— Надо куда-нибудь отсюда валить, — сказал корреспондент НТВ Вадим Фефилов и опрокинул в себя не-помню-сбился-со-счёта-очередную добрую порцию виски.

— Валить? Куда-нибудь? — поморщился я, наблюдая за действием коллеги и представляя, а главное, чувствуя количество виски, текилы и пива в моём организме. — Хорошо здесь. Жарко, море. Отработали нормально. Скоро в Москву.

Турция. Анталья. Третий час ночи. Мы сидели вдвоём с Вадимом во внутреннем дворике очень уютного гестхауса Доган-отель. Был конец августа 2006 года.

Всё то лето эту страну сотрясали теракты, устроенные левацкими группировками из Курдской рабочей партии. А 28 августа взрыв произошёл в Анталье. Погибло четыре человека, раненые — несколько десятков. В том числе, двое россиян, жителей Подмосковья — Дмитрий Максимов и Ольга Перевезенцева. И на турецкий берег Средиземного моря сразу ломанулись журналисты из России, в основном, телевизионщики.

Конечно, это родной город. Анталья… как много в этом звуке для сердца русского слилось! Как много в нём отозвалось! Свой город. Многие, например, не знают, что есть такой город в стране — Кызыл, а про Анталью знают все. Но была и другая причина. Лето в России — «мёртвый» сезон для отечественного привластного ТВ. Главные ньюсмейкеры — «родная партия и правительство» и президент — отдыхают. Выручают новости из-за рубежа, особенно негативные. Обратите внимание — летом половину выпусков новостей занимает информация о катастрофах, авариях и других неприятных вещах за рубежом. Ну, чтобы народ в отсутствии старших не расслаблялся.

Уже на следующий день после теракта, рано утром я и оператор Тимур Воронов выходили из аэропорта Антальи. Я сделал два сюжета для утреннего и дневного эфира в качестве корреспондента. А материал для вечернего эфира делал прилетевший к нам днём того же дня Вадим Фефилов.

Местные власти журналистов встретили далеко негостеприимно. Да, в Турции очень развитое гражданское общество — реальное разделение властей, свобода слова, а любой важный для страны вопрос будет принят после широких жесточайших дискуссий в обществе. Но, когда им надо, турецкая демократия подчиняется самому важному явлению, механизму — турецкому прагматизму. А это лом, неминуемый каток. Не знаю нацию более прагматичную, даже цинично прагматичную, чем анатолийские турки. Турецкая упорность и прямолинейность плюс — привитое немцами — логика и воля. Если им станет снова выгодна монархия, они, без метафизических рефлексий и колебаний, выберут себе султана. Примитивно? Возможно. Но государство-то, система-то работает. Без души? Согласен. Турецкий либерал не станет хаять свою страну, только потому, что «ну, так принято». Быть святее Папы Римского? Нет, это в соседнюю дверь, к родственникам. Теракты для них — да, угроза безопасности граждан, но главное — угроза кошельку каждого гражданина. Без стабильности невозможна их нынешняя главная национальная идея — не декларируемая, а действующая — культ труда, сменившая предыдущую — культ ятагана. У Турции нет крупных залежей полезных ископаемых, Бог подарил ей лишь уникальное географическое положение. А вот прыжок из отсталой и убого-провинциальной страны в клуб двадцати ведущих экономик мира — всего за три десятка лет — Турция совершила благодаря пассионарной энергии народного предпринимательства. По утраченной Османской империи, Высокой Порте, янычар не долго рефлексировал, он стал капиталистом. Этику воинов-янычар на дух капитализма. Да, лёгкие туристические деньги подпортили турок, но, конечно, ещё не так, как жителей Сочи и Абхазии. Человек работающий, человек зарабатывающий — это уважаемый здесь член общества. Его труд, его безопасность — святое для всей государственной машины. Да все их миллиардеры вышли из мелкого частного бизнеса. А тут мы, журналисты из России, решившие поиграть в BBC и CNN — как мы себе это представляем — во время Первой чеченской войны. И многим нашим коллегам из России люди в штатском пытались под видом проверки бесцеремонно помешать «включаться» или «перегонять» материал в Москву.

На улице в историческом районе Донерджилер уже спокойно гуляли туристы. О вчерашнем теракте здесь напоминала только активность рабочих, вставлявших стёкла окон и витрин. Трое полицейских за нами спокойно наблюдали. Но только мы включили камеру, свобода прессы закончилась. Я не видел это, но как-то понял — Тимур Воронов только сделал вид, что выключил камеру по приказу полицейских. Наш «диалог» был записан.

— Вы не будете снимать эту улицу без личного разрешения мэра города.

— Но мы только что приехали. У нас скоро эфир. Да и мэр отказывается давать разрешение.

— Я это знаю, — вежливо и злорадно сказал полицейский.

— Мы делаем свою работу. А вы нам мешаете!

— Вы можете снимать везде и что угодно. Но спросив разрешения у нас. А мы ждём от вас разрешение мэра, — сказал страж порядка, с довольным видом наблюдая, как его коллеги остановили такси, из которого иностранный оператор на ходу пытался снять эту улицу. — Из-за вашей бестактности, за рубежом думают, что в Анталье началась война. Люди будут бояться ехать к нам!

— Может, мы договоримся, — подмигнул я этому менту.

— Чтоооо? — злым блеском в глазах ощетинился страж турецкого порядка, но быстро взял себя в руки и твёрдо сказал: — Ты, парень, не глупи! У нас это — пресс-туп-ле-ние! Удачной вам работы…

На соседней улице мы разговорились с пожилой парой из России — говорят, что в своём отдыхе изменений делать не будут, им не страшно, наоборот, стало интересно. Родные души.

Но все съёмочные группы российских телеканалов честно отработали свой хлеб — не зря же приезжали! — носились по городу, пугая расслабленных туристов. Даже наш таксист-курд — мне показалось, человек крайне индифферентный к окружающему миру — которому, конечно, были выгодны все эти наши многочисленные разъезды, удивился уровню социальной ответственности российской журналистики.

— Ты знаешь, мне всё равно, но… Какие-то вы странные. Ведь у многих, кто здесь, в Анталье, отдыхает, родственники в России. Они сейчас смотрят ваши сообщения и волнуются за них, мучаются… А у нас в Турции часто такое происходит: то теракты, то автоаварии.

Вечером того же дня мы с Вадимом расслабились.

— Да, Эльхан, интриги с этими терактами уже нет?

— Ну и хорошо. Если завтра ничего здесь не произойдёт, послезавтра вернёмся в Москву. И, наконец-то, свалю в отпуск, — замечтался я. — Два года жду.

Я уже давно клевал носом — не спал предыдущую ночь — но не мог оставить коллегу одного: напьётся. Продюсер и корреспондент должны — и в горести и в радости…

Вообще, Вадим отличался от многих корреспондентов на НТВ, с ним было интересно работать продюсером — получался совместный творческий труд. Вплоть до работы над текстом — с дискуссией, с матом, с компромиссами. Многие коллеги — это проблема всего российского телевидения — путают должность продюсера с должностью администратора и няньки. Да мне самому Арина Родионовна нужна!

Часто получается как с тренером сборной России по футболу: выиграли — значит, молодцы футболисты, а проиграли — виноват тренер. Так и в профессии: за успех хвалили и корреспондента, и оператора, а если проблемы и неудачи — валили на продюсера. Хотя хорошая история в репортаже или документальном фильме — это почти всегда результат каторжного продюсерского труда. Я работал на НТВ и корреспондентом, и продюсером одновременно. Так вот, отношение к моей работе — со стороны начальства и остальных коллег — менялось в зависимости от моего статуса в тот или иной момент. Вот такой вот бардак и алогизм. Вообще, на российском телевидении, никакой системы — всё по воле русского авось и пофигизма. Потому, от многих командировок, когда мне предлагали ехать в качестве продюсера съёмочной группы, приходилось увиливать — из-за того или иного корреспондента, в зависимости от той или иной темы.

— А помнишь — ты мне сегодня рассказывал про Северный Кипр, — разбудил меня Вадим. — Это же здесь, рядом.

— Да не даст Москва нам туда поехать. У нас и денег-то с собой мало…

Наутро у меня состоялся интересный разговор с начальством.

— Неужели у вас там всё закончилось? — волновался Пётр Орлов. — Эльхан, у нас здесь информационный голод. Есть какие-то новости ещё, а? Придумай, ну.

— Может, мы отсюда на Северный Кипр махнём? Я спродюсирую.

Успокоившийся Орлов сказал, чтобы о деньгах мы не беспокоились.

Вы когда-нибудь мечтали о рае на Земле? Не библейский, дикий, рай как, например, в Гоа. Ну, чтобы не просто — море, солнце. В Крыму тоже есть море, солнце. А чтобы рай был с хорошими дорогами, с милыми расслабленными людьми, которые постоянно вам улыбаются. И сервис, безопасность такие, что начинаешь верить — мир создан для тебя и для бесконечного отдыха. Вдали от пустой суеты мегаполисов, но с банкоматом под боком. Видели такое?

А вот я видел. Это Кипр. Северный Кипр. Вечный рай. Место для услады души.

Командировка на Северный Кипр у меня давно была в планах. Не попал я туда из-за летней войны в Ливане в том году. А тут две мои темы пригодились.

Первая — забытый кипрский конфликт. Да, за рай тоже надо воевать. Владели Кипром финикийцы, ассирийцы, персы, Римская империя, Египет, Византия, крестоносцы, венецианцы. А потом целых три века остров принадлежал Османской империи, уступившей его в начале XX века англичанам. А эти, уйдя в 1960 году, после себя оставили левостороннее движение и разожженный конфликт между греческим большинством и турецким меньшинством — подданные королевы этим славятся. Двум общинам удалось создать республику с пропорциональной системой управления, но в 74-м греко-киприотские националисты, поддерживаемые из Афин режимом «чёрных полковников», свергли правительство Кипра и попытались присоединить остров к Греции. Всё это сопровождалось этническими чистками. Началась война между Турцией и Грецией, в которой последняя проиграла. Турецкие войска заняли 40 процентов территории Кипра, на которых было создано независимое государство турок-киприотов. Почти все греки покинули северную часть острова — исключая жителей нескольких деревень на полуострове Карпаз (Карпасия) — а на южной не осталось ни одного турка.

В России мало знали про этот конфликт и про нынешнюю ситуацию там. Военных действий не было более тридцати лет, но напряженность между югом и севером оставалась. Политический процесс объединения острова провалился в 2004 года на референдуме: турки-киприоты поддержали план Генсека ООН Кофи Аннана об объединении, а греческая община его отвергла.

У большинства россиян Кипр ассоциируется с южной частью острова — до введения визового режима это был очень популярный курорт для соотечественников и главный русский оффшор. А вот про северную, турецкую часть информация в России была негативная: ассоциативный ряд — от турецких сексуальных маньяков до полувоенного государства с тренировочными базами террористов. Да и с греками большинство страны роднит общая вера и история.

Но, оказалось, на «враждебном Севере» проживало немало русских. И именно про них была моя вторая тема. В журналистике всегда интересно работать с темами, над которыми «висит» стереотипное, устоявшееся мнение. Помню, когда я рассказывал коллегам на НТВ «истории» про русских на Кипре, все удивлялись — мол, Север — это одна большая военная база, откуда там русские.

Работа в раю нас ждала адская — по пять-шесть съёмок в день за наше трёхдневное пребывание на острове, в разных концах этого государства. С первой темой было относительно просто. Пока плыли на пароме от турецкой Аланьи до кипрской Гирны, я договорился о съёмках со всеми героями. А чтобы получить согласие на интервью президента Северного Кипра понадобился всего один час и факс из Москвы. А вот с соотечественниками…

Полгода назад у меня началась электронная переписка с человеком, называвшим себя Андрей Багги (Андрей-Багги). На письма он отвечал, но в каждом из них подозревал, что я из российской финансовой разведки. По телефону говорить он категорически отказывался.

Это был представитель русского бизнеса. Нет, не тот русский «бизнес», за который принимают олигархов и крупные полугосударственные, получиновничьи, полусемейные структуры. А малый и средний предприниматель, зашуганный и общипанный, не единожды обманутый, который не понимает, почему он не имеет право тоже зарабатывать! На плечах этих людей, кооператоров конца 80-х и челноков начала 90-х, прошедших полукриминальную эпоху, можно было бы строить экономическую мощь страны. «Частник», сделавший себя сам, а потому ценящий свой и чужой бизнес, труд, деньги — из них должен был получиться настоящий «средний класс». Лично я помню этих людей, этот типаж. Человек зарабатывающий, человек труда, позвоночник экономики — его окончательно сломал кризис 98-го. Государство не помогло, общество ненавидело. А потом, в начале 2000-х, его добили высокие цены на энергоресурсы, укрепившие федеральную, общероссийскую лень и самоуверенность, породившие крупные олигархические монополии и «средний класс» из «белых воротничков», этот робкий и пугливый офисный планктон, городской ширпотрёб, умеющий производить лишь бумажный и виртуальный труд и кидаться на потребительские кредиты. Период первоначального накопления капитала закончился провалом. Страна разбазарила ценный человеческий ресурс, прожгла пассионарную энергию будущих настоящих капиталистов. Вместо человека зарабатывающего символом среднего класса стал человек потребляющий.

У Багги на греческом Кипре был прибыльный консалтинговый бизнес — «анонимный коммуникационный сервис», так он называл своё дело. Я нашёл его электронную почту в комментариях под одной из статей о Северном Кипре — мол, после вступления в 2004 году греческого Кипра в Евросоюз, оффшорным раем теперь станет Северный Кипр. Вот избранные места из его ответов в нашей с ним переписке:

«…У нашей фирмы было 700 оффшорных компаний на юге Кипра, которых чиновники, у.бки-греки сдали нашей российской налоговой полиции [80]Тут разговор об обязательствах Кипра, как члена Евросоюза с 2004 года. Как и во всех странах ЕС, местные банки должны сообщать властям об операциях, превышающих установленную сумму. Также по официальным соглашениям между Москвой и Никосией, Кипр оказывает правовую помощь и информационную поддержку Генпрокуратуре, налоговым органам, а также органам финмониторинга. Однако, раскрывать информацию о бенефициариях власти Кипра обязаны только по решению местного суда. Но это официально.
(я сам два дня изучал ПОЛНЫЙ РЕЕСТР российских оффшорок в ЦБ Кипра перед его передачей в Россию). У греков-киприотов не хватило ума и совести хотя бы извиниться перед российским и эсэнгэшным бизнес-сообществом за эту подставу. И это несмотря на то, что столько лет наши деньги подпитывали экономику греческий части Кипра.

Но за все надо платить: на юге Кипра стремительно растут цены, ушли оффшоры и почти все российские туристы, а Северный Кипр — самая ближняя, безвизовая, и самая закрытая от наших налоговых шакалов территория, которая останется такой даже после вступления Турции в ЕС, ведь формально он независим. У всех наших клиентов на Северном Кипре есть даже прямые московские номера без поминутной тарификации и интернет-каналы с криптозащитой (не американской и не барахлом сертифицированным бывшим ФАПСИ). Так что бояться не надо, тем более что на родине при нынешнем госте из Ленинграда и его будущем преемнике ничего не светит…»

«Уважаемый Эльхан! Два Ваших последних письма пришли в транскодировке, т. к. на вашем сервере стоит СОРМ-2 [81]СОРМ — то есть пресловутая Система технических средств для обеспечения функций оперативно-розыскных мероприятий. СОРМ-1 — для работы в области телефонной связи, СОРМ-2 — в области Интернета. В деятельности этих систем самое важное — больше работает их образ и имидж, чем сами системы. Тем более, что свою леность и бесхребетность легко оправдывать утверждением о тотальной слежке и прикрываться помешанностью на ней. Это моё мнение не имеет отношение к переписке с Андреем Багги.
, почта просматривается и после отправляется адресату, но транскодирование при этом почти неизбежно и это основной признак вскрытия Вашей почты».

«…Не знаю, не знаю. После подобных репортажей туркам приходится каждый раз гнать с Севера (Северного Кипра — Э.М.) соглядатаев из российской финансовой разведки [82]То есть Федеральная служба по финансовому мониторингу (Росфинмониторинг), руководимая тогда Виктором Зубковым. Идеальное место с идеальной средой для любителей бюрократических и репрессивных извращений — мечта бесхозного силовика и, вообще, российского чиновничества, ярмо на шее бюджета страны. Громких политических, принципиальных антикоррупционных дел за свою историю не имела, заказных и показательных — в достатке. С сентября 2007 года это болотце выведено из под ведения Минфина и перешло под «крышу» Правительства РФ, председателем которого тогда же был назначен Зубков.
, которые под видом клиентов или же в составе съёмочных телевизионных групп, пытаются собирать информацию об оффшорных компаниях россиян, их собственности, счетах, о происхождении этих денег.

…Очень хорошо, что у Вас есть герой, который готов засветиться и дать интервью. Им потом займётся финансовая разведка, которая мониторит подобные материалы — одним ослом меньше, но таких не жалко. Если кому-то из наших соотечественников здесь, на Северном Кипре, отшибло память, и они забыли — в какой стране они живут — имею в виду Россию — не проблема, мы им напомним, люди просто расслабились. После дела ЮКОСа у нас всё всерьёз, так как государство показало, что для него не существует законов или правил».

Когда я только планировал поездку, хотелось одним эпизодом в теме «Русские на Северном Кипре» снять и рассказать про это важное явление в жизни оффшорного бизнеса на острове с российскими «корнями». Цель — не создать имидж (положительный или отрицательный) какой-то части Кипра, а просто рассказать о том явлении, которое имеет место. Правда, как оффшоры могут работать вне непризнанного Кипра (а оффшор только для этого и нужен) — мне этот человек, называвший себя Андрей Багги, отказался объяснять. Если только в Турции?! Багги отказался сниматься и, как я потом догадался, препятствовал нашей работе в этом направлении, «чтобы не дразнить отечественных рабочих и крестьян». Тогда я был зол на него, а теперь понимаю. Ну, не верит бизнес власти в Москве и боится её! Что тут поделаешь? Дубина (как обозвал Путин репрессивные органы во главе с Генпрокуратурой) над головой у бизнеса — это нормально, это везде есть. Но с кнутом надо давать и пряник: не только пугать, но и привлекать, стимулировать. А когда у власти в руках только дубина, и она ею вертит как хочет, иногда даже противореча Закону всемирного тяготения, а над самой властью нет ничего — от неё бегут. Учитывая все предыдущие грехи Родины, это должен быть даже не пряник, а уже целый торт.

Все состоятельные россияне, с которыми мы общались за наше короткое пребывание на Кипре, не доверяли нам — кто-то больше, кто-то меньше. Будь у меня сейчас большие деньги, тоже не верил бы коллегам-телевизионщикам из России.

В порту Гирны, основанного ещё финикийцами городка, нас встречал Александр Толстов. С ним я тоже познакомился по электронной переписке. Сам по себе это был очень интересный герой. Он сибиряк, в Новосибирске у него остался маленький бизнес. Но жить там он больше не хотел: широту сибирскую сменил на удобный мирок турецкого Кипра. Более того — хотел здесь натурализоваться.

Ещё в мае, во время нашего первого разговора, Александр мне сразу прямолинейно признался — мол, ты, вполне вероятно, агент российских фискальных органов, но он не боится — грехов за собой не имеет.

Только загрузились к нему в машину, поехали — и Фефилов приступил к «допросу».

— Эльхан, рассказывал, что Вы хотите получить местное гражданство? Это что — правда?

— Очень хочу, — вызывающе предупредил нас новый знакомый.

— Зачем? Мы понять не можем.

— А мне здесь нравится. Что нужно человеку? Безопасность. Комфорт. У меня здесь дети учатся. Потому что образование хорошее и стоит недорого. Если бы не приходилось наезжать на родину отчеты сдавать, да работничков гонять, чтобы не засыпали на ходу — так и жил бы себе тут безвылазно. Здесь всё есть. Смотрите — местный полицейский, — кивнул Саша на стоящего у выхода из порта стража порядка. — Он общественный порядок охраняет. С обычными гражданами он вежлив, приветлив. Я ходил с женой в полицейский участок, когда оформлял продление визы. Они нам кофе по-турецки сделали, представляете? Чтобы не скучно нам было ждать. За превышение скорости останавливали меня — не штрафуют, а предупреждают, просят! понимаете? просят! чтобы я не нарушал. А в конце ещё и «Берегите себя, пожалуйста!» скажут.

У меня здесь машину стукнули. Я из окна дома видел. Пока шёл к месту аварии — приехала трафик-полиция, три лба под два метра, вежливые, предупредительные. Через 15 минут — хозяин страховой фирмы. Через полчаса я уже знал, когда забирать готовую машину: никакие протоколы не писали, трафик-полиция меня успокоила, поручилась за сервис. Через два дня машина была у меня — даже лучше, чем раньше стала: крыло, бампер, отрихтовали, покрасили. Мою машину в России били — так я через ад прошёл! Сами знаете.

Саша говорил косноязычно, но основная мысль его была понятна.

— Здесь преступность только очень мелкая. Смотри — как они водят. Думаешь, вчера права получили. Я раньше ездил, ну, как привык в России: обгонял, подрезал, резко тормозил, перестраивался из ряда в ряд. Так они пугались, теряли управление, сразу уступали, думали, что-то с человеком случилось. Показать?

— Не надо! — даже как-то грубо отвернулся к окну Вадим.

— А гражданство тебе зачем? Страну-то никто кроме Турции в мире не признаёт… — вмешался оператор Тимур Воронов, известный на НТВ главный государственник.

Саша оказался его «коллегой».

— Ну и что?! Ну и что, что не признанный, — загорячился Саша. — Для нас, здесь живущих, главное — сохранить статус-кво и постепенно добиваться мирового признания! Объединение кроме вреда ничего не принесёт! А без гражданства местного мне трудно работать. Тут всё для своих.

Тимур вызов принял. Хотя профессионал в своем деле, но характер имеет недипломатичный. Он на половину русский, а на другую — крымский татарин. И кровь горячая доминирует.

— Даааа, у любого крыша поедет под турецкой оккупацией, — не выбирая выражения, рубанул он.

— Неправда, неправда! Не было оккупации, — заволновался Саша. — Не оккупация это вовсе. А спасение турецкими войсками своих соплеменников. Вот!

Я попытался успокоить обоих. Всё-таки человек приехал, встретил нас, хоть как-то, но помог. Саша, возможно, высказывал нам всё, что у него накопилось на сердце. Стал рассказывать ему о наших темах, обсуждать детали съёмок. Об особенности подачи информации в репортаже и его содержания — о пресловутом «формате». И снова вспыхнуло — о наболевшем.

— Я не смотрю наши каналы. А зачем это мне? — вызывающе и с обидой поглядывал он в зеркало на сидевшего сзади нашего оператора. — Все новости из интернета узнаю, объективные. Хотел бы — настроил бы «тарелку».

Я тогда подумал — не знаю, считайте меня параноиком — что у человека очень символичная для мира русской философии фамилия — Толстов. Последователи Льва Николаевича в начале XX века — толстовцы — настаивали на первичности нравственного и духовного развития российского социума, принижая, а, в основном, жёстко отвергая значимость материальных благ.

— Здесь на Севере, — бормотал под нос успокоившийся сибиряк. — Никто никому жизнь не усложняет. Здесь всё просто, чисто, аккуратно, удобно. Настолько удобно, насколько можно! А у вас… у нас?.. От абсурда и нелогичности можно с ума сойти.

Оставшуюся дорогу до Фамагусты мы ехали, не проронив ни слова.

Турки-киприоты называют этот город Газимагуза, или Магуза. До войны 74-го года это был известный во всём мире фешенебельный курорт. Здесь отдыхали мировые кинозвёзды, миллионеры Старого и Нового Света, шейхи из Персидского залива. А теперь тут, в когда-то шумной туристической части города, время остановилось: потрясающие своим шиком и роскошью гостиницы, магазины, рестораны стоят пустые. Это город-призрак, запретная зона, куда турецкие военные никого не пускают, чтобы не допустить мародёрства. Но кто туда проникал, говорят, что даже ювелирные магазины не разграблены — через разбитые витрины, распахнутые двери видны покрытые многолетней пылью дорогие золотые украшения.

Жизнь в Фамагусте сосредоточена лишь в турецкой части — в Старом городе. Наш отель Palm Beach стоял прямо у этой запретной зоны, и мы видели из окон, с гостиничного пляжа этот покинутый туристический рай, где когда-то жизнь била ключом, красивые люди, некрасивые люди веселились, любили, ненавидели, обманывали, верили, страдали, видели счастье, мечтали. Завораживающее зрелище, глаз не отвести. Смотришь и понимаешь — всё, что создано человеком, преходяще. Рано или поздно.

Город известен в мире и своим средневековым замком, который в XV веке был перестроен по проекту Леонардо Да Винчи. Ну и, конечно, Башня Отелло. В начале XVI века наместником Кипра и командующим венецианским гарнизоном острова был некий Христофор Моро по прозвищу «Мавр». С него великий Шекспир списал героя своей трагедии.

В Газимагузе у нас были запланированы первые съёмки. В том числе история грека-киприота Тони Ангастиниотис (Tony Angastiniotis) когда-то популярного на Юге кинорежиссёра. Однажды он приехал на Север «посмотреть, как живут ненавистные турки-киприоты». Но остался здесь, стал «изучать их правду», поменял свои взгляды и снял фильм про конфликт «Голос крови» (The voice of blood) — как во время конфликта греческие националисты вырезали турецкое мирное население. Греки объявили Тони предателем, даже многие его родственники: «Я попросил сестру посмотреть мой фильм. А она сказала, что не будет смотреть фильм, который сделала собака… Но после просмотра она плакала, и теперь для сестры я уже не собака, она поняла их боль». Теперь хочет остаться жить на Севере и назвать дочку турецким именем Джаным (правда, в конце концов назвал библейско-еврейским Рахиль). А ещё в деревушке Йени Богазичи-Агиос Сергиос (Yeni Bogazici /Agios Sergios) отсняли забавную греко-турецкую семью — это почти единственный случай. Филиппос и Туркай Хаджифилиппо (Philippos & Turkay Hadji-Filippou) выходцы с Кипра, живут в Лондоне. Когда только встретились, начали спорить о конфликте, обругали друг друга, а сейчас это весёлая дружная семья. «Здесь, на Кипре, смешанные браки — это большая проблема. И на Юге, и на Севере почти все против этого. Может быть, наш пример хоть немного приблизит мир», — смеясь, рассказывал отец семейства. Лондонцы отдыхают то на Юге, у мужа, то на Севере, у жены. И у детей имена межнациональные: сын Михалис-Ариф, а дочка Тулиана (от турецкого имени Тулай и греческого Анастасис).

Ну и другие съёмки успели провести. Познакомились с замечательным человеком Яной Бойко. Она училась в аспирантуре Восточного Средиземноморского университета и подрабатывала в местном журнале NC Property. Очень помогла нам в сборе информации, с контактами.

Поздно вечером решили отметить знакомство с Сашей и Яной. Вернулись в отель, чтобы оставить оборудование. Ко мне в номер зашёл Вадим, хмурый.

— Ты что? Истории не понравились?

— Нет. Истории отличные.

— Номер не понравился?

— Мне этот Саша очень не понравился, — поморщился Вадим.

— Почему? Не понял, — схитрил я.

— Да пошёл он в жопу! — Вадим стал обиженно протирать очки. — Ну что попробуем расхваленную зиванию?

— Давай. Может, тебе станет лучше… Посидишь рядом с Сашей? — злорадно потревожил я кошек у него на душе.

Официанты заставляли наш стол ароматными, дурманящими — запахом и видом — блюдами, а Яна рассказала нам историю Святого Мамаса. Этот отшельник жил при римлянах — разводил скот, выращивал виноград, но от уплаты налогов злостно уклонялся. По легенде, рассерженный наместник однажды послал за ним солдат. Древнекипрского Ходорковского поволокли в местное СИЗО. Но по дороге на «этап» напал сбежавший из цирка и охотившийся на ягнёнка громадный лев. Конвой разбежался, а Мамас одной рукой схватил ягнёнка, а другой повалил льва, оседлал его и верхом на хищнике предстал пред очи наместника. Изумленный — ну, и, видимо, напуганный — чиновник-римлянин освободил храбреца от уплаты всех налогов, прошлых и будущих. И с тех пор Святой Мамас — покровитель неплательщиков налогов и оффшорных компаний.

— Те бизнесмены из России, кто знает легенду, обязательно едут поклониться церкви Святого Мамаса в городке Гюзельюрт, — под наш смех добавила Яна.

Пока мы уплетали нежнейшую баранину, которая, видимо, ещё недавно прыгала и блеяла на травке, Яна стала теребить нам душу.

— Хорошо, что здесь мало туристов, тем более из России.

«И она туда же!»

Вадим отвернулся и уставился в сторону. Он и так почти весь вечер не пил — что уже было удивительно — молчал, мрачно разглядывал Сашу и вздыхал. Но если последний ещё мог претендовать на «звание» истеричного и неадекватного человека, но Яна-то выглядела девушкой жизнерадостной и проницательной.

— Это почему же? — спросил я.

— Туристы испортят Север. Как произошло с греческой частью — там уже никакого сервиса, народ обленился. А цены там какие! А здесь над каждым, кто приехал на отдых, трясутся. Пока.

Был уже третий час ночи. Наш ресторанчик стоял у берега моря, и пока мы беседовали и ели, я наблюдал, как трое детей весело играли на песке. Взрослых рядом не было.

— Наши всё равно ещё долго сюда не повалят, — успокоил Саша. — Здесь своеобразный отдых. Пьянки-гулянки, жизнь фонтаном — это на Юге. Здесь нет индустрии кабацких развлечений. Здесь семейный отдых, спокойный — пить потихоньку, обжираться расслабленно и не торопясь.

Всё, что я в тот день увидел, поверьте, даже для меня (я-то давно читал отзывы побывавших на Севере) было культурным шоком. После Москвы, где от человека требуется постоянное — во имя чего-то — напряжение всех сил, в местную окружающую действительность не верилось. Засидится человек на одном месте и начинает полагать, что мир, где он живёт, естественен, разумен. А тут — дети! гуляют! одни! ночью!

— Это же Кипр! Со временем он становится родным, — добила Яна.

Да, я это сразу почувствовал. Как приехали.

Словно вернулся в хорошо знакомое место. Воздух здесь, что ли, такой? То переполняет энергия — не созидательная — и хочется дурачиться, глупо и беззаботно улыбаться, ходить босиком, шалить, как будто тебе всего восемь лет. То сидеть где-нибудь в маленькой кафешке, пить кофе или лёгкое местное бренди и лениво разглядывать прохожих, и удивляться — как каждая мышца, самая ничтожная косточка в твоём теле тихо напевает жаркую, сладкозвучную песенку-истому.

Когда в тот вечер все разошлись, я пошёл на берег… И сошёл с ума. Лежал до утра на белом песочке и думал, что я летняя средиземноморская волночка.

А не какой-то продюсер телекомпании НТВ.

За неполные три дня мы поставили на уши эту половину острова. Тема про конфликт получалась неплохая: истории яркие, «человеческие», как мы говорим. Успели сделать интервью с президентом Северного Кипра Мехмет Али Талатом, а после этого нагло проникли в нейтральную между двумя секторами территорию — Зелёную зону — где не то что снимать, даже находиться запрещено. Это была наша маленькая, но молниеносная спецоперация. Даже турецкие солдаты охранявшие Зону со стороны Севера опешили от нашей наглости и не успели нам помешать.

Нам повезло снять паломников-греков, именно в те дни приехавших с Юга в храм Святого Мамаса в Гюзельюрте. С недавних пор власти двух кипрских государств согласились на взаимные поездки своих граждан. Очень тяжело было наблюдать, как верующие целовали иконы, подолгу стояли перед ними на коленях и плакали.

Ещё встретились с местным диссидентом Шенером Левентом. Он турок-киприот, в молодости учился в Советском союзе — на журфаке МГУ — и хорошо говорил по-русски. Шенер был радикально настроен на объединение двух государств в федерацию и вывод с острова войск Турции, которые он называл оккупационными, а власти Северного Кипра — тоталитарным режимом. Он издавал оппозиционную газету «Европа», но после обыска в редакции переименовал её в «Африку» — мол, страна живёт по законам джунглей.

Среди русской общины Северного Кипра ходили слухи — сюда активно вкладывает деньги миллиардер Роман Абрамович. На его деньги, например, строится элитный коттеджный посёлок Chelsey village недалеко от Гирны. Хотя на первый взгляд ничего суперэлитного. Да, комфортабельные качественные коттеджи. Но сам посёлок находился в горах, от моря несколько километров.

— Мы не на россиян рассчитываем. Наши клиенты — пенсионеры-англичане, — рассказал нам во время экскурсии по стройке генеральный директор девелоперской компании (YIGOR PROPERTY) Рустам Сулейманов. — А они люди спокойные, любят отдых в горах. Видите, какой вид на море потрясающий отсюда открывается?! Для англичан самое то! Среди них популярно — удобное, качественное жилье, а не пустой, смешной шик.

Удовольствие за 35–80 тысяч евро. Площадь — от 90 кв. метров.

— Эльхан, это «фишка». Это надо обязательно обыграть в репортаже, — бубнил поражённый Фефилов. — Представляешь, коттедж по цене однокомнатной квартиры в Митино.

— Не-а, Вадим, «однушка» в Митино дороже. Намного. Я-то знаю.

— Митино — это где? — не понял «человек Абрамовича» (так его нам рекомендовали).

— Это один из «убитых», депрессивных районов Москвы. Спальный район.

Рустам расхохотался и объяснил, что сам он родом из Казани.

Да, это очень смешно! — два коттеджа на Кипре за однокомнатную «панель» — но мы не смеялись.

Камера была включена, и Вадим в лоб задал главный вопрос:

— Chelsey village принадлежит Роману Абрамовичу?

— Ну, я не хотел бы отвечать на этот вопрос, — заулыбался Рустам. — Разве, это так важно?

— Но, всё-таки, Абрамович имеет отношение к этому бизнесу? — «вцепился» вмёртвую Вадим.

Тот снова расхохотался.

— Ну, имеет, имеет отношение.

Оказалось, весёлый человек этот «человек Абрамовича».

Однажды услышал разговор Саши с Вадимом. С чего это они стали обсуждать такую тему, не знаю — может, сибиряк в очередной раз расхваливал местные порядки.

…неет, думаю, пойду — заявление напишу, — рассказывал Саша сидящему на переднем пассажирском сидении Вадиму. — Ну, разозлился тогда. А полиция чуть ли не спецоперацию всем отделом начала. Искали долго — в тот момент в интернет-кафе людей много было. Нашли. Англичашка, подросток, представляешь? Сын отвлёкся, а этот и стырил. Так полицейские его, несовершеннолетнего, на всю ночь посадили в камеру. Родителям его выписали штраф. И предупредили: «Ещё раз оступитесь — всю семью депортируем с острова».

Саша помолчал.

— Я в какой-то момент даже пожалел, что поднял эту историю. Говорю полицейским: мол, не надо, я зол был вначале. Да и мобильник-то дешёвый — за сотню баксов. А у этих англичан и своя вилла, и машина на Кипре. А вы их — депортировать. Да, при депортации имущество останется за ними, но пользоваться им они уже не смогут. Это же, говорю, неравноценно — такие потери для бюджета вашего государства!

А полицейские мне, на полном серьёзе: «Те, кто привозит сюда свои деньги, налоги платит — должны быть уверены в своей безопасности. Иначе, мы ещё больше потеряем». Понимаешь их идеологию? Моя полиция меня бережёт.

— Да, это показательная история, — проскрипел Вадим. — У моего сына недавно украли мобильник в Москве. Так нас менты послали на три буквы. Сказали: «Будем мы ещё вам мобильник искать! Конечно!»

— Ну, нет. Здесь воровство телефона — это ну, очень серьёзное преступление, за неимением других. Надо же криминальной полиции чем-то заниматься…

Вообще-то Саша нам очень помог. Возил нас бесплатно, много о чём интересном рассказал. Но и Вадим был прав: «Дёрганный он какой-то, мутный».

Сибиряк постоянно ждал от нас подвоха. Провокации, что ли. Но и его понять можно… Всех их понять можно: живут люди себе в тиши — «в деревне», как говорили о Северном Кипре местные русские — а тут лихой ветер с Родины заносит в их мирок съёмочную группу НТВ. Страшно им! Вот и получалось — Саша нам и помогал, и мешал.

Не замечали — куда делось большинство успешных людей, которые сделали капитал в благодатные годы — конец 80-х и начало 90-х. Кого убили, кто сломался — спился или пропился, кто пристроился кое-как в современной России. Но и за рубежом много этих героев «Эпохи кооперативов». Уехали — или убежали, скрылись — живут своей жизнью.

И на Кипре они есть. Про одного такого бывшего кооператора мы знали: живёт — не тужит. Интересно было снять историю такого человека. Спросили у Саши. Насторожился — да, мол, знаком с Денисом, но сниматься он не будет — категорически!

Саша потом долго не мог понять — стал какой-то подавленный — как я нашёл этого «Дениса». Зовут его Сергей Хромов. Выслушал нашу просьбу по телефону и сразу согласился — и виллу показать, и на своей яхте прокатиться, и за жизнь поговорить.

Телевизионщики иногда называют это «интригой». Яркая, в эмоциональном и ассоциативном отношении, история. Кого мы ожидали увидеть? Типичного кооператора, такого, какой «прописан» в наших ассоциациях (багаже образов, в образном мышлении). Нагловато-самоуверенный, сильный — в первую очередь, физически — человек. Эдакий громила, лихо зарабатывающий и лихо тратящий большие деньги. С «барсеткой» и в дорогих спортивных штанах. И, конечно, «златая цепь на дубе том» должна быть в наличии.

Все же стереотипное мышление — главная опасность для всех журналистов. Особенно телевизионщиков. Ведь массовая информация — для всех. Визуальные и вербальные средства — доступные, понятные «обычному зрителю», интеллектуальному «середнячку». Есть даже такие выражения-инструкции «Не грузить зрителя», «Не копать глубоко» — то есть не давать «тяжёлой», серьёзной информации. Да, это общемировое явление. Но на современном российском телевидении под «обычным зрителем» предполагают даже не «середнячка», а малообразованного и некультурного человека — этого любимого зрителя «Кремль ТВ». А аудитория влияет как на содержание предлагаемого ей продукта, так и — в случае журналистики — на авторов этого продукта. Аргумент от коллеги: «Это малоинтересно для российского (американского, узбекского) зрителя» говорит о поверхностности, лени и нелюбознательности. Вместо «понятная и общедоступная информация» получается шаблонное мышление автора.

Ну, и важнейший теле-аргумент — «картинка». В печатном тексте можно написать, что «здесь на каждом углу патрули и колючая проволока». А как это сказать в эфире, когда по видеоряду довольные и томные счастливчики. Если такие ожидания не оправдались, телевизионщики разочаровываются, опускают руки — мол, «истории», «интриги» нет. Не понимая, что опровергнутый жизнью стереотип — это ещё какая «интрига»!

Сергею Хромову тогда было около 50 лет. Подтянутый, уверенный, вежливо улыбается, но твёрдый характер чувствуется. Никакой стрельбы, шампанского рекой и длинноногих визгов во время прогулки на яхте мы не дождались. Герой нашего эпизода стоял на корме вместе с женой Фаей. Они тихо разговаривали, смотрели на набережную, здоровались с пассажирами других яхт. Такая тихая семейная морская прогулка в бухте Гирны. Просто отдых. Лето, любимая женщина, Кипрское море, забавные ребята с НТВ.

Наша попытка разбудить эмоции и добыть для Родины необходимую «картинку» и «лайф» проверенным путём провалилась. На предложение Вадима Сергей согласился, но нам разлил по полной, а себе — на донышке.

— Нет, — улыбался он нашим исканиям. — Я теперь другой… Думаю, вообще — продать яхту. А то лишние расходы. Чтобы покататься на яхте, необязательно иметь её в собственности. Можно арендовать.

Тимур что-то весело зашептал Вадиму — я расслышал только «Химкинское водохранилище». Да, я тоже видел там яхты, уродливо и комично выделяющиеся среди пейзажа двух депрессивных спальных районов Москвы.

Поехали на их виллу. Сергей показал нам небольшую коллекцию дорогих автомобилей и мотоциклов. Хорошая жена, хорошее имущество — движимое и недвижимое — что ещё нужно, чтобы встретить старость.

— Сюда, на Северный Кипр, попали случайно. Мы с Фаей ездили по разным странам, где-то жили по два года, где-то год. А сюда приехали — влюбились в эти места. Привезли детей, обосновались. Нам здесь хорошо.

Когда мы отсняли всю «картинку» и интервью, Фая нас накормила вкуснейшим ужином. Мы сидели на веранде, спокойно беседовали, и тут началась интересная дискуссия.

— А как же Родина? — начал я.

Сергей с Фаей странно переглянулись.

— А что Родина?

— В Россию не хочется? Навсегда вернуться. Снова там жить?

— Ужас, как не хочу в Россию, — поёжился Сергей, даже вздрогнул, видимо, вдруг всплывшим в его голове ассоциациям.

— ????

— А зачем? Зачем я ей нужен? Зачем она мне нужна? Одни тюрьмы, взятки… И рэкет.

— Какой ещё рэкет? — не понял я. — Всё уже изменилось. Этого давно уже нет.

— Да? — засмеялся Сергей. — Ничего не изменилось. Всё также.

— Какой ещё рэкет? Их уже не осталось. Вы, вообще, когда в последний раз были в России?

— В 98-м, в августе. И прямо в аэропорту у меня стырили кошелёк. А потом ещё и… Да ладно. Не хочу вспоминать! И сейчас всё также там.

Мы молчали и слушали человека.

— Россия, Россия, — Сергей смотрел в сторону и словно размышлял вслух. — Сказали бы мне в молодости, что буду так думать — дал бы в морду. А что мне там делать?.. Одни бандиты хорошо живут. Государство — для них, а не для простых людей. Россия — это место, куда не хочется ехать!

И снова посмотрел на нас.

— А здесь я — иностранец, но меня уважают и как бизнесмена, и как просто человека. Здесь я не быдло. Да и люди здесь не злые, не завистливые.

— Ну, вот у вас и дети уже не так хорошо на родном языке разговаривают.

— Нашим детям нужно хорошее образование, чистый воздух, — вмешалась Фая. — И всё это здесь есть. Я за их безопасность не беспокоюсь, если они в такое время пойдут гулять. А язык нужен будет — выучат.

— Ты молодой ещё, всё поймёшь, — сказал Сергей персонально мне. — Малейший кризис — и 90-ые вернутся обратно.

А прав был мужик про Родину. «Ничего не изменилось». Мы говорили с ним о разных вещах. Мы о форме, а он — о содержании.

Закон это право выбора. Ведь об этом в начале 2000-х не говорили — открыто не говорили — но предполагалось: права и свободы в обмен на защиту и безопасность. И где это всё? И свобода, и права, и безопасность.

Умный мужик.

Я же не спорил — хотел понять. Не спорил.

Завтра утром уезжать. Мы стояли с Вадимом одни перед гостиницей. Тёплый вечерний ветерок приносил запах моря. Этот чудный запах. Кто отсюда убежит в Россию?

Я прикрыл глаза, расслабился и всеми пятью — или шестью! — чувствами воспринимал это райское наслаждение — прямо как телевизионная «тарелка».

— Не понравился он мне, — не мог успокоиться Вадим.

— Кто? Сергей Хромов?

— Угу. Нет в нём этой русской удали, размашистость. Фантастической. ээ… как же это?

— Иррациональности?

— Во-во. Русской иррациональности.

— То есть стал таким меркантильным, прагматичным, да? Как турки или европейцы?

— Вот именно!

«Ну, Вадим. Здесь надо выбирать. Либо комфорт, либо духовность с грязными сортирами. Можно говорить о высоком и в то же время не спускать воду в бачке. О душе думать надо, это — главное. Но после чистых и комфортных туалетов. Разум после материи».

Эта высказанная вслух мысль обидела Вадима и он мне тут же отомстил. Почему-то напомнил историю, связанную с моей Родиной: про 45-секундный рекламный туристический ролик, подготовленный в 2006 году по заказу Министерства культуры и туризма Азербайджана нашими коллегами с НТВ — в основном, Сергеем Шановичем, в то время руководителем компании «НТВ-дизайн» и арт-директором телеканала, а также Максимом Соколовым, тогда ещё корреспондентом Службы информации.

Когда летом коллеги вернулись со съёмок из Азербайджана, то они рассказывали больше не о работе над роликом — это было понятно, ведь, как потом оказалось, работы над роликом было не так много — а про гулянки, пьянки и другой отдых, организованный для них официальной азербайджанской стороной. Ещё про то, что заказанный государственным ведомством проект почему-то оплачивал «Фонд Гейдара Алиева»

Я потом видел этот ролик — в эфире телеканала CNN. Там в одном из эпизодов снялась Лейла Алиева, дочь президента Азербайджана. А чего мелочиться!.. Сам ролик красивый. Глянцевый. Гламурненький. Но ничего особенного. Да и тех денег — нескольких сотен тысяч долларов, заплаченных коллегам с НТВ — он не стоил. А тем более сумм, которые за него списали. От этого «продукта» пахло коррупцией, лихими нефтяными деньгами, разбазариванием бюджета и презрением азербайджанских правителей к своему народу. И, конечно же, глупостью общества, которое это всё терпит. Которое это всё позволяет. Максимальная его цена пять тысяч долларов. Да и лично свои деньги на этот гламур я не стал бы тратить. Именно такой китч ожидаем, когда в голове у заказчиков, организаторов и исполнителей одни тусовки, потребление и наряды из бутиков. И брызги шампанского.

Но суть оказалась не только в этом. Наши коллеги с НТВ в Баку погуляли хорошо. Как рассказывал Максим Соколов, принимающая сторона, а именно сотрудники «Фонда Гейдара Алиева» выворачивались наизнанку, чтобы угодить «дорогим гостям». Например, однажды для всей съёмочной группы подвезли автобус с элитными проститутками… Несовершеннолетними! Девочкам было по 14–16 лет!

Про проституток от «Фонда Гейдара Алиева» Максим сообщал не всем, но все на НТВ про такую «работу» коллег в Баку узнали. Моральные уроды из «Фонда Гейдара Алиева» думали сделать приятное, но не понимали, что даже у адресата их услуг вызвали лишь презрение…

Мне эту историю пересказал Вадим Фефилов в тот день, когда наша группа готовились отплыть на Кипр из турецкой Алании. Пока в ожидании парома мы разгуливали на пристани, коллега признался, что ему самому было неприятно узнать про поведение азербайджанских чиновников: «Если бы это (история с проститутками — Э.М.) произошло в России или на Украине, такое ещё можно было бы понять… Но в Азербайджане… Эльхан, даже я был оскорблён услышанным!» Ещё передал те издевательские комментарии «поработавших» у меня на Родине коллег.

Вадим говорил-говорил, а я был готов со стыда провалиться сквозь землю. Тут же на этой проклятой пристани…

Я потом у Максима Соколова эту информацию про летний отдых-«работу» выяснял. Он категорически отказался подробно меня информировать, но сам факт с проститутками подтвердил.

Уверен, Вадим ранил меня, напомнив эту историю, потому что ему тоже в тот день было стыдно. И неприятно. После беседы с Сергеем и Фаей Хромовыми.

Да, стыдно.

Чинуша он ведь везде чинуша. Чинуша не имеет Родины, не имеет чести. Он редко краснеет. Чувство стыда у него появляется лишь… нет, нет, оно у него ампутировано. У него есть чувство страха. Но стыд это не для него. Со стыда откат не получишь, и на стыд очередной китч не хапнешь.

Некоторые чинуши умеют готовить патриотическую «лапшу». Некоторые общества сами подставляют под неё уши.

Они вдалбливают в голову среднестатистического гражданина (успешно вдалбливают!) идею-фикс: демократия и права человека — это «вещь чуждая нашим людям». Да неправда! Разве, например, в России нет исторических демократических традиций. Например, вече Новгородское, а потом соборы — этот классический институт народного представительства на Руси, собрание общины у староверов, институт сельских джамаатов на Кавказе, курултаи тюрок. Или же пример современного демократического устройства — поражающую своей справедливостью и глубиной систему лагерного братства. Вообще, самое более или менее совершенное, что изобрела русская цивилизация в XX веке — это система содержания людей в заключении и организованная в ответ система выживания этих людей в заключении. А они упрямо — демократизация приведёт к разрушению государства, и напоминают про 90-е, выборочно приводя оттуда примеры. Дескать, свобода — это смута. Неправда! Они намеренно путают понятия: централизованное государство и авторитарный строй. Централизованному государству как будто не надо быть правовым? А вот авторитаризм, с потерявшими совесть и контроль чиновниками, а главное — неспособность нации создать гражданское общество приведут к слабости государства, к бегству от такой страны — как отдельных людей, так и отдельных народов и отдельных территорий. А в первую очередь остепенившихся вчерашних союзников и «форпостов».

Почему у подавляющего большинства ура-патриотов сильное государство предполагает слабых граждан? Они говорят — только нынешняя властная элита способна «спасти страну», и только жёсткими методами. Неправда! Для них даже поздняя Погодинская формула (идеология Ветхого завета (око за око) в международной политике, а идеи Нового — во внутренней) не действует. Или, думаете, «20 января» невозможно где-нибудь в Москве или во Владивостоке? А побоище у Белого дома в 93-м — с изощренным убийством безоружных, расстрелами раненных, с патологическим насилием — это не повторение бакинских событий?! А провокации спецназовцев (подразделения специального назначения внутренних войск МВД «Витязь») и их последующая стрельба на поражение по митингующим, журналистам и зевакам во время «обороны» Телецентра в том же октябре 93-го?! А танки и огнемёты в Беслане — это разве не расстрел?! Принцип «Разделяй и властвуй» они будут использовать не только на постсоветском пространстве, они готовы стравить между собой даже собственных граждан — это же абсурд, это же абсурд! Они не только внешних врагов будут «убирать», но и объявленных врагами своих граждан внутри страны. Потому что «убрать» кого-то легче, чем убеждать, договариваться. Демократия — это процесс коллективного, общественного — между максимальным количеством групп интересов — договора. Проще говоря — все допущены к «пирогу»: все участвуют как в его разделе, но и в его приготовлении принимают участие. А как же? Патерналист не будет социально ответственен. А получается, одни делают, что хотят, а другие — большинство — должны быть рады минимуму — праву на существование.

Вот народ выбрал — или «выбрал», кому как нравится — двух президентов, оба юристы. И оба этих перца говорят, что надо строить «правовое государство». Выражение «правовое государство» — это штамп, о котором знает даже более менее прилежный студент, избыточное в смысловом значении словосочетание. Ну, как если сказать «очистить эту дистиллированную воду». Государство — это политическое объединение, организация социума на основе норм и права. Ещё раз. Государство — это правовая организация общества. Без права государства не бывает. И что? — эти два питерских юриста не знают про это? Знают. Из их юридических уст обещание построить «правовое государство» — это оскорбление.

Ну, скажите — суд, прокуратура, милиция — это фантом, мираж. И я пойму. Приму эти правила. Пойду к детективам, к бандитам. Сам буду вооружаться и себя защищать. Я же потом окажусь крайним…

Право для государства — это как фундамент и железобетонный каркас для здания. Если для первобытной, простейшей хижины или для пещеры или для землянки, конечно, ни того, ни другого не требуется. И княжеские деревянные хоромы могут обойтись без этого. Но чем здание современнее, чем выше и сложнее конструкция, тем надежнее, устойчивее, продуманнее должны быть фундамент и каркас.

Есть Россия-страна. Есть Россия как культурологическое пространство. Но России-государства нет. Как и почти десятка постсоветских республик. Это не государства. Это трухлявые, некрасивые, некомфортабельные хрущёвки. Их пора давно сносить или — ну, ладно, эволюционно — строить рядом новые дома, лучшие, современные. Но ушлые прорабы-президенты процесс обклеивания старых гниющих стен гипсокартоном и алкопаном (этими уродливыми «алюминиевыми композитными панелями»), а также процесс укладки ржавых, готовых прорваться, канализационных труб в тонкие пластиковые обёртки, а также процесс покрытия рубероидом крыши — крышу всё равно никто не видит — выдают за процесс модернизации, за процесс восстановления этих хрущёвок. При этом, даже этот абсурдный и косметический ремонт они умудряются делать бесконечно, а сам процесс прибивания гипсокартонных досок гвоздями выдают за героический подвиг подобный архитектурному и строительному чуду — строительство египетских пирамид, Питера на болотах, Великой китайской стены или туннеля под Ла-Маншем. При этом, одновременно они пытаются запихнуть эту недвижимость — и впихивают же некоторым! — по цене виллы на средиземном море или по цене двух отличных берлинских квартир. При этом, эти прорабы активно воруют, но для себя и своих детей они недвижимость присмотрели не в наших хрущёвках, а в чужих небоскребах.

Нормальные, умные жители, заказчики прогнали бы этих прорабов. Так нет же. Одни думают, что мы их наняли, выбрали — верят в это, другие понимают, что у прорабов есть целые бригады, вооружённые строительными инструментами и техникой; но большинство за теми, которые продолжают упорно терпеть и верить в то, что ещё немного — и хрущёвка чудом превратится в Burj Dubai.

Продолжаем жить в этих хрущёвках. Более того. Мы гордимся ими, этим плохим вечным ремонтом, а нормальные жители других домов смотрят и потешаются. Для них модернизация — это естественный процесс.

У них. Там…

Где-то…

У них.

Иллюзия?

Первое впечатление?

Обманчивое?

Синяя птица?

Тоже «ящик»?

Возможно.

Вот! В Бутане. Точно — в Бутане! Хочу такую страну за своими окнами.

Мы вернулись в Анталью утром 4 сентября. У нас оставались сутки перед вылетом в Россию. Утром нам позвонило руководство из Москвы. Пётр Орлов радовался как ребёнок: ночью курды совершили очередной теракт, на этот раз в городке Чатак на востоке Турции. Попросил сделать ещё один материал.

За рубежом я часто встречал россиян, которые со страхом вспоминали свою жизнь в России. И в Гоа, и в Европе и т. д. Но, лично для меня, самые яркие впечатления остались после общения с русскими Северного Кипра.

Репортаж про кипрский конфликт вышел в эфире НТВ через месяц. А тему про русских на Северном Кипре Вадим не стал делать, сказал: «Не вижу конфликта». Обидно было ему, видимо.

Кстати, Тимуру Воронову Северный Кипр вообще не понравился. Патриот. Государственник!

Source URL: http://ostankino2013.com/kipr-komandirovka-v-raj.html