Дома Саше было куда комфортнее, нежели в больничной палате, хотя заботливость одной медсестрички он вспоминал целую неделю.
— Сашуля, хватит валяться на кровати, доктор велел разрабатывать ногу, — громко говорила Анна Владимировна из кухни. — Прогуляйся до магазина, нужно купить хлеба, молоко и кефир.
Прямо скажем, Саша и раньше не очень любил ходить по продуктовым магазинам, а тут иди с больной ногой. Затея мамы ему явно не понравилась. Он ворчал, бубнил, но медленно поднимался с кровати. Не торопясь, поменял домашний спортивный костюм на повседневную одежду. Опираясь на перила, он тихо спускался по лестничной клетке.
— Добрый день, — поздоровался Саша с сидящими у подъезда бабушками.
— Ой, Сашенька, здравствуй! Как твое здоровье? — спросила соседка из одиннадцатой квартиры.
— Спасибо, баба Тоня, нормально.
— Слава Богу!
На улице он не мог надышаться свежим воздухом. Летняя жара сменилась на раннюю осеннюю прохладу. С деревьев начали облетать листья, дворничиха сметала их в кучу.
— Добрый день, — поздоровался с ней Саша.
— Здравствуйте, молодой человек, — ответила женщина в желтом жилете, надетом поверх синего халата. Опираясь на метлу, она провожала взглядом приятного, воспитанного молодого человека, по какому-то несчастью вынужденного прихрамывать.
Когда хорошее настроение, хочется им поделиться и с другими, одному радоваться скучно. Все эти жизненные моменты обычно утопают в нашей ежедневной суете, мы их не замечаем, не оцениваем, все куда-то спешим. Сейчас Саше спешить было некуда, можно сказать, находился он на больничном, хотя на работе его тоже никто не ждал, по крайней мере как специалиста. В глубине души он думал, что Надежда все-таки скучает о нем. Один раз она приходила в больницу и раз звонила домой, справлялась о здоровье.
Продуктовый магазин был недалеко от дома, существовал он здесь всю жизнь, сколько Саша помнит этот микрорайон. В детстве это был его любимый магазин, сюда он с радостью бегал за мороженым. Все новые магазины в округе строились большими и по принципу самообслуживания. А этот оставался таким же, как был раньше, небольшим зданьицем, пристроенным к дому, и продавцы в нем стояли за прилавками. В молочной секции Саша обратил внимание на маленького роста молоденькую девушку-продавца в высокой открахмаленной шапочке, которая крепилась по бокам на двух блестящих заколках. Раньше он никогда бы и не заострил на этом свое внимание, но за время пребывания в больнице он насмотрелся на разные белые, бледно-зеленые шапочки медсестричек, поэтому и позволил себе на этот счет высказаться:
— Какой у вас колпачок красивый, как он вам к лицу идет.
— Да я и сама вроде ничего, — быстро нашла шутливый ответ девушка-продавец.
Саше показалась, что она не прочь и дальше переброситься с ним парой словечек для завязки знакомства, но быстро выстроившаяся сзади очередь из пожилых людей не позволила ему больше задерживаться у молочного прилавка.
Идя на обратном пути с пакетом в руках, он ступал на больную ногу более уверенно. «Оказывается, мама с доктором правы, нога действительно начинает расхаживаться и на нее уже не так больно ступать. В будничный день во дворе мало народу, неплохо просто прогуляться или сходить в магазин. А это что еще за пижон выпятился тут посередине тротуара?» — подумал Саша о каком-то парне, стоящем на его дороге в темных очках с наглухо застегнутой молнией на кожаной куртке и поднятым воротником, хотя дождя не наблюдалось и была достаточно теплая погода.
Когда Саша сравнялся с пижоном, тот хрипловатым голосом спросил:
— Парень, тебе Кошкин фамилия?
— Да. А в чем, собственно, дело? — с возмущенной интонацией спросил Саша.
Пижон резко ударил его повыше живота, но ниже грудной клетки так сильно, что у Саши перехватило дыхание, из рук вывалился пакет. Молоко растеклось по асфальту, выкатился хлеб. Пижон еще раз ударил чем-то железным по голове, у Саши все потемнело в глазах. Подбежал второй парень с аналогичной экипировкой внешности, они схватили его под локти и потащили к машине.
— Что делают, а?! — громко возмутилась прохожая женщина.
— Тихо, мамаша, милиция! — ответил ей пижон.
— Тем хуже, что вы милиция, вон как безобразничаете над парнем, — ответила им прохожая женщина.
Сашу запихали в заднюю дверку старенького «Ауди». Один сел рядом с ним, другой за руль. На машине номерных знаков не было. Руки замотали скотчем, а на голову накинули его же ветровку. Куда везли, он не видел, голову поднимать выше стекла не велели. В какой-то момент приставляли к виску железяку и говорили:
— Подашь шум, выстрелю.
Саша понял, они миновали милицейский пост, а значит, везут его за город. Что им предстояла загородная прогулка, он не ошибся. Когда его вывели из машины, он даже через накинутую куртку почувствовал свежесть лесного воздуха. Потом ступени вниз и сыроватый запах плесени, его втолкнули, он упал на твердый цементный пол. Нанося удары ногой в разные части тела, пижон объяснял Саше, как тихо ему следует вести себя здесь, а иначе он может никогда больше не увидеть своей мамочки.
Когда мучители ушли, Саша в первую очередь попытался освободиться от куртки на голове. Руки были замотаны сзади. Ему пришлось ползать, прижимая голову к полу. Наконец куртка подалась и освободила голову, вокруг было темно. Он встал в полный рост. «Хорошо хоть не привязали, — подумал Саша. Хромая, он пошел прямо и скоро уткнулся в бетонную стену. — Это подвал».
— Петр Венедиктович, задание ваше выполнено, Котяра на месте, — доложил Витек.
— Кто охраняет его?
— Леха.
— Как он себя вел?
— Достаточно смирно, но иногда приходилось усмирять.
— Кто-то видел, когда брали?
— Одна тетка пасть свою разинула, я ей брякнул: мы менты, давай отчаливай без задержки. Она возмущалась, но отвалила.
— Молоток, Витек, — похвалил Петр Венедиктович. — Вечером поедем разговаривать с ним, а теперь давай иди, у меня дела.
Анна Владимировна, увидев вместо сына только вымоченный в молоке хлеб в руках дворничихи, ни на минуту не сомневалась, что это дело рук милиции, тем более это же утверждала и дворничиха со слов прохожей женщины, поделившейся с ней увиденным безобразием. Она знала, что Сашу подозревают, но доказать не могут, сейчас арестовали и будут выбивать признания. Чуть живая, она побежала в ближайшее отделение милиции. Там старшина через стекло ей объяснял:
— Мы, мамаша, не арестовываем, а задерживаем преступников. Содержим у себя только мелких воришек. А ваш сынок, как вы сами говорите, в убийстве замешан, это вам нужно ехать на Петровку, 38. Понятно я объясняю? Или еще раз повторить, я не гордый, могу и еще раз. Это только по телевизору критикуют милицию, что от нас ничего не добьешься, а в жизни все наоборот бывает.
Старшина еще раз объяснил, куда ей нужно ехать, если ее сына кто-то арестовал по подозрению в убийстве. Расстроенная Анна Владимировна пошла домой, позвонила мужу на работу, переоделась и поехала искать сына. К вечеру она объехала с пяток разных служб Москвы, занимающихся расследованием убийств, и нигде не сознавались в аресте ее сына. Анна Владимировна чувствовала себя плохо, ей не хватало воздуха, сердце колотилось, она присела на лавочку в парке.
В этот самый момент Саша поднимался по лестнице из подвала на допрос. В мало обставленной мебелью комнате по всему было видно, что дом новый и не совсем еще обжитой. На окнах висели плотные шторы. Посередине комнаты на стуле сидел тот самый пижон в черных очках, другой стоял сзади.
— Давай, Котяра, расскажи нам, почем срубил за Кондрата? — спросил пижон.
Саша не понял его вопроса совсем:
— Чего срубил? За какого Кондрата?
— Ах ты, гадский потрох, будешь мне тут фуфло толкать, я тебе не мент, я тебе мозги-то быстро вправлю! — почему-то сразу разозлился пижон, встал со стула, подошел к Саше и ударил его в живот — он согнулся, тот ребром ладони ударил по шее. Саша упал. Пижон нагнулся над ним:
— Я тебя заставлю говорить! Ты нас за нос не поводишь!
Кошмар допросов продолжался. Из другой комнаты подали какую-то команду, и пижон ушел туда. Саша корчился на полу, из носа и рта у него текла кровь.
Петр Венедиктович сидел посередине большой комнаты в кожаном кресле за столом, на котором стояла водка, банка черной икры, несколько упаковок разных мясных и колбасных нарезок, хлеб, сок в бутылке и сигареты.
Витек с завистью смотрел, как босс небольшими глотками пьет водочку, намазывает маленькие кусочки икорки и аппетитно жует. Мало того что Витек был голодный и с утра ничего не ел, но он был еще и с похмелья, а за день пил только холодную воду из-под крана, оттого и был такой злой.
Петр Венедиктович спросил:
— Как он там?
— Говорит, гнида, что не знает делов.
— Плохо, Витя, старайся. Но не перестарайся, он нам нужен пока живой.
Пришел пижон, нагнулся над Сашей и снова стал задавать вопросы:
— Я повторяю, кто тебе заказал Кондрата?
— Кондратьева, что ли? — пробормотал Саша, еле ворочая языком, выплевывая кровь.
— Ах, дошло! Ты у меня еще не так вспомнишь! Я слушаю тебя!
— Я его не убивал.
— Кто же тогда?!
— Я не знаю.
— Знаешь и скажешь! — кричал разъяренный пижон, схватил Сашу за его больную ногу и стал ее ломать.
Очнулся он в полной темноте на цементном полу. Сильно болела нога и тяжело было дышать. Осмыслив произошедшее и представив свое возможное будущее, он пополз, не зная куда, но понимая зачем. Уперся в стену, пополз вдоль стены дальше. Один угол прошел, второй угол. «Что это?» — зацепился Саша плечом о небольшой торчащий из фундамента конец арматуры.
Он перевернулся спиной к стене, с большим трудом занес замотанные руки на торчащий кусок арматуры и начал тереть об него скотч. Сколько времени это продолжалось, он не знал, долго, изодрал в кровь руки, но скотч все-таки поддался и слетел.
— Фу, — потирал руки Саша, сидя на полу: «Что делать дальше? Если освобождение рук не принесет реального успеха, то за это будут бить еще сильнее и замотают так, что не выберешься, а значит, путь только один — вперед».
Он еще раз прополз весь подвал, уже ощупывая руками стены. Ничего возможного для побега не обнаружил: ни окон, ни небольших отверстий. Оптимизм у него угас. «Напасть на человека, который придет открывать дверь? Если это будет пижон, то он здоров, свалить его трудно, я устал, и сил нет, болит нога. Да и с другим справиться будет тоже нелегко».
Когда Саша учился в университете на юридическом факультете, он читал литературу не только по учебной программе, но и художественную. На четвертом курсе он взялся взахлеб читать беллетристику детективного жанра. Дочитался до того, что в своем сознании начал рисовать детектива в образе себя. Он хотел заниматься расследованием, а точнее, разбираться в чьих-то авантюрах, подвергаться испытаниям, риску во имя спасения других — как и описывалось в тех прочитанных им книгах. По этому поводу он даже увлекся рукопашным боем, но заниматься всерьез этим видом спорта ему хватило характера только на полгода, до участия в первых контактных соревнованиях с конкурирующей секцией, где он пропустил один качественный удар в челюсть, после которого пошли круги в глазах. Идти работать в правоохранительные органы его не тянуло, не нравились их полувоенные порядки, дисциплина. Он всегда представлял себя с пистолетом за поясом, а не под мышкой в кобуре, хотелось ему быть вольно определяющимся, в костюме, в галстуке, может, даже в шляпе, но никак не в форме. Сейчас, сидя на полу в темноте, он чувствовал упадок настроения, свою неспособность к борьбе, страх приводил его в смятение и растерянность. Саша думал о своей матери. Он представил, как ей сейчас плохо, ему вспомнилось, что ближе к старости мать все чаще стала обращаться к Богу. Как-то раз она говорила ему слова из Библии: «Отчаяние — это большой грех». Саша постарался в своем сознании сконцентрироваться: «Надо мыслить логически. Когда поднимали на допрос, то в подвале зажигали свет. Значит, тут есть лампочка и к ней проходит провод». Он стал искать лампочку: невзирая на боль в ноге, допрыгивал до потолка и шарил рукой, но она не находилась. Он устало сел на пол: «Зажигали свет за дверью, значит, провод идет от двери».
Перед дверью было два приступка. С верхнего, стоя на носках, в стороне от двери он нащупал прикрепленный к потолку кабель:
«Дернуть его? А если он под током? Но нет, свет не горит, выключатель за дверью». Он просунул руки под кабель и, дергая, прыгнул с приступков. Кабель отрывался в сторону подвала, а не в сторону двери. «Это хорошо, — подумал Саша, — иначе, если он оторвется за дверью у выключателя, это сразу могут обнаружить мучители». Отрывая кабель дальше, он по нему нашел и стеклянный плафон, висящий на крючке. Снять плафон ему не удавалось, до потолка он мог только допрыгнуть и коснуться. Замотав кабель на руки, он подтягивался и ногой пытался ударить по плафону в сторону потолка. После нескольких попыток ему все-таки удалось разбить плафон. Саша на полу нащупал разбитое стекло и начал им резать резиновый кожух кабеля и, ломая, крутить проволоку. Отрезав два метра кабеля, он сел на приступочки возле двери.
«Ждать, когда они придут и неожиданно напасть? Но на этот раз они могут прийти вдвоем. Если даже придет один, то там, наверху, должно быть еще как минимум двое, в другой комнате сидел главный, пижон ходил к нему советоваться. А вдруг сейчас их только двое или всего один? Не всегда же они все здесь будут торчать. Я даже не знаю, сейчас день или ночь. Нужно действовать самому и внезапно», — принял решение Саша.
Он стал ногой бить в дверь и кричать:
— Люди, пить хочу! Умираю, пить хочу! Все, что знаю, расскажу!
Только откройте!
За дверью послышались шаги по ступенькам:
— Очухался! Но-но, чего расшумелся! Смотри мне, толкового базара не будет — получишь вдвойне.
У двери щелкнул внутренний замок.
— А чего у нас со светом-то? — спросил сам себя Леха, открыв дверь и, не заходя, продолжал щелкать выключателем. — Ты где тут? — вступил он в подвал, всматриваясь в темноту. — Ах-х, — захрипел Леха от наброшенного из-за двери на горло провода. Он не успел схватиться, чтобы отжать провод, его ноги тут же подкосились, больше от неожиданного испуга, нежели от пережатого горла.
Схватив Леху за волосы, Саша ударил его лбом о цементный пол раза три. Тот замолк и больше не сопротивлялся. Быстро обыскав мучителя, ничего нужного не нашел, снял с его шеи провод и вышел из подвала, закрыв дверь на ключ, торчащий в замке.
По лестнице он поднимался медленно, прижимался к стене. Вышел в прихожую — никого. Прошел в комнату, в которой его допрашивали, — никого. «Уходить на улицу, а вдруг есть кто-то еще, он заметит и будет стрелять в спину», — подумал Саша и пошел в следующую комнату.
— Леха, чего там стряслось у нашего паренька? — спрашивал пижон, не смотря в дверь. — Наверное, обделался в штаны. Ха-ха!
Пижон сидел в кресле за столом, на том самом месте, где несколькими часами раньше сидел босс, так же выпивал водку, но только закусывал остатками. Куском хлеба он обмазывал края пустой банки из-под икры, оставшейся ему от щедрого босса. Его взгляд весь был устремлен в телевизор, где шел какой-то «крутой боевик» и там вот-вот должны были разворачиваться события, и он не хотел отрываться от интересного сюжета.
— Ах ты, гад! — закричал Витек, успев руками схватиться за провод.
Саша старался проводом сдавить пижону горло, но тот сопротивлялся, в нем чувствовалась сила и уверенность в победе. Сашу это начинало пугать, он почувствовал у себя внутреннюю слабость, и ему захотелось бросить душить человека и убежать, если удастся, или упасть на пол и сжаться в клубок и ничего не видеть и не слышать. Но тут он почему-то снова вспомнил про свою мать, у него появились силы. Он увидел на столе пистолет и резко потащил назад пижона, чтобы попытаться опрокинуть кресло. Витек перевернулся вместе с креслом на пол. Саша бросил его душить и побежал к столу, но тот схватил его за ногу. Саша споткнулся и, падая, лицом ударился об стол, на котором валялись объедки. Витек держался за его ногу крепко. Саша упал на пол, свободной ногой он несколько раз ударил пижона в лицо, вырвался, схватил со стола пистолет и пополз в сторону телевизора.
Витек встал на ноги, скинул с шеи кабель, схватил пустую бутылку, ударил ее об край стола и с «розочкой» наступал:
— Отдай сюда ствол, щенок! А то я из тебя сейчас котлеты буду делать!
Саша лежал на полу и смотрел, как приближается пижон. Он несколько секунд размышлял над его предложением и, отползая к стене, судорожно найдя предохранитель, снял его, быстро взвел курок.
— Не подходи, выстрелю, — с дрожащими губами сказал он.
— Ты, выстрелишь?! — сомневаясь, спросил Витек и сделал наглую ухмылку: — Ха, куда тебе, кишка тонка!
Прозвучал выстрел.
— Ай! — вскрикнул Витек и присел, зажав ногу у колена. Саша быстро встал и сказал:
— Это тебе за ломание ноги, будем квиты. — Почувствовав уверенность в себе и азарт, наставляя пистолет, он спросил: — Кроме вас двоих в доме есть еще кто-то?
Витек сидел на полу и не торопился с ответом.
— Ты не понял моего вопроса, плохо слышно, да?! — крикнул Саша и выстрелил в экран работающего телевизора.
Хлопок — разлетелось вдребезги стекло телевизионной трубки, Витек вздрогнул.
— В доме есть кто еще?!
— Нет, — быстро ответил Витек.
— На кого ты работаешь?! Витек молчал.
— Слушай ты, пижон, ты со мной в Кощея Бессмертного решил поиграть? Так их же не бывает — был один, да и то в сказке водился. Конечно, ты своей сутью соответствуешь ему, но, как известно, Кощей прятал свое сердце высоко в горах да на дубе том и все равно получил свое. А твои тупые мозги сейчас разлетятся по этой комнате как студень, и уже «Там», — Саша показал пальцем вверх, — ты будешь отвечать за свои темные делишки. Понял меня, быстро отвечай! Кто дал тебе команду похитить меня? Ну?!
Одновременно с требовательным криком прозвучал выстрел. Пуля прошла рядом с виском Витька, он испугался и зажал руками голову.
— Я промахнулся, это твое счастье, — сказал Саша. — Следующей пулей не промахнусь, мишень уже пристрелена. Потом зажгу дом и уйду, а ты отдыхай тут. Кто сидел в этой комнате, когда ты меня допрашивал? Ну?!
— Петр Венедиктович, — торопясь, ответил Витек.
— Кто он?
— Начальник службы безопасности банка.
— Того банка, владельцем которого был Кондрат?
— Да.
— Передашь ему, что вы перепутали, я не трогал вашего Кондрата, а за нанесенный мне моральный и физический вред я с ним еще поквитаюсь. Ты служишь в банке охранником? Не слышу ответа! — крикнул Саша и взял в руки шнур.
Витек насторожился и ответил:
— Нет. Мы так, по контракту подрабатываем у Венедиктовича.
— И частенько вам «так» подрабатывать приходится?
— Нет.
— Вижу, врешь. Пристрелить бы тебя, да греха на душу брать не хочется. Где машина?
— У дома.
— Ключи? Не слышу!
— В куртке валяются.
— Где она?
— На входе.
— Смотри мне, если я их там не найду, — сказал Саша и вышел в прихожую.
Хотя на улице было темно, но сияющие на небе звезды привлекали взгляд, производили успокаивающее впечатление. Саша ощутил прилив внутренних сил, счастья свободы, спасения. Запах свежести воздуха заполнял все вокруг. Он вспомнил Англию, ту сложную ситуацию. Когда он освободился от пут заграничных несчастий, то испытал подобное чувство радости, но сейчас ему казалось, оно было гораздо сильнее прежнего.
«Ауди», на которой привезли Сашу, действительно стояла у дома. Он завел машину, включил фары, открыл ворота и поехал. Куда ехать — не знал, всюду высились темные силуэты двух-трехэтажных необжитых домов, от них сквозило холодом и новизной. Дорога была грязная, он плутал минут двадцать, пока не выехал из этого дачного поселка на асфальтовое шоссе. Ехать на незнакомой машине он старался не быстро. Недавняя авария была у него всегда перед глазами.
По дороге Саша размышлял: «С одной стороны, следствие подозревает меня в двойном убийстве. Для них я сбежал из-под подписки о невыезде с целью уйти от ответственности. С другой стороны, пижон по телефону, наверное, уже сообщил этому Венедиктовичу, что от них я тоже ушел, — прямо колобок какой-то получаюсь, от всех я ушел. Этот Венедиктович мог выслать мне навстречу других работников по черному контракту или сообщить в милицию об угоне машины и еще что-то в этом роде».
Доехав до ближайшей железнодорожной платформы, Саша решил бросить машину, на которую у него нет документов да и своего водительского удостоверения тоже, на первом посту тормознут — и все.
«До утра тебя, «акула», никто не найдет», — подумал Саша, загоняя «Ауди» в кусты.
В электричке Саша размышлял над своей будущей карьерой. Адвоката с международным сотрудничеством из него не вышло. Идти работать в правоохранительные органы отбили последние сомнения сотрудники этих самых органов. Остается только одно — частный сыск, как и планировал раньше. Сначала нужно суметь оправдать себя, найти убедительные факты для доказательной базы в своей невиновности, а потом уж и объявляться для милиции. Значит, соваться домой пока нельзя. Ходить по Москве с разбитой физиономией и пистолетом за поясом, тоже опасно. Нужно на период заживания болячек где-то отсидеться, а потом уж и начинать свое расследование. Он решил объявиться у Надежды.
Электричка пришла на Ярославский вокзал рано. Утром много народа из пригорода едут на работу в Москву. Саша думал, что милиция или люди Венедиктовича сумеют перекрыть платформу, поэтому двигаться старался в куче людей и быстро спустился в метро. Он очень спешил, боялся не успеть застать Надежду дома, она могла уйти на работу.
Звоночек, лязг замочков, и дверь открылась.
— Саша, что с тобой? — удивилась Надежда, увидев своего бывшего коллегу по работе с разбитым лицом, в грязной и помятой одежде.
— Да вот, упал.
— Откуда?
— С дерева на даче.
— Бедный Саша.
— Надь, можно я у тебя останусь?
— А я собралась уже уходить. И, потом, ты, Александр, раньше никогда не стремился ко мне, женщина это всегда чувствует. Почему же сейчас ты решил?
— Я не в том смысле, то есть в том тоже, но не сейчас, а когда ты придешь, а пока я тут помоюсь и отдохну до тебя.
— Ты очень устал?
— Да, но не в том смысле, что ты можешь подумать.
— А что я могу подумать?
— В смысле того, что я у кого-то ночью был.
— Мне давно уже все равно, у кого ты ночью бываешь, — с гордостью сказала Надежда.
Саша почувствовал, что его оставлять не хотят:
— Я понимаю, Надь, но можно я у тебя денек отдохну?
— Денек отдохни. Кстати, тобой на днях интересовался какой-то странный тип.
— Что за тип?
— Не знаю, я его раньше не видела. Он спрашивал, где тебя можно найти? где ты сейчас работаешь?
— А ты?
— Что я могу о тебе сказать: «Откуда я знаю, где его искать? Он мне не докладывается».
Надежда, не объявляя, запросто сбросила с себя халат. Саша устремил свой взгляд на нее. Она с неудовольствием встретила его, ему пришлось отвернуться, но он хотел смотреть и косился. Она была в лифчике, казалась ему гораздо красивее, чем раньше. В сознании он уже хотел ее, но усталость организма разубеждала его, он был уверен, что вечером у них все будет.
Надежда начала кушать приготовленный завтрак:
— Извини, я тебе не предлагаю, тороплюсь, сам чего ни то тут поешь.
— Хорошо, хорошо, — сказал Саша, обрадованный и таким гостеприимством женщины, отношениями с которой он действительно раньше никогда не дорожил, можно сказать — даже пренебрегал.
Он хотел присесть на стул напротив Надежды, нагнулся, из кармана у него с грохотом упал пистолет.
— Что это?! — спросила напуганная Надежда.
— Да так, ерунда одна. Пушка называется, — ответил Саша.
— Я вижу, что это не табакерка. Зачем она тебе? — насторожилась Надежда.
— Кто она? — не понял Саша.
— Пушка твоя!
— Ах, эта. Да так, на всякий случай. Ворон на даче пугать.
— Я говорила тебе, Саша, что ты стал очень странным после этой заграничной командировки.
Надежда не доела бутерброда, быстро собрала сумку и ушла, не подкрасив даже губки.
«Не поверила, — подумал Саша, провожая взглядом в окно Надежду. — Могут сюда и стражи порядка заявиться. Долго задерживаться в гостях тут нельзя».
Он быстро помылся, почистил одежду, заклеил пластырем разбитую губу и синяк под глазом.
— Мама, это я! Ты не волнуйся, у меня все хорошо, но мне срочно нужно с тобой встретиться. Желательно скоро. Где? Возле нашего детсада. Почему так далеко от дома? Объясню при встрече.
Саше долго пришлось уговаривать мать, чтобы она не паниковала и не переживала так сильно.
— Сашуля, может, тебе все-таки лучше не самому добывать эти факты, а пойти в милицию и все рассказать? Я вот здесь в нашем отделении милиции разговаривала с очень милым старшиной, он мне объяснил, куда нужно ехать, но я и там тебя не нашла. Пойди и посоветуйся с ним, он подскажет, куда нужно обратиться, — настаивала Анна Владимировна.
— Мама, я схожу к доброму старшине потом, ладно? А сейчас нужно договориться с тетей Машей, чтобы она у своих многочисленных знакомых подобрала мне какую ни то дачку под Москвой, на недельку, не больше, отдохнуть, отлежаться. На нашей и ее даче нельзя, там быстро могут вычислить, не милиция, так эти, которые меня похищали.
Анна Владимировна, обрадованная, что увидела сына живым и на свободе, взволнованная, побежала к сестре мужа на работу выполнять просьбу Саши.
Вечером Саша с рюкзачком за плечами и в сопровождении отца в общем потоке пассажиров прошел на электричку и поехал за город. Дача, которую подобрала ему тетка, была небольшая, но в ней все было уютно, можно жить даже зимой.
День у Саши начинался с зарядки. Невзирая на боль в ноге, он пытался бегать. Подтягивался на перекладине, колол дрова. Вспоминал приемы из рукопашного боя и их пытался отработать. Учился даже рукой раскалывать красный кирпич. Обливался холодной водой. Разбирал и собирал пистолет. Отрабатывал с ним различные приемы. Ложился на землю, целился, переворачивался на бок, через спину, вставал и в прыжке с переворотом вновь ложился, при этом щелкал курком незаряженного пистолета.
За проведенную на отдыхе с тренировками неделю Саша один раз сходил в лес по грибы — пожарил с картошечкой, и с понедельника был готов дать бой неизвестному противнику.