Доминирующее большинство американцев живут в усадебных домах типа single, twin, duplex в многочисленных районах-спальнях, разбросанных на обширных территориях Соединенных Штатов. Вновь прибывшие эмигранты не могут позволить себе покупку таких домов и начинают со съемных квартир. Мы поселились в многоквартирном трехэтажном доме. Нам помогал мой племянник Женя, которому мы были очень благодарны. Во-первых, он получал все мои бесчисленные посылки с книгами, во-вторых, он приютил нас на первые две недели, пока приводили квартиру в порядок, и, в-третьих, он помог нам привезти кое-что из мебели. Он привел двух своих приятелей, и, когда затаскивали диван в машину, один из них закричал:

– Ставь его на попа!

Все начали хохотать так, что побросали мебель на землю, а я стоял в недоумении. Оказалось, что один из его знакомых, участвовавших в такелажных работах, окончил семинарию и получил приход. Он обиделся, так как понял этот возглас буквально.

Все считали, что наши апартаменты – это большая удача, так как возле нашего дома начинался лесопарк. Знакомые говорили: «Вам повезло, рядом парк, значит, место тихое, спокойное, кроме того, рядом с вами почти все русские». Первые недели пребывания показали, что это не такое уж большое достоинство. Трассы рядом не было, зато под окнами располагался паркинг. Бедлам начинался с семи часов утра. Громкие выяснения отношений происходили между теми членами семейств, кто остался дома, и теми, кто уже собирался уезжать.

– Фима, не забудь заехать в «Одессу» к Тамаре и купить картошку и хлеб. О’кей?

– Рая, так что ты решила? Ты отвезешь Изю в школу, или пусть он ждет школьный автобус? Если хочешь его везти, то подожди – он еще в сортире. Холдай его. О’кей?

– Женя, ты опять забыл часы. Ты такой невнимательный. Драйвай осторожно. Ты же знаешь, что Миша попал вчера в эксидент. Правда, он получит за это приличные деньги, но мне таких денег не надо. О’кей?

– Валя, вы такая интересная вумен сегодня. У вас бьютифул прическа. А у меня есть до вас квештинс. Я услышала, что вы едете в Белсмаркет. Возьмите мне, пожалуйста сеточку ониона. Кэш я вам тут же верну.

– Долго вы все будете собираться? – Это уже снизу. – Я же не могу опаздывать. Мене же сделают фаер к чертовой матери без выходного пособия.

– Рая, она-таки опять не заводится. Позвони немедленно Диме. Хай приедет и хай захватит с собой прикуриватель. О’кей? И позвони Илье, что я приеду к нему сегодня чекать мой кар.

– Маня, кенселай мой апойнтмент у дантиста. Там кореец, он чуть что – так сразу рвет. Я лучше договорюсь с Фимой. Он тоже не подарок, но все-таки свой человек. И раскешай Монин чек в табачном, нам незачем светиться.

После работы с шести часов вечера диалоги продолжались. Напротив нас были окна, принадлежащие семейству некоего Фимы. Приехав домой, он тут же начинал скандал. Он сильно картавил и при этом как специально подбирал слова с многочисленными «р»:

– Гая! (имеется в виду Рая). Не пгидигайся ко мне. Я и так габотаю на пгеделе – и столягом, и кгаснодегев-щиком. Кгоме того, я имею хогоший пгигаботок, котогый нигде не фиксигуется. А ты, загаза, не пгекгащаешь ггысть меня. И это пги гебенке. А чтоб ты пговалилась!

Диалог идет при открытых окнах, так что все соседи полностью информированы и об их семейных проблемах, и о «приработках» Фимы.

Через неделю после приезда мы получили направление в школу. Пришлось опять сесть за школьную парту. Нам предложили уроки английского языка и уроки для поступления на работу. Особенно нас поразили последние.

Нам выдали образцы резюме для поиска работы, сообщили, что их надо рассылать сотнями, так как большинство выбрасывается в корзину. Мое резюме не понравилось преподавателю. Она считала, что не нужно упоминать о том, что я был руководителем или главным архитектором отдела. Все это считалось overqualified. Должность руководителя группы тоже оказалось слишком высокой. Поэтому написали просто «архитектор». После рассылки, если кому-нибудь понравится ваше резюме, вам назначат интервью. Шло длительное перечисление того, что нужно надеть на себя, отправляясь на интервью – какие туфли, носки, галстук. Затем нам сообщили, что мы должны говорить на интервью: я очень умный, имею большой опыт, я сообразительный, я трудоголик, я могу работать с утра до вечера, я умею все делать, я блестящий специалист и т. д.

– Но это же нескромно, – удивлялись мы.

– А вы запоминайте. Если вас спросят – умеете ли вы делать что-то, чего вы делать не умеете, все равно говорите, что можете это делать отлично.

– Но это же обман!

– Ничего, потом научитесь. А пока вы должны создать впечатление, что вы именно тот человек, который им нужен.

Занятия по этому предмету вела сексуально озабоченая филиппинка. В качестве примера она, как правило, приводила членов своей семьи. Она говорила:

– Если вы прошли интервью, и вас приняли, это еще ничего не значит. Вот, например, мой муж прошел интервью, и его приняли на работу в большую фирму. Менеджер, который его принимал, был здоровенный мужчина. Он через два дня стал к моему мужу приставать и хотел иметь с ним секс (секс, как и здоровенный мужчина, присутствовал во всех ее примерах, даже когда это касалось ее мужа, не говоря уже о ней самой). Как вы думаете, что он должен был сделать?

– Уволиться или пожаловаться хозяину фирмы, – пытались мы угадать.

– Неправильный ответ. Чтобы пожаловаться, нужно иметь свидетелей, а их не было. Уволиться – значит, потерять работу. Что же сделал мой муж? Он сделал вид, что не возражает, взял в карман диктофон и записал все разговоры, когда менеджер склонял его к сожительству. А потом показал ему копию кассеты и сказал, что если его уволят, он эту кассету отдаст адвокату.

Мы удивлялись тонкому уму ее супруга, а также его чарам, сразившим менеджера.

Я рассылал резюме по всем архитектурным фирмам. Через месяц я все-таки попал на интервью. Меня принимал сам президент фирмы, очень любезный человек – Роберт Лин. Я показал ему фотографии своих архитектурных работ, и тут начался странный разговор.

– Вот, например этот театр. Какова была ваша доля участия в этом проекте?

– Я его автор.

– Это понятно, но что конкретно делали вы?

– Планы, фасады, разрезы, детали.

– Вы меня не поняли. Что вы вычерчивали: расстановку оборудования, подвесные потолки, раздвижные перегородки…

– Да нет. Я создал весь этот проект.

Он посмотрел на меня с недоверием. Потом, когда он повел меня показывать свою фирму, я понял, чем вызвано это недоверие. Он знакомил меня с архитекторами: «вот это специалист по технологиям, это специалист по подвесным потолкам» и т. д. У каждого из них был свой запирающийся шкаф с каталогами различных фирм, и каждый из них ревниво относился к своей специализации.

– А как же архитектура, композиция зданий, решение фасадов? – поинтересовался я.

– Для этого у нас есть один способный архитектор. Мы передаем ему законченный проект, и он чертит фасады и детали оформления, расписывает все отделочные работы.

– По-моему, с композиции и следует начинать.

– А как же это можно сделать, если еще не расставлено оборудование и не расчерчен паркинг?

В конце разговора он мне сказал что position у него нет, но что он может поставить мне рабочий стол, чтобы я работал, как волонтер – то есть за бесплатно. Это меня не устраивало. Нужно было зарабатывать деньги, нужна была машина. Так что мы были согласны на любую работу. Я начал работать в ювелирной мастерской. Живописью я занимался после 7 часов вечера, когда приезжал с работы. С 7 до 1 часу ночи – это было мое время. Я мог делать все, что я хочу, своими красками на своих холстах без всяких хозяев.

В мастерской, хозяином которой был великолепный ювелир-дизайнер Александр Шамсутдинов, я работал восковщиком. Я вырезал кольца, браслеты, кулоны и серьги из специального воска, а их потом формовали. По сути, это была микроскульптурная работа – соревнование в качестве зрения и тонкости ручной работы. Работать приходилось в бинокулярных линзах. Заказы встречались самые разнообразные. Были вдовы, которые желали носить на груди портреты своих бывших мужей, выполненные в золоте. Это была самая сложная работа, так как угодить таким заказчицам было очень трудно. Вообще, сделать барельеф, похожий на живого человека, да еще по фотографии, да еще которого никогда не видел – весьма сложное дело. А когда он уже отформован в золоте и еще заполирован, узнать в нем оригинал еще труднее. Чего только не желали носить на груди наши заказчики: портреты своих собак и кошек, барельефы с изображением своих автомобилей, яхт или домов, своих церквей и даже спортивного комплекса. Рабочие заказывали изображения траков, бульдозеров и грейдеров. Американские цыгане заказывали огромные браслеты шириной 3 дюйма, сплошь усеянные камнями. Но самым распространенным изделием были нэйм ринги, инишиал ринги, инишиал ирринги и т. д. Лавина таких заказов появлялась перед Рождеством. Я не мог понять этого жгучего желания носить на себе собственное имя или личные инициалы в любом виде. Основными заказчиками были афро-американцы, они относились к этому весьма легкомысленно. Когда появлялись деньги, они заказывали массу украшений, когда кончались деньги – приносили их назад и сдавали за копейки.

В один прекрасный день к нам зашел молодой негр, подозвал меня, открыл рот и начал тыкать в него пальцем. Я решил, что это глухонемой, сказал стандартное «May I help you?» и пододвинул ему карандаш и бумагу. Но он упорно демонстрировал мне свой рот. Я заглянул внутрь и увидел что-то сверкающее. Тогда он закрыл рот, весело и восторженно рассмеялся и провозгласил: «Diamond»! Оказывается он был настолько переполнен чувствами, что ему срочно надо было с кем-нибудь поделиться. Он был одним из тех, кто любил носить бриллианты во рту. Когда к нам приходил такой любитель, приходилось иметь дело с дантистом. Он изготовлял золотую коронку, ювелир ее доводил и полировал, а сеттер заправлял в нее бриллиант.

Однажды появился крупный черный детина, долго мялся и, наконец, сказал:

– Мне нужно кольцо шириной инч (дюйм) большого размера с мелкими бриллиантами.

– Что значит большого размера? – спросил мой шеф-ювелир. – 14–15?

– Нет, мне нужно, чтобы внутри было 2 инча.

– Но таких же пальцев не бывает, – сказал ювелир, глядя на его руки.

– А мне не на палец, – ответил он, стыдливо потупился и захихикал.