Солнце вот-вот взойдет. Над лесом уже поднялось высокое зарево. Словно корона, венчает оно небосвод, золотисто-голубая корона! Небо вокруг нее как умытое, воздух свежий, прохладный. Широкой волной льется он в грудь, освежает, бодрит натруженное тело. А с земли струится пряный запах трав, по всей опушке стелется душистое благоухание! И тишина… Как бы замерло все, притаилось и ждет появления наряженного к свадьбе светила.

Но вот показалось солнце. Бросило на леса, на росистые травы янтарно-золотые, ослепительно яркие лучи, и сразу пробудились ото сна поляна и леса. Послышалось звонкое пение птиц, застрекотали кузнечики. Зашелестели листья над головой, радостно заулыбались солнцу.

Княжна как завороженная глядела на высокие травы, на верхушки деревьев, на облитые солнцем, трепетавшие в ярком свете листья. И показалось ей: в самом деле улыбаются деревья, как живые! Заиграли яркими, радужными самоцветами капли росы, будто в сказке, засветилась каждая росинка алмазной россыпью.

А солнце все выше и выше поднималось над лесом. То ли просыпала княжна в своем тереме восход солнца, то ли ныне рассвет был особый, не такой, как всегда, – залюбовалась Черная. Как удивителен мир вокруг! Как прекрасна родная Северянщина! Все создано здесь для счастья, живи и радуйся красе и покою…

Так нет же. Дома неведомые, гнетущие тайны. Приехала в Заречное повеселиться с Миланой, развеять в играх тоску, а Милана взяла да и сбежала со своим милым куда-то в Згуры. Вот тебе и подруга! Ни словом не обмолвилась про любовь, про сговор с Младаном. И была такова! А ей, Черной, томиться, тосковать теперь без подружки. Хочешь не хочешь, а надо домой воротиться. В Заречном нечего больше делать. Хотел было Всеволод проводить ее до Чернигова, да княжна не позволила, грусть закралась в сердце, захотелось побыть одной…

Чувствуя, что повод брошен, Сокол сам выбирал путь. Пересек поросшую высокими травами поляну, за нею рощу с глубоким, влажным яром; прошел вдоль ручейка и, легко прыгнув через него, вынес свою госпожу на торную дорогу. Черная осмотрелась и, видя, что конь направляется к Чернигову, снова грустно склонила голову, покачиваясь в такт неторопливому ходу своего коня.

Вдруг до нее донесся частый перестук копыт. Княжна насторожилась, подобрала поводья и хотела уже кинуться с Соколом в лес. Но увидела на повороте между деревьями всадников в красных как мак шапках, в голубых плащах. Девушка успокоилась: такой наряд носят только дружинники князя Черного.

Первым осадил перед нею коня плечистый Славята, известный в Чернигове ратный муж и самый доверенный человек у князя.

– Слава богам! – воскликнул он сильным басовитым голосом. – Пресветлая княжна, значит, здорова и на воле. А в Чернигове тревога: князь думает, не выкрали ли хозары его доченьку?

– Хозары? – удивилась девушка.

– Да, – не заметив ее удивления, продолжал Славята. – Они, вишь, сватать приехали тебя. Князь послал нас за дочерью в терем, а ее и след простыл. Ну мы и подумали: а нет ли здесь коварства, не выкрали ль хозары девицу, чтоб вынудить князя согласиться на брак?

Черная побледнела. Так вот какую тайну скрывал от нее отец! Вот почему одолевала ее в эти дни тревога. Сердцем чуяла беду… Видно, правду говорил конюший: нашелся-таки коршун и на ее голову. Да еще какой: каган, повелитель могучей Хозарии и двадцати пяти подвластных ему племен! Княжна смотрела хмуро на Славяту, на дружинников, вооруженных с ног до головы, и, скрывая волнение, спросила:

– Так что же повелел вам князь?

– Найти княжну, да побыстрей!

– А потом?

– А потом домой ее доставить, – простодушно ответил Славята.

Черная вздрогнула.

– Неужто князь согласен и хочет выдать меня за кагана? Ведь каган женат и стар уже! – чуть не плача произнесла она.

Славята нахмурился:

– Что поделаешь, княжна! На то его воля и право. По закону каган может иметь столько жен, сколько есть подвластных Хозарии племен. От каждого племени – княжну. У пресветлого князя Северянского одна дочь, значит, ей и суждено быть женою хозарского кагана.

Похолодела княжна, не нашлась, что ответить Славяте. Слышала она про эти законы, но думала, что старость кагана спасет от позора и насилия. А князь, выходит, знал, что грозит ей, и молчал. На что же он надеялся? Почему потворствовал, когда она отказывала соседям-князьям? Умышленно? Чтобы приберечь для кагана?

Взглядом, полным отчаяния, обвела она ратных мужей, будто спрашивала, ждала от них ответа. Потом надменно выпрямилась, глаза ее блеснули гневом.

– Я не поеду! – решительно сказала она.

– Как же так, не поедешь?

– Пустили хозар в крепость, так и возитесь теперь с ними. Мне там нечего делать!

Дружинники и ахнуть не успели: княжна пришпорила коня и, развернувшись, понеслась обратно к лесу.

Славята не мог поверить, что она посмела ослушаться отца.

– Черная! Княжна! – крикнул он своим зычным голосом, надеясь остановить девушку.

Но она только оглянулась, прикинула глазом расстояние между собой и Славятой, который уже гнался за нею, и еще сильней дала шпоры коню. Она не хуже Славяты знает леса, тайные укрытия. Только бы дружинники отстали… Не дастся она в руки Славяте. Скроется в лесной чащобе, а там будь что будет!

Сначала Сокол не мог оторваться от погони. Буланый конь Славяты несся за ним во весь опор. Но вот Славята оглянулся, видит, дружинники совсем отстали. А княжна с каждым мгновением все дальше и дальше. Холод обдал сердце бывалого воина. «Сбежит проклятая девка! – заметалась тревожная мысль. – Перед князем и перед дружиной опозорит. Схитрить надо!»

– Черная! – закричал он. – Да остановись же… Я не все тебе сказал. У нас с князем сговор!.. – Славята обозлился: княжна вот-вот ускользнет из рук.

– У нас с князем сговор! – еще громче и уже в отчаянии заревел он. – Остановись!

Теперь она услышала слово «сговор». Обернулась, сурово крикнула через плечо:

– Против меня?

– Да нет же, против хозар!

Какое-то время оба молчали. Кони неслись вперед. Славята ждал. Княжна размышляла.

– Клянись! – услышал он наконец ее голос.

– Клянусь! Честью ратного мужа клянусь!

– Жизнью клянись!

– Клянусь жизнью! – задыхаясь, прохрипел Славята, теряя уже и голос и терпение.

Черная, видно, решилась выслушать княжьего посланца. Сокол замедлил галоп, потом, сделав крутой поворот, остановился на обочине.

Славята тоже осадил Буланого, вытер вспотевшее лицо.

– Будь я отцом пресветлой княжны, – тяжело дыша, зло глянул он на девушку,

– высек бы за такой нрав.

Черная, нахмурясь, молчала. Победа над Славятой, начальным человеком княжеской дружины, известным на весь Чернигов витязем, в другое время могла бы и польстить ей, но не до потех, любезных сердцу, было ей сейчас.

– Останови дружину, – сказала Черная. Она не доверяла, остерегалась западни.

Славята дал знак дружинникам.

– Так какой же у вас с отцом сговор? – спросила она, поглядывая то на Славяту, то на его дружинников, остановившихся невдалеке.

– Княжна должна дать ответ хозарам.

– Что?! – резко дернулась в седле Черная. – Вот это и вся премудрость сговора? Неужто отец не знает, каков может быть мой ответ? Неужто в Чернигове некому за меня постоять?

– Не обижай, княжна, воинов северянских, – угрюмо отозвался Славята. – Каждый из нас готов голову сложить за честь твою. Но…

– Что «но»?

– Не время. Нужно пока что обойтись без сечи… Девушка помолчала, обдумывая его слова.

– И князь не знает, как это сделать? Ведь он может не согласиться на мой брак с каганом!

– Княжне это легче и сподручней. А князь сошлется на тебя: ребенок, мол, еще она, не хочет – и весь тут сказ.

Черная была в том возрасте, когда взрослые еще не отвыкли от ее проказ и озорства, по привычке смотрели как на девочку, а девочка уже косо поглядывает на свое детство и тешится гордым именем взрослой. Потому-то слова витязя поначалу разгневали княжну. «Как смеешь! – хотела она крикнуть. – Ко мне сваталось вон сколько князей!» Но не крикнула. Проглотила со зла слюну и, дав шпоры Соколу, вовсю погнала его по дороге.

– Хорошо! – гневно бросила на ходу. – Я отвечу хозарам! И за себя и за мужей ратных!