Суд над преступниками состоялся не скоро. Птунис потребовал, чтобы судили всех вместе. Поэтому ждали, когда у раненых заживут их увечья. Кроме Прониса, выжили ещё трое. Остальных Радис поразил насмерть.

После происшедшего он стал героем колонии. Почти в пятьдесят лет справиться с шестью из семи нападавших на тебя людей, выжить после полученных ран — на такое был способен только настоящий герой! Все женщины его боготворили, а мужчины даже готовы были простить ему все его прошлые грехи. А некоторые даже и будущие.

Купаясь в лучах славы, Радис никогда не забывал и о Седонисе.

— А что же вы хотели, — говорил он. — Разве можно было ждать меньшего от человека, который самолично научил драться на ножах своего сына. Если Седонис в той памяткой всем схватке разобрался с тремя или четырьмя, то мне, как его учителю, было бы стыдно не справиться с этой бандой.

Если Седонис при этом присутствовал, часть восхищения девушек перепадала и ему. Он старался держаться, но расползающаяся до ушей улыбка всегда выдавала его.

Не считая троих, убитых Радисом, погибли также Горкис и Базис, охранявший генераторы в паре с Суомисом, а также дежурный по генераторам. Дежурного по шлюзовым воротам удалось спасти.

Прониса взяли, когда посланные Птунисом охотники открыли двери цеха. Не желая больше рисковать и раскрывать секрет прибора Питриса, всем сказали, что в результате ранения Пронису стало плохо, он упал, ударился головой, дальше ему стало ещё хуже и так далее. Люди, особо не вдававшиеся в детали, поверили.

Осиротевшего Таписа Герфис взял к себе, объясняя это тем, что парнишка и так днюет и ночует в мастерской, и говоря всем желающим по секрету, что в механике Таписа ждёт большое будущее. Слушатели кивали головами, зная, что на самом деле Герфис очень сильно успел привязаться к мальчику. Практически он заменил ему отца. Ведь Горкис в последнее время мало обращал внимания на сына, заботясь о нём меньше, чем о своих любимых кулах.

С филией же церемониться не стали. На следующий же день провели показательные испытания новых взрывающихся стрел Заргиса. Как ни странно, против этого был один член Совета — сам Заргис. Мотивировал он это тем, что вот-вот вспомнит, что же такого странного было в ответах филии, и какой архиважный вопрос он должен ей задать, и просил пока не убивать её.

— Не убедили, — сказал ему Птунис. — Для колонии сейчас важнее, чтобы филия умерла, потому что люди вновь стали бояться рыб. И я должен уничтожить этот страх. А свой вопрос, который вы пока ещё не придумали, зададите следующей пойманной рыбе. Надеюсь, она не заставит себя долго ждать. Только придумывайте свой вопрос поскорее. Больше мы так долго не будем держать филий в загоне — слишком уж это опасно.

Заргис был вынужден с ним согласиться. Испытания прошли успешно. То, что после них осталось от филии, отдали кулам, а новые стрелы заменили ненадёжные старые.

Вскоре состоялся суд. В главном зале Ружаш всем желающим не хватило мест. Люди сидели и стояли в проходах. Присутствовали все колонисты, кроме охраны и дежурных по главным механизмам.

Герфис сидел вместе с Норшей. Рядом с собой он посадил Таписа, а сбоку от Норши сидела его закадычная подружка Зорица. Он не зря сел не в первом ряду, а в пятом и усадил детей рядом с собой. Герфис видел, какие глаза становились у них при одном упоминании имени Прониса, и боялся, чтобы они не натворили глупостей. Обыскивать их на предмет оружия он не стал, но Норше наказал держать ухо востро, да и сам был всё время начеку. Не хотелось бы, чтобы из-за этого мерзавца у детей были неприятности. Тем более что об этом его попросил Птунис, заметивший как дети с подозрительным видом часто о чём-то разговаривают.

Суды в колонии всегда проходили быстро. Самым длинным был предыдущий, когда судили того же Прониса и других стражников. Он длился четыре часа. Но этот суд побил все рекорды. Заседание проходило целый день и закончилось лишь вечером. Это был рекорд.

Вначале заслушали всех свидетелей тех событий. Начиная с Борицы и других охотников, вышедших за металлом, и заканчивая теми из этих же охотников, которые повязали Прониса и нашли рядом с ним бомбу. Также были выслушаны Радис, Птунис, Заргис, Тапис, Кулис и другие. После того как в целом картина стала ясна, преступникам предъявили обвинение и дали им возможность высказаться в свою защиту.

Трое выживших после схватки у генераторного цеха валили всё на Прониса, говоря, что они не хотели уничтожать генераторы, а просто желали, чтобы их выслушали. На что Заргис резонно заметил, что для этого не надо было убивать двух человек и пытаться убить ещё двоих.

— Вы виновны в том, что участвовали в убийстве Горкиса и попытке убийства Муниса, дежурившего на воротах, — сказал глава Совета. — И в том, что после этого вы не ужаснулись содеянному, а продолжили выполнять приказы Прониса. В результате чего погиб Базис и был ранен Радис. Я не сомневаюсь в вашей вине.

Никто не выступил в их защиту. После этого решили выслушать Прониса.

Тот особо не изощрялся. Сказал, что да, он хотел взорвать генератор, но он был одурманен рыбой, которая воздействовала на него и полностью парализовала его волю. И во всех убийствах виновата тоже она. А он был лишь игрушкой в её руках и не осознавал, что делает.

После этого вновь выступил глава Совета:

— Вы когда-нибудь слышали о том, чтобы рыба могла загипнотизировать человека не то чтобы на день, а хотя бы на несколько часов? Хотя бы на несколько минут? Я не слышал. И никто не слышал, потому что этого нет. Человек подвержен мозговому воздействию филии лишь тогда, когда он находится рядом с ней, в непосредственной близости. Когда оба объекта расходятся, воздействие не то чтобы ослабевает, а пропадает вовсе. Так что все слова Прониса — обычная ложь человека, страшащегося отвечать за свои поступки. Он полностью отдавал себе отчёт в том, что делает, и творил все свои преступления сознательно. Мы могли бы ещё ему поверить, когда он убивал людей в загоне. Но когда он вошёл в генераторный цех с бомбой и убил дежурного, рядом не было филии. И уже довольно давно. Так что за всё содеянное я требую для него высшей кары. Как вы помните, несколько месяцев назад мы уже простили его. И вот что мы получили в результате. Мы все едва не погибли. На этот раз ошибки быть не может: Пронис должен быть осуждён.

Пронис лишь криво усмехнулся на эти слова главы Совета, но ничего не сказал. После этого слово взял Птунис:

— Я хорошо понимаю, что часть вины за происшедшее лежит на мне, ведь это я тогда попросил, чтобы виновных в нападении на нас в кабинете Питриса помиловали. И вот что я хочу сказать: я не жалею, что тогда поступил именно так.

Птунис дождался, когда гул возмущённых голосов в зале стихнет, и продолжил:

— И объясню, почему. В тот раз мы помиловали не одного Прониса, а полтора десятка человек. Мы сохранили эти жизни для колонии, и я рад этому. Из них лишь один поддался на уговоры Прониса и преступил законы Ружаш ещё раз. Мне жаль его, но он уже получил своё и пал от руки Радиса. Остальные остались верны Ружаш, и в этом я вижу свою главную заслугу. Ну а что до Прониса…

Зал напряжённо застыл. Все затаили дыхание.

— В тот раз мы должны были помиловать всех или никого, ведь все были виновны одинаково. Хотя сознаюсь, в душе я побаивался, что обо мне подумают плохо, если я потребую его изгнания, ведь все знали о нашей вражде. Но тогда дело касалось только меня одного. Теперь же он покусился на жизнь всех людей, на существование всей нашей колонии. И так же, как глава Совета, я прошу для него высшей меры наказания.

Птунис сел. Зал одобрительно заворчал. Зосис, как обычно ведущий заседание, предложил перейти к голосованию.

По первым трём решили единогласно, — всех приговорили к изгнанию. Никто не сомневался, что так же поступят и с Пронисом. Но когда Зосис предложил голосовать по нему, снова попросил слова глава Совета.

— Когда я требовал для Прониса высшей меры наказания, я имел в виду вовсе не изгнание, — произнёс Заргис.

В зале наступила тишина. Внезапно побледневший Пронис повернул голову и злобно посмотрел на говорившего.

— Но ведь это самое суровое наказание, — робко сказала со своего места Ароша. — Самая высшая его мера. Другого у нас нет.

— Есть, — ответил Заргис. — Просто его давно не применяли. Точнее сказать, применяли всего один раз и уже успели забыть об этом. Но я напомню. В законе Ружаш, созданном в самом начале существования колонии, записано, что к человеку, поставившему под угрозу само существование колонии или жизни большинства его обитателей, должна быть применена высшая мера наказания — смертная казнь.

Тишина в зале стала гробовой.

— Двести лет назад такой прецедент был. Колонист, дежурящий в насосной станции, неосознанно, повторяю, неосознанно, поставил под угрозу жизнь всей колонии. Он просто проявил безответственность. В результате после суда он был казнён. И все колонисты проголосовали «за». Потому что этого требовали обстоятельства. Потому что таков был закон. Этот же человек, — он указал на Прониса, — действовал вполне сознательно. Он был полон такой злобы, что готов был погубить ради этого всех нас. Я считаю, что он должен быть казнён. Предлагаю голосовать.

— Я против, — встал Птунис. — Изгнание — это почти смертная казнь. Вероятность, что он останется жив, ничтожно мала, особенно после того, как мы сообщим о его делах в другие колонии. Она практически равна нулю, и вы все об этом знаете. Я предлагаю не осквернять своих рук кровью, даже если это кровь — его, — он, не глядя, вытянул руку в сторону обвиняемого. — Вы знаете моё мнение, я считаю, что нам нельзя убивать себе подобных, иначе мы скатимся в пропасть. Решайте, люди.

— Подумайте вот над чем, — вновь встал Заргис. — Радис убил троих человек. Убил сознательно, защищая колонию. И все считают его героем. Я тоже так считаю, но факт остаётся фактом: убийство человека человеком состоялось. И оно одобряется всеми, если этим защищает жизнь других людей. Если мы казним Прониса, мы этим защитим не себя. Мы защитим другие колонии, в которых он может потенциально объявиться. Ведь шанс выжить у него остаётся. Это Птунис сам признал. И как мы сможем потом спокойно спать, если этот человек, одержимый злобой ко всем людям, случайно объявится в какой-либо другой колонии. Вы понимаете, что он может там натворить? И если это случится, кто из вас сможет после этого спокойно спать? Я уверен, немногие. Так что думайте. Время у нас есть.

Все молчали, переглядываясь друг с другом. Тапис сидел спокойно, лишь глаза его неестественно блестели, да костяшки пальцев, которыми он сжал подлокотники кресла, побелели от напряжения. Зорица подалась вперёд, впившись ненавидящим взглядом в спину Прониса. Она знала, что он уже раз хотел убить её мать и отца, и теперь молилась о том, чтобы предложение главы Совета было принято. Иначе…

Иначе они с Таписом сделают всё сами, как и договорились. Проникнут ночью в помещение, где держат Прониса, а потом… У них у обоих есть ножи, и они уже научились ловко ими пользоваться. По крайней мере, она слышала, как отец, обучающий её рукопашной, говорил Герфису, когда думал, что она их не слышит, что Зорица очень хороша в бою. И когда вырастет, будет драться не хуже своей матери. А то, что её мать была одной из лучших, признавали все, даже Радис.

Неожиданно встал Герфис:

— Заргис, у вас есть документы того процесса, о котором вы только что говорили.

Глава Совета молча поднял папку с бумагами над своей головой и показал всем присутствующим.

— Не могли бы вы нас подробнее ознакомить с этим делом, а люди пока подумают над вашим предложением.

— Хорошо, — кивнул Заргис.

Отчёт о том давнем деле занял ещё около часа. Всё на самом деле произошло так, как и описывал Заргис.

Молодой колонист, дежурный по насосной станции, ушёл с ночного дежурства к своей девушке. В результате его отсутствия произошёл взрыв, который стоил жизни трём колонистам и чуть не привёл к гибели колонии. Большинством голосов он был приговорён к смерти. Каким способом его казнили, не говорилось, да это было уже и не важно.

Люди всё ещё переговаривались, обсуждая документ, когда вновь встал Заргис.

— Уже вечер, — сказал он. — Все устали, хотя мы и делали перерыв на обед. Предлагаю голосовать. Предложения три: казнь, изгнание и помилование, о котором просил сам подсудимый. Мы должны решить сейчас, что делать. Времени подумать было достаточно. Если проголосуют за казнь, я предлагаю провести её сегодня же. Иначе завтра возникнут тысячи причин, по которым её придётся отложить.

Заргис сел.

— Почему вы хотите казнить его сегодня? — тихо спросил его Зосис. — Вы на самом деле думаете, что казнь потом могут отложить.

— Не знаю, — ответил Заргис. — Но чувствую, что она должна состояться немедленно. Иначе что-то случится. А за последнее время я привык доверять своей интуиции.

Зосис стал проводить голосование. После подсчитали голоса. С небольшим перевесом прошло предложение Заргиса. Люди, не глядя друг на друга, стали вставать со своих мест. И в это время поднялся Пронис.

— Я согласен со всем, что сегодня здесь говорилось, — глухо проговорил он. — И больше не буду просить о снисхождении. Прошу лишь об одном: дайте мне отсрочку до завтра. Я хочу приготовиться к завтрашнему событию. Вы не можете мне в этом отказать. Последнее желание может быть и у приговорённого к смерти.

Заргис пытался возражать, но его никто не стал слушать. Люди, невольно чувствуя за собой вину за то, что отбирали жизнь у другого, единогласно постановили отложить казнь до завтрашнего дня.

Когда объявляли приговор, Герфис заметил, что Тапис расслабился, а Зорица облегчённо вздохнула, как будто какая-то тяжесть, лежавшая на ней, исчезла.

А на следующий день Пронис исчез. В помещении, где он сидел, был разобран воздуховод. Конструкция, которая позволила схватить его несколько дней назад, теперь позволила ему бежать.

Трубы были все в крови, очевидно, заключённый разбирал их при помощи голых рук и подручных средств. По трубам он добрался до Кормушки, где, как выяснилось, у него был припрятан костюм с гайзером. После чего через аварийный выход он выплыл наружу и растворился в океане.

Его побег послужил поводом для всеобщего обсуждения, но самым главным для всех было чувство облегчения. Чувство, что не надо приводить в исполнение приговор сородичу. Который хотя и готов был всех их погубить, но всё же был человеком. Теперь он остался наедине с океаном, и океан сам решит, как с ним поступить.

Через какое-то время после описываемых событий Птунис посетил Заргиса. Зосис, ставший секретарём главы Совета, заметив, в каком настроении прибыл главнокомандующий, почёл за благо удалиться.

— Почему вы так настаивали на смертной казни? — в упор спросил Заргиса Птунис, как только Зосис покинул кабинет главы Совета.

— Потому что считал, что это необходимо для блага колонии, — ответил Заргис. — И продолжаю так считать. Человек, который хотел убить себе подобных, не должен жить среди них. Я не верю ни в его перевоспитание, ни в исправление. Для блага всех он должен был умереть.

— Я знаю про благо. И остальные знают, поэтому так и проголосовали. Но в душе они были против этого, поэтому многие обрадовались, когда Пронис сбежал. Вы понимаете, что, настояв на смертной казни, вы создали очень опасный прецедент. Теперь человеческая жизнь не будет почитаться святой, как до этого было в Ружаш.

Заргис с интересом посмотрел на Птуниса и внезапно улыбнулся.

— Но ведь это же хорошо! — сказал он.

— Что хорошо? — опешил Птунис. — Что жизнь человека уже не будет столь важна?

— Да нет! Хорошо, что у нас с вами различные точки зрения. Я даже скажу больше — это прекрасно! А насчёт изменений… Вы сами положили им начало, изменив отношение людей к филиям. И не только к ним. Люди стали по-другому относиться к кулам, саткам, клотам. Думаю, подобное со временем произойдёт и с отношением к человеческой жизни.

— Я бы очень не хотел этого, — вздохнул Птунис. — И предпочёл бы, чтобы приговор выносил океан, а не мы.

— Кстати, насчёт этого, — нахмурился Заргис. — Судя по всему, у Прониса всё было готово к побегу заранее. Скорее всего, он должен был покинуть Ружаш сразу после взрыва генератора. И вот это-то мне не нравится больше всего. Зачем ему идти в океан на верную смерть? Тем более, я точно знаю, что он ужасно боялся выходить из колонии. Поэтому у меня есть некоторые сомнения насчёт общепринятой версии о том, что человек, попавший в океан, непременно погибает.

— Бросьте, — уверенно заявил Птунис. — После нашего сообщения во все колонии никто его к себе не примет. Так же, скорее всего, как и его сообщников. Не может же он, в самом деле, превратиться в рыбу! Рано или поздно заряд в гайзере сядет, он перестанет вырабатывать кислород, и Пронис умрёт. Если раньше им не полакомится какой-нибудь хищник.

Заргис задумчиво кивнул головой, хотя было видно, что он продолжает сомневаться. Когда Птунис уже собрался уходить, глава Совета вдруг сказал:

— А вы знаете, я всё-таки вспомнил то, что мне показалось странным во время допроса филии. На вопрос, заданный вами, она ответила, что филии мирный народ и никогда не убивали людей. Как вы помните, это её заявление вызвало такое возмущение и споры среди членов Совета, что допрос вскоре пришлось свернуть. А потом случилось то, что случилось, и допросить филию больше не удалось. Так вот что я думаю в связи с этим. Под действием прибора филия врать не могла. Кроме того, она находилась под влиянием моей сыворотки, так что вы бы сразу почувствовали, что она лжёт. Ведь так?

Птунис кивнул.

— Но тогда получается, что она говорила правду. И куда же в таком случае деваются люди, исчезающие после встречи с филиями?

— У них совершенно другое мышление, — ответил Птунис. — Может быть, на их языке это называется не убийством, а, к примеру, умиротворением.

— Возможно, — кивнул Заргис. — Но почему, если они такие миролюбивые, они не прекратят эту войну, в которой несут колоссальные потери, а с упорством, достойным лучшего применения, продолжают воевать и блокировать нашу колонию? Подумайте над этим на досуге, может быть, вам придёт в голову свежая идея. А я очень хотел бы задать эти вопросы следующей филии, которую вы захватите в плен.

Но следующей захваченной в плен филии не было. Больше вообще не было пленных. После случившегося филии прекратили плавать в одиночку. Мало того, их всегда теперь сопровождало не менее трёх сатков. В таких условиях, тем более когда кругом были враги, захватить филию было попросту невозможно.

В связи с этим перед Птунисом опять встал вопрос: на ком испытывать новое оружие, когда оно, конечно, появится. Алманис клятвенно пообещал, что сумеет захватить филию живой. Он сделал крупную вылазку. Но рыбы как будто знали об этом. Потеряв двух человек, Алманис возвратился в Ружаш ни с чем. После этого Птунис временно запретил все выходы из колонии.