Лопата появился у Ковалева внезапно. Мокрый от промозглого осеннего дождя, нахохлившийся и весь какой-то взбудораженный. Скинул плащ, пошел в зал, но Вероника остановила его:

— Ботинки сними и одень тапочки, нечего грязь в комнату тащить.

Он хмыкнул недовольно, но ботинки снял и тапочки одел, разглядывая ее с ног до головы, не стесняясь. Вероника очень похорошела у Николая, словно расцвела, а ножки в ситцевом платьице до середины бедра выглядели заманчивее, чем в коротком красном и шерстяном наряде, как он привык видеть ее раньше. Низенький, но коренастый Лопата никогда не был близок с ней, хотя имел такую возможность ранее, она выглядела для него слишком высокой.

Он проглотил слюнку похоти и прошел в зал, плюхнулся в кресло.

— Ты погуляй девочка, нам с Марсианином поговорить надо, — произнес он безапелляционно.

Вероника никак не отреагировала на его слова, взяв тряпку и вытирая пыль со стола.

— Посмотри, пожалуйста, телевизор в спальне, — попросил Николай.

— Да, Коленька, — ответила она и ушла.

Лопата хмыкнул, покачал головой и сосредоточился.

— Надо сейф вынести с алюминиевого завода, Степаныч просил. Мы пытались, но там человек шесть надо, а ты один троих заменишь.

— Зачем ему сейф? — удивился Ковалев, — не железо же ему нужно.

— Не железо — там замок сложный, быстро не откроешь.

— Что в сейфе — деньги?

— Деньги Степаныча не интересуют, но отказываться от них тоже грех. Там учредительные документы должны быть.

— Степаныч хочет завод себе взять?

— Естественно.

Ковалев задумался, встал, походил по комнате.

— Передай Степанычу, что делать ничего не надо, сейф тоже трогать не надо, я через три дня к нему заскочу.

— Как это не надо? — возмутился Лопата, — Степаныч сказал, значит надо.

— Лопата, — усмехнулся Ковалев, — твое дело передать — Степаныч мужик умный, поймет и возражать не станет. Так все дословно и передай. Еще есть вопросы?

— Не, нету, так прямо и сказать?

— Можешь криво сказать, — усмехнулся Ковалев.

Лопата хмыкнул…

— А телка у тебя ничего… жопка круглая и ножки длинные.

Ковалев взял его за грудки одно рукой, приподнял на полметра от пола, промолвил со злостью:

— Это не телка, а моя женщина… еще раз хавальник свой в подобном тоне откроешь — я тебе язык вырву и в собственный зад вставлю. Пошел отсюда.

Он отбросил Лопату, тот пролетел пару метров, стукнулся о дверь. Так и выскочил на площадку в тапочках. Николай крикнул вслед:

— Вернись, тапочки отдай и ботинки свои забери.

Лопата доложил в подробностях встречу с Марсианином:

— Чуть не удавил меня, когда я эту проститутку телкой назвал…

— Телки, Лопата, у бычков бывают. Если запал на нее Марсианин, то не стоило женщину так называть. Говоришь, что три дня делать ничего не надо — ничего и не будем. Марсианин не заяц, трепаться не станет, я его понимаю.

— А я не понимаю.

— Лопата, тебе и понимать ничего не надо. Если бы ты все понимал, то моей бы империей руководил, а я у тебя в бригадирах ходил. Все, ждем Марсианина и ничего не предпринимаем — окончательно подвел итог Степаныч.

Ковалев посидел в задумчивости полчаса. Вероника уже немного изучила его и не лезла с разговорами. Внезапно он встал.

— Поеду, вернусь… через три-четыре часа.

— Ты к Степанычу? — обеспокоенно спросила Вероника.

— Нет, — ответил кратко Николай и ушел.

Его Мерседес припарковался у деревянного барака с коммунальными квартирами. Он вошел внутрь, открыл одну из дверей. Спертый прокуренный воздух с перегаром шибанул в нос. На диване, если так можно назвать предмет, ранее точно бывшим диваном, а сейчас разваливающейся рухлядью, спал мужчина лет пятидесяти. Ковалев потряс его за плечо. Пахнувший дурно, давно не мывшийся и заросший бородой мужчина, открыл глаза.

— Че надо?

— Ты Саватеев Иван Прокопьевич?

— И че?

— Вставай, поговорить надо.

— Че мне с тобой говорить, ты кто?

— Счастье твое нежданное. У тебя документы на ОАО «Комплект», за них ты получаешь двадцать тысяч ежемесячно, я у тебя их куплю.

Мужчина показал фигу, потом вдруг спросил:

— Сто тыщ дашь?

— Дам, — ответил Ковалев.

Мужик снова задумался.

— Не-е, за сто не отдам, — он начал подсчитывать, бормоча вслух, — двадцать в месяц, в год…

Он силился умножить, но у него это получалось плохо.

— В год двести сорок тысяч, — подсказал Ковалев.

— Во, двести сорок, — мотнул головой Саватеев, — тебе за триста отдам и бутылку водки в придачу — без бутылки разговор не получится.

— Договорились, завтра я привезу триста тысяч и бутылку, но ты до завтра не пьешь, иначе ничего не получишь. Поедем к нотариусу, все законно оформим и гуляй на здоровье. Но запомни — до моего приезда больше не пить, вымыться и побриться.

Саватеев вряд ли бы сдержал данное слово, но друзья-алкаши не пришли, денег не было и пить, соответственно, нечего.

Ковалев приехал с утра, Саватеев уже сидел в ожидании, спросил сразу же:

— Бутылку привез?

— Привез, но сначала вымоешься, побреешься, оденешься и поедем к нотариусу, подпишем договор купли-продажи и все получишь.

— Не-е, бутылку сейчас или никуда не поедем, — возразил Саватеев.

— Хочешь иметь бутылку и деньги — будешь делать, что я говорю и не пререкаться, иначе ничего не получишь. Быстро в ванную мыться и бриться, потом вот этот костюм оденешь и в путь. Чем быстрее все сделаешь, тем быстрее выпьешь.

— Дай хотя бы немного глотнуть, — заныл Саватеев.

— Хочешь выпить, — Ковалев высунул из кармана бутылку, — делай, что говорю.

Саватеев попытался сглотнуть вязкую слюну, махнул рукой и ушел в ванную. Через полчаса уже вышел побритый, одел дешевенький костюм с новой рубашкой, вытащил из-под дивана папку с документами.

Нотариус ознакомился с учредительными бумагами и паспортом, подготовил договор купли-продажи согласно стоимости акций. В коридоре он снова заныл:

— Ну дай глоток — сил нет.

— До машины дотерпишь, там хоть всю бутылку выжри, — ответил Ковалев, ведя Саватеева под руку.

В машине он отдал бутылку, Саватеев трясущимися руками не смог ее даже открыть сразу, Ковалев отвинтил пробку. Треть бутылки он высосал сразу из горла, размяк и подобрел, глянул в пакет с тремя сотнями тысяч.

— Ты деньги то спрячь, — посоветовал Ковалев, — а то дружки украдут или потеряешь где. Тебя домой?

— Домой, но сначала в магазин за бутылкой еще.

Ковалев подвез его к дому, достал из кармана еще одну бутылку водки, чтобы не заезжать в магазин — предвидел такой исход заранее.

— Во, настоящий мужик, — обрадовался Саватеев, — сейчас пиджачок твой скину…

— Оставь себе, дарю.

Ковалев вернулся в машине, сразу же поехал к Степанычу.

— Через три дня тебя ждал, послезавтра. Но проходи, присаживайся, — пригласил он Ковалева.

— Зачем ждать, если раньше получилось. Я купил завод в свою собственность, готов переписать на кого скажешь.

— Не понял…

— Чего ты, Степаныч, не понял? Ты хотел алюминиевый завод, я его купил, он мой и спрашиваю на кого переписать. На тебя?

— Как ты мог его купить — он миллиарды рублей стоит. Я бы купил, но кто его продаст?

— Степаныч, ты же не Лопата, чего тупишь. Я купил завод, оформил все нотариально, он мой.

Ковалев протянул папку с документами. Степаныч долго изучал их, потом спросил:

— Все верно, но как ты смог это сделать и кто такой Саватеев?

— Ты же видишь по документам, что Саватеев — это бывший хозяин, теперь завод мой. Ты сразу пошел не по тому пути, давя на фактических владельцев. Они в смутные времена завод приобретали, оформили его на алкаша Саватеева, все хотели переписать, да руки не доходили. Я его вычислил, помыл, побрил, костюм ему купил и свозил к нотариусу, оформил куплю-продажу, как положено, дал две бутылки водки и триста тысяч рублей. Зачем действовать де-факто, надо действовать де-юре. Триста тысяч, плюс две бутылки водки, костюм — это будет триста три тысячи двести пятьдесят семь рублей. Гони деньги и владей заводом. Мне он не нужен, я же сказал, что лет через двадцать все у тебя заберу. Можешь премиальные подкинуть за быстроту действий — не откажусь.

Степаныч какое-то время смотрел на Ковалева…

— Все так просто… и ты сейчас хозяин завода за триста тысяч рублей?

— Хозяин, документы же у тебя или все еще не верится? — ответил Ковалев.

Степаныч встал, налил себе водки, выпил.

— Не вериться… купить миллиардный завод за триста рублей… не верится. Ты точно не с Марса?

— Степаныч, ты подумай, поразмышляй, документы я у тебя оставляю, а за деньгами позже приеду. Но долго не раздумывай — надо нового директора ставить, подписи в банке заменить… Сам все знаешь.

Ковалев встал и направился к выходу. Степаныч очнулся не сразу, Ковалева остановили уже у ворот и попросили вернуться. Ступор у Степаныча прошел, и он начал соображать. Восхищение и потоки слов лились рекой, Ковалев его перебил:

— Степаныч, хватит уже, на кого завод оформлять?

— Ни на кого, Коленька, ни на кого, хозяином ты будешь, администрацию я свою поставлю, барыши пополам с тобой. Ты точно инопланетянин… кому рассказать — не поверят.

— Так не надо никому рассказывать.

— Короче, Степаныч, надо сегодня назначить генерального директора и поменять подписи на банковских счетах, без меня это не сделать. А дальше сам разберешься. Лопата возьмет ЧОП и выдворит старую администрацию.

К вечеру заменили карточки образцов подписей во всех банках, где имелись счета завода, новый директор прибыл уже со своим ЧОПом. Шуму было много, но все улеглось, не обошлось и без полиции. Но собственник — есть собственник, ему решать, кто станет директором. С завода уволили только двоих — старого директора и главного бухгалтера. Вечером Ковалев вновь появился у Степаныча.

— Все в порядке — директора и главбуха поменяли, карточки образцов подписей в банках тоже. У тебя нал какой-нибудь есть дома?

Степаныч открыл сейф.

— Забирай все, здесь пять деревянных, — он положил в пакет десять пачек пятитысячными купюрами, — завтра Лопату отправлю, он тебе еще подгонит. Сколько привезти?

— Степаныч, мне пока хватит.

— Тогда в баньку, сейчас девочек подгонят.

— У меня есть женщина, Лопата тебе наверняка говорил. Я — домой.

— Чем займешься?

— Я экзамены за школу сдал и в институт поступил на юридический и физико-математический факультеты. Буду учиться и сдавать экстерном, года за полтора надеюсь окончить обучение, без диплома как-то неуютно себя чувствуешь. Ты по мелочам меня не дергай, но если завод какой надо — без вопросов, — Ковалев улыбнулся, — сам приезжай, в гости приглашай — буду с Вероникой.

— Запал на нее, нравится?

— Хорошая девушка, поглядим дальше. Ты своим скажи — кто обидит, голову оторву сразу. Давай, Степаныч, до встречи.

Ковалев вернулся домой уже по темноте. Вероника встретила его, кинувшись на шею.

— Ужинать будешь? — спросила она.

— Нет, устал. В душ и спать.

* * *

Ковалев работал за компьютером, набирая текст курсовой работы, когда в дверь позвонили. Он попросил Веронику открыть — пришли соседи, Нина Степановна с Ольгой. Они уже успели познакомиться ранее. Нина Степановна смотрела на девушек по-разному. На Веронику с грустной завистью, она понимала, что это не простая домработница, на Ольгу с упреком и жалостью — прокакала парня. Сама Ольга все еще относилась к Николаю свысока, как не пытался ей объяснить отец, что Николай не девятиклассник, а студент. На Веронику поглядывала, как на служанку, а какие могут быть отношения со слугами? Она бы сама не пошла, появилась здесь по настойчивой просьбе матери, которой хотелось все-таки соединить двух молодых людей.

— Проходите, присаживайтесь.

Ковалев пододвинул стул, Нине Степановне, Ольга села сама, глянув сверху вниз на Веронику — дескать тоже могла бы стульчик отодвинуть и придвинуть.

— Чайку или что-нибудь покрепче? — суетился Николай.

— Спасибо, Коля, можно чайку, я как раз баночку варенья принесла брусничного, очень полезная ягода, — ответила Нина Степановна.

— Сейчас, мигом организую.

Ковалев налил воды и включил чайник. Ольга фыркнула:

— Мог бы и с нами посидеть, у тебя служанка для этого есть.

Ковалев возмутился в душе, но внешне не отреагировал, не хотел обижать Нину Степановну, он уважал эту замечательную женщину. Ответил с улыбкой:

— Гости уважаемые, а у меня быстрее получается.

Видимо ответ удовлетворил Ольгу, она лишь глянула снисходительно на Веронику, которая боролась со своими чувствами. До самой себя ей не было дела — оскорбляли ее любимого человека, а за него она готова порвать любого. То ли демонстративно уйти, то ли остаться и ничего не замечать?

Ольга решила окончательно прояснить ситуацию — унизить Николая и чтобы мамочка поняла его истинное лицо, не говорила больше о нем, не просила сходить в гости.

— Коля, ты на работу не ходишь, а на что существуешь, служанок содержишь? Ты вор или грабитель-разбойник?

— Оля, — одернула ее мать.

Ольга мгновенно отреагировала с ехидцей:

— Не нравится? А что я такого сказала? Я ничего не утверждала, я просто спросила. Ответит и все станет ясно.

— Конечно, все нормально, Нина Степановна. Вы, Оля, проститутка?

Она вскочила, задыхаясь от рвущихся из горла слов.

— Как ты смеешь, плебей, говорить со мной в таком тоне, извинись немедленно.

— Что я такого сказал? Я ничего не утверждал, я просто спросил. Ответь и все станет ясно.

— Хам, — бросила Ольга, — пойдем мама, нам здесь делать нечего.

Ольга выбежала из комнаты, Нина Степановна посмотрела на Николая влажными глазами.

— Извините, Нина Степановна. Я не собирался никого расстраивать, возьмите, — он протянул ей баночку принесенного варенья.

— Мы с Федором все старались делать для дочери, в этом, видимо, и заключается наша ошибка. Если можешь — прости, Коля.

Она повернулась и ушла, даже не взглянув на варенье. Вероника подошла к Николаю, обняла его за плечи сзади, положила голову на плечо.

— Вот так, Ника, выяснили отношения… Но это тоже не плохо в определенном ключе.

— Ты раньше никогда не называл меня Никой…

Он ничего не ответил, сел за компьютер, пытаясь настроиться на курсовую работу. Вероника не стала его отвлекать разговорами, понимая, что ему необходимо побыть в тишине со своими мыслями. Она не задавалась вопросами, где работает ее Николай, она знала, что он со Степанычем, а его подручные на фирмы к девяти утра не ездят. Она, конечно переживала, но она любила и готова была ждать Николая даже из тюрьмы.

Ковалев сосредоточился не сразу, но все же взял себя в руки и дописал курсовую работу. Потянулся довольно.

— Эх, писанины много, сдавать бы все устно, но приходится писать.

— Я не думала, что у студентов столько много письменной работы, всегда слышала, что от сессии до сессии живут студенты весело, — выразила свою мысль Вероника.

— Ника…

— Ника, — перебила она его, — мне так нравится это слово, так меня называли мама и папа.

— Ты никогда не рассказывала о своих родителях, а я не спрашивал, к сожалению. Расскажи.

— К счастью, Коленька, а не к сожалению. Я родилась и выросла в маленьком городке. Папа с мамой пили на пару, ругались, дрались. С трудом дождалась окончания школы и сбежала. Не хочу о них слышать и ничего знать. Осталось одно детское воспоминание — Ника…

— Да-а… я вообще детдомовский, но тебе, видимо, еще тяжелее пришлось. Я, Ника, не совсем обычный студент, хочу окончить университет экстерном, сдать все экзамены за год-два, поэтому учусь, сжимая время.

В дверь позвонили снова.

— Кого это опять принесло? — удивился Николай, — открой.

Вероника вернулась в зал со старшим лейтенантом полиции.

— Я ваш участковый, старший лейтенант Прохоров Сергей Леонидович, — он предъявил удостоверение, — зашел познакомиться с жильцами своего участка.

— Что ж, хорошее дело, мы тоже должны знать своего участкового, — ответил Николай.

— Вы собственник квартиры?

— Я, — ответил Николай.

— Можно ваш паспорт и ваш тоже девушка.

— Принеси Вероника, — попросил Николай.

Участковый взял паспорта, внимательно изучил их.

— Вы, Вероника Андреевна, прописаны в другом городе, работаете у Николая Петровича служанкой?

— А-а, — рассмеялся Николай, — понятно откуда ветер дует — соседка нажаловалась, дескать не работаю, служанку имею и непонятно на что живу. Я, кстати, на том же юридическом факультете обучаюсь, что и соседка Ольга, а Вероника Андреевна Доброхотова вовсе не служанка, она моя девушка, гражданская жена, если хотите.

— Вероника Андреевна, где работаете вы? Ваш муж студент, вы его содержите?

Вероника прикрыла рот, прыснув от смеха.

— Нет, Сергей Леонидович…

— У нас небольшая разница в возрасте, — перебил его участковый, — можно просто Сергей.

— Спасибо, Сережа, вы порядочный человек и не кичитесь своими должностными полномочиями, это радует. Вероника не работает, я могу позволить себе, чтобы моя любимая жена не работала, — он заметил, как радостно она напряглась, — моя трудовая книжка действительно лежит дома, хотя я мог бы формально трудоустроиться и даже получать зарплату на этой должности.

— Это было бы незаконно, Николай Петрович, — возразил участковый.

— Николай, просто Николай, — в свою очередь попросил он, — в моем случае законно, так как фактически я работаю в гораздо большем объеме, хоть и без трудовой книжки.

— Поясните, — попросил участковый.

— Я хозяин алюминиевого завода, генеральный директор выполняет мои стратегические указания, ходит на работу ежедневно, занимаясь тактикой. Я звоню, появляюсь на заводе, когда возникает в этом необходимость, вырабатываю производственную политику. Соседка Ольга не знает об этом, и вы ей не говорите. Стукачество — дело дрянное, но я не обижаюсь на нее. Ее заело, что в этой квартире не она хозяйка, но это ее проблема.

— Понятно, — улыбнулся участковый, — решила насолить вам хоть как-то. Я, естественно, ничего не скажу ей, вы меня извините за вторжение.

— Извиняться не стоит, это ваша работа — проверять сигналы. Зато вы теперь знаете, что на вашем участке живет не совсем порядочная особа, которой нельзя верить с первого взгляда. Я бы вообще таких личностей не допускал к юриспруденции, именно такие шьют дела потом белыми нитками. Рад был познакомиться, Сергей, порядочным людям всегда готов оказать помощь и содействие.

Он проводил участкового до дверей. Вероника ожидала его в зале, дрожа всем телом и смотрела влажными глазами. Он понял почему.

— Да, Вероника, ты не служанка, не домработница, не проститутка, извини за это слово, ты моя женщина и гражданская жена. Ты против?

Она зарыдала, кинувшись ему на грудь.

— Чего же ты плачешь, Ника. Ну, не говорил раньше, извини, ты мне в первый же день понравилась. Нет больше фиктивной домработницы Вероники даже для моих соседей — есть моя жена Ника.

Он взял ее на руки и закружил по комнате, чувствуя, как она прижимается к нему всем телом, поставил на пол. Вероника смахнула рукой слезы, заглянула в глаза и спросила:

— Ты меня любишь, Коленька?

Она ждала ответа с волнением и надеждой. Николай приложил пальчик к ее губам.

— Дай пальчик женщине — она и руку откусит. Да, Ника, я люблю тебя, — ответил он с улыбкой, смахивая остатки слез с ее лица.

Она прижалась к нему всем телом, тихо зашептала на ушко:

— Как я давно ждала этих слов, милый мой и любимый Коленька, как ждала… ты мой, только мой и я тебя никому не отдам. Слышишь любимый — ты мой, самый, самый любимый…

Она снова заплакала.

— Извини, Коленька, это от счастья, я так боялась, что никогда не дождусь этих слов. Надо радоваться, а я плачу, дура.

Он достал платок и протянул ей.

— Мы сейчас отпразднуем с тобой приход Ольги к нам, выпьем по рюмочке. Я — коньяк, а ты винцо.

Вероника отпрянула и напряглась.

— Приход Ольги?

Он заметил, что ее кулачки сжались и побелели на костяшках, взял руку, поцеловал.

— Формально… если бы она не появилась — ты бы все равно узнала о моих чувствах, но гораздо позднее. Возникшая ситуация подтолкнула меня к признанию, но и ты ведь не говорила мне о любви.

Вероника расслабилась, вздохнула…

— Я не могла, Коленька, сказать тебе первой, но, наверное, все равно бы сказала позже. Ты меня взял из публичного дома, сделал домработницей. Я не могла навязываться…

Николай прикрыл ее рот своими пальчиками.

— Больше ни слова… так бывает — любят два балбеса друг друга и молчат, у каждого свои веские причины к этому. Я ведь тоже должен был понять — по работе ты со мной или по душе. Но все выяснилось и я доволен.

Он достал коньяк, вино, бокалы.

— Мы вместе и я тоже выпью с тобой коньяк. Но не за Ольгу — за нас с тобой, за любовь, за участкового хотя бы, но не за нее.

Николай налил, подал бокал Веронике, поднял свой.

— Согласен, за тебя, любовь моя.

— За тебя, мой Коленька, — ответила Вероника.

* * *

Ковалев спал плохо, ворочался постоянно. Вероника совсем не спала, приподнялась на локте, вглядываясь в темноте в его лицо и стараясь понять, что тревожит ее любимого. Но виден был лишь силуэт вместо лица. Она думала, что снится плохой сон и уже хотела разбудить его, но он проснулся сам и резко поднялся, оставаясь сидеть на кровати.

— Ты не спишь, Ника, я ворочался, не давал?

Она заметила, что он тяжело дышит.

— Плохой сон приснился? — спросила она.

— Если бы сон, — ответил он непонятно, — вставай и иди сюда, — он подвел ее к углу шкафа, как бы пряча за ним, — стой, не высовывайся и молчи.

— Что случилось, Коля? — спросила она тихо.

— Молчи, — он закрыл ее рот ладошкой, — молчи и не высовывайся.

Ковалев резко отпрянул к двери в спальню и встал у стены. Дверь медленно открылась, появился силуэт мужчины и послышались два тихих выстрела: пу, пу, пули со шмяком впились в основания подушек. Ковалев резко ударил силуэт по шее, тело свалилось со стуком на пол. Он включил свет — мужчина в маске и с пистолетом в руке лежал на полу, Вероника, сжавшаяся в комочек за шкафом, смотрела округленными глазами то на Николая, то на лежавшего на полу неизвестного в маске.

— Скотч неси быстро, — скомандовал он.

Вероника, все еще дрожа от страха, метнулась в бытовку, принесла скотч. Николай замотал руки мужчины за спиной, сдвинул на лоб маску — он не знал его, и задвинул ее обратно.

— Меня только что хотели убить и тебя заодно. Кто он — не знаю. Ты оденься и сиди в зале, я вызову полицию.

Вероника мотнула головой и заревела. Николай осадил ее:

— Не до слез сейчас, Ника, пугаться позже будем, оденься и иди в зал.

Она затрясла согласно головой, все еще всхлипывая, стала надевать платье.

— Накинь халат и достаточно, — посоветовал Николай.

Он принес целлофановый пакет, вывернул его, взял пистолет с глушителем, заворачивая его в пакет, унес с собой в зал и позвонил:

— Алло, полиция… Это хозяин алюминиевого завода Ковалев, меня только что пытались убить в собственной квартире, приезжайте, адрес… — он продиктовал адрес и положил трубку.

Слова про алюминиевый завод подействовали, оперативная группа прибыла быстро. Хозяин дома рассказал вкратце ситуацию, эксперты приступили к работе. Уже знакомый Николаю следователь Кирносов допрашивал Ковалева на кухне, он пояснял:

— Убийцу не знаю, ранее не встречал. Я хозяин алюминиевого завода и заказчик, я полагаю господин полковник, вам хорошо известен — это бывший фактический собственник завода депутат Шевелев. Конкретными фактами не располагаю — это мое личное мнение.

— Почему вы считаете, что мне известен заказчик, мне он совсем неизвестен, но надеюсь это установить в самое ближайшее время, — отпарировал полковник.

Ковалев не стал настаивать на сказанном, хотя отлично знал, что он прав. Допрос Вероники Кирносову ничего не дал, она лишь всхлипывала постоянно, говорила, что спала и ничего не знает.

— Но вас же не было в постели, когда преступник стрелял, значит вы не спали, где вы находились в момент выстрела? — спрашивал полковник.

— Я спала, Коля меня схватил и поставил за шкаф, сказал молчать и не шевелиться, сам отошел к двери. Я ничего не понимала, потом он включил свет, и я увидела этого… на полу.

— Кем вам приходится господин Ковалев?

— Коля мой муж… гражданский.

Осмотрев замок на входной двери и изъяв отмычку у преступника, пистолет и пули из подушек, следственная группа удалилась. Мужчину в маске увели еще раньше.

Кирносов глянул на часы — пять утра и не стал звонить в квартиру соседям, оперативники опросят их позже. Но дверь открылась, выглянула Нина Степановна.

— Что случилось? — спросила она, недоуменно разглядывая полицейских и гражданских лиц, — услышала шум на площадке.

— Раз уж вы не спите, то позвольте переговорить с вами, следователь Кирносов Павел Аркадьевич, следственный комитет области. Позволите войти?

— Да, заходите, но что случилось? Проходите на кухню, мои спят, наверное.

— Не спим мы, — послышался голос Ольги из комнаты, — что случилось? — спросила она, заходя на кухню.

— Вы что-нибудь слышали ночью, шум, возню на площадке? — спросил следователь.

— Вы кто?

— Это, Оленька, следователь, — пояснила мать, — мы ничего не слышали, вернее я услышала разговор, открыла дверь, а там вы. Но что случилось то?

— Видите ли…

— Нина Степановна, — подсказала она.

— Нина Степановна, что вы можете рассказать о ваших соседях напротив?

Ольга фыркнула сразу же, заговорила вперед матери:

— Соседи, какие соседи? Напротив один сосед — хам и вор.

— Оля, — одернула ее мать, — как ты можешь так говорить…

— Говорю, как есть, и не надо мне рот затыкать — хам и вор. Я даже к участковому инспектору обращалась по этому поводу, но сосед, видимо ему заплатил. Участковый заявил, что наш сосед человек честный и не вор абсолютно. Но я то точно знаю — он квартиру купил, Мерседес, а сам нигде не работает. Вопрос напрашивается сам собой — откуда деньги? Ворует, естественно, или грабит. У него служанка одета лучше меня в сто крат. У меня мама директор школы и папа доцент, но они не могут себе позволить купить такую одежду дочери.

— Понятно, — ухмыльнулся Кирносов, — вы из-за одежды так на своего соседа злитесь? О какой служанке вы говорите?

— При чем здесь одежда, — хмыкнула Ольга, — живет у него тут одна, Вероникой зовут.

— Оля, прекрати немедленно, вы не обращайте внимания Павел Аркадьевич, наш сосед очень замечательный молодой человек, вежливый и приятный. Я, конечно, не знаю, где он работает, но такие люди к воровству не способны.

— Не способны, вечно ты все идеализируешь мама. Даже если он где-то работает, то на зарплату в двадцать лет не купишь крутую машину и квартиру. Вор он и есть вор.

— Вы чем сами занимаетесь, Оля? — спросил следователь.

— Второй курс юрфака, — гордо ответила она.

— Жаль, но не мне решать, я бы вас к юриспруденции на километр не подпустил. Обвинять человека, не располагая фактами — не хорошо и даже преступно. Вам же объяснил уже участковый, что Ковалев не ворует. Участковый — лицо официальное, а вы все еще продолжаете клеветать на соседа.

— Клеветать? — возмутилась Ольга, — откуда у него тогда деньги?

— Вас, видимо, деньги соседа волнуют больше собственного кармана, и я догадываюсь почему. Я не знаю сколько у него денег, но вполне обоснованно могу предположить, что он не миллионер.

— Естественно, не миллионер, не успел еще наворовать в свои двадцать лет, — отпарировала мгновенно Ольга.

— Вполне обоснованно могу предположить, — продолжил Кирносов, словно не замечая ее реплики, — что ваш сосед господин Ковалев долларовый миллиардер. И он не обязан докладывать молодой соседке о своих источниках дохода. А Вероника совсем не служанка — она жена господина Ковалева, и он может позволит себе одевать жену в более дорогие вещи. Скромность украшает человека, но скромность соседа вас раздражает. И Бога благодарите, что бы сосед на вас заявление не написал, я бы лично таких студентов юрфака за клевету привлек и из университета выгнал с позором.

Кирносов повернулся и ушел, оставив ошарашенных Ольгу и ее мать, так и не сказав про покушение на соседей.

В восемь утра Николай решил поехать к Степанычу, чтобы воспользоваться его определенными ресурсами, но Вероника прижалась к нему не желая никуда отпускать.

— Коленька, я боюсь одна оставаться в этом доме, боюсь, вдруг еще кто-нибудь придет убить нас.

— Преступник уже обезврежен, ты знаешь.

— Не он же хотел тебя убить и меня заодно, он делал это за деньги. Тот человек может нанять другого, ты его знаешь?

— Знаю, Ника, хорошо знаю, он действительно попытается снова, но ему нужно время, несколько дней мы можем жить в безопасности. Если боишься, я тебя понимаю, поедем вместе к Степанычу.

— К Степанычу… я не могу к Степанычу…

— Я знаю, что ты бывала в его сауне, но не думай об этом, тебе от меня скрывать нечего. Сердцу не прикажешь, ты мне очень дорога, Ника. У Степаныча никто не посмеет обидеть тебя и пальцем не прикоснется, не заикнется. В жизни тебя еще не раз ткнут прошлым и в самый неподходящий момент. Будь выше этого, ты моя жена, Ника, и должна быть на высоте, давая достойный отпор разного рода пускателям слухов. Ты поняла?

— Да, Коленька, я все поняла, едем к Степанычу.

У ворот он долго сигналил, наконец вышел заспанный охранник.

— Ты че распикался, мужик… Ой, извини, Марсианин, не узнал.

Он побежал открывать ворота. Ковалев въехал, продолжая сигналить, чтобы разбудить Степаныча. Он встал недовольный, ему сразу же доложили, что приехал Марсианин с бабой.

— Ты эту женщину бабой при нем не назови — голову тебе оторвет, а я, вдобавок, и язык вырву. Все понял? Запал он на нее и это его личное дело. Приглашай Марсианина в гостиную вместе с Вероникой, так зовут эту женщину. Я сполоснусь и приду.

Николай с Вероникой сели в гостиной, включили телевизор, ожидая Степаныча. Он появился минут через десять, Николай поздоровался за руку, отвел его в сторонку и прошептал что-то на ушко. Степаныч посмотрел на него внимательно, покачал головой, потом улыбнулся и велел собрать всех людей во дворе. Николай пояснил Веронике:

— Степаныч толкнет маленькую речь и вернется к нам, так надо.

Вероника не слышала, что говорил во дворе Степаныч, но заметила, что на нее стали смотреть по-другому, а Степаныч во дворе сказал своим людям следующее:

— Марсианин приехал со своей женщиной, некоторые из вас ее знают, если кто прошлое вспомнит — голову оторву. Зовут ее Вероника Андреевна, именно так будете к ней обращаться. Это касается всех, тебя тоже, Лопата, и тебя Корней.

Он вернулся в дом.

— Ты рано приехал, Коля, что-то случилось?

— Ночью нас пытались застрелить в собственной квартире. Я чудом успел, убийца выстрелил два раза по пустой постели, и я его задержал. Следствие Кирносов ведет, ты его знаешь. Надо кое-какие детали обговорить. Ты, Вероника, сейчас иди, тебе комнату выделят, отдохни, поспи, покушай, чувствуй себя здесь, как дома. Никто не посмеет тебя здесь обидеть, ты здесь под защитой Степаныча, это брони надежнее.

— Да, Вероника, тебя проводят, что скажешь — исполнят. Отдохни выспись, телевизор посмотри, — Степаныч позвонил в колокольчик, приказал вошедшему: — Проводи Веронику Андреевну в гостевую комнату отдыха, пусть кто-нибудь всегда рядом с ней будет — завтрак подать, принести что-нибудь. Все указания ее выполнять, как мои.

— Иди, Ника, иди, нам серьезно поговорить надо, — попросил в свою очередь Николай.

Когда она ушла, Николай сообщил Степанычу:

— Это депутат Шевелев, ему раньше фактически принадлежал завод. Лишиться такого источника дохода… Сейчас он волосы рвет на собственной заднице, что вовремя не переписал завод на более подходящего человека. Но юридически ничего сделать нельзя, купля-продажа удостоверена нотариусом. Он понимает, что нити ведут к тебе, Степаныч, попытается и тебя убрать. Задумка его достаточна проста — убирает собственника, у которого нет наследников, потом тебя, чтобы не мешался под ногами, маракует липовое мое завещание и появляется другой собственник завода. Меня нет, тебя нет — кто опровергнет завещание, заверенное его нотариусом?

— Мотив у Шевелева достаточный, ты хочешь убрать его? — спросил Степаныч.

— Нет, хочу посадить.

— Посадить депутата не так-то просто.

— Затем к тебе и приехал, Степаныч, времени у нас в обрез. Следствие в один день не делается, наверняка Шевелев уже ищет нового киллера, даже двух. Он быстрее найдет, чем мы его посадим. Пока у меня только вот эта запись имеется.

Ковалев сунул диск в компьютер, на экране монитора появился Шевелев и Кирносов.

— Кирносов, сучонок, не только на меня, но и на Шевелева пашет, — возмутился Степаныч.

— Ты смотри и слушай. Кирносов здесь достойно себя ведет. Я намекнул ему о Шевелеве, что он знает заказчика, но он испугался и не признает эту встречу, если его фактом не припереть.

Степаныч смотрел и слушал разговор. Николай перемотал немного, чтобы не слушать беллетристику:

«Паша, ты знаешь, что алюминиевый завод фактически мне принадлежал».

«Откуда, мне сие неизвестно, вы депутат и в своей декларации не указывали его, как источник дохода».

«Не финти, Паша, все ты прекрасно знал или хотя бы догадывался. Сейчас собственник завода некий Ковалев, зачуханенный мальчишка. Сам по себе он никто, но за ним Степаныч стоит, теперь это его завод. Ты вот что должен сделать, Паша, ты посади этого Ковалева — наркоту подбрось или пистолет какой. Статья меня не интересует, мне надо, чтобы он в камере оказался, а дальше я сам разберусь и со Степанычем тоже. Твоя задача посадить мальчишку. Могу налом рассчитаться или процент с заводского дохода будешь иметь. Что предпочитаешь — процент, скажем пять, или лимон баксов»?

«Я не сажу невиновных, вы не по адресу обратились, господин депутат. Будем считать, что разговора не было».

Кирносов встал и ушел. Николай выключил компьютер.

— Сильная запись, — произнес Степаныч, — но ее мало, тем более что депутатов нельзя записывать. Кроме шумихи она нам ничего не даст.

— Пока не даст, — возразил Ковалев, — нужен грамотный и надежный бэпник, в паре с Кирносовым они сварят кашу.

— Такой человек у меня есть, профессионал и на привязи, работать будет, как лошадь. Но почему ты считаешь, что Кирносов ему помогать будет, он из уголовного розыска и в экономике не петрит. Да, он оказывал мне некую помощь иногда, но он из правильных ментов, как о таких говорят.

— Будет, из-за своей честности и будет. Мы же его не станем просить о фальсификации, пусть занимается расследованием в рамках закона, нас иногда информирует и бэпника, пусть они в паре работают. Когда прижмем Шевелева экономически, он и на заказ расколется. Палку срубит Кирносов, твой бэпник и нам станет жить спокойно. Никто меня, как хозяина завода, не обвинит потом в незаконном приобретении, давлении на следствие или в махинациях, а их на заводе полно было. Нам это политически выгодно, убрать Шевелева физически и снять проблему — не вопрос, но политически не выгодно. Отмывайся потом от его махинаций — дескать не я это, а старый хозяин.

Ты прав, Коля, еще раз убеждаюсь, что голова у тебя варит, что надо. Рукосуев Виталий Сергеевич, полковник БЭП, надеюсь тебе подойдет. Он отделом командует в управлении, может вполне этим вопросом заняться. Кстати, они друзья с Кирносовым.

— Тогда я на полковника сам выйду, а ты подстегнешь его позже.

— Добро, Коля, договорились. Сейчас нам надо о себе подумать. Я в коттедже под охраной, а ты колосок в поле — заходи с любой стороны.

— Я о себе не волнуюсь, киллеру меня не взять, о Веронике беспокоюсь и о тебе, Степаныч.

— Ты обо мне не волнуйся, я тоже не лыком шит. О Веронике вот надо позаботиться. Смотрю я на тебя — запал ты на нее сильно. Влюбился, жениться думаешь?

— Влюбился, Степаныч, это точно. Необыкновенная она женщина и не знаю, чем покорила, причем сразу. Может ростом своим громадным, может любовью своей — она меня тоже любит. В ЗАГС пока не пойду, с делами надо разобраться, а потом и о свадьбе думать.

— Да-а, ростом ее Бог не обидел. Ты тоже не маленький, а она тебя на голову выше. Сколько у нее?

— Метр девяносто с хвостиком, — ответил с улыбкой Николай, — почти два.

— Кстати, вспомнил, у меня же коттедж рядом освободился, сосед съехал и не знает кому продать домишко. Все, как у меня, только банька похуже. Траходромы тебе не нужны, как я понимаю, а вот бассейн в той баньке надо бы обновить. Внутренние работы за месяц проведут. Берем коттедж?

— Надо бы сходить, посмотреть его.

— Планировка такая же, но сходим, глянем. Чего резину тянуть — пойдем прямо сейчас.

— Пойдем, если Вероника не спит, — ответил Ковалев.

Они прошли втроем в соседний коттедж — территория неухоженная, летом не проживал никто, но все поправимо. Внутри требовался косметический ремонт. Банька таких же размеров, но с маленьким бассейном и множеством спален.

— Берешь? — спросил Степаныч, — ремонт в доме за несколько дней проведем, в бане спальни снесем, оставим парочку на всякий случай, бассейн расширим.

— Никаких парочек, — возразила Вероника.

— Слушаюсь, госпожа, — с улыбкой ответил Степаныч, — смотрю я на вас и завидую. Я ведь тоже когда-то любил, но закон не позволял жениться, так и прожил бобылем всю жизнь. А сейчас ни жены, ни детей, ни закона прежнего, ничего нет. Ты, Вероника пока у меня поживешь, пока все не уладится, через недельку в коттедж можете въехать, а баньку по ходу доделаем, в душе помоетесь или у меня попаритесь.

Они вернулись назад, Николай позвонил Кирносову:

— Здравствуйте, Павел Аркадьевич, это Ковалев. Хотел бы с вами встретиться и не только с вами. У вас есть надежный сотрудник БЭП, которого бы вы могли рекомендовать для расследования этого дела?

— Здравствуйте, Николай Петрович, встретиться могу, однако БЭП покушениями и заказными убийствами не занимается.

— Павел Аркадьевич, вы же понимаете, что все упирается в экономику, и заказчика легко выявят бэпники.

— Начальник отдела полковник Рукосуев вас устроит?

— Вполне, жду вас вместе у себя дома через час. Сможете?

— Подъедем, — ответил Кирносов.

Ковалев встретил полковников, провел их в гостиную.

— Виталий Сергеевич, извините, всего два слова Павлу Аркадьевичу наедине, мы в кухню пройдем.

На кухне он шепнул тихонько Кирносову:

— Хотелось бы, чтобы вы перед разговором знали определенную информацию — у меня есть оригинал видеозаписи вашей беседы с Шевелевым. Вы там отказались подбросить мне пистолет или наркотики, спасибо. Будем считать, что Шевелев сам эту запись сделал, а ко мне она случайно попала. Пойдемте к Рукосуеву?

— Пойдемте, — никак внешне не отреагировал Кирносов.

— Господа, — начал Ковалев, — исполнитель взят с поличным, заказчик тоже известен, это депутат Шевелев, бывший фактический собственник завода. Но доказательств пока нет.

— И киллер утверждает, — добавил Кирносов, — что вошел в квартиру с целью кражи, никого убивать не собирался, а выстрелил с испугу. Я думаю, что он на этом будет твердо стоять — это другая более легкая статья. Покушение на кражу и незаконное ношение оружия — дадут года три, а не пятнадцать.

— Киллера расколоть труда не составит, если не сможете сами, то дайте мне две минуты в вашем присутствии — выложит все, как на блюдечке. Даже говорить сейчас об этом не желаю. Вы, Виталий Сергеевич, должны приехать на завод с выемкой, я скажу, когда. Бухгалтерия подготовит вам документы, которые вы изымите и проведете финансовую экспертизу. Она покажет, что денежки с завода уходили в карман Шевелева через ряд подставных фирм, а частенько и прямо ему в руки. Бывший директор и главбух скрывать это не станут. Остальное, полагаю, разжевывать вам не надо.

— Вы прямо кудесник, Николай Петрович, все за нас сделали, — ухмыльнулся Рукосуев.

— Не кудесник, Виталий Сергеевич, не кудесник, вам работы еще предстоит немерено. Заранее спасибо. По рюмочке коньяка? — спросил Ковалев.

— Я за рулем, — ответил Кирносов.

— Тогда и я не стану, — поддержал его Рукосуев.

Они ушли, Рукосуев спросил товарища у машины:

— Что скажешь, Паша?

— Похоже, что Ковалев прав. Посмотрим. Как говорится — следствие покажет.