Итак, мы решились на поездку в Киев. Билеты заказали заранее, на сентябрь 2008 года. Как впоследствии оказалось, мы использовали последнюю возможность активной жизни многих киевских архитекторов. Кризис только зарождался. Еще не наступило время, когда заказчики перестали расплачиваться за проекты, когда на стройки перестали завозить нужные материалы и вообще массу строек заморозили, еще богатые клиенты не стали переводить все свои деньги в офшоры и просто за границу. Казалось, что для архитекторов продолжается цветущая жизнь. Мне один мой коллега сообщил по телефону, что архитекторы сейчас одна из самых дефицитных профессий, что достаточно просто уметь чертить, чтобы тут же получить работу.
Полет на компании Аэросвит был на удивление достаточно приятным, правда, несколько утомительным – 9 часов висели в воздухе. Некоторое разнообразие в самолетную жизнь вносило два активных многочисленных семейства ортодоксальных евреев-хасидов, которые отправлялись в Умань почтить память знаменитого цадика Нахмана Брославского и посетить его могилу.
Нас накормили довольно приличным ужином. Начало тянуть ко сну. Но юные хасиды не давали нам заснуть. Маленькие мальчики в черных костюмах, в ермолочках, с кудрявыми пейсиками все время двигались. Поскольку разгуливать в самолете особенно негде, они довольно часто отправлялись в туалет. Как я понял больше для прогулки, чем по нужде. Когда подавали ужин, хасидов обошли, что вызвало у них недовольство. Им объяснили, что для них специально заказан кошерный ужин. Когда им принесли их ужин, они набросились на него с большим аппетитом. Но тут один из них обнаружил, что его меню ничем не отличается от того, что выдали всем остальным. Начались выяснения отношений с легким скандальчиком, с привлечением командира экипажа.
Дальний полет на восток проходит всегда быстрее, чем в другом направлении. Не успели мы поужинать, как уже начало светать. Мы с волнением ожидали прибытия в Киев, где мы не были уже столько лет. Я знал в этом родном для меня городе каждый переулок в центральной части, каждый дом. Но, наверное, многое изменилось за эти 16 лет.
Наконец мы разглядели купол Бориспольского аэропорта. Мы приземлялись. Как-то встретит Киев своих преданных земляков? Пройдя в зал с будочками таможенной проверки документов, мы стали в очередь. Будочек с турникетами было четыре. Соответственно образовалось четыре очереди. Мы с Леночкой стали в две разных очереди – кто быстрее. В очереди я услышал шепот, что одни будочки для граждан Украины, другие – для всех остальных. Я попросил Леночку подойти к какому-нибудь работнику аэропорта и уточнить, в какую очередь нам становиться. Недалеко от нас стоял весьма солидный седовласый господин в форме и с именной лейбой на лацкане кителя. Она подошла к нему и поинтересовалась:
– Скажите пожалуйста, а иностранные граждане могут становиться в любую очередь? – Разговор шел довольно громко, так что я мог слышать.
– А вы откуда приехали? – поинтересовался он.
– Мы из Америки. Мы граждане Соединенных Штатов.
– В общем так, – последовал ответ. – По триста баксов на рыло, и я провожу вас без всякой очереди и без всяких проверок. Сечешь?
– Мы подумаем, – робко ответила Леночка.
– И скажи своим соотечественникам, – прокричал он вдогонку, – что их я тоже могу провести на таких же условиях. – Она подошла ко мне.
– Может, действительно, поторгуемся и заплатим, а то начнут нам делать всякие гадости. Ведь Татьяна говорила, что она заплатила только пятьдесят долларов.
– Ставки повышаются. Но я не сумасшедший, чтобы платить вообще неизвестно за что. Мы же ничего не нарушаем.
Я категорически отказался от такого любезного сервиса. В это время Леночкина очередь застопорилась. Хорошо, что мы стояли в разных очередях. Причина задержки была довольно веская. Таможенник поинтересовался у одного почтенного господина в легкомысленной бейсболочке и с рюкзачком на плечах.
– Цель вашего приезда?
– What’s goal of your arrival? – Услужливо перевела дама из очереди, стоявшая за ним.
– Trip, – ответил господин. – I am а tripper (трип, ай эм трипер – экскурсия, я экскурсант).
– One moment, – таможенник продемонстрировал свое знание английского. Он подозвал нашего предыдущего собеседника, собирающего дань с приезжих в зале.
– Вот тут господин приехал лечить венерические заболевания. Что будем делать?
– Пусть пройдет в комнату досмотра.
Тут за него вступилась опять та же дама из очереди и начала им объяснять филологическую ошибку таможенника. В это время подошла моя очередь, мы благополучно миновали первый кордон и отправились к транспортеру за чемоданами. В конце зала стояли столы для таможенного досмотра. Мы, наконец, дождались своих чемоданов и стали раздумывать, идти ли нам через красный коридор, или через зеленый, так как ничего предосудительного у нас с собой не было. Я спросил у одного из таможенников, где взять тележку, на что он мне ответил: «Тележка в зале приездов, но вам за доллары ее не дадут. Правда я могу поменять вам доллары на гривны. Только вас с ней сюда уже не впустят». Тут к нам подскочили два бойких молодых человека в помятых куртках.
– Тридцать баксов за два чемодана, и мы вынесем их вам в зал ожидания, – крикнул один из них, дыхнув на меня перегаром. Чемоданы уже были у них в руках.
– Двадцать, – сказал я, быстро включаясь в общую систему товарно-денежных отношений, царившую в аэропорту. – А через какой коридор вы хотите идти – через красный или через зеленый?
– А нам один хрен. У нас свой коридор, – крикнул парень, и они помчались через какой-то боковой проход, минуя всякие таможенные препоны.
Ситуация была весьма опасной – чемоданы уплывали от нас. Мы побежали за ними вприпрыжку и выскочили в общий зал прилета, где уже стояли наши приятели. После теплых приветствий мы начали обсуждать варианты. Оказывается, нам заказали на время нашего приезда однокомнатную квартиру на Печерске, как сообщил нам Игорь Малашенко. Эту квартиру они выбрали вместе с моим другом Игорем Шиком. Юрий Михайлович Ржепишевский предложил нам другой вариант. Он специально к нашему приезду окончил отделку гостевого домика возле своего особняка в Ясногородке. При этом он сообщил нам, что машина и телефоны в нашем распоряжении. Этот вариант нас прельстил. Мы поблагодарили Игоря, попрощались с ним и сели в машину Юрия.
По дороге из Борисполя в Киев я с любопытством смотрел по сторонам, разглядывая новые жилые комплексы и огромные общественные здания необычной архитектуры. После переезда на правый берег Днепра, я также с большим интересом рассматривал новые оригинальные здания на Бульваре Леси Украинки и на улице Щорса. Я специально попросил Юрия ехать не по окружной, а через центр города по местам хорошо мне знакомым в течении многих лет.
Но когда мы выехали на Красноармейскую, я уже перестал смотреть по сторонам и начал смотреть на дорогу, на которой творилось нечто совсем необычное – водители на этой магистральной улице относились к правилам дорожного движения, я бы сказал, легкомысленно. Дважды я видел машины, выезжавшие на обгон на встречную полосу, разметку на полосы движения они вообще игнорировали. Даже в Америке я не чувствовал такого засилия машин – они парковались в проездах и на тротуарах, иногда у машины, запаркованной на тротуаре, одно колесо свешивалось на проезжую часть. Несмотря на свой многолетний опыт вождения, я тут же отказался от мысли садиться в Киеве за руль, особенно в центре города.
В Ясногородке нас ожидала хозяйка – Ольга Рыкунова и добродушная собака Кнопка. Гостевой домик оказался очень уютным: большая гостиная с двумя стеклянными стенами и кухонным блоком, две спальни с подсобными помещениями и удобствами, кинозал и открытая веранда, висящая над небольшим прудиком, из которого вода спускалась каскадами в лощину. И все это находилось в лесу. Я с удовольствием гулял по утрам по этому лесу, вдыхая его запах, который отличался от запаха лесов, с которыми я встречался в Америке. А может быть мне это казалось, так как этот запах навевал мне воспоминания о далеком прошлом, о ранней молодости, о наших пикниках с шашлыками и с ночевками, о наших походах на этюды с приятелями, которых я уже не застал.
Ежечасно нас посещали Кнопка и соседский пес Лак. У них были весьма нежные отношения. Но в то же время маленькая Кнопка давала ему все время понять, что она тут хозяйка. Она вертела задиком и трогала лапкой – просилась на руки.
Следующий день после приезда ушел на акклиматизацию (все-таки разница в восемь часов), на телефонные звонки к приятелям и коллегам и на составление программы нашего пребывания в Киеве. Нужно было провести презентацию книг, посетить свой родной институт, в котором я проработал много лет, посетить Союз Архитекторов, устроить встречу с коллегами, посетить мастерские знакомых архитекторов, офис Юрия Михайловича, посмотреть его объекты, встретиться с Юрием Викторовичем Самойловичем, который так много сделал для издания наших книг, навестить друзей, устроить пару приемов и, наконец, просто погулять по городу. И все это за две недели. Задача не из легких.
Встречи в институте, в Союзе архитекторов и презентация книг прошли очень тепло. Радостно было знать, что тебя помнят и немного грустно от того, что многих коллег уже нет. Особенно приятны были дружеские, даже во многом восторженные выступления на презентации тех, кто уже успел прочитать эти книги: супругов-архитекторов Людмилы и Виктора Судоргиных, Сергея Буравченко, Евгения Лишанского, и других коллег.
В институте все было знакомо, кроме того, что мастерские перемешались по новому и все сотрудники пересели за компьютеры. Финал встречи проходил все в том же просторном и строгом кабинете директора Александра Павловича Чижевского. Приятным разнообразием на общем фоне был кабинет главного архитектора Сергея Григорьевича Буравченко с антиквариатом, музыкальным кибордом, которым он в совершенстве владел, массой книг, акварелями, среди которых я увидел и свою скромную работу. Настоящий кабинет главного архитектора.
Крещатик меня удивил многочисленными названиями заведений на иностранных языках (так это было непохоже на Украину). Создавалось впечатление, что мы не покидали Соединенные Штаты. Проходя метро «Крещатик», мы читали «Reebok», «Ernst Young», «Jennifer» и т. д. На стенах домов, обрамлявших пассаж мы читали «W-discount», «New collection», «Gloria Jean’s» и др. И только на Бессарабке мы увидили огромное панно, с надписью на украинском, но тоже с сильным западным уклоном «Час купувати нерухомiсть за кордоном». Вспомнился очерк Михаила Булгакова «Киев-город»:
«Достопримечательности – это киевские вывески. Что на них только не написано, уму непостижимо. Оговариваюсь раз и навсегда: я с уважением отношусь ко всем языкам и наречиям, но, тем не менее, киевские вывески необходимо переписать. Нельзя же в слове «гомеопатическая» отбить букву «я» и думать, что благодаря этому аптека превратилась из русской в украинскую. Нужно наконец условиться, как будет называться место, где стригут и бреют граждан: «голярня», «перукарня», «цирульня» или просто-напросто «парикмахерская»…
А что, например, значит С, М, Р, Iхел»? Я думал, что это фамилия. Что такое «Кагасiк» – это понятно, означает «Портной Карасик». «Дитячий притулок» – понятно благодаря тому, что для удобства национального меньшинства сделан тут же перевод: «Детский сад», но «смерiхел» непонятен еще более, чем «Коугу всерокомпама»…
С тех пор прошло 85 лет, но мне кажется, что если бы сегодня Михаил Афанасьевич попал на Крещатик, у него бы возникло намного больше поводов удивляться современным вывескам и рекламам.
Площадь Калинина удивила паноптикумом скульптурных и архитектурных форм и фонарей. Скрасил это все мятный чай с листиками и свежайшими пирожными в кафе на одном из верхних этажей кафе «Глобус» с видом на площадь Независимости и склоны, ведущие к ней, вплоть до столь знакомой Софиевской колокольни. Этот пейзаж доставил нам большое удовольствие. Бессарабский рынок обрадовал невероятным изобилием, все теми же бабами, требовавшими «Женщына, пробуйте капусточку», «Пробуйте сало, тилькы вчора обжигалы у соломи». Но в то же время торговый зал был почти пустым. Цены были такими: свинина 40–50 гривен за килограмм, говядина 30–40 гривен, курица 20–30 гривен, то-есть цены были близкими к нашим, американским. Однако малое количество покупателей, как мне объяснили, вызвано низкой средней зарплатой рядовых киевлян и низкой пенсией пенсионеров. Это подтвердилось. Когда мы вышли из Бессарабского рынка и прошли через двор к Крещатику, то увидели у мусорного бака довольно прилично одетого пожилого мужчину.
Но больше всего меня тянуло в те места, где протекало мое детство и юность: в Софию, на площадь Богдана Хмельницкого. Когда я подошел к своему бывшему дому, я понял, что внутрь не попаду. Дом был реконструирован и достроен на один этаж, подьезды закрыты и проходных парадных не было. Выглядел он отлично. Я обошел квартал и зашел во двор со стороны Рыльского переулка. Двор тоже преобразился. Исчезли сараи и гаражи, на крышах которых мы играли в войну и в «Тимур и его команду», учились курить и осваивали неформальную лексику под руководством старших товарищей – отчаянных хулиганов. Где вы теперь, всемогущий Тюля, жизнерадостный Антик, мрачный щипач Баков? Вместо сараев и хибарок – клумбы, полисадники, скамейки. Гуляют гувернантки с детьми. Вот два подьезда дома № 20. В одном из них жил Юлик Сенкевич, который стал теперь известным скульптором, в другом жил Юра Евреинов – соавтор архитектора Добровольского по Бориспольскому аэропорту. Возле одного из них всегда сидела на собственном венском стуле толстая убогая Тася с большими ментальными проблемами. Она всегда молчала и была очень мрачной. Иногда, когда проходил кто-нибудь из подростков она говорила: «Дай руп – бову покажу». Однажды любопытство взяло верх, и мы с Антиком скинулись и дали ей рубль. Она завела нас в подъезд к лестнице и сказала «Стой тута!» После этого поднялась на один марш и оголила свои малособлазнительные телеса. При этом она издала громкий победный гортанный звук. И тут любопытство почему-то перерасло в страх. Мы бежали без оглядки, как будто за нами гналась стая волков.
Здесь же, во дворе, мы играли в футбол, вызывая недовольство всех жителей первых этажей, здесь же происходили небольшие разборки до первой крови из носа между живущими на Владимирской и живущими на Рыльском переулке. Но Тюля эти разборки запретил. Он сказал, что это не по-пацански, так как у нас один общий двор. Тюля был в авторитете. Благодаря этому в наш двор не ходили люди Баранов, живших на Стрелецкой.
Позже в нашем окружении появились девицы. И в этом же дворе за гаражами Гипрограда у нас проходили вечерние посиделки, первые поцелуи и страшные любовные интриги. Сейчас этот огромный двор был чист и ухожен, и все это осталось только в воспоминаниях.
Покинув двор, я отправился в Софию. Миновав ворота под колокольней, я наткнулся на штанкет и кассу. Нужно было взять билет. Само Софийское подворье произвело на меня отличное впечатление. Чистота и порядок. Убрали примитивные туалеты из пристройки к трапезной, куда выстраивались очереди жаждущих туристов, и построили новые подземные платные, хорошо оборудованные, санузлы. Обрадовало то, что в помещении хлебной Софиевского собора, где я проработал столько лет, сделали выставочный зал, в котором выставлялись архитекторы и художники. Я покинул Софиевское подворье через те же ворота, через которые вошел – через колокольню. И тут же на меня наскочила бабка с котомкой, закутанная в платок несмотря на теплую погоду. Она ухватила меня за руку:
– Ось вы литня людына. Разьяснить мени старой, будь ласка, шо то тут робыться? Шо це за церква така? Шоб вийты да помолытысь, трэба платыты тры гривны, шоб пос… ть, звыняйте, дви гривны. Та де ж я наберусь стилькы гривен, шоб питы до церкви помолытысь?!
Что я мог ей ответить? Что у представителей Б-га на земле есть свой подход к этому делу, что за членство в синагоге в Филадельфии я должен заплатить 300 долларов плюс 100 долларов за ключ от входных дверей, которым никто никогда не пользовался, что в католическом храме возле моего дома вход бесплатный, а в протестантской церкви недалеко от нас к тебе подходят с подносиком, на котором лежат конвертики, в один из которых ты должен положить ассигнацию или чек. Разные религии – разные расценки, разные расчеты со Всевышним. Государственные мужи в это дело не вмешиваются. А если вмешиваются, то ситуация становится еще хуже. Одна религия должна выкладывать миллионы за то, что кто-то из ее представителей лет пятьдесят назад потрогал какого-то ныне пожилого человека с хорошей памятью. Из-за этого закрываются школы и детские сады. Другая же религия выращивает террористов, убивающих сотни людей, и ничем за это не расплачивается. Расценки разные. Что я могу сказать на этот счет этой пожилой прихожанке? Что это политкорректность – так она этого не поймет. Единственное, что я мог – это дать ей пять гривен, чтобы она помолилась и насладилась роскошным туалетом.
Времени до встречи с Юрием оставалось в обрез, но я все-таки прошелся по дороге к Михайловскому Златоверхому, вдоль Присутственных мест. Когда-то скверики вдоль этой улицы были обнесены старой оградой и в них были киевские традиционные фонтаны в стиле модерн. Потом эти скверики отдали на растерзание архитектору Борису Лекарю, который сделал в них современные малые формы и выстелил тротуар рваными гранитными плитами, по которым не очень удобно ходить. С большим удивлением я взирал на новый огромный стеклянный куб новой гостиницы, страшно диссонирующий со всем ансамблем площади. Позднее я прочитал, что писал об этой гостинице бывший главный архитектор Киева Николай Жариков. «Самым ужасным явилось строительство громадной стеклянной гостиницы с рабочим названием «Святая София»(!?) Строившие ее турки и в страшном сне не могли представить, чтобы такое могло произойти вблизи их Святой «Айя-Софии» в Константинополе».
На следующий день мы посетили мастерскую моих приятелей Людмилы и Виктора Судоргиных и посмотрели их очень интересные и масштабные работы. Мастерская размещалась на улице Чапаева. Рядом был дом, в котором когда-то жил мой отец, и дом, в котором жили работники посольств и консульств и который тоже возродил много воспоминаний, так как в свое время мы посещали в нем работников польского и чешского посольств. (Внизу, при входе, там всегда дежурил сотрудник КГБ, которому мы однажды доставили массу неприятностей, так как прошли не расписавшись в книге посетителей – он беседовал по телефону – и остались ночевать у польских приятелей. См. «Лысый-1»).
После этого мы все вместе отправились на Андреевский спуск. Эта прогулка доставила нам массу удовольствий. Андреевский преобразился. Появились новые особняки, галереи и мастерские. А главное то, что на всем спуске и примыкающих к нему аллеях на склонах под Андреевской церковью были выставлены многочисленные работы художников, скульпторов и народных умельцев. Это был праздник искусства. Были и великолепные работы, были и слабые работы, был отличный китч, были и менее интересные поделки. Но все это вместе производило яркое впечатление. Мне пришлось повидать подобные ярмарки в различных странах, но здесь это было намного сильнее. И, в частности, здесь были работы, сделанные намного профессиональнее, чем выставленные французскими художниками на современном Монмартре. Во многих работах чувствовалась хорошая школа живописи, что в наше время в европейской и американской художественной среде встречается нечасто.
В ближайшие дни мы посетили мастерские Ржепишевского и Каленкова. Это сильные архитекторы. Посмотрели в натуре объекты, запроектированные и построенные проектно-строительной фирмой «Термодом». Срок нашего пребывания в Киеве подходил к концу. К сожалению, мы не успели повидать всех наших знакомых и осмотреть все новостройки, но нужно было отбывать.
В день вылета мы заблаговременно выехали в аэропорт Борисполь. Не доезжая полкилометра до аэропорта, мы попали в пробку. Машины почти не двигались. Люди, ехавшие в автобусах, стали выбираться с чемоданами и двигаться вперед пешком. Мы тоже вышли из машины и начали выяснять, что произошло. Оказывается, паркинг был заполнен, и машины могли продвинуться только тогда, когда освобождалось место на парковке. Вероятно, проектировавший его Анатолий Владимирович Добровольский вообще не рассчитывал паркинг, а просто нарисовал его «большим» как для того времени. Положение было безнадежным. Юрий загнал машину в посадку, подхватил оба наших чемодана и помчался вперед. Мы с сумками, вприпрыжку побежали за ним. Слава Б-гу, успели вовремя.
Когда мы проходили турникеты нью-йоркского аэропорта, таможенник посмотрел наши паспорта, улыбнулся и сказал «Welcome home!». Что ни говори, это было намного приятнее, чем услышать «По тристо баксов на рыло, и я вас проведу без всяких проверок». Слова таможенника, действительно, дали почувствовать, что мы вернулись домой. А дома нас ждало много дел.