Хотя на сердце нет-нет да и накатывали страх и безысходность, все так или иначе шло своим чередом. Наступил август. Алина времени не замечала, впервые в жизни увлеченная важным для себя делом.

В детском центре Алина отвела Вову на музыкальное занятие, а сама пошла на групповую терапию для родителей. В кабинете психолога она нашла родителей, кое-кто ей уже был знаком. Алина приготовилась слушать. Психолог стала показывать рисунки, намалеванные детьми, что-то вроде абстрактных изображений. На предыдущем занятии им было предложено рисовать — что угодно. Альбомные листы были исчерканы карандашами и фломастерами: кто-то закрасил весь лист черным, кто-то нарисовал цветные полоски. Кое-кто разорвал листы на клочки и улегся на полу, обсасывая карандаш, сказала психолог. Слава богу, это был не Вова. Психолог назвала фамилию и протянула Алине листок с вполне узнаваемым человеческим лицом. Алина чуть не расплакалась. Да вот же, вот! Да, он не смотрит в глаза, не разрешает гладить себя по голове, не дает умыть и причесать себя без скандала, но он рисует лицо. Это значит, что его доверие к миру сильно возросло. Алина была счастлива.

Родители полюбовались на картинки своих детей и стали интересоваться успехами других, заглядывали друг другу через плечо, просили показать рисунки. Алина с гордостью продемонстрировала Вовин рисунок, но не все разделили ее радость: ну что это такое? Ну, круг, две точки, палочка посередине — и это лицо? «Да в таком возрасте даже обычный ребенок нарисует лицо точно так же» — подумала Алина и громко сказала:

— Пусть не лицо, пусть каляка-маляка, но мой сын взял в руку карандаш, поднес его к листу и нарисовал что-то. Это значит, что его развитие прогрессирует. Еще недавно он швырнул бы карандаш на пол и начал рыдать без остановки, и я не знала бы, с какой стороны к нему подойти. А теперь все по-другому! Мой мальчик думает и делает…

— Простите… — перебила ее полная кудрявая женщина. Она сюда пришла впервые с красивой девочкой лет восьми, девочка смотрела по сторонам, крутила головой, как сова, широко открывала рот и заглатывала воздух с неприятным звуком. — Простите, что именно вы делали для достижения каких бы то ни было результатов? Я вот лично вижу в рисунке вашего малыша явные признаки осмысленного действия. Лицо не лицо, но хотя бы законченная линия, круг, да. Как вы лечитесь?

Все уставились на Алину, ожидая ответа. Она смутилась, пытаясь справиться с волнением, внутри стало горячо. Мелькнула мысль: вот оно, признание! Она столько всего сделала, прошла все круги ада, и не зря, теперь уже она сама дает советы, как жить с такими детьми, что делать и как их развивать. Алина встала и замешкалась, не зная, куда деть руки. Взяла со стола рисунок Вовы, глубоко вздохнула и уже спокойно сказала:

— Мы очень много занимаемся. У меня весь день расписан по минутам. Дельфинотерапия, и просто плаваем в бассейне с инструктором, дважды в неделю иппотерапия… это с лошадьми занятия, очень хорошая динамика в коммуникативном плане, — пояснила она в ответ на вопросительные взгляды некоторым мам. — Еще психолог — групповые и индивидуальные занятия, дефектолог, логопед обязательно. Очень хорошие результаты у нас. Но самое главное…

Алина сделала паузу. Осмотрела присутствующих. Они ждали от нее панацеи, волшебства, чуда! Подавшись вперед, смотрели на Алину, прожигая заинтересованными взглядами: что, что именно ты делаешь со своим сыном, как ты его лечишь?

Алина вытащила из сумки ежедневник, открыла его на нужной странице, пробежала глазами и продолжила:

— Но самое главное — это диета! Продукты без глютена и казеина, проще говоря, никакого хлеба и вообще мучного, никакого молока и молочных продуктов. Вот, я могу зачитать список разрешенных и запрещенных продуктов. Именно с ввода диеты у нас начался прогресс. — Заметив, как многие родители сразу поскучнели, поспешила добавить: — Также у нас сейчас имеет место протокол по введению минералов и витаминов в ударных дозах. Да, я понимаю, — Алина увидела, как недовольно скривились некоторые, в том числе и давние знакомые по несчастью, и в примиряющем жесте подняла руки, — многие из вас относятся к этому скептически. Но ведь вы видите результат? Я могу рассказать вам множество историй про моего сына, о его поведении и мироощущении до и после диеты, точнее во время, так как мы продолжаем практиковать. И какие у него изменения на фоне протокола.

В кабинете поднялся гул. Алина отчетливо слышала недовольные реплики, но кое-кто, в том числе и мама девочки-совы, вроде бы призадумались. Алина именно для них, для заинтересовавшихся, вкратце объяснила смысл диеты, повторила страшные слова про то, что родители сами делают детей казеиново-глютеновыми наркоманами, продолжая кормить их булками и молоком.

— Вы можете не верить. Но можете проверить, хуже от этого точно не станет.

— Послушайте, девушка, — вмешался мужчина лет за пятьдесят, — у меня вот внук почти такой же, как ваш мальчик. Постарше немного. Сам не ест, ходит только в памперсы, очень много стереотипий, постоянно должен носить перед глазами тонкий прямой предмет. Ест много, действительно налегает в основном на хлебобулочные и молочные изделия. Вы хотите сказать, что если эти продукты изъять из рациона, то он выздоровеет?

Алина знала, что это его мальчик разорвал листок и жевал карандаш под столом.

— Ну, не будем забегать вперед. Что значит в вашем понимании «выздоровеет»? Конечно, если ввести диету, а на ее фоне протокол, усиленно заниматься, применять все известные и доступные методики, можно добиться ошеломительных результатов. Но я не могу утверждать, что ребенок выздоровеет. Вот когда я пройду весь путь до конца, тогда я, может быть, смогу давать конкретные советы.

В дальнем углу поднялась худая, болезненного вида девушка. Она была сильно похожа на Настю, которая уже пропустила два или три занятия, но мальчик ее совсем не напоминал Настиного общительного Тошу: он без остановки мотал головой из стороны в сторону и пронзительно кричал при любой попытке приблизиться к нему. Хрупкая девушка неожиданно зычным голосом сказала:

— Вот когда пройдете, тогда и будете людям голову морочить! Точнее, не будете, потому что поймете, что все это чушь собачья. Эта диета ваша, а уж особенно протокол! Люди! Вы спросите у этой мамочки, каким образом она вливает в своего мальчишечку лошадиные дозы витаминов этих. А, мамочка? Расскажете о домашнем Дахау? — Она с торжествующим ехидством смотрела на растерявшуюся Алину.

Родители оживились. Намек на возможные пыточные действия этой мамаши, с которыми связано лечение маленького мальчика, вызвало необыкновенный интерес. Все смотрели на Алину, видимо, ждали оправданий. Алина подавила в себе желание броситься вон, громко хлопнув дверью. Это означало бы проиграть! Она в упор посмотрела на ухмыляющуюся худышку, и перед глазами возник мотающий головой сын этой критиканки. Мысленно сравнив Вову и этого мальчика, Алина строго сказала:

— Зачем такие сопоставления? Конечно, ввод лекарств требует определенных навыков. Все мы знаем, что даже обычного ребенка трудно заставить проглотить горькую пилюлю, что уж говорить о наших детях? Ничего особо страшного я с ним не делаю, ввожу лекарство за тридцать секунд, Вова даже опомниться не успевает. Самое тяжелое для него то, что я на эти тридцать секунд лишаю его возможности двигаться. А что, вам никогда не приходится удерживать своего ребенка? Ваш сын самостоятельно одевается? Вам не приходится держать его за руки, за ноги, чтобы натянуть куртку, застегнуть ее, надеть и завязать шапку?

Алина поймала себя на том, что почти кричит. Лицо ее раскраснелось, в груди бушевала обида: ну что за люди, видят же прекрасно, что ее ребенок гораздо лучше адаптирован, чем их дети!

Нервный всплеск девицы, похоже, успел настроить кое-кого против Алины. Большинство отмалчивались, наблюдая за происходящим. Молоденькая девушка, из новеньких, пришедшая с мужем, таким же юным, делано закатила глаза и вопрошала, не обращаясь ни к кому конкретно:

— Диета против психиатрии? Вы в своем уме? Разве это можно считать серьезным подходом? Что вы тут нам голову морочите? Какая ерунда! Да что же вообще такое?!

Муж смущенно пытался прервать бредовый монолог жены. Алина взглянула на девушку и подумала, что если ребенок этой пары имеет психические проблемы, то вот понятно, в кого.

Мнения разделились, в кабинете стало шумно.

Психолог решила, что пора вмешаться:

— Алина Ивановна, вы поймите, никто вам зла не желает, никто вас не критикует. Ребенок ваш, делайте что хотите. Желаете кормить сына витаминами и не давать ему обычной еды — дело ваше. Но предлагать вашу методику другим, не имея результата исследования, — этого делать нельзя!

Оппозиция дружно закивала головами. Алина разозлилась не на шутку:

— А я и не предлагала! Меня спросили — я ответила! Да, это мой путь, буду им следовать до конца! Прежде всего потому, что вижу: ребенок мой изменился. Я никому ничего не навязываю. Если интересно, пожалуйста, отвечу на вопросы, подскажу, что знаю сама. А кто против, дело хозяйское!

— Дело не в том, кто против или не против. — Приятный голос сидящей рядом женщины в красном платье охладил Алинин пыл. — Главное, чтобы вам потом не было больно. Когда поймете, что все усилия пошли прахом…

Алина ошарашенно смотрела на нее. Женщина говорила со знанием дела. Она смотрела на Алину снизу вверх внимательным взглядом, и Алина встретила ее взгляд и села. Все притихли, а женщина спокойно продолжала говорить:

— Да, некоторые здесь тоже прошли этот путь. Диета, протокол, другой протокол, даже хелирование… Все зря. Результаты? Отличные были результаты. Но сегодня результаты, а завтра откаты. А ребенок все равно оставался аутистом. Здоровым и без глистов, это да. Но перепутать его с обычным ребенком все равно было бы трудно.

Алина уже слышала это страшное слово «откат». Так называлась та неведомая волна, которая смывала достижения ребенка, как будто их не было. Иногда из-за погоды, из-за смены обстановки, а иногда и вовсе безо всяких причин.

— Вот видите! — не удержалась худышка в углу, выкрикивая это в сторону Алины. — Вот вам и обратный пример!

Но Алина не слышала. Она смотрела на женщину в красном и ждала подробностей. Та заметила вопросительный взгляд Алины, но лишь повторила:

— Абсолютно все — зря.

Психолог воспользовалась паузой: пора заканчивать. Родители вышли гурьбой, но каждый думал о своем. Забирая Вову из кабинета терапии, Алина увидела женщину в красном платье с ее ребенком. Это была девочка лет шестнадцати. Только взглянув на нее, сразу становилось понятно: подросток глубоко в себе, окружающий мир ее не интересовал ни в каком виде.

Приехали домой. Тягостное настроение после дискуссии в кабинете психолога не оставляло Алину. И все же она была твердо уверена в правильности своего решения. Пересмотрела расписание, рассчитала и записала новые дозировки витаминов и составила список продуктов, которые следовало закупить на неделю.

Когда настало время приема витаминов и Алина скрутила Вову, чтобы влить очередную дозу препаратов, сын вдруг показался ей слабеньким, беспомощным мальчиком, которого злая мать скручивает в бараний рог и заставляет страдать, пусть даже и всего полминутки. Ради чего?

Сомнения вползли в ее голову прежде, чем она успела выделить рациональное зерно и вновь убедить себя, что она все делает правильно. Дискуссия у психолога, слова женщины в красном породили сомнение. Однако сомнение было вялым и слабоватым — Алина не собиралась сходить с намеченного пути.

Вова трепыхался намного меньше, видимо, все-таки понял, что процедуры не избежать, нужно потерпеть совсем чуть-чуть. Это придавало Алине уверенности, что она не палач из Дахау…

Со следующего дня начинались занятия по методике АВА. Методика коррекции поведения была очень популярной формой обучения для аутистов, даже самых тяжелых. Дети-аутисты не могут сами по себе освоить простые человеческие действия, пока у специалиста не получится достучаться до их сознания, научить простым навыкам. Некоторых аутистов удавалось даже научить играть в теннис или танцевать, хотя противники методики утверждали, что и медведя можно научить кататься на велосипеде.

Возить Вову было никуда не нужно — терапист приходила сама. На первом занятии Ира — так она себя просила называть — подробно рассказала Алине, как работает методика, что будет происходить с ребенком, чего именно стоит ожидать в итоге, а чего не произойдет ни при каких условиях.

На терапии у психолога Цветковой Вова научился сидеть за столом и выражать готовность к обучению, поэтому с Ирой дело сразу пошло на лад. Ира села напротив Вовы, поймала его взгляд и быстро сказала: «Делай, как я!» — при этом подняла руки над головой. Вова лишь скользнул глазами по ее рукам. Ира не дала ему отвлечься. Она схватила его за руки, приказала: «Делай, как я!» — и подняла его руки вверх. Не успел Вова опомниться, как Ира снова выкрикнула: «Делай, как я!» — и подняла вверх руки, успев схватить Вовины руки и проделать тот же трюк. Вова замер с поднятыми руками, а Ира ловко всунула ему в рот дольку мандарина, который он очень любил, и стала громко хвалить его на все лады.

Вова нерешительно опустил руки на стол, явно не понимая, что происходит, однако кричать не стал. Ира сделала паузу в несколько секунд. Вова определенно ждал дальнейшего развития событий. Снова прозвучало: «Делай, как я!», снова взметнулись вверх две пары рук — Вовины при помощи Ириных, но вполне охотно. Еще долька мандарина. Через несколько подходов на Ирин призыв Вова уверенно поднял руки сам. Алина ликовала.

Потом было еще несколько упражнений, которые Вова с переменным успехом так или иначе выполнил. В конце занятий Ира подвела итог: мальчик вполне обучаемый, схватывает быстро, запоминает надолго, впрочем, это понятие для аутистов относительное. В целом динамика должна быть положительной при правильном использовании методики. А в нее входят сотни обучающих программ, которые должны проводить разные специалисты. На протяжении лет. Много часов в неделю. Количество часов пугало Алину. Это казалось невозможным. Да это и было невозможным!

Ира бралась провести несколько обучающих занятий и обещала предоставить материалы для самостоятельного применения. Алина и сама должна пройти обучение, чтобы уметь работать с сыном. Конечно, ей будут помогать советами и материалами, со временем подберут программы для того уровня, к которому придет Вова в процессе обучения. Но сможет ли она сама активно заниматься с Вовой несколько часов ежедневно, а еще бассейн, дельфины, лошади, диета, протокол… Где брать силы и время? А если нанимать специалистов, понадобятся деньги — где их взять? Алина расстроилась.

Утром она просмотрела методический материал и решила попробовать сама. В конце концов, не так страшен черт, как его малюют, может, и она справится? Немного смущала четкая система поощрений и наказаний, совсем как при дрессировке животных. Однако объяснялось, что дрессировка не предполагает осознанных действий, а только лишь повторы по команде, тогда как программа учит ребенка самостоятельно регулировать свою деятельность.

Все казалось Алине сложным, но не попробовать она не могла. За час до обеда она усадила Вову за стол и принялась осваивать профессию АВА-тераписта. Однако теперь Вова не хотел сидеть за столом. Удерживая его, Алина ловила момент, когда он переставал сопротивляться, и бодро говорила: «Молодец, Вова! Хорошо сидишь! Отлично сидишь!» Вова вскоре перестал корячиться и сел ровно, явно ожидая продолжения. Алина похвалила его и положила перед ним две карточки с изображением фруктов: апельсин и груша. Потом внятно и четко сказала «Апельсин!» и стала ждать Вовиной реакции. Он посмотрел вбок и стал вылезать из-за стола. Алина спохватилась, вновь усадила Вову: «Хорошо сидишь!» — и дала дольку мандарина. Снова показала карточку с апельсином, сказала: «Апельсин» — и жестом предложила указать на эту карточку. Вова снова стал терять интерес.

Тут Алина вспомнила, насколько стремительным было занятие с Ирой. Терапистка ничего не ждала от Вовы, она направляла его руки или давала в руку нужную карточку. Она успевала и показать ему нужное действие, и стимулировать повтор, и поощрить сделанное. Ира не сидела спокойно ни секунды, постоянно обращала внимание Вовы на себя, на свои действия, искала с ним зрительный контакт…

Алина, воспрянув духом, снова положила перед Вовой карточки. Громко сказала: «Апельсин!», взяла его руку и ею взяла нужную карточку. Показала ему, что он взял именно то, что требовалось, громко похвалила и дала дольку мандарина. Подождала три секунды и повторила все сначала. Потом еще и еще. Минут через двадцать силы ее иссякли — будто разгрузила вагон с углем.

Самое обидное было, как казалось Алине, что занятие прошло впустую. Вова не сильно сопротивлялся ее играм, но сам ни разу не подал ей нужную карточку. Алина была в отчаянии, но решила подумать об этом позже и пошла разогревать для сына обед. Вова уже проголодался и подтаскивал мать за руку поближе к холодильнику.

Вечером, когда Вова спал, а Сема уже поужинал, Алина стала рассказывать мужу о своих новых занятиях с ребенком и испытаниях на этом поприще. Она, как обычно, ждала от Семена понимания и поддержки, но он не стал интересоваться подробностями:

— Сто раз говорил, ты не справишься сама! Давай отдадим Вову в интернат, там с ним будут заниматься специалисты, и он быстрее пойдет на поправку. Да и тебе будет легче, я же вижу, как ты разрываешься. Бедненькая моя! — подсластил Семен пилюлю.

Алина мрачно посмотрела на него и ушла в душ. Никто ее не понимает…

Утром, пока Вова еще не проснулся, она вспомнила в деталях вчерашнее занятие и поняла, что как бы слова Семена ни были ей отвратительны, он по большому счету прав: самой ей не справиться. Да, занятия отнимают время и силы, но дело даже не в этом: Алина не была уверена, что все делает правильно. Отсутствие опыта мешало ей реально оценивать свои действия. Но в глубине души Алина понимала, что даже если она будет продолжать заниматься с сыном, то долго она не протянет. Занятия требовали постоянства, упорства и колоссального терпения. Она не была уверена в себе.

Алина пришла к выводу, что совсем отменять программу не будет. Сама не справится, значит, пригласит специалиста. Пусть Вова занимается понемногу, насколько денег у нее хватит, это все равно лучше, чем ничего. Тем более у Вовы такой плотный график разных мероприятий. Идея показалась Алине правильной, и она успокоилась.

День шел за днем, надвигалась осень. Вова в целом вел себя хорошо, только пару раз устроил истерику. Сначала в магазине, когда, стоя у витрины, вознамерился рассортировать по цветам разноцветные коробочки кремов, пока Алина отвлеклась. Утаскивая орущего сына из магазина, она отметила, что навык у него уже отработан четко: красное к красному, синее к синему, зеленое к зеленому. Несмотря на отчаянно барахтавшегося в ее руках Вовку, Алина улыбнулась: вот они, плоды ее усилий!

Другой раз Вова закатился на занятии с лошадьми — его напугал громкий выстрел из стартового пистолета. Он, закрыв голову руками, судорожно бился на земле. Но здесь его истерику погасили специалисты: они быстро переключили его внимание на копну сена, разрешили прыгать в нее с небольшой будки, и Вова забыл про свои страхи.

Протокол также давался на удивление легко. Вова привык к вливаниям лекарства. Перед процедурой он азартно прятался от матери по всей квартире, а когда Алина раскладывала его на диване, он покорно открывал рот.

Покормив ребенка обедом, Алина оставила его в детской. Он немедленно разложил квадратные карточки по цветам и стал выстраивать их в идеально ровные полосы. Алина понаблюдала за ним минуты две и пошла звонить сестре — давно не рассказывала об успехах. Юля сняла трубку сразу и очень обрадовалась звонку сестры.

— Ну вот, видишь, — сказала она в ответ на воодушевленный рассказ Алины о значительных Вовиных продвижениях, — я тебе сразу говорила: нормальный мальчик, просто немного отстает…

— Юля! — Алина не ожидала от себя такой злости. — Ты слышишь меня вообще? Хватит мне уже твердить о его нормальности! Я тебе говорю, сколько всего я проделала, чтобы он элементарно научился ложку в руках держать или в штаны не делать, а ты мне опять: нормальный мальчик! Да я счастлива была бы, будь он нормальным! Давай не будем закрывать глаза на очевидное. У Вовы аутизм. Чтобы его вылечить, нужно усилий в несколько раз больше, чем я могу. У меня уже сил нет. Да еще вот эти мнения! Прости, но бесит, реально!

— Ну ладно, ладно, — примирительно сказала Юля, — не сердись. Просто подбодрить тебя хотела. А врачи что говорят?

— А что они скажут, Юля? — опять начала закипать Алина. — Прошу подсказать методики и варианты, говорят: нет определенного лечения. Рассказываю о наших занятиях — пожимают плечами, типа это все ерунда. Говорю: если ерунда, прекращать, что ли? Отвечают: как хотите. Никто не хочет взять на себя ответственность, никто ничего не знает. Пробираюсь на ощупь, Юля, где-то одно попробую, где-то другое, одно подойдет, другое не воспринимается. Вот недавно ввела биомедицинский протокол. Ты знаешь, что это?

— Нет, конечно. И что это такое?

— Ввожу Вове специальные лекарства в геометрической прогрессии. Начинали с малого, сейчас уже почти пятнадцать препаратов в день, а дойдем до двадцати. Это не опасные препараты, ты не подумай, просто витамины, микроэлементы и минералы, только в ударных дозах. Юля, скажу я тебе, прогресс налицо!

Но сестра перебила ее, практически закричав в трубку:

— Алина! Алина, что ты делаешь?! Кто прописал тебе этот… протокол этот? Губишь ребенка, пичкаешь его этой химией, зачем?!

— Юля, ты что? — опешила Алина. — Как это я его гублю? Да я же тебе вот только пять минут назад рассказала, какие хорошие у него результаты на фоне протокола.

— И без таблеток были бы эти же результаты! — стояла на своем Юля. — Хорошо, диета — я еще согласна, так как видела там у тебя и мясо, и фрукты, а без молока и особенно мучного прожить можно, ничего страшного. Занятия ваши тоже приветствую, с детьми можно и нужно заниматься. Но зачем его в таких дозах накачивать химией, ты мне объясни?

— Я тебе уже все объяснила, Юля! — Алина теряла остатки терпения: ну почему все, кому не лень, пытаются, не разобравшись, ее поучать? — Протокол нужен для успешного восстановления Вовы. Это часть его реабилитационной программы.

— Кто тебе его прописал? — Юля была непреклонна.

— Его используют сотни людей с такой же проблемой, как у нас. Мои действия курирует человек, который собаку на этом съел. Я все делаю правильно.

— Вот пусть твой человек, съевший собаку, съест еще и всю эту гадость! Оставь ребенка в покое, Алина! Делай только то, что советуют врачи. А если они ничего не советуют, то ничего и не делай, твой ребенок уже совсем скоро догонит сверстников, и ты забудешь об этих глупостях!

— Юля, нет у нас врачей, к которым можно привести аутиста, а спустя время забрать от них здорового человека! — почти взмолилась Алина. — В наших условиях борьба за здоровье ребенка — это реально борьба! За каждый сантиметр, продвигающий его вверх в социализации. За каждый осмысленный взгляд. Даже за простое прикосновение к моей руке, если он делает его по своей воле! — Алине хотелось плакать, в ней все клокотало: никогда, никогда она не отступит от намерения сделать Вову нормальным человеком!

Кое-как закончив разговор с сестрой, расстроенная Алина налила себе стакан сока, выпила его залпом и решила, что не станет больше посвящать близких в свои проблемы. Все равно никто ничего не понимает и понять не желает. Алина заглянула в комнату: Вова разложил на столе счетные палочки в каком-то ему одному известном порядке, а что это был порядок, сомневаться не приходилось! Да уж, еще неизвестно, где люди нормальнее: в ее реальности, где все живут эмоциями и сомнениями, или в его замкнутом мире, где все четко, размеренно и строго по правилам.

Ночью Алина проснулась — она плакала. Ей приснился кошмар: будто бы она, обычная здоровая маленькая девочка, живет в мире, где правит аутизм. Все вокруг аутисты, тут и там она видит стереотипные движения и действия, люди-аутисты ходят по улицам, мотают головой или, закрыв руками уши, повторяют наизусть латинские пословицы и считают вслух на китайском. Раскладывают предметы по цветам и размерам, все сортируют, гуляют по строго выверенным маршрутам, едят в строго отведенное время строго отмеренные продукты. Но самое страшное, что все они недовольны ею, Алиной, нормальной здоровой девочкой. Всех раздражает ее неорганизованность и эмоциональность. Попытки обнять родителей вызывают у них брезгливость, они с отвращением отталкивают ее. Их бесит ее поспешность, невнимательность к мелочам и плохая память. Люди вокруг неодобрительно качают головой, глядя, как Алина пытается что-то объяснить, им неинтересно, они ею недовольны.

Алина проснулась. Остатки сна улетучивались из памяти, но она вдруг поняла главное: та грань, которая отделяет нормальных людей от ненормальных, весьма условна. И навязывать свои желания даже своему собственному ребенку — особенно своему! — неправильно и жестоко.