Атлантик Сити, Атлантик Сити! Удивительный очаровательный город на берегу Атлантического океана. Голубое небо, вода цвета берлинской лазури и охристые пляжи. Вдоль всего залива тянется каре – boardwаlk – деревянный помост с ограждением. По бордвоку гуляет масса народу всех цветов – смуглые индусы, черные афроамериканцы, желтые азиаты, белые американцы, которых не всегда можно отличить от афроамериканцев до такой степени они загорели. Едут неспеша рикши, беседуя на ходу с седоками, иногда медленно проезжают патрульные милицейские машины.

За бордвоком выстроились в ряд гиганты небоскребов – казино и гостиницы. Все они не похожи друг на друга. Каждый из них решен в своей оригинальной архитектуре. Наибольшее внимание привлекает Тадж-Махал огромной лестницей, белоснежными переходами и галереями, башенками с яркими цветными луковицами. Собственно, к индийскому Тадж-Махалу он не имеет ни малейшего отношения. Башни и луковицы взяты из храма Василия Блаженного в Москве.

Рядом с Тадж-Махалом находится на бордвоке именно та площадка размером шесть на двенадцать метров, на которой городские раввины и представители общественности собирались возвести жизнерадостный мемориал шести миллионам погибших евреев. Эта площадка имеет навес и скамеечки. На них сидят приезжие посетители, преимущественно, русские эмигранты. Дело в том, что хозяева казино предусмотрели все, чтобы приезжие не отвлекались от игры. Поэтому ни в вестибюлях, ни в прочих помещениях казино и гостиниц нет ни одного стула, ни одной скамейки. Стулья есть только возле игровых столов, где играют в блэк-джек, покер и кости, возле рулеток, кресла закреплены возле игровых автоматов. На остальной территории казино сесть негде (разве что на унитаз в санузлах, сияющих никелем, бронзой и чистотой, с картинами и услужливыми уборщиками-азиатами). Многие пожилые русские эмигранты ездят в Атлантик Сити на специальных автобусах, как на работу. Во-первых, приятно подышать пять-шесть часов свежим морским воздухом, во-вторых, это какой ни на есть приработок – стоимость автобуса 10 долларов, а на игру выдают 15 долларов. Пять долларов чистого навара. Но ходить пять-шесть часов по бордвоку тяжело – поэтому они располагаются на таких площадках, не подозревая, что на них может быть сооружен мемориал.

Правда, есть еще заведения, где можно сидеть – это буфеты и бары, но там нужно что-нибудь заказать. Наибольший интерес привлекает бар «Красная площадь» со всеми аксессуарами социализма (флагами, серпами и молотами, скромной копией рабочего и колхозницы, лозунгами «Вся власть советам») и коктейлями с аналогичными названиями. Перед баром стоит большая трехметровая статуя Ленина на пьедестале. Ленин в кепочке и с привычным жестом. Одну руку он засунул за жилет, а вторую протянул вперед, якобы показывая всем посетителям, направляющимся к игровым автоматам, «Правильной дорогой идете, товарищи!»

В Атлантик-Сити стекаются все желающие играть не только из Нью-Джерси, но и из многих других штатов, где азартные игры запрещены. Едут днем и ночью на автомобилях и прилетают на самолетах. Американцы признают два вида транспорта: автомобиль и самолет. Железную дорогу они почему-то игнорируют. Это там, на просторах бывшего СССР в свое время на смену гужевому транспорту пришла железная дорога и сразу стала нашим любимым транспортом. Пришел на вокзал, сел в вагон, проспал ночь, выходишь уже в другом городе и спокойно отправляешься делать свои дела. Американец предпочитает ехать на машине в далекий аэропорт, там маяться четыре часа, проходя таможенный досмотр, контроль багажа, металлодетектор и просто личный досмотр, потом перелет, в аэропорту назначения опять ряд процедур, ожидание багажа и опять поездка на машине.

Если американец видит, что ему нужно посетить какой-нибудь город на расстоянии порядка 300 миль, он, ничтоже сумняшеся, садится в автомобиль и проводит за рулем 5-6-7 часов на хайвеях и торнпайках, испытывая массу неудобств, связанных с едой, всякими гигиеническими процедурами и постоянным напряжением. Американец вообще не мыслит себя без машины. Проснувшись утром, он моется, одевается и тут же садится за руль. Даже завтрак он, как правило, потребляет по дороге. Берет в какой-нибудь Wawa или Dunkin Dоnuts кофе и сандвич, не выходя из машины, и уплетает их на полном ходу.

Поэтому, пробыв в Америке первый месяц без машины, мы уже чувствовали себя неловко, как голые на балу. Мы подсчитали свои скромные сбережения, созвонились с дилером, объяснили ему свои возможности и отправились по стоянкам на его автомобиле покупать машину. Алексей был весьма тертым малым – бывший московский таксист. Я у него поинтересовался, как мы доставим машину к нашему дому – ведь он же за рулем своей машины. «Это не ваш вопрос», – легкомысленно ответил он.

На пятой, весьма дальней стоянке, он наконец сообщил, что нашел то, что нам нужно, т. е. стоимость в пределах наших возможностей, и машина в хорошем состоянии. Это был Plymouth Reliant – небольшой автомобиль красивого серебристого цвета. Он сел за руль, мы проехали с ним несколько кварталов, вернулись назад, расплатились с хозяином и оформили все документы.

– Теперь садись за руль и поезжай домой. Быстрее всего по Рузвельт бульвару, – беспечно заявил он мне.

– Но я же никогда не водил машину без стыка. А Рузвельт бульвар – это первая магистраль в двенадцать полос движения.

– Это просто, – сказал он. – Ладно, поезжай за мной. Поедем по Бастлетон.

С легкой дрожью в коленках, я кое-как добрался до дома. Мы стали обладателями собственной машины. Международные права, которые мне выдали в Киевском городском ГАИ за две бутылки коньяка по жуткому блату почему-то на французском языке и с дикими ошибками, оказались в Америке недействительными.

Вернувшись домой, я стал вспоминать покупку своей первой машины в Киеве. Для архитекторов в те времена – это была непозволительная роскошь. Даже при моей должности нужно было положить трехлетнюю зарплату. И все же мы решились на этот страшный шаг, когда наш сосед предложил нам свой новый «Запорожец» за 4500 рублей. Мы посчитали свои сбережения, влезли в долги, но этого не хватило. Пришлось пойти на совсем неожиданный шаг. Я взялся написать две главы диссертации на звание кандидата медицинских наук (пригодилось мое увлечение инсоляцией). Наконец, серенький 968-й появился возле нашего дома. Незадолго до этого я встретил свою знакомую – Татьяну в весьма озабоченном состоянии.

– Что случилось? – поинтересовался я.

– Понимаешь, в чем дело, – мы недавно купили машину, не новую, так что решили, что никто на нее не польстится, и поставили ее возле дома (это было недалеко от нас). Через пару дней с нее сняли два колеса и поставили на кирпичи. Мой муж купил колеса, но теперь он ночует в машине. Я и так его не очень много видела, а теперь, кроме того что он игнорирует супружеский долг, я его почти вообще не вижу.

Учитывая татьянин опыт, мы поняли, что нужно предпринимать срочные меры. И нам повезло. Как раз в это время наш знакомый художник Леонид Стиль был в бегах вместе со своей «Волгой», и его гараж был пуст. Ленин отчим, академик Лобаев, был крупным ученым, так что гараж у него был непосредственно у дома, на улице Ленина. Леня был отличным художником, с хорошей петербургской школой, его картины пользовались успехом, но в личных делах его успехи были более скромными. Он развелся с женой, и они боролись за сына. Когда Леня, наконец, завладел им, он никуда не выпускал его одного, и сам отвозил его в школу и привозил из школы. Его супруга наняла бойких ребят, чтобы выкрасть сына. Они встретили его у самых дверей школы, затолкали в машину и уехали. Но, к лениному счастью, произошла страшная ошибка. Похитители знали пацана только по фотографии и поэтому ошиблись и выкрали сына не то румынского, не то чешского консула. Ребенок был возвращен, но началась разборка, завели уголовное дело.

Леня не стал ждать. Он сел в свою «Волгу», усадил туда сына, уложил этюдники, ящики с красками, кисти, мастихины и холсты и отправился в неведомом направлении. То-есть, впоследствии это направление стало весьма ведомым. Он поехал в Обуховский район, там остановился в первом же селе, зашел к председателю колхоза и выступил с таким предложением:

– Вот я известный художник, вот проспекты моих выставок. Как вы видите, мои картины покупают даже в Японии. Но сейчас мне необходимо побыть одному, без коллег. Я поживу у вас недельки две-три, но вы об этом никому не будете говорить. А я за это распишу стену в вашем клубе или напишу пару картин, которые вы сможете повесить в вестибюле вашего клуба и ничего с вас за это не возьму.

Председатель был в восторге. Побыв в этом селе две недели, Леня отправлялся дальше и в следующем селе выступал с таким же предложением. Так он перешел на кочевой образ жизни. В результате, гараж пустовал, и мы, договорившись с его маменькой, поставили туда свою машину.

В первое же воскресенье я решил ее апробировать. Предупредив об этом супругу, я пошел на кухню и сел за машинку. Дело в том, что обучение вождению я проходил на старой полуторке, на которой все трещало и гремело и даже скорости мы могли переключать только когда наваливались на рычаг вдвоем с инструктором. Естественно, когда я увидел переднюю панель своей машины, я понял, что всего не запомню и что мне нужно сделать шпаргалку. В кухню вбежала Леночка с криком:

– Что это ты печатаешь?

– Описание передней панели.

– Слава Б-гу, а то я уже подумала, что ты пишешь завещание.

Первый опыт принес плачевные результаты. Вокруг были сплошные горки, мотор глох. В результате я посадил аккумулятор, и машину мы закатывали в гараж на руках с дворовыми пацанами. Но вскоре я ее освоил и полюбил. Особых проблем у меня с этим не было. Проблемы возникли только перед техосмотром. Я обнаружил, что срок действия медицинской справки о состоянии здоровья (три года) уже истек. Очереди на медкомиссию были чудовищные. Но я нашел простой выход. Права были мне выданы 71-м годом, и я их быстренько исправил на 74-й. Единица на четверку исправляется мгновенно, и я, счастливый, отправился на техосмотр. Принимал его старый опытный гаишник – тучный, мрачный мужчина. Соискатели талона техосмотра преданно смотрели ему в глаза и ласково называли уважаемым Петром Григорьевичем. Когда подошла моя очередь, и я подогнал машину к аппарели, он попросил техпаспорт и права, развернул их и внимательно осмотрел. После этого он положил мои права во внутренний карман и сказал:

– Машину отгоните вон туда на штрафную площадку, снимите номер и отдайте мне. Я заканчиваю техосмотр в два часа, подойдете ко мне и расскажете, на каком базаре вы купили эти права. С прошлого года была введена новая форма. А если вы забыли, то посидите в КПЗ пока не вспомните.

Я был в шоке. Совершенно не знал, что делать. Я отогнал машину, отдал ему номер и начал бессмысленно тыняться вокруг площадки ГАИ. И тут я вдруг услышал:

– Чего ты такой мрачный? Сегодня как раз еще небольшая очередь. До двух наверняка проскочим.

Это был мой знакомый инженер-патентовед. Я рассказал ему о своих горестях и о своем безвыходном положении.

– Безвыходных положений не бывает, – продекларировал он. Петр Григорьевич как раз нормальный дядька. Сейчас все устроим. Идем со мной.

В это время как раз скатывали одну машину и заезжали на другой. Он подошел со мной к гаишнику.

– Петр Григорьевич, вы мне говорили, что ставите садовый дом в Осокорках и задавали всякие вопросы. Так это как раз самый главный архитектор по всем садовым домам Киевской зоны. Он знает все нормы и правила. Он вам даже может сделать хороший проект.

– А я ж ему сказал подойти к двум. Тогда и поговорим.

Ровно в два я зашел к нему. Ситуация прояснялась. Сложность с его дачным домиком состояла в том, что он недавно провел техосмотр на заводе сборных железобетонных блоков, и они пообещали ему дать безвозмездно столько блоков, сколько нужно. Но никто не брался проектировать садовый домик из крупных блоков. Я согласился с восторгом, тут же получил свои права и документ о том, что прошел техосмотр. На следующий день он заехал за мной, отвез на завод, познакомил с главным инженером, который дал мне номенклатуру блоков. И в этот же вечер я засел проектировать, т. е складывать домик из этих, слабо подходящих для таких дел, кубиков. Проект был закончен за два дня и передан заказчику. Он ему настолько понравился, что и следующие годы я проходил техосмотр без всякого осмотра.

Как и все счастливые обладатели собственного транспорта, мы пользовались машиной не очень активно, не так, как это делают в Америке: летний отпуск, поездки за город на уикэнд, поездки на дачу, перевозка тяжелых предметов. На работу ездить на машине было нецелесообразно, в гости к приятелям тоже. Дорога до гаража занимала больше времени, чем до работы. Оставлять же машину возле дома на ночь было опасно. Что касалось поездки в гости на машине, то кроме того, что это было нецелесообразно по времени, это еще полностью исключало выпивку, без которого не обходились наши встречи.

А ходить в гости и принимать гостей мы любили. Если приходили один-два знакомых или супружеская пара, мы принимали их по известной традиции на кухне. Пили, закусывали, беседовали об искусстве, об архитектуре, о политике, рассказывали анекдоты, частенько читали вслух запрещенную литературу – «Собачье сердце», «Раковый корпус», письма в защиту Даниэля, Синявского, Солженицына и прочий самиздат, слушали записи Высоцкого, Галича, иногда пели сами. В гости к нам приходили мои коллеги – архитекторы, скульпторы и художники нашего и старшего поколения: Виктор Зарецкий, Евгения Склярова, Инна Коломиец, Григорий Хусид, Евгений Куликов, Юрий Паскевич, Григорий Болотов, Анатолий Косенко, Павел Когут. Приходили и коллеги более молодого поколения: Юрий Ржепишевский, Ольга Рыкунова, Виктор Судоргин, Вячеслав Каленков, Александр Галетко. Дом у нас был весьма гостеприимным.

Однажды позвонил московский поэт Смирнов, сказал, что приехал познакомиться с Киевом, что остановился в гостинице «Днепр» и что привез нам привет от Татьяны Глушковой, которая была тогда редактором отдела поэзии в «Литературной газете». Я был тронут. Я любил его лирические стихи. Естественно, мы пригласили его к нам, объяснили как проехать, и через полчаса он был уже у нас. За это время мы успели накрыть стол (как обычно, на кухне). Он рассказывал нам последние московские новости, читал стихи, свои и чужие. В общем, застолье и беседа затянулись далеко за полночь, когда не ходил уже никакой транспорт. Была пятница. Мы оставили его у себя. На следующий день, ровно в десять он нас разбудил возгласами:

– Сколько можно спать? Народ уже давно гуляет, а мы еще ни в одном глазу!

Пока Леночка накрывала на стол, мы с ним сходили в гастроном напротив нашего дома. Начались опять тосты и стихи, стихи, стихи. В этот день он так и не выбрался в гостиницу, а следующим утром он разбудил нас опять теми же лозунгами. В понедельник, когда мы отправились на работу, он сказал, что останется у нас дома и тоже поработает. Все это продолжалось четыре дня. На пятый день вечером он сообщил, что, к сожалению, нужно ехать в Москву, что еще нужно заехать в гостиницу рассчитаться и забрать паспорт.

– А как же Киев? Я подготовился показать тебе много интересного.

– Киев очаровательный город, – ответил он, – мне страшно понравился. Он произвел на меня неизгладимое впечатление, – и с этими словами он умчался.

Когда же отмечались праздники, годовщины, именины и прочие торжественные события, накрывался в гостиной большой стол, готовились холодные и горячие закуски, насколько это позволяла советская пищевая промышленность, покупались напитки (в основном, крепкие). Приходило много гостей – человек двадцать, а иногда и больше. Непременными посетителями этих застолий были остроумнейший Игорь Шик со своей очаровательной супругой Тамарой, Леня Зимин с симпатичнейшей Галочкой, супруги Скуленко, великолепный радиорежиссер Марина Шиманская с супругом, Инночка Немчинова с супругом, супруги Каневские… Очаровательная Светлана Полутова – Генеральный директор объединения «Детский мир» всегда приносила с собой какие-нибудь диковинные деликатесы. Эти мероприятия проходили бурно, но, как правило, без эксцессов. Только однажды, в день моего рождения, произошла неприятность. После очередного тоста моя приятельница Инна вышла на балкон и тут же получила сверху удар бутылкой по голове. Удар сильный – шишка и кровавая царапина. Поскольку мы жили на восьмом этаже, а дом был девятиэтажным, никаких сомнений в отношении адреса автора этого поступка не возникло. Кто-то позвонил в милицию, а наиболее экспансивный Леонид Каневский тут же ловко отбил донышко у пустой бутылки и с этим страшным оружием помчался наверх. Хозяин верхней квартиры, разглядев в глазок агрессивное Ленино лицо и его ужасное оружие, естественно, его не впустил, а сам обложился различными предметами для защиты. Когда Леня вернулся, другой приятель, Олег, сообщил, что с соседом сверху – известным хулиганом – он учился в одном классе и сейчас этот вопрос уладит. Он вернулся через полчаса, сказал, что бутылку бросила младшая дочь хозяина, что она уже наказана, что он очень извиняется, что они выпили коньяка за мир между жильцами и что нет никаких причин для конфликта.

После окончания его речи позвонили в дверь. Это была милиция. Мы изложили им произошедшие события. Осмотрев количество бутылок на столе, капитан, возглавлявший этот наряд, подверг сомнению миролюбивость наших отношений и решил проверить наши личности. Но, к нашему счастью, он оказался большим любителем искусства и, обнаружив среди нас заслуженного художника, заслуженного деятеля искусств и заслуженного тренера, резко изменил свое мнение. Кроме того, он оказался театралом и узнал Славу Сланко, популярного актера театра Русской драмы, после чего сообщил, что вышеживущий жилец будет сильно наказан. Он составил протокол, и отправился наверх. Там он обнаружил нашего соседа под шафе с бутылкой коньяка (работа Олега), на столе у дверей большой кухонный нож и молоток (работа Лени). Судьба его была решена, и он был отправлен в кутузку.

Следует заметить, что бутылка была брошена не случайно. Когда я столкнулся с супругой нашего наказанного соседа и посетовал на происшедшее, она мне мрачно ответила: «А я не люблю, когда играют на рояле. Будете еще играть – залью водой». Предупреждение было многообещающим и достаточно реальным, так как она заливала уже нас дважды. В нашем доме проживала та еще публика. Дом являлся кооперативом автодорожного института. Однако этот сосед был слесарем-ремонтником, сосед слева был продавцом мебельного магазина, сосед справа был мясником на Бессарабском рынке, где он начинал бурную деятельность с семи утра. Его при нас посадили на довольно солидный срок, – очевидно, не за ударную работу. Поэтому когда нам предложили обменять квартиру на большую на улице Щорса – вопрос о соседях тоже был одним из немаловажных факторов. Этот дом принадлежал киностудии. Наши новые соседи не имели отношения к киностудии, но были намного спокойнее.

Здесь мы могли играть и петь без особых опасений за свое здоровье. В нашем доме бывало немало людей, имеющих отношение к музыке. Однажды, когда к нам пришла в гости оперная прима Евгения Мирошниченко с супругом режиссером Бегмой, мы сидели за столом в малой гостиной, пили, закусывали, рассказывали различные веселые истории. Инициативу захватил Бегма, он сыпал актерскими байками, анекдотами, частушками. Потом, вставив пятаки в глазницы, начал петь поездные жалобные песни. При словах: «Полез под кровать за протезом, а там писаришка штабной» Женя не выдержала. Она не привыкла к тому, чтобы кто-то кроме нее был центром внимания.

– Хватит! Теперь я буду петь!

– Может, тогда пройдем в соседнюю комнату? Там просторнее и есть пианино и есть, слава Б-гу, кому аккомпанировать, сказал я.

– Нет, мне не нужен аккомпанемент. Я буду петь тут, за столом.

И она запела. Я слушал ее в опере, я знал, что у нее великолепное чарующее сопрано, но я не мог себе представить, что у нее голос такой силы. Дребезжали стекла, вибрировала люстра. Мы сидели очарованные. А она при этом в перерывах выпивала наравне со всеми, и это ни в коей мере не сказывалось на ее пении. Пела она народные песни, просто популярные песни и песни, которые не пропустили бы ни на радио, ни на телевидение. Мы долго находились под впечатлением ее пения.

Вообще, при любых застольях, после хорошей выпивки и закуски мы переходили в другую комнату, где стоял наш «Блютнер». Желающих играть и петь было много. Хорошо играли Виктор Зарецкий, моя супруга Леночка, Саша Скуленко. Первым обычно захватывал пианино Скуленко, начинал петь блатные и дворовые песни или наигрывать джазовые мелодии. К пианино в это время подбирался Леня Каневский и просил ему аккомпонировать. Пожизненное пребывание на Днепре со своими спортсменами так разработало его легкие, что голос его стал стенобитным. Он неоднократно говорил, что если бы он мог покинуть свою команду (сборную Украины по академической гребле) он бы постарался попасть в оперу. Начинал он с популярного «Hello, Dolly».

Потом за рояль садился Виктор Зарецкий. Пели все. Потом играла и пела моя супруга. Ей подпевали наши приятельницы – Томочка и Галочка. Они предпочитали песни Окуджавы.

В один из праздничных дней нас посетил Роберт Клявин – главный балетмейстер Киевского оперного театра. С ним пришел незнакомый нам человек. Он явно не был балеруном – маленького роста, полный, застенчивый. Роберт извинился, что привел его без приглашения, и сказал, что это его приятель – инженер.

После застолья все перешли в гостиную. Саша прянул за рояль. Пел, как обычно, «Жену французского посла», «Дождик капал на ручку», «Сиреневый туман». После этого спел «Ваше благородие, госпожа удача». Роберт попросил его сыграть другие песни Окуджавы. Саша ответил, что он их не знает, что ему нужно их подбирать. Тогда Роберт сказал своему приятелю:

– Может быть, ты попробуешь, если Саша уступит тебе место за пианино. И вообще сыграй нам что-нибудь из своего репертуара.

Его приятель раскрутил вертящийся стул по своему росту, сел на него и заиграл. Причем играл он все подряд по заказу и без заказа, песни, джазовые мелодии, классические вещи, просто импровизации. Играл он великолепно. Мы слушали как завороженные.

Целый час мы слушали эту великолепную игру. После этого Роберт сообщил мне, что это его новый концертмейстер, что он его очень ценит, что играет он без нот, так как ничего в них не понимает. Я не знаю, насколько это правда. Но я знал двух балетных концертмейстеров (и обе Регины), которые тоже редко пользовались нотами.

С Клявиным и Каневским была связана еще одна забавная история. У Роберта был день рождения, который он праздновал у себя на даче за городом в районе Киевской ГЭС. Леня был приглашен на это мероприятие, но в этот день были соревнования, и он освободился довольно поздно, то-есть впритык к назначенному времени, а нужно было еще заскочить домой за подарком. Выйдя из дому он схватил такси и доехал на нем до площади Шевченко. В то время это был фактически конец города. Дальше таксист ехать категорически отказался.

– Все. Расплачивайся и вылазь с машины. Ты шо, думаешь, что я на Вышгород попрусь? Это загородный маршрут. Двойной тариф, плюс стоимость проезда назад до Киева. Заплатишь тройную цену – отвезу.

– Ты что – охренел?

– А я говорю плати и вылазь с машины. Вон пост ГАИ, могу позвать.

Пришлось подчиниться. Леня серьезно опаздывал. Он пошел вдоль шосе с поднятой рукой. Попутные машины не останавливалась. И тут он действительно увидел на площадке у дороги пост ГАИ и в посадке вертолет патрульной службы. Возле него стояло три гаишника. Леня подошел к ним.

– Хлопцы, выручайте. Вы – милиция, я – «Динамо», считайте тоже милиция. Я главный тренер сборной Украины по академической гребле. Вот мои документы. Положение у меня сейчас безвыходное. Выручите, подбросьте на вертолете в дачный поселок.

– Да ты что – сдурел? Не положено. Это для них ты главный, а мы при исполнении.

– Прийдете на Днепр, на «Динамо», я вас на чем угодно катать буду, хоть на катере, хоть на скутере. Баньку затопим, попаримся, посидим, закусим.

Тут вмешался второй гаишник:

– Вася, все равно нам патрулить трассу. Свой человек. Надо помочь. Давай подбросим!

О дальнейших событиях мне рассказывал Роберт:

«Сидим мы на даче за праздничным столом, выпиваем и закусываем, веселимся, справляем именины. Вдруг вбегает дочка с криком:

– Там дядя Леня прилетел!

– Как прилетел?

– Как-как? По небу!

– Что ты плетешь? Пить меньше надо! Впрочем, что я говорю?

– Ты мне не веришь? Пойди сам и посмотри. Вон он по лестнице спускается.

– Откуда спускается?

– Откуда, откуда? С неба.

– Э, братцы. Мы уже по-моему перебрали. Впрочем, при чем тут мы? Валя, глянь в окно, что там происходит.

– Да, действительно кто-то с неба спускается. Лица не разглядеть. Видать твой ангел-хранитель с последним предупреждением. Только крыльев не видно. Да нет, он с бутылкой в руках – почуял, что у нас выпивка кончается. Ну и сервис у тебя. Сервис, как в американских боевиках.

И Леня появился в дверях под общие аплодисменты.

Естественно, в различных праздничных мероприятиях принимали участие мои коллеги – юзы, юзоны и юзики. Но после института их всех разбросало по разным городам и разным институтам. Правда через год-другой почти все вернулись в Киев, но наша связь стала понемногу тухнуть. Каждый был связан со своим коллективом, многие обзавелись семьями, так что виделись мы от разу до разу и все реже и реже.