Рыбы не ушли. Несмотря на поражение, которое нанесли им люди в последней битве, они остались у ворот Ружаш и по-прежнему блокировали колонию. Чтобы пополнить запасы продовольствия, колонисты выходили теперь охотиться большими группами, вооружённые до зубов всеми видами оружия. Но еды всё равно не хватало. Заргис уже приказал урезать пайки и предупредил Птуниса, что в скором времени, если ничего не изменится, сделает это ещё раз.

Птунис понимал, что в стратегическом плане они ничего не добились. А значит, победы как таковой по-настоящему не было.

После последнего сражения состав армии вновь омолодился. Во многих отрядах уже были ребята шестнадцати-семнадцати лет, а начиная с четырнадцати, всех поголовно готовили к предстоящим боям.

Птунису пришлось выдержать своё домашнее сражение с Зорицей. Которая потребовала, чтобы её зачислили в армию, и непременно в то же подразделение бомбистов, где воевала её мать. Пришлось прибегнуть к уговорам Герфиса и Норши, которые еле-еле убедили девочку повременить немного.

Птунис после жаловался Герфису, что Зорица его почти не слушает. Очевидно, после того как девочка видела его слёзы, авторитет Птуниса в её глазах сильно упал. Герфис мрачно шутил в ответ, что если дела так пойдут и дальше, то Зорица вскоре по праву сможет участвовать в битвах — уж очень большие потери понесли люди.

После очередного сеанса связи с родной колонией Алманиса старейшины Лонжаш ужаснулись, узнав о том, что численность волонтёров из Лонжаш сократилась на треть. Глава Совета Нисис потребовал возвращения добровольцев домой. Алманис отказался это сделать, но было видно, как сильно его мучает эта размолвка с родной колонией. Птунис предложил ему послушать главу Лонжаш и покинуть колонию, но Алманис лишь сверкнул глазами и сказал:

— Рано! Не со всеми рыбами мы ещё рассчитались!

Откровенно говоря, Птунис был рад этому. Несмотря на неуравновешенность характера, Алманис был храбр и умён, а его люди доблестно сражались.

Через несколько дней после битвы Птунис случайно столкнулся с Пронисом. Тот ожёг его таким взглядом, что сразу стало понятно: застарелая ненависть никуда не делась, она просто спряталась и тлела в глубине души бывшего стражника. Кроме того, подумал Птунис, возможно, Пронис считает его виновным в гибели Дарицы. Подумал о ней, и сердце сразу же сжалось от свежей боли. Он сразу же забыл о Пронисе, и, как оказалось, зря.

Но были и приятные известия. В Ружаш прибыла группа колонистов из Бараж. Гостей встретили по высшему разряду. Когда же хозяева спросили, как прибывшим удалось избежать отрядов рыб, те продемонстрировали им один хитрый прибор. Изобретатели из Бараж назвали его эхолотом. Он был переносным и позволял находить и классифицировать все неподвижные и движущиеся объекты, находящиеся в изучаемом направлении, а также определять расстояние до этих объектов.

У хозяев даже руки затряслись от зависти. Когда же они с горящими глазами спросили, а не могут ли гости поделиться секретом этого изобретения, баражцы рассмеялись:

— Затем и прибыли, — сообщили они.

На радостях хозяева рассказали о своих последних изобретениях в области вооружения. Баражцы были в восторге.

— Мы хоть и не собираемся пока воевать, слишком уж малочисленна наша колония, — попытались оправдаться они, — но это оружие нам пригодится.

— Не сомневаюсь, — отвечал им Птунис.

Вскоре гости покинули колонию. Но пять человек не пожелали возвращаться и примкнули к добровольцам Алманиса.

В скором времени Герфис изготовил несколько эхолотов. Охота и промысел рыбы после этого пошли намного легче. Заргис вздохнул с облегчением и чуть поднял ежедневную норму еды, пообещав, что если всё так хорошо будет и впредь, то вскоре он вернётся к первоначальным пайкам.

Кроме того, Птунис организовал диверсионные группы, которые выходили в океан и с помощью прибора обнаруживали одиночных рыб, к которым подкрадывались и убивали их. Для нападения годились также небольшие отряды, в которых было не более двух сатков. Если присутствовал клот, на такую группу, естественно, никто не нападал. Рыбы нервничали, меняли место расположения своих дозоров, увеличивали их численность, но продолжали нести потери. Птунис надеялся, что такая изматывающая тактика когда-нибудь принесёт свои плоды.

Иногда он сам выходил в поиск вместе с такими группами, утоляя свою жажду мести. Его способности служили диверсантам не хуже эхолота.

Однажды вечером он пришёл к Герфису и бросил перед ним папку с бумагами и чертежами.

— Знаешь, что это? — спросил он.

Герфис взял бумаги, просмотрел их и с удивлением посмотрел на Птуниса.

— Да, — ответил механик. — Ракеты.

— Нам нужны такие же, — произнёс Птунис, устраиваясь на стуле напротив Герфиса. — Или подобные.

Герфис вздохнул:

— Я, конечно, очень ценю твою сообразительность и остальные качества и был просто в восхищении, когда ты придумал, как заставить нас с Заргисом изобрести бомбы, но тут совсем другая история.

— Какая же? — поинтересовался Птунис.

— Во-первых, для запуска ракет необходимо особое топливо, которого у нас нет и состав которого мы не знаем. Во-вторых, ракет, действующих под водой, вообще не было. Были эти, как их, торпеды, но их использовали против крупных целей, наподобие кораблей, а не против живой силы противника. Я думаю, этого вполне достаточно, хотя я могу называть ещё и другие причины.

— Тогда прочти вот это, — Птунис вытащил из папки какую-то бумагу и протянул её Герфису. Механик прочитал и с изумлением уставился на Птуниса.

— Проклятие! — вскричал он. — Так, значит, подводные ракеты всё же были!

— И изобрели их незадолго до Катастрофы, — кивнул Птунис. — Предки использовали их в последних войнах между собой, и состояли они, в основном, на вооружении диверсионных отрядов. Таких, к примеру, как наши.

Птунис наклонился вплотную к другу.

— Давай, Герфис, — сказал он. — Нам нужны эти подводные ракеты. Мы должны победить. Причём в ближайшее время. Потому что оно пока работает на рыб. Население колонии сокращается за счёт убитых воинов, а дети растут слишком медленно. Количество добровольцев пока не может нас удовлетворить. Оно слишком мало, чтобы сыграть решающую роль. Заргис подсчитал, что, если мы даже уйдём в глухую оборону и будем выходить из колонии лишь для того, чтобы поохотиться, как сейчас, прироста населения вряд ли можно будет ожидать. Ведь люди всё равно будут гибнуть. А значит, мы всё равно будем обречены. Потому что застой ведёт к деградации. Только не говори мне о том, что ты это уже где-то слышал.

— Ты слишком много общаешься с главой Совета, — проворчал механик. — Нахватался от него всяких умных слов.

— И ещё я много читаю, — парировал Птунис. — Поэтому знаю значение слова «сарказм». Хотя, — он улыбнулся, — я уверен, что за свою жизнь ты прочитал гораздо больше меня.

— Ладно, — сдался Герфис. — Я согласен подумать над этим. Но я всё равно ничего не смогу сделать без топлива. Надо озадачить этим Заргиса. Возможно, подойдёт топливо, которое он готовит для моего аппарата.

— Я недавно был у Заргиса и поставил перед ним вопрос об изобретении ракетного топлива. Он уже над этим работает.

Герфис, прищурившись, посмотрел на него:

— Выходит, не зря я всё-таки вытащил тебя тогда из депрессии, а?

— Не зря, — слабо улыбнулся Птунис.

Выйдя от Герфиса, Птунис вдруг вспомнил, что он так и не задал своему кулу те вопросы, на которые его натолкнула Дарица перед последней битвой.

Дарица. Сердце ещё ныло, когда он вспоминал о ней, но уже не так сильно. И он знал, что со временем пройдёт и эта боль. Всё всегда проходит. Без этого нельзя. Иначе просто невозможно было бы существовать.

Думая об этом, Птунис свернул к загону. Подойдя к бассейну, он начал быстро раздеваться. К нему подошёл Горкис.

— Поохотиться собрался? — спросил смотритель и подмигнул.

— Нет, — честно ответил Птунис. — Просто надо поговорить с Зубом.

— А-а-а! — понимающе и слегка грустно протянул Горкис.

Известие о том, что кулы, как и филии, обладают разумом, смотрителя загона поначалу шокировало. Но постепенно он привык к этому. А после того, как ему сказали, что кулы знают об испытаниях оружия, которые проводят люди над их сородичами, и крайне возмущены этим, Горкис и вовсе переменился. Он стал чрезвычайно уважительно относиться к кулам, давал им имена и часто разговаривал с ними. Хотя, по мнению посмеивавшихся над Горкисом колонистов, кулы на это никак не реагировали.

Птунис спрыгнул в воду, подплыл к клетке и открыл замок. Зуб выплыл наружу, и они неспешно двинулись вдоль загона.

«Тебе стало лучше, — мысленно произнёс Зуб. — Забываешь подругу?»

Птунис ответил не сразу.

«Да, понемногу, — наконец признался он. — Как ты заметил?»

«Чувствую», — не стал вдаваться в подробности кул.

«Спасибо за сочувствие».

«Это не сочувствие, — с едва заметным удивлением отозвался хищник. — Это можно назвать уважением к твоему горю. Хотя кулам это и непонятно. У нас такого быть не может».

«Почему?»

«Кулы — воины. Они живут для того, чтобы сражаться и умирать. Некоторые из вас тоже. Поэтому мы и плаваем вместе с вами в океане. С теми, кто близок нам по духу. Поэтому у кулов нет постоянных союзов между самцом и самкой. Нам это не нужно. И нет сочувствия. Только уважение».

Они помолчали.

«Я хотел задать тебе несколько вопросов, — подумал Птунис. — О наших врагах, филиях. Моя подруга говорила мне, что вы должны много чего знать о них».

«Спрашивай».

Когда Птунис вылез из бассейна, его уже ждал Горкис.

— Ну как, поговорили? — поинтересовался он.

— Да, — кивнул Птунис.

— А мне вот не удаётся, — пригорюнился смотритель. — Мои что-то со мной не желают разговаривать. Всё я один говорю.

— Горкис, — мягко произнёс Птунис, — ты же знаешь, что на самом деле кулы говорить не могут. Только я могу общаться с Зубом, и то лишь благодаря моим способностям.

— Так-то оно так, — согласился Горкис. — Но уж больно хотелось бы мне поговорить с кулом. Хотя бы с каким-нибудь. На самом деле узнать, о чём они думают и чего хотят. — Он вздохнул: — Ну ладно, пойду я, а то у меня ещё четвёртый сектор некормленый.

Глядя на его сутулую удаляющуюся фигуру, Птунис подумал, что, в принципе, это можно было бы как-нибудь устроить. Если, конечно, Заргис даст согласие на перемещение прибора покойного Питриса за пределы его кабинета.

«Надо идти к Заргису», — подумал он.

Едва завернув за угол, он нос к носу столкнулся с Борицей.

— Ой! — воскликнула девушка, потирая ушибленный лоб. Затем посмотрела на Птуниса, с кислой миной чесавшего подбородок, и рассмеялась. Птунис улыбнулся. Внезапно улыбка исчезла с её лица, и она виновато сказала: — Извини, — и, осторожно взяв его за руку, произнесла: — Мы с тобой давно не виделись. Сочувствую твоему горю. — А затем, глядя куда-то в сторону, добавила: — Дарица была моей подругой.

Птунис кивнул. Они помолчали, а затем Борица сказала, по-прежнему не глядя на него:

— Ну ладно, пока. Увидимся ещё. — И на прощание: — Передавай привет Зубу!

Птунис усмехнулся. Он проводил взглядом стройную фигуру девушки, и на душе у него отчего-то вдруг стало тепло. Птунис широко улыбнулся и направился в сторону кабинета главы Совета Ружаш.

— Итак, что мы знаем о филиях, — подытожил Заргис после того, как Птунис рассказал ему всё, что узнал от Зуба, и сразу же признался: — Честно говоря, немного. Продолжительность их жизни составляет лет двадцать — тридцать. Так как филии разумны, то живут они сплочённо, то есть коллективом, так же как и мы. Проживают в океане отдельными родами или семьями. Вот тут загвоздка — кулы не умеют считать и не знают, какое количество филий входит в «нашу» семью, то есть ту, что контролирует территорию Ружаш.

— И не только Ружаш, — вклинился в рассуждения главы Совета Птунис. — Из слов, вернее мыслей, Зуба, — поправился он, — вытекает, что «наша», как вы выразились, семья контролирует территории, на которых находятся все пятнадцать колоний. И если бы все колонии начали военные действия одновременно, то филий просто не хватило бы, чтобы сражаться на всех фронтах сразу.

— Угу, — кивнул Заргис. — Единственная загвоздка в том, что, даже передай мы эти сведения в другие колонии, склонить их к немедленному началу войны не удастся. Одна, ну две от силы поддержат нас, а остальные всё разно будут выжидать. Кроме того, остаётся невыясненным главный вопрос: каково точное количество филий в «нашей» семье.

— Я думал над этим, — осторожно сказал Птунис. — Зуб мыслит такими категориями и образами, которые мне даже своими словами пересказать тяжело. Но мне кажется, что количество «наших» филий достигает восьми — десяти тысяч особей.

— Сколько примерно погибло в боях с нами?

Птунис прикинул в уме цифру.

— Думаю, — протянул он, — в пределах пятисот.

— Значит, если ты прав, — произнёс Заргис, — то в процентном отношении они несут примерно такие же потери, как и мы. Может, чуть больше. Но мы не знаем, какие у филий сложились отношения между родами. Однако рискну предположить, что если даже они не самые тёплые, то в случае возможного поражения «нашей» семьи другие семьи поспешат объединиться против нас, чтобы не дать возможности победить другому биологическому виду — то есть нам, людям. И это оптимизма не прибавляет.

Некоторое время они молчали.

— А может, и не объединятся, — вдруг заговорил Птунис. — Вы же сами сказали, что мы этого точно не знаем.

— Но мы не можем отбрасывать эту версию, очень уж она вероятна.

Птунис вскочил со стула и заходил по комнате.

— Значит, нам нужно какое-то неоспоримое преимущество перед ними, которое позволило бы закончить войну в нашу пользу, — сказал он.

— Ракетное оружие или приборы для быстроплавания, — кивнул Заргис.

— А лучше и то и другое, — отозвался Птунис. — А ещё приборы для связи, чтобы уж совсем хорошо было.

Заргис усмехнулся.

— Я работаю над топливом, — сказал он. — Это очень интересная задача, хотя и сложная, не скрою. Кстати, я модернизировал состав взрывчатого вещества в наших стрелах и надеюсь, что в руках они теперь взрываться не будут. Но нужны испытания. И что нам в связи с этим теперь делать, когда кулы практически объявили нам ультиматум?

Настала очередь ухмыляться Птунису.

— Готовьте ваши стрелы, профессор, — сказал он, — а остальное я беру на себя. Будет вам кандидат для испытаний.

Заргис внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал.

— Ну что ж, я всецело доверяю вам в этом вопросе. Кстати, вы заметили, как сильно изменились наши взаимоотношения с филиями в последнее время?

Птунис кивнул.

— Люди почти перестали бояться их, — произнёс он, — а филии — наоборот. Теперь они боятся нас. Когда Седонис атаковал их из засады, они почти не сопротивлялись.

— Но это и внушает опасения, — назидательно поднял палец Заргис. — Значит, они пойдут на всё, чтобы уничтожить нас. Или хотя бы просто победить в этой войне.

— Так же, как и мы, — отозвался Птунис. — Кстати, я не говорил вам, как кулы узнали о том, что мы испытываем на их сородичах новое оружие, нет? Так вот, им сообщили об этом филии. В предпоследнем сражении. Прямо во время битвы.

— Вот хитрые бестии, — покачал головой Заргис. — Они пытались вбить клин между нами и нашими единственными союзниками. И им это почти удалось.

— Да, — сказал Птунис, — вы правы, они действительно готовы пойти на всё. Ладно, — произнёс он после паузы, — мне пора идти, но на прощание один маленький вопрос: могли бы вы одолжить прибор Питриса смотрителю загона Горкису? В последнее время он так переживает из-за того, что не может разговаривать с кулами.

Заргис засмеялся:

— Да, я часто слышал от колонистов, как он пытается установить с ними контакт. Ну что ж, можешь забирать прибор, не жалко. У меня другой такой есть.

У Птуниса глаза полезли на лоб. Заргис выглядел весьма довольным собой.

— Твой Балтис, кстати очень способный парень, разобрался с принципом его действия и соорудил мне подобный. Теперь у нас два таких прибора. Немного подумав, я издал приказ, запрещающий Балтису выход в океан без особой на то нужды. Здесь он нам будет гораздо полезнее. Тем более он не особо и возражал — работа целиком захватила его. Кроме того, парень понимает, что прибор этот гораздо важнее, чем присутствие в войске ещё одного человека. Так что, когда надо, придёшь и заберёшь прибор. Но, — Заргис строго посмотрел на Птуниса, — этот прибор может стать серьёзным оружием, если попадёт не в те руки. Да ты и сам об этом знаешь. Поэтому он всегда должен быть у Горкиса под замком в его каморке. Предупреди его об этом.

Птунис кивнул:

— Договорились.

Он вышел от главы Совета и направился к себе. Надо подготовиться к ночной охоте. Мишенью, как всегда, станет одиночная филия. Но на этот раз он не будет убивать её. Рыба нужна ему живой.