Я не хотел быть плохим. Я был плохим помимо своей воли. Может, гены прадеда Михаила передались по наследству?

Как-то бабка рассказала историю его похождений.

Михаил был легендарной личностью – «отчаянный разбойник», по словам бабки. Грабил богатых и раздавал отнятое добро беднякам. Ещё в утробе матери находился, а голос его уже был слышан в избе. Жил у мачехи, рос без особого присмотра, воспитывался в вольном духе. А как подрос, стал ездить на заработки в Свияжск, косить луга. Голос имел зычный, за восемь вёрст до соседнего села доносился. Потом с Михаилом случилась тёмная, так и не выясненная история – убил человека. Стал скрываться от властей, подался в разбойники. Долго не могли его поймать. Устроили засаду в доме, где жила его жена Орина. Там он время от времени появлялся. Орина тихая была, смирная, упредить мужа не успела. Михаил силы был необыкновенной. Пять человек не могли с ним сладить. Как вошёл в сени – накинули на него вожжи, подвесили к потолку. Лишившись опоры, он не мог долго сопротивляться. Так и повязали. Плохо жизнь кончил. Утопили его в речке Кубне у деревни Репьёвка.

Скорее всего, прадед в моём поведении не был виновен. Но что тогда заставляло меня совершать разные пакости? Как хочется забыть о них, представить, что это происходило не со мной, а с другим плохим мальчишкой!

Это не я, а другой мальчик вместе с приятелями забрасывает на середину пруда беспомощного пушистого котёнка и кидает в него камни и палки. А я прыгаю в грязный илистый пруд и спасаю бедного котёнка.

Я бесстрашно заступаюсь за майского жука, которого мучают старшие ребята и собираются бросить в костёр. Вырываю его из их рук, выпускаю, и он благодарно шуршит мне крылышками.

Я не хихикаю вместе со всеми над неуклюжестью полноватого Мишки Сажина и не прогоняю его с футбольного поля. В воротах-то он неплохо стоял.

Я не разоряю сорочье гнездо в саду.

Девчонка, безумно нравившаяся мальчику, протянула ему на глазах у приятелей букетик колокольчиков. Боясь насмешек приятелей, он швырнёт цветы в грязь и сделает вид, что не заметил слезинок в красивых глазах девочки и задрожавших вдруг её пальчиков…

Это был не я…

Это был я.

А как я отомстил своему врагу в детстве Вовке Кругину… Я смог подделать почерк приехавшей из города белокурой красавицы Светки, по которой сохли все подростки нашего села. От её имени написал записку и подбросил в окно Кругу. Светка дружила с моей двоюродной сестрой и иногда бывала у нас. Тайком я достал из её сумочки духи и для убедительности надушил ими написанную мной записку почерком Светки. В записке городская красавица приглашала симпатичного Вовочку на тайное свидание в дальний переулок. Такую же записку я подбросил Вовкиному конкуренту Пашке Бледнову. В ней указывалось то же время и то же место… От таких приглашений не отказываются. На другой день они появились на улице с синяками и ссадинами. Нет, меня они не смогли вычислить. Внешне я был тихоней и, как я сейчас понимаю, обладал кое-какими актёрскими способностями. «В тихом омуте черти водятся» – эта бабкина фраза про меня.

Та история показала мне, какую силу может иметь записка. И я задумал подурить всё бедное Подберёзкино.

По утрам за наличниками окон домов, в которых жили мои приятели, стали появляться странные бумажки. В них печатными буквами были написаны распоряжения: «Не выходи сегодня вечером на улицу!», «Сделай конуру для собаки!», «Сложи дрова старой соседке!», «Повесь почтовый ящик!». Чтобы не вызвать подозрений, себе я тоже записку подбросил: «В полночь брось старый валенок через забор!» Неожиданно для меня все приказания неукоснительно выполнялись – ходили слухи, что за ними стоял кто-то могущественный, возможно в село проникла опасная засекреченная банда. Я стал управлять жизнью села и почувствовал себя тайным всесильным владыкой. Пока не появились самозванцы. Авантюра оказалась заразительной – по селу стали разбрасываться записки с нелепыми распоряжениями: «Женись на Катьке Брагиной!», «Приди в полночь на кладбище!», «Положи в дупло напротив дома десять рублей!» Этих приказаний, конечно, никто выполнять уже не желал.

За частное расследование взялся мой приятель Антон Щеглов. Ему даже удалось выйти на мой след. В буквальном смысле. Получив очередную записку: «Выпусти на волю пойманную синичку!» (было у него такое увлечение в то время – заманивать в хитроумную самодельную ловушку птиц), он проследил, куда шли следы на снегу. Пропетляв по улицам и закоулкам, они привели Антоху прямиком к моему дому. В ту ночь я утратил бдительность и разносил записки по свежевыпавшему снегу. Вызвал меня на допрос: «Признавайся, я разоблачил тебя! Следы перед моим окном и следы перед твоим двором совпадают. Вот я зарисовал отпечатки от твоих подшитых валенок…» В ответ я покраснел (надо же! сохранился у меня такой дурацкий пережиток, как стеснительность!) и признался. И именно это признание сбило его с толку. Он вдруг засомневался: «Хотя не похоже на тебя, тихоню…» Эту правдивую версию он быстро отбросил.

Вскоре прошёл слух, что в деревню едет милиционер с розыскной собакой, и записная кампания быстро сошла на нет.

Ощутить силу воздействия написанных слов на реальную жизнь мне довелось и в школе. По литературе нам задали сочинение на свободную тему о весне. Быстро написав обычную ерунду про яркое солнышко, проталины, первую зелень, тёплое дуновение ветерка, я задумался: хотелось необычно и эффектно закончить сочинение. Тогда мне нравилась одноклассница Катька Зайцева, а лучшие сочинения учительница читала вслух перед классом. Надо было произвести на Катьку впечатление, и я отыскал в одной книге классика описание весеннего неба: «…И облака казались белее первого снега и такими лёгкими, что подуй на них, и они разлетятся, будто пух одуванчика». Эта фраза задела литературку: «Надо же, какое точное, образное сравнение…». За сочинение она поставила пять с плюсом. Внимание Катьки было завоевано. Потом я с трудом отвязался от неё. Воображаемое не всегда соответствует реальному.

По поводу плагиата я долго переживал (это одно из моих редких положительных качеств – переживать по пустякам), пока в октябре мне не удалось реабилитироваться. Сочинение об осени я написал с небывалым вдохновением, вставив красочное описание «опускающихся на чёрные, вспаханные под озимые поля ослепительно белых первых снежинок, словно тысячи лёгких парашютиков». Такой фразы я ни в одной книге не встречал. Увидев в конце сочинения красную пятерку с плюсом, я успокоился и больше не вспоминал про списанные у классика облака.

Но была более важная причина, заставившая меня взяться за создание этих записок.

Однажды зимой в сильную пургу я лазил по сугробам в саду. Мне нравилось в непогоду затеряться в его уголках и наблюдать из-под ветвей яблони за буйством природы. Я пробрался в летний дощатый шалаш, увязая по пояс в снегу. Внутри шалаша сохранился едва заметный запах лета, похожий на запах засохшего букета ромашек. На столе лежала старая школьная тетрадь. Оказывается, я оставил её там с лета. Открыв, начал читать свои летние записки. И был поражён! Оказывается, лето, которое я часто вспоминал и которое считал навсегда ушедшим в безвозвратное прошлое, сохранилось, не исчезло бесследно! Благодаря этим поспешным, мимоходом написанным строкам оно вновь ожило передо мной среди снежной зимней бури! Я не ожидал такого волшебства от этих корявых, выцветших буковок.

Я долго сидел тогда в оцепенении, поражённый открытием: моё лето осталось со мной. Значит, если написать о том, что ты не хочешь забыть, не хочешь, чтобы оно исчезло, – оно останется, будет продолжать жить?

И оно станет настоящим для тех, кто будет читать эти записи?

…Моё главное увлечение с детства – древняя история.

Перечитываю историю Восточного похода Александра Македонского. Александр кажется живым человеком. Вот он снова и снова подъезжает на любимом коне Букефале к проливу Геллеспонт, решительно вонзает своё копьё в противоположный берег – там земли вожделенной Азии. Начинается грандиозный, стремительный поход. Граник, Сарды, Исс, Тир, Египет, Сирия, Гавгамелы, Вавилон, Персеполь, Индия… Но сначала Александр посещает Илион – знаменитую Трою. Он ощущает себя вторым Ахиллесом. Приносит жертвы богине Афине, из сокровищ храма берёт щит для будущих сражений. Он приносит искупительную жертву Приаму и возлагает дары на холм, под которым покоится его предок Ахиллес. Любимый с детства друг Александра Гефестион поступает так же на могиле Патрокла. Александр называет Гефестиона именем легендарного друга Ахиллеса. Илиону подарена свобода, город освобождён от всяких налогов. И только после этого Александр возвращается к своему войску. Поступок Александра не имел военного значения. Он ещё находился в плену своих детских мечтаний, в плену гомеровских поэм «Илиада» и «Одиссея». Он так и не выберется из этого туманного плена своих мечтаний.

Множество книг написано об Александре и его походе, но удалось ли кому из авторов подняться до уровня гения Гомера и так же вдохновенно, как знаменитую Троянскую войну, описать поход Александра? Нет. Думаю, что такую поэму написал сам Александр. Он был и автором-сочинителем, и главным героем в одном лице. Его поступки – бросок копья, разрубленный Гордиев узел, факел в Персеполе, смелые, неожиданные действия в бою и многое другое – взлёты творческой фантазии, оказывавшей поразительное воздействие и на его воинов, и на его врагов. Он писал и осуществлял величественную поэму наяву, вдохновлённый гомеровскими поэмами. Великий поэт и великий полководец. До Гавгамел. Гавгамелы, никому неведомая доселе, заброшенная деревушка в ста километрах к северо-западу от города Арбелы на севере Месопотамии, стала бессмертным символом вершины вдохновенного военного и поэтического творчества Александра.

После Гавгамел начался спад, ведший неизбежно к эпилогу. Александр возжелал невозможного: подчинить себе весь мир, преобразовать его по своему творческому замыслу, стать выше всех, выше богов. Этого не дано даже величайшим из смертных…