Чем дальше мастер Натаниэль продвигался на север, тем становилось теплее; казалось, что он путешествовал вспять по месяцам года.
Проехав полпути по направлению к Лебеди, он привязал коня к дереву, прилег отдохнуть и нечаянно задремал.
Внезапно его разбудил сухой короткий смешок. Оглянувшись, он увидел рядом с собой старика с неестественно яркими глазами.
– Клянусь Копчиком Моей Двоюродной Бабушки, я вас не знаю. Кто вы такой? - раздраженно осведомился мастер Натаниэль.
Старик закрыл глаза, сделал несколько глотательных движений и, гримасничая, прокричал:
– Кто я? И кто ты?
Разгадай мою загадку,
Иди и смотри!
Затем он затопал ногами, словно сказал со всем не то, что собирался сказать.
"Что это еще за тип?" - подумал мастер Натаниэль и снова закрыл глаза в надежде, что старик уберется восвояси. Но тот и не думал уходить, более того, он бесцеремонно уселся рядом и время от времени подталкивал его локтем, словно пытаясь окончательно отогнать сон.
– Что ты пристал ко мне? - с недоумением повернулся к нему мастер Натаниэль.
– Я дою голубых овец,
Я вяжу снопы из красных цветов,
Я тку предания мертвых часов, -
старик продолжал говорить загадками.
– О, в самом деле? Ну так и отправляйся доить своих красных овец… А я хочу спать, - и мастер Натаниэль натянул шляпу на глаза.
Резкая боль заставила его подскочить. Старик ткнул его посохом в живот, а теперь стоял, слегка склонив голову на бок и глядя на него пугающе яркими глазами.
– Что ты себе позволяешь! - сердито закричал мастер Натаниэль. - Ты мне надоел, старик, оставь меня в покое!
Но тот указывал на дерево, произнося при этом какие-то короткие нечленораздельные звуки.
Потом он подошел ближе и, приблизив губы к самому уху мастера Натаниэля, прошептал:
– Что это такое: дерево и все-таки не дерево, человек и все же не человек, немой, но может рассказывать тайны, не имеет рук, но может ударить?
Затем, поднявшись на ноги, он отступил на несколько шагов, как бы проверяя впечатление, произведенное его словами, и теперь стоял, потирая руки.
"Кажется, он немного того…" - подумал мастер Натаниэль и добродушно спросил:
– И какой же ответ у твоей загадки, а?
Но старик опять утратил способность изъясняться членораздельно и мог только без конца повторять взволнованно:
– Копай… копай… копай…
– Копай… копай… копай… Вот, значит, какой ответ у твоей загадки, да? Если ты хочешь мне что-то сказать, не мог бы ты выражаться хоть чуточку яснее?
И вдруг он вспомнил старое суеверие: Молчальники, или мертвецы, возвращаясь в Доримар, могут изъясняться только загадками или обрывками рифм. Он внимательно посмотрел на старика.
– Кто ты? - снова спросил мастер Натаниэль. Последовал тот же ответ:
– Копай… копай… копай…
– Попробуй-ка назвать мне свое имя. Старик крепко зажмурил глаза, глубоко вздохнул и, явно совершая невероятное усилие, очень медленно произнес:
– Лови-воз-мож-потребн-потребн… копай… копай… Меня зовут Пор-ту-нус.
– Ну вот, наконец получилось. Значит, тебя зовут Портунус?
Но старик нетерпеливо затопал ногами.
– Работа! Работай!… - кричал он.
– Ты хочешь, чтобы я помог тебе в чем-то, старина? - спросил мастер Натаниэль.
Но старик раздраженно покачал головой.
– Работник, - удалось ему выдавить. - Копай… копай…
Тут он разразился прескверными виршами:
– Копай и рой, рой и копай.
Кобылу в бричку фермера запрягай.
Наконец мастер Натаниэль оставил всякие попытки добиться от него чего-нибудь вразумительного и отвязал коня. Но когда он попытался сесть верхом, старик схватился за стремя и, умоляюще глядя на него, стал опять повторять:
– Копай… копай… копай…
Мастер Натаниэль вынужден был оттолкнуть его довольно грубо. Но еще долго после того, как он потерял его из виду, до него доносился голос, кричавший где-то далеко:
– Копай… Копай…
"Интересно, что же этот старикан пытался мне сказать?" - задумался мастер Натаниэль.
Утром следующего дня он прибыл в деревню Лебедь.
Здесь осень едва достигла своей великолепной кульминации. Золотые и багряные деревья пламенно разыгрывали свое неподвижное действо на фоне вечнозеленых сосен, темнеющих вдали, на склонах гор.
– Клянусь Золотыми Яблоками Запада! - пробормотал мастер Натаниэль. - Я и не подозревал, что эти проклятые горы рядом. Как хорошо, что Ранульф далеко и в безопасности.
Расспросив о местонахождении фермы Бормоти, он свернул с большой дороги в долину - очень красивую в осеннем убранстве. Виноград уже собрали, вместо плодов его лозы были украшены золотом и пурпуром. Отдельные узкие продолговатые листочки дикой вишни еще сохранили свой бутылочно-зеленый цвет, тогда как другие, растущие на той же веточке, приобрели нежный розовато-оранжевый оттенок, похожий на мясо лосося. Цветовая гамма шелковицы рас тянулась от канареечно-желтого до травянисто-зеленого. Рябина стала волшебно-розовой (и этот цвет соперничал по красоте даже с ее алыми ягодами), густо посаженная рядом олива всем своим видом выражала готовность воспламениться от ее огня и украсить свой нежный, пепельно-серый наряд. Тропа была сплошь усеяна оливками, похожими на черный блестящий помет какого-то невиданного зверя. Березы дрожа ли и трепетали, словно каждая их ветвь - золотая удочка, подрагивающая в таинственных водах. Стоял один из тех таинственных осенних дней, когда все кажется очень ярким, хотя солнце спряталось за облаками, а лучезарные деревья с легкостью внушают, что именно они являются источником света, затопившего долину.
Изредка пролетала крохотная желтая бабочка, словно желтый листок, оторвавшийся от одной из берез; время от времени один из дубов, терял желудь, падавший с глухим стуком, - словно для того, чтобы напомнить о своем безмятежном существовании.
Мастер Натаниэль не встретил ни души с тех пор, как выехал из деревни, однако время от времени он видел вдалеке, сквозь виноградники, пахаря, шагающего за плугом, и его рубаха была тем недостающим голубым штрихом, который превращал картинку в легенду. Иногда виднелся голубой дымок, выдававший близость человеческого жилья. Какой-то одинокий петух важно расхаживал перед красной виноградной лозой, как торговец - перед своим товаром, щеголяя, словно для рекламы, гребешком еще более яркого цвета, чем виноградные листья. Неподалеку шелестел тростник, лежащий около костра для просушки; он поблескивал матово-белым и розовато-серым и напоминал экзотические фруктовые деревья в цвету. Живописными были даже звуки в долине: позвякиванье бубенчиков вызывало в воображении стада коз; лай собак рисовал образ уютного фермерского домика и крылечка, залитых солнцем.
Пока мастер Натаниэль ленивой трусцой ехал по тропинке, его мысли обращались к фермеру Бормоти, который наверняка много раз точно так же проезжал по этим местам и слышал и видел в точности то же, что он слышит и видит сейчас.
Да, фермер Бормоти был когда-то таким же живым человеком, как он сам. И миллионы других, чьих имен он никогда не узнает - тоже. А однажды он сам станет узником, заключенным в памяти других людей. А потом останется только в нескольких словах, вырезанных на камне. Что это будут за слова?…
Вдруг его охватило неодолимое желание снова обнять Ранульфа. Как приятно было думать, что сын ждет его на ферме!
Мастер Натаниэль, должно быть, уже приближался к цели своего путешествия, потому что вдалеке можно было различить силуэт женщины, стирающей белье в каменном корыте.
"Интересно, это и есть вдова? " - подумал мастер Натаниэль, и легкий холодок пробежал у него по спине.
Но прачка оказалась совсем молоденькой девушкой.
Мастер Натаниэль решил, что это, видимо, Хейзел.
Он остановил коня и спросил, это ли ферма Бормоти.
– Да, сэр, - коротко ответила Хейзел, немного испуганно и в то же время вызывающе, что было характерно для ее манеры говорить.
– Ну что ж, тогда все в порядке. Но мне сказали, что я найду процветающую ферму, а о том, что фермером будет такое очаровательное создание, предупредить забыли. - И он задорно подмигнул.
Такая манера обращения с молодыми женщинами не была свойственна мастеру Натаниэлю. Но он заранее придумал роль, которую собирался разыграть на ферме, и уже вошел в образ.
Как выяснилось, этот комплимент оказался удачным. Хейзел всегда обижалась, если в ней не признавали законную владелицу фермы, поэтому обращение мастера Натаниэля к ней как к фермерше растопило ее сдержанность и вызвало очаровательную улыбку, образовавшую на щечках две прелестные ямочки.
– Если вы приехали посмотреть ферму, то для нас будет удовольствием показать все, что здесь есть, - любезно сказала она.
– Спасибо, большое тебе спасибо. Я торгую молочными продуктами в Луде-Туманном. А сегодня не постоишь спокойно у себя за прилавком, если хочешь удержаться на поверхности. Конкуренция, милая, конкуренция - вот что не дает спать таким старикам, как я. Да, помню времена, когда во всем Луде было не более шести молочников, а теперь их столько же на одной моей улице. Поэтому я решил сам поехать и посмотреть, где можно достать хорошие молочные продукты. Самое лучшее - убедиться во всем собственными глазами.
Тут он пустился в подробный отчет обо всех фермах, на которых якобы побывал. Но больше всего, сказал он, ему понравилась ферма, принадлежащая его старому другу, - и он назвал имя фермера, жившего неподалеку от Лунотравья, у которого, по его предположению, должны были сейчас находиться Ранульф и Люк.
При этих словах Хейзел взволнованно глянула на него и робко спросила, не видал ли он там двоих: юношу и мальчика - сына Сенешаля.
– Ты имеешь в виду юного мастера Ранульфа Шантиклера и Люка Коноплина? Конечно же, я их видел! Это они посоветовали мне поехать сюда… И я им очень благодарен, потому что нашел здесь то, на что стоило посмотреть.
На лице у Хейзел появилось явное облегчение.
– О!… Я так рада, что они там, - промолвила она дрожащим голосом.
"Люк явно не терял времени зря - вот пройдоха!" - подумал мастер Натаниэль, продолжая развлекать девушку разговорами.
Очень скоро Хейзел освоилась в обществе веселого и жизнерадостного торговца молочными продуктами и стала непринужденно болтать, что с ней случалось нечасто. Мастер Натаниэль, конечно же, ловил каждое ее слово.
– Но, дитя мое, ты, кажется, все время только работаешь и никогда не веселишься! - воскликнул он наконец. - Разве здесь никогда не бывает развлечений и пирушек?
– Иногда мы танцуем по вечерам, когда приходит Портунус, - ответила она.
– Портунус? - воскликнул он. - Кто это? Хейзел нахмурилась.
– Это старый ткач со скрипкой, - сдержанно ответила она.
– Немного чокнутый?
Вместо ответа девушка только подозрительно взглянула на него и в свою очередь спросила:
– Вы знаете Портунуса, сэр?
– Да, кажется, я встретил его где-то на пол пути от Луда. Мне показалось, что у старика что-то было на уме, но он никак не мог высказаться - я знавал многих попугаев, которые говорили внятней, чем он.
– О! Я тоже часто так думаю! Действительно, у него есть что-то на уме, - сказала Хейзел, подхваченная новой волной откровенности. - Он как будто изо всех сил пытается вам сказать что-то важное. А еще он часто ходит за мной, словно хочет, чтобы я что-то для него сделала. И я иногда думаю, что надо попытаться помочь ему, но его вид приводит меня в содрогание, и я ничего не могу с этим поделать.
– Приводит тебя в содрогание, правда?
– Да! - сказала она, поежившись. - Если бы вы видели, как он жадно ест зеленые фрукты! Он делает это как-то не по-человечески! А еще он напоминает мне кота, который приготовился к прыжку. О, он такой противный! И злобный! Но, может быть, этому не стоит удивляться, если… - И она запнулась.
Мастер Натаниэль пристально посмотрел на нее.
– Если - что? - спросил он.
– О, это только всякие глупости, которые рассказывают здешние крестьяне, - уклончиво ответила Хейзел.
– Что он - э… скажем, один из тех, кого вы зовете Молчальниками?
– Откуда вы знаете? - девушка снова посмотрела на него с подозрением.
– О, я догадался. Видишь ли, с тех пор, как я приехал на Запад, мне приходилось слышать много подобных разговоров. Ну что ж, старик несомненно хотел сообщить мне что-то, но не очень внятно изъяснялся. Он только все время повторял снова и снова: "Копай, копай".
– Это его любимое слово, - улыбнулась Хейзел. - Старухи говорят, что он пытается назвать свое имя. Видите ли, они думают, что он - Молчальник, который вернулся сюда, а когда он жил на земле, то был работником по имени Копайри Карп.
– Копайри Карп? - изумился мастер Натаниэль.
Хейзел удивленно посмотрела на него.
– Вы знали его, сэр? - спросила она.
– Нет, нет, не совсем. Но мне кажется, я где-то слышал это имя. Хотя можно сказать, что в этих краях оно достаточно распространенное. Ну и что же они говорят об этом Копайри Карпе?
Хейзел смутилась.
– Много они не говорят, сэр, по крайней мере, мне. Иногда мне кажется, что здесь кроется какая-то тайна. Я только знаю, что он был веселым и добрым, его все любили, и еще он был удивительным скрипачом. Но он плохо кончил, хотя я никогда не слышала, что же случилось с ним на самом деле. А еще говорят, - тут она понизила голос, - что, уйдя к Молчальникам, человек становится злобным и вредным, даже будучи добрым при жизни. А если с ним когда-то плохо обошлись, то от этого он будет еще вреднее. Мне кажется, он хочет сказать нам что-то, а иногда я думаю, что это как-то связано со старой каменной гермой* [Четырехгранный столб, увенчанный скульптурной головой или бюстом.] у нас в саду… Он так любит танцевать вокруг нее.
– В самом деле? А где находится эта старая герма? Я хочу увидеть все здешние достопримечательности, чтобы оправдать расходы на путешествие!
И мастер Натаниэль вновь надел личину жизнерадостного торговца молочными продуктами, которую в возбуждении нечаянно сбросил.
По дороге в сад Хейзел взволнованно произнесла:
– Может быть, вы не слышали, сэр, но я живу здесь со своей бабушкой, правда, она мне не настоящая бабушка, но я ее так называю. И… и… ну, она, кажется, очень любит старого Портунуса, и, может быть, вам лучше не упоминать при ней, что вы его встретили.
– Прекрасно, я не упомяну о нем при ней, по крайней мере, сейчас, - и он мрачно улыбнулся.
Хотя фрукты в саду уже собрали, но благодаря красным и желтым листьям, а также чудесным рубиново-красным веткам персиковых деревьев фон у старой гермы был достаточно живописным, вдобавок ее увили бордовые и золотые побеги винограда.
– Мне часто кажется, что она - дух фермы, - сказала Хейзел, застенчиво глядя на мастера Натаниэля. Но, к ее немалому изумлению, увидев герму, он хлопнул себя по ляжкам и захохотал:
– Клянусь Солнцем, Луной и Звездами! - воскликнул он. - Да это же ответ на загадку Портунуса: "Дерево - не дерево, человек - не человек". - И он повторил Хейзел слова, которые удалось произнести Портунусу.
– "Не имеет рук, но может ударить; немой, но рассказывает тайны", - повторила она за ним. - Ты можешь ударить и рассказывать тайны, мой старый друг? - спросила она, поглаживая серый, поросший лишайником камень. Но тут же смутилась и засмеялась.
Хейзел была уверена, что неожиданный гость приехал, чтобы провести несколько дней на ферме, и, повинуясь законам деревенского гостеприимства, распорядилась отвести его коня в стойло и приготовить лучшую комнату в доме.
Когда он спустился к обеду в большую кухню, вдова Бормоти сердечно его приветствовала.
Они сели за стол, и через несколько минут Хейзел сказала:
– Бабушка, этот джентльмен приехал с фермы, что неподалеку от Лунотравья, куда отправились юный мастер Шантиклер и молодой Коноплин. И он говорит, что у обоих цветущий вид, и они передают нам привет.
– Да, - радостно поддержал мастер Натаниэль, всегда готовый пофантазировать, - мой старый друг фермер в восторге от них. В Луде ходили слухи о болезни юного Шантиклера, но, по-моему, вы совершили с ним просто чудо, потому что лицо у него такое же круглое, как сыр Лунотравья.
– Я рада, что вам понравилось, как выглядит юный джентльмен, сэр, - сказала вдова довольным тоном. Но в ее глазах блеснула тревога.
После обеда мастер Натаниэль погрузился в раздумья, вышагивая взад-вперед перед домом.
Его мысли снова и снова возвращались к этому странному старику - Портунусу.
Неужели он когда-то был Копайри Карпом, а теперь вернулся, чтобы попытаться что-то сообщить?
Мастера Натаниэля больше занимали метафизические, а не практические стороны ситуации, и это было для него характерно. Если Портунус в самом деле был Копайри Карпом, тогда эти сжатые поля и виноградники, эти золотые и багровые деревья будут лишены покоя и надежности. Ибо он наконец осознал, что бальзам, источаемый безмолвными предметами на его душу, - всего-навсего уверенность в том, что страсти и муки человеческие бессмысленны, непродолжительны и не имеют корней; они не более долговечны на фоне мироздания, чем клубящийся голубой дымок осенних костров из сорной травы и мусора.
Да, все, что доходило оттуда, хотя до сегодняшнего дня он никогда не слышал ничего конкретного, свидетельствовало о том, что в Стране Фей существовала только иллюзия - там были жизнь и смерть, вот и все. Однако всегда ли это приносило ему успокоение? Бывало, что общество безмолвных предметов наводило на него ужас.
Но он слишком долго предавался бесплодным размышлениям. Нужно было что-то делать. Был ли Портунус призраком Копайри Карпа или просто свихнувшимся стариком, в любом случае он явно хотел что-то рассказать - и это касалось гермы в саду. Конечно, его сообщение могло не иметь ничего общего с убийством фермера Бормоти, но, памятуя о вышивке, мастер Натаниэль чувствовал, что было бы неразумно пренебречь возможным ключом к тайне.
Он снова повторил про себя слова старика: "Копай, копай… "
И вдруг мастера Натаниэля осенило - а почему бы не понять это в прямом смысле? Да ведь вместо первых слогов имени Копайри Карп это может быть просто повеление копать… Очевидно, в этом случае копать надо под гермой. И он решил сделать это при первой удобной возможности.