Ровно в три молодой Афанасий Вольный прибыл в ту же приемную Аввакума, в которой недавно дожидался аудиенции его отец. Иезуит в длинной черной рясе с большим золотым крестом на шее вышел из кабинета, поздоровался с оробевшим молодым человеком и, окинув того пронизывающим взглядом, немедленно велел следовать за ним.

– Мы опаздываем, – коротко объяснил он Афанасию.

Внизу их ждал длинный черный лимузин. Они погрузились в него и помчались с включенными маяками в сопровождении охраны по подмосковному шоссе, заранее очищенному полицией. Дорога до аэродрома, где стоял небольшой самолет с гербом Аввакума на борту, заняла полчаса.

– Нам лететь недолго, но у тебя будет время, меня выслушать.

В просторном, отделанном красным бархатом салоне они были только вдвоем. После взлета стюард с небольшой бородкой, одетый в строгую черную униформу, предложил им пообедать. Афанасий не сомневался в роскошности меню на борту маленького быстрого самолета.

Уютно устроившись в глубоком кресле, он наблюдал, как постепенно исчезают признаки цивилизации, а тревожные мысли поневоле крутились вокруг того, что он слышал об Аввакуме.

Его отец, например, считал иезуита выскочкой, втершимся в доверие к Патриарху, а в университете Афанасий слышал, как преподаватели восхищались твердой рукой церковника, сражающегося с ересью. Грозный иезуит возродил в стране публичные казни еретиков, собирающие восторженные толпы религиозных фанатиков и обывателей.

Накануне, отец рассказал ему про визит к Аввакуму и про его просьбу увидеть Афанасия. Молодой человек не понимал до конца, что происходит, – он все еще не верил, что его Веда могла пойти на такой поступок, как продажа снимков из Африки подпольным торговцам в Сети.

Он видел, что отец взбешен. Хорошо, что его сотрудникам удалось перекупить снимки – отлично поработал давно внедренный агент, но грязная история всплыла, и Афанасий на коленях выпрашивал прощения у родителя, метающего громы и молнии.

– Вот результат того, что ты выбрал нищенку! Додумался – тайно свозить ее в Африку! – В сердцах, Вольный не выбирал выражений, Афанасий не часто слышал ругательства в его устах.

От воспоминаний к действительности молодого человека вернул голос Аввакума:

– Он сам мне готовит. Все свежее. Чуешь, какой чудный запах пробивается из кухни – выбирай, что душе угодно. – Аввакум с удовольствием изучал меню.

Афанасий не ощущал никаких запахов, но из вежливости кивнул. Самолет, тем временем, забрался выше облаков, и в салон хлынуло солнце.

Повар знал свое дело – обед был действительно превосходным. Аввакум аппетитно ел поданные блюда, доброжелательно глядя на своего молодого собеседника и рассуждая о нравах современной молодежи. Он ни словом не коснулся цели полета. Когда они закончили с клюквенным десертом под сливками, самолет пошел на посадку.

У трапа их встречал лимузин – близнец того, что был в Москве. Могучий шофер, одетый так же строго, как и стюард в самолете, предупредительно открыл двери.

– Присаживайся, дорогой Афанасий. Мы скоро будем на месте.

Аввакум тяжело погрузился на заднее сиденье, подбирая полы длинной рясы.

– Куда мы все-таки едем, господин Аввакум? – решился задать запоздалый вопрос своему грозному спутнику Афанасий.

– Называй меня Владыкой Аввакумом. – Он словно не слышал вопроса и, откинувшись на сиденье, закрыл глаза. – Извини, юноша, но сейчас, мне надо сосредоточиться.

Вскоре, Афанасий увидел из окна лимузина большую толпу народа на опушке леса. Аввакум, будто почувствовав, что они на месте, мгновенно открыл глаза.

– Мы подъезжаем, ваше святейшество, – вежливо известил шофер и включил неяркий свет в салоне.

Афанасий увидел, как, заметив приближение лимузина, от толпы отделился бородатый широкоплечий человек и быстрым шагом пошел навстречу, а приблизившись – рухнул на колени.

– Здравствуйте, Владыка! Слава Богу, вы приехали! Все прихожане смиренно с надеждой ждут вас! – Мужчина при этом мельком взглянул и на Афанасия.

– Здравствуй и ты, раб Божий. – Аввакум крестным знамением перекрестил бородатого, тот поднялся с колен и почтительно поцеловал протянутую иезуитом руку.

– Все готово к церемонии, и только вас ждем, ваше святейшество!

– Хорошо, Степан. Мы отметим тебя отдельно и щедро.

– Благодарю вас за милость!

Мужчина пригласил их следовать за собой. Аввакум, слегка подобрав полы длинной рясы, мягко, но настойчиво взял под руку Афанасия и не спеша последовал за Степаном.

Когда они подошли ближе, Афанасий смог рассмотреть собравшихся. На опушке было человек двести – триста. В передних рядах он увидел людей в такой же одежде, как у шофера. За ними стояла разношерстная толпа мужчин и женщин, наверное, жителей ближайшего города. Детей не было.

Люди расступились, пропуская вперед Аввакума и его спутника. Когда они прошли сквозь толпу, Афанасий увидел два небольших помоста с вертикальными столбами. К Аввакуму степенно подошел пожилой человек с длинной седой бородой, перекрестился и низко ему поклонился.

– У нас все готово, ваше святейшество.

Иезуит забрался на помост. Толпа приветствовала его, крича и истово крестясь.

– Здравствуйте, люди добрые! Я слышал, что у вас произошло горе. Почтим же память отца Михаила – мученика.

Мужчины сняли шапки и кепки, и Аввакум осенил всех крестным знамением. Затем он обратился к народу:

– Сегодня – святой день! Когда истинная вера объединяет, лжеучения уходят. Кто поддерживает еретиков? Где иуды, убивающие служителей Господа? Прислужники тех, что отправились встречать антихриста. Они в Вавилоне опять возводят царство порока, в которое хотят ввергнуть нас новые идолопоклонники. Нам нужен новый царь. Исповедники и мученики, как ваш невинно убиенный отец Михаил, умоляют вас призвать нового царя на борьбу с антихристом, а с теми, кто покушается на святую веру, пусть народ решает, как поступать!

Хор торжественно запел, а когда пение закончилось, все стояли еще с минуту, молча. Аввакум махнул рукой.

– Начинайте. – И он, стал спускаться с помоста.

В ту же минуту, пораженный речью Аввакума, Афанасий увидел, как несколько здоровых парней ведут к помостам двух людей, с надетыми на головы холщевыми мешками. Их силой затащили наверх и привязали толстыми веревками к столбам. Афанасий начинал понимать, что сейчас должно произойти. Он видел, как несчастные дергаются, слышал, как они мычат. Очевидно, у них были заткнуты рты. Мужики стали быстро обкладывать хворостом, привязанных к столбам людей. Аввакум крепко схватил Афанасия за руку, чуть выше локтя.

– Это они зарубили топорами здешнего священника, отца Михаила.

Афанасий не мог сказать ни слова. У него начало темнеть в глазах, ноги едва держали его. Все вокруг будто превратилось в плохую картинку на испорченном экране.

– Смерть идолопоклонникам! Смерть! Сжечь! Сжечь! – Толпа вокруг громко орала и шумела, постепенно заводясь от собственных криков.

Бородатый Степан с еще несколькими мужиками, такими же могучими, торжественно подошли к Аввакуму с тремя зажженными факелами. Один из факелов оказался вдруг и в руках Афанасия. Он уже не помнил, как зажгли огонь. Помнил только, дикие крики и запах горелого мяса, как когда-то во сне. А потом была пустота.

Очнулся Афанасий в машине. Все тот же могучий шофер Аввакума угрюмо протирал ему лицо мокрым полотенцем.

– Дай ему, Агафон, немного выпить. Есть водка у тебя?

– Нет, Владыка. У меня – нету. Нам ведь, вашим указом – строго запрещено. – Шофер старался не смотреть в сторону Аввакума.

– Если сейчас не нальешь ему рюмку, Агафон, тебе уже будет все равно – разрешено или запрещено. – Аввакум говорил устало, но весьма просто и убедительно.

Понятливый Агафон, без слов, послушно открыл вместительный багажник лимузина, повозился там, и через минуту под носом у Афанасия оказалась небольшая рюмка с водкой.

– Выпей, Афанасий. Если бы русский человек слушался запретов, не было бы нас с тобой на белом свете, а родились бы мы неграми в Африке. – Аввакум был внешне спокоен и вел себя так, как будто ничего не произошло.

После водки, Афанасию стало немного легче.

– Ладно, устал ты, юноша, вижу. Сам я, тоже притомился сегодня. Мы переночуем у добрых людей, здесь недалеко. – Аввакум прикрыл глаза.

Афанасий, молча слушавший, позволил себе тоже.

Вскоре лимузин мчал их по сгустившимся окончательно сумеркам все дальше от страшного места. После первой в своей жизни казни, Афанасию, совершенно не хотелось ни думать о чем-нибудь, ни чувствовать, ни что-либо осознавать.

Ранним утром они вылетели обратно. Был тот же аскетичный салон, и строгий стюард, сразу, услужливо подал два больших золотых кубка с родниковой водой, но для Афанасия все изменилось. Есть и пить не хотелось, он старался не вспоминать о том, что видел вчера. Полузакрытыми глазами, он смотрел в круглый иллюминатор на белесые облака.

– То, что произошло, и чему ты был накануне свидетель, отнюдь не новшество. – Аввакум говорил, не глядя на отвернувшего голову Афанасия. – Расскажу тебе, как все начиналось. Смертную казнь за хранение еретических рукописей впервые одобрил сам император Константин на первом Вселенском соборе триста двадцать пятого года в византийской Никее. Были ли в России сожжения еретиков? Да! Первое упоминание я нашел в летописи тринадцатого века. В Великом Новгороде жители бросили в огонь пойманных волхвов, новгородцы были истинными слугами Господа и своего князя. Ты, наверное, думаешь, что это варварство, а не христианство?

Афанасий только подавленно искоса взглянул на Аввакума.

– Нет, это согласуется с христианским запретом на пролитие крови. В некоторых казнях: сожжении, утоплении – крови не проливается.

Афанасий снова отвернулся и не видел, как от собственного рассказа начали блестеть большие глаза Аввакума: эта тема его вдохновляла.

– В сборнике церковных и светских законов тринадцатого века, наказывалось: за хранение еретического писания и волхование, да будет проклят еретик, а книги надлежит на его голове сжечь! – Последнее слово Аввакум произнес с особым выражением, сквозь плотно сжатые зубы. – В четырнадцатом веке, за обиду Церкви наказание – сожжение на костре! – Аввакум нечаянно задел кубок с водой, но не заметил этого. – Далее – дюжину ведьм сожгли в средневековом Оскове по подозрению в том, что они наслали чуму, а князь приговорил сжечь мать боярина за колдовство, и сам монастырский игумен давал советы по наказанию вероотступников. Кстати, Афанасий, сын князя и сжег проклятую ведьму. – Иезуит выразительно посмотрел на своего молодого собеседника, от этих слов еще сильнее вжавшегося в кресло.

Загипнотизированный Афанасий был слишком слаб, чтобы реагировать на рассказ Аввакума, и постепенно, под звуки его голоса, погрузился в тревожный сон.

На аэродроме они расстались, и Афанасия, в полубессознательном состоянии, довез до дома один из шоферов. Молодой человек запомнил только слова Аввакума, что завтра тот свяжется с ним по важному делу, а сейчас он пусть спокойно отдыхает и никому не говорит, что видел.

Афанасий встретился с Аввакумом на следующий день в его резиденции «Святой Ручей». На это раз, его проводили в сад, церковник уже ждал его. Юноша вошел, перекрестился и поклонился иезуиту, пытаясь скрыть утомленность и бледный вид.