Напрасно я, однако, надеялась, что с приездом Татьяны Степановны наша жизнь переменится к лучшему.

Увы…

– Ну, наконец-то! – бросилась я навстречу Татьяне Степановне, когда увидела её выходящей из машины у коттеджа Хозяйки. – Где разместили? В деревне? Рядом с девицами?

Она, однако, не проявила ответной горячности при встрече.

– Голубятня, вообще-то предназначалась для налага, – сказала она несколько суховато – особенно на фоне моего бурного приветствия.

– Ничего страшного, – успокаиваю её, – устроим резиденцию начлага в самом прохладном деревенском доме. А здесь днём жуткая духота, даже и входить не хочется.

Татьяна Степановна подумала, потом сказала:

– Ну, пусть. Там действительно будет прохладнее. Но до моря далеко. Три раза в день – туда-сюда… Как-то не очень.

– Зато девчонки рядом, – пытаюсь подбодрить я её. – Соскучились же!

– А почему вы не поселитесь в деревне? – спрашивает она меня.

– Потому что такого большого дома в деревне нет. Чтобы всех мальчишек там уместить. А рассеивать их по отдельным домикам безнадзорно – это ещё опаснее, чем девчонок одних оставлять. Правда. Да плюньте вы на эту Голубятню! В деревне лучше, если одному. Вам там понравится.

– Боюсь, что шумновато будет в деревне, – говорит Татьяна Степановна, поправляя свои замечательные серебристо-тёмные очки.

– Да и здесь ведь на ходу, дорога рядом. И потом, у меня есть ещё одна хорошая идея на этот счёт.

– Ладно, в случае чего, поменяемся, – соглашается, наконец. – Ну, как тут они? И что за идея?

– Разболтались вконец. Я просто не справляюсь. Мне очень кстати будет ваша помощь. Идея вот какая. На базе обещали дать места для всего отряда, но ждали вас.

Она неопределённо пожала плечами.

– Теперь вот бархатный сезон приближается.

– Ну да, знаю, с августа усилится наплыв блатняка.

– Я говорила по телефону с директором базы. А в этом году, Т все как взбесились – всем надо на отдых в Сочи. Так что не знаю, может, так и придётся жить по разным местам.

Мы сели на скамейку, под дерево. Разговор по душам почему-то никак не склеивается. Она зачем-то стала выкладывать из сумки вещи – широкое пляжное полотенце, бутыль с минералкой, пакет с бутербродами, крем для загара, журнал, косынка… Потом снова стала всё убирать в сумку. Косынку скомкала… Похоже, нервничает. С чего бы это? На ней был весёленький сарафанчик, который ей очень шёл, но совершенно не вязался с тем свирепым выражением лица, которое на нём установилось мгновенно, как только я сказала, что придётся с девицами ходить буквально за руку. Иначе хлопот не оберёшься.

– Ухажёры? – сняла очки она и посмотрела на меня с близоруким прищуром.

– Это бы ладно – всех ухажёров мы уже на учёт поставили, – говорю я. – Но тут ещё некие Братья Карамазы объявились…

– Нам только Толстого не доставало. Для полного комфорта, – сердито говорит она и снова начинает копаться в сумке. – Да пусть живут, как хотят. В конце концов, это их жизнь. Вам ясно?

– Нам – ясно, – говорю я, вскипая. (И эта туда же!). – Но мы не имеем права. проявлять беспечность. Они ещё многих вещей просто не понимают. Чего ради мы сюда приехали?

– Вы – не знаю, – невозмутимо отвечает она. – Ничего себе! А вы?

– Я лично хочу отдохнуть, – обескураживает она своей откровенностью. – И вообще. Начальник лагеря не должен бегать за детьми. На это есть воспитатель.

Такое заявление, конечно, не было для меня уж слишком неожиданным, однако, мало меня порадовало.

– Дети разлагаются на глазах, я уже не справляюсь с ними. Может хоть кто-то мне действенно помогать?

Она спокойно выслушала мою жальбу и весьма иронично сказала:

– Хотите законсервировать своих огурцов? Не имеет смысла – эти овощи изначально с гнильцой.

Кончик её носа блестел от пота. Никогда не думала, что взгляд близоруких глаз может быть таким цепким. И мне на какое-то мгновение сделалось страшно – рядом со мной стояло ужасное существо, способное, казалось, абсолютно на всё – при условии, что об этом никто (из посторонних) не узнает.

Но вот она снова заговорила:

– Вокруг люди. Не в джунглях живём. Что вы вечно всех пугаете?

– Это тонко подмечено – не в джунглях, в горах. И это не менее опасно.

– А что, Валера тоже в деревне живёт? – перевела стрелки Татьяна Степановна.

– Он здесь спасатель, живёт на базе.

– Знаю, что спасатель. Значит, на базе, говорите. Хочу вас предупредить.

– Насчёт чего? – спрашиваю, понимая, что настоящее веселье только начинается.

– Насчет спасателя. У вас пляжный романчик?

– С ума сойти…

– Понимаю, вы женщина отчаянная.

– Да это же поклёп!

– Информация, – поднимает палец она.

– Свинство какое.

– И я того же мнения. И не только я, заметьте. Людмиле Семёновне, я уверена, тоже может показаться, во всяком случае, сильно не понравиться.

– Я не хочу говорить на эту тему, – резко сказала я. – Понимаю. Трудно.

Мы расстались, она пошла к Хозяйке, а я отправилась искать детей – на объектах, похоже, опять никто не появился. Вот так помощь подоспела! Думать о Татьяне Степановне больше не хотелось. Вечером того же дня, ещё более жаркого, чем обычно, ко мне подбегает медсестра и, пугливо озираясь, что-то сует мне под нос:

– Оль, в драгметаллах сечёшь?

Милая девонька! Сама непосредственность… Спрашиваю:

– Откуда это у тебя? Пожимает плечами. Я разглядываю ложки, вилки, которые она выкладывает.

– Вот, смотри, ещё ножик есть.

– Что это? Приборы? Где взяла?

– Мне дали. Сказали, что столовое серебро. Ты видишь?

– Вижу, – отвечаю я, а сердце вещует недоброе.

– Как ты думаешь, настоящее? Что это? Серебро?

– Похоже, мельхиор. Где всё это взяла?

– Какая разница…

– Нет уж, говори.

Я крепко прихватываю её за локоть.

– Ну, Карамазы продают по дешёвке. У них там этого добра до чёрта.

– Где – там?

– Да в их доме! Ну, что привязалась, будто следователь.

– Откуда это у них?

Медсестричка надувает хорошенькие губки.

– Ну, тебя… Лучше скажи, это точно серебро?

– Сказала же – мельхиор.

Она разочарованно прячет «драгметаллы».

– Мельхиор – тоже ценность, и спёр всё это твой Карамаз на базе. Который?

– С бородой, а тебе что?

– Ты покупаешь краденый товар. Хоть это ясно?

Медсестричка тихо шепчет:

– Да они к базе близко не подходили. Точно тебе говорю.

– Они не подходили, а вот наши девицы там как раз и работают. Кто сегодня и вчера был в буфете?

– Я знаю?

– У вас есть список, и вы должны следить за тем, как дети ходят на объекты. А про это… ты сама сообщишь, или мне пойти к Тамаре Трофимовне?

– Ой. Я не стукачка…

Она забавно тряхнула головой и гордо посмотрела на меня. Мне хотелось рассмеяться, но ситуация была такая, что не до смеха. Даже вообразить невозможно, чем всё это могло закончиться.

– Послушай, Оль, я тебе половину отдам. Давай не будем. Зачем хай поднимать. А? Чёрт… Надо было и на тебя взять. Как это я сразу не сообразила… Дёшево же..

– Послушай, ты здоровый человек или прикидываешься? Она стояла совсем рядом, я слышала, как стучало её сердце, и мне не было её жалко.

Завтра моих девиц из-за этих ложек могут и в кутузку спровадить.

И тут меня прошиб холодный пот – ведь кроме ложек-вилок они могли и более ценные вещицы упереть!

А медсестричка уже чуть не плакала.

– Послушай, Оль. Ну, давай по-человечески, У тебя же нет столового серебра!

– У меня много чего нет. Так и что? Податься в бандюки?

– Ладно. Я тебе половину отдам… – сквозь слёзы говорит она и протягивает мне ложку. Если хочешь.

– Ты так ничего и не поняла, – говорю я в сердцах.

– Так все же так делают! – выкрикивает она полушёпотом и быстро уходит.

– Дура ты, извини за правду.

– Ещё вопрос, – говорит она уже смелее и быстро убегает.