Если кто думает, что со двора до дома, до своей квартиры можно дойти быстро, тот ошибается. Он просто не жил в новом доме.

Серёжа, правда, помчался так, будто его хватала за пятки белая лохматая собачонка — есть такая, оказывается, у Галки-девятиклассницы из не нашего подъезда. Они только вчера вселились. А смелая у Галки эта собачонка! Выставит волосатую морду меж прутьев балкона и тявкает на каждого.

— Когда мы жили на старой квартире, я когда хотел, тогда и приходил домой, — похвастался Жора. — У меня был свой ключ… Носил на шнурке, — показал он на шею.

— Ври больше! — сказал Вася. — Кто тебе доверит ключ?

— Вру-у?! — Жора набрал полную грудь воздуха. — Провалиться на этом месте!

Вася не стал его слушать. Сунул голову в подвальное окошко и замер. Потом ещё глубже залез — одни ноги в сандалетах торчат.

— О-о, здесь какие-то глиняные трубы… — выполз он.

Поднял кирпич — и туда. Бух!

И я, и Жора сунули головы по обе стороны Васи. Темно, ничего не видно.

— Сам ты врёшь! — сказал Жора, вставая. — Глиняных не бывает.

— Чтоб и я провалился! — поклялся, как Жора, Вася.

Мы снова залезли в окно. Тьма, хоть за нос хватай!

Жора поднялся, схватил Васю за ноги — дёрг! В подвале сразу посветлело.

И правда: в самом низу у подвальной стены две серые трубы. Толстые, как Жора. И не гладкие, а такие, как будто их наспех лепили руками. Где ударил Васин кирпич, глина отпала, видно что-то лохматое… Или нет — деревянное…

— Трубы не из глины, а из дерева! — сказал Жора.

— А вот не из дерева, а из войлока! — заспорил я.

— Ты что, слепой? Глиняные! — Вася хватался то за мои ноги, то за Жорины.

Мы отбрыкивались, не подпускали его к окошку.

Тогда Вася — раз! — сорвал с моих ног босоножки и щекотнул мне пятки.

— А-а-а! — задёргал я ногами, рванулся вперёд и… кувырк в подвал!

Ойкнул с перепугу Жора… «Ха-ха-ха!» — долетел уже откуда-то издалека довольный Васин смех.

Я грохнулся головой о трубу, в глазах сверкнули зелёно-красные круги… Меня швырнуло через голову — пятками в какие-то доски.

В окошке не видно Жоры, в подвале светло. Ноги мои задраны не на доски, а на дощатую дверь. На ней синей краской выписано «34». На метр влево ещё одна дверь — «33», направо — «35».

«А-а… — понял я. — Это сарайчики, наверное, кладовки…»

В подвале снова потемнело, в окне — шорох. Послышался испуганный, таинственный шёпот Жоры:

— Женя, ты здесь? Эй!.. Я хотел Васю поймать — не догнал…

«Ну да! Поймаешь ты эту ящерицу!» — мелькнуло у меня.

Я молчал и не шевелился. Мне было неплохо лежать. Затылок — на прохладной глиняной трубе, ноги кверху… Красота! Хоть сто лет лежи, лишь бы еду на верёвочке спускали.

В окошке стало совсем темно. Я поднял глаза и увидел над собой испуганное Жоркино лицо. Быстренько зажмурился, затаил дыхание.

— Женька, ты живой? — Голос у Жоры слезливый. Бормочет: — Убился, наверное, не шевелится…

И тогда я жутко застонал:

— О-о-у-ым-м!!!

И пятками в дверь — грох!

— А-яй! — заверещал Жора.

С подоконника посыпался на меня мусор. Я поднялся, протёр глаза. Жоркино «А-яй!» замирало: побежал, наверно, в дом, на четвёртый этаж, в нашу квартиру.

Ну, теперь поднимется тарарам! Примчатся мама, папа, бабушка…

Потрогал шишку на макушке, посмотрел на трубу — от неё отвалилось ещё несколько глиняных черепков. Видны не только войлок и лучины, но и проволока, которой всё это привязано к трубе.

А может, я вылезу?

Стал на трубу, подпрыгнул — не достать до подоконника! Положил ещё Васин кирпич, подпрыгнул… Кирпич вывернулся из-под ноги, больно стукнул по лодыжке.

У меня, видать, в голове всё перевернулось. Иначе зачем мне было бежать не к выходу, а в обратную сторону?

Серая бетонная стена, темень… Левая рука проваливается в пустоту. Ага! Проход между наружной стеной и сарайчиками заворачивает влево… И трубы туда ведут… Бр-р, как здесь страшно!..

Выставил руки перед лицом — и вперёд, вперёд! Справа что-то схватило за рубашку.

— Мам!.. — Голос сразу осип от страха, я рванулся — тр-р-р! Живот щекотнул холодок: здоровенный, видно, вырвал кус из рубашки…

Бежать отсюда… Бежать…

Бум! Нос и лоб обожгло, как огнём… Забыл заслониться руками! По губам потекло что-то тёплое…

Ощупываю руками впереди — ага, ещё одна стена. Ещё один поворот… Ну что ж, повернём ещё раз…

Вдруг как заклокочет у носа, как зашипит: клёш-ш, клёш-ш, клёш-ш-ш! Ноги влипли в землю, волосы стали дыбом, как иголки у ёжика…

Осторожно выставляю перед собою руки — а вдруг кто-нибудь схватит за пальцы?! Слева опять пустота… Который уже это поворот — третий? Или четвёртый? Поверну ещё раз, лишь бы не слышать этого жуткого клёкота…

И только повернул — шум впереди, говор, щенячий лай… И будто мамин голос… Ну да — мамин!

Я замер.

— Нет никого… Мальчик, может, ты перепутал? Может, не в это окно он упал?

Жоркин голос:

— В это! В это! Чтоб мне провалиться!

Опять мамин:

— Женька, ты здесь? Женик!

Потом папин голос:

— Может, очнулся и куда-нибудь отполз?..

Слышится топот ног, все бегут к подъезду. Понятно: будут спускаться в подвал. Надо выбраться раньше! Обязательно раньше… Засмеют потом — заблудился в подвале своего дома!

Выбросил вперёд руку… Ой! В ладонь впился гвоздь…

Пососал ранку, сплюнул. А вправо? Доски… Повернул назад — доски… В западне!

Я без сил опустился на землю…

А шум уже здесь, в подвале, растекается в стороны, охватывает меня кольцом. В моей темнице по доскам ползут золотые полоски света… Где-то жикают фонариком-«жучком», свет пробивается во все щели. В одном месте доска розовеет, как пальцы, если смотреть через них на лампочку.

Совсем близко шорох ног… И какой-то щенок повизгивает… Как попал сюда щенок?

— Ищи, Снежок, ищи! — как будто бы Галкин голос.

А-а, не щенок это… Это её белый лохматый пёсик. Ну и сыщик — хо-хо!.. Любой кот перед ним — тигр…

Над ухом скрежет. Тр-рах!! Кто-то грохнул дверью, как выстрелил.

— Пооткрывали — не пройти…

Жени Гаркавого голос, девятиклассника из нашего подъезда!

Встаю на ноги: «Значит, я в кладовку попал?!»

Потихонечку выхожу… Коридор посреди подвала, по обе стороны двери, двери… В конце коридора на освещённой стене две тёмные фигуры, спинами ко мне. Они держатся за руки. Женя и Галка!.. Женя нажимает фонарик, в коридоре то темнеет, то светлеет. Галка тащит на верёвочке своего Снежка: «Ищи! Ищи!»

Закрываю дверь, она резко взвизгивает. Женя и Галка мгновенно поворачиваются в мою сторону, светят. Я хватаюсь за глаза…

— Вот он! Дядя Иван, сюда! — кричат они.

А Снежок уже вырвался, подкатывается ко мне лохматым белым клубком, тычет холодным носиком мне в ладони.

— Ах ты, Снежище! Ах ты, сыщик! Узнал меня! Раз только видел — и узнал! — глажу я собачку, обнимаю её. Снежок лижет мне лоб, нос…

Меня окружают со всех сторон, тормошат: «Живой!»

Бабушка вытирает мне нос, чмокает в щёки: «Живой!»

Мама щупает руки-ноги, всхлипывает:

— Живой!

Папа тискает мне ладонями голову, поворачивая сюда-туда, словно выбирая самый спелый арбуз:

— Целый и невредимый!

— Какой целый?! Какой невредимый? — всплёскивает мама руками. — На нём живого места нет!

— Женька, это тебе отец голову привинчивал? — выглянул у кого-то из-под руки Жора.

— А ты не заметил? — удивляется Женя Гаркавый. — Ему подменили голову, новую поставили.

Они ведут меня под конвоем к выходу. Я несу на руках Снежка.

— Болит? — Жора подозрительно косится на мою голову.

— А если б ты так нырнул!

— Э, ерунда… Вот я однажды полетел так полетел! У бабушки жил летом, в деревне. Полез на чердак в сарае яйца собирать. А жёрдочка круть под ногой! Я и полетел с верхотуры… Вниз головой! А внизу овцы стояли. Барана в лоб — трах! Насмерть. Овечки с перепугу через загородку — прыг-прыг!

— Насмерть?! У барана же рога… — не верится мне.

— Ну и что? Я твердолобый.

— Ха-ха-ха! — первым не выдержал Женя-большой.

— Не верите? А голова моя в живот провалилась… Лежу — темно, душно, дышать нечем… «Что такое?» — думаю.

— А как же… это… достал? — хлопаю я глазами.

— Запросто! Р-раз за волосы — и вытащил!

И тут начали все хохотать, словно с ума посходили.

Выбирались из подвала — хохотали.

Карабкались в изнеможении по лестнице — хохотали.

И даже в квартире ещё хохотали.

Такой со всеми припадок случился.