Мы с Васькой играли во дворе в чижика. Только я приготовился подкинуть чижика, как Васька крикнул:

— Офииеры!

Я оглянулся. К нам во двор входили двое — начальник станции и офицер в зеленой английской шинели и в белых перчатках. Васька мигом бросился к дому.

— Офицеры идут! — крикнул Васька своему отцу, стоявшему на крыльце.

— Пускай идут, — тихо ответил Илья Федорович и скрылся за дверью.

А я остался во дворе.

Офицер подошел ко мне и вежливо сказал:

— Молодой человек, будьте добры вызвать сюда Илью Федоровича Кастинова.

— У нас таких нет, — ответил я, опуская голову.

— Ты чего врешь! — закричал начальник станции. — Я здесь на железной дороге каждую собаку знаю. Вот она, его дверь.

— Постучи, мальчик, — сказал мне офицер, звякая шпорами.

— Не знаю я никакого Ильи Федоровича, сами стучите, — сказал я.

Начальник станции грозно посмотрел на меня и пошел к двери. Но в эту минуту на порог вышел сам Илья Федорович.

— Меня, что ли? — спросил он спокойно.

— Тебя, — сказал начальник станции. Офицер смерил Васькиного отца с головы до ног и сказал:

— Ознакомьтесь с этой бумагой. — И он протянул Илье Федоровичу аккуратно сложенный листок.

Васькин отец стал читать про себя:

«Приказываю всем служащим и рабочим станции Невинка в однодневный срок явиться к коменданту станции для регистрации и с этого момента приступить к исполнению служебных обязанностей. В противном случае неявившиеся будут рассматриваться как разгильдяи и пособники большевиков. По истечении срока неявившиеся предаются суду, а обнаруженные подлежат расстрелу.

Поручик Н-ского дроздовского полка Глухов».

— Подлежат расстрелу, — протяжно повторил Илья Федорович и возвратил листок офицеру.

— Нет, нет, — сказал офицер, — распишитесь на обороте сего.

Илья Федорович снова взял листок, перевернул его и прочел:

«Приказ прочитал сцепщик Афанасий Луценко. За неграмотного Репко расписался Криворучко».

— Я гоже неграмотный, — сказал Илья Федорович. — Писать не научился.

— Неграмотный? — переспросил офицер. — Ну, в таком случае пусть за вас этот юноша распишется.

И он протянул листок мне.

— Я тоже не умею писать, — сказал я.

Офицер сердито пожал плечами.

— Такая дубина, а писать не научился. Позови кого-нибудь грамотного. Неужели ни одного грамотного у вас во всем дворе нет?

В это время из дверей своей квартиры выглянул Чиканов. Он увидел офицера и сразу спрятался за дверь.

— Подите-ка, подите сюда, — поманил его офицер пальцем.- Грамотный?

— Точно т-так, — заикаясь, проговорил Чиканов.

— Расписывайтесь.

Чиканов, не читая, расписался.

— А теперь за этого распишитесь.

Чиканов расписался опять.

— А кто тут еще у вас во дворе из мастеровых? — спросил офицер.

— Слесарь Мирошко, — услужливо ответил начальник станции. — Вот эта дверь налево, ваше благородие.

И они направились к нашей двери. Ни отца, ни матери не было дома — они ушли к соседям.

Офицер вышел из нашей квартиры и сурово сказал:

— Прислать в комендатуру не позднее завтрашнего дня.

И вместе с начальником станции пошел к соседнему дому.

Чиканов долго еще стоял посреди двора и растерянно моргал глазами.

— Чего это он мне подсунул?

— А ты что — слепой был? Казенную бумагу, приказ.

— Приказ? Какой приказ? О чем?

Илья Федорович наклонился к уху Чиканова и сказал:

— Расстрел ты себе подписал.

Чиканов весь затрясся и позеленел.

— Да ты что — с ума спятил?

— Нет, — сказал Илья Федорович, — это ты с ума спятил — не читая, подписываешь. Грамотный больно!

— Да и ты ж грамотный, — сказал Чиканов.

— Грамотный, да не подписал. И Репко вот тоже не подписал. А тебя два раза расстреливать будут, если на работу не выйдешь: за себя и за меня.

В этот день весь наш двор долго совещался и думал, как же быть идти ли завтра на работу или сегодня ночью махнуть через балку к товарищам?

Женщины плакали и уговаривали мужей выйти на работу.

— Уйдете, так нас с ребятами за вас постреляют, — говорили они.

— Ну ладно, — сказал наконец Илья Федорович, махнув рукой. — Выйдем завтра на работу, только по-своему работать будем. Мы им срубим заклепку, чертовым детям.

Когда вечером взрослые разошлись по домам, Васька остановил меня у нашей двери и сказал мне тихо:

— Я бы этого офицера так бы и тяпнул камнем по носу, да только камня большого под рукой не было.