И вновь пожаром заполыхало над Москвой бабье лето. В багрец и золото разукрасились ее парки и бульвары. Заалели закаты. Закружилась паутина. Новым блеском просияли маковки старинных церквей. Умиротворением и грустью дышало в неподвижном воздухе остывающее эмалево-голубое небо. Последним теплом согревали беспокойные человеческие души восковые солнечные лучи.

В один из таких проникновенно чудных сентябрьских дней в своей московской квартире самозабвенно, по русскому обыкновению, пил водку одинокий и несчастный немолодой мужчина. Был он основательно небрит и одет чрезвычайно неопрятно. Столь же неопрятно выглядела и его запущенная квартира. И нужно было хорошенько присмотреться, чтобы узнать в этом опустившемся, безнадежно спивающемся человеке бывшего преуспевающего сотрудника престижных фирм, а также неизменного любимца прекрасных дам Константина Сергеевича Квашнина.

А как же открывавшиеся перед ним безоблачно радужные перспективы? Как же пламенная любовь той, которой он безраздельно отдал свое нежное преданное сердце?

Увы — обо всем этом лучше было не спрашивать Константина Сергеевича. Ибо открывшаяся со временем неизбежная правда оказалась на поверку столь неприглядной и прозаичной, что рассказывать об этом было не только тяжело, но и совершенно излишне. Одного взгляда на нынешнее состояние вчерашнего баловня судьбы было, в сущности, вполне довольно, чтобы постичь всю горечь постигшего его разочарования.

В одночасье лишившись работы и многообещающих связей, Константин Сергеевич жил исключительно тем, что постепенно распродавал свои вещи да ежедневно лечил душу единственным подобающим случаю целебным средством. Накануне ему посчастливилось выгодно продать за полцены купленный полгода назад новенький цветной телевизор. Эта удачная сделка сулила Константину Сергеевичу еще неделю-другую спасительного забытья в тиши его опустошенной квартиры, под вечерний звон дребезжащих пустых бутылок.

Нынче поутру, отправляясь по обыкновению в ближайшую «аптеку», куда регулярно наведывались такие же одинокие и несчастные страдальцы, Константин Сергеевич неожиданно вспомнил, что сегодня у его бывшей жены, помнится, был день рождения! Но это случайное открытие не только не порадовало его, а напротив, повергло в еще большее уныние.

Вернувшись домой с двумя бутылками водки, дешевым батоном и скудным довеском вареной колбасы, он невольно взялся за старые семейные фотоальбомы, куда давненько не заглядывал, и всецело предался ностальгическим воспоминаниям.

Неужели когда-то у него действительно была молодая красивая жена, любимая дочь, скромная семейная жизнь, для сохранения которой он сделал так непростительно мало. Более того: безоглядно разрушил все своими собственными руками! Поистине, если бы не эти трогательные семейные фотографии, Константин Сергеевич мог бы решить, что все это был сон. Чудесный и обманчивый, как само неуловимое счастье.

Потом он взялся зачем-то любовно перебирать оставшиеся после развода забытые Настины вещи, с умильной улыбкой разглядывал их, роняя скупые пьяные слезы.

Внезапно в дальнем углу захламленного платяного шкафа Константин Сергеевич с удивлением обнаружил завернутый в пожелтевшую газету высохший букет цветов. Кажется, когда-то это были розы. Тот самый загадочный букет, который Настя привезла из своего заграничного путешествия. Не приходилось сомневаться, что теперь он так никогда и не узнает: кто же ей эти цветы подарил. А впрочем — не все ли равно…

Пыльный и колючий высохший букет скорее походил на веник. И чтобы не поранить руки, лучше всего было просто оставить его в газете и сунуть в мусорное ведро. Но вместо этого Константин Сергеевич невесть почему вдруг наполнил водой чудом уцелевшую цветочную вазу и бережно опустил туда свою находку.

И произошло необыкновенное! Прежде чем рассыпаться в прах, хрупкие почерневшие бутоны, казалось, на мгновение ожили. И по квартире явственно разлился их нежный, сладостно тонкий аромат…

Потрясенный до глубины души, Константин Сергеевич долго неподвижно сидел на кухне перед мертвым букетом, не зная, верить ли в то, что совершилось только что у него на глазах. С краем наполнив давно не мытый стакан, он нетерпеливо выпил. И задумчиво качая головой, произнес с туманной улыбкой:

— Да… Это какое-то невозможное… Просто исключительное чудо!