На дворе стоял глухой октябрь. К разговору об интернате Семен больше не возвращался. Семен вообще перестал обращать внимание на ребенка. Если раньше он мог подойти к орущему Вове, попытаться утешить его или придержать, чтобы он не причинял себе боль, то сейчас демонстративно проходил мимо бьющегося на полу мальчика, даже не взглянув в его сторону. Алина молчала. Было бы уже слишком чего-то требовать от него — она ведь знала теперь, что не Семен отец Вовы.

Тем временем она все больше и больше растила в себе сомнение по поводу протокола. Даже скорректированный, он не давал желаемого результата, хотя прошло почти два месяца. Вова страдал сам, мучил ее, никаких улучшений не наступало. Изредка на занятиях он словно просыпался и выполнял требуемое от него, но тут же снова погружался в себя, выставив наружу только иголки болезненного состояния.

Листая форум, на котором она общалась с родителями детей-аутистов, Алина наткнулась на топик, в котором объявлялась встреча в кафе. Участницы форума решили встретиться, поделиться своими историями, посоветоваться и проконсультироваться относительно тех или иных способов лечения. Алина тоже решила пойти.

Приехав в кафе, Алина поискала глазами столик, увидела их и в растерянности сжала Вовину руку. Оставить его было не с кем, она, конечно, взяла его с собой. Многие приехали без детей. Алина подошла к столу и поздоровалась. Мамаши, приехавшие с детьми, едва ли заметили ее, все они были полностью поглощены своими чадами. Одна из женщин рассказывала свою историю.

— И черт меня дернул налить ему в ванну пены, чтобы веселее было. Он как заорет — прямо паника на лице. Я тоже в ужасе, спрашиваю: «Что такое? Что?» Он: «Сварюсь! Я сварюсь!» Ага, это он решил, что раз пузыри, значит, сейчас вода закипит. Я говорю: «Спокойно! Когда вода кипит, она горячая или холодная?» Он: «Горячая!» Я: «А у тебя какая?» Он вынимает руку из воды, в которой сидит, и осторожно кончиком пальца трогает ее: «Не горячая!»

Мамочки рассмеялись, ответили на приветствие и с интересом взглянули на Вову. Они уже знали о его проблемах. Алина отодвинула стул и хотела посадить сына, но Вова вывернулся, невозмутимо сел на пол и стал перебирать бахрому на обивке стула. Решив, что это не самый худший вариант, Алина села сама и включилась в беседу, исподволь наблюдая за другими детьми.

Вот маленький Тепа. Хорошо говорящий ребенок смотрит с негодованием на мальчика, который плачет и кидает кубики, потом плачет, что не может достать эти кубики. Мать собирает кубики, подает ему. Он уже не плачет так сильно, но швыряет кубики в стену по одному, заходится в новых рыданиях. С каждым улетевшим кубиком мальчик плачет все горше и злее. А не дать кубики тоже нельзя, он начинает кричать громче, у него истерический приступ.

Тепа наблюдает эту картину, потом громко спрашивает: «Мама, почему он кричит? Он разве не знает, что только невоспитанные дети кричат?» Сидящие за столом улыбаются, говорят Тепиной маме, что и не подумали бы, что у Тепы аутизм. Но Тепа вдруг хмурится и внезапно выкрикивает плачущим голосом: «Дать синее! Дать Тепе синее!» Его мама хватается за голову: синее — это ботинки, дома остались ботинки с синими шнурками. Вот где их сейчас взять? Тепа теряет все очарование разумного ребенка и начинает с силой биться о стенку, выкрикивая: «Синее! Дать синее! Тепе! Дать! Синее!» Сидящие за столом находят у одной из мам синий шарф, предлагают Тепе. Он на секунду отвлекается, но, видя непривычный предмет, снова начинает орать. Его мама всовывает шарф ему в руку: смотри какой синий, мягкий, ворсистый. Тепа любит ворс, дома все ковры облизал. Это срабатывает, мальчик постепенно расслабляется, поглаживая шарфик. Мать шутливо рассказывает о других стереотипах Тепы.

— Плюнет на пол. И такой правильный типа: «На пол плевать нехорошо, да?» Я говорю: «Да, это нехорошо». Он опять: «А вот Тепа плохо сделал, Тепа плюнул на пол, это нехорошо, да, мама?» Нужно обязательно ответить: да, это нехорошо. Нельзя сказать по-другому: «это плохо» или «конечно нехорошо», только «да, это нехорошо». Постоит, покачается с пятки на носок, уйдет. Через пять минут вернется и опять то же самое, на пол плюет. И попробуй нарушить, начнется такой кордебалет!

Тепина мама смеется.

— А вот еще был смешной случай: Мы читали про Чипполино, там стихотворение:

Тепе так понравилось, что теперь он на все стал отвечать: «Нет! Я не дворянин!» Особенно удачно было в супермаркете. Спрашиваю: «Тепа, хочешь мороженое?» А он: «Нет! Я не дворянин!»

Другие мамы тоже были веселые и доброжелательные. Никто не горевал о своей тяжелой доле, не жаловался, не вопрошал «за что мне это?». Это были женщины, давно узнавшие диагноз ребенка, смирившиеся, привыкшие с этим жить. Алина задала вопрос, мучивший ее уже много дней:

— Скажите, а кому-то реально помогло биомедицинское лечение? У нас вот диета и протокол ударными дозами витаминов и минералов.

— Ой, я вам сейчас расскажу, — ответила девушка, пришедшая без ребенка. — У меня дочка, пять лет, разговаривает, простейшие просьбы выполняет. Мы вводили протокол, пять месяцев мучила дочку, еще диета, а она без молочного жить не может, еле вытерпели. И что? Ничего абсолютно, никакого прогресса! Ну, может, вес немного сбросила, но это неудивительно.

— А нам помог, и даже очень, — отозвалась другая женщина. — Речь, правда, так и не появилась, но стал намного спокойнее, самостимуляция ушла, перестал нервничать по поводу и без, а если даже что и случится, то сам быстро успокаивается. Везде с собой могу взять, не доставляет хлопот.

— А где же ваш мальчик? — с интересом спросила Алина.

— Вот он. — Женщина указала на подростка лет двенадцати, который сидел за столом, разглядывая исписанный лист бумаги. Она подошла к сыну, убрала исписанный лист, достала и положила перед ним новый. Мальчик снова начал писать, а мать продолжила: — Мы раньше думали, он вообще ничего не понимает, а потом я заметила, что, если я дотрагиваюсь до его руки, он начинает писать. То на дневник похоже, а иногда прямо стихи получаются. А теперь, смотрите, научился писать сам, без моей помощи.

Алина растерялась. И это улучшения? Что же было раньше?

Защебетала маленькая бойкая женщина:

— И нам этот метод помог. За три месяца я подтянула дочку из полного бессознательного состояния: в семь лет пачкала штаны, как грудничок, сама не ела, не одевалась — до хорошего уровня. Теперь хотя бы в туалет может попроситься, ложку держит уверенно, спит всю ночь до утра, дает умыть ее и причесать. С собой не взяла, — пояснила она Алине, которая поискала глазами ее девочку, — с мужем оставила. Вот, кстати, тоже прогресс, раньше ни за что ни с кем, кроме меня, не оставалась, сразу в ор — и ногами стучать!

— А что и в каких пропорциях вы давали? — поинтересовалась Алина.

— Вы знаете, я сама кое-что скорректировала. Заказывать препараты для нас дороговато, поэтому я решила сама подобрать необходимые дозы. Много читала в интернете про витамины и микроэлементы, изучала их действие на организм, что с чем сочетается…

— Ну, это неправильно, мне кажется, — возразила Алина. — Вы же не врач, чтобы так самостоятельно назначать ребенку лечение?

— А что, врачи в этом разбираются? — хмыкнула ей в ответ дамочка в лисьей жилетке. Она тоже пришла одна, все уже слышали ее историю про дочь, которая только в тринадцать лет стала показывать хоть какие-то результаты, и немалая роль в этом отводилась введению биомедпротокола. — Вы хотите сказать, что вам протокол врач назначил? Какой, позвольте узнать?

— Нет, не врач, но специально обученный терапевт из Украины! — ответила Алина, не понимая, куда ветер дует.

— Ну да, терапевт! — иронически воскликнула лисья жилетка. — Пусть даже так. А что там такого сложного, чего бы вы сами не смогли рассчитать и подобрать? Я тоже сама ввела протокол, просто повторила за одной знакомой, только чуть скорректировала, так как у меня девочка, а у нее мальчик. И хочу сказать, что Катенька сразу пошла вверх в развитии! А до этого мы все занятия перепробовали, даже АВА по 40 часов! Пока мы учили, как руки поднимать, дочка это помнила, а как только перешли к апельсинам — про руки она забыла. Знаете, зачем им сорок часов нужно: чтобы каждую неделю повторять одно и то же все сорок часов. Иначе ребенок как мячик резиновый. Пока держишь пальцем — вроде ямка, а разжал руку — и вот он снова круглый, укатился от тебя.

Бойкая мадам энергично кивала, поддакивая лисьей жилетке. Алина не стала спорить и скользнула взглядом по залу. Возле окна стоял парень лет семнадцати, очень толстый, со вторым подбородком и заплывшими глазками. Он смотрел на телевизор, установленный в углу кафе. Там мелькали клипы, звук был отключен, но он все равно не отрываясь смотрел на экран и энергично жевал губами, как будто что-то ел. Пожилая женщина, сидевшая напротив Алины, поймала ее взгляд и пояснила:

— Это мой сын, Георгий. Жорочка мой. Восемнадцать в январе будет, вот так вот и живет, возле телевизора с тарелкой еды. Если еды нет, все равно жует. Но это он здесь отвлекся, поэтому жует пустым ртом, а дома вынь и положь, будет рычать и требовать пищу, даже если не голоден. Вообще, у нас полная клиника, — вздохнула она. — Ходит бесцельно, куда повернешь, туда и пойдет. Остановится, можно подтолкнуть в любую сторону, туда и направится. Ох, трудно мне, конечно… Даже не одевается сам, а ведь здоровый какой…

— А вы что предпринимали в плане лечения? — спросила Алина.

— Да как-то, знаете… Жоре пять лет было, когда я всполошилась. Не говорит, не реагирует на меня, на имя не отзывается, ну и прочие странности. Так мне врачиха сказала: а что ты хочешь, родила после сорока, вот и терпи! Я и не возражала. Тогда и не знали про аутизм ничего, я сама-то случайно на этот форум попала, там и поняла, что с моим сыном. А лечить да учить… поздно уже. Так и живем, да.

Свою историю про Вову и окно Алина рассказывать не стала, уж больно она ее расстраивала. Тогда несколько ночей подряд после происшествия Вова снился ей крошечным тельцем на козырьке, и каждый раз она просыпалась: ей было невыносимо страшно, гадко от мысли об освобождении, грустно и хотелось вновь рыдать, царапая и колотя себя. Да, Алина теперь поняла чувства этих детей: почему они иной раз так жестоко вредят себе — не умеют по-другому выразить чувство беспомощности и непонимания, они просто переносят эту бессильную злобу на себя.

Алина узнала еще несколько историй от других мамочек, многие из них прошли через диету, через биомедпротокол. Кому-то помогло, по их заверениям, но, глядя на детей, Алина понимала, что о выздоровлении не мог говорить даже заядлый оптимист. А может, что-то из настораживающих факторов было побочным эффектом от ударных доз? Кто-то отвергал протокол, это были в основном матери детей, которые хорошо себя вели и были, как правило, говорящими. Но почти все мамы таких детишек придерживались мнения, что все то же самое могло быть и без введения препаратов.

Алина приуныла. Выходило, что биомед — вовсе не чудо. Пожалуй, глупо было считать его панацеей, глупо было продолжать протокол по настоянию Лили, продолжать давать Вове препараты, готовиться к хелированию. Это, дескать, решит все проблемы. Но вот ведь реальные люди, мамы, прошедшие с детьми и то и это, одни — за, другие — против. Алина бы прислушалась к тем, кто за, но собственные результаты уже пугали ее. До протокола, только с диетой и занятиями, результат был намного лучше. Ей нравились результаты и других детей вообще без медицинского лечения, но это были изначально легкие случаи, почти все дети говорили, общались с родителями.

Алина вспомнила, что назавтра у них назначен час иппотерапии, а там они обычно встречались с Танюшей и ее Сенечкой. Как уверяла Танюша, им уже не нужны были никакие занятия, с Сени сняли все диагнозы, но так как ему нравятся лошадки, они продолжают заниматься. Сеня действительно выглядел здоровым ребенком, но Алина уже наметанным взглядом по-прежнему могла заметить стереотипные действия, хотя выражены они были слабо и пропадали так же незаметно, как и возникали. Нужно поговорить с Танюшей.

На следующий день Алина с Вовой приехали в манеж. Вову увели к лошадям, а Алина высмотрела на одной из трибун Танюшу и пошла посоветоваться. Танюша сначала держалась настороженно, но, узнав, в чем вопрос, растаяла и стала подробно объяснять свои принципы.

— Вы же знаете, что мы с Сеней все проходили вместе. Я должна была понимать, что чувствует мой ребенок в каждый прием пищи, как влияют препараты, что такое хелирование, как оно действует. Всякое было, но сегодня мой сын обычный ребенок. Хотя, конечно, следы еще есть, но они столь незначительны, что никто и не заметит, если не знает. Так вот, самое главное — это не сломаться, когда вам кажется, что никаких улучшений нет. Они есть, просто вы их не видите!

— Танюша, у нас был прогресс, его было видно невооруженным глазом! Вова вот только говорить не начал, а остальное было прекрасно: и туалет у нас в обиход вошел, и спать по ночам стал спокойно, и на занятия охотно отзывался. А потом как будто взяли и выключили в его сознании все новое. Прямо вот разом! Так обидно, столько усилий коту под хвост, — вздохнула Алина и взглянула на Танюшу, ожидая поддержки. Но Танюша смотрела будто бы враждебно:

— Послушайте, вы спорить со мной пришли, что ли? Я вам еще раз говорю: я сама все это прошла со своим ребенком! Вам кажется, что вы все делаете правильно, а на самом деле где-то что-то упустили. Препараты вообще ничем навредить не могут, это просто витамины. Вы, значит, нарушили диету в чем-то, не прочитали состав продукта или еще что… Вот вчера что он у вас ел?

— Утром сосиски, безглютеновые конечно, рис пропаренный и сок. В обед жареная курица под сладким соусом и картошку фри. Вечером овощной суп, полтарелки, и яблочко погрыз, он обычно на ночь не любит ничего тяжелого.

— Ну вот! Курица жареная и соус! — воскликнула Танюша. — Что за соус, что в составе?

— Я не знаю подробный состав, но точно нет ни глютена, ни казеина, — ответила Алина. Она была недовольна реакцией Танюши. Не надо держать ее за полную дуру! Если уж она ввязалась во все это, то может с уверенностью заявить, что все, что от нее требуется, она делает правильно.

— Как вы можете это утверждать? — возмутилась Танюша. — Да туда могли все, что угодно, намешать. А жареная курица — это само по себе не диетическое блюдо. И картошка фри тоже! И яблоки я бы исключила, они повышают кислотность желудка, а это в вашем случае не есть хорошо. А мясо почему не даете?

— Лили запретила. Были подозрения на глисты… — Она не успела договорить.

— О-о, еще и глисты! Ну конечно, милочка, а как вы хотели? Да вам еще лечиться и лечиться. Глистов вывели? — Алина открыла было рот, но ответа Танюша ждать не стала. — Лечите грибок, скорее всего, весь кишечник забит грибком, он-то и не дает препаратам нормально всасываться, отсюда и регресс! Пф-ф, что за люди, все хотят, чтобы излечение само собой наступило, чуда ждут. Чуда не будет! — отрезала она.

— Танюша, да не надо на меня смотреть как на врага собственному ребенку, — вскипела Алина. — Я хочу, чтобы он избавился от болезни. Я поэтому и ищу наиболее эффективный путь. Потому и пришла к вам, зная, что у вас такой результат хороший.

— А зачем изобретать велосипед, вы мне скажите? — не отступала Танюша. — Все уже придумано до вас, просто выполняйте! Не мешайте ребенку выздоравливать, не теряйте время на эти поиски, делайте, как вам говорят, и будет вам счастье!

— Но ведь есть же люди, которые прошли ваш путь, и у них ничего, абсолютно ничего не изменилось, — сказала Алина. — Я вот только вчера встречалась с такими. Они тоже прошли и диету, и протокол, некоторые и хелирование тоже, но нет, нет результата!

— Слушайте больше, — фыркнула Танюша. — Я еще раз повторяю: отсутствие прогресса может быть обусловлено лишь тем, что где-то отнеслись к процедуре халатно, не вовремя дали препарат, не в той дозе, не в той пропорции. Или что-то из продуктов пропустили. Или хелатор вводили не по часам. Факторов и причин множество, я всех не знаю. Я знаю только одно: я все выполняла строго, и у меня теперь есть здоровый сын. Ваше дело, кого слушать!

Алине стало противно. Откуда такая самоуверенность? Пренебрежение к мнениям других людей? Она встала и пошла к выходу, даже не попрощавшись с Танюшей. Та вслед пробурчала что-то про неблагодарность, но Алине было уже все равно. Путь, пройденный Танюшей с ее мальчиком, — не ее путь. Нужно все еще раз взвесить. Как же она устала!

Алина успела только переодеть Вову, как в дверь позвонили. Вовик в детской коротко взвизгнул — он очень не любил звонки в дверь. Глянув в глазок, Алина увидела соседку Козлову, а за ней двух мужчин в форме. Сердце бешено заколотилось, перехватило дыхание, Алина бросилась звонить Семену, но вспомнила их недавний разговор. Чем он поможет? Да он на их стороне будет, еще и подсобит упечь Вову в интернат. Снова залился дверной звонок, Алина выровняла дыхание и, напустив на себя спокойный вид, открыла дверь.

— Вот она, горе-мамаша! — завопила Козлова. — Ну-ка, давай, расскажи милиции, что ты тут с ребятенком делаешь?

— Разрешите пройти. А вы не кричите! — Сотрудники милиции, капитан и старший лейтенант, оттеснили Козлову на площадку и вошли, показали удостоверения, представились. Один из них попросил разрешения осмотреть квартиру, второй спросил, куда пройти для разговора. Алина держалась очень уверенно.

— По квартире пройти только вместе со мной. У меня больной ребенок, вы можете напугать его. Определитесь, что делаем в первую очередь, разговариваем или осматриваем квартиру?

Капитан распорядился начать с разговора. Лейтенант пожал плечами и тоже пошел с ними на кухню.

— Итак, Зубова Алина Ивановна? — Капитан открыл блокнот и приготовился записывать.

— Да, верно.

— Замужем. Муж Зубов Семен Николаевич?

— Да-да.

— Сын — Зубов Владимир Семенович?

Повисла пауза. Капитан посмотрел на нее. Алина кивнула:

— Ну конечно. У вас же все записано, давайте по существу.

— Дойдем и до существа. Что вы делали двадцатого сентября? Подробности мне нужны, где были, с кем были, о чем говорили… Опишите весь день. Готовы? — Он достал диктофон и приготовился включить его. Алина в недоумении уставилась на него:

— Зачем? Давайте я напишу объяснительную. Вы же по поводу Вовы пришли, из-за того, что он чуть не упал в окно? — Милиционеры переглянулись. Алина поняла, что сболтнула лишнее.

— Давайте все-таки вспомним, что вы делали двадцатого сентября, — предложил капитан и включил диктофон.

Алина стала рассказывать о событиях того дня: как с самого утра, как Семен уехал на рыбалку, у нее болела голова, она оставила на столе этот злополучный стакан с водой. Рассказав о всех ее мытарствах с орущим Вовой на руках, об операции и следующей ночи, Алина завершила рассказ:

— Чем я провинилась перед милицией, мне неизвестно. Я всего лишь выполняю основные материнские обязанности.

— Хорошо, Алина Ивановна, — сказал капитан и передал блокнот скучающему лейтенанту, чтобы тот записывал основные моменты рассказа. — Теперь расскажите про второе октября. Точно так же подробно, пожалуйста. — И он снова включил диктофон.

Алина рассказала о пригоревшем мясе и иппотерапии, а потом перешла сразу к главному событию, но рассказывала без эмоций, ей было страшно вспоминать все, что случилось тогда: ее ребенок, почти что висящий за окном, ее страх не суметь спасти. Капитан выключил диктофон, сделал в блокноте несколько пометок и сказал Алине:

— Скрывать не буду, положение дел у вас очень серьезное. Мы имеем четыре свежих обращения от ваших соседей, которые красочно описали все, что происходило в вашей квартире двадцатого сентября и второго октября. У них свои мнения насчет того, что здесь было на самом деле, и эти мнения вас как мать не красят. Вы понимаете, о чем я? Кроме того, у нас есть ответ от службы контроля по делам несовершеннолетних, ваш инспектор Чибур Марина прислала нам два представления на вашу семью, составленные по жалобам, которые были летом. Уже этих заявлений достаточно, чтобы открыть на вас дело. Будем решать, опасно ли ребенку и дальше проживать в семье.

Алина молчала. А что она могла сказать? Оправдываться? Ругаться? Нет, оставалось только молчать.

— Где ваш муж?

— На работе, — ровным голосом ответила Алина.

— Почему он не принимает участия в воспитании ребенка? Вы ни разу не сказали, что он делал во время опасных для ребенка моментов.

— Он очень много работает, — спокойно сказала Алина. — Ему некогда, я сама занимаюсь ребенком.

Капитан помолчал, изучая ее лицо. Потом попросил осмотреть квартиру. Алина провела их по всем комнатам. Заглянули к Вове. Он лежал на полу и неотрывно смотрел на тени от волшебного фонаря, гуляющие по потолку. Алина недавно купила ему этот фонарь, и Вова был им просто очарован.

Поляков решил было поздороваться с малышом, но Вова так беспардонно игнорировал его многократное «Эй, привет! Как дела?», что капитан только хмыкнул озадаченно и ушел на кухню.

— Вы видите, — сказала Алина капитану, — он не обычный мальчик.

— Вижу, — ответил капитан. — Но это к делу не пришьешь. В общем, вот что, Алина Ивановна, мне нужно, чтобы вы собрали вот эти справки, — он вытащил из папки листок с длинным перечнем, — некоторые нужно заверить нотариально. К тому же вам, вашему мужу и вашему сыну придется пройти медицинское освидетельствование. В целях недопущения каких-либо казусов… ну, я думаю, вы понимаете… И мы не прощаемся, у нас еще будут к вам вопросы. И к мужу вашему.

Поговорив еще немного, объяснив Алине всю серьезность положения, сотрудники милиции удалились.

Она снова заглянула к Вове и, убедившись, что он продолжает следить за тенями от фонаря, решила посидеть и подумать в тишине. Прошла в спальню, легла на кровать и стала анализировать происшедшее за последние дни.

Но каждая тема оказывалась болезненней предыдущей.

Вова… Слишком много событий закружили ее мальчика за этот месяц. Разрез на попе уже зажил, Вову больше не беспокоил и не интересовал, а то ведь ни одна перевязка не обходилась без его активного участия. Занятия по АВА приостановили, не хочет ничего, вредничает и не дает себя учить. Дельфины и лошади остались, с ними Вова расслабляется и потом целый день ведет себя спокойно.

Диета пока что остается. Во-первых, в доме полно диетических продуктов, которые нужно съесть, они дорогие, и выбрасывать их не с руки. Во-вторых, к Вовиной диете уже все привыкли, Алина прекрасно знала, что ему можно и чего нельзя, а Семен, если хотел поесть чего-то другого, ужинал в кафе возле работы.

Протокол продолжается, но ориентиров уже не видно, Алина больше не верит в его чудодейственные свойства. И что теперь делать?

Семен… Алина испытывала жгучий стыд всякий раз, думая о муже. Боже, как она его обманывает, ужас! Живет в его квартире, лечит своего сына на его деньги, злится на него, если он недостаточно уделяет им внимания. Вот последнее, пожалуй, нужно вообще искоренять. Знал бы Семен всю правду! Какой кошмар, как она запуталась! Алина закрыла лицо руками, самой себе признаться стыдно, в какой ужасной ситуации оказалась.

Визит милиции… Алине снова стало страшно. Ходит по краю. Прямо вот по узенькому краю, рискуя сорваться в пропасть. Еще один Вовин крик, еще одна ссора с мужем — и не дай бог услышат соседи! Ребенка отберут и упрячут в интернат. А с ней самой что сделают? Неужели посадят?! Может, и правда лучше отдать Вову в детдом? По крайней мере, она будет знать, где он и что с ним, сможет навещать. Алина ужаснулась: ни за что!

На нее опять накатило отчаяние. Ветхие остатки надежды, которые хоть как-то держали ее на плаву, сейчас исчезали под натиском панической атаки. Так стало страшно, что у нее сердце заколотилось как сумасшедшее. Алина вскочила с кровати и побежала в детскую: Вова по-прежнему лежал на полу, по потолку гуляли тени. Алина сделала несколько глубоких вдохов и пошла умыться, чтобы смыть с себя это гадкое чувство липкого ужаса и полной беспросветности.

Но расслабиться не удалось, как не получалось весь этот день, хотя Вова часа два молча лежит в своей комнате, как будто его и нет вовсе. Но она же знает, что в любой момент он может закричать, и тогда она снова бросится бежать к нему, успокаивать, обнимать, прижимать к себе своего мальчика, кровиночку свою.

Самой нужно выбирать, как действовать дальше. Хватит слушать всех подряд и себя ругать, слезами горю не поможешь. Перестать ходить по чужим следам, а то бег по кругу получается. Тогда и отвечать перед самой собой за сделанное и несделанное легче будет.

Алина наткнулась на форум для мам особых детей. Сколько страшных историй! Детки, родившиеся без пальцев, без ручек, без ножек. Детки, с самого рождения пребывавшие в коматозном состоянии. Особенно Алину поразил рассказ одной молодой мамочки. Ее трехлетний сын всю свою недолгую жизнь лежит безмолвным растеньицем из-за врачебной ошибки.

Алина поежилась, как от холода. А она еще чем-то недовольна? Ее малыш порой носится как угорелый, смотрит мультики, играет в компьютер, катается на лошадях и плавает, обнимая дельфина. Какие у нее проблемы? Да это цветочки! Тоже мне, вообразила себя матерью-героиней. Алина прямо разозлилась на себя. Вот статья о слепоглухонемых детях. Они ведь не в состоянии даже осознать себя в этом мире. Живут внутри себя, из всех доступных ощущений только тактильные. И даже таких детей можно научить общению и пониманию.

Этой ночью впервые Алина заснула спокойно. Теперь она знала, что справится с любыми испытаниями, которые им с Вовой уготованы. Она поняла, что у всех свои сложности, но Бог не дает креста не по силам. Вот и она должна все выдержать. Причина только одна: если не она, то кто же?