1

В отличие от других, он не был ночным охотником.

Когда-то, давным-давно, когда он ещё не знал о себе всего того, что знает сейчас, Птунис так же, как и все, охотился по ночам. Он вынужден был так делать, чтобы не попадаться на глаза филиям. Вынужден был бояться и прятаться. Он так же, как и все, боялся встречи с повелителями глубин.

Но встреча всё-таки произошла. И после неё Птунис перестал бояться. Теперь-то он понимал, что всегда лучше встретиться со своим страхом лицом к лицу. И тогда что-то произойдёт. Обязательно. Что-то изменится. Или с тобой, или с твоим отношением к своему страху, или с самим страхом. В его случае изменилось всё.

Все эти годы он тщательно скрывал то знание, которое он открыл, предчувствуя, что это поможет ему в будущем. И никто в колонии не знал о его способностях. За исключением Седониса.

Седонис был его лучшим другом, но и тот узнал обо всём совершенно случайно. В тот раз у Птуниса просто не было выбора. Либо он продолжает скрывать свои способности, либо его лучшего друга не станет.

Конечно, он пытался сделать всё аккуратно, и вроде бы ему это удалось. Но с филиями всегда нужно быть начеку. Никогда не знаешь, чего от них ожидать. Слишком уж пугающими были их возможности. И он очень не хотел, чтобы они узнали о нём.

Но в то же время Птунис никогда не жалел, что открылся Седонису и рассказал другу о своих планах. Тот рьяно принялся ему помогать. В результате именно Седонис наткнулся на то самое место, и теперь Птунис плыл, чтобы проверить, то ли это, что он так давно искал.

Океанское дно медленно двигалось ему навстречу. Птунис любил эти моменты, когда ему приходилось выходить из колонии и плыть либо на охоту, либо по другим своим делам. Большинство колонистов не любили покидать Ружаш, потому что они боялись филий. С Птунисом же всё было по-другому. Наверное, поэтому, его и считали в Ружаш кем-то вроде сумасшедшего. Нет, пожалуй, не так. Его считали безрассудным и бесшабашным человеком, которому почему-то всегда везёт. Хотя при этом никто не отказывал ему в уме и смелости.

В свои двадцать с небольшим он был самым лучшим охотником колонии. А также основным исследователем прилежащих к колонии территорий. Он прекрасно знал всю местность вокруг колонии в радиусе десяти километров. И довольно неплохо представлял, что находится примерно в радиусе ста. И это всё благодаря тому, что он мог спокойно, вернее, почти спокойно, передвигаться в океане днём.

Часто он задумывался над этим. Что было бы, если бы все колонисты могли спокойно охотиться и плавать при дневном свете? Какие бы территории они смогли исследовать и освоить? Не говоря уже о том, что при этом, естественно, должен был бы отсутствовать страх перед рыбами. Тот самый страх, который присутствовал у каждого колониста всю его жизнь. Который сдерживал людей в их исследованиях и заставлял всё время жаться ближе к колонии.

Ведь каждый колонист с детства знал, что при появлении филии надо всегда бежать. Бросать всё и всех и уплывать без оглядки. Каждому человеку хотя бы раз в жизни являлись филии. И каждый до смерти боялся их. И ненавидел.

Птунис знал из записей, сохранившихся в Ружаш, что все колонии стали строить задолго до гибели цивилизации. Как будто предки предчувствовали катастрофу. Знали о том, что их ожидает. Знали, но ничего не сделали, для того чтобы это предотвратить. За это Птунис их иногда ненавидел.

Хотя, что греха таить, он был одним из немногих в Ружаш, кто больше любил находиться в воде, чем на территории колонии. В замкнутом пространстве, огороженном металлической оболочкой и со всех сторон окружённом толщей воды, Птунис чувствовал себя запертым. А в воде — раскрепощённым и свободным. За это своих далёких предков он любил. За то, что они подарили ему океан. Двойственность его чувств никогда не волновала Птуниса. Это было как две стороны металлических кружков, сохранившихся на одном из кораблей в большом количестве. Одна сторона ему могла нравиться, обратная — нет. И это было нормально.

Но двойственных чувств к филиям он не испытывал никогда. Их любить было нельзя. Невзирая на то что при первом взгляде на них они вызывали исключительно симпатию. И даже больше — почти восхищение. Настолько они были красивы и грациозны. Но потом приходило понимание того, что на самом деле эти создания несут лишь ужас и смерть.

Многие называли их тварями. Некоторые, желая как-то унизить, — рыбами. Хотя рыбами те не были, хотя бы потому, что у них отсутствовали жабры. Птунис же звал их просто филиями. Они были для него враги. И он должен был их уничтожить. Чтобы у людей не осталось страха, постоянно довлеющего над ними. Чтобы они могли спокойно жить, строить новое общество и на своей обновлённой планете создавать свою новую цивилизацию.

Когда-то это было его мечтой. Потом стало его целью. И воплощать её в жизнь он начал давно.

Птунис уже не помнил, когда он сделал первый шаг к достижению этой цели. Может быть, тогда, когда впервые встретился с филией и ощутил свои способности, которые поначалу показались ему пугающими. А может быть, когда он залез в архив Ружаш и обнаружил старые карты, составленные ещё до катастрофы. А может, всё было гораздо проще, и первый шаг был сделан, когда он научился читать.

Ведь очень немногие колонисты умели читать. Слишком тяжёлой была жизнь в колониях, и в своём большинстве люди были сосредоточены на выживании. Какое уж там чтение! Но родители Птуниса сами были образованными людьми и хотели, чтобы их дети выросли такими же. Птунис читал уже в три года. Его сестра Ароша, которая была на пять лет младше, также освоила грамоту в этом возрасте.

Птунис вспомнил о своих родителях, и у него потеплело в груди. Он всегда с радостью думал о них, хотя их обоих уже давно не было вместе с ним. Отец погиб на охоте, повстречав дикого кула, когда Ароша была ещё совсем маленькой. Но его хоть нашли. А вот мать — нет. Она бесследно исчезла после того, как побывала по делам в одной из близлежащих колоний. Исчезли также двое её сопровождающих и их кулы.

Здесь всё было понятно: они встретились с филиями. Только филии не оставляли следов. Лишь после встречи с ними люди исчезали абсолютно бесследно. Что ж, такова была дань, которую колонисты платили океану. По статистике, которую вёл Совет Ружаш, средний возраст жизни колониста слегка превышал тридцать лет. Хотя люди могли жить, как минимум, в два раза больше. Эти цифры Птунис тоже хотел исправить. И довольно сильно.

Его родная Ружаш была самой крупной колонией из всех ему известных. А всего их было четырнадцать. Птунис часто задумывался над тем, что могли ведь быть и другие колонии, в других частях океана. Но, так как их приборы связи имели определённый радиус действия, известный им мир ограничивался этими четырнадцатью колониями. Но и этого для многих колонистов было достаточно. Ведь редко кто из них бывал в другой колонии: сказывался тот же страх перед филиями. А вот Птунис был в пяти. И во всех у него были друзья.

Как человек, умеющий читать, Птунис имел доступ к архиву колонии. Он читал очень много. Бывало, запирался там на целый день. Даже просматривал технические тексты. И хотя он не был специалистом, всё же понятие о механизмах имел. Не зря же его мать была одним из ведущих инженеров колонии. Она и пропала-то именно тогда, когда транспортировала с собой какой-то важный документ.

Именно в архиве Птунис и наткнулся на карты. На них самым тщательным образом было отмечено океанское дно гигантского района, на котором располагались все известные колонии. А заодно и прилегающие к ним территории.

Когда Птунис доложил о своей находке Совету Ружаш и предложил исследовать места, помеченные значками, особого энтузиазма это у Совета не вызвало. Хотя иного Птунис и не ожидал. На этом же Совете он объявил о своём решении лично заняться разведкой территорий. После чего все облегчённо вздохнули, а они с Седонисом начали готовиться к длительным выходам в океан.

Вскоре их знания об окружающем мире сильно изменились. В местах, помеченных на картах значками, они нередко обнаруживали корабли с различным грузом. Но гораздо чаще в этих местах они находили разрушенные и полуразрушенные здания.

Птунис знал о прошлом своей планеты. Знал он и то, что до катастрофы примерно треть планеты была сушей. А после неё суши не осталось. Совсем. Теперь всю планету покрывала вода. Поэтому называть её Землёй было бы просто издевательством. Давным-давно один из колонистов придумал для обновлённой планеты другое название, которое успешно прижилось: Поверхность.

Поэтому он совсем не удивлялся, когда они натыкались на такие здания. Возможно, здесь тоже когда-то была суша. После катастрофы она опустилась под воду, а некоторые корабли — уже после этого — затонули. Это было логично.

Гораздо больше Птуниса заинтересовало вот что: если всё обстояло на самом деле так, как он думал, то тогда предки строили колонии, в которых они сейчас жили, именно на суше. То есть они предполагали, что людям придётся уйти под воду, и заранее готовились к этому. Готовились, но саму планету не спасали. В такие моменты Птунис опять начинал их ненавидеть.

У него уже был большой список, в котором было отмечено, что и в каких местах находилось. Отмечал он, естественно, то, что ещё не было испорчено за долгие годы, прошедшие после катастрофы. И этот список внушал ему оптимизм, особенно когда Птунис думал о своей цели.

Несколько дней назад Седонис вернулся с охоты и рассказал ему, что он нашёл несколько разрушенных зданий. Они были расположены под одной из подводных скал, и их трудно было обнаружить.

Птунис выругался про себя. Он-то думал, что этот район знает досконально. А оказалось, что нет. Как и другие, он просто ни разу не удосужился проверить ту скалу. Спуск там был трудным, и находилась скала довольно далеко. Поэтому там никто из колонистов и не появлялся. В том числе и Птунис. И, как оказалось, напрасно.

В тот день Седонис не провёл разведку обнаруженных им зданий, потому что рядом показались филии. Хуже того, похоже, они были с сатком. Его друг еле успел унести оттуда ноги. Теперь Птунис решил сам исследовать это место.

Он плыл, внимательно вглядываясь в окружающее пространство. Фиксируя все тени, которые мелькали даже на периферии зрения. И каждый миг ожидая появления филий. Но пока всё было спокойно.

Думая о своих врагах, он, помимо воли, в мыслях возвращался к самой первой встреченной им филии. Птунис тогда был юн и неопытен. Ему всего-то было лет двенадцать. Поэтому во время столкновения не только он догадался о своих возможностях, но и филия догадалась о них. Догадалась и пришла в ужас.

После этого прошло почти десять лет. Птунис стал старше, умнее и гораздо опытнее. И понятно почему. Ведь по статистике Совета Ружаш он уже прожил две трети своей жизни и по праву мог называться, если не старожилом, то уж ветераном точно. И все эти десять лет он прожил спокойно. Ведь о его способностях так никто и не узнал.

Та самая, впервые встреченная им филия ничего не сообщила о нём своим сородичам. Потому что в тот памятный день он её убил. И этим самым открыл длинный список своих мёртвых врагов.

 

2

Он, наконец, прибыл. Вот она, та самая скала. Неудивительно, что к её подножию никто не спускался. Рядом с ней никогда не встречается рыба, и колонистам просто нечего здесь делать. Птунис когда-то обследовал эти места, но вскользь, а Седонис сказал, что нужно быть очень внимательным, иначе можно не заметить спуск.

Птунис медленно поплыл вперёд, вдоль теневой стороны, внимательно разглядывая склон. Ага, вот оно! Он заметил неширокую трещину, идущую на расстоянии порядка десяти метров, затем сужающуюся и наконец исчезающую совсем. Да, если не знать, где искать, обнаружить это место невозможно, он был в этом уверен.

Надо спускаться. Птунис проверил свой фонарик и осторожно погрузился в пролом. Несмотря на его опасения, видимость всё-таки была, хотя, конечно, довольно скудная. Изредка подсвечивая себе фонариком, Птунис опускался вниз.

Вначале ничего не было видно, кроме взвешенных в воде частиц. Но он был терпелив, потому что знал, что скала не очень высокая. Действительно, вскоре показалось дно. Птунис опустился, а затем начал медленное, но планомерное обследование территории.

Когда он закончил, разочарование его было сильным. Судя по всему, его теория о том, что это место когда-то было сушей, верна. А эта скала в то время была огромным зданием, уступающим, правда, по размерам его колонии. Скорее всего, здание было предназначено для хранения разных вещей, но в основном продуктов. По прошествии стольких лет от них, конечно, ничего не осталось. Других полезных для колонистов вещей, он, к сожалению, не обнаружил.

Ну что ж, ничего не поделаешь. Он всегда надеялся, что в этот-то раз ему уж точно повезёт, и он обнаружит нечто, что позволит ему справиться с филиями. Но, как видно, этот счастливый миг ещё пока не наступил.

Птунис сделал последний круг вдоль стены, как вдруг на одном из щитов, прикреплённых к ней, заметил гарпун. Заинтригованный, он подплыл поближе. Взглянув наверх, Птунис прочёл надпись, сделанную большими буквами, от которой сердце его забилось сильнее: «Подводное оружие».

Но, к его удивлению, кроме гарпунов различных типов, больше он ничего на щите не заметил. Тогда Птунис решил осмотреть дно в радиусе десятка метров. И правильно сделал. Именно на дне они все и лежали: «резинки», пневматики и другие ружья неизвестной ему конструкции.

Он осмотрел оружие, и его глаза под маской заблестели. Почти всё было в приличном состоянии. Пневматики он раздаст, а «резинки» (так они называли резиновые ружья) ему и самому пригодятся. У них лучше дальность, чем у пневматических ружей. К сожалению, отсутствие у колонистов запасных частей, а именно резинового жгута, свело их использование — в данное время — к нулю.

Были здесь и незнакомые ему ружья. Но их объединяло кое-что общее: заряд. Все они стреляли стрелами, или, по-другому, гарпунами.

Птунис аккуратно собрал все ружья и покачал головой. Ими можно было вооружить несколько команд охотников. И перенести их возможно лишь за несколько выходов. Сюда, конечно, никто не заглядывает, но лучше не рисковать. Он спрятал оружие в одном месте, завалив его различным хламом. Затем он остановился, подумал и решил поискать немного ещё. На всякий случай.

Ему повезло почти сразу же. Он наткнулся на ещё один щит, лежащий на дне и почти невидимый от нанесённого на него ила. Птунис перевернул шит, который рассыпался у него в руках, и увидел ещё одно незнакомое ружьё. Он взял его в руки, внимательно рассмотрел и… Ему показалось, что даже под водой его руки задрожали. Это определённо было ружьё, но стреляло оно не гарпунами. Это он понял абсолютно точно. Неужели он всё-таки нашёл? После стольких неудачных попыток… и нашёл?

Всё-таки не зря он столько времени провёл в архиве. Однажды ему в руки попал каталог оружия, которым люди пользовались, воюя друг с другом ещё до катастрофы. Это оружие убивало противника на огромном, поражающем воображение расстоянии. Однако применяться оно могло лишь на суше.

Ружьё, которое он держал в руках, было похоже на то сухопутное оружие. Однако оно чем-то неуловимо походило и на подводные ружья. И он готов был поклясться, что это именно так. Птунис поднял голову к тёмной массе воды, давящей на него, и взмолился всем известным ему богам, о которых рассказывал старый Джарис. Пусть это будет то, что ему нужно, о, могучие боги! И тогда мы сможем наконец-то разделаться с этими ненавистными рыбами!

Он надёжно закрепил ружьё к своему костюму, ещё раз окинул взглядом дно старого здания и решительно направился вверх. Чувство направления у него было развито превосходно. Но Птунис на всякий случай посмотрел на гидрометр, закреплённый на его запястье, который имел множество функций. Одной из них было определение направления до заранее выбранной точки. В его случае этой точкой была расщелина, являвшаяся входом в этот склад.

Гидрометр был наследием предков, к которым Птунис испытывал смешанные чувства. Но сам прибор, конечно, был хорош. Он действовал безукоризненно и всегда выручал колонистов, куда бы те ни заплывали. Вместе с гайзерами и агрегатами, позволявшими вырабатывать для колонистов воздух прямо из воды, такие приборы были самыми значительными изобретениями предков. Без них они просто не смогли бы существовать.

Вскоре Птунис поднялся до потолка склада и выплыл через пролом. Затем, держась рядом со скалой, он поплыл в обратном направлении. Когда он наклонял голову вниз, ему было хорошо видно прикреплённое к поясу ружьё. Чувство близкое к восторгу охватило его. Птунис, как в детстве, отставил руку в сторону и поплыл, касаясь во время движения поросшей водорослями скалы. Хотя руки были затянуты в резину, он чувствовал, как морская трава ласкает их.

Теперь, подумал он, всё зависит от Герфиса. Если тот сможет разобраться с этим ружьём, значит, у них появится новое, мощное оружие. Если же нет… Птунис отбросил эти мысли. Герфис обязательно сможет. Он может почти всё. Его как превосходного механика не один раз приглашали в ближние колонии для починки старого оборудования. И он всегда возвращался, выполнив порученную ему работу.

Птунис даже стал мурлыкать себе под нос какую-то незамысловатую мелодию. Он всколыхнул траву, та закачалась, подхваченная движением воды, Птунис засмеялся про себя и ещё раз махнул рукой в сторону скалы. Это было очень неосторожно. Потому что в это время что-то чёрное бросилось на него прямо из камня.

Он успел лишь подставить руку, как её тут же пронзила сильнейшая боль. Зубы его с такой силой впились в загубник, что ему показалось, будто он прокусил его насквозь. Но не менее сильная, чем боль, досада ужалила его прямо в сердце.

Дурак! Вёл себя как последний дурак, и попался как мальчишка! Хотя даже мальчишки знают, как надо вести себя под водой! И знают, что именно в таких вот укромных местах, в узких скальных трещинах могут водиться рены!

Одновременно с этими мыслями Птунис левой рукой выхватил нож и, не теряя времени, вогнал его снизу вверх в шею рены. Злобная тварь задёргалась на клинке, но руку не выпустила. Вода вокруг них стала мутнеть от выпущенной наружу крови.

Птунис обозлился, хотя злиться надо было лишь на себя. Хорошо он, хоть и рефлекторно, подставил под бросок рены правую руку. Если бы она впилась ему в лицо или повредила гайзер или шланг для подачи воздуха, последствия могли бы быть гораздо хуже.

Он ударил рену ещё раз, но проклятая змеюка впилась в него намертво. Рассвирепев, Птунис стал наносить один удар за другим, стараясь бить рядом с головой. Если б была возможность попасть хищнику в глаз, он покончил бы с реной одним ударом. Но хитрая змея такого шанса ему не давала.

Рена была крупной, длиной примерно с него. Длинное то ли змеиное, то ли рыбье тело, сразу переходящее в голову, состоящую, казалось, из одной пасти, утыканной множеством острых зубов. Рена редко нападала на человека, но справиться с ней, если ты уже был ранен, было чрезвычайно трудно.

Победой над таким хищником гордились бы многие колонисты. Но Птуниса сейчас мало волновала охотничья слава. Больше всего он опасался за свою руку. Казалось, что зубы рены сейчас сожмутся и отхватят её. Страх вместе с бешенством почти полностью завладел Птунисом, и он, почти ничего не видя из-за яростной пелены, застилающей глаза, продолжал пронзать шею рены ножом.

Тварь наконец-то сдалась и выпустила его руку. Вода вокруг неё стала мутнеть с потрясающей скоростью. Птунис бросил взгляд на рену. Вокруг её головы зияли устрашающие раны. Он подумал, что нанёс хищнику смертельные ранения, но тварь вдруг развернулась и направилась, хотя и довольно медленно, к своей норе, в которой она пряталась до нападения. Ярость вновь охватила Птуниса. Нет уж, теперь ты никуда не уплывёшь!

Он поднял правую руку. К его радости, она слушалась его, хотя, конечно, хуже, чем ещё несколько минут назад. Птунис слегка замедленным движением выхватил из-за спины пневматик и вытянул в сторону уходящего врага, для страховки положив ружьё на сгиб левой руки. Голова рены уже проникла в нору.

В это время Птунис нажал на курок. Гарпун ударил точно в то место, куда он целил. Рена дёрнулась, но слишком вяло. Видимо, давали о себе знать предыдущие ранения. Держась за верёвку, прикреплённую к стреле, Птунис стал подтягиваться к врагу, в то же время не давая ему полностью скрыться в расщелине. Добравшись до рены, он добил её двумя ударами ножа.

«Если Зуб не появится в ближайшее время, мне уже ничто не поможет, — мрачно подумал он, наблюдая за тем, как кровь через отверстия, проделанные зубами рены, покидает его тело. — И всё тогда будет напрасно».

Он слабел, и очень быстро. Но Зуб как будто дежурил где-то неподалёку. Его мощное тело с сильным хвостом появилось из толщи воды, привлечённое, очевидно, запахом крови. Птунис вытащил неподвижное туловище рены, на треть ушедшее в скалу, вырезал стрелу из туши и оттолкнул мёртвую тварь от себя.

«Ешь», — подал он сигнал.

Кул в два счёта расправился с добычей. Вытащив транспортировочную петлю, Птунис подал знак, и кул развернулся. Птунис набросил петлю на плавник и хотел сделать два хлопка по торсу кула, означающие, что ему надо плыть домой, в колонию. Но тут он понял, что всё это время автоматически действовал левой рукой, потому что правая его почти не слушалась. И сейчас он держался за трос тоже левой рукой. Правая безжизненно висела в воде. Тогда Птунис из последних сил сконцентрировался и послал сигнал прямо в мозг кулу.

Раньше он этого никогда не делал и сейчас боялся, что это не сработает. Но Зуб бодро взял с места, как будто получать мысленный приказ от хозяина для него было не впервой.

«Вот это да!» — успел подумать Птунис и потерял сознание.

 

3

Когда он открыл глаза, то увидел белые пластиковые стены и такой же потолок. Птунис немного полежал, приходя в себя и пытаясь определить, где он находится.

«Лазарет», — наконец понял он и облегчённо вздохнул. Теперь он вспомнил всё, что с ним произошло. Значит, он доплыл. Вернее, Зуб доплыл и донёс его на себе. А что же там такого важного случилось после схватки с реной, что он должен был запомнить. Ага! Так ведь это же…

В это время дверь в комнату распахнулась, и в лазарет ввалилась шумная толпа. Возглавлял процессию Кулис, главный лекарь Ружаш и — по совместительству — хирург. Точнее было бы сказать, что он пытался не дать пройти остальным, а эти остальные буквально ворвались в комнату на его плечах. Они окружили койку, на которой лежал раненый, и молча уставились на него. Седонис, также бывший тут, незаметно подмигнул ему. Птунис на всякий случай улыбнулся всем сразу.

— Он ещё и улыбается! — возмущённо воскликнула Ароша, хотя было видно, что за показным возмущением она пытается скрыть волнение. — Никому ничего не сказал, что уплывает, и улыбается!

— Почему, мне сказал, — заступился за друга Седонис.

— А ты вообще молчи! — прошипела Ароша, не глядя на него.

Седонис мгновенно заткнулся.

— Уплыл, — продолжала возмущаться сестра, — утром. Приплыл вечером, без сознания и без руки. Куда это годится?

У Птуниса остановилось дыхание. Как будто кто-то схватил ледяной рукой за сердце и сжал его. Без руки? Он схватил левой рукой одеяло, отшвырнул его и уставился на правую руку, всю замотанную бинтами, но целую. Видно, испуг, а затем облегчение так явственно отразились на его лице, что Седонис и Дарица рассмеялись. Кулис лишь покачал головой.

— Ну зачем ты, Ароша! — укоризненно сказал он. — Нельзя же так!

— А пусть знает! — вызывающе ответила та. — Пусть тоже поволнуется, как другие за него волновались!

— Хватит, Ароша, — мягко сказала Дарица. — Он и так уже получил своё.

Птуниса не обманула её показная мягкость. Он был знаком с Дарицей уже давно и знал, что, если надо, эта женщина могла быть твёрже железа. За исключением ночей, конечно, когда она была мягкая и нежная, как…

Его мечтания прервал Кулис. Он взял его руку, пощупал в нескольких местах, а потом стал разматывать бинты. Последний слой бинта присох к ране, поэтому лекарь был вынужден отодрать его от раны. Птунис поморщился, но не издал ни звука.

Раненая рука была почти чёрной и имела довольно жуткий вид. Кулис внимательно осмотрел кровоточащие раны, оставленные зубами рены, затем наклонился, понюхал и удовлетворённо выпрямился.

— Ну что же, — сказал он. — Всё хорошо. Рука скоро заживёт. Главное, первое время воздержись от сильных нагрузок.

— Конечно, Кулис, — пообещал Птунис.

— А ты проследи, — ни на мгновение не поверивший Птунису лекарь обратился к Дарице.

Та кивнула. Птунис обречённо вздохнул.

— Я забираю бинты, — сказал Кулис. — Надо их постирать. Вон там свежие. Здесь — мазь. Дарица, будь добра, сделай ему перевязку, пока я отнесу эти бинты в стирку.

Все молча наклонили головы. Бинтов, из-за обилия ран у колонистов, не хватало, поэтому относились к ним очень бережно. Кроме того, все оценили такт, с которым лекарь удалился и оставил их одних.

Дарица стала готовить свежие бинты, Ароша раскрыла баночку с мазью, а Седонис, топтавшийся возле кровати, вновь подмигнул Птунису.

— Хватит уже подмигивать! — раздражённо сказала Ароша.

Седонис удивлённо уставился на неё. Он готов был поклясться, что Ароша не видела его лица. Да, с этой девушкой надо держать ухо востро! Может, это у них семейное, и у Арошы такие же способности, как и у Птуниса. Надо бы проверить как-нибудь.

— А если бы ты на самом деле без руки остался? — обратилась сестра к брату. — Если бы рена перегрызла её? Или в рану попало больше яда? Что тогда?

— Тогда я бы попросил Дарицу смастерить мне однорукий костюм, — ответил Птунис.

— Очень смешно, — проворчала Ароша, бережно втирая мазь ему в рану.

— А в остальном всё осталось бы по-прежнему, — сказал Седонис. — Тем более что Птунис одинаково хорошо владеет обеими руками.

Ароша хмуро посмотрела на него, но ничего не сказала.

— Твоему брату, как всегда, повезло, — произнесла Дарица. — Обычно, если человек теряет сознание под водой, можно считать, что он уже труп.

— Вообще-то я приходил в себя пару раз по дороге, — признался Птунис. — Меня интересует другое, откуда вы узнали про рену?

— Зуб сказал! — засмеялась Ароша и фыркнула. — Зуб! Это же надо, дать имя кулу!

Птунис нахмурился:

— Когда предки жили на поверхности, у них было много сухопутных животных. И у всех у них были имена. Вернее, клички.

— Ну, люди же разговаривали с ними, — не сдавалась сестра. — Им надо было их как-то называть. А те могли их слышать. Как тебя может слышать твой кул в воде?

Переубедить в чём-то Арошу было бесполезным занятием, поэтому Птунис вновь вернулся к вопросу о рене.

— По характеру ран Кулис предположил, что на тебя напала рена. Так ведь и было? — вопросительно посмотрела Дарица на него.

— Неужели ты думаешь, что это я первым напал на неё? — возмутился Птунис.

— С тебя станется! — засмеялась Дарица и продолжила: — Кроме того, он ещё предположил, что была схватка, и ты тоже пустил рене кровь. А так как та ядовита и во время схватки могла попасть в рану, Кулис вовремя начал правильное лечение. Иначе руку на самом деле пришлось бы отнять.

— Кулис — хороший лекарь, — согласился Птунис.

Взгляды присутствующих невольно обратились к Ароше. Та поджала губы, но ничего не сказала. Все знали, что Ароша долгое время недолюбливала Кулиса за то, что тот не смог спасти её отца после ранения, хотя сама в то время была ещё крохой и не могла ничего помнить. Кто-то рассказал ей об этом, и, скорее всего, лекарь после этого рассказа предстал перед девушкой не в самом выгодном свете. Птунис тоже не был взрослым, когда его отца принесли с охоты, практически разорванного в клочья. Но мать, которой он всецело доверял, сказала, что отца после таких ран не смог бы спасти никто. Разве что Бог. Но он живёт глубоко под водой и редко поднимается на поверхность. Поэтому здесь и творятся чёрные дела. Поэтому в океане и правят рыбы.

Арошу сменила Дарица, которая стала бинтовать раненую руку.

— Так что за ружьё ты нашёл? — внезапно спросила она. — Я никогда таких не видела.

Птунис укоризненно посмотрел на Седониса. Тот пожал плечами.

— Седонис не виноват, — усмехнулась девушка. — Я заметила, что он уже довольно долго топчется возле шлюзов, и почему-то так и подумала, что он ждёт тебя. Когда я спросила напрямик, Седонис признался, что тебя нет уже долго, и он волнуется. Мы уже хотели тебя искать, но в это время в шлюз заплыл твой кул. Мы сняли тебя с него и отнесли в лазарет, а найденное тобой ружьё Седонис спрятал.

— Здорово! — с сарказмом заметил Птунис. — И кто, кроме вас, об этом знает? Сколько ещё народу в это время топталось возле шлюзов?

— Я услышала о ружье, когда ты бредил ночью, — спокойно сказала Ароша. — Ты много чего во время горячки наплёл.

— Дежурили только мы вдвоём, — заметила Дарица. — Поэтому, кроме нас, больше никто ничего не знает. Может, что-то слышал Кулис. Но, думаю, он примет это за обычный бред.

— Не знаю, — медленно произнёс Птунис. — Кулис — умный человек, и, если я наговорил лишнего, он может много чего понять.

— А что вообще за секретность? — раздражённо спросила Ароша. — К чему она? Здесь ведь колония. Рыб нет, — ехидно добавила она, — только свои.

— Я бы не хотел, чтобы об этом оружии узнали преждевременно, — ответил Птунис. — Неправильно давать людям ложную надежду. Слишком велико может быть разочарование.

Ароша недоумённо посмотрела на него.

— Кроме того, — продолжал он, — я не уверен, что люди в данный момент готовы принять идею войны против рыб.

— Войны? — воскликнули обе девушки одновременно.

Лишь Седонис остался спокойным. Он давно всё знал. В нём Птунис был уверен, как в себе самом. Но девушкам о своей мечте он признался впервые, поэтому с волнением ждал ответа. Хотя он очень хорошо знал и их. Поэтому в их ответе он тоже был уверен. Почти.

Ароша ненавидела филий не меньше остальных. Хотя их отца убил кул, но всем было очевидно, что первопричиной, конечно, были филии. Кулы — свирепые хищники, и приручают их только потому, что главный их враг — филии. Кулы ненавидят филий инстинктивно и, завидя их, всегда бросаются в схватку. Кроме того, на кулов внушение филий действует слабее, чем на людей. Поэтому, несмотря на связанную с ними опасность, кулы стали спутниками и напарниками людей во время охоты и передвижения в океане.

Ну а в смерти их матери виноваты были непосредственно филии. Пропажа в океане — это и есть смерть. А их мать бесследно исчезла вместе с двумя спутниками. Именно так всегда убивают филии — тихо и не оставляя следов.

Дарица была такой же. Когда-то они вместе с ней были вдвоём на охоте. На них наткнулась одинокая филия. Птунис убил её, пояснив тогда своё везение тем, что успел выстрелить раньше, чем филия смогла обездвижить его. Он не сказал Дарице, что, почувствовав филию раньше, заблокировал свои мозговые импульсы, и филия была абсолютно уверена, что девушка охотится одна. Птунис с заряженным и направленным в её сторону гарпуном был для рыбы полнейшей неожиданностью.

Он помнил, с каким восхищением смотрела на него Дарица после охоты. И какую незабываемую ночь любви она ему подарила после того, как они вернулись в колонию. После этого они стали жить вместе, и у них было много подобных ночей. Но ту ночь он помнит до сих пор. Это, конечно, была хитрость, но что ни сделаешь, чтобы завоевать любимую женщину.

Какая разница, что она была старше него на три года. Гораздо важнее было то, что, когда он смотрел на неё, сердце начинало стучать как сумасшедшее, а мысли принимали лишь одно направление. Поэтому, когда Дарица осталась одна, Птунис сразу отшил всех возможных ухажёров. Он долго уделял ей различные знаки внимания, ухаживал, а затем предложил вместе поохотиться.

До него у Дарицы уже был мужчина. Его звали Барис. Дарица любила его, и у них даже родился ребёнок. Сейчас девочке было девять лет. Барис был одним из самых сильных людей колонии. Но это не спасло его, когда он столкнулся с филиями. Об этой схватке рассказал его товарищ, Пронис, единственный оставшийся после неё в живых. Барис и два их охотничьих кула погибли.

Когда прямо на них выплыли три филии, Барис успел лишь выхватить пневматик. И замер вместе с Пронисом обездвиженный рыбами. Но в это время снизу на филий напали кулы, которые крутились неподалёку, высматривая добычу. Так как филии не могут воздействовать на всех сразу, они попытались перестроиться, чтобы защититься от своих главных врагов. Барис успел выстрелить. Раненая филия задёргалась, их построение смешалось, и в этот момент один из кулов своими челюстями перерезал ещё одну филию пополам.

Этот день мог бы стать выдающимся для двух охотников Ружаш. О нём впоследствии могли бы сложить легенды. Ведь ещё никто никогда не побеждал трёх филий одновременно. Что там говорить, даже одну филию можно было убить лишь благодаря невероятнейшему везению! И всё это могло произойти именно с ними. Если бы не сатк.

Эти хищники всегда охотились в одиночку. Но в последнее время колонисты довольно часто видели их рядом с филиями. У тех, кто это видел, складывалось впечатление, что сатки подчиняются филиям и выполняют их указания в большей степени, чем это делают кулы для людей. И это делало страх перед рыбами ещё более ужасающим.

Сатк налетел внезапно, разметав всех по сторонам напором воды. Когда Пронис смог принять устойчивое положение и оглядеться, один кул был уже мёртв, второго держали обездвиженным оставшиеся в живых филии: одна здоровая и вторая — раненая и истекающая кровью. На самого Бариса напал сатк. Барис попытался увернуться, но сатк лишь грациозно изогнулся и откусил ему руку. С момента начала нападения прошло всего несколько секунд. Пронис закричал бы от ужаса, если бы смог. Он развернулся и поплыл, каждую секунду ожидая, что челюсти сатка вцепятся в него, и тогда…

Но никто его не преследовал. Уже позже, когда группа охотников прибыла на место трагедии, они подтвердили рассказ Прониса. Так как на месте схватки было не очень глубоко, был найден гайзер Бариса и часть его костюма. Тело самого Бариса не нашли. Но его судьба была и так понятна. Сатки обладали отменным аппетитом.

После этого прошло почти пять лет, но Птунис был уверен, что отношение Дарицы к убийцам отца её ребёнка не изменилось. И всё же…

Одно дело было ненавидеть филий. И совсем другое — сознательно идти на открытое противостояние с этими всемогущими обитателями глубин. Ведь каждый из колонистов хотя бы раз в жизни сталкивался с ними, и каждый на себе испытывал всю мощь их мозгового воздействия, когда человек становится беспомощной игрушкой для повелителей океана. И если даже могучие сатки, которые в одиночку могли уничтожить целую команду охотников и равных по силе которым почти не было в океане, были их слугами, то что тогда можно говорить о людях.

Поэтому Птунис волновался, когда впервые, кроме Седониса, открылся перед девушками.

— Да, войны, — твёрдо повторил он. — Или вы хотите до конца своей жизни бояться филий и обращаться в бегство при одном только намёке на их появление? До конца своей и без того короткой жизни.

— По-моему, нас кто-то хочет оскорбить, — вызывающе выпятив губки, сказала Ароша.

— Нет, — опровергла её Дарица. — Он хочет сыграть на нашей гордости. И чувстве собственного достоинства. Так вот, — улыбаясь, добавила она, — этот номер с нами не пройдёт. Нам не нужно дополнительных стимулов для ненависти к рыбам. Её у нас и без того хватает. А вот с другими колонистами, — задумчиво глядя на Птуниса, заметила она, — это может сработать. Если правильно сыграть на их чувствах, я думаю, тебя поддержит большинство.

Птунис облегчённо перевёл дух. За что он любил Дарицу, так это за то, что она всегда и всё понимает.

— Большинство? — встрял Седонис. — Да за нами пойдут все!

— Нет, — присутствующие одновременно покачали головами, и Дарица добавила: — Все никогда не пойдут.

Видя, что остальные одновременно отвергли его энтузиазм, Седонис нахмурился.

— Почему это? — слегка вызывающе спросил он.

— Потому что, — ответил Птунис, — чтобы добиться победы в этой войне, надо поставить на кон всё. В том числе и свои жизни. Поэтому найдётся достаточное количество людей, которым маленькие радости их существования, да и большие тоже, дороже свободы.

Седонис нахмурился. Он был храбр и ловок, слыл отличным охотником и следопытом, был предан Птунису душой и телом, но, когда тот так говорил, не понимал его. По его мнению, не сражаться, когда есть все шансы победить, было глупо. И трусливо.

Взгляды Птуниса и Дарицы встретились, и они улыбнулись друг другу. Эти двое с полуслова понимали друг друга. Седонис с завистью смотрел на них. Судя по их лицам, впереди этих двоих ожидает жаркая ночь. А у Седониса даже девушки нет. И никогда не было, не считая случайных связей. А ведь ему уже давно пора создать пару.

Он искоса посмотрел на Арошу. Она ему нравилась. Очень нравилась. Ещё когда сестра Птуниса была подростком, Седонис заглядывался на неё. Теперь же она превратилась в потрясающую девушку. Седонис не раз делал ей комплименты и оказывал, как ему казалось, достойные такой девушки знаки внимания, но Ароша ни разу не показала, что замечает все его ухищрения. И смотрела на него с таким холодом, что Седонис всегда терялся в её присутствии и не знал, что делать и как говорить. Это он-то, который в молодости дрался с самим Барисом. Правда, та драка закончилась тем, что после нескольких ударов противника он валялся весь в крови у его ног, и у него было сломано три кости, но кто теперь об этом помнит? Зато его слава как храброго мужчины осталась.

Арошу же он, можно сказать, боялся. И хотя он постоянно пытался привлечь её внимание, девушка почти не смотрела в его сторону. Вот и сейчас она сидела возле кровати Птуниса и глядела только на него. Седонис завистливо вздохнул. Везёт же некоторым! На Птуниса всегда все девушки так смотрят, даже сестра. Ну что ж, Седонису тоже есть чем гордиться! Ведь Птунис его лучший друг, и только ему он доверил свою тайну. Седонис расправил плечи и вызывающе огляделся по сторонам. К сожалению, никто даже не поглядел в его сторону.

— Ты мог бы и не спрашивать, — сказала Ароша. — Уничтожить рыб — это наше заветное желание.

— Я много думал над этим, — начал Птунис. — Думаю, что уничтожить филий совсем у нас просто не получится.

Все напряжённо смотрели на него. В их глазах явственно читался вопрос: зачем же тогда всё это затевать? Птунис поднял здоровую руку:

— Я объясню. Мы знаем лишь небольшую часть океана, но логично предположить, что филии живут в океане по всей Поверхности. Наша же обитаемая часть Поверхности представляет собой неправильную окружность с радиусом чуть больше ста километров. И даже если мы начнём побеждать в этой, колонизированной нами, части океана, филии просто уйдут дальше. В ту часть Поверхности, о которой мы ничего не знаем.

— Но ведь и это было бы победой! — с горящими глазами произнёс Седонис. — Если бы нам удалось избавиться от рыб на нашей территории.

— Точно, — поддержал его Птунис. — Это и есть моя идея. Вышибить их с принадлежащей нам территории. И я думаю, что это возможно сделать.

Он обвёл взглядом присутствующих:

— Смотрите. Я думаю, все согласятся, что филии, которых все из-за ненависти называют просто рыбами, обычными рыбами не являются. Они разумны, так же как и люди. Иначе как же объяснить их мозговое воздействие, которым они подавляют нашу способность к сопротивлению. Никто из обитателей Поверхности, кроме них, на это не способен.

Дарица и Седонис медленно кивнули. Спустя некоторое время к ним нехотя присоединилась и Ароша.

— Поэтому так же, как и другим разумным существам, я имею в виду людей, им присущ страх смерти. И если бы нам удалось убить их достаточно много, для того чтобы они испугались, чтобы, в свою очередь, они стали бояться нас, я думаю, мы смогли бы вынудить их покинуть наши территории.

— Но как это сделать? — спросила Ароша. — Мы практически беспомощны против них. Известно всего несколько случаев, когда филия погибала во время столкновения с человеком. Тот раз, когда ты убил эту рыбу, как раз один из них. А ведь обратных примеров гораздо больше, и жертв с нашей стороны не счесть. Если бы не их проклятая способность воздействовать на нас и делать беспомощными. Если бы только не это!

— Поэтому, — сказал Птунис, — мы с Седонисом и посвятили последние годы поискам такого средства, которое помогло бы нам избавиться от господства рыб.

Ароша бросила короткий взгляд на Седониса, и у того даже дух перехватило от радости. Главное, что посмотрела. А уж он позаботится, чтобы интерес, который, как ему показалось, промелькнул в её взоре, стал постоянным.

— Мы искали, — продолжал Птунис, — где только могли. И недавно Седонис обнаружил одно место, о котором до этого никому не было известно.

Последовал ещё один короткий взгляд. Седонис был на верху блаженства.

— Куда я и отправился.

— И чуть было не погиб, — Ароша уничтожающе посмотрела на Седониса.

Тот сразу сник.

— Чуть было не погиб — это громко сказано, — не согласился Птунис. — Всего лишь несколько новых шрамов.

— Да ты знаешь, — взорвалась Ароша, — что из-за ядовитой крови рены, попавшей в рану, ты провалялся без сознания два дня. Тебе просто повезло, что ты остался жив.

— Как всегда, — меланхолично добавила Дарица.

Птунис выглядел слегка ошарашенным, когда узнал, сколько он пробыл без сознания. Впрочем, он быстро пришёл в себя.

— Значит, будет везти и дальше, — твёрдо сказал он. — Если мы начнём драться с филиями, то надо твёрдо уяснить, что войны без жертв не бывает. И кто знает, какую цену нам придется заплатить, прежде чем мы сумеем победить.

— Я так поняла, — вставила Дарица, — что это ружьё, которое ты приволок с собой, наверное, из того самого места, и есть то средство, с которым ты связываешь свои надежды?

Напряжённость сразу спала. Все с интересом уставились на Птуниса.

— Да, — ответил он. — Так и есть. Я проник в расщелину, о которой мне рассказал Седонис, и оказалось, что это старинный склад. Мне удалось обнаружить там целый арсенал, в том числе и около десятка исправных «резинок».

Все оживились. «Резинки» были хорошим оружием. Жаль, что их почти не осталось.

— Кроме всего прочего, я нашёл на складе то самое ружьё. В архивных материалах я читал о старинном оружии предков. Оно могло убивать на большом расстоянии. И не только людей, но и огромных сухопутных животных, живших в то время на планете. Так вот ружьё, которое я нашёл, явно подводное. Но оно стреляет не стрелами — это точно. И своим внешним видом оно очень сильно напоминает то знаменитое оружие предков.

— А ты читал когда-нибудь о таком подводном оружии? — спросила Дарица.

— Нет, — признался Птунис.

— То есть ты можешь ошибаться, и оно является сухопутным?

— Я нашёл его рядом с другим подводным оружием, и думаю, что оно относится к нему. Но ошибаться я, конечно, могу. Поэтому, — грустно улыбнулся он, — я и хочу, чтобы об этом знало как можно меньше народа. И тогда никого не постигнет разочарование. И никто не будет обманут в его надеждах.

— Меня постигнет разочарование, — вдруг сказала Ароша.

Все удивлённо посмотрели на неё.

— Я уже поверила тебе, — сказала она, и глаза её лихорадочно заблестели, а голос возбуждённо задрожал. — Я хочу быть свободной и избавиться от вечного страха перед рыбами. Мне оказалось достаточно твоих обещаний. И если мои надежды не оправдаются, я даже не знаю, что я буду дальше делать.

— Если это случится, — улыбнулся Птунис, — мы будем искать другие средства. И другие пути борьбы с филиями. И мы их обязательно найдём. Ведь, чем больше людей будет задумываться над этим, а не просто бояться, тем больше шансов достичь желаемого. И в конечном итоге победить.

Ароша от избытка чувств прижалась к груди брата. В это время дверь отворилась, и вошёл Кулис.

— Так, — заметил он. — Видимо, у больного всё в порядке, раз девушки бросаются ему на грудь.

— Мне можно, — ответила Ароша, на глазах которой блестели слёзы. — Я его сестра.

— А я его лекарь. Поэтому думаю, что если он себя так хорошо чувствует, особенно с девушками на груди, то он может покинуть лазарет. Тем более, — добавил Кулис, — что к нам поступил новый раненый, и его скоро принесут сюда. Главное, поменьше тяжёлых нагрузок, — и он многозначительно посмотрел на Дарицу.

Девушка кивнула. Все в колонии были в курсе всех последних событий, происходящих в личной жизни каждого из колонистов, поэтому даже солёные шуточки никого не смущали, а уж такие намёки тем более.

— Отлично, — обрадовался Птунис.

Он встал с кровати. Его слегка повело в сторону, но затем он выпрямился и принял устойчивое положение.

— Слегка голова закружилась, — пояснил он. — Дарица, помоги мне одеться. — Когда с этим было покончено, Птунис попросил всех: — А теперь не могли бы вы ненадолго выйти и оставить нас с лекарем наедине. Мне надо побеседовать с ним по поводу моих некоторых слов, сказанных в бреду. — Встретив внимательный взгляд Кулиса, он пояснил: — Не хочу, чтобы меня превратно истолковывали. Лучше самому всё объяснить.

Взявшись за ручку двери, Седонис проворчал:

— Вот же везёт некоторым! Любой с ним готов наедине остаться, даже если это не женщина. Только попросил, и всё — готово.

За что и заслужил хорошую затрещину от Ароши. Седонис обрадовался. Кажется, дело движется в правильном направлении. Сначала несколько взглядов, теперь — подзатыльник. Похоже, личная жизнь у него налаживается. Он с радостью распахнул дверь.

 

4

— Вот это да! — восхищённо прошептал Герфис, разглядывая ружьё. — Вот это да! — ещё раз повторил он и перевёл взгляд на Птуниса: — Ты представляешь, что ты нашёл?

— Догадываюсь, — ответил тот. — Но хотел бы услышать мнение самого лучшего специалиста, которого я знаю.

— Не буду скромничать, ты пришёл по адресу, — согласился с ним Герфис.

Он ещё раз внимательно оглядел оружие, чуть ли не облизав его при этом, а затем оценивающе посмотрел на остальных присутствующих.

— При них можно говорить обо всём, — сказал Птунис.

— Ха! — ухмыльнулся Герфис. — Так это первые солдаты будущей армии?

Ароша перевела изумлённый взгляд на брата.

— Герфис в курсе всех моих дел, — пояснил тот.

— И этот человек всё время твердит нам о секретности, — возмущённо проворчала Ароша. — И сколько людей топталось возле шлюзов? — передразнила она брата.

— Герфис давно пытается создать оружие, способное уравнять наши шансы в борьбе с филиями, — спокойно ответил тот. — Неужели ты думаешь, что я смог бы всё делать в одиночку?

— И пока у меня ничего не получалось, — произнёс механик. — Но теперь… Могу с уверенностью заявить, что ты нашёл именно то, о чём мы с тобой мечтали и над чем я так долго и безуспешно работал. Это, — произнёс он с нажимом, — действительно подводное оружие. А чтобы сказать более подробно, я должен его осмотреть. Подождите меня здесь.

Герфис взял ружьё и вышел в соседнюю комнату, являвшуюся по совместительству его мастерской и лабораторией. Птунис пошёл за ним. Остальные присели кто куда и огляделись.

Все они, кроме Седониса, впервые были в жилище главного механика, а по совместительству кузнеца и изобретателя. Сейчас здесь было пусто. У Герфиса было двое детей, но и дочь, и сын были уже взрослые и жили отдельно. Жена его долго болела и недавно умерла. Поэтому Герфис жил пока один.

Хотя все комнаты в колонии были маленькие, скученности и тесноты в Ружаш не было. Ведь изначально она была запланирована для проживания в ней десяти тысяч человек. Возможно, в самом начале, когда так и было, теснота наличествовала, но теперь, когда, по данным Совета, население Ружаш насчитывало чуть менее трёх тысяч, места хватало всем. Многие семьи жили в двух, а то и в трёх комнатах.

В комнате Герфиса везде, кроме койки, на которой он спал, были раскиданы книги, лежали какие-то чертежи и стояли предметы непонятного назначения. Ароша, мать которой была инженером, заинтересовалась одним из таких предметов. Она взяла его в руки, повертела, а затем, вздохнув, поставила на место.

— Мама пыталась мне привить в детстве любовь к технике, — пояснила она, перехватив удивлённый взгляд Седониса, — но ей не хватило времени. Слишком недолго она была с нами.

— А что это ты брала? — чтобы поддержать завязавшийся разговор, поинтересовался тот, хотя в механизмах не разбирался абсолютно, и даже не знал как что называется.

— Очень похоже на турбину, — неуверенно ответила Ароша. — Но какая-то она маленькая.

Седонис с умным видом кивнул головой, хотя это слово он слышал всего лишь второй раз в жизни.

— Совершенно верно, — потирая руки, произнёс Герфис, входя в комнату. — Это турбина. Я пытался создать двигатель, позволяющий человеку передвигаться под водой с гораздо большей скоростью, чем когда он просто использует свои мускулы. Но мне не хватает знаний. Не хватает книг и материалов. Не говоря уже о том, что у нас в Ружаш отсутствуют соответствующие технологии. Хотя предполагаю, что в остальных колониях дела не лучше. Ты знаешь, — задумчиво протянул он, оборачиваясь к шедшему за ним Птунису, — если бы я был уверен, что доплыву и вернусь, я бы направился в Бараж. Говорят, что из всех колоний там находится самый большой архив. Кроме того…

— Так как там наше ружьё? — не очень вежливо перебила его Ароша.

— Ружьё, — сразу переключился на другую тему Герфис. — Оно великолепное. Стреляет маленькими стальными капсулами, в каждую из которых заключён небольшой взрывной заряд. Капсулы располагаются в обойме, которая вставляется в ружьё. При попадании в тело противника заряд капсулы взрывается, а маленькие кусочки металла разлетаются в разных направлениях, пробивая по пути органы жизнедеятельности и ломая кости. Предположительно, — он поднял палец, — если сравнить это ружьё с аналогичным сухопутным, о котором я читал, и принять во внимание разницу в плотности воды и воздуха, попадание нескольких таких капсул в тело гарантированно смертельно для филии. Причём стрелять можно с дистанции, на которой они начинают осуществлять внушение. Возможен также смертельный исход для кула, хотя мы знаем, насколько они свирепы и могут сражаться даже со страшными ранами. В случае если капсула заденет жизненно важный орган, попадание капсулы может убить даже сатка.

— Сатка! — Седонис даже привстал со стула в восхищении.

— Вот это да! — воскликнула Ароша.

— Хорошая новость, — не обращая внимания на восторги, продолжал Герфис: — С учётом имеющихся у меня материалов и оборудования, я смогу сделать ещё много таких же ружей.

— Ура! — подпрыгнула Ароша со стула. Седонис присоединился к ней, и они вместе запрыгали по комнате.

— А плохая? — спросила Дарица негромко, но Седонис с Арошей сразу же остановились и тревожно посмотрели на механика.

— Есть и плохая, — легко согласился Герфис. — Я не химик, поэтому не знаю состава заряда капсулы. Но они герметичны и хорошо сохранились. Поэтому я считаю, что одну такую капсулу стоит отдать для изучения Заргису. И если он скажет, что их химическая лаборатория сможет изготовить такой состав, тогда всё в порядке. Так ведь? — обратился он к Птунису.

Ароша, не обратившая внимания на его неуверенный тон в конце речи, воскликнула:

— Заргису? Но это же здорово! Он член Совета. Мы сразу же подключим к нашему делу Совет. И вся колония сразу… Вы чего? — удивлённо спросила она, видя, что никто больше не разделяет её восторгов.

— Я не доверяю Совету, — после небольшой паузы нехотя произнёс Птунис.

Ароша изумлённо уставилась на него:

— Ты что? Как ты можешь такое говорить? Ведь в Совете сидят лучшие люди колонии, которые пекутся только о её благе. Ты же знаешь первое правило: всё для пользы колонии и лишь потом для себя, — Ароша оглядела странно молчащих друзей, и голос её задрожал: — Вы что? Нас же с детства учили, что член Совета готов пожертвовать всем, даже жизнью, ради блага и процветания колонии. Они ведь даже клятву дают. Я не понимаю вас, — прошептала она.

— А мы процветаем? — спросил её брат.

— Что? — Она непонимающе посмотрела на него.

— Разве мы процветаем, Ароша? Скажи мне, пожалуйста, где ты видишь это наше процветание?

Ароша хотела было ответить сразу, но почему-то ничего не пришло ей в голову. Тогда она собралась с мыслями, чтобы всё-таки дать Птунису достойный ответ, но, странное дело, она никак не могла привести ни одного убедительного аргумента. Ей казалось, что ответить брату будет легко, но, к своему ужасу, она ничего не могла ему сказать. Ничего. В смятении она подняла глаза на Дарицу и встретила её сочувственный взгляд.

— Мы деградируем, Ароша, — грустно сказал Герфис. — Хуже того, мы вымираем. Хорша, — он на мгновение запнулся, вспомнив про жену, — проводила демографические исследования для Совета. Она потребовала, чтобы Совет огласил результаты этих исследований. Ей обещали, зная, что она уже смертельно больна. Когда она умерла, её доклад вообще спрятали. Но она-то делилась со мной своими мыслями. И я знаю, к каким выводам она пришла. Так вот, если дела так пойдут и дальше, то через два поколения нас останется меньше двух тысяч. А с этим количеством людей мы уже не сможем поддерживать Ружаш на должном уровне. У нас не будет хватать людей во всём: для охоты, для ловли кулов, для поддержания в рабочем состоянии генераторов, вырабатывающих кислород, для ремонта шлюзов, для лечения раненых и больных. У нас уже сейчас не хватает химиков, механиков и врачей. А через сто лет в Ружаш останется несколько сотен человек, которые будут унылыми тенями бродить по некогда шумной колонии. А всё потому, что мы ничего не делаем. Мы спрятались, как устрицы в свой панцирь, и пытаемся лишь выжить. Мы стоим на месте. Но жизнь — это движение вперёд. И если ничего не изменить, скоро будет поздно. Поэтому я согласился с предложением твоего брата. Если мы убедим людей в необходимости борьбы, встряхнём Совет и сумеем изгнать рыб с территории колоний — мы победим. Если же нет… — Герфис развёл руками.

Ароша долго молчала, затем подняла глаза на брата.

— Ты поэтому всё время беспокоишься, чтобы никто не узнал о ружье? — спросила она.

Птунис молча кивнул.

— Но всё равно когда-то придётся рассказывать, — сказала Ароша. — Кроме Заргиса, больше ведь некому провести исследования состава капсулы.

— Можно поручить это Морису, — предложил Седонис. — Он толковый парень, хотя ещё ученик. И, если его попросить, об этом никто не узнает.

— Вот именно, — произнёс Птунис, — он пока лишь ученик. Я, конечно, поговорю с ним, но мне кажется, что самостоятельно он не сможет справиться с исследованием. Боюсь, всё-таки придётся обращаться к Заргису.

— Скажи ему, что ты нашёл несколько таких капсул в недавно обнаруженном тобой затонувшем корабле, — предложила Дарица. — И тебе интересно, что там внутри них такое.

— Так и сделаю, — кивнул Птунис. — Но Заргис ведь не дурак, недаром его уже второй раз выбирают членом Совета. Однако выбора у нас нет, поэтому придётся всё же отдавать капсулу ему. Ну что ж, я думаю, мы пойдём. Главную задачу на сегодня мы выполнили. А ты, — обратился он к механику, — можешь потихоньку изготавливать ружья. Их запас не помешает, даже если не удастся пока разобраться с составом капсулы.

Они попрощались и направились к выходу.

— Ты не расстраивайся так, — мягким голосом, не вязавшимся с его могучей фигурой, произнёс Герфис, обращаясь к поникшей Ароше. — Думай о хорошем, например о том, что у нас наконец-то появилось оружие, способное сдержать рыб. А насчёт Совета… не принимай это близко к сердцу. Тебе в жизни ещё не раз придётся менять мнение о, казалось бы, прописных истинах. И никуда тут не денешься. Такова жизнь.

Он закрыл за ушедшими дверь на замок, в предвкушении предстоящего удовольствия потёр руки и направился в мастерскую, где Герфиса уже ждала его новая игрушка.

 

5

Дарица сдержала слово, данное Кулису, и строго следила, чтобы Птунис соблюдал режим и не перетруждался. Поэтому, естественно, выход из колонии для него был заказан.

Он не был в океане всего два дня, а его чуть ли не выворачивало, так тянуло в воду. Но Дарица была непреклонна.

— Пока я не смогу убедиться, что твоя рука действует как до ранения, ни о каком океане даже не думай.

Птунис вздыхал, но ослушаться не осмеливался. О том, чтобы сплавать втихую, не могло быть и речи. Всё равно кто-то да доложит. Каждый колонист был на виду, и все знали друг о друге почти всё. И когда о его поступке станет известно, жди урагана. Дарица могла быть очень суровой. Постепенно мысли его переключились на Совет колонии.

Жильё членов Совета располагалось в отдельном корпусе, вход в который охраняла внутренняя стража, набиравшаяся из крепких колонистов, не проявивших себя на охоте и не имеющих никаких других талантов.

Сколько Птунис себя помнил, так было всегда. Как же он удивился, когда узнал от Герфиса, что внутренняя стража появилась относительно недавно, если сравнивать со сроком существования самой колонии. И ввёл её нынешний глава Совета Питрис. Но если это он ввёл стражу, то получается, что в то время он уже был главой Совета.

«Неплохо», — подумал Птунис и усмехнулся. Выходит, что Питрис руководит колонией уже около двадцати лет. Кстати, ни его возраст, ни возраст других членов Совета никак не соответствует среднему возрасту обычных колонистов. Он просто намного его превышает. Понятно, что и Питрис, и остальные не хотят ничего менять.

Птунис слонялся по колонии, заходил то к Герфису, то к Заргису, но там всё было по-прежнему. Герфис, завидев его, фыркал и говорил, что от частоты его посещений количество ружей не увеличится. Скорее, наоборот. Птунис извинялся и шёл к Заргису. Там его ждал ещё более холодный приём.

Заргис принимал вид оскорблённого достоинства и начинал нудить, что анализы провести, это вам не рыбу на гарпун насадить, и так далее. Птунис выдерживал несколько секунд, затем ссылался на срочные дела и убегал, не видя, как Заргис кривит в усмешке свои тонкие губы.

В данный момент Птунис валялся на койке в своей комнате и чуть ли не выл на потолок от вынужденного бездействия.

Дарица была на охоте, Ароша напросилась вместе с Седонисом обследовать один из кораблей, помеченных на его карте. Седонис, ужасно довольный этим, изо всех сил скрывал радость и долго и нудно инструктировал его сестру, как себя вести в разведке, что делать в случае появления опасности, и так далее.

Ароша хмурилась, но терпеливо выслушивала наставления, потому что Седонис на самом деле был классным специалистом по этой части. Птунис забавлялся, глядя на них, и думал, какая неплохая пара могла бы выйти из этих двоих.

Внезапно дверь распахнулась, и внутрь влетела Зорица.

— К тебе приходил Тапис, сын Горкиса, — выпалила она и посмотрела на Птуниса. — Это который смотритель загона для кулов, — добавила девочка для ясности и вновь замолчала, ожидая, когда до собеседника дойдёт эта информация.

Птунис знал, кто такой Горкис, но терпеливо ждал продолжения.

— Он велел тебе передать, чтобы ты пришёл к загону. Говорит, что твой Зуб взбесился, — Зорица хихикнула. — Зу-уб! Вот так имечко!

Птунис встал с койки и стал надевать верхнюю одежду. Девочка села за стол и, подперев кулачками подбородок, стала наблюдать за ним.

— А почему ты не с мамой? — спросила она. — Вы ведь раньше всегда вместе охотились.

— Твоя мама меня наказала, — ответил он.

— Это за то, что тебя чуть рена не слопала, — вновь хихикнула девочка.

— Угу, — ответил Птунис, стараясь попасть раненой рукой в рукав.

— А вот моего папу, моего первого папу, — исправилась она, — рена ни за что бы не съела. Он бы её сразу убил. Он ведь был самым сильным!

— Да, это точно, — согласился Птунис и посмотрел на дочь Дарицы. — Твой первый папа был сильным и хорошим человеком.

— Ты тоже ничего, — махнула на него рукой Зорица.

— Я польщён, — засмеялся Птунис.

— Хоть тебя и покусала рена, но ты всё же её убил. А до этого, — она в восхищении всплеснула руками и закатила глаза, явно подражая какой-то колонистке, — ты убил филию. Только ты и мой первый папа смогли сделать такое. Поэтому мне все завидуют, что у меня такие папы. Ну ладно, — без перехода сказала она, — я побежала, а то они, — имея в виду своих товарищей по играм, — не знают, что без меня делать.

И выпорхнула в дверь. Птунис грустно улыбнулся. Какая славная пора — детство! И какая она короткая в колонии. Девочке всего девять лет, а она уже раз десять выходила в океан, умеет стрелять, обращаться с гайзером и гидрометром, знает устройство гидрокостюма. Года через три она забудет про игры и пройдёт первые тесты, проводимые Советом, которые выявят её склонность к какой-либо профессии. Но охотницей она останется до тех пор, пока сможет держать оружие. То есть до самой смерти.

Все колонисты были охотниками. Исключение делалось лишь для самых неприспособленных к выходам в океан. Для них находили какое-то другое занятие в колонии. Запрещалось же охотиться лишь членам Совета и людям, имеющим специальность, важную для общего блага колонии.

Птунис усмехнулся. Получалось, что внутренняя стража набиралась из самых неприспособленных к выживанию. Но прав у них было побольше, чем у других. Потому что в итоге они приравнивались к руководству колонии и людям особо ценным для неё. Хотя основной их задачей было находиться возле корпуса, где располагался Совет, и не пускать туда обычных колонистов, могущих оторвать членов Совета от исполнения их чрезвычайно важных обязанностей.

Если у колониста обнаруживались способности к какой-либо важной для блага колонии специальности, но внутренняя тяга у него была к другой профессии, такое увлечение поощрялось. Но общее благо, понятно, было превыше всего. Поэтому человек был обязан трудиться в необходимой, по мнению Совета, области. А любимым делом он мог заниматься лишь в свободное время.

Хорошо, когда предрасположенность к какому-либо делу и увлеченность им совпадали, как у Кулиса или Герфиса. Тогда выходили первоклассные специалисты. В других случаях такого, как правило, не случалось.

У Птуниса, так же как и у Седониса, второй специальности не было. И если Седонис на самом деле не умел и не знал ничего, кроме охоты и морской разведки, то Птунис всегда скрывал свои способности, которые могли помешать общению с его самым главным другом — Океаном.

Его проверяли, и не раз. Ведь даже не самому умному человеку в Совете было понятно, что парень наделён определёнными способностями. Но проверяющих каждый раз постигала неудача. В итоге ни к какой из полезных специальностей ни малейшей склонности у Птуниса выявлено так и не было.

После нескольких неудачных попыток его всё-таки оставили в покое. Его профессией, как и у Седониса, стала охота и разведка.

Птунис подошёл к загону и приветственно махнул рукой Горкису:

— Что случилось с Зубом?

— Твой кул расстроен, — ответил смотритель загона, намеренно игнорируя прозвище хищника. Он более других считал, что давать клички кулам, это практически святотатство.

— Это он тебе об этом сказал? — поинтересовался Птунис, никогда не упускавший случая подшутить над Горкисом.

Тот фыркнул.

— Я же не слепой! — заявил смотритель. — Твой кул раздражён, и довольно сильно, потому что пару раз таранил решётку своей клетки, хотя он не голоден. Кормили мы его исправно.

— Ладно, — заверил его Птунис. — Сейчас разберусь.

Он сбросил одежду прямо на пол. Раздеваясь, он задел раненую руку, и та заныла.

«А ведь Дарица права, — подумал он. — Рановато мне ещё в океан».

— Подожди, — предупредил его Горкис. — Только что охотники вернулись. Прыгнешь, когда они своих кулов загонят в клетки.

Кулы поддавались дрессировке, но с большим трудом. Они были у многих охотников, но не у всех. Лишь в результате долгой и кропотливой работы с ними кулы начинали сотрудничать с людьми, и каждый кул сам выбирал себе партнёра. Раз и навсегда. Если охотник погибал, а его кул оставался в живых, его отпускали в океан, потому что хищник не желал больше подчиняться никому.

Но таких случаев за всю историю Ружаш, было всего три. В случае опасности кул яростно сражался, защищая себя и своего напарника. Поэтому чаще всего погибал именно он. Других людей кулы признавали, но не слушались их. Однажды, когда в загоне было несколько охотников, кул напал на одного из них и сильно его покалечил.

После этого несчастного случая правилами безопасности было установлено, что в загоне одновременно с кулами могут находиться лишь их напарники. Поэтому Птунис послушно стоял на краю загона и дожидался, когда охотники выйдут из воды.

Две девушки поднялись из загона по трапу, торчащему из воды. Завидев Птуниса, они хихикнули.

— Очень даже неплохо, — оценила обнажённое тело Птуниса одна из них. — Но у меня не хуже.

Она сбросила гидрокостюм здесь же и, подойдя к Птунису, стала крутиться вокруг себя, показывая ему свои безупречные формы.

— Ну что? — спросила она. — Ты так не считаешь?

— Ты великолепна, — согласился с ней Птунис.

— Так, может, заглянешь сегодня вечером, — улыбнулась искусительница. — Я найду чем мне развлечь такого гостя.

— Сожалею, Борица, — примирительно улыбнулся Птунис. — Но у меня уже есть семья, — и мягко добавил: — Ты же знаешь.

Борица знала. Но никогда не оставляла своих попыток добиться нужного для неё результата.

— Знаю, — сказала она, подходя к шкафчикам, куда охотники складывали свою одежду перед погружением. Её подруга, Журица, уже держала одежду Борицы наготове и слега виновато улыбалась Птунису. — А вот у меня её нет. Но, если ты когда-нибудь передумаешь или Дарица тебя выгонит, моя дверь всегда для тебя открыта.

— Выгонит! — фыркнула Журица, когда они отошли с площадки, где охотники переодевались. — Ты как скажешь! Кто же такого выгонит?

— Мало ли, — грустно пожала плечами Борица. — Всякое в жизни бывает. — И добавила: — Ничего, я терпеливая.

Девушки свернули за угол, провожаемые взглядом Птуниса. Женщины тоже гибли в океане. И хотя их средний возраст недотягивал до сорока, погибали они всё-таки реже, чем мужчины. Поэтому одиноких женщин в колонии было довольно много. И как разрешить эту проблему, Птунис даже не представлял.

Таких вот одиноких колонисток и посещал Седонис. А также Птунис, до того как сошёлся с Дарицей.

На такие встречи Совет смотрел положительно. Ведь в результате их могли появиться дети, а это только приветствовалось. Но если человек образовывал семью, такие свидания ему воспрещались. И Совет сурово карал тех, кто нарушал этот запрет. Нерушимость семьи почиталась с давних пор, и это была одна из тех позиций, в которой Птунис был солидарен с Советом.

Хорошо, что Норши здесь нет, подумал про себя Птунис. По сравнению с её высказываниями, поведение Борицы было почти детским. Если бы эта женщина, не боявшаяся никого и ничего, была здесь, вода загона услышала бы такое, от чего даже ко всему привычный Горкис краснел бы и долго отплёвывался.

Последний охотник поднялся наконец из загона, и Горкис подал знак. Птунис кивнул и ногами вперёд, чтобы не напрягать руку, прыгнул в воду. Вынырнув, он осторожно поплыл по водному коридору между клетками. Рука немного ныла, но это было нестрашно.

«Надо бы немного поплавать в Кормушке, — мелькнуло в голове у него. — Чтобы рука постепенно привыкала к нагрузкам».

Кормушкой колонисты называли территорию, на которой выращивались съедобные водоросли. Она полностью покрывала потребность людей в растительной пище и необходимых им витаминах.

Плыть было недалеко. Оказавшись у клетки, где содержался Зуб, Птунис набрал воздух в лёгкие и погрузился в воду. Все колонисты могли долгое время находиться без воздуха под водой. Эту способность они тренировали с детства. Но Птунис не знал никого, кто мог бы поспорить в этом с ним. Однажды, когда они в детстве соревновались с друзьями, он пробыл под водой десять минут и после всплытия чувствовал в себе ещё приличный запас сил.

Он посмотрел на своего кула, морда которого была возле самой решётки, как будто он знал, что Птунис придёт, и вдруг в голове его явственно прозвучало: «Не было… долго… волновался…»

Это было до того неожиданно, что Птунис стрелой выскочил из воды. Вынырнув, он обернулся в поисках шутника, но тут же сам себя осадил. Как он может услышать что-то в воде? Нет, это явно было что-то другое, и, кажется, он начинал догадываться, что.

Погрузившись вновь, Птунис приблизился вплотную к решётке. Зуб был рядом, он мог достать до него рукой. Птунис сосредоточился и послал чётко оформленную мысль: «Зуб, это ты только что разговаривал со мной?»

«Кул… мыслить… волноваться… долго не было… возможно… смерть».

Возбуждение переполняло Птуниса. Но он сдержался и не стал опять выскакивать из воды. Значит, его способности вновь выросли, и теперь он может понимать мысли не только филий, которым никто никогда не отказывал в разумности, но даже кулов. А ведь среди колонистов давно шли споры, можно ли называть этих хищников разумными или нет. Теперь он знает ответ на этот вопрос.

Кроме того, он, кажется, может сам передавать мысли. Ещё тогда, сразу после схватки с реной, у него в голове промелькнуло нечто подобное. Но в тот момент он истекал кровью, и эта мысль в его голове не удержалась. Теперь же он получил явное доказательство.

«Ты слышишь меня, Зуб?» — послал он мысль кулу, желая подтвердить свою догадку, и получил ответ.

«Кул понимать… слышать… не знаю…»

Это было грандиозное открытие. Открытие внутри самого себя. И оно предоставляло ему такие возможности, что у Птуниса просто перехватило дух.

Он поднял раненую руку и показал её кулу.

«Рена ранила меня, — он пытался мыслить чётко, чтобы кулу легче было понять его. — Я лечусь. Но скоро мы с тобой вновь выйдем в океан».

Волна радости, принесённая извне, захлестнула его.

«Кул доволен… скорее… океан…»

Спустя некоторое время Птунис вылез из загона и стал прямо на мокрое тело надевать свою одежду.

— Ну что там с ним? — поинтересовался Горкис.

Птунис рассмеялся, представив себе реакцию смотрителя, если бы он рассказал ему, как они только что беседовали с Зубом.

— Скучает, — ответил он. — В океан хочет. Я надеюсь, больше у него припадки не повторятся. Но если что, зови меня, я приду, пообщаюсь с ним.

Горкис кивнул. Он был из тех, кто признавал разумность кулов. Ведь он был смотрителем загона, знал о многих вещах, которые люди, не погружающиеся в океан, понять не могли. Знал о своеобразной привязанности кулов к избранному ими охотнику. И в то же время был категорически настроен против того, чтобы давать этим хищникам клички. Птуниса иногда забавляла такая двойственность людей. Хотя, одёрнул он сам себя, не тебе судить. Достаточно посмотреть на себя, на своё двойственное отношение хотя бы к предкам, чтобы перестать осуждать других.

Птунис направился к своему жилью, вспоминая по дороге, как десять лет назад он в первый раз узнал, что может понимать чужие мысли. Та, его самая первая, филия смотрела на него своим казавшимся ироничным взглядом, и в его голове чётко прозвучало:

«Смотри на меня. Замри. Будь послушным. Стань невесомым, как вода, в которой ты паришь. Стань неподвижным, как трава, которая качается под напором воды, но не может тронуться с места. Замри. Слушайся меня».

Хотя Птунис был ещё мальчишкой, он слышал уже сотни историй о столкновениях с филиями. Ведь у каждого колониста она была своя. Ему рассказывали, что при встрече с ними все мышцы отказывают тебе. Что тебя охватывает оцепенение, которое ты не можешь сбросить. И даже мысли твои становятся вялыми и ленивыми.

Но его мысли не застыли, как рыба во встречном потоке воды. Они понеслись, как рванувшийся в атаку сатк. И во взгляде, устремлённом на него, появилось недоумение.

«Замри. Стань послушным. Оставайся неподвижным».

Ему показалось, что давление внутри его черепной коробки усилилось. Но это продолжалось всего лишь мгновение. Птунис встряхнулся, и его рука с заряженным пневматиком вытянулась в сторону филии. Ему показалось или в устремлённом на него ироничном взгляде мелькнула паника?

Он вспомнил, как чужие мысли вновь возникли в его голове, но они были какими-то сбивчивыми и звучали, если, конечно, можно было так выразиться, слишком уж неуверенно.

«Ничего у тебя не получится, рыба!» — злорадно подумал тогда Птунис и на этот раз чётко увидел заплескавшийся в глазах филии ужас.

Она повела хвостом и развернулась, чтобы спастись бегством. И в тот самый момент, когда она подставила свой бок, Птунис спустил курок.

 

6

Седонис посмотрел в сторону плывшей рядом Ароши. Даже в гидрокостюме, с маской вместо лица, она казалась ему верхом совершенства. Теперь, когда они были вместе в океане, он мог смотреть на неё всё время. И ему бы за это ничего не было. Всегда ведь можно соврать, что он осматривается по сторонам и оценивает обстановку.

Рядом с девушкой появился её кул. Седонис ощутил лёгкое напряжение, отпустившее его только тогда, когда кул, поведя плавниками, набрал скорость и обогнал их.

Своего кула у него не было. И не будет. Потому что, в отличие от всех остальных охотников, Седонис им не доверял. Не доверяет сейчас и не будет доверять никогда.

Кулы, конечно, не эти твари, которые лишают тебя возможности двигаться и даже мыслить. Об этом даже и разговора нет, главный их враг — это, конечно, филии. Но кулы тоже убийцы, хотя и не такие изощрённые, как филии. И они тоже убивают охотников.

У Седониса в семье никто не погиб от зубов кула. Ведь, если бы с его отцом случилось то же, что с отцом Птуниса и Ароши, он не знает, что бы он тогда сделал. Скорее всего, его явная неприязнь превратилась бы в неприкрытую ненависть. И тогда ни один кул, содержащийся в загоне, не мог бы чувствовать себя в безопасности.

Наверное, ещё и поэтому он с таким уважением относится к Птунису и Ароше. Их отец погиб от зубов этого хищника, а у них у каждого есть свой кул, и ничего! Он завидовал им, и не только им — всем, кто может доверять таким опасным тварям, как кулы! Сам он со своим недоверием справиться не мог.

Так же, как и у его друзей, мать Седониса умерла уже давно. Но было и отличие. Его отец до сих пор был жив. После её смерти он постоянно сходился с разными женщинами. Его нынешнее общение с сыном сводилось к приветственным взмахам руки при встрече. Седонис не особо тяготился этим, хотя завидовал тем, кто был окружён, хотя бы в детстве, родительской любовью.

Хотя отец его, Радис, был уже старик (ему скоро должно было исполниться пятьдесят лет), он был ещё крепок. Всё тело его было покрыто шрамами, полученными в схватках с обитателями морских глубин, но он до сих пор крепко держал ружьё, и глаз его был твёрд.

Об отношениях Радиса с женщинами по колонии ходили легенды. Он пережил уже несколько жён, а одна из них до сих пор была жива, хотя он с ней уже не жил. А ведь законы колонии такого не допускали: если ты живёшь с кем-то, то до самой смерти. Однако Радис исхитрился и новую женщину завести, и со старой остаться в хороших отношениях, и наказания избежать.

Той самой женщиной, с которой он расстался, была небезызвестная Норша. Поговаривали, что выгнала она Радиса из-за того, что тот часто отлучался по ночам. И уходил он не на охоту. Но об его измене в Совет Норша не заявила. Ведь Радису за его поведение уже давно грозила суровая кара. Законами колонии за такое поведение предусматривалось лишение мужчины возможности поступать так в дальнейшем. Говоря другими словами, Радиса попросту могли кастрировать. Когда такой вопрос однажды поднимался, на защиту Радиса дружно встали все женщины колонии… Если бы только Норша подала заявление в Совет, его бы уже ничто не могло спасти от заслуженного наказания.

Но заявления не было. Норша разобралась со своим мужчиной по-свойски. Она избила его и вышвырнула вон из их общего жилища. Говорят, Радис пытался сопротивляться. Но в Норше, этой лучшей из женщин-охотниц колонии, было около ста килограммов веса. И практически отсутствовал лишний жир. Только то, что нужно. И мышцы, естественно. Кроме того, тот, кто её не знал, никогда не смог бы предположить, что такая крупная и высокая женщина до невозможности быстра и чрезвычайно пластична.

Поэтому в схватке с сухим и жилистым Радисом она одержала верх. Радис с двумя сломанными рёбрами и лёгким сотрясением оказался в лазарете и по закону мог справедливо требовать прекращения отношений со своей бывшей женщиной.

Всё разрешилось к обоюдному удовольствию. Радис прямо из лазарета ушёл к своей новой подруге, а Норша стала оказывать различные знаки внимания Герфису, оставшемуся к тому времени без жены. Он всегда ей нравился, но она ни на что не могла надеяться, пока Герфис был женат. Со смертью Хорши всё изменилось. Кое-кто из членов Совета подозревал в этой ситуации явный сговор двух бывших супругов, но никаких доказательств у них не было.

Седонис никому бы не признался в этом, но втайне он гордился своим отцом и мечтал, что он тоже будет знаменит на всю колонию, хотя его слава будет лежать, как он надеялся, в другой области. Кроме того, он был благодарен отцу, что тот в детстве привил ему любовь к океану и дал первые навыки выживания в нём.

Хотя из колонии они отправились рано утром, к кораблю им удалось добраться лишь через пять часов. Эта территория была полностью не изучена, так как в такую даль колонисты, запуганные филиями, не добирались. А вот Седонис здесь бывал, не говоря уже о его друге. Седонис был ужасно горд тем, что именно он сможет исследовать этот корабль. Ведь из-за своих способностей этим в основном занимался Птунис.

Очень хотелось есть. Седонис знаками предложил Ароше подстрелить рыбу, всплыть и перекусить сырым мясом прямо на поверхности океана, как иногда делали охотники, но девушка отказалась. Она прямиком направилась к кораблю, и Седонис вынужден был последовать за ней.

Судно лежало на борту и со всех сторон казалось целым. Однако по опыту Седонис знал, что чаще всего пробоина, послужившая причиной гибели корабля, находится под ним. По характерным признакам Седонис понял, что судно было грузовым. Его это обнадёжило. Возможно, им удастся найти что-нибудь ценное сегодня. Внимательно обследовав корабль, Седонис обнаружил неплотно пригнанную крышку одного из трюмов. Может быть, именно это и стало причиной гибели этого судна во время шторма. Кто знает?

Он повернулся, чтобы показать Ароше, что он первый полезет в трюм, как увидел расширившиеся от ужаса глаза девушки под маской, которая смотрела ему за спину. Седонис похолодел. Ему не было нужды оборачиваться, чтобы понять, кто находится позади него. Такой взгляд бывал у охотников только тогда, когда они видели перед собой своего самого страшного врага.

Не раздумывая, Седонис повернул лицо девушки к себе и вытянутой рукой показал ей, чтобы она скрылась в трюме. Ароша замотала головой. Тогда он больно схватил её за шлем, стараясь прихватить волосы, подтянул к себе вплотную и сделал страшные глаза. А затем развернул спиной к себе и придал ей ускорение, оттолкнув как можно сильнее. Ароша поплыла к отверстию в трюме.

Именно на это он и рассчитывал. Шок от боли и обиды будет кратковременным, но он очень надеялся, что этого времени хватит, чтобы девушка скрылась внутри корабля. Он также надеялся, что сделал ей достаточно больно, чтобы она не скоро опомнилась и попробовала поиграть в благородство. Эти игры всегда заканчиваются только одним: гибелью всех присутствующих. А так Седонис рассчитывал, что хотя бы Ароша останется жива.

Принимая во внимание направление взгляда девушки, он примерно предполагал, где находится филия. Немного подработав ластами, Седонис чуть сместился в сторону, чтобы, насколько это было возможно, закрыть собой удаляющуюся девушку.

Будучи одиночкой, он привык полагаться лишь на себя и сражаться до конца. Поэтому знал, что шанс у него есть. Очень маленький, но всё-таки есть. Всё было до чрезвычайности просто. Он должен был развернуться и, не дожидаясь, когда филия его обездвижит, выстрелить с разворота. И попасть. В глубине души он понимал, что всё это больше похоже на сказку, но другого выхода у него не было. Ну что ж, пора начинать!

Седонис положил расслабленный палец на курок, как всегда, заряженного пневматика, сделал вдох и, резко бросив себя в сторону, стал со всей скоростью, на которую только был способен, разворачиваться в сторону врага. «А жаль, — мелькнула у него мысль, — что рядом нет Птуниса!»

…Седонис не любил охотиться с другими. И всё из-за того, что у многих, почти у всех охотников колонии, были кулы. Эти вечно везде снующие хищные твари, которые так и норовят вонзить свои зубы во всё, что только им подвернётся. Поэтому в тот день он, как всегда, охотился один.

Даже с Птунисом он отказался охотиться вместе, хотя тот и предлагал ему. С Птунисом они сошлись не так давно, но уже успели подружиться. Хотя они были абсолютно разными людьми, но их сблизила любовь к океану. Седонису нравилось, что Птунис много чего знает, очень интересно рассказывает, но никогда не задаётся. Он удивлялся, как при таких познаниях Птунис не прошёл испытания на пригодность к какой-либо из профессий. Но, в конце концов, это было не его дело, и он об этом друга не спрашивал. Что-что, а язык за зубами Седонис держать умел.

Поэтому, когда они уже в гидрокостюмах стояли на краю загона и Птунис сказал, что он может присоединиться к нему и его кулу, Седонис отрицательно покачал головой.

— Нет, — ответил он, — дружба дружбой, а… — Здесь Седонис ненадолго задумался, вспоминая продолжение изречения. — А каждому — своё! — просияв, закончил он.

Птунис засмеялся и сказал:

— Ну, как знаешь, — и хлопнул его по плечу. — Тогда будь осторожен, одиночка!

— Я всегда осторожен, — заверил Седонис друга.

Как он был глуп и самонадеян, Седонис понял лишь тогда, когда во время охоты из толщи воды внезапно возникла филия. Мгновение назад её ещё не было, и вот она уже недалеко. Машет хвостом и таращится на него своими глазами.

«Нарисовалась, тварь!» — подумал Седонис и привычным движением вытянул в сторону цели заряженный пневматик.

Седонис всегда верил в свою удачу. И удача верила в него. По крайней мере ему не изменяла. Доказательством этого было то, что однажды он остался в живых после неожиданной встречи с сатком. Ну и, конечно, то, что до восемнадцати лет он никогда не сталкивался с филиями. В это трудно было поверить, ведь у большинства колонистов первая встреча с филиями происходила ещё в детстве, но это было так.

Поэтому, продолжая доверять своей удаче, Седонис нажал на курок. Но выстрела не последовало. Почему, он понял через мгновение. На самом деле он лишь хотел нажать на курок, и его мозг даже отдал приказ определённым мышцам. Но они его уже не слушались. Совсем.

Седонис неподвижно висел посреди океана, а напротив него находилась рыба, с любопытством разглядывавшая его. Седонис запаниковал. Он изо всех сил попытался сделать хоть что-нибудь, пошевелить хотя бы пальцем (лучше всего, конечно, лежащим на спусковом крючке), но у него ничего не получалось. Абсолютно ничего.

И тогда его охватил страх. Вернее, ужас. Ужас перед этой всемогущей тварью, которая была в состоянии сделать с ним сейчас что угодно. Он закричал бы от этого ужаса, если б только смог. Но он не мог, потому что ни одна мышца по-прежнему не слушалась его. И он продолжал всё так же неподвижно парить в толще воды.

И тут Седонис увидел силуэт позади рыбы. Ошибиться он не мог. Это был охотник с ружьём. И он подкрадывался к обездвижившей его твари сзади. У Седониса вспыхнула надежда.

Однако либо филия легко могла читать у него в голове, либо она превосходно ощущала все изменения в колебаниях воды, но она развернулась в сторону другого человека и уставилась на него.

Седонис почувствовал, что он уже может двигаться, хотя ещё довольно скованно. Курок, всё это время находившийся под давлением его указательного пальца, наконец подался, и стрелу вытолкнуло из ствола пневматика. Она ушла в сторону рыбы, но довольно далеко от неё.

Седонис промычал что-то нелестное про себя и развернулся. Надо было удирать. Изо всех сил. Для того чтобы остаться в живых. И хотя движения его были пока неуклюжи, он догадывался, что, чем дальше от филии он будет, тем легче ему будет уходить от неё.

Он сделал первое движение и в это время вспомнил про охотника, спасшего его своим появлением и оставшегося с филией один на один. Седонис знал закон колонии, который данную ситуацию трактовал однозначно: необходимо спасаться бегством. Для того чтобы хотя бы кто-то остался в живых. Всё для блага колонии.

Долю секунды он размышлял, а затем развернулся в обратную сторону. И дело было даже не в том, что силуэт охотника показался ему странно знакомым. Просто плевать он хотел на эти законы. Здесь вам не колония. Здесь — океан. И если ты не поможешь товарищу, то в следующий раз некому будет помочь тебе. Его гарпун под собственным весом утянуло вниз, но он держался на прочной бечеве. «Ничего, — подумал Седонис, — сейчас я подтяну его, перезаряжу ружьё, и тогда…»

В это мгновение он посмотрел в сторону филии и охотника и замер, поражённый тем, что открылось его взору. Филия упорно таращилась на охотника, а тот, как ни в чём не бывало, продолжал плыть к ней. Наконец, он остановился в нескольких метрах от филии. У Седониса упало сердце.

«Всё-таки обездвижила его, тварь!» — подумал он, и в это время охотник призывно махнул ему рукой. У Седониса глаза чуть на лоб не вылезли от удивления. Филия заработала хвостом и плавниками. Было видно, что на этот раз запаниковала она.

Она сделала пол-оборота, развернулась к охотнику боком, и тот спокойно всадил в неё стрелу. А затем подтянулся по бечеве к бьющейся на гарпуне твари и достал нож.

Седонис раскрыл бы рот от изумления, если бы только смог. Но он не мог. Здесь был океан, а не колония. И он лишь покрепче сжал зубами свой загубник…

Воспоминания пронеслись в его голове за мгновения. Уже повернувшись, он понял, что теперь его ничто не может спасти. Но мышцы продолжали действовать по заранее намеченному плану. Палец спустил курок, и стрела ушла в сторону филии. Точнее, в сторону одной из двух филий, находившихся рядом с ним. Рыба грациозно изогнулась, и гарпун прошёл мимо цели. А затем его охватил паралич.

Ароша слышала от бывалых охотников, что филия может обездвижить тебя, если только смотрит тебе прямо в глаза. Поэтому ни в коем случае нельзя ловить её взгляд. Надо прятать глаза, разворачиваться и уплывать. Что она и сделала. Не без помощи Седониса, конечно.

Но когда до щели в трюме было уже рукой подать, её вдруг настигло странное оцепенение. Мышцы сковало неизвестной силой. Ароша запаниковала. Ощущение было ей известно. В детстве она однажды встречалась с филией и с тех пор, как и все остальные, боялась и ненавидела их. Неизвестно, что случилось бы, если бы девушка просто плыла в океане. Наверное, она остановилась бы очень скоро. Но здесь у неё было чёткое направление. И, самое главное, до цели было недалеко. Проплыв по инерции несколько метров, она угрём скользнула в трюм.

И скованность сразу исчезла. Это было до того здорово, что она даже что-то промычала от радости. Отплыв чуть подальше, Ароша слегка подработала ластами. Щель в трюме была узкая, но длинная, и с места её расположения было хорошо видно двух филий и замершего напротив них Седониса.

«Дурак! — закричала она про себя. — Дурак и негодяй! Что же ты наделал!»

Дурак и негодяй, к огромному сожалению Ароши, не мог её слышать. Он вообще, с ужасом подумала девушка, никогда больше не услышит её и не улыбнётся ей, как может только он, если только…

Ароша выставила пневматик перед собой и подплыла поближе к щели. Но, странное дело, чем ближе приближалась она к отверстию, тем сильнее охватывало её прежнее оцепенение. Палец, лежавший на спусковом крючке, никак не хотел на него нажимать. А ведь Ароша даже не приблизилась ещё на расстояние, достаточное для поражения цели.

«Что же это такое? — в панике подумала девушка. — Что здесь творится?»

Она слегка опустилась относительно уровня трюма и включила фонарик. По всему трюму были разбросаны остатки тары и какие-то пластины, которые, судя по всему, раньше в этой таре хранились. Ароша подплыла к одной из пластин и взяла её в руку. Даже в воде девушка почувствовала её приличный вес. Скорее всего, это какой-то металл.

В её голове забрезжила сумасшедшая идея. И самое главное, проверить её надо было прямо сейчас, иначе будет поздно. Ну что ж, если её догадка верна, то всё закончится хорошо. Хотя как может всё закончиться хорошо, когда ты одна против двух чудовищ. Негодяя и дурака в расчёт можно не принимать. И, кстати, в том, что с ним случилось, он сам виноват.

Ароша приподнялась до уровня, с которого ей было видно обеих филий, а затем, держа их в поле зрения, поплыла вперёд. За несколько метров до отверстия в трюме, она вновь почувствовала оцепенение. Ругая себя последними словами за глупость, девушка подняла пластину левой рукой на уровень головы, как бы заслоняясь ею. И оцепенение прошло! Мышцы лишь чуть-чуть были скованны, если сравнивать с обычным их состоянием.

Девушка ликовала. Она аккуратно приблизилась к щели и определила расстояние. Немного не хватает для того, чтобы быть уверенным, что гарпун убьёт тварь. Делать нечего. Ароша крепче закусила загубник и выплыла из трюма.

Седонис сопротивлялся изо всех сил. Он боролся, как мог. И это действительно была борьба, потому что где-то на глубине своего подсознания он чувствовал, что филии тоже борются и с трудом удерживают его в неподвижном состоянии.

Внезапно одна из рыб стала разворачиваться в сторону судна.

«Только не это! — в отчаянии подумал он. — Только бы Ароша не наделала глупостей!»

Не успел он закончить мысль, как в голове развернувшейся филии выросла стрела.

Рыба, в которую она попала, билась в предсмертных судорогах. Это можно было понять по характеру ранения. Но оставалась вторая. Давление в голове Ароши усилилось, заставляя отказаться от борьбы, бросить всё и застыть посреди океана. Точно так же, как до неё это сделал Седонис. Изо всех сил сопротивляясь чужим мыслям, Ароша отбросила в сторону пневматик и, продолжая держать пластину перед собой, свободной рукой вытащила нож.

Мышцы Седониса слегка отпустило. Он разжал пальцы. Пневматик медленно полетел вниз. Седонис проводил его взглядом, запомнил место и, нащупывая ножны, сделал медленное движение вперёд.

С двумя соперниками филия не справлялась. Она изо всех сил пыталась воздействовать на людей, чтобы заставить их отказаться от сопротивления, но те упорно, метр за метром, продвигались вперёд. Филия могла бросить всё и уплыть. Так и надо было поступить. Ведь своей подруге она уже ничем помочь не могла. Судороги раненой постепенно стихали, и она была уже почти что мертва. Но филия боролась до конца.

Поединок продолжался долго. До тех пор, пока Седонис, оказавшийся на расстоянии удара ножа, не прекратил мучения умирающей. После этого в головах у людей одновременно раздался жуткий вопль, в котором слились боль и невыразимая тоска.

Затем оставшаяся в живых филия развернулась и уплыла.

 

7

Птунис сидел у Герфиса, когда к ним ворвался Морис.

— Вы тут сидите, — завопил он с порога, — а там Седонис с Арошей с охоты вернулись!

Птунис, слегка напрягшийся после его неожиданного появления, расслабился.

— Что случилось? — спросил он. — К чему такой ажиотаж? На Поверхность вернулись материки?

Морис, ничего не понявший из того, что сказал Птунис, сделал глаза ещё больше, чем они у него уже были, и вновь закричал:

— Они филию убили!

И исчез за дверью. Друзья переглянулись и вскочили с топчана.

— Подожди, я только дверь закрою! — крикнул Герфис вслед другу, но тот уже нёсся в сторону загона.

Прибежав туда, Птунис увидел, что куча людей тискают растерянную и слегка испуганную Арошу и глупо улыбающегося Седониса. Поняв, что к ним теперь не пробиться, Птунис остановился поодаль. «Можно будет их историю и вечером выслушать», — благоразумно решил он.

После того как он убил филию на глазах Дарицы, и они вернулись в колонию, здесь творилось нечто подобное. Если бы не было Дарицы, он поступил бы как обычно, то есть скормил бы мёртвую филию Зубу. И никто никогда бы ничего не узнал.

Но при девушке так поступать было нельзя. Ведь в то время они только познакомились, и она ещё ничего не знала о его планах. Поэтому он, как требовал того закон колонии, вырезал часть туши как доказательство и доставил в колонию.

Сейчас здесь творилось невообразимое. Колонисты убивали филий так редко, что каждый такой случай превращался в праздник.

Вздохнув, Птунис развернулся, чтобы уйти к себе, но увидел, что к нему направляется Герфис, который цепко держит за плечо подпрыгивающего и размахивающего руками Мориса.

— Хочешь узнать всю историю? — спросил Герфис. — Морис тут был с самого начала. Давай, расскажи нам всё по порядку, — предложил он подростку.

Морис жадно глядел в сторону героев дня, и Птунис, усмехнувшись, сказал ему:

— Вечером приходи к нам, услышишь всё из первых уст. А теперь рассказывай, что здесь произошло.

Морис, воодушевлённый приглашением, принялся говорить:

— Они приплыли, когда здесь было много народу. Вернулась очередная партия охотников с богатой добычей. Кстати, — он ткнул в Птуниса пальцем, — там была твоя Дарица. Поэтому позвали людей, чтобы отсортировать и перенести улов. И тут из воды по трапу появляется Седонис. И только хлоп клювом филии об пол!

Морис даже вздохнул от восхищения, вспоминая эффектное появление своего старшего друга.

— Все ошалели, — продолжал он, — а Седонис и говорит: это, мол, Ароша филию убила. Что тут началось! Люди к ним подскочили, обнимают их. А сестра твоя в крик! Мол, ты, Седонис, дурак, идиот, ну и что-то там ещё! И всё, мол, из-за тебя! В общем, я не понял, — пожал он плечами, — чего она ругалась! А он только улыбается, — и показал в сторону Седониса, — ну прямо как сейчас. А больше я и сам ничего не знаю, — вздохнул он, глядя на Птуниса.

Герфис посмотрел на Седониса, хмыкнул, а затем обратился к Птунису:

— Пошли к тебе. Ты был прав, вечером сами всё узнаем.

И друзья направились прочь с территории загона. Морис бросил жалобный взгляд на толпу, в нерешительности потоптался на месте, а затем помчался их догонять.

К вечеру, когда восторг колонистов улёгся, в комнате Птуниса и Дарицы, которая была чуть больше, чем у Седониса, собралась толпа. И хотя были только самые близкие люди, места всё равно всем не хватило. Поэтому гостей рассадили также в соседних комнатах, открыв, чтобы хорошо было слышно, все двери.

Когда все расселись, Птунис посмотрел на притихшую и уставшую от чествований парочку и произнёс:

— Рассказывайте, — а затем добавил: — Как всё было на самом деле.

Все присутствующие хорошо знали друг друга, поэтому не было никаких взаимных шуток. Седонис и Ароша рассказывали обстоятельно, а остальные слушали их внимательно и серьёзно.

Когда они закончили, Герфис сразу же спросил:

— Этот металл у вас?

Седонис вытащил из-под одежды и подал ему металлическую пластину. Механик повертел её в руках и сказал:

— Не знаю, металл это или сплав, но он мне неизвестен. Там много таких?

— Очень много, — заверила его Ароша.

— Металл один и тот же?

— Не знаю, — растерянно развела руками девушка.

— У нас не было времени рассматривать, — сказал Седонис. — Одна филия ушла, и, кто знает, когда она могла явиться с подмогой.

— Я заберу пластину себе, — заявил Герфис, бережно прижимая её к груди. — Надо проверить её свойства. Никто не возражает? — с вызовом спросил он.

Никто Герфису возражать не стал, и он удовлетворённо откинулся на стуле.

— Неужели мы наконец-то нашли защиту от рыб? — с надеждой спросила Ароша.

Джарис, один из старейшин колонии, саркастически хмыкнул:

— Всё это, конечно, хорошо, но, — он поднял указательный палец, — к шлему пластину не прикрепишь, а охотиться с ней за поясом довольно неудобно. Кроме того, ставлю свой самый главный палец, что если филия появится, то достать ты пластину уже не успеешь. Рыба тебя обездвижит раньше.

Спорить с Джарисом никто не стал, лишь Герфис произнёс:

— Дайте мне день на проверку свойств металла, и я скажу вам, что с ним можно сделать.

— Значит, ты говоришь, — задумчиво произнёс Кулис, — что ты сопротивлялся филиям, и тебе показалось, что они едва с тобой справляются?

Седонис смущённо засопел.

— Я не знаю точно, — неуверенно сказал он, — но мне так показалось. Это было совсем другое чувство, когда меня обездвижила филия несколько лет назад. Тогда я испугался и даже и не подумал бороться. И я был полностью парализован, хоть она была и одна. А сейчас мне даже на мгновение удалось шевельнуть ногой. Правда, потом давление в голове возросло, и я опять застыл на месте.

— Очень интересно, — пробормотал Кулис, — очень интересно. А ведь я ни разу, — возвысил он голос, — не слышал о том, чтобы люди сопротивлялись филиям. Всех настолько парализует страх перед ними, что никто и не пытается бороться. Вполне возможно, что если бы мы сопротивлялись при встрече с ними, то их воздействие на наш мозг было не так эффективно.

По углам комнаты раздался шёпот. Мысль была, по сути, крамольной. Ведь раньше никто и никогда, на самом деле, не пытался сопротивляться. И кто вообще сказал, что такое возможно? Седонис? Но он ведь мог и приврать, чтобы выгодней подать себя. Филию-то убила Ароша, а он в данном случае выглядел статистом. Но в некоторые самые горячие головы эта мысль всё-таки запала. И их хозяева сказали себе, что при случае (не дай бог, конечно) эту мысль стоит проверить.

— Так-так! — раздался саркастический голос из угла, и все удивлённо повернули туда головы. Ведь голос принадлежал Радису, а никто из хозяев не помнил, чтобы он его приглашал.

— Значит, ты, мальчик, — продолжал тот, — нарушил главное правило колонии, гласящее, что надо в первую очередь спасаться бегством. Ведь твоя жизнь, — его голос вдруг стал удивительно похож на голос главы Совета, — есть главная ценность колонии.

Седонис нахмурился. Он не любил, когда отец при всех называл его мальчиком.

— И твоя девчонка, — махнул Радис рукой в сторону Ароши, — кстати, тоже его нарушила.

— Я не девчонка, — возмущённо закричала со своего места девушка.

«Ага, — обрадовано подумал Седонис, — но она не сказала, что не его девчонка! Это хорошо!»

— Я думаю, — Радис задумчиво потрогал верхнюю губу пальцем, — что Совет сначала похвалит вас за убийство филии, а потом сурово накажет за нарушение правил. Своих идиотских правил! — вдруг закричал он.

Все вздрогнули от неожиданности.

— Эти старые засранцы в Совете совсем выжили из ума, — поддержала бывшего супруга Норша. — Пора им напомнить, что Совет существует для того, чтобы служить колонии, а не для того, чтобы придумывать удобные для этих вонючих старикашек законы.

Кое-кто из присутствующих после этих слов срочно стал искать глазами выход, не желая быть обвинённым в слушании таких неподобающих речей.

— Ты как всегда права, подруга! — помахал ей рукой Радис.

Бывшие супруги улыбнулись друг другу. Герфис, перехвативший эти улыбки, сдвинул брови.

— Если бы вы, — добавил Радис, — сегодня делали всё согласно этим правилам, один из вас не сидел бы сейчас с нами. А может быть, — он перевёл взгляд с девушки на сына, — и оба.

Птунис подал Дарице знак, и та разнесла гостям сок, приготавливаемый из морских водорослей. Он слегка дурманил голову и развязывал языки.

Вскоре после этого разговор перерос в жаркий спор. Самые лояльные к Совету колонисты ушли, сославшись на позднее время, и остались лишь те, кому надоел существующий порядок вещей. Птунис, почти не говоривший, внимательно слушал всех и делал для себя соответствующие выводы.

— Ладно, — с сожалением сказала, вставая, Норша, — у вас хорошо, но мне завтра рано вставать. Пойду.

— Мне тоже пора, — встал Герфис. — И если ты подождёшь меня, я тебя провожу. Нам ведь по пути, — оправдательно сказал он, заметив язвительные улыбочки некоторых присутствующих.

— Конечно! — просияла Норша. — Конечно, по пути!

Вслед за ними потянулись и остальные. Последним из гостей, зевая, ушёл Морис. Завтра он такое расскажет друзьям! И все ему будут завидовать, ведь никому из них ещё не удалось провести целый вечер в обществе живых убийц филий, причём всех сразу! Не считая других видных людей Ружаш.

Кроме того, Морис надулся от гордости, он облечён доверием Птуниса. И не просто доверием! Птунис поручил ему весьма важное дело, которое никто не сможет выполнить, кроме него. Но об этом пока говорить нельзя. Хотя, как обещал Птунис, скоро наступит время, когда говорить можно будет всё. Как сегодня вечером. И Морис, донельзя довольный собой, что-то мурлыча себе под нос, направился домой.

— Как вы? — спросил Птунис сразу у сестры и друга, когда подросток ушёл.

— Нормально, — ответил Седонис.

— Какое-то необычное ощущение, — задумчиво добавила Ароша.

— Что, непривычно ощущать себя убийцей филии? — спросил Седонис.

— На самом деле это ты её убил! — ощетинилась девушка. — Хотя и вёл себя как придурок!

— Я? — изумился Седонис. — Как придурок?

— Да, ты!

— Хватит, — оборвал их Птунис. — Вы вместе победили её. Запомните, вместе. Твой отец, — обратился он к Седонису, — был прав. Если бы вы не поддерживали друг друга, вы оба могли бы сегодня не вернуться. Ладно, — сказал он присмиревшим спорщикам, — сегодня был очень интересный день, но пора спать.

— Ребёнок, — он кивнул в сторону Зорицы, — уже второй час носом клюёт.

Зорица, обиженная на «ребёнка», насупилась.

— Я не ребёнок, — сказала она. — А ты, — она обвиняюще ткнула пальцем в сторону Птуниса, — уже не главный герой! Кроме тебя и другие умеют убивать филий!

Все засмеялись.

— Я тебя разочаровал? — отсмеявшись, спросил Птунис.

— Нет, — подумав, ответила Зорица. — Но я всё равно не ребёнок. Я уже подстрелила одну рыбу. А охотник не может быть ребёнком!

— Извини, — примиряющим жестом поднял руки Птунис. — Я был неправ.

Зорица довольно засопела.

Ароша, а следом за ней и Седонис, попрощавшись, друг за другом вышли из комнаты. Ароша, не оборачиваясь, направилась к себе. Седонис поплёлся следом за ней.

Дойдя до двери своей комнаты, Ароша толкнула её и, всё так же не глядя на Седониса, сказала:

— Почему ты здесь? Тебе же в другую сторону.

Седонис вздохнул и развернулся.

— Ты всё-таки дурак, — произнесла Ароша каким-то странным голосом.

Седонис замер на половине движения, а затем решительно повернулся и подошёл к девушке.

«Сейчас или никогда», — подумал он и осторожно развернул её к себе лицом.

Ароша смотрела на него, и Седонис задрожал от радости, потому что так на него ещё никто не смотрел. Он нежно поцеловал её, и Ароша ответила ему.

Так они стояли очень долго. До тех пор, пока Седонис не подхватил её на руки и не вошёл в распахнутую дверь.

 

8

Заргис закончил копировать отчёт и отложил в сторону карандаш.

— Ладно, Морис, — сказал он. — Я иду к главе Совета с докладом, а для тебя будет задание. Помоешь всю лабораторную посуду, причём тщательно, не так, как в прошлый раз.

Обиженный Морис засопел, но промолчал.

Заргис спрятал отчёт в железный шкаф, запер его на ключ, взял копию и вышел. Идти было недалеко, поэтому уже через несколько минут он положил копию перед Питрисом.

— Что это? — спросил глава Совета.

— Отчёт о проделанной работе, — спокойно произнёс Заргис, присаживаясь в стоящее рядом кресло. — Вернее, его копия. Саму работу мне заказал Птунис. Он попросил определить химический состав вещества, находящегося внутри капсулы, одну из которых, по его словам, он нашёл в одном из кораблей. Ты же знаешь Птуниса и его друга, Седониса, — внимательно глядя на Питриса, сказал Заргис. — Ах, эта молодёжь! Абсолютно ничего не боится! Плавают, где хотят, обыскивают корабли, благо карты под рукой, убивают филий. И самое интересное, — тонко улыбнулся он, — им всё сходит с рук.

— Это им с рук не сойдёт, — сжав губы, мрачно произнёс Питрис. — Седонис и сестра Птуниса должны быть наказаны. Они нарушили правила по действию в чрезвычайных обстоятельствах. Одобренные, кстати, Советом, что автоматически возводит их в ранг закона.

— И как ты накажешь героев колонии? — хмыкнул Заргис. — Ведь каждый поймёт это так, что они наказаны за убийство самого злейшего нашего врага. И что произойдёт потом, интересно? Кстати, ты не чувствуешь, что в воздухе витает что-то новое, что эта молодёжь несёт с собой бриз перемен. Надо как-то приспосабливаться к этому. Иначе мы можем оказаться ненужными для колонии.

— Что я чувствую, — процедил Питрис, не отрывая глаз от бумаги, — так только то, что кто-то метит на моё место.

Заргис внимательно рассматривал свои тонкие пальцы. Поморщившись, Питрис сказал:

— Слушай, Заргис, ты же знаешь, я не разбираюсь в твоих формулах. Нельзя было написать всё это человеческим языком?

— В конце отчёта написано заключение, — спокойно ответил Заргис. — Специально для членов Совета. Простым и доступным языком.

Питрис дочитал отчёт до конца, и руки его задрожали. Он был уже стар, и, хотя довольно неплохо справлялся с мимикой лица, руки иногда его подводили.

— Кто ещё об этом знает? — спросил он.

— Никто, кроме нас двоих.

— Надо, чтобы так оставалось и дальше, — сказал глава Совета. — Нельзя, чтобы Птунис узнал о результатах анализов.

— Так же, как и с отчётом Хорши? — спросил Заргис.

— Ты же знаешь, — раздражённо произнёс Питрис, — мы действовали для общего блага. Что будет, если люди узнают, что наша численность сокращается? Все станут поступать как Радис и бросятся повышать рождаемость! Начнётся разврат и распад морали! Попрание всех правил и наших ценностей, к которым мы привыкли и на которых выросли! Этого нельзя допустить.

— Как скажешь, — пожал плечами Заргис.

Питрис посмотрел на него, пожевал губами, а затем спросил:

— Птунис хотел узнать только состав капсул? Больше ничего?

— Он ещё хотел знать, сможем ли мы в условиях колонии в случае чего, — покрутил он в воздухе рукой, — изготавливать подобный состав.

— И что? — впился в него взглядом Питрис.

— Сможем, — ответил Заргис. — А, зная способности Герфиса, я думаю, что нам по плечу даже будет наладить производство самих этих капсул.

— Значит, он догадывается, что они собой представляют? — задумавшись, произнёс Питрис.

— Несомненно.

Питрис поднял тяжёлый взгляд на своего коллегу:

— Ты сможешь отдать Птунису отчёт, выводы которого будут слегка отличаться от этого в нужную нам сторону?

— Сделаю, — кивнул Заргис и, помедлив, сказал: — А ведь это мог бы быть шанс для всех нас, Питрис. Если Птунис, конечно, нашёл то, о чём мы думаем. Мы бы смогли уравнять наши шансы в борьбе с филиями.

— В войне с рыбами нам не победить, — отрезал Питрис. — Зная об их способностях, ты должен понимать, что пока они просто играют с нами. Если же мы начнём войну, рыбы нас просто раздавят. Это ведь их мир, не наш. Поэтому мы должны любыми способами удержать колонию, особенно некоторые горячие головы от опрометчивых действий. — И добавил, пристально глядя на Заргиса: — Любыми способами.

Тот кивнул.

— Хорошо, — улыбнулся Питрис. — Можешь идти. И спасибо, — бросил он в спину Заргису, — что сразу пришёл сюда.

— А к кому мне ещё было идти, как не к своему руководителю? — недоумённо приподнял бровь Заргис. — Неужели к заказчику?

Они оба засмеялись, и главный химик Ружаш вышел.

Когда дверь закрылась, Питрис сразу же перестал смеяться. Он зазвонил в колокольчик, стоящий на столе, и через другую дверь вошёл человек. Это был Пронис.

После того как на его глазах погиб Барис, а он чудом остался жив, Пронис так и не смог отделаться от ужаса перед филиями, постоянно преследовавшим его. Мало того, Пронис больше так никогда и не смог выйти в океан. Он пытался себя заставить, но у него ничего не получалось. Прониса начинало буквально колотить, как только он видел перед собой хотя бы гидрокостюм.

Питрис, узнавший об этом, взял его во внутреннюю стражу. Вскоре он убедился, что бывший охотник всецело предан ему и сделает любое дело, которое только он ему поручит. Через некоторое время Пронис стал начальником внутренней стражи. Во время встреч с посетителями он постоянно дежурил в соседней комнате, готовый в случае чего тотчас же прийти на помощь главе Совета.

Питрис был в курсе и личных дел своего преданного помощника, ибо Пронис, действительно, стал для него незаменим. Уже очень давно Пронис был влюблён в жену своего друга Бариса, Дарицу. И никто про эту его любовь не знал. Однако Барис погиб. Оправившись от шока и устроившись в стражу, Пронис решил рассказать о любви своей избраннице.

Однако Дарица не ответила на его признание. И вскоре оскорблённый страж понял, почему. Возле Дарицы вовсю увивался Птунис.

Терпеть всю жизнь, ждать своего часа, дождаться, наконец, и быть отвергнутым из-за какого-то молокососа! Этого Пронис стерпеть не смог. Однажды ночью он подкараулил Птуниса и напал на него. После жестокой драки оба угодили в лазарет.

По всем законам виноват был Пронис и должен был отвечать. Но Питрису удалось замять назревающий скандал. Сразу же после этого Дарица объявила, что она официально переходит жить к Птунису.

Узнав об этом, Пронис ничего не сказал. Но всё это время он упорно делал карьеру, какую только смог бы сделать в колонии. И ждал момента, когда он сможет поквитаться со своим обидчиком. Обо всём этом Питрис знал.

Пронис встал перед креслом главы Совета и молча ждал. Питрис приступил к делу без предисловий:

— В общем, так. Птунис нашёл капсулы с взрывчатой смесью внутри и отдал нашему химику для анализа. Как определил Заргис, эти капсулы являются зарядами для оружия, пригодного для подводной стрельбы. Оно может поражать на большем расстоянии, чем пневматик, и с гораздо большей убойной силой. Возможно, Птунис нашёл также и само оружие. Если оно попадёт к некоторым из колонистов, ты понимаешь, о ком я говорю, они применят его против филий. И тогда наш мир взорвётся. Этого допустить нельзя. Что ты думаешь по этому поводу?

Пронис немного помолчал, обдумывая услышанное. Он стал начальником внутренней стражи не только из-за беззаветной преданности Совету и его главе лично. У него были и другие качества, позволяющие говорить о том, что эта специальность как будто создана для него. В том числе и острый ум.

— Если Птунис нашёл оружие, — медленно произнёс Пронис, — то оно, скорее всего, хранится у его друга Герфиса. Тот отличный механик, и наверняка Птунис отдал оружие ему.

Глава Совета и начальник стражи посмотрели друг другу в глаза, и Пронис кивнул:

— Я посмотрю, что можно сделать. Но хотелось бы знать, как оно выглядит.

— Похоже на подводное ружьё, но неизвестной конструкции. Скорее всего, к нему должно пристёгиваться приспособление для хранения капсул, так называемая обойма. Больше ничего не могу сказать, но думаю, ты справишься. Иди.

Пронис наклонил голову и вышел из комнаты.

Вернувшись в лабораторию, Заргис долго возился с замком своего шкафчика, где он хранил документы. Наконец, он открыл его и бросил копию внутрь. Затем сел за стол, достал карандаш и стал писать отчёт для Птуниса.

Всё это время наблюдавший за ним Морис, наконец, не выдержал:

— Я всё сделал, как вы велели. Помыл пробирки и доставил их сушиться. Вы будет проверять?

— Потом, — бросил Заргис, не отрываясь от работы. — На сегодня ты свободен. Можешь идти.

Морис сбросил халат и, попрощавшись, выскочил из лаборатории. Топот его шагов вскоре затих вдали. Заргис продолжал писать отчёт, и на губах его промелькнула едва заметная улыбка.

 

9

Утром Пронис вновь стоял перед креслом главы Совета.

— Вечером я навестил жилище Герфиса, — сказал он. — В то самое время, когда он был в кузнице колонии и колдовал с металлом, принесённым ему Седонисом. Но, к сожалению, мне не удалось открыть его дверь. Большинство колонистов оставляют двери своих жилищ открытыми, но, по-видимому, Герфис не из таких. Подозревая это, я взял с собой на всякий случай кое-какие приспособления, помогавшие мне в прошлом проникать в подобные помещения. Но замок на двери Герфиса я открыть не смог. Всё-таки он главный механик колонии, и замки на свои двери, скорее всего, делал сам.

Пронис немного помолчал, а затем продолжил:

— Сегодня вечером он, как обычно, пойдёт проверять главные генераторы. Я мог бы с парочкой людей взломать его дверь и…

— Даже не думай! — оборвал его Питрис. — Ты понимаешь, что произойдёт, если вас кто-нибудь увидит? Через минуту там будет половина населения колонии. И тогда нам конец. Кроме того, вдруг там вообще нет оружия, и мы всё это затеваем зря. Нет, последствия могут быть непоправимы. Придётся ждать. Пусть они сделают первый ход. А мы подождём и решим, как можно ответить.

Но дальнейшие события стали развиваться совсем не так, как планировал Питрис.

Этим же утром Птуниса и Дарицу посетил Герфис. Странная ухмылка не сходила с его лица.

— Чему ты так радуешься? — поинтересовался Птунис, после того как они поприветствовали друг друга.

— Поводов много, — ответил Герфис. — Во-первых, я проверил свойства металла, который нашла Ароша. У него отличные ковкость и пластичность, — и он торжествующе уставился на друга.

— Ну и что? — спросил Птунис, который пока не понял, к чему клонит его друг.

— А то, что я могу придать ему практически любую форму.

Птунис продолжал непонимающе хлопать глазами.

— Я могу даже придать ему форму тонкой полусферы, которую можно использовать как головной убор.

Птунис чуть на месте не подпрыгнул.

— Вот это да! — выкрикнул он. — Так мы сможем защитить любого колониста от мозгового воздействия филий.

— Дошло наконец-то! — расплылся в улыбке Герфис.

— Так-так-так! — Птунис в волнении заходил по комнате. — В таком случае мы сможем использовать твоё изобретение как подкладку под шлем гидрокостюма. Это уже работа для тебя, милая, — сказал он Дарице, внимательно прислушивающейся к разговору.

Дарица кивнула, Основной её специальностью была починка и изготовление гидрокостюмов, которой она с другими женщинами занимались в особой мастерской.

— Зачем надевать его изнутри? — удивился Герфис. — Ржавчине металл не подвержен, столько лет в воде пролежал. Так что…

— Не понимаешь? — хитро прищурился Птунис. — Чтобы невозможно было отличить обычный шлем от специального. Пока это нам ничего не даст, но, скорее всего, пригодится, когда начнётся война.

— Ага, — пробормотал Герфис, — головоломка для филий. Ну что ж, может быть, ты и прав, — и он вновь ухмыльнулся, но на этот раз ухмылка его была какой-то недоброй. — Есть и второй повод для веселья, — сообщил он. — Вчера вечером, когда нас с Норшей не было дома, кто-то пытался проникнуть в моё жилище.

Птунис похолодел.

— Всё нормально, — успокоил его Герфис. — Плохим бы я был механиком, если бы любой проходимец мог вскрыть мой замок.

— Думаю, это был не любой, — задумчиво произнёс Птунис.

— Считаешь, Совет зашевелился? — спросил Герфис.

— Уверен. И вот почему. Утром ко мне забежал Морис, подмигнул и вручил копию отчёта о проделанном Заргисом анализе вещества из капсулы. Хочешь почитать? — И он вручил листок бумаги другу.

— Та-ак, — протянул Герфис. — Значит вещество, содержащееся в капсуле, абсолютно бесполезно и не может вступать ни в какие химические реакции.

— Точно, — улыбнулся Птунис.

— Ты-то что веселишься? — хмуро спросил Герфис. — Это ведь ставит крест на всех наших надеждах.

— Потому что у меня есть и другой отчёт, — и Птунис помахал перед лицом друга ещё одной бумагой. — Его мне принёс тот же Морис, только вчера вечером. Читай.

— Ничего не понимаю, — пробормотал Герфис, закончив. — Два абсолютно разных заключения. Что вообще происходит?

— Расскажу по порядку. Вчера Заргис закончил составлять отчёт, запер его в шкаф, а копию отнёс Питрису. Когда он вернулся, то начал составлять новый отчёт, который, кстати, ты читал первым.

— Ну? — не понял Герфис. — А откуда взялся второй?

— А отчёт, который ты читал вторым, был составлен Заргисом первым, то есть сначала, не запутался ещё? Так вот, по моей просьбе, его скопировал для меня Морис вчера вечером.

— А где он его взял? — уставился на друга Герфис.

— Значит, так, объясняю ещё раз. Заргис ушёл с копией настоящего отчёта, а оригинал запер в шкаф, в шкаф, понимаешь? А в лаборатории остался Морис…

— Теперь понял. Слушай, ты чему молодёжь учишь? — возмутился Герфис. — Это ведь то же самое, что залезть ко мне без разрешения и выкрасть ружьё!

— Нет, не то же самое. И мы не воровали, а вытащили на свет правду, которую от нас пытались скрыть. Или ты хотел, чтобы нас и дальше продолжали обманывать?

— Нет, не хотел, — удручённо ответил Герфис. — Значит, ты с самого начала предполагал возможность подлога? Поэтому и подключил Мориса.

Птунис кивнул.

— Слушай, — грустно произнёс Герфис, — мы же хотели воевать с рыбами. А что выходит теперь? У нас получается склока между своими же?

— Ты сам мне говорил, — жёстко ответил Птунис, — что Совет будет всячески противиться переменам. Тем более войне. Значит, его надо устранить. Но сделать это надо так, чтобы каждый колонист убедился в том, что на данный момент Совет нам будет только мешать.

— И что мы теперь будем делать? — хмуро спросил Герфис.

— А делать будем вот что, — начал Птунис… В конце своего монолога он спросил: — Сколько из пластины, что у тебя есть, ты сможешь сделать полноценных защитных шлемов?

— Три, — не колеблясь, ответил Герфис. — Ну а если постараться, тогда…

— Я же сказал: полноценных. Мы не будем экономить на своей собственной защите. Когда поплывём на корабль за металлом, три человека будут защищены. Хотя все должны понимать, что этот металл — не панацея. Он лишь ослабляет воздействие филий. А вот насколько, мы и проверим во время своего похода. С нами будут кулы, так что груз мы сможем захватить приличный. Как быстро ты сможешь изготовить три шлема?

— Думаю, завтра будут готовы, если пойду делать сейчас же, а не буду тут с тобой болтовнёй заниматься.

Птунис рассмеялся.

— Но потом они должны ещё попасть ко мне в мастерскую, — вступила в разговор Дарица. — Мы подгоним их под шлемы. Думаю, до вечера справимся.

— Отлично! — сказал Птунис. — Тогда послезавтра у нас всё будет готово.

— А как твоя рука? — поинтересовался Герфис.

— Уже хорошо, — подмигнул ему Птунис. — А через два дня будет в полном порядке. И последнее. За металлом поплывут человек десять, не меньше. Чтобы мы могли быть уверены, что сможем отбиться от нападения филий.

— А может, нам повезёт, и мы проскочим?

Птунис нехорошо усмехнулся.

— Я почти уверен, что нас будут ждать, — сказал он. — Но я хотел сказать о другом. Мы оба с тобой должны плыть. Я буду показывать дорогу, а ты будешь нужен для того, чтобы мы не ошиблись и не взяли другие пластины, если там такие есть. И нас не будет почти сутки. За это время много чего может случиться. Я полагаю, что некоторые члены Совета готовы на многое, лишь бы всё оставалось по-прежнему. Они могут даже задействовать стражников.

— Их всего-то три десятка, — сморщил нос Герфис.

— Но это сплочённая группа, подчиняющаяся лишь Совету. И если Питрис отдаст им приказ… — Птунис покачал головой.

— Что ты предлагаешь? — напрямик спросил Герфис.

— Нам нужна альтернатива внутренней страже. Группа, состоящая из наших сторонников, которая в случае чего смогла бы дать стражникам отпор. И мне кажется, что об этом ты мог бы поговорить с Норшей.

— С Норшей? — удивился Герфис.

— Она популярна в колонии. Её слушают многие, как женщины, так и мужчины. Она убедительна. Я думаю, она смогла бы создать такой отряд.

— Да, — расплылся в улыбке Герфис, — потрясающая женщина!

— Вот видишь.

— Согласен, — кивнул Герфис. — Заодно попрошу её поговорить с Радисом.

— Отцом Седониса? — удивился Птунис. — Я думал, ты его недолюбливаешь.

— Есть такое. Но он также имеет в колонии большой вес, особенно среди женщин.

Они покосились на Дарицу, и та, улыбаясь, кивнула:

— Да, интересный мужчина.

— Кроме того, — продолжал Герфис, — ему скоро пятьдесят, а он до сих пор ещё жив. Хотя всю жизнь был только охотником. И самое главное — он ненавидит Совет.

Все дружно рассмеялись.

— Трудно испытывать большую любовь, когда тебя обещают кастрировать, — отсмеявшись, произнёс Птунис. — А вообще, ты прав. Я думаю, Радис нам подойдёт. Кстати, можно попросить Седониса, чтобы он поговорил с ним.

— Нет, — покачал головой Герфис. — Радис до сих пор считает сына мальчишкой. Думаю, лучше это сделать Норше.

— Не боишься? — дружески подтолкнул друга плечом Птунис.

— Нет, — спокойно ответил тот. — Норша теперь со мной. Она мне всё рассказала, в том числе и то, из-за чего они разошлись. Возврата к прежнему не будет. Кстати, — прищурился Герфис, — их драка, после которой они расстались, действительно была поставной. И придумал всё это Радис. Он большо-ой хитрец! Кстати, как дела у Ароши и Седониса? — с любопытством спросил он.

— Все уже знают, — усмехнулся Птунис.

— Ну, это же колония, — развёл руками Герфис.

— Я их второй день уже не вижу. Похоже, они заперлись у себя, и плевать они хотели на войну. Их сейчас другое интересует.

Мужчины рассмеялись.

— Думаю, у них всё будет хорошо, — улыбнулась Дарица.

 

10

Пронис вошёл в кабинет главы Совета. По его лицу Питрис понял: то, чего они ждали, началось.

— Что происходит? — спросил он. — И где?

— В загоне крупная группа колонистов. Готовятся к выходу. Во главе их Птунис и Герфис. Собираются за металлом на корабль.

— Кроме охотничьих отрядов, график выхода которых составлен заранее, выход может быть разрешен только по заранее поданной заявке, в случае чрезвычайной необходимости и с согласия Совета. Я такого разрешения не давал. Пойдём. Возьми с собой десяток людей.

Пронис довольно осклабился.

Когда они подошли к загону, там было довольно много народу.

«Неужели такое количество сразу поплывёт на тот корабль? — удивился Питрис. — Да, они действуют с размахом».

— Я хотел бы знать, по какому поводу здесь собралось столько людей? — вслух сказал он.

— Повод простой, — прогудел Герфис. — Несколько дней назад на одном из кораблей был найден неизвестный металл. Благодаря его особым качествам, Ароше удалось убить филию. Я проверил свойства металла. Он хорошо поддаётся обработке, и из него можно будет сделать стальные подшлемники, которые смогут защищать нас от воздействия филий. Наша группа плывёт за этим металлом.

— Прекрасно, — улыбнулся Питрис. — Но у вас нет разрешения на выход в океан.

— С каких пор, — произнёс Птунис, — Совет не даёт разрешения на действия, необходимые для блага колонии? Я бы сказал, жизненно необходимые. Ведь металл нужен нам, чтобы сохранить жизнь охотникам при встрече с филиями.

— Его свойства ещё не доказаны, — быстро сказал Питрис.

— Странно, что вы не верите своим колонистам, — улыбаясь, произнёс Птунис, — вернувшимся, кстати, с клювом филии. Ведь этот металл спас их жизни. Но раз так, то доказать это можно лишь на практике. Поэтому Герфис изготовил три пробных подшлемника.

Улыбающийся Седонис помахал одним из шлемов, показывая, что внутри него металл.

— Мы заберём с корабля металл, у которого, кстати, прекрасные свойства, и он может быть использован для многочисленных нужд колонии, а по дороге проверим, как он действует. Так что вы можете дать своё разрешение прямо сейчас.

— Этот вопрос не может быть решён так быстро, — сказал Питрис. — Он требует длительного изучения и…

— Нам дорога каждая минута, — перебил его Птунис, — ведь охотники выходят в океан постоянно. Они рискуют своими жизнями, а вы даже своими задницами боитесь рискнуть!

— Молокосос, — рявкнул Пронис, — ты как разговариваешь с главой Совета!

Питрис незаметно огляделся. Вся сухопутная территория загона была забита народом. Очевидно, люди подтянулись, услышав перепалку. И теперь они, затаив дыхание, внимали каждому сказанному слову. Нет, уступать в таком вопросе было нельзя. Сегодня ты чуть-чуть уступишь, а завтра потеряешь власть. Но только он хотел открыть рот, чтобы поставить этого мальчишку на место, как его перебили.

— С каких это пор человек, не способный сам добыть еду, вякает на лучшего охотника колонии, — раздался знакомый всем женский голос.

Многие рассмеялись. Питрис вздохнул. Это была Норша. Ну да, как же без неё?! Краем глаза глава Совета заметил, как заиграли желваки у Прониса, а остальные стражники положили руки на дубинки, висящие на поясах. Нет, свалки допускать нельзя, это будет катастрофой.

— Что же это получается, люди? — громогласно спросила Норша, разведя руки в сторону. — Мы охотимся, добываем для них пищу. Для всех для них, — ткнула она пальцем в Питриса и стоящих за ним стражников. — А эти дармоеды отказывают нам в нашем праве на защиту! И от кого? От наших злейших врагов! Ах ты, старый …дак! — закричала она в лицо Питрису.

У главы Совета кровь ударила в голову. В молодости он отличался буйным нравом. Постарев, он стал намного спокойнее. Тем более, его должность не располагала к крикам и брани. Но такое оскорбление он слышал впервые за очень-очень много лет. И Питрис не сдержался.

— Да как ты смеешь! — закричал он в гневе. — Я запрещаю вам выход в океан! — крикнул он Птунису.

Норша подняла руки, и шум утих.

— Отлично, — спокойно произнёс Птунис. — Мы назвали вам чрезвычайную причину, вы нам отказали.

— Теперь пусть наш спор решит высшая инстанция колонии.

У Питриса пересохло в горле.

— Высшая инстанция — это Совет! — ухмыльнулся Пронис. — А его глава перед вами.

— Ты слишком мало знаешь, — вздохнул Герфис. — Высшая инстанция для спорных вопросов такой важности — это Общее собрание колонистов. Оно давно уже не собиралось. По-моему, с тех пор, — с преувеличенной вежливостью обратился он к Питрису, — как у нас появился новый глава Совета. Но мы ещё не забыли наших старых традиций.

— Тапис, — весело крикнул Птунис, — давай сигнал Морису.

Мальчишка со всех ног помчался к выходу из загона, и через несколько секунд ударил колокол, сзывающий колонистов на срочное собрание.

Как оказалось, народ не забыл звук колокола. Менее чем через час все, свободные от дежурства и вахт, собрались в главном зале Ружаш.

«Они сыграли на моём гневе, — грустно думал Питрис. — Они не дали мне времени подумать и принять правильное решение. Так что очень может быть, что я проиграл».

Вдвойне было обидно из-за того, что переиграла его молодёжь. Особенно из-за Птуниса — ведь ему, кажется, лишь недавно исполнилось двадцать. И хотя для колонии это уже зрелый возраст, самому Питрису ведь уже почти семьдесят. И на тебе, дал провести себя таким соплякам! Ладно, послушаем, что они будут говорить дальше. И что вообще известно этой группе смутьянов.

Как оказалось, им было известно многое. Начал разговор Герфис, который сначала долго рассказывал о своём чудесном металле, а затем перешёл к докладу своей бывшей жены Хорши, на неразглашении которого настаивал лично он, Питрис. Для многих колонистов услышанное оказалось шоком. Некоторые казались потрясёнными, отдельные хулиганы даже стали выкрикивать что-то нелестное для него, главы Совета. Но их быстро утихомирили свои же.

Когда Герфис закончил, наступила тишина. И почти сразу же поднялся Птунис:

— Интересные тут вещи рассказывал Герфис, правда? Я хочу лишь дополнить картину. Наша колония изначально была рассчитана на десять тысяч человек. Это огромное поселение, каждый житель которого должен был выполнять свои определённые обязанности. Отдельно охотники, отдельно механики, врачи, биологи и так далее. Для экономии площади люди должны были жить в каждой комнате по два человека. Что мы видим сейчас? Почти у каждой семьи несколько комнат, а люди исполняют кто по две, а кто и по три функции. Герфис вам уже рассказал, сколько людей останется в Ружаш через сто лет. А через двести лет численность колонии едва ли будет превосходить сотню человек. Некому станет следить за механизмами, некому охотиться, некому лечить раненых. И тогда всё — конец! Примерно такое же положение будет и в других колониях. И скажите, люди, для чего тогда наши предки строили наши подводные города, пытаясь спасти остатки человечества? Неужели для того, чтобы оно тихо зачахло под водой!

— Что ты предлагаешь? — крикнул кто-то с места.

— Для начала я предлагаю доставить сюда необходимый нам металл. С ним мы будем более защищены от воздействия филий. А это значит, что перестанут пропадать наши люди. И если его свойства окажутся весьма эффективными, то мы сделаем следующий шаг: мы начнём вытеснять филий с этой территории. Ведь ни для кого не секрет, что они чувствуют себя чересчур вольготно, и мы, из-за вечного страха перед ними, не знаем даже, что творится в окрестностях колонии. Нам нужны металлы и топливо, которые, судя по картам, здесь есть, и в большом количестве. Нам нужны новые охотничьи угодья. И всё это будет, надо только перебороть страх перед филиями и оторваться от колонии, к которой мы жмёмся, как дети к материнской груди.

— Почему ты не скажешь прямо? — поднялся на ноги Питрис. — Скажи людям прямо и честно: я хочу начать войну против рыб! И как вы думаете, кто победит в этой войне, а? Филии пока хотя бы дают нам охотиться и не особо нас трогают. Если мы начнём агрессивную политику, сколько мы продержимся? Двое молодых людей случайно убили одну филию, и что, вся колония утратила разум? Сколько вообще филий было убито за всю историю Ружаш, вы знаете? Нет? А я знаю! Семь! Семь тварей за более чем двухсотлетнюю историю колонии. Что, вы и теперь хотите воевать? Сколько вас останется после первого же сражения? Я, кстати, не беру в расчёт сатков, которые, как вам известно, полностью подчинены филиям. Кто хотя бы раз в жизни слышал, что какой-либо колонист убил сатка. Нет, хотя бы ранил его!

— Я ранил сатка, — раздался голос поднявшегося колониста.

Питрис выругался про себя. Как жаль, что в своё время этому мерзавцу не отрезали явно лишние для него части тела. И очень плохо, что колонисты ему доверяют. Он прекрасный охотник, и очень удачлив. Кроме того, все знают, что охотники никогда не врут. Потому что соврать один раз — это значит в следующий раз подвергнуть смертельной опасности твоего друга или ребёнка, который будет действовать сообразно твоим лживым словам. А раз так, поверят ему и сейчас.

— Конечно, мне повезло, — прищурившись, произнёс Радис. — Потому что я успел развернуться при нападении сатка и попал ему точно в глаз. Он ушёл от меня с гарпуном в этом самом глазу и больше не вернулся. Так что мне крупно повезло. Но всё равно, нас не надо пугать. Если Герфис прав, и этот металл действительно сможет нас защитить, то мы сможем убивать филий. Вы хоть понимаете это? И убитых рыб станет не семь, а гораздо больше. И если такое начнёт происходить постоянно, то они сами уйдут. Уйдут в необъятный океан, где на них не будут охотиться никакие сумасшедшие придурки с гарпунами в руках и железными чашками на голове.

В зале раздался смех. Питрис прикусил губу. Он сказал такую прекрасную речь, И был убеждён, что ему удалось убедить большинство колонистов в авантюрности замыслов Птуниса и Герфиса. Он почти победил, и тут влез этот… со своими шуточками и разрядил обстановку, превратив настороженное настроение людей в более благодушное.

— Наш глава Совета, — вновь начал Птунис, — сгущает краски. Он всё нарисовал чёрным цветом. А ведь одного цвета в природе не существует. Как я уже сказал, у нас будут защитные шлемы. И не только они! У нас будет вот это! Седонис!

Друг Птуниса встал с места и поднял над головой ружьё. Бывалые охотники сразу отметили необычность его конструкции.

— А ну-ка, дай сюда! Эй, Седонис, покажи! — зазвучали голоса.

— Сейчас он пройдёт по рядам и всем покажет. Это ружьё я нашёл в одном из кораблей, находящемся не так уж и далеко. Но там почти никто не бывает, кроме рыб и рен, — и Птунис показал всем свою покрытую свежими шрамами руку.

Колонисты засмеялись. Кое-кто из них отпустил обычные для таких случаев шутки про неопытного охотника. Птунис улыбнулся и хотел ответить, но его внезапно перебили.

— Проклятие! — закричал на весь зал Радис, которому Седонис показывал в этот момент оружие. — Да ведь это же подводное ружьё!

Зал грохнул от хохота.

— Радис, пойди проспись! — посыпались реплики. — Ты что, вчера соку из водорослей перебрал? А что это еще, по-твоему, может быть?

— Вы, тупые рыбы, — возбуждённо завопил Радис, — вы что, не понимаете? Это же ружьё стреляет не стрелами.

Он двумя руками схватился за оружие, но Седонис вырвал его из рук отца и поднял над головой. Радис жадно провожал его взглядом.

— Я видел такое на картинках в старых книгах, — прохрипел Радис. — Это оружие наших предков…

— И стреляет оно вот этим, — Птунис поднял над головой маленькую капсулу, зажав её между двумя пальцами. Сидевшим далеко колонистам даже видно её не было. — Этот маленький заряд способен убить филию на очень большом расстоянии. Возможно, превышающим то, на котором действует их внушение. Представляете, какие будут возможности у охотников, если они будут вооружены таким ружьём и защищены шлемом. — Он помолчал несколько секунд, давая колонистам осознать то, что он только что сказал, а потом обернулся к Питрису: — А теперь объясните мне, пожалуйста, почему вы приказали нашему химику подделать результаты исследования этих зарядов?

В зале наступила тишина. Питрис искоса посмотрел на сидящего неподалёку Заргиса, но тот ответил недоумённым взглядом. Питрис молчал. Птунис поднял над головой два бумажных листа и произнёс:

— Вот это два совершенно разных отчёта. Один из них Заргис написал после исследования. Второй же он написал сразу после посещения главы Совета. Будьте так добры, — обратился он к главному химику, — раз наш глава Совета молчит, объясните, как могло появиться два совершенно разных отчёта об одном и том же.

Заргис молча разглядывал свои пальцы. В зале послышалось недовольное гудение, усиливающееся с каждым мгновением. Заргис продолжал молчать. Уже начали раздаваться угрожающие крики в адрес Совета, когда встал Герфис.

— Заргис, — прогудел он, — тебя спрашивает собрание колонии, которое является самым высшим его органом. И даже Совет должен подчиняться ему. Прошу тебя дать ответ.

Заргис встал. Зал притих.

— Собранию колонии я ответ, конечно, дам. Так как несколько дней назад этот орган отсутствовал в кабинете главы Совета, то я был вынужден подчиняться приказам того, кто был на этот момент главным.

Химик замолчал. Пока остальные переваривали его ответ, Герфис спросил:

— Какие выводы ты сделал после исследований? Расскажи нам.

— Пожалуйста, — согласился Заргис. — Благодаря взрывчатой смеси, находящейся в заряде, он обладает большой убойной силой. Предполагаю, что на расстоянии тридцати метров он может убить филию, если попадёт в неё. На дистанции в двадцать метров он выведет из строя кула. И всё благодаря тому, что заряд взрывается при попадании в тело, и кусочки металла прошивают его в разных направлениях. При попадании в голову он с большой долей вероятности убьёт и кула, и филию и определённо выведет из строя сатка. Если же попасть в мозг, то погибнет даже сатк. — И обведя зал взглядом, добавил: — Даже клот.

Наступила такая тишина, что было слышно, как сглотнул один из колонистов. Гарпуном даже сатка невозможно было убить, что уж говорить о клоте. Клоты были чудовищами. Они были самыми огромными обитателями океана, в несколько раз превышающими размерами гигантских сатков. Они просто потрясали своей величиной. Правда, благодаря этому, клоты просто не замечали слишком маленьких для них людей. Однако все знали, что, если клот тебя заметит, конец может быть только один.

— Раз сатк большой, значит, и мозг у него большой, — воодушевлённо сказал Седонис. — Значит, и попасть в него будет легче.

Кто-то в зале нервно засмеялся. Кто-то поддержал Седониса. Не давая увести разговор в сторону, Герфис задал следующий вопрос:

— Вы сможете изготовить в большом количестве такую смесь в наших условиях?

Колонисты вновь затаили дыхание.

— Смогу, — ответил Заргис. — В таком количестве, которого хватит для всей колонии. Даже если бы у половины из нас были такие ружья, чего я, к сожалению, не наблюдаю. Хотя, — прищурился он, — существует ещё проблема корпуса зарядов, так называемой капсулы.

— Это не проблема, — сказал Герфис, вставая. — А теперь послушайте меня. Изготовить корпус для заряда будет несложно. Кроме того, я разобрал и тщательно осмотрел это ружье и заверяю вас, что смогу сделать подобное. А если мне выделят людей, то через несколько недель мы сможем вооружить этими ружьями все охотничьи группы.

В зале начался ажиотаж. Люди повскакивали со своих мест. Кто-то со всей силы лупил товарища, находящегося рядом, по плечам, кто-то выкрикивал что-то радостное, порой сам не понимая, что он кричит. Но тут Герфис поднял руку, и всё стихло.

— А теперь собрание колонии должно решить, стоит ли нам плыть за металлом.

— Да-а! — раздался дружный вопль.

— Кроме того, — продолжал механик, — собрание должно постановить выделить людей химической и механической лаборатории для того, чтобы заняться изготовлением нового оружия.

Когда и это было решено, встал Птунис.

— Остаётся ещё один вопрос, — сказал он, — не менее важный. Как мы сегодня выяснили, Совет колонии и лично его глава, Питрис, занимают позицию, которая отличается от мнения большинства колонистов. Кроме того, они всячески препятствуют любым переменам. Любым. Нам даже запретили с Герфисом плыть сегодня за этим самым металлом.

Раздалось недовольное гудение.

— Они не останавливаются ни перед чем, даже перед подделкой документов и сокрытием важных сведений. Если бы я не был уверен, что это невозможно, я бы сказал, что Совет действует заодно с филиями.

Сидевший рядом с Питрисом Заргис заметил, как у главы Совета задрожали руки.

— Поэтому я считаю, что было бы правильным, хотя и радикальным, решением отстранить Совет от руководства колонией.

«А вот это у тебя не пройдёт! — злорадно подумал Питрис, наблюдая, как растерянно переглядываются колонисты, за несколько минут до этого выкрикивавшие весьма нелестные слова в адрес Совета. — Люди не могут, чтобы ими кто-то не руководил. Они не привыкли к этому. И делать это должны заслуженные люди. Не тебе же этим заниматься, сопляк!»

Он хотел встать, чтобы сказать речь, в которой принесёт извинения за недальновидность, раскается, пообещает в будущем исправиться — в общем, нагородить гору слов и дать кучу пустых обещаний, которым люди с готовностью поверят. И остаться при власти. Но не успел.

— Но есть и другое решение, более мягкое. Собрание колонии берёт всю заботу о перевооружении на себя. И назначает главным, к примеру, Герфиса. А Совет оставляет заниматься хозяйственными проблемами, запретив ему вмешиваться в дела вооружения, охоты и разведки.

— Да-а! — дружно заревели колонисты. — Хотим! Так и надо сделать!

«Какая досада, что тебя не сожрала рена!» — со злостью подумал Питрис.

Да, этот юный хитрец переиграл его по всем пунктам. Своим вторым, великодушным, по мнению большинства колонистов, предложением, он сразу же вышиб власть из рук Совета. Охота и перевооружение колонии станут её приоритетами, которым будет подчинено всё остальное, и чем тогда останется заниматься Совету? Ремонтом гидрокостюмов? Так и это отберут!

Глава Совета встал со своего места. И так было ясно, что сейчас решит собрание. Надо возвращаться в свой корпус, в комнату Совета, и там уже решать, что им делать дальше.

Питрис молча направился к выходу, и за ним потянулись остальные члены Совета, ещё недавно руководившие огромной колонией. Последним, за замыкающими шествие стражниками, шёл Пронис. Он молча прошёл мимо Птуниса, даже не посмотрев в его сторону.

— Я думала, он сейчас в тебя вцепится, — бросила сидевшая рядом Норша. — А он даже слова не сказал.

— В другой раз скажет, — ответил Птунис. — Сейчас не его время. Ладно, давайте принимать решение, нам пора выходить в океан.

 

11

— Слушай, — восхищённо говорил Герфис, когда они вновь были в загоне, — как ты ловко всё подстроил! Но, говоря по правде, это тебе надо было становиться главным, а не мне. Я ведь всего лишь механик.

— Стану, — совершенно серьёзно пообещал другу Птунис. — Когда придёт время, стану. Скоро всё изменится, и, хотят колонисты того или нет, колонию возглавят новые люди.

— Да уже изменилось! — расплылся в улыбке Герфис. — Разве ты не заметил?

Глядя, как его друг с трудом облачается в гидрокостюм, Птунис с тревогой спросил:

— Сколько лет ты не выходил в океан?

— Много! — с вызовом ответил главный механик. — И что? Всё равно это как дышать, разучиться невозможно. Просто, — пыхтя, добавил он, — навыки переодевания потерял.

— Просто кто-то толстый стал на суше, — бросил уже полностью готовый Седонис. — Костюмчик-то жмёт!

Герфис бросил на остряка яростный взгляд и продолжил заниматься тяжёлой работой. Наконец, он закончил и вздохнул. Действительно, перерыв был слишком большим. Даже костюм по размеру Дарица не смогла подобрать. Пришлось подгонять. Но и этот маловат. Ничего, в воде будет легче.

— Так. После того как наденем маски, вам троим помогут закрепить защитные шлемы, — Птунис указал на Седониса, Герфиса и ещё одного охотника, Кратиса. — Герфис нам важен как специалист, а Седонис и ты, Кратис, будете охранять наши фланги. Я поплыву впереди.

— Ты же без шлема, — попытался возразить Кратис.

— Зато я знаю дорогу, — ответил Птунис. — Кроме того, мне везёт. Всё, разговоры закончены. Слушайте меня. В случае возможного нападения филий старайтесь стрелять вот сюда, — показал он, — туда, где у человека расположена шея. Это для филии тяжёлое ранение. Кроме того, попасть легче, чем в голову. Они ведь довольно вёрткие. Ещё. Касается тех, кто в шлемах. Старайтесь до самого конца не показывать, что на вас не действует внушение.

— Если оно действительно не будет действовать, — сумрачно произнёс Кратис.

Птунис кивнул:

— Да. Так вот, если оно всё-таки не подействует, постарайтесь обмануть их, подпустите поближе и стреляйте наверняка. И последнее. Горкис подготовил для всех кулов грузовые сетки. Возьмём на всякий случай все, но, думаю, всех кулов нагружать не будем. Для боя пару самых быстрых и злобных оставим пустыми.

— Ты как будто уверен в том, что на нас нападут, — заметил Кратис. — А вдруг пронесёт?

— Может, и пронесёт, — легко согласился Птунис. — Но лучше быть готовым ко всему.

— Господи, — попросил вдруг Герфис, — если ты есть, сделай так, чтобы действительно пронесло.

— Думаю, — заметил Птунис, — от него сейчас ничего не зависит.

— А интересно, — вздохнул Герфис, перед тем как надеть маску, — от кого же тогда?

Совет в полном составе сидел в кабинете Питриса. Двое из его членов злобно нападали на Заргиса, обвиняя его в том, что это он во всём виноват, рассказав колонистам про свойства зарядов. Заргис вяло отбивался.

— Да прекратите уже! — поморщился Питрис. — Он ни в чём не виноват. Его всё равно заставили бы всё рассказать. У них ведь на руках были оба документа. Кстати, — его тяжёлый взгляд упёрся в химика, — как получилось, что оба отчёта оказались у Птуниса.

Заргис посмотрел в потолок, как будто искал там ответ, а затем перевёл взгляд на главу Совета:

— Думаю, это Морис.

— Что? Какой Морис?

— Мальчишка, ученик мой. Думаю, это он прочитал главный отчёт и сделал с него копию.

— Ты что, такие важные документы на виду оставляешь? — закричал один из членов Совета.

— Отчёт был закрыт в шкафу, — спокойно ответил Заргис. — Он и сейчас там лежит. Но тому, кто водит дружбу с главным механиком колонии, думаю, не составит труда вскрыть мой замок.

— Проклятые смутьяны, — глухо произнёс Питрис. — Они уже замки взламывают. Что же дальше будет?

На его риторический вопрос некоторые члены Совета ответили ругательствами в адрес этих самых злодеев и смутьянов. Выждав, когда их запал иссякнет, Питрис сказал:

— Думаю, мне не стоит напоминать вам, особенно тем, кто метит на моё место, что если Совет отстранят от руководства колонией, то всем скопом. И никто из сидящих здесь сейчас людей больше в подобный орган допущен не будет. Если кто-то захватывает власть, то не для того, чтобы делиться ею с другими.

Члены Совета молчали. Самые старые из них помнили, что именно так поступил сам Питрис много лет назад. Когда в результате многочисленных интриг он впервые занял кресло главы Совета, чтобы больше не уступать его никому.

— Хорошо, — одобрил сам себя Питрис. — Что будем делать? Есть предложения?

Предложений не поступило. Питрис вздохнул. Он сам подбирал такой состав Совета, чтобы сюда не попадали люди с самостоятельным мышлением, чтобы руководить самому. Исключением был лишь главный химик. Поэтому все привыкли молчать и делать то, что посчитает нужным сам Питрис. Теперь, когда нужны были свежие идеи, это выходило ему боком.

— Ладно, — вздохнул он. — Я уже дал распоряжение Пронису, чтобы его стражники послонялись по колонии, проверили настроение. И заодно попытались выяснить, куда сообщники Птуниса отнесли новое ружьё. Птунис и Герфис не вернутся до завтрашнего утра. Если до этого времени ружьё, к примеру, исчезнет, то отпадёт и надобность в перевооружении, а заодно и в этих самозванцах, которые решили, что они лучше знают, что нужно людям.

Раздались дружные одобрительные возгласы. Но иного от своих соратников Питрис и не ожидал.

Через некоторое время в кабинет вошёл один из стражников и что-то негромко сказал главе Совета.

— Пускай заходит, — кивнул Питрис. — Вернулся Брагис, — сообщил он остальным. — Пронис посылал его к загону. Сейчас он расскажет нам о том, что там творится.

В кабинет боком протиснулся Брагис. Вид у него был сумрачный. Он был одним из самых старых стражников. И он был единственным из них, кто не боялся океана. Просто в своё время он сильно пострадал во время ловли дикого кула. Плавать после встречи с хищником он всё ещё мог, но охотник из него был никакой. Ни скорости, ни сноровки, ни меткости. После выздоровления Брагис стал сильно припадать на правую ногу, а правая кисть его была изувечена.

Питрис поначалу сомневался даже, стоит ли его брать в стражу. Но авторитет Брагиса в колонии был так высок, что одно его слово иногда значило больше, чем кулаки и дубинки десятерых стражников. Брагиса, наверное единственного из внутренней стражи, уважали практически все жители колонии.

Стражник стал посреди кабинета и мрачно оглядел членов Совета.

— Рассказывай, — потребовал Питрис. — Хотя, судя по твоему виду, хороших вестей мы не дождёмся.

Новости, действительно, были неприятные. Брагиса даже к бассейну загона не пропустили. Едва он свернул к загону, как его остановили несколько молодых колонистов и потребовали, чтобы он вернулся назад. Они сказали, что здесь нечего делать людям, которые никогда не выходят в океан. И добавили, что больше никто ни из Совета, ни из внутренней стражи на территорию загона не войдёт.

Никто из колонистов, как это было предписано законами Ружаш, не был вооружен. Но Брагис заметил, что рядом с бассейном сидит охотник с заряженным пневматиком. Больше он заметить не успел, но кто сказал, что этот охотник был там один?

О чём Брагис умолчал, так это о том, какими резкими и обидными были высказывания колонистов. Старый стражник молча развернулся и ушёл. Спустя некоторое время он услышал какие-то крики, а ещё через несколько мгновений его догнал Радис, руководивший охраной загона, который, к удивлению Брагиса, был сильно смущён.

Он извинился за молодёжь и сказал, чтобы Брагис не обращал на них особого внимания. Эти головастики ещё совсем не знают жизни, а думают, что уже умнее всех. Радис ещё долго шёл с ним. Пытаясь загладить неловкость, он вспоминал случаи из их молодости, смеялся, но горький осадок у Брагиса после посещения загона всё равно остался.

Члены Совета встретили его сообщение в гробовом молчании. Если у кого-то ещё были сомнения в том, что сегодня в колонии поменялось очень многое, то теперь они полностью отпали. Ещё большего пессимизма добавило сообщение Прониса.

Он решил лично пройтись по мастерским, но его, так же как и Брагиса, даже не пустили на их территорию. Мастерские охраняла Норша. Она встала на входе, как скала, и прямо сказала Пронису, что в мастерские быстрее войдут филии, чем прихлебатели и лизоблюды Совета. И эти слова были самыми приличными из тех, что она употребила.

Пронис и бывшие с ним стражники разъярились. Но ничем ответить они не могли. Охранников у мастерских было больше, чем их. Кроме того, в дверях стояли два молодых колониста, которые демонстративно крутили в руках короткие гарпуны.

— Надеюсь, мне не надо вам объяснять, — сказал Пронис, — что это может означать?

Объяснять было не надо. Сторонники Птуниса чётко давали понять, что Совету они не доверяют, и очерчивали территорию, действия Совета на которой были запрещены. Это был крах.

Все долго сидели молча, уставившись в стол и не решаясь посмотреть друг на друга. Пока это молчание не нарушил мальчишка. Тот самый, что крутился в загоне во время посещения его Питрисом. Он без стука вошёл в кабинет и сказал, запинаясь от волнения:

— Норша послала меня сказать, чтобы Заргис шёл работать к себе. Она говорит, что дел и так много, и нечего здесь просиживать… — затем он покраснел, не закончив фразу, и выскочил из кабинета.

Заргис некоторое время посидел, рассматривая свои пальцы, а затем встал и со вздохом сказал:

— Пойду. Негоже заставлять новое руководство колонии себя ждать.

После его ухода ещё несколько членов Совета, не говоря ни слова, тихо выскользнули за дверь. Осталось всего двое. Они сидели, нерешительно поглядывая то на дверь, то на Питриса, никак не решаясь уйти.

— Идите уже, — глухо произнёс Питрис, не глядя на них. — Если в ближайшие дни будут какие-нибудь изменения, тогда возвращайтесь. Если же нет, советую вам подыскать себе новую работу.

Когда за ушедшими закрылась дверь, кроме него в кабинете остался только Пронис. Главный стражник посмотрел на своего хозяина и сказал:

— Если бы у нас было оружие, они бы меня не остановили.

Пронис до сих пор кипел от ярости. Его, начальника внутренней стражи Совета, не пропустили какие-то молокососы вместе с этой огромной бабой! Но в руках нескольких из них были гарпуны, и Пронис не решился на открытое противостояние. Уж слишком решительными были лица у тех молодых людей. Кроме того, Пронис, как и любой другой житель колонии, прекрасно знал, что может сделать колонист, если в руке у него находится короткий гарпун.

От длинного, который ещё называли острогой, он отличался не размерами, как можно было бы судить по названию, а лишь тем, что к нему не была привязана верёвка. Длинным гарпуном охотники били рыбу в океане, если, к примеру, их ружьё было разряжено. Он всегда был наготове и висел у пояса охотника. Верёвка, привязанная к гарпуну, крепилась также к руке охотника. Владели им все, а некоторые асы, как Радис, к примеру, били им рыбу не хуже, чем другие из пневматика.

Но владеть-то оружием все учились на суше. А здесь короткий гарпун мог быть использован и как дротик, и как короткое копьё, и даже как длинный нож. И хотя в истории Ружаш ещё не было случая, чтобы колонисты во время обычной драки применяли оружие (это жестоко каралось), но всё ведь когда-то бывает впервые. Поэтому прорываться в мастерские Пронис и его люди, вооружённые лишь дубинками, не решились.

— Ничего бы ты не смог сделать, — сказал Питрис. — И теперь мы вообще ничего не сможем сделать. Время упущено. Поздно.

— Чтобы этих проклятых горлопанов рыбы сожрали, — злобно выругался Пронис.

Глава Совета пристально посмотрел на него.

— Да, — согласился он. — Это единственное, что нас может спасти. Если они не вернутся после своего выхода.

Питрис надолго задумался, а затем медленно произнёс:

— Да, это было бы спасением. Только в этом случае всё вернётся на своё место. Иначе… — Он вдруг резко встал: — Хорошо, Пронис, ты можешь идти. Оставь у входа человека, чтобы он никого не пускал сюда. Не хочу, чтобы меня кто-либо тревожил сегодня.

Пронис вышел из кабинета. Питрис закрыл за ним дверь на замок и долго стоял возле неё, опустив руки; как будто не мог на что-то решиться. Наконец глава Совета вздохнул, и лицо его приняло решительное выражение.

Он отдёрнул штору и зашёл в небольшую нишу, отгороженную от кабинета лишь тонкой занавеской. В нише находились стул и небольшой железный: шкаф, ключи от которого были только у него.

Питрис открыл замок и достал из шкафа странную конструкцию. Более всего она была похожа на шлем, сделанный из странного металла. Но из него торчало несколько антенн, и он весь был опутан проводами, Кроме того, несколько длинных проводов свисали с него до самой земли.

Глава Совета сел на стул и аккуратно выдвинул низшее отделение шкафа, на котором стоял аккумулятор. Питрис проверил его, удовлетворённо кивнул, а затем осторожно присоединил висящие провода шлема к клеммам аккумулятора. Затем он помедлил мгновение, надел шлем на голову и закрыл глаза.

 

12

Металла на корабле оказалось очень много. По предварительным прикидкам Герфиса, его должно было хватить не только для того, чтобы изготовить шлемы для всех колонистов Ружаш, но даже поделиться с другими колониями.

Даже если бы всех кулов нагрузили под самую завязку, всё равно и половину металла они не смогли бы забрать за один рейс. Поэтому поступили как советовал Птунис — шестеро кулов несли на себе сетки с пластинами, а двое, в том числе и Зуб, охраняли небольшой отряд.

И всё же, несмотря на все меры предосторожности, филии появились, как всегда, внезапно.

Поначалу Седонис принял их за блики воды, которая всегда двигалась, переливалась, никогда не оставаясь постоянной. И лишь когда расстояние сократилось менее чем до двадцати метров, он понял, что это обман зрения. Но было уже поздно. Голову как будто сдавило стальным обручем, не давая возможности ни действовать самостоятельно, ни даже о чём-либо связно думать. Седонис лишь успел сосчитать рыб и ужаснулся: «Ничего себе, да их же пятеро!»

Он никогда не слышал, чтобы охотники хотя бы раз сталкивались с такой многочисленной группой филий. Рыбы охватили их полукольцом и застыли в воде, помахивая хвостами, обратив на колонистов всю мощь своего мозгового воздействия.

Седонис был практически парализован. Краем глаза он успел заметить, что остальные его товарищи также полностью обездвижены. Они парили в воде абсолютно неподвижно. И подшлемники их — против стольких филий — были сейчас бесполезны. Птунис, плывший впереди, был так же неподвижен и лишь по инерции продолжал двигаться вперёд. Очевидно, против такого большого количества врагов и он был бессилен.

Внезапно Седониса охватила ярость.

«Проклятие! — подумал он. — Неужели у нас так ничего и не получится! Неужели, когда у нас уже в руках такое мощное оружие, мы погибнем здесь так глупо! Именно тогда, когда нужно жить и побеждать!»

Кровь ударила ему в голову, и он шевельнул ногами. Ласты оттолкнули воду от себя, и Седонис двинулся вперёд.

Филии зашевелились. Две из них повернули головы в сторону Седониса и уставились на него. Всё его тело вновь налилось свинцовой тяжестью. Но мозг, мозг продолжал работать!

«Врёте, рыбы, — с диким восторгом подумал он, — меня так просто не взять!»

И преодолевая неимоверное сопротивление воды, которая вдруг стала в десятки раз плотнее, он стал медленно вытягивать руку в сторону ближайшей филии. Ещё одна филия повернулась в его сторону, и тут…

Птунис, бывший неподвижным, как статуя, но медленно продвигавшийся вперёд, благодаря набранной ранее скорости, вдруг выстрелил в голову ближайшей рыбы. Это произошло так неожиданно, что многие подумали, будто у него свело кисть, и выстрел произошёл случайно. Но, как будто опровергая эту точку зрения, Птунис левой рукой сдёрнул длинный гарпун с крепления и, вытянув руку, метнул его в другую тварь. Рыба, изогнувшись, ушла от гарпуна, но оказалась прямо перед Седонисом, давление на голову которого сразу уменьшилось в несколько раз. Он, не медля, нажал на курок.

Стрела вырвалась из пневматика и, пролетев несколько метров, ударила в шею филии. Точно в то место, куда и показывал Птунис. Филия забилась в судорогах.

Стройный ряд нападавших распался. Похоже, они не были готовы к отпору и просто растерялись. Седонис достал нож и устремился к раненной им филии. Краем глаза он заметил, как Птунис, бросив пневматик, подтягивает к себе гарпун. А затем сразу несколько стрел полетело в сторону филий.

Ещё одна рыба забилась со стрелой в боку. Седониса охватил дикий восторг.

«Это победа! — закричал про себя он. — Да ещё какая! Три из пяти!»

Он добил свою филию и стал доставать гарпун из её тела, одновременно наблюдая за окружающим. Птунис, подтянув гарпун, смотал верёвку и неподвижно застыл в воде. Остальные колонисты окружали двух оставшихся в живых филий. Те, очевидно сообразив, что они проиграли, развернулись и поплыли обратно. И в это время, улучив момент, Птунис повторно бросил гарпун.

Второй бросок оказался гораздо удачнее. Гарпун ударил в тело рядом с плавником. Филия дёрнулась от боли. Верёвка, привязанная к гарпуну, натянулась и плотно прижала плавник сверху, ограничивая возможность передвижения рыбы. Птунис стал перебирать руками, натягивая верёвку. Филия дёрнулась изо всех сил, верёвка напряглась… Но гарпун, хотя Седонису казалось, что он сидит в ране непрочно, так и не вышел из тела филии.

Трое колонистов уже подплывали к ней с ножами в руках. В последний момент своей жизни филия развернулась и посмотрела в сторону Птуниса. Седонису даже показалось, что она пыталась что-то сказать ему. Но разве рыбы могут говорить? Да ещё под водой!

Вскоре всё было кончено. Колонисты подбирали оружие, сматывали верёвки, а кулы лакомились останками четырёх филий. Птунис знаками показывал, что надо спешить, но колонисты, воодушевлённые победой, лишь отмахивались от него. Они стучали друг друга по плечам и вовсю размахивали руками, выражая восторг. Причём каждый из них считал своим долгом подплыть к Птунису и ударить по костюму именно его. Седонису показалось, что в конце концов Птунис смирился с этим.

Внезапно он застыл. Седонис, хорошо знавший друга, понял, что тот что-то почувствовал. К Птунису подплыл Герфис, чтобы, в свою очередь, выразить восторг, как тот внезапно с силой оттолкнул механика и развернулся на пол-оборота, одновременно вытягивая руку в этом направлении. Не успел механик показать жестами, насколько сильно он обиделся за такое неуважение, как из мрака на них бросилось чудовище.

Колонисты застыли, как будто обездвиженные филиями. Огромный сатк, в несколько раз превышавший размерами самого крупного кула, плыл прямо на них. Люди висели в воде скованные страхом, и чёрно-белая смерть неотвратимо приближалась к ним.

И в это самое время стрела, вылетевшая из пневматика Птуниса вонзилась сатку прямо в морду. Чудовище замотало головой, а затем попыталось достать своего обидчика огромными челюстями. Птунис, изогнулся, почти так же грациозно, как это делали рыбы, и сатк проплыл мимо, не зацепив его.

Выстрел как будто послужил сигналом, и колонисты бросились в разные стороны. Но повезло не всем. Один из них оказался прямо на пути сатка, и тот, схватив его, одним движением челюстей разорвал на две части. Не задерживаясь возле останков человека, он проплыл дальше, разворачиваясь на ходу. Пневматик Птуниса, который тот благоразумно отбросил, тащился вслед за ним.

Сделав круг, сатк развернулся и вновь направился к людям. Четверо из них подняли свои пневматики навстречу ему, но в это время сбоку на чудовище бросился кул.

Это был Зуб. Он ударил сатка зубами, отгрызая кусок тела, и сразу отпрянул в сторону. Сатк, изогнувшись, пытался раскусить наглеца своими челюстями, но промахнулся. Зуб неповреждённым отплыл в сторону, а второй кул, напав сзади, укусил сатка в районе хвоста. Хищник изогнулся и отбросил второго нападавшего в сторону. Кул немного отплыл, а затем вновь развернулся мордой к огромному хищнику.

Два кула замерли в воде, помахивая хвостами, и сатк вынужден был остановиться, чтобы держать обоих в поле зрения. Герфис, заворожено наблюдавший за схваткой, заметил, что Птунис махнул ему рукой и…

«Снимите сетки!» — эта мысль возникла в голове механика настолько чётко, как будто это он сам подумал. Но Герфис готов был поклясться, что эта мысль была не его. Он помотал головой, пытаясь отделаться от наваждения, как другая мысль будто взорвалась у него в голове: «Снимите с кулов сетки, быстро!»

Герфис, почти не думая, направился к кулам и стал снимать с одного из них грузовую сетку. Колонисты недоуменно наблюдали за ним. Но тут Кратис подплыл к нему и стал помогать. Ещё один колонист присоединился к ним, и сетка с пластинами металла направилась вниз. Герфис проводил её взглядом, надеясь, что здесь не очень глубоко, а освобождённый кул, лениво помахивая плавниками, направился к сатку. Теперь уже три кула выстроились напротив него. Но пока никто не нападал друг на друга.

«Интересно, — подумал Герфис, — каково должно быть численное превосходство кулов, чтобы они бросилась в атаку».

Они направились к следующему кулу. Однако перед этим Герфис знаками дал понять, чтобы никто не проявлял особого рвения, и колонисты возились с креплениями сеток лишь для вида, напряжённо вглядываясь в ту сторону, где замерли друг напротив друга морские хищники.

Герфис посмотрел в другую сторону и замер от изумления. На том месте, где только что находился Птунис, никого не было. Механик завертел головой во все стороны, но совершенно напрасно. Птунис как будто растворился в тёмных водах океана.

«Проклятие! — выругался Герфис, чувствуя, как его захлёстывает паника. — Куда же ты делся, Птунис? И что здесь вообще творится?»

Птунис, увидев, как сетка с металлом скользнула вниз, и всеобщее внимание было отвлечено на неё, сделал несколько осторожных взмахов ластами, а затем и вовсе исчез из поля зрения всех действующих лиц.

Как только он увидел сатка, то сразу понял, без кого здесь не обошлось. Когда кулы стали нападать на своего врага, он внимательно осмотрелся по сторонам. Показалось ему или на самом деле в той стороне, откуда приплыл сатк, он заметил бледную, сливающуюся с бликами океана тень. Вдохнув воздуха, Птунис осторожно направил свою мысль в ту сторону. Так и есть! Именно оттуда на сатка шло мозговое воздействие.

Для начала Птунис послал сообщение Герфису, а потом, очень осторожно, подрабатывая ластами, сделал несколько движений, заслонившись тушей сатка от тени. А затем и вовсе пропал.

Сделав приличный круг и изо всех сил стараясь экранировать свои мысли, Птунис возник далеко позади сатка. Но впереди больше никого видно не было. Плывя очень осторожно, Птунис так же осторожно осматривался. Куда же она делась, эта филия?

Он воевал с ними уже лет десять. Это была война одного против всех. Казалось бы, одиночке никогда не победить, и он обречён на поражение. Но благодаря тому, что никто не знал о его способностях, ему изо всех схваток всё это время удавалось выходить победителем. Из всего этого он вынес одно: чем меньше о тебе знает противник, тем больше у тебя шансов выиграть бой. Но после того, что ему передала в предсмертном сообщении та филия, он уже не был уверен в том, что у него есть это преимущество. Ведь мысленно она сказала ему: «Теперь мы про тебя знаем. Знаем, кто ты и почему так много наших братьев и сестер погибло здесь в последнее время. Ты скоро умрёшь. Так же, как все остальные».

Птунис не особо расстраивался по этому поводу. Всё равно это должно было когда-нибудь случиться. Так почему бы не сейчас. Его не пугали и угрозы филии. Ведь оружие уже у них, металл скоро будет в колонии, и теперь изгнание рыб с их территории — это только вопрос времени, не больше. Беспокоило его сейчас лишь одно: куда подевалась эта проклятая рыба?

Сзади и сбоку что-то мелькнуло, и Птунис развернулся, принимая удар на руки и одновременно пытаясь уйти от него. Он знал, что удар филии головой может быть смертельным.

…Несколько лет назад, когда Зуб был ещё молодым и неопытным, они наткнулись на одинокую филию. Птунис ранил её вскользь гарпуном и, решив, что она далеко не уйдёт, дал Зубу поиграть с ней. Сам же он занялся перезарядкой пневматика.

Зуб набросился на филию, но та с такой силой ударила его кула в солнечное сплетение, что только чудом не убила его. Возможно, ей помешала рана. Птунис не стал искушать судьбу и метнул в неё длинный гарпун. Рана вновь оказалась лёгкой, и раздосадованному на самого себя охотнику довелось ещё раз стрелять в неё из пневматика. В результате всё равно пришлось добивать её ножом.

Птунис не любил этого. Перед смертью они смотрели на него такими глазами… И не только их взгляд выводил его из равновесия. Последние мысли, посылаемые ему, тоже не доставляли радости. Но каждый раз он стискивал зубы, говоря себе: «Не надо было самим нападать на нас. И ничего бы тогда не было. Не надо было! Не надо! Не надо!» — с каждым мысленным предложением всаживая нож во врага.

До этого случая Птунис не знал, что филии тоже умеют драться, а не только действовать внушением. После него он стал относиться к ним с гораздо большей осторожностью. Мало ли на что они ещё были способны…

Ему удалось слегка ослабить удар филии, хотя он и потряс его. Птуниса отбросило в сторону, он взмахнул руками, разворачиваясь лицом к врагу, как новый удар вновь отшвырнул его.

«Да она быстра как никто! — подумал он. — Ничего себе!»

Действуя скорее инстинктивно, Птунис перевернулся в воде вверх ногами, одновременно раскручивая себя в сторону. Рядом с его спиной мелькнули челюсти врага, которые лишь чуть-чуть не достали до него. Птунис похолодел.

Если филии удастся перекусить зубами трубки гайзера, у него не останется шансов. Тогда ему придётся всплывать, и на поверхности океана убить его будет гораздо проще. А можно вообще оставить его в покое и заняться остальными. Даже если эту филию и сатка убьют, очень большой вопрос, доплывёт ли он до Ружаш вообще.

Колонисты предпочитали никогда не всплывать на поверхность. Там они чувствовали себя гораздо уязвимее. И хотя теоретически их учили выживать и там, Птунис понимал, что на самом деле надежда выжить там была ничтожно мала.

Филия скользнула мимо, а затем с невероятной для человека скоростью развернулась и вновь устремилась в атаку. Если бы только у него был пневматик! Но он остался в теле сатка, а без него Птунис чувствовал, как тают его шансы в схватке с филией. Ну что ж, у него, кажется, нет другого выхода. Птунис развернулся и бросился удирать. Филия устремилась в погоню.

Догнать человека не составляло для неё большого труда. Когда она была уже рядом с ним, он вдруг перевернулся на спину, и филия увидела, что в руке у него зажат гарпун. Филия попыталась в последнее мгновение уйти в сторону, но её враг выбросил руку вперёд, и стальной стержень вошёл ей прямо в живот.

Раненая филия забила хвостом, а затем развернулась и бросилась на человека. Птунис, выхватив нож, дожидался её приближения.

Колонисты, напряжённо вглядывавшиеся в хищников, безмолвно парящих посреди океана, вдруг увидели, как со стороны сатка к ним несётся кто-то ещё. Непонятное существо двигалось какими-то судорожными рывками и вращалось во время движения. Несколько охотников вытянули вперёд пневматики.

Но Седонис внезапно поднял руку в запрещающем жесте, и через мгновение все поняли, почему. К ним приближались человек и филия, которые сплелись в смертельном объятии. Филия плыла, вращаясь и пытаясь сбросить врага с себя, а тот, удерживаясь за торчащий из тела филии гарпун, периодически наносил ей удары ножом.

Доплыв до них, тело филии обмякло. Птунис ударил её ещё раз, а затем, оттолкнувшись, отпрянул в сторону. Помедлив немного, как будто протестуя против такого финала, филия стала медленно погружаться на дно.

Облегчённо вздохнувший Герфис посмотрел на группу хищников. Ему показалось, что сатк слегка помотал головой, как будто стряхивая какое-то наваждение. Затем он посмотрел на застывших напротив него кулов, настороженно замерших поодаль людей, немного подумал, развернулся и поплыл прочь. Преследовать его никто, конечно, не стал.

Колонисты бросились к Птунису, но он жестом: призвал к вниманию и показал, что надо как можно быстрее уплывать отсюда. На этот раз никто не посмел проигнорировать его приказ.

Когда разведчики вернулись в колонию, в загоне их ждала уже целая толпа. Но, невзирая ни на что, дисциплину ни один из колонистов нарушать не стал. Все ждали, когда с кулов снимут сетки, а затем загонят хищников в клетки. После этого с помощью лебёдки все сетки вытащили из бассейна. И лишь после всего дружными криками стали встречать появляющихся из воды героев.

Птунис попытался первым освободиться от гидрокостюма, но ему это не удалось. Каким-то чудом раньше него это сделал Герфис. Он сбросил мокрую кожу на пол и, даже не пытаясь одеться, закричал:

— Люди! Да здравствует Птунис!

— Ура! Да здравствует! — с готовностью закричали собравшиеся, которые, видя, что разведчики вернулись, и вернулись с грузом, готовы были славить кого угодно. А тем более Птуниса.

Птунис сбросил гидрокостюм, но только он обернулся к Герфису, как с другой стороны уже кричал Кратис:

— А знаете, сколько мы сегодня филий убили? Пять!

Толпа застыла в недоверчивом молчании. И прежде, чем Птунис успел помешать ему, Кратис прокричал:

— А всё благодаря Птунису! Расскажи им, Птунис! Расскажи, что теперь мы сможем уже не бояться проклятых рыб! Потому что на тебя не действует их внушение!

Колонисты молчали, недоумённо переводя взгляды с одного разведчика на другого. Птунис вздохнул. Ну что ж, видно, день сегодня такой. Раз и люди, и филии узнали о его способностях.

— И ещё… — начал было Герфис, но Птунис метнул на него такой яростный взгляд, что тот осёкся.

Колонисты, затаив дыхание, смотрели на него. Птунис перевёл взгляд на Седониса. Тот ухмылялся, пожимая при этом плечами.

— Я расскажу, — сказал Птунис. — Я обо всём расскажу вам сейчас. И о том, кстати, почему молчал всё это время. Но теперь я хочу, чтобы об этом узнали все. Поэтому я предлагаю всем вместе перенести наш металл в мастерские, а затем собраться в большом зале. После моего рассказа надо будет решить, что мы теперь будем делать. Тапис!

Вездесущий мальчишка подпрыгнул на месте и во второй раз за два дня побежал звонить в колокол.

 

13

Питрис сидел в своём кабинете и думал. Вчерашние события стали для этого веским основанием.

Сеанс связи всегда был для него тяжёлым испытанием. Поэтому после него он долго спал. Проснулся глава Совета ближе к вечеру. Он умылся, перекусил и стал набрасывать план грядущих действий. После того как все узнают, что группа охотников, посланных за металлом, не вернулась в колонию и план Птуниса провалился, в Ружаш некоторое время будет царить растерянность, и он сможет показать, кто на самом деле достоин руководить колонией. Кроме того, после всего, что случилось, многое должно измениться. Ему преподали хороший урок, и он его усвоил. Теперь он станет действовать гораздо жёстче. Таким образом, чтобы желающие коренных изменений никогда не смогли добиться своего. А вот как этого достичь, над этим следует хорошо подумать.

Когда в его кабинет влетел один из стражей, посланный Пронисом, он как раз подсчитывал, сколько человек необходимо будет набрать во внутреннюю стражу, для того чтобы навсегда обеспечить спокойствие колонии.

Поэтому, когда стражник сообщил ему, что разведчики вернулись с грузом, потеряв при этом лишь одного человека и убив пять филий, он поначалу просто не поверил этому, подумав, что это какой-то дурацкий розыгрыш. Но вслед за стражником прибежал Зосис, наверное самый безвольный из членов Совета, и всё подтвердил. Он также сказал, что кроме вышеперечисленного произошли ещё какие-то важные события, из-за которых вновь собирается собрание колонии.

Зосис льстиво смотрел на Питриса, спрашивая, что же теперь делать, но тот ничего не слышал. Сообщение настолько шокировало его, что он на некоторое время потерял способность не только соображать, но и говорить. Но ведь этого же не может быть! Этого просто не могло случиться! Они не должны были вернуться! Ведь он приложил для этого все усилия.

Однако это всё-таки произошло, и случившемуся были свидетели. Кое-как справившись с собой, он отослал Зосиса на собрание. Оставшись один, Питрис посмотрел на свои руки. Они дрожали с такой силой, что он был вынужден проделать дыхательную гимнастику, чтобы хотя бы немного успокоиться.

Ответов, как такое могло случиться, у него не было. Оставалось лишь ждать известий с собрания. Может, после него наступит какая-то ясность.

И ясность пришла. После доклада Зосиса и Прониса о том, что произошло на собрании, к нему пришло полное понимание ситуации.

Очень важным в этом понимании было то, что он чётко осознал: власть Совета, так же как и его власть над Ружаш, закончилась. И никогда больше не вернётся. Но было и ещё одно обстоятельство. Самое главное.

Как бы то ни было, он долго руководил колонией, лучше всех знал о нуждах и чаяниях колонистов, и, хотя он и отстранён практически от власти, он до сих пор ответственен за всё. И он должен спасти колонию. В которой он родился и в которой он умрёт. Спасти от Птуниса. Потому что он точно знал, что войну с филиями им не выиграть. Война — это смерть Ружаш!

Сейчас этого выскочку считают чуть ли не богом. Потому что он, по его словам, не подвержен внушению филий. Но почему? По какому праву? Ведь Птунис такой один! Один из всех людей во всех известных Питрису колониях! И, следовательно, он — исключение из правил. На самом деле это он — урод, ведь все остальные являются нормальными. Потому что не бывает такого, когда, кроме одного, ненормальны все!

Питрис знал, что ему надо делать. И он должен сделать это, как бы тяжело ему ни было принять такое решение. Загвоздка в том, что одному ему такое будет не под силу. Поэтому надо искать сторонников. И найти их надо в кратчайшие сроки, иначе будет поздно.

Вечером, когда Заргис корпел над пробирками в своей лаборатории, к нему в дверь протиснулся Зосис. Он смущённо потоптался возле порога, а затем подошёл поближе и заискивающе улыбнулся химику.

Зосиса Заргис не любил. Тот был главным лизоблюдом Питриса. И главной шавкой. Если надо было кого-то облаять, то Питрис спускал Зосиса. На цепного пса тот не тянул, но на шавку — в самый раз. Именно он был тем, кто после первого собрания кричал, что во всём виноват Заргис. Он был последним, кто ушел с заключительного заседания Совета, потому что боялся даже малейшего недовольства Питриса. Он был от ушей до пяток предан Питрису. Но, кроме того, Заргис знал, что более всего Зосис был предан себе. Именно поэтому химик доброжелательно улыбнулся Зосису, отставил в сторону пробирку и снял лабораторные очки.

— Ты что-то хотел? — спросил он.

Некоторое время Зосис помялся в нерешительности.

— Послушай, — наконец сказал он, — у нас только что состоялось внеочередное заседание Совета, а тебя там…

— Да, — спокойно ответил Заргис, — я знаю. Питрис присылал за мной.

— Тогда почему же ты не пришёл? — впился в него взглядом Зосис.

— Видишь ли, — задумчиво ответил Заргис, незаметно наблюдая за собеседником, — всё дело в том, что я практичный человек. В колонии поменялось руководство. И как бы ни пыжился Питрис, что бы он ни предпринимал, возврата к прошлому уже не будет.

— Ты просто всегда хотел занять место Питриса! — взвился Зосис. — Все в Совете знают об этом!

Так же быстро, как и воспламенился, он вдруг сник, сам испугавшись своей вспышки.

— Мне кажется, — спокойно продолжал Заргис, — что теперь все видят, к чему привело руководство колонией Питрисом. Да, я думаю, что если бы Ружаш руководил я, то такого бы не случилось. Но что проку теперь говорить об этом, если ни Питрис, ни я теперь ничего не решаем. — Внезапно он засмеялся: — Если бы дело происходило в прошлом, о котором я довольно много читал в юности, то я бы сказал, что у нас в Ружаш к власти пришли военные.

Зосис непонимающе посмотрел на него.

— Ладно, — вздохнул химик, — пропустим это. Итак, как я сказал, я практичный человек. И собираюсь подчиняться новому руководству, а не строить заговоры, как некоторые.

Зосис испуганно отшатнулся от него.

— И в связи с этим, я хочу тебя спросить, по какому поводу ты ко мне пришёл?

Хотя уже понял, что Зосис пришёл из-за того, что не знал, кто победит в схватке за власть над колонией, и очень боялся ошибиться.

Выслушав Зосиса, Заргис распрощался с ним и, выпроводив его, задумался. Как химик, он великолепно владел анализом и сейчас попытался разложить все имеющиеся у него сведения по полочкам.

Зосис не сказал ему ничего конкретного, но Заргису было очевидно, что Питрис что-то затеял. Он собрал всех своих приверженцев — якобы на совещание — и там уже прощупал их настроение. Зосис был отпущен с этого совещания раньше других. То есть Питрис всё-таки ему не доверился. Что же такое важное могло решаться на этом совещании, что глава Совета не смог рассказать об этом своей верной шавке?

Заргис долго думал, а затем, нахмурив брови, достал карандаш. Он быстро начертал несколько строк, а затем вышел в соседнюю комнату, где трудились его помощники.

— Морис, — позвал он.

Подросток снял перчатки, очки и подошёл к своему начальнику.

— Отдашь эту записку Птунису, — сказал он. — Лично в руки. И добавь, чтобы он прочитал её немедленно. Содержание записки очень важно для него лично. Ты всё понял?

— Да! — воодушевлённо закивал головой Морис, который был несказанно обрадован таким прекрасным поводом отдохнуть от надоевшей работы.

Поэтому к Птунису Морис торопиться не стал. Тем более что до его жилища было рукой подать. Он немного послонялся по колонии, побывал в загоне, зашёл в мастерские, где перекинулся парой фраз с приятелями.

Решив, наконец, что можно немного и поработать, он собрался уже вернуться в химическую лабораторию, как вспомнил, что у него для Птуниса есть записка. Обрадовавшись, что он сейчас увидит своего кумира, Морис направился к жилищу Птуниса.

Постучав, он не стал дожидаться ответа и толкнул дверь.

— Птунис! — закричал он с порога. — У меня к тебе письмо от большого начальника! Он хочет сказать тебе что-то важное, но сам прийти не может, слишком занят! Эй, вы где?

Внутри никого не было. Морис заглянул в соседнюю комнату, хмыкнул и вышел, прикрыв за собой дверь.

Он немного потоптался, решая, идти ли на поиски Птуниса или вернуться в лабораторию, как вдруг услышал за углом детские голоса. Заглянув за угол, он увидел нескольких ребятишек, увлечённо играющих в новую игру под названием «Я против филии».

Правила её были просты. Даже Морис их сразу понял. Двое игроков становились друг напротив друга и пристально смотрели в глаза сопернику. Тот, кто первый отводил взгляд или моргал, объявлялся проигравшим, то есть убитым. Ему надевали на голову какую-то кастрюлю, по-видимому символизирующую шлем, и лупили по ней палками. Наказывая, очевидно, таким образом за нерадивость. Победитель объявлялся филией и играл дальше.

Судя по репликам детей, того, кто выиграет у всех, ждало последнее испытание. Его ставили к стенке и метали в него палки. Если он успешно уворачивался от них, то его объявляли главной филией. Здесь уже на выбор, либо ему что-то дарили, либо исполняли его желание. Если же в него попадали, то игра начиналась сначала.

Решив, что он видел уже достаточно, Морис вышел из-за угла.

— Ну и кто придумал такие правила? — спросил он.

— Я, — не отрывая взгляда от Таписа, которого она пыталась пересмотреть, сказала Зорица.

— Кто бы сомневался, — пробурчал Морис, а вслух сказал: — Мне нужен Птунис. Где он?

— Он ушёл, — отмахнулась девочка.

— Куда? — не отставал от неё Морис.

— Не мешай мне! — яростно закричала Зорица. — У нас идёт суперфинал. Если я выиграю, то смогу загадать желание. И тогда… — и она с почти осязаемой силой впилась взглядом в глаза Таписа.

— Кто-нибудь знает, куда пошёл Птунис? — спросил Морис у детворы.

Вперёд протиснулся какой-то мальчишка.

— Они пошли со стражниками, — махнул он рукой. — Туда.

— Со стражниками? Они? Кто там ещё был?

— Они все пошли, — не отрывая взгляда от покрасневшего Таписа, произнесла Зорица. — Он с мамой, Седонис, Ароша и Герфис. — Ты отстанешь наконец?

— Ты отстанешь наконец! — передразнил её Морис, но не очень громко.

Судя по всему, сходил он напрасно. Морис нехотя направился обратно. Пора было работать. Хорошо было бы прошмыгнуть мимо Заргиса незаметно, чтобы тот за невыполнение задания вновь не заставил его мыть лабораторное оборудование.

Но, как только он открыл дверь лаборатории, сразу же прозвучал голос Заргиса:

— Морис, подойди ко мне.

Морис вздохнул. Судя по всему, его всё-таки накажут за то, что он не отдал записку. Хотя он-то тут при чём? Ведь Птуниса не было дома. Главное, не признаваться в том, где он так долго гулял. Ведь тогда может влететь по полной!

Потупив глаза в пол, Морис рассказал своему начальнику, по какой причине он не смог выполнить его распоряжение. Когда же он посмотрел на него, то изумился перемене, произошедшей с Заргисом.

Глаза всегда спокойного и сдержанного Заргиса метали молнии, а взгляд стал до того жёстким, что хотелось спрятаться от него куда подальше. Морис отшатнулся, но Заргис на удивление сильной рукой схватил его за воротник и подтянул к себе.

— Слушайте меня внимательно, молодой человек! — процедил он прямо в лицо съёжившемуся Морису. — Я не спрашиваю, где вы шлялись целую вечность. Я просто говорю вам, что из-за вашей нерадивости Птунис может подвергнуться смертельной опасности. Я надеюсь, вы понимаете значение слова «смерть»? — спросил он Мориса.

Тот затравленно кивнул. Хуже всего было то, что Заргис впервые в жизни говорил ему «вы». Это пугало Мориса больше всего.

— Так вот. Если вы в течение ближайшей минуты не доставите эту записку кому-нибудь из соратников Птуниса, желательно Норше или Радису, именно вы будете виновны в смерти своего друга. Отправляйтесь немедленно и сделайте это. Иначе я буду думать, что вы, кроме как вскрывать мой сейф, больше ни на что не способны. Ну! — вдруг крикнул он, отпуская воротник ученика.

Морис подпрыгнул на месте, одновременно развернувшись в воздухе, и, набрав скорость, изо всех сил впечатался в дверную коробку. Завопив от боли, он одной рукой схватился за ушибленное бедро, другой дёрнул дверную ручку на себя и вылетел наружу. Через несколько секунд топот его шагов стих вдали.

 

14

Ближе к вечеру в жилище Птуниса собралась большая компания. Все сидели и разговаривали. Благо поговорить было о чём. Этот день был до того насыщен событиями, что разговор затянулся допоздна.

Постепенно все стали расходиться. Ушла даже Норша, которой надо было заступать на ночное дежурство в мастерских. Ввести временную охрану всех важных объектов предложил Птунис после сегодняшнего собрания. И его, конечно, послушались. Нынешний авторитет его был непререкаем. Лишь на его повторное предложение упразднить Совет последовала такая же нерешительная пауза, как и в первый раз. Но, как и тогда, Птунис настаивать не стал, понимая, что вскоре колонисты сами придут к такому решению.

Остались лишь Седонис с Арошей и Герфис, почти не участвовавший в разговоре. Задумчиво уставившись в пространство, он лишь иногда бросал странные взгляды на Птуниса. В такие моменты тот старательно отводил глаза в сторону.

Седонис сидел рядом с Арошей и улыбался, глядя на неё. Правда, в последние дни он почти всё время улыбался. Перехватывая его очередной взгляд, Ароша заявляла, что он похож на дурачка, но по всему было видно, что ей нравится восторг в его глазах.

Когда ушла Норша, и разговор постепенно стал затухать, Ароша внезапно спросила:

— Как долго ты знаешь о том, что на тебя не действует внушение рыб?

— Уже лет десять, — ответил брат.

У девушки округлились глаза:

— И ты всё время скрывал это от других?

— Уже несколько лет об этом знает Седонис, — спокойно ответил Птунис.

Ароша надулась. Было видно, что ей обидно за то, что этот, почти семейный, секрет так долго скрывали именно от неё. А Седонис, этот болтун и хвастун, всё это время молчал как рыба!

— Ты знаешь мои причины. Совсем недавно ты во всём доверяла Совету. Доверяла людям, которым на самом деле доверять было нельзя. И…

— Но я-то ведь не доверяла Совету, — вдруг тихо произнесла Дарица. — Ты же знал моё отношение к этим людям. Почему ты мне ничего не сказал? Неужели ты думал, что я могла хотя бы кому-то рассказать об этом?

После её слов в комнате повисла тишина.

— Нет, — через некоторое время ответил Птунис. — Этого я не думал. Но кто-то мог узнать об этом абсолютно случайно. Например, от Зорицы. Девочка очень умная, и всего лишь одно неосторожное слово в её присутствии, и всё. Я ведь очень боялся.

Присутствующие удивлённо посмотрели на него.

— Я и до сих пор боюсь, — признался Птунис. — Боюсь, что из-за моих способностей меня будут считать ненормальным. Особенно боюсь, что так будешь считать ты, — он посмотрел на Дарицу.

— Если у человека какие-либо выдающиеся способности, — вдруг сказал из своего угла Герфис, — это не значит, что он ненормальный. Это значит, что он просто превосходит других.

— Это и называется ненормальностью, — возразил ему Птунис. — Отличием от нормы. Ведь у других таких способностей нет. Поэтому я и боялся. Я так долго добивался тебя, — посмотрел он на Дарицу, — что у меня не хватило духу признаться тебе в том, что я отличаюсь от других. Вдруг ты бы меня отвергла.

— Но использовал свои способности, чтобы произвести на меня впечатление, не так ли?

Птунис понурил голову:

— Я надеялся сразить свою любимую девушку, если убью филию. Я любил тебя тогда, люблю сейчас и…

— Использовал любой способ, — закончила за него Дарица и внезапно усмехнулась. — Я всё прекрасно помню. Ты действительно покорил меня в тот раз. И хотя я понимаю, что в чём-то ты прав, всё равно я на тебя в обиде. Ладно, — сказала она, — пойду, приготовлю сок из водорослей. Надо слегка расслабиться. Ведь, кроме меня, на тебя здесь почти все обижены.

— Я нет, — подал голос Герфис. — Но мне кажется, что вы все забыли про эволюцию. Эта такая штука, в результате которой человек совершенствуется и у него проявляются новые, ранее не присущие ему особенности.

— Я не люблю это слово, — ответил Птунис. — Мне кажется, что из-за этой самой эволюции люди всё время изобретали что-то новое и в результате докатились до того, что планета вынуждена была поглотить сушу, чтобы спасти саму себя. Поэтому мы сейчас и находимся в этом тупике.

Герфис хмыкнул, но промолчал, продолжая время от времени кидать на своего друга выразительные взгляды.

— Ладно, Герфис, — сказал, не глядя на него, Птунис. — Ты во мне сейчас дыру протрёшь. Я согласен, что об этом необходимо поговорить. Только давай дождёмся Дарицы. Я больше не хочу секретов. По крайней мере от самых близких мне людей.

— Что ещё за новые секреты? — навострила свой любопытный носик Ароша.

— Рассказывай, я всё слышу, — донёсся из соседней комнаты голос Дарицы.

— Предлагаю начать тебе, Герфис, — кивнул другу Птунис. — Что ты слышал? Потому что я понял по твоему выражению лица, что всё-таки ты слышал.

Герфис кивнул:

— Да, я слышал дважды и оба раза отчётливо. Ты говорил мне, что надо снять сетки с кулов. Причём во второй раз у меня было такое ощущение, будто меня подтолкнули. Настолько сильным оказалось воздействие.

— Это он умеет, — пробурчала Ароша. — Командовать другими.

— Дело в том, — добавил Герфис, — что происходило это, когда нас атаковал сатк. То есть под водой.

Ароша с Седонисом недоумённо переводили взгляд с Герфиса на Птуниса и обратно, как в комнату осторожно вошла Дарица. Все уставились на неё.

— Сок подождёт, — медленно произнесла она. — Ты хочешь сказать, — обратилась она к Птунису, — что ты мысленно отдал ему приказ?

— Мысленно? — прошептала Ароша.

— Вообще-то я сомневался, что у меня это выйдет, — признался Птунис. — Но ситуация была критическая, и надо было что-то делать. А теперь, когда Герфис всё подтвердил, я рад, что мне это удалось.

— Мысленно, — как зачарованная, повторяла Ароша.

До Седониса только сейчас начало доходить, о чём они говорят, и глаза его стали расширяться до невообразимых размеров.

— Я решил поэкспериментировать с передачей мысли, как только представится возможность. Сами понимаете, что появление сатка было прекрасным поводом.

— И что тебя подтолкнуло к такому эксперименту? — поинтересовался Герфис.

— Разговор с Зубом, — спокойно ответил Птунис.

В комнате повисла напряжённая тишина.

— Я сплю, или мне всё это кажется, — медленно произнесла Ароша. — Ты разговариваешь со своим кулом?

— После того как меня ранили, он был очень обеспокоен несколько дней. Горкис вызвал меня в загон, чтобы я его успокоил. Там я обнаружил, что при сильном эмоциональном всплеске я могу обмениваться с Зубом мысленными сообщениями. И мы неплохо понимаем друг друга, хотя он и мыслит несколько по-другому. Кстати, это доказывает, что кулы, так же как и филии, обладают разумом, просто не таким мощным.

— Какие кулы, какие филии?! — закричала Ароша. — Ты можешь передавать мысли на расстоянии?

Ручка двери внезапно повернулась. Все застыли. Дверь отворилась, и в комнату вошла Зорица.

— Не надо так кричать, — строго сказала она. — Мы здесь играем, и вас хорошо слышно. Не мешайте нам.

— И что тебе было слышно? — усмехнулся Птунис.

— Вы кричали что-то про мысли, — доложила девочка. — Ведите себя, пожалуйста, потише.

Сделав это замечание взрослым, девочка, ужасно довольная собой, затворила дверь.

— Вот видишь, — обратился к сестре Птунис. — Теперь ты понимаешь, что, не соблюдай я осторожность, все бы уже давно обо всём знали. И смотрели бы на меня как на чудовище. Хуже всего, если бы меня сравнивали с филиями. Я не знаю, как бы я смог такое перенести.

— Я живу с человеком, который читает мысли, — медленно, как бы не веря сама себе, произнесла Дарица.

— Неужели я всё-таки пожалею о том, что сказал вам об этом? — немного грустно спросил Птунис.

— Да нет, — так же медленно ответила девушка. — Просто я ещё не успела к этому привыкнуть. А ты можешь сказать, что я сейчас думаю? — слегка напрягшись, спросила она.

Птунис засмеялся:

— Вообще-то нет. Хотя после случая с Зубом я довольно много практиковался, чётко читать и передавать мысли я могу, только если очень напрячься. И, конечно, когда я сильно волнуюсь и переживаю.

— То есть при усилении мозговой активности, — пробормотал Герфис. — Возможно, это связано с выбросом адреналина.

— А я думал, что главный химик у нас — Заргис, — усмехнулся Птунис.

— Чтобы быть воистину хорошим профессионалом, — важно поведал ему Герфис, — надо уметь разбираться во всём хотя бы понемногу. Поэтому…

В это мгновение дверь отворилась и в щель просунулась мордочка Зорицы.

— А к вам пришли, — сообщила девочка.

Только она исчезла, как дверь распахнулась полностью, и в проёме показался Пронис. Он окинул взглядом комнату и осклабился.

— Ага! Значит, все в сборе, и посылать ни за кем не надо. Не соблаговолите ли вы, — и он по очереди ткнул пальцем в мужчин, — пройти со мной в крыло, где располагается Совет Ружаш.

— Если ты пришёл арестовать нас, — не двигаясь с места, произнёс Птунис, — то это будет немного глупо, потому что на собрании колонии…

— Да знаю я, знаю, — поморщился Пронис, — кем вас выбрали на собрании. — Ты, — он кивком головы обозначил Птуниса, — главнокомандующий вооружёнными силами Ружаш. Ты, — он указал на Седониса, — его помощник по оружию. А Герфиса сделали главным механиком колонии. Никого не забыли, — он не предвещавшим ничего хорошего взглядом обвёл помещение, — все при деле! Но пришёл я не арестовывать вас, а пригласить на заседание Совета. Питрис хочет обговорить с вами разделение полномочий по руководству Ружаш. И так как после собрания вы сами не удосужились прийти к главе Совета, то он послал за вами, чтобы разобраться со всем сейчас.

— Неужели нельзя было подождать до утра, — скривилась Ароша.

— Нельзя, — даже не взглянув на неё, ответил Пронис. — Время не ждёт.

— Надо идти, — сказал Герфис и посмотрел на Птуниса, как будто извиняясь перед ним.

— Да, — кивнул тот. — Нельзя обижать людей, даже если они были в чём-то неправы.

Он встал. Пронис отошёл от двери, но в последнее мгновение Дарица заметила ненавидящий взгляд, который стражник бросил на Птуниса.

Девушка знала Прониса давно. Ещё с тех пор, когда была женой Бариса. Оба друга — и её муж, и Пронис — были задирами и любили подраться. Но Барис никогда не был таким жестоким, как Пронис. Хуже всего было то, что она помнила этот взгляд ещё с тех пор и знала, что ничего хорошего человеку, на которого Пронис так смотрел, он не сулит.

Дарица замерла в нерешительности, и даже на мгновение закрыла глаза, как будто отгораживаясь от этого мира. Затем она резко открыла их и бросилась на кухню. Вылетев оттуда, она сунула что-то в руки Ароше и, скороговоркой проговорив: «Молчи! Делай как я!» — вылетела из комнаты.

— Стойте! — закричала она вслед удаляющейся процессии. — Мы пойдём с вами.

Стражники, которые замыкали шествие, неуверенно посмотрели на Прониса.

— Вас не приглашали, — проскрежетал он. — Вы не входите в новое руководство колонии. И вам незачем туда идти.

— Мы — свободные люди, — ответила Дарица, догоняя всех. — И имеем полное право посетить Совет и его главу тогда, когда считаем это нужным. Если ты скажешь ещё хоть одно слово против, мы развернёмся и пойдём назад. Но вместе со своими мужьями.

Какую-то долю секунды главный стражник сверлил Дарицу взглядом, затем отвернулся и пошёл вперёд. Дарица схватила Арошу за руку и стала протискиваться между стражниками, сопровождающими их.

— Ты что мне дала? — испуганно прошептала ей Ароша на ходу. — Это же запрещено!

Дарица метнула на неё яростный взгляд и взяла Птуниса под руку.

 

15

Как только они вошли, Птунис сразу же почувствовал неладное. Во-первых, если не считать самого Питриса, больше никого из членов Совета не было. И хотя Птунис подозревал, что глава Совета мало считается со своими помощниками, всё же при разделении полномочий хотя бы несколько человек должны были присутствовать.

Во-вторых, ему не понравились стражники. Точнее, не они сами, а их настроение. Кроме того, что все они вслед за Птунисом и его друзьями вошли внутрь, было видно, что стражники сильно напряжены. Некоторые даже напуганы. Птунис заметил, что старый Брагис как-то странно смотрит на всех присутствующих, как будто не понимая, что происходит.

Кроме того, казалось, что в самом воздухе помещения повисло напряжение и угроза, настолько ощутимо присутствующие здесь люди выделяли эти эмоции. Птунис удивился, как остальные этого не ощущают.

Его мозг, ощутив опасность, сразу отдал команду, и сердце с гораздо большей скоростью толкнуло кровь в артерии. Как всегда в такие мгновения, он почувствовал, как у него свело живот. Одновременно с этим голова стала лёгкой и ясной, как стеклянный кувшин. Одновременно со всех сторон он ощутил различной силы мозговые вибрации.

Это его состояние было настолько приятным, что он чуть было не засмеялся. Но вовремя спохватился. Сейчас времени для смеха не было. И будет хорошо, если оно наступит потом.

Птунис слегка сжал руку Дарицы, несколько раз ударив указательным пальцем по её кисти. В воде это количество хлопков означало сигнал «опасность». Одновременно с этим он послал мозговые импульсы, обозначающие то же самое, в сторону Герфиса и Седониса.

Седонис с изумленным выражением лица стал оборачиваться к нему, и Птунис мысленно застонал. Но взгляд его друга остановился на стражнике, и Седонис что-то сказал ему с улыбкой. Стражник в ответ лишь нахмурил брови.

Птунис почти не слышал, что говорил его друг, — в голове его звенело от прилива крови. Он вдохнул воздух, слегка успокаиваясь, чтобы уменьшить шум в ушах, и сосредоточился на мозговых вибрациях Питриса. Сейчас крайне важно было знать, что на самом деле задумал глава Совета.

У Питриса дрожали руки. Ему казалось, что все это видят и в глубине души смеются над ним. Он сжал подлокотники кресла с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Ещё посмотрим, кто будет смеяться последним! Да кто они вообще такие, что смеют над ним смеяться? Над ним, возглавляющим Совет вот уже более двадцати лет!

Глава Совета стиснул зубы. После того что он сделает, над ним больше никто уже не посмеет смеяться.

И это правильно. То, что он делает, правильно. Питрис ещё раз повторил это про себя, отметая прочь ненужные сомнения. Он собрался уже открыть рот, чтобы заговорить, но его вдруг опередил Птунис.

Почувствовав сигнал, который Птунис отстучал по её руке пальцем, Дарица не удивилась. Она с самого начала поняла, что здесь затевается что-то нехорошее. Слава всем богам, которые, хоть и живут далеко отсюда, но всё же не оставляют её своим вниманием, за то, что она успела схватить два ножа и один из них сунуть Ароше!

Она незаметно сунула руку под одежду и с такой силой сжала спрятанное там оружие, что рука задрожала. Нет, так нельзя! Дарица ослабила хватку. Вот так лучше. Кисть должна быть слегка расслабленной, как во время тренировок.

Дарица ещё ни разу не пускала в ход оружие в схватках с людьми. Она даже не дралась ни разу, если не считать учебных боёв. Ничего, всё в жизни случается впервые. Она, не задумываясь, станет на защиту своего ребёнка, своего любимого и своего будущего. Ради этого она пойдёт на что угодно.

Пронис скользнул взглядом по Дарице и увидел, что у той выступил пот на виске. Ага, занервничала! Сама виновата, дура! Сидела бы дома, воспитывала дочку, и всё с тобой было бы хорошо. Но теперь время назад уже повернуть нельзя. Теперь ты здесь, и с тобой случится то же самое, что и с твоим Птунисом.

Главный стражник бросил ненавидящий взгляд на своего врага. Это он во всём виноват! Он, как вор, забрал у него женщину, и теперь он будет виноват в том, что она умрёт! Всё из-за него!

Пронис переместил руку ближе к ножу, спрятанному под одеждой. Он долго ждал этого часа, и он его дождался. Скорее бы всё произошло. У него уже нет больше сил ждать! Он облизнул языком пересохшие губы. Когда же, наконец, Питрис подаст сигнал?

Герфис абсолютно спокойно разглядывал одного из стражников, который сначала старательно отводил взгляд, а затем с вызовом уставился на него.

— Странно, — доброжелательно произнёс механик, — а почему я тебя раньше в форме стражи не видел. Ты ведь в Кормушке работаешь, верно?

Стражник вздрогнул, но быстро пришёл в себя. Он как-то нехорошо ухмыльнулся и придвинулся поближе к Герфису. Главный механик добродушно улыбнулся ему.

У Брагиса мысли неслись вскачь, как дикие кулы.

Несколько часов назад Питрис собрал стражников и членов Совета и сказал, что положение в Ружаш отчаянное и колонию нужно спасать. И если они не сделают этого сегодня, то завтра, возможно, будет поздно. Почти все члены Совета, испугавшись, покинули заседание. Оставшиеся несколько человек согласились с Питрисом, дружно кивали головами, но потом таинственным образом исчезли.

Брагис и сам видел, что происходит что-то необычайное, что привычный всем мир рушится, но он не знал, что делать. Тем более не понимал, кто виноват. И когда Пронис спросил его, готов ли он встать на защиту Совета, Брагис кивнул.

После этого Пронис привёл несколько человек, которые переоделись в форму стражи, и ушёл за заговорщиками.

Брагис всегда любил порядок и спокойствие. И когда ему сказали, что спокойствия больше нет, и указали на зачинщиков беспорядка, он готов был наказать их.

Но сейчас, стоя рядом со всеми, он вдруг осознал, что речь идёт не просто о наказании, а о чём-то гораздо более ужасном. Он уже почти догадался о чём, но, ещё до конца не веря этому, растерянно смотрел на присутствующих, надеясь, что его догадка всё же неправильна.

Птунис вздрогнул. Мысли главы Совета были бессвязны и хаотичны, но в них присутствовало только одно: смерть! Проклятие, что же делать? Ведь он тут не один. С ним любимая женщина, сестра, друзья. Неужели все они погибнут из-за него? Может быть, попытаться переубедить Питриса? Или кого-то из стражников. Не может ведь быть, чтобы все здесь готовы были пойти на это страшное преступление! И, чувствуя, что Питрис готов действовать, он заговорил первым.

— Вы уверены, что вам сойдёт с рук то, что вы задумали? — спросил он.

Его голос был полнейшей неожиданностью для всех. Питрис поперхнулся, а один из стражников даже отшатнулся от Птуниса с ужасом на лице. Не колеблясь ни секунды, Птунис бросился закреплять полученное им небольшое преимущество.

— Вам не удастся ничего скрыть, — произнёс он, стараясь посмотреть в лицо каждому стражнику. — Это наитягчайшее преступление, которое только может существовать. И если вы его совершите, вам не будет прощения. Вы будете заклеймены поз…

— Не слушайте его, — закричал Питрис, стараясь вырвать инициативу из рук Птуниса. — Эти заговорщики сместили наш законно избранный Совет, чтобы самим править Ружаш! И для этого они стремятся развязать войну, которая отвлечёт всех от незаконного захвата власти! Когда в результате войны многие погибнут, никто уже не вспомнит о том, как они встали во главе колонии. Но эта война будет концом Ружаш, потому что с рыбами нам не справиться. Они перебьют всех! Этого не должно случиться!

Птунис попытался вставить хотя бы слово, но его перебил Пронис:

— Я сам слышал, как они договаривались убить Питриса и Заргиса, чтобы больше никто не мог угрожать их планам!

Птунис вздохнул. Похоже, здесь к доводам разума никто прислушиваться не желает. Почти все стражники злобно косятся на них, видно, их достаточно обработали перед этим. А может, они просто ненавидят его, как и их начальник. Что ж, значит, другого выхода у них нет. Остаётся лишь одно. Главное, что он успел предупредить всех своих.

Пронис ещё что-то кричал, уже не скрываясь и размахивая вытащенным из-под одежды ножом. Птунис, не слушая его, посмотрел в глаза Питриса и увидел плещущееся там безумие. На мгновение ему показалось, что взгляд главы Совета дрогнул и приобрёл осмысленное выражение. Но лишь на мгновение. Пронис выкрикнул: «Смерть убийцам!» — и Питрис ткнул в их сторону пальцем:

— Убейте их!

Но не успел он произнести эту фразу до конца, как все начали действовать практически одновременно.

Пронис бросился на Птуниса, но Брагис с криком «Нет!» схватил его кисть здоровой левой рукой, а локтем правой ударил своего начальника в лицо. Разъярённый Пронис нанёс своему помощнику удар левой, Брагис подался назад и, выкручивая кисть с поясом, сделал противнику подсечку. Оба, свалились на пол.

Герфис, продолжая улыбаться, схватил стоящий рядом стул и, с невероятной быстротой описав им круг, обрушил на голову мнимого стражника. Тот, обливаясь кровью, рухнул как подкошенный. Стул, не выдержав чугунной головы, сломался. Механик отбросил обломки в стороны и, крякнув, с размаху выбросил пудовый кулак в сторону следующего набегающего на него противника. Стражника отбросило назад, и он, сбив по пути своего товарища, упал вместе с ним на пол.

Птунис изо всех сил пнул стоящего рядом стражника в колено, а когда тот, согнувшись, завопил, сильно ударил его локтем по шее. Краем глаза он заметил, как набросившийся на Дарицу стражник, которого он намеревался в будущем порвать за это на куски, закричал и отпрянул назад, зажимая рукой рану в боку. Птунис хотел ободряюще улыбнуться любимой, но Дарица не смотрела на него. Она сделала ложный выпад, затем резко присела и, вывернув кисть, полоснула ножом по предплечью следующего противника. Стражник закричал и выронил нож. Птунис бросился подбирать его, но кто-то сбоку изо всех сил ударил его ногой. В последний момент он успел подставить руки, но ребра обожгло сильной болью, и его отбросило в сторону.

Седонис наклонился к стражнику, с которым он только что шутил, и, резко рванувшись вперёд, вгрызся в его ухо. Затем он так же резко отпрянул. Стражник орал благим матом и зажимал кровь, хлещущую из раны, ни на что больше не обращая внимания. Седонис упал перед ним на колени и, резко выбросив свою растопыренную пятерню тому в пах, что-то ухватил там, затем сжал и дёрнул. Стражник, скуля от боли, свалился рядом с ним. Рядом что-то зазвенело. Седонис мгновенно сориентировался и прыгнул за упавшим ножом. Кто-то попытался ударить его ногой, но он на лету увернулся от удара, схватил лежащий на полу клинок и, изогнувшись, ударил нападающего под колени. Стражник упал на пол, Седонис пнул его в голову и, резко выпрямившись, вонзил нож в плечо противника. Затем вырвал из ослабевших пальцев оружие и с двумя ножами в руках, хищно ощерившись, вскочил на ноги.

Заходить в крыло Совета вооружённым было категорически запрещено. Поэтому Ароша так перепугалась, когда Дарица сунула ей за пазуху нож. Теперь же она благословляла подругу брата, что та позаботилась о ней. И хотя Птунис не смог послать ей предупреждение, потому что девушка стояла сзади, отгороженная стражниками, она всё-таки была дочерью своих родителей. И сестрой брата. Одновременно с криком Питриса Ароша упала на четвереньки и сделала два молниеносных взмаха ножом в обе стороны. Один противник упал, зажимая рукой бьющую из бедра струю крови, а второй присел на колено, схватившись за повреждённое сухожилие. Затем девушка подпрыгнула вверх, как будто подброшенная пружиной, уклонилась от выпада, ударила сама, промахнулась, а затем обратным ударом раскроила запястье тянущейся к ней руки с ножом раненного до этого стражника.

Питрис не верил своим глазам. Как они посмели? Как могли они прийти в комнату Совета вооружёнными? И он ещё сомневался насчёт правильности своего решения! Да их всех надо скормить диким кулам за это! И этот сопливый мальчишка ещё угрожал ему! Кричал, что у него ничего не выйдет! Выйдет! А когда всё закончится, он наберёт в стражу столько людей (Пронис, кстати, обещал их подобрать), что любая мысль недовольных о сопротивлении сразу же отпадёт. И тогда ему никто уже не будет нужен. Никакой Совет! Но как же всё затянулось! Надо это быстрее заканчивать! И глава Совета дрожащей рукой потянулся внутрь своего стола.

Кабинет Питриса был приличных размеров, но места для двух десятков сражающихся людей было явно недостаточно. Стражников было больше, но, нападая на своих противников, они часто сталкивались и мешали друг другу. И всё же численное преимущество давало о себе знать. Хотя уже много стражников лежало на полу, зажимая раны, их противники тоже были не железные, и из них тоже вытекала кровь. А остающихся на ногах стражников по-прежнему было больше.

Птуниса загнал в угол один из стражников, Птунис не мог подняться и, держась за бок, с трудом отбивался ногами от наседающего противника. Дарица бросала в его сторону отчаянные взгляды, но ничем не могла ему помочь. Её очередной соперник отлично владел поясом, и она с трудом сдерживала его атаки.

У Герфиса была повреждена кисть, и он неловко отбивался стулом от двух вооруженных ножами стражников.

Лучше всего пока дела были у Седониса. Он даже не был ранен. Прикрывая Арошу, которая держалась за его спиной и изредка делала молниеносные выпады, он одновременно сражался с тремя стражниками. Они все были ранены, но их было больше, и Седонис уже начал уставать.

Посреди комнаты катались по полу Пронис и Брагис, и старый стражник явно проигрывал эту схватку. Ещё шестеро стражников были тяжело ранены или не могли двигаться. И хотя ещё никто не был убит, главный запрет был нарушен. Человеческая кровь пролилась, и пролил её другой человек. Поэтому почти каждый сражающийся в комнате думал лишь об одном: убей или сам будешь убит.

Перевес медленно клонился на сторону стражи, и в это время чудовищный удар потряс дверь снаружи. Все на мгновение остановились, и, воспользовавшись всеобщим замешательством, высунувшаяся из-за спины Седониса Ароша молниеносным движением выбросила вперёд руку с ножом. Стражник застонал и, зажимая бок рукой, опустился на колено. Перевес сторонников Питриса был сведён к минимуму.

— Питрис! — раздался яростный вопль из-за двери, от которого у большинства стражников подогнулись колени. — Открой дверь, паскуда, или я оторву твои яйца и скормлю своему кулу!

Никто не усомнился в том, кому принадлежат эти изощрённые выражения, так же как никто не сомневался в том, что Норша всегда сдерживает свои обещания. В доказательство этого в запертую изнутри дверь врезалось что-то очень тяжёлое, от чего в дверной коробке что-то хрустнуло. Было понятно, что долго она не выдержит.

— Сдавайтесь, — прохрипел с пола Птунис. — Это конец. Хватит уже крови.

— Сдавайтесь! — звонким дрожащим голосом выкрикнула из-за спины Седониса Ароша. — Или вы будете наказаны за это преступление самым суровым образом!

— Питрис! — вновь раздался дикий крик Норши. — Отвори сейчас же, тварь, или ты умрёшь!

— Тащите лом! — послышался рядом с ней голос Радиса. — Быстро!

— Не слушайте их! — завопил Питрис. — Убейте заговорщиков! Они достойны смерти!

Но пыл стражников уже иссяк. Большинство из них вяло махали ножами, стараясь, в основном, лишь для того, чтобы мятежники не проделали в них лишнюю дырку. Только на полу, ничего не видя и не слыша, возились главный стражник и его помощник.

Глава Совета застонал. Да что же это такое? Никто ничего не может довести до конца! Всё приходится делать самому! Он наконец-то нащупал то, что искал в своём столе, и медленно поднялся с кресла. Люди, присутствующие в комнате, застыли от изумления. В руках у главы Совета был арбалет.

Очень медленно, дрожащей рукой, Питрис навёл оружие на подпирающего стену Птуниса, слегка опуская самострел вниз. Палец бывшего главы Совета обнял спусковой крючок, и рука, внезапно обретя твёрдость, вдруг перестала дрожать. Питрис замер.

— Нет! — закричала Дарица.

Одним движением левой руки Ароша отбросила в сторону загораживающего ей обзор Седониса, а правой метнула нож; через всю комнату в просвет между стоящими стражниками.

Чтобы хорошо бить рыбу, надо долго учиться этому на суше. Ароша подтвердила любимый афоризм своего наставника по оружию. Её клинок вошёл туда, куда она и метила. В левую часть груди, рядом с сердцем.

Питрис вздрогнул, его палец нажал на курок, и арбалетный болт с огромной скоростью вылетел из паза. По пути он оторвал кусок ягодицы у находящегося рядом с Птунисом стражника и ударил в стену возле головы Птуниса. Раненый стражник завопил от боли и испуга, и Птунис, изловчившись, отбросил его ногами в сторону.

Дарица одним прыжком оказалась рядом со своим мужчиной и с угрожающим лицом выставила перед собой нож.

Питрис постоял несколько секунд и рухнул на пол, повалив своё кресло. В это время раздался ещё один страшной силы удар, и обломки двери разлетелись по комнате. Вслед за ними в комнату по инерции влетела Норша, сбив по пути двух стражников, стоящих перед Седонисом. Тот лишь в самый последний момент успел убраться с её пути.

Следом за бывшей женой в кабинет вбежал Радис с заряженным пневматиком в руке. Окинув взглядом лежащих вокруг Седониса противников, одобрительно кивнул:

— Молодец, сынок! — А затем, наставив пневматик на ближайшего стражника, гаркнул: — Стражникам на пол! Быстро! Или буду стрелять!

Ворвавшиеся следом за ним двое охотников также подняли свои пневматики. Стражники, кряхтя, стараясь действовать быстро, но при этом не тревожить свои раны, укладывались на пол. Радис со своими людьми ходил по комнате и отбирал у них ножи.

Вбежавший вслед за ними Морис так и застыл посреди комнаты с раскрытым ртом, не в силах ничего сказать.

Норша ударилась о противоположную стену так, что та загудела, но сама при этом удержалась на ногах. Она подскочила к Герфису, который так и остался стоять с измочаленным стулом в руках, и, схватив его в охапку, подарила ему горячий поцелуй. Затем, видимо засмущавшись, отстранилась от него и со свирепым видом оглядела присутствующих в комнате. Все сделали вид, что ничего не заметили.

— Как ты? — спросила Норша Герфиса.

Тот поморщился.

— Как же я ненавижу драться! — пожаловался он, рассматривая свою разбитую руку. — Руки — мой главный рабочий инструмент, и похоже, что теперь я на несколько дней выведен из строя.

— Ничего, — утешила его Норша. — Руководить можно и с больными руками.

Обратив наконец внимание на дерущихся, она осторожно подошла к ним.

Помещение быстро наполнялось людьми. Увидев, что здесь произошло, кровь на полу и на всех людях, находящихся в комнате, все ахали. Потом их интерес переключался на двух ещё действующих лиц, и все подвигались к ним поближе. Вскоре эта парочка была окружена плотным кольцом народа.

А двое драчунов не обращали ни на кого внимания. Скорее всего, кроме противника, они уже просто никого не видели. Пронису наконец-то удалось залезть сверху на своего врага. Одной рукой он держал здоровую руку своего противника, второй душил его. Брагис постепенно начал синеть.

— Ну а эти-то чего не поделили? — не делая никакой попытки вмешаться, полюбопытствовала Норша.

Вперёд протиснулся Седонис.

— Эй, Брагис с самого начала был за нас, — произнёс он. — Надо ему помочь.

— Дай я! — Рядом оказался Радис с тяжёлой ножкой стула в руке.

Норша придержала его за плечо.

— Предлагаю предоставить этот удар Птунису, — сказала она.

Все обернулись, ища глазами своего командира. Птунис, скривившись, держался за бок, а его с двух сторон поддерживали Ароша и Дарица.

— Знаешь что? — сказала Дарица Птунису. — Я передумала. Я больше на тебя не обижаюсь.

— И я, и я! — поддержала подругу Ароша.

Птунис через силу усмехнулся.

— Нет! — с сомнением покачал головой Радис, оглядев эту троицу. — Не получится у него. Я же говорил, дай я!

Ни слова не говоря, Норша отвела свою ногу, обутую в тяжёлый ботинок, и с размаху ударила ею в висок Прониса. Стражника отбросило в сторону, и он, раскинув руки, остался неподвижно лежать на полу.

— Так, — произнесла Норша, не обращая внимания на уважительные взгляды окружающих, — а где эта змея? Где эта рыбья душа, которой я обещала отрезать лишнюю для него часть тела?

И она внимательно огляделась.

— Там он, — раздался слабый голос Птуниса, — за столом.

— Быстро, — стала распоряжаться Норша. — Уберите стол! Дайте пройти главнокомандующему!

— Норша, умоляю тебя, давай без этого, — скривился Птунис, проходя вперёд.

Сломанные рёбра болели, мешая не только двигаться, но даже дышать, но он должен был увидеть Питриса. Стол отбросили в сторону, и все увидели лежащего на полу главу Совета с ножом в груди. Он был ещё жив.

Все расступились, и Птунис протиснулся к Питрису. Поддерживаемый Дарицей, он посмотрел на лежащего главу Совета. Тот лежал с открытыми глазами, но было видно, что жизнь уже почти оставила его.

— Зачем ты? — с трудом спросил Птунис. — Зачем ты это сделал? Я не понимаю.

— Ты… не поймёшь… — с трудом выдавил из себя Питрис. — Я хотел… спасти всех… а теперь… невозможно.

Он скосил глаза на людей, окруживших его, и из последних сил выдавил:

— Вам… не победить… я-то знаю… люди… филии… не зло…

Предсмертная судорога выгнула тело Питриса, и он, с неожиданной силой вырвав нож из раны, отбросил его прочь. Последними его словами были:

— Не хочу… видеть… как…

 

16

Птунис отлёживался дома, когда к нему пришёл Седонис. По его лучащейся от счастья физиономии можно было сделать вывод, что в жизни у него всё хорошо.

Птунис позавидовал своему другу. Хотя рёбра уже болели не так сильно благодаря тугой повязке, наложенной Кулисом, лекарь предупредил его, что возможны осложнения. Поэтому ему придётся, как минимум две недели, воздержаться от активного образа жизни.

— Предупредили бы об этом стражников заранее, — пробурчал Птунис. — Тогда, может, и не надо было бы меня сейчас лечить.

Кулис хмыкнул и посмотрел на Дарицу.

— Две недели, — напомнил он. — Проследи за этим.

Девушка кивнула.

Поэтому, когда в комнату вошёл Седонис, у Птуниса было не такое добродушное настроение, как у его друга.

— Чего тебе? — недовольно спросил он.

— Тебя хотят видеть Герфис и Заргис. Они в бывшей комнате Питриса.

Повеселевший Птунис присел на кровати и стал натягивать рубаху.

— Ему нельзя, — из соседней комнаты появилась Дарица. — Кулис сказал, надо лежать. Что, эти двое сами не могли сюда прийти? — возмущённо спросила она.

— Они что-то нашли там, — добродушно ответил Седонис. — И хотят, чтобы Птунис это увидел. Да ты не волнуйся, — добавил он, — он там ни с кем драться не будет. Я за этим прослежу. Да и идти туда всего минуту. Кстати, — важным током сказал он, — всё время лежать тоже нельзя. Может быть ещё хуже.

Дарица закатила глаза к потолку, но вынуждена была смириться.

— Что обо всём этом говорят в колонии? — спросил у друга Птунис, как только они вышли из комнаты. — А то Дарица мне почти ничего не сообщает. Всё нормально, говорит, и всё.

Седонис посерьёзнел:

— Стражников подробно допросили. Они во всём признались. Всё, оказывается, организовал Питрис.

— Ну, об этом я и сам уже догадался. Тоже мне новость, — фыркнул Птунис.

Не обращая внимания на саркастический тон Птуниса, Седонис продолжал:

— Он хотел сделать всё как раньше, а для этого планировал убить тебя, ну и нас с Герфисом, — от значимости собственной персоны Седонис надулся и расправил плечи.

— По-моему, под конец он сошёл с ума, — заметил Птунис. — Ему бы это никак не сошло с рук.

— Он хотел набрать в стражу много новых людей, — Седонис отворил перед Птунисом дверь, пропуская его вперёд. — И править сам.

— У него бы не получилось, — Птунис поднял руку, приветствуя стоящих в комнате Герфиса и Заргиса.

— Беседуете о ныне покойном главе Совета? — поинтересовался Заргис. Птунис кивнул. — Вынужден вас огорчить. Думаю, что его переворот удался бы. Он планировал довольно сильно увеличить внутреннюю стражу из преданных ему людей, чтобы расправляться с недовольными. Большинство колонистов было бы просто в шоке после вашего убийства, а с остальными он бы разобрался. Думаю, — он обернулся к Герфису, — что вашу подругу, как и твоего отца, — Заргис посмотрел на Седониса, — в дальнейшем ждала такая же незавидная участь. Люди были бы напуганы, а он правил бы, говоря, что делает всё исключительно для блага колонии. Так что, скорее всего, его заговор удался бы.

— Мне сказали, что он считал заговорщиками нас, — усмехнулся Птунис.

Заргис покачал головой:

— Вас выбрал главный орган Ружаш — Общее собрание колонистов. А он замыслил вас убить. Так что, заговорщиком был именно он. Но пригласили мы вас по другому поводу.

— Простите, — сказал Птунис, — но я хотел бы кое-что от вас услышать.

— Слушаю, — наклонил голову химик.

— Почему вы решили предупредить нас? — спросил Птунис.

— А что, по-вашему, я должен был предпринять? — удивлённо воззрился на него Заргис. — Пустить всё на самотёк и позволить Питрису вас убить? Неужели вы считаете, что я такой же, как он?

— Видите ли, — замялся Птунис. — Вы ведь были членом Совета. Мне кажется, что вы поддерживали Питриса. И потом, эта история с зарядом капсулы и двумя отчётами…

Заргис вздохнул:

— Вы, Птунис, никогда не были членом Совета и ничего не знаете о том, что там творилось. А там в последнее время шла скрытая борьба. Между Питрисом и мной. Любой из членов Совета скажет вам, что я всегда метил на его место. И это действительно было так. Я уже давно считаю, что Питрис завёл колонию в тупик, и настало время для серьёзных изменений. И у меня даже появились сочувствующие, хотя их было гораздо меньше, чем прихлебателей Питриса. Другой вопрос, что я никогда бы не пошёл на такие методы, какими пользовался он для получения власти.

— Да, — прогудел Герфис, — попытка убийства, это очень серьёзно! Серьёзней может быть лишь само убийство.

Заргис задумчиво уставился вдаль:

— Я уже немолод, но Питрис был гораздо старше меня. Поэтому, для того чтобы узнать, что происходило в колонии около тридцати лет назад, надо было обращаться к старожилам. И я обращался. Мне было интересно. Сейчас, кроме Джариса, все эти люди уже умерли. Но Джарис тоже может кое о чём поведать. Особенно теперь, когда Питриса уже нет. Так вот, около тридцати лет назад, когда члены Совета, так же как и все остальные, выходили в океан, во время охоты пропал тогдашний глава Совета. Пропал — значит, погиб. Через некоторое время в схожих обстоятельствах пропал избранный на его место временно, до следующих выборов, его преемник. И лишь потом, после лихорадочной деятельности, предпринятой Питрисом, его выбрали на эту должность. Которую он не выпустил из рук уже до самой смерти.

У Птуниса пересохло во рту.

— Что вы хотите сказать? Что Питрис уже тогда совершал убийства?

— Я почти уверен в этом, — кивнул Заргис. — Кстати, именно на этом я хотел сыграть, чтобы отстранить Питриса от должности. Но за давностью лет доказать что-то оказалось невозможным. Живых свидетелей, естественно, не было. А если кто-то что-либо и знал, то говорить ничего явно не собирался. Поэтому я прекратил копаться в этой истории и попытался создать свою коалицию в Совете. Но ваше появление на арене, — он сделал лёгкий поклон в сторону Птуниса, — сделало ненужными мои попытки. Если вы меня спросите, что я думаю по поводу произошедших недавно событий и нашего общего будущего, то я отвечу, что разделяю вашу точку зрения. Пока, — он поднял указательный палец.

Друзья настороженно смотрели на него. Заргис тонко усмехнулся:

— Но я обещаю, если моё мнение изменится, сообщить вам об этом, а не устраивать подобных гнусностей, — и он многозначительно обвёл рукой разгромленный кабинет Питриса.

Все рассмеялись.

— Что же касается истории с поддельным отчётом, — глаза Заргиса вдруг блеснули. — Я ведь химик, и смею надеяться, неплохой. Неужели вы думаете, что у меня нет способов определить, что кто-то другой копается в моём шкафчике с документами.

Друзья ошарашено уставились на него.

— Погодите, — медленно произнёс Птунис, — не хотите ли вы сказать, будто заранее знали, что Морис вскроет ваш шкаф.

Заргис усмехнулся и стал загибать пальцы.

— Я знал, что Морис смотрит вам в рот и считает вас своим кумиром. — Он загнул первый палец. — Вы дружны с главным механиком колонии, для которого не будет стоить большого труда подобрать ключ к несложному замку. — Второй палец. — Приступив к анализу, я в присутствии Мориса намекнул о возможной фальсификации итогового документа. И последнее, — он загнул четвёртый палец, — зачем мне, на ваш взгляд, понадобилась копия настоящего отчёта, с которым я отправился к Питрису? — Он посмотрел на остолбеневших друзей и рассмеялся. — В данной ситуации она была абсолютно не нужна.

Первым в себя пришёл Герфис.

— Вам надо работать начальником аналитического отдела, — уважительно произнёс он. — Жаль, что у нас такого нет. Кстати, я давно хотел спросить, вы ведь не были на последнем заседании Совета, откуда же узнали, что задумал Питрис?

— Сопоставил все имеющиеся у меня факты, — спокойно ответил Заргис. — Перед этим ко мне зашёл Зосис и рассказал о царящем там настроении. Я подумал и решил, что Питрису необходимо принять самые решительные меры в отношении вас, если он хочет остаться у власти. Поэтому и послал Мориса со срочной запиской. Кстати, ваш молодой друг очень неорганизован. Он чуть было не опоздал.

— Точно — начальником аналитического отдела, — констатировал Герфис. — А если такого нет, то его надо создать.

— Зачем отдела? — улыбнулся Птунис. — Лично я на должность главы Совета никогда не метил. Не нужна она мне и сейчас. Может быть, тебе нужна, Герфис?

— Да ты что! — отмахнулся тот. — Мне хватает забот и с механизмами. Какой уж тут глава!

— Мы взялись руководить военными операциями и спасением колонии, а не ею самой, — сказал Птунис. — Как только всё закончится, мы уйдём. Лично мне совсем не нравится заседать целыми днями в этих стенах и решать всё за других.

— Нам больше по душе океан, — встрял Седонис.

— Поэтому на ближайшем собрании я предложу назначить вас на должность руководителя хозяйственной жизнью колонии. А когда война закончится, то, возможно, вы станете новым главой Совета. Что скажете?

Заргис немного помолчал.

— Я польщён и немного взволнован, — изменившимся голосом признался он. — Всё, оказывается, решается так просто. Честно говоря, я думаю, что сумею руководить колонией гораздо лучше Питриса. И надеюсь это доказать.

— Тогда всё прекрасно! — обрадовано воскликнул Птунис, ко потом поморщился, взявшись за бок. — Надо поменьше эмоций, — пояснил он. — Мои рёбра ещё к этому не готовы. Так что вы хотели мне показать?

Заргис выразительно посмотрел на Герфиса. Тот нахмурился.

— Я ничего ему не говорил, — поднял руки он.

— Не понял, — насторожился Птунис.

— Я позволил себе высказать некоторые соображения Герфису, — произнёс Заргис. — И чтобы не терять времени зря, хочу вас спросить вот о чём: кроме того, что на вас не воздействует внушение филий, о чём вы всем сообщили на последнем собрании колонии, проявились ли у вас ещё какие-либо неожиданные качества?

Птунис некоторое время внимательно смотрел на него, а потом ответил:

— Да. Я могу читать мысли других людей и передавать им свои. Так же дело обстоит и с животными. Их мысли я тоже читаю.

Заргис кивнул. Он совсем не удивился, когда услышал признание Птуниса, скорее казался довольным, как будто подтвердилась его догадка.

— Вы можете делать это в любой момент, когда захотите? Кстати, обязуюсь держать полученные от вас сведения в секрете.

— Нет, лишь в момент эмоционального напряжения. Тогда все мои ощущения обостряются и кажется, что чужие мысли сами лезут ко мне в голову. Можно достичь такого состояния самостоятельно. Но необходимо напрячь все свои усилия и сосредоточиться на этом.

Заргис кивнул:

— Как давно это у вас?

— Давно, — нехотя признался Птунис. — Просто раньше я старался не обращать на это внимания и отмахивался от вымышленных, как мне казалось, голосов. Они пугали меня, я думал, что я болен. Иногда мне казалось, что я схожу с ума. Как вы думаете, — спросил он после короткой паузы, — я — нормальный?

— А Питрис — нормальный? — усмехнувшись, спросил Заргис. — Простой человек, без необыкновенных качеств, но с такой жаждой власти, что готов был ради неё пойти на тягчайшие преступления. Так что не надейтесь, я не смогу ответить на ваш вопрос. Но если хотите знать моё мнение, то я вам отвечу. Да, нормальный. Вы знаете, что накануне гибели земной цивилизации учёные в своих лабораториях ставили такие эксперименты, — Заргис покрутил головой, — что даже у меня, когда я читал об этом в старинных документах, захватывало дух! Очень много опытов проводилось с целью многократного усиления физических свойств и психических способностей человека. И животных! — Он поднял кверху указательный палец. — Так что я считаю вполне вероятным, что в вас проявились эти способности. Возможно, — задумчиво произнёс химик, — вы являетесь одним из потомков тех самых испытуемых. Как знать…

Птунис и Герфис спросили одновременно:

— Где вы взяли такие материалы?

— Так это из-за этого у рыб такие потрясающие способности?

— Отвечаю по очереди, — заявил Заргис. — Эти материалы были давным-давно изъяты Питрисом из общей библиотеки и помечены пометкой «Только для Совета». Но вам, Птунис, я их, конечно, дам. И вообще, я предлагаю поместить их обратно, чтобы любой мог ими воспользоваться. А насчёт вашего заявления, — обернулся он к механику, — давайте сразу договоримся. Филии — не рыбы. Они — морские животные, и так же, как и люди, — млекопитающие. Кстати, рыбами являются кулы, если уж на то пошло. Так что давайте называть вещи своими именами. И, да, я думаю, что их нынешние способности — это результат давних экспериментов наших предков.

— Из-за которых и погибла их цивилизация, — добавил Птунис.

— Думаю, там всё было немного сложнее, — задумчиво произнёс Заргис. — Хотя, может быть, и проще, как знать. Планета, вместе со своей сушей, океанами, недрами и атмосферой вокруг неё, а также обитателями этих пространств, является единой цельной сущностью. Возможно, даже разумной. А люди каким-то образом вычленили себя из этой сущности, посчитав, что они смогут жить отдельно и даже руководить ею. Изменять её по своей прихоти. Чем, — вздохнул Заргис, — и обрекли себя на гибель. Но вернёмся к нашему вопросу. Давайте пройдём сюда, — он указал на нишу в углу помещения, задёрнутую шторой.

Они приблизились, Заргис отдёрнул занавеску, и Птунис увидел лежащий на столе металлический шлем с кучей отходящих от него проводов. Все они крепились к аккумулятору, стоявшему на полу.

— Этот прибор, — показал рукой Заргис, — а я смею утверждать, что это прибор, — нашла Норша, когда наводила здесь порядок после разгрома, учинённого вами недавно.

Седонис хмыкнул.

— И не только вами, — посмотрел в его сторону Заргис. — Норша рассказала об этом Герфису, а он — уже мне. Мы немного повозились с ним, чтобы правильно подключить, а затем немного поэкспериментировали.

Заргис замолчал.

— И мы обнаружили странные вещи, — продолжил Герфис. — Настолько странные, что решили потревожить тебя. А Заргис стал интересоваться твоими скрытыми способностями. Дело в том, что, после того как мы надели этот шлем, мы… даже не знаю, как сказать.

— Мы стали слышать чужие мысли, — закончил за него Заргис. — Очень слабо, невразумительно, но это явно чужие мысли. Поэтому мы и хотим, чтобы вы надели этот шлем. Нам интересно, что произойдёт, если он окажется на голове у человека с такими способностями, как у вас.

Птунис с любопытством взял странную вещь в руки. Он осмотрел его со всех сторон. Ничего необычного, если бы не отходящие от него провода. Один из проводов был присоединён не к аккумулятору, а к какому-то прибору с цифровой панелью.

— А это что? — спросил он.

— Регулятор мощности, — ответил Герфис. — Чем больше крутишь вот этот тумблер, тем больше усиливается приём мыслей. Но даже на максимуме мы оба слышали лишь слабый шёпот. Втайне надеясь, что ты всё-таки решишься и наденешь его, я заранее поставил его на минимум.

Птунис засмеялся такой нехитрой попытке сыграть на его самолюбии и решительно натянул шлем. И сразу же в его голове раздался нестройный хор голосов. Они были разными: шепчущими и громкими, несвязными и довольно отчётливыми. И они были знакомы ему. Этот хор он слышал уже довольно давно в минуты возбуждения или эмоционального подъёма. Очень сильно это мешало во время близости с Дарицей. Поначалу даже сильно пугало. Пока он не привык.

Птунис потянулся рукой к тумблеру, чуть повернул его в сторону и едва не закричал. Он рывком сдёрнул шлем с головы и резко выдохнул.

— Что случилось? — взволнованно спросил Герфис.

— Ваши мысли! — ответил Птунис. — Они были такими сильными. Как будто вы все одновременно влезли в мою голову и начали там громко кричать. — Он передёрнул плечами: — Не очень приятное ощущение.

— И о чём же мы думали? — поинтересовался Заргис. — Я не из любопытства спрашиваю, — пояснил он. — Мы всё-таки ставим эксперимент. Так что…

— Вы думали одновременно о нескольких вещах сразу: об этом приборе, и как его можно использовать; о том, что в колонии многие не умеют читать, и это плохо. Кстати, я с вами в этом абсолютно согласен, это положение нужно немедленно исправлять. Поэтому предлагаю в ближайшее время начать обучение всех безграмотных поголовно. И третье, — Птунис усмехнулся, — вам было интересно, как я со своими способностями чуть не позволил себя угробить во вчерашней свалке. Сразу отвечаю. Была, действительно, настоящая свалка. И хоть я и пытался читать мысли своих противников, в такой толчее это было практически бесполезно. Я просто не успевал реагировать на всех подряд. Вас устраивает мой ответ?

— Потрясающе! — спокойно произнёс Заргис. — Всё абсолютно точно. А что вы скажете про них?

— Мысли Герфиса крутятся, в основном, вокруг новых ружей. И мелькнула какая-то техническая идея насчёт генераторов воздуха.

— Точно! — Герфис с довольным лицом прищёлкнул пальцами.

— Ну а Седонис, — Птунис повернулся лицом к другу, — Седонис всё время думал об Ароше.

Седонис возмутился:

— Ты зачем это делаешь? Нехорошо подслушивать чужие мысли!

Внезапно он замолчал, видимо осознав, что мог прочитать в его мыслях Птунис, и мгновенно покраснел. Птунис сразу же начал извиняться и оправдываться, говоря, что сделал это лишь для того, чтобы все убедились в правильности предположений Заргиса. Его друг слегка успокоился, но всё-таки оставался хмурым, ворча при этом, что он думает по поводу всяких там приборов и экспериментов.

— А теперь я предлагаю перейти к следующей части опыта, — произнёс Заргис. — Вот здесь, на регуляторе, есть рычажок. Я передвину его в другую сторону. Мы подозреваем, что он необходим для обратного процесса: то есть не для чтения мыслей, а для их передачи. Попробуйте воспользоваться этой стороной ваших возможностей.

Птунис, недолго думая, надел шлем, слегка повернул тумблер и посмотрел на Седониса. Тот вдруг зашёлся в смехе.

— Что, что он тебе сказал? — возбуждённо спросил Герфис.

— Ой, не могу! — смеялся Седонис. — Птунис напомнил мне ту историю, когда мы с ним охотились на тунца. И один шустрый самец два часа гонял нас вместе с Зубом по океану, а потом всё-таки оставил нас с носом и улизнул. Да, это было здорово!

Заргис вопросительно посмотрел на Птуниса. Тот кивнул.

— После нескольких опытов все убедились, что шлем пригоден и для передачи мыслей.

— И последнее, — произнёс Заргис. — Мне крайне интересно знать вот что: если мы настроим прибор для передачи мыслей и поставим его на максимум, сможете ли вы до такой степени усилить свою мысль, чтобы заставить нас выполнить ваш приказ.

Седонис опасливо покосился на Заргиса и отодвинулся от него на шаг.

— Чтобы никто не пострадал, — усмехнулся химик, — в качестве подопытного предлагаю себя.

Птунис немного подумал и надел шлем.

— До максимума доводить не будем, — сказал он, — но мощность усилим. Посмотрим, что произойдёт, мне самому интересно. А одного вас, — добавил он, — мне как-то неудобно будет использовать в этом качестве.

И покосился на Седониса. Тот с опаской посмотрел на друга.

— Не надо, — предупредил он Птуниса. — Птунис, не делай этого!

И в следующее мгновение уже танцевал, кружась по комнате и держа в руках воображаемую партнёршу. Самое интересное, что до этого Седонис даже не подозревал о своём умении танцевать.

Герфис засмеялся, но затем посмотрел на Птуниса и вздохнул, потому что взгляд главнокомандующего теперь был направлен на него. Через секунду главный техник уже подпрыгивал на одной ноге, в такт прыжкам аплодируя сам себе.

Заргис с интересом наблюдал за этим представлением.

— А теперь я, — обратился он к Птунису.

Тот повернулся к химику лицом. Заргис напрягся. Лицо его покраснело и застыло. Было видно, что он изо всех сил сопротивляется внушению. Но хватило его секунды на три. После этого он подёргал себя за уши, щёлкнул по носу и в довершение всего показал Птунису язык.

Все расхохотались, потому что видеть такое от всегда невозмутимого Заргиса было смешно. Птунис засмеялся вместе со всеми, но сразу же схватился за бок и поморщился. Затем он снял с головы шлем и аккуратно положил его на стол.

— Всё это, конечно, очень интересно, — произнёс он, — но мне это не нравится. Мне не нравится видеть, как люди делают что-то помимо своей воли. Очень уж это напоминает мне филий. А я не хочу быть похожим на них.

— На вашем месте Питрис сказал бы абсолютно противоположное, — усмехнулся Заргис. — Я имею в виду, что он был бы просто в восторге от подобных возможностей. Ведь тогда его власть над колонией была бы поистине безгранична.

— Но я ведь не он, — заметил Птунис. — И мне это не нужно. Единственное, чего я хочу, — это чтобы люди могли спокойно плавать в океане, ничего и никого не страшась. Потому что, как мне кажется, филий ненавидят именно из-за того, что они заставляют людей делать то, что они делать не хотят. Колонисты ведь погибали и при встрече с кулами, и с сатками, и с ренами. Но ненавидят безграничной всепожирающей ненавистью именно филий.

— Да, вы правы, — задумчиво произнёс Заргис. — А вы знаете, что эти эксперименты убедили меня в правильности одного моего предположения.

— Какого именно? — спросил Герфис.

— Такого, что с помощью этого устройства Питрис передавал мысленные сообщения филиям.

Друзья потрясённо застыли, глядя на него.

— А как вы думаете, — усмехнулся Заргис, — почему на вас напали именно после собрания, когда единовластию Питриса был нанесён тяжелейший удар? И он, как умный человек, это сразу понял и попытался предотвратить угрозу, убрав вас со своего пути. Неправда ли, было бы очень удобно, если бы вы все исчезли в глубинах океана.

Первым от потрясения оправился Герфис.

— Филии всегда нападали на охотников, — сказал он. Заргис иронически посмотрел на него. — Хорошо, довольно часто, — исправился механик. — И почему вы решили, что именно к тому нападению глава Совета имеет отношение? Я бы не был так категоричен.

— А я и не категоричен. Возможно, я и ошибаюсь. Но я утверждаю с очень большой долей вероятности, что в данном вопросе я прав.

— А доказательства? — спросил Птунис.

— Какие доказательства, о чём вы говорите? — удивился Заргис. — Как можно доказать, что вы передавали какую-то конкретную мысль, да ещё определённому лицу? В защиту моей версии я могу сказать лишь одно. Вас было десять человек. Почти у каждого был охотничий кул. Скажите, был ли хоть один случай в истории Ружаш, когда на такую сильную группу напали бы филии?

Друзья растерянно молчали.

— И ещё, — продолжил Заргис. — Помните, я говорил вам, что перед приходом к власти Питриса в океане пропали два главы Совета подряд. Ничего не напоминает?

— Вы считаете, — медленно произнёс Герфис, — что Питрис заключил с ры… с филиями договор? Они помогли ему прийти к власти, а он расплачивался за это жизнями колонистов?

— Не так прямолинейно, но в общем верно, — подтвердил Заргис. — В юности увлечением Питриса была физика. Говорят, он был талантливым изобретателем. Возможно, он изобрёл это устройство и каким-то образом установил связь с филиями. Но, может быть, всё было не так. Тогда вот вам другая версия. Филии обладают внушением, значит, они могут передавать мысли. Думаю, что не ошибусь, если скажу, что они, как и наш друг, — он указал на Птуниса, — также умеют и читать их.

— Так и есть, — кивнул Птунис. — Я в этом уже лично убедился.

— Так вот, — продолжил химик. — Питрис встречается с филией в океане. Та понимает, что это подходящий для них человек. Ему передают определённые знания, с помощью которых он строит свой прибор. Дальше всё понятно. Он приходит к власти в Ружаш и ведёт колонию определённым путём. Таким, при котором мы не развиваемся, а постепенно вымираем.

— Неужели ради власти можно пойти на сговор с рыбами? — возмутился Седонис. — С нашими злейшими врагами!

— Подозреваю, что да, — ответил Заргис.

— Но зачем? Почему он проводил курс ведший колонию к вымиранию? — спросил Птунис.

— А вот этого я уже не знаю, — пожал плечами Заргис. — И боюсь, что этого мы не узнаем никогда.

— Интересно, — вслух подумал Герфис, — если всё это так и было, выходит, филии до такой степени ненавидят нас, что хотят, чтобы мы все вымерли! Но почему?

Ответа на этот вопрос он так и не дождался, потому что ответа никто не знал.

— Я думаю, — медленно произнёс Птунис, — что о возможной связи главы Совета с филиями никто знать не должен.

— Согласен, — произнёс Герфис.

— Поддерживаю.

Седонис кивнул.

Они сложили прибор Питриса обратно в шкаф.

— Герфис, — обратился к другу Птунис, — для этого шкафа тебе надо будет сделать новый, очень хороший, замок.

Механик кивнул.

— Надеюсь, что нам никогда не придётся им воспользоваться, — сказал он. — Кстати, я давно хотел спросить, — обратился он к Заргису, — почему только филии получили такие потрясающие способности? Ведь кулы, как убедился Птунис, тоже разумны.

При упоминании кулов Седонис поёжился.

— Не стоит так категорично утверждать это, — ответил Заргис. — Мало ли кто ещё получил какие-либо удивительные способности после катастрофы. Мы ведь так мало знаем! И в связи с этим меня больше всего волнует другое: обладают ли филии другими качествами, кроме внушения, о которых мы не имеем представления? И если да, то какими, и что в связи с этим мы можем предпринять?

 

17

Ребра Птуниса постепенно заживали. Больше всего его угнетало то, что он не мог выйти из своего жилища. После того случая, когда они испытывали прибор Питриса, и он пришёл, держась за бок, Дарица наотрез отказалась выпускать его. А когда её не было, за ним зорко следила Зорица.

А ему так хотелось выйти в океан! Не говоря уже о том, что он не знал, что творится в самой колонии. А ведь после заговора Питриса и его гибели должно было такое твориться!

Друзья, навещавшие его каждый день, рассказывали ему, конечно, о последних событиях. О том, например, что на место Питриса, как он и предлагал, выбрали Заргиса. О том, что теперь в океан выходят лишь большими группами, и все в защитных шлемах. О нововведениях, которые предпринял Заргис.

Всё это было здорово, но ему самому хотелось при этом присутствовать, самому быть в центре насыщенной жизни Ружаш. Кроме того, ему казалось, что посетители что-то недоговаривают.

В тот день к нему, как обычно, зашли Ароша с Седонисом. Они сидели рядом на кровати, болтали, стараясь делать это непринуждённо, но Птунис видел, что они явно чем-то взволнованы. Только он хотел спросить их об этом, как в комнату ввалился Герфис. Он вопросительно взглянул на Седониса, а тот, стараясь, чтобы Птунис ничего не заметил, подмигнул ему.

— У вас тут что, заговор? — раздражённо осведомился Птунис.

— Как минимум! — возбуждённо отозвался механик. — Хотя лично я думаю, что это будет революция! Дарица, — без перехода обратился он к девушке, — отпустишь с нами Птуниса? Мне хотелось бы кое-что ему показать.

К удивлению Птуниса, Дарица согласилась. Она осталась дома, а Птунис с друзьями направился к Кормушке.

— Что я там не видел? — спрашивал он всех по дороге, требовательно вглядываясь в их лица.

Но Седонис с Арошей торжественно молчали, лишь Герфис всё время загадочно повторял:

— Увидишь!

Птунису, конечно, было интересно, что они затеяли, но залезать в мозги своим друзьям, чтобы удовлетворить своё любопытство, он не собирался. Это было нехорошо. Кроме того, всё равно через несколько минут он сам всё узнает.

Когда они вошли в Кормушку, Птунис удивился, как много здесь собралось народу. Были Джарис, Заргис, был вездесущий Морис и ещё куча людей. Был даже Радис, почему-то облачённый в гидрокостюм. Не было лишь Норши, которая, как сообщил ему Герфис, несла вахту возле мастерских.

Кормушка выглядела как огромный бассейн, разделённый на сектора подводными тропинками. В каждом секторе росли определённые водоросли. Но много было и пустых секторов, потому что даже не полностью засаженная Кормушка обеспечивала нынешнее количество обитателей колонии всем необходимым. Возможно, из-за вида этих пустых мест Птунис предпочитал как можно реже появляться здесь.

Вдруг в Кормушке мелькнул чей-то силуэт, в котором Птунис с изумлением опознал тушу кула.

— Чей это кул? — удивлённо спросил он.

— Дикий, только вчера поймали, — с гордостью ответил Герфис.

— А как он здесь очутился?

Удивление Птуниса было понятно, ведь у Кормушки не было прямого сообщения с загоном для кулов.

— Пришлось попотеть, — довольно ухмыльнулся механик и отошёл в сторону.

Птунис проводил его взглядом. Герфис подошёл к Радису и что-то сказал ему. Тот рассмеялся и дружески ударил механика по плечу.

«Надо же! — удивился Птунис. — Как быстро спелись мужья нашей великанши! Нет, — решительно подумал он, — надо быстрее выползать из комнаты. А то сидишь в этих четырёх стенах и не знаешь, что творится за ними!»

Герфис достал что-то из ящика, который держал один из колонистов, и, как показалось Птунису, торжественно вручил его отцу Седониса. Своей широкой спиной он закрывал обзор, и Птунис не видел, что же за вещь дал он Радису. Лишь когда Радис подошёл к краю Кормушки и, развернувшись, помахал всем присутствующим, Птунис смог всё хорошо рассмотреть. И сразу всё понял.

— Что же ты не сказал мне, что ружьё уже готово! — чуть не закричал он, подскочив к Герфису.

Герфис сиял, как электрическая лампочка.

— Это был тебе сюрприз от всех нас, — сказала стоявшая рядом Ароша. — Мы специально ничего не говорили, чтобы сейчас сделать тебе приятное.

Птунис что-то пробурчал, отмахнулся рукой и впился взглядом в воду.

— Кула не кормили с тех пор, как поймали, — сказал Седонис. — Сейчас он должен пойти в атаку.

Птунис посмотрел на друга. Тот старался держаться спокойно, но было заметно, как он волнуется.

«Это же его отец, — подумал Птунис. — Конечно же, он должен переживать!»

Множество людей сгрудились у края Кормушки и пристально наблюдали за тем, что происходит под водой.

Радис немного отплыл от края и устроился на одном из пустых секторов, где не было растительности. Кул выжидал. Он сделал пару пробных кругов вокруг пловца и застыл недалеко от него. Радис не шевелился. Почти не шевелился и кул.

«Он ведь разумный, — внезапно подумал Птунис. — Он видит нас сквозь воду и не может не догадываться, что здесь что-то неладно. Интересно, долго он будет ещё выжидать».

Первому это надоело Радису. Он почти повернулся к кулу спиной, делая вид, что всё это ему надоело. И в ту же секунду кул бросился в атаку.

Радис только и ждал этого. Он мгновенно развернулся, направив в сторону хищника готовое к бою ружьё. В сторону кула почти одновременно протянулись три взвихрённых полоски воды. Они достигли его в считаные мгновения. В ту же секунду кул задёргался, как от попадания гарпуна. Птунис увидел, что вода рядом с ним окрасилась тёмным.

Кул ещё немного подвигал плавниками, но движения его становились всё более замедленными. Вскоре прекратились и они. Медленно, очень медленно кул перевернулся на брюхо и стал опускаться на дно Кормушки. Раздался такой рёв, что Птунису показалось, будто он сейчас оглохнет. Осмотревшись, он увидел, что этот рёв издают люди, стоящие рядом с ним. Кричали все. Кричали от счастья, от переполнявших их чувств. И он кричал вместе с ними, сам не замечая этого.

Радис вылез из Кормушки. Все хлопали его, и почти каждый хотел подержать в руках новое ружьё. Но Радис, твёрдо зажав его в руках, отдал ружьё Герфису, и тот, сияя, уложил его обратно в ящик.

Кула баграми подтянули к краю бассейна и проверили. Он был мёртв. Затем его вытащили из воды. Над кулом склонился Кулис и осмотрел тушу хищника. Затем он сказал:

— Чуть позже я более тщательно осмотрю его ранения. Но уже сейчас могу сказать, что убойная сила этих капсул просто потрясающая.

— Их называют патронами, — гордо произнёс Седонис. — Герфис прочитал в старинном документе, что предки называли эти капсулы патронами.

— Хорошо, — согласился Кулис. — Пусть будут патроны.

— Или пулями, — наморщив лоб, неуверенно произнёс Седонис. — Точно не помню.

Кулис вздохнул.

Вечером вся их компания сидела у Птуниса, а Герфис рассказывал:

— Как и говорил наш главный лекарь, убойная сила пуль нашего ружья очень большая. Одно ранение оказалось смертельным для кула. Остальные два — нет, но оба тяжёлые, и каждого из них хватило бы, чтобы вывести кула из строя. Филии будут поменьше кулов, так что наши ружья смогут причинить им даже больший урон, чем кулам.

— Сколько ты уже сделал ружей? — спросил у него Птунис.

— Пока только два. Но мы уже наладили их производство в мастерских, и скоро у нас их будут десятки, а позже — сотни. Также мы с Заргисом наладили выпуск пуль и обойм.

— И сколько зарядов в одной обойме? — поинтересовалась Дарица.

— Пятнадцать! — с гордостью ответил Герфис. — Кроме того, мы рассчитали с Радисом и Седонисом, что охотник, выходящий в океан, берущий кроме обычного вооружения ещё и ружьё, сможет также прикрепить к гидрокостюму ещё две запасных обоймы. К сожалению, — вздохнул он, — больше взять не получится, — просто не хватает места. Но почти полсотни выстрелов — это огромная сила.

— Да, — покрутил головой Птунис, — это впечатляет! А как так получилось, что Радис за доли секунды выпустил три пули? — поинтересовался он.

— Ружьё стреляет как одиночными, так и очередями, — похвастался Герфис. — Там есть специальный рычажок для изменения порядка стрельбы. Единственное нововведение, что я себе позволил, — поставил стопор, который ограничивает длительность очереди тремя зарядами. Для экономии, — пояснил он собравшимся. — После того как стопор срабатывает, нужно переключить предохранитель, и вновь можно стрелять. Если же ты стреляешь одиночными, то переключать предохранитель не требуется. Конструкция очень простая — можно обучить стрельбе даже детей, и, самое главное, надёжная. Ну что, — с горящим взглядом спросил он у Птуниса, — как думаешь, через недельку мы уже сможем выступить против филий?

— Думаю, нет, — спокойно ответил Птунис, и рот механика даже открылся от изумления. Остальные тоже удивлённо посмотрели на него.

— Почему нет? — почти одновременно спросили Ароша с Седонисом.

— Нам нужно много оружия, — пояснил Птунис. — Очень много, а не несколько десятков, которые будут у нас через неделю. Кроме того, мы должны будем привлечь к нам и другие колонии. Все четырнадцать. У соседей я людей знаю — если у них появится такое оружие, они сразу же присоединятся к нам. Однако есть ещё и дальние колонии. Мы сделаем так: пошлём в колонии хорошо вооружённый отряд. Он побывает в каждой из них, и в каждой будет объяснять наши цели, а также оставлять по одному экземпляру ружья, кроме того, пули, обоймы и подробные технологические карты их изготовления. Я думаю, при таких условиях любая колония сможет изготовить новое оружие. Поручить возглавить этот отряд я предлагаю Седонису.

Все посмотрели в его сторону. Седонис медленно надувался от гордости.

— Медленно, — сказала Дарица.

— Что медленно? — не понял Птунис.

— Всё это будет происходить очень медленно. Будет в два раза быстрее, если мы пошлём два таких отряда, и в три раза быстрее — если три.

Птунис задумался.

— Ты права, — сказал он после некоторой паузы. — Но три будет много. И дело не в количестве групп, а в людях, которым я могу доверить такую важную миссию. Вторую группу возглавит Радис. И этого хватит. Как раз к тому времени, когда они вернутся, у нас будет уже достаточно оружия, чтобы начать войну.

— А как же я? — обиделся Герфис. — Ты считаешь, что я не смогу возглавить такую группу? Не смогу лучше Седониса объяснить нашим друзьям из других колоний наши цели? Мы же с тобой начинали всё это, Птунис! Ты считаешь, что я не способен на подобное?

— Время твоих путешествий ещё не пришло, — отозвался Птунис. — И зря ты обижаешься. Ты нам нужен здесь. Без тебя мы не обойдёмся. Есть всего лишь несколько человек, которые незаменимы в Ружаш, — и ты один из них. Я не могу тебя отпустить.

Герфис горестно вздохнул.

— Я понимаю, — пробормотал он. — Но я так давно не был в океане! Когда мы с тобой выходили в последний раз за металлом, я вспомнил свои, казалось бы, уже давно позабытые ощущения. И знаешь, это было прекрасно! — Глаза Герфиса подёрнулись мечтательной дымкой. — Кроме того, я всю жизнь мечтал побывать в Бараж. Говорят, там сохранились потрясающие документы. Как знать, может, я смог бы привезти оттуда что-то полезное.

Он уставился в пол. Глаза Птуниса встретились со взглядом Дарицы, и он, сдаваясь, сказал:

— Ладно, Герфис, не дави на жалость! Бараж — одна из ближних колоний. Туда я смогу тебя отпустить, — Герфис обрадовано вскинул голову. — Но только ненадолго. Придётся тебе вести поиск в тамошнем архиве очень быстро. И учти, ты поплывёшь туда с большой охраной, и только тогда, когда мы каждого из твоих сопровождающих сможем вооружить новым ружьём.

Немного помолчав, он добавил:

— Кроме того, я считаю, что филии пока не должны знать о том, что у нас появилось новое оружие. Пусть в определённый момент это станет для них неожиданностью. Поэтому его нужно скрыть в каком-нибудь чехле, к примеру. — Он обернулся к Дарице: — Тебе придётся над этим подумать. Кроме того, применять его надо лишь в крайнем случае. И если уж применил, то живых свидетелей этого оставаться не должно: ни филий, ни даже сатков.

— Согласен, — кивнул Герфис. — Неожиданное применение этого оружия может дать нам некоторое преимущество в начале войны. А там — поглядим.

— А как ты намерен вооружать охотников, выходящих на промысел? — спросила Дарица. — Неужели как раньше, только пневматиками?

— Нет, конечно, — возразил Птунис. — Численность групп будет обычной, но в каждой будет два человека с новыми ружьями. В случае нападения, я думаю, они смогут уничтожить нескольких филий. Кроме того, у каждого охотника, естественно, должен быть шлем. Кстати, можно по парочке взять нашим посланникам для каждой колонии. Вдруг те обнаружат поблизости от себя подобный металл. Тогда мы сможем обеспечить шлемами всех колонистов в других колониях.

— Это же сколько им груза тащить придётся? — удивился Герфис. — Рук не хватит.

— А кулы на что! — парировал Птунис. — Одного или даже двух приспособить под груз, и всё прекрасно вместится.

Герфис, подумав, согласился. Уже собираясь уходить, он сказал:

— Кстати, завтра состоится суд над стражниками. Тебе, как и всем нам, надо быть. Чтобы люди знали полную картину случившегося.

— Буду, — нехотя ответил Птунис, потрогав своё ребро. — Куда же я денусь.

 

18

На этот раз в главном зале Ружаш собрались не советоваться и договариваться. В этот раз собрались судить людей. Стражников, нарушивших главный закон колонии, который гласил: нельзя поднимать руку на себе подобного. Убийство человека, как и покушение на него, считалось самым тяжким преступлением во всех колониях. Слишком мало осталось на Поверхности людей, чтобы кто-то лишал жизни своего собрата. Колонисты и так платили тяжкую дань океану.

В зале собрались все свободные от вахт и работы. Присутствовали также все те, кто в тот памятный день был в зале Совета, за исключением покойного Питриса. Стражники сидели на первом ряду, те, кого они хотели убить, — тоже, но отдельно от них. Вместе с Птунисом, Герфисом и остальными сидел и Брагис. Он был полностью реабилитирован после того случая и оставлен Заргисом в своей должности — заместителем начальника стражи. Новым же начальником стал Радис.

Обязанности новой стражи изменились. Теперь они не охраняли Совет, в который, кроме его главы, Заргиса, входили также Птунис, Седонис, Герфис, Кулис, Норша, Радис и Джарис как старейшина. Теперь стража охраняла важные узлы колонии, такие как мастерские, химическую лабораторию, цех генераторов, загон кулов, Кормушку и другие не менее важные объекты. Кроме того, две пары стражников постоянно патрулировали по переходам Ружаш. На этом настоял Заргис. Так как численность стражи не увеличилась, то на каждом посту находились максимум два стражника. Да и кто теперь, после смерти главного виновника, мог причинить какой-либо вред колонии.

Заседание суда вёл Зосис. Хоть Заргис и не питал к нему тёплых чувств, надо отдать ему должное, Зосис был превосходным судьёй. Прокурора и адвоката как таковых не было. Обвинителями были сами колонисты, а обвиняемые были сами себе защитниками.

Обычно суд был коротким. Но сейчас разбиралось очень важное дело, поэтому заседание несколько затянулось. В основном, из-за того, что пришлось выслушать множество очевидцев того самого инцидента.

После того как слушания закончились, выступил Зосис. Он подвёл итог слушаниям, сказав, что стражники виноваты, так как подняли руку на таких же, как они, колонистов и нарушили главный закон колоний. После этого он предоставил слово обвиняемым.

Некоторые из них покаялись. Один стражник сказал, что все они были обмануты Питрисом, говорившим им, что надо покончить с заговорщиками, иначе вся колония погибнет. Но это не убедило колонистов, которые знали, что, как бы то ни было и что бы обвиняемые ни говорили в своё оправдание, за такое преступление полагалось самое суровое наказание: изгнание!

Процедура изгнания была проста. Человеку, которому был вынесен такой приговор, давали обычное снаряжение охотника, включая гайзер и гидрометр, оружие и выпускали в океан. После этого о нём все забывали. Вход в колонию теперь был ему запрещён навсегда. Кроме того, все остальные колонии оповещались об изгнании этого человека. В том числе называлась и причина, по которой он был изгнан. По закону любая другая колония была вправе взять изгнанника к себе. Если бы, конечно, этого захотела. Ведь такая кара могла быть использована лишь за очень серьёзное преступление. Изгнанник, если он хотел жить, должен был по очереди оплывать все колонии и просить, чтоб его приняли. Всё это время он должен был не спать, для того чтобы поесть, всплывать на поверхность океана, и самое главное — не попадаться на глаза филиям. А ведь кроме филий были ещё и другие хищники.

Это была тяжелейшая задача. Вообще-то другие колонии охотно принимали людей, которых им катастрофически не хватало. Но они были вынуждены рассматривать это дело на Общем собрании колонистов. И если собрание голосовало против, то изгнанника выдворяли обратно в океан.

Шансы его повышались по мере приближения к самым дальним колониям. Ведь человек, продержавшийся такой долгий срок в океане в одиночку (своего кула, если он у него был, с собой брать не разрешалось), преодолевший все трудности и избегнувший многих опасностей, мог очень пригодиться любой колонии, невзирая на его проступок.

Так что шансы у изгнанника были. Примерно один против двух. Это означало, что только каждый третий изгнанник через некоторое время объявлялся в другой колонии, о чём та в обязательном порядке оповещала остальные поселения. Остальные погибали.

— Ну что же, приступим к голосованию, — предложил Зосис.

Теперь только от колонистов зависело, какому наказанию подвергнется каждый из стражников. По каждому, согласно процедуре, должно было проводиться отдельное голосование. И в это время слова попросил Птунис.

— Послушайте, — сказал он. — Сейчас мы с вами решим судьбу четырнадцати человек. Я уже слышал мнение многих из собравшихся здесь и по их настроению догадываюсь, что грозит провинившимся. Но только представьте себе, что будет с ними за пределами колонии. С этими людьми, которые и были отобраны в стражу только из-за того, что были плохо приспособлены к существованию в океане. Фактически мы выносим им смертный приговор. Можно много говорить, виноваты они или нет, должны были они слушаться Питриса или должны были думать своей головой. Но хладнокровно обречь этих людей на смерть лично я не могу. Я не имею права советовать вам, как голосовать, но подумайте, не лучше ли будет, если эти люди останутся здесь и будут выполнять полезную для Ружаш работу. А её сейчас будет много. И, самое главное, все останутся живы. Нас достаточно убивают филии и сатки, не хватало ещё, чтобы мы сами уничтожали друг друга.

Птунис сел. Ароша, сидевшая рядом, заметила, как несколько обвиняемых незаметно посмотрели на её брата. В их взглядах девушка заметила благодарность. Лишь один Пронис, как просидел весь суд с опущенным вниз лицом, так и остался сидеть. В наступившей тишине Зосис произнёс:

— Ну что же, приступим к голосованию по всем обвиняемым. Первым у нас будет…

В результате все обвиняемые были помилованы. В конце голосования слова попросил Герфис. Он сказал:

— Я думаю, что мы все правильно поступили сегодня. Но считаю, что каждый из преступивших закон должен дать слово, что ни словом, ни делом не будет больше вредить ни колонии, ни нашему общему делу освобождения.

Все обвиняемые по очереди дали клятву. Последним поднялся Пронис.

— Я понимаю, — медленно начал он, всё так же глядя в пол, — что я несу самую большую ответственность из всех, кто оказался рядом со мной, ведь я был начальником стражи и доверенным лицом Питриса. Ничего не могу сказать в своё оправдание. Меня ослепила ненависть, и все здесь знают, что было тому причиной. Я жаждал крови и тогда был готов на всё. Но сейчас всё во мне как будто перегорело. Я ждал изгнания как справедливого наказания, и то, что большинство из вас проголосовало за помилование, поразило меня. Не скажу, что я сразу изменился после этого собрания, но я буду к этому стремиться. И клянусь, что никогда больше не причиню вреда ни колонии, ни кому-либо из её обитателей.

Бывший начальник стражи сел. Многие были поражены его речью. Кое-кто даже прокричал ему что-то одобрительное со своего места. Лишь Седонис с Радисом, хоть и сидели не рядом друг с другом, почти одновременно недоверчиво хмыкнули.

— Почему Птунис помиловал их? — спросил Зосис у главы Совета, когда все начали расходиться. — Ведь они хотели его убить, а его слово было здесь решающим. Если бы он промолчал, их всех наверняка отправили бы в изгнание.

— Он поступил, как всегда, правильно, — ответил Заргис. — У всех осуждённых есть родственники, и они любят их, неважно какое преступление те совершили. Этой речью он привлёк всех на свою сторону. Зачем нужен раскол в обществе, да ещё перед большой войной. Кроме того, он повысил доверие к себе как к военачальнику, показав, что он заботится о жизнях своих людей, даже если те в чём-либо провинились. А это очень, очень важно.

Глава Совета, договаривая на ходу, вышел из зала, а вслед за ним засеменил Зосис.

— Уважаемый Заргис, — заискивающе бормотал он на бегу, — а не будет ли у вас какой-либо работы для меня в Совете? Я могу быть кем угодно, даже писарем!

— Ну да, — скривил губы Заргис, — ведь больше ничего ты делать не умеешь.

— Ну да, ну да, — поддакивал ему Зосис, почти подпрыгивая от усердия и желания выслужиться.

Последним из зала выходил Пронис. Когда в помещении уже никого не осталось, он наконец-то поднял свой взгляд. И если бы кто-нибудь сейчас увидел его глаза, он бы содрогнулся от ужаса. Потому что в них плескалась огромная, всепоглощающая, чёрная ненависть.

 

19

Дел в Ружаш было невпроворот. В мастерских и лабораториях люди в две смены работали над изготовлением нового оружия и боеприпасов. В кузнице изготавливались защитные шлемы, для чего партии разведчиков постоянно сновали от корабля к колонии и обратно. Проверяли они также корабли, уже исследованные Птунисом, и другие, ещё неизвестные, но помеченные на карте.

На случай непредвиденных обстоятельств требовались большие запасы пищи. И группы охотников в два раза чаще, чем раньше, выходили на промысел. Все они были отлично вооружены и оснащены шлемами. В каждой группе было не менее десяти человек и пяти-шести кулов. У двоих из охотников были новые ружья.

Встреч с филиями не было. Очевидно, они не решались нападать на такие сильные группы. Лишь однажды, скорее всего случайно, с охотниками столкнулись две филии. Они сразу же включили своё мозговое воздействие, но это не помогло. Обе филии были убиты из ружей, а их тела скормлены кулам. Так что никаких следов их гибели не осталось.

В свободное же время все учились грамоте. По настоянию Птуниса, сразу после окончания суда, Заргис издал приказ об обязательной грамотности для всех. Так что все не умеющие читать в срочном порядке обучались алфавиту и письму.

Благодаря Ароше, Седонис уже умел читать. Но по указанию Птуниса, до начала своего похода, он ударными темпами обучался и навыкам письма. К тому времени, когда он со своей группой, нагруженной оружием и снаряжением, вышел в океан, он уже мог с гордостью сказать, что теперь он вполне грамотный человек.

В противоположную сторону уплыла группа Радиса. С обеими группами договорились связываться после каждого их посещения одной из колоний, чтобы руководство Ружаш знало, как продвигаются дела у их послов.

После ухода основных групп в свой вожделенный Бараж отправился и Герфис. Вернулся он через неделю, и его встретил разгневанный Птунис.

— Полтора дня! — кричал он. — Полтора дня плыть туда и столько же обратно! А ты был там целую неделю! Герфис, ты что?

С лица Герфиса, как только он приехал, не сходила довольная улыбка.

— Ты прекратишь ругаться сразу же, как только узнаешь, что я там нашёл! — И он показал Птунису водонепроницаемую колбу, с которой он не расставался с тех пор, как отплыл из Бараж. — Здесь чертежи турбины. Той самой турбины, которая даст нам возможность передвигаться под водой быстрее рыб. Ты хоть понимаешь, что это для нас означает?

— Я понимаю то, — сухо ответил Птунис, — что у нас уже пять дней стоит линия по изготовлению ружей. В мастерских сломался какой-то станок, и никто его не смог починить. И мы вот уже пять дней, как не выпускаем оружие, которое нам сейчас гораздо важнее твоей турбины. Герфис, тебе надо срочно идти туда. Потом, когда починишь станок, доложишь подробно о результатах экспедиции. А сейчас тебе надо в мастерские. Поторопись, прошу тебя!

Герфис сумрачно взглянул на Птуниса и направился к выходу.

— Подожди! — догнал его уже возле самых дверей голос друга. — Прости, что я накричал на тебя, но мы тут чуть с ума не посходили с этим станком. И, кроме того, все боялись: а вдруг ты не вернёшься? Эта мысль, как червь, точила всех, в том числе и меня. Ты понимаешь, ведь тогда все наши планы пошли бы прахом. Так что, уж извини, я тебя больше никуда не отпущу. И кстати, ты прав, твоя турбина очень важна. Но всё-таки она идёт на втором месте после оружия.

Ничего не сказав, Герфис вышел из комнаты.

К вечеру станок был починен. Птунис, мучаясь от того, что поссорился с Герфисом, зашёл к нему в мастерскую и долго топтался возле входа, не решаясь подойти к другу. Когда механик, наконец, заметил его, он сначала недоумённо посмотрел на Птуниса, а затем рассмеялся и махнул ему рукой:

— Ты что, думаешь, я маленький ребёнок, чтобы дуться на взрослого за то, что его несправедливо отругали. Тем более что ты во всём был прав.

— Ну не во всём, — замялся Птунис. — Зря я на тебя накричал. Извини, не сдержался.

— Ничего, всё в порядке, — хлопнул Птуниса по плечу Герфис, да так, что тот покачнулся.

— Послушай, — спросил Птунис, потирая ушибленное плечо. — А сколько тебе нужно времени, чтобы соорудить нам такую турбину. Даже нет, не турбину, а аппарат, с помощью которого мы бы смогли плавать быстрее рыб.

— Минимум два месяца, — не задумываясь, ответил Герфис. — Но скорее всего три. И только в том случае, если это будет моим основным занятием и у меня будут помощники.

— Да-а, — протянул Птунис. — Жаль, конечно, но пока главная забота у тебя состоит в другом. А такой аппарат нам, конечно, очень бы пригодился. Хотя бы несколько штук. Знаешь, как только ты наладишь производство оружия, начинай над ним работать. Но не в ущерб отдыху и хорошему сну. Нам нужен здоровый и полноценный главный механик колонии, а не вялый и вечно трущий глаза от недосыпания. Такой человек нашему делу не поможет.

— Ладно, — проворчал Герфис, но было видно, что он доволен извинением и решением Птуниса, — я посмотрю, что можно будет сделать.

— Ученики тебе нужны, — вздохнул Птунис. — С ними было бы гораздо легче.

— Да где же их взять? — возмутился механик. — Все идут в охотники да разведчики. Ни у кого нет тяги к механизмам. Даже простой станок починить не могут.

— Есть тяга, есть, — не согласился с ним Птунис. — Просто ты не искал. А я вот недавно видел, как в загоне Тапис чинил какую-то вещь. И знаешь, с таким усердием он это делал! Я, пожалуй, пришлю его к тебе.

Как Птунис обещал, так и сделал. Кроме Таписа, который с восторгом воспринял идею учиться у Герфиса, Птунис привёл ещё двух ребят, родители которых сказали, что у них есть тяга к технике.

— Зачем мне мальчишки, — хмуро сказал Герфис, увидев их, — мне нужны парни постарше.

— Они вырастут и станут постарше, — заверил его Птунис. — А ты пока обучай их. И делать это надо так, чтобы не отбить у них навек любовь к механизмам и приборам. Давай, — и он со всей силы хлопнул механика по плечу. — Нам нужна достойная смена.

Герфис потёр плечо и хмуро обернулся к будущим ученикам.

— Ладно, — прогудел он, — сейчас мы посмотрим, что вы умеете.

Через два дня, увидев Птуниса, он сказал:

— А знаешь, они действительно неплохие ребята. Возможно, из них будет толк.

— Обязательно будет, — засмеялся Птунис. — Ты только постарайся относиться к ним не как к детям. Им это нравится.

— Да знаю я, — вздохнул Герфис, — всё знаю. Давно ли сам таким был.

Дни шли за днями, недели пролетали одна за другой, и вскоре в арсенале Ружаш скопилась уже тысяча шлемов, более пяти сотен ружей и большое количество боеприпасов. Заргис так поставил работу, что в химических лабораториях при изготовлении взрывчатого вещества для патронов могли уже обходиться без него. Это, кстати, давало ему больше времени для занятий хозяйственными делами колонии.

Птунис часто ставил его в пример Герфису, на что тот отвечал, что химия — это вам не механика, станок починить — не ложкой в пробирке болтать, ну и дальше в таком же духе. Заргис никогда не отвечал на подобные уколы, лишь тонко усмехался, чем часто выводил Герфиса из себя.

На одном из заседаний руководства колонии Герфис спросил у Птуниса:

— Ну что, когда мы начнём атаковать рыб? Оружия у нас вроде уже достаточно. И кстати, материал для ружей заканчивается, металла осталось десятка на три, не больше.

— Значит, вновь пошлём группу добытчиков, — ответил Птунис. — Разведчики недавно обнаружили много металла на одном из кораблей. Говорят, на несколько тысяч ружей хватит. Так что металл будет. А с началом войны ещё подождём. Вот вернутся наши посланцы, узнаем, какое настроение в других колониях, тогда и решим. Пока нас филии перестали трогать. Охотники говорят — почти не встречаются, а если случайно натыкаются на них, то разворачиваются и уходят. С тех пор как погиб Питрис, у нас не было ни одной жертвы. Так что подождём, время терпит.

 

20

Радис вернулся на три дня раньше Седониса. Почти весь первый день он рассказывал о своей экспедиции Птунису и другим руководителям колонии.

Привезённое Радисом оружие взяли все. Но лишь две колонии согласны были поддержать их в войне против филий. Остальные были пока не готовы к таким радикальным мерам и от участия в боевых действиях отказались.

— Ничего, — заметил Птунис. — Главное, что оружие взяли.

— Почему же это главное? — удивился Радис.

— А у них есть возможность для изготовления наших ружей? — вопросом на вопрос ответил Птунис.

— Почти везде отвечали недомолвками и отговорками, — хитро прищурился Радис, — но я так понял, что изготавливать ружья смогут все.

— Вот поэтому это и главное. Они сделают ружья, и, как бы они ни боялись рыб, соблазн применить их против своих заклятых врагов вскоре перевесит все остальные доводы. А значит, они вступят в конфликт с рыбами. А отсюда следует, что, как бы то ни было, но в определённое время они неминуемо присоединятся к нам.

Радис покачал головой, но ничего не смог возразить.

— Шлемы они изготовлять не смогут, — сказал он. — Ни одна из колоний не обнаружила на своих территориях нужного металла.

— Это плохо, — вздохнул Герфис.

Радис ещё долго рассказывал им подробности своего путешествия и развлекал курьёзными случаями, произошедшими с ними, и под конец сказал:

— А самое главное я приберёг напоследок. В одной из колоний, точнее в Грижаш, я нашёл водоросли, которых в нашей Кормушке нет, с очень интересными свойствами. Если мазь из этих водорослей накладывать на раны, то затягивается любая рана. Повторяю ещё раз: любая! Это проверено многими поколениями целителей Грижаш. И я сам, лично, видел, как лечили одного из охотников, отделанного кулом. Раны у него были серьёзные. Могла начаться гангрена. Его намазали этой мазью и оставили в покое. Я уезжал на третий день и навестил его. Раны заживали медленно, меня, кстати, об этом предупредили, но никаких признаков заражения крови не было. Я привёз небольшой контейнер с этими водорослями и отдал Кулису. Он уже высаживает их в Кормушке. Говорит, что если всё это правда, то у нас намного снизится смертность среди охотников.

— Отлично! — воскликнул Птунис. — Будем надеяться, что твой рассказ соответствует истине. Так ты говоришь, сроки заживления обычные?

— Да, но результат стопроцентный. По крайней мере, лекари Грижаш заверили меня, что за последние пятьдесят лет у них от ран никто не умер. Если, конечно, пострадавшего вовремя успевали к ним доставить.

— Чудесно! — потёр руки Птунис. — Накануне войны это очень приятная новость.

— Я вижу, — заметил Герфис, — тебя не сильно печалит известие о том, что большинство колоний не желают к нам присоединиться.

— Печалит, — ответил Птунис, — но не очень. Надо просто дать им время. Ты помнишь, что было у нас, когда мы только задумались об этом. Подобное может быть и в других колониях. Надо дать им время пережить это. Разобраться со своими Питрисами. И, самое главное, показать им пример.

— Да давно уж пора показать всем пример и очистить от рыб наши воды, — проворчал Герфис.

— Терпение, — ответил Птунис. — Имей терпение. Сначала дождёмся Седониса. Нам пока спешить некуда.

Вскоре прибыл и Седонис. Его вести были примерно такими же. Из шести колоний, которые он посетил, также лишь две согласились поддержать Ружаш в войне против рыб. Остальные заняли выжидательную позицию. Ни показательное испытание ружей, ни необыкновенные свойства шлемов не могли уничтожить их страх перед филиями.

Но были и хорошие вести. Неподалёку от одной из колоний на дне океана находился корабль с огромными запасами металла на борту, из которого колонисты Ружаш изготавливали защитные шлемы. Эта колония, Аржаш, отказалась поддержать Ружаш, но сказала, что сможет изготовить столько шлемов, сколько есть металла на борту корабля. Аржаш даже оповестила об этом другие колонии и сказала, что в случае надобности те могут присылать заявки на изготовление шлемов, а затем и группы разведчиков для перевозки оных.

Но самое главное, Седонис прибыл с добровольцами из Аржаш — одной из колоний. Три десятка молодых людей не стали дожидаться, когда в их колонии начнётся производство нового оружия. Они выплыли вместе с Седонисом, чтобы как можно быстрее начать сражаться с рыбами.

Испытав новое оружие, добровольцы были на верху блаженства. А после того, как они узнали о событиях, произошедших в Ружаш, их эмоции вообще перевалили через край.

Их командир, Алманис, сразу же потребовал встречи с Птунисом. Поначалу он был разочарован, увидев человека моложе него на целых два года. Но после разговора его настроение поменялось на противоположное. Алманис остался в восторге от Птуниса и именовал его не иначе как вождём. Его соратники же просто боготворили военачальника Ружаш.

Горячий, несдержанный, немного заносчивый, но превосходно разбирающийся в тактике охоты и разведки — таков был Алманис. И ещё он был ярко выраженным блондином — таких в Ружаш не было. Кроме того, Алманис был холост. Наверное, из-за этого он пользовался огромной популярностью среди женской половины колонии.

— Кроме того, что вы прибыли, будет ли ещё какая-нибудь помощь от Лонжаш? — спросил его на первой же встрече Птунис.

Алманис поморщился.

— Вряд ли, — недовольно произнёс он. — Эти старики из Совета слишком осторожны. Кровь их давно уже замёрзла и превратилась в рыбью. Они ничем вам не помогут. Они бы и нас не отпустили, если бы могли. Но приплыть сюда было нашим решением, и тут они ничем не могли нам помешать. Таковы законы Лонжаш.

Птунис кивнул. Законы разных колоний часто отличались друг от друга, и все воспринимали это как должное.

— Я присутствовал на одном из заседаний Совета, — сказал Седонис. — Там был один человек, по-моему, его звали Торис. Он был не так уж и стар, и мне показалось, что он хочет нам помочь.

Торис был одним из первых, кто пожелал отправиться к вам. Но Совет не отпустил его.

— Почему? — удивился Седонис.

— Кроме твоего желания есть ещё и долг, — сурово ответил Алманис. — Торис — лучший охотник Лонжаш, и он отвечает за боевую подготовку колонистов. А в этом году у нас как никогда много необученной молодёжи. Нисис, глава Совета, напомнил ему об этом, и Торис остался. Он был вынужден так поступить, но, когда мы прощались, в глазах его была такая тоска, какой я никогда не ожидал у него увидеть. Если бы вы знали, — вдруг улыбнулся он, — сколько мальчишек до пятнадцати лет прибежали записываться в наш отряд! Но, хотя по законам Лонжаш именно в этом возрасте мальчик становится мужчиной и может самостоятельно принимать решения, ему до этого ещё предстоит пройти испытания. Поэтому-то нас и приплыло всего три десятка, а не полторы сотни.

— Мальчики вырастают и становятся мужчинами, — произнёс Герфис. — И когда это случится, они приплывут. Именно так говорит наш Птунис. Я ведь прав?

Птунис кивнул.

— Главное, — добавил механик, — чтобы это случилось не слишком поздно.

— Ты не веришь в нашу победу? — с вызовом спросил его Алманис.

— Если бы не верил, не начинал бы всё это. Но меня беспокоит то, что мы с филиями по-серьёзному ещё не сталкивались. Кроме того, мне не нравится их выжидание. Наверняка они уже заметили, что их сородичи пропадают в нашем районе, и очень странно, что рыбы ничего не предпринимают по этому поводу. Что-то тут не то. Скорее бы уже начать. Ожидание хуже всего.

Долго ожидать Герфису не пришлось. Война началась очень скоро. Гораздо раньше, чем на это рассчитывал Птунис. На следующий день.

 

21

В этот день пришло известие, что группа охотников была атакована рыбами. Когда колонисты после удачной охоты возвращались домой, перед ними оказалось пять филий. Людей было всего восемь, потому что кулы, нагруженные добычей, с двумя погонщиками уплыли вперёд.

Хотя в современном океане днём даже на достаточной глубине было хорошо видно, филии почти всегда появлялись неожиданно. Птунис считал, что в этом им помогала их способность к внушению, которой они пользовались для своего внезапного появления.

Филии сразу же воздействовали на мозг. Чем больше их было, чем больше объединённых разумов было задействовано, тем сильнее была мощь внушения. Поэтому все охотники замерли. Лишь один выхватил оружие. Непонятно почему, но на него Внушение подействовало гораздо слабее, чем на остальных. Может быть, он вспомнил историю Седониса, как тот боролся сразу с двумя филиями и победил. Кто знает? Но факт оставался фактом. Он выхватил ружьё и выстрелил. Три дорожки протянулись к одной из филий. Одна прошла мимо, а две нашли цель. Крик боли и ужаса раздался одновременно в мозгу сразу всех колонистов. А затем последовал такой всплеск ярости, что всем стало не по себе.

Рыбы сразу же повернулись к стрелявшему и обрушили на него всю свою мощь. Сопротивлялся тот недолго. Не прошло и нескольких секунд, как он схватил свою маску и сдёрнул её с лица. А затем выплюнул загубник. Ещё через несколько мгновений он уже бился в конвульсиях.

Предоставленные сами себе колонисты задвигались, и второй охотник, имевший ружьё, выстрелил во врагов. К сожалению, он промахнулся. Две филии, спохватившись, вновь взяли оставшихся колонистов под контроль, а две оставшиеся обрушили своё воздействие на второго смельчака. Вскоре рядом с оставшимися в живых в воде находилось уже два тела без масок. А потом в их головах зазвучал голос.

«Мы не хотели их убивать. Но они первыми совершили убийство, напав на нас, и должны были понести наказание. Теперь так будет всегда. Мы будем отвечать смертью на смерть. Прекратите нападать на нас, и всё вернётся к тому, что было раньше. Смертей больше не будет. Если же вы продолжите свои нападения, то мы обрушим на вас всю свою мощь. Не помогут ни ваше новое оружие, ни способности вашего лидера. Вы все погибнете. А теперь уплывайте».

Напоследок филии дали приказ отстегнуть и выбросить всё оружие, которое вместе с телами погибших охотников погрузилось вниз. Затем они уплыли, забрав с собой тело своей убитой подруги. Или друга. Охотники вернулись домой, а через час уже вся колония гудела, обсуждая это событие.

Большинство колонистов были вне себя от ярости. Очень быстро все привыкли, что они, а не рыбы теперь хозяева океана, и никому не хотелось расставаться с этой привычкой.

Мнение этих людей донёс до Птуниса Алманис. Он буквально ворвался к нему домой и практически потребовал, чтобы тот начал военные действия против рыб. Не для того ведь они проплыли сотню километров из Лонжаш, чтобы прохлаждаться тут и смотреть, как проклятые рыбы убивают их братьев.

Стихийно образовалось собрание колонии, на котором присутствовали все, кто смог прийти.

Полную противоположность сторонникам войны представляли собой вернувшиеся охотники. Было видно, что они изрядно напуганы. И было отчего. Против всего пяти, а потом и четырёх филий не помогли ни защитные шлемы, ни новые ружья. Они так и заявили на собрании. Мол, всё бесполезно. Филии узнали наш секрет. Знают они и про способности Птуниса. И им всё равно. Они с лёгкостью убили двух охотников, чего раньше никогда не делали. Не лучше ли будет вернуться к старым временам. Они, колонисты, не будут нападать на филий, а те, опасаясь новых ружей, не будут трогать их. Кроме того, с новым оружием у них всегда будет много добычи. И это будет хорошо. Так не лучше ли будет просто жить мирно. Разве не этого все хотят?

Эти речи смутили многих колонистов, и в зале начались разногласия, в двух местах даже перешедшие в лёгкие перебранки с потасовкой. Птунис хотел встать, но тут слово взял глава Совета.

— Я не большой приверженец войны, — сказал Заргис, — и так же, как и эти люди, чудом избежавшие сегодня смерти, хотел бы лишь вечного мира. Но посмотрите, однако, как ловко действуют филии. Они запугали шесть человек до смерти. Они вновь сделали это, хотя вот уже больше месяца нам всем казалось, что этот страх ушёл из колонии навсегда. Они показали нам, что готовы даже на жестокое убийство на наших глазах, хотя раньше никогда такого не делали. Ведь одна из самых страшных смертей для колониста — это захлебнуться в воде. Но послушайте, ведь убийствами они занимались и раньше, хотя делали это не так явно. И будут делать это и дальше, если мы начнём войну. И возможно, даже с большей жестокостью. Ведь, когда идёт война, не выбираешь, какую смерть подарить противнику. Главное — убить врага и при этом уцелеть самому. Так чего же мы тогда испугались?

Заргис сделал паузу. Птунис встретился взглядом с Алманисом и увидел, что тот показывает ему большой палец, отставленный вверх, выражая этим степень своего восхищения словами главы Совета.

И действительно, настроение людей изменилось. Оказалось достаточно лишь нескольких взвешенных фраз, чтобы отрезвить людей и придать их мыслям верное направление.

— А теперь я хочу несколько слов сказать о защитных шлемах. Вы говорите, — повернулся Заргис к охотникам, — что они не защитили вас. Но это ведь не так. Мы испытали их и знаем, что шлемы действуют. Если бы против вас была одна филия, уверен, вы бы никакого внушения даже не почувствовали. Но их было пять! А хорошо известно, что с прибавлением всего лишь одной филии сила их коллективного воздействия увеличивается в несколько раз, в геометрической прогрессии.

После того как прозвучали эти непонятные термины, уважение к словам главы Совета среди колонистов возросло ещё больше.

— Поэтому пять филий легко справились с вами семерыми, — продолжал он. — Я не оговорился: с семерыми, ведь Кадмис, погибший первым, не поддался воздействию рыб. Он выстрелил. И он убил своего врага. Значит, всё-таки действуют шлемы. Просто на всех по-разному. И люди с очень большой силой воли могут сопротивляться внушению филий. Это нам доказал Кадмис. А задолго до этого, если вы помните, это нам доказал Седонис. Который, кстати, жив до сих пор.

Охотники понурили головы. На Седониса было больно смотреть — так сияло его лицо.

— И последнее, — произнёс Заргис. — Я понимаю, что внушение рыб — самая сильная для нас угроза на данный момент. Поэтому я недавно начал работать над созданием сыворотки, которая помогла бы ослабить воздействие этого внушения. А если повезёт, совсем свести его на нет.

— И ты думаешь, это возможно? — недоверчиво спросил кто-то из первых рядов.

— Нет ничего невозможного, если сильно захотеть. Кстати, вы знаете, что до катастрофы большинство людей не могли опускаться под воду ниже десяти метров. Им не позволяло это сделать давление. А тридцать метров было пределом для многих подготовленных ныряльщиков. Сейчас же на глубину тридцати метров могут опускаться все, а для некоторых даже сто метров — не предел. И всё благодаря генетическим экспериментам, которые проводились с людьми перед катастрофой. Чтобы люди были больше приспособлены к жизни, которая наступит после затопления Земли. Так вот, насколько я знаю, в этом направлении ещё никто не работал, но у меня есть некоторые идеи. Однако мне необходимо будет с десяток добровольцев для опытов. Есть ли среди присутствующих желающие?

Лес рук взметнулся над собранием.

— Это намного больше, чем я думал, — довольно улыбнулся Заргис. — Я, пожалуй, отберу десятка три. Те, кого я выберу, будут приходить ко мне перед выходом в океан для инъекций. После возвращения они опять будут приходить и рассказывать о своих ощущениях и вообще обо всём, что с ними произошло. Надеюсь, наше сотрудничество не будет напрасным.

Глава Совета закончил свою речь, а люди всё никак не могли успокоиться. Ведь в них вновь вдохнули надежду. Когда поднялся Птунис, многие опять начали кричать, призывая немедленно начать войну.

— Война неизбежна, — сказал он под неистовые выкрики колонистов. — И мы её в скором времени начнём.

— Когда? — закричал кто-то.

— Через два дня. Два дня — столько нам необходимо времени, чтобы полностью закончить перевооружение колонии. И тогда не два из десяти, а каждый сможет выходить в океан с собственным ружьём. И мы всё равно будем продолжать выпуск ружей, хотя уже не так интенсивно, как прежде, для того чтобы дать возможность Герфису начать работу над новым прибором, который позволит нам передвигаться под водой со скоростью, не уступающей скорости рыб. Кроме того, — прищурился Птунис, — за это время рыбы подумают, что запугали нас, и немного успокоятся. А что это совсем не так, мы им докажем. И очень скоро.

 

22

На третий день в океан вышли двадцать групп колонистов по десять человек в каждой. Это была целая армия. Некоторые из них были с кулами. Взяли самых умных, ведь хищники были нужны не для сражения, а для другого, в том числе и для экстренной связи, если такая понадобится.

Из колонии вышли перед самым рассветом, когда филии не проявляли особой активности. Все группы расположились по периметру вокруг колонии, в местах наиболее частого появления филий. Люди спрятались, как могли, а кулов отпустили порезвиться, приказав им выказывать полную активность, но не уплывать далеко.

Группами руководили лидеры Ружаш, в том числе и Птунис. У добровольцев из Лонжаш были свои командиры.

Ждали довольно долго, но своего всё-таки дождались: появились филии. Они появились в разных местах, группами по три — пять особей. С некоторыми группами плыли и сатки.

На группу, которую вёл Птунис, вышли три филии. Как сообщил ему крутящийся рядом Зуб, чуть позади них плыл крупный сатк. Товарищи Птуниса были проинструктированы, поэтому всё прошло быстро и точно. Первым из толщи воды показался Птунис. Филии живее задвигали плавниками, приближаясь к нему и начиная своё воздействие. Когда они были уже близко, из засады выплыли люди. Две филии были убиты мгновенно, а в третью Птунис метнул длинный гарпун, намеренно лишь ранив филию. Филия забилась, пытаясь освободиться, и Птунис почувствовал, как она послала мозговой импульс своему союзнику. Он дал знак своим товарищам, и те подняли ружья.

Внезапно из глубины на них бросился сатк. Даже будучи предупреждёнными, некоторые колонисты не успели выстрелить, настолько быстр был этот хищник. Но это успели сделать остальные. Десятки небольших вихревых дорожек помчались к сатку и ударили его всей своей мощью. Сатк задёргался, а затем медленно поплыл вперёд, плавно переворачиваясь на спину. Люди переглянулись. Всего несколько секунд, и кошмарного убийцы не стало. Да, это оружие было великолепно!

Птунис приблизился к раненой филии и, смотря прямо в её обезумевшие от боли глаза, передал ей:

«А вот так теперь будем поступать мы. Всегда будем поступать. До тех пор, пока вы не уйдёте из наших вод и не прекратите убивать нас. Вы лицемерили, говоря, что лишь ответили на наше нападение. Вы всегда убивали нас, только делали это тихо, забирая наших охотников и разведчиков с собой, чтобы не убивать их на глазах друзей и близких. Так что это мы ответили вам. И будем отвечать впредь. Теперь мы сильны и можем вам противостоять. Если не хотите войны, уходите с нашей территории. Она будет включать в себя окружность вокруг колонии радиусом в сто километров. Вы разумные животные — сможете разобраться в наших расстояниях. Кстати, ты будешь единственной, кто сегодня остался в живых. И только лишь для того, чтобы передать наше послание. Уходите, и жертв среди вас больше не будет. Всё, теперь плыви, я тебя отпускаю».

Птунис подплыл ближе и, держа ружьё наготове, выдернул гарпун из раны. Филия дёрнулась и, развернувшись, скрылась в морских глубинах.

Вернувшись домой, колонисты праздновали победу. Это действительно была большая победа. Ведь сегодня было убито двадцать девять филий и три сатка, крутившихся рядом с ними. Причём у людей не то что убитых, но даже ни одного раненого не было. А ведь у Кулиса на всякий случай было заготовлено довольно много той самой чудодейственной мази. Водоросли быстро прижились в Кормушке и уже дали неплохую поросль.

— Ничего! — широко улыбаясь, сказал Птунис лекарю. — Это ведь хорошо, что она не пригодилась. Лично я хотел бы, чтобы так было всегда.

— Я тоже этому рад, — ответил Кулис, — хотя понимаю, что всегда так не будет. Я думаю, скоро нам даже будет её не хватать.

— Ну-ну, лекарь, — произнёс Птунис, — не надо кликать на нас беду.

— Я не кличу, — вздохнул Кулис, — просто привык смотреть правде в глаза. А она, увы, очевидна.

Лекарь оказался прав. В ближайшие дни мазь из чудо-водорослей понадобилась. Филии не собирались оставлять людей в покое, и война началась. Птунис всё время думал: почему же рыбы не ушли? Они же понимали, что соотношение сил изменилось. Что с новым оружием жертв у них будет гораздо больше. И всё же они не ушли, а, наоборот, с большими силами стали атаковать колонистов.

Теперь в каждой группе у рыб было не менее шести филий и, как минимум, один сатк. Несколько стычек закончились для колонистов большими потерями. Одна группа не вернулась вообще. Это взбесило всех, в том числе и руководство колонии. Решено было дать рыбам решительное сражение.

Птунис подсчитал свои силы, прикинул, сколько рыб сможет выставить враг, и решил вывести в океан двадцать четыре группы. Но на этот раз каждая группа состояла из двадцати человек, причём каждый охотник был со своим кулом. Все были вооружены ружьями с максимальным запасом боеприпасов. Тактику тоже решили изменить.

Вышли днём, когда филии уже хозяйничали в пределах колонии. Один из сатков сразу же бросился на них. Вихрящиеся бурунчики протянулись к нему с разных сторон, и хищник, перевернувшись на спину, стал медленно опускаться вниз. Такая же участь постигла ещё двух сатков и нескольких филий, которые оказались поблизости.

Филии попытались сгруппироваться, чтобы оказать воздействие на передние группы колонистов, но им не давали этого сделать. Их расстреливали сразу же, как только замечали, не давая приблизиться на оптимальное расстояние для сильного внушения. А из колонии выходили всё новые группы бойцов.

Они растекались в разные стороны, давая другим группам пространство для маневра, однако держа с соседями зрительную связь. Вскоре в этом месте все филии и сатки были уничтожены. Тогда армия Птуниса развернулась влево и поплыла, описывая вокруг колонии окружность. Группы плыли широким фронтом, уничтожая всех подряд, кто встречался им на пути.

Невзирая на достаточное количество боеприпасов, Птунис попросил перед боем не тратить их напрасно.

После первых убитых врагов, нашпигованных пулями, колонисты вспомнили это напутствие и старались по возможности лишь ранить врага. А дальше уже было дело за кулами. Хищники быстро разбирались с ранеными филиями. Они разрывали их на части за считаные секунды. С сатками было сложнее. Но раненый сатк обычно сам выходил из боя и уплывал. Очевидно, после ранения сатка, вследствие болевого шока, филии теряли над ним контроль.

Отряды плыли медленно, сохраняя ровный строй и строго держа между собой визуальную связь. Все шесть сторон океана держались под контролем. В каждой группе был человек, который следил за одной из сторон. Поэтому ни одна из внезапных атак сатков снизу, сверху или с какой-либо из сторон, не прошла. Колонисты вовремя обнаруживали опасность и уничтожали врага или же выводили его из строя. Филии же уничтожались сразу, как только обнаруживались.

Армия Птуниса описала вокруг колонии почти половину круга, когда филии поняли, наконец, бессмысленность сопротивления. Птунис почувствовал какие-то импульсы, в которых он, даже не понимая их смысла, уловил печаль. Затем рыбы развернулись и ушли. Все.

Это была победа. Но несмотря ни на что, армия, сохраняя строй, сделала полный круг, вернувшись в ту же точку, откуда и вышла, — к главным воротам Ружаш. Ни одной рыбы на своём пути она больше не встретила.

— Победа! — кричали вечером на торжестве, организованном в честь сегодняшнего сражения. — Мы прогнали рыб! Мы победили! Мы прогнали их навсегда!

— Я бы не стал переоценивать сегодняшнее сражение, — говорил Заргис, держа в руках стакан с пьянящим соком из водорослей. — Вы отогнали рыб, но это не есть полная и безоговорочная победа, как думают некоторые из колонистов. До такой победы нам ещё ой как неблизко.

— Я далёк от того, чтобы считать так, — ответил ему Птунис. — Завтра я им скажу, что война ещё не окончена, что она только началась, что филий ещё очень много, — гораздо больше, чем нас здесь, и драться нам предстоит ещё долго. Но это будет завтра. А сегодня пусть люди радуются. Пусть они пьют и веселятся. Они это заслужили.

— Мы все это заслужили! — радостно сказал стоящий рядом Герфис. — Все, находящиеся здесь, — и он чокнулся своим стаканом со стаканом Птуниса. — Больше ста филий, вы только можете себе представить, больше ста убитых филий!

— Точно подсчитать не удалось, — сказал улыбающийся Радис, — но эта цифра не завышена. Примерно сто двадцать убитых рыб, может быть сто тридцать. Кроме того, убито также четырнадцать сатков и, наверное, столько же ранено.

— Как раньше люди радовались каждой убитой филии, — задумавшись, произнёс Заргис. — Это происходило так редко, что было похоже на праздник. — А теперь убито более ста, и это всё за один день. Поразительно! Мы действительно сделали гигантский скачок вперёд, и возврата к прошлому уже никогда не будет.

— А вас так тянет в прошлое? — спросил подошедший Алманис, на плече которого висела какая-то девушка. — Что же там было такого хорошего?

— В прошлом меня привлекает только одно, — печально ответил Заргис. — Причём как раз то, чего там не было. Там не было войны.

 

23

Сразу же после этого военные действия прекратились. Рыбы исчезли с территорий колонии, как будто их здесь никогда и не было. Везде было тихо и спокойно. Однако, несмотря на это, Птунис приказал, чтобы охотничьи отряды выходили теперь в океан составом не менее двадцати человек. Вместе со своими кулами, разумеется. Кроме того, три группы разведчиков постоянно патрулировали территорию Ружаш по специально разработанному руководством колонии маршруту.

Никто из руководства, кроме, пожалуй, Седониса, не верил, что это конец. Филии — умные рыбы, если бы они хотели положить конец войне, они бы не атаковали колонистов после первой демонстрации теми силы и послания Птуниса. Они бы ушли сразу. Но филии не сделали этого, а попытались вновь надавить на колонистов. И исчезли лишь после того, как понесли тяжёлые потери. Поэтому Птунис с товарищами не сомневались, что они ещё вернутся.

А пока держался мир, и люди впервые за много лет не боялись выходить в океан.

В один из дней Птунис зашёл в мастерскую Герфиса. Тот увлечённо колдовал над своим новым прибором.

— Как успехи? — поинтересовался Птунис.

— Пока никак, — сквозь зубы процедил Герфис.

Птунис знал, что его друг не любил, когда его отвлекали не по делу, поэтому он ничуть не был обескуражен таким холодным приёмом.

— Оторвись на секунду, Герфис, — попросил он, — дело есть.

— Ну что ещё? — поднял на него неприязненный взгляд механик.

— Я тут кое о чём думал, — сообщил Птунис, — и вот что пришло мне в голову. Твой аппарат, не спорю, очень для нас важен. Но сейчас нам жизненно необходимо другое устройство. Нам нужно средство для переговоров под водой. Филии могут передавать друг другу свои мысли, а мы не можем.

— Но ты-то можешь, — всё ещё недовольно произнёс Герфис.

— И что с того? Я не могу донести свою мысль сразу до всех. В лучшем случае я могу послать её лишь одному человеку. А во время будущих боевых действий, я чувствую это, такой прибор очень понадобится. Обстановка во время сражения меняется очень быстро, и мне нужен такой прибор, чтобы отдать новый приказ, или отменить старый, или, к примеру, послать какую-либо группу отойти назад, или напасть снизу. Ты понимаешь, как это важно? В идеале такой прибор нужен каждому бойцу, но если это невозможно, то он должен быть хотя бы у каждого из командиров групп.

— Ну и что ты хочешь от меня? — спросил Герфис, которого явно заинтересовала идея друга.

— Я хочу, чтобы ты на время оставил этот свой прибор для быстроплавания и занялся устройством связи.

Герфис очумело вытаращился на него.

— Ты вообще понимаешь, о чём ты говоришь? — возопил он. — Или я всё перепутал, и со мной сейчас разговаривает Седонис?

— А что? — удивился Птунис.

— А то, что я механик! Механик, понимаешь? Я занимаюсь механизмами! А это средство связи, и над ним должен работать радиотехник! Теперь понял?

Сконфуженный Птунис кивнул.

— Ну, нельзя же всё в мире знать, — начал неловко оправдываться он.

— Именно это я и хотел сказать! — хмыкнул Герфис и вновь склонился над своим аппаратом.

Птунис неловко потоптался.

— А ты не знаешь, случайно, в нашей колонии какого-нибудь радиотехника? — после небольшой паузы спросил он.

— Нет, — помотал головой Герфис, не отрываясь от дела, — никого не знаю. — Затем он поднял голову и посмотрел на друга: — Вообще никого.

— Хорошим радиотехником был Питрис, — ответил Заргис, к которому Птунис обратился за помощью. — Вы же видели, какой прибор он сконструировал. Для мысленной связи! Да, это вам не шутки. Я тоже не знаю сейчас никого в нашей колонии, кто бы увлекался радиотехникой и связью. Но наверняка такие специалисты есть в других колониях. Можно запросить их. Я думаю, что многие захотят поработать в Ружаш. Кстати, прибор, который вы хотите получить, должен иметь общий принцип с тем устройством, с помощью которого мы связываемся с другими колониями. Поспрашивайте, я думаю, вам должно повезти.

И Птунису, действительно, повезло. Вопрос решился гораздо проще, чем он предполагал. В отряде Алманиса был один парень по имени Балтис, который и оказался искомым специалистом.

На следующий же день Птунис пригласил Балтиса к себе вместе с его командиром. Парень сразу же загорелся этой идеей и признался Птунису, что ещё в Лонжаш думал над этой проблемой. В принципе, идея выполнима, но…

— Как вы собираетесь переговариваться под водой, — спросил Балтис Птуниса, — если мы дышим через трубку и говорить под водой в принципе не можем?

— Значит, нужна новая конструкция шлема, которая позволит одновременно и дышать, и разговаривать, — мгновенно нашёлся Птунис. — Кто у тебя в команде специалист по шлемам? — спросил он Дарицу.

— Борица и Журица, две подружки. Да ты их знаешь, — улыбнулась девушка.

— Знаю, — кивнул Птунис. — В общем, так, Балтис. Тут рядом сидит твой командир, — он кивнул на Алманиса, — в его присутствии я освобождаю тебя от всех обязанностей, кроме этой. Нам нужен такой прибор. Кровь из носа как нужен. Скоро филии опять полезут к нам, и, кто знает, какие сюрпризы они преподнесут. От них можно ждать любых пакостей. Так что такое устройство нам просто необходимо.

— Да, — кивнул Алманис, — если бы мы смогли переговариваться под водой, насколько проще нам было бы воевать. Так что давай, Балтис, не подведи нас. Покажи, чего стоит Лонжаш.

— Пойдём, — сказал, вставая, Птунис, — я познакомлю тебя с девушками. Если что-то будет ну ясно ещё, говори сразу же, любая помощь тебе будет обеспечена. Начинать можешь сегодня же. Время не ждёт.

На очередном сеансе связи с другими колониями узнали интересные новости. В двух колониях уже были готовы отряды добровольцев для помощи Ружаш, но, узнав, что те отогнали рыб своими силами, поход отменили.

В этих и ещё в двух колониях срочно изготовляли оружие, решив пойти по пути Ружаш и изгнать рыб со своих территорий. Они уже заказали большое количество шлемов в Аржаш в обмен на материалы, которых не было вблизи этой колонии, и были исполнены самых радужных надежд.

Жителей Ружаш чрезвычайно воодушевило это известие. Знать, что ты в своих стремлениях не один, что тебя поддерживают другие, — это было очень приятно.

Дела у Герфиса и Балтиса продвигались очень медленно. Но всё-таки продвигались. Это вселяло в Птуниса надежду, что к моменту возобновления боевых действий у них найдётся чем вновь удивить филий. Что война начнётся вновь, он ни минуты не сомневался.

Заргис развернул бурную хозяйственную деятельность. Он тоже готовился к войне. Охотничьих групп выходило на охоту больше, чем обычно. Добычи было много, и все излишки вялили, коптили и консервировали, чтобы в случае возможной осады не оказаться без приличных запасов.

Кроме того, весь металл, из которого делали шлемы, уже был доставлен в Ружаш. Доставлялись и другие металлы, необходимые для жизнедеятельности колонии. В колонии уже не хватало места, и материалы складировали снаружи рядом с входными шлюзами, рассудив, что в случае чего забрать их у себя из-под носа будет гораздо проще, чем с кораблей, находящихся за десятки километров от колонии.

Практически вся территория Кормушки была засажена съедобными и лекарственными водорослями. Оставили лишь несколько свободных участков. На всякий случай, как сказал Заргис.

Оружия и боеприпасов было изготовлено столько, что можно было вооружить две таких колонии, как Ружаш. Поэтому Заргис в своей лаборатории колдовал над изобретением резины. Она была нужна для ружей — «резинок», бывших гораздо проще в действии и которые охотники предпочитали пневматикам, если бы не отсутствие основных частей. К сожалению, у него пока ничего не выходило.

Жизнь в колонии бурлила. Но это было, пожалуй, самое спокойное время за долгие годы. Рыбы их не беспокоили, и колонисты понемногу начинали верить, что так будет всегда. Так продолжалось до тех пор, пока один из патрулей, бороздящих территориальные воды колонии, не наткнулся на рыб.

— Рыбы! — с таким воплем Алманис ворвался в комнату Птуниса, когда тот ужинал вместе с семьёй. — Напали на все наши патрули одновременно.

— Как это произошло? — встрепенулась Дарица. — Среди наших потери есть?

Она беспокоилась за Журицу, которая входила в состав одной из групп.

— Семеро убитых в трёх группах, — мрачно сообщил Алманис. — Из них двое моих, — он скрипнул зубами. — Половина кулов тоже погибла. В каждом патруле заверяют, что они убили не менее пяти сатков. Но их было слишком много. Поэтому командиры, чтобы не потерять всех, вынуждены были отойти к колонии.

Вскоре в небольшой комнате стало тесно от набежавших людей.

— Что делать будем? — как-то чересчур спокойно спросил Заргис.

— Как что? — одновременно возмутились Седонис с Алманисом. — Врезать им хорошенько, как в прошлый раз, чтобы мало не показалось!

— Им и в прошлый раз не было мало, насколько я знаю, — заметил глава Совета. — Однако они вернулись. И мне это совсем не нравится.

— Мне тоже, — кивнул Птунис. — Наша победа была безоговорочной, жертв у них было множество, однако не прошло и месяца, как рыбы вновь здесь. И меня это тревожит.

— Считаешь, что они приготовили нам сюрприз? — хмуро спросил Герфис.

— Несомненно, — произнёс Птунис. — И даю палец на отсечение, далеко не приятный. А наши сюрпризы для них, к сожалению, пока ещё не готовы. Кстати, как продвигаются твои дела? — спросил он у механика.

— Никак! — со злостью ответил тот. — Я застрял! Рыбы бы побрали мою тупую башку!

— Ну, право, — протянул Заргис, — совсем-то так уж не стоит. Я слышал, что вчера вы провели первые испытания вашего прибора. Это прогресс и…

— Ага, — кивнул Герфис, — и Радис чуть не погиб во время испытаний. И всё из-за меня! — Он с хрустом сжал пальцы.

— Что с Радисом? — встревожился Птунис.

— Ничего особенного, — ответил Кулис. — Хотя, если честно, ему крупно повезло. Несколько ушибов, гематомы, средней тяжести ожог. С нашей новой мазью он поднимется на ноги через несколько дней.

— А мне он нужен уже сейчас! — раздражённо сказал Птунис. — Война ждать не может. Проклятие! Я запрещаю участвовать в испытаниях командирам всех рангов, а также самим разработчикам, — он посмотрел на Герфиса. — Я ведь тебя знаю, в следующий раз сам полезешь в воду, из-за того что чувствуешь себя виноватым. А это не так. Ты меня понял?

Механик нехотя кивнул.

— Кстати, — спросил Птунис, — а где вы проводили испытания, в Кормушке?

— Нет, — ответил Герфис. — Недалеко от колонии. Вчера ведь рыб ещё не было.

— Все испытания перенести в Кормушку, — жёстко сказал Птунис. — Я не хочу, чтобы рыбы о чём-либо догадались. Что с нашим средством связи? — спросил он у Заргиса, который был в курсе всего, что происходило в колонии.

— Пока ничего, — ответил тот. — Но Балтис старается, и я надеюсь, что у него получится. А вот у меня с резиной ничего не выходит, и боюсь, не выйдет. Слишком слаба наша материальная база. Кроме того, мне не хватает оборудования. Я, конечно, понимаю, что это для нас сейчас не самая важная проблема…

— Для нас сейчас нет неглавных проблем, — произнёс Птунис. — Тем более в том, что касается оружия. «Резинки» скорострельнее пневматиков, так что они бы нам уж точно не помешали, даже с учётом того, что теперь у нас есть ружья. Никогда ведь не знаешь, что ждёт тебя в будущем. Что со шлемом? — спросил он у своей подруги, хотя всё уже знал от неё. Но Птунису хотелось, чтобы сегодня прозвучала хотя бы одна приятная новость.

— У девочек всё хорошо. Они сделали герметичный шлем, в котором можно будет и говорить, и подводить к нему воздух. И для этого не надо будет делать никаких специальных костюмов. Лишь на уровне шеи придётся врезать специальную вставку, позволяющую крепить шлем к костюму. Кстати, под ним спокойно поместится шлем из защитного металла.

Колонисты задвигались и зашумели. На лицах некоторых появились улыбки.

— Дело осталось за малым, — подытожил Птунис. — Надо лишь изготовить сам прибор для связи и вставить его в новый большой шлем. Да, — покачал он головой, — я так надеялся, что мы успеем всё сделать до новой атаки рыб. Но нет. Придётся воевать с тем, что имеется.

— Вы собираетесь выходить в океан и драться? — спросил Заргис. — Не лучше ли было бы подождать? У нас приличный запас пищи. Хватит недель на шесть. В колонии мы будем в безопасности, а за это время многое может измениться.

— Герфис, — обратился Птунис к другу, — ты успеешь создать свой прибор в течение месяца? Создать, испытать и сделать хотя бы несколько десятков штук для нас.

Механик изумлённо посмотрел на него и покрутил пальцем у виска.

— Весьма доходчиво, — произнёс Птунис. — Думаю, Балтис мне ответит то же самое. Так что выходить в океан и давать рыбам бой нам всё же придётся. А там мы заодно и посмотрим, что же такого интересного для нас приготовили рыбы!

 

24

— В первую очередь уничтожать филий, — наставлял колонистов перед выходом Птунис. — Потому что именно они держат под контролем сатков, заставляя их убивать нас. Не будет филий, сатки не станут нападать, и тогда рыбы лишатся своей главной ударной силы.

Сначала Птунис послал несколько групп на разведку обстановки и лишь потом вывел из колонии главные силы. Хотя, конечно, всех, кто мог носить оружие, он с собой не брал. Вышло всего лишь две сотни. Хотя это и так было достаточно большое войско.

Авангард отогнал несколько групп филий и одиночных сатков подальше, давая возможность основной массе колонистов выстроиться в боевой порядок. Птунис, построив свою армию так же, как в предыдущий раз, медленно повёл её вперёд.

По сравнению с прошлым разом, организация его армии несколько изменилась. Каждыми десятью бойцами командовал десятник. Все десятники подчинялись полусотникам, а тем уже напрямую мысленно отдавал распоряжения сам Птунис. Среди командиров полусотен были Алманис, Кратис и Норша и ещё один колонист. По причине ранения отсутствовал лишь Радис, и почему-то не было Седониса. Перед выходом некоторые удивлялись, где он, но Птунис хранил молчание по этому поводу.

Рыбы, не принимая боя, отходили. Похоже было, что они растеряны и никак не ожидали того, что колонисты дадут им бой. Причём так скоро после их появления.

«Может быть, набросимся на них все сразу, убьём как можно больше и отгоним!» — предложил Алманис. Птунис покачал головой.

Перед сражением он сказал своим старшим командирам, чтобы те, в случае надобности, мысленно обращались к нему. Его способности всё усиливались, и теперь он мог при желании слышать мысли других и без выброса адреналина. Кроме того, он научился заглушать «громкость» мыслей, и это уже не беспокоило его так, как прежде.

Набрасываться на рыб Птунис не хотел. Он подозревал, что в этом и состоит план этих коварных созданий. Разъединить его войско, нарушить порядок, который так хорошо зарекомендовал себя в предыдущем сражении, а затем уничтожить их. С единой монолитной армией рыбы ничего не могли поделать, но их опыт показал, что людей гораздо легче было бить по частям, хотя и с большими потерями.

Поэтому Птунис не приказывал атаковать. Знал, что люди сразу же увлекутся, и тогда от строя мало что останется, а этого нельзя было допускать. Вот почему армия медленно продвигалась вперёд.

Они дошли до того места, с которого в прошлый раз начали описывать окружность вокруг Ружаш, и остановились. Это было оптимальное место для сражения. Во-первых, недалеко от колонии, в случае чего можно было быстро отойти. Во-вторых, здесь было не так глубоко, и это не давало рыбам возможности атаковать их снизу. Кроме того, в этой позиции чуть сзади и сбоку оказывались старинные руины, и это было ещё одним доводом, так как в них легче было отражать атаки врагов.

Филии плавали вокруг, не приближаясь, правда, на расстояние прицельного выстрела, покачивая плавниками, как бы призывая колонистов к себе: вот они мы, подплывите и убейте нас! Никакого внушения не было и в помине. Но армия, которую Птунис не зря обучал, стояла неколебимо. И тогда на них напали сатки.

Они набросились со всех сторон, пытаясь разорвать строй и растащить бойцов в стороны. Но всё было бесполезно. Каждый твёрдо стоял на своём месте, стреляя лишь в том случае, если сатк оказывался на линии огня, которую чётко очертил для них командир.

Ни один сатк не добрался до людей. Все они или погибали до того, как приближались к строю, или сворачивали в сторону, не выдерживая плотной стрельбы. Уже свыше десятка мёртвых рыб кружили вокруг них в последнем посмертном танце, медленно опускаясь на глубину, но атака не прекращалась.

«Они что, хотят взять нас измором или надеются, что у нас кончатся боеприпасы, — подумал Птунис. — Но никаких сатков для этого не хватит. Не знаю, сколько их точно живёт в этой части океана, однако…»

Довести мысль до конца он не успел. Солнечный свет, далеко проникавший в глубины океана, закрыла чья-то гигантская тень, и сверху на них опустилась смерть.

Смерть не торопилась. Она раскрыла свою огромную пасть, заглотив сразу нескольких человек, затем захлопнула её и поплыла дальше, рассекая строй колонистов, как нож рыбу.

Птунис не успел ещё осознать случившееся, как ещё одно чудовище опустилось сверху, производя опустошения в рядах его войска, ломая его великолепный строй, которым Птунис так гордился, и разбрасывая колонистов в разные стороны своей огромной тушей.

«Клоты! — билась ужасная мысль в его мозгу. — И не один! Их несколько! Но как такое возможно?! Как?!»

Однако вместе с ужасом нахлынула и ярость. Не всепожирающая, ослепляющая и затуманивающая мозги, а чистая, злобная и просветляющая.

«Как, как! Очень просто! Филии! Ты же знал, что они могут очень многое! Ты догадывался, что рыбы готовят тебе сюрприз! И вот он, перед тобой!»

Птунис чуть не взвыл от злости, когда очередной клот прошёл через его войско, превращая чёткий строй в какую-то невообразимую кашу. Беспорядочную мешанину, в которую тотчас же хлынули сатки, убивая и калеча его людей. А в их головы сразу же ворвались филии.

«Сопротивление бесполезно. Вы проиграли. Сдавайтесь. Уничтожьте своё оружие, изгоните своего лидера, и всё будет по-старому. Так же хорошо, как и раньше».

«Хорошо? — чуть не взвыл Птунис. — Хорошо?!»

И дал очередь в сторону проплывающего мимо клота. А затем ещё одну. И ещё.

Но казалось, что это чудовище невозможно убить. Даже ранить. Пули вонзались в тело клота, разрывая его плоть и разбрасывая маленькие кусочки в разные стороны. И не только с его стороны. В клота стреляли многие. Но что значили эти небольшие капсулы для такого гиганта. Он даже не дёргался, как сатк, когда в того попадали, а лишь величественно проплывал мимо. А в это время сатки уничтожали его армию.

«Отходить! — выкрикнул Птунис с такой силой, что все старшие командиры одновременно дёрнулись. — Немедленно отступать к развалинам. Там эти туши не смогут развернуться. И сплотить строй».

Однако сделать это было уже просто невозможно. Многие люди просто в панике уплывали, оставляя прорехи в строю, в которые врывались сатки. Кроме того, сам строй был уже и без того разрушен огромными телами клотов, которые разбросали людей в разные стороны.

Командирам оставалось теперь только одно: спасать людей, отдавая приказ к отступлению, и следить за тем, чтобы оно было упорядоченным, дабы не потерять ещё больше бойцов. Полусотники отдали приказ, и колонисты стали отходить к руинам, огрызаясь поредевшим, но всё ещё убийственным огнём.

«Седонис, где ты?!» — возопил Птунис, выпустив очередь в сатка, который атаковал находящегося рядом с ним воина.

Все три пули попали в район глаза хищника, и тот, замотав головой, ушёл в сторону. Спасённый воин махнул Птунису рукой, выражая признательность, и вдруг вытянул её вперёд, указывая ему за спину.

Птунис выгнулся, резко бросив своё тело назад, одновременно переводя рычаг ружья на одиночные выстрелы. Перевернувшись на спину и откинув голову, он одну за другой по очереди всадил пули в нижнюю и верхнюю челюсти мчавшегося на него сатка. После трёх выстрелов ружьё замолчало.

Сатк, не сворачивая, продолжал плыть прямо на него, раскрывая свою кошмарную пасть. Сунув ружьё в чехол за спиной, Птунис выхватил пневматик и выстрелил прямо в открывающуюся пасть хищника. Затем он резко бросил себя в сторону, уходя с линии атаки сатка.

Гарпун попал прямо в нёбо хищника. Тот дёрнул головой от боли и, вырвав из рук Птуниса пневматик, бросился наутёк. Он уплывал всё дальше, но двигался какими-то судорожными рывками, поводя головой с раскрытой пастью из стороны в сторону. Очевидно, стрела мешала ему захлопнуть пасть.

«Если ему никто не поможет, он погибнет, — автоматически подумал Птунис и вновь закричал: — Седонис! Пора!»

И тут он его увидел. Точнее, не его, а филий, сгруппировавшихся чуть поодаль тесной кучкой и руководящих боем. Не заметить их было невозможно, потому что филии стали умирать. И в большом количестве. Их тела дёргались, изгибались, а затем застывали в неподвижности и медленно парили в воде. Это было делом рук его друга.

Ещё вчера они договорились с Седонисом о засаде. Птунис понимал, что любая неожиданность во время боя может принести победу. Поэтому он решил заранее вывести группу лучших охотников из колонии, с тем чтобы они спрятались и ждали начала битвы. В разгар сражения они должны были нанести удар по филиям с тыла. По плану Птуниса, после этого ряды рыб должны были расстроиться, и тогда они навалились бы на них всей своей силой и уничтожили вражеское войско.

Чтобы засаду никто не обнаружил, Седонис со своими людьми вышел после полуночи. Специально для них были сделаны усиленные шлемы, глушащие воздействие филий и закрывающие собственные мысли. Поэтому Птунис никому и не говорил о засаде. Ведь, если он может читать мысли, тогда это же могут и филии. Группа засела в развалинах одиночного строения, расположенных метров на двести дальше от того места, где Птунис планировал дать бой рыбам.

Они дали бой. И проиграли. Но засада пригодилась. И теперь отряд Седониса уничтожал победителей.

Филии запаниковали. Их слаженная группа распалась. Они метались из стороны в сторону, а охотники Седониса расстреливали их чуть ли не в упор.

Птунис огляделся. Клоты больше не возвращались. Сатки тоже не проявляли большей активности, а те, кто слишком близко подплывал к отступающему войску, получали порцию пуль. Птунис взмахнул ластами и направился в сторону Седониса.

Одна из филий совершенно обезумела и плыла в сторону Птуниса, казалось не замечая вокруг себя никого. Птунис поменял обойму в ружье и, вытянув руку, всадил филии пулю в то место, где у неё должен был быть мозг. Филия дёрнулась и замерла. Птунис поплыл дальше.

Но, когда он приблизился к месту сражения, там всё уже было кончено. Единичные филии, оставшиеся в живых, покидали место сражения. Никто из них даже не пытался сопротивляться. Птунис махнул Седонису рукой и подал знак отходить к колонии.

Тесной группой отряд Седониса направился к развалинам. Внезапно на них налетел сатк. Очевидно, один из немногих, ещё оставшихся на месте сражения. Его встретили выстрелы из десятка ружей. Несколько пуль попало в хищника. Он резко изменил направление и ушёл вверх. Оставшиеся сатки тоже уплывали, вовсе не горя желанием нападать на людей, обладающим таким страшным оружием, которое очень больно кусало и убивало на расстоянии.

Когда Птунис с товарищами приблизились к основной группе, ни одного врага поблизости уже не было. Однако поредевшая армия всё равно построилась в боевой порядок и только тогда стала медленно отходить к колонии.

 

25

— Проклятие! — мрачно произнёс Птунис. — Нас разбили. И хотя это наше первое поражение с начала войны, от этого всё равно не легче.

Дело происходило в комнате, памятной многим по кровавой схватке с охранниками Питриса. Теперь здесь был кабинет Заргиса. Он сделал ремонт, заменил поломанную мебель, но всё равно это помещение служило напоминанием о том, что здесь произошла схватка, приведшая к гибели бывшего главы Совета. Всё руководство колонии, за исключением раненого Радиса, с кислым видом восседало на новых стульях, сваренных из железа.

— Почему это мы проиграли? — удивился Седонис. — Мы же уничтожили почти всех филий, руководивших сражением. И целую уйму сатков.

— А сколько потеряли сами? — хмуро спросил его Птунис. — Пятьдесят три человека не вернулись в колонию. Для нас это огромные потери. С начала войны мы потеряли уже семьдесят человек, и заменить их некем! Понимаешь, некем! Ещё несколько таких сражений, и мы можем сдаваться этим проклятым рыбам!

— Но ведь население Ружаш за последнее время увеличилось, — удивился Седонис. — Так почему мы должны будем сдаваться?

— Потому что, — ответил ему вместо Птуниса Герфис, — оно увеличилось в результате всплеска рождаемости. Вот так. Но эти мальцы вырастут и станут охотниками ой как не скоро. А ведь ещё одно сражение с такими потерями — и мы, во-первых, потеряем своих лучших воинов, то есть охотников, а во-вторых, будет подорван боевой дух колонистов, который до этого был чрезвычайно высоким.

— Уныние уже и так овладело многими, — сказал Заргис. — Я разговаривал с людьми, — настроение у большинства подавленное. Нам нужна победа. Опять.

— Если подскажете, как убить клота, — прищурившись, посмотрел на него Птунис, — может быть, мы что-нибудь и придумаем.

— Может, и подскажу, — в тон ему ответил Заргис.

Все присутствующие немедленно уставились на главу Совета.

— Видите ли, — начал Заргис, — я тоже много чего читал о старинном оружии. Кроме ружей, стреляющих пулями, были ещё и так называемые пушки, метающие снаряды большой разрушительной силы. Гораздо большей силы, чем наши маленькие капсулы. Эти снаряды метали из различных орудий: больших, маленьких, и даже из специально приспособленных для этого труб. Единственная загвоздка состоит в том, что подводных орудий, подобных нашим ружьям, разработано не было.

— Ну и чем тогда это нам может помочь? — хмуро спросил Герфис.

— Это может нам помочь тем, — отрезал Заргис, — что мы знаем о таких орудиях. И если они нам нужны, значит, их необходимо сделать. Наши предки были могущественны. Они владели всей планетой, и им не было нужды воевать под водой с гигантскими чудовищами. А нам придётся. Кстати, всё это время я не только работал над изобретением резины. Меня интересовало и получение других взрывчатых веществ. Так вот, я изобрёл одну смесь. Одна чрезвычайно опасна и нестабильна, но гораздо мощнее той, что находится в пулях наших ружей. И я, кажется, придумал, как можно её использовать.

Все затаили дыхание.

— Надо будет сделать несколько специальных стрел для наших пневматиков. Таких, где передняя часть корпуса будет полой. Туда мы поместим это вещество. При попадании стрелы в клота сразу же произойдёт взрыв, который нанесёт ему гораздо более серьёзную рану, чем пуля. Но всё равно стрелять придётся в наиболее уязвимые места. Всё-таки чересчур уж клот огромен, и его даже такими стрелами будет трудно вывести из строя. Стрелять придётся с максимальной, в крайнем случае со средней, дистанции, чтобы не нанести вред самому себе. Кроме того, нужно будет соблюдать очень большую осторожность в обращении с такими стрелами, потому что, как я сказал, новое вещество чрезвычайно нестабильно, и заряд может разорваться в руках. Ну и как вам такое предложение?

— Отлично! — выкрикнул первым Седонис. — Чур, я первым испытаю его.

— Это же не соревнование и не игра, — поморщился Птунис, хотя было видно, что идея его захватила. — Хотя это интересно, и даже очень. Тем более других средств против клотов у нас нет. И когда мы сможем провести испытание? — задал он вопрос Заргису.

— Теперь всё зависит от нашего механика, — развёл тот руками. — Когда он изготовит нужные нам стрелы.

Все посмотрели на Герфиса. Тот усмехнулся в ответ:

— Я думаю, много времени это не займёт.

Через два дня стрелы были готовы. Приказ Птуниса о недопущении командиров к испытаниям остался в силе, и Седонису, как он ни возмущался, испытывать новые стрелы не разрешили. Алманис попросил, чтобы честь испытать новое оружие досталась его людям, и в Кормушку спустился один их охотников Лонжаш.

Соблюдая все рекомендации Заргиса, он осторожно зарядил пневматик, и только после этого в Кормушку запустили кула. Кул был ещё молод и сразу же попытался наброситься на одинокого пловца. Попавшая в него стрела разнесла хищнику полморды и убила на месте.

Зрители были в восторге и бурно выражали своё восхищение изобретателю. Заргис спокойно выслушал поздравления, а когда они закончились, тихо сказал Птунису:

— Но вы-то понимаете, что кул — это не клот. Их размеры несопоставимы.

— Да, — ответил Птунис, — но это всё равно сильная вещь. И мы немедленно должны испробовать её за пределами колонии. Чтобы знать, как нам вести себя дальше. Сможем ли мы что-либо противопоставить клотам или нет.

Теперь жертвой своего собственного указа стал Птунис. Сколько он ни доказывал, что ему необходимо присутствовать на боевых испытаниях, его никто не хотел слушать. Соратники очень убедительно показали ему, что самый главный их командир должен руководить, а не стрелять и, прежде всего, показывать пример своим подчинённым. А всё, что случится, до него как можно подробнее доведут сами испытатели.

— Ладно, хорошо, — поднял руки Птунис, уже почти сдаваясь. — У меня всего лишь один вопрос: каким образом вы найдёте клота? Мои способности сейчас таковы, что я легко могу почувствовать любого большого зверя. А как его обнаружите вы?

— Разберёмся, — подмигнул ему выздоровевший Радис, которому поручили руководить испытателями.

На боевое испытание отрядили двадцать человек. Перед этим Радис с двумя своими людьми несколько ночей провел в разведке. Ему удалось установить, что периметр колонии патрулируют филии со своими ручными сатками. Но в двух патрульных группах присутствуют клоты. Радис определил их маршрут, и в одну из ночей группа вышла в океан.

Лишь у пятерых из членов группы имелись стрелы Заргиса. Остальные были вооружены до зубов и имели задачу охранять испытателей.

Незадолго до рассвета группа осторожно заплыла в дальние развалины и затаилась. Ждать пришлось недолго, хотя долго бы и не получилось. Маршрут патруля филий проходил рядом, и люди легко могли быть обнаружены по поднимающимся вверх пузырькам воздуха.

Вскоре появились рыбы. Кроме трёх филий и клота, в патруле были ещё и два сатка. Радис поднял руку. Всё было отрепетировано заранее, и, когда патруль подплыл поближе к развалинам, он опустил руку вниз. Люди мгновенно появились из множества отверстий древних зданий и открыли огонь.

Филии и сатки были уничтожены в течение первых десяти секунд. Клот, лишившийся воздействия филий, растерянно застыл на месте. Нападать он явно не собирался. И тут две стрелы почти одновременно вырвались из пневматиков и вонзились в его огромную морду. Куски плоти, оторванные взрывами, отлетели в сторону. Взбешённый зверь ринулся на обидчиков.

Сбоку в него врезалось ещё три стрелы. Они взорвались, но клот лишь мотнул головой, продолжая плыть вперёд. Один из стрелков, видя надвигающийся на него ужас, испугался. Дрожащими руками он поспешно пытался зарядить пневматик, но, чем быстрее он хотел это сделать, тем хуже у него получалось. Глядя вперёд на приближающуюся смерть, он резким движением почти вбросил стрелу в дуло пневматика. И… не попал. Стрела соскочила и ударилась наполненным взрывчатой смесью остриём о дульный срез. Раздался взрыв. Стрелка отбросило назад, а рука, оторванная почти по локоть, полетела вперёд, прямо в раскрывающуюся пасть клота.

Радис, бывший вторым стрелком, медленно поднял свой заряженный пневматик и выстрелил прямо в разверстую пасть. Затем он сильно дёрнул второй рукой, отведённой за спину, в которой у него была верёвка, и кул, к плавнику которого она была привязана, резко взял с места. Радиса рвануло вперёд, пасть клота захлопнулась прямо у его ног, а внутри клота раздался взрыв. Зверь открыл свою гигантскую пасть и в панике завращал головой.

Одна за другой в него полетели взрывающиеся стрелы. Стрелки целили в наиболее уязвимые места: голову, за спинной плавник, возле хвоста. Клот завертелся на месте, пытаясь отогнать причиняющих ему такую боль противников.

Одновременно с этим двое колонистов, воспользовавшись тем, что клот больше не обращает внимания на раненого, отбуксировав его в сторону, перетянули ему обрубок руки специальной верёвкой и, поддерживая товарища, направились в сторону колонии.

Остальные окружили раненое чудовище и с безопасного расстояния расстреливали его изо всех видов оружия. Однако они израсходовали все свои взрывающиеся стрелы и почти весь боекомплект ружей, прежде чем клот успокоился навсегда.

Заметив, что зверь замер, Радис подал сигнал: «Отходим!» И вовремя. С двух сторон к ним приближались патрули рыб. И в одной из сторон чётко виднелся огромный силуэт второго клота. Огрызаясь одиночными выстрелами и прижимаясь ко дну, люди нырнули в ближние развалины и дальше уже благополучно добрались до колонии.

 

26

— Не могу поверить! — выдохнул Радис, стоя уже у края загона. — Мы всё-таки завалили его! Такую тушу! — и уже больше не сдерживаясь, завопил изо всех сил: — Люди! Мы убили клота!

Ответом ему был дикий рёв присутствующих.

Однако руководство Ружаш, не считая Седониса и Алманиса, не разделило восторг простых колонистов.

— Пятнадцать стрел, — хмуро констатировал Заргис, — лишь целых пятнадцать стрел смогли остановить его. Это очень плохо.

— Я не понял, — опешил Радис, — вы что, не рады, что мы смогли убить это чудовище?!

— Мы рады, — с кислой физиономией заявил Герфис. — Но я трудился над этими стрелами два полных дня. И причём не один, а вместе со всеми учениками. А вы истратили их за несколько минут. Интересно, сколько мне надо работать, чтобы обеспечить всю армию такими стрелами?

— Долго, — заверил его Птунис. — Послушай, Радис, мы действительно рады, что вы смогли убить клота. Это воодушевило людей и показало, что даже таких чудовищ мы можем победить. Но нам надо думать и о другом, — например о том, как много мы при этом израсходовали боеприпасов. А ещё о том, сможем ли мы изготовить их в должном количестве, когда в бой вступит вся наша армия. И ещё: насколько опасно наше новое оружие? Ведь мы тоже понесли от него потери.

— Бердис запаниковал, — нехотя произнёс Радис. — Прямо на него нёсся клот. Я думаю, у любого душа ушла бы в пятки.

— Согласен, — кивнул Птунис. — Но ты выбирал для испытания лучших охотников. И вы напали из засады. Что произойдёт во время боевых действий, когда, к примеру, уже рыбы вынырнут как будто из ниоткуда. И помчатся на простых колонистов. Не останется ли вся моя армия без рук? Как мы тогда будем воевать? Кстати, как дела у Бердиса? — спросил он у Заргиса.

— Кулис сказал, что будет жить, — ответил тот. — Но в море больше выйти не сможет. Кроме того, что ему оторвало руку, у него ещё и ранение живота. А также осколком ему перебило кислородный шланг. Так что, если бы не товарищи, он бы умер ещё там. Друзья поочерёдно давали ему подышать своим кислородом и тем спасли ему жизнь.

— Вот так, — сказал Птунис. — Ещё одна потеря. Кроме того, чтоб спасти ему жизнь, с поля боя уплыли два колониста. А во время сражения нам будет не хватать каждого бойца. Так что надо хорошо подумать, как нам дальше использовать это оружие. А использовать его мы точно будем, — ведь другого способа убить клота мы пока ещё не придумали. Хотя у меня есть одна идея.

Он достал какую-то старую рукопись и положил её перед Заргисом:

— Герфис, подойди тоже посмотри.

Голова главного механика склонилась рядом с головой химика. Когда Заргис поднял голову, его взгляд изображал лёгкое недоумение.

— Я знаю, что это такое, — читал о ручных гранатах. Но ведь под водой их использовать невозможно. Вернее, возможно, — поправился он, — но тогда пострадают от взрыва все, потому что в воде абсолютно нереально отшвырнуть гранату далеко от себя.

— Ваше дело, — блеснул глазами Птунис, — изобрести подобное оружие. Главное, чтобы она имела временную задержку, как гранаты древности. А уж я найду, как её приспособить. Да, я также очень надеюсь, что в руках она взрываться не будет.

Прошёл ещё месяц. У Заргиса с Герфисом дел было по горло. Герфис забросил свой аппарат, а Заргис — резину, и они вместе корпели над задачей, которую поручил им Птунис.

Им удалось изготовить оружие, которое они назвали ручной бомбой. Она представляла собой предмет овальной формы, сделанный из металла, из которого торчал небольшой заостренный стержень. Действие бомбы было простым: стержень необходимо было воткнуть в чью-либо тушу — предполагаемо, клота. При сотрясении, вызываемом проникновением стержня в тело, освобождался клинышек, до этого удерживаемый пружиной, который выскакивал из стержня и застревал в теле, не давая бомбе выскочить обратно. Кроме того, на корпусе бомбы был рычажок, который следовало отжать. С этого момента начинался отсчёт времени. Временная задержка у бомбы равнялась десяти секундам. За это время человек, вонзивший стержень в чьё-либо тело, должен был с максимальной скоростью удаляться от взрываемого субъекта. К сожалению разработчиков, им не удалось увеличить время горения запала, которое гарантировало эту самую задержку.

И хотя конструкция бомбы предполагала направленный взрыв, то есть осколки, начиняющие бомбу, должны были полететь внутрь тела взрываемого субъекта желания могли не совпасть с реалиями. Об этом честно предупреждали конструкторы. Они заявляли, что после того, как рычажок был отжат, бомбисту необходимо было как можно быстрее уплывать с этого места. Попросту говоря — драпать.

Был ещё один довольно сложный вопрос: как вообще подобраться к субъекту (читай — чудовищу), которого предполагалось взорвать? Птунис очень долго думал об этом вместе со своими товарищами. Было намечено несколько вариантов подхода, но всё, конечно, должно было решаться в реальном сражении, которое должно было произойти очень скоро, так как запасы в колонии подходили к концу. Промысловую рыбу вблизи Лонжаш всю выбили, а к дальним охотничьим угодьям путь преграждали стаи врагов.

Сегодня Птунис вместе с Дарицей и Зорицей сидели в гостях у Герфиса. Норша с Дарицей стряпали ужин, Зорица играла с Таписом, который теперь дневал и ночевал в мастерской Герфиса, а Птунис вместе с хозяином, сидя на стульях, потягивали опьяняющий коктейль из морских водорослей. Они могли себе это позволить. Ведь война начнётся не завтра. Она начнётся через целых два дня. Так было решено на совете командиров, который созвал вчера Птунис.

На этом совете были выслушаны командующий и все лица, отвечающие за вооружение армии. В итоге решили, что новое сражение рыбам нужно давать через три дня. Столько колонисты ещё продержатся, а оружейники к этому времени доведут количество взрывающихся стрел и бомб до необходимого. Эти три дня люди могли себе позволить отдохнуть.

Герфис посмотрел в сторону задумавшегося Птуниса и хмыкнул.

— Переживаешь за Дарицу? — спросил он.

Птунис нехотя кивнул.

— Брось, — сказал механик. — Всё будет хорошо. Моя Норша с первых дней на войне, участвовала во всех сражениях, и, как видишь, всё у нас в порядке. А Дарица не уступит ей ни в ловкости, ни в умении сражаться. Ни под водой, ни снаружи.

Птунис задумчиво кивнул. В связи с недавними потерями состав армии изменился. В неё влились новые солдаты, и одним из них была Дарица. Её имя не фигурировало в списке самых важных людей колонии, которым было запрещено участвовать в боевых действиях. Кроме того, она была отличным охотником и с самого начала добивалась зачисления в ряды армии. Теперь, когда её желание исполнилось, у Птуниса прибавилось и забот, и тревог.

Ароша, как и Норша, тоже воевала с первых дней. Но она была под боком у Седониса, и там было кому о ней позаботиться. Дарица же не захотела быть рядом с Птунисом, хотя он предлагал ей стать его адъютантом и связной, а записалась в отряд бомбистов. Птунис попытался её отговорить, но Дарица лишь улыбнулась и сказала:

— А что ты скажешь близким тех колонистов, которые погибнут, взрывая бомбы и реализуя твою идею? Как ты сможешь посмотреть им в глаза, зная, что свою жену ты вычеркнул из списка отряда. Сможешь ли ты после этого оставаться самим собой?

Птунис ничего не смог ей на это ответить и теперь мрачно сидел, потягивая сок, смешанный с каким-то отваром. Вкус был преотвратнейший, но голова становилась лёгкой, и тревожные мысли куда-то улетучивались. На время, конечно, но и это уже было хорошо.

Вскоре ужин был готов. Позвали детей и все вместе сели за стол. Увидев пустые стаканы, Норша хмыкнула и сказала:

— Поменьше пейте, муж-чи-ны! А то ночью от вас ничего нельзя будет добиться, кроме вашего могучего храпа!

— Ты оскорбляешь нас, женщина! — в притворной ярости взревел Герфис. — Мы способны на очень многое, выпив даже вдвое против того, что находится в наших желудках сейчас!

Женщины рассмеялись. Зорица покрутила головой, оценивая обстановку, и, схватив кувшин с соком, выбежала с ним на кухню.

— Перебьётесь! — закричала она с порога и высунула язык.

— Это заговор! — констатировал Герфис и засопел, налегая на еду.

— Перебьёмся, — подтвердил Птунис и грустно вздохнул.

Вечер получился чудесным. Все были веселы, остроумны, шутили и смеялись. А ночь выдалась ещё лучше. Уже засыпая после любви с Дарицей, Птунис подумал о том, что завтра предстоит хлопотный день. Надо будет проверить готовность всей армии: вооружение, состояние костюмов и гайзеров, готовность кулов и ещё…

Не додумав, он провалился в сладкие объятия сна.

 

27

Вечером следующего дня Птунис сидел в своей комнате и, наверное, уже в сотый раз думал, всё ли он сделал как надо. Так, чтобы не повторился кошмар предыдущего сражения. И, наверное, в сотый раз говорил сам себе, что да: всё, зависящее от него, он сделал. Но оставались ещё факторы, повлиять на которые, при всём своём желании, он не мог. Оставались филии.

Он не мог знать, что в следующую их встречу придумают эти бестии, какой сюрприз они преподнесут. Люди поселились в океане сравнительно недавно. И освоили лишь крохотную его часть. Филии же жили здесь испокон веков. Они знали об океане всё. Или почти всё. И какую из тайн Поверхности готовы были применить они против людей, можно было только догадываться. Но догадаться, к сожалению, было нельзя.

Дарица долго наблюдала за ним и, наконец, решила вмешаться.

— Успокойся, — сказала она, положив руку ему на плечо, — всё будет хорошо. Вы сделали всё, что могли.

Птунис прижал её руку к себе. За что он больше всего любил свою женщину, так это за то, что она всегда его понимала.

Последние несколько часов у него дома проходило заседание военного совета. Присутствовали все командиры его армии. Разошлись лишь после того, как несколько раз обсудили и утрясли все детали предстоящего сражения. Перед завтрашним боем всем необходимо было отдохнуть. Остались лишь Седонис с Арошей, которым, судя по всему, отдых был не нужен, так как энергия почти осязаемо била из них ключом.

— Да, — поддержал Дарицу Седонис. — Всё будет отлично. Мы возьмём за жабры этих рыб и поджарим их!

— На твоём месте я бы не был так самоуверен, — заметил Птунис.

— Это просто уверенность, без «само», — ответил Седонис. — Смотри, у нас есть взрывающиеся стрелы и новые бомбы. С их помощью мы сможем бороться с клотами, А филий и сатков мы уже били и до этого, побьём и сейчас.

Птунис лишь усмехнулся в ответ. Как быстро всё меняется. Ещё несколько месяцев назад все тряслись от страха лишь при одной мысли, что они могут встретиться с филией. Теперь же колонисты не боялись не только их, но и сатков — одних из самых страшных хищников океана. А на смертельно опасных клотов смотрели почти как на равных противников.

Заргис оказался прав. Психологический момент оказался очень силён. Перестав панически бояться филий, люди стали слабее поддаваться внушению и теперь при встрече с ними всегда пытались сопротивляться их мозговому воздействию.

— Ну, это-то мы завтра проверим, — произнёс Птунис. — Меня в данный момент беспокоит другое: правильную ли стратегию мы выбрали. У нас ведь как получается: мы сражаемся, они отступают, мы торжествуем. Затем они возвращаются, отступаем мы, что-то меняем в тактике, придумываем новое оружие, затем опять выходим на битву. И вновь сражаемся.

— А как ещё можно воевать? — абсолютно искренне удивился Седонис. — Сражения и составляют суть войны. И как тут можно придумать что-то новое? Я не понимаю.

— Я и сам не понимаю, — признался Птунис. — Но, возможно, мы с самого начала что-то делали не так? Может быть, всё это можно было решить как-то по-другому? Без таких жертв? — Он сделал паузу. Никто не перебивал его, и тогда Птунис продолжил: — Мы ведь очень мало знаем о филиях. Где они конкретно обитают? Сколько они живут? Какая их численность? На эти и многие другие вопросы у нас нет ответа.

— Ну, ты ведь разговариваешь со своим кулом! — улыбнулась Дарица.

— И что? — не понял Птунис.

— Вот и задай ему эти вопросы. Кулы ведь такие же коренные обитатели океана, как и филии. И они их заклятые враги. Я уверена, что кулы знают о филиях гораздо больше, чем мы.

Несколько мгновений Птунис ошеломлённо смотрел на Дарицу, а затем с диким воплем вскочил со стула.

— Проклятие! — завопил он. — Ты — гений! А я — идиот! Мне давно нужно было подумать об этом! Ведь это же так просто! Надо всего лишь расспросить Зуба! Чёрт, какой же я всё-таки дурак! Так, я иду в загон немедленно!

— Не скрою, — засмеялась Дарица, — твоя самокритичность меня радует! Но, может быть, не стоит так спешить, и ты успеешь это сделать потом, на свежую голову?

— Нет, — ответил Птунис. — Возможно, это поможет получить нам какие-нибудь важные сведения. Я пойду сейчас.

— Не задерживайся долго, — выкрикнула Дарица в спину убегающему Птунису. — Тебе необходимо отдохнуть перед завтрашним днём.

Седонис с Арошей переглянулись и выскочили вслед за Птунисом.

Уже в загоне, подплывая к клетке Зуба, Птунис подумал, что он довольно давно не общался со своим кулом. Сначала, когда он понял, что может слышать мысли Зуба, они «разговаривали» почти ежедневно. Но с тех пор, как началась война, другие дела и заботы вытеснили эти разговоры. Кроме того, Птунис теперь был главнокомандующим, и его охраняло столько людей и кулов, что в защите Зуба он уже не нуждался.

Чувствуя за собой лёгкую вину, Птунис открыл дверь клетки и знаком предложил Зубу покинуть её. Однако кул неподвижно застыл посреди клетки, пристально всматриваясь в своего хозяина.

«Что случилось, Зуб? — удивился Птунис. — Ты не хочешь размяться?»

За время, что он охотился с Зубом, Птунис хорошо его изучил. Тот раньше никогда не отказывался поплавать хотя бы в загоне, если не было возможности выйти в океан. Кул ещё некоторое время был неподвижен, а затем, будто нехотя, шевельнул плавником.

«Мы поплывём в океан?» — спросил кул.

На самом деле океан он называл иначе, точнее — совсем по-другому. А ещё точнее, не называл, а представлял. Но Птунис уже научился быстро переводить мысленные образы, возникающие у Зуба, на более понятные ему. Зуб тоже учился. Он уже мог мыслить связно и гораздо быстрее, что немало помогало в их общении.

«Нет, — ответил Птунис. — Там филии. Нашу колонию окружили, и нам не выйти в океан просто так, чтобы поохотиться. Теперь нам приходится постоянно сражаться».

«Птунис не берёт с собой Зуба сражаться, — подумал кул, продолжая пристально глядеть на человека. — Почему?»

«Я сейчас являюсь большим командиром, — пояснил кулу Птунис. — Меня охраняют много людей и другие кулы. Я не хочу напрасно рисковать тобой».

Кул некоторое время молчал, как будто осмысливая ответ, а затем задал новый вопрос, от которого, будь он задан не в воде, а на суше, у Птуниса непременно бы ноги подкосились.

«В другом загоне вы убиваете кулов своим оружием. Почему?»

«Другой загон — это Кормушка, — машинально подумал Птунис, а потом у него в голове как будто что-то взорвалось от потрясения, и он мысленно завопил: — Проклятие, Зуб! Откуда ты это знаешь?!»

«Почему?» — переспросил Зуб, и Птунису отчего-то показалось, что кул напрягся. Хотя это было в принципе невозможно. Но зато Птунис ощутил, что вопрос, хотя и мысленный, был задан так холодно, что он понял: если он сейчас допустит ошибку, то произойдёт нечто непоправимое — что никогда не происходило ещё между кулом и его хозяином. Зуб вытолкнул эту мысль из себя, как рефрижератор выталкивает кусок льда, когда он нужен колонистам, как человек цедит слова в разговоре с презираемым им собеседником, как…

«Хватит сравнений, — отстранённо подумал Птунис, уже мысленно закрываясь от кула. — Надо отвечать. Иначе будет поздно».

И он ответил. Настолько искренне, насколько он мог себе это позволить.

«Ты знаешь, — подумал он, — мы воюем с филиями. Кулы нам не враги. Мы хотим освободиться от господства филий в океане и прогнать их далеко от нашей колонии. Но они сильнее нас, ты это тоже знаешь. И сильнее вас, кстати. Не своей мощью, нет, тут кул справится почти с любой филией. Своим разумом. И чтобы победить их, нам нужно оружие. Новое мощное оружие. Мы ведь не рождены в океане, как вы с филиями, и у нас нет таких преимуществ, которые даны вам, настоящим детям океана. Так уж мы созданы, Зуб, — чтобы победить коренных обитателей, нам необходимо оружие. А чтобы убедиться, что оно работает, нам необходимо его проверить, иначе оно может отказать в самый важный момент сражения с филиями. Поэтому мы должны его испытать. Да, — продолжил он после небольшой паузы, — мы испытывали его, но только на диких кулах, с которыми ещё не успели стать настоящими товарищами и партнёрами».

«Парт-нё-ра-ми, — подумал Зуб, и Птунису почудилась в его мысленном посыле грустная усмешка. Но, слава богу, это был уже не лёд, и Птунис перевёл дух. — Люди и кулы были союзниками, а парт-нё-ры — это те, кто своих союзников убивает».

«Почему ты говоришь „были“, — похолодел Птунис. — Разве мы не остались союзниками и теперь. Ведь филии — наши главные враги, и они ещё не побеждены!»

«Я думаю, — задумчиво, как показалось Птунису, подумал Зуб, — скоро нашему союзу придёт конец. Особенно когда об этом узнают свободные кулы. Вы их называете „дикими“».

«Но все ведь знают, что кулы сами убивают своих сородичей, — запротестовал Птунис. — Разве это…»

«Кулы убивают только раненых кулов, — жёстко отрезал Зуб. — Когда он слаб и может стать добычей кого-то другого. Или игрушкой филии. Но лишить кула жизни, даже раненого, имеет право лишь сородич.

Если это сделает кто-то другой, значит — он враг. Не союзник».

«Но как вы вообще узнали об этом?» — вырвалось у Птуниса, который не мог больше сдержать своё любопытство.

«Кулы видят, кулы чувствуют, значит, кулы знают», — загадочно ответил Зуб, и больше на эту тему он говорить отказался.

«Послушай, Зуб, — подумал Птунис, — да, мы виноваты перед вами. Но мы ведь не знали, не знали… — на мгновение он смешался, — …что у вас такие отношения. Я прошу прощения за нас у тебя и у всех твоих сородичей, — он окинул взглядом другие клетки. Почему-то ему казалось, что все кулы, которые были в пределах видимости, так же, как Зуб, смотрели сейчас на него. — Если бы мы могли, мы бы испытывали наше новое оружие на филиях. Но ты ведь знаешь, что это невозможно. Мы лишь недавно научились сопротивляться им, но, чтобы захватить хотя бы одну из них… об этом не может быть и речи. Пока это просто нереально. Но филии по-прежнему наши общие враги. Я предлагаю на время войны забыть ваши обиды. Больше мы так никогда поступать не будем. А после того, как мы победим, все вместе, люди попытаются загладить ваши обиды и компенсировать вам тот вред, что причинили».

Зуб, до этого слегка шевелившийся, замер в воде. Птунис с удивлением ощутил, как кулы, находящиеся в загоне, обмениваются мыслями. Но, к ещё большему его удивлению, он ничего не мог понять из этого обмена. Как будто Зуб вдруг заговорил с сородичами на совершенно незнакомом ему языке. И это было вдвойне удивительно оттого, что обменивались кулы не словами, а мысленными образами. И это было неприятно.

«Кулы останутся союзниками людей, — через некоторое время сообщил ему Зуб. — До конца войны. А потом мы решим, что делать дальше. Но кулы больше никогда не смогут доверять людям. — Немного помолчав, он добавил: — Зуб так же сильно ненавидит филий, как и Птунис. Завтра он пойдёт сражаться вместе с ним».

«Хорошо, обещаю», — ответил Птунис.

Он немного ещё подождал, но кул слегка развернулся в сторону, давая понять, что разговор окончен. Птунис запер дверь клетки и медленно поплыл в сторону выхода из загона.

Заснул он лишь под утро. Гораздо позже того, как повторно собрал всех командиров, а заодно и руководство колонии, и доложил им о том, что узнал от Зуба. Люди были поражены не меньше, чем он сам. После короткого шока произошёл выброс эмоций. Видя, что разговоры могут затянуться надолго, Птунис в приказном порядке распустил всех по квартирам. Но перед этим потребовал, чтобы был принят закон о запрете испытания оружия на кулах.

Закон был принят почти единогласно. Единственный, кто проголосовал против, к изумлению Птуниса, был Седонис. Его верный друг. Когда все подняли руки, а затем стали удивлённо таращиться на него, Седонис встал и сказал:

— Сначала мы проголосуем за то, что нельзя испытывать оружие на кулах, потом, что нельзя убивать их, — он обвёл всех взглядом. — Затем, что кула нельзя убивать ни в коем случае, даже если он на тебя нападает. А потом мы перейдём к саткам и филиям, да?

Он подошёл к двери, распахнул её, но прежде, чем выйти, произнёс:

— Я против, но вы, конечно, решайте так, как считаете нужным.

Ворочаясь в постели, Птунис корил себя за то, что не рассказал всего Седонису раньше, — когда они возвращались из загона. Тогда, быть может, он смог бы Седониса уговорить. Он ведь знал о его ненависти к кулам. Так нет же, молчал, ждал, когда соберутся все! Теперь придётся налаживать отношения с другом, потому что он чувствовал, что Седонис обиделся. Не смертельно, конечно, но довольно сильно. Хотя, если быть откровенным, Птунис так и не понял, почему.

Ещё он вспомнил, что так и не узнал того, ради чего он так торопился в загон. Вопросы о филиях, которые казались ему столь необычайно важными, Зубу он так и не задал.

«Ладно, — подумал Птунис, уже засыпая. — Это подождёт. Задам их уже потом, после сражения. И с Седонисом помирюсь потом. Это подождёт. Всё подождёт. Сейчас нужно спать».

 

28

Сражение началось как обычно. Незадолго до рассвета Птунис вывел своё войско из колонии. Их уже ждали.

На этот раз рыбы были готовы к битве. Расположились они за крайними развалинами, и было их немного. Несколько десятков филий и не более десяти сатков. Враги как бы приглашали их атаковать, показывая как их мало. Но Птунис прекрасно понимал, что за пределами видимости рыб могут быть сотни, и не собирался напрасно рисковать своими людьми.

Войско Птуниса остановилось возле руин. Здесь, в случае чего, можно было легко спрятаться. Кроме того, в том месте, где их ждали рыбы, океанское дно шло под уклон, и, значит, враги могли зайти снизу, а рядом с руинами этого можно было не бояться.

Две армии выстроились друг против друга. Никто не делал первого движения. Птунис подозревал, что рыбы, наученные горьким опытом, не станут атаковать в невыгодной для себя позиции, и был готов к этому.

Два отряда по двадцать колонистов выдвинулись вперёд и стали медленно приближаться к позициям рыб. Подойдя на расстояние выстрела, они неожиданно остановились и дали один за другим несколько залпов из ружей. Затем поспешно отошли. Потом этот маневр повторился ещё раз, только уже в другом месте, А затем ещё.

Рыбы несли большие потери. И это при всём при том, что они не могли ничего сделать своим обидчикам. Наконец, после третьей вылазки из-за спин рыб, находящихся в передней линии, внезапно выскочили девять сатков и устремились к группе лазутчиков. Те изо всех сил бросились удирать. Одновременно с этим со стороны армии Птуниса на помощь быстро поплыли несколько десятков колонистов. Сатки, не обращавшие на это внимания, практически настигли беглецов. И в этот момент те резко остановились и развернулись к ним лицом. Шквальный огонь из двух десятков ружей обрушился на сатков.

Первые два были убиты почти мгновенно, остальные ранены. Некоторые сатки стали разворачиваться, пытаясь уплыть, другие всё ещё старались достать людей, и в это время подоспела помощь колонистов. Они одновременно открыли стрельбу из своих ружей.

Пять десятков стволов выплеснули смерть. Пули роями впивались в тела несчастных хищников. Куски мяса, вырываемые из их тел, разлетались в разные стороны. Сатки корчились в предсмертных судорогах, пытаясь уплыть, но сил у них уже почти не оставалось.

Уйти не удалось никому. Вскоре лишь девять медленно кружащих в воде чёрно-белых тел напоминали о разыгравшейся только что бойне. Птунис смотрел на них и вдруг поймал себя на мысли, что ему жалко этих сатков. Он сначала удивился, почему? Ведь они были их враги. Но почти сразу же понял причину.

Сатки были такими же жертвами, как до недавнего времени люди. На них тоже оказывали воздействие, промывали им мозги, заставляя делать то, что они делать не хотели. И ненависть Птуниса к филиям, к этим кукловодам, дёргающим за верёвочки, ведущие в мозги их жертв, возросла ещё больше.

Больше всего Птунис сейчас боялся, что рыбы отступят. Отступят, несмотря на большие жертвы, приглашая людей атаковать в невыгодных для них условиях. Это был бы самый худший вариант. Но этого не случилось. Рыбы наконец-то пошли в атаку.

Из глубины океанских вод появились, как и предполагал Птунис, десятки, если не сотня, сатков, и вся эта армада ринулась на них. Клотов среди них не было. Колонисты встретили их плотным огнём, но на отдельных участках рыбам удалось прорвать строй, и сражение закипело уже на позициях людей. Сатков было так много, и они наносили такой урон, что людям почти сразу же пришлось применить взрывающиеся стрелы. Одно попадание такой стрелы почти наверняка гарантировало смерть врага.

Вскоре все прорвавшиеся сатки были уничтожены, и люди стали медленно продвигаться вперёд, оттесняя врага, но стараясь не отходить далеко от спасительных развалин. Когда подошли на прицельную дальность, появились, наконец, и первые жертвы среди филий. Люди продвинулись ещё на несколько метров, и мёртвых кукловодов стало гораздо больше.

«Давайте! — думал Птунис, блокируя эти свои мысли. — Ну что же вы! Вы же не можете так бездарно и напрасно погибать! Пора уже вводить в бой клотов. Всё равно дальше мы не пойдём, а на прорвавшихся сатков мы, как вы, возможно, думаете, уже потратили своё новое взрывающееся оружие. Ну же, действуйте! Пора, иначе вы все погибнете!»

И филии, как будто услышали призыв Птуниса. Сверху на место сражения упали гигантские тени, и шестерка клотов стала стремительно опускаться вниз.

«Спять Сверху, — подумал Птунис, — повторяетесь!» — хотя других вариантов у врага практически не было.

Навстречу клотам устремились маленькие фигурки — совсем крошечные на фоне этих гигантов. У Птуниса защемило сердце — где-то среди них была и Дарица. Передние стрелки выпускали в атакующих клотов взрывающиеся стрелы, стараясь попасть в глаза, а когда те в растерянности или в ожесточении на короткое время замирали, мгновенно устремлялись вверх, пытаясь зайти к чудовищам сверху или сзади.

Птунису приходилось всё время крутить головой, чтобы держать в поле зрения все фрагменты битвы. Рядом с ним находился Зуб, который, как казалось Птунису, с любопытством наблюдал за сражением, также поводя головой из стороны в сторону. Однако с места кул не двигался. Приказ, полученный им от хозяина перед битвой, был однозначен: в бой не вступать, пока опасность непосредственно не будет угрожать ему лично или Птунису. И Зуб строго выполнял это соглашение.

Передняя линия филий сильно поредела, но новые рыбы выдвинулись из-за их спин, и ещё несколько десятков сатков устремились вперёд. Сражение закипело с новой силой.

Некоторым бойцам, сражающимся с клотами, удалось зайти к ним с тыла. Один за другим они выхватывали свои бомбы и вонзали их рядом с уязвимыми местами гигантов. А затем сразу же бросались врассыпную.

Птунис, затаив дыхание, следил за действиями смельчаков.

«Десять, девять, восемь, семь, шесть…»

Первой взорвалась бомба, прикреплённая к хвостовому плавнику одного из клотов. Огромный кусок плоти отшвырнуло в сторону. Рана была чудовищной. Клот забился в судорогах. Одна за другой взрывались следующие бомбы, которые удалось закрепить на телах клотов. Клот, раненный первым, вдруг перестал извиваться и, набирая скорость, вновь ринулся на обидчиков.

Как показывал боевой опыт колонистов, когда сатк бывал ранен, филии теряли над ним свой контроль, и обычно хищники покидали поле сражения. Клоты же так не поступали. Они стремились отомстить своим обидчикам. И это было плохо.

Стрелки стали осыпать его взрывающимися стрелами. Одна из них попала чудовищу в глаз. Клот замедлил движение и завертел головой. В это время какой-то смельчак подобрался к чудовищу почти вплотную и с расстояния нескольких метров разрядил пневматик прямо во второй глаз. Чудовище завертелось на месте, а затем развернулось и устремилось прочь.

Птунис перевёл дыхание. Всё-таки с ними можно было бороться, можно было обращать в бегство даже таких монстров. И это внушало оптимизм. Птунис перевёл взгляд на основную массу войска, сражающуюся впереди.

Подкрепление, состоящее из сатков, мало чем помогло филиям. Им удалось немногое. Несколько колонистов были ранены, двое убиты, но остальные поливали хищников кинжальным огнём, заставляя их держаться от людей подальше. Однако передняя линия колонистов была отодвинута назад, и филии оказались вне убойной дальности ружей. Пора было вводить резерв.

«Ну что ж, — подумал Птунис, — филии сделали свой ход, теперь очередь за мной. Седонис, начинай!»

Почти сразу же после этого люди Седониса с двух сторон ударили по филиям. Те заметались в панике. Птунис довольно улыбнулся.

Рыбы, конечно же, контролировали все территории вокруг колонии. Но даже они не могли знать про запасной выход, который до этого на памяти Птуниса ещё ни разу не использовался.

Как только началось сражение, все силы рыб были стянуты к единственному, как они считали, выходу из Ружаш. А в это время Седонис со своим отрядом осторожно выходил через небольшую дверь, расположенную на территории Кормушки.

Лаз был аварийный, очень узкий, через него мог протиснуться лишь человек. Ну и, возможно, небольшая филия. Больше никто бы через него не пролез. Таким образом, засадный отряд Седониса смог подкрасться к филиям незамеченным и ударить в нужный момент.

Филии гибли одна за другой, выкашиваемые ружьями людей Седониса. Многие сатки стали поворачивать назад и выходить из боя. Птунис торжествовал. Как вдруг всё переменилось.

Сначала он услышал коллективный вопль отчаяния, изданный убиваемыми филиями. А затем сверху на них обрушился ещё один резерв. Но на этот раз это были не люди.

«Проклятые рыбы! — выругался Птунис. — Какие хитрецы! Против одного моего они оставили в резерве два засадных отряда. И у кого только научились?!»

Новые десятки сатков и четыре клота вступили в битву. Люди уже не могли сдержать такое количество противников, и общее сражение разбилось на множество отдельных схваток. Всё закрутилось в вихре боя.

Какой-то колонист одну за другой всаживал очереди в тушу сатка. Тот явно был при последнем издыхании.

«Побереги патроны!» — послал ему мысль Птунис. Но они человеку уже не понадобились. Налетевший на него сзади другой сатк перекусил его пополам. Чтобы через секунду быть расстрелянным товарищами убитого.

Птунис прикусил губу. Он уже собирался сам вступить в битву, как вдруг… Пятёрка сатков вынырнула будто из ниоткуда. Двое охранников Птуниса погибли на месте. Птунис выхватил ружьё, как внезапно его словно хлестнуло чужим посылом: «Берегись!»

«Спасибо, Зуб!» — успел подумать Птунис, разворачиваясь и вытягивая вперёд руку с ружьём.

В паре метров от себя он увидел оскаленную пасть хищника. И она неслась прямо на него. Лишь один раз успел он нажать на спусковой крючок, а затем сатк налетел на него.

Защищаясь от огромных острых зубов, Птунис поднял ружьё вертикально и ударил им прямо по раскрытой пасти. Его отбросило в сторону и завертело как щепку. Придя в себя и вновь обретя равновесие, Птунис обнаружил, что ружья у него нет, подстреленный им сатк, постепенно сбавляя скорость, плывёт дальше, а к нему направляются ещё два хищника.

Птунис мгновенно выхватил пневматик и выставил его в сторону приближающихся убийц. Движения сатков замедлились. Птунис не думал, что сатки настолько разумны, что способны отличить пневматик от ружья, которого они, конечно, очень боялись. Но, возможно, хищники просто хотели поиграть с будущей жертвой. Внезапно сатки разделились и стали заходить к Птунису с противоположных сторон.

Птунис похолодел. Он завертел головой, ожидая помощи, но никто прийти к нему на помощь не мог. Те из охранников, кто остался в живых, отчаянно сражались за свою жизнь. Зуб, крутившийся как угорь, пытался прорваться к хозяину, но того ловко отсекал от Птуниса здоровенный сатк, не давая приблизиться ни на дюйм.

Вскоре Птунис уже сам так крутился, стараясь держать в поле зрения обоих подбиравшихся к нему сатков. И тут он заметил клота. Тот опустился сверху и направлялся к нему так целеустремлённо, что усомниться, кто является его целью, было невозможно. Чуть раньше Птунису это показалось бы очень подозрительным, ведь не могут такие силы бросаться против простого колониста. Здесь явно были видны руки, а точнее плавники, его старых знакомых кукловодов. Скорее всего, его каким-то образом вычислили филии. И решили, что кому-то пришла пора умереть. Но в данный момент ему было не до размышлений.

«Ну вот, — почти с облегчением подумал Птунис, — теперь, наверное, можно и расслабиться. Потому что это всё, и жить мне осталось…»

Чья-то маленькая фигурка метнулась клоту наперерез. Спустя мгновение, Птунис даже понял чья. Все женщины любили выделяться и красить гидрокостюмы в различные цвета. Но только у костюма его любимой был такой приятный бело-голубой цвет.

Клот, заметив прямо перед собой помеху, стал раскрывать свою пасть. В ту же секунду Дарица метнула туда бомбу, которую она уже держала в руке. Бомба, медленно переворачиваясь в воде, полетела внутрь чудовища. А Дарица выхватила ружьё и, когда бомба оказалась за частоколом зубов, выстрелила прямо в её боевую часть.

Взрывной волной Дарицу отбросило назад. Клот, лишившийся некоторых зубов и небольшой части челюсти, в ярости замотал головой. Откуда-то сверху опустились два колониста, оказавшихся прямо над клотом. Они достали свои пневматики и стали аккуратно, по очереди, всаживать взрывающиеся стрелы рядом со спинным плавником чудовища, раз за разом отрывая куски от его тела. Видимо, клоту это не понравилось, потому что он резко развернулся и бросился наутёк. Колонисты поспешно заработали ластами, направляясь на помощь Птунису, а оба сатка ринулись на него. Птунис выстрелил из пневматика прямо в морду ближайшего и, одновременно выхватив правой рукой нож, а левой — острогу, стал ждать приближения врага.

Неожиданные спасители стали на ходу стрелять из ружей в раненого сатка. Тело того задёргалось и стало разворачиваться в воде. Скорее всего, он уже был мёртв. Птунис с облегчением развернулся ко второму врагу и… с ужасом заметил, что он ошибся. Второй сатк нападал не на него! Вовсе не на него! Он наметил себе более лёгкую добычу и сейчас стремительно приближался к Дарице, которая только пыталась прийти в себя после действия ударной волны и не видела летящего на неё сатка.

«Дарица, сзади!» — изо всех сил завопил Птунис.

Девушка дёрнулась, но, слава богу, развернулась мгновенно. Она вытянула в направлении сатка ружьё и нажала на спуск… Выстрела не последовало. Пули, маленькие спасительные капсулы, которые должны были разорвать плоть хищника, отбросить его в сторону или заставить убраться восвояси, не полетели вперёд, не разорвали мышцы сатка и не раздробили его кости. Птунис не знал, почему. Была ли это осечка, или в обойме закончились патроны. Ему это было безразлично.

Время как будто стало тягучим и липким. Он продолжал что-то кричать, с ужасом понимая, что всё это уже бесполезно, потому что чудовище медленно, но неотвратимо приближалось к его жене.

Когда до Дарицы оставалось совсем немного, сатк, словно нехотя, разинул пасть. Дарица попыталась отпрянуть в сторону, защищаясь ружьём, но не успела. Сатк ударил её и отшвырнул в сторону. Дарица отлетела в сторону и застыла. Вода вокруг неё стала быстро темнеть.

Сатк сделал новый заход и попытался вновь вонзить зубы в беспомощное тело, но тут сбоку на него налетел Зуб. Его челюсти разорвали сатку плавник, и тот развернулся к новому противнику.

Птуниса не интересовало, чем закончится эта схватка. Его больше ничто не интересовало, кроме его любимой. Он подплыл к Дарице, взял её на руки и поплыл в сторону колонии. Надо было торопиться. Ведь её ещё можно спасти. В колонии есть Кулис. Он почти кудесник. И есть чудесные водоросли. Кулис обязательно спасёт Дарицу. Нужно только успеть.

Птунис не знал, сколько прошло времени, когда кто-то с силой рванул его за плечо. Он обернулся.

Это был Алманис. Даже сквозь стекло маски его глаза сверкали так яростно, что Птунис с лёгкостью прочитал его мысли:

«Ты не можешь уйти Птунис! Ты не можешь уйти сейчас, да и вообще не можешь уйти! Теперь уже никогда! Ты нужен там. Возвращайся, Дарицу отнесут в лазарет без тебя. Там ты ей не нужен, а здесь без тебя мы не сможем обойтись. Возвращайся, Птунис».

Он хотел сказать Алманису, что ему плевать, что ему глубоко плевать на всё сейчас, кроме только вот этой женщины, истекающей кровью у него на руках. Но руки его, как будто помимо воли, разжались и передали драгоценную ношу другим.

Двое колонистов, осторожно загребая ластами, направились в сторону колонии. Птунис проводил их взглядом, а затем развернулся и поплыл обратно.

Алманис осторожно сжал ему плечо рукой и поплыл рядом.

Вскоре Птунис был на месте своей старой дислокации. Он оглядел поле битвы и послал мысль Седонису: «Что там у вас?»

«Мы убили всех рыб, — тревожно откликнулся тот, — но я ощущаю сильное давление на мозг. Похоже, к ним идёт подмога, и нешуточная».

«Немедленно отходи, — приказал Птунис. — Со всеми мерами предосторожности. По дороге уничтожай всех рыб, что только попадутся. Как только соединишься с основным войском, начнём планомерный отход».

«Понял», — ответил Седонис.

Вскоре его отряд ударил в спину оставшимся в живых саткам, которые ещё пытались сражаться. Все они были уничтожены.

«Как у тебя с патронами?» — спросил Птунис находящегося рядом Алманиса.

«Перед встречей с тобой закончились».

«Значит, и у остальных то же самое, — резюмировал Птунис. — Седонис сообщает, что к рыбам идёт помощь. С одними пневматиками нам не выстоять. Надо отходить. Пошли своих людей подобрать оружие. Пока войско построится, у тебя будет время. Так что поторопись».

Алманис мгновенно испарился. Отряд Седониса присоединился к остальным, и командиры выстраивали армию в боевые порядки, соответствующие отходу. Птунис осмотрелся. Два клота были мертвы. Их туши не заметить было просто невозможно. Ещё двое парили в отдалении, не рискуя приближаться. Остальные, скорее всего, были ранены и покинули поле боя.

В пределах видимости появился новый отряд рыб. Там были лишь филии и сатки, но их были сотни. Они остановились в нерешительности, очевидно рассматривая место только что закончившегося сражения.

«Давайте, давайте, смотрите! — злорадно подумал Птунис, посылая мысль навстречу филиям. — Вся ваша армия, вся, что шевелила плавниками ещё утром, повторяю, вся она лежит здесь! Надеюсь, это заставит вас задуматься, а стоит ли вообще эта война таких жертв! Если вы, конечно, не просто тупые куски плоти. Ах, как бы я хотел, чтобы это было именно так!»

Да, сражение закончилось для рыб полной катастрофой. Весь их передовой отряд, кроме клотов, был полностью уничтожен. Это можно было бы назвать победой людей, если бы… если бы не потери. Потери…

Птунис стиснул зубы и подал знак, показывая войску, что можно отступать. Армия начала отход к колонии. Рыбы не преследовали их. Они оставались в таком же положении до тех пор, пока последний колонист не исчез за стенами Ружаш.

 

29

Птунис сидел в своей комнате и тупо глядел на стену. Уже третий день. Всех, кто заходил к нему, он отсылал одной короткой фразой: «Не сейчас».

Иногда ему хотелось выть. С такой силой, чтобы вены вздулись и полопались от напряжения. Чтобы сердце остановилось, наконец, или хотя бы не болело так сильно.

Иногда ему хотелось биться головой об стену. Расколотить её всю, чтобы упасть и больше ничего не чувствовать. Ничего…

Но он не мог себе этого позволить. Потому что рядом сидела Зорица. Её дочь… Их общая дочь. И хотя глаза у неё постоянно были мокрыми, она ещё ни разу не заплакала. И Птунис держался. Ради неё.

Возле их двери все эти дни совсем не было шума. Хотя колонисты бурно праздновали победу, они понимали состояние своего командира, и мимо его двери проскальзывали тихо, как мыши.

Внезапно дверь распахнулась. Не глядя на вошедшего, Птунис процедил:

— Не сейчас.

— Сейчас! — отрезал кто-то, и Птунис поднял на него глаза. Это был Герфис. — Хватит уже, Птунис, — сурово сказал его друг, стараясь, чтобы в его глазах не было заметно ни капли жалости. Это бы всё испортило. — Пора тебе выходить наружу.

— Я выйду, — медленно ответил Птунис. — Потом.

— Ты выйдешь сейчас, — повысил голос механик. — Мы дали тебе три дня, чтобы ты побыл наедине со своим горем. Больше мы тебе дать не можем. Ты нужен нам снаружи, а не здесь.

— То же самое мне говорил и Алманис. То же самое. Я нужен вам там, а не здесь. Я всем почему-то нужен. Да кому я нужен, — чуть не закричал он, и Зорица вздрогнула от неожиданности, — если не смог спасти даже свою любимую женщину! — Его голос внезапно ослаб. — Она дважды спасала меня: первый раз в кабинете Питриса, а второй — там, в океане. А я… — Птунис развёл руками, голос его задрожал.

— Я не узнаю тебя, — прогремел Герфис. — Хватит себя уже жалеть, наконец!

— Себя? — изумился Птунис.

— А кого же ещё? Дарице уже всё безразлично, и если там, — он указала пальцем вниз, — куда она отправилась, есть другая жизнь, как верили наши предки, то ей даже хорошо. Не надо ни о чём беспокоиться, не надо сражаться, не надо выживать!

Герфис тяжело опустился на стул рядом с Птунисом.

— Ты что, думаешь, ты один такой? — спросил он. — Нет, таких, как ты, уже сотня. Мужчин и женщин Ружаш. И они все держатся. Ради всех. Ради общего блага колонии. Я знаю, — медленно произнёс он, — что такое потерять любимого человека. Это невозможно описать. Но жить дальше надо. И бороться тоже. Ты начал нашу борьбу, и ты теперь не вправе от неё отказываться, не вправе бросать нас. Ты знаешь, у нас мало времени, и мы не можем тратить его понапрасну. Пора заканчивать скорбеть, Птунис, пора. И знаешь, — глаза Герфиса вдруг стали влажными, и он положил руку на плечо другу, — мы все скорбим вместе с тобой. — Он посмотрел на Зорицу: — Вместе с вами.

И тогда Птунис опустил голову вниз и заплакал. Впервые в жизни. А его дочь подошла к нему и тоже положила руку ему на плечо.

— Не надо, папа, не плачь. Мама бы не хотела, чтобы ты так делал. — Она вытерла рукой глаза и добавила: — Ничего, мы отомстим рыбам. Мы сделаем много оружия и найдём их, где бы они ни прятались. И тогда мы их убьём. — Глаза её сверкнули: — Всех!

 

30

Рыбы не ушли. Несмотря на поражение, которое нанесли им люди в последней битве, они остались у ворот Ружаш и по-прежнему блокировали колонию. Чтобы пополнить запасы продовольствия, колонисты выходили теперь охотиться большими группами, вооружённые до зубов всеми видами оружия. Но еды всё равно не хватало. Заргис уже приказал урезать пайки и предупредил Птуниса, что в скором времени, если ничего не изменится, сделает это ещё раз.

Птунис понимал, что в стратегическом плане они ничего не добились. А значит, победы как таковой по-настоящему не было.

После последнего сражения состав армии вновь омолодился. Во многих отрядах уже были ребята шестнадцати-семнадцати лет, а начиная с четырнадцати, всех поголовно готовили к предстоящим боям.

Птунису пришлось выдержать своё домашнее сражение с Зорицей. Которая потребовала, чтобы её зачислили в армию, и непременно в то же подразделение бомбистов, где воевала её мать. Пришлось прибегнуть к уговорам Герфиса и Норши, которые еле-еле убедили девочку повременить немного.

Птунис после жаловался Герфису, что Зорица его почти не слушает. Очевидно, после того как девочка видела его слёзы, авторитет Птуниса в её глазах сильно упал. Герфис мрачно шутил в ответ, что если дела так пойдут и дальше, то Зорица вскоре по праву сможет участвовать в битвах — уж очень большие потери понесли люди.

После очередного сеанса связи с родной колонией Алманиса старейшины Лонжаш ужаснулись, узнав о том, что численность волонтёров из Лонжаш сократилась на треть. Глава Совета Нисис потребовал возвращения добровольцев домой. Алманис отказался это сделать, но было видно, как сильно его мучает эта размолвка с родной колонией. Птунис предложил ему послушать главу Лонжаш и покинуть колонию, но Алманис лишь сверкнул глазами и сказал:

— Рано! Не со всеми рыбами мы ещё рассчитались!

Откровенно говоря, Птунис был рад этому. Несмотря на неуравновешенность характера, Алманис был храбр и умён, а его люди доблестно сражались.

Через несколько дней после битвы Птунис случайно столкнулся с Пронисом. Тот ожёг его таким взглядом, что сразу стало понятно: застарелая ненависть никуда не делась, она просто спряталась и тлела в глубине души бывшего стражника. Кроме того, подумал Птунис, возможно, Пронис считает его виновным в гибели Дарицы. Подумал о ней, и сердце сразу же сжалось от свежей боли. Он сразу же забыл о Пронисе, и, как оказалось, зря.

Но были и приятные известия. В Ружаш прибыла группа колонистов из Бараж. Гостей встретили по высшему разряду. Когда же хозяева спросили, как прибывшим удалось избежать отрядов рыб, те продемонстрировали им один хитрый прибор. Изобретатели из Бараж назвали его эхолотом. Он был переносным и позволял находить и классифицировать все неподвижные и движущиеся объекты, находящиеся в изучаемом направлении, а также определять расстояние до этих объектов.

У хозяев даже руки затряслись от зависти. Когда же они с горящими глазами спросили, а не могут ли гости поделиться секретом этого изобретения, баражцы рассмеялись:

— Затем и прибыли, — сообщили они.

На радостях хозяева рассказали о своих последних изобретениях в области вооружения. Баражцы были в восторге.

— Мы хоть и не собираемся пока воевать, слишком уж малочисленна наша колония, — попытались оправдаться они, — но это оружие нам пригодится.

— Не сомневаюсь, — отвечал им Птунис.

Вскоре гости покинули колонию. Но пять человек не пожелали возвращаться и примкнули к добровольцам Алманиса.

В скором времени Герфис изготовил несколько эхолотов. Охота и промысел рыбы после этого пошли намного легче. Заргис вздохнул с облегчением и чуть поднял ежедневную норму еды, пообещав, что если всё так хорошо будет и впредь, то вскоре он вернётся к первоначальным пайкам.

Кроме того, Птунис организовал диверсионные группы, которые выходили в океан и с помощью прибора обнаруживали одиночных рыб, к которым подкрадывались и убивали их. Для нападения годились также небольшие отряды, в которых было не более двух сатков. Если присутствовал клот, на такую группу, естественно, никто не нападал. Рыбы нервничали, меняли место расположения своих дозоров, увеличивали их численность, но продолжали нести потери. Птунис надеялся, что такая изматывающая тактика когда-нибудь принесёт свои плоды.

Иногда он сам выходил в поиск вместе с такими группами, утоляя свою жажду мести. Его способности служили диверсантам не хуже эхолота.

Однажды вечером он пришёл к Герфису и бросил перед ним папку с бумагами и чертежами.

— Знаешь, что это? — спросил он.

Герфис взял бумаги, просмотрел их и с удивлением посмотрел на Птуниса.

— Да, — ответил механик. — Ракеты.

— Нам нужны такие же, — произнёс Птунис, устраиваясь на стуле напротив Герфиса. — Или подобные.

Герфис вздохнул:

— Я, конечно, очень ценю твою сообразительность и остальные качества и был просто в восхищении, когда ты придумал, как заставить нас с Заргисом изобрести бомбы, но тут совсем другая история.

— Какая же? — поинтересовался Птунис.

— Во-первых, для запуска ракет необходимо особое топливо, которого у нас нет и состав которого мы не знаем. Во-вторых, ракет, действующих под водой, вообще не было. Были эти, как их, торпеды, но их использовали против крупных целей, наподобие кораблей, а не против живой силы противника. Я думаю, этого вполне достаточно, хотя я могу называть ещё и другие причины.

— Тогда прочти вот это, — Птунис вытащил из папки какую-то бумагу и протянул её Герфису. Механик прочитал и с изумлением уставился на Птуниса.

— Проклятие! — вскричал он. — Так, значит, подводные ракеты всё же были!

— И изобрели их незадолго до Катастрофы, — кивнул Птунис. — Предки использовали их в последних войнах между собой, и состояли они, в основном, на вооружении диверсионных отрядов. Таких, к примеру, как наши.

Птунис наклонился вплотную к другу.

— Давай, Герфис, — сказал он. — Нам нужны эти подводные ракеты. Мы должны победить. Причём в ближайшее время. Потому что оно пока работает на рыб. Население колонии сокращается за счёт убитых воинов, а дети растут слишком медленно. Количество добровольцев пока не может нас удовлетворить. Оно слишком мало, чтобы сыграть решающую роль. Заргис подсчитал, что, если мы даже уйдём в глухую оборону и будем выходить из колонии лишь для того, чтобы поохотиться, как сейчас, прироста населения вряд ли можно будет ожидать. Ведь люди всё равно будут гибнуть. А значит, мы всё равно будем обречены. Потому что застой ведёт к деградации. Только не говори мне о том, что ты это уже где-то слышал.

— Ты слишком много общаешься с главой Совета, — проворчал механик. — Нахватался от него всяких умных слов.

— И ещё я много читаю, — парировал Птунис. — Поэтому знаю значение слова «сарказм». Хотя, — он улыбнулся, — я уверен, что за свою жизнь ты прочитал гораздо больше меня.

— Ладно, — сдался Герфис. — Я согласен подумать над этим. Но я всё равно ничего не смогу сделать без топлива. Надо озадачить этим Заргиса. Возможно, подойдёт топливо, которое он готовит для моего аппарата.

— Я недавно был у Заргиса и поставил перед ним вопрос об изобретении ракетного топлива. Он уже над этим работает.

Герфис, прищурившись, посмотрел на него:

— Выходит, не зря я всё-таки вытащил тебя тогда из депрессии, а?

— Не зря, — слабо улыбнулся Птунис.

Выйдя от Герфиса, Птунис вдруг вспомнил, что он так и не задал своему кулу те вопросы, на которые его натолкнула Дарица перед последней битвой.

Дарица. Сердце ещё ныло, когда он вспоминал о ней, но уже не так сильно. И он знал, что со временем пройдёт и эта боль. Всё всегда проходит. Без этого нельзя. Иначе просто невозможно было бы существовать.

Думая об этом, Птунис свернул к загону. Подойдя к бассейну, он начал быстро раздеваться. К нему подошёл Горкис.

— Поохотиться собрался? — спросил смотритель и подмигнул.

— Нет, — честно ответил Птунис. — Просто надо поговорить с Зубом.

— А-а-а! — понимающе и слегка грустно протянул Горкис.

Известие о том, что кулы, как и филии, обладают разумом, смотрителя загона поначалу шокировало. Но постепенно он привык к этому. А после того, как ему сказали, что кулы знают об испытаниях оружия, которые проводят люди над их сородичами, и крайне возмущены этим, Горкис и вовсе переменился. Он стал чрезвычайно уважительно относиться к кулам, давал им имена и часто разговаривал с ними. Хотя, по мнению посмеивавшихся над Горкисом колонистов, кулы на это никак не реагировали.

Птунис спрыгнул в воду, подплыл к клетке и открыл замок. Зуб выплыл наружу, и они неспешно двинулись вдоль загона.

«Тебе стало лучше, — мысленно произнёс Зуб. — Забываешь подругу?»

Птунис ответил не сразу.

«Да, понемногу, — наконец признался он. — Как ты заметил?»

«Чувствую», — не стал вдаваться в подробности кул.

«Спасибо за сочувствие».

«Это не сочувствие, — с едва заметным удивлением отозвался хищник. — Это можно назвать уважением к твоему горю. Хотя кулам это и непонятно. У нас такого быть не может».

«Почему?»

«Кулы — воины. Они живут для того, чтобы сражаться и умирать. Некоторые из вас тоже. Поэтому мы и плаваем вместе с вами в океане. С теми, кто близок нам по духу. Поэтому у кулов нет постоянных союзов между самцом и самкой. Нам это не нужно. И нет сочувствия. Только уважение».

Они помолчали.

«Я хотел задать тебе несколько вопросов, — подумал Птунис. — О наших врагах, филиях. Моя подруга говорила мне, что вы должны много чего знать о них».

«Спрашивай».

Когда Птунис вылез из бассейна, его уже ждал Горкис.

— Ну как, поговорили? — поинтересовался он.

— Да, — кивнул Птунис.

— А мне вот не удаётся, — пригорюнился смотритель. — Мои что-то со мной не желают разговаривать. Всё я один говорю.

— Горкис, — мягко произнёс Птунис, — ты же знаешь, что на самом деле кулы говорить не могут. Только я могу общаться с Зубом, и то лишь благодаря моим способностям.

— Так-то оно так, — согласился Горкис. — Но уж больно хотелось бы мне поговорить с кулом. Хотя бы с каким-нибудь. На самом деле узнать, о чём они думают и чего хотят. — Он вздохнул: — Ну ладно, пойду я, а то у меня ещё четвёртый сектор некормленый.

Глядя на его сутулую удаляющуюся фигуру, Птунис подумал, что, в принципе, это можно было бы как-нибудь устроить. Если, конечно, Заргис даст согласие на перемещение прибора покойного Питриса за пределы его кабинета.

«Надо идти к Заргису», — подумал он.

Едва завернув за угол, он нос к носу столкнулся с Борицей.

— Ой! — воскликнула девушка, потирая ушибленный лоб. Затем посмотрела на Птуниса, с кислой миной чесавшего подбородок, и рассмеялась. Птунис улыбнулся. Внезапно улыбка исчезла с её лица, и она виновато сказала: — Извини, — и, осторожно взяв его за руку, произнесла: — Мы с тобой давно не виделись. Сочувствую твоему горю. — А затем, глядя куда-то в сторону, добавила: — Дарица была моей подругой.

Птунис кивнул. Они помолчали, а затем Борица сказала, по-прежнему не глядя на него:

— Ну ладно, пока. Увидимся ещё. — И на прощание: — Передавай привет Зубу!

Птунис усмехнулся. Он проводил взглядом стройную фигуру девушки, и на душе у него отчего-то вдруг стало тепло. Птунис широко улыбнулся и направился в сторону кабинета главы Совета Ружаш.

— Итак, что мы знаем о филиях, — подытожил Заргис после того, как Птунис рассказал ему всё, что узнал от Зуба, и сразу же признался: — Честно говоря, немного. Продолжительность их жизни составляет лет двадцать — тридцать. Так как филии разумны, то живут они сплочённо, то есть коллективом, так же как и мы. Проживают в океане отдельными родами или семьями. Вот тут загвоздка — кулы не умеют считать и не знают, какое количество филий входит в «нашу» семью, то есть ту, что контролирует территорию Ружаш.

— И не только Ружаш, — вклинился в рассуждения главы Совета Птунис. — Из слов, вернее мыслей, Зуба, — поправился он, — вытекает, что «наша», как вы выразились, семья контролирует территории, на которых находятся все пятнадцать колоний. И если бы все колонии начали военные действия одновременно, то филий просто не хватило бы, чтобы сражаться на всех фронтах сразу.

— Угу, — кивнул Заргис. — Единственная загвоздка в том, что, даже передай мы эти сведения в другие колонии, склонить их к немедленному началу войны не удастся. Одна, ну две от силы поддержат нас, а остальные всё разно будут выжидать. Кроме того, остаётся невыясненным главный вопрос: каково точное количество филий в «нашей» семье.

— Я думал над этим, — осторожно сказал Птунис. — Зуб мыслит такими категориями и образами, которые мне даже своими словами пересказать тяжело. Но мне кажется, что количество «наших» филий достигает восьми — десяти тысяч особей.

— Сколько примерно погибло в боях с нами?

Птунис прикинул в уме цифру.

— Думаю, — протянул он, — в пределах пятисот.

— Значит, если ты прав, — произнёс Заргис, — то в процентном отношении они несут примерно такие же потери, как и мы. Может, чуть больше. Но мы не знаем, какие у филий сложились отношения между родами. Однако рискну предположить, что если даже они не самые тёплые, то в случае возможного поражения «нашей» семьи другие семьи поспешат объединиться против нас, чтобы не дать возможности победить другому биологическому виду — то есть нам, людям. И это оптимизма не прибавляет.

Некоторое время они молчали.

— А может, и не объединятся, — вдруг заговорил Птунис. — Вы же сами сказали, что мы этого точно не знаем.

— Но мы не можем отбрасывать эту версию, очень уж она вероятна.

Птунис вскочил со стула и заходил по комнате.

— Значит, нам нужно какое-то неоспоримое преимущество перед ними, которое позволило бы закончить войну в нашу пользу, — сказал он.

— Ракетное оружие или приборы для быстроплавания, — кивнул Заргис.

— А лучше и то и другое, — отозвался Птунис. — А ещё приборы для связи, чтобы уж совсем хорошо было.

Заргис усмехнулся.

— Я работаю над топливом, — сказал он. — Это очень интересная задача, хотя и сложная, не скрою. Кстати, я модернизировал состав взрывчатого вещества в наших стрелах и надеюсь, что в руках они теперь взрываться не будут. Но нужны испытания. И что нам в связи с этим теперь делать, когда кулы практически объявили нам ультиматум?

Настала очередь ухмыляться Птунису.

— Готовьте ваши стрелы, профессор, — сказал он, — а остальное я беру на себя. Будет вам кандидат для испытаний.

Заргис внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал.

— Ну что ж, я всецело доверяю вам в этом вопросе. Кстати, вы заметили, как сильно изменились наши взаимоотношения с филиями в последнее время?

Птунис кивнул.

— Люди почти перестали бояться их, — произнёс он, — а филии — наоборот. Теперь они боятся нас. Когда Седонис атаковал их из засады, они почти не сопротивлялись.

— Но это и внушает опасения, — назидательно поднял палец Заргис. — Значит, они пойдут на всё, чтобы уничтожить нас. Или хотя бы просто победить в этой войне.

— Так же, как и мы, — отозвался Птунис. — Кстати, я не говорил вам, как кулы узнали о том, что мы испытываем на их сородичах новое оружие, нет? Так вот, им сообщили об этом филии. В предпоследнем сражении. Прямо во время битвы.

— Вот хитрые бестии, — покачал головой Заргис. — Они пытались вбить клин между нами и нашими единственными союзниками. И им это почти удалось.

— Да, — сказал Птунис, — вы правы, они действительно готовы пойти на всё. Ладно, — произнёс он после паузы, — мне пора идти, но на прощание один маленький вопрос: могли бы вы одолжить прибор Питриса смотрителю загона Горкису? В последнее время он так переживает из-за того, что не может разговаривать с кулами.

Заргис засмеялся:

— Да, я часто слышал от колонистов, как он пытается установить с ними контакт. Ну что ж, можешь забирать прибор, не жалко. У меня другой такой есть.

У Птуниса глаза полезли на лоб. Заргис выглядел весьма довольным собой.

— Твой Балтис, кстати очень способный парень, разобрался с принципом его действия и соорудил мне подобный. Теперь у нас два таких прибора. Немного подумав, я издал приказ, запрещающий Балтису выход в океан без особой на то нужды. Здесь он нам будет гораздо полезнее. Тем более он не особо и возражал — работа целиком захватила его. Кроме того, парень понимает, что прибор этот гораздо важнее, чем присутствие в войске ещё одного человека. Так что, когда надо, придёшь и заберёшь прибор. Но, — Заргис строго посмотрел на Птуниса, — этот прибор может стать серьёзным оружием, если попадёт не в те руки. Да ты и сам об этом знаешь. Поэтому он всегда должен быть у Горкиса под замком в его каморке. Предупреди его об этом.

Птунис кивнул:

— Договорились.

Он вышел от главы Совета и направился к себе. Надо подготовиться к ночной охоте. Мишенью, как всегда, станет одиночная филия. Но на этот раз он не будет убивать её. Рыба нужна ему живой.

 

31

Они вышли после полуночи. Как раз в то время, когда все существа хотят спать. Даже рыбы. Филии спят недалеко от поверхности океана, чтобы иметь возможность время от времени выныривать для глотка воздуха.

Птунис знал, что филии не могут проводить всё время под водой. Так как на самом деле они не рыбы, у них не жабры, а лёгкие, и, следовательно, им периодически необходимо всплывать на поверхность. Но ни один колонист не знал, на какое время могут задерживать дыхание филии. Ни один, потому что раньше этим никто и не интересовался.

Интересно, задумался Птунис, можно ли это каким-то образом использовать? Если и можно, вздохнул он, то всё равно надо знать срок их максимального пребывания под водой. Ладно, люди всё равно об этом узнают. Боязнь перед филиями прошла, и человеческая любознательность в скором времени позволит им многое узнать из того, что раньше было для них тайной.

Они с Зубом осторожно обогнули посты филий и отправились дальше в океан, на охоту. Птунис, сосредоточившись, внимательно прощупывал окрестности. Ему не нужен был эхолот. Свой эхолот был у него в голове, и действовал он не хуже. Одновременно с этим он думал о том, что бы ещё можно было противопоставить клотам. Или кого.

Он знал, что в дальних уголках океана живут гигантские кулы, — Зуб как-то рассказывал ему об этом. В основном, они питаются планктоном и мелкой рыбёшкой и по своей натуре очень мирные, так что заставить их воевать было бы просто невозможно. Но Зуб также говорил, что существуют и хищники подобных размеров. Вот они бы могли составить конкуренцию клотам, тем более что те, по словам Зуба, этих гигантских кулов ужасно боятся. Но, к сожалению, встречаются эти хищники чрезвычайно редко и живут далеко от здешних мест.

Птунис вздохнул с разочарованием.

«О чём ты думаешь? — внезапно спросил Зуб. — Мне кажется, что обо мне».

Птунис в который раз удивился способности кула определять такие нюансы. Кула, которого многие колонисты считали раньше животным тупым и толстокожим.

Он охотно поделился с Зубом своими мыслями. Зуб ничего не ответил ему. Прошло довольно много времени, Птунис уже совсем позабыл об этом разговоре, как кул внезапно заговорил.

«Кроме гигантских кулов есть ещё существа, которых боятся клоты».

«А кто они?» — заинтересовался Птунис.

«Разве вы ничего не знаете о самых страшных врагах клотов?»

«А разве у клотов есть враги?» — в свою очередь удивился Птунис.

«Извини, я забыл, что вы многого ещё не знаете. Ты разве не замечал на теле у клотов большие шрамы?»

«Да, но я думал, что это следы их схваток между собой».

«Нет. Эти отметины оставляют им их злейшие враги — калары».

«Калары? — удивился Птунис. — Я знаю, кто такие калары. Маленьких мы употребляем в пищу, а больших избегаем, потому что калар способен убить человека. Но чтобы он мог справиться с клотом…»

«Значит, вы ничего не знаете о гигантских каларах. Они огромны. Сопоставимы по размерам с клотом и равны ему по силе. И часто оказываются победителями в схватках один на один. А ведь, кроме них, есть ещё Кен — Ужас-Из-Глубин».

«Подожди, Зуб, — перебил его Птунис, почти не разобрав его последние мысли, — я, кажется, обнаружил филию».

Рыба, как и предполагал Птунис, спала у поверхности. После того как началась война, они стали засыпать группами, чтобы обезопасить себя от нападения людей. Но эта филия, видать, была очень смелой или думала, что она слишком далеко от колонии, и никто из охотников сюда не доберётся. Так или иначе, спала она одна, как будто и не было никакой войны.

Зуб бесшумно подкрался вплотную к филии. Птунис был рядом, уже держа наготове шприц, который хранился до этого в футляре, прикреплённом к его костюму. В шприце была смесь, которую изготовил Заргис. Смесь была экспериментальной и приготовлялась из экстракта пьянящих водорослей. Она уже была испытана на кулах и показала отличные результаты. После введения данной сыворотки кулы становились пассивны и безразличны абсолютно ко всему. Птунис надеялся, что после введения этой смеси филии, у той будет полностью подавлена мозговая активность, и она не сгложет позвать своих сородичей на помощь. Подплыв на предельное расстояние, Птунис кивнул: «Начинаем».

Кул рванулся вперёд и ударил филию головой в живот. Удар наносился вполсилы, чтобы не убить, а лишь оглушить и дезориентировать врага. Филия забилась в воде. Почти сразу же Зуб вытолкнул её из воды, чтобы та успела вдохнуть, а затем Птунис вонзил в её тело толстую иглу.

Филия забила хвостом, но почти моментально обмякла. Всё вышло даже лучше, чем предполагал Птунис. Практически бесчувственную филию упаковали в грузовую сетку, Птунис накинул петлю шкерта, прикреплённого к сетке, на плавник кула, и они быстро направились в колонию.

Обратно плыли напрямик. Птунис напрягался изо всех сил, прощупывая своим внутренним радаром окрестность, чтобы не нарваться на патруль или какую-либо одиночную рыбу.

Им повезло. До колонии они добрались без приключений. Вскоре Птунис засёк один из многих патрулей, плотным кольцом окружавших Ружаш. Не подплывая к нему близко, Птунис осторожно достал и поджёг специальный заряд, горевший в воде. Колонисты называли такие заряды подводными фитилями. Слава богу, состав их был несложен, и Заргис мог изготовлять фитили в достаточном количестве.

Сонное царство внезапно ожило. Из главных ворот колонии, из руин, расположенных рядом, откуда-то из темноты, появились десятки людей. Стреляя на ходу в направлении патрулей, они ринулись на рыб. И всё это происходило одновременно на небольшом участке. Захваченные врасплох, филии с сатками бросились наутёк.

Удирающие рыбы в панике шарахались от кула, плывущего прямо на них. Рядом с ним, держась за плавник, плыл человек, который в этой же, занятой руке, держал горящий фитиль, а в другой вытянутое вперёд и готовое к бою ружьё.

Прошло не более полминуты, а Птунис уже соединился со своими. Сразу же начался отход обратно в колонию. Не успели опомнившиеся рыбы перестроиться и с подкреплениями вернуться на утраченные позиции, как последние колонисты уже втягивались обратно в шлюзовые ворота Ружаш. Противник так и не понял, что это было, и для чего вообще затевалась эта авантюрная вылазка.

А в загоне уже вовсю веселились люди.

— Ты видел, видел, как они драпали! — смеялся один, держась в воде за живот. — Как будто за ними гналась сотня голодных клотов!

— А я, кажется, в одну филию попал! — хвастался другой. — Нет, точно попал! По-моему, в хвост.

— Ну что там, жива рыба? — стараясь заглушить шум от разговоров, почти выкрикнул Птунис.

— Живёхонька! — поднял большой палец вверх Горкис. — Первый раз вижу филию в загоне! Да, дела! А она меня не обработает? — с опаской спросил он у Птуниса.

— А ты шлем носи! — посоветовал кто-то из колонистов. Остальные рассмеялись.

Засмеялся и Горкис. У всех было приподнятое настроение: надо же, сегодня они взяли в плен живую филию! Это было невероятно, и это стоило десятка их маленьких побед, когда они выходили из колонии и втихую уничтожали одного или нескольких врагов.

Для филии отвели небольшой отгороженный участок на краю загона. Через некоторое время она стала понемногу приходить в себя. Птунис наклонился к рыбе и послал ей чётко направленную мысль.

«Послушай меня. Ты попала к нам. Будешь хорошо себя вести — будешь жить. Попытаешься что-либо предпринять, например, использовать свои возможности, тебе будет плохо. Сделают такой же точно укол, а может, и ещё что похуже. Ты прекрасно понимаешь, как к тебе здесь относятся. То, что тебя не любят, — это ещё очень мягко сказано. Так что давай без неприятностей. Договорились?»

Филия, которая слушала Птуниса, полностью погрузившись в воду, вдруг всплыла, показав на поверхности свою улыбающуюся морду, и кивнула головой. Птунис и находившиеся с ним рядом люди оцепенели.

— Ладно, — произнёс Птунис, стараясь не выказать своего удивления. — Охранять её будет караул по три человека в каждом. Через четыре часа — смена. И насчёт шлемов, это не шутка. Увижу какого-нибудь охранника без него — накажу. Брагис, — обратился он к старому колонисту, — проследи, пожалуйста, за этим.

Тот кивнул. После суда Брагиса полностью оправдали, и теперь он исполнял должность заместителя Радиса, который командовал внутренней охраной колонии.

Птунис потянулся. Он очень устал. Почти всю ночь он был напряжён, как тетива взведённого арбалета, из которого в него когда-то стреляли. А теперь было бы очень неплохо отдохнуть, например поспать несколько часов. Но сделать это ему не удалось.

— Птунис! — крикнул появившийся из ниоткуда Седонис. — Пошли! Там заседание Совета, тебя все ждут!

Птунис вздохнул. Он, наклонив голову, поплёлся за другом и не видел, что в углу загона, загораживаемый колонистами, стоит Пронис. Но Пронис не смотрел на своего заклятого врага. Всё его внимание было сосредоточено на филии.

— Пленная филия! — чуть не подпрыгивал на месте Алманис. — Это потрясающе! Теперь нам не надо убивать диких кулов, и у них не будет больше к нам никаких претензий!

Седонис пробормотал что-то нелестное о кулах, но так, чтобы его никто не слышал.

— Насколько я понял Зуба, — вяло ответил Птунис, — у них уже есть претензии. И они о них никогда не забудут.

— Забудут! — отмахнулся Алманис. — Одно ведь дело делаем, одни враги у нас. Забудут.

— Я хочу сказать о другом, — заявил Герфис. — Ты являешься важнейшим членом колонии. Без тебя вообще бы ничего этого не было. И ты, воспользовавшись своим положением, тихо, никого не предупредив, уходишь из колонии. Один, без всякой поддержки.

— Герфис, — проникновенно спросил Птунис, — скажи, кто, кроме человека с моими способностями, смог бы взять живую филию, а?

— У нас ведь уже есть эхолоты, — напомнил ему механик. — Мне кажется, что с их помощью любой хороший разведчик смог бы обнаружить и подкрасться к филии.

— Да, эхолоты у нас есть. Но с этим прибором всегда отправляется группа из пяти-восьми человек. Кроме того, хочу напомнить, что на меня мозговое излучение филий не действует, и, наткнись на меня случайно одна из них, я бы убрал её по-тихому. А что было бы, столкнись с филией наша группа? Мне кажется, шуму было бы на пол-океана. Потому что одно дело — убить филию и совсем другое — доставить её в колонию живой. Кроме того, ты неправ, что я никого не предупредил. В засаде меня уже ждала полусотня Радиса. Так что, по-моему, я ничем не провинился перед Советом.

Механик сердито засопел.

— Герфис прав в том, что вы должны были поставить Совет в известность, — вдруг вклинился в разговор Заргис. — А вы лишь взяли у меня сыворотку, не сказав даже, как вы её будете применять. Ладно, после, я думаю, мы ещё вернёмся к этому вопросу, потому что ваши аргументы не менее весомы. Кроме того, я убеждён, что в будущем нам ещё понадобятся пленные. Ведь наши оружейники не сидят без дела. И испытания будут ещё не раз. Но я хочу сказать о другом. Мне кажется, что, прежде чем испытать на этой филии новые взрывающиеся стрелы, необходимо допросить её. И заняться этим надо немедленно.

— А кто будет допрашивать? — удивился Седонис.

Все укоризненно посмотрели на него, и он, ударив себя в лоб ладонью, слегка покраснел.

— Понятно, кто, — проворчал Герфис. — Но мне кажется, что даже Птунису она ничего не скажет.

— Ну почему же, — возразил глава Совета. — У нас есть моя сыворотка, подавляющая желания. И есть аппарат Питриса, парализующий волю. Так что, я думаю, скажет.

— Мы что, будем пытать эту… рыбу? — поразился Герфис.

— Мне показалось, — мягко заметил Заргис, — вы чуть было не сказали «эту бедную рыбу».

Герфис что-то проворчал.

— Нет, — продолжал глава Совета, — мы будем её допрашивать. Но таким образом, чтобы она дала нам ответы, причём ответы правдивые. Кстати, насчёт пыток. Не забывайте, что идёт война, и места жалости здесь быть не может. У Птуниса возникли интересные вопросы по поводу численности и ареала филий. У меня тоже есть о чём спросить это… существо. Я также уверен, что каждому из вас интересно будет задать хотя бы один, даже любой вопрос настоящей ЖИВОЙ ФИЛИИ! Ну так что, будем голосовать? Я имею в виду допрос.

Ни одна рука из присутствующих людей не поднялась против.

Ее-ии-юю вяло помахивал хвостом, удерживаясь на поверхности воды. Любопытных у бассейна почти не было, за исключением двух мальчишек, пяливших на него глаза с противоположного края загона и кричавших друг другу:

— Смотри, филия, филия!

Он знал, что так люди называли их, Живущих-В-Океане. Раньше, когда Океан был меньше, люди называли их по-другому. Но тогда всё было другое, не такое, как сейчас.

Сами себя они называли иначе. Часто по-разному. Постоянство было им неинтересно. Но на человеческий язык перевести эти названия было невозможно. Ближе всего подходило выражение Дети Океана. И то весьма приблизительно. Это название более всего нравилось Ее-ии-юю. И сейчас один из Детей был заперт людьми в клетке вместе с его злейшими врагами, которые смотрели на него из-за решёток, и в их глазах он читал лишь одно: смерть!

Случилось то, чего не должно было произойти. То, о чём предупреждали старики и просто более опытные особи, говоря о том, что люди стали сильнее и хитрее. Он попал к врагу. Но даже не это было самым худшим. А то, что его заставили рассказать о том, о чём он знал.

Хорошо ещё, что люди не подозревали, какие надо задавать вопросы. Так что они ничего не узнали ни о Главной Цели, ни об Эксперименте. Всё, что их интересовало, — это численность Детей, место их обитания, их способности и возможность привлечения ими к войне других видов.

Когда ему ввели какой-то препарат, он держался, хотя это было и трудно, и ничего не отвечал Главному Врагу. Но когда тот надел на голову прибор, Ее-ии-юю уже ничего не смог утаить. И отвечал, отвечал, отвечал.

О том, что в их стае осталось девять тысяч особей. О том, что другие стаи кочуют далеко, и каждая находится рядом с человеческой колонией либо с их скоплением. О том, что да, в Океане ещё много колоний людей, и разбросаны они по всей планете. О том, что в случае поражения их стаи другие обязательно придут им на помощь. О том, что да, они воздействует на хищников, которых люди называют сатками и клотами, чтобы те сражались против людей. О том, что они, Дети, обладают телепатическими способностями, которые весьма высоки. И ещё о многом, многом другом.

Когда один из допрашивающих спросил его «почему вы издавна убиваете людей?», он ответил, что они людей не убивали. Среди вопрошающих начался шум. Они с гневом стали кричать на Ее-ии-юю, обвиняя его во всех грехах. Почти во всех головах пылали гнев и ненависть. Но вопроса, которого он страшился, люди так и не задали. Вопроса, которого Ее-ии-юю ждал почти с ужасом, хотя после действия препарата ему стало почти всё безразлично. Вопроса, на который он вынужден был бы дать правдивый ответ, после которого Мир снова перевернулся бы. Додуматься до него было проще простого. Лишь нахлынувшие на людей эмоции не дали им возможности задать его. А ведь формулировался он так просто. Надо было всего лишь спросить…

Внезапно буря новых чувств и эмоций захлестнула его. Ее-ии-юю внимательно вгляделся в противоположный край загона. Там стоял новый посетитель, который и излучал все эти чувства. Ее-ии-юю было не привыкать к этому со стороны людей, хотя он с трудом переносил выплеснутые на него отрицательные эмоции. Разница между этим человеком и другими посетителями загона состояла в том, что гнев и ненависть этого человека не были направлены конкретно на него, а относились… к его же сородичам. То есть к людям.

У Ее-ии-юю внезапно появилось ощущение свалившейся на него из ниоткуда удачи. Соблюдая величайшую осторожность, он погрузился во внутренний мир этого человека, в мир полыхавших чувств и желаний. Поначалу он чуть было не обжёгся, но вовремя ушёл от обжигающего накала страстей, забился в какой-то уголок, всё тщательно изучая и запоминая, а затем принял решение.

Он почти нежно послал мозговой импульс и заметил, как человек испуганно вздрогнул и обернулся. Но затем, не обнаружив никого вокруг себя, человек пристально посмотрел на Ее-ии-юю.

«Да, ты прав, это я, — подумал Живущий-В-Океане, — и тебе не стоит меня бояться».

«Я никого не боюсь», — с вызовом, мыслью на мысль ответил человек.

«И это хорошо, — подумал он, чувствуя, что, невзирая на слова человека, тот потрясён, — потому что именно боязнь и непонимание и породили вражду между нами. А я ведь знаю тебя, — послал он мысль после короткой паузы, давая человеку возможность прийти в себя. — По рассказам Питриса. Ты — Пронис».

Человек чуть не рухнул в воду, и Ее-ии-юю, как его и учили, послал ему импульс участия и любви.

«Да-да, не удивляйся. Питрис нам рассказывал о тебе. Какой ты хороший человек и как все силы отдаёшь ради сохранения порядка и благополучия колонии».

«Но как вы…»

Закончить мысль Пронис не смог, слишком велико было его потрясение.

«Как мы разговаривали с Питрисом? — как можно ласковее спросил Ее-ии-юю. — С помощью изобретённого им же прибора, принцип действия которого подсказали ему мы. Мы давно уже сотрудничали с ним и во многом помогали ему. Жаль, что такой достойный человек так рано ушёл».

«Это всё они, — поймал злобную мысль Ее-ии-юю. — Всё новая власть во главе… во главе с проклятым Птунисом!»

«Мы знаем, — сочувственно покивал Ее-ии-юю. — И знаем, что они обманывают вас, натравливая людей на истинных Детей Океана. Хочешь, я расскажу тебе, как на самом деле обстоят дела, открою истинное положение дел, творящихся в Мире? — Ее-ии-юю сделал небольшую паузу и закончил: — И расскажу, что можно сделать, чтобы исправить зло, нанесённое вашими нынешними руководителями?»

«Да», — облизав губы, мысленно произнёс Пронис.

— Эй, Пронис, — хлопнул его по плечу один из охранников. — Что ты здесь стоишь так долго? Смотри, рыба тебя обработает, и будешь у неё на побегушках.

Он посмотрел на филию, которая застыла возле поверхности и, казалось, спала.

— Еду ей будешь приносить, пелёнки менять! — попытался сострить его товарищ.

Охранники дружно засмеялись над немудрёной шуткой.

— Подожди, — прохрипел Пронис, — дай ещё посмотреть. Никогда ведь живую филию не видел.

— Чаще надо было в море выходить! — бросил охранник и отошёл от Прониса, покрутив пальцем у виска.

Но Пронис ничего этого не замечал. Он полностью погрузился в мир, раскрываемый перед его мысленным взором филией.

Когда он ушёл, Ее-ии-юю позволил себе расслабиться. Дело было сделано, и вся надежда была теперь на этого человека. У Дитя Океана не было ни малейшего чувства сожаления относительно того, что в некоторых местах человеку пришлось солгать. Ради Великой Цели можно было пойти на всё, даже на маленькую ложь. Зато теперь он исправит свою ошибку, которую допустил, позволив себя поймать.

Когда-то Ии-ее-аа, один из их лидеров, говорил ему, что ради Великой, ради Главной Цели можно пойти на всё. Они пошли на войну, хотя никто не хотел этого. Это был тяжёлый шаг, но Дети его сделали. Следующий шаг сделает он, но уже в одиночестве. Это решение далось Ее-ии-юю нелегко, но у него не осталось выбора. Слишком многое люди узнали от него. И поэтому они должны умереть.

 

32

На следующий день Совет вновь собрался в кабинете Заргиса, чтобы обсудить сведения, полученные от филии. Присутствовали, однако, не все.

Герфис сказал, что у него есть более важные дела в мастерской. Все понимали это и не настаивали на его присутствии на Совете. Радис обходил караулы, хотя обещал вскоре подойти. Поэтому начали без него.

Сведений было, действительно, много. И важность их была огромна. Теперь люди знали количество филий в стае, противостоящей им. Знали среднюю продолжительность жизни, которая составляла около тридцати лет. Знали время, в течение которого филии могли обходиться без воздуха, — приблизительно тридцать-сорок минут.

Было и множество других сведений. Например, люди узнали, что рождаемость филий катастрофически упала в последнее время, и они уже не распространены по всему океану, как раньше. Заргис ещё вчера высказал предположение, что, возможно, это как-то связано с тем, что филии стали обладать разумом.

Сначала обсудили версию Алманиса о том, как можно использовать то, что филии не могут долго находиться под водой. Он предложил, основываясь на опыте Птуниса, набрасывать на филий сети с отягощением. Рыба сама не выпутается, а остальные ничем не смогут ей помочь — не плавниками же они будут распутывать сети. Всё очень просто — через сорок минут рыба умирает, кроме того, налицо экономия боеприпасов. Совет признал идею перспективной и поручил отсутствующему Радису заняться этим.

Потом принялись за обсуждение других вопросов. Птунис посмотрел в сторону главы Совета. Обычно очень активный в таких делах Заргис сегодня молчал. Потирая ладонями виски, он хмурился, как будто не мог вспомнить что-то очень важное.

— Что-то случилось? — поинтересовался Птунис.

— Понимаешь, — рассеянно отозвался Заргис, всегда обычно обращавшийся к главнокомандующему на «вы». — Никак не могу сообразить.

— Что именно?

— Вчера во время допроса что-то было такое. Что-то промелькнуло во время ответов филии, какая-то важная деталь. Чрезвычайно важная! Я почувствовал это, но никак не могу вспомнить, что это было. Проклятие! Кажется, что вот-вот я поймаю эту мысль за хвост, но она постоянно от меня ускользает.

— Может, намекнёте, о чём вообще шла тогда речь? — спросил Птунис.

— Если бы я помнил! — поморщившись, отозвался Заргис.

Птунис стал перебирать у себя в голове вопросы и ответы, прозвучавшие вчера, но ничего необычного не вспомнил. И тут прозвучал колокол. Он бил короткими частыми ударами, и означать этот сигнал мог лишь одно: «Тревога! Чрезвычайная опасность! Общий сбор».

Две неразлучные подружки, Борица и Журица, возвращались из океана. Ходили они туда не на охоту, а по другому делу — за металлом.

Ещё до осады, когда можно было передвигаться почти свободно, люди, чтобы не загромождать внутреннюю территорию Ружаш, свалили металл, который они достали с кораблей, неподалёку от колонии. Рыбы не могли его забрать, и помешать людям переносить его внутрь они были не в состоянии — металл сваливали как можно ближе к главному входу. Но выходили всё равно группами человек по двадцать, вооружённые до зубов.

До этого девушки ещё не принимали участия в боевых действиях. Но в связи с последними потерями стали набирать новых людей, и Борица добровольно записалась в армию. Журица, имея характер более миролюбивый и спокойный, пока ещё колебалась, хотя привыкла всегда быть рядом с подружкой.

Металла для нужд Герфиса сегодня надо было немного. Поэтому в группе было всего два кула, тащивших на себе грузовые сетки. Старший группы сдвинул в сторону предохранительную пластину на воротах и нажал на звонок. Секунд через пять ворота должны были начать открываться. Дежурный колонист, следивший за главным входом, открывал первые ворота, группа входила в шлюзовую камеру, затем ворота закрывались, уровень воды выравнивался, открывались вторые ворота, и колонисты попадали прямиком в загон. Так было всегда, так что охотники спокойно ждали.

Старший что-то жестами показал Борице, но девушка вдруг отчего-то забеспокоилась. Она показала ему, чтобы он поторопился. Старший, не переставая разговаривать жестами, нажал на звонок ещё раз. Прошло десять секунд, затем двадцать, полминуты, но никакого движения не происходило. Ворота были неподвижны.

Колонисты стали переглядываться. Такого раньше не случалось никогда. Механизм ворот всегда тщательно проверялся и ещё ни разу не давал сбоя. Старший прилип к звонку, а Борицу вдруг окатила волна внезапной паники.

В этом нет ничего страшного, пыталась успокоить себя девушка, ведь, кроме главного, есть ещё и запасной выход. Но для того, чтобы он открылся, сказал ей какой-то противный голос внутри неё, надо, чтобы их там ждали. А так как они выходили с этой стороны, то в Кормушке и не будет никого, кто мог бы открыть им вход.

«Спокойно, не паникуй», — успокаивала она сама себя. Может быть, дежурный отлучился по неотложному делу. И тут же себя одёрнула. Такого просто не может быть. В правилах чётко говорится, что, если тебе надо уйти, ты должен посадить на своё место другого. Без этого покидать пост ты не имеешь права. Тем более что незадолго до этого в океан вышла группа, и дежурный об этом знал. Успокоиться не получалось, и чувство тревоги, напротив, всё возрастало.

«Что-то случилось! — билась в голове неотвязная мысль. — Что-то случилось, и это что-то очень нехорошее!»

Она уже готова была сама подплыть к воротам и стучать по ним что было силы, благо бруски металла были под рукой. Стучать так, чтобы даже самый глухой в колонии услышал этот стук. Но не успела она ничего предпринять, как Журица внезапно схватила её за плечо.

Даже сквозь стекло маски Борица заметила округлившиеся от ужаса глаза подруги. Она хотела её успокоить, но та отмахнулась и ткнула рукой назад. Борица оглянулась и замерла. Позади них, метрах в двадцати были сатки. И их было очень много.

Не теряя времени, девушка рванула из-за спины ружьё.

Бунт Пронис замыслил давно. Только идиот мог поверить, что он, долгие годы бывший главным стражником колонии и правой рукой Питриса, мог смириться и на этом позорном суде лепетать какие-то жалкие слова, вымаливая себе прощение. Только идиот. А ему поверили. Значит, они все были идиотами. И заслуживали наихудшей участи. Участи быть убитыми в этой войне, которую развязал Птунис со своими дружками. Если бы не одно но…

Он хотел убить Птуниса сам. Но перед этим унизить его перед всеми жителями Ружаш, заставить их понять, что тот неправ и использует всех лишь для собственных целей. Показать, чтобы все поняли, кто на самом деле больше других радеет о благе колонии. И только после этого убить своего врага.

Да, это была его голубая мечта. И лишь одно сдерживало его. Не смерть, нет. Смерти он давно уже не боялся. Чего может бояться человек, потерявший всё, что у него было. Любимое дело, любимую девушку, лучшего друга и наставника, которого он глубоко уважал. Боялся Пронис лишь того, что если его замысел сорвётся, то его приговорят к изгнанию. А это было страшнее смерти. Потому что до сих пор, даже спустя столько лет, в нём жил страх перед океаном. И перед сатками.

Он не обращал внимания на рассказы воинов о том, что с помощью нового оружия они убивают сатков десятками. Он просто не верил им, потому что знал, что сатка убить нельзя. А эти рассказы — всего лишь похвальба друг перед другом пустоголовых юнцов, которые не знают, что такое остаться посреди океана наедине с сатком, только что убившим твоего лучшего друга. Только из-за этого Пронис не переходил к решительным действиям, хотя определённые шаги для этого он уже предпринял.

Он подобрал себе команду, согласную с ним во всём и так же, как он, недовольную действиями нового руководства колонии. Эти люди готовы были идти за ним. Но, в отличие от него, они хотели лишь сместить это руководство и остановить войну.

Пронис же иногда хотел всеобщей смерти. Эти люди явно её заслуживали. Как мы уже знаем, сдерживало его лишь одно. И в это время он встретил филию.

Эта встреча, а особенно разговор с ней, всё в нём перевернули. Представление об окружающем его мире кардинально изменилось. Теперь он мог лишь смеяться над своими глупыми сородичами, которые не знали и десятой доли того, что теперь знал он. И что самое главное, теперь он больше не боялся изгнания. Потому что он знал. А знание — это большая сила.

Мятеж (ему так нравилось это слово) начался сегодня. Вначале Пронис разобрался с делами в загоне. Теперь с чистой совестью он направлялся к генераторному залу. За ним спешила пятёрка его верных людей, напуганных только что совершённым. Но для них теперь обратного пути не было. Теперь они были намертво связаны с ним и пойдут до конца.

Пронис свернул за угол. В десятке метров от него находился вход в генераторный цех. Охранников было двое, как и положено.

«Вот и всё, — подумал он. — Вот и настанет сейчас конец войне. Правда, совсем не такой, каким замыслил его Птунис. Жаль, что я не увижу его глаза перед смертью. Его смертью. Но тут ничего не поделаешь. Иначе нельзя. И всё равно жаль».

Он сделал шаг вперёд, и в это время с противоположной стороны из-за угла показался человек. Это был Радис.

Борица вставила уже третью обойму. Туши мёртвых сатков плавали в нескольких метрах от них. Рядом с ней находились ещё четверо колонистов, простреливавших все подходы к главным воротам Ружаш, не давая приблизиться саткам на расстояние атаки.

Они смогут продержаться ещё долго, думала девушка. Когда у неё и её товарищей кончатся боеприпасы, их сменит следующая пятёрка, а тех — ещё одна.

«А что будет потом?» — спросил её тот же противный голос. Борица старалась об этом не думать. У троих из них были взрывающиеся стрелы, из которых использована была лишь одна, когда один самый наглый сатк подплыл совсем уж близко. Кроме того, у одного колониста были даже бомбы. Хотя сейчас это оружие помочь им уже точно не могло. Не будут же они взрывать ими ворота, ведь больше взрывать было нечего. Были ещё два кула, которые хороши в схватке на небольшом пятачке. Как раз на таком, который был перед воротами. Возможно, с их помощью они смогут немного отодвинуть время последнего сражения, когда, кроме ножей и пневматиков, уже не останется ничего. Совсем ничего.

Стрелков заменила следующая пятёрка, Борица отодвинулась назад, держась поближе к перепуганной Журице, и в это время створки ворот стали раздвигаться.

Сначала Борица не поверила своим глазам. Но ворота распахивались всё шире, и волна ликования затопила её. Всё-таки им повезло, и всё закончилось хорошо! Очевидно, было какое-то повреждение, но сейчас ворота починили, и они работают. Слава богам!

Сатки заволновались. Они бросились в атаку, но десятки пуль, выпущенные им навстречу, остановили их. Самому непонятливому всадили в голову взрывающуюся стрелу. Сатку разворотило голову, и ещё одно мёртвое тело зависло в воде. Остальные повернули обратно. Люди один за другим втягивались в шлюзовую камеру. Вскоре ворота закрылись, и перед нападавшими осталась лишь стена из холодного железа.

— Ура! — первым делом закричала Борица в загоне, сдёрнув маску. — Мы победили! Приветствую того, кто открыл нам ворота, и обещаю любить его вечно!

Она обернулась в сторону «дежурки» и увидела человека, спасшего их. Это был Тапис.

Мальчик стоял на краю бассейна и плакал. Странно, слёзы текли из его глаз ручьём, но плакал он абсолютно бесшумно, даже плечи не вздрагивали.

— Тапис, — испуганно произнесла Борица. — Что случилось?

Мальчик не ответил. И тогда Борица увидела руку. Она свешивалась с бортика бассейна и немного не доставала до воды. Тела, которому принадлежала эта рука, Борица не видела. Но она сразу поняла, что это именно тело, потому что у живого человека рука так лежать не могла. Просто не должна была так лежать.

Девушка сделала два мощных гребка, погрузилась в воду, а затем резко бросила себя вперёд и вверх. Её руки на лету вцепились в бортик, с силой оттолкнулись от него и выбросили её тело наверх. Через мгновение она уже стояла на краю бассейна. Тапис смотрел на неё, и слёзы продолжали течь из его глаз. Медленно, словно нехотя, Борица взглянула вниз.

Это был Горкис. Подспудно она почему-то знала об этом. Под ним уже натекла целая лужа крови. И всё из-за остроги, которая торчала у него прямо из груди. Левая рука смотрителя свешивалась с края бассейна, а в правой был зажат заряженный пневматик, который так и не успел выстрелить.

Борица сбросила ласты и, выхватив нож, скользнула в сторону дежурного помещения. Прямо посреди него лежал дежурный, не так давно выпускавший их в океан. У него была раскроена голова.

— Да что же тут такое творится, а? — растерянно спросила Борица, ни к кому конкретно не обращаясь.

Никто ей и не ответил. И тогда девушка бросилась к колоколу.

У дверей цеха они оказались одновременно.

— На сегодня все экскурсии отменены, — сказал Радис, преграждая им дорогу. — Кроме того, ты же знаешь, Пронис, тебе запрещено находиться в таких местах.

— В каких таких местах? — поинтересовался Пронис.

— В местах, жизненно важных для колонии, каким и является генераторный цех.

— И кто же мне это запретил? — нехорошо усмехнулся бывший стражник.

— Совет. Но, если хочешь знать, настоял на этом я. — Радис притворно вздохнул и проникновенно сообщил Пронису: — Никогда тебе не доверял.

— Значит, не доверял, — почесал голову Пронис. — Ну что ж, правильно делал. Суомис!

Радис насторожился, но предпринять ничего не успел. Один из охранников цеха, во время разговора незаметно зашедший за спину второго, взмахнул рукой и ударил зажатым в ней кастетом в висок товарищу.

Охранник без звука упал на пол. Струйка крови медленно текла по его голове. Всем почему-то вдруг стало очевидно, что он мёртв. Суомис тупо уставился на лежащего. Он ведь не желал убивать своего напарника, просто хотел оглушить. Но не рассчитал сил. Его товарищ был мёртв, а он за одну секунду превратился в убийцу, совершившего самое тяжкое преступление, какое только знала колония.

— Ну вот и всё, — начал Пронис, — теперь ты остался один против…

Пронис только начал говорить, а Радиса уже не было на месте. Он сделал всего два шага, ударил поясом и вернулся на прежнее место. Суомис не успел даже оторвать глаз от напарника. Он простоял ещё две секунды, а затем рухнул на тело убитого им человека. Теперь Прониса и Радиса разделяло уже два трупа.

— Против вас шестерых, — закончил за него Радис. — Знаете, — обратился он к людям Прониса, смотревших на него с ужасом, — я решил не дожидаться суда. Всё равно его приговорили бы к изгнанию, и он бы погиб. Но перед этим долго бы мучился. Я считаю, что наказание должно быть адекватно преступлению. Так что он умер быстро и без боли.

— Может быть, он бы и не погиб, — прошептал один из людей Прониса, который никак не мог оторвать глаз от только что бывших живыми людей.

— Убийцу бы не приняла ни одна колония, — покачал головой Радис. — Так что для него итог мог быть только один.

Он внимательно посмотрел на столпившихся за Пронисом людей. Радис знал их всех. Среди них был всего один бывший стражник, который присутствовал во время попытки убийства Птуниса и его друзей в кабинете главы Совета. Очевидно, остальные отказались поддержать своего бывшего начальника.

— Вы хоть понимаете, что вас ждёт за то, что вы хотите сделать? Если вы отключите генераторы, вырабатывающие воздух для колонии, все жители Ружаш погибнут.

— Мы не собираемся их отключать! — закричал один из колонистов. — Мы хотим лишь, чтобы нас выслушали! Птунис ведёт колонию к гибели, и его нужно убрать!

— Странно, почему же тогда передо мной так мало людей, — задумчиво произнёс Радис. — Наверное, потому, что остальные три тысячи так не думают. Они просто сражаются и делают всё для победы над филиями. А вы… — он оглядел всех. — Ни один из вас не воевал, и даже сейчас не служит в армии. Но, оказывается, вы лучше других знаете, что нужно остальным. И для этого вы хотите сделать так, чтобы они прекратили дышать.

— Да не собираемся мы отключать генераторы! — вновь закричал нервный колонист. — Мы хотим лишь…

— Перекусить там и поиграть в мяч, да? — закончил за него Радис. — Кого вы хотите обмануть? Генераторы не захватывают просто так. Если Пронис привёл вас сюда, значит, он что-то задумал. Что он вам сказал? То же, что и я: про игру в мяч? Подумайте, он ведь, скорее всего, вас использует, не говоря вам всей правды, так же как и тогда, в кабинете Питриса.

— Он заговаривает нам зубы, — перебил его Пронис. — Надеется, что подоспеет помощь, и они с нами разделаются. А ведь он только что, не моргнув глазом, убил человека. Убил без суда, без слушания и без надежды того оправдаться.

— Я убил убийцу, — ответил Радис. — И убью любого, кто попытается войти сейчас в этот цех.

— Вы слышали? — спросил Пронис. — Так-то они ценят наши жизни. Ну что ж, мы будем поступать точно так же. — Он обернулся к пятерым, стоящим за его спиной. — Добровольно он не уйдёт. Поэтому его придётся убить. Не бойтесь его, он ведь уже почти старик. После этого мы войдём в цех и сделаем всё, что задумали.

— Хотя я и старше всех присутствующих, не думаю, что вас останется много, когда вы туда войдёте, — пообещал им Радис. — А ведь вы могли бы остаться в живых и донести свои претензии до…

— Всё, — вновь оборвал его Пронис, — игры кончились. И разговоры тоже. Или мы сделаем всё, что хотели, или нас приговорят к изгнанию за то, что мы уже сделали. Вперёд.

Все шестеро разом двинулись на него. Пронис чуть замедлил шаг и пропустил остальных вперёд, оставшись последним. Радис понимающе усмехнулся. Он молниеносно сделал шаг назад и, нагнувшись, выхватил второй нож из ножен мёртвого охранника.

— Ладно, — сказал Радис и, слегка присев, принял свою любимую боевую стойку. — Кончились так кончились. Кстати, я вам не рассказывал, как я первый раз пошёл на охоту?

Пока остальные пытались остановить кровь у ещё живого дежурного, Борица чётко докладывала Птунису о случившемся. Он мрачно смотрел на девушку, и в его глазах загорались недобрые огоньки.

— Кто бы это мог быть? — спросил он сам себя, а затем, стараясь быть помягче, спросил у Таписа: — Послушай, Тапис, ты не видел, кто был здесь?

Мальчик покачал головой.

— Я принёс отцу еды. В последние дни он совсем забывал поесть. А когда вошёл, то увидел, — его лицо скривилось, но он сдержался. — И звонок звонил, не переставая. Я открыл дверь и… и всё.

— Ты молодец, — Птунис слегка сжал его плечо. — Ты спас всех наших охотников. Ну а ты не видел, кто-нибудь выходил отсюда?

— Нет, — ответил Тапис. — Но когда я заходил в загон, несколько человек свернули за угол.

— Куда именно они ушли? — встрепенулся Птунис.

Тапис махнул рукой. Птунис с Заргисом переглянулись.

— Не нравится мне это, — пробормотал глава Совета. — В том направлении находятся генераторный цех, электростанция и машинное отделение. Кроме того, — он подошёл к Птунису вплотную и понизил голос: — Я был в каморке Кулиса. Прибор, который вы ему вручили, разбит. О том, насколько он важен, из колонистов не мог знать никто. Сдаётся мне, не обошлось дело без этой… — он осторожно мотнул головой в сторону загона.

Уже не сдерживаясь, Птунис, разъярённый донельзя, подскочил к краю загона.

— Ты, тварь?! — выкрикнул он, а его мозг с такой силой ударил по сознанию филии, что та испуганно съёжилась и забилась в самый конец бассейна.

Птунис несколько секунд вглядывался в филию, а затем отбежал в сторону и крикнул толпившимся колонистам:

— Слушайте меня внимательно! Кто-то пытается уничтожить колонию, и направляла их филия. Поэтому нам надо действовать очень быстро. Седонис, возьми людей и бегом в мастерские и Кормушку. Алманис, ты — на оружейные и продовольственные склады. Проверить и охранять. Я — к генераторам и машинам. Заргис, останьтесь здесь, дождитесь лекаря. Если вам хотя бы что-то не понравится в поведении рыбы, скормите её кулам. Вы все со мной, — кивнул он охотникам, всё ещё бывшим в гидрокостюмах. — Только ласты снимите, — бросил он уже на ходу.

Не успевшие снять ласты охотники, чертыхаясь, принялись сбрасывать их с себя, а остальные устремились за Птунисом. След в след за ним бежала Борица, одной рукой сжимая нож, а второй — вынутый из руки Кулиса пневматик.

Нападающие отхлынули назад, но, как и обещал Радис, не все. Двое лежали у его ног. Один неподвижно и молча, а второй — проклиная всё на свете, в том числе и Радиса, и пытаясь зажать рану на груди, из которой хлестала кровь. Для Радиса столкновение тоже не прошло даром, — он был ранен в плечо.

— Так вот, — прохрипел он, — когда он начал разворачиваться, я выстрелил ему в хвост, а сам в это время…

— Убейте его, — завизжал Пронис, услышав топот десятков ног, — скорее!

И все вновь бросились вперёд.

Радис чуть сместился в сторону. Ножом, который был в раненой руке, ставшей вдруг невероятно тяжёлой, он едва успел заблокировать удар одного из людей Прониса. Вторым ножом он нанёс противнику резкий рубящий удар по бедру, и нападающий упал на пол, скуля и зажимая рукой хлещущую из ноги кровь.

Затем Радис отбил клинок другого противника, вывернув руку, поменял захват ножа на закрытый и полоснул им врага по запястью. Противник ощерился, перехватил нож в другую руку и вновь бросился на него. С трудом отбиваясь от двоих нападающих, Радис стал медленно пятиться назад.

Внезапно из-за их спин вынырнул Пронис. Он быстро выбросил руку вперёд и так же мгновенно отпрянул назад. Радис застонал. Острога, которой его ткнул Пронис, торчала в боку.

Он сделал ложный выпад, выбросил из левой руки нож и, схватившись за острогу, выдернул её из раны. Кровь полилась ручьём, и Радис закричал от боли.

Один из нападавших бросился на него. Вне себя от ярости, Радис блокировал острогой его клинок, а своим ножом ударил его в лицо. Противник завопил, и Радис воткнул ему острогу в живот.

И уже не успел отразить следующий выпад. Последний оставшийся на ногах человек Прониса перехватил его вооружённую руку и ударил его ножом в грудь.

Рядом с сердцем взорвалась боль. Радис хотел закричать от этой боли, но ему отчего-то не хватило воздуха. Он повалился на пол, увлекая за собой своего противника. Уже лёжа, он схватил его за воротник куртки, рывком дёрнул на себя, и, когда лицо того оказалось перед ним, и он ощутил на себе дыхание врага, Радис из последних сил взмахнул рукой. Нож вонзился в шею противника, да там и остался.

Руки Радиса бессильно упали на пол, а противник навалился сверху, заливая его своей кровью. Что-то мелькнуло сбоку — это Пронис метнулся к двери, но тут Радис ничего уже не мог поделать. Где-то рядом послышался шум. Прислушавшись, Радис разобрал в нём топот десятков ног.

— Проклятие, — прошептал он. — Что же вы так долго?

Они свернули за угол и сразу же всё увидели. Множество тел, лежащих в разных позах, поодиночке и друг на друге. И спину единственного человека, протискивающегося в дверь генераторной.

Борица ударила ножом по бечеве, не дающей возможности потеряться стреле во время охоты, и на бегу выстрелила в сужающийся дверной проём. Раздался вскрик, и дверь захлопнулась. Вслед за этим послышался звук запираемого засова.

Птунис с ходу прыгнул на дверь и замолотил по ней руками.

— Пронис, сволочь, открывай! — завопил он, безуспешно пытаясь открыть дверь.

Оттуда послышался смех, показавшийся Борице зловещим, а затем проклятия.

«Наверное, я всё-таки попала! — злорадно подумала она. — Жаль только, не убила подлеца!»

Птунис продолжал свои бесплодные попытки взломать дверь. На время девушка оставила его наедине с этим важным занятием. Внимательно осмотревшись, она слегка поразмыслила и лишь потом подошла к двереборцу.

— Птунис, послушай меня!

Тот посмотрел на неё обезумевшим взглядом.

— Во-первых, приди в себя, — сказала она.

К её удивлению, он почти сразу же взял себя в руки. Гнев в его глазах стал медленно угасать.

— А во-вторых? — спросил Птунис, пнув напоследок упрямую дверь.

— Во-вторых, в цех больше входа нет. Но нет и выхода, что уже хорошо, — никуда Пронис не денется. Хотя, если подумать, то попасть туда всё-таки можно.

— Каким образом? — сразу же повернулся к девушке Птунис.

— Через воздуховоды, которые идут во все помещения колонии. Они сделаны из тонкого металла, поэтому достаточно попасть в такую трубу, взять специальный инструмент типа ножниц или…

— Всё, я понял, — перебил её Птунис и стал отдавать распоряжения.

Он что-то говорил, сопровождая свои слова жестами, а Борица незаметно наблюдала за ним. Закончив, Птунис обернулся к ней, а затем неожиданно улыбнулся:

— Спасибо тебе. Ты молодец.

Губы девушки помимо воли стали расползаться до ушей, сердце вдруг бешено заколотилось. Птунис хотел сказать что-то ещё, но вдруг прямо под их ногами кто-то застонал. Борица от неожиданности подпрыгнула на месте, а Птунис мгновенно склонился над лежащими.

— Кто здесь? — задал он, по мнению девушки, не самый умный вопрос.

Человек вновь застонал. Птунис метнулся к нему и стащил с него мёртвое тело с торчащим в шее ножом.

— Радис! — воскликнул он. — Ты?!

— А кто же ещё, — с трудом выдавил тот.

— Что здесь произошло? Они что, все на тебя напали? — засыпал раненого вопросами Птунис.

— Нет, — медленно покачал головой тот. — Базис был не за них. Суомис убил его. Потом я — Суомиса…

Радис закашлялся. Кровь из его ран потекла быстрее.

— Не надо разговаривать, — положил ему руку на плечо Птунис. — Тебе сейчас тяжело. Потом расскажешь.

— Не надо потом, — с трудом ответил Радис. — А вдруг потом больше не будет? В общем, пытался я их отговорить, но не вышло… Потом началось… Разобрался почти со всеми, только Пронис ушёл. Проклятие… Птунис, — он вцепился в рукав его куртки, — надо остановить его. Он сошёл с ума. Он хочет отключить генераторы. Надо остановить…

— Мы всё сделаем, — успокаивающим тоном произнёс Птунис. — Так ты один их всех положил? — восхищённым тоном спросил он, стараясь отвлечь Радиса от разговоров. — Ну ты даёшь!

Радис польщено улыбнулся, хотел ещё что-то сказать, потянулся к Птунису и потерял сознание.

Птунис резко обернулся.

— Быстро за Кулисом! — приказал он ближайшему охотнику. — Скажи, пусть поторопится. Здесь есть ещё живые. Пока.

Охотник исчез за поворотом. Сразу же после этого из-за угла вышел Заргис, шагающий быстрым шагом и отдувающийся при ходьбе. Он схватил Птуниса за руку и, задыхаясь, произнёс:

— Рассказывай. Быстро.

Заметив вопросительный взгляд Птуниса, Заргис махнул в сторону загона рукой:

— Там Норша осталась. Она знает, что делать.

Пока Птунис кратко посвящал главу Совета в курс дела, Заргис успел отдышаться.

— Значит, так, — сказал он. — Его надо остановить, и немедленно.

— Я послал несколько человек через вентиляцию. Когда они вскроют трубу и проникнут в цех, один откроет нам дверь, а остальные займутся Пронисом. В случае чего, я отдал приказ стрелять на поражение.

— Слишком долго, — произнёс Заргис. — Пока они ещё туда доберутся… А вдруг он сможет не просто отключить генераторы, а как-то вывести их из строя. Тогда нам точно конец. Есть другой выход, гораздо более надёжный.

Птунис вопросительно посмотрел на него. Заргис достал из кармана ключи.

— Ты помнишь, что за прибор находится в моём сейфе?

Птунис вздрогнул.

— Хорошо, — заметил его реакцию Заргис. — значит, помнишь. Я тоже не забыл твоих слов о том, что ты больше не хотел бы его использовать, но… Так получается, что наши желания не всегда можно претворить в жизнь. Мы применили его против филии, а теперь придётся сделать это против человека. Иного выхода, как ты понимаешь, у нас нет.

Птунис, нахмурившись, сжал ключи в кулаке, посмотрел на Заргиса, а затем вдруг развернулся и помчался прочь. Борица метнулась было за ним, но Заргис её окликнул:

— Не надо тебе туда, девочка. Он справится сам. И в твоей защите он пока тоже не нуждается.

Борица подозрительно взглянула на главу Совета, но перечить не стала.

«Ладно, — пообещала она самой себе, — у нас ещё будет время поговорить. А вот интересно, — она взглянула на запертую дверь, — куда я этому мерзавцу попала?»

Стрела попала ему в ногу. Пронис с криком выдернул её, про себя благодаря богов за то, что расстояние до стрелка было приличное, и стрела вошла неглубоко. Иначе всё могло бы быть гораздо хуже. На шум и крик прибежал дежурный техник, который следил за состоянием генераторов. Пронис с огромным удовольствием воткнул ему вытащенную из раны стрелу в горло, а затем добавил ещё несколько раз ножом.

Кое-как перевязав рану, Пронис, постанывая, дотащился до генераторов.

«Ну вот и всё, — подумал он, — дело почти сделано».

Он вспомнил, как истошно кричал Птунис, когда он закрывал дверь, и довольно засмеялся. Воспоминание об этом доставляло ему такое удовольствие, что он даже на время перестал ощущать боль в раненой ноге. Затем он достал из-за спины прикреплённый к ней клейкой лентой большой плотно упакованный свёрток и, аккуратно развернув, вынул из него содержимое.

Пронис держал бомбу на расстоянии вытянутой руки и любовался на неё. Украл он её на днях. Вернее, украл её один из его людей, работающий на оружейном складе. И всё приставал к нему, что они собираются взрывать. Пронис ответил, что бомба нужна только для испуга, и тот вроде успокаивался. А потом начинал канючить вновь. Пронис еле сдерживался, чтобы не воткнуть эту бомбу ему в голову.

Заострённый стержень он открутил заранее, чтобы не пораниться, да он ему был и не нужен. Теперь он смотрел на бомбу и размышлял, как привести её в действие.

Стержня нет, но в отверстие, предназначенное для него, можно воткнуть кусок трубы, подходящий по диаметру, а затем несильно ударить им об пол. Взрыватель будет приведён в действие, и через десять секунд произойдёт взрыв. За это время надо будет вставить бомбу в генератор так, чтобы вывести его из строя, и успеть где-нибудь укрыться.

Пронис покачал головой. Да, с его раненой ногой сделать это будет нелегко, но ничего, он справится. Жаль, что у него всего лишь одна бомба, а генераторов целых два. Над вторым придётся потрудиться отдельно. Сначала он разобьёт все приборы, какие только найдёт на нём, сломает всё, до чего только сможет дотянуться. А затем взорвёт оставшийся генератор.

И даже если случится чудо, и им удастся починить один из генераторов, воздуха для всех всё равно не хватит. Пронис вновь засмеялся, представив себе, что произойдёт, когда воздуха будет не хватать, и они будут сражаться за каждый глоток. И снова пожалел, что не увидит при этом лица Птуниса.

Всех людей он теперь называл обезличено: «они». Ведь теперь они были для него никем.

А когда генератор взорвётся, Пронис отсюда уйдёт. Он уже всё продумал. В цехе есть вентиляционные трубы. В местах состыковки они соединены специальными хомутами. Здесь есть инструмент. Он снимет один из хомутов, расстыкует трубу и уйдёт по ней. Схемы вентиляции он хорошо изучил, благо доступ в архив теперь был свободным.

Вылезет он в Кормушке, где у него уже был припрятан в надёжном месте гидрокостюм со всем снаряжением. А потом он уйдёт через чёрный ход, про который знали уже все колонисты. Уйдёт к филиям, обещавшим ему помочь. Они сказали ему, что Океан огромен, и в нём есть колонии, в которых никто и слыхом не слыхивал про Ружаш. Там он сможет устроиться, и там у него всё вновь будет хорошо.

Пронис позволил себе немного помечтать, а потом вновь с удовольствием взглянул на бомбу. Полюбовавшись ещё немного, он посмотрел на генератор, прикидывая, куда бы её вставить, как вдруг голову его разорвала адская боль.

Забыв обо всём на свете, он закричал, зажимая голову руками. Бомба выпала у него из рук и покатилась по пайолам. Затем она остановилась. Прошло пять секунд, затем ещё пять…

Бомба не взорвалась. Она мирно лежала на ребристых пайолах генераторного цеха, а рядом, корчась от боли, с пеной на губах, во всю силу своих рвущихся лёгких кричал Пронис.

 

33

Суд над преступниками состоялся не скоро. Птунис потребовал, чтобы судили всех вместе. Поэтому ждали, когда у раненых заживут их увечья. Кроме Прониса, выжили ещё трое. Остальных Радис поразил насмерть.

После происшедшего он стал героем колонии. Почти в пятьдесят лет справиться с шестью из семи нападавших на тебя людей, выжить после полученных ран — на такое был способен только настоящий герой! Все женщины его боготворили, а мужчины даже готовы были простить ему все его прошлые грехи. А некоторые даже и будущие.

Купаясь в лучах славы, Радис никогда не забывал и о Седонисе.

— А что же вы хотели, — говорил он. — Разве можно было ждать меньшего от человека, который самолично научил драться на ножах своего сына. Если Седонис в той памяткой всем схватке разобрался с тремя или четырьмя, то мне, как его учителю, было бы стыдно не справиться с этой бандой.

Если Седонис при этом присутствовал, часть восхищения девушек перепадала и ему. Он старался держаться, но расползающаяся до ушей улыбка всегда выдавала его.

Не считая троих, убитых Радисом, погибли также Горкис и Базис, охранявший генераторы в паре с Суомисом, а также дежурный по генераторам. Дежурного по шлюзовым воротам удалось спасти.

Прониса взяли, когда посланные Птунисом охотники открыли двери цеха. Не желая больше рисковать и раскрывать секрет прибора Питриса, всем сказали, что в результате ранения Пронису стало плохо, он упал, ударился головой, дальше ему стало ещё хуже и так далее. Люди, особо не вдававшиеся в детали, поверили.

Осиротевшего Таписа Герфис взял к себе, объясняя это тем, что парнишка и так днюет и ночует в мастерской, и говоря всем желающим по секрету, что в механике Таписа ждёт большое будущее. Слушатели кивали головами, зная, что на самом деле Герфис очень сильно успел привязаться к мальчику. Практически он заменил ему отца. Ведь Горкис в последнее время мало обращал внимания на сына, заботясь о нём меньше, чем о своих любимых кулах.

С филией же церемониться не стали. На следующий же день провели показательные испытания новых взрывающихся стрел Заргиса. Как ни странно, против этого был один член Совета — сам Заргис. Мотивировал он это тем, что вот-вот вспомнит, что же такого странного было в ответах филии, и какой архиважный вопрос он должен ей задать, и просил пока не убивать её.

— Не убедили, — сказал ему Птунис. — Для колонии сейчас важнее, чтобы филия умерла, потому что люди вновь стали бояться рыб. И я должен уничтожить этот страх. А свой вопрос, который вы пока ещё не придумали, зададите следующей пойманной рыбе. Надеюсь, она не заставит себя долго ждать. Только придумывайте свой вопрос поскорее. Больше мы так долго не будем держать филий в загоне — слишком уж это опасно.

Заргис был вынужден с ним согласиться. Испытания прошли успешно. То, что после них осталось от филии, отдали кулам, а новые стрелы заменили ненадёжные старые.

Вскоре состоялся суд. В главном зале Ружаш всем желающим не хватило мест. Люди сидели и стояли в проходах. Присутствовали все колонисты, кроме охраны и дежурных по главным механизмам.

Герфис сидел вместе с Норшей. Рядом с собой он посадил Таписа, а сбоку от Норши сидела его закадычная подружка Зорица. Он не зря сел не в первом ряду, а в пятом и усадил детей рядом с собой. Герфис видел, какие глаза становились у них при одном упоминании имени Прониса, и боялся, чтобы они не натворили глупостей. Обыскивать их на предмет оружия он не стал, но Норше наказал держать ухо востро, да и сам был всё время начеку. Не хотелось бы, чтобы из-за этого мерзавца у детей были неприятности. Тем более что об этом его попросил Птунис, заметивший как дети с подозрительным видом часто о чём-то разговаривают.

Суды в колонии всегда проходили быстро. Самым длинным был предыдущий, когда судили того же Прониса и других стражников. Он длился четыре часа. Но этот суд побил все рекорды. Заседание проходило целый день и закончилось лишь вечером. Это был рекорд.

Вначале заслушали всех свидетелей тех событий. Начиная с Борицы и других охотников, вышедших за металлом, и заканчивая теми из этих же охотников, которые повязали Прониса и нашли рядом с ним бомбу. Также были выслушаны Радис, Птунис, Заргис, Тапис, Кулис и другие. После того как в целом картина стала ясна, преступникам предъявили обвинение и дали им возможность высказаться в свою защиту.

Трое выживших после схватки у генераторного цеха валили всё на Прониса, говоря, что они не хотели уничтожать генераторы, а просто желали, чтобы их выслушали. На что Заргис резонно заметил, что для этого не надо было убивать двух человек и пытаться убить ещё двоих.

— Вы виновны в том, что участвовали в убийстве Горкиса и попытке убийства Муниса, дежурившего на воротах, — сказал глава Совета. — И в том, что после этого вы не ужаснулись содеянному, а продолжили выполнять приказы Прониса. В результате чего погиб Базис и был ранен Радис. Я не сомневаюсь в вашей вине.

Никто не выступил в их защиту. После этого решили выслушать Прониса.

Тот особо не изощрялся. Сказал, что да, он хотел взорвать генератор, но он был одурманен рыбой, которая воздействовала на него и полностью парализовала его волю. И во всех убийствах виновата тоже она. А он был лишь игрушкой в её руках и не осознавал, что делает.

После этого вновь выступил глава Совета:

— Вы когда-нибудь слышали о том, чтобы рыба могла загипнотизировать человека не то чтобы на день, а хотя бы на несколько часов? Хотя бы на несколько минут? Я не слышал. И никто не слышал, потому что этого нет. Человек подвержен мозговому воздействию филии лишь тогда, когда он находится рядом с ней, в непосредственной близости. Когда оба объекта расходятся, воздействие не то чтобы ослабевает, а пропадает вовсе. Так что все слова Прониса — обычная ложь человека, страшащегося отвечать за свои поступки. Он полностью отдавал себе отчёт в том, что делает, и творил все свои преступления сознательно. Мы могли бы ещё ему поверить, когда он убивал людей в загоне. Но когда он вошёл в генераторный цех с бомбой и убил дежурного, рядом не было филии. И уже довольно давно. Так что за всё содеянное я требую для него высшей кары. Как вы помните, несколько месяцев назад мы уже простили его. И вот что мы получили в результате. Мы все едва не погибли. На этот раз ошибки быть не может: Пронис должен быть осуждён.

Пронис лишь криво усмехнулся на эти слова главы Совета, но ничего не сказал. После этого слово взял Птунис:

— Я хорошо понимаю, что часть вины за происшедшее лежит на мне, ведь это я тогда попросил, чтобы виновных в нападении на нас в кабинете Питриса помиловали. И вот что я хочу сказать: я не жалею, что тогда поступил именно так.

Птунис дождался, когда гул возмущённых голосов в зале стихнет, и продолжил:

— И объясню, почему. В тот раз мы помиловали не одного Прониса, а полтора десятка человек. Мы сохранили эти жизни для колонии, и я рад этому. Из них лишь один поддался на уговоры Прониса и преступил законы Ружаш ещё раз. Мне жаль его, но он уже получил своё и пал от руки Радиса. Остальные остались верны Ружаш, и в этом я вижу свою главную заслугу. Ну а что до Прониса…

Зал напряжённо застыл. Все затаили дыхание.

— В тот раз мы должны были помиловать всех или никого, ведь все были виновны одинаково. Хотя сознаюсь, в душе я побаивался, что обо мне подумают плохо, если я потребую его изгнания, ведь все знали о нашей вражде. Но тогда дело касалось только меня одного. Теперь же он покусился на жизнь всех людей, на существование всей нашей колонии. И так же, как глава Совета, я прошу для него высшей меры наказания.

Птунис сел. Зал одобрительно заворчал. Зосис, как обычно ведущий заседание, предложил перейти к голосованию.

По первым трём решили единогласно, — всех приговорили к изгнанию. Никто не сомневался, что так же поступят и с Пронисом. Но когда Зосис предложил голосовать по нему, снова попросил слова глава Совета.

— Когда я требовал для Прониса высшей меры наказания, я имел в виду вовсе не изгнание, — произнёс Заргис.

В зале наступила тишина. Внезапно побледневший Пронис повернул голову и злобно посмотрел на говорившего.

— Но ведь это самое суровое наказание, — робко сказала со своего места Ароша. — Самая высшая его мера. Другого у нас нет.

— Есть, — ответил Заргис. — Просто его давно не применяли. Точнее сказать, применяли всего один раз и уже успели забыть об этом. Но я напомню. В законе Ружаш, созданном в самом начале существования колонии, записано, что к человеку, поставившему под угрозу само существование колонии или жизни большинства его обитателей, должна быть применена высшая мера наказания — смертная казнь.

Тишина в зале стала гробовой.

— Двести лет назад такой прецедент был. Колонист, дежурящий в насосной станции, неосознанно, повторяю, неосознанно, поставил под угрозу жизнь всей колонии. Он просто проявил безответственность. В результате после суда он был казнён. И все колонисты проголосовали «за». Потому что этого требовали обстоятельства. Потому что таков был закон. Этот же человек, — он указал на Прониса, — действовал вполне сознательно. Он был полон такой злобы, что готов был погубить ради этого всех нас. Я считаю, что он должен быть казнён. Предлагаю голосовать.

— Я против, — встал Птунис. — Изгнание — это почти смертная казнь. Вероятность, что он останется жив, ничтожно мала, особенно после того, как мы сообщим о его делах в другие колонии. Она практически равна нулю, и вы все об этом знаете. Я предлагаю не осквернять своих рук кровью, даже если это кровь — его, — он, не глядя, вытянул руку в сторону обвиняемого. — Вы знаете моё мнение, я считаю, что нам нельзя убивать себе подобных, иначе мы скатимся в пропасть. Решайте, люди.

— Подумайте вот над чем, — вновь встал Заргис. — Радис убил троих человек. Убил сознательно, защищая колонию. И все считают его героем. Я тоже так считаю, но факт остаётся фактом: убийство человека человеком состоялось. И оно одобряется всеми, если этим защищает жизнь других людей. Если мы казним Прониса, мы этим защитим не себя. Мы защитим другие колонии, в которых он может потенциально объявиться. Ведь шанс выжить у него остаётся. Это Птунис сам признал. И как мы сможем потом спокойно спать, если этот человек, одержимый злобой ко всем людям, случайно объявится в какой-либо другой колонии. Вы понимаете, что он может там натворить? И если это случится, кто из вас сможет после этого спокойно спать? Я уверен, немногие. Так что думайте. Время у нас есть.

Все молчали, переглядываясь друг с другом. Тапис сидел спокойно, лишь глаза его неестественно блестели, да костяшки пальцев, которыми он сжал подлокотники кресла, побелели от напряжения. Зорица подалась вперёд, впившись ненавидящим взглядом в спину Прониса. Она знала, что он уже раз хотел убить её мать и отца, и теперь молилась о том, чтобы предложение главы Совета было принято. Иначе…

Иначе они с Таписом сделают всё сами, как и договорились. Проникнут ночью в помещение, где держат Прониса, а потом… У них у обоих есть ножи, и они уже научились ловко ими пользоваться. По крайней мере, она слышала, как отец, обучающий её рукопашной, говорил Герфису, когда думал, что она их не слышит, что Зорица очень хороша в бою. И когда вырастет, будет драться не хуже своей матери. А то, что её мать была одной из лучших, признавали все, даже Радис.

Неожиданно встал Герфис:

— Заргис, у вас есть документы того процесса, о котором вы только что говорили.

Глава Совета молча поднял папку с бумагами над своей головой и показал всем присутствующим.

— Не могли бы вы нас подробнее ознакомить с этим делом, а люди пока подумают над вашим предложением.

— Хорошо, — кивнул Заргис.

Отчёт о том давнем деле занял ещё около часа. Всё на самом деле произошло так, как и описывал Заргис.

Молодой колонист, дежурный по насосной станции, ушёл с ночного дежурства к своей девушке. В результате его отсутствия произошёл взрыв, который стоил жизни трём колонистам и чуть не привёл к гибели колонии. Большинством голосов он был приговорён к смерти. Каким способом его казнили, не говорилось, да это было уже и не важно.

Люди всё ещё переговаривались, обсуждая документ, когда вновь встал Заргис.

— Уже вечер, — сказал он. — Все устали, хотя мы и делали перерыв на обед. Предлагаю голосовать. Предложения три: казнь, изгнание и помилование, о котором просил сам подсудимый. Мы должны решить сейчас, что делать. Времени подумать было достаточно. Если проголосуют за казнь, я предлагаю провести её сегодня же. Иначе завтра возникнут тысячи причин, по которым её придётся отложить.

Заргис сел.

— Почему вы хотите казнить его сегодня? — тихо спросил его Зосис. — Вы на самом деле думаете, что казнь потом могут отложить.

— Не знаю, — ответил Заргис. — Но чувствую, что она должна состояться немедленно. Иначе что-то случится. А за последнее время я привык доверять своей интуиции.

Зосис стал проводить голосование. После подсчитали голоса. С небольшим перевесом прошло предложение Заргиса. Люди, не глядя друг на друга, стали вставать со своих мест. И в это время поднялся Пронис.

— Я согласен со всем, что сегодня здесь говорилось, — глухо проговорил он. — И больше не буду просить о снисхождении. Прошу лишь об одном: дайте мне отсрочку до завтра. Я хочу приготовиться к завтрашнему событию. Вы не можете мне в этом отказать. Последнее желание может быть и у приговорённого к смерти.

Заргис пытался возражать, но его никто не стал слушать. Люди, невольно чувствуя за собой вину за то, что отбирали жизнь у другого, единогласно постановили отложить казнь до завтрашнего дня.

Когда объявляли приговор, Герфис заметил, что Тапис расслабился, а Зорица облегчённо вздохнула, как будто какая-то тяжесть, лежавшая на ней, исчезла.

А на следующий день Пронис исчез. В помещении, где он сидел, был разобран воздуховод. Конструкция, которая позволила схватить его несколько дней назад, теперь позволила ему бежать.

Трубы были все в крови, очевидно, заключённый разбирал их при помощи голых рук и подручных средств. По трубам он добрался до Кормушки, где, как выяснилось, у него был припрятан костюм с гайзером. После чего через аварийный выход он выплыл наружу и растворился в океане.

Его побег послужил поводом для всеобщего обсуждения, но самым главным для всех было чувство облегчения. Чувство, что не надо приводить в исполнение приговор сородичу. Который хотя и готов был всех их погубить, но всё же был человеком. Теперь он остался наедине с океаном, и океан сам решит, как с ним поступить.

Через какое-то время после описываемых событий Птунис посетил Заргиса. Зосис, ставший секретарём главы Совета, заметив, в каком настроении прибыл главнокомандующий, почёл за благо удалиться.

— Почему вы так настаивали на смертной казни? — в упор спросил Заргиса Птунис, как только Зосис покинул кабинет главы Совета.

— Потому что считал, что это необходимо для блага колонии, — ответил Заргис. — И продолжаю так считать. Человек, который хотел убить себе подобных, не должен жить среди них. Я не верю ни в его перевоспитание, ни в исправление. Для блага всех он должен был умереть.

— Я знаю про благо. И остальные знают, поэтому так и проголосовали. Но в душе они были против этого, поэтому многие обрадовались, когда Пронис сбежал. Вы понимаете, что, настояв на смертной казни, вы создали очень опасный прецедент. Теперь человеческая жизнь не будет почитаться святой, как до этого было в Ружаш.

Заргис с интересом посмотрел на Птуниса и внезапно улыбнулся.

— Но ведь это же хорошо! — сказал он.

— Что хорошо? — опешил Птунис. — Что жизнь человека уже не будет столь важна?

— Да нет! Хорошо, что у нас с вами различные точки зрения. Я даже скажу больше — это прекрасно! А насчёт изменений… Вы сами положили им начало, изменив отношение людей к филиям. И не только к ним. Люди стали по-другому относиться к кулам, саткам, клотам. Думаю, подобное со временем произойдёт и с отношением к человеческой жизни.

— Я бы очень не хотел этого, — вздохнул Птунис. — И предпочёл бы, чтобы приговор выносил океан, а не мы.

— Кстати, насчёт этого, — нахмурился Заргис. — Судя по всему, у Прониса всё было готово к побегу заранее. Скорее всего, он должен был покинуть Ружаш сразу после взрыва генератора. И вот это-то мне не нравится больше всего. Зачем ему идти в океан на верную смерть? Тем более, я точно знаю, что он ужасно боялся выходить из колонии. Поэтому у меня есть некоторые сомнения насчёт общепринятой версии о том, что человек, попавший в океан, непременно погибает.

— Бросьте, — уверенно заявил Птунис. — После нашего сообщения во все колонии никто его к себе не примет. Так же, скорее всего, как и его сообщников. Не может же он, в самом деле, превратиться в рыбу! Рано или поздно заряд в гайзере сядет, он перестанет вырабатывать кислород, и Пронис умрёт. Если раньше им не полакомится какой-нибудь хищник.

Заргис задумчиво кивнул головой, хотя было видно, что он продолжает сомневаться. Когда Птунис уже собрался уходить, глава Совета вдруг сказал:

— А вы знаете, я всё-таки вспомнил то, что мне показалось странным во время допроса филии. На вопрос, заданный вами, она ответила, что филии мирный народ и никогда не убивали людей. Как вы помните, это её заявление вызвало такое возмущение и споры среди членов Совета, что допрос вскоре пришлось свернуть. А потом случилось то, что случилось, и допросить филию больше не удалось. Так вот что я думаю в связи с этим. Под действием прибора филия врать не могла. Кроме того, она находилась под влиянием моей сыворотки, так что вы бы сразу почувствовали, что она лжёт. Ведь так?

Птунис кивнул.

— Но тогда получается, что она говорила правду. И куда же в таком случае деваются люди, исчезающие после встречи с филиями?

— У них совершенно другое мышление, — ответил Птунис. — Может быть, на их языке это называется не убийством, а, к примеру, умиротворением.

— Возможно, — кивнул Заргис. — Но почему, если они такие миролюбивые, они не прекратят эту войну, в которой несут колоссальные потери, а с упорством, достойным лучшего применения, продолжают воевать и блокировать нашу колонию? Подумайте над этим на досуге, может быть, вам придёт в голову свежая идея. А я очень хотел бы задать эти вопросы следующей филии, которую вы захватите в плен.

Но следующей захваченной в плен филии не было. Больше вообще не было пленных. После случившегося филии прекратили плавать в одиночку. Мало того, их всегда теперь сопровождало не менее трёх сатков. В таких условиях, тем более когда кругом были враги, захватить филию было попросту невозможно.

В связи с этим перед Птунисом опять встал вопрос: на ком испытывать новое оружие, когда оно, конечно, появится. Алманис клятвенно пообещал, что сумеет захватить филию живой. Он сделал крупную вылазку. Но рыбы как будто знали об этом. Потеряв двух человек, Алманис возвратился в Ружаш ни с чем. После этого Птунис временно запретил все выходы из колонии.

 

34

Через некоторое время выходы в океан возобновились, так как людям требовалось чем-то питаться. Но попытки поймать рыбу живой прекратились. Птунис не хотел терять из-за этого своих людей.

Но кто-то всё равно был нужен. Кто-то, на ком необходимо было испытывать новое оружие. Тем более что оно уже появилось. Неистощимый на идеи Алманис предложил поймать сатка с помощью изобретённой им сетки и успокаивающей сыворотки Заргиса. Радис с Седонисом было оживились, предвкушая выход в океан на разведку, но замечание Птуниса о том, что, даже если им это удастся, пойманному сатку негде будет развернуться ни в загоне, ни в Кормушке, вновь повергло их в уныние. Птунис сказал, что придётся, по-видимому, испытывать новое оружие в бою, хотя этого, конечно, никому не хотелось.

А представляло собой это новое оружие смесь ружей Птуниса и старых пневматиков. Снаружи оно было очень похоже на ружьё, но стреляло не пулями, а стальными стрелками-иглами. И хотя по размерам игла сильно уступала гарпуну, за счёт скорости её убойная мощь была намного выше, чем у него.

Это оружие могло стрелять и на суше. Такая стрелка с десяти шагов почти полностью входила в деревянную доску, заменяющую собой мишень. И хотя убойная сила ружейных патронов была больше, в обойму нового оружия входило двадцать пять зарядов. Это тоже многое значило. Долго решали, как это оружие назвать, и согласились с предложением Герфиса, который откуда-то из старых книг выкопал слово «карабин».

Испытывать оружие в боевых условиях хотелось не очень, слишком уж это было рискованно, но пришлось всё-таки на это пойти. Новыми карабинами вооружили десять охотников, включили их в состав боевой группы, состоящей из тридцати человек, и выпустили в океан. Как ни настаивал Птунис на том, чтобы он тоже присутствовал на испытаниях, Совет ему это запретил.

Группа, возглавляемая Алманисом, вышла в океан и напала на первых подвернувшихся им под руку рыб. Новые карабины показали себя превосходно. Иглы впивались в тела рыб, калеча их и почти мгновенно выводя из строя.

Практически уничтожив всю первую группу, состоящую из пяти филий и трёх сатков, воодушевлённый успехом Алманис напал на более крупный отряд. Здесь ему пришлось хуже. Частично рассеяв и второй отряд, Алманис отдал приказ отступать. И вовремя. Когда первые люди оказались у шлюзовых ворот, появились клоты. К счастью, их чудовищные размеры не позволяли клотам напасть на людей возле входа в колонию, а приблизившихся сатков отпугнули огнём из ружей и карабинов. Без потерь группа Алманиса втянулась в ворота колонии.

— Всё отлично! — вскоре докладывал он Совету. — Кучность попадания великолепная, рассеивание зарядов на боевой дистанции минимальное. Многим моим ребятам карабины понравились даже больше. В основном, из-за увеличенного количества зарядов в обойме. Но есть, на мой взгляд, и недостатки. Из-за меньшей мощности, чем у пуль, выпущенных из ружья, весьма неэффективна стрельба из карабина одиночными выстрелами. Особенно по саткам. Если филию можно вывести из строя короткой очередью, то в сатка приходится всаживать пол-обоймы. Только тогда он убирается с твоего пути. Так что переключатель на одиночную стрельбу предлагаю убрать вовсе. Теперь о преимуществах: оружие очень хорошо в ближнем бою благодаря большему количеству зарядов, чем в ружье. Так что считаю, что наряду с ружьём колонист должен быть вооружён и карабином. Это было бы очень здорово.

— Я давно уже не выхожу в океан, — подал голос Заргис, — но мне кажется, что охотнику будет весьма обременительно тащить на себе, кроме пневматика и ружья, ещё и карабин. А воину в бою это просто будет мешать, вы не находите?

— Пожалуй, да, — после короткого раздумья отозвался Алманис.

— Послушайте, Герфис, — вновь произнёс Заргис, — а не могли бы вы подумать над тем, чтобы создать универсальное оружие, к которому подходили бы заряды как от ружья, так и от карабина, то есть чтобы он мог стрелять и пулями, и иглами. Такое оружие мы могли бы назвать, к примеру, подводным автоматом. Ведь подогнали же вы взрывающиеся стрелы под обычный пневматик.

— Я уже думал над этим, — нехотя отозвался Герфис. — У меня есть некоторые идеи, но на их воплощение попросту не хватает времени. Почти всё свободное время уходит на создание прибора быстроплавания.

— Как только буду чуть посвободнее, обязательно этим займусь.

— Знаешь, — сказал Алманис, — у меня в отряде есть один парень из Бараж. Зовут его Крокисом. Так вот, по-моему, он повёрнут на оружии.

— Ну, — засмеялся Радис, — это не новость. Среди охотников все такие.

— Нет, — покачал головой Алманис, — здесь всё по-другому. У него точно пунктик насчёт оружия. Кроме того, пару раз я слышал, как он делал довольно толковые замечания насчёт конструкции оружия.

— Критиковать — ещё не значит уметь что-то делать, — заметил уязвлённый Герфис.

— Согласен, но я уверен, что из него вышел бы толк, если отдать его тебе, — произнёс Алманис. — Плохо то, что он наотрез отказывается даже заходить в мастерские. Ребята из Бараж говорят, что у него какой-то особый счёт с рыбами, и он думает только о войне.

— У нас у каждого с ними свой счёт, — заметил Птунис. — Я поговорю с ним. Если он так же хорош в деле, как и в разговорах, это существенно облегчит задачу Герфису.

На том и порешили.

В тот же день Птунис убедил Крокиса поменять армию на мастерские. Он заверил его, что, если в ближайшее время он поможет в создании автомата, его сразу же вернут обратно к товарищам. Сам Крокис заинтересовался созданием универсального оружия и с жаром принялся за работу. Оказалось, что у него хорошо работает не только язык, но и голова, а также весьма умелые руки. Герфис был очень доволен своим новым оружейником. Ведь это позволяло ему перекинуть на того всю заботу об оружии и заняться своим любимым аппаратом.

Через день пришла ещё одна приятная новость: Балтис наконец-то закончил свой прибор связи. Было сделано два таких прибора, которые и подвергли тщательным испытаниям. В результате выяснилось, что приборы чрезвычайно эффективны и действуют на всей территории колонии. Например, человек, находящийся в Кормушке, прекрасно слышал своего товарища, погрузившегося в бассейн загона.

Балтис сказал, что расчётная дальность связи — пятьсот метров. С увеличением этого расстояния качество связи будет падать из-за недостаточной мощности. Но на лучшее пока рассчитывать трудно. Птунис заверил его, что это и так предел их мечтаний. Было решено изготовить пока десяток таких приборов, с тем чтобы они были у всех командиров полусотен. В будущем Птунис рассчитывал, что такой прибор будет у каждого командира десятка бойцов.

Вечером собрались в кабинете у Заргиса. Но это было не заседание Совета. Балтис и Журица объявили всем, что собираются жить вместе, и пригласили отметить это всех своих друзей. Народу было много, поэтому и собрались в кабинете главы Совета. В жилых комнатах было бы тесновато.

Но даже кабинет не вместил всех желающих поздравить новую семейную пару. Люди приходили и уходили, разговаривали друг с другом, танцевали, пили веселящий сок.

Борица подошла к Птунису, стоящему с кружкой в руке и обсуждающему что-то в компании Седониса и Радиса.

— Храбрый командир не хочет пригласить на танец бедную одинокую девушку? — осведомилась она елейным голосом.

— Здесь три командира! — выпятил грудь Радис. — Но чувствую, что одинокая девушка обращается именно ко мне, потому что знает, что герой Ружаш всегда может её утешить. Кстати, он умеет танцевать очень-очень много танцев!

— Я восхищена нашим героем, — закатив глаза, произнесла Борица, — но из уважения к его ранам и преждевременным сединам предпочла бы кого-нибудь помоложе. А то боюсь, что герой не дотянет до конца праздника, а мне потом отвечай перед его женой.

Все рассмеялись.

— Ну так что? — спросила девушка уже нормальным голосом, выжидающе глядя на Птуниса.

Один лишь Радис заметил напряжение в её голосе и шутливо ткнул Птуниса кулаком в бок:

— Не стой, как будто тебя филия загипнотизировала. Ответь что-нибудь.

— Я как главнокомандующий, — улыбнулся Птунис, — не могу отказать девушке, которая в одиночку разогнала полстаи рыб. Меня просто никто не поймёт.

Они пошли в круг, и Радис за спиной Птуниса показал Борице большой палец.

— Давно уже пора ему обзавестись женщиной, — сказал он Седонису. — И на деле претворить в жизнь идею об увеличении численности людей в колонии. А то до сих пор своих детей нет. Кстати, — похвастался он, — моя-то уже беременна! Это уже пятый у меня будет по счёту! А у тебя как?

— Да пока никак, — уныло ответил сын. — Что-то не получается у нас с Арошей.

— Ничего, — похлопал его по плечу отец. — Всё придёт со временем. Ты, главное, старайся!

Седонис в ответ лишь хмыкнул.

В углу толпа болельщиков криками поддерживала Алманиса и Кратиса, боровшихся на руках, сидя за столом.

Крокис что-то оживлённо говорил Заргису о своей новой идее относительно универсального автомата, а глава Совета его внимательно слушал и что-то вставлял по ходу разговора.

Герфис поймал шныряющую под ногами гостей Зорицу и поманил её пальцем.

— Нам надо поговорить, — строго произнёс он.

Они отошли в сторону. Девочка с независимым видом скрестила руки на груди и уставилась на Герфиса.

— Не надо на меня так смотреть, — произнёс Герфис. — И в «гляделки» со мной играть не надо, я в них в детстве наигрался. Лучше скажи мне, почему ты в последнее время грубишь отцу?

— А что, он уже нажаловался? — скривилась Зорица.

— Во-первых, он не жаловался, а попросил поговорить с тобой. С ним самим ты ведь об этом говорить отказываешься. Очень гордая, да? Он что-то не то тебе сказал, а ты теперь таким образом наказываешь его, да?

— И ничего я не наказываю! — надулась Зорица.

— А раз не наказываешь, то постарайся вести себя по-другому. В армию просишься, а ведёшь себя как пятилетний ребёнок. Или ты думаешь, что у отца других дел нет, как только разбираться с тем, как он тебя обидел? Он отвечает за целую армию, и у него дел и так полно, а тут ещё ты со своими штучками!

— Да, — обиделась Зорица, — а почему он тогда был против смертной казни? Все проголосовали за неё, а он…

Девочка осеклась, поймав взгляд, которым смотрел на неё Герфис.

— Значит, тебе нравится, когда убивают людей? — странным тоном спросил Герфис, доставая из ножен свой нож.

Зорица попятилась. Герфис протянул ей клинок:

— На, ударь меня.

— Зачем это? — Зорица спрятала руки за спину.

— Ну тебе же нравится кровь, как я понял. Тебе не терпится кого-нибудь убить. Убей тогда меня. Держи!

— Я никого не хочу убивать! — со слезами в голосе выкрикнула девочка. — Но как же так! Пронис ведь убил отца Таписа! И ещё двух человек! И с ним нужно было поступить точно так же!

Герфис спрятал нож, присел рядом с Зорицей и взял её за руки.

— Вот видишь, как вы с отцом похожи, — он тоже никого не хочет убивать. Даже такого плохого человека, как Пронис. Потому что воюет твой отец только с филиями, а не с людьми. А голосовал он против смертной казни, потому что считает, что нельзя обагрять свои руки кровью сородичей. Он поступил мудро, твой отец. Всё равно ведь Прониса наказал океан.

— Правда? — спросила Зорица, вытирая слёзы. — Пронис наказан и никогда больше сюда не вернётся?

— Никогда, — ответил ей Герфис. — Ну а теперь, когда мы разобрались с причинами твоей грубости, я надеюсь, ты помиришься с отцом?

Ближе к ночи накал праздника стал спадать. Балтиса вместе с Журицей проводили в их комнату. Большинство колонистов разошлись по своим жилищам, приведя перед этим в порядок кабинет главы Совета.

Птунис вместе с Борицей медленно брёл по коридорам колонии. Они шли, болтали ни о чём, смеялись, и он вдруг поймал себя на мысли, что ему давно уже не было так легко и хорошо, как сейчас. Наверно, со времени последнего сражения, в котором погибла Дарица.

Странно, что при мысли о ней у Птуниса ничего не закололо в груди, как было совсем недавно. Наверное, рана в сердце наконец-таки затянулась, подумал он.

— Ну вот мы и пришли, — сказала Борица. — Это моя комната.

— Я знаю, — ответил Птунис. — Мы когда-то были у тебя с Дарицей.

Сказал и выругался про себя. «Вот вечно ты так, — подумал он, — всегда всё испортишь».

Они немного помолчали.

— Не хочешь зайти? — негромко спросила девушка. — Ненадолго.

— Хочу, — улыбнулся он, — но, думаю, ненадолго меня не устроит. Хотелось бы там всё подробнее рассмотреть.

Борица улыбнулась в ответ и распахнула перед ним дверь.

 

35

Вскоре очередная новость обсуждалась в колонии: Борица переехала жить к Птунису.

— Молодец, девчонка, — говорили одни колонисты, — добилась всё-таки своего, окрутила нашего командующего.

— Это ещё ничего не значит, — говорили другие. — Официально они ведь не объявляли, что будут жить вместе. Мало ли что ещё может случиться.

— Ничего не случится, — возражали первые. — Борица своего уже не упустит.

Зорица долго думала, как ей поступить: принять Борицу в семью или устроить отцу скандал, — всё-таки девушка занимала место её матери. Ситуация осложнялась тем, что Борицу она знала давно, так как та работала вместе с Дарицей. Больше того, Зорица восхищалась Борицей после того боя, когда вышедший за металлом отряд окружили сатки, а Борица обнаружила их и организовала отпор.

Зорица посоветовалась со старшими подружками. Те со знанием дела сказали, что её отец всё равно рано или поздно приведёт в дом женщину, так что пусть это лучше будет Борица, которая и по возрасту ненамного старше неё, и всегда весёлая, так что с ней можно будет даже иногда поиграть.

«И храбрая», — добавила про себя девочка, которая для себя уже всё решила.

Сошлись они с Борицей очень быстро. Та, действительно, могла играть с Зорицей в любое время, причём игр знала множество, а некоторые даже придумывала на ходу.

Заметив, что Зорица неравнодушна к охоте и как свои пять пальцев знает всё оружие и снаряжение охотника, она как-то сказала:

— Ты ведь ещё не делала свой профессиональный выбор? Не хочешь зайти ко мне в цех? Мы там делаем и чиним гидрокостюмы. Кроме того, недавно мы разработали новые шлемы со встроенными в них приборами связи. Мне кажется, тебе это будет интересно.

Зорица приняла предложение Борицы и не пожалела об этом. Её действительно захватила эта работа. Особенно ей понравились новые шлемы со связью. Вскоре всё своё свободное время она проводила в цеху у Борицы. Все были довольны.

Но больше всех был доволен Птунис. Отношения с дочкой, воспитанием которой занялась Борица, наладились. Она больше не шлялась по колонии с таинственным и независимым видом. Кроме того, осваивала полезную для колонии профессию.

Сейчас, когда все его личные и семейные дела устроились, Птунис думал о предстоящем сражении. Филии, как подметил Заргис, упорно не хотели оставлять колонию в покое.

«Хорошо, — думал Птунис, — вы сами в этом будете виноваты, — в своих будущих жертвах. Иногда мне кажется, что вы на самом деле тупые рыбы. Потерять столько своих сородичей — и не отступить! Ради чего?

Ради остатков призрачной власти над людьми? Нет, не могу понять! Всё равно мы не остановимся и вышвырнем вас с нашей территории, хотите вы того или нет».

Пропитание опять приходилось экономить, и, значит, пора снова было дать понять рыбам, что они здесь не хозяева. Ведь после каждого сражения рыбы становились более покладистыми и не нападали на охотников, когда те выходили на промысел.

«Стоп! — подумал Птунис. — А почему они вообще дают нам охотиться? Ведь если окружить Ружаш плотным кольцом, то ни один человек не сможет прорваться и выйти на охоту. Даже через чёрный ход. В случае же нашего выхода в океан они могли бы постоянно нападать на нас, и нам, естественно, было бы не до промысла рыбы. И тогда им оставалось бы только ждать, когда все мы здесь умрём от голода».

Это была загадка, которую он не мог разъяснить. Никто не мог ему помочь с ответом, когда он задал этот вопрос на Совете. Даже Заргис развёл руками. Лишь Алманис легкомысленно бросил:

— Это же рыбы! Что они могут понимать в тактике, а тем более в стратегии!

— Насчёт тактики я не согласен, — ответил Птунис. — Они держатся группами, создали себе охрану из сатков, своевременно вводят в бой клотов, а в последнем сражении даже устроили нам западню. Не говоря уже о том, как они грамотно окружили Ружаш. Так что насчёт тактики я готов с тобой поспорить. А вот насчёт стратегии…

— Ты ведь сам говорил, — произнёс Радис, — что они мыслят совсем по-другому. Может, до них не доходит, что они могут нас уничтожить подобным образом.

— А может быть, они просто не хотят нас уничтожать, — заметил Заргис.

— Как бы то ни было, — сказал Алманис, — предлагаю не забивать себе этим голову, а заняться более насущными проблемами.

— Ладно, — вздохнул Птунис, — что там у нас со связью?

— Сделано девять приборов, — доложил Алманис. — Все испытаны и готовы к действию. Если один прибор оставить тебе, а другие раздать командирам полусотен, то мы сможем в следующем сражении выставить четыреста бойцов.

— Мне прибор не нужен, — отозвался Птунис, — свой есть, так что даже четыреста пятьдесят. Но столько мы, пожалуй, выставлять не будем. Я рассчитываю в предстоящем сражении задействовать три сотни. Автомат пока не готов?

— Нет, — покачал головой Герфис, — Крокис ещё работает.

— А сколько у нас карабинов?

— Почти сотня.

— Значит, так, — подытожил Птунис. — Опросить бойцов и всех, кто желает, вооружить карабинами. Командирам полусотен провести тренировки в новых шлемах с приборами связи. Неважно где, в Кормушке или в загоне. Завтра вечером — отдых, послезавтра выходим. Надеюсь, рыбы не устали нас ждать.

 

36

— Главная наша задача, — сказал Птунис перед боем, — уничтожение как можно большего числа филий. Ведь их количество тоже не бесконечно. Чем больше их погибнет, тем больше у нас шансов навсегда изгнать их отсюда.

— А ты помнишь, что сообщила та рыба на допросе? — спросил Радис. — Что сородичи из других стай всегда поддержат их в случае поражения. И ты сам сказал тогда, что она говорила правду. Мне иногда кажется, что, сколько их ни убивай, ничего не изменится.

— Ничего не меняется, если ничего не делать, — отрезал Птунис. — А то, что рыба нам тогда говорила… Она может верить в это и думать, что это правда, но кто сказал, что это на самом деле так? Ещё она сказала, что каждая стая живёт возле человеческой колонии. Кто знает, что там происходит у них, и захотят ли рыбы из других стай рисковать своими жизнями, плывя в Ружаш за сотни километров от своего дома. Заргис подал мне хорошую мысль: если они разумны, то и среди них могут быть разногласия. Так что давайте сосредоточимся на наших филиях. Сначала надо изгнать их, а потом уже думать о других. Может быть, с другими нам потом удастся договориться.

План боя был прост: не мудрствуя лукаво, Птунис вывел из шлюзовых ворот две сотни бойцов. После того как они появились в пределах видимости филий и те стали перегруппировываться, ещё сотня вышла через Кормушку.

Оставлять засаду в развалинах в этот раз Птунис не стал, — такое уже было, и филии могли быть готовы к этому. Но от запасного отряда он не отказывался никогда. Поэтому сотня с Седонисом во главе должна была ударить во фланг противнику. Ещё сотня на всякий случай дежурила наготове. Люди были одеты в гидрокостюмы и находились прямо в загоне. Этим отрядом командовала Норша.

Рыбы выстроились неподалёку от руин, но нападать не торопились. Видно, помнили, чем закончилось предыдущее сражение. Люди тоже не спешили удаляться от развалин. В вялом противостоянии прошло около часа.

Наконец один из сатков, очевидно самый нетерпеливый, рванулся вперёд. За ним ринулись остальные.

— Сатки пошли в атаку, — сообщил Птунис по прибору связи. — Очевидно, вскоре появятся и клоты.

На вчерашнем совещании перед боем Заргис сказал Птунису, что ему всё-таки придётся надеть новый шлем. Ведь мысли, хотя он и делает это очень быстро, он может передавать лишь одному человеку. А по прибору связи его сразу услышат все. Подумав, Птунис вынужден был согласиться. Громоздкий шлем раздражал его, но приходилось терпеть.

Он оказался прав. Как всегда сверху спланировали сатки. Бойцы с новыми стрелами и бомбами их уже ждали. На верхнем уровне, чуть выше основной массы войска, завязалась схватка. Внизу колонисты вступили в сражение с сатками.

Выждав, когда армии столкнулись, и сатки завязли в передней линии колонистов, Птунис скомандовал:

— Седонис, давай!

Засадная сотня Седониса ударила сбоку. Она напала на филий, руководящих сражением и находящихся чуть в стороне, и стала их уничтожать. Рыбы поначалу смешались, но потом перегруппировались, пришли в себя, и откуда-то из глубины океана на людей налетели сатки.

Сражение завязалось и здесь. Седонис хотел было дать сигнал к отступлению, но потом подумал, что тогда задача, поставленная Птунисом, не будет выполнена. Он отдал приказ рассредоточиться, чтобы растянуть линию нападающих, а сам с одним десятком прижался ко дну и поплыл вперёд.

Последствиями схватки было то, что с морского дна поднималась взвешенная смесь, затруднявшая видимость. Может быть, поэтому филии и прозевали нападение Седониса. Он со своими людьми всплыл прямо под ними и с ходу открыл по рыбам стрельбу. Двух сатков, охраняющих филий, уничтожили сразу же, а потом, как выразился позже один из участников этого дерзкого рейда, пошла потеха. Филий расстреливали в упор. Рыбы метались в разные стороны, но, казалось, повсюду были враги. Бойня прекратилась, когда у людей почти закончились боеприпасы. Повсюду в воде плавали тела рыб. Похоже было, что не уцелел никто.

Седонису внезапно стало не по себе. Десятки мёртвых врагов окружали его, казалось, он должен был радоваться — и вот на тебе, никакого удовлетворения. Наверное, потому, что рыбы практически не сопротивлялись. Похоже, в последнее время они стали настолько сильно бояться людей, что уже не надеялись на своё знаменитое внушение. Седонис махнул рукой, давая сигнал отходить, и, не оглядываясь, поплыл назад.

Возвращались они уже спокойно. Без филий сатки бросили воевать и уплывали с места сражения, огибая людей. Седонис улыбнулся. Всё-таки дело было сделано. Теперь можно было доложить Птунису и ударить рыбам в тыл. В это время плывущий неподалёку сатк развернулся и устремился к нему. Один из его бойцов резко вытянул руку в сторону, привлекая внимание Седониса. Тот обернулся и выругался вслух.

— Что там у тебя? — раздался в шлеме встревоженный голос Птуниса. Седонис дрался вдалеке, и ему не было видно, что творится там у его друга.

— Проклятые рыбы! — ругался Седонис. — Они прислали подкрепление. Здесь появились новые филии. Наверное, с полсотни. Сатки опять нас атакуют.

— Немедленно отходи к руинам, — приказал Птунис. — Они рядом с тобой. Там закрепись и держи оборону. Мы поможем. Береги людей и себя тоже.

— Угу, — согласился с ним Седонис, вытягивая руку вперёд и нажимая на курок.

Одна пуля вылетела из ствола и, пронзив небольшим бурунчиком толщу воды, ударила сатка в морду. Хищник, не замедляя движения, лёг на бок, готовясь к последнему броску. Седонис передёрнул затвор, и… выстрела не последовало. Обойма была пуста. Седонис присвистнул и сдёрнул со спины пневматик. Сатк начал раскрывать пасть. До него уже оставалось несколько метров. Седонис вытянул руку с пневматиком, рассчитывая попасть хищнику в рот. Теперь только точное попадание могло спасти его. Сатк был уже рядом, палец стал плавно давить на курок, как внезапно у сатка исчезло полморды.

Седонис не успел удивиться такому превращению, как его взрывной волной отбросило назад. Сделав в воде переворот, он затормозил. В нескольких метрах от него его десятник Пурис показывал ему знаками, что всё, мол, в порядке. В его руке была зажата ещё одна взрывающаяся стрела. Седонис готов был дать палец на отсечение, что тот сейчас довольно лыбится под маской. Но только вот зря он это делал. Седонис вытянул в его сторону пневматик и выстрелил.

Пурис застыл. Всё произошло настолько быстро, что он не успел ничего предпринять и лишь беспомощно смотрел, как гарпун устремился прямо к его лицу. Он прошёл буквально в нескольких дюймах от головы десятника.

«Слава богам, промазал!» — подумал Пурис, у которого в голове внезапно зазвенело, и оттуда исчезли почти все мысли, кроме одной: «За что?» По всему телу внезапно разлилась предательская слабость, как бывает, когда чудом избегнешь смертельной опасности. Он смог лишь повернуть голову, провожая стрелу взглядом.

— Попал! — радостно закричал Седонис.

Его гарпун торчал прямо посреди морды сатка, атаковавшего Пуриса сзади. Пока сатк мотал мордой, пытаясь избавиться от неожиданной помехи, один из охотников всадил в него из карабина несколько игл. Раздосадованный неудачей сатк повернул обратно и удалился с поля боя, продолжая мотать мордой с торчащей в ней стрелой, как будто отрицая очевидное. Седонис подплыл к всё ещё не пришедшему в себя Пурису, показал ему кулак и направился дальше, чтобы отдать своей сотне приказ об отходе.

«Закрепимся в развалинах, — подумал он, — настреляем оттуда ещё с полсотни рыб и будем считать, что на сегодня мы свою задачу выполнили».

Нападавших сатков сегодня было как никогда много. Но войско Птуниса действовало грамотно, и, судя по тому, что он видел, они не потеряли ещё ни одного человека, хотя рыб уже уничтожили изрядно. Боеприпасы были на исходе, поэтому самое разумное сейчас было отходить, что он и приказал сделать.

На верхнем уровне против клотов действовал отряд колонистов с бомбами и взрывающимися стрелами. Оказалось, что великаны, бывшие в ярости или ранеными страшными бойцами, обладали хоть каким-то разумом, потому что на рожон не лезли и действовали, в отличие от предыдущих сражений, осторожно. Но, несмотря на это, они, медленно, шаг за шагом, продавливали защиту людей, не неся при этом серьёзных потерь. Лёгкие ранения в счёт не шли.

«А может быть, у них не так уж и мало ума, как я думаю. Ведь стали же они действовать по-другому. А раз так, значит, скорее всего, клоты обмениваются информацией. И существует возможность как-то договориться с ними, чтобы они больше не воевали на стороне филий. Хотя, если те воздействуют на великанов, то сделать это будет очень трудно. Почти невозможно. А вот если…»

Додумать он не успел. В наушниках шлема раздался крик, и Птунис понял, что это кричит Седонис.

— Что там опять у тебя? — спросил он.

— Проклятие, Птунис! Здесь в развалинах полно рен! Откуда они только взялись! Они нападают на нас!

— Держись, — закричал в ответ Птунис, — мы сейчас подойдём!

— У нас мало боеприпасов, — прохрипело в ответ в шлеме, — у некоторых даже пневматики разряжены. Так что поторопись!

— Поднимайтесь над развалинами, — выкрикнул Птунис, — рены не будут вас преследовать. Они не любят отходить от своих укрытий и…

— Ххха! — выдохнул в ответ Седонис, и Птунис с ужасом понял, что там началась рукопашная.

Он махнул рукой охранявшему его десятку и изо всех сил устремился к развалинам. Охрана направилась следом. Зуб, который всегда находился рядом с ним, плыл чуть позади.

— Норша, — на ходу спросил Птунис, — ты слышала?

— Да! — раздался взволнованный голос.

— Быстро выходи из колонии. Полсотни отправь вперёд, пусть заменят наших, а остальные полсотни пусть сворачивают к руинам. Там встретимся.

Вскоре он повис над руинами. Там кипела схватка. Рены выскакивали из своих укрытий, служить которыми могли любые щели, ямы или дыры, и нападали на людей. Люди отбивались ножами и острогами. Повезло тому, у кого ещё остались патроны, — тот мог чувствовать себя более или менее спокойно, хотя ни в коем случае не в безопасности. Потому что вокруг всё так и кишело от рен — этих устрашающих морских созданий.

«И как только им удалось переправить сюда этих змеюк? — подумал Птунис. — Причём незаметно, и в таком большом количестве». В том, что это сделали филии, он не сомневался ни минуты.

В свалке, царившей внизу, разобраться было нелегко. Но на раздумья времени не было, людям Седониса срочно была нужна помощь. Птунис направил своё ружьё вниз, тщательно прицелился в рену, вцепившуюся какому-то колонисту в руку, и осторожно нажал курок.

Пуля попала точно в голову рены. Змея дёрнулась, и её челюсти разжались. Обезумевший от боли колонист ударил её в шею ножом и продолжал наносить удары раз за разом, хотя рена была уже мертва. Птунис выбрал себе новую цель и выстрелил. Затем показал своим охранникам, тоже доставшим свои ружья, чтобы те переключили режим стрельбы на одиночный, и выстрелил снова. Зубу в руинах было не развернуться, поэтому он барражировал вокруг Птуниса, поводя головой из стороны в сторону и высматривая возможного врага.

Они быстро очистили от рен участок, находящийся внизу, но это была лишь малая толика. В развалинах под ними крыши не было, но ведь были руины и с сохранившимися перекрытиями. И там тоже кипела схватка. Птунис изо всех сил стремился вниз, на помощь своему другу, но он знал, что охрана его просто не пустит.

«Где же Норша?» — успел подумать он, переходя на новый участок, и тут увидел помощь.

Плывущую впереди женщину не узнать было просто нельзя — её сразу же выдавали габариты. Но, даже если бы не это, подругу Герфиса можно было опознать по ядовито-жёлтому цвету костюма, когда-то сшитому в мастерской по заказу. Когда её спросили, почему она выбрала такой цвет, ведь обычно охотники выбирают неяркие, приглушенные тона, Норша заявила, что её гидрокостюм отпугивает филий, а промысловых рыб, наоборот, привлекает. Как бы то ни было, она считалась одной из лучших охотниц колонии и всегда была при добыче.

— Нужна помощь внутри, — сказал Птунис в шлем.

Норша махнула рукой, давая понять, что поняла, и устремилась к ближайшему отверстию, ведущему в развалины. Многие командиры ещё не привыкли к говорящей связи и по привычке пользовались жестами.

Женщина скрылась внутри, и Птунис не сомневался, что там, где Норша, сейчас весело. Если бы это происходило не под водой, были бы слышны яростные крики, стоны умирающих и жизнерадостная брань. Но вода поглощала все звуки, и битва кипела в полной тишине.

Оглядевшись, Птунис увидел, как вторая полусотня свежих бойцов выдвигается вперёд и сменяет уже уставших от боя колонистов.

— Алманис и Кратис отходят, — скомандовал он. — Радис помогает Седонису и возвращается вместе с ним. Норша отходит последней.

Первая сотня стала втягиваться в шлюзовые ворота. Больше пятидесяти человек шлюз принять не мог, поэтому остальные ждали своей очереди.

Сатки стали наседать, и Радис со своей полусотней остался в строю, как ни хотелось ему помочь сражающемуся в развалинах сыну. Его поддерживали лишь хриплые крики и замечания, раздававшиеся в шлеме, издавать которые мог лишь Седонис. Причём живой. Поэтому Радис действовал почти автоматически, внимательно прислушиваясь к ругани, раздающейся в шлеме.

Наконец первые люди появились из руин. Многих из них поддерживали люди Норши. Некоторые просто не могли плыть самостоятельно. Птунис стиснул зубы.

«Да, рыбы, это был хитрый ход. Ну ничего, вы заплатите ещё и за это».

Вскоре из развалин появилась Норша, знаками показывая, что всё в порядке, и устремилась на помощь Радису. Последним руины покидал Седонис. Птунис с облегчением увидел, что тот передвигается самостоятельно.

— Цел? — только и спросил он.

— А что мне сделается! — похвастался друг. — Чтобы какая-то змеюка достала меня — да не бывать этому! Зато я двум шкуры успел попортить.

— Пересчитай людей, — перебил его Птунис, — чтобы никого не осталось в развалинах, и отходим. Радис, давай вслед за нами.

Люди группами отходили к колонии, и ворота медленно, одного за другим, поглощали их.

 

37

— Проклятые рыбы! — бушевал Птунис на Совете спустя несколько часов. — Проклятые хитрые твари! И откуда они взяли столько рен?

— А мне кажется, что всё прошло удачно, — заявил Радис. — По нашим оценкам, у филий не меньше пятидесяти убитых, а сатков никто и не считал. У нас же всего трое погибших.

— И десятеро, по оценкам Кулиса, — вставил Заргис, — больше никогда не смогут выйти в океан, настолько сильно их покалечили рены. Большинству из них придётся ампутировать конечности.

Птунис застонал:

— Какой же я дурак, что не догадался осмотреть эти проклятые руины перед боем!

— Ну, — философски заметил Радис, — нельзя всего предусмотреть. И всё-таки я считаю, итог боя в нашу пользу. Ты ведь сам хотел, чтобы мы настреляли как можно больше рыб. Так и произошло.

— Хотел, хотел, — мрачно отозвался Птунис. — Но я не хотел, чтобы столько наших людей пострадало. Если бы не рены, у нас был бы всего один погибший из полусотни Кратиса.

— И тот погиб из-за глупости, — произнёс Кратис. — Ему очень быстро удалось подстрелить двух сатков. Удача вскружила ему голову, он чересчур выдвинулся вперёд, и сатки взяли его в клещи. Мы уже ничего не успели сделать.

— Дисциплина! — хмуро сказал Птунис. — Нужна строгая дисциплина, иначе нам никогда не избавиться от ненужных потерь.

— Ну, — протянул Седонис, — мы ведь только учимся воевать.

— Но ведь учатся и они! — возразил Птунис. — И настолько успешно, что меня это начинает пугать. По крайней мере их последние хитрости с двумя засадными отрядами и с ренами мне совсем не понравились. Как там было, Седонис? — сбавив тон, спросил он.

— Ты про руины? — прищурился тот. — Честно говоря, не очень весело. Сам знаешь, ничего нет хуже неожиданного нападения. Правда, в итоге мы их почти всех перебили, а оставшиеся попрятались по норам, но потери мы всё-таки понесли.

— И приличные, — произнёс Заргис.

— А я всё равно считаю, что победа была на нашей стороне, — упрямо заявил Радис. — У нас никто не пострадал в результате схватки с клотами, и всего один человек погиб от челюстей сатков. И если бы не засада в развалинах, никто сейчас из вас не сидел бы с таким кислым выражением лица. Ещё несколько сражений, ну, может, десяток, и филии сдадутся. Они и так уже сопротивляются всё слабее.

— Но с каждым разом становятся всё хитрее, — не согласился Птунис. — И кто знает, сможем ли мы выдержать этот десяток сражений.

— Сможем! — хором ответили Радис с Седонисом.

Птунис покачал головой:

— Нет, здесь нужно что-то новое. Нужен какой-то скачок, прорыв! Надо сделать что-то необычное, что навсегда отбило бы у рыб охоту с нами воевать. Но я никак не могу взять в толк, что. Может быть, вы что-нибудь предложите? — Птунис с надеждой посмотрел на главу Совета.

Заргис лишь покачал головой:

— Пока, к сожалению, у меня никаких идей нет.

— Ладно, — поднялся Птунис. — Итоги сражения мы обсудили, будем расходиться. Если кого-нибудь осенит что-то гениальное, милости прошу ко мне, я всегда дома.

Птунис сидел в своей комнате и напряжённо размышлял. Ему, как совсем недавно Заргису, казалось, что он упустил нечто очень важное, что он когда-то знал или от кого-то слышал.

Сначала Птунис попытался вспомнить, мог ли он что-то знать о филиях такое, что можно было бы использовать против них. И в итоге, после длительных размышлений, решил, что ничего. Ведь, если бы он или кто-то другой что-то знал, они бы давно уже это использовали.

Тогда Птунис стал вспоминать, могло ли то, что он упустил, промелькнуть в разговоре. Он стал методично, один за другим перебирать разговоры минувших дней, идя от вчерашнего дня назад во времени. Дойдя до дня, когда допрашивали филию, он перебрал весь допрос до малейшей детали, но так и не вспомнил ничего, что дало бы ему пищу для дальнейших размышлений.

Стиснув зубы, Птунис удалился в прошлое ещё на один день. И тут… Стоп! Вот оно! Вот что он пытался так безуспешно вспомнить. Разговор с Зубом. В тот день кул ему сказал, что… Да, точно. Когда они вышли на охоту за филией, Зуб ему сказал, что у клотов есть ещё один враг — самый страшный. И этот враг — гигантские калары.

Птунис подхватился и быстрым шагом направился в сторону загона.

Когда он вернулся, было уже поздно. Борица достала ему копчёную рыбу и салат из водорослей. Зорицы дома не было — она отпросилась у отца работать в вечернюю смену. Птунис задумчиво жевал, но было видно, что мысли его витают где-то далеко от обеденного стола.

Поблагодарив Борицу за ужин, он сел на стул и погрузился в размышления. Девушка ему не мешала.

Так прошёл час. Внезапно он поднял голову и сказал:

— Борица, мне нужна твоя помощь.

Рано утром зашёл Герфис.

— А где Птунис? — спросил он. — Мне нужно у него кое-что спросить.

— Вышел куда-то, — отмахнулась Борица. — Не знаю.

Герфис хмыкнул. Обычно она всегда знала, где находится её мужчина, ведь Птунис всегда говорил ей, куда уходил. Механик пожал плечами и ушёл.

Через полчаса прибежал Седонис.

— Где Птунис? — с порога закричал он.

Борица ответила ему точно так же. В течение часа забегали ещё несколько человек, а потом наступило затишье. Но оно было недолгим.

Вскоре двери распахнулись, и перед Борицей появилась целая делегация. Здесь были Седонис, Алманис, Герфис, а возглавлял их сам глава Совета.

— Борица, — произнёс Заргис, проницательно глядя на неё, — что случилось? Птуниса не могут найти уже три часа. Такого раньше никогда не было. Территория у нас небольшая, и если человека так долго ищет большое количество людей, то он обязательно должен отыскаться. Поэтому мне кажется, что Птунис что-то задумал, а ты его прикрываешь. Я не буду рассказывать тебе всякие ужасы о том, что может случиться, если Птуниса с нами не окажется. Поэтому спрошу прямо: где он?

— А сколько времени? — вопросом на вопрос ответила девушка.

— По времени Ружаш почти полвторого дня, — ответил Герфис.

— Тогда можно говорить, — вздохнула Борица. — Он просил, чтобы я держала в секрете его исчезновение на всякий случай до полудня, тогда его уж точно никто не сможет догнать, если вам, например, придёт в голову снарядить за ним погоню.

— Куда он уплыл? — нахмурился Заргис.

— Я точно не знаю, куда, он мне об этом не сказал. Единственное, что я от него услышала, что это чрезвычайно важно для колонии. Что мы можем победить, но для этого ему необходимо найти какого-то Большого Кена.

— Нет! — вскрикнул Заргис и схватился за грудь. — Только не это!

Ноги его внезапно подкосились, и глава Совета упал бы, если бы Герфис вовремя не поддержал его. Заргиса усадили на стул, и Герфис, выражая мнение всех присутствующих, спросил:

— Что здесь происходит, Заргис? Кто такой этот Кен и почему мы ничего об этом не знаем?

— Этого не должно было случиться, — пробормотал Заргис, массируя рукой грудь напротив сердца и морщась. — И я понятия не имею, откуда он обо всём узнал.

— Птунис сказал, — раздался голос Борицы, — что про Кена ему рассказал его кул.

Заргис вздохнул:

— Действительно, кому как не истинным обитателям океана должно быть известно всё друг о друге.

— Так что это за Кен? — раздражённо спросил Алманис. — Услышим мы о нём сегодня или нет?

Все посмотрели на главу Совета.

— Кто он на самом деле, я не знаю, — ответил Заргис. — Об этом в старых рукописях не сказано ничего. Но точно знаю одно — это самое страшное чудовище, которое когда-либо обитало в океанских глубинах.

Борица испуганно поднесла руки ко рту, а Заргис продолжал:

— Создано оно было людьми в конце эпохи, перед самой Катастрофой. В то время проводилось множество генетических экспериментов и над людьми, и над животными. Нам, теперешним, могло бы показаться, что люди сошли с ума, настолько чудовищными и аморальными были некоторые из этих опытов. В итоге после ряда лет, проведённых в заточении, Кен сбежал, разрушив свою тюрьму и убив всех охранников. После этого он начал мстить, нападая на суда и отправляя их на дно. В определённой части океана стало небезопасно плавать. Тогда против него была послана экспедиция, состоящая из нескольких военных кораблей и гражданских судов. У военных также была подводная лодка.

Заргис обвёл всех взглядом и произнёс:

— Почти вся экспедиция погибла. В порт вернулось лишь одно небольшое гидрографическое судно. После этого больше не предпринималось никаких попыток уничтожить это создание. Огромная часть океана была объявлена опасной для плавания, и все суда старались обходить этот район. А через несколько лет произошла Катастрофа.

Все молчали, стараясь не смотреть друг другу в глаза.

— Если бы он только сказал мне, — медленно произнёс Заргис, — если бы только хотя бы намекнул… Я бы сумел его отговорить. А так…

— О чём он собирается договариваться с этим чудовищем? — выдохнул Седонис. — Как с ним вообще можно разговаривать?

— Дело всё в том, — вздохнул Заргис, — что, как и филии, как и кулы, этот монстр разумен.

— Значит, у него всё-таки есть шанс! — обрадовался Седонис.

— Надеюсь, — отозвался Заргис. — Я очень на это надеюсь. Но… как бы то ни было, об исчезновении Птуниса мы должны пока молчать, чтобы не вызвать излишней нервозности среди колонистов.

— Нервозности! — грустно усмехнулся Герфис. — Почему бы не сказать так, как есть! Многие люди связывают все наши победы именно с ним, и, если узнают, что он пропал, боюсь, паники нам не избежать. Поэтому я поддерживаю предложение главы Совета. Чем меньше людей будет знать об этом, тем лучше. Мне кажется, будет достаточно нас пятерых.

Выйдя из жилища Птуниса и оставшись с Заргисом наедине, Герфис сказал:

— Попробуйте связаться с ним через прибор Питриса.

— Обязательно, — кивнул головой Заргис. — Если он, конечно, захочет мне отвечать.

Птунис не ответил. Напрасно глава Совета до глубокой ночи сидел, подсоединившись к прибору и посылая мысленные сообщения одно за другим: ответа не было. На следующий день Заргис спрятал прибор обратно в сейф. Птунис должен был быть уже далеко, и бдение у прибора становилось бессмысленным.

 

38

Пурис, нёсший вахту у главных ворот, развлекался метанием ножей в мишень. Рука должна быть твёрдой и точной. А для этого никогда не следует пренебрегать тренировками. И он тренировался, где только мог. Если постоянно так делать, то он вскоре достигнет такого же мастерства, как и Седонис, в последнем сражении спасший ему жизнь.

Да! Он до сих пор не мог без содрогания вспоминать момент, когда гарпун устремился к нему. Хорошо ещё, что у него от испуга отказали все мышцы. Было бы хуже, если бы он начал дёргаться, да ещё не в ту сторону! Некрасиво бы он тогда выглядел с гарпуном, торчащим в голове!

Раздался звонок. Пурис механически подошёл к пульту и вдруг замер. Кто бы это мог быть? Ведь при нём на охоту никто не выходил, и по вахте ему ничего такого не передавали.

Звонок раздался вновь. Всё как и обычно: два коротких, длинный, короткий. Сигналы менялись каждый месяц, хотя, зачем это делать, Пурис не понимал. Ведь кто, кроме человека, сможет отодвинуть в сторону пластину и нажать на кнопку. Не рыба же своим носом?

Он рассмеялся, подумав об этом. Наверное, разведчики опять выходили в океан, и снова через чёрный ход. Вахтенным на шлюзе об этом не сообщалось, поэтому вполне понятно, что о рейдах разведчиков они ничего не знали. Пурис усмехнулся и нажал на рубильник.

Наружные ворота раскрылись, принимая заплывающих людей. Буквально через пять секунд сигнал раздался вновь, уже из шлюзовой камеры. Это означало, что все уже внутри.

«Как быстро! — подумал Пурис, закрывая наружные ворота. — Наверное, совсем маленькая группа».

Он подошёл к небольшому окошку, пытаясь рассмотреть тех, кто оказался внутри. Так почти никто никогда не делал, хотя это и было предписано правилами, но Пурису было любопытно.

Сначала он ничего не заметил. Но спустя некоторое время увидел, как скользнула вдоль окна гибкая тень кула. Только после этого Пурис открыл шлюзовые ворота.

Кул первым прошмыгнул внутрь. За ним заплыл пловец и знаками показал, что позади больше никого нет. Шлюз закрылся.

Пурис не был похож на погибшего Горкиса, который почти каждого кула мог опознать только по одному ему знакомым очертаниям и, естественно, сразу же сказать, кто из охотников вернулся из океана. На это даже новый смотритель загона, который, кстати, так же, как и Пурис, с любопытством пялился на прибывших, не был способен. Поэтому он ждал, когда разведчик снимет маску.

Колонист выбрался из бассейна, скинул ласты, затем снял маску, и Пурис обомлел от изумления. Перед ним был сам главнокомандующий.

— А… как это? — забормотал он. — А почему мне никто не сообщил?

— Всё в порядке, Пурис, — подмигнул ему Птунис. — Это была секретная акция. Даже некоторые члены Совета об этом не знали. Зато теперь всё будет хорошо. Всё будет просто замечательно!

Когда он ввалился в кабинет Заргиса, его встретила тишина, поначалу даже показавшаяся ему зловещей. Но потом к нему подскочил быстрее всех пришедший в себя Седонис и изо всех сил залепил ему в плечо. Даже рука заныла. Птунис сразу успокоился. Значит, всё в порядке.

Уже после были бурные объятия, особо болезненные, когда он попал в руки Герфиса. Потом начались расспросы. А начались они с колючего и очень неприятного взгляда Заргиса.

— Вы всё время твердите о дисциплине, — произнёс он сухо, — и сами же первый её нарушаете. Какой пример вы подаёте остальным колонистам, и что нам ждать от простых людей, если сам главнокомандующий постоянно нарушает всё правила.

— Поэтому он и главный, что ему иногда можно хоть что-то нарушить, — попытался отшутиться Птунис, но, видя, как нахмурились Заргис с Герфисом, извиняющимся жестом поднял руки вверх:

— Хорошо, разговариваем серьёзно. Из всех правил бывают исключения, а к правилу, запрещающему единственному человеку, обладающему способностью мысленно общаться с другими существами, такое исключение напрашивалось давно. Оно просто очевидно, но вы все не желаете этого понять, аргументируя свой запрет мне выходить из колонии тем, что якобы это может навредить нашей борьбе с рыбами.

— Конечно, может, — подхватил Герфис. — Ведь если бы не ты…

— Да хватит уже! — оборвал его Птунис. — Перед приходом сюда я побывал дома и успел пройтись по Ружаш. И представляете, не нашёл никаких катастрофических изменений! Никаких необратимых последствий того, что меня не было целых четыре дня!

— Кстати, — Седонис метнул ироничный взгляд на Герфиса, который тотчас же нахмурился, — тебя тут кое-кто уже похоронить успел! Мол, зарядка-то у гайзера сутки назад должна была уже кончиться! А я ему и говорю: надо знать Птуниса, он сумеет выкрутиться. Хотя бы всплывёт и поплывёт по поверхности. Ты ведь так и сделал, да? — Лицо Седониса выражало крайнюю степень любопытства.

— Расскажу после. А сейчас, пожалуй, закончу. Так вот, я заметил, что вы прекрасно справляетесь и без меня. И осознал то, что все должны понять так же, как и я. Я просто один из вас. Возможно, я когда-то это всё и начал, но теперь процесс запущен, и его уже не остановить. Никому. И исходя из всего этого, я у вас спрашиваю: мог ли кто-нибудь из колонии, не обладающий моими способностями, договориться с чудовищами, чтобы те нас поддержали?

В комнате повисло молчание.

— Договориться? — наконец осторожно спросил Радис, с интонацией, которая однозначно говорила: правда ли то, что послышалось им в реплике Птуниса, или это лишь их разыгравшееся воображение?

Птунис улыбнулся.

— Интересно? — спросил он. — Сейчас расскажу.

Он вышел из колонии около трёх часов ночи по времени Ружаш. Конечно же, через Кормушку. Помогла ему в этом Борица. Она очень не хотела его отпускать, но он сумел её убедить, говоря, что это просто необходимо для победы над филиями и что он скоро вернётся. О том, что до предположительного места обитания таинственного Кена надо плыть не меньше двух суток, он, естественно, девушке не сказал. Потому что даже малыши знают, что зарядки гайзера хватает лишь на трое суток непрерывного плавания под водой. А если сидеть на месте и не особо расходовать воздух, то может хватить и на четыре. Если, конечно, повезёт.

Кул подробно описал ему, где место обитания Большого Кена, и Птунис наметил маршрут, решив сделать несколько остановок для отдыха по пути. Остановки он намеревался делать в безопасных местах, то бишь в затонувших кораблях, где ни филий, ни сатков быть не могло. Ну разве какая-нибудь рена попадётся. Но Птунис твёрдо решил быть осторожным, и там, где могут обитать эти коварные змеи, решил не останавливаться.

Часть обратного пути он решил проделать по поверхности океана, как и предполагал Седонис. Это, конечно, было рискованно, ведь на поверхности гораздо больше шансов нарваться на филию или сатка, но другого выхода у него просто не было. В случае чего Птунис надеялся отбиться или уйти на глубину.

До места, названного Зубом, добирались двое суток. Особых приключений не было, за исключением того, что, когда до цели оставалось не больше десяти километров, они нарвались на здоровенного дикого кула. У того был расплющенный нос, расходящийся в обе стороны, как два молотка. Птунис таких раньше и не видел.

Зуб с молотконосым кулом некоторое время кружили друг возле друга, как будто прощупывая один другого. Птунис всё это время держался рядом с Зубом, держа оружие наготове.

Так и не решился незнакомый кул нападать, или сородичи каким-то образом договорились между собой — об этом Птунис не узнал. Просто после очередного круга дикарь развернулся и исчез в глубине океана. Птунис с Зубом некоторое время подождали, а затем двинулись в свою сторону.

Вскоре они были на месте.

«Это здесь, — произнёс Зуб, указывая головой направление. — Здесь живёт Ужас-Из-Глубин».

Птунис подплыл и заглянул туда, куда показывал кул, — вниз. Там, внизу, была бездна. И дна её он не видел.

В старых записях говорилось, что после Катастрофы видимость в океане стала гораздо лучше. Птунис не знал, насколько лучше, ведь ему не с чем было сравнивать. Как бы то ни было, это ничем помочь ему не могло, потому что внизу провала, на краю которого они находились, была абсолютная, беспросветная тьма.

Отступать было поздно. Это было глупо и… и неправильно. Единственное, что ему оставалось, — это идти вперёд. Птунис достал один из немногих фонариков, сохранившихся в колонии, которые берегли как зеницу ока, зажёг его и скользнул с края пропасти вниз. Зуб последовал за ним.

Птунис медленно погружался вниз, всё глубже и глубже. Вначале толща воды давила на него, сжимая в тугих объятиях виски, да так, что в глазах появлялись разноцветные круги. Но он терпел, и через некоторое время его отпустило. Так всегда бывало с ним, когда он опускался на большую глубину.

Об этой его особенности не знал никто, даже Седонис. Как никто не знал и предельную возможную глубину его погружения. Даже он сам. Птунис вспомнил, что говорил Заргис о его психических способностях и о вероятной связи этого с давними генетическими экспериментами. Интересно, что бы он сказал, знай он о его физических возможностях.

Но дальше углубляться в эти рассуждения Птунис не стал. Достаточно и того, что эти способности сейчас помогают ему. А остальное неважно.

Зуб говорил ему, что Кен живёт в этом провале, но, насколько глубок сам провал, этого он не знал. Кулам нет нужды так глубоко опускаться вниз. Их пища и их враги живут в верхних слоях океана. Хотя сами они в случае нужды могут опускаться на довольно большую глубину.

«А ты точно знаешь, — спрашивал своего кула Птунис ещё в колонии, — что он живёт именно там, где ты думаешь. Может быть, Кен мистифицирует всех, чтобы никто не знал точного места его обитания».

«Ужасу-Из-Глубин некого бояться, — ответил ему тогда Зуб. — Будь уверен, он живёт там».

Они спускались всё ниже. Фонарь Птуниса выхватывал лишь несколько метров пространства перед ними. В остальных же местах была тьма. Она была непроницаема для его взгляда. Но только для взгляда. Птунис вовремя вспомнил, что, кроме зрения, существуют ещё и другие чувства. Он осторожно послал мозговой импульс, пытаясь хоть что-то нащупать в этой тьме. И чуть не отпрянул. Его мозг сразу же наткнулся на чужой. И излучения этого чужого были отнюдь не доброжелательными.

Птунис просканировал пространство снизу, по сторонам, и даже вверху, и оказалось, что везде были какие-то существа, невидимые ему, но наполненные злобой и думающие о них с Зубом только как о пище. Почему они до сих пор не напали на них, для Птуниса оставалось загадкой.

«Ты чувствуешь их?» — послал он осторожную мысль кулу.

«Да, — коротко ответил тот. И через некоторое время добавил: — Это слуги Ужаса».

Птунис чувствовал, как по его спине ползёт липкий холодок страха. Можно смотреть в глаза смерти, которая в образе гигантского чудовища надвигается на тебя. Но ты видишь её, и это хоть как-то сбивает страх, заставляя тебя искать возможные пути спасения, заставляя защищаться. Но когда ты не видишь ничего вокруг, зная, что тебя окружают кошмарные создания, мечтающие тобой закусить, тут даже самое отважное сердце дрогнёт и забьётся в ускоренном ритме, прогоняя кровь по жилам гораздо быстрее и заставляя плескаться в них адреналин.

«Как бы эти твари не пообедали нами раньше времени! — подумал Птунис. — Тем более, я не знаю, чего вообще от них можно ждать. Надо бы предупредить их хозяина».

Он напрягся и послал вниз чёткую мысль: «Великий Кен! Мы плывём к тебе с важной миссией! Прошу тебя принять нас и выслушать!»

Никакого ответа. Но сдаваться было нельзя. Нельзя было погибать здесь просто так. Ведь это был реальный шанс быстро и без больших потерь победить филий. И Птунис посылал сигнал вниз ещё и ещё. Пока, наконец, в его мозгу не оформилась чужая мысль: «Спускайтесь. Я вас жду».

Птунису сразу стало намного легче дышать. Хотя осторожное прощупывание им мыслей окружающих их тварей не показало ни малейшего изменения в составе их мышления. Они по-прежнему видели в них с Зубом лишь добычу.

Человек и кул продолжали спускаться. Птунис посмотрел на свой гидрометр. Он показывал триста двадцать метров глубины. Птунис лишь покачал головой. Он практически не ощущал давления. Ему даже было интересно, сколько он сможет ещё продержаться.

Спуск продолжался. И тут Птунис заметил внизу какой-то источник света.

«Странно, — отстранённо подумал он. — Откуда здесь свет? Или я сам не заметил, как у меня начались галлюцинации?»

Они медленно приближались к этому свету. Когда Птунис поравнялся с ним, оказалось, что это какая-то большая рыба, вся светящаяся и похожая на толстый бочкообразный кранец.

«Точно галлюцинация! — подумал Птунис, останавливаясь и рассматривая рыбу. — Но до чего же интересно!»

Рыба-светлячок повернулась к нему одним боком, затем другим, явно предоставляя возможность случайным зрителям рассмотреть себя получше.

«Какая тщеславная галлюцинация!» — вяло удивился Птунис.

И тут включился свет.

Конечно, никто на самом деле не мог повернуть под водой рубильник или щёлкнуть выключателем, чтобы разогнать тьму, но ощущение у Птуниса сложилось именно такое.

Свет был не такой яркий, чтобы глаза зажмурились от изобилия бьющей через край энергии, но его было достаточно, чтобы озарить им всё окружающее пространство. И это заставило сердце Птуниса сжаться, а руку непроизвольно схватиться за ружьё.

Везде вокруг него были монстры. Другого слова для окружающих его созданий он подобрать не мог. Слово «чудовища» было бы для них слишком ласковым.

Здесь были гигантские калары и огромные многи. Невероятные рыбы, абсолютно непохожие на сатков или кулов, но по виду не менее опасные. Рыбы были толстые и худые, вытянутые в длину и спрессованные, плоские и зигзагообразные. Но у них у всех были хищные пасти с огромными зубами, и Птунис предпочёл бы схватиться один на один с диким кулом, чем попасться на глаза одной из таких «красавиц».

Птунис огляделся. Монстры были со всех сторон. Даже снизу и сверху, отсекая возможный путь к отступлению. Освещение давали несколько десятков рыб-светлячков, расположившихся в разных местах.

Но даже они не могли осветить всё. И испускаемый ими свет так и не достигал края подводного котлована, внутри которого они находились. Ощущение было такое, будто все они зависли в пустоте, бесконечной и однообразной, пустоте без конца и края, лишь маленький кусочек которой освещался сейчас любящими покрасоваться «лампочками».

Птунис погасил свой фонарик. Как бы то ни было, свой собственный маленький свет ему приходилось беречь. Авось ещё пригодится.

«Обязательно пригодится! — рассерженно подумал Птунис. — И без всяких там „авось“!»

Существа, находящиеся прямо перед ним, внезапно стали расступаться, отплывать в стороны, как бы давая ему проход. Птунис висел на месте, раздумывая над тем, плыть ли ему в образовавшийся коридор или нет, как вдруг…

Тьма внизу стала светлеть. Она наливалась серым цветом, постепенно приобретая очертания, которые складывались в определённую форму. И эта форма потрясала.

Из глубины провала поднималась вверх чудовищная, исполинская фигура. Птунис, стойко выдержавший внезапное появление вокруг себя монстров, в страхе подался назад. Потому что перед ним предстало воистину невероятных размеров существо. Эти размеры просто потрясали воображение.

Это был действительно Ужас. Потому что он был огромен и страшен. Голова его показалась Птунису размерами с полкорабля. Полностью длину его щупалец Птунис не видел — они уходили вниз, в глубину бездны. Но, зная, что собой представляют калары, Птунис мог предположить, что полная длина гиганта составляет не менее сотни метров. Однако это был не калар. Это был гигантский, даже по меркам преданий и легенд колонии, кракен. Просто огромный. Большой Кен — Ужас-Из-Глубин.

Птунис попытался поприветствовать его, но не смог. Чудовищные глаза, не мигая, смотрели на него, и он чувствовал себя мелкой рыбёшкой, насаженной на острогу и готовой к употреблению. Он не мог даже шевельнуться под этим холодным, немигающим, лишённым всяких эмоций взглядом.

«Человек?» — возникла у него в мозгу удивлённая мысль, и Птунис, невероятным усилием воли превозмогая оцепенение, сформулировал ответ:

«Да, о великий! Прости, что побеспокоил тебя. Сделать это мне позволили лишь чрезвычайные обстоятельства».

«Великий! — усмехнулся в ответ кракен, и Птунис ощутил, как зловеща эта мысленная усмешка. — Как меня только не называли люди, но великим — никогда. Я был слишком ничтожен для них, считающих себя всемогущими. Потом, когда я доказал им, что всё это на самом деле не так, они боялись меня до ужаса, до неспособности свободно мыслить, даже до полного внезапного прекращения своей жизнедеятельности. Но даже тогда они не называли меня великим».

«Времена меняются, о ужасный! Теперь ты велик, а мы ничтожны. И мы пришли просить у тебя о помощи».

«Помощи! — загрохотало в мозгу у Птуниса. Затем последовала пауза, перемежаемая какими-то странными мысленными спазмами, и он понял, что кракен так смеётся. — Помощи! Человек пришёл просить помощи у того, над кем он издевался долгие-долгие годы. Это смешно».

Особого веселья в мыслях кракена Птунис не ощутил, скорее наоборот, поэтому поспешил ответить:

«Не я выдумал этот мир, не я производил эксперименты над людьми и животными. Скорее всего, мои предки тоже были в числе этих подопытных. Я знаю, что ты не только ужасен, но и мудр. И понимаешь, конечно, что те, кому бы ты хотел отомстить, давно уже мертвы. Я же…»

«Человек, — перебил его кракен, как бы размышляя про себя и не обращая внимания на мысли собеседника. — Спустился сюда. Хотя раньше у людей не было таких возможностей. И мысленно общаться они не могли. Да, вероятно, над твоими предками тоже потрудились люди в синих халатах. Человек и… Как вы их сейчас называете?»

«Кулами».

«Человек и кул. А знаешь ли ты, человек, что в то время, когда я был молод и топил большие корабли, внутри которых были такие же, как ты, люди боялись кулов, и почти никто не мог похвастаться дружбой с ними».

«Как я уже говорил, о великий, времена изменились. Мы нашли точки соприкосновения с кулами. Теперь у нас общий и могучий враг. Мы называем эти создания филиями. О помощи против них я и прибыл сюда просить тебя».

«Филии? — В мысли кракена Птунису почудилось любопытство. — Я не знаю, кто это. Представь себе, как они выглядят».

Птунис исполнил.

«Мы можем справиться с ними и сами, — пояснил он, — несмотря даже на их телепатические способности. Но за них воюют сатки и клоты. С ними приходится тяжелее из-за их размеров. Но, насколько я знаю, последние всегда были вашими злейшими врагами».

«Клоты, кто это? А-а, понял. Просто в них много мяса. В отличие от тебя, человек. Значит, теперь филии ваши злейшие враги, — подумал с усмешкой кракен, и Птунису вновь почудилось, что эта усмешка была весьма зловещей. — Ну что ж, тогда… Пожалуй, я помогу вам, это будет интересно. Не я сам, конечно, я уже давно не покидаю моё убежище».

«А как же ты охотишься? — не сдержался Птунис. — Тебе ведь нужно много, очень много еды!»

«Еду мне приносят, — ответил кракен, мысленно показывая на окружающих их чудовищ, — они. Наверное, ты хотел, — добавил он, возвращаясь к основной теме, — чтобы за вас, людей, сражались мои калары?»

«Это было бы просто замечательно, о великий! Ведь тогда они могли бы добыть много, очень много еды!»

«Калары придут сражаться за вас, — мысленно произнёс кракен. — Но, перед тем как они тебе понадобятся, ты должен позвать их. И сделать это заранее, примерно за столько времени, сколько надо моим каларам, чтобы добраться до места сражения».

«Я понял, о великий. Но сможет ли моя мысль пробиться через такое расстояние?»

«Попробуй, — мысленно пожал несуществующими плечами кракен. — Тебе ведь это нужнее, чем мне».

«Хорошо, я сделаю всё, как ты скажешь, — согласился Птунис, подумав о машине Питриса. — Позволишь ты мне напоследок поинтересоваться?»

«Да».

«Это всё твои слуги?»

«Среди них есть и мои отпрыски, — усмехнулся кракен, и от этой усмешки Птуниса по коже продрал мороз. — И многим из них присущи разные очень интересные свойства. Ведь эксперименты, творимые твоими сородичами надо мной и над некоторыми из них, были весьма занимательны. Ладно, к делу. Нужна ли тебе охрана? Я теперь заинтересован в том, чтобы ты живым добрался до места своего обитания».

«Благодарю, о мудрейший. Мне будет гораздо безопаснее, если я не буду привлекать ничьего внимания».

«Может, у тебя есть какая-нибудь просьба. Решайся. Я могу многое и не смогу отказать себе в удовольствии исполнить просьбу потомка моих злейших врагов».

«Если бы ты только мог зарядить мой аккумулятор», — быстрее молнии мелькнула мысль Птуниса, но кракен успел прочитать её.

«Что это такое? Расскажи».

После короткого объяснения Птуниса кракен подумал: «Тебе помогут. А сейчас прощай. Надеюсь, мы с тобой больше никогда не увидимся. Успеха тебе в твоей войне».

Птунис не успел даже подумать, как отблагодарить кракена за столь двусмысленное пожелание, как тот стал погружаться вниз. Голова его исчезала в темноте, и Птунис почувствовал невероятное облегчение от того, что на него больше не устремлён гипнотический взгляд его гигантских глаз.

Вскоре хозяин бездны исчез из виду. К Птунису приблизился один из монстров, имеющий вид гигантского многа. Позади него плыла одна из рыб-светлячков. Мног дотронулся одним своим щупальцем до рыбы, а вторым коснулся гайзера Птуниса. Преодолевая отвращение и страх, Птунис оставался на месте.

Он посмотрел на первое щупальце монстра и чуть не вскрикнул от удивления. Никакого отверстия в теле рыбы он не заметил, но кончик щупальца явно проник внутрь, как будто рыба внезапно стала проницаемой для любого проникновения.

«Интересно, он что же, свой отросток таким же образом и в мой гайзер засунул?! — подумал он, лишь огромным усилием воли сдерживаясь, чтобы не посмотреть, что там творится с его аппаратом. — Всё будет нормально, — утешал он сам себя, — не могут же они убить меня теперь, когда мы обо всём договорились. Это было бы нелогично. Хотя, откуда мне знать, какая может быть логика у этих страшилищ».

Прошло совсем немного времени, и монстр, освободив свои щупальца, исчез за пределами круга света, который стал теперь совсем небольшим. Птунис посмотрел на счётчик гайзера. Тот показывал полную зарядку. Почему-то Птунис этому не удивился. Подняв взгляд, он огляделся по сторонам.

Твари исчезли. Светящиеся рыбы одна за другой гасли и исчезали так же, как мног. Освещаемый участок постепенно поглощала тьма. Последней потухла рыба, участвовавшая в зарядке аккумулятора.

Птунис вздохнул и включил свой фонарик. Свет был тусклым. Надо было бы попросить кракена, чтобы одна из таких рыбок сопроводила его до поверхности. Но в тот момент он не смог заставить себя просить что-то ещё у этого чудовища. И без этого он достаточно наунижался.

Ничего, успокоил он себя, справлюсь и так. Он ещё раз вздохнул и направился вверх. Кул медленно плыл рядом с ним.

Члены Совета, потрясенные его рассказом, некоторое время молчали.

— Прежде чем все вы, — произнёс Птунис, — как всегда откровенно, выскажетесь, я попробую подвести некоторые итоги своего путешествия и сказать, что я сам об этом думаю. Союз с каларами кажется мне интересным потому, что отношения наши с этими тварями не пересекаются. Район их обитания — глубина более двухсот метров, и выше они поднимаются, только чтобы найти себе пропитание, то есть поохотиться. Мы в ранг добычи не попадаем из-за своих маленьких размеров. Видели бы вы их пасти, сразу бы поняли, что я прав. Но до конца доверять кракену с его каларами мы, конечно же, не можем. И вот почему. В его мыслях я почувствовал такую застарелую ненависть к людям, что даже немного удивился, когда он согласился помогать нам.

— Скорее всего, кракен согласился помочь нам в расчёте на то, что мы с филиями, которых он, по-моему, так же сильно ненавидит, перебьём друг друга. Ну а ему достанется уйма пищи. Мы попробуем разочаровать его и не погибнуть. Ну а если калары приготовят нам какую-нибудь пакость, для этого у нас есть оружие. Размеры самых больших из них ненамного превосходят размеры клотов, а плоть их, как сообщил мне мой кул, рвётся зубами так же легко, как и плоть филий. Так что они тоже уязвимы, как и все остальные. Поэтому я считаю, что надо всё-таки заключить с ними союз. Хотя бы на одну битву.

— А что, — удивился Седонис, — мы можем этот союз не заключать? Я думал, у тебя с кракеном уже всё договорено!

Все засмеялись.

— Если я не подам сигнал, — улыбнулся Птунис, — то калары не появятся. И нам опять придётся драться одним. Ну что ж, друзья, теперь прошу высказаться вас.

Большинство членов Совета были за то, чтобы привлечь каларов в предстоящем сражении на свою сторону. Против был лишь Герфис.

— Не доверяю я тварям, о которых ничего не знаю, — объяснил он свою позицию. — Но доверяю Птунису. И лично мне его впечатления об отношении каларов к людям совсем не нравятся.

— Ты только представь себе, — не соглашался с ним Алманис, — какой будет шок для рыб, когда в разгар сражения на них нападут эти монстры! Это может перевесить чашу весов на нашу сторону. По крайней мере они займутся клотами, и наши бомбисты смогут спокойно переключиться на сатков. Я считаю, что каларов надо вызывать.

Заргис, как всегда, осторожничал.

— Не будет ли опасным то, что мы практически укажем потенциальному врагу месторасположение нашей колонии, — сомневался он.

— Ну и что! — парировал Радис. — Это не их ареал. Не будут же они, в случае каких-то неурядиц с нами, подкарауливать нас под воротами Ружаш. Они так не действуют. Это же не рыбы!

— Но Птунис сказал, что у них гигантские размеры. Следовательно, физически они очень сильны.

— Клоты тоже сильны, — усмехнулся Радис. — Однако они даже не пытаются как-то вредить Ружаш. Понимают, что у них ничего не выйдет.

— Однако щупальца каларов отличаются от плавников клотов. Хотя бы уже тем, что могут совершать хватательные движения. А если им присущ разум… — Глава Совета в сомнении покачал головой. — Не приобретём ли мы себе нового врага, более сильного, чем предыдущие.

— Не думаю, чтобы кто-то из тех глубоководных тварей смог повредить нашей колонии, — сказал Птунис. — Ружаш — это всё-таки не игрушечный домик. Кроме того, мы всегда будем наготове с нашим оружием. Но вот если бы здесь оказался Большой Кен… — Птунис задумался. — Да, этот бы смог. Я даже в мыслях не могу себе представить, насколько велика его мощь. И наши бомбы для него всё равно что щекотка.

— Но ты же сам сказал, что он не покидает свой провал, — произнёс Седонис. — Так что возле Ружаш мы никогда не сможем его увидеть.

— Вообще-то это сказал не Птунис, а кракен, — вклинился Герфис. — А кто поручится за то, что он сказал хотя бы часть правды в общении с Птунисом. Зачем ему говорить правду своим врагам.

— Ему уже сотни лет, — неожиданно поддержал Седониса Заргис. — Он очень стар. И живёт он так долго, скорее всего, потому, что не покидает свою бездну. Если бы он продолжал охотиться и появляться на мелководье, он бы так долго не протянул. Ведь глубоководные существа живут много дольше. Так что вряд ли он здесь окажется.

— Итак, — подытожил Птунис, — что же мы решим?

Большинством голосов проголосовали всё-таки за принятие помощи от каларов. Во время голосования Заргис настоял на том, что помощь эта должна быть разовой. Он надеялся, что появление каларов на стороне людей испугает их врагов и заставит филий прекратить войну.

— Ну так, — довольно потёр руки Алманис, которому не терпелось ринуться в бой, — когда мы дадим им сражение?

— Как только будем готовы, — ответил Птунис. — Как у нас дела с изготовлением приборов связи?

— Ещё неделя, — ответил Герфис, — и они будут у каждого командира десятка. Кроме того, — добавил он, — пока тебя не было, Крокису всё-таки удалось собрать автомат. Теперь у нас есть оружие, стреляющее и пулями, и иглами.

— Вот это да! — обрадовался Птунис. — Отличная новость! Испытали?

Герфис кивнул.

— Через ту же неделю у нас будет их двадцать штук. Вполне достаточно для начала.

— Ну что ж, — кивнул Птунис, — значит, будем примерно ориентироваться на этот срок. Готовимся к сражению через восемь дней. А как у вас идут дела с изготовлением резины? — спросил он Заргиса.

— Пока никак, — ответил тот. — Но на основе опытов с добровольцами мне удалось создать препарат, который, как я полагаю, позволит свести к минимуму воздействие филии на мозг человека. Первые испытания уже проведены. — Заргис произнёс это с нажимом, и Птунис прочёл в его мыслях, что в испытаниях участвовал прибор Питриса, — теперь осталось лишь дождаться сражения. Тогда мы точно поймём, стоит ли этот препарат возлагаемых на него надежд.

— Вот это да! — воскликнул Птунис. — Да, вы умеете удивлять! Одно приятное известие за другим!

— Ну, мы же тоже не сидели сложа руки, — сказал Заргис и неожиданно подмигнул ему. — Кстати, раз уж мы закончили с делами, не расскажете подробнее об этом большом кракене. Мне жутко интересно, что вы ещё выудили из его мыслей.

— Вынужден вас разочаровать, больше ничего. Он хорошо умеет блокировать свои мысли.

— Интересно, а как он общался с людьми, когда ещё находился в лаборатории в качестве подопытного?

— Это мне удалось прочитать в его голове, — ответил Птунис и внимательно посмотрел на Заргиса. — Люди общались с ним и с другими подопытными с помощью особого прибора, позволявшего передавать их мысли на расстояние.

— Ага, — пробормотал себе под нос Заргис. — Значит, я был прав, и именно так прибор оказался у Питриса. Филии тоже участвовали в экспериментах, и, значит, именно они раскрыли Питрису секрет прибора.

Когда после заседания Совета Птунис возвращался домой, он сказал шедшему рядом с ним Герфису:

— Столько изобретений сразу! Может, это и есть тот прорыв, о котором я мечтал! И если это так, то теперь нас уже не остановить, и мы обязательно победим!

— Может быть, — задумчиво произнёс Герфис. — Теперь-то ты понимаешь, почему я так испугался, когда ты пропал. А потом ещё и не появился через положенные трое суток.

— Брось, Герфис! — засмеялся Птунис. — От меня теперь мало что зависит! Я лишь дал толчок, а теперь всё катится уже без малейших усилий с моей стороны. А командовать войском дело нехитрое. Здесь меня с успехом могут заменить либо Алманис, либо Радис, либо Седонис. Или даже Норша!

Герфис несогласно покачал головой.

— Всякому сообществу нужен лидер, в том числе и нашему. Лидер — это человек, способный зажечь всех вокруг себя, заразить своей идеей и повести за собой даже на смерть. Этому человеку люди доверяют и пойдут за ним, несмотря ни на что. И в нашей колонии я знаю лишь одного такого человека. Поэтому, Птунис, прошу, береги себя. Это не пустые разговоры. Ты нужен Ружаш.

Засмущавшись от такой речи, он похлопал Птуниса по плечам. Птунис засмеялся и обнял друга в ответ.

 

39

Неделя перед сражением пролетела как один миг. Дел было невпроворот. В Кормушке, на свободном от водорослей участке поставили мишени и постоянно испытывали там новые автоматы. Испытания проводили также и с приборами связи. Новобранцев, только принятых в армию, нагружали тренировками, надеясь, что те, оказавшись лицом к лицу с сатком, не сплохуют и в настоящем бою.

— Как у нас с ракетами? — спросил Птунис как-то у Герфиса.

— Это не ко мне, — ответил механик. — С этим вопросом теперь обращайся к Крокису. Он у меня занимается оружием. А я теперь занимаюсь лишь своим аппаратом быстроплавания. Не могу больше распыляться, иначе ничего не получается.

— И как твой аппарат?

— Дело движется! — весело подмигнул Птунису Герфис. — И хотя он ещё не готов, думаю, дней через десять я смогу всем кое-что продемонстрировать.

— Ладно, трудись! — Птунис хлопнул его по плечу и направился к Крокису.

Молодой колонист из Бараж заартачился. Он сказал, что договор был только насчёт автомата. Автомат готов, и теперь он свободен и хочет участвовать в предстоящем сражении. А ракеты пусть катятся к морскому дьяволу. В итоге, после долгого диалога, сошлись на том, что Птунис ставит Крокиса на самое что ни на есть опасное место в предстоящем сражении, а тот после его окончания займётся ракетами.

«Надо будет предупредить Алманиса, — думал Птунис, уходя из мастерских, — чтобы он проследил за парнем в бою. Говорят, что тот слишком горяч и может увлечься. А Алманис сможет этому помешать. У него получится. Он ведь понимает, насколько важно для нас новое оружие».

— Как продвигаются дела с ракетным топливом? — этот вопрос он задал уже Заргису.

Оказалось, что и здесь никак. Главный химик был всецело поглощён своим новым препаратом, противодействующим внушению, и ничем больше не занимался.

Выругавшись про себя, Птунис ушёл.

«Закончится сражение, — пообещал он сам себе, — поймаю всех троих, запру в одной комнате и не выпущу до тех пор, пока не сделают мне ракету!»

Птунис носился из одного конца колонии в другой и всё равно не успевал следить за всем происходящим в Ружаш. Нужно было контролировать изготовление оружия, приборов связи, их испытания, тренировки новых бойцов и совершать ещё уйму вроде бы не очень значительных, но в то же время чрезвычайно важных для колонии дел.

Кроме того, он должен был заботиться и о своих женщинах. Еле отговорив Зорицу (спасибо, помог Герфис) от немедленного вступления в армию, он ничего не мог поделать против желания Борицы участвовать в предстоящем сражении. Девушка уже принимала участие в военных действиях, пользовалась определённым авторитетом, поэтому он никак не мог повлиять на неё в этом плане. Пришлось принять кардинальное решение.

Он поставил Борицу командиром десятка, надеясь, что если у неё будет постоянно под рукой прибор связи, то он всегда, в крайнем случае, сможет прийти к ней на помощь. Кроме того, Птунис рассчитывал, что, став командиром, Борица больше будет заботиться о своих людях, а не потакать некоторым авантюрным чертам своего характера, как это было, когда она действовала как одиночка.

За три дня до сражения к нему в комнату зашёл Седонис. Они поговорили о делах, а затем Седонис, немного смущаясь, произнёс:

— Знаешь, мы с Арошей хотели бы отметить год с начала нашей первой… в общем, нашего первого свидания. И приглашаем завтра всех к нам в гости. Будет повод посидеть немного, расслабиться. Ведь скоро опять война.

— Боюсь, придёт столько народа, — автоматически ответил Птунис, — что места у вас не хватит…

И тут его как будто кто-то ударил по голове чем-то тяжёлым и одновременно мягким.

Как! Неужели уже прошёл год! С тех самых пор, как мы всё это начали, с тех совсем недавних пор, прошёл целый год?!

Даже не верится! Целый год с того времени, как они начали свою борьбу, и Ружаш подхватил водоворот событий, навсегда изменивших судьбу людей и прервавших сонное существование колонии.

Целый год. Полных тринадцать месяцев по четыре недели в каждом. Полный оборот вокруг матери-звезды. И хотя здесь, под водой, смены времён года особо никто не ощущал, как никому ничего не говорили и названия месяцев, календарь здесь соблюдался неукоснительно. Так было заведено с давних времён, с тех самых времён, когда люди спрятались под воду от разбушевавшихся стихий, действия которых они же сами и вызвали.

— Что-что? — спросил он, с трудом вырываясь из вихря разом нахлынувших на него воспоминаний.

— Я говорю, — повторил Седонис, — ничего страшного. Пусть приходят хоть все. Чем больше людей будут веселиться или хотя бы отдохнут от забот, тем лучше.

— А не проще ли было перенести это в кабинет главы Совета, как это сделали Балтис с Журицей.

— Не хочу я там праздновать, — поморщился Седонис. — И Ароша тоже не хочет. Что Балтис с Журицей — не их же в той комнате хотели убить! А места для всех всё равно не хватит, хоть где праздник устраивай. Нет у нас таких больших помещений вообще, разве что…

— Разве что, — развернулся к другу Птунис, — за исключением большого зала, где проходили последние заседания суда. А что, это мысль!

— Ты что! — чуть не испугался Седонис. — Там же стулья стоят, убирать всё надо…

— Вот и уберём! — хлопнул Птунис друга по плечу. — А что, праздновать, так с размахом! В общем, иди домой, а мы с Борицей, — он подмигнул девушке, — подумаем, что здесь можно будет сделать.

На следующий день никто из пришедших не узнал главный зал колонии. Стены украсили различными гирляндами, скамейки и сиденья вынесли, расставив часть возле стен, а посреди зала организовали танцы. Танцевали под музыку небольшого оркестра Ружаш, который состоял из шести музыкантов. Но это была настоящая «живая» музыка, а не заслушанные мелодии на старых, рычащих и хрипящих дисках.

Довольно часто пары танцоров исчезали из зала и возвращались уже гораздо позже, немного утомлённые, но донельзя довольные.

Борица договорилась с Кормушкой, и к услугам желающих был пьянящий сок из водорослей. И хотя за порядком следил сам Радис со своей внутренней стражей, всё и без этого было чинно и благопристойно.

Ароша с Борицей организовали какие-то игры, и в зале то и дело возникал смех и шутливые перебранки. Все веселились от души, как будто начисто позабыв о том, что через день многим из них придётся убивать, а может быть, и самому быть убитым. В общем, праздник удался на славу.

Разошлись ближе к полуночи, и ещё долго опустевший зал помнил лёгкое касание ногами его пола и девичий смех, серебристыми колокольчиками рассыпавшийся в воздухе.

В последний день тренировок и занятий не было. На всех вахтах воинов, идущих завтра в бой, заменили, и они отдыхали перед предстоящей битвой. Птунис с соратниками обсудили план будущего сражения и довели его до младших командиров. Также были рассмотрены возможные варианты, которые могли возникнуть во время боя. Их тоже тщательно проработали.

Ближе к вечеру колония стала пустеть. Все старались провести последний день со своими близкими.

Птунис не был исключением. Зорица ушла на работу в вечернюю смену, и он только-только собрался уютно устроиться на кровати вместе с Борицей, как в комнату к нему постучали.

Девушка скорчила недовольную гримасу, но была вынуждена подняться. Птунис пригладил кое-как растрёпанные волосы и, вздохнув, произнёс:

— Входите!

Дверь отворилась, и показался Заргис. Птунис удивлённо вскинул брови. Ему казалось, что уж с кем с кем, а с главой Совета он точно на сегодня все свои дела решил. Однако, если судить по виду Заргиса, это было не так.

— Я извиняюсь, что помешал, — церемонно поклонился Заргис, — но я хотел бы кое-что вам показать. Необходимо будет ваше присутствие, — он посмотрел на Птуниса.

Вскоре они вышли из комнаты.

— Заргис, — скривился Птунис уже за дверью, — у меня были такие грандиозные планы на сегодняшний вечер! Тем более что я всё подгадал так, чтобы покончить с делами ещё до обеда. И тут вы! Неужели это настолько срочно, что вы сами, как глава Совета, не могли бы с этим справиться?

— Пожалуй, смог бы, — невозмутимо ответил Заргис. — Но вы всё равно должны об этом знать. Потому что я считаю, что это событие очень важно и в будущем может существенно повлиять на жизнь колонии.

— Далеко идти? — спросил Птунис, которому до смерти хотелось вернуться обратно в свою комнату к ожидавшей его Борице, и он почти не слушал, что ему говорили.

— В наш большой зал, где вчера был праздник.

— Там что, опять сабантуй? — усмехнулся Птунис.

— Своего рода да. Впрочем, сейчас сами увидите.

Они вошли внутрь. Зал был уже убран, стулья расставлены по местам, и абсолютно ничто не напоминало о вчерашнем беспорядке. Наоборот, всё было очень организованно и культурно. В центре на стульях сидело не менее сотни человек, которые торжественным речитативом что-то нараспев читали. Перед ними в белом, почти до пят, халате стоял человек, проделывавший рукой какие-то движения и, очевидно, таким образом руководивший всем этим действием.

— Что это? — удивлённо спросил Птунис.

— Вы ещё не догадались? — спросил Заргис и удовлетворённо улыбнулся. — Ну что ж, тогда я первым просвещу вас. Прошу любить и жаловать, это — наша церковь.

— Церковь? А разве в Ружаш есть церковь?

— Теперь есть.

— Насколько я знаю, раньше религиозным просвещением колонистов занимался Джарис, который рассказывал им обо всех существующих течениях и предлагал выбирать любое, кому что нравится.

Заргис лишь усмехнулся и пожал плечами, как бы говоря: «Что я могу сделать? Всё меняется!»

— Подождите, подождите, — произнёс Птунис, прикладывая руки ко лбу. — Дайте разобраться. Так, что я знаю о церкви… Ага. В нашем мире имеются в наличии две религии: первая, где существует вера в единого бога, обитающего где-то за пределами нашего физического мира, и вторая, где присутствует пантеон богов в количестве примерно одиннадцати или двенадцати.

— Тринадцати, — поправил его Заргис. — Пантеон состоит из тринадцати богов, олицетворяющих собой всевозможные стихии, состояния вещества и другие ипостаси. То есть здесь, к примеру, присутствуют штормовой бог Харе, бог океана Судес, богиня океанского дна Зарша, отвечающая также за деторождение, ну и так далее. Согласно верованиям приверженцев этой политеистической религии, боги живут в центре нашей планеты, где-то в глубоких разломах океанского дна. Поэтому у нас до сих пор сохранилась традиция хоронить своих мёртвых, сбрасывая их в глубокие трещины. Ну это вы и без меня хорошо знаете.

Он знал. Перед взором Птуниса мгновенно встала сцена похорон Дарицы. Тела погибших в том сражении воинов завёрнуты в плотную ткань. К ногам их привязаны камни, обычные камни, каких полно в окрестностях Ружаш. Трое колонистов аккуратно подхватывают труп, подносят его к трещине, выравнивают вертикально, а затем разом отпускают. Тело медленно исчезает в бездне.

Птунис встряхнул головой. Да, это было, и эта сцена повторялась уже не один раз. И он всегда присутствовал на похоронах своих воинов. Ему, как и другим колонистам, до сих пор не было понятно, почему рыбы ни разу не напали на них во время похоронного обряда. Ведь это была такая прекрасная возможность увеличить список жертв среди людей хотя бы ещё на несколько человек. И неважно, что охрана на похоронах всегда была внушительная, жертвы всё равно бы были.

Но факт оставался фактом: ни разу — ни до войны, ни во время неё — рыбы не помешали проведению обряда захоронения погибших или умерших. А ведь кладбище — глубокая трещина в океанском дне — было расположено чуть ли не за полкилометра от колонии. И хотя бы за это можно было благодарить рыб. Вернее, только за это.

— Да, — кивнул он Заргису, — знаю. И когда мы хороним своих мёртвых, они возвращаются в лоно океана, из которого мы все вышли, и заодно становятся ближе к богам, обитающим глубоко внизу. Это понятно. Ну и к какой же из форм религии относится эта наша… группа?

— Знаете, что самое интересное, — прищурился Заргис, — к обеим сразу!

— Это как же? — опешил Птунис.

— Недавно, от одной из верующих, я услышал новую концепцию устройства нашего мироздания. Так вот что придумал этот наш новый патриарх…

— Придумал? — Птунис повернулся к Заргису лицом.

— Да, — кивнул глава Совета, — потому что до него эту версию я ещё не слышал. Так вот. В нашем мире Поверхности существует пантеон богов, персонифицированных и отвечающих, как бы это сказать, — Заргис щёлкнул пальцами, — за его функционирование. Они повелевают стихиями, жизнью и смертью, рождением, войнами, ну и всем остальным заодно. Но существует и верховный бог, глава, так сказать, всех остальных. Он и есть та верховная сущность, которая руководит и управляет жизнью всей нашей Вселенной, а пантеон наших богов ему подчиняется. Так сказать, множество в целом. Исходя из этой теории, молиться, то есть обращаться с просьбой, можно кому угодно. Даже если ты молишь Заршу о рождении сына или просишь Харе, чтобы он пригнал большую стаю рыб для наших охотников, ты всё равно через них обращаешься к верховному богу. Не возбраняется, кстати, обращаться к нему и напрямую, чтобы, так сказать, быстрее доходило. Да, — задумчиво произнёс он, — вот такая вот новая схема.

— Ну хорошо, а зачем вы меня-то сюда притащили? Неужели нельзя было рассказать об этом у меня дома? Я бы охотно послушал вас вместе с Борицей, и уверен, ничего бы от этого в худшую сторону не изменилось.

— Патриарх новой церкви, — не обращая внимания на его слова, продолжал Заргис, — стоит к нам спиной. Но, если бы он повернулся к нам лицом, я уверен, что, с вашей памятью, вы бы сразу узнали его.

— И кто же это? — поинтересовался Птунис.

— Бердис.

— Это, — стал припоминать Птунис, — это тот самый охотник, которому оторвало руку во время испытаний ваших взрывающихся стрел?

— Да. И есть целая куча причин, по которым я привёл вас сюда. Во-первых, вы должны знать обо всём, что происходит в колонии, а это событие, я считаю, очень большой важности. Во-вторых, колонист, бывший до этого обычным охотником, придумавший… ладно, выдвинувший такую теорию, не является дураком. Далеко не дураком. Отсюда следует вопрос: чего он хочет? Не движет ли им какое-либо чувство, которое может помешать нашим замыслам? Всё-таки он потерял руку, и это нельзя сбрасывать со счетов.

— Вы имеете в виду месть? — уточнил Птунис. Глава Совета кивнул.

— Третье, — продолжил он. — В истории нашей планеты религиозные течения имели огромное влияние на жизнь всего общества в целом. Огромнейшее. И этим ни в коем случае нельзя пренебрегать. Именно поэтому я и привёл вас сюда и хочу, чтобы вы сегодня же поговорили с Бердисом. С вашими способностями мы сможем выяснить, что на самом деле им движет. И либо он станет помогать нам в борьбе против рыб, и это будет весьма мощной поддержкой, либо… В противном случае нам надо будет срочно предпринимать какие-то меры. С религией не шутят, а когда она становится верой, о, тогда дела могут приобрести невероятно серьёзный оборот.

— Давайте завтра, а, — потянулся Птунис. — Меня ждёт моя женщина, а от того, поговорю я с ним сегодня или нет, ничего не изменится.

Но Заргис был непреклонен:

— Сегодня. Порой даже день имеет решающее значение.

— Но не могу же я подойти к нему во время этого… мероприятия. Он всё-таки делом занят.

— Надо подождать, — согласился Заргис.

Они прождали час. Отправление культовых мероприятий продолжалось. Заргис с Птунисом присели в углу, откуда и наблюдали за происходящим.

— Послушайте, Заргис, — произнёс Птунис, — а может, Бердис не такой уж умный, как вы себе вообразили. И он просто прочитал кое-что в рукописях, после того как мы открыли архив, и переработал прочитанное под себя и для колонистов. А в его желании создать новую церковь нет ничего необычного. Просто он хочет помочь людям, многие из которых не до конца поняли все происходящие с ними и с колонией перемены. И следовательно…

— …вам необязательно торчать здесь столько времени, чтобы поговорить с ним, — закончил за него Заргис. — Подождите ещё немного, Птунис, он должен скоро закончить. Успеете вы ещё к своей женщине. Время есть.

— Время-то есть, — проворчал Птунис, — но его мало. И оно утекает гораздо быстрее, чем вам кажется.

Наконец песнопения закончились. Птунис вздохнул с облегчением, надеясь на скорейшее завершение, но не тут-то было. Верующие стали один за другим подходить к Бердису и о чём-то беседовать с ним. Похоже, что они собирались подойти к нему все, потому что посреди зала выстроилась очередь, в которой находилось не меньше сотни колонистов. Птунис с Заргисом переглянулись.

— Ну уж нет! — возмутился Птунис. — Теперь-то я точно ждать не буду! Да их здесь полторы сотни, когда ещё он их всех выслушает! Всё, я ухожу, — решительно сказал он, — но завтра, обещаю, обязательно переговорю с Бердисом, и даже подслушаю его мысли, если уж вы так этого хотите.

Заргис закряхтел, но возражать не стал, понимая, что теперь Птуниса уже не остановить.

— Жаль, конечно, — пробормотал он в спину уходящему Птунису, — но кажется мне, что этот разговор просто необходим был сегодня. Мало ли что может завтра произойти.

Когда за ушедшими хлопнула закрывшаяся дверь, родоначальник новой церкви обернулся. Что-то мелькнуло в его глазах, что-то такое, чего не смог бы понять даже Заргис, а Птунис — заметить. Затем Бердис вновь повернулся к своей пастве лицом. Служба продолжилась.

 

40

Птунис вздохнул. Ладно, хватит сидеть. Сиди не сиди, а решения уже не изменишь. Кстати, не только его личного решения, а утверждённого на Совете Ружаш. И тянуть время незачем, ведь ты же сам прошёл весь этот путь, чтобы только обзавестись союзниками. Вот только так не хочется этих самых союзников сейчас вызывать.

Птунис вздохнул ещё раз и решительно протянул руку к наушникам. Он пристроил их на голове, повертел ручки, рычажки, один из которых поставил в положение «максимум». А затем, замерев на мгновение, бросил в строго определённую точку пространства чётко сфокусированную мысль: «Всё готово. Надо начинать».

И через какое-то время ещё раз. Почти сразу же после этого пришёл ответ: «Я слышу. Начинаем».

Птунис осторожно снял наушники и положил их рядом с прибором Питриса. Вот и всё. Теперь уже ничего нельзя изменить.

Вскоре его армия выйдет из колонии в очередной раз. Но он очень надеялся, что этот раз станет последним. И война, наконец, закончится. Впрочем, эта надежда жила в его сердце перед каждым сражением.

Чтобы преодолеть расстояние, на которое он затратил целых два дня, каларам понадобится несколько часов. Поэтому, чтобы избежать ненужных жертв, надо будет вывести людей в определённое время. Но опоздать тоже нельзя. Здесь всё будет зависеть только от него.

Бойцы уже были готовы и ждали лишь его сигнала. Птунис не торопился. Он попрощался с Заргисом, который специально для него практически ночью открыл свой кабинет и знаменитый сейф, а затем медленно направился в сторону Кормушки.

Здесь сосредоточилась резервная полусотня Алманиса, которая должна будет выжидать удобного момента для удара, если наступит критическая ситуация. Птунис молил всех богов, о которых ему вчера так кстати (или некстати) напомнили, чтобы этот момент не наступил никогда, и ему хватило основного отряда, который готовился к сражению в загоне. Последние наставления, и он покинул Алманиса. Теперь — в загон.

Бойцы основного отряда последний раз проверяли оружие, подгоняли костюмы, маски и шлемы. Двадцать человек в полусотне Норши были вовсе без защитных шлемов. Перед боем Заргис сделал им инъекцию своего нового препарата против внушения. Теперь Норша и её десятники должны были следить за их состоянием и в случае, если препарат не подействует, срочно выводить этих людей из боя.

Когда Птунис вошёл, смех и разговоры смолкли. Перед этим он некоторое время наблюдал из коридора за своими людьми и заметил, что многие новобранцы нервничают. И он прекрасно понимал их. Поэтому, выйдя на открытое пространство, Птунис широко улыбнулся и спросил:

— Ну что, наколем сегодня рыбку на наши остроги?

Это была фраза, с которой погибший Горкис традиционно обращался к выходящим на промысел охотникам. Старого смотрителя не стало, и это его изречение стало понемногу забываться, но не всеми. Как оказалось, сам главнокомандующий его прекрасно помнит.

Бойцы оживились, задвигались.

— Конечно наколем, и не одну! — сразу же поддержал его Радис. — И головастиков наколем, — подмигнул он окружающим его колонистам, явно намекая на филий, — и остальных тупых, но очень жирных рыб!

В толпе кто-то засмеялся.

— Я очень надеюсь, что сегодня будет хорошая добыча, — улыбнулся Птунис, — но головастики меня устроят больше. Помните, чем меньше их останется, тем проще будет жить нам. Ну а если, — лицо его внезапно сделалось чересчур серьёзным, — дела у нас пойдут туго, мы бросим в бой наших берсерков (так в шутку назвал Радис колонистов, которым сделали перед боем инъекцию от внушения филий, и название это сразу же прижилось), — он обернулся в сторону двадцатки подопытных, — и они порвут всех рыб голыми руками.

Теперь смеялись уже многие. Колонисты из других десятков стали подшучивать над своими товарищами, впрочем, абсолютно беззлобно. Те лишь смущённо улыбались и переглядывались.

— А знаете, как я убил свою первую филию, когда ещё никто слыхом не слыхивал ни про защитные шлемы, ни про уколы Заргиса? Да не пяльтесь вы так на командира, времени до боя у нас ещё много, видите, он ещё неодет! Так вот, вышел как-то я из Ружаш на охоту…

Вокруг Радиса мгновенно образовалось кольцо — рассказчик он был отменный. Птунис усмехнулся и стал неторопливо переодеваться. Он натянул гидрокостюм, тщательно проверил оружие, а затем, разминаясь, прошёлся по самому краю загона. Встав у бортика и устремив взгляд в ту сторону, откуда, предположительно, должны были прибыть союзники, он бросил свой мысленный взор в том направлении.

Там кто-то был. Быстрый, свирепый и сильный. Причём был он там не один. И он стремительно приближался. Это Птунис почувствовал совершенно отчётливо. И это были не дозоры их врагов — нет, мысленные излучения этих Приближающихся существ были совсем другими. Подобными тем, которые окружали его в том самом котловане, где он встретился лицом к лицу с Ужасом-Из-Глубин.

«Пора», — сказал он сам себе, а вслух прокричал:

— Командиры, построить свои отряды.

Через минуту его войско, замерев, стояло готовое к бою. Чем-чем, а дисциплиной в своей армии он мог гордиться по праву.

— Друзья, — сказал Птунис, — не буду говорить лишних слов. Скажу просто: сейчас мы выйдем и убьём как можно больше наших рыб. И помните о том, о чём заранее предупреждали вас командиры: если в разгар боя на рыб нападёт кто-то ещё, знайте — это наши союзники. Так что убивайте только знакомых вам врагов, больше никого. Ну что ж, — он вскинул сжатый кулак вверх в привычном всем жесте: — Всем удачи!

Сражение началось как обычно. Противники даже не стали тратить время на разведку. Как только последняя полусотня колонистов вышла из ворот Ружаш, рыбы стремительно атаковали передовой отряд. Люди приняли бой.

Пока передняя группа отражала натиск рыб, остальные выстраивались в боевые позиции. Птунис с гордостью осматривал ряды бойцов. Всё было сделано чётко, без суеты и спешки. Внезапно в голове промелькнула мысль: а ведь он не лукавил тогда, в разговоре с Герфисом. Теперь, случись что с ним, мало что изменится. Армия вымуштрована, есть несколько командиров, готовых его заменить, так что… Сверху на поле боя легли тени спускающихся клотов, и Птунис, отшвырнув прочь все лишние мысли, сосредоточился лишь на сражении.

Наперерез клотам выдвинулись группы перехвата. Клоты стали маневрировать, стараясь обрушиться на войско врагов там, где не было бы этих проклятых пловцов с ужасными взрывающимися штуками в руках. Но отряды бомбистов везде преграждали им путь.

Основной отряд людей стал медленно, но верно отжимать атаковавших их сатков прочь от колонии. Туда, где в отдалении застыла в воде одна из групп филий, руководивших сражением. Внезапно сверху опустилось несколько десятков рыб, заменивших своих товарищей. Освободившиеся филии, взмахнув плавниками, устремились вверх, чтобы сделать глоток живительного воздуха.

«Смотри на них! — мрачно подумал Птунис, наблюдая за сменой состава. — Совсем обнаглели, даже это уже не скрывают! Ладно!»

Что ладно, Птунис ещё не знал, но такую наглость он прощать этим тварям не собирался.

— Седонис, твоя очередь! — произнёс он в шлем.

— Понял, — ответил тот.

Но это был сигнал не только Седонису. Бойцы Радиса и Кратиса перегруппировались и дали несколько слитных залпов, а затем стали отжимать в стороны паникующих сатков, которые больше всего боялись вот такого кучного огня. В образовавшуюся брешь устремился Седонис со своими людьми.

Однако не успели они подобраться на расстояние выстрела к группе филий, как из темноты океана на них со всех сторон ринулись спрятанные в засаде сатки, очевидно ожидавшие этого прорыва.

— Нас атакуют! — выкрикнул Седонис. — Перестроиться!

Десятники дали отмашку своим бойцам, и через несколько мгновений люди Седониса выстроились в оборонительный куб, состоявший из трёх ярусов. Вверху и внизу были квадраты, состоявшие каждый из двадцати человек и контролировавшие все возможные углы и стороны атаки, а посредине разместился сам командир полусотни с запасным десятком, которым он мог распоряжаться по собственному усмотрению.

Сатков встретил шквальный огонь, и ни один из врагов не смог подобраться к людям на расстояние броска. Вскоре плавающие трупы рыб окружили отряд Седониса.

— Проклятие! — выругался Птунис.

Седонис, конечно, молодец, всё сделал отлично. Но теперь его полусотня оказалась отрезанной от основной массы войск, и ему потребуется помощь. Вот, наверное, и настал тот самый момент, когда придётся ввести в бой резерв.

— Алманис! — сказал Птунис микрофону. — Выходи из колонии. Седониса отрезали.

— Понял.

Вот и всё. Такой короткий ответ. В этом весь Алманис. Это в колонии он горяч и разговорчив. А в бою слова лишнего из него не вытянешь. Но своё дело он знает чётко. Так что скоро рыб ожидает неприятный сюрприз.

Прошло несколько томительных минут.

— Птунис! — раздался в шлеме голос Алманиса.

— Да! — ответил главнокомандующий.

— Как только мы вышли из Кормушки, нас сразу же атаковали рыбы. Похоже, они нас ждали. Здесь только сатки, головастиков не видно. Принял бой. Пока всё.

— Как?! — закричал Птунис. — Как они узнали про запасной выход? Проклятые твари! Норша, ты слышала?

— Да, — сквозь зубы ответила Норша, одновременно ведущая бой с сатками и прикрывающая тыл скользящим в смертельном танце с клотами бомбистам.

— Давай двигай своих берсерков в помощь Алманису. Пускай попробуют скрытно подобраться и ударить рыбам в тыл. Те этого страсть как не любят.

— Всё поняла, — ответила подруга Герфиса. — Командир двадцатки тебя слышал. Ребята уже пошли. Получай, паскуда! — закричала вдруг она, выпуская очередь в появившегося перед ней врага.

— Норша, Норша! — вздохнул Птунис. — Какой пример ты подаёшь нашим новобранцам!

— Я только что подбила сатка! — с гордостью заявила собеседница. — Так что хороший пример подаю, командир, не беспокойся!

— Молодец, Норша! — завопил в шлеме Радис. — Наколи за меня ещё парочку, подружка! А то у меня тут рыб не хватает!

— С радостью, дружок! — засмеялась женщина.

Судя по тому, что творилось вокруг полусотни Радиса, Птунис не сказал бы, что у того в наличии дефицит врагов. Скорее всего, всё было наоборот.

— Кстати, — поинтересовался Птунис, — а кто командует нашими берсерками.

— Крокис, — послышалось в шлеме.

Пока Птунис переваривал ответ, двадцать добровольцев скользнули к руинам и один за другим втянулись внутрь. Птунис схватился за голову.

— Крокис, — завопил он, — что ты делаешь?! Там же рены!

— Это самый короткий путь к Кормушке, — услышал он хладнокровный ответ. — С этой стороны меня никто не ждёт. Кроме того, чтобы полностью заселить все руины ренами, филиям нужно было их отлавливать по всему океану. Так что на моём пути их может и не быть. Но, если они всё же появятся, мы их просто убьём! Конец связи, командующий, прошу больше не отвлекать меня от выполнения задания!

«Каков наглец! — с восхищением подумал Птунис. — А ведь в своих рассуждениях он полностью прав. И у него всё может очень даже хорошо получиться. Но Алманис-то, Алманис хорош! Наверняка ведь знал, что Крокис прибился к берсеркам, и ничего мне не сказал. Ладно, после сражения, — усмехнулся он, — накажу обоих!»

Он взглянул наверх. Танец с клотами всё убыстрялся, и этот темп ему вовсе не нравился.

— Пурис! — обратился Птунис к командиру десятка, которому на сегодня было приказано его охранять. — Берсерки ушли, и теперь некому подстраховать наших бомбистов. Отправляйся туда и займись этим!

— Не могу! — послышался в наушниках виноватый голос Пуриса. — У меня чёткий приказ от Совета: ни в коем случае не оставлять тебя без охраны. Так что…

— Пурис! — процедил Птунис, стараясь подпустить в голос толику бешенства. — Кому буду нужен я, если клоты прорвутся к нам в тыл! Ты понимаешь, что это будет значить? Это будет конец всему! Так что давай выдвигайся вперёд и прикрой бомбистов. Это приказ! Взрывающиеся стрелы у вас есть, так что в случае чего сможете сдержать клота или даже двух. Исполняй!

Ему показалось, что даже сквозь стекло шлема он видит отчаянное выражение лица молодого охотника, и голос его смягчился:

— Оставь мне одного охранника и отправляйся. Ничего со мной не случится! Я в тылу, и, чтобы добраться до меня, нужно пройти через всё войско, а этого никогда не произойдёт. Кроме того, со мной Зуб, — он кивнул на зависшего неподалёку кула, — он не даст ничему случиться. Иди.

— Понял, — ответил Пурис.

Через некоторое время сквозь выкрики и ругательства, доносящиеся из наушников, Птунис услышал спокойный голос Алманиса:

— Оп-па. Вот это да!

— Алманис, что у тебя случилось? — встревожено спросил он.

— Да ничего особенного. Рыбы бежали. А прямо перед собой я вижу наших берсерков.

— Командующий, — услышал он голос Крокиса, — я зашёл в тыл филиям, руководившим засадой, и убил их. Сатки быстро испарились. Что делать теперь?

Птунис с облегчением перевёл дух.

— Оставайся с Алманисом, — приказал он, — до конца боя. А тебе, Алманис, — идти на помощь Седонису. И действуй там, как договаривались.

— Да, — последовал краткий ответ.

Птунис оглядел поле боя. Пока всё шло хорошо. Пурис заткнул дыру, оставленную Крокисом. Бомбисты успешно сдерживали напор клотов. Седонис пока держался, и полусотни Кратиса и Радиса, тесня сатков, постепенно приближались к нему.

«А теперь подождём Алманиса, — подумал про себя Птунис. — Рыбы думают, что он занят засадой, и его не ждут. Это хорошо. Но всё-таки мне интересно, как им удалось разузнать про наш чёрный ход?»

Алманис не заставил долго себя ждать. Вскоре Птунис заметил, как над стаей рыб, руководивших сражением на данном участке, нависла какая-то тень. Он был готов к такому повороту событий, поэтому не удивился, когда сверху на филий медленно опустилась сетка. Большая рыбацкая сетка с грузами по краям. А вот рыбы к этому готовы не были.

Они заметили сеть слишком поздно, когда та уже накрыла их, и теперь в панике бились, пытаясь вырваться из ловушки, но лишь больше запутывались в ней. Морские камни, служившие отягощением, тянули сетку вниз, и вскоре она, вместе с филиями, стала погружаться на дно.

В голове Птуниса взорвался крик, многоголосый жалобный крик обречённых существ, понимающих свою обречённость и молящих о помощи. Несколько филий, которым повезло, и они не угодили в ловушку, подплыли к своим собратьям, пытаясь зубами разорвать прочные верёвки. Но всё было бесполезно. Сетка медленно погружалась на дно океана.

Стиснув зубы, Птунис молча смотрел на эту картину.

«Вы сами это начали, рыбы! — твердил он про себя. — Сами начали эту войну, ещё тогда, когда в океане пропал первый человек. И теперь вы пожинаете плоды своих трудов. Вы сами во всём виноваты! Сами!»

Он повторял эти слова, как заклинание, как молитву, но, странное дело, это ему совсем не помогало. Внутри него было пусто, и в сердце поселилась маленькая боль, которая тыкала иголкой каждый раз, когда он ощущал безмолвный вопль обречённых филий. Не выдержав, он затряс головой, пытаясь выбросить из неё эти крики, вытряхивавшие из него всю душу.

«Не раскисай! — заорал он сам себе. — Ты должен думать о других, тех, кто доверил тебе свои жизни, кто пошёл за тобой и верит в тебя. Сейчас ты должен думать только о них!»

Это помогло больше, и Птунис, хотя и с трудом, перевёл взгляд и устремил его на разворачивающуюся перед ним картину сражения.

Было понятно, что одна группа филий из нескольких десятков рыб не может руководить всем боем, ведущимся вокруг колонии, и погибшая группа, конечно, была не единственной. Но именно на этом участке сатки остались без руководства. Они тотчас же повернули назад и вышли из боя. В прорыв немедленно устремилась полусотня Радиса. Другие сатки ничем не смогли им помешать — их занимали остальные отряды людей.

Бойцы Радиса преодолели несколько десятков метров и, заметив ещё одну группу филий, тут же напали на неё. Откуда-то из толщи океана тут же появились сатки и ввязались в драку. Очевидно, филии хорошо подготовились и составили не одну, а несколько резервных групп. Закипело сражение. Но несколько филий было уже убито. Кроме того, каждый из колонистов пытался изловчиться и, избегнув атаки сатка, выстрелить именно по филии. Жертвы среди тех росли. Вскоре филии уже не могли контролировать всех своих сатков, и те, поодиночке, а то и маленьким группами, стали покидать поле боя. В эти бреши тоже устремлялись люди. Фронт рыб сыпался на глазах.

В это время Птунис, отслеживающий ход сражения и одновременно с этим прислушивающийся к ментальному полю, почувствовал, как совсем рядом появились сущности, в головах которых билась только лишь одна мысль: «Смерть!»

Вот и всё, успел подумать он. Вот и появились союзнички. А ведь мы, мелькнула удивлённая мысль, справились и без них. Справились сами.

Но это уже было неважно. Сверху, как чёрные гроздья мрака, на огромных клотов и сатков опускались калары. Пришло их время для пира.

Битва распалась на отдельные схватки. Каждый сражался за свою жизнь и против всех. В одном месте люди окружили клота и вгоняли в него одну за другой взрывающиеся стрелы и бомбы. А тот всё никак не хотел умирать и, истекая кровью, мысленно ревел так, что Птунис зажал себе голову руками, лишь бы не слышать этого вопля.

В другом огромный калар и не менее огромный клот сплелись в смертельном объятии. Калар пытался затянуть своего врага на глубину, а клот яростно сопротивлялся, понимая, что там его ждёт неизбежная смерть.

Люди нападали на филий, расстреливая их из своих ружей и автоматов, карабинов и пневматиков, а филии, утратив контроль над своими союзниками и отринув всё, бросались на людей, пытаясь добраться своими острыми зубами до любого уязвимого места человека или его снаряжения. В одном месте филии удалось немыслимым образом срезать ремешок, удерживающий на голове человека маску, и ослеплённый колонист поплыл куда-то прочь, ничего не видя перед собой. Откуда-то сбоку на него налетел сатк и перекусил беднягу почти пополам.

Сатки, вышедшие из-под контроля филий, словно обезумели и убивали всех подряд, до кого могли дотянуться, делая исключение лишь для своих хозяев. Птунис видел, как десяток сатков налетел на раненого клота и стал терзать гиганта. Чуть дальше один из каларов держал сатка щупальцами и своим чудовищным клювом отрывал от ещё живой трепещущей жертвы большие куски, быстро поглощая их. Не выдержав, Птунис отвернулся.

Клот, схваченный каларом, похоже, стал уставать. Он сопротивлялся всё меньше, и торжествующий монстр повлёк своего врага на глубину. Внезапно за спиной калара сформировалась тень, и из толщи воды появился сородич клота. Он распахнул свою пасть и сжал своими мощными челюстями голову противника. Калар задёргался, как насаженная на острогу рыба. Его щупальца разжались. Освободившийся от захвата клот тут же пришёл на помощь своему собрату. В несколько мгновений они разорвали калара на части.

Затем пришедший на выручку клот, к удивлению Птуниса, нежно потёрся о голову спасённого им товарища. По размерам он был немного меньше.

«Эге, — подумал Птунис, — да это, похоже, самка!»

Клоты прекратили ласкаться. Внезапно самец посмотрел на Птуниса, и человек уловил безграничную грусть в его мыслях, которые он, к сожалению, не смог понять. Затем клоты что-то протрубили про себя и устремились вверх, оставляя за своей спиной убивающих друг друга существ. Птунис проводил их взглядом.

«Удачи вам!» — неожиданно подумал он.

Клот что-то протрубил в ответ, как будто уловив мысль человека.

Птунис ещё раз осмотрел поле боя. Поражение рыб было полным. Две группы филий были окружены людьми, и их сейчас добивали. Предоставленные сами себе сатки ошалело метались из стороны в сторону, становясь лёгкой добычей намного превосходящих их по размеру каларов. Все клоты куда-то исчезли, оставив на поле сражения два своих трупа, один из которых двое каларов деловито волокли куда-то в сторону.

«Неужели это всё? — сам себе не веря, подумал Птунис. — Неужели мы победили? Неужели…»

Откуда-то сбоку вынырнул сатк. Он нёсся прямо на него, заваливаясь на бок и раскрывая хищную пасть. Руки Птуниса были внизу, и выхватить автомат, висящий за спиной, он уже не успевал. Одним движением он схватил прикреплённый к поясу гарпун и, резко дёрнув, оторвал крепление. Сатк был уже рядом. Вторым движением Птунис выставил руку вперёд и, заставляя себя не зажмуриваться, сунул руку с гарпуном прямо в пасть сатка. И тут же отбросил тело в сторону.

Гарпун, вонзившись в нёбо, пробил нижнюю и верхнюю челюсти. Сатк изо всех сил попытался их сдвинуть, чтобы захлопнуть пасть, но лишь всё сильнее всаживал гарпун в свою плоть, загоняя тем самым себя в смертельную ловушку. Хищник в панике забил хвостом и, выписывая немыслимые зигзаги, помчался прочь. Опомнившийся, наконец, охранник, послал ему вслед взрывающуюся стрелу, но промахнулся.

Он недоумённо помотал головой, как бы спрашивая сам себя: «Что это было?» Птунис покрутил возле шлема пальцем, и охранник закивал, соглашаясь с командующим, что сатк был явно сумасшедшим. Затем их взоры вновь обратились к месту сражения.

«Радуешься, сволочь? — как плетью вдруг ожгла Птуниса чужая мысль. — Ну что ж, радуйся, пока можешь, недолго тебе уже осталось!»

Даже если бы вдруг во время сражения появился Судес со своим трезубцем, погоняющим многов, запряжённых в везущую его колесницу, или Харе взметнул вверх воды океана так, чтобы оголилось дно, даже тогда Птунис удивился бы меньше. Потому что мысленное излучение этого человека он узнал бы из тысяч. А узнав, ни за что бы не поверил, что такое возможно. Потому что этот человек был давно мёртв. Потому что сейчас он наяву читал мысли совсем мёртвого человека — своего старого заклятого врага Прониса.

«Ты удивлён? — послышалась издевательская мысль. — Ты приговорил меня к смерти и думал, что океан убьёт меня? Но всё вышло иначе — он сохранил мне жизнь, и теперь мы посмотрим, кто из нас двоих её более достоин!»

Как зачарованный, Птунис повернулся в сторону, откуда шло излучение. Там, медленно шевеля ластами, посреди океана висел человек, одетый в гидрокостюм красного цвета. Это был цвет отверженного, цвет изгоя.

«Плыви сюда! — прогремело в его голове. — Плыви, если ты не трус, сейчас решится, кому из нас двоих суждено плавать в океане, а кому опуститься на самое его дно! Плыви, или ты можешь только закрываться другими, неважно, мужчины они или влюблённые в тебя женщины!»

У Птуниса всё в голове полыхнуло. На мгновение он даже перестал видеть от охватившей его ярости. Не колеблясь ни секунды, он направился к Пронису. Что это был Пронис, он ни секунды не сомневался. И его враг совсем не был мёртвым. Мыслей мёртвых Птунис не слышал никогда, потому что таковых не существовало в действительности. Пронис же мыслил, значит, был жив. Но ничего, это ненадолго!

Птунис не знал, как тому удалось выжить, но это его не интересовало. Значит, так было надо. Значит, всё должно было решиться между ними одними. Здесь и сейчас. Его охранник, увлечённый созерцанием битвы, не заметил исчезновения командующего.

Птунис остановился на расстоянии выстрела из пневматика. Он не был уверен в наличии у Прониса ружья или карабина, но если их не было, то это расстояние было оптимальным для него. Инстинкты охотника уже вступили в игру, и он чувствовал приток адреналина, бурлящий в венах.

«Как ты выжил? — спросил он. — До тебя это не удавалось сделать никому. Я надеюсь, ты ответишь на этот вопрос, ведь если ты победишь, то твою тайну я унесу с собой в могилу».

«Унесёшь, — пообещал ему Пронис. — Нет, это не секрет, мои спасители просили меня, чтобы я рассказал это тебе перед смертью».

«И кто же они?» — У Птуниса в голове забрезжило что-то вроде понимания.

«Филии, — был краткий ответ. — Они спасли меня и дали мне вторую жизнь».

Птунис кивнул. Теперь он всё понял.

«Так это ты рассказал им про второй выход из Кормушки?» — поинтересовался он.

«А как же! — довольно хохотнул Пронис. — А также посоветовал им подсадить в руины рен, зная, как вы их ненавидите и как они могут вам досадить».

«Вы?! — стиснул зубы Птунис. — Ты говоришь про нас „вы“? Ты уже ассоциируешь себя с ними, с нашими убийцами? Ты, бывший когда-то человеком, хотя сейчас я тебя таковым назвать не могу! Потому что ты — предатель! Предатель своего рода!»

«Филии никого не убивали, — ответил Пронис. — Ты либо глуп, как и все твои сородичи, либо обманщик, и сейчас пытаешься обмануть ещё и меня. Запомни, филии — не убийцы!»

«Угу! Я видел это в бесчисленных сражениях, в которых побывал за прошедший год. Видел, как они не убивают, неважно сами ли или посредством своих слуг».

Пронис фыркнул.

«Ты дурак, Птунис! Дурак и лжец! Войну начал ты. И именно ты ответственен за все смерти!»

«Война началась, когда в колониях пропал первый человек, а это случилось задолго до моего рождения. А я лишь дал людям возможность почувствовать себя свободными. И научил их сопротивляться. Но тебе этого не объяснишь. Предатель всегда будет оправдывать свои поступки, какими бы мерзкими они ни были. Поэтому я не буду тебя ни в чём убеждать. Ты хотел убить нас всех, а когда не получилось, ты предал своих сородичей при первой же возможности. Врагам своего рода. Поэтому это ты недостоин жизни. Я мог бы убить тебя отсюда, но хочу, чтобы всё было по-честному. Так что доставай свой нож, Пронис. Я надеюсь, ты не забыл ещё, как драться в воде?»

«Надеешься на своё преимущество? — нехорошо усмехнулся Пронис. — На то, что я давно не выходил в океан? Напрасно надеешься. Потому что сейчас умрёшь ты!»

С разных сторон возникло движение, и Птунис ошеломлённо увидел, как его взяли в кольцо несколько пловцов. Двое зашли с боков, а ещё один висел под ним, и его пневматик был направлен Птунису в низ живота. Все они были в красных гидрокостюмах.

«Ну что? — издевательски поинтересовался Пронис. — Извини, я забыл тебе сказать, что филии спасли не меня одного. Надеюсь, тебя это не сильно расстроило?»

«Проклятие! — выругался про себя Птунис. — Пронис и ещё трое. Те самые трое, которых колония приговорила к изгнанию после его побега. Которые остались в живых после схватки с Радисом. Это нехорошо. Похоже, что честный бой на ножах отменяется».

Из воды внезапно появился Зуб. Он бросился на окруживших Птуниса врагов. Но внезапно затормозил.

А потом и вовсе остановился. Напротив него, будто из ниоткуда, возникла филия, явно с самого начала здесь присутствовавшая и страховавшая изгнанников-людей. Птунис вновь выругался про себя. Дела шли всё хуже и хуже. Если так пойдёт и дальше…

Сзади послышались чьи-то сумбурные мысленные восклицания, и Птунис, проклиная всё на свете, а больше всего себя за неосторожность, осторожно повернул голову.

На этот раз костюм пловца был тёмным. А это значило… Это значило, что к нему идёт на помощь кто-то из своих.

«Охранник! — вспыхнуло вдруг у него в мозгу. — Это может быть только он!»

Это действительно был оставленный Пурисом охранник. Оторвавшись от завораживающего зрелища битвы и не увидев командующего, он перепугался не на шутку и запаниковал. Но, покрутив головой, увидел, что командующий находится не так уж и далеко, рядом с ещё несколькими охотниками, и поспешил занять место рядом со своим начальником. На то, что цвет костюмов всех этих пловцов был красным, он отчего-то совсем не обратил внимания.

Пловец, находящийся ближе всего к подплывающему охраннику, призывно махнул ему рукой и достал пневматик.

«Осторожно, — бросил Птунис яростную мысль в приближающегося бойца, — это же изгнанники!»

Охранник стал тормозить, пытаясь осмыслить, что здесь происходит. Рука его автоматически схватилась за ружьё. Ближайший к нему предатель аккуратно вытянул руку и выстрелил.

Гарпун ударил охраннику точно в шею. Его тело выгнулось и осталось в таком же положении. Вода вокруг головы стала быстро темнеть.

«Вот и всё, — услышал Птунис мысль Прониса и резко повернул голову к нему. — А теперь мы разберёмся с тобой».

Он ещё не закончил говорить, а пловец справа уже выстрелил в Птуниса. Стрела быстро летела к нему. Но Птуниса не зря считали лучшим охотником колонии. Он сделал движение рукой, в которой уже был автомат и корпусом оружия отбил стрелу в сторону. Стрелявший замер в изумлении.

«Я ведь тебе не рыба, тварь!» — яростно бросил в стрелявшего Птунис и выстрелил в предателя.

Перед боем он вставил в автомат обойму с иглами, чтобы опробовать их в бою. Но тому, в кого они попали, было уже всё равно, иглы это или пули, потому что попали они ему прямо в сердце. Изгнанник откинулся назад и медленно закружился вокруг своей оси, ввинчиваясь в тёмную воду.

В это же самое мгновение Птунис, изогнувшись самым невероятным образом, бросил себя в сторону. Стрела, пущенная снизу, прошелестев по его бедру, прошла мимо. Будучи ещё в движении, Птунис дал в стрелявшего очередь, но раскрутка была слишком сильной, и две иглы прошли мимо. Третья пробила плечо предателя, и он зажал рану рукой.

Птунис разворачивался к последнему — тому, у кого ещё оставался неизрасходованным заряд, и ему казалось, что делает он это ужасно медленно. В его представлении гарпун уже летел к нему, и, когда он, наконец, поворачивался к Пронису лицом, стрела пробивала его грудь, и его отбрасывало назад. Чувствуя, как внутри у него всё холодеет, он всё равно совершал разворот, поднимая опущенный вниз автомат на уровень груди.

Он развернулся. И еле успел подставить под стрелу, направленную прямо в сердце, своё оружие. Гарпун попал прямо в корпус, и автомат вырвало из рук Птуниса. В это же мгновение два изгоя бросились на него.

Птунис вертелся, как угорь, отбивая ножом удары клинков врагов, не забывая следить за раненным в руку противником. Против двоих он смог бы продержаться довольно долгое время. Возможно, до подхода помощи. Хватит и мастерства, и ловкости, и силы. Но если подоспеет третий, то ему несдобровать. Втроём они возьмут его в плотное кольцо, почти в куб, и тогда остаток его жизни пройдёт уже за секунды. За филией он не следил совсем. Знал, что она занята Зубом. Если ему удастся выкрутиться, то и с его кулом всё будет хорошо. Если же нет…

Именно поэтому он так внимательно следил за раненым предателем. Вскоре тот оправился от первого шока, достал левой рукой нож и направился к сражающимся. Птунис сделал два резких удара ножом, пытаясь достать хотя бы одного из врагов и сократить их преимущество в численности, но предатели уклонились. Они разошлись по бокам, и Птунис вынужден был вертеться в разные стороны, чтобы следить сразу за обоими. С третьей стороны приближался раненый противник, и Птунис подумал, что это, пожалуй, конец.

И тут его как будто ударило чем-то. Он продолжал крутиться, но глаза его неотрывно следили за тем, что он заметил несколькими секундами ранее. А именно: за медленно поднимающейся рукой его охранника. Боец был ранен смертельно, это несомненно. Но в последние мгновения своей жизни он всё же пытался прийти на помощь тому, кого поклялся защищать и кому он был обязан всем: раньше — своей свободой, а сейчас — своей смертью. Рука охранника медленно поднялась на уровень плеча, а затем так же медленно и очень плавно его палец нажал на спуск.

Предатель, в которого было нацелено ружьё, в последний момент что-то почувствовал. Потому что он успел повернуться. Впрочем, лишь для того, чтобы все три пули пробили стекло его маски.

Изгои на мгновение опешили, и в этот самый момент Птунис атаковал. Он бросился на раненого изгнанника и за доли секунды успел ранить его уже в левую руку. Пронис бросился на помощь товарищу, но Птунис, перевернувшись, резко выпрямил ноги и отбросил того ударами ласт. Затем он схватил предателя за раненое плечо, сжал изо всей силы и дёрнул на себя. Очумевший от боли изгой почти не сопротивлялся. В мгновение ока Птунис оказался у него за спиной, свободной рукой вздёрнул ему голову и провёл ножом под подбородком.

Затем он подождал, когда прекратятся конвульсии, и осторожно оттолкнул труп от себя. И лишь потом взглянул в глаза замершему напротив него Пронису.

«Вот теперь, и правда, всё, — устало подумал он. — И скоро из нас в живых останется лишь один. Больше пощады не будет. Я и так дважды дарил тебе жизнь. Такой ошибки в третий раз я не допущу. И не советую тебе убегать, Пронис. Я ведь всё равно догоню тебя. Так что давай, посмотрим, чего ты стоишь на самом деле».

Но Пронис и не думал убегать. Он прорычал что-то неразборчивое и бросился на Птуниса. Вскоре в крутящемся во все стороны клубке, состоящем из рук, ног, шлемов и мелькающих клинков, ничего нельзя было разобрать. Враги сражались, не щадя друг друга, за свою жизнь и за то, во что каждый из них всю эту жизнь верил. Сжав друг друга в объятиях, перехватив вооружённую руку, каждый старался подавить соперника.

Наконец, Пронис стал сдавать. Он был хотя и силён, но давно уже не молод, и ему не хватало выносливости. И сейчас Птунис продавливал оборону соперника. Его нож медленно, но уверенно приближался к горлу врага. Внезапно он кое-что вспомнил.

«Прежде чем ты умрёшь, — подумал он, — мне нужно кое-что знать. Значит, рыбы дали тебе прибежище? Где?»

Пронис молча сопел, из последних сил сопротивляясь ненавистному сопернику. Птунис через стекло взглянул ему в глаза и бросил в него яростную, лишающую воли мысль: «Где?»

Пронис слегка обмяк и Птунис увидел в его мозгу удивительную картину. Она была настолько невероятной, что он на мгновение ослабил хватку. И Пронис, воспользовавшись этим и не сомневаясь ни секунды, тотчас же ударил. Его рука с ножом, вырвавшись из стального захвата, устремилась к горлу Птуниса. Тот уже ничего не успевал сделать. Кроме одного: в самое последнее мгновение съёжиться и попытаться подставить под удар голову.

Нож Прониса скользнул по стеклу шлема, оставляя на нём глубокую царапину, и его руку отбросило в сторону. Пронис тут же попытался нанести ещё один удар, но было уже поздно. Птунис блокировал его своим клинком. Другой рукой он выхватил висящий на поясе Прониса короткий гарпун и вогнал его в бок сопернику.

Пронис замер. Затем медленно, очень медленно развернулся и поплыл. Плыл он очень странно: почти вертикально, с трудом загребая одной рукой и еле шевеля ластами.

Птунис смотрел ему вслед. Он тяжело дышал. Схватка далась ему нелегко. Он очень, очень устал. Но дело должно быть доведено до конца.

Он подплыл к мёртвому охраннику, который каким-то чудом ещё не опустился вниз, и осторожно снял с него ружьё. Затем поставил переключатель на одиночные выстрелы и повернулся.

Пронис медленно удалялся в глубину океана. Птунис привычным движением поднял ружьё и тщательно прицелился. Палец его обхватил спусковой крючок.

Врагу не стреляют в спину. Это было его правило. Людей нельзя убивать. Это тоже был его принцип, который он сегодня уже дважды нарушил. Беспомощных не убивают. И это сегодня тоже было. Он нарушил сегодня все свои правила и собирался нарушить ещё одно. Потому что твёрдо знал: предателя, изменившего своему роду и перекинувшегося к другому, чуждому ему, надо уничтожать. Пока эта зараза ещё в зародыше. Это тоже был принцип. И он нажал на спуск.

Палец аккуратно, раз за разом нажимал на крючок. Пули летели вслед Пронису, и каждая находила дорогу к цели. С каждым попаданием Пронис двигался всё медленнее. Наконец он раскинул руки в стороны и, по инерции продолжая движение, стал медленно опускаться вниз.

Птунис опустил ружьё. Обойма была давно пуста. Он посмотрел вслед своему мёртвому врагу и вяло подумал, что надо бы взять с собой тело охранника. Парень спас ему жизнь, да даже и без этого его тело должно быть захоронено по обряду. Он повернулся…

…и самым краем глаза поймав движение за спиной, бросил тело в сторону. Но не успел. То ли он устал, то ли сыграло свою роль внушение, никогда на него до этого не действовавшее. Как бы то ни было, он совсем забыл про филию.

Но филия не забыла про него. Бросив гипнотизировать кула, она сзади напала на человека. Птунис почти уклонился, но только почти. Слишком уж он устал. Острые зубы филии перерезали воздушный шланг, и вода мгновенно хлынула внутрь.

Птунис сразу же выплюнул загубник, но немного воды всё же успело попасть в лёгкие. Счёт пошёл на мгновения. Не раздумывая ни секунды, Птунис устремился вверх. Изо всех сил помогая себе руками и ногами, он почти летел к поверхности, в последний момент успев заметить, как сбоку на филию набросился Зуб и ударил её головой. Как разъярённый кул начал рвать её, Птунис уже не видел. Голова шумела от резкой смены давления, но это было ничего. Его организм выдерживал и не такое. Главное было в другом: чтобы ему хватило воздуха. И времени.

А вот этого-то как раз у него уже и не было. Поверхность приближалась слишком медленно, лёгкие отказывались работать, грозя вот-вот лопнуть от перенапряжения. Он уже ничего не видел: перед глазами стояла какая-то кроваво-мутная пелена. Но, действуя уже почти бессознательно, он всё ещё продолжал бороться за жизнь, делая руками отталкивающие движения и посылая обречённое тело вверх. Ещё раз, и ещё, и ещё…

В Ружаш царила зловещая тишина. Зловещей она казалась особенно потому, что колонисты одержали самую убедительную победу с начала войны. Рыбы были разгромлены наголову и вряд ли скоро смогут оправиться. По всем правилам люди должны были веселиться и пить пьянящий сок, но…

Крокис уныло сидел в мастерской, монотонно, раз за разом вгоняя в деревянную подставку свой нож. Ещё совсем недавно, когда они разбили рыб и возвращались в колонию, он представлял себе, как будет рассказывать своей девушке о своих подвигах в последнем сражении. О том, как ведомый им отряд прошёл сквозь руины, словно гарпун сквозь воду, отстреливая по пути глупых одиночных рен. Как вышли они в тыл филиям, убив их всех и спася тем самым отряд Алманиса от уничтожения. Да, он так бы и сказал: от уничтожения, и глаза девушки широко бы раскрылись. Как в тот раз, когда при ней сказали, что он изобрёл автомат. Тогда он, кстати, её впервые и заметил.

Но теперь этого не будет. Ещё долго не будет смеха, зубоскальства, весёлых шуток и хвастливых рассказов. Потому что их вождь пропал. Он не погиб, но исчез. Без следа канул в океане. И это тот, о котором уже при жизни ходили легенды и который знал океан как свои пять пальцев и не боялся в этом океане никого и ничего. А теперь его нет. И его исчезновение пугало больше, чем смерть.

Алманис рассказывал, что он издалека видел, как на командующего налетел сатк. Он был в гуще боя и не мог сразу прийти Птунису на помощь. А когда он бросил в то место следующий взгляд, там уже никого не было.

Уже после сражения чуть поодаль от места ставки командующего нашли труп одного из охранников с проткнутой гарпуном шеей. Когда поиски расширили, нашли ещё три трупа. Все они были последними изгнанниками. А потом нашли и Прониса.

Постепенно картина вырисовывалась. Чудом выжившие изгои напали на Птуниса и охранника, но в схватке все погибли. Куда же делся сам Птунис, на этот вопрос не мог ответить никто.

На Пуриса, командира охраны командующего, было страшно смотреть. Заргис, чтобы парень ничего не учудил над собой, отобрал у него всё, что только было можно, и запер в изолированную комнату.

И всё-таки вопрос этот мучил и жёг Крокиса как огнём: куда же делся Птунис?

Совет Ружаш заседал в полном составе. Вернее, теперь уже в неполном. Не хватало одного человека.

Все молчали. А что было говорить? За истёкшие после сражения сутки никто почти не спал, были тщательно прочёсаны все окрестности, но Птуниса так и не нашли. Он как в воду канул. Вот именно что в воду…

Пропал и его кул. Неподалёку от места последнего боя Птуниса нашли его автомат. Обойма была почти целой. Видно, он не успел им воспользоваться, и в схватке ему пришлось действовать ножом.

После длительного молчания, наконец, встал Заргис. Все посмотрели на него.

— Я думаю, — начал он, — мне как главе Совета придётся взять первое слово себе. Потому как вижу, что этого никто делать не хочет. Ну что ж… Реалии таковы. Птунис пропал.

Седонис дёрнулся как от удара.

— Так и будем считать. Иного мнения быть не должно. Никто ведь не видел его мёртвым, значит, он жив. Просто отлучился на время. И на время его отлучки мы, временно, — Заргис обвёл всех взглядом, — повторяю временно, должны выбрать командующего нашей армией. Решить это надо сейчас, не откладывая дела в долгий ящик. Я предлагаю, — он сделал небольшую паузу, — Алманиса. Он храбр, но в то же время осторожен, отличный тактик. Птунис был о нём очень высокого мнения.

На мгновение он запнулся, сам поражённый, как безысходно прозвучало у него это слово: «был», но потом встряхнулся и сказал:

— Я сказал своё мнение. Прошу теперь высказаться вас.

К его удивлению, первым встал сам Алманис.

— Благодарю за оказанное мне доверие, — глухо начал он, — но я вынужден отказаться. Несколько часов назад из Лонжаш пришло сообщение, больше похожее на призыв о помощи. Наши колонисты, наконец, столкнулись с филиями. Было несколько жертв с обеих сторон. Меня просят вернуться. Старейшины надеются, что мой боевой опыт, да и остального отряда, поможет отбить атаки рыб. У меня нет выбора. Я должен вернуться и помочь родной колонии. Обещаю держать с вами связь и по возможности координировать действия. Если там всё успокоится, то при первой же возможности я возвращусь в Ружаш.

Он сел. Все подавленно молчали. Птунис воскликнул бы: «Так это же прекрасно! Наконец-то началось и в других колониях!» Но Птуниса не было, а остальные прекрасно понимали, что означает потеря такого великолепного военачальника, как Алманис. Заргис вздохнул.

— Ну что ж, в добрый путь. Мы дадим тебе в дорогу всё, что только будет нужно тебе и твоему отряду. Оружие, приборы связи, чертежи. Ружаш умеет быть благодарной. Но это мы решим потом. А сейчас, тогда… раз одна кандидатура отпала, я предлагаю… — он обвёл всех взглядом ещё раз, — я предлагаю Радиса.

— Я уже командую внутренней стражей, — вяло откликнулся тот, — как я могу…

— Хватит уже распускать сопли! — раздался вдруг яростный голос, больше похожий на рык.

Все вздрогнули и уставились на вскочившего с места Герфиса.

— Хватит ныть и делать такой вид, будто всё кончено! Ничего не кончено! И никогда не будет кончено, пока мы живы. Да, Птунис пропал, ну и что из этого? Тысячу раз прав Заргис — он не мёртв, он просто исчез. Потерялся. Птунис пропадал уже не раз и всегда возвращался. Вернётся и сейчас. Если даже изгои смогли выжить в океане, то он выживет и подавно. Тем более, я уверен, что с ним рядом Зуб. А это, — он покрутил головой, — поверьте, очень многого стоит. Так что не надо впадать в уныние и печально вздыхать. Мы же не трусы, которые при малейшей неудаче зарываются в песок или прянут головы в расщелины. Борьба будет продолжаться и без Птуниса. Он сам об этом говорил, все вы это знаете, и хотел этого больше всего. А тебе, Радис, надо взять себя в руки. Кроме тебя, сейчас некому стать командующим. Значит, им будешь ты. И станешь натаскивать своего сына. Потому что, если что-то случится с тобой, то потом он займёт твоё место. И так будет продолжаться до тех пор, пока мы не победим. Окончательно и навсегда.

Он направился к двери, но потом обернулся и сказал:

— А с должностью начальника внутренней стражи прекрасно справится Брагис или хотя бы та же Норша. Я в этом уверен.

Он шёл по коридорам колонии к жилищу Птуниса. Там сейчас вместе с Борицей и Зорицей сидела его жена. Она утешала и поддерживала их, точно так же, как только что он поддержал и вдохнул новые силы в членов Совета. Ему стало казаться, что после его речи в их взглядах появилось больше уверенности. Всё это хорошо, но было бы очень неплохо найти сейчас такого человека, который смог бы вселить хотя бы толику этой уверенности в него самого.

 

Эпилог

Человек попытался поднять голову, но удалось ему это сделать лишь с третьей попытки. Он слишком ослаб за последнее время. Кстати, он не знал, сколько этого самого времени прошло с тех пор. Поначалу он пытался считать дни, но потом махнул на всё рукой. И немудрено. Ведь когда он вынырнул на поверхности океана, там бушевал жестокий шторм. Нет, даже не так, — настоящий ураган. И время спрессовалось для него в один бесконечно долгий непрерывный период.

Ураган, наконец, закончился. Но ему уже было всё безразлично. Сколько его носило по океану, он не помнил. Знал лишь то, что воды в его фляге давно уже не было, а желудок из-за отсутствия пищи ссохся и стал размером с кулак ребёнка.

Ему нужно было что-то срочно поесть, иначе он умрёт. Но что можно было съесть посреди океана. Конечно, можно было поохотиться и добыть себе пищу. В другое время он так бы и сделал, ведь при нём был и нож, и пневматик. Но вот только сил для охоты у него уже не оставалось. Как не было и воздуха в его баллонах.

Он давно бы уже умер, опустившись на дно океана, если бы не этот предмет. Человек впервые видел его, не знал человек и о том, что называется он стволом дерева, но предмет помогал ему держаться на плаву, и за это человек был ему благодарен.

Наткнулся он на него на второй день своего дрейфа по океану, когда силы почти оставили его, и он уже готов был перестать сопротивляться и бороться за жизнь. Но когда он увидел, что какой-то предмет носится по поверхности и не собирается тонуть, то вмиг настиг его и взобрался наверх. С помощью верёвки ему удалось довольно прочно привязать себя к предмету и даже поспать. Теперь он был привязан постоянно — боялся, что если соскользнёт в воду, то сил забраться обратно может не хватить.

Рядом раздался всплеск. Он осторожно повернул голову, посмотрел в ту сторону и увидел плавник. Это был плавник хищника, большого хищника. Человек медленно протянул руку к висящим на поясе ножнам, сжал рукоять ножа, а затем так же медленно разжал руку.

Он узнал этот плавник. Раньше он узнал бы его сразу, даже не задумываясь, но теперь, когда он ослаб, и зрение нужно было фокусировать, для узнавания ему было необходимо время. Но теперь он знал, что не одинок в океане. И рядом с ним плывёт кул. Его кул.

Как будто что-то зашептало в его мозгу, но так тихо, что надо было очень напрячься, чтобы понять, что это. А он не мог этого сделать. Кул развернулся и, проплывая рядом с ним, повернул голову в его сторону. Человек в ответ посмотрел на него, скосив глаза. Большего он сейчас сделать не мог. Кул проплыл мимо и исчез. Человек смежил веки. Он вернётся, подумал человек, мой кул обязательно вернётся, а мне надо поспать, поспать…

И он провалился во тьму.

Проснулся он от толчка. В поле зрения вновь маячил плавник, а рядом с его лицом… рядом с ним… рядом была жизнь! Жизнь в виде большой рыбы. Размерами почти с его руку. Рыба была вся изжёвана. В ней виднелись страшные раны, очевидно, от зубов, из которых ещё сочилась кровь, но всё это было неважно. Важно было то, что теперь у него была пища, и теперь он уже не умрёт.

Прошло несколько дней. Человек немного окреп и уже не чувствовал себя обречённым на медленную смерть. Кул исправно поставлял ему рыбу. Как ему это удавалось, как он мог принести в своей пасти, совсем для этого не предназначенной, добычу, не проглотив её, для человека оставалось загадкой. Но факт оставался фактом: теперь пища у него была. То, что она была сырая, человека нисколько не смущало. Бывалый охотник, отправляющийся на дальний промысел, часто всплывает на поверхность, чтобы перекусить сырой рыбой. А он в своей жизни охотился очень много. Доставлял ему кул и водоросли, которые он жевал и сок которых возмещал ему нехватку воды.

Всё, что с ним произошло до этого и что он почти забыл из-за слабости и выпавших на его долю лишений, он вспомнил только сейчас. Вспомнил, как он чуть было не утонул. Вернее, он уже тонул, но подоспевший кул просто вытолкнул его на поверхность и поддерживал всё то время, что он приходил в себя, с жадностью заглатывая воздух.

Получалось, что кул спас его уже два раза: один раз — тогда и второй раз — чуть позже, уже от голода.

Вскоре человек окреп настолько, что уже мог плавать вокруг своего предмета. Силы постепенно возвращались к нему. Вскоре он обретёт свою прежнюю форму. Вот только что он будет делать с ней потом, человек не знал.

Вернуться назад он не сможет. Вернее, сможет, если… Вот в это если всё и упиралось. Если он заменит порванный воздушный шланг, откачает из баллонов воду и закачает туда сжиженную воздушную смесь. Сделать это без специального оборудования, посреди океана, он, конечно, не мог. А раз так, то и думать об этом не следует. Он даже не смотрел на свой гидрометр, показывающий направление к его дому, чтобы лишний раз не расстраиваться. Обо всём этом он сможет подумать, если ему удастся починить шланг, то есть… никогда.

Он не обольщался насчёт шансов встретить посреди океана охотника. Они были примерно один на… да он даже чисел таких не знал! В общем, они были почти равны нулю, и всё-таки… И всё-таки это был не ноль. Шанс был, был всегда, не стоило забывать об этом, и человек не предавался отчаянию. Покуда с ним рядом кул, шанс, один-единственный, у него всё-таки оставался, и значит, оставалась надежда на спасение.

Этим утром он проснулся поздно. Торопиться было некуда, поэтому он ещё полежал немного, позевал, смотря в голубое ласковое небо. Потом умылся водой, сбрасывая последние остатки сна, затем осмотрелся. И замер.

Сказать, что это для него был шок, — это не сказать ничего. Это был ужас, это был конец всему, это был полный крах всей его прежней жизни и его мировоззрения! То, что он увидел, существовать не могло, потому что существовать не должно было!

И всё потому, что он увидел землю. Которой быть не могло. Была просто Поверхность, океанская поверхность без всякой суши на ней. Этому его учили с детства. И всё это оказалось ложью. Потому что земля, оказывается, всё-таки была, и сейчас, так же как и он, вглядывалась в него своими жадными глазами.

Замерев, он провёл в такой позе несколько часов. Из ступора его вывело лишь появление кула, который в очередной раз приплыл поделиться с ним своей добычей. Только тогда человек пришёл в себя. Он показал кулу рукой в том направлении, а потом, не сдерживая уже эмоций, дико завизжал и прыгнул в воду. Там он кричал, плевался, ругался, хохотал, нырял, выныривал, бил по воде руками до тех пор, пока полностью не выбился из сил. Затем он вскарабкался на свой плавающий предмет и с благоговением уставился на землю.

На следующий день она стала ближе. И он издали любовался её горами, рвущимися вверх, и непонятными, но красивыми зелёными пятнами на ней.

А ещё через день земля приблизилась настолько, что он мог даже разглядеть волны прибоя возле берега. И тут течение повернуло в сторону.

Человек заволновался. Некоторое время он нервно ждал, надеясь, что направление течения изменится, но этого не случилось. Оно медленно, но верно уносило его в сторону от земли. И тогда человек решился. Собственно, выбора у него просто не было.

Он внимательно оглядел своё последнее обиталище. Он мог этого и не делать — что ему было здесь забывать? Но человек с детства был приучен к порядку. Он как можно крепче прикрепил к поясу верёвку, проверил оружие и снаряжение, а затем бросил последний взгляд со своего предмета на землю.

И увидел людей. Они бегали по берегу и потрясали руками, в которых были зажаты какие-то предметы, очень похожие на длинные остроги. Однако это его уже не сильно взволновало. Он был готов к чему-то подобному. Ведь если люди жили на дне океана, то вполне логично, что они должны были жить и на суше, предназначенной для этого самим богом.

Человек в последний раз осмотрел свой плавающий предмет, на прощание ласково похлопав по нему рукой. Потом он встал, сгруппировался и, резко оттолкнувшись, прыгнул в воду. Вынырнув, он замер на некоторое время, а затем осторожно, бережно расходуя силы, поплыл к берегу.