Воскресенье началось необычно. К нам кто-то пронзительно позвонил в дверь. Не дождался, пока выйдут открывать, и опять: динь! динь! динь!
Мы наперегонки бросились в прихожую.
Васина мама! Лицо перекошенное, сморщенное, на нём какие-то клочья висят.
— А буб-бу-бу! Грум-гум! — поздоровалась она на незнакомом языке.
— Что? Что? Заходите! — приглашают и мама и бабушка.
— Спа…си…те! Го…рит!!
— Где пожар?! Ой, да как это…
Тётя Клава показала обеими руками себе на щёки.
— Редька! И перец не тот купила — жгучий!!
— Намазалась? Обожгла?! Надо яичным белком смазать… — засуетилась бабушка.
— Мазала белком… Ой, не могу!.. Кожу стянуло, как клеем «БФ»!
Бабушка бросилась на кухню, схватила арбуз, резанула ножом.
— Вот… Намажьтесь скоренько!
Вчера купили на базаре, сегодня должны были есть…
Тётя Клава наскребла обеими руками липкой кашицы — и себе на лицо! И ещё, и ещё…
— О-о-о! — стонет облегчённо. Помогло, наверно.
Ещё бы! Такой вкусный, наверно, такой сладкий арбуз! Зрелый, всё красно внутри…
Я и Марина следили глазами за тётиными руками — от арбузных половинок к лицу, снизу — вверх.
И вздыхали…
— О-ох… — стонет Васина мама. — Полдома обежала, спасения не могла найти. Сколько стоит ваш арбуз? Я уплачу..
— Да что вы! — замахали бабушка и мама на тётю Клаву. — Как не помочь, если несчастье у человека.
— Ну, спасибо вам… Ой, побегу смывать! Сегодня и спать не буду ложиться. Мой артист ещё слов всех не знает, будем зубрить.
— А мы сейчас пойдём занавес вешать, — забеспокоилась бабушка. — Шили до полуночи.
Я знал, что шили занавес для театра бабушка и Галка со своей мамой на квартире у Галки. Домоуправление поздно на занавес отпустило деньги, и нужный материал купили только вчера. Левон Иванович хотел показывать спектакль вообще без занавеса. Но что это за театр, если сцена без занавеса? И в кукольном театре нужен занавес с двух сторон, впритык к ширме. Иначе, где спрячется артист до выхода или после выхода на сцену?
Ушла тётя Клава, ушла и бабушка к Галке. Хотела бежать за ней и Марина, но мама не пустила.
— Посиди, скоро со мной пойдёшь. Сейчас проверим, как Женя слова знает. А ну, давай сюда листки!
И такой экзамен мне устроила!
— И ты ещё не знаешь, сбиваешься! Хочешь, чтоб на меня люди пальцами показывали: «Это ваш сын?» Хочешь, чтоб я сгорела от стыда?
— Пальцем показывать на человека некультурно! — заметила Марина.
— Я не могу тараторить без передышки! Это не стихотворение. Подавай мне реплики, тогда всё скажу.
— Какие ещё реплики?
— Слова, которые передо мной другие куклы говорят.
— Откуда мне их знать? Здесь чужие не записаны.
Сдалась мама, бросила меня экзаменовать.
И чего они всполошились? И моя мама и Васина… У нас и так поджилки трясутся…
Я выбежал во двор. Павлуша и Серёжа преспокойно гоняют мяч. Васи и Жоры не видно… У дверей дома номер шесть толпятся малыши. Рядком стоят совсем крохотные стульчики и табуретки. Видимо, из детского сада или ясель взяли. В дверях подъезда торчат Валерины сестра и брат — Алёнка и Саша. Стоят напротив друг друга и сплёвывают в горсточки кожуру чёрных семечек. Культурные — ужас! Саша изредка покрикивает на малышей контролёрским голосом:
— Не напир-рать! Стать по очереди!
Но никто не напирал. А в очереди стояли только стульчики и табуретки. Дети играли на асфальте в догонялки и «кошки-мышки» и вопили на разные голоса.
Что принесли стульчики, это хорошо. Только почему так рано? Ведь ещё и двенадцати нет…
— Ты куда? — Саша упёрся ногой в стояк двери, прижав платье Алёны. — Приказано никого не впускать!
— Это Женя из нашего дома. Он — артист! — сказала Алёнка и выдернула платье из-под Сашиной ноги.
— Много тут всяких бродит… — проворчал Саша, опуская ногу-шлагбаум.
Иван Иванович номер два!
Я толкнул Сашу в грудь и пролез между ними. Меня — и не пускать?! Да кто он такой? Без году неделя, как приехал, а уже распоряжается. Видали мы таких командиров!
Коридор… Справа — глухая стена, в левой — две двери. Обе ведут в пионерскую комнату, только первая в зал, а вторая — на сцену. Я потихоньку приоткрыл первую дверь.
Бабушка, Галка со своей мамой и Любовь Васильевна не занавес цепляли, а… танец разучивали! Кадриль!
— А теперь угловые пары по очереди, крест-накрест, меняются кавалерами! — командовала бабушка. — Сходятся на середине квадрата, топают друг на дружку ногами… Та-а-ак!.. Ударяют правыми ладонями над головой… Хлопни по моей руке, Галка! Взбрыкивают одновременно левыми ногами… Смелее ногой брыкай, Галка! Кружись вокруг меня, а я вокруг тебя…
«Кавалер»-бабушка и «кавалер»-Галка топают друг на дружку, как козы, стукаются ладонями над головой, «взбрыкивают» и кружатся. Тётя Люба и Галкина мама приплясывают на месте, уперев руки в бока.
— Надо, чтоб четыре пары было… Или восемь… — говорит бабушка. — Обменя-а-ались кавалерами! Танцуем все по кругу, как в польке… Ля-ли-ля… Ля-ля-ли…
Дверь у меня неожиданно заскрипела. Галка взвизгнула с перепугу, присела — потом прыг на сцену! И все разошлись, застыдились.
— Ну что же вы? Это наш Женя! — протягивала к тёте Любе и Галкиной маме руки бабушка. — Идёмте, ещё четыре фигуры покажу. Красивые очень… Ты, Галка, ни одного танца не знаешь. Видела, как танцуете: что ни играют — подпрыгиваете на месте, кривляетесь…
Галка со сцены не сходила, быстренько совала в петли занавеса проволоку. Ей стали помогать мама и тётя Люба.
Под окном засигналила машина, послышались знакомые голоса. Я бросился во двор, там интереснее.
Женя Гаркавый стоял в кузове грузовика и подавал вниз, в руки Валерию, длинные скамьи.
— Расставлять будете по росту! — распоряжался Левон Иванович. — Сзади поставите, а впереди пусть на стульчиках садятся… — Он заглянул в кабину грузовика, подал шофёру бумажку. — Директору поклон и вот — расписка. Пусть не беспокоится, всё будет в целости и сохранности. Стойте, стойте! Не несите сразу в зал! — закричал он на малышей, что вцепились, как муравьи, в скамьи. — Надо с них пыль стереть, ножки очистить от земли. Под стеной конторы комбината стояли…
Дете-е-ей собралось! Подбежали и Павлуша с Генкой, Серёжа, появились откуда-то Вася и Жора, из других домов пацаны примчались. Две совсем молоденькие мамы прикатили коляски с сосунками. Неужели и этим, в колясках, интересно будет смотреть кукол? Х-хэ… Соску изо рта не выпускают. Зрители!
Толстая тётка, как будто сестра той, что на рынке в воротах билетики проверяла, пролезла к самой двери, расталкивая взрослых и детей направо-налево.
— Я здесь занимала очередь за женщиной в красном джемпере! На минутку отпросилась отойти… Где она? — И наклонилась ко мне, спросила шёпотом: — Что здесь будут продавать?
Я сказал что. Тётка плюнула под ноги, вылезла, ругаясь, из толпы.
— Не напир-райте! Ещё не пропускаем! Рано ещё, сказано! — надрывался у дверей Саша.
— Товарищи! Товарищи! — уговаривал всех, взрослых и детей, Левон Иванович. — Расходитесь по домам. Спокойно пообедайте, тогда уж приходите, занимайте места! Нельзя ведь работать в таких условиях!
Дядя Левон хотел ещё одну сцену прорепетировать: эрпиды, опять превратившись в шары, стартуют к своему кораблю-спутнику. Танька и Ванька задирают кверху головы, машут ручками и кричат: «До свидания! Не забывайте нас!» Жучок должен скулить и выть от тоски. А я с Серёжей — мы же эрпиды! — зажимаем себе рты и кричим неразборчиво, еле слышно: «А-о-ум!!!» Высоко уже, значит, поднялись…
Все «артековцы» направились в пионерскую комнату, а тёти пошли протирать скамейки. Галку дядя оставил — учиться открывать и закрывать занавес.
А мы репетировали. Жора до сих пор не принёс из дому Жучка и ходил, лаял, подняв кверху голую руку. Левон Иванович не выдержал, прогнал его. Потом порвались нитки, за которые надо было поднимать «на небо» шары-эрпиды. «О господи! Как пережить этот день?!» — Левон Иванович сел на табуретку, схватился за голову. Потом отправил всех на обед, а сам остался с Галкой — будут, наверно, ремонтировать подъёмное приспособление.
Какие мы были чудаки! Хотели всё удержать в тайне до дня «П»! Хотели всё сделать только своими руками!.. А тут и взрослые подключились, и старшеклассники, а всей работы никак не переделать. А может, так и надо было? Может, у дяди Левона такая задумка и была? Чтоб побольше людей втянуть в общее дело…
Прибежал я с обеда, а у двери шестого дома уже никого нет и под окнами нет. Все внутри, из комнаты слышен гул и гам.
Дёрнул ту дверь, через которую идут на сцену.
— Где Жора? — набросились на меня ребята. — Начинать уже пора!
Левон Иванович нервно расхаживал по сцене, сцепив руки за спиной. Вынул стеклянную трубочку с таблетками, вытряс одну — и в рот.
Вдруг зашевелился занавес, под него просунул голову, а потом вполз на четвереньках на сцену Жора. За собой тащил школьный ранец.
— А наро-о-оду! Не пробиться, не протолкаться! Сзади на скамейки с ногами забрались! — восхищался он.
— Молодой человек! Ты меня доведёшь до инфаркта! — помахал у него перед носом пальцем дядя Левон. — По своим местам, быстро.
Галка схватилась за шнур, смотрит на Левона Ивановича: «Уже?» Занавес всколыхнулся и медленно раздвинулся в стороны. Не всю сцену Галка открыла, а только на ширину ширмы. Тром-м! Трем-м! Тринь! — подала голос гитара. Го, так ведь это Валерка! Спрятался в уголке, делает «музыкальное сопровождение». И когда Левон Иванович успел с ним договориться?
Павлуша запел дрожащим голоском:
— Нам не страшен серый волк! Серый волк! Где ты бродишь, гадкий волк? Фью, фью… — Губы у него дрожали, и свист не получался.
Наша Марина и то лучше свистит. А своего Ваньку он вёл хорошо! И пританцовывала кукла, и под кусты заглядывала, и хмыкала — нашла что-то…
Опять Павлуша-Ванька засвистел: где Жучок? А Жора наклонился над ранцем, копошится, никак не вынет собачку. Вдруг и Павлуша разинул рот, и мы разинули: Жора поднял на руке не чёрного Жучка, а рябого, разукрашенного белыми кружочками. Жучка шили как куклу-перчатку, как будто он всё время ходит на задних лапках. Сказка, чего не бывает. А у этой и ноги задние появились, болтаются как привязанные, и хвост завёрнут баранкой на спину. Хвост рыжий и пушистый, как у белки… Может, и бывают собаки с кружочками, но чтоб сам был чёрно-белый, а хвост рыжий — сроду не видел!
Живот Жучка застёгнут на замки-«молнии». Два замка вшиты: от передних лап к пупку и от задних к пупку. Железки, за которые браться, болтаются посреди живота. Ещё одна «молния» пришита сзади — снизу к хвосту. Сейчас сзади было расстёгнуто, и Жора держал Жучка, просунув в него руку.
Левон Иванович сидел на табуретке возле самой ширмы, держал «камень»-шар, на который должен был сесть Ванька. Я стоял рядом наготове — лопнет шар, и надо будет выставлять из-за ширмы Эрпида-один. Вижу, дядя Левон наклоняется, подаётся вперёд, всматривается в Жучка и Жорины проделки и вдруг выпрямляется, стонет.
— Занавес! — шепчет Галке, громко, на весь зал. Хотел, чтоб закрыла, чтоб прекратить представление.
— Шире? Шире нельзя, вы же показывали докуда! — шепчет и Галка. Не поняла!
— А-а-а… — застонал опять Левон Иванович. Шар в его руках пошатнулся, и я поддержал левой рукой. — Текст!
Павлуша вздрогнул, словно проснулся, повёл Ваньку дальше. Хорошо вёл, только дети хохотали даже тогда, когда никакого смеха не предвиделось. Жучок потешал: то оба уха подымал-опускал, то одно топырил кверху, то становился на три лапы, а четвертую поднимал на куст, то пробовал ходить на передних лапах. Жора, как фокусник, дёргал за какие-то нитки и проволоки, засовывал в Жучка то одну руку — снизу и сзади, то сразу две через живот накрест. Одна вертела голову Жучка, другая — зад и хвост. Только забывал Жора, на какой высоте держать руки: то очень высоко подымал собачку, то чересчур низко опускал. Наконец, он надолго опустил Жучка на все четыре ноги. А замок, который под хвостом, не задёрнул до конца — заело, наверно. И в зале начали стонать и визжать от смеха, аплодировать. Хохотали и мы, хоть артисты не должны смеяться, как бы ни было смешно.
Один дядя Левон не хохотал, а всё больше краснел, лицо покрывалось потом. Он тяжело дышал и тряс на Жору кулаком:
— Действие! Текст!
Сдвинулись опять с места. И хорошо всё шло, только один раз из-за Жориных фокусов я забыл слова, и мне подсказал их Левон Иванович. Он всю пьесу знал назубок!
Дошло действие до встречи с медведем. Жора-Жучок поднял на медведя такой лай — хоть затыкай уши! Бросается на него, как Моська на слона, со всех сторон и вдруг — хвать медведя за бок! Зарычал, затряс Жучок головой, зарычал, точно хотел на куски медведя разорвать. Стащил дядю Левона с табуретки. Совсем не по пьесе были эти Жорины штучки. Дядин медведь заревел страшным голосом — рассердился! — подмял под себя собачку, пригнул за ширму.
— Визжи! Вой! — зашипел дядя на Жору.
— А-яй! А-яй! А-яй! — завопил, заскулил Жора.
А дядя в это время отцеплял Жучка от медведя. Пришил, оказывается, Жора к собачьему носу рыболовные крючки!
И всё-таки первое действие закончили под бурные аплодисменты…
Павлуша, как неживой, упал на дядину табуретку, запрокинул голову и закрыл глаза. Белый как мел! Левон Иванович обмахивал его платком, как боксёра на ринге. А Валерий принёс в стакане воды и брызгал на Павлушу, давал ему пить.
Левон Иванович чуть отодвинул занавес, выглянул в зал.
— Товарищи взрослые! Откройте окна, иначе задохнёмся все!
Оставил дядя Левон занавес, а он опять заколыхался, снизу показалась голова тёти Клавы.
— Сынок, почему же ты не выступал? Выкинули тебя? — спросила она громко.
— Ещё буду! — шмыгнул носиком Вася.
— На, подкрепись! — Тётя Клава протянула две пачки мороженого.
Начали второе действие, а Васина Танька шипит, как клубок гадюк, в зале ничего не слышат.
— Звук!!! — надрываются дети.
— Говори: «Собачка, почему ты такая удивительная? Ты не настоящая? Сейчас мы с тобой погуляем, побегаем!» — подсказала ему тётя Клава из зала — голос что гром.
Дети в зале начали хохотать, шикать друг на друга:
— Тише! Тише!
Когда поняли, кого водит на ремешке Танька, закричали:
— Отпусти его, мучителька! Ведьма! Это — Эрпид-два!
Жора и в другом действии фокус выкинул. Встречаются Ванька, Эрпид-один и Жучок с Танькой. Они должны были Таньку немного поругать, и всё! А Жора словчился — трах лапой Жучка по Таньке! Лапа и прицепилась, как кошкина, и она была с крючками! Дёрг, дёрг — тр-р! Вырвал кусок платья Таньки.
— Правильно! Так ей и надо! — вопят в зале.
А в пьесе такого нет, чтоб рвать платье!.. Вася пустил Таньку драться с Жучком (тоже не по пьесе!). Зацепили дом на палке-треножке, зашатался он, как от землетрясения. Дядя Левон наклонился, подскочил к ним, рванул за руки, чтоб куклы опустились вниз. Расцепил их, разнял, дал по щелчку в лоб. Не куклам — Жоре и Васе!
— Дальше! Текст! — зашипел на них.
Дети в зале одурели, наверно, от жары.
— Шайбу! Шайбу! — кричат, как на хоккейном матче.
А к концу на меня икота напала. Слова не могу сказать: ик да ик! Дядя показал Валерке, будто стакан к губам подносит, и тот шмыгнул со сцены. Хорошо, что в пионерской комнате была и эта, вторая дверь! Хорошо, что не надо было пробираться через весь зал!
— Ик! — И эрпид вздрагивает с ног до головы. — Ик! — чуть с ног не падает.
А в зале смех: дети не знают, что эрпид из металла, что он электронный робот и не может икать. Все решили, что так и надо, потому что вскоре эрпиды начали зевать и засыпать, опять превращаться в шары.
Шары поднимали «на небо» не за нитки. Просто Галка нагнулась, зашла за ширму и бросила один наискосок вверх. Потом — второй! А Левон Иванович стоял за занавесом с другой стороны — ловил их. Второго не поймал, потому что шар развалился на две зубчатые половинки, упал на сцену. Но этого зрители не видели. И не слышали, потому что Валерка поставил на пол стакан с водой, схватил гитару и затренькал: др-рон-н! тэ-нн! тинь!..
Конец…
Доиграли!..
Чудо просто, что остались в живых. И хорошо! Больше я артистом — ик! — не буду! Хватит — ик! — с меня…
Занавес закрылся и опять открылся — на всю ширину сцены.
— На поклон! Все на поклон! С куклами! — выгонял нас из углов Левон Иванович.
А в зале и кричат, и ногами топают, и аплодируют:
— Ещё! Ещё! Ещё!
А мы кланяемся, кланяемся — ик! Занавес закрылся, а мы всё кланяемся!..
На сцену взобрались наши мамы, Серёжин и Жорин папы, бабушка с Мариной, и Женя-большой, и дети — лезли пощупать кукол.
— Ой, а мы думали — они живые!
Тесно стало на сцене, не повернуться.
Нас обнимали, тискали, хлопали по плечам. А деревья на треножках, кусты и дома падали, громыхали.
— Осторожнее, товарищи! — спасал декорации Валерий.
— Ну и артисты! Ну и молодцы! И кто бы мог подумать, что в нашем доме такие таланты! — слышалось со всех сторон.
Дядя Левон смущённо улыбался и слегка кланялся каждому, кто хвалил или подходил пожать руку.
— Что вы! Считайте, что провалились! Всё делали не так, как нужно!
Павлуша опять сидел на табуретке, а моя мама щупала у него пульс. По одной щеке его гладила тётя Люба, по другой — Генка:
— Не плать! Не плать!
Тётя Клава вытирала Васе нос, заглядывала в рот — проверяла гланды. Марина совала мне в рот растаявшую шоколадку:
— Вот здесь ещё слижи! Вот здесь!
Сережу папа подбросил вверх, забыл, что стоит на сцене, и Серёжа чуть не прошиб головой потолок — хныкал и почёсывал макушку.
А Жоре папа давал нагоняй:
— Так вот куда подевались мои самые лучшие крючки!
Бабушка вытерла мне перепачканные губы и щёки, мама поцеловала в лоб. Маринка стала на цыпочки, чтоб поцеловать в подбородок, и кричала:
— Не достать! Жека, ты вырос?!
А нос мой задирался от гордости, задирался…
Дети расходились по домам, несли табуретки и стульчики на головах, перед собой, под мышками…
Мы, «артековцы», шли со своими родителями последними. Шли и шатались. Кружились головы — от счастья, от пережитого волнения, от славы… И усталости!
Солнце было на западе, светило нам прямо в глаза. Мы морщились, жмурились, как Муркины котята, которые теперь на квартире у Серёжи. Мы улыбались до ушей, как клоуны в цирке…
Кто его знает, может, я и не брошу этот кукольный театр. Впереди ведь столько интересного!
Из этого дома мы тоже никогда не съедем. Разве есть на свете лучший дом?
А какие чудесные люди-соседи!
И разве есть ещё где-нибудь такой Левон Иванович? Вот, зовёт, кричит что-то вслед…
— Репетиция завтра в семнадцать! Прошу не опаздывать!
Стоит Левон Иванович на крыльце шестого дома, улыбается устало. Простил или не простил он нам сегодняшние грехи? Особенно Жорины…
— Не опозда-а-аем! Придё-о-ом!!!
Содержание
Тренировка, каких свет не видел … 3
Путь далекий до квартиры … 10
«Тигр» + «котёнок» = Полкан … 17
Новосёлы — народ весёлый … 22
«Научи меня летать!» … 31
Мы идём в разведку … 40
Полкан с не своим голосом … 48
Есть ли хвост у боксёра? … 58
Морские котики и морская кошка … 66
Дядя Левон трубит сбор … 74
«Мурашка, тебе не стыдно?» … 82
Кто родился в сорочке … 91
Галка на высоте … 102
Несчастливый червонец … 113
«Лошадиные силы» профессора Дервоеда … 123
«Эрпиды на планете Земля» … 132
«Провалиться на этом месте!» … 141
Я стерегу смерть … 152
Комбинат «Мы сами с усами» … 163
«А может, это сморчок?» … 173
«Раз, два, три — человечек, оживи!» … 185
Этот безумный, безумный день «П» … 192
