуганной Сары появился один из сопровождающих – тот, который внес в салон самолета серебристый кейс приличных размеров. Самолет стремительно терял высоту! Этот религиозный парень вырвал из рук Сары ее сына и, положив его в кейс, быстро закрыл крышку и защелкнул все предохранительные замки. Сара, Мордехай и рабай Моше-Хаим резко поднялись из кресел и погнались за уходящим к хвосту самолета человеком.

Мордехай в несколько мощных прыжков оказался рядом с сопровождающим и попытался отнять кейс, но получил сильный удар в живот. Сопровождающий схватил его за шиворот пиджака и втолкнул в открытый туалет. Сара тоже добралась к месту схватки, цепляясь за спинки кресел, и, приняв боевую стойку, закричала: «Отдайте мне моего сына!» Тем временем и рабай Моше-Хаим таким же образом добрался до места, где сопровождающий отдал закрытый кейс в руки Сары и стал говорить громким голосом: «Не открывайте кейс до тех пор, пока не окажетесь на суше. Времени мало! Это единственное безопасное место в самолете при таких ситуациях. За мальчика не переживайте! В кейсе встроена система подачи кислорода, которого хватит на двенадцать часов. Кейс бронирован и водонепроницаем. Самолет неизбежно погибнет! Причина случившегося нам неизвестна, но это не террористический акт, и это факт. Сейчас заходите и закройте дверь. В тесноте да не в обиде! Прощайте, Сара. Вы достойная мать своего сына. Простите меня за вашего мужа! Все! Пора». Он помог Саре войти в туалет и постарался запихнуть р. Моше-Хаима. Дверь захлопнулась, и сопровождающий встал так, чтобы никто больше не попытался проникнуть в хвостовое отделение самолета.

= 9 =

Опытные пилоты, совершенно бессильные в сложившейся обстановке, продолжали бороться за спасение пассажирского авиалайнера. Каждую секунду по всем направлениям мирового эфира летели сигналы SOS.

Управление по международным перелетам Израиля, обеспокоенное случившимся, обратилось в министерство обороны Израиля за помощью. Мир насторожился в предположении нового терракта со стороны масульманских террористических организаций. На место авиакатастрофы были посланы военизированные спасательные команды на специально предназначенных для таких экстренных ситуаций вертолетах.

Авиалайнер находился в воздухе, а с вертолетных площадок Ашдота, Хайфы и Тель-Авива, из Греции, из Турции и даже из Египта были посланы вертолеты для оказания экстренной помощи возможным выжившим.

На последнем усилии пилоты старались выровнять самолет, который перестал быть управляемым. Несколько секунд отделяли железную птицу от плотных слоев соленой холодной воды Средиземного моря. Перед самым падением пилотам удалось приподнять нос авиалайнера и…

БУ-У-УУ-У-УУ-УМ-М-ММ…

Крылатая машина отбросила от себя тонны морской воды и на миг исчезла под водой, но чья-то рука выдернула ее на поверхность! Тридцатипятиметровые крылья самолета рвало на куски. За хвостом потянулись темные линии вытекающего горючего. От соприкосновения с водой разорванных проводов вспыхнула искра и все тянущиеся масляные и керосиновые линии возгорелись. Языки пламени и черный дым пытались оторваться от взволнованной глади морской воды. Чем дальше удалялась бескрылая железная птица, тем больше увеличивалась огненная полоса. Темные реки, изрыгающие огонь, прекратили свое движение, а самолет, словно пущенная стрела, продолжал самопроизвольное скольжение по Средиземному морю.

И вот! Перед носом пилотажной рубки, которая была полностью застеклена, выросла подводная гора. Удар, и за ним следовал другой! Многотонный самолет всей своей силой скорости напирал на острие горного массива. Нижний корпус затрещал по швам. Словно огромный алмаз, гора резала днище самолета. Холодная вода соленого моря хлынула в салон аэроплана, забирая все и всех в свои глубины.

Эта подводная гора послужила резким тормозом для тяжеловесной махины. Нос самолета стал медленно погружаться вглубь моря, потому что горный пик разорвал его днище почти до хвоста. В этом месте его обшивка треснула по кругу, и отвалившийся хвост самолета упал на рядом стоящую вершину этой же подводной горы.

Багровое пятно разрасталось вокруг оставшегося на поверхности хвостового отделения аэроплана. Успокоившееся было море вновь взволновалось от прибывающих к месту авиакатастрофы акул и множества хищных рыб.

Немногие пассажиры, оставшиеся в живых, продолжали бороться. Они пытались отплыть от места крушения самолета. Мутная от крови вода была тяжелой, и намокшая одежда сковывала движения. Каждый из них надеялся на самого себя, и никто не пытался помочь более слабому. Но и те, и другие были обречены на гибель. Один за другим они стали пропадать под волнами Средиземного моря. Изогнутые плавники возбужденных от человеческой крови акул то появлялись над водой, то исчезали в морских глубинах. Обессиленные и беспомощные люди не могли противостоять безжалостным акульим зубам.

Лишь одному из них удалось вырваться из кровавого пятна на воде. Это был тот самый сопровождающий Мордехая, Сару и их малыша! Он заметил, что к нему приближается акула. Решение было молниеносным. Вслух попросил прощения и помощи у Всемогущего Господа Бога и у всего остального живого и неживого мира, а затем набрал в легкие воздух и нырнул под воду. Пренебрегая болью в глазах от соленой воды, он смотрел на плавное приближение серой тени. И в этот самый момент, когда он приготовился к обороне, акула резко развернулась и словно пущенная торпеда, исчезла в глубинах моря.

Мордехай выбил ногами заклинившую туалетную дверь. И сразу всех троих окатила холодная морская вода. Выбравшись из тесного туалетного помещения, они медленно направились к зияющей дыре бывшего самолета. Сара крепко сжимала ручку серебристого кейса, все время прислушиваясь к голосу своего сына. Но ее слух, кроме шума волн, ничего не улавливал. Она пыталась успокаивать саму себя словами: «Потерпи еще немного, мой маленький великан. Еще немного потерпи! Уже совсем скоро к нам придет помощь! И все будет хорошо! Самое важное, что мы остались целы. Да благословит Господь Бог, Всесильный наш, того сопровождающего, который запер нас в этом туалете. Грязь смоется…»

И ее слова застыли на губах, когда она и ее муж, и рабай Моше-Хаим увидели устрашающую картину, происходящую вокруг отломанного хвоста самолета. Им решительно не хотелось оставаться в воде! В любой момент их могли увидеть или почувствовать ненасытные акулы. Мордехай краем глаза увидел, что левое хвостовое крыло находилось над водой. Недолго думая, он схватил под руку свою жену и прыгнул в морские волны. Рабай последовал за ними. И в тот момент, когда Моше-Хаим пытался забраться на хвостовое крыло самолета, в корпус хвоста на огромной скорости врезалась открытая пасть большой акулы. Несколько мгновений спустя глаза всех троих округлились от радости. К ним с разных сторон приближались вертолеты. Они усердно махали руками, боясь, что те их не заметят. И вдруг все акулы, словно по команде, собрались в одном месте и, развернувшись, удалились в восточном направлении. Минуту спустя, когда с вертолетов прыгали спасатели-аквалангисты, в хвост самолета врезалось что-то огромное и с такой силой, что стоявшие на хвостовом крыле Сара, Мордехай, р. Моше-Хаим взлетели в воздух. Аквалангистов отбросила в разные стороны очень мощная волна. Сара взмахнув руками, отпустила ручку кейса, и он стремительно полетел к воде. Все трое были еще в воздухе, когда из воды на короткий миг выглянуло что-то чешуйчатое и, подхватив падающий кейс, так же молниеносно исчезло. Никто не успел осознать, что произошло! Аквалангисты-спасатели приблизились к барахтающимся в воде людям и на специальных приспособлениях подняли всех троих на военный израильский вертолет.

Как раз это все и видел издалека тот спасшийся от акул религиозный парень. В кармане его набухшего от воды пиджака находился свисток и что-то похожее на сигарету. Свисток он положил в рот и начал дуть в него из последних сил, а похожее на сигарету встряхнул несколько раз и отломал крышку уже трясущимися от холода пальцами. Из разломанной тонкой трубочки стал подниматься вверх красный дым. Его сразу же заметили с военного вертолета, и уже через несколько минут на борт вертолета подняли абсолютно обессиленное тело человека с незначительными признаками жизни, который уцелел не только во время авиакатастрофы, но и зубы акул обошли его стороной, а также холодная морская вода не приняла угасающее тепло.

Вертолеты вышли на обратный курс, а по глади Средиземного моря разносился голос отчаянной Сары: «Там мой сын. Он жив. Он жив. Спасите моего мальчика!»

Через Гибралтар в самые глубины Атлантического океана с невероятной скоростью уносился спокойно спящий мальчик по имени ЙеhИШИЭЛьРоМаХ.