ЖИЛЬ ДЕ РЭ
(род. в 1404 г. – ум. в 1440 г.)
Феодальный барон. Маршал Франции. Прославился необычайной жестокостью и вошел во французский фольклор под именем Синей бороды.
Страшные сказки нашего детства иногда имеют под собой вполне реальную почву в фактах из жизни людей, живших давным-давно. Одним из таких людей является барон Жиль де Рэ, прообраз Синей Бороды из одноименной сказки Шарля Перро, написавшего ее под влиянием народных сказаний.
Жиль де Рэ, полное имя которого звучит как Жиль де Лаваль, барон де Рэ, в отличие от сказочного героя не убивал своих жен, зато повинен в смерти 140 детей, которых использовал в угоду собственным патологическим сексуальным фантазиям и надеждам подчинить темные силы для обретения несметных богатств и власти. А борода у него была не синей, а темно-русой. Ею барон очень гордился и каждое утро заставлял домашнего цирюльника расчесывать ее черепаховым гребнем.
Знаменитый барон происходил из богатой и знатной семьи, обладавшей плодородными землями, изобилующими дичью, тучными нивами и виноградниками. Среди его предков числились знатные французские фамилии Краонов и Монморанси.
Знатность рода позволяла заключать браки, дающие выгодные связи. Сестра Жиля, Жанна де Лаваль, вышла замуж за графа Вандомского Луи II Бурбонского, кузена французского короля Карла VII. Поэтому де Рэ стал свояком упомянутого графа, а через него – кузеном короля Франции.
В одиннадцатилетнем возрасте Жиль потерял отца и воспитывался дедом, который души не чаял во внуке. Благодаря ему будущий маршал Франции получил прекрасное образование. Помимо обязательных для людей его круга владений боевыми искусствами и искусством соколиной охоты, он в совершенстве знал древние языки, разбирался в литературе и живописи, умел вести куртуазные беседы.
Уже в юные годы Жиль де Рэ стал страстным библиофилом. Он тратил огромные суммы на приобретение редких книг, посвященных Великому деланию алхимиков (поискам философского камня), успех которого якобы должен был принести владельцу секрета философского камня золото, власть и бессмертие. Приобретенные Жилем за баснословные суммы манускрипты переплетались в дорогие шагреневые переплеты, украшенные фамильным крестом на золотом поле.
Однако в ранней молодости энергия Жиля де Рэ была направлена отнюдь не на эзотерические изыскания. Громкую славу он приобрел во время сражений в конце Столетней войны, целый век терзавшей Францию. В 1420 г. он воевал в Бретани, позже служил герцогине Анжуйской, стороннице дофина, а потом королю Карлу VII, оспаривавшему трон у своей матери Изабеллы Баварской и малолетнего английского короля. Но уже тогда барон был известен своей жестокостью. За ним закрепилась репутация вешателя: если пленник де Рэ не мог заплатить выкупа, его ждала виселица.
Известно, что барон женился на Катрин де Туар, которую любил и уважал. У супругов была нежно любимая дочь Мари. Это, однако, не мешало барону заводить любовниц из простонародья. Была в его жизни и другая, возвышенная (куртуазная) любовь к Деве Франции – Жанне д’Арк. Хроники рассказывают, что французский король Карл VII в Шиноне предложил Орлеанской Деве выбрать среди полководцев того, кто мог бы защищать ее. Жанна отвергла многих и остановилась на Жиле де Рэ, который на тот момент еще ничем не проявил себя. Он стал ее телохранителем и ментором.
Примечательно, что уже в это время о Жиле ходили темные слухи, прежде всего о склонности к половым извращениям. Говорили, что им (в пассивной форме) он предавался уже в юношеские годы. С годами же приверженность к половым контактам с мальчиками и девочками целиком захватила его. Но Жанна, которая, по мнению отдельных исследователей, была гермафродитом, стала для барона любовью с первого взгляда, не связанной с удовлетворением физической страсти.
Под знаменем Девы Жиль де Рэ командовал дивизией под Орлеаном. После коронации Карла в Реймсе, состоявшейся в 1429 г., де Рэ стал маршалом. Он продолжал сражаться в войсках Жанны, обороняя Париж. После того как Дева под Компьеном попала в руки противника, Жиль неоднократно пытался освободить ее с помощью наемников, затрачивая на это немалые деньги. Когда эти попытки закончились неудачей, он вернулся в Бретань, в свой укрепленный замок Тиффож. В это время маршал получил богатое наследство после смерти жены и не нуждался в средствах, но мысль о Деве Франции продолжала мучить его.
Несомненно, барон де Рэ считал Орлеанскую Деву принцессой. В сочиненной по его приказу «Орлеанской мистерии», поставленной и разыгранной перед королем Карлом VII и всем французским двором, он называл ее «высокородной и могущественной госпожой», «превосходнейшей принцессой». Постановка пьесы стоила барону огромных денег – по 80 тыс. золотых экю за каждое представление. Вполне понятно, что его финансы пришли в совершенное расстройство.
Известно, что через несколько лет после казни Жанны в Тиффож прибыла Дама д’Армуаз, выдававшая себя за чудом спасшуюся Орлеанскую Деву (ряд исследователей утверждает, что она действительно была ею), и Жиль принял ее с величайшими почестями. На основании документов, хранящихся в Национальном архиве Франции, известно, что он и оплачиваемое им войско сопровождали Даму д’Армуаз в военном походе 1439 г.
Эти и многие другие факты свидетельствуют о том, что де Рэ имел дурную привычку жить не по средствам. Его двор быстро стал не менее роскошным, чем у короля. Появились долги, пришлось распродавать земли. Тогда родственники жены в интересах его дочери Мари добились королевского запрета на дальнейшую продажу земель. Пришлось искать другие пути получения денег.
Видимо, именно в это время Жиль увлекся практической алхимией. Вместе с ней в его жизнь вошло колдовство, поиски тайных возможностей общения с духами. Силу и власть он надеялся обрести у дьявола и постепенно впал в сатанизм. Башни родового замка Тиффож были переоборудованы в алхимические лаборатории, и над ними заклубился дым.
Увлечение сеньора вскоре привлекло к нему множество единомышленников – ученых-алхимиков. Известно, что в 1437 г. барон был окружен сообщниками – кузенами Жилем де Сийе и Роже де Бриквиллем, священником Эсташем Бланше, Анри Гриаром и Этьеном Корийо, темными личностями, замеченными в сатанизме, преступных и противоестественных наклонностях. Среди алхимиков было немало обыкновенных шарлатанов. В 1438 г. в числе подручных и вдохновителей де Рэ появился молодой итальянец Франческо Прелати, монах-минорит из Ареццо. Он, по его уверениям, был колдуном и алхимиком, а также умел предсказывать будущее по пригоршне праха и был связан с демоном Барроном, подчиненным его воле.
Первые преступления Жиля относятся к 1432 г. Во всяком случае, именно об этом он заявил на процессе в Нанте. В течение пяти лет в принадлежавших маршалу замках Тиффож, Машкуль и Шантосе было совершено множество изнасилований и убийств детей. Многие погибли от невыносимых пыток, которыми сопровождались оккультные ритуалы.
Глухие слухи о «странностях» маршала доходили и до короля. Поэтому в Тиффож был направлен дофин Людовик в сопровождении многочисленной свиты. Чтобы принять августейшего гостя, Жиль сделал крупный заем у ростовщиков и, самое главное, велел загасить печи и на время визита замуровать входы в лаборатории. А все находившиеся в замке алхимики были временно поселены в окрестных усадьбах. Принц ничего предосудительного не заметил. А после его отъезда Жиль де Рэ продолжил свои преступные занятия.
Крупный заем для приема принца окончательно расстроил финансы барона, и он в очередной раз потребовал от Прелати давно обещанного результата: встречи с Барроном, а также золота и драгоценностей. Хитрый монах несколько дней продержал де Рэ в ожидании, а потом явился к сеньору и заявил, что Баррон якобы завалил одну из комнат замка золотом и драгоценностями. Обрадованный владелец Тиффожа кинулся посмотреть на сокровища, но Прелати, приоткрыв дверь, отшатнулся в притворном испуге и закричал, что комнату охраняет дракон. Тогда Жиль вооружился распятием, в котором хранились частички голгофского креста, привезенные из крестового похода одним из его предков, и ринулся к заветной двери. Прелати, однако, загородил собой дорогу и сумел убедить сюзерена в том, что такие действия не понравятся демону. Только после магических действий монаха барон все же проник в комнату, но обнаружил там лишь какой-то красный порошок. А Прелати объявил это происками злокозненного Баррона.
Теперь де Рэ, получивший прекрасное образование, но не сумевший подняться над уровнем псевдонаучных идей того времени, был готов на все. Он собственноручно составил и подписал своей кровью договор, в котором уступал душу Дьяволу в обмен на всеведение, богатство и власть. Однако и этого, как утверждал Прелати, было недостаточно. Демон Баррон якобы требовал кровавых жертв в знак покорности темным силам. По его требованию в жертву были принесены сначала курица, а потом дошло и до ребенка, причем обязательно некрещеного. Для Жиля де Рэ, владетельного сеньора, безраздельно властвовавшего над сотнями крестьян, добыть нужного младенца труда не составило. Ребенок погиб под ритуальным ножом колдуна.
Возможно, Жиль де Рэ так и продолжал бы убивать детей во имя призрачной цели. Однако нашлись могущественные люди, задумавшие погубить барона и завладеть его землями.
Наследственные земли де Рэ были заложены его сюзерену, герцогу Бретани, а также нантскому епископу Малеструа и герцогскому казначею Жофруа Феррону. Эта троица решила воспользоваться дурной репутацией владельца Тиффожа.
Поводом послужила ссора де Рэ с братом Феррона Жаном, носившим духовный сан. Самоуверенный барон во главе небольшого отряда вассалов нагрянул в замок, где жил Жан, выволок его из часовни, заковал в цепи и бросил в подземелье Тиффожа. Поскольку пленник был духовным лицом, Малеструа усмотрел в этом факте оскорбление церкви. Он обратился с жалобой к герцогу, а сам потихоньку начал собирать компрометирующие Жиля материалы.
Герцог направил к владетелю Тиффожа посла, которого барон попросту избил. В ответ герцог осадил Тиффож и заставил хозяина сдаться и освободить пленника.
Через некоторое время вассал и сюзерен помирились. При этом герцог слукавил, но успокоившийся Жиль продолжил свои занятия алхимией. Его враги, однако, не дремали.
Собрав достаточное с его точки зрения количество порочащих барона материалов, Малеструа созвал церковный суд и послал де Рэ судебный вызов. Вскоре под стражу были взяты все слуги и помощники в алхимических занятиях. Землю вокруг замка начали перекапывать, чтобы найти останки детей. Слухи об этом быстро распространились по Бретани. В суд начали обращаться десятки рыдающих матерей, чьи дети бесследно пропали.
В сентябре 1440 г. Жиля де Рэ обвинили в похищении и убийстве более 140 детей, принесенных в жертву дьяволу. Барон был арестован и предстал перед судом в Нанте. Он отрицал свою вину даже под угрозой отлучения от церкви. Однако церковный суд признал его виновным в ереси, а гражданский – в убийствах. 26 сентября 1440 г. под пыткой барон все же сознался во всех преступлениях. Не исключено, что во многих случаях он оговорил себя, чтобы избавиться от мучений. Ему стало ясно, что живым из подземелья инквизиции он уже не выйдет.
Жестокий владетель Тиффожа кончил свои дни на виселице. При огромном стечении народа его тело было брошено в огонь. Но некоторые историки и романисты ставят под сомнение его виновность, считая процесс сфальсифицированным. В смерти барона были заинтересованы многие, в том числе и герцог Бретани, активно участвовавший в суде. Это, однако, не делает фигуру барона-колдуна менее зловещей, а его характер и поступки – менее жестокими и деспотичными.
ВЛАД III ЦЕПЕШ ДРАКУЛА
(род. ок. 1431 г. – ум. в 1476 г.)
Господарь Валахии в 1448, 1456–1462 и 1476 гг., отличавшийся крайней жестокостью. Прототип главного героя знаменитого романа Б. Стокера о вампирах «Граф Дракула».
Благодаря многочисленным кинофильмам, снятым по роману ирландского писателя Брема Стокера, имя трансильванского графа-вампира Дракулы уже давно стало нарицательным. Однако прототип главного героя романа жил вовсе не в Трансильвании, а в Валахии. И его имя история вряд ли бы сохранила, если бы не невероятная даже для тех суровых времен жестокость валашского господаря Влада III по прозвищу Цепеш, что значит «кол». Так его назвали по излюбленному способу казни – сажанию на кол, которое Влад предпочитал всем другим. А второе его прозвище – Дракула – произошло от румынского «драк» – черт. Видно, было в воеводе нечто зловещее, нечеловеческое, раз именно этому имени суждено было пережить века, чтобы войти в историю литературы в качестве одного их родоначальников популярных ныне литературных страшилок – хорроров.
Влад Дракула принадлежал к знатному роду. В семнадцать лет он лишил престола валашского господаря Раду III, объявил себя господарем Валахии и вассалом венгерского короля Сигизмунда. Вскоре он изменил королю и переметнулся на сторону турецкого султана. В 1448 г. во главе турецкого отряда Влад двинулся на венгерский город Торговище и взял его. Но в конце этого же года Сигизмунду удалось захватить непокорного вассала, и тот был отправлен в изгнание. Несколько лет Дракула пробыл в Адрианополе, Молдавии и Трансильвании. Но в 1453 г. новый венгерский король Матьяш Корвин простил его, и Влад, возвратившись в Валахию, вновь стал ее господарем.
Однако вскоре отношения с венграми начали портиться. Влад начал жестоко расправляться с трансильванскими купцами и их семьями, не щадя даже детей и женщин. Их подвергали страшным пыткам и сажали на кол. Эта ужасная казнь, бывшая в большом ходу в пограничных с турками районах, предполагала медленную мучительную смерть казнимых. Рассказывали, что Дракула имел обыкновение во время пира или трапезы наблюдать за мучениями своих жертв на колу.
Но вскоре господарь избрал новый объект для своей ненависти. В 1453 г. турки взяли Константинополь и начали угрожать балканским землям. Дракуле пришлось платить дань не только венгерскому сюзерену, но и султану. Ежегодно турки требовали 10 тыс. дукатов и 500 юношей, и Влад люто возненавидел их.
Кончилось тем, что валашский господарь отказался платить дань. Султан направил к нему посольство. Узнав о том, что послам приказано завлечь его в ловушку, Влад подверг их жестоким пыткам. Предлогом послужило то, что турки отказались снять в его присутствии тюрбаны. Это запрещала их религия. Тогда Дракула приказал прибить тюрбаны к головам несчастных гвоздями. А находившихся в плену турок посадили на колы.
Когда султан Мухаммед II Завоеватель, явившийся для усмирения Валахии, увидел лес из колов, увенчанных телами казненных, он не удержался от слез. Вскоре он разбил войско Дракулы. Тот бежал в Венгрию, где его взяли под арест. Матьяш Корвин, присвоивший деньги Римского Папы, которые тот выделил на поход против турок, обвинил в этом валашского господаря. Дракула прожил в неволе около 12 лет, а потом вновь был посажен на трон Валахии. Венграм был нужен союзник в борьбе с турками, а ненависть Влада к ним и его доблесть на поле брани были хорошо известны.
Вскоре Дракула принял участие в венгерской кампании против турок, но в 1476 г. попал в засаду и был убит вместе с сыном.
Слухи о кровожадном господаре достигли даже Российского государства. В Европе о его «подвигах» ходило по рукам множество писаний. Одно из них привез в Россию посол русского царя при дворе венгерского короля Федор Курицын. На его основе было создано сохранившееся до наших дней «Сказание о мутьянском воеводе Дракуле».
Во времена Чаушеску в Румынии замалчивались злодеяния Влада Цепеша и всячески выпячивалась его роль в борьбе с турками. Роман Стокера был запрещен под предлогом оскорбления национального чувства румын. Придворные историки утверждали, что жестокость Влада была вызвана обстоятельствами. А последнего диктатора Румынии часто изображали на картинах или гобеленах в компании румынских воевод, среди которых одно из первых мест занимал Влад Цепеш. Возможно, поэтому во времена правления Чаушеску народ шептался о том, что в специальных детских садах содержат детей, кровь которых потом переливают престарелому диктатору для продления жизни, а после казни «гения Карпат» по улицам Бухареста носили изображения диктатора с огромными клыками. Народ кричал: «Чаушеску – Дракулеску».
Что касается кинематографа, то здесь Дракула, с легкой руки Стокера трансформировавшийся в вампира, уже много десятилетий занимает одно из первых мест по популярности. Было время, когда возле кинотеатров, где демонстрировались фильмы о нем, дежурили машины скорой помощи, чтобы срочно позаботиться о насмерть перепуганных зрителях. Его образ вдохновил на создание фильмов признанных мастеров Романа Полански и Френка Копполу, чьи киноленты «Бал вампиров» и «Дракула Брема Стокера» вошли в число кинематографических шедевров.
БАТОРИ ЕЛИЗАВЕТА (АЛЖБЕТА)
(род. в 1560 г. – ум. в 1614 г.)
Венгерская графиня. Владычица Чахтицкого замка (града) и принадлежащих к нему деревень. Известна особой садистской жестокостью по отношению к молодым девушкам и женщинам.
В XVI в. европейские нравы оставались не менее жестокими, чем в период варварства и средневековья. Не было исключением и Венгерское королевство. Известно, например, что вождь крестьянского восстания, мелкий шляхтич Дьердь Дожи, в наказание и назидание народу был заживо испечен на раскаленном железном троне. Правда, это была казнь, а в то время преступников по всей Европе казнили, используя чрезвычайно жестокие средства. Но факты, связанные с правлением владелицы Чахтицкого града, Алжбетой Батори, даже в то жестокое время были признаны из ряда вон выходящими. Пожалуй, ее имя можно поставить в один ряд только с французским маршалом Жилем де Рэ, прославившимся своей патологической жестокостью и под прозвищем Синяя борода увековеченным во французском фольклоре и сказке Ш. Перро.
Начало этой истории следует искать в венгерском граде Эчег, расположенном в болотистом крае Сатмарской жупы (уезда). В середине XVI в. здесь жили супруги Дьердь и Анна Батори. Замок почти 300 лет принадлежал их знатному и славному роду, который дал Венгрии несколько крупных исторических фигур. Среди них – семиградский (трансильванский) герцог Габор Батори и польский король Стефан Баторий.
В семье было четверо детей – сын Иштван и дочери Жофия, Клара и Алжбета. Все они, за исключением Алжбеты, ничем не выделились. Их имена наверняка были бы забыты, если бы не мрачная слава сестры, получившей в народных преданиях прозвище «кровавой госпожи». О ней были сложены легенды, одна страшнее другой.
Несмотря на знатность, дети Батори были не слишком образованны. Известно, что Алжбета, кроме венгерского, знала немного словацкий, еще хуже – латынь и немецкий. Это, однако, не мешало ей мечтать о блестящем положении при венском дворе императора, которому тогда принадлежала Венгрия. Девушка была очень красива и знала это.
Однако родители видели будущее дочери в выгодном браке. Они решили породниться с могущественным родом палатина Тамаша Надашди и выдали ее за сына палатина, графа Ференца – знаменитого воина и победителя турок.
Новой семье принадлежал Чахтицкий град, расположенный на одном из холмов Малых Карпат неподалеку от Чахтиц. К замковым владениям относились богатые села Брезовая, Чахтицы, Частковцы, Граховиште, Грушов, Корытное, Костолное, Крайное, Комарно, Костоланы, Лубина, Подолье, Старая Тура, Вадевцы, Вишневое, Врбовое, Закостоланы и Жилина. Жителей этих деревень граф и графиня могли казнить и миловать по своему произволу.
От брака Алжбеты и Ференца появились на свет четверо детей: сын Павел и дочери Анна, Катарина и Урсула. Однако Алжбету тяготил образ жизни почтенной хозяйки и матери семейства. Она мечтала о поклонниках, но ревность мужа лишала ее возможности кокетничать и принимать ухаживания кавалеров.
Война с турками заставляла Ференца подолгу отсутствовать дома. Чтобы раз и навсегда заставить жену блюсти верность, он однажды показал ей действие механической куклы, сделанной местными мастерами. В замок привели какого-то конокрада. По приказу графа полая внутри кукла, как две капли воды похожая на Алжбету в юности, раскрылась. Несчастного поместили внутрь, ужасная машина сломала ему ребра и спину, а затем пронзила насквозь ножами. Ференц же пригрозил обезумевшей от ужаса жене, что так поступит с каждым из ее любовников, буде таковые в его отсутствие появятся. Возможно, именно это стало причиной эмоционального сдвига графини. Несомненно, сыграла роль и неограниченная власть, которой пользовались венгерские магнаты по отношению к своим подданным. Судя по показаниям сообщников графини, кое-чему ее научил муж – доблестный воин, привыкший на поле брани не бояться крови и физических мучений. По его наущению жертвам всовывалась между пальцами пропитанная маслом бумага, а потом поджигалась. Ференц якобы уверял, что, будучи даже полумертвой, жертва придет в себя. Наложила свой отпечаток и природная жестокость графини. Хозяйка Чахтицкого замка была более чем строга к крестьянам и прислуге, которых часто подвергала мучительным наказаниям.
Годы шли. После смерти мужа, последовавшей в 1604 г., Алжбета вместо того, чтобы блистать в свете, по непонятным для людей ее круга причинам удалилась в родовой замок и стала вести жизнь отшельницы. Ее сын уехал учиться, дочери были выгодно выданы замуж. Вероятно, графине казалось, что жизнь прожита даром. Пятидесятилетняя женщина остро переживала старение, наложившее отпечаток на ее лицо и фигуру.
Легенды рассказывают, как однажды чахтицкая госпожа заглянула в зеркало и пришла в ужас от собственного отражения. Ей захотелось вернуть утраченную молодость. В те далекие годы люди, как и сейчас, верили в чудодейственные средства, способные продлить молодость. Алжбета призвала знахарку, которую подозревали в колдовстве и связях с дьяволом, и начала купаться в целебных отварах, использовать притирания. Но результаты не удовлетворили ее. Тогда знахарка, спасавшая свою жизнь, сообщила о чудодейственном влиянии ванн из крови девственниц – древний рецепт, известный всем средневековым колдунам и алхимикам. Страстное желание вернуть красоту пересилило страх вечного проклятия, налагаемого церковью за погубленную человеческую жизнь. Но графиня слышала рассказы о том, что даже папа Сикст V, лежа на смертном одре, пытался продлить свою жизнь человеческой кровью. А светского суда она тем более не боялась. Венгерская знать не вмешивалась в частную жизнь равных себе – это считалось неприличным.
Сохранилось предание о том, как Алжбета Батори, в первый раз увидевшая большую бочку, наполненную кровью, упала в обморок. Это, однако, ее не остановило. Наоборот, она решила приучить себя к виду крови. Поэтому жертв начали пытать. Заодно графиня приобрела склонность к садизму. Демон безумия был выпущен на свободу, и Алжбета пустилась во все тяжкие. В замке начали случаться непонятные смерти среди прислуги. Бывали случаи, когда хоронили сразу по нескольку девушек. Госпожа и ее ключница, Дора Сентеш, объясняли это внезапным мором.
Описывать подробности пыток, которым подвергались жертвы графини, – занятие явно небезопасное: всегда найдутся нездоровые особи, способные повторить патологический опыт. Это подтверждают и факты того далекого времени, связанные с Чахтицким замком.
Действовала графиня отнюдь не в одиночку. У нее были сообщники среди приближенных. Архивы сохранили имена главных пособников: служанка Анна Дарабул, Илона Йо, кормилица детей графини, уже известная нам ключница Дора Сентеш и горбун Ян Фицко, который приманивал девушек обещаниями хорошей работы и закапывал трупы. Сама Батори была явно нездоровым человеком. Но как тогда расценивать действия ее доверенных лиц? Лишь часть помогала госпоже, боясь жестокой расправы. Были и такие, кто давал ей советы по доброй воле и не без удовольствия. Именно такое впечатление складывается при чтении протокола судебного расследования.
Постепенно о Чахтицком замке стали ходить мрачные слухи. Все труднее стало набирать девушек в услужение. Гонцы графини начали вербовать жертв в отдаленных уездах. Когда девушки исчезали, их объявляли сбежавшими в страхе перед наказанием за какую-либо провинность. А высокородные дворяне, до которых доходили страшные рассказы, просто в них не верили. Проще было объяснить пропажи тем, что графиня продает девушек турецкому султану. Ведь этим промыслом не гнушались многие вельможи.
Уверенная в собственной безнаказанности, Алжбета Батори стала очень неосторожна. Приезжая в Вену, где у нее был роскошный дворец, она продолжала истязать служанок так, что крики несчастных были слышны за стенами. Монахи соседнего монастыря, возмущенные тем, что их покой нарушают, бросали в ворота и в окна черепки, но не удосужились выяснить, что же происходит за дворцовыми стенами. Подумаешь, – госпожа наказывает нерадивых служанок…
Очень возможно, что графиня дожила бы до преклонных лет, не подвергнувшись наказанию (в этом случае число ее жертв стало бы невероятным). Но Алжбета, совершенно потерявшая контроль над собой, в попытках сохранить красоту и молодость решила использовать «голубую» кровь юных дворянок. По ее приказу в замок были привезены девушки из мелких дворянских семей. Их родители, до которых не дошли зловещие слухи о чахтицкой госпоже, были несказанно рады, что ясновельможная пани обучит их дочерей манерам, необходимым для успеха в свете.
По приказу наместника края, палатина Дьердя Турзо, который не мог более оставлять без внимания жалобы, дошедшие даже до короля, в 1610 г. было начато расследование. Свидетелями выступили попавшие в заключение сообщники Батори. А публичное обвинение на суде было предъявлено священником из Чахтиц, Яном Поницен-Поницким.
Члены судебной коллегии из числа венгерского дворянства пришли в шок от выявленных фактов, но, стремясь сохранить престиж дворянства, осудили графиню на пожизненное заключение в подземелье ее собственного града. Там она и кончила свои дни в сентябре 1614 г. Ходили слухи, что Алжбета была отравлена.
Главная виновница чахтицкого кошмара пострадала менее всех. Заботливые дочери приставили к узнице прислугу. Тяжких физических страданий она также не испытала. А вот ее сообщники из числа чахтицкой прислуги на основании приговора от 7 января 1611 г. были подвергнуты страшной и мучительной казни. Перед сожжением на костре женщинам клещами вырвали пальцы рук. Архивные материалы свидетельствуют, что во время этой страшной процедуры жертвы-преступницы потеряли сознание и, на свою беду, пришли в себя только в пламени костра. Один из главных пособников графини, горбун Ян Фицко, который непосредственно в пытках участия не принимал, закончил свою жизнь на плахе. Но тело его было брошено в тот же костер, который поглотил женщин-изуверок. Примечательно, что среди казненных не было Анны Дарабул. Вероятно, к тому времени старуха, которой остальные преступницы отводили роль менторши в применении хитроумных пыточных инструментов, умерла и сообщницы пытались свалить на нее главную ответственность за содеянное.
Согласно показаниям обвиняемых число жертв Алжбеты Батори колеблется от 37 до 80. Однако различные авторы приводят значительно большие цифры – около 300. А в популярном романе словацкого писателя Йожо Нижнанского «Кровавая графиня (Чахтицкая госпожа)», в котором использованы исторические материалы, называются 610 жертв. Автор утверждает, что «это число чахтицкая госпожа собственноручно записала».
В истории кровавого произвола, учиненного Алжбетой Батори, современного читателя поражает прежде всего полная безнаказанность этих преступлений. Это, однако, вполне объяснимо. Даже современники считали те факты, которые рассказывали в народе, досужим вымыслом – так невероятны были подробности ее преступлений. Недаром современные исследователи готовы верить в садистские пытки, но в большинстве своем отказываются признать факты купания чахтицкой госпожи в крови девственниц, хотя магия, алхимия и сатанизм были характерными чертами той далекой эпохи.
САЛТЫЧИХА (САЛТЫКОВА ДАРЬЯ НИКОЛАЕВНА)
(род. в 1730 г. – ум. в 1801 г.)
Московская барыня, «мучительница и душегубица», уморившая более 100 своих дворовых девок и наводившая своими зверствами ужас на всю округу. Ее имя стало нарицательным для определения бессмысленной жестокости.
Дарья Николаевна Иванова родилась в 1730 г. в семье дворянина. Выйдя замуж за ротмистра лейб-гвардии конного полка Глеба Алексеевича Салтыкова, она родила двоих сыновей, а в двадцать шесть лет после смерти мужа осталась владелицей 600 крепостных душ и поместий в Вологодской, Костромской и Московской губерниях. Жизнь вдовы проходила в московском доме на Сретенке и в поместье Троицкое, где и происходили все кровавые события. За 7 лет Салтычиха замучила до смерти более 100 человек, в основном женщин, в том числе двух 12-летних девочек. Источники приводят разные цифры: от 120 до 139 человек, – из них 38 убийств доказанных.
Сегодня трудно удивить убийствами женщин и детей, пытками, масштабами казней. Вряд ли и во времена Салтычихи это было необычным делом. Тем не менее подмосковную мучительницу можно поставить на уровень печально известного графа Дракулы. Если в случае с последним поражает, парализует масштабность и настоящая потусторонность злодеяний, абсолютное зло – зло в чистом виде, – то в случае с Салтычихой вызывает ужас абсолютная грязь и тупость. В патриархальном подмосковном имении, благословенном и хлебосольном, в московском барском доме с самоварами, лапшой и походами в церковь молодая, здоровая, тупая барыня, не умеющая ни читать, ни писать, при полном попустительстве окружающих от скуки убивала ни в чем не повинных молодых женщин, девушек и девочек.
Пытки длились долго, смерти приходилось ждать часами, иногда несколько дней. Одну крестьянку после избиений загнали в пруд по горло (в ноябре). Через несколько часов ее вывели и добили, а труп бросили под окна Салтычихи. На труп матери «подельники» бросили живого младенца. Ребенок также умер не сразу. Современные психотерапевты и психиатры, будь у них чуть больше сведений о детстве и юности Салтычихи, наверняка нашли бы причины ее патологического поведения, объяснив его какой-либо болезнью. Однако факты говорят, что и Салтычиха, и нынешние изуверы вроде Чикатило, и следователи НКВД времен Сталина, и просто палачи обладают, как правило, редкостным здоровьем, живут до глубокой старости, даже в тюрьмах, и до самой смерти сохраняют ясный ум и ни в чем не раскаиваются. И до моратория на смертную казнь серийных убийц не казнили, не казнили и Салтычиху. Похоже, что все они знали, что будут жить долго.
В пытках и убийствах Салтычиха изобретательности не проявляла. Обычно она нападала на девок в то время, когда они мыли полы или стирали. Избивала их поленом, валком, утюгом, а когда уставала, гайдуки по ее приказу вытаскивали жертву во двор и пороли. При особом «вдохновении» Салтычиха привязывала жертву голой на морозе, морила голодом, обливала кипятком, выжигала волосы и вырывала уши раскаленными щипцами. В ее «команду» входили 2–3 гайдука, конюх, дворовая девка Аксинья Степанова и «поп». В материалах следствия говорилось просто о «попе». В те времена смерть официально удостоверялась священником или полицией при экстраординарных случаях. Видимо, Салтычиха имела своего священнослужителя, чтобы покрывать преступления. Но не только он – ее покрывали все. Как сказал один крепостной Салтычихи на следствии, если бы ей не дали распуститься, то ничего бы она и не совершила. В России жестокость помещиков по отношению к крепостным была обычным делом. Каждая губерния, каждый уезд, имел своего местного тирана. Поэтому понятно, почему москвичи и жители окрестных деревень, передавая из уст в уста жуткие слухи, ничего не предпринимали. Разгулу Салтычихи способствовали также полицейские и судейские чиновники, которые за взятки не давали законного хода жалобам на барыню, а самих жалобщиков возвращали помещице для расправы. Можно даже предположить, что Салтычиха имела покровителей при дворе.
Но не все так просто. Исследователи зверств Салтычихи обычно отводили ее крепостным роль бессловесных жертв, а это не совсем так. И до Степана Разина, и после Пугачева крестьяне отправляли на тот свет своих помещиков, жгли и грабили имения, пускались в бега. Управлялась крепостная Россия не помещиками и даже не их управляющими, а деревенскими старостами, которые сами были крепостными. Практически не было старосты без стандартного набора грехов – порча девок, поборы в свою пользу, воровство, отправка в солдаты неугодных, пускание по миру непокорных. И Троицким правила не людоедка Салтычиха, а крепостной староста Михайлов.
Когда Салтычиха прислала в село труп замученного ею крестьянина Андреева, чтобы захоронить без церковного и полицейского освидетельствования, Михайлов быстро разобрался в юридических нюансах и понял, что окажется виноватым. Он не только не захоронил труп, но и запретил это делать кому бы то ни было.
Гайдук Богомолов, что привез труп, тоже испугался последствий и поехал в Москву в Сыскной приказ с жалобой на барыню. Пришлось Салтычихе для того, чтобы замять дело, обратиться к чиновнику полицейской канцелярии Ивану Ярову. Тот провел разъяснительную работу с Михайловым, и староста, убедившись, что он сам вне подозрений, дал ложные показания. Дело закрыли.
Другой пример: «безутешная вдова» имела многолетний роман с землемером Тютчевым. Когда ее взяли под домашний арест, любовь прошла и Тютчев женился на простолюдинке. Салтычиха предательства не простила и устроила два заговора с целью убийства и бывшего любовника, и его жены. Оба заговора провалились, так как гайдуки не собирались их исполнять. У неграмотной Салтычихи были грамотные крепостные: они спокойно забивали до смерти безответных девушек, но понимали, что убийство дворянина, государственного чиновника – это уже совсем другое дело.
Пока Салтычиха занималась пытками, дворовые подельники ее же обворовывали. Староста Михайлов шантажировал крестьян, он всегда мог отправить женщину из неугодного дома на мытье полов к барыне. Даже соседям-помещикам, вольно или невольно, была выгодна Салтычиха. На ее фоне они для своих крепостных были просто ангелами. Кровь невинных жертв прямо или косвенно была на многих. Это понимали следователи, занимавшиеся делом Салтычихи.
Это один из немногих случаев в истории российской юриспруденции, когда дело, имевшее политический подтекст, было расследовано полностью и объективно, а все виновные понесли наказание, включая государственных и полицейских чиновников. На то были свои причины. На российский престол взошла Екатерина II. Молодая царица и ее окружение, прежде всего граф Орлов, пытались провести прогрессивные реформы. Екатерина хотела завоевать любовь народа и делала все, чтобы русский народ видел в ней заступницу, справедливого монарха.
Летом 1762 г. крестьяне Савелий Мартынов и Ермолай Ильин (у последнего Салтычиха последовательно убила трех жен) бежали в столицу и подали императрице жалобу на барыню. Можно только представить, сколько мужества потребовалось для того, чтобы решиться на этот шаг. Екатерина II прореагировала немедленно. Высокопоставленные чиновники прибыли в Москву и взяли Салтычиху под домашний арест. Императрица держала расследование на личном контроле.
17 мая 1764 г. на Салтычиху завели уголовное дело. Целый год два следователя работали в Троицком и на Сретенке. Из тайников Сыскного приказа были подняты жалобы и показания крестьян. Они стали приговором для многих чиновников-мздоимцев. Екатерина II не жалела ни сил, ни средств для полного расследования дела. Для нее это было важно по многим причинам. Дело Салтычихи было хорошим поводом для проведения кадровых чисток и перестановок в полиции и государственном аппарате в целом. На этой волне можно было провести ряд прогрессивных реформ и преобразований, одновременно продемонстрировав миру лучшие качества новой императрицы. Была и еще одна причина, лежавшая на поверхности. Нетрудно представить, как относилась патриархальная Москва к новой столице, к ее западным нововведениям, идеям, да и всем жителям Петербурга. Дело Салтычихи дало законный повод заменить «старую гвардию» на лояльных управленцев. Одновременно Екатерина II завоевала симпатии москвичей, показав на деле способность бороться с мздоимством, жестокостью, рутиной. Матушка-царица проявила заботу о народе и его правах.
Следствие длилось 6 лет. Салтычиха была признана виновной и приговорена к смертной казни. Все чиновники-мздоимцы, покрывавшие убийцу, были лишены званий, имущества и отправлены в ссылку. Сообщники Салтычихи – крестьяне, дворовые люди и «поп» – по приговору юстиц-коллегии были наказаны кнутом с вырезанием ноздрей и сосланы в Нерчинск на вечные каторжные работы.
2 октября 1768 г. Екатерина II утвердила окончательный приговор Салтычихе:
«1. Лишить ее дворянского звания и запретить во всей нашей империи, чтоб она никогда никем не была именована названием рода ни отца своего, ни мужа.
2. Приказать в Москве вывести ее на площадь и приковать к столбу и прицепить на шею лист с надписью большими словами: «Мучительница и душегубица».
3. Когда выстоит час она на сем поносительном зрелище, то, заключена в железы, отвести в один из женских монастырей, находящийся в Белом или Земляном городе, и там подле которой ни есть церкви посадить в нарочно сделанную подземную тюрьму, в которой посмерть ее содержать таким образом, чтобы она ниоткуда в ней света не имела».
После гражданской казни Салтычиху заключили в подземную тюрьму Соборной церкви Ивановского девичьего монастыря. Здесь она просидела до 1779 г., а затем до самой смерти – в застенке, пристроенном к стене храма. Всего в заключении Салтычиха прожила 33 года и ни разу не обнаружила ни тени раскаяния.