Дети мира

Мишев Георгий

Мутто Одетте

Бейтс Герберт

Бедё Иштван

Тхиен Ван

Ты Фан

Баумерт Герхард

Джойс Питер

Шанкар

Дильмагани Моваххед

Болдрини Джулиана

Сок Ли Дон

Алонсо Дора

Зобель Жозеф

Гаадамба М.

Вестли Анне-Катрине

Касми Ахмед Надим

Уанай Хулиан

Гродзеньская Стефания

Кэлдэрару Э.

Мошковский Анатолий

Батров Александр

Вангели Спиридон

Тоноян Камари

Абу-Бакар Ахмедхан

Макклоски Роберт

Эрдинч Фахри

Коканда Виолетта

Пайле Ю.

Шикула Винцент

Царич Воя

Поповски Глигор

Бренкова Кристина

Пэйтон Алан

Суги Микико

#img047.jpg

МАРТИНИКА

 

 

МАРТИНИКА.

Владение Франции («Заморский департамент») в Вест-Индии в Карибском море, расположено на острове, входящем в состав архипелага Малые Антильские острова.

Территория — 1000 кв. км.

Население — 327 тыс. жителей.

Административный центр — Фор-де-Франс (66 тыс. жит.).

 

Жозеф Зобель

БУКВАРЬ

Перевела с французского Т. Иванова.

Рис. Г. Калиновского.

два увидел Аристид первые дома, усталость с него как рукой сняло. Радость нахлынула и заклокотала в его маленьком сердце, слишком хрупком для таких волнений.

Уже в который раз Теодамиза объявила:

— Мы пришли, сынок.

Но на этот раз Аристид ей поверил: неподалеку люди мыли ноги в реке и потом, опираясь на перила моста, обувались в городские туфли. Мужчины опускали подвернутые штаны, надевали шляпы. А раз так — может быть, и правда, что здесь уже городская окраина.

Около моста Теодамиза остановилась. Она сказала:

— Добрый день, мсье-дам! — и поставила на землю корзину, которую несла на голове.

Аристид тоже поздоровался и стал осматриваться вокруг.

Он увидел вьючных ослов: одни мирно паслись возле парапета, другие упрямо продолжали путь, не слушая окриков хозяев.

Рядом со взрослыми было много девочек и мальчиков.

И конечно, и там, и тут стояли торговки — как сторожа у своих тяжелых корзин с овощами и фруктами.

Теодамиза расположилась на камне у самой воды. Мокрой ладонью она вытерла щеки, руки, ноги своего сына. Потом умылась сама.

Поднялись на берег.

Теодамиза постелила край своего мадраса на землю, посадила на него Аристида и обула его ноги в сандалии. После этого поставила сынишку на дорогу, поправила воротник его белой рубашки, отогнула поля соломенной шляпы и, намочив подол, протерла сыну уши.

У Аристида было матово-черное, как у матери, личико. Он и всегда-то выглядел неплохо. А теперь стал просто красавчиком.

Потом Теодамиза размотала свой головной платок и завязала его поизящнее. Она потянула вниз юбку, чтобы разгладить складки, опоясала бедра другим платком, сложенным треугольником. Оглядела себя. Да, туфель у нее нет, но это не так страшно. Да, розовое платье выгорело, но выглажено и опрятно.

Довольная своей внешностью, Теодамиза подняла корзину и сказала сыну:

— Пошли!

Топот грубых мужских башмаков, стук копыт, голоса женщин возбуждали мальчика и почему-то приводили его в восторг. А когда зазвонили к мессе, Аристид подумал: «Здоровые, наверно, колокола, раз их слышно так далеко».

Теодамиза хотела прослушать всю мессу, стоя на паперти церкви, но во время проповеди Аристид зевал и вертелся, нетерпеливо тянул мать за юбку, морщился и каждую минуту спрашивал:

— Когда же ты пойдешь покупать книгу?

Она и сама торопилась, но приходилось ждать конца мессы, чтобы получить благословение. Вот она и стояла, одергивая и успокаивая мальчика, а сразу же после окончания службы, достала кошелек, протиснулась вперед и, беззвучно шевеля губами, опустила бронзовую монетку в «копилку грешных душ». Наконец, перекрестившись несколько раз, она направилась к выходу.

— Теперь за книгой, да, мама?

— Да, сыночек.

Сердце Аристида запрыгало так, что не заметил он ни роскошных машин креолов, стоявших возле церкви, ни памятника погибшим, ни высоких домов, ни бетонной девы Марии, ни разноцветных шаров у входа в аптеку — одного розового, другого красного, ни детей в лаковых туфельках и матросских костюмчиках, ни продавцов сластей, а ведь в другое время все это наверняка вызвало бы его восхищение.

Сейчас Аристиду было не до этого. Глаза его искали только дом — да не дом: магазин! — с книгами, книжную лавку. А Теодамиза, стыдясь показать, что она не здешняя, не хотела спрашивать, где эта лавка находится. Предпочитала искать сама, а это оказалось не так-то просто.

Но вот она вспомнила, что видела, как книги продавались прямо на базаре. Она взяла да вошла в первый же магазин и вежливо спросила, нет ли у них книг для маленьких детей семи лет.

— Нет, мадам, — ответила барышня и любезно добавила: — Идите по этой улице до первого угла, там свернете направо и спросите магазин мосье Жовиля. Дом с навесом.

Теодамиза поблагодарила за разъяснение и вышла. Она увидела навес, блестевший на солнце. Аристид даже попробовал прочитать матери по складам вывеску — белые буквы на голубой эмали.

Но теперь Теодамиза не обратила на него внимания: она доставала из-за пояса кошелек. Из кошелька вытащила маленькую плоскую металлическую коробочку, осторожно открыла ее и проверила содержимое. Там лежал клочок бумаги, на котором учительница написала ей название книги, имя автора, для какого класса — все. Оставалось только подать листок продавцу. Она уже показывала его в лавке мадам Мак, справляясь о цене, но там учебники кончились.

В бумажку были завернуты деньги — два билета по пять франков. Именно их раньше не хватало Теодамизе, а то бы она давно купила малышу книгу.

Каждую неделю все большее число учеников появлялось в школе с новыми учебниками, а Аристид оставался среди тех, у кого не было книги.

Он не мог заниматься чтением — сосед его, жалея свою хрестоматию, не желал раскрывать ее так, чтобы ему было видно. А учительница не давала ему покоя: «Скажи маме, чтобы обязательно купила тебе учебник…»

На прошлой неделе Аристид отговорился тем, что у мадам Мак кончились книги, но другие ученики закричали:

— А мне папа купил в городе!

— А мою купили у Ламантена!

И Аристид почувствовал себя униженным и опозоренным.

Один лишь Кристиан, добрый человек, дал Аристиду посмотреть свою книжку во время перемены. Но тоже с предосторожностями — он сам так осторожно держал книгу и переворачивал ее страницы, чтобы она не раскрывалась чересчур широко. И все-таки Аристиду удалось рассмотреть цветные картинки и вдохнуть запах свежей краски, насладиться матовым блеском бумаги.

Подумать только, какое счастье: скоро, совсем скоро он сам будет обладателем всего этого великолепия!

И вот долгожданный день настал. Накануне вечером Теодамиза, не сумев выкроить ничего из восьми франков своего жалованья, отнесла одной знакомой городской даме свои сережки в залог за десять франков.

Теперь она достала две ассигнации и зажала их в ладони. Записку учительницы взяла осторожно, двумя пальцами и, набравшись храбрости, вошла в магазин.

Среди гомона покупателей и звука раздираемой материи радость Аристида погасла. Продавщицы суетились и говорили ненатурально вежливыми голосами:

— Спасибо, получите восемнадцать франков, пожалуйста… Что вам угодно, мадам?

— Книгу для детей, — ответила Теодамиза.

Слегка поклонившись, она протянула записку.

Продавщица кивнула головой:

— Букварь Ланглуа для первого класса? Есть, мадам.

— Не будете ли вы так любезны показать мне его, если можно, мадемуазель, — сказала Теодамиза как можно любезнее.

Продавщица направилась к шкафу в глубине зала.

Как только она вернулась с зеленой книжечкой в руках, Аристид подпрыгнул и закричал:

— Это она, мама! Она! Я вижу по обложке!

Теодамиза взяла книжечку, открыла ее. Аристид встал на цыпочки и потянул мать за рукав:

— Та самая, мама! В книге у Кристиана такой же портрет.

Теодамиза разжала ладонь с деньгами и спросила:

— Сколько с меня, мадемуазель?

— Двенадцать франков пятьдесят, мадам.

Она подняла руку к прическе, в которую был воткнут карандаш.

Теодамиза похолодела, но, взяв себя в руки, спросила:

— Это ваша последняя цена, мадемуазель?

— Да, мадам, последняя.

— Сделайте мне, пожалуйста, небольшую скидку, мне так не повезло. Я пришла с малышом из Петибурга. Мы вышли в четыре часа утра…

— Нельзя, мадам. Цена твердая, она указана на обложке. Разве вы не видите?

Она показала уголок переплета с цифрами.

Теодамиза молчала, не сводя глаз с книги, которую она все еще держала в руках.

Аристид, видя, что она молчит, потянул ее за юбку.

— Возьмем ее все равно, а, мама?

— Что же вы решили, мадам? — произнесла продавщица.

— Я прошу маленькой скидки! Пожалуйста, барышня, миленькая! — повторила женщина умоляюще, слабым голосом. — Не можете ли вы отдать мне ее за десять франков? Это было бы по-божески…

Но продавщица, которую в эту минуту кто-то окликнул, забрала у нее книгу и удалилась, постукивая острыми каблучками и изящно покачиваясь на ходу.

Тогда Аристид закричал так громко, что переполошил всех кругом, и, вцепившись в руку матери, направившейся прочь из магазина, повторял, всхлипывая:

— Купи ее, купи, купи! Все равно купи! Ма-а-ма! Купи!

Мать что-то говорила ему, склоняясь к его уху. Но он и слышать ничего не хотел. Теодамиза чувствовала себя разбитой, как мягкий плод хлебного дерева, упавший на землю.

Рыдания ребенка разрывали ей сердце и унижали ее в глазах посторонних.

— Мама, купи, купи все равно!

Он не переставал кричать и на улице.

Вконец расстроенная Теодамиза потащила сына из города и, когда дома остались позади, упала на обочину дороги и зарыдала.

Солнце уже клонилось к закату. Увидев каких-то крестьян, Теодамиза поспешно вытерла слезы и стала успокаивать малыша.

— У мамы не хватило денег, сынок. Надо больше, чем у мамы в коробочке… Мама еще поработает, а в следующее воскресенье мы снова придем. И мама даст тебе два су на леденцы.

Она медленно встала и взяла его за руку.

Они не обедали, и глоток воды у реки приободрил их немного. Аристид снял сандалии. Они свернули с большой дороги и пошли кратчайшим путем через плантации каучука.

Но как только они остались одни, Теодамиза снова заплакала. Ужасная мысль терзала ее: если сыну придется бросить школу, его ждет работа на сахарных плантациях, а это ему не под силу.

Неужели придется отдать сына в отряды «малолетних рабочих», в те самые, где провела детство она сама и все ее братья…

Женщина безутешно рыдала.

А Аристид неожиданно утешился и замолк. Быть может, услышал он в рыданиях матери не только отчаяние, но и протест. И он решительно произнес своим звонким голоском:

— В следующее воскресенье нам обязательно хватит денег!