В машине тишина и легкое напряжение. Может быть, «напряжение» – не то слово. Я ощущаю ее как… заряженную. Сексуально заряженную. Интересно, Нэш тоже это чувствует?

Может быть, и нет. Может, он так флиртует со всеми девушками.

На секунду задумываюсь об этом. Такая перспектива разочаровывает и вызывает досаду. Но, по правде сказать, не думаю, что это так. Может быть, во мне говорит эго, но я не верю, что Нэш ведет себя так с каждой встречной.

По крайней мере, надеюсь на это.

Почему-то мне кажется, что Нэш из тех, кому можно доверять.

Я бы искренне удивилась, если бы он обманул Мариссу.

Могу поспорить, он действительно хороший парень. Именно такой мне и нужен. Но вот беда: Нэш никогда не будет моим как раз потому, что он хороший парень. По натуре честный молодой человек никогда не обманет свою девушку, из чего проистекает невозможность сколько-нибудь серьезных отношений между мной и Нэшем. Даже если бы Нэш и Марисса находились на грани разрыва, он, вероятно, не пошел бы на то, чтобы причинить ей боль, встречаясь с ее кузиной.

Как сказала бы Шоуни: полная задница!

– Ты решила проблему?

Низкий голос Нэша, как гром среди ясного неба, обрывает мои мысли.

– Какую проблему?

– Голода в мире.

Знаю, что, наверное, смотрю на него так, будто у него выросли крылья или появился третий глаз. Нэш пару раз отрывает взгляд от дороги и косится на меня, а потом заливается смехом.

– Да, если это до сих пор не очевидно, я в полной растерянности.

– Похоже на то, – шутливо говорит Нэш. – Я имел в виду, ты очень напряженно о чем-то думала. Все в порядке?

Я откидываю голову на мягкий подголовник, обтянутый кожей, и смотрю на прекрасный профиль Нэша. Волосы гладко зачесаны набок (не то что у его братца – какая-то невероятная мешанина на голове), загорелая кожа, смокинг – вылитый Джеймс Бонд. А я пала жертвой его чар, будто он и правда лихой агент 007.

Из-за него у меня внутри все перемешалось.

– Знаешь, тебе идет смокинг. – Нэш хмурит брови, но при этом улыбается. Я отрываю затылок от подголовника и смотрю в лобовое стекло. – О мой бог, можно ли быть еще более нудной?

Что на тебя нашло?

Нэш давится смешком:

– На самом деле я думаю – да.

– Вы хорошо меня знаете, Бонд.

Нэш снова хихикает:

– Бонд? Джеймс Бонд? С чего вдруг?

Поворачиваю голову, чтобы снова посмотреть на него. И тут же внутри начинают играть гормоны.

– Хм, ну… я думала о том, что у меня внутри все перемешалось. – Нэш смотрит на меня и поводит бровью. – То есть… я думала, как хорошо у тебя, наверное, получается взбалтывать и смешивать что-нибудь.

О боже, пусть кто-нибудь меня остановит!

– То есть как здорово ты, наверное, встряхиваешь и смешиваешь напитки. Не меня. – Я грубо смеюсь.

О мой бог, я еще и гогочу!

– Ты так думаешь? – Губы Нэша изгибаются в сексуальной улыбке. С этой изогнутой бровью и приподнятыми уголками губ он выглядит точь-в-точь как его брат. Ну да, они же близнецы.

Несколько секунд я смотрю на Нэша, опять немного смущенно, а потом прихожу в себя и начинаю себя корить.

Что с тобой происходит, черт возьми? Почему бы тебе просто не попросить его свернуть на обочину и не забраться к нему на колени?

К вашему сведению, это неправильные мысли, когда хочешь унять разгоряченное воображение. Новое видение вгоняет меня в ступор, и я предаюсь фантазиям о том, как веду машину вместо Нэша, а он сидит внутри.

Проходит несколько секунд, и я вспоминаю: что сказал Нэш?

– А? Что? – спрашиваю я и встряхиваю головой, чтобы сосредоточиться.

Нэш хмурится:

– Оливия, с тобой все в порядке?

Я вздыхаю и поворачиваю голову, чтобы смотреть прямо перед собой.

Нужно взять на заметку: связность мыслей нарушается, когда смотришь на Нэша. С моторикой тоже могут быть нелады. И необходимо принять меры предосторожности.

Едва сдерживаю смешок, представляя, как надеваю шлем, наколенники и опускаю забрало каждый раз, как Нэш входит в комнату…

А-ха-ха!

Нэш наконец сбавляет ход и заруливает на стоянку у арт-галереи. Какое облегчение! Хотя никаких табличек, обозначающих, что это за место, нет, я знаю, где мы. Погуглила перед выездом, поэтому мне кое-что известно. Не хотелось бы, к примеру, растянуться на неучтенной лестнице. Чтобы выставить себя дурой перед этим парнем, дополнительная помощь мне не требуется.

Служитель отгоняет от бордюра «БМВ», Нэш подает мне руку и ведет в галерею. Я озираюсь, и первое впечатление от искусственного загара, медицинскими методами улучшенных фигур и пергидрольно-белых волос – будто я попала в особняк куклы Барби, только в его черно-белую версию, потому что все вокруг в парадных черных костюмах. Однако не только это идет вкривь в альтернативном Барби-мире. Здесь совсем нет Кенов!  Я вижу одних туповатых, отвратительных или совершенно бесцветных пожилых мужчин, держащих Барби под ручку. Тут я понимаю, что попала, вероятно, на показ трофейных жен.

Окидываю взглядом свои вычурные формы, облепленные красным, и потом снова смотрю на монохромную по большей части комнату. Хочется бежать к выходу, но тут Нэш наклоняется и шепчет мне на ухо:

– Что-нибудь не так?

– Я чувствую себя единственным цветным мазком на абстрактной картине.

– Ты и есть цветной мазок. Ничего плохого в этом нет.

Смотрю на Нэша. Он улыбается. Кажется, искренне. Похоже, мой внешний вид его ничуть не смущает. Могу только надеяться на это.

Мысленно натягиваю на себя трусы взрослой девочки. Если Нэш спокоен, мне-то чего дергаться. Правильно? Правильно. Делаю глубокий вдох:

– Ну, тогда ладно. Пошли.

Чем дольше мы идем по залу, тем больше голов обращается в нашу сторону. Большинство мужчин, похоже, по достоинству оценивают меня. А вот женщины? Эх… не многие.

Нэш останавливается то тут, то там, чтобы поговорить с разными людьми. Все они держатся парами. Очевидно, Нэш тут по делу. Отпустив сперва формальный комплимент женщине, дальше он обращается в основном к мужчинам: перебрасывается вежливыми, ничего не значащими фразами с гостями, но при этом делаются важные выводы, происходит оценка. К счастью, Нэшу одобрительно кивают справа и слева. Так мне кажется.

А ты-то что беспокоишься? Какое тебе дело до карьеры Нэша или до того, что скажут его друзья-приятели?

Но мне есть дело.

Однако минут через двадцать началось снятие перчаток. Или лучше сказать – выпускание коготков. Тон задала девушка, знающая Мариссу.

– Нэш, а где твоя лучшая половина? – спрашивает девица, которую я окрестила Киской Барби.

Она оглядела меня с головы до пят с плохо скрываемым презрением, будто давая понять: она считает, что я, вполне вероятно, съела живьем лучшую половину Нэша.

– В последнюю минуту у нее изменились планы. Я передам, что ты спрашивала о ней, не сомневайся.

– Уж пожалуйста, не забудь, – говорит Кошечка, не отрывая от меня взгляда. – А что это за маленький павлин?

Павлин? Издеваешься?

– Это кузина Мариссы Оливия.

– Как приятно, Оливия. – «Как это неприятно», – говорит ее взгляд. – Интересный выбор для вечера. – И она надменно кивает в мою сторону.

– Этот выбор сделала его лучшая половина, – отвечаю я с суперяркой улыбкой, а самой хочется, чтобы пол подо мной разверзся и меня поглотила пустота.

Коллагеновые губы Кошечки искривляются в улыбке.

– Мило.

Нэш прочищает горло.

– Я скажу Мариссе, чтобы она тебе позвонила, – говорит он Киске Барби, после чего обращается к ее спутнику: – Спенсер, мы продолжим разговор на следующей неделе.

Спенсер кивает Нэшу, потом улыбается мне. На лице у него написано: ему очень жаль, что его «лучшая половина» совсем не лучшая, а скорее ядовитая. Я улыбаюсь в ответ, думая: «Надеюсь, хоть душ принимать с ней приятно, потому что будущее этого парня представляется мне весьма печальным».

Радуюсь, что Нэш не упоминает об этой маленькой стычке, пока мы идем к следующей паре. Эти двое так же не подходят друг другу, как Спенсер с Киской. Парень выглядит полным придурком, ему не хватает только очков в толстой черной оправе с изолентой на переносице и покет-протектора в нагрудном кармане смокинга. А девушка? Уверена, он подобрал ее на съемочной площадке, где орет музыка типа «бау-чика-бау-вау». Либо так, либо она надувная.

Думаю, что эти двое не могут быть особо противными. Они сами так комично выглядят, что, конечно, не станут бросать в меня камни.

Но бросают. Причем крупные.

Про себя называю эту девицу Пустышкой Барби. Первоначальная оценка подтверждается, когда она начинает смеяться, как только мы останавливаемся рядом с ними.

– О боже! Кто-то не получил напоминания!

Она даже не пытается понизить голос. У меня отпадает челюсть, ощущаю жжение на щеках, краешком глаза вижу, как несколько голов поворачиваются в нашем направлении. Почти чувствую кожей осуждающие взгляды, которые прожигают мое яркое платье.

Я ничего не говорю и не делаю никаких движений, чтобы как-то отреагировать, только улыбаюсь. Надеюсь, улыбка скрывает испытываемое мною унижение.

Нэш не открывает рта. Я ему благодарна. А то еще разревелась бы.

Мы перемещаемся к следующей паре. И к следующей. И к следующей. С каждым разом все хуже.

Когда я думаю, что в этом зале уже не осталось никого грубее, именно на такую и натыкаюсь. Я бы назвала ее Барби Безвкусная.

– Где ты взяла это платье?

Желудок проваливается в туфли. Хочется только одного – убежать и спрятаться. Разумеется, после того, как я выслежу Мариссу и задушу ее же собственным платьем.

В довершение всего я чувствую, как к глазам подступают слезы. Я часто моргаю и заставляю себя улыбнуться. Нэш замирает в напряжении рядом со мной, и тут во мне пробуждается гнев. Они, конечно, плохо со мной обращаются, но Нэшу приходится работать с этим людьми!

Я больше не пытаюсь подавлять язвительные ремарки, которые лезут на язык.

– Украла у бездомной бродяжки, – говорю я со спокойным лицом. – Она валялась рядом с тем стриптизером, который одолжил тебе твое.

Несколько секунд Безвкусная тупо пялится на меня, пока до нее доходит смысл сказанного. Потом ее лицо багровеет и блестящие губы мило округляются в огромное, изумленное «О».

На какое-то мгновение я чувствую удовлетворение. От вида онемевшей Барби мне становится чуточку лучше. Но потом я вспоминаю о парне, который стоит рядом со мной, том самом, на которого я хотела произвести благоприятное впечатление.

Стыд хлынул мне в лицо, как ведро ледяной воды. Я чувствую тошноту.

Сладко улыбаюсь Безвкусной Барби и ее безучастному партнеру.

– Простите, но мне нужно отлучиться в дамскую комнату. – А Нэшу шепчу, глядя на него во все глаза: – Прости, что так вышло.

И удаляюсь.

Рыщу по негостеприимной округе в поисках универсальных символов уборной. Наконец замечаю маленький силуэт девушки в платьице и бросаюсь к нему почти что бегом. Я не бегу, конечно, в основном из боязни поскользнуться, упасть и дать всем новый повод для смеха. Но иду очень-очень быстро.

Оказавшись в туалете, я опускаю голову и прямиком направляюсь в уединение кабинки. Закрываю за собой дверь, прислоняюсь к стенке и даю волю слезам.

Мне так стыдно. Я так зла. И мне снова стыдно за себя и за них – как они выставили себя перед Нэшем…

Боже мой, эти девицы показали мне, что ядовитые укусы Мариссы – все равно что поцелуи бабочки! Неудивительно, что Нэш не обращает на них внимания.

Слезы становятся горше: зачем они так унижали меня; зачем я понеслась за тем, чего никогда не имела; зачем жизнь так устроена, что я не гожусь для парней вроде Нэша?

Покупавшись еще несколько минут в волнах жалости к себе и осуждения жестокости и несправедливости жизни, я выхожу из кабинки. Знаю, если не вернусь в ближайшее время, кое-кто может подумать, что я собираюсь разнести унитаз. А мне это нужно меньше всего.

Нет, грязные потаскухи, у меня кишки крепкие, такой стресс им нипочем!

К счастью, в уборной никого, так что я спокойно смываю с лица размазанный макияж. Смачиваю холодной водой несколько бумажных полотенец и прикладываю их к глазам, как компрессы, в надежде уменьшить припухлости. В результате у меня слипаются и без того уже мокрые ресницы.

Глядя в зеркало, встряхиваю головой. Мне теперь остается только одно – выйти отсюда с высоко поднятой головой, с улыбкой на лице и постараться завершить вечер без неприятных происшествий.

Ты можешь это сделать, Лив. Ты можешь.

Я едва не добавляю «ради Нэша», но даже не вслух это звучит глупо и претенциозно. Он не мой, чтобы я о нем беспокоилась. Не имеет значения, насколько сильно мне хочется, чтобы было иначе.

Набираю в грудь воздуха, распахиваю дверь и собираюсь вернуться в это гадючье гнездо. Но далеко уйти мне не удается. Я замираю на месте при виде Нэша, прислонившегося спиной к стене рядом с дамской комнатой. Ноги небрежно скрещены в щиколотках, руки столь же небрежно – на груди. Он улыбается слабо и печально.

Я ничего не говорю. Не знаю, что сказать. Тереблю свою маленькую сумочку, сжимая в ладони короткий ремешок.

Наконец Нэш отлепляется от стены и идет ко мне, не останавливаясь, пока не оказывается совсем близко. Я вынуждена поднять лицо, чтобы встретиться с ним взглядом.

Нэш проводит большим пальцем по моей скуле до уголка глаза. Я быстро соображаю, не осталось ли следов растекшейся туши.

– Прости меня, – шепчет он, закрывая глаза, как будто от боли. На его лице написано сожаление, и я чувствую тяжесть у себя в груди.

– Не извиняйся. Ты не можешь отвечать за поступки других людей. Надеюсь только, я не слишком опозорила тебя и не нарушила каких-нибудь очень важных деловых связей, на которые ты рассчитывал.

– Меня не волнуют деловые связи. Особенно налаженные такой ценой.

– Но как же. Мы для этого пришли сюда. Контакты не должны быть разрушены из-за какой-то случайной девицы, которая не слишком подходит для выполнения таких функций.

– Ты как раз подходишь. Это я прикидываюсь тем, кем на самом деле не являюсь, – задумчиво произносит Нэш.

– Не быть таким, как они, – это хорошо, но тебе приходится следовать их правилам. Это часть игры. Часть того, чем ты являешься и что делаешь.

– Может быть, я часть того, чем занимаюсь, но эти занятия не часть того, чем я являюсь. Я не такой. Правда не такой. Это, – Нэш теребит лацкан смокинга, – служит определенной цели. Средство дойти до конца. Ничего больше.

Я сдвигаю брови.

– До какого конца?

Чернильно-черные глаза Нэша буравят дырки в моих глазах, на секунду кажется, он готовится мне что-то сказать. Но потом меняет намерение и слабо улыбается.

– Сейчас я не хочу вдаваться в подробности. Пошли, – говорит Нэш и берет меня за руку. – Давай уйдем отсюда.

Он ведет меня к двери, и мы уходим.

Ничего не говоря, Нэш помогает мне сесть в машину, заводит ее и едет в северную часть города. Я не спрашиваю, куда он меня везет. Мне совершенно все равно. Я просто рада, что мы вместе, вдали от всех. Остальное – побоку.

Нэш петляет по центральным улицам, и я с удивлением замечаю, что дома́ становятся все выше и выше. Он замедляет ход и подкатывает к гаражу. Взмах карточкой перед электронным глазком – и ворота поднимаются. Нэш въезжает внутрь, заворачивает на первое попавшееся свободное место и глушит двигатель.

Все так же молча он помогает мне выйти и ведет к лифту.

А я все так же не задаю вопросов. Испытываю что-то вроде радостного возбуждения и любопытства: куда это он меня привез? Так не должно быть. Потому что он не мой. А вот я – его.

Нэш снова взмахивает карточкой перед очередным красным глазком, после чего нажимает на кнопку два-дцать четвертого этажа. Двери с тихим шипением рассекают воздух. Мы мягко поднимаемся, и вот в растворе дверей появляется роскошная, тускло освещенная приемная. Тысячей бриллиантов сверкает надпись из светодиодных лампочек: «Филлипс, Шеперд и Таунсенд».

Мы в юридической фирме, где работает Нэш. С Мариссой. И моим дядей. Он партнер – Таунсенд – в «Филлипс, Шеперд и Таунсенд».

Хочется спросить, зачем мы здесь, но я снова отмалчиваюсь. Нэш берет меня за руку и вытаскивает из лифта в тишину пустого офиса. Мы проходим к другому лифту, поднимаемся еще на два этажа, но на этот раз за открывшимися дверями перед нами возникает захватывающий вид на ярко освещенную, простирающуюся до горизонта Атланту.

Я ахаю от восторга. Не могу удержаться. Никогда не видела ничего прекраснее. Это как открытка.

Пробираюсь мимо роскошных кресел и диванов и оказываюсь у стенки, которая огораживает крышу. Теплый бриз играет волосами у меня на висках, а я смотрю вдаль с крыши Банка Америки.

– Здесь, наверху, людишки вроде тех не существуют, – тихо говорит Нэш, останавливаясь у меня за спиной. Он так близко, что касается меня плечом. Я борюсь с искушением прислониться к нему.

Чувствую, как тепло его тела распространяется вокруг и доходит до меня, манит и соблазняет. Моя ответная реакция – дрожь.

– Тебе холодно? – спрашивает Нэш, поворачивается ко мне и проводит тыльной стороной пальцев по предплечью, будто проверяет температуру кожи. – Возьми, – говорит он, снимая пиджак, и накидывает мне его на плечи. Пиджак теплый, тяжелый и пахнет Нэшем, одеколоном или мылом, которым тот пользуется. Признаю, какой-нибудь Армани или другой воображаемый дизайнер мог бы назвать этот запах вкусным. От него у меня рот наполняется слюной. – Так лучше? – Нэш обхватывает меня руками, как будто хочет удостовериться, что мне не холодно. Конечно, я не стану жаловаться. Даже если вспотею – не стану.

– Так намного лучше, спасибо тебе.

Мы долго стоим молча, мне даже становится не по себе. Но как только я напрягаю мозги – что бы такое сказать, – начинает говорить Нэш.

И бросает этакую милую бомбочку.