…Трудно внимать чужой боли, но ещё труднее её упускать. Я знала, что если оттолкну видения, то горько об этом пожалею. А потому глядела в них как в зеркало, и в чужих поступках представляла свои, неведомыми чувствами взращивала силу в сердце. Родные. Любимые. Кто они? Я по-прежнему не могла ничего вспомнить…

…Вот так и проходили их дни. В мире, где не было солнечного света, раны заживали долго. Кристиан не мог нормально ходить — у него ко всему прочему была ушиблена спина, и Алеард и Конлет тащили его по очереди. Правда, Конлет был не в силах закинуть его на спину, и поэтому он просто подставлял плечо для опоры. Алеарду было плохо. У него болела голова, он с трудом двигал правой рукой, хотя к счастью левая у него была такая же сильная. Из них троих только Конлет был полностью целым. Он замкнулся, стал молчаливым, но это было взрослое молчание. Он один ходил искать воду, разведывал местность и дежурил, когда они спали. Кристиан и Алеард теперь годились только на то, чтобы устраивать лагерь и выкапывать горькие корешки.

Штурману казалось, что Пропасть переваривает их. Постепенно они становились частью неё. Иссыхали. Обесцвечивались. Ему не было страшно, скорее, тоскливо. Не хотелось ни думать, ни чувствовать. Они попробовали потянуться к Промежутку вместе, но ничего не вышло, и эта неудача опечалила Кристиана. Он не хотел сдаваться, просто устал. Смертельно устал.

Роботы по-прежнему преследовали их. Неутомимые и безразличные, они появлялись то предсказуемо, то совершенно неожиданно. Убегать от них стало намного труднее, и приходилось хитрить. Пока Алеард уносил Кристиана, Конлет отвлекал их. К счастью, бегал он быстро.

В один из дней робот всё же ранил техника — правда, легко. Ему попало по лицу куском стекла, и возле левой брови появился крошечный шрам. Вечером (если здесь вообще бывали вечера!) они отпраздновали это. Им нужно было чем-то отвлечься, и Кристиан пытался изобразить убегающего Конлета, скача на целой ноге вокруг костра. Алеарду было больно смеяться, но он не сдерживался. Конлет тоже хохотал — так, как никогда не смеялся на Земле.

— Конлет, отныне мы будем звать тебя зайцем.

— Обижаете, ребят! — расхохотался парень. — Я также труслив и лопоух, вы это хотите сказать?

— Нет, просто ты скачешь точно также: лапы вперёд, уши назад. Как ты через стену сиганул — мама родная! — искренне восхитился Алеард. — Тебе даже Алекс позавидует.

— И я, хотя я и не завистливый, — согласился Кристиан. — К чему было столько лет учиться выкрутасам вроде безумных шлепаний с трёхэтажной высоты, если здесь я могу только уныло волочиться по земле в виде израсходованного человека куска! — возмутился он. — Сальто через голову, двойное! Ага! Кверху задницей грохнуться, да потом ещё затравленно жмуриться по сторонам — вот на что я годен теперь! Поглядите. Нет, вы посмотрите на меня! Охо-хонюшки…

— А я? — подхватил Алеард. — Как ты говоришь — креативный? Как раз про меня. Я креативно спалил себе волосы. Короткая стрижка, опля — и готово!

— Ерунда! — отмахнулся Кристиан. — Давай тебя лучше побреем. Омолодим. Гляди, какой Конлет красавчик! А всё потому, что он не такой бармалей, как ты, Алеард. Я-то что… Мне можно бороду до пуза вырастить, на мою оригинальную дебильную внешность это никак не повлияет.

— Я оброс! — сквозь смех возразил техник. — Обородился… тьфу ты! То есть…

— Ощетинился, во! — подмигнул ему Алеард. — Вернёшься в реальный мир — как есть подружку найдёшь.

Конлет слегка покраснел, чем развеселил Кристиана окончательно.

— Ой, да ну что ты, Алеард… Не проказничай. Гляди, заяц от твоих комплиментов расцвёл, словно полевой мак!

Конлет хрюкнул, закрывая лицо ладонью. Плечи его тряслись.

— Честное слово, ребят… Вы меня и правда смутили!

Кристиан довольно фыркнул.

— Так тебе и надо! Это чтобы ты нос раньше времени не вешал.

— Он-то не вешает, — многозначительно сказал Алеард. — У него хвост трубой и перышки начищены! Конлет, я у тебя, домой вернёмся, поучусь, как надо опрятно выглядеть. Мы с Крисом — два свина: чумазые, помятые, а ты ну просто как песком начищенный. Я не понимаю, как тебе это удаётся?

— Он умывается, — ответил Кристиан, состроив глупую гримасу. — В отличие от нас. Ты когда последний раз умывался?

— Не помню, — честно сказал Алеард, и они расхохотались.

Кристиан и правда стал ворчливее. Его беспокоила нога, спина всё время ныла, он чесался от впитавшейся в кожу пыли и вспыхивал из-за каждой мелочи. Он хотел одного — найти способ выбраться из Пропасти. К сожалению, размышлять ему не давали боль и раздражение. Он заикнулся было о том, чтобы Алеард попробовал выбраться из Пропасти самостоятельно, но тот так рявкнул на него, что штурман предпочёл больше не говорить на эту тему. Спорить с Алеардом было бесполезно, Кристиан это прекрасно знал. Обычно друг внимательно и с уважением выслушивал собеседника, но всё равно поступал по-своему. Ещё ни разу он не сделал что-то не так, ни разу никого не подвёл. Ему можно было доверять, и всё равно Кристиан хотел, чтобы он оставил их здесь.

Он бесил самого себя, ужасался тому, в какого вредного засранца превратился, каким нервным, жутким придурком он, оказывается, может быть! Когда он, хмуро усмехнувшись, поведал о своих мыслях товарищам, Алеард неожиданно расхохотался.

— Тебе только кажется, что ты такой, Крис, — сказал он, сжимая его плечо. — На самом деле ты абсолютно нормальный, только немного усталый и покоцанный. Я тоже не подарок, согласись. В Пропасть попали три барана, что же с этим поделаешь? Нам придётся смириться и жить дальше.

— Спасибо, — хрипло рассмеялся Кристиан. — Спасибо, Алеард. Знаешь, ты немного поднял мне настроение. Может, расскажешь нам с Конлетом одну из своих сказок?

— Или спою колыбельную, — фыркнул Алеард. — Про сонные колокольчики.

Конлет уже вовсю смеялся.

— Только не её! — Кристиан замахал руками, вытаращив глаза. — Лучше про белый домик под звёздами.

— А я знаю про рыжего котёнка, который познакомился со сверчком, — сказал техник, широко улыбаясь.

— Вот-вот, — обрадовался Алеард. — Ты нам и спой, а мы послушаем.

— Я не умею петь, — ухмыльнулся Конлет. — Я могу только подпевать.

— Ну, тогда вы сами напросились! — сказал Кристиан и заунывно начал:

— Ладошку положишь под ушко! — вдруг заголосил Конлет. — Задремлешь на мягкой подушке!..

— Увидишь прекрасные сны. Спи, мой лапуля, усни, — допел Алеард дурным басом, и лицо у него при этом было многообещающе зловещее. Все трое подавились от смеха.

Им необходимо было не переставать жить. Смеяться, разговаривать, помнить. Пропасть не просто вбирала их в себя, она заставляла бояться. Молчи — и будешь жить, — говорили страшные чёрные здания. — Молчи, и я пощажу тебя! — вторила им темнота.

— Так ты будешь петь своему сыну, Конлет, — сказал Кристиан.

— Откуда это он у меня возьмётся? — удивился парень.

— Алеард, а заяц-то неуч! Не знает, откуда дети берутся, прикинь!

— Ну, так ты расскажи мне, — рассмеялся Конлет.

— Я тебе опишу общий план действий, — ответил штурман, и Алеард весело фыркнул. — Значит, перво-наперво надо найти девушку.

— В смысле не для подружить, — вставил Алеард.

— В смысле да. Находишь её, значит…

— Мне уже очень-очень интересно, — смешно заморгал Конлет. — Что дальше?

— Дальше вы общаетесь или просто чувствуетесь, ну а потом влюбляетесь…

— Как всё у тебя легко получается! — восхитился Алеард.

— Я вообще лёгкий, и родился легко. Ну вы слушайте дальше, вам это обоим пригодится в жизни…

Алеард и Конлет захохотали.

— Собственно, главное уже сделано: девушка есть, вы оба влюблены… тыры-пыры… Ну и всё.

— Что всё? — не понял Конлет.

Алеард утёр глаза. Он больше не мог смеяться.

— Всё, попал ты, друг. Ушёл в иные измерения вместе с ней. Улетел, так сказать. К звёздам и дальше.

— Чего? — хмыкнул Конлет.

— Чего-чего! — рассмеялся Кристиан. — Подкалываю я тебя. Мне ли рассказывать об этом? Лучше пусть Алеард нам с тобой расскажет. Он-то всё про такие дела знает. — И он подмигнул другу.

— О таком не расскажешь, — сказал Алеард, посмотрев себе под ноги. Он редко опускал глаза.

Конлет поднял брови, поглядел на одного, потом на другого. Кристиан хлопнул его по плечу:

— Любовь — это жизнь. Дети — это любовь. Без любви нет жизни.

— Да, — кивнул Алеард. — Хорошо говоришь, Крис.

— Мы, ребят, выберемся. Я нутром чую! — уверенно сказал штурман. — Единственное, что меня беспокоит, это…

— Время, — сказал Алеард.

— Да. Наше время. А у Конлета непременно первым родится сын.

— Хах! — вырвалось у техника. — Мне рано о детях думать. Я сам как дитя. Но раз уж речь о таком зашла, давайте договоримся…

Выслушав предложение Конлета, Алеард и Кристиан дружно расхохотались.

— Идёт! — и они обнялись.

После подобного разговора Кристиан тем более не верил, что всё закончится вот так и они сгниют здесь, чтобы потом превратится в три зловещих скелета. Пропасть могла пугать их сколько хочет, уговаривать, угрожать, просить. Её голос не проникал штурману в сердце, не мог добраться в потаённые страны его души. Алеард и Конлет были рядом, и Кристиан знал, как ценно каждое мгновение, проведённое с ними. Здесь. Сейчас. А для кого-то — вчера или завтра. Очередная попытка выбраться окончилась неудачей, и они с горя чудом убили одного из роботов. Умирал он странно — беззвучно, медленно, словно складывался в кубик. Они изучили эти квадратные останки самым внимательным образом, но ничего полезного не узнали.

— Чтобы я ещё раз… — сказал тогда Конлет, и они его поняли. Если Кристиана мучила неопределённость, то техника — чувство вины. А вот Алеарда, кажется, и то и другое. Кристиан знал, о чём друг думает, эти мысли виднелись в его глазах, делая их печальными и бесцветными, и тогда штурману хотелось ввязаться в драку. Да и куда ещё её денешь, эту тоску? Разве что перельёшь в силу. Только не будет эта сила благой, вот что плохо. Но Алеард сдерживался. Никто из них троих не заикался о том, чтобы сдаться. Даже смерть имеет свой предел, даже она с чем-то считается.

Пропасть умела разговаривать, и её голос обжигал. Казалось бы, что он должен холодить, превращая своих собеседников в сосульки, но всё получалось иначе. Алеард и Кристиан могли говорить с ней на её языке, но общение сводилось к тому, чтобы друг с другом спорить. Штурман чувствовал — они дожмут Пропасть, заставят её принять их условия. Вот только когда это случится, не будет ли слишком поздно?

В один из дней вокруг стало как будто светлее.

— Это бывает раз в месяц, — сказал Конлет. — Роботы в этот день ведут себя странно.

— Отлично. Тогда попробуем ещё раз, — сказал Алеард.

— Замечательно! — обрадовался Кристиан. — Попытка не пытка, как говорится. Где будем пробовать?

Алеард посмотрел на Конлета.

— Ты ведь лучше знаешь, где здесь безопаснее. В прошлый раз мы не выбирали место, но теперь я думаю: может, потому и не сосредоточились на деле полностью?

— Думаю, нужно подняться как можно выше, — отозвался Конлет. — Конечно, и падать будет высоко в случае чего. Но чем выше, тем меньше роботов.

— Хорошо. Тогда как насчёт того здания — оно, кажется, самое высокое в округе?

И они отправились туда. Пару раз им попадались роботы — сонные, медлительные, они были не способны причинить вред.

Они залезли на самую крышу: вид оттуда открывался впечатляющий. Это был заброшенный чёрный город под синей мерцающей звездой, она давала единственное подобие света, но сегодня и правда светила куда ярче. Город был бесконечен и мёртв. Он молчал. Остовы зданий, запыленные дороги, редкие горбатые деревья и жёсткая трава — всё было мертво. Холодный свет одинокой звезды не давал истиной жизни.

Они сели в круг, держась друг за друга.

— Удачи нам, — сказал Кристиан. — И если что, не обижайтесь на…

— «Если что» не будет, — ответил Алеард. — Либо как всегда, либо никак.

— Я готов, — сказал Конлет. — Я постараюсь!

И они закрыли глаза. Сначала Кристиан никак не мог почувствовать мыслей Алеарда, но вдруг настроился, услышал его голос и голос Конлета — тихий и не вполне отчётливый. Совсем как то эхо. Это было труднее, чем просто звать Промежуток. Снова и снова тяжесть, ложившаяся на плечи, голосом вороны каркала и грозила, уговаривала сдаться. Его силы быстро таяли. Кристиан почувствовал лёгкое головокружение, и оно стало усиливаться. Оно сбивало с мыслей, но в то же время уносило прочь. Он изо всех сил сжал плечо Алеарда. Это было похоже на потерю сознания, разве что он совершенно чётко сознавал, что теряет его не один. Из носа хлынула кровь и тут же мир схлопнулся и дал им здоровенного пинка под зад… Штурман ощутил, что летит с огромной скоростью куда-то сквозь пространство, и при этом касается внутренних стен промежуточной трубы. Его протискивало и протискивало, и он думал, что вот сейчас уж точно умрёт, размазанный о невидимые стены… Но не умер.

Кристиан открыл глаза и обнаружил, что они с Конлетом валяются на песке. Это был Промежуток. Никогда ещё он не был так рад оказаться здесь!

— А где Алеард? В своём собственном Промежутке? — спросил Конлет, поднимаясь.

Кристиан тоже поднялся на ноги и огляделся. Алеарда видно не было.

— Возможно, — ответил он, утираясь. — Я не знаю.

— Кристиан… — немного растерянно произнёс Конлет. — А что, если он не вернулся?

— Типун тебе на язык! — возмутился штурман. — Как это не вернулся?! Мы, значит, выбрались, а он нет?

Конлет покачал лохматой головой.

— Хочется верить, что это не так. Ты чувствуешь его?

— Я и прежде его не чувствовал. Конлет, давай просто представим, что всё будет хорошо! — попросил штурман.

— Давай, — ответил Конлет.

Больше они ни слова не добавили…

…Ева могла бы сбежать в Промежуток, но ей было интересно, чем всё это закончится. Она провела с Найаром всего несколько дней, и он успел ей изрядно надоесть. Он был категоричным, резким и придирчивым, не упускал случая показать ей, кто в доме хозяин, изматывал трудными заданиями. То она должна была быть одной, то другой, и эти постоянные смены ролей сводили её с ума. Она не собиралась ему угождать, не притворялась, не пыталась быть с ним милой и доброй, и это его злило. Найар привык получать всё, что захочет, но здесь коса нашла на камень.

Он и не подозревал, что поведение Евы подкрепляется иными причинами, помимо её смелости и уверенности в себе. Девушка не говорила ему, кто она есть на самом деле. Найар был не тот человек, которому она бы безоглядно доверилась. Нет, он не распускал руки, не давил на неё, не был груб. Он использовал её, и Ева понимала это. Понимала, но не уходила. То были странные, но приключения, новая увлекательная игра. Сначала ходит он, затем она. По очереди. Кто-то должен выиграть. Ева играла азартно. А трудности… Когда они пугали её? Именно ради борьбы, ради стремлений она и отправилась путешествовать. Почувствовать новый вкус жизни: пусть горький или кислый, или острый — не важно. Главное, что мир изменится, и она впитает эти перемены. Вот чего ей хотелось.

Найар не казался ей привлекательным. Да, он был красив, но красота внешняя не подкреплялась в нём внутренней надёжностью, которую Ева так ценила в мужчинах. Наверное, поэтому она держала его на расстоянии вытянутой руки и не давала повода сблизиться. Ей это было не нужно. Не с ним. Не здесь.

На седьмой день он отправил её на одну модную вечеринку вместе с Сержем, своим напарником. Это был мужчина лет тридцати пяти, с короткими светлыми волосами и такими же серыми глазами, как у Найара. Он был молчаливым и вежливым, но при этом мог одним ударом вышибить из человека дух. Он пугал Еву гораздо больше, чем Найар, в Найаре ещё оставалась человечность. Серж был глыбой льда — холодной, бесчувственной и мертвой.

Они танцевали — так легче было углядеть в толпе нужных людей. Ева подавляла желание наступить ему на ногу и посмотреть, какой будет реакция. Этот мужчина не чувствовал боли.

— Вот он, Ева, — сказал он, склоняясь к её уху. — Обрати на себя внимание, увлеки его.

— Серж, я, конечно, всё понимаю… — попробовала возразить она.

— Немедленно! — прошипел мужчина бесстрастно.

Он галантно поцеловал её руку, и выглядел при этом роботом, в котором что-то заело.

— Благодарю вас за танец.

Ева отошла от него, поправила волосы и присела за барную стойку, закинув ногу на ногу. Корчить из себя соблазнительницу оказалось проще, чем она думала. Платье с вырезом до середины бедра из лилового переливчатого атласа было весьма кстати. Она на мгновение встретилась взглядом с мужчиной, который был им нужен, мило улыбнулась — и отвернулась от него. Она знала, что это действует лучше слов.

— Здравствуйте! — сказал он, присаживаясь возле неё.

— Здравствуйте.

— Устали от толпы? — дружелюбно спросил мужчина.

— Немного.

— Меня зовут Эдман.

— А меня Ева. — Она поглядела на него. Странно, неужели это и есть тот самый злодей, которого они пытаются поймать и который подстроил аварию Найара? Приятный мужчина, прекрасные добрые глаза, а волосы чёрные-пречёрные и очень густые. Он показался ей пошире Сержа, и более высокий. Нет, что-то здесь не так. Она не судила по внешности, но чувствовала, что от Эдмана не исходит угроза. Глаза у него по цвету напоминали крепко заваренный чай, а возле зрачка зеленели, и смотрел он внимательно, заинтересованно.

— Честно говоря, я не очень люблю все эти «тусовки». Тишина — вот моё всё.

— Тогда почему вы здесь?

— Пришёл, потому что брат меня попросил, — ответил Эдман. — У меня есть брат-близнец.

Ева напряглась. Это всё усложняло.

— А где ваш брат сейчас?

— Понятия не имею. Может, нашёл очередную красавицу и теперь воркует с ней где-нибудь в приватном месте? — он мягко рассмеялся, и она восприняла этот смех как сигнал к действию.

— Эдман, а кем вы работаете?

— Я дизайнер. Создаю оболочки для автопланов. А брат конструктор, он хорошо разбирается в их внутренностях. У нас такой профессионально-семейный тандем, — и он снова улыбнулся.

— А вы не хотите выйти на свежий воздух? — спросила она, чувствуя, как сердце бьётся. Безовалы велели ей привести мужчину в свой номер, но Ева не могла сделать этого, не разобравшись во всём. Он не врал насчет брата, она знала, что не врал, а это могло означать только одно: скорее всего, Эдман не тот, кто им нужен. Если она расскажет ему, что происходит, Найар и Серж её убьют. А если не расскажет, тогда он пострадает ни за что. А что же его брат? Узнав, что брату грозит опасность, Эдман незамедлительно пойдёт его искать — и рано или поздно попадётся в руки к Безовалам. Она запуталась. Она не знала, что делать. Теперь происходящее уже не напоминало игру. Это была жизнь.

— Да, я с удовольствием, — сказал мужчина. Они поднялись и вышли на балкон. Там было прохладно и темно.

Он облокотился о перила и посмотрел на неё: никакого намёка на грубость, ни вульгарности, ни резкости во взгляде.

— Вы не похожи на остальных, Ева.

— Да? — растерялась она. — А чем я не похожа на других?

— Как бы вам сказать, — и он улыбнулся. — В вас есть настоящая женственность и мягкость, и одновременно сила. Это приятно, что в нашем сумасшедшем городе ещё есть такие девушки, как вы, а не только продажные многополые страхолюдины.

— О, Боже! Многополые? — поразилась она.

— Вы ведь откуда-то издалека приехали?

— Верно.

— Лучше вам не знать, на что готовы люди в погоне за модой, Ева. Вернитесь домой. Поверьте мне, там, откуда вы пришли, гораздо лучше, чем здесь.

— Но вы там не были! — воскликнула она.

— Да, но я родился здесь. И мне достаточно видеть вас такой: красивой и недоступной, чтобы понять, что для вас лучше.

— Спасибо за доброту, но пока я не планирую отсюда уезжать.

Мужчина отвернулся, поглядел на город.

— Тогда берегите себя. Здесь запросто можно лишиться всего, что вам дорого.

— Я понимаю. — Она встала рядом с ним. — Спасибо. Вы так искренне говорите!

— Самое смешное, что брат — моя полная противоположность. Истинное дитя порока. Рано или поздно он сведёт себя в могилу. Женщины, наркотики, развлечения (лучше не спрашивайте, какие!). Сходит с ума, раздражительный стал. Услышит, что я с вами по душам болтаю — пальцем у виска покрутит.

— Вы любите своего брата, Эдман?

— Да, несмотря на то, что он придурок, — серьёзно ответил мужчина. — А у вас есть братья или сёстры?

— Да, у меня есть старший брат, но он не придурок, — сказала Ева.

— Повезло вам! — и они рассмеялись. Мужчина понравился ей. Было в нём что-то такое, что влекло. И дело было не только в его открытости. Она видела: всё сложнее, чем кажется.

— Эдман, а вы знаете, кто такие Безовалы?

Он поглядел на неё.

— Да, Ева. Кто же о них не знает. — Он откашлялся и произнёс уже тише: — Когда-то я был одним из них.

Она изумлённо ахнула.

— Были? А разве…

— Можно снова стать обычным человеком? Можно, Ева. Если очень захотеть. Мой брат — тот до сих пор один их них, но я с этим покончил. Поверьте, тот романтический образ, который рисуют перед людьми, говоря, что Безовалы чуть ли не боги — это всё ложь. Оборотная сторона нашей службы — это убийства ни в чём не повинных людей, жестокость, никем не сдерживаемая и вряд ли необходимая. У Безовалов руки по локоть в крови, Ева. Я ушёл, когда понял, что потом не смогу остановиться.

— Вы многих убили? — тихо спросила она.

— Хотелось бы мне сказать, что они все заслужили это, но я не уверен, что это так, Ева. — Эдман поглядел на неё. — Вы замёрзли. — И он снял свой пиджак и накинул ей на плечи. Девушка улыбнулась.

— Спасибо. Это так приятно!

— Хм, — усмехнулся мужчина, — вы и правда нездешняя.

Они молчали какое-то время, глядя на огни города. Ева никак не решалась сказать ему то, что должна была. Она сжимала и разжимала пальцы и хмурила брови.

— Вы так напряжены. Почему? — спросил мужчина.

— Боже!.. — почти простонала Ева. — Эдман, простите меня! Не могу я больше молчать!

— Молчать? — переспросил он.

Она глубоко вздохнула и, давясь словами от волнения, рассказала ему всё. Начала с того, как «приехала» в город и «устроилась» на работу. Он слушал внимательно, всё больше мрачнея.

— Ева, вы хоть понимаете, что только что спасли мне жизнь?

— Но ведь ваш брат…

— Мой брат знал, чем кончится дело. Они убирают ненужных более Безовалов с хладнокровием и спокойствием палачей. Вешают на них дела вроде этого, чтобы потом без зазрения совести пристрелить… Хотя я и не гарантирую, что Андреас не причастен к аварии Найара. От моего брата можно ожидать чего угодно. Я даже допускаю, что он связался с… — Он запнулся, кинул на неё быстрый взгляд. — Скорее всего, вас бы тоже убили, Ева. Прямо там, в номере.

— Нет! Не может быть! Найар не плохой человек. Да, у него куча недостатков, но убить меня…

— Сколько вы его знаете, чтобы судить?

— Пару недель, — пробормотала она.

— А меня меньше часа. Вы не боитесь, что я скину вас с балкона, Ева?

— Нет, — ответила она, — не скинете.

Он невесело усмехнулся.

— Вам нужно уезжать из города, Ева. Сначала они разберутся с нами, потом примутся за вас. Им не нужны лишние свидетели. Они используют вас, потому что это удобно. Я знал многих, кто помогал Безовалам — а потом пропадал без вести.

— Город большой, как они найдут меня?

— Найдут, Ева, — ответил он уверенно, — найдут.

— Но мне некуда идти, Эдман, — растерянно сказала она. Вряд ли в мастерской Вона теперь было безопасно.

— Некуда? Ладно, Ева… Ладно. Слушайте внимательно, — и он склонился к ней, обдав своим прохладным запахом. — Сейчас вы медленно и спокойно пойдёте вон туда, видите? Пойдёте так, как будто прогуливаетесь по парку. Откроете дверь, за ней будет коридор. Быстро пробегите по нему и сверните направо — там черный ход. Я вызову машину, и водитель довезёт вас до белого района. Это тихое местечко. Увидите дом с вывеской, рекламой автоплана марки «Север». В этом доме квартира, и про неё кроме меня никто не знает, даже Андреас. Вот вам ключ. Этаж сто пятый. Ждите там, сидите тихо. Если я не появлюсь через сутки — уезжайте из города. Поняли?

— Да, но неужели необходимо вот так бежать?

— Ева, послушайте! — он мягко взял её за руку. — Поверьте мне. Однажды я не внял совету одного человека, думал, что и так всё знаю. Думал, что обойдусь без чьих-либо советов. Не повторяйте моих ошибок. Это может плохо закончиться. Прошу вас!

— Я поняла, Эдман. Но как же я брошу вас одного?

— Я никто вам, Ева. Случайный собеседник. Таких, как я, сотни. Не думайте обо мне. Идите! — и он подтолкнул её к выходу.

— Ваш пиджак!

— Да. Прощайте.

Она сделала всё, как Эдман велел. Доехала, дошла до дома, поднялась наверх, открыла ключом широкую дверь, включила свет. Да, видно, что здесь давно никто не был, и что это квартира мужчины. Ничего лишнего, вот только рисунки и чертежи раскиданы повсюду. Она прошлась, рассматривая редкие фото. На одном был Эдман с братом. Одно лицо и совершенно разные люди. Всё как он и сказал.

Она никак не могла найти себе места: ходила туда-сюда, то вставала, то садилась, сделала себе одежду попроще, переоделась. Потом заглянула в холодильник. Пусто. Ладно, это не так важно. От нечего делать она включила телевизор, и пару часов пялилась в экран, не понимая, что там показывают. Мысли в голове походили на тучу саранчи — они съедали всякие чувства. Ева устала думать, устала ждать. И ещё ей было страшно. Вернётся ли Эдман? А если вернётся, не окажется ли так, что она сама себя посадила в ловушку?

Наконец ей удалось задремать. Во сне к ней пришёл брат.

— О! Привет! — сказала Ева. — Рада тебя видеть!

— И я тебя, — ответил он. — Как ты?

— Нормально. А ты? Как родители?

— Скучают.

— Я ведь не навсегда ушла.

— Я надеюсь.

— Чем занимаешься?

— Жду одного человека.

— Мужчину? — усмехнулся Эрнесто. — Это здорово.

— Вряд ли ты правильно понял меня, Эрни, — рассмеялась девушка. — Этот человек…

— Хороший, — закончил парень. — Ты это сразу поняла.

— И ты.

— Не бойся. Ты со всем справишься. Как всегда.

— Хочется верить в это.

— Одной веры будет недостаточно, — сказал парень. — И ты это знаешь, Ева.

— Не уходи, — вздохнула девушка.

— Прости, придётся.

— Останься! — повторила она, но сон исказился, и лицо брата поплыло.

— Ева! — кричал он. — Ева! Твои руки!

Она посмотрела вниз и увидела, что они светятся.

— Что это?!

— Твой дар! Дар! Твой… дар… — на разные лады повторял он, — он нужен тебе. Тебе… нужен…

Она зажмурилась и проснулась. В комнате было тихо, но спустя мгновение послышался звук открывающейся двери. Ева замерла, сразу же сделав себе маленький тонкий нож. Он был далёк от совершенства, но лучше с ним, чем без него.

— Ева! — позвал знакомый голос.

— Боже, Эдман! — она вскочила с кровати и подбежала к нему. — Как ты?

— Хм, — усмехнулся он, — на «ты» мне нравится больше.

Он стоял, как-то странно скукожившись, и держал руку за пазухой.

— Что с тобой?

— Ничего. Всё правильно.

— Что правильно? — не поняла девушка.

— Я думал, что смогу жить с этими воспоминаниями, но нет. К нам всё вернётся, и именно тогда, когда мы не ждём этого.

Он вытащил руку, и она заметила кровь на его пальцах.

— Эдман! Ты ранен!

— Да, Ева. Серьёзно ранен. Меня и самого учили стрелять прямо в сердце. Правда, Серж всё-таки промахнулся.

— Серж в тебя выстрелил?! Давай сюда! — Она решительно усадила его на диван. Эдман не сопротивлялся. — Дай мне посмотреть!

— Ты не боишься крови?

— Когда нужно, я ничего не боюсь, — ответила Ева. — О! — она расстегнула его рубашку. — О, боже! — прошептала девушка, — боже мой…

— Успокойся, Ева. Не нужно, — он поймал её пальцы, — здесь уже не поможешь.

— Но можно поехать в больницу! — воскликнула она.

— Нет, они не в силах меня спасти. Я разбираюсь в ранах. И в ядах тоже. Безовалы не стреляют обычными пулями.

— Ты… ты просто поверь мне! Поверь, Эдман… Я помогу тебе. Всё будет хорошо, — сказала она. Как же много крови! Как остановить её? Она успокаивала Эдмана, но кто мог успокоить её? На самом деле ей хотелось заплакать, позвать на помощь, чтобы кто-то спас его. Кто-то другой, более сильный и уверенный в себе, но не она — жалкая, дрожащая, напуганная… Ева не знала, как помочь ему, не знала, что делать. Она держала себя в руках только потому, что иначе было нельзя.

Эдман прикрыл глаза, откинулся на подушки. Он был бледным и дышал всё труднее. Ева знала, что он умирает. Она чувствовала, как энергии стремительно сменяют друг друга, теснятся вокруг него, и одна за другой уходят, чтобы не вернуться… Эдман сжал зубы и согнулся пополам, и она поняла, что ему очень больно. Он так страшно кашлял, что Ева готова была заорать от ужаса. Она ощутила, что сейчас не выдержит и зарыдает, но вдруг услышала в голове голос Эрнесто: «Твой дар нужен тебе». Она мгновенно забыла про плач и попыталась вызвать внутри то странное малознакомое ощущение, которое пришло к ней, когда она помогла Найару. Оно появилось тотчас, осторожно выползло из сердца, и её руки начали медленно сиять. Внутри них словно зажглись голубоватые лампочки. Пальцы заметно тряслись. Она поднесла их к груди мужчины и, прикрыв глаза, мысленно попробовала забрать его раны, растворить их. Ева не знала, как назвать то, что она должна была сделать. Нет. Не получается. И он уже потерял сознание! Каждое мгновение было бесценно, секунды ускользали от неё. Она сжала зубы, положила ладони на его рану, прямо на сочащуюся дырку, и прикрыла глаза.

— Пожалуйста! Пожалуйста!.. — прошептала она. — Помоги мне, Эрни. Ты всегда мне помогал. Скажи, как?..

Что-то начало скапливаться вокруг неё. Оно разрасталось и гудело, как пчелиный рой. Ева ощутила, как оно вошло в неё через сердце и полилось прямо в Эдмана — как мёд густое и приятное, сладкое целительное тепло. Он закашлялся, но в себя не пришёл. Она чувствовала, как напряжение в его теле спало, как отступила, склонив голову, смерть. Она открыла глаза и тихо охнула: на месте раны теперь был только красный рубец! Она поспешно вскочила и побежала в ванную — от пережитого её начало тошнить.

Задыхаясь, она устало присела на пол, привалилась к раковине. Мысли спутались так, что разодрать их не представлялось возможным. Она знала только, что должна вернуться и проверить, всё ли у него хорошо. Превозмогая слабость и дурноту, Ева встала и тщательно умылась ледяной водой.

Эдман лежал в той же позе, но выглядел гораздо лучше. Его дыхание стало ровным, глубоким и успокаивающим. Она присела рядом, убрала упавшие на его лицо тёмные пряди, и Эдман открыл глаза.

— Ева? Что происходит? — Он поймал её за руку.

— Всё хорошо, — она улыбнулась, чувствуя, как в глазах начинают скапливаться слёзы, — всё хорошо…

Эдман тронул свою рану и нахмурился.

— Что случилось? Что со мной?

— Эдман, я не всё рассказала тебе. Но, узнай ты больше, ты бы, наверное, не поверил мне…

— Скажи мне правду, Ева, — попросил он.

Она сглотнула, вытерла слёзы, и рассказала ему всё. На сей раз — начиная с того момента, как был создан Бури. Мужчина не выглядел ни растерянным, ни удивлённым. Может быть потому, что правда была подкреплена видом его чудом зажившей раны?

— Никогда бы не подумал, что такое возможно, — пробормотал он.

— И я. То есть я не знала, что могу так, — сказала Ева тихо.

— Да, и это тоже. — Он поглядел на неё. — Ты мне во второй раз спасла жизнь, Ева. Как мне тебя отблагодарить?

Она вспомнила, что нечто подобное говорил ей и Найар, но Эдман был другим.

— Видеть тебя живым — это уже радость для меня, — сказала она, чувствуя внутри приятное оцепенение.

Мужчина вдруг улыбнулся, приподнимаясь на локтях — и поцеловал её в щеку.

— Спасибо.

Девушка смущённо опустила глаза.

— Пожалуйста.

Он стащил свою заляпанную кровью рубашку и встал на ноги.

— И что же мы теперь будем делать, Эдман? — спросила девушка.

— Ева, они убили Андреаса, Серж его убил. Не знаю, смогу ли я так оставить это? Я готов был отправиться вслед за братом — туда, куда мы все уходим, — но ты меня вернула. Для чего? Зачем, Ева? Просто потому, что это правильно? Или из чувства жалости?

— Ты ведь тоже меня спас.

— Жизнь за жизнь? — усмехнулся он.

— Не совсем. Я не знаю, Эдман. Просто ты хороший человек. В этом огромном городе ты стал для меня другом. Так приятно найти друга вдали от дома.

— И что дальше, Ева? Что бы ты стала делать дальше? — спросил он, глядя на неё пристально.

— Нужно уезжать из города, как ты и сказал. Этот мир большой, я бы посмотрела, что там, на другом его краю.

— Это хорошая идея, Ева, но тебе нужно ехать одной.

Она подняла на него глаза.

— Почему ты не хочешь пойти со мной?

— Хочу, Ева. Поверь, очень хочу. Но если сделаю это, то подвергну тебя опасности.

— Эдман, ты забыл? Я же путешествую по мирам! Может быть, и ты сможешь! К тому же этот дар… У меня есть и ещё один: я могу создавать предметы. Мы сделаем всё, что нужно, и…

— И что, Ева? — Он печально взглянул на неё. — Ты меня совсем не знаешь.

— У нас есть время, чтобы друг друга узнать. Месть разрушит твою жизнь! — взволнованно и жарко сказала она. — Я не для того тебя лечила, чтобы ты совершил подобную глупость!

Он улыбнулся.

— Значит, ты думаешь, что разглядишь под маской, которую я ношу, не снимая, много лет, моё истинное лицо?

— Меня не проведёшь, Эдман. — И она улыбнулась ему в ответ.

— Хорошо, признаюсь: я очень хочу согласиться, но… Мой брат погиб, Ева. Да, он был сволочью, но это был мой брат. Просто взять и уехать, бросить всё? Оставить как есть?

— Ты же не собираешься бороться с Безовалами? — настороженно спросила она.

— В одиночку — нет. Но я знаю тех, кто мне поможет.

— Эдман, нет! Прошу тебя! Это неправильно. Если твой брат был не так безнадёжен, он бы не хотел этого. Ты ничего не добьёшься, только погибнешь. Думаешь, он желал твоей смерти?

— Ты его не знаешь, Ева. Он бы сказал: надери этим ублюдкам задницы! — Эдман помолчал. — Мне нужно подумать. Пару дней. Мы с Андреасом не были близки, но это ничего не меняет.

— А Серж и Найар — они не выследят нас?

— От этого яда нет противоядия. Они думают, что я уже мёртв. Вот таковым я и останусь. Пока что…

…Он не понимал, почему эта суетливая жизнь привлекает его. На Земле он хотел только одного: чтобы его оставили в покое. И его никто не трогал. Земляне были понятливыми. Правда, иногда он всё-таки ощущал гнетущее чувство одиночества, но оно проходило также быстро, как мгновение. Вся его жизнь была мгновением.

Он создал оболочку Бури и был раздосадован тем, что, ожив, зверь стал больше походить на животное. Алану пришлось с этим смириться, привыкнуть к кораблю. Он не был готов к тому, что Бури станет таким: знающим, решительным и независимым.

Имя «Бури» ему тоже не нравилось. Он называл его «Штилем». Несостыковка. Что храбрая птица шторма без ветра и непогоды?

Алан был из тех людей, что не нуждаются в общении. Он не нуждался ни в ком, даже в себе самом. Он был замкнут, сдержан и нелюдим.

Ему нравилось узнавать новое, поэтому, когда его выкинуло в Промежуток, и он понял, что остался один, он обрадовался этому. Правда теперь, в весёлом мире красного солнца, его уже не так тяготила эта бесконечная возня. Люди были чересчур жизнерадостными, но не надоедливыми.

Алан создал себе замечательный маленький дом и теперь жил там. Он мог создать что угодно и принял этот открывшийся дар как нечто само собой разумеющееся. Ему не было нужды работать, но он всё равно постоянно копался во всяких здешних механизмах. Ему нравилось с раннего утра побегать по парку, потом сходить в бассейн — и до вечера работать наедине с собой и своими мыслями.

Изредка он знакомился с кем-нибудь, но эти встречи не запоминались, они были не важны.

В один прекрасный день он решил, что пора двигаться дальше, и шагнул в Промежуток. Один из камней понравился ему внешне — и он постучался в его мир. С камнями ладить было проще, чем с людьми.

Алан открыл глаза и тут же сделал себе кепку — солнце нещадно припекало. Огляделся: пустыня. Неприятное место. Впрочем, ветер был свежим и нес запах воды.

Вдалеке показалось стадо верблюдов, и он решил к ним подойти. Увязая в песке, он полез на дюну. Забрался на её вершину и обрадовано улыбнулся: впереди на берегу океана лежал город — низкий, бесцветный, древний как само время. Только огромный дворец у самой воды стоял на скалах, над самым обрывом, и возвышался стройными башнями. Сооружение поражало своими размерами и архитектурой, и Алану стало любопытно.

Погонщик верблюдов ему не обрадовался.

— Кто такой? — спросил он.

Алан не стал ничего отвечать, просто прошёл мимо. Спустившись вниз, он ловко сделал себя такую же, как у этого дядьки, одежду. Только другого цвета. На всякий случай сделал нож и спрятал его в складках длинной накидки. И пошёл к воротам.

Стражники окинули его подозрительными взглядами, но пропустили.

Он быстро смекнул, что нужно переодеться во что-то более стоящее и, приглядевшись к одеждам других людей, создал себе красивую расшитую рубашку, короткие штаны, жилет и длинный тёмный плащ. Переоделся в переулке и пошёл бродить по городу. На голове у него была сине-красная повязка, она не давала волосам лезть в глаза. За время, проведённое в предыдущем мире, он сильно оброс, но ему было всё равно. Алан и вообще относился к собственной внешности небрежно. Он никогда не носил длинные волосы, но решил пока оставить их.

Город ему понравился. Он был старым, необъятным и шумным. Алан любил ходить в толпе и слушать людей. Он прошёлся по рынку, пригляделся к товарам и деньгам, и сделал себе пару десятков монет — на всякий случай. Ему хорошо думалось среди людей. Ни с кем не заговаривать, но быть частью толпы, наблюдать и слушать.

Он купил еды и поел, стоя на причале. Океан сиял в лучах солнца, ветер трепал полы плаща. Алану показалось, что этот мир ждал его. Он всегда думал, что ему больше подойдут шумные большие города: полные автомобилей, с высокими зданиями до неба, такие, где есть на что поглядеть. Но стоя здесь, среди старых камней и домиков с соломенными крышами, среди белых стен и людей, понятия не имеющих, что такое машина, среди лошадей и коз, и куриц, снующих по улицам, и женщин в странных одеждах, он чувствовал себя как дома. Он так задумался, что не сразу услышал пронзительный детский вопль.

— Не брал я! Не брал! Оно на земле лежало! — орал ребёнок, пытаясь вырваться из рук мужика в кольчуге.

— Маленький проныра! — сказал тот. — Ты его стибрил, и не смей отпираться.

— Пусти! — вопил пацан.

— Заплати за яблоко, голодранец! Тебя предупреждали, чем это кончится.

— Не возись с ним, — сказал второй. — Делай, что нужно, и пошли.

— Не надо пальцы! — громче прежнего завопил мальчишка, и до Алана дошло, что эти двое собираются отрезать ему мизинец. Он решил вмешаться.

— Почтенные, сколько вам должен этот мальчик?

— Ты откуда взялся? — спросил мужчина, оглядев его. — Кто такой?

— Мимо проходил, — ответил Алан. — Я заплачу. Отпустите его.

Стражник поднял брови.

— Ладно, — скучающе ответил он, — пять красных монет.

Алан сделал себе только серебряные.

— Этого хватит? — и он протянул мужику горсть крупных монеток. Тот уставился на него в изумлении.

— Он что, твой сын?

Мальчишка переводил взгляд с одного на другого. Он был худым и смуглым, чёрные волосы стояли дыбом, а рваные штаны были сделаны из мешка. Действительно голодранец, иначе не скажешь. Но глаза у него были потрясающие: льдисто-голубые, пронзительные и умные.

— Хватит, — ответил первый и швырнул мальчика прямо ему в руки.

Когда стража скрылась в толпе, мальчишка повернулся к Алану и поглядел на него без страха, с живым необидным любопытством.

— Яблоко стоило всего одну красную монету, почему ты отдал им столько?

Алан пожал плечами.

— Мне без разницы, — ответил он.

— Ты воин? — спросил мальчик, потирая шишку на лбу.

— Нет.

— Почему ты мне помог?

— Просто так.

— Ты что, богатый? — улыбнулся мальчишка.

— Вроде того, — кивнул Алан.

— Ты из дворца, да? — продолжил допрос мальчик.

— Нет.

— А-а-а, — многозначительно протянул мальчик, — значит, ты странник.

— Ага, — кивнул Алан. — Тебе нечего есть? — в свою очередь спросил он. — Держи.

И протянул оставшиеся деньги. Мальчик растерянно взглянул на неслыханное богатство.

— Не могу взять, — нахмурился он. — Они подумают, что я украл.

— Это верно, — согласился Алан. — Тогда покажи мне, где можно переночевать — и мы вместе поужинаем. Добром за добро.

Мальчишка обрадовано улыбнулся.

— Идём! — он схватил Алана за руку и потянул за собой. — Я покажу тебе отличное место, там тихо и спокойно, и царствует спасительная тень.

Они пробрались через рынок, и мужчина купил как можно больше разных вкусностей. Он видел, что у мальчика сияют глаза и слышал, как урчит у него живот. Судя по худобе, пацан ни разу в жизни не наедался как следует…

Они миновали полгорода, когда, наконец, добрались до небольшого дома вблизи причалов. Мальчик провёл Алана через калитку, и оказалось, что внутри, во дворе, очень уютно. Там был сделан маленький фонтан, выложенный голубой мозаикой, в углу росло кривое деревце, дырку на стене закрывали лианы каких-то растений, а в узком оконном проёме стояли потрескавшиеся глиняные горшки с ярко-жёлтыми пахучими цветами.

— Хорошее место, — одобрил Алан.

Мальчик махнул рукой.

— Не сравнится с королевскими садами, — сказал он. — Эй, Фадр, у нас гости!

Дверь в дом медленно открылась, и на пороге появился старый-престарый дед. Он стоял криво, и держался сухими пальцами за косяк.

— Ого! — сказал он.

Алан быстро подошёл к нему и помог доковылять до столика возле фонтана. Старик удивлённо поднял косматые брови.

— Храни тебя бог, — сказал он.

— Он мне жизнь спас, — сказал мальчик, — а я его обещал на ночь где-нибудь устроить.

— Вот и хорошо, — ответил старик, — только нам угостить тебя нечем, благородный странник. Я сегодня, Махунг, ни одной рыбы не поймал, — признался он, и борода его затряслась.

— Всё нормально, — поспешно сказал Алан, ощущая странную горечь во рту. — Вот, возьмите.

И он положил на стол свою сумку, доверху набитую едой. Махунг живо разложил на столе купленные продукты, и дед уставился на Алана, как на невиданное существо.

— Почему? — спросил он.

— Вы хотите есть, — раздельно произнёс землянин, — а у меня много еды. Я не жадный.

Мальчика не пришлось долго уговаривать. Он поставил возле стола ещё два стула, принёс деревянные тарелки, нож и чашки. Ловко нарезал неизвестные фрукты, разломил лепешку и первый кусок дал старику, второй Алану, последний — самый маленький — взял себе. Алан сел за стол, немного смущенных их взглядов.

— Да сохранит нас Небо, — сказал Махунг, занимая свое место. — И пусть сердца наши будут горячи и полны страсти, а разум холоден и сдержан.

Он поглядел на Алана, дед тоже смотрел на него, и землянин решительно откусил от лепёшки. И они сразу начали есть вместе с ним. Махунг принёс холодной и вкусной воды в кувшине, разлил её по чашкам. Алан глядел, как старик медленно, наслаждаясь каждым кусочком, ест свою лепёшку, и ощутил в горле комок. Ему стало больно дышать, и перед глазами поплыло. Он нахмурился и поспешно провёл рукой по глазам.

— Ты рыбак? — спросил он Фадра.

— Был им раньше, — ответил тот. — Сейчас что… руки уже не ловкие, спина не гнётся, — и он виновато улыбнулся.

— Ты был лучшим рыбаком! — сказал мальчик. — Но до этого ты был воином, да, Фадр?

— Это было настолько давно, что я почти не помню ту жизнь. Я повредил ногу и не мог уже так яростно сражаться. Я ушёл, не дожидаясь, пока меня выгонят.

— Он был великим воином, — сказал мальчик Алану, — он служил самому Хъягу, отцу Захата, нынешнего правителя Уфбада.

— Понятно, — ответил Алан.

— А зачем ты пришёл в Йола-Бад? — спросил Махунг.

— Я просто путешествую, — ответил Алан.

— А откуда ты родом? — спросил старик.

— Из одного небольшого города на другом краю земли.

— На другом краю! — воскликнул мальчик. — Ого! Ух ты!

— Долго же ты добирался до нас, парень, — сказал старик, глядя на него хитрыми тёмными глазами.

— Долго, — кивнул Алан.

Они замолчали и продолжили трапезу. Вокруг медленно темнело и становилось всё холоднее. Когда они закончили есть, и Махунг стал убирать остатки со стола, Фадр пригласил Алана в дом. Внутри было мало мебели, но благодаря огню, мерцавшему в очаге, большая комната казалась уютной. Старик устроил Алану ложе возле очага, и даже предложил ему подушку, не похожую на подушку. Это был тугой колючий валик, и землянин решительно отказался от этого «удобства».

— На другом краю неба, — сказал Махунг, укладываясь в уголке, — я ещё никогда не был.

— Может быть, побываешь там, если поверишь, — ответил ему старик.

— Я овладею магией и сделаю для нас новый дом. Где-нибудь там, среди густых цветущих лесов, у подножия изумрудных гор. Там, откуда ты пришёл, — сказал Махунг Алану.

Землянин промолчал. Он не хотел обнадёживать пацана. Усталость давила на веки, продолжать этот разговор ему совсем не хотелось.

— Спокойной ночи, — сказал он и через минуту уже спал.

На следующее утро он проснулся рано и отправился на торг, купил ещё еды. Сделал денег и оставил их возле старика. Он не стал будить ни его, ни мальчика, но решил, что непременно вернётся к ним. Ему хотелось быть уверенным, что пацана не схватят за кражу. Теперь еды у них было вдоволь.

Алан спустился к причалам и долго смотрел на воду, на корабли в гавани. Всё вокруг казалось ему знакомым, даже пыль на сапогах. Он вдруг понял, что хочет задержаться в этом мире наподольше. Да, так он и сделает. Задержится здесь. Глядишь, доведётся побывать в королевских садах, о которых упоминал Махунг. И этим двоим помощь нужна. Старик того гляди совсем зачахнет, а мальчик — что с него взять? Слишком юн, чтобы трудиться и добывать деньги. Неудивительно, что он украл яблоко… Украл яблоко! Произнести-то смешно!

В иных мирах ему ещё не приходилось о ком-то, кроме себя, заботиться, и теперь он не чувствовал груза на плечах. Фадр и Махунг не казались ему чужими, словно он должен был узнать их. Хорошие люди, о которых приятно заботиться.

И тут к нему подошёл какой-то человек.

— Почтенный, — произнёс он, — удели мне мгновенье.

Землянин поглядел на него.

— Что тебе нужно?

— Кажется, ты живёшь у Фадра?

Алан усмехнулся.

— Если одна проведённая ночь в незнакомом доме подходит под это определение.

— Дело в том, что Фадр должен мне денег, и…

— И ты подошёл ко мне, — хмуро сказал мужчина, начиная понимать, куда клонит незнакомец. Алан не был раздражительным человеком, но его не обрадовала перспектива стать ходячим кошельком. Потом он подумал, что это не имеет значения. Деньги были всего лишь материей, которую он мог создавать. Они не значили ничего. — Ты знаешь, кто я? — спросил Алан у незнакомца.

— Нет, но ты определённо печёшься о Фадре.

— С чего ты взял?

— Ты спас мальчишку от заслуженного наказания.

— А старик здесь при чём?

— Махунг — сынок его покойной дочери, то есть его внук.

— И сколько Фадр тебе должен? — спокойно спросил Алан.

— Пять золотых, — весело ответил мужчина. — Не знаю, где он достанет такую сумму до завтра. Разве что продаст себя, да и то, кто его купит, он же старик!

Алан порылся в кармане. Да, золотые монетки он не сделал — только серебряные. Что же.

— Приходи завтра с утра — и получишь свои деньги, — сказал он, и, не дожидаясь ответа, пошёл прочь.

Он походил по рынку, пригляделся к товарам и деньгам. Посмотрел на оружие, на одежду, на прочие разности. Убедился, что сможет без труда создать подобные вещи и решил вернуться в дом возле берега.

Махунг встретил его радостно.

— Привет!

— Меня зовут Алан, — ответил мужчина.

— Алан, — сказал, подходя к ним, старик, — пока Махунг ходит за водой, я бы хотел поговорить с тобой.

И дед строго глянул на мальчика. Тот сразу побежал за ведёрком и вышел за пределы дворика, не прекословя старику.

— Говори, — кивнул Алан.

— Я не знаю, откуда ты появился в этом городе, может, ты и правда пришёл с другого края света. Ты странный человек, и почему-то решил нам помочь. Я не пытаю тебя вопросами о причине такого великодушия, но ты должен знать, что наш дом — не самое хорошее место для гостей. Несколько лет назад, когда заболела моя дочь, я взял в долг крупную сумму денег у одного местного торговца. Махунг был совсем малышом, он её не помнит. Он не помнит мать, и это хорошо. Мы пригласили лучших целителей, но всё было напрасно. Деньги утекли сквозь пальцы — лечение это было дорогостоящим и бесполезным.

Она ушла, а я, старый и никому не нужный воин, был вынужден заботиться о мальчике. Этот дом — всё, что у нас есть. Завтра Увач потребует вернуть долг, и мне придётся отдать его. Я не могу продать себя и уж тем более не стану продавать Махунга, поэтому… — он медленно и тихо вздохнул. — Ты можешь остаться у нас до завтра, Алан. Я буду рад. И Махунг тоже. И спасибо тебе за вчерашний ужин. Спасибо за твою искреннюю заботу. Я впервые встречаю такого человека, как ты.

Алан хмуро поглядел на старика.

— Я ничем не отличаюсь от людей, живущий на моей родине, Фадр. Ты был честен со мной, и я ценю это. Не считай меня богачом — богатство не измеряется деньгами. Возьми, — и он протянул ему несколько золотых монет, — и не благодари. Это только куски металла, и ничего больше. Но если они помогут вам — я рад. Пусть у мальчика будет будущее. Он, кажется, хороший пацан. Не стоит лишать его дома.

Фадр пристально и довольно долго глядел ему в глаза.

— Ты пришёл из другого мира, — наконец сказал он, и Алан поспешно сглотнул.

— Вроде того, — кивнул он, не совсем понимая, что старик имеет ввиду.

— Твой мир достоин света, — сказал Фадр, крепко сжимая его руку. — Как мне отблагодарить тебя?

Землянин усмехнулся.

— Позволь пожить у тебя в доме.

Фадр улыбнулся, и глаза его заблестели.

— Сколько угодно.

Из арки показался Махунг.

— Вода пришла! — объявил он. — Я приготовлю завтрак…

…Ката и Ин Че сидели на песке. Все вместе они быстро миновали Промежуток, и теперь брат и сестра тихо разговаривали. Ин Че обнимал Кату за плечи и взволнованно что-то доказывал. Девушка больше молчала. Кёртис отдыхал в домике неподалёку, а Олан бродил по берегу.

Он раздумывал, отчего ему так спокойно, будто он сделал что-то очень хорошее. Конечно, всё пошло так, как было запланировано, и Промежуток пустил всех четверых и даже позволил пройти дальше, но мужчине казалось, что дело совсем не в этом.

Ката чувствовала себя намного лучше. Она смогла встать на ноги, но Олану показалось, что девушка делает это с излишней поспешностью. Он подумал, что, возможно, неприятен ей. Эти мысли вывели его из блаженного и радостного оцепенения. Он свёл светлые брови, стал бить ногой по накатывающимся волнам. Брызги летели во все стороны, и скоро его штаны промокли насквозь до самых колен. Он ушёл как можно дальше по берегу и забрался на острые гранитные валуны, что в изобилии лежали на песке. С них хорошо было видно неспокойный, сердитый океан: надвигался шторм. Олан долго слушал ветер и грохот волн. Ему хотелось подняться в небо — а дальше будь что будет. Пряди выбились из хвоста и лезли в глаза, мокрые ноги мерзли, но ему было все равно. Сгущались неспокойные сумерки, становилось холоднее. Олан не хотел возвращаться к домику. Только заметив на берегу маленькую фигурку, он заставил себя спрыгнуть вниз. Ката шла, с удовольствием подставляя лицо отнюдь не тёплому ветру, и улыбалась. Увидев её, мужчина испытал сперва раздражение, потом — странную нежность. Он шагнул к ней.

— Здесь, конечно, не ваша тёплая долина, но это к лучшему. Для тебя особенно. Холод поможет.

— Он уже помог, — ответила девушка. — И ты… Я хотела сказать спасибо за то, что ты сделал для меня, Олан.

— Вообще-то сначала я был против. Это Кёртис предложил взять вас с собой.

— Но потом ты согласился.

— И ты согласилась, иначе Промежуток оттолкнул бы тебя.

— Я не могу до конца поверить в то, что случилось. Это иной мир, в котором свои законы и радости. Быть частью него так необычно!

— Поверь мне, Ката, радости во всех мирах одинаковые.

— Ну, например? — вдруг хитро улыбнулась она.

— Быть в кругу друзей. Подниматься в небо. Смотреть на звёзды, — ответил Олан. Звёзды он любил, самолёты тоже, а без Кёртиса не представлял себе ни одно путешествие.

— Да, это так, — согласилась Ката, — и у меня ощущение, что я заново родилась. Словно я — это и не я вовсе, а совершенно другой человек — свободный, лёгкий, крылатый! Способный на многое, умеющий мечтать!

— Это хорошее ощущение, — одобрил он.

— Я бы хотела заслужить право быть частью этого мира, Олан. Не просто жить здесь, а быть достойной того, что вы сделали для нас с Ин Че, понимаешь?

Мужчина взглянул на неё.

— Отчасти. Ты хочешь быть благодарной, но это не обязательно. Если вы с братом здесь, значит, это судьба. Мы лишь немного помогли ей случиться.

— Благодарность может быть разной. И вы отнюдь не мало сделали для нас. Ин Че жив, я тоже. Пока что… — добавила она, и Олан нахмурился. — Я не знаю, сколько мне осталось, но готова каждый день дышать полной грудью и чувствовать всем сердцем. Раньше я не хотела видеть будущее, но сейчас верю в то, что у нас с Ин Че оно есть. Особенно у него.

— Зря ты так, Ката. Не нужно считать себя второсортным человеком. Твоего брата обидела не столько твоя скрытность, сколько отношение к себе самой. И я говорю не об эгоизме, которого у тебя, кстати, нет и в помине. Я говорю о ценности человеческой жизни. И жизни любого живого существа.

— Мне трудно осознавать, что спустя столько лет я свободна, как ветер, Олан. Я никогда не чувствовала в себе желания делать что-то, подобное тому, о чём сейчас думаю, — ответила девушка и слегка покраснела.

— И что, например? — заинтересовался Олан.

— Танцевать, нестись сломя голову куда попало… Нырять в бушующие воды, которых я раньше никогда не видела — и они прекрасны! Любить, — добавила она тихо.

— А что такое любовь, Ката? — сощурился он.

— Я не знаю. Я не позволяла себя думать, что смогу полюбить.

— Это может каждый, — ответил Олан, — хотя люди вроде меня не нуждаются в любви, как прочие.

— Ты не прав! — вдруг горячо возразила Ката. — Каждый в ней нуждается!

— Не собираюсь с тобой спорить. Но всё-таки думаю, что люди созданы для разного. Кому-то достаточно дружбы и общения.

Ката покачала головой.

— Мужчина и женщина могут дружить, но не тогда, когда ощущают внутреннее притяжение.

Олан весело хмыкнул и поглядел на неё.

— Сколько тебе лет, Ката? Восемнадцать-то хоть есть? Ты говоришь так, словно у тебя был подобный опыт.

— Мне двадцать, и опыта у меня не было.

— А что же так? Никто не нравился? — улыбнулся Олан. — Или дело в отсутствии времени? В самочувствии? — Он не хотел говорить «болезни».

— Во всём сразу и ещё были причины. Разные. Видишь ли, я рассуждала, как ты. Будто есть люди, не созданные для любви. Одиночки, довольствующиеся дружбой. Но теперь поменяла своё мнение. Коснувшись Промежутка, я как будто научилась чувствовать полнее, ярче.

— У, — отозвался Олан. — Понятно. А там, в вашем мире, как относятся к любви?

— Как к чему-то незначительному. Многие даже не хотят сами рожать детей. Просто покупают их, уже готовых, а что не своя кровь — какая разница?

Олан поморщился.

— Вот ведь болваны.

— Вот тебе и ещё причина, — вдруг мягко улыбнулась Ката. — Ты хотел бы детей?

— Не знаю. Думаю, я ещё не готов к этому, — ответил мужчина. Разговор становился всё более странным.

— Просто ты ещё не встретил девушку, которую мог бы полюбить, — тихо сказала Ката. Её голос звучал глухо и словно издалека.

— Наверное, не встретил, — согласился он, желая поскорее закрыть эту тему.

Ката быстро взглянула на него, откинула назад голову, собирая волосы в хвост. Движение выглядело нервным.

— Всё, что ждёт меня здесь — это труд и жизнь рядом с братом, не так ли? — сказала она, и Олану почудился в её голосе судорожный всхлип. — Я же сразу сказала, что недостойна быть здесь! — крикнула девушка. — Зачем ты меня забрал? Я слишком требовательна — получив многое, хочу ещё большего. Этот мир не для таких, как я. Верни меня назад! — сказала она яростно.

— Чего? — Олан даже остановился, растерявшись от такой перемены в её настроении. — С какого перепугу я тебя назад буду возвращать? Чтобы ты там коньки отбросила?

— А вот и пусть отброшу! Тебе это важно? Важно или нет? — взволнованно спросила девушка. — Ин Че — взрослый парень, он справится без меня, — сказала она, поняв, что Олан не собирается отвечать, — а я — непривлекательная, жалкая и скучная. Все так говорили. Я давно закопала в землю мечты… Люди смотрели на меня как на тень-в-пыли, так у нас называли женщин, которые никому не нужны. И не смей жалеть меня, понял?!

— Болтаешь всякую чепуху… — начал Олан, но она развернулась к нему, и это движение походило на движение пантеры, увидевшей жертву.

— Чепуха? — задыхаясь, произнесла Ката. — По-твоему, это ерунда? Мои чувства — тоже ерунда? Хотя ты прав, всегда так было и так останется. Ничего. Я справлюсь, — она мотнула головой, но Олан видел, что все её слова только выдумка. На самом деле она уже очень давно не справлялась, а копила боль и отчаяние, не отпускала их, и они пожирали маленькую, сильную упрямицу изнутри, выгрызали и мечты, и желания, и жажды. А все потому, что Ката никому прежде не говорила о том, что у неё на душе. Кроме него… — Я не умею говорить людям о том, что чувствую, вот и сейчас слова застряли в горле, — продолжила Ката — Но, наверное, кому нужно, тот поймёт? Правда ведь?

Олан пожал плечами. Разговор ему не нравился. Он понимал, что девушка имеет ввиду, но лишь отчасти.

Ката быстро взглянула на него и вдруг стремительно побежала прочь — только пяточки засверкали. Он и не подозревал, что она способна так бегать. Сначала Олан решил дать ей время во всём разобраться, но потом внутреннее чутьё подсказало, что нужно приглядеть за своенравной девушкой, и он трусцой направился следом, огибая высокие камни. Когда он выбежал с другой стороны насыпи, то успел увидеть край её платья, исчезающего в воде, и тут же, выругавшись, заставил время остановиться. На всякий случай. Живость характера! — мелькнуло в голове. Вот тебе и живость характера…

Он доплыл до неё быстро, опрокинул на спину и выволок на берег. Ката не успела наглотаться воды, но сопротивлялась, как безумная. Когда время вернулось в своё обычное состояние, она почти смогла дать ему оплеуху.

— Отпусти меня!!!

— С ума сошла? — возразил Олан.

— Отпусти, это мой выбор! Пусти! — крикнула она, брыкаясь.

— Ещё чего! — рявкнул Олан. Всё это начинало ему надоедать. Девушка сделала ещё одну попытку вырваться. Она была изворотливой и гибкой, но то были бесполезные старания. Олан мог удержать её одной рукой.

— Ничего не хочу! И жить не хочу! — крикнула она, елозя ногами по песку и разбрасывая его во все стороны. — Я никто и никому не нужна. Я готова была умереть там! Бездарная дура, замухрышка и уродина! Всю жизнь слышала это, и оттого, что попала сюда, ничего не измениться! Ни для кого: ни для меня, ни для тебя.

Олан вдруг подумал, что она восхитительна в своём сумасшедшем гневе: эти глаза, таких он ни у кого не видел на Земле! И волосы — нежные и сильные одновременно, и бледные губы редкого рисунка, и высокие узкие брови, и изящные и ловкие маленькие руки, и тонкая талия… Всё в ней показалось ему прекрасным. Не раздумывая лишних мгновений, он заставил её повернуть голову, взял её лицо в ладони — и крепко поцеловал девушку в губы.

Ката сразу обмякла в его руках, даже перестала дышать.

— Глупая! — сказал он тихо. — Неужели нужно слушать болванов из вашего мира, ничего не смыслящих в женской красоте? Ну? — но девушка молчала, заворожено глядя ему в глаза. — Дурочка ты, хотя и не бездарная. Сама не понимаешь, что говоришь. Ты красивая, очень красивая. И не важно, что в вашем мире другие каноны красоты. Забудь ты обо всём, Ката. Просто вычеркни прошлую гадость из нынешней жизни. Ты для меня красивая — это уже раз. И для брата — это два. И ты нужна мне, Ката, — сказал он, и сердце заныло сладостно и резко — никогда он не ощущал подобного, — нужна мне вся. Такая, какая ты есть. Поняла?

— Поняла, — тихо ответила девушка. Она выглядела такой растерянной и милой, что Олан не выдержал и снова поцеловал её. Она неумело ответила на его поцелуй, и он рассмеялся.

— Ну, хватит сидеть в холоде и сырости. Пошли домой.

Он взял её за руку, поставил на ноги и повлёк за собой. На этот раз она не сопротивлялась.

Пока они шли, Олан успел подумать о том, что всё правильно. Скоротечно? — ну и пусть. Необдуманно? — так даже лучше. Это были приятные мысли и приятные чувства. Ему нравилось впускать их в себя. К тому же в его ладони лежала маленькая тёплая рука юной девушки, только что признавшейся ему в любви. Он не ожидал подобного, но не испугался. Он любил приятные сюрпризы и подарки судьбы. Ката определённо была таким подарком.

Когда они вошли в домик, Кёртис что-то готовил на кухне.

— А мы искупались! — сказал Олан весело.

— Нашли время, — ответил Кёртис, покачав головой. — Вам что, не терпелось, что ли?

— Может и не терпелось, — ответил ему Олан, улыбаясь краешком рта, и Кёртис мгновенно понял, что случилось нечто интересное.

— Валите греться к печке, экстремалы! — сказал он. — Кстати, Ката, твой брат заснул. Нормально заснул, в смысле. Он переволновался, скакал по дому, как мячик, а потом отрубился. Даже похрапывает.

Девушка смущённо улыбнулась.

— Он всегда немного сопит.

— Главное, чтобы сопел себе под нос, а то как разойдётся! — сказал Олан. — Пойдём, Ката, дам тебе свою одежду. Всё равно тебе больше нечего одеть, — и он повёл её наверх, где располагались ещё две маленькие комнатки с балконами, выходящими на океан. Конечно, Кёртис мог сделать девушке одежду, но Олану не хотелось обращаться к другу. Ещё придёт время красивых платьев, но сейчас ей больше подойдёт что-то надёжное. Например, его тёплый свитер. — Заходи, не бойся. Так, что у нас здесь есть? — и Олан открыл дверцу шкафчика. — Вот, держи. Можешь надеть майку и сверху кофту. Ты, конечно, в ней утонешь, но это гораздо лучше, чем ходить в мокром платье. Я пойду вниз, а ты пока… Ну, ладно, — и он поспешно прикрыл за собой дверь.

Кёртис встретил его лукавым пронзительным взглядом.

— Купались, значит? — произнёс он как бы между прочим, и Олан рассмеялся.

— Не прилипай, я ещё сам не разобрался, чем мы там занимались.

Кёртис удивлённо сморщил лоб, улыбнулся весело и любопытно.

— Нет, друг, ну ты даёшь! Я сразу понял, что ты ей понравился, но вот наоборот…

— Да ладно уж, «наоборот»! — передразнил его Олан. — Я всегда знал, что подобные вещи случаются внезапно.

— Какие-какие вещи?

— Иди ты!.. — отозвался Олан, присаживаясь на корточках возле огня.

Кёртис расхохотался.

— Ты бываешь молчуном ещё похлеще Алеарда, но сейчас это не твоё обычное молчание. Ты радостно молчишь, дружище, вот что я скажу!

Олан только отмахнулся от него. На лестнице послышались шаги — Ката спустилась вниз, одетая в широкую кофту с длинными рукавами. Она доставала ей почти до колен, но девушка всё равно смущённо одергивала её ниже.

— Садись сюда, согреешься, — позвал её Олан. Девушка опустилась на колени возле него, протянула руки к огню. Кёртис ухмыльнулся и отвернулся к столу.

— Как себя чувствуешь? — спросил Олан.

— Очень хорошо. Правда. Давно не ощущала такой лёгкости, как будто тело не моё! Раньше оно было трудным, неподатливым.

— Думаю, всё дело в воздухе, в этом мире хороший воздух. Не то что там у вас.

— А что это за мир, Олан?

— Не знаю, как он называется. Мы с Кёртисом зовём это место «Убежищем». Приходим сюда отдохнуть или когда выбора нет. Когда сматывается приходиться, понимаешь?

— Сматываться? — переспросила она.

— Ну да.

— То есть как в нашем случае, ведь мы тоже сматывались?

— Ага, — кивнул он.

— Ты говорил о дарах. Они есть у каждого человека?

— У тех, кто путешествует по мирам. Хотя если понимать дары более широко — то да, у каждого.

— Значит, теперь и у нас с Ин Че они есть?

— Теперь есть, — кивнул Олан. — Хотя не спрашивай меня подробнее, я об этом мало что знаю.

Девушка натянула свитер на колени и прижалась щекой к мягкой ворсистой ткани.

— Это хорошая кофта, — тихо сказала она. — Так непривычно… сидеть возле огня… И знать, что те, кого ты любишь, рядом. Чувствовать, как покой и нега проходят сквозь сердце, вдыхать солоноватый воздух и верить в чудеса. Смотреть на тебя. У тебя волосы похожи по цвету на раскаленный песок. Я люблю песок.

Олан усмехнулся.

— Ещё что-нибудь скажи о моей внешности, Ката, и я смутюсь.

Девушка хитро улыбнулась, закусывая нижнюю губу.

— Только не смейся, ладно?

— Не буду, — пообещал Олан, хотя он был готов хихикнуть, чувствуя на себе её изучающий взгляд.

— Когда я впервые увидела тебя на том поле, то подумала, что ты один из богатых, которые приезжают делать крупные ставки на трюкачей. Просто ты был таким… Хм… Простые люди настолько устали, что одеваются как попало. Могут надеть на голову мешок вместо шапки — и всем всё равно. Привыкли. Без разницы, хоть из коры одежду клепай. Но ты… Мне понравился твой облик… Черты лица, глаза, и эта одежда…

Олан улыбнулся, поднимая брови:

— Что в моей одежде удивительного?

На нём была всего лишь белая рубашка и черная потёртая жилетка со стилизованной птицей на спине. Всё старое, но любимое.

— То, что ты носишь — это ты сам, — сказала Ката. Она нерешительно тронула его плечо, и Олан тут же поцеловал её пальцы. Девушка улыбнулась и опустила ресницы. — Это ты, — повторила она.

— А это ты, — ответил Олан, касаясь её волос.

— Ого, вот это да! — вдруг подал голос Кёртис. — Кажется, меня кто-то зовёт…

— Кто зовёт? — не поняла Ката.

— Что, из нашей команды? — спросил Олан.

— Да! Им нужна помощь!

— Что-то плохое случилось?

— Я не уверен. Нет. Они просто зовут меня… — и Кёртис прикрыл глаза. — Какое странное чувство. Словно я слышу их голоса в своей голове, но ответить не могу. Я пойду к ним.

— Мы с тобой.

— Нет, Олан. Оставайтесь. Я всегда с их помощью смогу позвать вас, если что.

— Ты уверен, Кёрт? — Олан пристально посмотрел другу в глаза.

— Да, уверен. Будет лучше, если вы станете резервом. Ушки на макушке и ожидайте звонка, — усмехнулся он. — Ты сбережёшь ребят, Пусть в себя придут после первого перемещения. А я пойду, узнаю, в чём дело.

Олан обнял его и крепко хлопнул по спине.

— Удачи.

— Твоя удача всегда нас сохраняет, — улыбнулся Кёртис. — До скорого!

И он медленно растворился в пространстве. Ката ахнула.

— Это… как так?

Олан улыбнулся.

— Ты сама выглядела точно также, когда переместилась.

Он стал рассказывать ей о Промежутке и о Земле, чтобы отвлечься от дурных мыслей. Девушка слушала внимательно, иногда что-то уточняла. Олан прислушивался к голосу Кёртиса, но, кажется, всё было хорошо, и он расслабился. Он знал, что в случае чего друг позовёт его. Кёртис был не из тех, кто полагается только на себя и в итоге оказывается в переделках из-за своей гордыни.

Спустя какое-то время проснулся Ин Че. Он с явным удовольствием поужинал, восторгаясь едой, и пошёл гулять. Олан остался наедине с Катой. Они всё также сидели возле огня, и девушка рассказала ему о своей жизни. Это был невесёлый рассказ, но Олан чувствовал, что она давно смирилась с тем, что должна была умереть.

— От засолки умирают по-разному, — спокойно говорила она. — Чаще всего захлёбываются собственной кровью. Поначалу мне было страшно, и я поняла, что не посмею разделить этот страх с братом.

— Как же ты скрывала от него боль? — нахмурился Олан.

— По-разному. Я ненавижу лгать, и мне приходилось хитрить. Надеюсь, он когда-нибудь простит меня.

— Он уже простил, — сказал Олан. — Твой брат незлопамятен, это точно. Да и на что тут сердится? Разве что отлупить тебя за самоуправство…

Ката рассмеялась.

— Не надо лупить, — сказала она. — Я сама себе наказание.

Олан улыбнулся, Чувствуя её рядом с собой: такую живую, румяную, с горящими глазами — он радовался, как дитя, что их с Кёртисом занесло в тот мир, что они с Катой встретились, что теперь она в безопасности рядом с ним, и что она не умрёт — он знал это также точно, как знал и то, что умеет останавливать время. И он остановил его для Каты, но совсем иначе.

Олан считал себя сложным человеком, из разряда тех, которых никто не понимает и не любит. Дело было не в его категоричности и упрямстве, а в его излишней интровертности. Он переживал события внутри себя, много размышлял, но при этом был несдержанным и резким. Мог сказать что-то обидное человеку в лицо и не понять этого, или обидеть намеренно. С Кёртисом они познакомились в лётной школе, но Кёртис был терпеливым человеком и его другом. Ката же… Он посмотрел на неё: какая она всё-таки маленькая! Метр шестьдесят, не больше. По сравнению с ним просто пуговка. Он тронул её маленькую руку, и она подняла на него глаза.

— Ты счастлива, Ката?

Она улыбнулась ему.

— Да, Олан. Я счастлива. Кажется, впервые в жизни я знаю, что такое счастье.

— А кем ты работала в своём мире?

— У Пата Чёрного на заводе была химиком, а ещё пела в театре.

— Пела? — заинтересовался он. — А спой что-нибудь!

Она кивнула и улыбнулась, откашлялась, немного подумала и запела. Без слов, но её голос завораживал… Она тянула ноты так красиво и вдохновенно, что он боялся дышать, чтобы не перебить её звуком своего дыхания. Ей не нужна была музыка — только воздух и тишина. Он смотрел на неё, не отрываясь и, когда она закончила — склонился и поцеловал. Девушка прикусила губы, глядя на его рот, и Олан понял, что она ожидает ещё поцелуя. Прекрасно! Он удобно усадил её к себе на колени и стал порывисто и ласково целовать. Ката была нужна ему. Теперь мгновения шли иначе, время научилось слушать, хотя обычно Олану приходилось давить на него, диктовать свои правила. Пространство с готовностью подстраивалось под звук нежного голоса, линии секунд складывались в невиданные узоры. И всё это благодаря ей.

Ката была такой податливой и нежной, и, мягко отвечая на его поцелуи, тихо постанывала от удовольствия. Олан понял, что безумно хочет остаться с ней наедине, но Ин Че гулял где-то поблизости и не время было забывать об этом. Поэтому они просто целовались: долго и сладостно, питаясь дыханиями друг друга.

В домике было прохладно. Ката прижималась к нему, свернувшись в клубочек. Теперь на её ногах красовались толстые шерстяные носки, а волосы были заплетены в косу. Ин Че всё не было, и они решили выйти наружу и поискать его. Олан знал, что с парнем всё в порядке, но девушка волновалась. Они вышли на улицу и ветер едва не сшиб их с ног.

— Может, у него снова приступ? — разволновалась Ката. — Боже, а если он полез купаться?!

— С ним всё хорошо, я в этом уверен, — ответил Олан. — Ты зря бес…

Прямо перед ними бухнулась огромная косматая птица. Она стремительно рухнула вниз головой и, крича, принялась разбрасывать крыльями песок. Она была гораздо больше самого крупного земного орла, и весила, наверное, килограммов под пятьдесят. Олан откинул Кату за свою спину, но птица и не думала на них нападать. Девушка осторожно выглянула из-за его плеча.

Птица поднялась на ноги, смешно покрутила головой и открыла клюв, словно хотела что-то сказать. Она то разворачивала крылья, как будто проверяя их целостность, то переминалась с ноги на ногу и рассматривала свои когти. Олан никак не мог понять, что её так удивляет. Наконец она подняла голову и решительно шагнула к ним, и Олан поднял руку:

— Стой-ка на месте, птенчик!

Птица вытянула шею и вдруг странно сжалась, расплываясь, и тут же осела на землю, становясь Ин Че. Олан почувствовал, как Ката за его спиной теряет равновесие, и вовремя подхватил её.

— Я ничего… нормально… — дрожащим голосом произнесла девушка.

Ин Че, ковыляя, подошёл к ним. Вид у него был виноватый.

— Простите… Я не понимаю, что происходит!

Олан поглядел на парня. Он был ошарашен не меньше Каты, но постарался взять себя в руки.

— Спокойно. Это нормально, — сказал он уверенно.

— Нормально?.. — отозвалась Ката, сидящая на песке.

— У тебя тоже есть дар, Ин Че. Наверное, ты можешь становиться этим… зверем. Существом. Ну, птицей, — сказал он растерянно.

— Я не понял, как сделал это, — признался парень, — хрясть — и нате вам!

Ката подошла к брату и обняла его руками.

— Ты напугал меня!

— Я и сам напугался, — ответил парень.

— Идёмте-ка внутрь, — сказал Олан, — там и поговорим.

Они заснули поздно, утомившись за долгим разговором. Ин Че восторгался тому, что ему удалось взмыть в небо без самолёта, Ката волновалась и просила его поберечь силы, Олан слушал обоих и улыбался. Ребята нравились ему, и он в который раз подумал о том, какой Кёртис молодец, что не дал ему смыться из медицинской палатки. Всё было так, как должно было быть.

Ин Че улёгся внизу на диване, прямо возле огня, а они с Катой поднялись в маленькую спальню наверху. Олан видел, что она волнуется. Его смешила её застенчивость, но он сдерживал улыбку.

Он нашёл два больших тёплых одеяла, плотно закрыл окно и задёрнул шторы. Повернулся к девушке — она сидела на краю кровати и глядела на него.

— Мне так спокойно, — сказала она, — как будто я в тайном месте, куда не проникает ничто плохое.

— Так и есть. — Он присел с ней рядом. — Устала?

— Да, — она положила голову ему на плечо.

— Ложимся?

— Да.

Он поднялся и откинул одеяла.

— Залазь.

Ката юркнула внутрь, стянула верхнюю кофту, и затаилась. Он не стал снимать ни майку, ни штаны и пробрался к ней.

— Отличная берлога! — сказал он тихо. Девушка доверчиво потянулась к нему, и он прижал её к груди, обнимая за плечи. Так они и уснули.

Спустя несколько дней вернулся Кёртис. К тому времени Ин Че уже отлично контролировал свой дар. Он красиво парил в вышине и падал к земле, притормаживая в последний момент и едва не расшибаясь — и снова несся ввысь, как ветер, быстрый, ловкий и неутомимый. За это время у него не случилось ни одного приступа, и Олан откуда-то знал, что парень здоров. Впрочем, как и Ката. Промежуток дарил исцеление достойным людям.

Олана нисколько не смущало присутствие Ин Че. Конечно, он не позволял себе набрасываться на Кату и самозабвенно целоваться прямо на глазах у её брата, но всё время держал девушку подле себя и крепко обнимал. Они могли сидеть возле огня втроём, но чаще сидели вдвоём, потому что Ин Че сосредоточенно читал в сторонке. У него не было времени на книги в другой жизни, теперь же, дорвавшись, он никак не мог насытиться. Засыпал в кресле с книгой в руке, и вид при этом имел весьма счастливый.

Ката, напротив, смущалась ужасно. У неё появилась устойчивая привычка краснеть, и она становилась до того забавной при этом, что Олан каждый раз смеялся над её румянцем. Ей шли розовые щёчки.

— Глянуть бы, как ты краснеешь, Олан, — смеялся Ин Че. — Наверняка презабавнейшее зрелище!

— Такие неэмоциональные чурбаны, как я, не краснеют, — усмехался Олан.

Ката тут же принималась громко возмущаться его словам, пыталась доказывать обратное. Олан молча смотрел на неё и улыбался. Спорить он не любил.

В один из дней Ин Че предложил сестре забраться на его спину, и она, поколебавшись, согласилась. Они парили невысоко над землёй, и девушка верещала от восхищения, а Олан хохотал, глядя на неё. Именно в этот момент и появился Кёртис.

— Олан! — позвал он.

Мужчина повернулся к нему: Кёртис выглядел озабоченным.

— Нужна твоя помощь, — быстро сказал он.

— Что случилось? — нахмурившись, спросил Олан. Если друг даже не поздоровался после долгого отсутствия — это многое значило.

— Много чего. Долго рассказывать, — коротко ответил Кёртис. — Нам предстоит самое настоящее сражение, друг. Думай и решай, звать ли Ин Че и Кату с нами. Вернее, пусть они сами решают. Где они?

— Да вон, видишь, летят сюда, — усмехнулся Олан.

Кёртис пригляделся и поднял брови.

— Ух ты! Ин Че Зверь!

— Зверь, да… Нет, стой, ты что имеешь ввиду?

— Всё потом, Олан. После. Главное, он раскрыл свой дар. Нам это пригодится.

Всё решилось быстро: Ин Че вызвался идти с ними, Ката была категорически против оставаться в доме одна. Олан не стал с ней спорить. В конце концов, рядом с ним она в любом случае будет в безопасности.

Попав из относительного лета в зиму, Ката была вынуждена кутаться в толстый плащ. Ин Че тоже мёрз — у них в мире не было не то что зимы, но даже осени. А уж снег произвёл на них ошеломительное впечатление. Правда времени поваляться в сугробах и поиграть в снежки не было. Олан был рад видеть друзей, но на радость тоже не хватало мгновений. Впереди ждала битва.

Кёртис вкратце рассказал о событиях последних дней. Он сделал им палатки, перезнакомил со всеми ребятами, которых они видели впервые. Для Олана время летело быстро, он не успел толком пообщаться с друзьями, не успел подумать над происходящим. Не успел удивиться тому, что в битве им будут помогать огромные говорящие медведи. Поэтому когда сражение началось, он сделал всё от него зависящее. Он метался от одного врага к другому, замедлив время, и хладнокровно вырубал их. Успевал следить за Катой, которая упрямо не пожелала отсиживаться в безопасном месте и теперь неумело помогала остальным. Скорее мешала! — подумал Олан раздражённо. Ей стоило остаться в палатке, толку от неё никакого!

Он понимал, что вечно так летать не сможет, и выложился на полную, выжал из себя всё до последней капли. Когда перед глазами начали сгущаться синие сумерки, а ноги противно заныли, он отрубился, не выбирая удобного места. Успел только ощутить, что больно ударился головой — и потерял сознание.

Он пришёл в себя спустя недолгое время: битва была окончена. Он понял это потому, что над ним сидела Ката. Своей маленькой рукой она гладила его по голове. Олан поморщился, чувствуя во всём теле предательскую слабость, и медленно приподнялся.

— Как ты? — нежно спросила девушка.

— Порядок, — проворчал он в ответ. — Что случилось? Все целы?

— Да. Мы победили, — ответила она, пытаясь своим телом подпереть его, удержать в вертикальном положении. Олан видел, что ей трудно — он весил раза в два больше неё. Он был раздражён тем, что отключился, но против воли улыбнулся.

— Давно я?..

— Не больше получаса. Рута сказала, что тебе нужно отдохнуть.

Олан решительно поднялся.

— Где это мы?

— Мы в замке, — ответила девушка, — но нас звали в какой-то красивый мир. Когда ты отдохнёшь, — повторила она.

— Уже отдохнул, — ответил Олан. — Где Кёртис и твой брат?

— Они где-то неподалёку. Олан, что тебя расстраивает? — тихо спросила девушка. — Я что-то сделала не так?

— Не в тебе дело, — ответил он. — Я не люблю отрубаться, падая башкой на ступеньки.

— Ты всё сделал правильно. Ты молодец, — сказала девушка.

— Угу, правильно упал, именно туда, куда нужно, — проворчал мужчина. — Где мои штаны? Ты меня, что ли, раздевала?

— Здесь тепло. Я подумала, что тебе будет приятно поваляться голышом, — тихо ответила она.

Олан наконец поглядел на неё: она сидела перед ним, красная, как помидор, тёмные глаза смотрели виновато. Он присел рядом с ней.

— Со мной это бывает, Ката. Идиотский характер! Не сердись и не обижайся. И ни в чём себя не вини, — и он обнял её за плечи, поцеловал в макушку. Она несколько мгновений смотрела на него, не мигая, затем хитро улыбнулась:

— Хочешь, покажу кое-что?

— Покажи, — согласился Олан и тут же комната, в которой они находились, изменилась. Каменные стены растворились, превратившись в облака, под ногами вместо широких тёмных досок выросла трава, кровать тоже стала облаком, а остальная мебель испарилась, словно её и в помине не было…

— Ничего себе!.. — искренне восхитился Олан. — Это ты делаешь?

— Да. Это мой дар.

— Красота! — сказал он. — А ещё что-нибудь покажи!

Девушка сосредоточенно замерла, и вдруг прямо перед собой он увидел Кёртиса и Кристиана. Они сидели на кухне и уплетали какое-то аппетитное на вид блюдо.

— Маловато будет, — сказал Кристиан. — Почему-то есть очень хочется.

— Потому, наверное, что ты этих балбесов туда-сюда перемещал.

— Ага, — отозвался штурман. — Вот наемся и пойду спать. Буду спать несколько дней кряду. Сил у меня никаких не осталось.

Видение поплыло, растворилось. Они снова были в той же просторной спальне.

— Это реальность?

— Да. Я могу чувствовать события и показывать их другим. Так сочетаются мои дары.

— Здорово, Ката, — сказал он, улыбнувшись. — Кстати, спасибо, что раздела меня. Без одежды и правда приятней спать.

— Пожалуйста, — ответила девушка. — Может быть, ты ещё немного отдохнёшь?

Он не хотел ей отказывать…

…Наступила ночь, а потом утро нового дня. Алекс проснулся рано и сразу вышел в комнату, чтобы посмотреть, как себя чувствует Дила. Она ещё спала — свернувшись калачиком и подложив ладони под щёку. Мужчина присел рядом и посмотрел на неё. Она была очень красивой. Он тронул прядку волос, упавшую на её лицо, и девушка вздохнула, открывая глаза.

— Алекс! — произнесла она, удивлённо глядя на него. — Ты забрал меня на небо? Я умерла?

— Нет, глупая. Ты жива. Мы оба живы. Просто мы теперь в другом мире.

— В другом? Но как же? — Она приподнялась, едва не коснувшись грудью его руки, и он вздрогнул, прекрасно понимая, что это случайность.

— Я путешествую по мирам, Дила. Я странник, путешественник, как ты и сказала, но могу перемещаться по разным реальностям.

— Да? Да, здесь всё другое. Какое большое у тебя жилище! И место для сна мягкое, как снег. — Она поглядела на него. — Почему ты улыбаешься?

Он смутился — кажется, впервые за свои тридцать с лишним лет.

— Я не привык видеть полуголых женщин в своём доме. У нас девушки одеваются… целиком.

Дила опустила глаза.

— Прости. Таковы наши обычаи. У нас женщины не носят туники, как это в принято в соседних племенах Саев. То есть… Я привыкла…

— Не оправдывайся, Дила. Я же не сказал, что мне это не нравится, — глухо произнёс Алекс, стараясь взять себя в руки. Он встал, протягивая ей свою рубашку: — Вот, можешь пока надеть это.

— Спасибо, — ответила Дила, поднимаясь, — а как это носят?

Он тихо рассмеялся.

— Вот так: руки — в рукава, затем застёгиваешь пуговицы, — он не сдержался и помог ей, при этом коснулся её живота и чуть не скрипнул зубами.

— Она пахнет тобой, — сказала девушка, глядя на него с нескрываемой нежностью.

— Да, потому что она моя. Пока что это всё, что я могу тебе предложить, но потом схожу и попрошу у соседки что-нибудь из женской одежды, — поспешно произнёс Алекс, отпуская её руку. Дила тоже как будто смутилась, отвернулась от него и стала осматривать комнату.

— Как много зелени! — воскликнула она, подбежав к окну. — И цветы! Сколько цветов! Невероятно! Можно я поближе взгляну?

— Конечно, — ответил Алекс.

Она выбежала наружу, безошибочно угадав нужную дверь. Это показалась Алексу странным, ведь в поселении её бывших сородичей он дверей в хижинах не видел, только плотные занавеси.

Розы заворожили девушку. Она долго глядела на цветы, затем улыбнулась им — мягко и ласково, и чуть тронула лепестки пальцами. Алекс заметил, что синяки на её теле почти исчезли, а губы зажили. Он вышел следом и встал на веранде, привалившись плечом к стене дома.

— Ты видел, как они цветут? Как пахнут, чувствуешь? — сказала девушка восторженно. — Прекрасные создания — творения земли и неба. Вождь говорил, что цветы лишь повод для услады глаз, но он не прав.

— Ваш вождь — идиот, — ответил Алекс. — Я бы с радостью почесал о него кулаки, если бы время было.

Она обернулась через плечо, знакомым ему движением заправила за ухо прядь.

— Он заслужил это. И все они, кто… меня… — у неё задрожали губы. Алекс быстро спустился с крыльца, взял её за руку и потянул к себе. Дила подняла на него недоумённые глаза, но позволила себя обнять. Он крепко прижал девушку к груди, и она вдруг едва слышно застонала, блаженно обхватывая его плечи руками. Её губы коснулись его шеи, и мужчина сразу отстранился, поглядел ей в глаза.

— Дила!

— Не знаю, что со мной. Хочется плакать, но мне не больно. Я чувствую тебя и хочу быть рядом. Что это, Алекс?

— Думаю, ты знаешь, — сказал он. — Пошли-ка в дом. Успеешь ещё по травке побегать.

Она послушно пошла за ним. Он ощущал, что она недоумевает. Ему и самому было странно…

…Владрик вернулся только к вечеру. Открыл дверь, вошёл внутрь, и тут же получил по лбу чем-то тяжёлым. Удар был несильным, но он на мгновение растерялся, хотя инстинктивно сразу поймал нападавшую. Не подлежало сомнению, что это была Шанталь. Он узнал запах, исходящий от неё. Вырвал из её руки сковородку, хотел было поцеловать девушку в наказание, но против воли расхохотался — и хорошенько шлёпнул по мягкому месту. Шанталь ахнула, пытаясь вырваться, и получила ещё раз. Он отпустил её, отшвырнув к стене, и зажёг свет.

— Спасибо за тёплую встречу, сладкая. Чем же я заслужил этот удар? Тем, что поберёг твою красивую мордашку в баре? Тем, что вытащил тебя из океана, когда ты тонула? А может зря я купил тебя вместо того склизкого распутника — торговца проститутками, который собирался перепродать тебя в публичный дом? Там бы ты познакомилась с мужиками куда интересней меня, и они уж точно не стали бы разговоров разговаривать — а сразу же пустили бы тебя в расход!

Она не поняла ни слов про публичный дом, ни про каких-то там «проституток», но вот фраза про то, что её собирались пустить в расход, пугала. Нет, Владрик не приукрашивал. Он и правда спас её, и не один раз.

— Каков был план? — между тем спокойно осведомился мужчина. — Ударить посильнее, вырубить и смыться отсюда? И куда бы ты пошла, дурочка? На улицу? Чтобы тебя там опять поймали и продали? Я думал, у тебя хватит мозгов не сделать подобной глупости.

— Я хотела только предостеречь тебя, — тихо ответила она. — И не собиралась убегать.

— Не собиралась? — он шагнул мимо неё, потирая лоб. — Ладно, проехали.

Он прошёл в гостиную и, сев на диван, включил телевизор. Если ей нужно — пусть сама подходит. Владрик был нисколько не обижен, но не собирался ей об этом говорить.

Шанталь почувствовала себя неуютно. Да, она поступила неразумно и глупо, но сделала это лишь потому, что была напугана. Она взяла сковородку с полки и унесла её на место. Немного посидела вдали от окна, за кухонным столом. Потом ещё минут двадцать ходила туда-сюда. Потом, решив, что ни за что не станет просить прощения, пошла принимать душ. Тщательно закрыла дверь и быстро разделась.

Владрик слышал, как она прошмыгнула в ванную и напрягся. Он понял, что даже если Шанталь сожалеет о случившемся, она не подойдёт к нему по своей воле. А она сожалела: он увидел в её глазах сожаление, как только включил свет в коридоре.

Гордые девушки ему нравились. Особенно потому, что их надо было уламывать разными действенными методами. И вот теперь Шанталь создала очень удобную ситуацию и идеальное место для встречи. Владрик довольно расхохотался и встал с дивана. Снял рубашку и бросил её на пол. И пошёл к двери, прекрасно понимая, что девушка заперлась. Эту дверь он мог вышибить одним пальцем.

Она успела только промыть волосы, когда в дверь вежливо постучали.

— Шанталь! — позвал весёлый голос. — Пустишь меня?

Она выронила мыло и едва не свалилась, но вовремя уцепилась за плотную занавеску.

— Владрик, — прошептала она в страхе, — не заходи! Прошу тебя!

— Мне нужно лекарство, оно стоит на полке возле входа, — ответил он.

— Ты выдумываешь! — резко произнесла она.

Но он сказал правду. Лекарство действительно там стояло, и голова у него действительно ныла. И не только голова, но Шанталь о его ранах знать было не обязательно.

— Я не вру, Шанталь. Открой дверь и дай мне взять его.

— Если я… если я открою… ты… — в её голосе он услышал ужас и покривился. Нет, он не хотел чересчур сильно напугать её.

— Я возьму эту проклятую склянку и уйду! — наигранно взревел он. — Открой дверь!

Она вылезла, заматываясь в полотенце, и дрожащими пальцами отперла замок. Владрик шагнул внутрь, едва на неё поглядев. Прошёл к полке и взял пузырёк. Шанталь поняла, что он не соврал и сразу успокоилась.

— Владрик! — сказала она ему в спину, и он нехотя повернулся.

— Что?

— Прости. Я поступила как идиотка. Прости меня.

Он поднял брови.

— Неужели?

— Да. Но согласись, ты держишь меня здесь и не отпускаешь, пугаешь своей грубостью!

— Ну, отпущу я тебя, и куда ты пойдёшь? — хмуро спросил мужчина. — К тому же я всего лишь копирую тебя, Шанталь. Посмотри в меня, как в зеркало — и ты всё поймёшь.

— Неужели я такая? — спросила она.

— Пренебрежительная, высокомерная, резкая, недобрая? Да, — кивнул он, — такая и есть. Неприятно посмотреть на себя со стороны, да? Ты и сама прекрасно знаешь, что ты такая. Знаешь это, но не собираешься меняться. Это ничего, сладкая. Оставайся такой. Тебе идёт.

И он вышел, захлопнув за собой дверь.

Его слова необыкновенно смутили девушку. Она домылась и вышла, поискала его на кухне и в спальне… и удивлённо подняла брови, поняв, что он лёг на диване в гостиной.

— Ты что, будешь спать здесь?

— Угу, — буркнул мужчина. — Больно охота терпеть твои выходки. Ещё съездишь мне ночью по башке. Нет уж, спасибо. Одного раза вполне достаточно. Я больше привык обниматься с женщинами, чем драться и выламывать им руки.

И он отвернулся от неё, укутываясь в одеяло. Растерянная, Шанталь вернулась в спальню и причесалась. Сначала она убеждала себя, что нужно радоваться произошедшему, но у неё плохо получалось. Она решила лечь, но никогда ещё не засыпала так отвратительно. Подушка вся скомкалась, одеяло кололо, ей было то душно, то холодно, простынь елозила. Тиканье настенных часов сводило с ума, и она проворочалась часа два, прежде чем уснуть. И это при том, что Владрик тихо храпел в гостиной.

Наутро он разбудил её громким окриком.

— Шанталь, вставай!

Она подскочила на кровати.

— Куда? Зачем?

— На комоде лежат ключи, можешь пользоваться. Иди, куда хочешь, больше я тебя не держу. Только смотри, возьми с собой вот эту карточку, и если тебя схватят, покажи её. Не знаю, как ты будешь спускаться, попробуй по лестнице… Запомни номер дома и квартиры, если захочешь вернуться. И ещё. В ящике есть деньги, трать на здоровье. Этого добра у меня навалом.

— Стой, а ты куда? — Она вскочила с кровати и, завернувшись в одеяло, побежала за ним, нагнала возле выхода.

— Пойду по делам. Вечером буду в клубе «Гранда». Если хочешь найти меня — поймай такси и скажи, куда тебя отвезти. Всё, пока.

Он даже не поглядел на неё.

До обеда Шанталь сидела в квартире, надеясь, что Владрик скоро появится. Она никогда не боялась больших городов, но этот пугал её. Девушка знала, что может ждать её там, за пределами уютной квартиры, и не желала выходить. Снова оказаться на торгу? На сей раз там не будет Владрика, который спасёт её. Пора бы уже начать пользоваться собственными мозгами, а не полагаться на везение. Сиди дома! — внятно говорил ей здравый смысл. — Дожидайся его тут, а потом попроси помочь попасть в Промежуток — и приветики.

Она не могла оставаться в квартире. Из открытых окон доносился шум, и он действовал на Шанталь как магнит. Решайся, красавица! — вдохновенно пыхтела гордость. — Ты это можешь. Плевать на разумность!

И Шанталь плюнула. Она долго спускалась вниз по лестнице, цепляясь за перила. Хорошо хоть стены были не прозрачными. Потом она долго бродила по светящимся широким проспектам, разглядывая витрины магазинов. Ей безумно понравилось одно платье: короткое, без бретелек, с широким поясом на талии, прекрасного нефритового цвета. Оно было сделано из какой-то чудесной переливчатой ткани. Девушка не сдержалась и купила наряд, а к нему — золотистые туфли, сумочку и короткое болеро, а также накидку, чтобы не замёрзнуть по дороге. Она посмотрела на себя в зеркало, даже встала в ту же позу, что принимала в момент торгов. Ничего, вполне себе симпатично. Поглядим, посмеет ли Владрик сказать ей, что она плохо одета! Кто он такой, чтобы указывать ей, что носить, а что нет? Она поймала такси и решила заявиться в клуб, угостить мужчину своим обликом и тут же высокомерно отправиться восвояси.

В клуб её пустили сразу, как только она вышла из такси и поднялась по лестнице, хотя пускали туда далеко не всех. Шанталь не хотела думать о причине такого уважения, ей казалось, что всё правильно, иначе и быть не может. Действительно, какой смысл не пускать внутрь красивую, ухоженную женщину, у которой явно были деньги? Она прошла по коридору — и её оглушила громкая музыка. Девушка с трудом удержалась, чтобы не закрыть уши руками.

В огромной зале была уйма народу: кто-то танцевал, кто-то пил, кто-то орал, кто-то дрался. Она присела за барную стойку и взяла себе сока. Бармен поглядел на неё как на дуру, и она в ответ одарила его убийственным взглядом. Тот же Хруст никогда не позволял себе насмехаться над посетителями. Что говорить — гадостный мирок. И что, интересно, Владрик тут забыл? Он жаждал разнообразия, но нужно ведь и меру знать! Болезни, люди, не понимающие, что такое вежливость, рабы и работорговцы — неужто это привлекало его?

И зачем здесь люди собираются, в этом клубе? Напиться до бесчувственного состояния? Испортить слух? А, может, потанцевать? Нет, на Земле никто так не танцевал. Это было отвратительное несдержанное стадо. Они дёргались, а не танцевали, и целовались прямо у всех на виду, а как целовались! Шанталь стало противно. Незрелые, низменные чувства выставлялись напоказ, мгновения растрачивались впустую. Умели эти люди любить, проявлять заботу, нежность? Вряд ли. Она стала осматривать помещение и вдруг увидела Владрика. Владрика, обнимающего какую-то длинноногую блондинку! Девушка была вроде ничего, но Шанталь пригляделась к незнакомке и поморщилась: корни её волос были тёмные, а остальные волосы — совсем светлые. Покрасила! На веках выпендрежницы сияли яркие переливчатые тени, пухлые розовые губы тянулись к губам мужчины. Шанталь ощутила, что ненавидит её, его и всех присутствующих вместе взятых. Она встала, расплатилась за выпивку, и ринулась к выходу. Врезалась в какого-то пьяного мужика, потом попала в руки к другому — и едва от него отбилась. Он хотел потанцевать с ней, но едва стоял на ногах, и от одного несильного тычка упал прямо на стол к компании Владрика. Все захохотали, и в этот момент Шанталь встретилась с Владриком глазами. Мужчина смотрел на неё и улыбался! Улыбался как ни в чём ни бывало, своей обычной самодовольной улыбкой! Крашеная блондинка тоже вперила в неё свои прелестные, но какие-то сонные голубые глаза, и Шанталь, чертыхаясь, кинулась к выходу. В спешке она потеряла туфлю, нагнулась поднять её, и тут же оказалась в чьих-то объятьях. Рванулась прочь, гневно вскидывая глаза — это был Владрик. Она захотела взять что-нибудь тяжёлое — например, стул — и треснуть его по башке. И посильней, чем в прошлый раз. Она ещё не понимала, что её так разозлило.

Зато Владрик сразу понял причину её ярости. Понял — и едва сдержал торжествующую улыбку. Шанталь приревновала его… Под дружный хохот толпы он вскинул её на плечо и вынес из здания. Она пыталась лягаться и даже кусаться, но не смогла вырваться. В гневе она забыла удивиться тому, что возле выхода их ждала машина.

Мужчина небрежно закинул её на заднее сиденье и залез внутрь. Лицо Шанталь было перекошено от злобы, но она была великолепна в своём гневе. Она не шла ни в какое сравнение с этой глупенькой разукрашенной блондинкой, но он не стал ей этого говорить. Пусть побесится. Чем больше она злилась и негодовала, чем больше этой гадости выходило из неё — тем чище она становилась внутри. Чище и искренней. А именно этого он и добивался.

— Ты!.. Ты зачем меня сюда позвал?! — заорала она.

— Чтобы ты отвлеклась и повеселилась, — ответил он спокойно. — Ты вообще умеешь веселиться, милая? Или веселье для тебя — сидеть дома и вязать мне тёплый свитер?

— Я для тебя даже носка дырявого не свяжу, бабник! — криком ответила девушка.

— И что же ты всё время орёшь, Шанталь? Что не так? — ответил он по-прежнему спокойно.

— Мне противно сидеть рядом с тобой! — выпалила она. — Эта твоя…

— А что, мне нельзя побыть в компании женщины? Я что, твой раб, что ли? Или муж? Или хотя бы любовник?

Она открыла рот, тяжело и гневно дыша. Этому поганцу раз за разом удавалось доводить её до белого каления.

— Нет! Но ты позвал меня в этот проклятый клуб, чтобы я вас вместе увидела! — крикнула она, и мужчина рассмеялся её догадливости, хотя и не поспешил согласиться. — Так вот знай: мне плевать, с кем ты проводишь время! Ты мне никто! В этом городе для тебя найдётся целое стадо глуповатых губошлёпок!

— И ты поэтому орёшь на меня, да? — усмехаясь, сказал Владрик. — Потому что тебе всё равно?

— Потому что ты… ты!.. — Она так неистово дышала, что чуть не выпала из платья. Волосы закрыли её белый лоб, губы стали яркими, как вишни, а подол неприлично задрался вверх. Но Шанталь не замечала этого, она была в плену эмоций. Владрика ошеломила её гневная красота, он даже прикрыл глаза, пытаясь совладать с собой и не накинуться на неё.

Шанталь говорила что-то ещё, даже угрожала ему своей маленькой сумкой, но в какой-то момент поняла, что он её не слушает. Мужчина сидел, зажмурившись, и руки его были сжаты в кулаки. Она подумала, что он собирается её ударить, но на сей раз не испугалась.

— Что? Любишь молодых и смазливых безмозглых куриц?! С крашеными волосами?!

— Не-е-ет, — протянул, наконец, Владрик, — мне нравятся черноволосые зеленоглазые психопатки в коротких платьях. И если ты не успокоишься, я тебя поцелую.

Шанталь не слышала его слов.

— Ты просто…

Он рванул к ней, поймал за запястья и прижал телом к сиденью.

— Я тебя предупреждаю в последний раз, Шанталь! — тихо сказал он.

— А я предупреждаю тебя, что…

В следующую секунду он поцеловал её. Страстно, горячо, порывисто. И совсем не грубо. Она не стала отталкивать его, только плотно сомкнула губы. Владрику понравилась её зажатость. Он почти нежно тронул её затылок, отпуская руку, и попробовал раскрыть её губы, не прибегая к помощи языка. Шанталь упёрлась ладонью в его грудь, но не оттолкнула. Хорошо, уже хорошо. Она не собиралась ни драться, ни кусаться, ни вырываться, а, значит, хотела этих ласк. Он подвинулся к ней ещё ближе, отпустил второе её запястье и крепко взял за подбородок.

Шанталь не понимала, почему не отталкивает его, не пытается вырваться или воспротивиться. Может быть потому, что на сей раз он был с ней так ласков… чудесная настойчивость, совсем не грубая. Его губы требовательно касались её губ, сильные руки заставляли раскрыть рот ему навстречу. Шанталь попробовала ответить — и забылась, оставила холодность и злобу за границей разума. Владрик тихо застонал, обхватил её за пояс, заставляя сесть к нему на бедра, и снова взял в ладони её лицо. Она вцепилась пальцами в спинку за его спиной, думая, что сиденье запросто может из-под них убежать. Верх и низ смешались, у неё слегка кружилась голова.

Через пару минут он захотел большего. Нежные поцелуи ему нравились, но тело требовало иных прикосновений. Шанталь отвечала ему, и отвечала смело, радостно, и он решительно проник языком в её рот. Девушка вздрогнула, но не отшатнулась. Это было так удивительно и сладостно: она и не знала, что поцелуи могут быть такими обжигающими и волнительными! А Владрик без лишних смущений ласкал её плечи, и шею, запускал пальцы в волосы… Хотелось продолжать, но он решительно остановился и быстро усадил девушку на место.

— Ты слишком хороша, милая, чтобы сейчас я позволил себе большее, но дома мы продолжим.

— Про… продолжим? — заикаясь, спросила она.

— Обязательно, — кивнул Владрик и отвернулся к окну. Глядеть на неё значило хотеть, а если не научишься унимать свои хотения, долго в мирах не продержишься. Он умел ждать и терпеть. К тому же оставлять сладкое на потом Владрику всегда нравилось.

Шанталь хотела ещё что-то спросить, но не решилась. Что он собирается с ней сделать? Она гадала об этом всю дорогу, но когда они подъехали к зданию, вспомнила про лифт. Вспомнила и сжалась. Неужели снова этот ужас? Ну почему нельзя жить на первом этаже, или на крайний случай на втором или на третьем? К чему забираться в поднебесье?

Владрик провёл её, притихшую, по вестибюлю к лифту, но возле самой кабины остановился.

— Закрой глаза, Шанталь.

— Закрыть? — переспросила она. — Но я же…

— Доверься мне, милая! — вдруг нежно сказал он.

Она прикрыла веки и почувствовала, как он обнял её за плечи.

— Не открывай, хорошо?

Девушка кивнула. Она чувствовала себя так странно! Ей не хотелось спорить или сопротивляться, хотелось просто идти за ним. Откуда взялось такое доверие к человеку, которого всего несколько минут назад она хотела убить стулом? Владрик завёл её в лифт, спокойно обнял и нажал кнопку. Шанталь доверчиво склонила голову к его груди… Можно было не сомневаться, что на сей раз она не потеряет сознание.

В комнату она зашла совершенно обалдевшая, но храбро не раскрывающая глаз. Мужчина знал, как ей трудно кому-то довериться и ценил её искренность. Он захлопнул за ними дверь и только тогда тронул её щёку.

— Вот мы и наверху, и никаких тебе обмороков. Ты позволила мне забрать твой страх. Потихоньку научишься открывать глаза, но сейчас ты сделала самый важный шаг вперёд. Ты поверила мне.

— Владрик, та женщина… — нахмурилась Шанталь.

— Она мне никто. Увидел её впервые сегодня вечером. Хотя мне понравилась твоя неистовая ревность! — не удержавшись, добавил он. Шанталь сразу вспыхнула и скрестила руки на груди.

— Я тебя не ревновала, Владрик! Я думала, ты более разборчивый мужчина, чтобы целоваться с крашеной блондинкой!

— Да что ты прицепилась к её волосам?.. — против воли расхохотался он. — К тому же я с ней не целовался, от неё пахло сигаретами и выпивкой. Она не в моём вкусе, я же сказал тебе.

— Но ты её обнимал! — порывисто сказала Шанталь. — Обнимал, и она тебя тоже!

— Да разве ж это объятия? — тихо сказал он, шагнув к девушке. — Ты знаешь, как нужно обниматься, Шанталь, может, и меня научишь?

Она возмущённо открыла рот сказать, что он невоспитанный грубиян, но потом вдруг рассмеялась.

— Нет уж, не стану я тебя обнимать. Обойдёшься!

— Ладно, — скучающе произнёс Владрик, — тогда я тебя обниму.

И он схватил её за руку, чтобы не успела убежать. Шанталь не вырывалась.

— Ты устала? — спросил он, поглаживая её обнажённые плечи.

— Нет! — с вызовом ответила девушка. — Поэтому спать мы не пойдём.

Владрик тихо рассмеялся её наивности.

— Конечно, мы не будем спать, милая. И то, что ты не устала, тоже отлично! Силы тебе понадобятся.

— Для чего же? — взволнованно спросила Шанталь.

— Увидишь. А пока что нужно поесть. Ты наверняка хочешь что-нибудь?

Она кивнула и покорно пошла за ним на кухню.

Ужин удался. Владрик ко всему прочему был отличным поваром, и он приготовил для неё вкуснейший салат и медовые оладьи с клубникой. После они присели на диван и какое-то время молча смотрели телевизор. Шанталь ненавидела это тупое устройство, но не хотела мешать мужчине. Она была сосредоточена на своих мыслях, и не чувствовала, что Владрик не сводит с неё глаз, а телевизор — только предлог подобраться к ней поближе.

Он любовался ей — по-прежнему одетая в своё зелёное платье, она поджала ноги, уютно устроившись на подушках. Её волосы беспорядочно рассыпались по плечам, и он понял, что этот милый домашний облик нравится ему гораздо больше всех прочих её видов. Он решил обратить на себя внимание и тронул её голое колено. Шанталь вздрогнула, отрываясь от своих мыслей, и посмотрела на него.

— Да? — сказала она.

— Мне нравится, как ты хмуришься.

— Я просто задумалась.

— Над чем? — он пододвинулся к ней ближе и бесцеремонно положил её ноги к себе на бёдра. Шанталь ахнула, но не воспротивилась.

— Над тем, что иногда перемены так стремительны, что не успеваешь их обдумать, и какая-то часть тебя навсегда уходит, как будто умирает.

— Перемены всегда к лучшему, милая, — сказал он, — и то, что ты изменилась — тоже к лучшему.

— Я изменилась? — спросила Шанталь недовольно. — Думаешь, изменилась?

— О, да, — ответил Владрик, поглаживая её ногу, — но всё равно осталась собой. Я сказал о переменах, и твои глаза яростно загорелись. Ага, теперь ты ещё и собираешься треснуть меня подушкой! — сказал он, и Шанталь тихо рассмеялась.

— Как ты догадался?

— Когда ты выходишь из себя, или когда тебе что-то не нравится — у тебя выражение глаз меняется.

— Владрик, ты распускаешь руки! — возмутилась она, почувствовав, как его пальцы скользнули по её ноге выше, прямо под платье.

— Да, потому что хочу прикоснуться к тебе. Мне нравится тебя касаться.

— Перестань! — И она всё-таки ударила его подушкой, но сразу пожалела об этом. Одним мощным рывком он опрокинул её под себя и прижал к спинке своим большим сильным телом. Шанталь упёрлась руками в его грудь и, задыхаясь, прошептала:

— Отпусти!

— Ни за что, — ответил Владрик. — Я тебя хочу, Шанталь. Ты можешь пытаться говорить со мной, убеждать, но я уже всё решил.

— Решил? За нас обоих? — Она выставила вперёд подбородок. — И что значит «хочу»? Я не вещь, чтобы меня хотеть!

— Нет, ты не вещь, — ответил он и мягко поцеловал её в шею. — Если тебе будет понятней, я скажу, что желаю тебя, жажду тебя.

— Владрик, остановись! — умоляюще прошептала она, чувствуя, как его губы постепенно становятся всё более раскованными, напористыми, касаются её подбородка, и щёк, и ушей.

— Нет, — ответил он. — Я чувствую, что ты меня тоже желаешь, милая. И не пытайся доказать обратное — не поверю.

Шанталь хотела всё-таки оттолкнуть его, но решила ещё немного подождать. Она думала, что всегда сможет остановиться. Казалось, чувства можно взять под контроль, заставить их сжаться и отступить…

Владрик нашёл её рот и жадно поцеловал, всё больше разгорячаясь. Его-то не донимали подобные мысли, он точно знал, что, разогнавшись, уже не затормозит ни в коем случае. И Шанталь не оттолкнёт его, вкусив любовь. От наслаждения не отказываются.

Они долго целовались, и в конце концов он решил, что пора. Подхватил её на руки и понёс в спальню. Девушка глядела на него почти без страха, и он не сдержал улыбки. Конечно, она полагает, будто всегда можно повернуть назад, даже в таком чувстве, как страсть. Сейчас ей придётся убедиться в обратном.

Он несколько грубо кинул её на постель и снял свою рубашку. Потом стащил штаны и медленно опустился рядом. Он видел, что она изо всех сил пытается скрыть от него свой испуг, и нежно погладил девушку по щеке.

— Тебе не нужно меня бояться. То, что происходит между нами, и есть счастье.

Шанталь расслабленно, удовлетворенно улыбнулась его словам, и он быстро, скрипя зубами от нетерпения, снял с неё платье. И вот тогда девушка сжалась, закрываясь руками. Наверное, она наконец-то поняла, что пути назад нет.

— Ты прекрасна! — сказал Владрик и склонился ниже, нашёл её теплые губы. Она ответила на поцелуй, раскрыла рот и впустила его настойчивый жадный язык с той безрассудной отвагой, на которую способна только любящая женщина. И он понял, что должен сказать ей это. — Шанталь!

— Да, Владрик, — прошептала она.

— Я тебя люблю, — сказал он, глядя ей в глаза.

— А я тебя, — ответила она, — хотя и не собиралась признавать этого.

Владрик рассмеялся и склонился к её губам. Это были последние слова, которые он дал ей сказать в те минуты.