Вернувшись домой, Алина хотела полететь в Москву, чтобы сдать анализы на кариотип, но приближался день рождения племяшки Юлечки-Ляли, и Алина отложила поездку на неделю. Пропустить день рождения племяшки она не могла и не хотела. На праздник собирались долго. Алина не столько занималась собой, сколько выбирала самую лучшую одежду для Вовы, ей хотелось показать, что сын стал самым обычным ребенком, хоть и неговорящим. В первую субботу июля они всей семьей сели в машину и поехали.

К ее удивлению, в гостях Вова вовсю веселился. Алина просто поразилась, как ловко Ляля, которая была на год младше двоюродного брата, сумела вовлечь его в игру. Она отбирала у него предметы, которые ему нравились и которые он брал в руки. Алина привезла с собой несколько пластиковых цифр, которые Вова недавно полюбил. Именинница подкарауливала момент, вырывала цифры у Вовы из рук и с громким хохотом убегала. Сначала мальчик бегал за ней с криками и раздражением, но когда наконец понял, в чем состоит игра, тоже начал смеяться, отбирать цифры у Ляли и убегать. Юлечка была в восторге. Надо ли говорить, что и Алина была счастлива?

— Ну, посмотри, что я тебе говорила! Видишь, какие у нас сдвиги, — говорила она сестре.

— Да я тебе сразу говорила, что ты слишком мнительная. Вот он заговорит, и ты забудешь все страхи и опасения, — отвечала Юля, выкладывая оливье в салатник.

Алина промолчала. Нет, она была рада, конечно, что Юля считает ее сына обычным мальчиком. Но она никак не могла объяснить, что эти положительные сдвиги произошли не сами по себе, а титаническими усилиями. Каждый раз, когда Вова бегает на цыпочках, помахивает «крылышками» или ложится на асфальт, пытаясь его лизнуть, бешено стучит ногами в стену или раскладывает цифры в ряд, она понимает, что они стоят на краю пропасти. Может, только чуть-чуть отодвинулись.

Как объяснить это другим, если любимая сестра не понимает. Она и не стала комментировать странности своего сына, а гостям, видно, было все равно. Бегает чей-то ребенок, ну и пусть бегает. У взрослых свои взрослые интересы. За столом оживленно обсуждали недавнюю трагедию с разбившимся самолетом, говорили о бизнесе и домашних хозяйственных делах. Юля вовсю хвасталась новым магазином. Семен поддерживал эти разговоры. Алина скоро заскучала, почувствовала себя одинокой. Она схватила Семена за руку и потащила его к детям. Дети кидали друг другу мячик, Семен попытался научить Вову играть в бадминтон, но у него ничего не вышло — мальчик не следил за воланом. Он прижимал ракетку к лицу и пытался просунуть сквозь сетку язык. Алина повела его к теннисному столу, показывала, как здесь играть с мячиком. Но Вова сфокусировался на движущемся предмете.

Имениннице вскоре надоело носиться, она взяла у матери подаренную куклу и посадила ее за маленький столик. Большие мальчики пошли смотреть, как готовится шашлык. Вова бегал кругами мимо маленькой Ляли, видимо, хотел заинтересовать ее прежней игрой. Но Юлечка была занята: она кормила ложечкой куколку. «На-а… На-а…» — протяжно приговаривала она. Вова покружился-покружился, лег на землю и стал смотреть в небо. Алина смотрела на сына. Все-таки он сильно отличался от обычных детей, это не видит только слепой.

На следующий день Алина с сыном улетала в Москву на осмотр к профессору, которого ей рекомендовали как лучшего генетика Москвы. В специальном контейнере она везла пробирки. Путешествие оказалось не из легких. Алина рассчитывала, что Вове понравится летать на самолете, так же как на поезде. Но все оказалось иначе. В аэропорту она с ним еще как-то справлялась. Конечно, Вовка посидел на всех сиденьях и даже полежал под ними, потом требовал кока-колы из лимонадного автомата, потом бегал по кругу, сужая его на каждом обороте. Потом он стал заметно нервничать и тянуть мать на выход. Алина изо всех сил старалась его отвлечь. Не тут-то было! В автобусе они подъехали к самолету, и тут началось ужасное. Услышав гул самолета, Вова стал хвататься за голову, с диким криком стал тянуть мать обратно в автобус. Алина утешала его и уговаривала, но из-за шума он ее не слышал, не понимал. Он мотал руками и ногами, кричал. Алина подхватила его на руки, он был тяжелый и вырывался из ее рук.

В самолете стало еще хуже. На лице ребенка был написан ужас, похоже, что это был не каприз, а настоящий для него кошмар. Его трясло. Кое-как Алине удалось усадить его в кресло. Но он продолжал орать и биться, стюардессы наперебой предлагали им конфеты и водичку, но ничего не помогало. Поняв, что ее попытки успокоить ребенка бесполезны, она просто села рядом и держала его, чтобы он не выскочил в проход. Что будет, когда они взлетят?

Самолет заполнялся пассажирами, многие неодобрительно косились на молодую женщину с орущим ребенком, которая делала вид, что ничего не происходит. Первой не выдержала женщина, которая сидела в кресле впереди Вовы. Это ей доставались Вовины пинки.

— Успокойте вашего ребенка, пожалуйста! Вы не понимаете, что ему нужно ваше внимание? Чем вы вообще занимаетесь?

— Простите, пожалуйста… сейчас, сейчас… — Алина зажала ноги сына своей ногой, но он выгнулся и, закричав еще пронзительнее, распрямился пружиной, с силой ударив по впереди стоящему креслу головой: — Просто он боится самолетов…

— Так и нечего тогда летать с ним, раз он боится самолетов, ехали бы на поезде! — недовольно проворчала соседка. — Пересядьте, мне надоела эта молотилка по спине!

Куда пересесть-то? Все места заняты. Алина бы даже пешком пошла. Она кляла все на свете и была готова выйти из самолета, потому что этот полет уже был для нее и, конечно же, для ребенка кошмаром. Ну почему, почему она не поехала на поезде? Ведь поезд Вова полюбил, а в Москву ехать всего лишь ночь. Зачем эти сложности с самолетом? И почему она решила, что Вове понравится самолет? Его же трясет от звука пылесоса или сушилки для рук в общественном туалете!

А ребенок тем временем начал затихать. Алина собралась с силами — один час она как-нибудь переживет. Но испытания продолжались. Вова описался, а памперсы они уже давно не носили, и Алина выпустила из виду, что в стрессе может произойти такой конфуз. Попытки увести Вову в туалет не увенчались успехом: мальчик не хотел входить в крохотную, странно освещенную железную кабинку, в которой гул самолета усиливался. Он сделал несгибаемую раскоряку, и Алина оставила затею с туалетом. Она заметила женщину с малышом и, отбросив всякое стеснение, попросила у нее подгузник. Памперс был меньше, чем нужно было рослому Вове, но Алина кое-как приспособила его, надела сверху штаны и стала запихивать сына обратно на сиденье. Вова орал, не переводя дыхания. Уже весь самолет был в курсе, что Вове плохо, Вове страшно, а Алина — никчемная мать, которая не в состоянии управиться с ребенком.

Наконец самолет поехал на взлетную полосу. Вовины рыдания стали громче, но он хотя бы перестал махать руками и ногами. Когда они поднялись в воздух, силы его иссякли, и он уснул, мгновенно отключившись, глухо всхлипывая и вздрагивая во сне всем телом. Алина сидела рядом, боясь пошевелиться, чтобы не разбудить. Но лишь самолет, коснувшись земли, сел, Вова проснулся и начал кричать с той самой ноты, на которой уснул.

Алина постаралась как можно скорее покинуть самолет. Сели в автобус и поехали к аэровокзалу. Вова не плакал, но изо всех сил тянул Алину к выходу. Алина, понимая, что в самолет они теперь сесть точно не смогут, сдала обратные билеты. Нет, возвращаться они будут только на поезде!

Казалось, что в самолете ребенок израсходовал весь запас истерик, рассчитанный на день, и дальше они ехали спокойно. Вова легко вертелся перед врачами, давал себя раздевать, осматривать сверху, снизу, сзади… Некоторые нюансы вызывали дополнительные вопросы, и профессор сказал:

— Понравились вы мне, молодой человек! — и добавил: — Вы знаете, по нашей части тут ничего, но вы анализы сдайте на всякий случай, бывали в моей жизни пару раз и такие исключения. А вообще хорошо, что я ничего не нашел, потому что генетика, как вы сами понимаете, не лечится.

Алина не знала, радоваться ей или расстраиваться, потому что, с одной стороны, профессор ее успокоил, ее и Семена гены были ни при чем; но, с другой стороны, причины происходящего остались тайной. Алина отнесла анализы в лабораторию, там записали номер ее телефона и сказали, что позвонят, когда результаты будут готовы.

Они погуляли по московскому зоопарку, ближе к обеду зашли в кафе, Алина заказала Вове куриную ножку с картошкой фри. Вова съел все с большим удовольствием. Алина выпила кофе, съела круассан. Подумала: вот ведь вполне удавалось изобразить ту мать, которая ничем не ограничивает себя в личной и общественной жизни, делает все, что хочет прямо вместе с ребенком. Но только изобразить. До реального чувства свободы было далеко.

Дома Алина начала переписку с Лили, рассказала об их с Вовой проблеме. Пока ждала ответа, решила отвести ребенка на занятие к речевому терапевту. Они опять попали к Цветковой, той самой Цветковой, от которой Алина впервые услышала страшное слово «аутизм». Занятие оставило двоякое чувство. В представлении Алины логопед должна была веселить ребенка песнями и стишками, а потом заставлять его повторять слова так же, как это делала сама Алина. Но к ее удивлению, все было совсем иначе. Казалось, она просто не замечает ребенка, а время от времени вбрасывает поближе к Вове заранее подготовленные игровые пособия, не глядя на маленького пациента, произносит слова, делая после каждого слова длительную паузу. От самого Вовы она вообще ничего не требовала. Вова всего лишь играл, складывал мозаики, клал на нужные места пазлы, нажимал на кнопочки музыкальной машинки. Цветкова, делая между словами значительные паузы, повторяла иногда отдельные буквы, иногда слова, иногда словосочетания, но ни разу не произнесла целого предложения.

Алине было интересно больше, чем самому Вове. Первые минут десять Вова играл и рассматривал мозаику. За стол его посадить не удалось, и он валялся на полу, рассматривая пазлы, играя с машинкой. Десять минут миновали, Вова заскучал, стал ползать под столом, стучать руками и ногами, схватил Алинину сумку и стал совать ей в руки, намекая, что пора уходить.

Цветкова объяснила Алине, что Вовино состояние временно, постепенно он всему научится, будет сидеть за столом и прилежно заниматься. Она посоветовала Алине дома применять такую же методику: произносить отдельные слова, чтобы Вова усваивал их смысл. Для него сложно выучить слово, а уж складывать слова в предложения — это особый сложный навык, которым аутисты овладевают позже. Она советовала не давить на него ни голосом, ни взглядом, называть слова именно в тот момент, когда ребенок смотрит на конкретный предмет. Заинтересовался машинкой — сказать «машинка», смотрит на телефон — сказать «телефон».

— Постепенно, — говорила доктор, — будем вводить понятия «большой — маленький», «высокий — низкий», «худой — толстый». Будем сортировать по цветам, называть цвета научим чуть позже. Хорошо, если сейчас он начнет сортировать красное с красным, синее с синим и так далее. Аутисты любят сортировать, так что, думаю, это будет легко… Если мы с вами будем работать в паре, я здесь, а вы дома, то скоро мы получим хорошие результаты.

Алина внимательно слушала и запомнила, хотя пока не очень понимала, каким образом сортирование красных и зеленых кубиков по цветам поможет Вове научиться говорить. Но Цветкова именовалась не логопедом, а именно речевым терапевтом, и ее рекомендовали как доктора, которая помогает неговорящим детям научиться говорить. Сама Алина знала очень мало, и спорить с настоящим специалистом причин у нее не было. Но теперь она понимала: как бы мало она ни знала, решение всегда останется за ней. Что бы ни предлагали специалисты, они сами знают о ее ребенке меньше, чем она.

Через несколько дней Алина попала на прием в консультационное отделение детской психиатрии. Ей задали вопросы, какие Алина и сама могла бы задать кому угодно, поэтому отвечала она уверенно. Она ожидала, что будут выяснять какие-то тонкости, новые нюансы, но врач ограничивалась тем же списком, что и другие специалисты. Результат ей говорить сразу не стали, сказали, что отправят в районный диспансер, но Алина понимала, что результат будет как и в предыдущих случаях, точнее, никакой. Она подробно рассказала доктору об улучшениях после диеты, в конце концов, ведь теперь она убедилась в этом на конкретных фактах. Ей хотелось услышать об этом мнение специалиста.

— Да-а… диета-диета… Вы знаете, у нас некоторые мамочки действительно дают хорошие отзывы на диету и с помощью всего лишь ограничения продуктов добиваются положительных результатов, которых мы добиваемся с помощью препаратов. Поэтому если это вам помогает, то, конечно, придерживайтесь.

Алина совершенно растерялась. Она ожидала или возмущения, или споров, или, наоборот, восторга или изумления врача, но оказалось, что все знают об этом, что это не новость и что Америку она не открыла. Почему же раньше никто не произнес этого волшебного слова «диета»? Когда приходила два месяца назад, когда не знала, за что хвататься, к кому бросаться. Почему теперь, когда она сама рассказывает об улучшениях, они говорят об этом так буднично, словно назначили диету сами! А тогда, два месяца назад, ей казалось, что они считают это полной чушью. Доктор, видя ее замешательство, продолжил:

— Вы знаете, мы не можем давать рекомендации, которых нет в официальных протоколах и которые не зарегистрированы официальными испытаниями на территории России. Понимаете, нужно сначала собрать группу детей, поделить ее на две части, одним давать один вариант диеты, другим другой вариант диеты, причем желательно, чтобы этот метод был «слепой», то есть чтобы родители и дети были не осведомлены о том, кому и что дается. Используются препараты глютена и казеина в отдельных таблетках, а после этого нужно наблюдать детей. Полгода в процессе диеты, год после ее отмены. Это должно быть серьезное исследование, которое займет не месяц, а, может, несколько лет. Вот тогда мы сможем рекомендовать этот метод официально. А пока это всего лишь слухи, которые распространяются среди мамочек. Я не могу вам его официально рекомендовать.

Так Алина начала понимать суть официальной медицины. Главное — не вылечить. Главное — не навредить! Для ее ребенка это было ужасно: и навредить было трудно, и вылечить почти невозможно. Ну что ж, если даже диета одобрена официальными психиатрами, то введение больших доз витаминов и минералов наверняка насегда заставит забыть о страшном диагнозе. Алина упрямо закусила губу: надо так надо!