Вечером, точно в назначенное время, Алексий увидел пунктуального Хромого, ковылявшего уже быстрее, чем утром, – видимо, он спешил навстречу деньгам. Очень кстати накрапывал мелкий холодный дождик.

– Все, надеюсь, в порядке?

– Приход разрешил обмен. Возьмите, там все подробно изложено. – Балт, услужливо глядя в глаза, протянул Алексию маленький квадратик.

Дронов предполагал, что Хромой и не подумал запрашивать разрешения ни у прихода, ни у президента, ни тем более у своей совести. Алексий взял квадратик, вставил в корпускул и, скопировав данные, отдал обратно Хромому.

– Пойдемте, в реку его брошу, и рассчитаемся.

Неожиданно, от разведчика Алексию пришло сообщение, что выход из тоннеля перекрыт вооруженными людьми и туда же подъехали два грузовика с солдатами. «Хромой, – подумал Алексий, – сам выбрал свою судьбу, а может, и не знает о том, что происходит». – И он нажал вызов «Пола».

Когда они приблизились к реке, Дронов неожиданно подошел к берегу и нырнул в черную, холодную воду. Алексий не видел, как железная птица подлетела вплотную к Хромому, и тот, вслед за ним упал в реку, вытаращив от неожиданности и болевого шока глаза. Пока тело мерзкого Хромого найдут, Алексий будет уже далеко.

Выбравшись на берег ниже по течению, весь мокрый, Алексий посмотрел по сторонам и, никого не заметив, (место было глухое и безлюдное) – быстро зашагал в обратную сторону, запрашивая «Пола». Дождь усилился, пришлось обходить большие лужи на мостовой.

Птица посылала ему вызов за вызовом, сообщая, что полицейская машина стоит возле ночлежки и, двое в синей форме местной полиции выводят Дану из подъезда.

«Быстро отработали». – Дронов не мог точно ответить на вопрос: зачем он взял ее в столицу, и какую роль вообще отводил этому худенькому, бледному существу. Алексий пытался отогнать возникшие не ко времени мысли о своей вине в том, что дальше произойдет с девушкой.

«Помогу ей и переведу немного денег – может быть, это меня успокоит? Даже неплохо, что так случилось!» – Он подумал про полицию, успокаивая себя, и направился в сторону ближайшего банка положить часть денег Хромого на имя Даны. То, что он мокрый, Алексия не смущало, дождь превратился почти в ливень. Но успокоиться не удавалось – случается, что доводы логики терпят поражение, и Дронов ускорил шаг, а затем почти побежал к ночлежке.

Машина полиции все еще стояла у дверей. Алексий отдышался и, воспользовавшись темнотой, незаметно подошел.

В салоне автомобиля он рассмотрел Дану на заднем сиденье. Полицейский кабан – водитель впереди мирно что-то жевал. Дронов рванул дверцу и ткнул пистолетом ему в лоб. Тот перестал жевать и застыл от неожиданности. Алексий выволок его на улицу, оглушил и, быстро сев за руль, рванул с места, не закрывая двери.

Проехав вперед, он свернул в первую темную подворотню и остановился.

– Вылезай из машины, быстро!

Они снова выскочили в дождь, а затем поспешили в сторону от центра по мокрой, плохо освещенной улице, прижимаясь к стенам домов. Отбежав подальше, Дронов поймал такси. К старой машине возвращаться было нельзя, а свой рюкзак он предусмотрительно спрятал на чердаке.

Заночевали они в одном из пустых, полуразрушенных домов на другой стороне реки. Раннее утро было хмурым и неприветливым. Ночной дождь прекратился, но небо по-прежнему застилали седые тучи; поднялся ветер.

Ночью Алексий решил, как поступит с девушкой. Бросить ее сейчас, означало отдать в руки полиции, и на допросе она могла рассказать не нужные детали их путешествия и, самое главное, сообщить о том, что кто-то пробрался в столицу, а тут еще некстати обнаружится пропажа Хромого. Нет, эта история не должна была попасть в руки местных легавых, которые раньше времени начали охоту на Дронова, осложняя отъезд из страны и сохранение конспирации.

Очередную машину он взял с неохраняемой стоянки – спасибо верному разведчику, дистанционно отключить сигнализацию и завести двигатель любой машины, было для него легкой задачей.

– Куда мы едем? – Дана, совершенно освоилась с новым попутчиком, не пререкаясь, выполняла приказы и забыла, что совсем недавно его панически боялась.

– В одно интересное место, сама увидишь. Думаю, тебе должно там понравиться.

Этим местом был намоленный старинный монастырь, километрах в пятидесяти от столицы, построенный в семнадцатом веке для монахов и монахинь, скрывающихся от гонений. Алексий совершенно не понимал, как монастырь вообще уцелел в смертельном хаосе, который возник после Разделения и больно ударил по всем приходам. Теперь там проживала только небольшая группа совсем древних монахинь, которых чудом не стали трогать и гнать через границу, разрешив им дожить свой век и умереть в Богом забытом монастыре с богатой историей.

Увидев издалека высокую, позеленевшую от времени колокольню монастыря, Дронов перекрестился.

– Чудо Господне, что он не разрушен! Приехали. Здесь живут монахини, но ты, наверное, не понимаешь, кто это. Они приютят тебя на некоторое время, пока страсти улягутся.

Автомобиль подъехал по разбитой дороге к главному входу, и навстречу, из совсем облупившихся ворот, вышла пожилая сгорбленная монахиня в длинной черной одежде. Она остановилась и стала ждать, пока машина притормозит возле нее. Дронов, не спеша, чтобы не испугать женщину, вышел и снова перекрестился на монастырь.

– Бог в помощь вам, матушка.

Старая монахиня вздрогнула от звука языка, который не слышала за пределами монастыря много лет.

– И тебе, милый человек, того же, – она недоверчиво посмотрела на здорового парня со щетиной на лице, непохожего на тихого, смиренного прихожанина. От таких, добра обычно не жди. Ну, да на все воля Божья.

– Хотел, если вы позволите, обратиться к игуменье Аграфене Панкратовне с просьбой.

– Пре-еставилась матушка Аграфена в прошлом месяце, царство ей небесное. – Монахиня, растягивая слова, трижды мелко перекрестилась и поклонилась в сторону монастыря. – Кончина ее была, какая бывает только у праведников – непостыдной и мирной.

Дронов снова перекрестился. Дана с любопытством оглядывала монастырь и наблюдала за этим вежливым разговором через открытое окно.

– Что вам нужно-то было от игуменьи?

– Девушка со мной, она в опасности, и я хотел просить для нее защиты в вашем благодатном монастыре. Хотел подать так же немного на нужды монастыря матушке игуменье. – Алексий нащупал в кармане пачку денег.

– Свято-ое де-ело, храм наш давно в запустении и ухода просит, – заскрипела тягуче монашка. – А, то скоро совсем разрушится. Вы, проходи-ите внутрь. Нехоро-ошо, на пороге гостям стоять. Сейчас за старшую сестра Пелагея. Пойдемте, я вас провожу к ней.

Пелагея приняла их в своей небольшой, скромной молельне. Такая же старая, как и проводившая их сестра, с лицом, иссеченным глубокими морщинами, но глаза под тяжелыми веками были умные и проницательные.

Войдя, Дронов перекрестился на иконы и поклонился монахине. Худенькая, маленькая Дана застыла за его широкой спиной у входа.

– Хотел оставить у вас, матушка, на некоторое время эту молодую девушку. – Алексий взял Дану за руку и повел в сторону Пелагеи. Старая монахиня принялась пристально разглядывать смущенную девушку.

– Приютите ее. Она недавно потеряла родителей, и сейчас ей некуда пойти. Прошу вас принять ее и смиренно надеюсь, что в тихой обители она будет в полной безопасности. Вот еще… – Дронов достал из кармана толстую пачку денег и положил на маленький столик перед Пелагеей.

«Интересно, покойник – Хромой был бы доволен, узнав, куда в конце концов попал «его» гонорар?» – подумал вдруг Алексий, а вслух произнес:

– Хотел, матушка, пожертвовать на монастырские нужды скромную сумму.

Пелагея пока не проронила ни слова и не смотрела в сторону денег. Дронов терпеливо ждал.

– Как там, на родине? У нас здесь ни радио, ни газет. У меня сестра родная осталась в Бревске. Наверное, нет ее в живых давно. Мы сами, только благодаря Господу нашему и покойнице игуменье Аграфене чудом живы остались. – Она печально развела руками. – Так хочется узнать, что происходит в миру.

Голос Пелагеи был такой тихий и глухой, что Алексий едва слышал, о чем она говорила.

– Так давно нет ни радио, ни газет. Теперь, все новости в Сети – вот. – Дронов вытащил корпускул, показывая матушке. – Только в каждой стране своя Сеть и новости – вы, не узнаете из них, что происходит на родине, они не связаны, а даже наоборот – запрещены, – никто не хочет пускать врага в свой дом, а родина – живет потихоньку в благости. Все хорошо – люди работают, дети рождаются.

– А растут – то, счастливыми? – с надеждой спросила его монахиня. – Очень хотелось бы взглянуть, как там.

Дронов мог подключаться к «родной Сети» с помощью «Пола», но не хотел показывать, что на самом деле происходит в далекой для Пелагеи, но, по – прежнему, близкой и родной ей стране. Пусть хранит надежду и живет спокойно.

– Вы вернетесь за ней? – Пелагея в первый раз твердо и оценивающе посмотрела на Дронова. – Хотя, я все понимаю, не надо, не говорите, если хотите лишь успокоить меня или ее. – Она тяжело вздохнула. – Езжайте с Богом, мы с сестрами о ней позаботимся. Вижу, вы хороший человек, только успокойте вашу мечущуюся душу. Пока мы здесь живы и молимся Господу, ничто, и никто не будет ей угрожать. Дай Бог вам удачи.

– Спасибо, матушка! Я верил, что в этой святой и чистой обители мы найдем истинных друзей.

Алексий в последний раз перекрестился на иконы и, взяв за руку Дану, распрощался с мудрой Пелагеей. Девушка без слов, глотая слезы, проводила его до машины.

– Вы вернетесь сюда? – Ее голос дрожал, но в нем сквозила настойчивая надежда.

– Я постараюсь, если… – Он хотел добавить: «если, останусь жив».

– Что – «если…»?

– Заберу отсюда, поверь. Если, не сбежишь, привезу в большой город – будешь учиться!

Слезы начали катиться по ее щекам двумя блестящими ниточками. Она отвернулась в сторону.

– Я – буду – ждать – вас. Вы стали для меня… за эти дни… Мне так страшно… было… долгое время!

Алексий, неожиданно для себя обнял девушку на мгновенье, дома она была бы для него просто Гибридом, по закону подлежащим уничтожению или отправке в лагерь.

– Пожалуйста, не плачь, я обязательно вернусь! Старые монахини пока позаботятся о тебе…