Избирательные технологии превратили Россию в дурдом

«Мир сошел с ума», — в последнее время мы повторяем это все чаще и чаще, уставая от обилия нездоровых лиц в метро, нервных срывов близких, истеричных выпадов сослуживцев, а, главное, от весьма далеких от здравого смысла рассуждений знакомых и незнакомых людей. Безрассудство на грани безумия свойственно сегодня многим из наших соотечественников. Порой кажется, что это о нас сказал православный провидец: наступят времена, когда весь мир будет сведен с ума, а тех, кто сохранит здравый рассудок, объявят безумцами.

 

Телевизионный транс: для одних — путь во власть, для других — в психушку

Ощущение всеобщей эпидемии сумасшествия не иллюзия, это действительное состояние многих людей, которое можно назвать повальной шизофренией. Признаки шизофрении, как их описывают психоневрологи, в точности совпадают с психическими эффектами, что возникают у вполне нормальных людей в современном обществе, которое называют «информационным». Нарушение способности думать проявляется в наивно упрощенном восприятии мира вещей и событий. Причем у больного может сохраняться способность анализировать факты и делать собственные выводы, но связь события и суждения о нем — случайна, к примеру, о погоде будет сказано, что «идет дождь, потому что синоптики обещали плохую погоду». Психически нездоровый человек не критичен в своих размышлениях. Некритичность больного ума выдают рассуждения типа «Лужков с Путиным повысили пенсию на шесть процентов, молодцы, о людях заботятся!». Шизофреник и говорит без речевых ошибок, и предложения строит внешне правильные, но все это лишь пустая умственная жвачка.

Вглядимся в человека, сидящего перед экраном телевизора, вслушаемся в его размышления по поводу увиденного и услышанного. Большинство телезрителей мыслят как психически больные люди. Вот как это происходит при восприятии новостных передач.

Теле- и радионовости сегодня — калейдоскоп быстро сменяющих друг друга репортажей из разных концов мира. В одном новостном блоке могут с равной значимостью подавать 60-летнюю годовщину Сталинградской битвы, затопление поселка в Ростовской области, смерть от передозировки «звезды»-наркомана из американской рок-группы, слух о возможной свадьбе Аллы Пугачевой с Максимом Галкиным… Молниеносная сменяемость сообщений не позволяет даже на миг представить ни величия подвига наших дедов в окопах Сталинграда, ни горя людей, лишившихся в одночасье и крова, и имущества, а уравнивание этих трагических событий со скорбью о неизвестном никому в России наркомане и озабоченностью семейными дрязгами поп-дивы вовсе обескураживает зрителя. Карусель новостей не оставляет времени ни для их обдумывания, ни для оценки информации. Суждения зрителя о них в силу случайного сопоставления фактов лишаются и логики, и критических выводов. Налицо симптомы шизофренического поражения мышления, которое усугубляется тем, что зритель не может повлиять на события, о которых он только что узнал, его мысли вслух — всего лишь пустое резонерство.

Изменение личности — психиатрический диагноз. Человек с изменением личности не распознает «иерархии мотивов своего поведения»: когда ему дано выбирать между чашкой кофе и визитом к больной матери, он выберет кофе и найдет своему выбору весомые оправдания, вроде того, что мать-де о нем мало и плохо заботилась. У больного с диагнозом «изменение личности» сформированы патологические потребности, часто выступающие в виде навязчивых идей. Он может стремиться делать большие и дорогостоящие покупки, или чрезмерно много есть, или навязчиво приставать к женщинам. Свои действия больной не в состоянии контролировать, его легко заразить новой «манией». Но разве не то же самое происходит с телезрителем, сосредоточено следящим за новостями и рекламой по телеящику. Разве вдалбливаемый в голову рекламный «слоган» «Кофе Чибо — это все, чтобы сделать вашу жизнь прекрасной!» не является шизофреническим нарушением иерархии мотивов? Услышав подобные слова от соседа или сослуживца, да от любого другого, хоть случайного попутчика в метро, вы непременно подумаете, что у того, как говорится, «крыша съехала». Но ведь масса рекламных текстов, несущихся из теле- и радиоэфира, строится как раз по этой придурковатой схеме: «Сделай свою жизнь прекрасной — носи подтяжки фирмы «Мечта удавленника». Усиленное поглощение подобной рекламы вызывает у внешне здорового человека патологические стремления. Вот шквалом обрушивается на нас с экрана пропаганда пива и заставляет миллионы мальчишек и девчонок шизофренически завороженно разгуливать по улицам с пивными бутылками в руках, в затяжку прикладываться к ним с видом истомленных жаждой. Если спросить, зачем они так много и озабоченно пьют, ответом послужит шизофреническое, вдолбленное в их головы через экран «не дать себе засохнуть».

Нарушение мышления, изменение личности — еще не все симптомы, которые сближают телезрителя с шизофреником. Шизофреникам свойственны галлюцинации — видения, к которым больной относится как к реальности, по сути живет в параллельном действительности мире. По уверениям психиатров, галлюцинации настолько жизне-подобны, их образы так ярки и чувственны, что убедить больного в том, что перед ним лишь плод его воспаленного воображения, невозможно. А ведь галлюцинации шизофреника по своей психологической природе сходны с живой экранной картинкой, которую впитывает с экрана телевизора зритель. Чувственность и достоверность образов, яркость впечатлений переживают и тот, и другой. Именно так, как развивается шизофреническая болезнь, — от потери логики в сознания до ярких, убедительных галлюцинаций, — вырабатывается шизофреническое, галлюци-национное мышление у теле- и радиослушателей, навязываемое им особыми приемами подачи информации. И когда мы с горечью вздыхаем, что мир сошел с ума, то интуитивно ставим правильный медицинский диагноз.

Кто же и зачем, используя преступные информационно-психологические технологии, цинично и расчетливо сводит общество с ума?

Главная цель разработчиков информационных технологий — манипулировать массами, чтобы гарантированно иметь власть, получаемую на всеобщих, прямых, равных и тайных выборах, которые еще в XIX веке умные люди России назвали «четыреххвосткой», очень точно сравнивая с плеткой, которой в Древнем Риме повелевали рабами. При помощи технологии внушения человек разумный переделывается в «человека голосующего», в микроэлемент людской биомассы, которая, послушная внешним импульсам-командам, действует как машина для голосования. Манипуляция людьми получила ученое название нейролингвистического программирования.

Существует множество определений нейролингвистического программирования, среди них есть и заумные, основанные на стремлении «пустить пыль в глаза», затушевать преступную суть этого явления, например: «НЛП — это создание многомерной модели структуры и функции человеческого опыта». Определения попроще более откровенны: «НЛП — это речевое воздействие человека на человека с целью создания у последнего новых программ поведения и действия». Еще нас убеждают, что НЛП — это всего-на-всего «процесс ускоренного обучения и переучивания, избавления от нежелательных стереотипов поведения, создания новых программ поведения». Но во всех этих формулах четко проговаривается, что некто посторонний для личности составляет ей новую программу поведения, избавляет ее от «стереотипов», нежелательных этому стороннему лицу!

Отношение стороннего к своему «подопытному» на языке нейролингвистического программирования звучит предельно цинично: «Карта — это не территория», то есть твое восприятие мира, ничтожный, глупый человечишка, — это еще не сам мир. Нейролингвисты берутся менять облик наших с вами душ, то есть «карт», делая их более точным отражением «территории» — окружающего мира. Выходит, носитель нейролингвистических технологий один владеет истинным знанием о мире и исповедует властный подход к остальным: «Человек — это текст, который можно и нужно править».

Что же собирается «править» нейролингвист, проникающий в наш мозг своими хищными щупальцами? Генетические программы, переданные нам от предков? Память детства — самые чистые впечатления души? Опыт, приобретенный в жизненных невзгодах? Убеждения, воспитанные в нас родителями, вынесенные из книг и споров? Именно в это, в сознание личности, бесцеремонно вмешивается некто, называя наши разум и душу «неправильным текстом», готовый одно стереть из памяти, другое изменить на противоположное, втемяшить в качестве приятного то, что тебе до глубины души противно… Как ни трудно поверить, что сегодня, при всех провозглашенных на словах идеях гуманизма, возможно такое откровенное и бесцеремонное вторжение в человеческую душу, на деле происходит именно так, — методики нейролингвистического программирования провозглашают идею порабощения наших душ: «Человек, общаясь с другим, представляет для последнего его территорию, которую он сам формирует сообразно его собственной карте». На захваченной агрессивным чужаком «территории» осуществляется «побуждение к реакции, противоречащей, противоположной рефлекторному поведению организма, ведь нелепо внушать что-либо, что организм и без того стремится выполнить».

Дадим честное определение нейролингвистическому программированию, открыто применяемому сегодня в выборных игрищах, на политических ристалищах. Нейролингвистическое программирование — это психологический захват души, насилие над личностью, которая может почувствовать агрессивное вторжение, и тогда в ответ резкий отпор насильнику — «не лезь в душу!», а может и не почувствовать. В последнем и состоит дьявольское искусство технологов нейролингвистического программирования, которые, уже открыто и нагло бахвалясь, называют себя «жрецами-лингвистами», чтобы жертва их насилия не почувствовала воздействия, чтобы психические перемены произошли в человеке незаметно для него самого.

Нейролингвистическое программирование — это чужое вмешательство в подсознание человека, чтобы управлять им незаметно для него. То, что политтехнологи, эти «жрецы-лингвисты» называют подсознанием, христиане именуют глубиной человеческой души и всякое вторжение в нее очень точно определяют как соблазн и искушение.

Вторжение в подсознание осуществляется прежде всего путем гипнотического транса. Гипнотический транс — особое состояние человека, когда он способен легче всего воспринять и усвоить внушение, чужую программу, команду извне.

Эта технология открыта психиатром Эриксоном в конце XIX века и долго применялась в лечебных целях, но бурное развитие телевидения позволило политтехнологам применить ее к совершенно здоровым людям. Введение в телевизионный транс полностью совпадает с технологией введения в лечебный гипнотический транс.

Человек должен находиться в удобном для него положении, например, лежать на диване или расслабленно сидеть в кресле после рабочего дня. Его внимание должно быть сосредоточено на каком-либо предмете, и таким предметом как раз является телевизионный экран — яркое пятно с постоянно меняющимися красками, само собой притягивающее взгляд. Человек ни о чем не должен думать и не иметь в эту минуту никаких забот, — именно в таком состоянии опускается на свой диван телезритель, отрешившись от служебной и домашней суеты. Такова отправная точка телевизионного транса, во всем подобная профессионально-гипнотическому трансу.

Затем технологи «расщепляют» сознание и подсознание клиента, т. е. выключают разум, убедив человека ни о чем не думать. Телезрителя в состояние легкой дремоты или медитации приводит цепь быстро сменяющихся изображений, на которых невозможно сосредоточиться, — сознание выключается само собой.

Глубина такого транса может быть различной. Хорошо, если человека теребят дети, просят проверить уроки или почитать книжку, замечательно, когда недовольно ворчит жена, раздраженная тем, что муж не смотрит любимый ею сериал, просто отлично, если вдруг зазвонит телефон или сбежит молоко на кухне. Гипнотический транс не любит таких «вдруг», его спугивает внешняя суета, и тогда душа человека остается малоповрежденной. Но если всего этого нет, и вы завороженным взглядом сосредоточились на волшебно мерцающем экране, тогда ваша душа в чужой и очень опасной власти. Именно тогда и происходит беспрепятственное «формирование программ поведения человека, его целеустановок».

Простейшие операции введения в гипнотический транс — присоединение к источнику внушения, подчинение этому источнику, закрепление в состоянии гипнотического транса с выключенным сознанием, но открытым подсознанием, управление путем внушения новых для вашего жизненного опыта программ — такова азбука нейролингвисти-ческого программирования. И пускай бы этими методами лечили психически больных, но нейролингвистическое программирование применяют к людям здоровым, которые получив дозу внушения, начинают вести себя как психопаты.

С отключенным сознанием, как бы в полусне, человек не фильтрует поступающие ему информацию и команды, они беспрепятственно проникают в подсознание и переправляются в сознание. В результате мотивы своих поступков жертва гипнотического транса не может объяснить даже сама себе, об этом знает только тот, кто записал ей команду на «подкорку».

Помнится, в июне 1996 года с нами на даче жила моя старая знакомая — пожилая пенсионерка, бывший бухгалтер, перебивавшаяся на скромную пенсию и имевшая на попечении взрослого сына-наркомана. За два дня до выборов она вдруг неожиданно для себя и для нас засобиралась домой в Москву.

— Зачем?

— Голосовать! — не терпящим возражения тоном ответила старушка.

— За кого?!

— За Ельцина!

— Но ведь он же вас всего лишил, даже болезнь вашего сына — его вина, это он допустил разгул наркомании в стране!…

Увещевали бесполезно. Старушка, подхватившая через телевизор импульс-команду голосовать за Ельцина, подобно тому, как промозглой осенью слабый здоровьем человек подхватывает тяжелый грипп, стала жертвой выборной президентской кампании. Таких, запрограммированных на избрание «любимого кандидата», можно наблюдать во время любых выборов, когда на избирательный участок приходят растерянные, озабоченные, несколько подавленные люди, рассеяно берут бюллетень, долго и напряженно вглядываются в длинный список, будто силясь что-то вспомнить, и затем ставят галочку против какой-то им самим неведомой фамилии. Специалисты по выборным технологиям, рекламируя свои услуги, хвастают, что «по разным оценкам, посредством воздействия на подсознание избирателей можно привлечь от 2–3 до 10–15 процентов голосов от числа проголосовавших». Американские консультанты после победы Ельцина в 1996 году, когда говорили об эффективности своих избирательных технологий, назвали цифру в 35 процентов. Примерно такое же число дал опрос населения после президентских выборов в июне 1996 года: «Для 32 % из тех, кто голосовал за Б.Ельцина, его победа была безразлична, и лишь 67 % были удовлетворены ею» («Коммерсант-Daily», 1996, 29 августа). Командный импульс голосовать за Ельцина был сильным, но кратковременным, и уже в сентябре 1996-го года уровень доверия к только что избранному президенту составил по данным ВЦИОМ всего 12 %.

 

Информационные «отмычки» для взлома наших душ

Внедряясь в подсознание, специалисты по нейролингвистическому программированию преодолевают особые «фильтры» души, которые процеживают поступающую информацию. Эти «фильтры» хранят рассудок от грубых повреждений, стараясь не допустить помрачения ума. Подсознание может выключать память, спасая от «перебора» сведений, заведомо не нужных ее хозяину. И если вы твердо убеждены, что не пойдете голосовать, так как выборы — смесь махинаций и профанаций, то все кандидатские имена со всех углов и столбов будут скользить мимо вашей памяти.

Подсознание работает как «фильтр», не воспринимая, отбрасывая от себя нежелательное. Когда старому коммунисту пытаются объяснить, что компартия, которой он предан всю жизнь, запятнала себя репрессиями и уничтожением православных священников, он тут же «затворяет свой слух».

Человеческое подсознание в угоду хозяину способно все оправдать, все объяснить, все простить. Получив внушение любить президента, как отца родного, человек на уровне подсознания принимается оправдывать, обеливать его, очищать от всех преступлений, грехов и ошибок: во всем виноваты окружение, помощники, подчиненные, пришельцы с Марса, солнечная активность, но только не президент. Что бы ни случилось, будьте уверены, оправдание любимому президенту всегда найдется.

Самый устойчивый из психологических барьеров подсознания, спасающий человека от информационного вторжения в душу, — его убеждения, которые в терминологии политтехнологов значатся как «барьер мифов». Для взлома этого барьера политтехнологи разработали особо хитрые «отмычки». Так, убежденно верующего православного может подвигнуть идти голосовать православный священник или православный кандидат, чем пиарщики очень активно пользуются, выпуская на арену агитации лукавых людей, ряженых в рясы и убеждающих голосовать «по воле Божьей». По той же причине пиарщики любят «подавать» своих кандидатов в пейзажах с церквами и крестами. Подсознание верующего без сопротивления принимает подобный сигнал: «свой — православный!»

Серьезным препятствием для проникновения чужаков в подсознание является и так называемый межличностный барьер, та волна неприязни, что вздымается в человеке, когда слышит о ненавистных по опыту жизни людях. Разве можно было расположить избирателя к Ельцину, собравшемуся во власть на новый срок, разрушившему страну, спустившему жуликам народную собственность, развязавшему гражданскую войну? Но и этот кажущийся непреодолимым барьер подсознания сумели взломать политтехнологи. Они не стали придумывать Ельцину новый «имидж», а, словно забыв о своем подопечном, взялись менять «имидж» его соперников-коммунистов. Переименовали их в «красно-коричневых», внушили, что при «красно-коричневых» в России будут голод и гражданская война, и тем самым изменили к ним отношение населения. Накопив огромный опыт взлома подсознания, политтехнологи скоро и ненавистное народу имя Чубайса принудят воспринимать с благожелательным добродушием: не тряпка, жесткий, волевой, сумел навести порядок в энергетике, наведет его и в России.

Каждый человек имеет свои, порой очень личностные барьеры подсознания из верований, знаний, убеждений и ими заграждается от чужих непрошеных вторжений в свою душу, следовательно, во время таких массовых кампаний, как выборы, искателям душ нужно одновременно находить «ключики» для миллионов людей. Есть ли такие универсальные «отмычки»? Да, есть. Все теле- и радиоканалы строго контролируются или властью, или их хозяевами, и сведения поступают к зрителю и слушателю в «упаковке» комментария или с «биркой» оценки их журналистом. Военная хроника из Чечни в 1995–1996 годах могла не содержать никаких рассуждений репортера, но, рассказывая о противоборствующих сторонах, тележурналисты русских солдат называли «федералами», а чеченских бандитов — «партизанами», «полевыми командирами», и зритель на подсознательном уровне сочувствовал «партизанам», героически сражавшимся с непонятными «федералами». Даже интонация репортера формирует мнение телезрителя. Вот свидетельство Шендеровича, большого мастера подобных эффектов: «Передо мной — две кассеты. Два репортажа, сделанные одним и тем же журналистом. Оба посвящены встречам Лукашенко и Путина. Между ними — всего полгода, но как изменился автор репортажей! Тонкое, нескрываемое ехидство (осень 1999-го, НТВ) и граничащее с восторгом уважение к лидерам союзного государства (весна 2000-го, РТР)».

Сегодня в результате бешеной конкуренции между владельцами телеканалов «кухня» приготовления информационного варева приоткрылась, из нее вырываются зловонные пары от тех продуктов, которыми нас потчуют телетехнологи. Тот же Шендерович описывает свое столкновение по поводу акцентов в освещении войн в Чечне и Югославии с тогдашним директором НТВ Добродеевым: «Армия эта не моя, и война не моя» (о чеченской кампании), «Олег, тебе нужны Балканы?» (о войне в Югославии).

Лжезакон свободы информации втолковывает наивным гражданам, что средства массовой информации в демократическом обществе показывают то, что хочет видеть большинство телезрителей, что это-де «народный заказ». И что, кто-то действительно поверит, что катящий с телеэкрана вал насилия, секса, лицемерия, подлости жаждет видеть народ? Да если какой космический пришелец, ничего не зная о нашей цивилизации, судил бы о ней только по тем фильмам, которые вышли на экраны за последние годы, он вынес бы твердое убеждение, что Россия — страна убийц, проституток и наркоманов. А ведь нас всерьез убеждают, что мы именно такие, какими нас показывают, нам внушают, что мы агрессивны и злы по своей природе, и телевидение объективно, прямо-таки зеркально отражает наше лицо и нашу натуру

Бдительность зрителя усыпляют внушением, что средства массовой информации несут плюрализм мнений, и тогда голоса, которые доносятся с экрана, не кажутся зрителю опасно навязчивыми, так как эти голоса рассуждают по-разному, а, следовательно, не может быть опасности психологического давления.

Нас убеждают, что «черный ящик» в углу комнаты — наш друг, наше окно в мир, наше око, следящее за самым интересным в мире. Это подкупает нас доверять экрану, как собственным глазам, что вкупе с раскрытыми при помощи телевизионного транса вратами нашего подсознания и делает зрителя послушной игрушкой в руках политтехно-логов.

Покажем, как телеманипуляторы играют с нами в «кошки-мышки», где зрители всегда «мышки».

Обыватель приходит с работы, ложится на диван или плюхается в кресло, включает телевизор и расслабленно поглядывает на мелькание рекламных картинок. Если среди этого мелькания внезапно на 2–3 секунды застынет яркий во весь экран глаз, наш зритель непременно встрепенется и уткнется взглядом в мерцающий экран, потому что у человека веками выработан рефлекс общения — глаза в глаза, чужой, упавший взгляд он обязательно встречает ответным взглядом. Но у манипуляторов, поместивших глаз на экране, свой замысел, — зритель должен сосредоточить внимание на одной точке, тогда эффективное введение его в телевизионный гипнотический транс обеспечено.

Теперь, когда зритель и расслаблен, и сосредоточился, на экране вновь мелькают рекламные сюжеты на очень высокой скорости. Запомнить их невозможно, никому не под силу даже успеть понять, о чем эти сюжеты, столь коротки секунды их появления. Зато их запоминает наше подсознание, которое потом заставит человека действовать: покупать ненужный ему товар или голосовать за незнакомого, а то и вовсе ненавистного ему человека. Мельтешня сюжетов «расщепляет» сознание зрителя, выключает его как неспособное считывать информацию с телеэкрана, и потому вслед за мельканием обывателю кажут пространные сюжеты. И вот их уже пребывающий в телевизионном полусне телезритель воспринимает безропотно и запоминает надолго.

«Расщепление» сознания может достигаться самыми хитроумными способами. На экране возникает известное всем с детства по репродукциям в учебниках живописное полотно «Охотники на привале», на котором с удовольствием останавливается наш взгляд, интуитивно возрадовавшись образам детства и школьных лет, и вдруг изображение начинает оживать, охотники встают, собаки вскакивают, а зритель, естественно, вздрагивает, на миг поверив, что все это ему чудится и что он сходит с ума. Эта мгновенная потеря ощущения реальности сама собой расщепляет сознание и вводит человека в гипнотический транс.

Когда доза информации попала на подсознание тележертвы, телезрителя немедленно выводят из состояния полузабытья. Чаще всего это происходит при помощи серии ярких вспышек, на которые реагирует глаз и мозг, как бы пробуждаясь от усыпления. На это пробужденное сознание снова воздействуют еще более усиленной дозой информации, которая проникает в человеческий ум и память в состоянии постгипнотического внушения, очень благоприятном при управлении человеком извне. Такова схема активного воздействия на подсознание человека техническими приемами телерекламы.

А теперь представьте, что все эти приемы бьют в одну и ту же точку, преследуют одну и ту же цель: заставить народ голосовать за нужного властям кандидата, за угодный правителям выборный думский блок. Получив сверхдозу такого внушения, человек, все защитные барьеры подсознания которого взломаны, все фильтры души уничтожены, просто заболевает манией любви и преданности, становится сам не свой, в нем отчетливо проступают симптомы психического изменения личности. И запретить делать из граждан России психопатов правители никогда не пожелают, других способов удержаться у власти у них просто нет. Только обман, манипулирование и телевизионное внушение.

 

Технологии внушения: как нас заставляют любить врагов Отечества

Реклама и новости, ток-шоу и интервью, сериалы и реалити-шоу — все жанры телевидения служат выборам, и их воздействие на зрителей особенно агрессивно в горячие дни выборных кампаний. Число жертв информационных технологий многократно увеличивается, некоторые впадают в депрессию, растет число самоубийств, люди становятся беспричинно злобны, мучаются страхами или, наоборот, заболевают апатией. И это не удивительно, ведь в нас, без спроса, даже без нашего ведома закладывают информацию, запускают командные импульсы, вырабатывают симпатии и антипатии, не свойственные нам по природе, которые вызывают мучительное чувство раздвоения личности, разрушают психику.

Рассмотрим, как делаются диверсионные «закладки» информации в наше подсознание. Вмонтированный в видеопленку «25-й кадр» не виден глазом, но хорошо улавливается подсознанием. Классический пример его использования в рекламе поп-корна во время проката кинофильмов в США всегда сопровождается лживым заверением, что ныне такая наглая манипуляции людьми просто невозможна, поскольку «25-й кадр» запрещен как преступный беспрепятственный вход в подсознание, при этом монтаж якобы легко обнаружить и, дескать, рекламодатели и телетехнологи боятся неприятностей. Такие заверения лишь усыпляют наше внимание к тому, что мы получаем с экрана. Выявить «25-й кадр» на телевидении практически невозможно, для этого необходима специальная компьютерная программа, появившаяся в России только в 2002 году и показавшая очень низкую продуктивность из-за перегруженности «25-ми кадрами» всех телепередач на всех каналах. Когда эту компьютерную программу по чьей-то оплошности начали рекламировать, Министерство печати и информации России проговорилось, что «25-й кадр» используется сейчас практически в каждой телепередаче и в каждой рекламе. Что конкретно внедряется в наше подсознание через «25-й кадр» — неукротимое желание пить пепси, навязчивая идея поклоняться Будде или Кришне, а может, мания исступленно любить Жириновского, — нам не ведомо. Можно, к примеру, заставить толпу разгоряченных болельщиков бить витрины и поджигать машины на улицах, передав им через «25-й кадр» на огромных уличных телеэкранах сигнал лютой злобы. А потом в ответ на спровоцированную бойню срочно принять в Думе закон о противодействии экстремистской деятельности, карающий всех неугодных власти.

Есть и иные пути влезть в наши души и мозги, подкинуть в наши гнезда «роковые яйца». Это так называемая «свертка» информации в легко усваиваемый образ и «развертка» ее в сознании зрителя в виде твердого убеждения. В 1996 году накануне очередных президентских выборов придворный режиссер Эльдар Рязанов снял документальный фильм о том, как гостевал у Ельциных. Его принимали запросто на кухне, суетливая Наина мелькала на экране с капустным пирогом, что-то нечленораздельное мямлил Президент, но главным событием фильма стал… стул, на который как бы случайно опустился Рязанов и как бы нечаянно порвал свои брюки. Какая замечательно выигрышная сцена! Зритель огорошен: у Ельцина из стульев гвозди торчат! Простой, скромный человек, совсем как мы, грешные! Гвоздь и порванные штаны Рязанова — вот образ, в который была свернута пространная информация о том, что Ельцин-де не вор и злодей, обесчестивший великое государство, а скромный, простой, наш, свойский. А «свой» плохим быть не может! Или вот известный своими нетрадиционными сексуальными похождениями Жириновский предстает перед зрителями то с женой в церковном таинстве венчания, то в окружении сына и внучат. Ну, чем не идиллия? Трогательные внучатки-близняшки в коляске или морщинистая жена в ослепительно белом подвенечном платье — картинки семейного счастья, милые сердцу любого доброго обывателя. Умиление, вызванное такими картинками, полностью вытравливает из человеческой души отношение к Жириновскому как к развратнику и извращенцу.

Технология «свертки информации» на широкую ногу была поставлена в передаче «Без галстука» на НТВ, где нам представляли «одомашненных» политиков — на кухнях и дачах, с женами и детьми, собаками и кошками, попадались субъекты с верблюдами. Чего они только не вытворяли с идиотским искренним лицом под одобрительные понукания ведущей! Премьер-министр Черномырдин бацал (нельзя же это назвать игрой!) два притопа — три прихлопа на гармошке, саратовский губернатор Аяцков демонстрировал искусство верховой езды на верблюде, секретарь Совета безопасности Лебедь пыхтя отжимался и наяривал утюгом пододеяльники, премьер-министр Кириенко с подростковым энтузиазмом пырял японским кухонным ножом воображаемого противника… Выставление себя полными идиотами делалось героями передач ради одного — показать избирателю, что они свои, простые, доступные, такие, как все. Посмотрят обыватель и его благоверная, как Черномырдин живет, и вроде у Черномырдина в гостях побывали, рядом с ним на стуле посидели, гармошку его хрипатую послушали, супругой его полюбовались, приметили, где что на полках стоит, на чем хлеб-соль едят. А если ты у человека в доме был, он же своим становится, родной совсем, почти что брат. И поет не лучше пьяного соседа, и баба его еще толще моей Нюрки, и пес его шелудивый, такие и в нашем дворе бегают. Ну как есть свой! А за своего, знакомого, родного, за его Нюрку, гармошку и пса — как не проголосовать, рука сама бюллетень нашаривает… Один мой знакомый, очень недовольный деятельностью Лужкова, после такой вот передачи, где очень крупно показали жену московского мэра, сочувственно произнес: «Я ему все простил, мученику!»

Так, через мимолетный образ, как бы нечаянную деталь, вроде бы случайное действие закладывается в душу человека продуманная информация и растекается, заполняя сознание убежденным мнением — о скромном и честном труженике Ельцине, о свойском мужике Черномырдине, о добропорядочном семьянине Жириновском… В выборных кампаниях эту технологию считают важнейшей. Если политика показывают потеющим в тяжелом физическом труде, скажем, рубит дрова на даче, значит, нас хотят убедить, что трудолюбив наш будущий избранник, хозяйственный. Если демонстрируют политика гладящим лошадь или собаку, треплющим за уши кота, насторожитесь, вас хотят убедить, что он добрый и отзывчивый человек. Кот, собака и лошадь очень часто не имеют к герою ни малейшего отношения. Хитрющая Маргарет Тэтчер ради имиджа выгуливала перед телекамерами совершенно незнакомую ей собаку. Предвыборные пудели господина Путина, если бы не были его собственными, тоже могли быть взяты напрокат из какого-нибудь собачьего клуба, причем именно пудели — глупые, добродушные существа, кидающиеся лизать в нос всякого встречного-поперечного и вызывающие умиление избирательниц. Демонстрировать в роли путинского любимца кровожадного бультерьера телетехнологи вряд ли бы решились. Показать кандидата, гладящего экзотическую бородавчатую жабу или миниатюрного домашнего крокодила, — такие семейные любимцы есть у некоторых оригиналов, — пиарщики вообще наотрез откажутся, равно как не предложат «клиенту» прогуляться с черным каракумским тарантулом на плече или с парой породистых белых крыс на изящной золотой витой цепочке.

Особенно критично относитесь к идиллическим репортажам о политиках в окружении детей, как своих, так и чужих. Маленькая дочка забралась к папе на руки и прижалась к нему румяной щечкой. В душе зрителя мед и патока — этот человек никому не сделает зла, ведь он так любит детей! Он и о наших детях позаботится не хуже, чем о родных! И сколько таких идиллических картинок из «детского альбома» припасли политтехнологи для доверчивого избирателя: тут тебе и посещение «клиентом» детского дома с подарками, и его визит в детскую больницу с лекарствами. Обездоленные дети, исстрадавшиеся личики, с трогательным ожиданием искренние глаза — тот вазелин, с помощью которого цинично пролезают в души избирателей депутаты и президенты. Вот откуда постоянный сюжет предвыборных новостей: жена президента со слащавой улыбкой гладит по головке детдомовского сиротку, Лужков собственноручно привозит мед в детский приют и торжественно проводит там публичное чаепитие, Путин чуть ли не каждый день бывает на уроках в школах, самолично объясняя второклассникам свою предвыборную программу… Для здравого ума — бездарнейшее времяпрепровождение руководителя. Люди при столь важных должностях, обремененные кучей государственных дел, занимаются сущими пустяками. Смешно мэру работать раздатчиком меда, а Президенту учить второклассников Конституции, но с точки зрения выборных технологий — мудрые шаги — избиратель уронит скупую слезу и до самого заветного дня выборов будет неотвязно помнить — наш избранник необыкновенно, исключительно, замечательно добрый человек!

Заметьте, не все стороны жизни своих обожаемых вождей видят избиратели в этих «электоральных пасторалях». Никто никогда еще не показал, как какой-нибудь кандидат с аппетитом поглощает черную икру, да даже простую свиную отбивную еще никто из них на экране прилюдно не скушал. А почему? Да потому что это интуитивно не по нутру обывателю, который, поглазев на жующего, непременно решит: «Ох, и прожорлив! Такого к власти нельзя — всех сожрет!».

Точно так же никто из пиарщиков не посоветует своим «клиентам» показать себя моющимся, причесывающимся, одевающимся, а вот в бане, непременно в парной, с экрана телевизора успели покрасоваться многие — ведь это образная информация о русскости и здоровости человека. Но моющийся, скажем, под душем, вооруженный мочалкой и мылом кандидат непременно даст зрителю повод подумать: «Видать, шибко грязный, если нужда прилюдно мыться». А поскольку подсознание метафор не приемлет, то и образ грязного во всех отношениях человека закрепится за «клиентом» навеки.

Важной технологией внушения, проникновения в наши мозги и души оказываются авторские программы на политические темы. Их воздействие основано на особой роли монолога. Вопросы, ответы, споры, возражения, то есть привычный в нашей повседневности диалог дает возможность каждому анализировать, сомневаться, думать. Монолог же — когда один говорит, а другие его только слушают, в обычной жизни возможен, когда говорит старший — начальник, учитель, руководитель, родитель, хозяин, словом, авторитет, которого принято не перебивать, которому будет лучше не возражать, с которым себе дороже спорить. Но монолог с экрана телевизора в авторских программах создает ситуацию, когда мы, зрители, не можем возразить ни Сванидзе, ни Познеру, ни Радзиховскому, ни Шустеру, глаголющим с экрана. Мы принуждены только слушать их, как будто они нам отцы родные или учителя, начальники или хозяева. Благодаря телемонологу у большинства зрителей, вопреки их собственной воле, вырабатывается привычка, даже потребность соглашаться с тем, что вещает им с экрана «говорящая голова». Слова «говорящей головы» с экрана всегда кажутся весомее и значительнее слов рядом живущих, будь они стократ умнее познеров и шустеров. Ведь с умным соседом можно поспорить, можно даже в ухо ему дать, чтоб шибко не умничал, а с экранной головой, пусть даже наипустейшей в мире, не поспоришь, в ухо не заедешь. Вот психологическая причина высоты экранного пьедестала, создающего культ из любой серости.

Увеличительная телелинза, наведенная на исполнителя монологов — телекомментатора, депутата, президента, банкира, удивительным образом умножает объем мозгов и значимость слов всякого, на кого умело наведена. Вспомним, как подавали с экрана речи больного и пьяного Ельцина в бытность его Президентом России: вырезали нетрезвые детали, несуразицы и глупости, произнесенные им «не в себе», отредактированные монологи выдавались за тронные слова, которые, представьте, многих брали за душу! Он говорит, а ты молчишь, ты же подсознательно оказываешься в роли провинившегося сына пред очами строгого отца. А разве отца выбирают, разве отца можно судить? Вот так волшебная линза телеэкрана из визгливо тявкающей моськи делает многозначительно трубящего слона, из лилипута —

Гулливера. И мелкотравчатые грызловы, слиски, райковы, лужковы и лукины с такими же мелкотравчатыми, под стать себе, невзрачными мыслишками и блеклыми речишками, косноязычные и заики, картавые и шепелявые с помощью волшебной линзы предстают на телеэкране могутными, авторитетными, неукротимыми златоустами.

Безропотное послушание «говорящей голове», конечно, оказывают не все. Замечено, что эти самые «головы» эффективно воздействуют на людей довольно высокого интеллекта, которые, как говорят, «легко обучаемы», потому что выдрессированы жизнью и работой перенимать опыт у любого авторитета. Но на многих людей, по натуре своей непокорных и неподатливых, а также на несообразительных, не любящих учиться и слушать умные речи, убедительные монологи «говорящих голов» не действуют. Такие неслухи и в детстве отца-матери не почитают, на работе перечат начальству, сутяжничают по пустякам. Ловушкой для неготовых участвовать в заклинательных «сеансах говорящих голов» является другая виртуозная технология внушения, отработанная в телевизионных техниках «ток-шоу».

Ток-шоу представляет собой диалог — ведущий или ведущие расспрашивают приглашенного на передачу гостя или гостей. Зритель, наблюдающий беседу на экране, — это третья, созерцающая действо сторона. Кажется, столкновение мнений, горячие споры, резкие возражения делают наблюдающего вольным выбирать, с кем согласиться и кого поддержать сначала душою и сердцем, а потом головой. Спорщик и неслух наверняка уловят в гвалте полемики мнение по душе. Но свобода выбора одного из двух или нескольких мнений здесь также иллюзорна, и вот почему. Вы, наверное, обращали внимание, что в ток-шоу обязательно присутствуют зрители, плотным кольцом окружающие собеседников. Аудитория эта по большей части молодежная, набрана из студентов, или женская, где добывают такое количество праздных домохозяек, неведомо, скорее всего они вообще являются штатными единицами телеканалов. Вот с этой аудиторией, с ее мнением, ее чувствами, ее впечатлением и сливается душой, сердцем и головой зритель. Не каждый, конечно, но психологи установили, что треть человечества непременно хочет быть как все, не отстать от других, подпевать общему хору. На солидарности во мнениях, на автоматическом присоединении телезрителя к зрительской аудитории ток-шоу и строится расчет программирующих нас политтехнологов. Ведь мнение зрительской аудитории ток-шоу абсолютно управляемо. К примеру, в передаче Познера «Времена» активную роль играет не видимый телезрителю, зато хорошо видимый трибунам, и когда этот человек хмурится, возмущается, подсмеивается, начинает аплодировать в нужных по сценарию местах, вслед за ним и трибуны хмурятся, возмущенно протестуют, хохочут, всплескивая руками, дружно подхватывают аплодисменты, давая звучащему на арене мнению нужную манипуляторам эмоциональную оценку. И мы, продавливая свои диваны у телевизоров, не по своей воле, а исключительно по диктату суфлера ток-шоу хмуримся и возмущаемся, хихикаем и аплодируем. Мой коллега, будучи приглашенным на «Времена» к Познеру, заметил манипуляции суфлера. Убедившись, что трибуны кидаются хлопать в ладоши по звуку его первого хлопка, он принялся хлопать в «неурочный час», и «увел» за собой трибуны, они азартно аплодировали словам, в ответ на которые, по замыслу Познера, должны были топать ногами. Конфуз в программе «Времена» был полный, а результат манипуляции зрительским мнением практически нулевой.

Заметьте, что ток-шоу на телевидении представлены в широчайшем ассортименте, охватывая все социальные группы не любящих думать и учиться людей, на которых логика факта не действует. Это большей частью женщины, а они весьма добросовестные избирательницы, при отсутствии телевизора дни напролет проводили бы у подъездов на лавочках, пересуживая соседей, родню, начальство и всякого встречного-поперечного, но там, на лавочках, управлять их мнением невозможно, и для выборов эти люди были бы потеряны. А вот управлять ими, слившимися в одну коллективную душу с трибунами ток-шоу, очень удобно. И политтехнологи умело управляют, играя на любопытстве телезрителей к «грязным темам» извращенной любви, супружеских измен, к тайнам черной магии и вредительского колдовства, к каббале и гаданиям, да мало ли житейской грязи, на которую глупое женское любопытство клюет, пересиливая стыд, отвращение, осторожность и брезгливость. Одна только передача «Жди меня», занимающаяся поиском беглых мужей, скрывающихся от алиментов, и блудных сыновей, забывших о родителях, так прикует зрительницу к экрану, что и плач родного дитяти не оторвет от мерцающей голубой линзы ее зачарованного взгляда. Эта почти маниакальная привязанность к ток-шоу делает бедных женщин послушным стадом любимого пастуха — ведущего передачи. И в заветный час этот манипулятор произносит заветное слово, по которому сотни тысяч его поклонниц как главную задачу своей жизни выполнят порученное им телеведущим.

Еще одна технология внушения — это художественные сериалы, изо дня в день приковывающие население к экранам, так что стар и мал забывают про сон и питье, ждут не дождутся узнать, кто кого победит в бандитской разборке, выйдет ли Роза-Мария-Изабелла замуж за Дона Диаболиса, чьим сыном является ребенок Лючии… Сериалы воспитали особый тип зрителя-телемана, приучив большую часть населения страны сжиться с телевизором, не отходить от телевизора, мыслить телевизором. Из жизни большинства людей ушли другие источники информации — книги и газеты, с которыми человек чувствует себя гораздо более свободным в суждениях. Сегодня большинство пенсионеров, которые вместо молитвы и воспитания внуков, естественного состояния старого человека, пережившего время страстей и думающего о спасении души, пребывают в наркотическом полусне, нашептанном виртуальными страстями мыльных опер. Место «Тропиканки» и всяческих «Рабынь» теперь заступили отечественные сериалы про «нашу жизнь». Их задача, привязав к себе взрослое население страны, неспешно перевоспитывать его в соответствии с задачами, поставленными властью. Все герои сериалов черно-белые, несмотря на яркость цветных кинолент: добрые и отважные борются, воюют, противостоят негодяям и злодеям. Усложнения не допускаются вовсе не потому, что того не желает телезритель — потребитель многочасовых ежедневных порций двуцветного кино. Уж наш-то любитель кино умел разобраться в сложных натурах Гамлета — Смоктуновского и Андрея Рублева — Солоницына. Черно-белые герои сериалов служат совсем другому, они программируют зрителя, навязывая ему новые представления о жизни, предельно ярко обозначенные в черно-белых символах-героях, они ненавязчиво, но настойчиво формируют наши новые симпатии и антипатии.

К примеру, сериал «Кодекс чести», показанный в начале 2003 года по НТВ, — один из воспитывающих в преддверии выборов декабря 2003 года именно национальные симпатии и антипатии. В нескольких фильмах по нескольку серий каждый показаны бывшие спецназовцы, честные и смелые, душой радеющие за державу, среди них пятеро русских и два еврея. Враги же, с которыми воюют российские командос, — это чеченцы, собирающиеся взорвать атомную станцию, это русский продажный генерал, торгующий химическим оружием с арабами, это бандит-эстонец, контролирующий калининградский порт. А вот друзья и верные помощники кто? Не трудно догадаться: еврей Аарон, бывший советский разведчик, сбежавший некогда за границу и ныне тоскующий по России, смелая еврейская девушка — агент Моссада, спасающая ценой своей жизни Россию от чеченского атомного взрыва… Следующие фильмы этого сериала продолжат список национальных симпатий-антипатий, без сомнения, в том же направлении. Кавказцы, эстонцы, русские, арабы заведомо будут противостоять спецназовцам, а евреи останутся верными товарищами по оружию, причем во славу России. И так вот, ненавязчиво, не в лоб, а исподволь, через сюжет, через образ доброго старого Аарона и отважной героини-моссадовки, через храброго лейтенанта Семена, павшего смертью храбрых, у зрителей формируется чувство, да, пока только чувство глубокой симпатии к любому Аарону, который затем предложит себя в депутаты, в губернаторы, в мэры и президенты. А все наше негодование о бедах Отечества мы изольем на головы ловко подсунутых нам виновников наших бед — кавказцев, арабов, эстонцев…

Откуда вам знать, что вкрадчивые «25-е кадры», базарные ток-шоу, нахрапистые авторские программы, разудалые «герои дня», наглые «свободы слова» дружно и разом навалились на вас и «обработали» вашу душу так, что теперь ее не только родная мама не узнает, но и сами себя вы узнать не можете и, мучаясь от раздвоения личности, приходите в отчаянье. Выход из этого омута один: не смотреть их, не слушать их, и уж во всяком случае не верить ни одному их слову.

 

Демократический электорат — армия психопатов

Здоровое чувство отвращения к завораживающему душу экрану знакомо многим. Это прекрасно знают мани-пуляторы-политтехнологи. И для того чтобы люди не могли осознать себя жертвами технологий внушения, чтобы они не сумели изжить в себе ненормальную симпатию к врагам Отечества, нагло пожирающим нашу Родину при всенародном молчании, для этого через средства массовой информации народ обрабатывают словесным «дустом», отравляя сознание людей, создавая из них целые армии психопатов.

Во-первых, это вживление в человеческое сознание словесных матриц, определяющих мироощущение человека, его понимание сегодняшнего устройства жизни. Власть имущим в России будет спокойнее от того, что ее народы не имеют притязаний на лучшую жизнь. Взгляд человека на происходящее в России программируют набором таких нехитрых понятий:

Наша жизнь плоха, потому, что во всем мире плохо.

Чтобы не стало хуже, надо больше и лучше работать.

Чтобы не стало хуже, нельзя допустить войны и крови.

Как на деле осуществляют подобное программирование? «Во всем мире плохо», — эта мысль навязывается телетехнологами через упорное нагнетание катастрофизма, когда первые строки всех новостей занимают убийства, взрывы, землетрясения, аварии, самоубийства, покушения… Зрителей погружают в омут отчаянья и безволия, соблазняют примером уйти из этой постылой, бессмысленной, жестокой жизни. Три девочки в Подмосковье выбросились из окна. Три дня телевидение назойливо показывало распростертые детские тела, называло имена, смаковало подробности детской жизни, находило все новых родных, знакомых, свидетелей. И следом пошла волна подобных самоубийств — другие несчастные девочки тоже захотели быть знаменитыми.

Как в земной ад погружает телевидение нас в бедствия всего мира, а для чего? Чтобы внушить одно: если другому несладко живется, то и тебе вроде не так обидно терпеть. Именно ради этого варят и потчуют нас телевизионным хлебовом из аварийных, самоубийственных, катастрофических новостей, внушают русскому человеку: главное, чтобы не стало хуже! И в подспорье объясняют, как сделать, чтобы не стало хуже. «Не допустить войны и крови». Со всех эфиров проникающее в сознание ежедневное заклинание «Лишь бы не было войны!». Убийственная, вредоносная, сокрушающая дух человека и народа запрограммированность поведения. Следа бы не осталось от России, дозволь она своим вождям вооружиться этим лозунгом. Вы только представьте себе Владимира Мономаха, Александра Невского, Иоанна Грозного или Петра Первого, Суворова или Ушакова, Жукова или Сталина с этим заклинанием, с этим причитанием, с этим нытьем, с этим скулежом на устах. Иноземцы давно бы стерли нас в пыль, а землю нашу растащили по своим огородам. Но в наши головы упорно вживляют программу терпимости и покорности: бедствуй, недоедай, мерзни, умирай, но терпи, русский человек, лишь бы не было войны.

На наших глазах проржавленность души этой вредоносной, губительной для России программой изничтожает национальное мышление и национальный тип поведения русских — народа воинственного, однако и многотерпеливого, и добродушного. Колдовское заклинание «Не допустить войны и крови!» ослепило людей. Война — вот она, вовсю хозяйничает, крошит страну на куски, режет по живому, пожирает людей по три с лишком миллиона в год, а люди, уготовленные к закланию на этой самой войне, все одно талдычат уже накрепко усвоенное «Лишь бы не было войны!». Ни зарплат, ни пенсий, голодный народ, как в блокаду, от истощения падает в обморок, беспризорных детей больше, чем в войну, зато жиреют воры, жируют бандиты, — где закон, справедливость, порядок? «Перетерпим, — хором в ответ, — лишь бы не было войны!» Молодежь спивается, гибнет в наркотическом угаре, — где суровое возмездие развратителям? А нам в ответ о мире и согласии: «Лишь бы не было войны!»

Другой речевой импульс, внушающий, принуждающий, что делать, чтобы не стало хуже: «больше и лучше работать, много работать, работать без сна и отдыха». И вроде русские леностью никогда не отличались, но ведь как ловко на них самих все беды списать: «Плохо работаете, товарищи, вот и живете худо». Когда подобная программа оккупирует разум, человек чувствует, что он в тупике. Трудолюбивому и честному русскому, привыкшему кормить себя и семью собственным трудом, своими руками и головой, настойчиво внушают… работать лучше и больше. Вкалывая по-черному, но мало получая, и в таком положении находятся сегодня восемьдесят процентов населения России, трудяга все время ищет, где бы ему еще приработать, и получается, как в анекдоте про врача, которого спросили, почему он всегда трудится на полторы ставки: «Да потому что на одну — есть нечего, а на две — некогда». Но работают и на двух, и на трех, а куда денешься — иначе не выжить… И тогда ни учителю, ни врачу, ни строителю, ни милиционеру не только есть некогда, детей растить и учить некогда, думать некогда, некогда остановиться и задуматься — для чего устроена вся эта гонка? Человек становится тупой машиной по лихорадочному добыванию денег — заработать, потратить, снова заработать и опять потратить, да еще с испуганной оглядкой, чтобы курс доллара и рубля не упал, не съел заработанное. Смысл самого труда, его качества, цель человеческой жизни — все отходит на задний план. В мозгу тяжело ворочается единственная запрограммированная мысль — надо больше, больше, больше работать…

Как проникают в наши головы эти вредоносные программы поведения? Идея «лишь бы не было войны» подается в упаковке военных сводок из Чечни, в устрашающих репортажах о бессмысленной гибели там русских солдат, в кричащих документальных фильмах о захватах заложников… Эти шоу, ввергающие зрителей в информационный шок, телевидение разыгрывает регулярно. Одна телепанорама зрительного зала — поля битвы с террористами на Дубровке в Москве с точки зрения политтехнологов дорогого стоит — кровь, много крови, мертвые женские тела… Панорама смерти, особенно мертвые молодые женщины, шокирует обывателя и укрепляет в нем одну-единственную мысль: лишь бы не было войны, любой ценой, любыми жертвами, готовностью тысячекратно терпеть и молчать, «лишь бы не было войны».

Программа «надо больше и лучше работать» внедряется в подсознание навязчивой демонстрацией обеспеченного человека, выдаваемого за идеально счастливого — чаще всего это актер, политик, предприниматель и банкир — всегда под одним соусом: «он добился этого, потому что всегда много работал».

Впитывание таких программ вводит человека в ненормальное психическое состояние одержимости многочисленными фобиями — беспричинным страхом перед собственным будущим и перед будущим своей страны.

Другие словесные матрицы, внушаемые обывателю, нацелены на то, чтобы управлять духовно-нравственным состоянием человека. Здесь нас буквально «переписывают» заново, помните, исходная позиция манипуляторов-ней-ролингвистов: «человек — это текст, его можно и нужно править». Задача авторов «новых текстов» — воспитание человека в духе служения своему чреву. Эгоист живет только ради своего удовольствия, и потому наиболее управляем, мотивы его поступков всегда ясны, поведение предсказуемо, и убедить его в целесообразности любых шагов, предпринятых властью, — вплоть до сдачи государства Российского в аренду Соединенным Штатам Америки сроком на тысячу лет — не составит труда, главное, внушить массовому обывателю: «Ты от этого только выиграешь». Но сначала надо добиться, чтобы принцип «жить для себя» стал основой существования миллионов. Это делается весьма успешно внедрением в наше подсознание словесных матриц «удовольствия» и «наслаждения»:

Надо жить для своего удовольствия и наслаждения.

Удовольствие и наслаждение приносят еда, секс, веселые зрелища.

Все, что мешает удовольствию и наслаждению, гони от себя.

Перевоспитание населения в духе рабства собственным прихотям, служения собственному чреву целенаправленно и мощно осуществляется в России. В основу его заложен инстинкт собственности. Словесным стимулированием этот инстинкт обостряют до навязчивого желания проглотить весь мир. Удовольствие от обладания — едой, здоровьем, женщиной, мужчиной, красотой, имуществом — вот смысл и цель жизни субъекта с «переписанным текстом» души.

Яркие рекламы заклинают: «Жизнь — это наслаждение, наслаждение вкусом!», «Живите с удовольствием — попробуйте шоколад «Дав», «Детское питание Бле-вота (bleu water — это не шутка) — это все, что нужно вашему малышу», «Ты достойна самого лучшего: купи шампунь «Вши-вота!»…

Особенно активно, без критики и подозрения, эти установки впитывает молодежь. Не имеющие опыта собственной жизни, не наученные послушанию родителям, их души представляют для захватчиков-политтехнологов не занятую ничем и не освоенную никем территорию, которую те и кроят по своему вкусу, внушая через рекламу, эстраду, кино все поглощающую мысль: «Ваша цель — наслаждение!» Законы словесного воздействия срабатывают здесь помимо воли молодого человека, и он с тупым упорством начинает стремиться к наслаждению — в еде, в любви, в любом своем поступке, ища только этого и интуитивно избегая всего, что может помешать наслаждению — избегая жертвенного служения Отечеству, нарушая сыновний долг, скрываясь от армии, пренебрегая родительскими обязанностями, никогда не рискуя перед лицом опасности жизнью, ведь ею велено лишь наслаждаться.

Очень активно словесные матрицы удовольствия внушаются через бесчисленные «развлекаловки» и «хохмы» — юмористические программы жванецких, хазановых, петросянов, винокуров… Люди, собирающиеся на эти зрелища в огромных залах и у телеэкранов, жаждут одного — «поржать». Не посмеяться, не улыбнуться тонкой шутке, игре слов, а именно «поржать», «погоготать», «повизжать», — какие еще животные термины приложить к этим звукам, которые издают зрители, схватываясь за животы, икая, обливаясь слезами и фыркая… Такой смех ненормален, но не плоские и пошлые шутки его вызывают, а эпидемическая искра, передающаяся от одного зрителя к другому. Состояние, в которое впадают пришедшие за удовольствием люди на «сеансах» смеха, сродни психически болезненному состоянию эйфории, когда «деятельность больных расторможена, наблюдается дурашливое поведение и расстройства критического мышления». Весь ужас в стремлении юмористических программ создавать у зрителя потребность и удовольствие от впадения в психически болезненное состояние эйфории.

Сама жизненная программа, которая навязывается людям, склонным к удовольствиям, сродни психозу эйфории, при котором больной не может воспринимать и здраво оценивать происходящее.

* * *

Особое внимание политтехнологи уделяют словесным внушениям, формирующим рефлекс равнодушия к судьбам своей страны и своего народа. Для того чтобы этот рефлекс был стойким у огромных народных масс, требуется кропотливая предварительная обработка человеческого сознания. Такая обработка идет по трем основным направлениям.

Первое. Это уничтожение памяти — цепкого удержания в уме событий и лиц, которые влияли и влияют на судьбу страны. В борьбе с народной памятью очень важна передозировка информации. Человеческая память не безгранична, она веками приучена вбирать в себя только необходимое — в быту, в работе, в духовном становлении. И когда в человека впихивают, вбивают, грузят тонны информации, ему не нужной, праздной, глупой (в Самаре чуть не взорвали дом, Путин не хочет идти в президенты на третий срок, нет, хочет, ах, опять не хочет, Анастасия Заворотнюк собирается замуж, а может, и не собирается…), память рушится под непосильной ношей вестей, отказывается служить человеку в разумном осознании настоящей жизни, в понимании вихря настоящих и мнимых событий. Лужков в 93-м призывал стрелять в народ? — не помню, пусть он снова будет мэром. Зюганов в 96-м выиграл президентские выборы и сдал победу Ельцину? — и знать не хочу! пускай теперь с Путиным соревнуется!.. Так уходит осмысление, размышление, миросозерцание, жизнь превращается в одни рефлексы, которые культивируют телескотоводы.

Второе. Это лживое изображение истории нашей Родины. Радзинские, Парфеновы, млечины, Сванидзе делают это умело и расчетливо, возводя камень за камнем кособокое и шаткое здание виртуального прошлого великой Российской империи. Изолганные исторические факты выдают не в виде собственных гипотез и предположений, нет, они программируют наши мозги абсолютной уверенностью «так было!». В их виртуальной истории национальные герои, вожди, правители России — непременно злодеи и сумасшедшие, особенно ненавистны им Иоанн Грозный и Иосиф Сталин. Царь великой воли и мужества Николай Второй, больше двух десятилетий сохранявший Россию от великих потрясений, с неистовой злобой именуется у виртуальных летописцев кровавым и слабовольным, а измена и заговор против него величают великой бескровной Февральской революцией. Победы Отечества выставляют поражениями, и Куликовская битва, мол, татарского владычества не уничтожила, и на Бородинском поле еще неизвестно кто кого побил, и в Великую Отечественную столько людей положили, какая, мол, это победа… Достижения и открытия русских людей в виртуальной телеистории оборачиваются лишь рабским подражанием, а то и вовсе воровством западных технологий, именно об этом разглагольствовали имитаторы нашей истории в канун 50-летия отечественной атомной бомбы, удержавшей Америку от ядерной агрессии… Главное в создающейся лжеистории — разрушение идеала национального вождя, кого ни возьми сегодня — царя ли русского, полководца, героя войны — все имена изолганы, истоптаны, а маяками на пустынном горизонте российского прошлого лишь фигуры Троцкого, Михоэлса, Сахарова…

Но не только виртуальное прошлое состряпано для потребления русским народом, чтобы не мечтал он больше ни о новом Петре Великом, ни об Александре III, ни о Сталине, ни о Жукове, ведь кого ни возьми, все они на экране телевизора — убийцы, диктаторы, параноики — так твердят нам радзинские, уполномоченные кагалом программировать нас. Современная Россия тоже предстает с экранов в виртуальном изображении — придуманный образ нищей страны, не способной ни прокормить себя, ни защитить, и такой же лживый образ народа — пропойного, неумелого, неразумного, вороватого, спасти который может лишь иноземная опека.

Наглядевшись войны и терактов в художественных сериалах, человек и настоящую войну, гибель соотечественников, взрывы домов, слезы идущих за гробами матерей и жен начинает воспринимать как художественное кино — отстраненно и равнодушно. Пока показывают — сердце стучит, кровь приливает к вискам, душа болит, а убрали с экрана картинку — и вроде ничего не произошло, кино да и только!

Следом, в подсознание человека в хорошо унавоженную почву беспамятности, исторического космополитизма, отстраненности от боли и бед родной страны, проникают словесные матрицы апатии и безразличия:

Судьбу страны решают без меня, поэтому надо думать только о себе (в вариантах: о семье, о детях, о родителях);

Что я могу сделать один, когда вокруг лишь негодяи да провокаторы;

Если буду сопротивляться в одиночку, могут убить (в вариантах — выгнать с работы, расправиться с детьми).

Страх перед жупелом насильственной смерти, трепет перед мнимой опасностью для семьи и фантом вездесущего провокаторства, парализующие волю совестливого человека (бессовестные граждане давно сагитированы призывами жить ради удовольствий и наслаждений), — все это воспитывается исподволь через ряд хитроумных словесных трюков. Нас запугивают, внушают шарахаться от малейшей опасности для себя и близких, проводя через шквал сюжетов криминальной хроники. Не столько потому, что это лакомо обывательскому любопытству, а именно потому, что обыватель, наблюдая на экране преступный разгул и беспредел, становится пугливым как мышь, которая трусливо поводит усиками, выглядывая из своей норки бусинками настороженных глаз, готовая при любой опасности нырнуть в глубокое подполье, залечь, притаиться, замереть в смертельном страхе. Вспомним реакцию москвичей на захват заложников — зрителей мюзикла «Норд-Ост». Дело было ночью, но уже на следующее утро в вагонах метро вмиг стало пустынно, жители микрорайонов, осторожно озираясь, выходили из своих подъездов, под каждым кустом высматривая притаившегося чеченца с гранатой. Москвичи жаловались друг другу, что боятся зайти в гастроном, могут взорвать…

Именно стремление запугать является причиной того, что нынешние правители России навязчиво употребляют в речи «феню» — блатной жаргон, криминальный жаргон, преступную терминологию и черную матерщину. Здесь четко срабатывают законы словесного воздействия: приученный экраном и газетами бояться крутых бандитов и жестоких насильников, крепких тренированных «качков», обыватель неосознанно уже страшится и говорящих на преступной фене пухлых и дряблых смуглолицых господ в жилетках и смокингах, он покоряется их воле безропотно, как отдал бы на большой дороге кошелек грабителю, безотчетливо оправдывая свою трусость и непротивление злу навязанной ему телетехнологами мыслью «Что я могу сделать один?».

Так поодиночке выбивают из строя честных и совестливых людей, приучая их жить в постоянном страхе за себя и за жизнь своих детей. Страх глушит совесть, возмущение, протест. Мы приучаемся внимать событиям равнодушно, инертно: «А! Делайте, что хотите, мне все равно».

Такая запрограммированность поведения погружает человека в омут апатии, которая сродни болезненному состоянию. Подобная апатия, по определению психиатров, «характеризуется тем, что деятельность больных лишена произвольности, целенаправленности, они не могут самостоятельно делать выбор, принимать решения по собственной воле».

Психологический настрой «что я могу сделать один» формирует массы психопатов с ярко выраженным синдромом «окамененного нечувствия», равнодушия к судьбам своей страны и своего народа.

* * *

Есть ли спасение от психопатического программирования поведения, от информационного заражения, или оно достанет нас везде, где есть средства связи, книги, газеты, телевидение? Можно ли противостоять тем, кто захватывает наши души, порабощает их незаметно для нас самих?

Противоядие вирусу безумия, поражающему с помощью психолингвистических технологий, давно известно. Это — молитва к Богу, в нашей православной церкви звучащая на церковнославянском языке. Об этой очищающей сознание силе молитвенного слова знают не только православные верующие, давно привыкшие, что спасительный девяностый псалом, прозванный в народе «Живые помощи», удивительным образом просветляет разум человека, даже ни слова в нем не понимающего. Есть свидетельства, как люди, читавшие про себя эту молитву на допросах в тюрьме, умели устоять перед внушением профессионального гипнотизера подписать самооговор и ложные показания. Воистину, живая помощь Божия нисходит на человека по слову этого псалма. В руководстве святой инквизиции «Молот ведьм» инквизиторы Шпренгер и Инститорис утверждали, что молитва «Богородице Дево, радуйся» — проверенный опытом способ освобождения людей от одержимости и бесноватости, от помутнения рассудка, вызванного колдовством.

О молитве, как противоядии внушению, говорят не только в Русской Православной Церкви, но и в Церкви католической. Об этом же свидетельствуют современные нейролингвисты, которые не скрывают, что «в своих истоках нейролингвистическое программирование развивалось на базе изучения деятельности магов, колдунов, шаманов», и с великим сожалением признают, что «молитвы осуществляют контрсуггестию», — то есть препятствуют внушению! Так что самым верным средством спастись от напасти программирования является слово молитвы, с которой мы прибегаем к Богу, к Высшей Силе, от Него получая ограждение и вразумление, ибо сказано в псалме девяностом: «Оружием оградит тебя Истина Его, и не убоишься…»

Есть еще одно надежное средство защиты, делающее человека не восприимчивым к техникам внушения, «переписывающим тексты» людских душ — это генетическая память человека, отрицать существование которой наука сегодня уже не решается. Да и как отрицать эту таинственную кладовую, где хранится информация о нашем прошлом, не о собственном, а именно историческом прошлом, если самое парадоксальное явление — то, что благодаря включению генетической памяти ребенок в течение трех первых лет жизни в совершенстве овладевает родным языком. Это удивительное явление известно каждому по собственным детям. Какова глубина генетической памяти, каков объем хранящейся в этой памяти информации, какова широта охвата генетической памятью истории рода у каждого конкретного человека — на эти вопросы пока нет ответа. Но главное известно, и оно очень смущает нейролингвистов: такая память есть, она хранит информацию о далеких предках, и именно благодаря стойкости этой памяти некоторые люди абсолютно не восприимчивы внушению, «тексты их душ» невозможно переписать, их «установки» никто не в силах поменять, и именно такие личности способны в грозную годину всколыхнуть души своих соплеменников, пробудить их на решительное сопротивление узурпаторам, заставить их слышать зов предков, построивших великую Российскую империю. Так что «голос предков», «зов крови» — не только поэтические метафоры, это сокровище нашей генетической памяти, не раз спасавшее русских от порабощения.