Алину разбудил телефонный звонок. Спросонья она даже не разобрала, кто звонит, и отвечала машинально: «Да, Алина. Куда приехать? Кто это? Ксюша? Что случилось?» В трубке что-то шебуршало, слышались всхлипы, разобрать что-либо было практически невозможно. Алина стряхнула остатки сна и четко сказала:

— Я сейчас перезвоню, тебя плохо слышно!

Встала, посмотрела на часы, они показывали половину десятого. Ничего себе! Она проспала всю ночь, и уже позднее утро, а Вова ее ни разу не разбудил. Ее накрыло волной страха, и она побежала в детскую. С колотящимся сердцем влетела в комнату. Вова сидел на полу и складывал большие поролоновые пазлы. Спал хорошо, маму не будил, проснулся, сам вылез из кроватки, играет. Новое ощущение: она обычная мать обычного ребенка. Алина боялась радоваться. Но была сейчас счастлива.

Поставив разогревать суп, она набрала Ксюшин номер, чтобы узнать, что случилось. Ксюша трубку взяла не сразу, а когда наконец ответила, то сквозь рыдания удалось разобрать только два слова: «Марк умирает!»

Господи! Первым было желание схватить Вову, сунуть его в автокресло и помчаться к Ксюше. Но ребенок еще не ел, закатит концерт. Алина попыталась Вову кормить из ложки, чтобы побыстрее закончить с едой, но он не поддался, он хотел есть самостоятельно, отобрал у матери ложку, медленно возил ею в тарелке, тщательно выбирая картошку, методично ее разжевывал. Алина поняла, что процесс будет нескорым, и стала звонить Ксюшиному мужу. Но Андрей не отвечал.

Днем она поехала к Ксюше, звонила в дверь, но никто не открыл. На телефонные звонки тоже никто не отвечал. Ближе к ночи Ксюша позвонила сама:

— У нас Марк умер… — сказала она пугающе спокойным тоном.

Алина не знала, что сказать, что делать. Как утешить мать? Соболезную, сочувствую — даже этих слов выговорить она могла.

— Ксюша… как ты сама? Как Андрей?

— Не знаю, Алина. Мне очень плохо. Андрею тоже. — Спокойный тон Ксюши сбивал с толку, но Алина помнила, какой она была, когда позвонила утром. Ксюша просто в шоке.

— Я позвоню тебе, хорошо? Сейчас много дел, похороны… Извини. — Ксюша положила трубку.

Алина сидела на кухне с телефоном в руках и смотрела в одну точку. Марк умер. Как же так? Они же на днях должны уезжать в Канаду, билеты на руках. И что теперь? А похороны когда? Не спросила, переспросить неудобно. Завтра поехать к ним самой, помочь. Тоже неловко, она чужой человек, с чего вдруг приедет? Да еще с Вовой. Нет, это явно лишнее. Придется просто ждать звонка Ксюши.

Ксюша позвонила ей через неделю, назначила встречу в маленьком кафе. Алина подумала, что это из-за того, что Ксюша не хотела видеть в своем доме маленького мальчика, который мог бы напоминать ей о сыне.

В кафе Алина сразу заметила Ксюшу. С черной гипюровой накидкой на голове она выглядела красивой, но измученной, уставшей. Глубокие тени под глазами, заостренное лицо, потрескавшиеся бледные губы.

Алина пристроила Вову в кресло возле аквариума, где он прилип носом к стеклу и стал разглядывать рыбок. Села напротив Ксюши и сочувственно взяла ее за руку.

— Как ты, Ксюша? — тихо спросила она.

— Алина, не могу… не знаю, как сказать. Плачу целыми днями, вспоминаю зайчика моего сладкого. Чувствую себя такой беспомощной. И такой, знаешь, ненужной какой-то. Вот уже десять дней нет моего сыночка, а я каждую ночь бегаю в его комнату, чтобы посмотреть, все ли у него нормально… не отвыкну никак, что его там нет. И для чего мне теперь жить? Нет смысла никакого…

— Не говори так! — Алина заставила Ксюшу посмотреть ей в глаза. — С ума сошла? Как Андрей?

— Нет, ты неправильно поняла. Я не собираюсь с собой кончать, если ты об этом. Знаешь, я когда узнала о болезни сына, все время думала только об одном: за что? Что я сделала такого, чтобы заслужить этот кошмар! Я даже молилась, прощения просила, думала, вымолю чудо любой ценой. И только сейчас поняла, как я любила его, смысл жизни был только в нем. А теперь в чем он, этот смысл?

Ксюша достала платок и продолжила:

— Первые дни после похорон было очень тяжело, я никак не могла поверить, что у меня теперь никаких обязанностей. — Ксюша всхлипнула и сжала платок. — Потом стало еще хуже. Алина, мне так стыдно! Представляешь… я начинаю чувствовать облегчение. Вчера с Андреем говорили: как же так, теперь мы ни к чему не привязаны, можем вот прямо сейчас пойти куда угодно. Работать теперь оба можем. И сколько всего стало доступным. Мне стыдно, ужасно стыдно перед моим крошечкой за эти чувства!

Алина погладила ее по руке и успокаивающе сказала:

— Ксюша, перестань винить себя. Вы жили другой жизнью ради сына. Ты не можешь себя простить, потому что потеряла самое дорогое, что у тебя было. Не убивайся так. Маркуша смотрит на вас и понимает, что у него прекрасные мамочка и папочка. Теперь он все понимает. Он будет самым красивым и умным ангелочком. Это, конечно, просто слова, но… я не знаю, что еще сказать. Держись.

Ксюша вытерла слезы и сказала уже спокойнее:

— Мы уедем все равно. Все документы готовы. Если бы не случилось это, то уже послезавтра улетели бы втроем. Билеты поменяли, теперь задержимся до сорока дней, памятник как раз будет готов, и потом поедем. Жизнь продолжается, конечно. Вот только зачем…

— Ксюша, а что случилось? — Алина решилась наконец задать главный вопрос. — Прости, что ворошу, но ведь еще месяц назад все было хорошо. Я к вам приезжала, у Марка была ангина. Он ведь выздоровел потом?

— Да, ангина тут ни при чем, конечно. У него было отравление тяжелейшее. Мы же протокол ввели больше трех недель назад. Марк дня через два стал вялым каким-то. Постоянно капризничал, не орал, главное, как обычно, а хныкал тихонько, и глаза все время тер. Но эти симптомы нас даже радовали, думали, как хорошо, что он такой спокойный стал. А потом понос пошел, это я уже хелирование начала. Такая ужасная диарея! И рвота в день по три-четыре раза. Нас, конечно, сразу в инфекционку забрали. Ножки-ручки холодные, весь бледный. Там капельницы пытались ставить, но он ведь не дает поставить, иголки вырывал… ну, ты понимаешь. Хоть и слабенький был, но все равно сопротивлялся. Потом судороги начались… В токсикологию уже не успели. Ой, как он мучился, Алина, даже вспоминать не буду. — Ксюша помолчала и добавила: — В общем, я грешу на хелаторы, больше нечему быть. Вода нормальная у нас дома, еда обычная, все домашнее, влажная уборка постоянно. После смерти Марка к нам даже с санэпидстанции приходили, но все признали в пределах нормы.

Алина слушала: какой кошмар! Даже думать об этом страшно! Хорошо, что вовремя опомнилась. А Марка очень жалко, бедный малыш!

— Ксюша, мне очень жаль. Марк был замечательным мальчиком.

— Да. Это была вся моя жизнь, — сказала Ксюша. — Теперь начнется другая, но я даже не знаю пока, как буду жить без него. Знаешь, Алина, ловлю себя на мысли, что если снова рожу, то совсем не боюсь, если ребенок вновь окажется аутистом. А с обычным ребенком я буду чувствовать себя виноватой, как будто Бог услышал мои молитвы.

Вова давно тянул мать в сторону выхода, давая понять, что пора уходить. Ксюша посмотрела на него особым нежным взглядом и сказала Алине:

— Береги его!

Домой Алина возвращалась оглушенная. Хелирование могло стать причиной смерти мальчика. Ужасно, просто ужасно. Не укладывается в голове, что это могло произойти и с ее Вовой. Бог отвел.

Поужинали втроем. Семен с удивлением смотрел, как Вова ловко управляется с вилкой и аккуратно пьет из стакана сок.

— Улучшения налицо, я смотрю, — сказал он Алине, которая с удовольствием наблюдала за сыном.

— Да, с каждым днем все лучше, — ответила она. — А вот у одной женщины ребенок умер. Представляешь? Начала хелирование, и мальчик умер. Сегодня встречалась с ней, там вообще… жуткое отравление, даже в больнице не спасли. Такая история… Кстати, Сема, как ты думаешь, могли хелаторы спровоцировать такое отравление?

— Могли, почему бы и нет? — пожал плечами Семен. — Сейчас-то уж чего искать причины? Мальчика не вернуть.

— Да, но проблема в том, что я продала ей кое-какие препараты для протокола. Боюсь, не могли ли они навредить. Хотя… там ничего такого не было, Вова все это тоже принимал, но не заболел же.

Семен уставился на нее:

— А зачем ты продала?

Алина хотела было сказать, что отменила протокол, но потом подумала, что это удачный поворот, чтобы попросить у Семена денег. Она сказала:

— У меня денег не было свободных, а они мне нужны, у нас столько расходов каждый день. Вот и продала часть, у меня много было.

Семен хмыкнул. Алина поняла, что ее тонкий намек не принят, и сказала:

— А ты не мог бы мне дать немного денег? Нам нужно заплатить за занятия.

— А эти родители, у которых мальчик умер, никакого расследования, что ли, не провели? — пропустив ее просьбу мимо ушей, спросил Семен.

— Не знаю. Нет, наверное, Ксюша бы сказала. А какое тут расследование? В мальчишку столько всего вливали, что сложно определить, от чего вообще могла быть такая реакция. Ты как биохимик что думаешь?

Семен помолчал, повертел в пальцах сигарету.

— Вообще, сочетание диеты и больших доз фолиевой кислоты могли дать такой эффект. С точки зрения биохимика объяснять долго, но это могло повлиять. Да. Ну мало ли причин, Алиночка. Может, аллергия на любой компонент, может, там состав капсул был какой-нибудь левый? Или родители сами перепутали и чего-то давали больше, а если я правильно понимаю смысл хелирования, там строжайший режим введения, и дозы должны быть выверены до частицы, верно?

— Да. Вот это и удивляет. Марк стал чувствовать себя плохо еще до хелирования. А оно, получается, добило его.

— Не знаю тогда, — свернул разговор муж. Еще немного с явным интересом понаблюдав за Вовой, который напоследок схрумкал огурец и убежал в детскую, Семен ушел смотреть телевизор.

Алина убрала посуду и села за ноутбук. Решила обсудить случившееся на форуме. Ее преследовала какая-то недоговоренность, недодуманность, что-то важное витало в ее сознании, но она никак не могла ухватить мысль.

Форум гудел. Новость облетела многих, кто знал Ксюшу и лично, и по Интернету. Алина нашла нужную тему, отписалась там, высказав свои мысли и спросив, кто что думает по этому поводу. Сделала себе кофе и села ждать ответов — время было самое подходящее, обычно в эти часы на форуме собирались мамаши. И тут она увидела новую тему. Алина почувствовала, что ее сердце улетело прямо в низ живота, а на его месте образовалась леденящая пустота, расширяющаяся с каждой секундой. Этого не может быть! Алине хотелось кричать, но она только шептала: «Боже мой, как же так…»

«Сегодня ночью умерла Манана». Манана! Жизнерадостная, доброжелательная… Что случилось? Алина дрожащей рукой ткнула в нужную тему и стала жадно читать подробности: болела уже больше двух недель, сильно похудела, ослабла, была постоянно вялая… девчонки звонили ей — отвечала невпопад, рассудок мутный… постоянное расстройство желудка, повысилось давление, рвота несколько раз в день. Алина вздрогнула. Рвота, желудок, вялость… Она быстро спросила: «Что написано в заключении о смерти?» Ответа не пришлось долго ждать: «Острая почечная недостаточность. У нее в последние двое суток наступило полное обезвоживание, судороги, губы синие, вся холодная… очень тяжело уходила…»

Алина плакала, но голова была ясной: Марку в заключении написали: «острая печеночная недостаточность», Ксюша тоже упоминала судороги, желтизну склер и чрезвычайную бледность, синюшность губ и конечностей. В топике появилось новое сообщение: «Девочки, кто хочет попрощаться с Мананой, похороны послезавтра, сбор в 12». Алина отписалась, что обязательно придет.

Уснуть не могла, плакала, несколько раз вставала, пила чай с мелиссой, как учила ее Марфуша.

Утром снова пыталась выяснять у Семена возможные причины, однако он разозлился и, так и не ответив, ушел на работу.

Через день Алина поехала к дому Мананы, чтобы проводить ее в последний путь. Поехала пораньше, оставила Вову на занятиях в «Дети и мир», просила педагогов звонить, если что, без промедления. При удачном стечении обстоятельств, — если Вова не распсихуется, — у нее было два с половиной часа. Вовик в последние недели был примерным мальчиком, и Алина была более или менее спокойна.

Подъехав к дому Мананы, Алина почувствовала внутреннюю дрожь. В глубине души она догадывалась, что эти отравления — и Мананы, и Маркуши — связаны с ее препаратами. Алина хотела знать точно. Ксюша делала хелирование, но ведь Манана про него даже не заикалась. Зато Ксюша говорила, что они успели пропить всю упаковку кальция, которую продала им Алина. А Манана — что хочет принимать кальций для укрепления зубов. Нужно найти у нее дома хотя бы две-три капсулы из проданных препаратов и отправить на анализ. Неужели она продала родителям испорченную партию! Но ведь Сандрик здоров!

В квартире Мананы Алина застала душераздирающую картину. Сандрик, с искривленным лицом, кричал, колотясь о пол то лбом, то затылком. Его пытались удерживать, прижимали к полу, но он выворачивался со страшной силой. Личико его побагровело, на лбу пульсировала синяя вена, ноги и руки судорожно крючились.

— Что вы делаете! — закричала Алина.

Мужчина, пытавшийся справиться с мальчиком, обернулся на нее и зло сказал:

— Кто такая?

— Я… я подруга Мананы… — растерялась Алина.

Мужчина отвернулся и, изловчившись, ухватил Сандрика за шею, не давая ему колотиться затылком. Стал поднимать его с пола. Но Сандрик вывернулся и упал, повернулся на бок и стал биться ногами в стену, отталкиваясь от нее и методично ударяясь лбом о плинтус. Мужчина выматерился вполголоса и оставил мальчика в покое. Встал и посмотрел на присутствующую здесь женщину в белом халате:

— Вот уж не думал, что мальчишку не смогу вывести! Галоперидол будем колоть. Иди неси.

— Подождите, — попросила Алина, — зачем галоперидол? Вы что хотите вообще? Кто вы?

Мужчина раздраженно фыркнул в сторону: «Достали уже! Кто! Конь в пальто!» Повернулся к Алине и сказал:

— Мать его умерла, бабка в больнице уже две недели, тоже тяжелая, родственников никого. Куда пацана девать? Органы опеки велели отвезти в распределитель, потом решение суда и в детдом. А куда его? — рявкнул он на Алинины хлынувшие слезы. — Сегодня похороны, тело еще с морга не доставили, вот хотели пораньше увезти, а он, видишь… Ума не приложу. Неужели так переживает из-за матери? Но он же маленький такой, особо-то и понимать не должен.

Вернулась женщина в белом халате. В руках медицинский чемоданчик. «Галоперидол… как для законченных психов», — подумала Алина. Она вспомнила веселого смешного Сандрика, который задорно пел песенку мышонка, трогательно целовал на прощание цветочек…

— Стойте! — закричала Алина.

— Что еще, девушка? — Женщина в халате, крайне недовольная, повернулась к ней со шприцем в руках. — Уйдите, не мешайте работать! Вы думаете, нам легко? Думаете, мы изверги бессердечные? Это просто наша работа.

— Подождите. Вам нужно только вывести его из дома и посадить в машину?

— Ну да! Мы пришли, тут соседка их была, она и позвонила в органы опеки, мол, мальчик остается один. Сказали ему, пойдем, мол, покатаемся на машинке. Он нормальный был, смотрел приветливо. Я стала его одевать, вот тут он и упал на пол. И начался концерт этот. Теперь весь в синяках будет, с нас спросят, был ли он таким, когда мы приехали. А ведь не был! И что, значит, мы виноваты теперь? — пылко, с обидой в голосе, говорила женщина.

— Я поняла, да, — сказала Алина примирительно. — Я сейчас попробую его вам вывести.

Она присела на корточки перед Сандриком. Мальчик уже не кричал и не бился, просто лежал и настороженно смотрел на взрослых, стоящих над ним.

— Сандрик, привет! Помнишь меня? Мы с Вовой к вам приходили в гости.

Мальчик отрицательно покачал головой, насупившись. Отвернулся и стал ковырять пальцем стену. Мужчина с женщиной зашушукались: ой, да чего там церемониться, пока молчит, хватать надо и тащить!

— Цыц! — прикрикнула на них Алина. И сказала мальчику: — Сандрик, а пойдем гулять? Где твои носки?

Мальчик помолчал, потом встал. Работники соцслужбы удивленно переглянулись. Сандрик еще немного постоял, поглядывая на Алину. Потом побежал на кухню и крикнул оттуда:

— Носки?

— Да, носки, — ответила Алина. И повернувшись к мужчине с женщиной, сказала тихонько:

— Не вмешивайтесь ни во что, понятно? Ждите в машине. Какая у вас машина? Я вам его приведу.

Мужчина ушел, но женщине, видно, было интересно, потому что она отступила к двери, наблюдая.

Сандрик тем временем надел носки и крикнул из кухни:

— Штаны?

— Да, штаны, — терпеливо ответила Алина. Женщина у двери покачала головой: какие капризы!

— Это не капризы, — оборвала ее Алина. — Вы знаете, что такое аутизм?

— Ну… что-то психическое, кажется, — неуверенно ответила женщина.

— «Кажется», — язвительно фыркнула Алина. — Вам как сотруднице учреждения, которая сталкивается с такими детьми по роду службы, стыдно не знать. Да, рубашка, — крикнула она на очередной вопрос Сандрика.

Сандрик пришел в коридор уже почти полностью одетый. Протянул руку за курткой. Алина подала ему ее и, помня, что помогать нельзя, спокойно ждала, пока Сандрик возится с «молнией». Женщина в белом халате опять заворчала: скорее уже, но Алина цыкнула на нее, и та наконец-то вышла из квартиры.

Сандрик повозился минуты три, потом неуверенно посмотрел на Алину:

— Помоги застегнуть…

Алина протянула руку к застежке. И увидела, как лицо мальчика окаменело. Разумный свет в глазах пропал, он весь потемнел и напрягся. Девушка очень вовремя вспомнила продолжение ритуала:

— Точно сам не справишься?

Сандрика тут же отпустило, он улыбнулся и весело ответил:

— Точно!

Она застегнула ему куртку, и мальчик побежал прощаться с цветком. Алина в это время покидала в первую попавшуюся под руки сумку белье и другие вещи Сандрика, сунула туда пару игрушек. И почувствовала, что сердце ее сжимает тоска. Что будет с этим мальчиком завтра? Там, куда его увезут, не будет списка на холодильнике, не будет любимого цветка. Он каждый раз будет орать и корчиться на полу, калечить себя, и ему каждый раз будут колоть галоперидол, в конце концов превратят его в тупое животное. Даже объяснять этим людям бесполезно. Да и не их это дело, им главное — привезти и сдать с рук на руки.

Еле сдерживая слезы, чтобы не испугать мальчика, Алина вывела его к машине. Он с удовольствием согласился покататься. Она отдала мужчине вещи Сандрика и, чувствуя себя жестокой предательницей, отошла. Смотрела им вслед и рыдала. Сандрик не повернулся в ее сторону.

Вернувшись в квартиру Мананы, она пошла на кухню и на подоконнике увидела открытую пачку препаратов. Она схватила их все, решив показать Климову и добиться от него точного ответа.

Через час привезли тело Мананы. Приехали девочки с форума, собрались немногочисленные соседи. Попрощались, вспоминали Манану только хорошими словами, нисколько не лукавя: она на самом деле всем нравилась — добрая, простая, радушная.

От соседки, которая дружила с Мананой и была ее частым гостем, Алина узнала, что Манана препараты сыну не давала: он в первый же день так категорично отверг любые попытки влить ему раствор, что Манана опустила руки и больше не пробовала, по доброте душевной не решившись вводить препараты насильно. А чтобы добро не пропадало, решила принимать их сама. Алину это известие просто оглушило.

Прямо по дороге в центр Алина стала названивать Анастасии, чтобы узнать, можно ли сегодня, а лучше прямо сейчас увидеться с Костей. Стася сначала отвечала неопределенно, мол, не знаю, у него много работы, но когда Алина буквально заорала на нее, что это вопрос жизни и смерти, сказала, что перезвонит. Забирая Вову из центра, она наскоро осведомилась, как его успехи, а узнав, что все прошло хорошо, почувствовала себя виноватой даже за это.

Анастасия перезвонила быстро:

— Алина, приезжай к нам сегодня в пять. Костя пораньше уйдет с работы и до семи свободен будет.

Вечером она приехала к Климовым. Вывалила на Константина события прошедших дней. Анастасия ошарашено смотрела на подругу, горячечно делившуюся своей тревогой.

— Понимаешь, трагедия случилось именно у тех людей, которые принимали мои препараты. Я боюсь! И за Вову боюсь, хотя у него никаких вообще признаков. И ответственности боюсь, я же не знала, что есть проблемы с этими капсулами. А может быть, и нет моей вины вообще, а это введение препаратов дало такой результат. А может, дозу они неправильно рассчитывали. А вдруг эти американские препараты фальшивка? В общем, я в полном ужасе, я ничего не понимаю. Костя, ты у себя в лаборатории можешь проверить состав капсул? Я забрала у Мананы из дома свою упаковку, по количеству она две трети уже выпила, но там еще штук пятнадцать осталось.

Климов был обескуражен всей историей. Он повертел в руках упаковку из-под кальция. Прочитал состав на латинском, сказал:

— Ничего. Абсолютно ничего подозрительного. Какая бы диета ни была, какая бы доза этого кальция ни была — ничто не могло дать такую реакцию! Ну, конечно, ухудшение самочувствия могло быть, даже тошноту-рвоту-понос я не исключаю. И упадок сил, и повышение давления. Но не смертельный же исход! Тем более у двоих сразу. Нет, тут что-то не то. Я заберу капсулы на анализ, у себя в лаборатории проверю, завтра скажу тебе о результате.

Алина благодарно закивала. Она чувствовала ответственность за происшедшее, ей нужно было знать, виновата ли именно она. С одной стороны, было страшновато, что Костя нароет там что-нибудь опасное. Но с другой стороны, откуда там этому опасному взяться? Упаковка была запечатана. Если что, то это полностью вина фармацевтической компании. А до правды докопаться нужно. Или не нужно? И Алина все еще очень боялась за Вову.