Поселок, находившийся всего в десятке километров от Мурусвальда, походил скорее на маленький городок с ухоженными чистыми улочками, цветниками и дамами в накрахмаленных платьях в сопровождении господ. В поселке даже существовали собственный небольшой театр, школа музыки и театрального искусства, множество мастерских и книжных лавок, а также сад с лечебными растениями – гордость местных лекарей. Столько уникальных трав, сколько выращивали здесь, нельзя было найти даже в столице. Конечно, на окраинах все еще процветала фермерская жизнь, и возделанная земля кормила не одно поколение жителей. Евандер знал, что устроенный здесь привал даст замечательную возможность Винсенту обогнать их отряд, и если его друга ничто не задержит, то он пройдет Мурусвальд раньше, чем лжепринцесса ступит на дорогу к городскому храму.

Жители Мурусвальда по праву гордились монументальным сооружением, украшавшим центральную площадь. Городской храм в десятки раз превосходил размерами храм у озера, в котором совершали жертвоприношение; у его дверей собирались сотни и сотни тысяч прихожан, внимая служителям Санкти, а на протяжении многих веков монаршие дети следовали традиции, вознося молитвы в храме во второй столице, пусть это и не требовалось для ритуала. Со временем простая молитва обросла ворохом деталей и превратилась в обряд, который стал представлением для народа, и уже мало кто помнил, что ко второй столице само жертвоприношение не имеет никакого отношения.

Евандер догадывался, что Агату поведут в городской храм, чтобы не вызвать подозрений у народа, и надеялся, что настоящая принцесса не побоится пропустить необязательную для ритуала молитву, выигрывая себе тем самым еще немного времени.

В поселении поблизости второй столицы лжепринцессу уже ждали. Новость о том, что ее высочество прибудет со дня на день, разнеслась как пожар, и каждый житель желал увидеть монаршую дочь хоть краешком глаза. Самые любопытные встречали процессию возле въезда в поселок, размахивая знаменами с изображением белой лошади на синем поле – гербом Мурусвальда.

Агата заинтересованно выглядывала из кареты, не внимая наставлениям Евандера, – лжепринцесса игнорировала своего рыцаря после того, как вывихнула ногу.

– Ваше Высочество! – Евандер в который раз попытался привлечь внимание госпожи, но она продолжала делать вид, что его не существует. Заметив флаги, страж отвлекся на радостные лица встречающих.

«Жаль, настоящая принцесса не увидит радости своих подданных», – подумал он мельком.

– Добро пожаловать, Ваше Высочество! – пробасил широкоплечий мужчина, ударяя рукой по доспеху. Агата еще больше вытянула шею, желая рассмотреть «своих» подданных. – Мы будем бесконечно счастливы принимать вас в нашем уютном поселке, пусть и недолго. Пир в честь милостивой принцессы уже подготовлен, и после него мы с честью сопроводим вас до второй столицы. Мурусвальд откроет вам свои ворота уже этой ночью.

Позади кареты послышался довольный гул стражи. Евандер, понимая, что упустил что-то важное, спросил взволнованного мужчину:

– Ее Высочество не останется в поселке до завтра?

Услышь эти слова Силиус, по его желанию Евандер вылетел бы и из седла, и из процессии в целом.

Встречающий настороженно ответил:

– Как и просил господин Феликс, все необходимые приготовления были сделаны еще ночью. Мои люди со всей тщательностью собрали провизию, строго следуя списку, и я не посмею надолго задерживать Ее Высочество.

Евандер почувствовал, как воображаемая петля на его шее резко затянулась.

Громадный Мурусвальд был виден даже отсюда – шпили домов сизой дымкой нависали над горизонтом. Им достаточно нескольких часов, чтобы туда добраться, тогда как Винсент, по его подсчетам, окажется там не ранее завтрашнего утра, и нет ни одного шанса, что ему удастся выйти раньше них к храму у озера.

– Тенебрис подери… – прошептал Евандер.

«Нужно что-то делать», – набатом звучала мысль, пока он лихорадочно пытался найти решение.

* * *

Пиршество было в самом разгаре. В большом зале, вместившем около сотни гостей, воздух полнился голосами, и у Евандера закладывало уши. В отличие от своего охранника Агата чувствовала себя великолепно: в роскошном алом платье, с драгоценностями на шее и в волосах – лжепринцесса ощущала на себе десятки восхищенных взглядов. Сегодня она – самое необычное зрелище, и чувство собственного великолепия наполняло душу ее пьянящей радостью.

Евандер с интересом отмечал, как элегантно двигалась его госпожа, сколько явного снисхождения сквозило в ее взгляде. Людей, которые восторженно окружили самозванку, она полностью подкупила лишь своим обликом. Хозяин поместья, в котором принимали ее высочество, упивался собственной значимостью – после сегодняшнего приема его авторитет среди жителей поселка вырастет до невиданных высот, ведь сколько гостей прибыло к нему вслед за принцессой! Даже сын графа, ведомый любопытством, приехал из Мурусвальда, чтобы увидеть дочь короля раньше жителей второй столицы. Евандер продолжал наблюдать за Агатой и гадал, кто же она на самом деле: в лесу она вела себя как сельская девица, неожиданно получившая власть над другими; сейчас же, в зале, полном почитателей, Агата предстала знатной дамой, очаровав всех присутствующих в зале. Силиус и Феликс тоже наблюдали за своей протеже, надеясь, что лжепринцесса никому не покажется странной. Но вроде жителям поселка она понравилась, и они готовы были целовать подол ее алого платья в знак ничего не стоящего восхищения.

Сын графа, Орфей, быстро пал жертвой очарования принцессы и с завидным упорством боролся за внимание Агаты. Прекрасно понимая, что его ничто не может связывать с госпожой, чья жизнь стремительно подходит к концу, он мечтал прослыть тем, кто успел украсть ее сердце за один вечер. Орфей уже предвкушал истории, которые будут пересказываться по всему королевству: о прекрасной любви, разбившейся о жестокие традиции. Образ романтичного героя, наполненный еще юношескими мечтами и представлениями о высоком, будет воспеваться в балладах не один век. Он станет героем, чья душа искромсана потерей, и симпатия народа ему будет гарантирована.

Агата наслаждалась разговором с благородным незнакомцем, радуясь его вниманию и понимая, что несколько мгновений фантазии не повлияют на ее жизнь, но смогут оставить поистине незабываемые воспоминания. Орфей, опережая стоявшего рядом хмурого мужчину с длинными волосами, схватил с подноса последний бокал с игристым вином и предложил принцессе:

– Наше лучшее вино, Ваше Высочество, но даже его изысканный оттенок едва сравнится с вашим нарядом. Вы словно роза, с чьей красотой не посмеет соперничать ни один другой цветок. – Комплименты сыпались, словно осенние листья в грозу, и Агата довольно улыбалась, прекрасно зная им цену – даже капля вина в ее бокале стоит дороже; вино сильно отдавало травами, и лжепринцесса, впервые попробовав дорогой напиток, довольно прикрыла глаза.

– Ваши слова слаще вина, Орфей. – Агата чувствовала, как горят ее щеки. Ей казалось, что она тонет в мягкой патоке, и это было последнее ощущение, которое она запомнила перед тем, как потерять сознание. Бокал упал на натертый до блеска пол, а следом за ним упала и принцесса.

Шум, звучавший на протяжении пиршества, разом прекратился, и никто не решался приблизиться к страже, окружившей принцессу. Пока Феликс аккуратно поднимал бесчувственную Агату, Евандер взял ее бокал, и, поднеся его к лицу, сразу почувствовал травяной запах, кооторый не вызвал подозрения у Агаты.

– Принцессу отравили! – взревел он, доставая свой меч, за ним обнажила клинки вся охрана ее высочества. Господин Орфей в панике судорожно замотал головой:

– Это не я, не я…

– Схватите его, – приказал Силиус, не обращая внимания на ужас, прокатившийся по рядам гостей.

– Постойте, здесь какая-то ошибка, – начал хозяин поместья, но увидев негодование седовласого рыцаря, тотчас замолчал.

– Зовите лекаря, – вмешался Феликс, державший принцессу на руках. – Живо! – заорал он, и слуги бросились прочь из зала.

Покои для гостьи нашли мгновенно, а лекарь явился туда несколькими минутами позже принцессы. Всех посторонних выставили за дверь.

– Остаешься здесь и глаз с нее не спускаешь. Про твою беспечность еще поговорим, – приказал Феликс Евандеру, направляясь к выходу.

Евандер подумал, что зал, откуда не выпустили ни одного гостя, сейчас станет комнатой для допроса: командир направился именно туда, и от его чеканного шага дрожали стены.

Евандер, прислонившись к холодной стене, закрыл глаза, борясь с желанием разбить ее головой, чтобы вытрясти из себя дурные мысли. Понимание произошедшего наконец обрушилось на него – он отравил самозванку. Нахальную девчонку, которая по его вине теперь может не выжить. Спрятав лицо в ладони, Евандер прокручивал события торжества снова и снова, пытаясь понять, мог ли он хотя бы не дать Агате упасть.

«Не было выхода, не было», – повторял он про себя словно молитву. Несколько редких трав, раздобытых недалеко в аптекарском огороде, шум праздничного обеда, бестолковый мальчишка, мысли которого угадать мог и дурак, ловкость рук, чтобы подсунуть нужный бокал, и Агата потеряла сознание, а у него не было ни малейшего шанса не выдать себя, чтобы подбежать и спасти ее от удара при падении. Орфею необходимо переломать руки – растяпа даже не дернулся помочь ей.

Какой-то ритмичный звук вернул его к реальности, и Евандер понял, что все-таки бьется головой об стену. От отвращения к себе его мутило, и впервые страж подумал, как ненавидит Винсента за то, что тот, не зная, поставил его в такое положение; ненавидит сумасшедшего правителя за то, что ему захотелось поиграть жизнями дочери и десятка других ни в чем не повинных людей; ненавидит себя за то, что не нашел другой путь – такой, чтобы ему не пришлось подставлять под угрозу Агату.

* * *

За сотни километров от Евандера мучился еще один человек. Он отличался от молодого воина решительно всем – и внешностью, и возрастом, и положением в обществе, однако роднила их причина терзаний. Внешне короля Антония сложно было назвать мучеником, а сейчас он и вовсе скорее походил на зверя, которого раздразнили сырой кровью, а после оставили в клетке биться в ярости и жажде растерзать обидчика.

Король, расхаживая от стены к стене подвала, в нетерпении похлопывал кнутом по ноге. Начальник королевской стражи замер неподалеку от повелителя. Сейчас дедушка Леверна казался куда менее довольным жизнью.

– Где принцесса? – повторил Антоний, и так гневно он обращался к пленнику в камере, чье лицо благодаря кнуту его величества походило на бесформенное месиво – который вечер король не жалел сил, чтобы развязать предателю язык.

Морщины Ролло за последние дни стали глубже, но он и не думал жалеть заключенного, радуясь, что сохранил жизнь обидчику – мгновенная смерть от клинка куда приятнее, нежели пытки, предстоявшие виновному.

Новость о неудачной попытке отравления Ролло, при которой и поймали заключенного, распространилась быстро, несмотря на попытки начальника королевской стражи удержать это в тайне.

Спокойствие в замке было нарушено. Знать усердно делала вид, что ничего не происходит, но запросы на дополнительную охрану для вельмож не прекращались. Короля же мало волновала нарастающая паника среди обитателей замка – монарх после первого общения с заключенным выяснил, что предатель имеет отношение к отряду, напавшему на его дочь в лесу.

– Ролло, воды, – приказал Антоний, и дед Леверна вылил полное ведро ледяной воды узнику на голову. Пленник закашлялся, приходя в себя.

– Ты не умрешь, пока я не получу ответ на свой вопрос. – Король занес хлыст для очередного удара. – Где! Моя! Дочь!

Хлыст свистел. Один удар. Два. Десять. Ролло сбился со счета, ожидая, когда спадет ярость его величества.

– Тебе… – послышалось из уст пленного, и король в последний момент успел увести хлыст в сторону. – Тебе не найти ее раньше других. Нас тысячи, и каждый делает вид, что принадлежит тебе. Принцесса мертва, даже если еще дышит. Мой хозяин позаботится об этом.

Голова пленника запрокинулась, и он упал набок – потерял сознание. Антоний, глубоко дыша от бессилия и ярости, что никак не могла найти выход, выбежал из камеры. Поднимаясь по винтовой лестнице, король жаждал одного – обнять сына.

– Пытайте его дальше, – внезапно остановившись, приказал Антоний, обращаясь к шедшему за ним Ролло. – Я хочу знать все, что вы сможете выжать из этого червяка. И, Ролло. – Король обернулся, нависая исполином над начальником стражи. – Пошли весть Байону. Я должен знать, почему он до сих пор не нашел мою дочь. Пусть делает, что хочет, только без лишнего шума – мы не можем допустить, чтобы жертвоприношение сорвалось. Иначе монахи придут за моим сыном.

Ролло кивнул и направился обратно к подвальной камере. Там его встретил надзиратель – он ждал указаний, но начальник королевской охраны не спешил возобновлять пытки. Дедушка Леверна, при всем своем самообладании и внутренней силе, чувствовал себя ужасно – он едва спасся от костлявых рук смерти, и теперь слишком сильно беспокоился за внука, ведь, сам того не зная, он отправил Леверна в гущу событий. Письмо, полученное от верного друга, было едва ли не единственной вестью, сохранявшей надежду на то, что Леверн жив – Гектор вскользь упомянул, что Леверн наведывался к нему с друзьями пару недель назад.

«Живи, оболтус, живи», – думал Ролло, когда, не в силах более сопротивляться боли, сползал по каменной стене подвала, прижимая руки к сердцу. Откуда-то сверху эхом доносились крики надзирателя, который звал на помощь.

«Ради всех святых, живи».

* * *

На другом конце королевства, в той его части, жители которой видели монарший замок только на картинках, встретились двое. Господин в своем кабинете, застланном великолепным белым ковром, вальяжно раскинулся в кресле. Во всей его позе ощущалась расслабленность; его собеседник, напротив, ощутимо нервничал.

Советник Габор то и дело одергивал рукав своего черного камзола и такой нервозностью забавлял хозяина кабинета. Габор чувствовал себя зажатой под когтистой лапой мышкой, которая пытается предложить нечто посущественнее собственной жизни голодному коту. Не выдержав откровенного веселья, Габор сказал:

– Не вижу ничего смешного, милорд.

– Правда? – возразил его собеседник, улыбаясь еще шире. Но Габор мог поклясться, что улыбка не затронула холодных глаз господина. – Вы переживаете по любому поводу, советник. – Милорд поднялся и подошел к высокому окну; дальнейшие его слова теплым дыханием отпечатались на стекле. – Принцесса как правильная девочка следует к храму. Она сама придет к вам, не волнуйтесь. Вашей самой непосильной, – в этом слове Габор явственно услышал издевку и стиснул зубы, – задачей сейчас является ожидание. Проявите силу и выполните ее. Вы ведь помните, для кого стараетесь?

Габор сжал рукоятку своей трости, вырезанную в форме головы куницы – он помнил. В руках милорда блеснул колокольчик – серебряный звон разлетелся по комнате, и спустя миг на пороге кабинета показался слуга и склонился в поклоне перед Габором.

«Похоже, милорд считает разговор оконченным. Наглый, самовлюбленный…» – нелестные эпитеты в мыслях советника приобретали зловещие оттенки, а градус ненависти по отношению к нему рос с каждой их встречей. Но Габор прекрасно знал, что разбрасываться подобными связями он не имеет права, и высокородный господин, который выделял немалые суммы на его замыслы, был далеко не последним человеком в его плане. В конце концов, ему удавалось руководить и манипулировать самим королем – какое значение тогда имеет какой-то лорд, пусть даже влиятельный и могущественный?

«Я использую вас всех, будь вы хоть потомками проклятого рода, хоть богатыми отпрысками. Всех, кто недостоин моего сына, и каждого, кто поможет завоевать для него весь мир», – размышлял Габор, выходя из комнаты.

«Некогда отвлекаться на заносчивого лорда. Подготовка в храме идет полным ходом, и Агата с сопровождением скоро прибудет. И пусть только попробуют наемники не доставить ритуальные когти вовремя – я устелю их трупами всю дорогу до настоящей принцессы».

– Милорд, советник Габор отбыл. Он благодарен вам за гостеприимство, но не смеет более утруждать вас своим присутствием.

Светловолосый мужчина, до этого не отрывавший взгляда от окна, обернулся. Затянутая в черную шелковую перчатку рука вцепилась в спинку стула, выдавая его настрой, – он ненавидел принимать Габора в поместье. Человек, принесший вести, был ему куда ближе, чем покинувший кабинет советник. По-настоящему верных людей у господина было немного, особенно таких, чья вера не нуждается в подпитке золотыми монетами.

– Милорд, – продолжил гонец, и в его голосе послышалась толика недоумения. – Судя по полученному ранее докладу, господин Леверн все еще с принцессой. Мне следует что-то предпринять?

Для слуги господин, которому он служил, был человеком, которому чужда привязанность к кому-либо, – произнесенное имя никак не потревожило спокойствие на его лице, словно речь шла о незнакомце, который не стоил и капли его внимания. Будь гонец ближе, возможно, он увидел бы единственный жест, выдавший мужчину, – на миг его рука дернулась. Милорд, отворачиваясь от слуги точно так же, как до этого от советника, едва слышно ответил:

– Ждать.

* * *

Винсент начинал всерьез подозревать, что обидел чем-то старушку судьбу. Старая карга заставляла некогда прямую дорогу петлять, а после завязывала ее в немыслимые узлы – не иначе как решила напомнить смертному, что даже самый продуманный план она может сломать, как сухую тростинку. Командир еще вчера утром был уверен в своем нерушимом авторитете среди путников, но уже сегодня его никто не хотел слушать, словно его слова были не важнее лепета пятилетнего ребенка.

Винсент сидел в трактире, полном пьяных, праздных людей, которые в ожидании развлечения громко стучали кружками по столу. Попивая из своей чашки пресный чай, который принес ему Леверн, он буравил взглядом сцену, на которой ехидный рыцарь настраивал струнную тирфу. Игра на этом инструменте считалась женским делом, но Леверна это, похоже, не волновало. Где рыцарь ее добыл, командиру было плевать, – из всех событий за сегодняшнюю ночь это было наименее значительным.

Началось все невинно. Небольшой поселок, от которого до Мурусвальда было подать рукой, вселял радость и некоторое облегчение и в его спутников, и в него самого. Винсент порядком устал от напряжения, накапливающегося в нем, словно пыль на полках старого шкафа. Их продвижение было и вполовину не таким быстрым, как он ожидал, и командир всю дорогу с тревогой размышлял, сможет ли Евандер выиграть столько времени для его отряда. Только завидев наконец долгожданный поселок, за которым виднелась вторая столица, он позволил себе перевести дух. День подходил к концу, и жалобы его спутников, слившиеся в дружный хор, перевесили его желание мчаться дальше – он согласился, что им всем необходима пара часов отдыха.

Проходя мимо переправы, которая связывала эту часть поселка с другой, на противоположной стороне реки, Винсент никак не мог избавиться от навязчивой идеи. Если верить сплетням, которые с охотой пересказывали друг другу местные жители, лжепринцесса сейчас была именно там. Как и Евандер. Командир размышлял, что его ждет, если сейчас он просто сядет в лодку и окажется там; как поступят Силиус и Феликс, осведомленные о его назначении командиром отряда настоящей принцессы, когда мертвец предстанет перед ними, и что скажет лжепринцесса на обвинения, которые он может выдвинуть?

Командир потряс головой, вновь надеясь избавиться от тревожных мыслей. Жажда увидеть друга сбивала его с верного пути. Евандер рисковал, чтобы помочь ему, находясь в стане врага, и Винсент боялся, что в любой миг стража уличат во лжи, а потому ждал следующего письма от друга с нетерпением, которое изводило его не хуже настоящего сражения.

Судьба не собиралась отдавать победу и вытаскивала раз за разом выигрышную карту из своего рукава. Поселок, в котором полным ходом шла подготовка к празднеству, обернулся для Винсента неожиданной проблемой.

На каждом углу, не понижая голоса, говорили о принцессе, что со дня на день прибудет в Мурусвальд, и только глухой не услышал бы об этом. Но Адалин, хвала небесам, едва различала голос командира, не то что пересуды в толпе, и это было заслугой Леверна, хотя слов благодарности он от Винсента никогда не дождется. Молодой рыцарь единственный сохранил хорошее настроение и без перебоя рассказывал принцессе истории из своей жизни, пока Винсент лихорадочно искал место, где не будет слышно восторженного народа на улицах. Трактир с яркой вывеской показался тогда отличной идеей – объявление на дверях гласило, что задорная музыка и именитые исполнители в этот вечер не дадут скучать даже самому привередливому гостю.

– Заходим, быстро все заходим! – торопил Винсент спутников.

Надежды его оправдались: в огромном помещении, хаотично заставленном столами и забитом людьми, сложно было услышать даже того, кто говорит на ухо. Командир провел принцессу поближе к сцене, на которой отплясывал резвый квартет под задорные звуки волынки. Исполнительница, чей голос Винсент про себя назвал скорее резким, нежели приятным, пела бодрую песню о приключениях пастуха, забывшего дома обувь; в трактире то и дело раздавался громоподобный хохот слушателей. Винсент встал к принцессе поближе, защищая от постоянно перемещающейся толпы. Адалин подавила желание высказать протест – возможно, место не было столь плохим, как ей сначала показалось.

Певица, вытянув финальную ноту, замолчала, растроганная бурными аплодисментами довольных слушателей. Шума поубавилось, и ведущий объявил о перерыве, после которого известная вокалистка порадует местный народ исполнением романсов, которые были на слуху с незапамятных времен.

Леверн где-то левее Винсента присвистнул, подзывая друзей к столу, – рыцарь, ничуть не смущаясь, спихнул со стула заспавшегося пьяницу, тем самым освободив последнее место. Посетитель пытался было противиться, но с его губ срывались только неразборчивые звуки, и неудачливый собеседник ретировался, хватаясь за гостей трактира как за опору.

– И что мы здесь забыли? – радостно поинтересовался рыцарь, оглядываясь. Местечко, хоть и во вкусе Леверна, было весьма странным, а если учесть наличие двух дам в их компании, так и вовсе неподходящим. Рыцарь, мельком взглянув на напряженное лицо Клер, подтвердил свое мнение – ни ей, ни принцессе тут не место.

– Клер, иди сюда, – улыбаясь, похлопал по пустому стулу Леверн, призывая ее сесть рядом. Девушка, ловко увернувшись от столкновения с большим, скверно пахнущим незнакомцем, села.

– Иду на поводу у большинства. Сегодня отдыхаем, – ответил наконец Винсент и, игнорируя подозрительный взгляд служанки, отодвинул стул для Адалин, на который она осторожно присела. Сам командир выбрал место напротив выхода из трактира. Альвах, привыкший к большим скоплениям людей, сел по другую сторону от Леверна, не спуская глаз с принцессы.

– Тут слишком шумно, – заметила Клер, не понимая, что они забыли среди праздного народа, когда предполагалось, что все устали и хотят, для разнообразия, в качестве ночлега выбрать кровать, а не сырую землю.

– Тише будет только в темнице, – возразил командир.

– Хватит вам, – встрял Леверн, напрягшись, – надоела эта бессмысленная вражда. Скоро камнями друг в друга кидаться будете. Мы все тут одно дело делаем, потому спрячьте оскал. Только Аду расстраиваете – она, наблюдая за вашими волчьими взглядами, едва не слезы льет. Вам девочку не жалко?

Альвах насупил брови и буравил взглядом сестру. Он знал, что Леверну не хватит сил нормально отчитать Клер, и даже сейчас он не смотрел на Винсента, хотя обращался, в общем-то, к обоим. Альвах потянулся к внутреннему карману, и Клер съежилась, понимая, что родному брату тоже надоело взирать на их препирания и он готов высказать все накопившееся. А такой исход был куда страшнее громких слов ее болтливого друга.

– …а то я вам обоим всыплю. Надоели, – закончил свою пламенную речь рыцарь, удивляясь, что его никто не перебил.

Винсент, недобро хмыкнув, посмотрел на Клер и в который раз воздал честь Альваху. Его влияние на родных было неоспоримо – служанка с взглядом, полным сожаления и, чего греха таить, разочарования, приняла вид покладистой овечки. Она сжимала в руке только что прочитанный лист из блокнота, а, судя по размеру послания, Альвах умудрился уместить все свои нотации в пару предложений.

– Я не буду извиняться за свои убеждения, – начала Клер, и тут же на нее вскинулись два недовольных взгляда, – но простите меня за неподобающее поведение. Слуг за такое обычно секут. Вы же стерпели, спасибо, – пробормотала она, покаянно опустив голову. Винсент едва расслышал ее последние слова.

– Секут только напыщенные индюки. – Леверн недовольно закатил глаза. – Нашла что вспомнить.

– Я также не буду извиняться за свою веру, но обещаю, что никто из вас более не услышит от меня попираний того, во что верите вы. Я буду уважать ваш выбор, каким бы абсурдным он для меня ни был.

Увидев, что от этих слов принцесса поникла, будто была не в силах бороться с разочарованием, Винсент добавил:

– Начиная с этого момента.

– Отлично! – подытожил Леверн, подзывая официантку. – Такое дело нужно отметить! Красавица, подойди-ка! Э-эй! Вы там что, уснули все?

Прищурившись, рыцарь пытался рассмотреть трех спорящих у подсобки девиц. Ни одна из них не реагировала на рыцаря.

– Такое со мной впервые. – Не скрывая удивления, Леверн нехотя поднялся со стула. Он решил не полагаться на случай, дожидаясь внимания, а пойти и узнать, что их отвлекло от работы.

– Странное место, – заметила Адалин. Сегодняшнее заведение нисколько не походило на заведение дяди Гектора, хоть так же называлось трактиром, и она внимательно оглядывалась, пытаясь понять, что не так. Винсент, наклонившись, поправил ее:

– Тебя смущает не место, а люди.

На первый взгляд, трактир был точно таким же, как у Гектора, но на деле от спокойного, домашнего прибежища его отличало решительно все, начиная от аляповатой плитки, которой был устелен пол, заканчивая людьми. Хотя люди и были главным отличием.

Дядя Гектор славился своей гостеприимностью по всей округе. Он, как радушный хозяин, старался найти хорошее слово для каждого посетителя, который хоть раз заходил к нему. Мог перечислить по именам всех детей из семьи, которая ночевала у него пару ночей кряду, интересовался здоровьем пожилой матушки почтальона или же передавал сладости детишкам сторожа. В этом и прелесть маленьких селений, где каждый приходится друг другу дальней родней. Даже путник, оказавшийся там впервые и не знающий никого из постоянных жителей этих мест, все равно будет чувствовать себя причастным к большой семье.

Этого ощущения сейчас очень не хватало Адалин. Принцесса, сравнивая трактиры, не ощущала никакого единения среди присутствующих гостей.

– Не можете понять, что их отличает от людей, которых вы видели ранее? – Винсент видел, как Ада нервно поджимает губы, вглядываясь в лица незнакомцев.

– Они все… настороже?

Клер, высматривая Леверна возле официанток, с интересом обернулась на слова своей госпожи.

– Это привычно для тех, кто живет вблизи больших городов, – подтвердил Винсент, улыбаясь. Клер видела подобную горделивую улыбку у Леверна, когда она впервые попала из лука в мишень.

– Почему? – Адалин чувствовала себя ребенком, который упустил очевидное.

Винсент задумался: «Она видела все впервые – как объяснить разницу?»

– Не все люди живут одинаково. Ты видела тех, кто служит королевской семье, их уклад жизни тебе знаком. Ты видела селян, жизнь которых проходит среди знакомых лиц, они открыты и не ждут подвоха. Здесь же, как и в Мурусвальде, тебе встретятся жители больших городов – они куда более замкнуты, чем сельские обыватели. Внешне они могут казаться открытыми, но внутри они всегда ждут чего-то, непредвиденной опасности, которая может встретиться на пути. Драки, воровство, обман, клевета – они чаще других сталкиваются с подобными вещами. Даже в столице, которую ты не видела за стенами замка, люди ведут себя так же.

– Не только они напряжены, – поделилась Клер, закрывая шею мехом плаща. Альвах, услышав ее слова, накрыл руку сестры, напоминая, что он рядом.

– А в этом конкретно наше отличие от остальных присутствующих в трактире, – заметил Винсент. – Вы в безопасности, даже если ощущения говорят об обратном.

– Кто и что говорит? – Леверн вернулся с подносом чашек и был вознагражден двумя сияющими улыбками – рыцарь в удивлении смотрел то на Клер, то на Аду, не понимая, в чем причина такого теплого приема.

– Передника не хватает, – оценил его образ Винсент, и плечи Альваха подозрительно задергались – юноша беззвучно смеялся.

– Ох, простите, ваше командиршество, моего размера не нашлось, – парировал рыцарь, выписывая поклон начальству. – И вообще, не моя вина, что чай пришлось добывать с боем – у персонала там трагедия.

Леверн замолчал, осушая свою чашку.

– Певица, которая с романсами должна была выступать, не приехала. Бурный скандал: дама вместо концерта укатила с любовником на другой конец королевства. Вот и бегают, в панике пытаясь решить, чем забить еще час времени. Народ жаждет развлечения. Кстати, командир, комнату нам здесь не снять – нет ни одного свободного уголка. Все заняли поклонники сбежавшей певицы. – Леверн откинулся на стуле, расслабленно вытягивая ноги под столом.

Адалин замерла, слова завертелись на языке, в затылке сильно пульсировала кровь. Кто-то чужой нашептывал ей: «Давай, давай. Скажи. Соберись с силами и скажи».

– Я могу спеть.

Никогда еще слова из уст принцессы не вызывали у собеседников такого удивления.

Так Винсент и оказался в скверном расположении духа за большим столом на пару с чашкой. Его друзья – командир мысленно сплюнул на этом слове, обещая себе, что окончательно пересмотрит отношение к ним, когда закончится путешествие, – вовсю готовились к выступлению принцессы.