Решающая роль институционального развития для успеха модернизационного проекта сегодня широко обсуждается в экспертных кругах. Но при этом очень редко признается, что в любом обществе так или иначе залогом успешного функционирования институтов является их соответствие ценностным ориентациям большинства. Ценности субъектов общественных процессов определяют их отношение к институтам – формальным и неформальным, традиционным и современным, рождающимся в процессе длительной адаптации и ассимиляции и привносимым извне, – а значит, формируют нормы фактического поведения. В рамках данного проекта мы выделили одну категорию населения, исследование которой представляется нам принципиально важным для оценки перспектив развития Северного Кавказа. Таковой, по нашему мнению, является студенческая молодежь. В конечном счете будущее любой территории определяется тем, на что нацелена молодежь, какие факторы и стимулы определяют ее поведение. При этом позиция молодых людей, получающих высшее образование, часть которых потенциально способна войти в элиту, особенно важна.

В ходе исследования мы попытались понять, каковы основные жизненные стратегии студенческой молодежи, что их определяет, что представляют собой характерные для этой категории ценности, какова их динамика и факторы, влияющие на происходящие изменения. Чтобы ответить на эти вопросы, был проведен социологический опрос, основанный на полустуктурированных интервью. В опросе приняли участие 124 студента Дагестанского государственного университета (ДГУ) со второго по пятый курс, обучающихся на шести факультетах. Также дополнительно были проведены три групповые дискуссии (фокус-группы).

 

8.1. Мобильность населения и урбанизация

В рамках нашего исследования была предпринята попытка определить основные миграционные потоки образованной части молодежи, а также факторы, стимулирующие или препятствующие молодежной миграции. Результаты исследования демонстрируют два основных миграционных потока. Первый – это движение сельского населения в региональный центр – Махачкалу. Второй – движение населения в центральные регионы страны. Применительно к предмету исследования во втором случае речь идет о миграции молодых специалистов после окончания вуза. В этом потоке, состоящем в нашей выборке из 28,2 % студентов, планирующих после окончания вуза выехать за пределы Дагестана, преобладает городская молодежь. 35,8 % городских студентов и 19,3 % студентов, закончивших сельские школы, планируют трудоустроиться или продолжить обучение за пределами Дагестана. Косвенно это положение подтверждается следующими данными: выпускники городских школ чаще поступают на более престижные факультеты, чем выпускники сельских школ; в то же время больший процент студентов этих факультетов планируют выехать после окончания вуза за пределы региона. 74,3 % студентов, желающих выехать за пределы Дагестана, обучаются на факультетах, которые были определены для целей исследования как более престижные, в частности экономическом, востоковедения и иностранных языков.

Для тех, кто планирует продолжить обучение, основным стимулом для переезда является более качественное образование и престиж вузов центральных регионов. Выезжающих с другими целями привлекают более широкие возможности для трудоустройства. Наличие востребованных на рынке труда знаний и навыков, например знания иностранных языков, характерное для выпускников перечисленных факультетов, открывают для них более широкие возможности. Такие факторы, как высокая террористическая опасность региона, значительный уровень коррупции на рынке труда, сдерживающий самореализацию молодежи, а также желание избежать довлеющего контроля традиционного общества стимулируют решение отдельных респондентов покинуть регион. Факторы, сдерживающие миграцию молодежи из Дагестана, – это нетолерантное отношение населения центральных регионов страны к представителям неславянских этнических групп, сложность бытовых условий вдали от семьи, нежелание оставлять близких и родных. Обычай, предписывающий молодым девушкам находиться до замужества в кругу близких родственников, также является существенным фактором, ограничивающим миграцию этой категории населения.

Второй миграционный поток – внутрирегиональная урбанизация – также формируется прежде всего в силу более широких возможностей трудоустройства в Махачкале по сравнению с сельскими районами Дагестана. Основные причины, заставляющие сельскую образованную молодежь покидать село, кроются, по выражению наших респондентов, «в отсутствии перспектив», т. е. возможности трудоустройства для квалифицированных специалистов в сельской местности. Сельское хозяйство, в котором сегодня превалирует ручной труд, большинство студентов не считает занятием, достойным людей с высшим образованием. Часто оно рассматривается как удел молодежи, не справившейся со школьной программой и не поступившей в вузы. Сельскохозяйственный труд ассоциируется с большими затратами физических усилий в неблагоприятных погодных условиях (жара, палящее солнце летом, холодная погода зимой). Высшее образование, в свою очередь, видится как инструмент, позволяющий избежать тяжелого физического труда, но поскольку потребность в квалифицированных специалистах в селе ограничена, миграция в города представляется непременным условием реализации преимуществ высшего образования.

Нижеприведенная выдержка из материалов фокус-группы с юношами из сельских районов Дагестана наглядно демонстрирует основной стимул для оттока образованной молодежи из села.

• «Работа.

• Из-за работы все уезжают.

• Отсутствие государственной работы.

• У нас [в селе] есть учителя и врачи, которые обслуживают население и всё, больше работы нет.

• В селениях остались те люди, у которых есть государственная работа. Которые работают в детских садах, в школе учителями, в медпункте, они остались сами себя обслуживать и всё.

• У нас некоторые преподаватели свое место оставляют своим детям, где нам работать?

• У меня одноклассник, он со мной закончил 11-й класс, он в одном русском слове может три ошибки сделать. Не поверите, он ни значения, ни произношения слова этого не знает. Такие люди могут остаться [в селе] и сеном заниматься, сельским хозяйством и так далее, тюки поднимать.

• Процентов 20–30, которые там [в селе] живут, они имеют работу, остальные ездят в город на заработки. И зачем такая жизнь кочевника? Семья там, а они здесь на заработках, а потом зимой дома бывают. У нас практически везде (во многих селах) такая картина.

• В моем селе остались только те, кто на государственной работе, и пенсионеры, остальные уехали. Все, кто могут. Например, все, кто 11-й класс закончил – 45 человек, все уехали. Кто учится, кто на заработках.

• [Те, кто не поступил в вуз] в основном на строительные работы уезжают.

• В городе работа высокооплачиваемая.

• Чем больше город, тем больше спектр работы».

Только 12,3 % студентов, закончивших сельские школы (в т. ч. в районных центрах), выразили желание вернуться в родное село после окончания вуза. Еще 19,3 % студентов, закончивших сельские школы, могли бы поехать в село, если бы им была предложена хорошо оплачиваемая работа. На вопрос о приемлемой для них заработной плате в родном селе респонденты называли значения от 4 до 45 тыс. руб., среднее арифметическое которых составило 12 640 руб. Девушки готовы работать за более низкую плату, в надежде, что будущий муж сможет обеспечить семью. В Махачкале почти все респонденты надеются найти более высокооплачиваемую работу. Среднее арифметическое значение желаемой заработной платы, названное для Махачкалы, составило 24 560 руб. (при минимальном значении 4 тыс. руб. и максимальном значении 175 тыс. руб.). Но пожелания респондентов из села и в этом случае были значительно скромнее.

52,6 % опрошенных студентов из села дали однозначный ответ о том, что не хотели бы возвращаться в родное село ни при каких обстоятельствах. Очевидно, что для этих респондентов город ассоциируется не только с возможностью трудоустроиться, но и с наличием современной инфраструктуры, доступностью спектра услуг, социальной средой, представляющей интерес для респондентов, и со спецификой городского образа жизни. Участники фокус-группы, процитированные выше, отмечали следующие достоинства города.

• «Все лучшее у нас находится в городах. [Например], все сельские больные приезжают в Махачкалу лечиться. Почему? Потому что там, в районе, нет такого оборудования как здесь.

• В селах плохие дороги.

• Там нет ни газа, ни горячей воды.

• [В городе есть] все удобства: горячая и холодная вода.

• Есть спортивные сооружения.

• Все под рукой, словом.

• Захотел, записался на бокс, на борьбу, куда хочешь, здесь всё есть.

• В селении трудно найти единомышленника бывает, обсудить проблемы, которые именно тебя интересуют. Я общественной работой занимаюсь и много интересных людей встретил [в Махачкале]. • В селах есть дети, которые хотят развиваться в плане музыки, творчества, рисования, – это очень трудно, даже если человек захочет. Я, например, с третьего класса мечтал танцевать брейк-данс, но только когда сюда поступил на первый курс, я увидел этих пацанов. Я понял: то, что я видел по телевизору – это не фантастика, что это вправду есть, и я начал заниматься. Есть дети, которые хорошо поют, хорошо рисуют, но в школе этим очень сложно заниматься. В школе можно только после занятий заниматься какими-нибудь единоборствами».

В рамках исследования мы попытались выяснить факторы, повлиявшие на решение респондентов получить высшее образование в родном регионе. Причины такого решения находится в статистически значимой зависимости от пола респондентов. Для юношей основная причина – финансовое положение семьи. 26,6 % респондентов отметили, что их семья не смогла бы себе позволить финансовое обеспечение студента, обучающегося за пределами республики, 83,3 % из респондентов, давших такой ответ, – юноши. Для девушек очень важно отношение общества, которое не одобряет путешествия незамужних девушек без сопровождения членов семьи. Важно отметить позицию респондентов, которые предпочли пройти курс обучения в Махачкале, поскольку не хотели бы испытать на себе негативное отношение населения центральных регионов страны к представителям этнических групп неславянской внешности. 8,9 % респондентов назвали этот фактор, из них 6,5 % – как основной, 2,4 % – наряду с наличием финансовых проблем. Частично тем же фактором объясняется и обеспокоенность родителей, не позволивших своим детям выехать на учебу в другие регионы.

Начиная с 1990-х гг. часть российской молодежи предпочитает получать образование за рубежом. Можно было бы предположить, что в силу близости религиозных воззрений молодежь Дагестана в большей степени тяготеет к странам Ближнего и Среднего Востока. Наши исследования показали, что привлекательность образования в этих странах для студенческой молодежи незначительна.

Большая часть студентов при наличии такой возможности предпочитает интегрироваться в западное общество либо в социум центральных регионов России, нежели стран Ближнего Востока. Отвечая на вопрос о том, где бы респонденты предпочли учиться, если бы им была предоставлена возможность выбрать любое учебное заведение мира, 48,4 % респондентов назвали европейские страны, чаще всего Великобританию, и страны Северной Америки. Престижность образования была не единственным критерием, определившим такой выбор. Многие студенты говорили о том, что их привлекают культура страны обучения и образ жизни ее жителей. Отвечая на этот вопрос, некоторые респонденты отдельно подчеркивали, что не хотели бы учиться за рубежом или в других регионах России, но с удовольствием поехали бы жить или путешествовать в Италию, Францию, Швейцарию, Японию. Такой выбор, как правило, объясняли интересом к культуре названной страны, высоким уровнем жизни, безопасностью, демократичностью общества. Только 8,1 % студентов, участвовавших в опросе, хотели бы поехать в страны Ближнего Востока, такие как Египет, Саудовскую Аравию, Сирию. Близость культурных ценностей и в этом случае – один из основных стимулов, но значим также и профессиональный интерес лингвистов-востоковедов (8 из 10 студентов, изъявивших желание обучаться в странах Ближнего Востока, – студенты факультета востоковедения). Объясняя свой выбор престижем российского образования, близостью культурного фона и наличием языковых навыков, 18,5 % студентов предпочли бы наиболее престижные вузы России. Из регионов России наиболее привлекательной для молодежи и с точки зрения получения образования, и с точки зрения профессиональной самореализации является Москва. 45,2 % студентов при наличии возможности выбрать один их вузов России предпочли бы учиться в учебных заведениях Москвы, еще 10,5 % выбрали бы один из вузов Москвы или Санкт-Петербурга.

Говоря о своих реальных планах, только 2,4 % респондента отметили, что намерены после окончания вуза работать или учиться в странах Ближнего Востока, а 5,7 % планируют отправиться в страны Запада. Наибольшее количество будущих молодых специалистов надеются найти работу в Махачкале (43,5 %), еще 15,3 % – продолжить обучение в этом городе. 19,4 % хотели бы выехать в другие регионы России: 8,9 % – для продолжения образования, 10,5 % – с другими целями.

Возможно, что среди молодежи в целом желание обучаться в ближневосточных странах распространено в большей степени, чем среди наших респондентов. Тем не менее доступные данные о количестве студентов с Северного Кавказа, обучающихся в странах Ближнего Востока, подтверждают наши выводы о невысокой популярности учебных заведений ближневосточных стран. По данным профессора Добаева, в 2008 г. было более тысячи таких студентов. Эта цифра очень незначительна по сравнению с количеством студентов, получающих высшее образование на Северном Кавказе. Например, только на очных отделениях государственных вузов Дагестана в 2009/2010 учебном году обучалось 47,6 тыс. студентов. Согласно данным, опубликованным Н. Нефляшевой, многие российские студенты, поступающие в учебные заведения стран Ближнего Востока, не заканчивают полного курса обучения. Культурный дискомфорт, выражающийся в отношении ко времени, в частности медленный темп занятий, Нефляшева называет одной из причин, по которой российские студенты оставляют учебные заведения этих стран.

Итак, абсолютное большинство наших респондентов связывают свои планы на будущее с городом, прежде всего Махачкалой. Напомним, что 43,5 % наших респондентов хотели бы трудоустроиться в Махачкале и еще 15,3 % – продолжить обучение в этом городе. Только 12,3 % выпускников сельских школ планирует вернуться в село. При этом в потоке молодежи, покидающей Дагестан, преобладают жители Махачкалы. Таким образом происходит своего рода замещение коренного населения этого города селянами, связывающими с этим городом надежды на самореализацию. Каждый новый житель города, обладая определенными культурными и мировоззренческими характеристиками, привносит их в социум города. Сформированные под влиянием культурной среды конкретного сельского сообщества, эти характеристики существенно отличаются как от ценностей городских жителей, так и от ценностей многих других мигрантов. Кроме сельских традиций в их этническом разнообразии и городской культуры Махачкалы ценности, встречающиеся в культурном пространстве города, включают в себя взгляды тех, кто возвращается из других стран и регионов России. В городе происходит смешивание культурных традиций, их преобразование. Ассимиляция старых ценностей и симбиоз новых – одна из основных функций городов, которую, пожалуй, можно назвать преобразующей. Как происходит взаимодействие агентов, представляющих различные ценностные ориентации? Насколько процессы культурной ассимиляции значимы? Означают ли они создание единого социального пространства, существенно отличающегося от сельских сообществ? На эти вопросы мы попытались ответить в рамках нашего исследования. Но прежде чем приступить к рассмотрению процессов взаимодействия различных субкультур в городской среде, хотелось бы представить несколько замечаний о ценностях, характерных для современной студенческой молодежи Дагестана, в частности приверженности исламу и ассоциации себя и окружающих с большими семьями – тухумами.

 

8.2. Религиозность: самоидентификация и представления о нормах и правилах

Сегодня часто можно услышать мнение о том, что на Северном Кавказе полным ходом идет процесс реисламизации. Но доступных социологических данных, которые могли бы дать представление о динамике религиозного самосознания населения в целом или его отдельных категорий, явно недостаточно. Несмотря на то что время от времени публикуются данные отдельных социологических опросов, осмысление масштабности реисламизации обычно основано на подсчете количества мечетей, исламских высших и средних учебных заведений, числа мюридов, количества экстремистских группировок и религиозных печатных изданий. В рамках нашего проекта была предпринята попытка оценить религиозное самосознание студенчества методом социалогического опроса. Результаты опроса показали высокую долю респондентов, для которых религия имеет важное значение. 90,4 % респондентов признали определенное влияние ислама, 3,2 % – православия, 2,4 % сказали, что верят в высшие силы в целом или единобожие. Только 4 % респондентов сказали, что религия не имеет для них никакого значения. Роль религии в своей жизни подавляющее большинство респондентов (83,9 %) определили как важную или очень важную. Многие респонденты подчеркивали: «Это самое важное в моей жизни», «это на первом месте, это образ жизни», «у нас говорят, что если человек потерял друзей, он потерял треть себя; если он потерял семью, то потерял половину себя; если он потерял веру, он потерял всего себя».

Только 11,3 % опрошенных студентов сказали, что религия для них не очень важна. Из тех, кто верит в целом в высшие силы, 66,7 % отметили, что религия для них не очень важна; из тех, кто отнес себя к православным, 50 %, и из тех, кто отнес себя к мусульманам, только 8,5 % придерживаются тех же позиций. Но нужно отметить, что 42,6 % студентов, определивших роль ислама как важную или очень важную, не выполняют намаз. Всего 61 % студентов сказали, что выполняют намаз (50,8 % юношей и 71,7 % девушек). Те, кто считают себя верующими, но не выполняют намаз, предлагали различные объяснения такой ситуации. Обобщив, можно сделать вывод о том, что все объяснения так или иначе обращаются к вопросу о значимости морально-этических норм, содержащихся в религиозных канонах. Следование таким нормам определяется либо как приоритет по отношению к выполнению ритуалов, либо как критерий, определяющий право выполнения ритуала. Позволим себе привести несколько цитат из интервью со студентами для иллюстрации этого вывода: «Я верю, но не молюсь. Иногда те, кто противоречат всем нормам – убивают, воруют, – совершают намаз – это аспект моды. Можно верить в душе и не нарушать заповедей», «я начинал молиться, бросал. Грешить и молиться – лицемерие. Соблазняюсь, смотрю на красивых девушек, а это – грех», «нет, намаз не делаю. Думаю об этом. Не готова еще. К этому нужно серьезно отнестись. Стараюсь следовать всем нормам [морали]».

До поступления в вуз 52,1 % наших респондентов совершали намаз. Рост процента респондентов, выполняющих намаз, за период учебы в университете в основном произошел за счет девушек, как сельских, так и городских. Выполнение намаза детьми и подростками школьного возраста указывает прежде всего на религиозность семьи, поскольку именно в семье дети обучаются молитве. Этот вывод подтверждается наличием статистической зависимости между религиозностью отца и выполнением намаза нашими респондентами. В абсолютном большинстве семей, в которых глава семьи посещает мечеть или выполняет намаз дома, дети также выполняют намаз. Но следует отметить, что 50 % студентов из семей, в которых глава семьи не практикует ежедневную молитву, совершают намаз. Во многих подобных семьях очевидно стремление родителей и других родственников воспитывать своих детей в соответствии с религиозными ценностями, несмотря на отсутствие достаточных собственных знаний о религии. В таких семьях родители часто привлекают соседей, знакомых и односельчан, которые могли бы помочь их ребенку освоить религиозные каноны, либо определяют детей на курсы при мечетях. Косвенно эти данные дают нам основание говорить о том, что религиозность поколения сегодняшних двадцатилетних выше, чем религиозность поколения их родителей, что вполне укладывается в логику общественного развития последних 50 лет. Поколение родителей современного студенчества воспитывалось в поздний советский период, для которого были характерны исключение любых религиозных проявлений из публичной сферы жизни и атеистическая основа общественного образования и воспитания. Наши респонденты – представители первого поколения, чьи ценности и ориентиры формировались в постсоциалистическое время. Детство сегодняшних студентов пришлось на времена всплеска религиозности в обществе, выразившегося в массовом изменении отношения старшего поколения к религии: от атеизма, осуждения религии или скрытой религиозности к открытому выражению пиетета к религиозным ценностям или открытому выражению своих религиозных взглядов.

Тем не менее очень важно подчеркнуть, что, несмотря на высокий процент студентов, считающих себя верующими мусульманами, большинство из них имеют ограниченные знания религиозных канонов. Так, очень небольшой процент студентов соотносили выбираемую профессию и религиозные воззрения. Например, абсолютное большинство студентов не имеют представления о греховности деятельности, связанной с ростовщичеством, и готовы работать в кредитных учреждениях. Размер заработной платы является основным критерием, на который ориентируется студенты при выборе работать или не работать в таких учреждениях. Кроме того, просматривается тенденция вариативной трактовки правил и норм. Например, 19,6 % респондентов – верующих мусульман, определивших роль религии как важную или очень важную, и 20 % респондентов, совершающих намаз, позволяют себе употреблять алкоголь. Абсолютное большинство этих респондентов подчеркивали, что употребляют лишь ограниченное количество алкоголя в редких случаях: «бокал вина по праздникам», и с разрешения родителей. Тем не менее эти данные позволяют говорить о свободной трактовке религиозных правил не только студентами, но и старшим поколением их семей.

Таким образом, данные, полученные в рамках описываемого исследования, позволяют говорить о том, что, несмотря на высокий процент молодежи, считающей себя верующими мусульманами, основная масса верующей молодежи не обладает систематическими знаниями религиозных канонов. Сегодня часто отмечается широкое распространение среди студентов и выпускников высших учебных заведений Северного Кавказа особой общественно активной категории верующих – приверженцев норм шариата. Вероятно, среди студенчества есть молодые люди, владеющие углубленными знаниями шариата и следующие всем его нормам, но едва ли можно говорить о широком распространении этого явления на современном этапе.

 

8.3. Индивидуум и большая семья

Наряду с возрождением ислама еще одной особенностью современного дагестанского общества является сохранение восприятия индивидуума прежде всего как представителя большой семьи, тухума. Превалирование подобного восприятия индивида не может не оказывать влияния на возможности самореализации молодежи и ее представления об инструментарии и целях самореализации. Такой контекст обязывает нас обратиться к вопросу о функциях большой семьи в дагестанском обществе и их влиянии на стратегии самореализации молодых людей.

Одна из функций, традиционно выполняемая большой семьей, – аккумулирование и хранение коллективной памяти и репрезентация индивида в обществе. Выполняя эту функцию, большая семья является гарантом положительных характеристик своего представителя. Поскольку репутация каждого члена семьи является составной частью репутации семьи в целом, ее члены заботятся о том, чтобы нравственный облик каждого родственника соответствовал представлениям о принятых в обществе нормах. В нашем исследовании функционирование семьи как хранителя коллективной памяти о своих членах и репрезентативная функция семьи проявились в ответах на вопросы об образовательных предпочтениях студентов, уже описанных выше.

Обучение в учебных заведениях Махачкалы для девушек и их родителей представляет компромиссное решение, позволяющее, с одной стороны, получить высшее образование, с другой – сохранить репутацию. В этом городе концентрируется большое количество родственников, являющихся социальной средой, аккумулирующей память о моральном облике девушки. Для девушки и ее родителей важно сохранить репутацию перед лицом местного сообщества, в котором ожидается ее реализация как будущей жены и матери. Именно родственники являются гарантом такой репутации, т. е. роль тухума как хранителя коллективной памяти, присущая традиционным обществам, в полной мере сохраняется. Цель путешествия девушки и пункт назначения – Европа, Ближний Восток или центральные регионы России – не имеет значения. Выпадение за границы обзора большинства членов социальной сети, основанной на родственных отношениях, ставит репутацию девушки под сомнение. Когда девушки находятся в Дагестане, большая семья, в частности родные и двоюродные братья, считают своей обязанностью поддерживать честь семьи, контролируя сестер и кузин. Махачкала позволяет найти компромисс между характеристиками дочери, диктуемыми традиционным взглядом, и современными требованиями. С одной стороны, идеальная невеста – это та, о которой все известно, которой нет необходимости доказывать моральность своего поведения до замужества; с другой стороны, сегодня невеста должна быть хорошо образованной.

Здесь также необходимо отметить особую значимость в дагестанском обществе самореализации личности в качестве супруга и родителя. В целом вступление в брак и отношения супругов в дагестанском обществе в значительно большей степени, чем во многих других регионах страны, являются делом семей брачующихся. Браки часто воспринимаются как залог отношений между тухумами брачующихся, нацеленных на расширение связей и усиление влияния их членов. Развод, напротив, рассматривается как крайне нежелательное явление, поскольку он также затрагивает, помимо отношений между супругами, и отношения между их родственниками. Кроме того, он отражается на репутации членов большой семьи. Все это формирует особое отношение молодых людей к браку, в котором превалирует ответственность перед своими родителями и большой семьей.

Восприятие индивида как части общности – тухума, тэйпа и пр. – имеет и иную сторону. Оно ведет к недооценке индивидуальных характеристик, в том числе способностей, умений, навыков. Эти характеристики имеют меньшее значение, поскольку на первый план выступает семья. Характеристики этой общности в традиционном обществе более значимы, нежели характеристики индивида. Например, раннее сватовство может послужить наглядным примером такого превалирования характеристик семьи над индивидуальными характеристиками. Некоторые семьи встречают первых сватов, когда будущей невесте исполняет 10–11 лет. В этом возрасте сложно с уверенностью говорить о качествах, которыми будет обладать невеста к моменту замужества (т. е. еще через 8–12 лет), но репутация семьи является залогом для сватов, что девушка будет соответствовать всем требованием, предъявляемым обществом к будущей жене и матери. Именно репутация большой семьи, а часто и ее социальное и финансовое положение являются решающими факторами при выборе невест юного возраста.

Еще одна функция большой семьи проявляется в оказании социальной поддержки ее членам. Родственные связи – это инструмент социальной поддержки, одна из основных социальных сетей, на которую опирается малый бизнес, залог поддержки социально незащищенного населения и молодежи, которой необходим период адаптации к взрослой жизни. В нашем опросе роль социальной функции семьи проявилась, например, в ответах о трудоустройстве молодых специалистов. Отвечая на вопрос о том, как, по их мнению, большинство выпускников вузов находят работу, 75,8 % интервьюируемых отметили наличие связей как основное условие трудоустройства; 40,3 % респондентов назвали помощь родителей и родственников как единственный фактор, способствующий трудоустройству; по мнению еще 14,5 % респондентов, выпускникам приходится не только использовать связи своих родителей и родственников, но и платить за трудоустройство. Только 13,7 % уточнили, что, несмотря на то что без связей устроиться на работу очень сложно, знания и способности также играют немаловажную роль, особенно для того, чтобы впоследствии сохранить свою должность. На вопрос о том, как респонденты собираются искать работу после окончания вуза, 46,7 % ответили, что полагаются на связи родителей, родственников и знакомых. Только 5,6 % готовы воспользоваться предложениями, находящимися в открытом доступе (Интернет, местная пресса и пр.). Многие респонденты предпочли не отвечать на этот вопрос.

Существует мнение, что опора на родственные связи как институт социальной поддержки слишком затратна для индивидуума, полагающегося на нее, а потому неэффективна. Например, один из основных ресурсов, требующихся от индивида, поддерживающего отношения в большой семье, это время. Время, которое он затрачивает на посещение похорон, свадеб, визиты вежливости и пр. Иногда предприниматель, являющийся членом большой семьи, вынужден тратить недели дорогостоящего для него времени на ритуальные церемонии, упуская деловые возможности. Не согласиться с таким утверждением сложно. Но, рассуждая о функционировании социальных институтов на Кавказе, необходимо признать, что в современной ситуации родственные связи – это один из немногих, если не единственный, доступный большинству и надежно работающий институт, который в английском языке назывался бы enabling, т. е. обеспечивающий или предоставляющий возможности. Так, например, как следует из вышеприведенных результатов опроса, опора на тухумные связи, по мнению большинства респондентов, – это единственная возможность найти хорошо оплачиваемую престижную работу. Таким образом, индивид, поддерживающий прочные отношения с большой семьей и затрачивающий существенное количество времени на поддержание связей, действует как существо прежде всего рациональное.

Поскольку сегодня семейные связи – основной институт, обеспечивающий возможности, он воспроизводит сам себя, во-первых, являясь механизмом, к которому обращаются рациональные акторы; во-вторых, демонстрируя свою действенность через опыт, аккумулированный в коллективной памяти. Но действие, рациональное с точки зрения индивидуума, не всегда рационально с точки зрения общества. Поведение, рациональное с точки зрения студента, находящегося в процессе поиска престижной работы, и с точки зрения его родственников, помогающих ему, используя свое служебное положение, трудоустроиться, нерационально с точки зрения общества, поскольку снижает значение таких факторов, как навыки, знания, умения, опыт при трудоустройстве, а соответственно снижает качество персонала. Эффективность контроля и наказания как инструмента моделирования поведения индивида в этом случае маловероятна, поскольку сама система контроля и наказания не застрахована от влияния коррупции.

 

8.4. Преобразующая функция города: проявления и последствия

Возвращаясь к проблеме преобразующей функции города, необходимо отметить, что религиозные и традиционные воззрения в городской среде проявляются в меньшей степени по сравнению с сельской. Например, сельское население республики более религиозно, чем городское. Так студенты из села более склонны выполнять намаз. Сельские мужчины (отцы наших респондентов) чаще посещают мечети (табл. 8.1). Сельские студенты и студентки в большей степени склонны рассматривать вероисповедание как критерий выбора будущего супруга.

Таблица 8.1 . Соотношение посещения мечети отцом респондента и места жительства

Менее значимую роль традиций в городской среде можно продемонстрировать на примере отношения к семье и браку, одному из превалирующих структурных элементов представлений о самореализации личности. Хотя следует признать, что отношения к традициям в городе и в селе не различаются кардинально. Традиционный подход к семейно-брачным отношениям во многом сохраняется и среди населения Махачкалы. Тем не менее внутрирегиональные отличия в подходах сельского и городского населения все-таки существуют. Современная молодежь Дагестана воспринимает решающую роль родителей при выборе супруга или супруги, традиционные подходы к институтам сватовства, свадебным обрядам как нормы, определяющие поведение. Только 26,6 % респондентов считают, что смогут сделать самостоятельный выбор будущего супруга или супруги. 8,1 % уверены, что их будущего супруга будут выбирать родители. 30,6 % ожидают, что родители предложат им будущего супруга или супругу, но при этом не будут настаивать, если предложенный кандидат не понравится респонденту. Еще 33,9 % думают, что в принципе возможно предложить своей семье на рассмотрение кандидатуру будущих женихов и невест. Юноши более независимы в вопросе выбора будущей жены. Интересно, что как для юношей, так и для девушек из села наиболее распространенной моделью поведения является ожидание предложения со стороны своей семьи. 34,8 % сельских юношей и 52,9 % сельских девушек дали такой ответ. Городские девушки по сравнению с сельскими респондентками чаще считают, что смогут сделать свой выбор сами (29,6 % и 14,7 % соответственно) или смогут предложить кандидатуру жениха на рассмотрение семьи (29,6 % и 20,6 % соответственно). Но в тоже время среди городских респонденток больше тех, кто уверен, что их судьбу будут решать родители (14,8 % городских против 8,8 % сельских).

Абсолютное большинство студентов, говоря о преференциях своих родителей в отношении будущих супругов своих детей, называли критерии, которые мы можем рассматривать как традиционные для дагестанского общества. Только 8,1 % респондентов сказали, что, по их мнению, родители не имеют предпочтений в отношении их будущего супруга, и еще 2,4 % – что для родителей важно лишь, чтобы их избранница или избранник были из уважаемой в обществе семьи. 12,9 % сказали, что для родителей важно только, чтобы жених или невеста были из Дагестана (табл. 8.2). В сумме такие ответы, которые отражают менее традиционные взгляды, составили 23,4 %. В остальных случаях назывались религия, этническая группа, родное село или район, родной тухум. Традиционные критерии характерны в большей степени для сельских жителей. Городские семьи чаще определяют менее традиционные критерии. 67,2 % городских семей и 86 % сельских определяют свой выбор согласно традиционными критериям, таким как родственные связи, село или район происхождения, этническая группа и религия.

Таблица 8.2. Предпочтения родителей в отношении супругов своих детей

В отношении собственных представлений наших респондентов о будущих супругах также необходимо заметить большую традиционность сельского населения. Например, более высокий процент сельской молодежи предпочли бы супругов своей этнической группы (табл. 8.3). Более того, все респонденты (2,4 %), предпочитающие женихов и невест не только из своей этнической группы, но и из своего тухума, родились и выросли в селе. Поскольку чаще именно браки между представителями различных этнических групп, проживающих на территории Дагестана, сегодня рассматриваются как приемлемые, можно предположить, что полиэтничность городов, и в частности Махачкалы, является основным фактором, способствующим более свободному отношению городской молодежи к межэтническим границам. Нужно признать, что такое отношение не является сугубо веянием сегодняшнего дня. Многие студенты приводили примеры своих родителей и других родственников старшего поколения, которые состоят в продолжительном и счастливом браке с супругами других национальностей.

Таблица 8.3. Зависимость этнических предпочтений в браке от места жительства

В то же время для небольшого процента наших респонденток выбор этнической принадлежности будущего супруга напрямую ассоциируется с конфликтом их внутреннего желания самовыражения с традиционным обществом. 2,4 % респонденток, городских жительниц, подчеркнули, что они предпочитают, чтобы их будущие супруги не принадлежали ни к одной из этнических групп Дагестана. В этом желании выражается протест против довлеющего контроля традиционного общества, в котором положение молодой женщины не отвечает запросам урбанизированных девушек. В то же время интересно отметить, что часть городского населения сохраняет очень прочную связь с селами, в которых родились и выросли представители старшего поколения их семьи. Так, 9 % городских студентов хотели бы вступить в брак с односельчанами, т. е. представителями семей, ведущих свое происхождение из того же села, что и семьи респондентов. Хотя, безусловно, процент таких ответов среди студентов из села значительно выше (21,1 %), наличие подобных ответов среди городского студенчества подчеркивает важность сохранения сельской общины в городской среде для части населения городов. Общины отдельных сел, отличающихся активностью сообщества своих жителей и выходцев, организуют в Махачкале специальные встречи односельчан, основной целью которых является расширение круга знакомств, а значит, и пула кандидатур потенциальных невест и женихов, относящих себя к выходцам из одного села. Территориальная концентрация выходцев из одного села, т. е. создание некоего аналога сельской общины в границах городов (широко распространенная практика среди недавних мигрантов Махачкалы), также свидетельствует о важности сохранения связей сельской общины для части городского населения.

Говоря о факторах, под влиянием которых происходят изменения традиционных ценностей, необходимо отметить, что результаты наших исследований позволяют предположить, что социальный статус, зависящий от профессиональной деятельности, также может выступать в качестве такого фактора. Хотя наши результаты не продемонстрировали прямой статистической зависимости между традиционностью взглядов родителей и родом их деятельности, все-таки хочется отметить, что неработающие или занятые неквалифицированным трудом родители в большей степени склонны к традиционным критериям выбора супругов для своих детей. 100 % студентов из семей, в которых отец не работает, отметили один или несколько из традиционных критериев. 94,7 % студентов из семей, в которых отец занят неквалифицированным трудом либо получает пособие по состоянию здоровья; 73,9 % студентов из семей, в которых глава семьи занят интеллектуальным трудом, управлением муниципального уровня, мелким или средним бизнесом и 60 % из семей, в которых отец занимается государственным управлением или управлением крупным бизнесом, также назвали традиционные критерии. Посещение мечети родителями также находится в определенной зависимости (хотя и не имеющей статистической значимости) от рода деятельности. Среди мужчин, занимающихся неквалифицированным трудом, получающих пособие по состоянию здоровья или неработающих, больше тех, кто посещает мечеть.

Поскольку деление на квалифицированные и неквалифицированные трудовые ресурсы основано на образовательном уровне, описываемый фактор также опосредован ролью города как культурного, образовательного, научного, финансового и административного центра. Образовательная роль городов безусловна в случае высшего профессионального образования, являющегося непременным условием продвижения по социальной лестнице, поскольку именно в городах сосредоточены все высшие учебные заведения. Например, в Махачкале сегодня осуществляют образовательную деятельность пять государственных высших учебных заведений. Кроме того, общее образование, получаемое в городах, открывает более широкие профессиональные перспективы для молодых людей. Как отмечалось выше, результаты наших исследований показали, что выпускники городских школ чаще поступают на более престижные факультеты (в нашей выборке – это экономический, факультет иностранных языков и факультет востоковедения). Выпускники сельских школ чаще поступают на менее престижные факультеты (филологический, математический и биологический).

Таблица 8.4 .. Зависимость факультета обучения от места жительства студента

Это соотношение находится в статистически значимой зависимости (табл. 8.4). Этот же результат подтверждается ответами студентов на вопрос, почему они выбрали тот или иной факультет. Сельские студенты чаще выбирают «наиболее доступные факультеты» (факультеты, на которые, по их мнению или мнению их родителей, проще поступить). Также сельские студенты при выборе факультета чаще следуют решению родителей. Городские чаще руководствуются интересом к той или иной области знаний, профессии, ориентируются на имеющиеся у них способности и знания по тем или иным предметам. В этом отношении также просматривается статистическая зависимость (табл. 8.5).

Таблица 8.5. Зависимость критериев выбора факультета от места жительства студента

Тот факт, что студенты престижных факультетов реже высказывают желание при наличии таких возможностей сменить профессию, позволяет нам сделать вывод, что городские школьники имеют больше возможностей для профессиональной самореализации. Но речь идет в основном о детях из семей определенного уровня достатка, образования и статуса. Среди городских студентов, обучающихся на престижных факультетах, нет детей из семей, в которых мать была бы занята неквалифицированной работой или нетрудоспособна, и только 2,2 % из семей, в которых отец находится в таком положении. Среди студентов из села этот процент значительно выше: 22,2 % матерей и 16,7 % отцов студентов престижных факультетов заняты неквалифицированным трудом или получают пособие по состоянию здоровья. В то же время среди респондентов из села, обучающихся на тех же факультетах, самый высокий процент составляют дети из семей, в которых матери работают педагогами сельских школ и дошкольных учреждений, а также врачами (61,1 %). В таких семьях подготовка к поступлению в вуз, как правило, осуществляется в кругу семьи.

 

8.5. Город: диалог культур или конфликт мировоззрений?

Итак, несмотря на то, что население Махачкалы в значительной степени сохраняет традиционные взгляды народов Дагестана, являясь культурным центром, этот город выступает в качестве площадки для ассимиляции и изменений как самого населения, например этнического смешения, так и его ценностных ориентаций и образовательного уровня. Кроме того, по сравнению с селами, город предоставляет более широкие возможности для самореализации его жителей. В то же время город как магнит притягивает к себе новых мигрантов из сельских районов, переезжающих на постоянное место жительства или пытающихся временно трудоустроиться. Постоянный приток сельского населения, с одной стороны, является фактором, сближающим ценностные ориентиры города и села. С другой стороны, приток нового населения в город добавляет разнообразия в сложное переплетение взглядов и мировоззрений, аккумулирующихся в его границах.

Как и население города в целом, современная студенческая молодежь, ценности которой были более подробно исследованы в рамках нашего проекта, представлена юношами и девушками, в разной степени воспринимающими и ассоциирующими с собой ценности традиционного общества, ислама и современного западного представления о личности, характеризующегося прежде всего желанием самовыражения. Разнообразие субкультурных страт городского населения неизбежно ставит вопрос о взаимоотношениях носителей различных ценностей и взглядов. Ведь в городе, где проживают представители различных культур и субкультур, заложен потенциал не только «плавильного котла», переплавляющего представления и ценности своих жителей, но и арены культурных и субкультурных конфликтов.

В Махачкале можно выделить два наиболее ярко выраженных очага мировоззренческой напряженности. Один из них проявляется в отношениях между ценностями западного общества, ассоциируемыми с современностью, и локальными ценностями, ассоциируемыми с традицией. Второй очаг напряженности представлен отношениями религиозного и нерелигиозного населения и взаимоотношениями представителей различных религиозных направлений, например отношениями между различными направлениями ислама, в частности тарикатизмом и салафией.

Конфликт между традиционными ценностями и ценностями, привносимыми западной культурой, выражается в отношении населения к музыке, кино, телевидению, проявлениям модных тенденций в одежде горожанок, к определенным поведенческим моделям представителей той или иной субкультуры. Например, отдельные продукты, представленные сегодня на российском телевидении, оцениваются зрителем, сохраняющим ценности, символы и идеи традиционного общества, как неприемлемые. Горожанки часто воспринимают как устаревшие и не соответствующие времени методы контроля за поведением девушек со стороны большой семьи, принятые в традиционном обществе. Отдельные горожане считают модели поведения носителей сельской культуры не соответствующими культурным стандартам города, порой применяя по отношению к ним такую лексему, как «бескультурье».

Оба обозначенных выше мировоззренческих противоречия имеют свое внешнее выражение, в частности, в стиле одежды, особенно женской. Ведь модные тенденции – это тоже социальные нормы. Человек, несущий определенные издержки для того, чтобы соответствовать этим нормам, взамен получает ощущение социального комфорта. Каждый из нас в большей или меньшей степени пытается приводить свой гардероб в соответствие с современными представлениями о стиле одежды, предвидя дискомфорт, который он будет ощущать, одевшись не соответственно времени и месту. В то же время одежда несет в себе знаковые отличия субкультурного пространства, к которому относится тот или иной человек. Представители каждой из групп, отличающихся по стилю одежды, имеют сходные взгляды в отношении того или иного объекта или явления. Внешний вид носительниц западного образа мыслей существенно отличается от внешнего облика, рассматриваемого в Дагестане в качестве традиционного, так же, впрочем, как и внешний вид части мусульманок, предпочитающих носить хиджаб. Важно отметить, что в Махачкале отношение к тем, кто демонстрирует свою приверженность тем или иным взглядам через свой внешний облик, часто характеризуется напряженностью, подозрительностью и недоверием.

Девушки, для которых джинсы и футболки – ежедневная одежда, в результате своей склонности к модным тенденциям современного западного образца ощущают определенный дискомфорт. Выбор, сделанный такими студентками, ведет прежде всего к внутреннему конфликту между желанием проявить уважение к старшим членам своей семьи – представителям традиционного концепта и желанием самовыражения. Многие из таких респонденток видят выход из сложившейся ситуации внутреннего конфликта в физическом перемещении за пределы традиционного общества, ассоциируемые с географическими границами региона. Позволим себе привести цитаты из группового интервью со студентками-старшекурсницами. Пять из шести участниц этого интервью выразили желание после окончания вуза выехать в Европу для продолжения обучения или стажировки. Многие из них уже проходили обучение за рубежом по программам студенческого обмена.

• «Там есть свобода. Никто не заставляет тебя что-либо делать. Ты можешь быть сама собой.

• Здесь для того чтобы одеваться, как мне нравится, приходится какого-то обижать, с кем-то не соглашаться. Я знаю, например, что не всем, в том числе моим бабушкам, нравится, как я одеваюсь.

• Или мне, например, говорят: “Ты уже не подросток, нужно юбки носить, что ты как ребенок ходишь в джинсах, тебе уже 21 год”.

• А еще говорят, что мне уже 22, нужно замуж выходить, а я не хочу, я хочу учиться, найти стажировку по профессии в Европе».

Большинство девушек, решающих носить хиджаб в силу своей религиозных убеждений, также испытывают давление со стороны части общества, не одобряющей такой выбор. В том числе родители таких девушек, стараясь оградить своих дочерей от потенциального социального давления, противостоят их желанию соответствовать собственным представлениям о вере и морали. Обратившись к родителям с просьбой разрешить им носить хиджаб, многие наши респондентки получали отказ. Такая реакция родителей распространена среди как нерелигиозных, так и религиозных семей. Она объясняется желанием родителей оградить своих дочерей от неодобрительного отношения части общества к девушкам в хиджабах. Этот элемент одежды часто соотносят с нетрадиционным исламом, который, в свою очередь, напрямую ассоциируют с экстремизмом. Опасения родителей также вызывает и то, что девушка в хиджабе будет привлекательна для женихов, исповедующих нетрадиционный для Дагестана ислам, и что внешние проявления религиозности привлекут к дочери внимание спецслужб.

«Стараясь исполнять все [религиозные нормы и правила], я всегда чувствовала, [что] что-то не так, на душе неспокойно было. Я знала, что женщина не должна показывать свое тело», – так поясняет одна из наших собеседниц свое решение носить хиджаб и состояние внутреннего противоречия между ее религиозными представлениями и нежеланием ослушаться родителей, настороженно относящихся к ее решение «закрыться». Принимая такое решение, девушка предполагала, что отношение к внешнему проявлению религиозности будет неоднозначным, но реакция окружающих оказалась жестче, чем она могла представить себе. Оскорбления, которые ей пришлось выслушивать в пылу полемики в публичных местах, например в общественном транспорте, вызывали недоумение: «Обидно бывает, что они так относятся. Почему?». Люди с внешними проявлениями религиозности, особенно девушки, зачастую вынуждены выслушивать негативные оценки представителей нерелигиозной части населения или населения, возмущенного поведением духовенства, не соответствующим представлениям о религиозной морали, а также актами насилия, осуществляемыми экстремистами.

Хиджаб вызывает настороженность и подозрение, что девушка исповедует ислам салафистского направления. Зачастую к такой девушке приглядываются, пытаясь найти дополнительные знаки и символы того или иного направления ислама. Цвет одежды, использование косметики, манера ношения хиджаба интерпретируются в пользу того или иного направления. Девушки, во внешнем облике которых больше знаковых отличий салафи, вызывают особое недоверие, поскольку приверженцы этого направления часто напрямую ассоциируются с экстремистами. Молодые люди, внешний вид которых ассоциируется с эти направлением ислама, часто вызывают не только настороженность, но и страх среди окружающих.

Хотя неприязнь, выражаемая представителями одной группы по отношению к стилю одежды другой, на самом деле является выражением гораздо более глубинных процессов, происходящих в обществе, описываемые проявления социальной напряженности заставляют нас обратиться к вопросу о толерантности и возможности свободы выбора. Каков потенциал толерантности и свободы выбора жителей 700-тысячного города, представляющих разнообразие ценностей и взглядов? Вопрос отнюдь не праздный, поскольку в ответе на него вполне может содержаться оценка перспектив развития снижения социальной напряженности и сохранения социального мира. Предпринимая попытку ответить на этот вопрос, необходимо отметить, что многие студенты, участвовавшие в нашем опросе, подчеркивали, что они не хотели бы вмешиваться в дела окружающих их людей до тех пор, пока представители иных субкультур не навязывают им свою точку зрения. Наиболее неприемлемым студенты считают навязывание религиозных воззрений.

Несмотря на довольно высокий процент респондентов, отметивших лично для себя нежелательность межэтнических или межрелигиозных браков, большинство заявили, что спокойно относятся к таким бракам в принципе, считая подобные решения личным делом каждого. Так, несмотря на то что 75,6 % респондентов предпочитают брак с единоверцем, 63,1 % относятся спокойно к бракам между представителями различных религий в принципе. 36,9 % респондентов, не одобряющих браки между представителями разных религий, в основном ссылаются на религиозный запрет для мусульман вступать в брак с немусульманами. Хотя мнения по этому поводу разделились. Некоторые респонденты, напротив, обосновывали свое положительное отношение к межрелигиозным бракам высказываниями пророка Мухаммада. Отдельные респонденты считали, что запрет на межрелигиозный брак относится только к девушкам.

Моноэтничность брачного союза рассматривают как обязательную по отношению к собственным отношениям 31,4 % респондентов, но только 6,5 % не одобряют межэтнические браки в целом. Все респонденты, среди знакомых и родственников которых есть те, кто вступил в смешанные браки, отметили, что такой брак никак не повлиял на взаимоотношения респондентов и новобрачных. Рассуждая об отношении общества к таким семьям, большая часть респондентов уверены, что смешанные браки вызывают разговоры, но посторонние люди никогда не высказывают осуждения непосредственно новобрачным, вступившим в такой брак. Среда, в которой происходят споры и конфликты по поводу смешанных браков, – это семья. Родители и члены большой семьи – дяди и тети, как правило, возражают против таких браков. Молодым людям, если они все-таки настаивают на вступлении в полиэтничный брак, обычно сложнее выстраивать отношения с родственниками, чем в случае моноэтничной семьи. Важными барьерами, кроме объективно существующего отрицательного отношения к такому браку, наши респонденты считают языковой барьер и различия обрядовых практик и традиций. В то же время респонденты приводили множество примеров семей, в которых все коммуникативные барьеры были успешно преодолены. Эти данные можно рассматривать как демонстрацию положительной тенденции развития толерантности в обществе. Но в то же время необходимо отметить, что тренд, демонстрирующий развитие толерантного отношения к «другим» в городской среде Дагестана, далеко не однозначен.

Например, в определенной страте общественно активной молодежи, чаще среди юношей из села, ярко выражена потребность в институтах контроля, которые могли бы способствовать сохранению и углублению исламской и традиционной морали, по крайней мере в таких вопросах, как отношения полов, семейные отношения, мода. Именно поликультурная среда города, наряду с влиянием телевидения и других внешних информационных источников, рассматривается приверженцами традиционной морали как фактор, разлагающий ее устои. Изменения, прежде всего внешние, т. е. заметные с первого взгляда, происходящие с бывшими односельчанами, а чаще односельчанками в городской среде, рассматриваются в этой страте молодежи как неприемлемые и заслуживающие осуждения. Свобода выбора в современном информационном контексте, формируемом прежде всего телевидением и городской средой, воспринимается как угроза общественной морали, характеризуемой традиционными и религиозными устоями. Желание оградить себя, своих близких и свою культуру от чужеродного, непонятного, а порой непристойного вызывает потребность в контроле и цензуре, которые рассматриваются как государственная функция.

В контексте данного анализа, на наш взгляд, уместно сослаться на цитату из еще одной фокус-группы со студентами Дагестанского государственного университета, в которой сталкиваются две противоположные позиции о роли свободного выбора для формирования морали и нравственности. Одной из дискутирующих сторон высокие моральные стандарты общества рассматриваются как результат контроля и ограничений. Другая сторона отстаивает необходимость свободного выбора, способного обеспечить внутреннюю потребность поведения, соответствующего моральным нормам.

• «Сельские ребята приезжают в город; например, девочки видят городской, скажем, разврат, то, что по телевизору здесь показывают. Я, например, противник того, чтобы по телевизору вот этот “Дом-2”, «Папины дочки» показывали. Это все влияет отрицательно на психологию молодой девушки. Она приезжает сюда, родителей нет, братьев нет, например, она живет в общежитии и начинает гулять, грубо говоря. Разве это хорошо? Я хочу попросить, чтобы вы в своей книжке написали, что студент математического факультета Али Алиев сказал, чтобы ввели цензуру на телевидении. Мы в Дагестане не хотим видеть этот “Дом-2”.

• И еще напишите, что студент социального факультета Муса Магомедов хочет свободы, свободы выбора!

• Еще раз напишите, что Алиев говорит, что нельзя давать человеку свободу.

• Запишите, что можно…. Нравственность – это выбор».

Свойственная традиционному обществу интерпретация «иного» как противоположного своему, непонятного, а потому, возможно, враждебного сохраняется и среди других слоев населения Махачкалы. Подобная позиция применятся в отношении как светских новшеств, так и нетрадиционных религиозных подходов. Такое отношение как к «иному» в поликультурной среде города способствует снижению доверия и, как результат, является одним из факторов социальной напряженности.

Политизация вопросов вероисповедания также актуализирует субкультурное недоверие. Например, различия между религиозными направлениями выводятся на уровень социальной напряженности прежде всего за счет их политизации со стороны государства, духовенства и со стороны экстремистски настроенных сил. В частности, заявления лидеров государства, противопоставляющих ислам «традиционный» и ислам «привнесенный» и призывающих к поддержке первого, вносят свой вклад в политизацию вопроса вероисповедания и формирование подозрительного отношения к представителям «нетрадиционных» направлений. В то же время такие заявления вызывают недоумение сторонников этих направлений ислама: «Медведев недавно сказал, что нужно поддерживать суфизм. Но у нас есть много [верующей] молодежи, которая не поддерживает суфизм. Если только суфизм будет официальной религией, то молодежь будет проще убедить, что они уже вне закона…. А суфии сейчас заявляют, что если у тебя нет шейха – твой шейх шайтан, и если ты не суфист, то ты не мусульманин. А как там относятся к [шейхам]? Пьют воду, которой они делали омовение! Молодежь не будет это поддерживать». Поведение отдельных представителей духовенства, не соответствующее религиозно-моральным установкам, – еще один аспект, вызывающий неприятие частью населения отдельных религиозных направлений или религии в целом. «У нашего [представителя муфтията] собственный ресторан и доход 300 тысяч в месяц, а учительницы, [работающие в духовном управлении], получают мизер!», – говорит одна из наших собеседниц, объясняя свое несогласие с философско-религиозными установками Духовного управления мусульман Дагестана.

Толерантность, развитие которой, вероятно, есть единственно возможный путь снижения напряженности в поликультурной среде, не может быть односторонней. Признак космополитичности города – это взаимное уважение взглядов всех культурных и субкультурных слоев населения. Выделение какой-либо субкультуры в качестве объекта осуждения ведет к ответной реакции со стороны ее представителей. Подозрительность, недоверие и взаимные претензии нарастают как снежный ком, спровоцированные неодобрительной позицией по отношению к одной субкультурной группе. В частности, исключение ассоциации экстремизма с определенными религиозными направлениями из государственной риторики необходимо для снижения субкультурной напряженности в регионе.

Итак, подведем итог. Основные результаты нашего исследования позволяют нам утверждать следующее.

• Современная молодежь Дагестана стремится жить в городах. Утрата в обществе уважения к сельскохозяйственному труду и, как следствие, желание молодежи профессионально реализоваться в других областях стимулирует массовый отток молодежи из сел. Отсутствие современной инфраструктуры для комфортного проживания в сельской местности, а также социальной среды, интересной для молодежи, дополняет список факторов, стимулирующих молодежную миграцию в города. В этом отношении процесс представляет собой замкнутый круг. Чем выше отток населения, тем беднее социальная среда и ниже шансы для развития инфраструктуры села.

• Религия и большая семья – важнейшие составляющие идентичности молодых людей Дагестана. Современная молодежь более религиозна по сравнению с поколением своих родителей, но обладает в большинстве своем весьма ограниченными знаниями религиозных канонов. Самореализация личности в качестве семьянина – супруга и родителя – часто превалирует над профессиональной составляющей. Ценность большой семьи поддерживается не только традициями, но и ее функционированием в качестве важнейшего института социальной поддержки.

• Существуют значительные различия во взглядах и стратегиях сельской и городской молодежи. Представители сельской молодежи более склонны следовать предписанным ритуалам, обычаям и традициям. Как правило, они ниже оценивают свои навыки, знания и способности, а потому претендуют на нижеоплачиваемые позиции. Возможности профессиональной реализации молодых специалистов из села также ограничиваются качеством базовых знаний, полученных в средней школе.

• Адаптация к городской среде сельских жителей происходит двумя основными методами. С одной стороны, происходит адаптация личных взглядов, ценностей, ориентиров к новой среде обитания. С другой стороны, в городской черте создаются анклавы, насколько это возможно воспроизводящие модель родного сельского сообщества.

• Городская молодежь в большей степени склонна выезжать на постоянное место жительства или на длительный срок за пределы Дагестана. Кроме стремления к профессиональной реализации часто представители этой части молодежи движимы желанием освободиться от довлеющего контроля традиционного общества, требования которого не всегда совпадают с потребностями и жизненными стратегиями молодых людей.

• Отношения между субкультурными группами населения Махачалы часто характеризуются напряжением и подозрительностью. Конфликт ценностей просматривается на срезе между традицией и новшествами, как светскими, так и религиозными. Политизация вопроса вероисповедания – один из важных факторов, способствующих такой напряженности.