…И снова наступило лето. Высокий могильный холм за городской стеной порос буйной зеленью. Дубы успели сбросить прошлогодний, будто обгорелый на солнце лист и облачились в новую зеленую одежду. Между рвом и лесом пролегла за это время тропинка: и князь и подружки не забывали Черную, во все праздники навещали и украшали ее могилу цветами.

А завтра, в годовщину смерти, здесь снова будут править тризну. Черный объявил об этом повсеместно. Не только черниговцы – все подесняне званы на поминки. Вот почему так людно в эти дни на дорогах. Идут пахари из сел, держат путь в княжий град гудошники-музыканты, калики перехожие. Только по ночам стихает гомон: кто у близких, кто у друзей укладывается отдохнуть, а кто в лесу – в большом дупле могучего дуба.

К тишине, казалось, прислушивались и окрестные рощи. Стояли они высокие, темные, угрюмые… Тень от них падала не только на стены, но и на всю окраину города.

Незадолго до рассвета тишину под стенами Чернигова нарушило фырканье коня, потом хрустнул сушняк под ногами, и на опушку выехал всадник. Он пристально осматривался по сторонам, вглядываясь в темноту, прислушиваясь к каким-то невнятным звукам ночи, потом решительно повернул коня влево и подъехал к высокой могиле. Он спешился, постоял у подножия холма, опустился на вкопанный рядом камень и задумался…

Он долго и печально смотрел на подножие холма, будто ведя с покойницей неслышную беседу. Потом поднялся с камня и медленно, твердым шагом стал подниматься на могильный холм. Дойдя до вершины его, он ненароком столкнул камешек. С тихим шуршанием тот покатился вниз.

И вдруг оттуда раздался голос, разорвавший глубокую ночную тишину:

– Эй, кто там?

Всеволод молчал, потрясенный нежданным окриком. Кто еще мог прийти к могиле княжны ночью накануне тризны?..

– Эй, кто ты таков? – еще громче раздалось внизу. «О боги! Кажется, знакомый голос…» – подумал Всеволод. Он сбежал с холма и остановился.

– Князь Олег? Какими судьбами ты здесь? Свела нас снова злая моя доля?

Тот решительно шагнул вперед, присматриваясь к молодцу.

– Всеволод! – Он в крайнем изумлении развел руками. – Так ты… – князь запнулся, – ты жив?

Слова эти напомнили Всеволоду прошлое лето, минувшую Тризну, побои, камни, погоню…

– Как видишь, княже, – ответил он, сжав зубы. И снова, как прежде, в долгие дни и ночи, когда, подобранный лесным отшельником, он выздоравливал в ветхой хижине и мечтал о мести, в сердце бурей поднялся неутоленный гнев, неуспокоенная местью боль…

«Разве поквитаться сейчас?» – мелькнула горячая мысль. Рука его невольно потянулась к мечу. Он отступил на шаг, чтоб размахнуться, напомнить неблагодарному князю тот день и те слова, которые бросил он в толпу: «Гоните его! Чего смотрите?» Да, только кровью и след бы за такое дело расквитаться…

Но вдруг подумал: «А что расскажут наши трупы северянам? Что здесь было? Подумают, что я задумал отомстить Олегу и погиб с ним вместе, в поединке. И еще больший позор падет на меня, убившего Олега, храброго витязя и мудрого князя, избавившего северян от хозарского гнета». Всеволод опустил руку и молча стоял перед князем.

– Садись, – прервал Олег его размышления и указал на темневшую рядом скамью.

Исподлобья глядя на князя, он подошел и сел.

– Как же перенес ты жестокие побои разъяренной толпы? Сказывали, и мечом хватили тебя там, в лесу.

– Живучий, значит, – мрачно отозвался Всеволод. Олег почувствовал неприязнь в его голосе, раздумывал, как повести речь дальше: виноват он все же перед этим дружинником, спасшим ему жизнь.

– Не думал я тогда, что северяне в гневе такую учинят над тобой расправу,

– проговорил он тихо. – Прогонят, думал, отрока, и делу конец.

– А гнать, выходит, следовало? За что же? – гневно спросил юноша.

И снова воцарилась тишина; долгая, тягостная.

– Поверь мне, не желал я тебе зла, – снова заговорил Олег, – наоборот, хотел я, чтоб ты остался жив…

Всеволод не ответил. Он просто не поверил князю. Что в нем Олегу за нужда? Жив ли, мертв ли какой-то неведомый дружинник? Не затем сюда пришел он, чтоб слушать князя. Прав был отец: князь – это ворог…

Он поднял голову и хмуро поглядел на Олега.

– Ни к чему теперь ни сожаления, ни покаяния, – жестко проговорил он. – Князь пришел сюда поклониться праху? – Всеволод показал на могилу Черной.

– Ты угадал, – ответил Олег, – я пришел поклониться праху незабвенной княжны.

– Почему ночью?

– Потому что у князей дня на это не хватает: на рассвете ухожу с дружиной на врагов наших – хозар. Кирий тогда удрал и снова собирает против нас большую рать.

– Идешь в поход, не справив тризну? – удивился Всеволод. – Ведь она не за горами, утром все северяне будут здесь. Олег пристально поглядел на него и, посуровев, сказал:

– Мы тризну справим в кровавой сече. За смерть княжны дорого заплатят хозары – костьми и скорбью засеем их степи.

Князь умолк и решительно поднялся. Молчал и Всеволод.

– А ты пришел сюда справлять тризну? – спросил Олег.

Всеволод злобно взглянул на него и ничего не ответил.

– Почему молчишь? – строго повысил голос Олег.

– А я у князя не в холопах! – огрызнулся тот. Олегу не по душе пришелся дерзкий ответ, но, зная Всеволода как сильного воина и видя, что он здесь один на один с ним, сдержался и сказал:

– Напрасно гневаешься. Не о холопстве веду речь. Дивлюсь, что слоняешься ты по лесам, не воротился до сих пор в дружину. Ведь ты же витязь!

– В какую дружину? – насторожился Всеволод.

– Хотя бы и в мою! К князю Черному да к северянам тебе теперь воротиться не с руки. А ко мне почему бы и нет? Я возьму тебя в дружинники охотно. Знаю: ты храбрый воин, истинный ратный муж. И гнев имеешь в сердце на хозар. Почему же не отомстишь за княжну, за поругание родной земли? Знай, походы, сеча – лучшие тебе лекарства: и боли смоешь, и тоску развеешь. А там и славу ратную добудешь, почести от князя и людей.

– Зачем мне слава? – равнодушно бросил Всеволод.

– Как – зачем? Ведь эта слава в ратном поле ценою крови и самой жизни добывается, и по заслугам чтит народ храбрых сынов своих – добрых витязей.

Всеволод угрюмо молчал.

– Как хочешь, – продолжал Олег, – однако я советую тебе: в походах лучше, нежели тут без толку шататься. Он сделал несколько шагов и снова остановился:

– Подумай, витязь! До утра еще есть время. А надумаешь – скачи прямо на Соляной шлях. Конь быстрый у тебя, догонит!

Сказал – и исчез в темноте. А Всеволод остался на скамье, молчаливый, задумчивый; он поднял голову, поглядел в далекое звездное небо. И мысль его вдруг перелетела на пастбище, милое сердцу пастбище, где всюду воля и простор, где так нежданно пала с неба лебедица, а потом и лебедь…

Но одной любовью живет лишь лебедь. Человек же знает и долг, и честь. Значит, и у него, кроме любви к княжне, есть долг: отомстить хозарам за угнетение и горе родной земли, за гибель княжны. Борьбы и мести ждут от него отец, и северяне, и княжна…

Он встал, снова поднялся на холм, взглянул на сереющую полоску неба над лесами, скрестил на груди руки, ощутил биение горячего сердца.

Вдруг в лесу, где-то совсем близко, раздался птичий щебет. Звонко и радостно запела птица, встречая близкий рассвет. И сразу отозвалось ей множество голосов в густом лесу, в прибрежных зарослях. И пошел веселый птичий перезвон вдоль всей опушки! Проснулась зеленая поляна, наполнилась веселым гомоном, словно живой водой омылось сердце Всеволода. Он ощутил, как пробуждаются придавленные в нем горем чувства. Мысленно увидел себя в удалых скачках на родном пастбище… Вот мчится он навстречу вольному ветру, яркому солнцу…

Начало светать.

С высокой могилы увидел юноша вспыхнувшее зарево. Оно охватывало небо над лесом, живое и трепетное, на глазах поднималось ввысь. Вот прорезал край неба первый тоненький луч… Животворное, золотое солнце взошло над миром, добрым теплом обласкало все живое, заискрилось в мельчайших капельках росы.

Всеволод вздрогнул: уже светает! Надо спешить! Он легко свистнул. Услышав голос хозяина, Вороной тут же отозвался веселым ржанием и подбежал к нему. Юноша мигом сбежал с холма, вскочил на коня и помчался к Соляному шляху…