Глава 1

Как бы я ответил на вопрос, что мне дорого?

Да мог бы, в духе пафосно-трагического героя, воскликнуть: "Все тлен и пыль. Мне ничего не дорого!". Это очень в духе подросткового максимализма, противопоставляющего себя всему миру и не осознающему, что мир проживет и без него, ага.

А может в лучших традициях боевиков, грозно вздымая кулак к небу, дабы бицепс смотрелся в наиболее выгодном ракурсе, прорычать, с австрийским акцентом: "За жену, любимую, дочку, сестру, брата пасть порву всем!" Нужное, естественно, подчеркнуть и обвести. Только вот фильм это фильм, а в реальности, под градом свинца есть более чем стопроцентный шанс выловить свои девять грамм, не стоит с этим торопится, это точно.

Вполне возможно, что в образовавшейся не так уж и давно волне неповиновения и ненасилия, что-то и есть… Ганди, вероятно, и был в чем-то прав, но доброе слово против не желающего тебя слушать пистолета… да, тихо пробормотать себе под нос: "Весь Мир мне дорог. Миру Мир! Любовь, а не Война!".

Определенно, я человек действия, и мой ответ будет он звучать: "Пошли все к демонам, а за своих всем пасть порву!" Жизненная позиция, в чем-то даже удобная. Нет?

Но это если меня спросят расслабленного, попивающего апельсиновый сок лежа на диване, и чтобы симпатичная девушка почесывала мне пятки в то же время.

В данный же момент, мой ответ будет звучать как: "Мне очень дороги мои нервы. Очень дорог мой сон!" При чем тут мои нервы? При том, что двое, парень и девушка, за которыми я уже как некоторое время наблюдаю, хотя нет, приглядываю, будет более верно, неспешно и по-гадски неторопливо, как могут идти только те, кто в жизни не отхватывал тумаков от приблатненной гопоты, выматывают их из меня километрами. И вот, пока эта парочка полирует друг друга влюбленными взглядами, которые не замечают только они, однако же, для окружающих давно все прозрачно. Да только отношений у них, кроме несмелых взглядов, нет никаких. Совсем нет.

Парк, вечер, осенний вечер, то есть темно уже почти. И, казалось бы, давай парень, хватай девку и зажми ее где-нибудь в уголке, она же явно не против! Такие слова просто уже горели на языке, так хотелось выругаться, когда они невинно схватились мизинчиками. Взялись за руки, называется. Романтично, слов нет! Но я молчу. Я тихо скольжу в тенях у них по пятам, старательно огибая круги света от фонарей. Впереди раздался взрыв хохота, спугнувший какую-то пташку, уныло заухавшую в стиле "што делають то. Добрым зверям ужо и спать не дають!". Определенно, впереди подвыпившая компания, и не та, что состоит из планктона, распустившего под вечер галстуки, и желающего как можно дольше не видеть опостылевшую семью, а из обычной наглой гопоты.

— Мафую, может обойдем? — объект "парень-тряпка" на моих глазах плавно перерастает в "парень условно умный".

— Да. — Девушка тряхнула копной светло каштановых волос, не слишком характерных для жителей этого региона, и добавила, — но там нет фонарей.

На тропинке, которая вела в обход буйно галдящей компании, выводя на соседнюю улицу и проходя рядом с заброшенной стройкой, на самом деле не было фонарей, они были кем-то умело разбиты, и, судя по всему, недавно, ибо коммунальные службы здесь работают на ура. Вот прямо скажу, по той тропинке даже я не стал бы в открытую ходить.

— Тогда пойдем обратно, там сядем на автобус?

Браво объект "условно парень", почему же ты раньше не подумал? Ах да, романтика же…

— Нет, — вновь покачивание миленькой головки, но даже от этого скромного движения ее волосы, тонкие словно паутина, взлетели с плеч и заискрились в отсветах бездушного фонаря. И у меня дыхание перехватило, едва я попробовал представить, каково это будет выглядеть под полной луной. — Слишком далеко возвращаться.

— Это да, — уныло покивал объект "вновь тряпка". Твоя женщина, хватай ее и тащи подальше от опасностей! Зачем спрашивать? — Может подождем?

— Угу. — Девушка скромно кивнула и, аккуратно поправив плиссированную клетчатую юбочку, скромно присела на край скамьи, оставляя парню столько места, что и десять таких вряд поместилось бы. Ах, какая скромница.

Но отнюдь не время для вникания в их воркования, время моего прибытия домой напрямую зависит от того, как скоро дойдут они. Соответственно, и мой дорогой сон. Так что, неторопливо приладив на спинку скамейки микрофон и воткнув себе в ухо крошечный приемник, я отправился разбираться с нарушителями порядка… В принципе, ничего такого они пока еще не нарушили, ну подумаешь, скамейку перевернули, сколько сил надо было приложить, она же чугунная! Ну уронили мусорное ведро, так наверняка приберут за собой, нация аккуратистов же! Ну раскидали всюду бычки да бутылки… ну наплевали кругом… ну…

— А я ей и говрю…

— Га-га-а-га!!

— Нетнет! Поджди! Я ей так и гворю…

— Га-га-га-аа!!

Что хотел сказать "ей" мистер Красноречие никто сегодня так и не узнает, потому как с разгона пробил ему в челюсть. Телескопической дубинкой. Ах, этот звук ломающейся челюсти, музыка для моих ушей! С месяц он точно не сможет "гврить" и есть будет через трубочку. Второй словил ногой в промежность и добивающий в голову, отправивший его в нокаут. Третий взвизгнул, отбросил зажатую в руке бутылку и бросился бежать по дорожке в сторону выхода. Стремительно, словно мастер спорта. Подхватив на бегу одну из валявшихся бутылок, я чуть примерился, помянул богов ловкости и удачи, и отправил ее вдогонку, вскрик, глухой удар и шум падающего тела стал моим призом за меткость. Догнав подранка, все еще силящегося встать, держась за спину, я столь же безжалостно оглушил ударом в основание черепа.

Еще пара минут была потрачена на то, чтобы отволочь тела в кусты, поднять скамейку, — проклятье, тяжелая же! — поставить на место урну и распинать по сторонам бутылки и окурки и все это под заунывный диалог двух юных пташек любви. Дятлов пока что, однозначно. Но как дальше пойдет… Уверен, из девушки вырастет опытная сердцеедка и роковая штучка… ну или же милая заботливая жена и мать. А вот парень… либо отаку-девственник, либо серый пиджачок. Такая вот у него безрадостная судьба, увы.

— Сегодня нет луны. А жаль.

— Угу.

Так-то да, если бы не видел собственными глазами как эта маленькая миленькая очаровашка поедает его взглядом, то подумал бы что эти "угу" значат "ага, мне очень интересно, романтик хренов".

— В этом парке я часто гулял в детстве с родителями. И мы даже делали барбекю ночью.

— Угу.

— Луна была особенно прекрасна. Я до сих пор помню этот сияющий серебром диск.

— Угу.

Продолжай парень! Идешь к успеху! Тяжело дыша, я привалился к дереву позади этой скамейки, вытащил наушник, только бы больше не слышать этой псевдоромантической чуши, и уставился в качающиеся на ветру кроны деревьев. Порой, с этого мрачного и темного полога, с проблесками темной глубины неба, слетал то один, то другой листик, неторопливо падал на землю, оставаясь там лежать, или катился себе дальше, странствуя по этому уголку природы, запертому в тесном пыльном мегаполисе. Тяжело шумел ветер в вышине.

Ночь. Мрак. Шум ветра за окном.

"Нет! Нет! Только не детей! Пожалуйста! Умоляю!"

— Ах твою мать!

Я подскочил и с силой потер лицо, отгоняя дурманящее чувство подавленности. За это и не люблю оставаться в темных безлюдных местах слишком долго. Они призывают призраков. Или демонов. Выглянув из-за дерева, как раз заметил, что парень поднялся, прислушался и выдвинул просто предложение дня:

— Они, похоже, ушли. Пойдем?

— Угу.

И вновь, крайне романтичная парочка, схватившись мизинчиками, тронулись в сторону выхода, бредя с истинной неторопливостью влюбленных, которым, как известно, и время не указ. Детишки ничего подозрительного не заметили на месте недавнего побоища, я заглянул под кустики с тремя неудачниками и еще раз пробил в черепушку одному из них, как раз начавшему ворочаться. На улице, на выходе из парка, уж точно не могло ничего случится, поскольку улица прилегала к "элитному" району и патрулировалась чуть тщательнее, чем иные и вот как раз, у обочины притулилась бело-черная машина, поблескивая синим маячком на крыше и двое копов спокойно тусовались около нее, попивая колу и заедая пончиками. Полиция не спит, полиция бдит. Сферические копы в вакууме. Один из людей в синей форме отлип от капота, поставил банку с колой и недоеденную пончик, вытер губы рукой в белой перчатке и приветливо помахал рукой моим подопечным.

— Ребята, можно вас на секунду?

Парень несмело кивнул, а девушка скромно спряталась за его спину. Полицейский же, широко и от души улыбнувшись, прямо спросил:

— Вы видели что-нибудь странное в последнюю неделю? Или кого-нибудь подозрительного?

— Нет. А что?

Девушка тоже отрицательно помотала головой, и так же вопросительно несмело выглянула из-за плеча своего защитника.

— Люди тут… пропадают последнее время. Поэтому, если увидите что-то подозрительно — сразу звоните в полицию.

Получив утверждающие кивки и махнув парочке рукой на прощанье, пробормотав что-то вроде "будьте осторожны, бдительны и соблюдайте закон" быстрой скороговоркой, коп вернулся к своей коле, а детишки наконец уже были близки к дому. Я, на всякий случай, щелкнул обоих копов и номер их машины на телефон, неторопливо зашагал следом, уже не прикидываясь ниндзя-асасином-скользящим-в-тенях, пафосные действия выматывают, знаете ли. Лишь натянул кепку пониже на лоб, чтобы тень от козырька падала на лицо, и сдвинул шейный платок с носа. Пришлось наблюдать прощальные ужимки парочки. Все эти паузы перед разрывом тактильного контакта, робкие взгляды, торопливо отводимые с последующим косплеем помидоров, и всю прочую муть, от которой меня уже даже в сон не клонит — привык… В общем, словно им не через день встречаться снова в школе, а как минимум предстоит пара лет разлуки с порукой беречь девственность и себя для друг друга… Хорошо быть молодым.

"Объект сдал" — отправил я короткое смс с небольшого телефона, из тех что держат заряд десяток лет, на единственный забитый в нем номер. И, как ни странно, тут же получил ответ.

"Проводи второго".

Сотни раз я уже отправлял это сообщение. И сотни раз всем было пофиг на регулярно гуляющих с молодой госпожой знакомых. Хотя, вроде как, стрессу ее подвергать тоже не хорошо. Но видимо и до обитателей поместья, двери которого как раз отворились, впуская внутрь молодую хозяйку, дошли слухи о гуляющем в окрестностях подозрительном товарище. Девушка оглянулась, блеснув синими глазами на кукольном личике в лучах света, падающих на нее из открытой двери и тихо, так что расслышал только парень и я, державшийся в тени неподалеку, произнесла:

— Будь осторожен.

Парень несмело кивнул. Я, почему-то, тоже захотел кивнуть. Уж очень это был очаровательный момент.

Но, как бы ни запугивали окрестные слухи, ужасов никаких по пути не встретилось. Так что парень неторопливо зашел в обычный домик обычного спального района в паре кварталов от особняка.

— Я дома! — успел я расслышать традиционный возглас до того как дверь закрылась.

Я уже хотел неторопливо побрести в сторону моего обиталища, когда почувствовал странный, направленный на меня зов. Зов, переполненный первобытной и смертельной яростью, желанием сразится насмерть! Тряхнув плечами от таких глюков, до чего недосып доводит то, я все же зашагал к своему жилищу, чувствуя какое-то странное разочарование. Разочарование от чего? Странны выверты человеческой биохимии.

 

Глава 2

Утром, проснувшись по привычке рано и подумав, что неплохо было бы вздремнуть еще часиков пять, для закрепления результата, я встал, положил в карман шорт маленький телефон с одним номером и, проигнорировав сигналящий о пропущенных вызовах и пропущенных сообщениях навороченный смартфон, принялся совершать привычный утренний моцион, включающий и полный комплекс зарядки с поливанием себя холодной водой в конце.

Уставившись в зеркало, но свое лицо, покрытое капельками воды, слегка заспанное, молодое, к которому я привыкал почти шесть лет…

Кто я?

Можно сказать, что я обычный попаданец. Но попадание мое не играет никакой роли, поскольку я не имею понятия куда я попал и в кого я попал. Так что я — обычный школьник обычного первого класса старшей школы. Да, неожиданный поворот, не так ли? Я тоже ожидал, что тут же стану Марти Сью с гаремом крепких цыпочек, которые за меня надерут задницу кому угодно, ну или буду обладать неизвестными науке силами, от которых зависит спасение мира. Увы. Ни того, ни другого. Может знания во взрывном деле, разведке, тихом устранении или медвежатничестве были бы полезны, но в разведку не берут малышей. По крайней мере, без протекции и без связей. Далее — медвежатник из меня получился бы хороший, мелкий и проворный, но денег на житье бытье хватало и от предыдущего хозяина тела, который, к слову, заперся где-то глубоко в подсознании и не выковыривался никакими методами. Все по причине злобного убийства всей семьи, за исключением его и маленькой сестренки — маньяк чуть-чуть не успел. Подъехала полиция. И он, просто перехватив кричащей женщине горло ножом, на глазах у ее детей, выпрыгнул в окно. Исчез.

Вот и заперся пацаненок. И теперь периодически посылает волны ужаса из своих хтонических глубин, явно раз за разом переживая гибель семьи. Варится в собственном соку. Что случится, если я покину вдруг свое новое обиталище, а паренек встанет у руля, я боюсь и представить. Окрестные улицы наверняка будут залиты кровью. С моими навыками и его безумием.

Собственно, с этим попаданием я не уверен, навсегда ли это состояние или ровно до того момента, как я поймаю маньяка и скормлю его останки дворнягам?

Как я здесь оказался? Ну вот как-то раз и очнулся солнечным летним утром, каникулы, законченный четвертый класс младшей школы у этого тела, и я сижу и трясусь в приступе дичайшего ужаса и паники. В палате. С мягкими стенами. И в пижаме с длинными рукавами. Пришлось еще некоторое время доказывать свою нормальность. Отмечаться перед органами опеки. Посылать подальше своих дальних и родственников, явно нацелившихся на домик в столице. Ну а какие еще у них могут быть интересы к сироте? Но вот выбить опеку над своей, теперь уже своей, младшей сестренкой не удалось. Она была отдана на поруки дедушке и бабушке по материнской линии. И меня хотели взять, но, подумав насколько тяжело им будет содержать двоих спиногрызов, я отказался. Вежливо.

С малявкой мы видимся периодами. Наездами. И наскоками. Ураганами и Тайфунами. С ее стороны. Да, она налетает словно дикая стихия, закружит, утянет, вытрясет всю душу, повергнет в шок и ужас, и скроется. Растворится, оставив после себя странное ощущение прошедшего мимо торнадо, оставившего тебя живым и давшего понять, что со стихий нельзя бороться, с ней можно только смириться. Я, должно быть, олицетворял собой то мол, о который глухо разбиваются волны прибоя, то маленький воздушный шарик, беспомощно гонимый ветром.

Аккуратно постучав скорлупой по краю сковороды, я плеснул содержимое яйца на раскаленную поверхность, добавив к нему еще парочку, принялся медитативно наблюдать за тем, как из прозрачного белок становится белым, а я желток крепнет. Сбоку звякнул тостер, выкинув вверх два подрумяненных кусочка хлеба. Надо сказать, непопулярное здесь кушанье, но, увы, не могу есть рыбу по утрам. Вечером хоть каждый день, а вот утром — нет! Можно бы еще пару сосисок добавить или сардельку, но это уже будет слишком. Вредно. Для здоровья. Располнеть можно. Влом, короче говоря.

Как я попал в такую ситуацию, что мне приходится приглядывать за двумя старшеклассниками ищущими приключений?

Знаете ли, я не слишком-то этого хотел. Можно сказать, вообще не хотел. Но так получилось, что учась в средней школе меня потащило. Потащило по наклонной. Я дрался отчаянно и с численно превосходящими противниками. Ставил на колени целые подростковые банды. Наверное, из-за желания хоть как-то почувствовать себя живым, сбросить с себя иго это гребаного ужаса, доказать, что я никого не боюсь, но скорее, из-за подростковых гормонов. Обносил квартиры состоятельных граждан. Тут просто из-за жажды круто погулять, а то ведь денег, регулярно перечисляемых банком со счетов родителей, недоступных до совершеннолетия, маловато чтобы "круто затусить", отмечая новую жизнь. Но скорее из-за жажды заглушить шумной музыкой и веселой компанией этот всепоглощающий ужас. Как же он достал.

Ну так вот, в один не самый прекрасный, но довольно обычный солнечный денек, когда уже близился последний год этой самой средней школы…

Я, кстати, поясню, почему я вожусь со школой. Ведь попаданец, априори, все должен знать и уметь. Экстерном заканчивать школу и университеты… Но вот ведь какая пакость, если материал "нашей" школы 4–8 классов я еще помню, исключая историю и литературу — никогда не любил — то из материала местной школы экстерном я мог сдать только математику, может еще и физику. И то, за средние классы. Опять же литература, история родины, коей уделялось очень много внимания, хотя чего там изучать — рубились на своих островах, закисали, приперлась пара кораблей и всех построила, — мировая история, литература, родная литература, образностью которой можно кирпичи ломать, настолько она сурова. Уж лучше со всеми и потихоньку, чем гнаться не зная зачем и не зная куда.

… ну так вот, я шел неторопливо, любуясь окрестностями и размышляя, как и когда мне убегать от неторопливо едущей следом машины с тонированными стеклами и самыми обычными номерами. И стоит ли вообще это делать. Размышлять мне долго не дали. Как раз когда я решил свернуть в узкий проулок, проезд по которому был запрещен, машина остановилась и из нее, с достоинством поместного человека, вылез невысокий поджарый азиат, явно бывший военный, и даже костюм и солнцезащитные очки от какого-то солидного кутюрье не могли этого скрыть.

— Осино-сан, я прошу уделить нам минуту своего внимания.

Военный коротко поклонился и отворил заднюю дверь машины. Определенно, я мог бы пошутить, что с незнакомыми дядями в машины не сажусь, что я не из таких, что он выглядит как педофил разбойник, хотя это не так. Но! Но с серьезными людьми так не разговаривают, и уж лучше решить вопрос вот так, может сидя в машине пока водитель выйдет покурить, может в кабинете за чашечкой чая, может в подвале, под нытье отбитых ребер, если уж совсем крепко влип, убивать ребенка они явно не будут, чем если ко мне домой ворвутся пяток типов, скрутят, насуют по почкам за беспокойство и ночной вызов, но все равно привезут к тому, кто изъявил желание поговорить со мной. Обычным уличным хулиганом. Сиротой.

Потому я, вежливо кивнул и разместился на заднем сиденье, кинув под ноги рюкзак.

На удивление народу на улице было мало, а потому вряд ли кто-то что-то заметил.

Вот так я и оказался перед глазами местного авторитета по прозвищу Дирижер. Стоит заметить, что он и был дирижером, окончил музыкальный университет, давал концерты по всему миру, слыл в определенных музыкальных кругах человеком тонких вкусов, хорошего воспитания, галантным кавалером, славным добряком для узкого круга друзей и холостяком, не чающим души в своей дочери. А почему авторитет? Так, по совместительству, ибо был третьим сыном известного в узких кругах главаря якудзы, женившегося на единственной дочери известного итальянского мафиози, и, опираясь на горячих итальянцев с контрабандными стволами да тихих азиатов с ножами для разделки рыбы, поставил почти весь преступный мирок города на колени. Собственно и ныне этот бойкий мужичек продолжает наводить шороху и водить за нос полицию.

— И так, молодой человек, — нарушил молчание элегантно выглядящий азиат-полукровка, отличающийся от остальных азиатов только светло каштановым цветом волос, пока я молча рассматривал небольшую уютную гостиную и крутил в руках чашку с ароматным чаем, — ты вряд ли догадываешься зачем я тебя позвал.

— Определенно нет, — согласился я.

— Я и не сомневался, — музыкант закинул ногу на ногу, смерил меня последним оценивающим взглядом, и достал из кармана фотокарточку, легким движением руки закрутив ее воздухе, отправил ко мне. — Тебе знакома эта девушка?

Я с интересом уставился на кусочек фотобумаги, остановившийся как раз возле моей чашки — невысокая, хрупкая девушка, с тонким и стеснительным личиком, каштановыми волосами и светло-голубыми глазами играла на фортепьяно. Да. Определенно знакома. Наша школьная достопримечательность. Звезда и победитель многих музыкальных конкурсов. Учащаяся в обычной средней школе. Ага. Видимо есть какой-то секрет, но я бы не стал в него лезть. Итидзё Мафую.

— Периодически вижу ее в школе. — Осторожно ответил я.

— Она твоя одноклассница. — Заметил дирижер мою маленькую недомолвку.

— Это я и имел в виду. — Мягко прогнулся я.

— Мои люди собрали о тебе информацию. Всю. — Резко перешел к делу мужчина. — Всю, которую удалось добыть. Но ее уже хватает…

По щелчку холенных пальцев в гостиную вошла девушка в наряде горничной и протянула ему рюкзак. Мой. Вновь движение пальцев и девушка торопливо расстегнула молнию. Мужчина, меж тем, достал из кармана белые шелковые перчатки, натянул их, и столь же неторопливо принялся доставать мои рабочие инструменты.

Телескопическая дубинка. Запрещена к распространению, хранению и ношению как оружие ударно-дробящего действия.

Шелковая веревка с медными шарами на концах — оружие профессионалов — удавка плюс кистень.

Набор отмычек. Хорошие. Немецкие.

Черный шейный платок и кепка с вышивкой FBI.

Скальпель.

Я, конечно, не всегда с собой это ношу, но знаете ли, именно сегодня хотел заняться делами и даже зашел по пути в школу в свой маленький схрон. Страх потерял.

Это он меня припугнул. Я понял. Я пригубил чай не сделав глотка, чтобы собраться с мыслями.

— Знаешь, молодой человек, я готов на все ради своей дочери, — неожиданно развил тему музыкант, взмахом руки отправив девушку, уставившись куда-то в пространство и перебирая тонкими пальцами в воздухе, словно пытался уловить неведомую мелодию, выдернуть ее в этот мир и подарить людям, — и мне очень дорога ее безопасность. И если от своего мира я ее уберегу, то от твоего я, увы, порой могу и не успеть. Если мои люди будут постоянно с ней, то девочка не сможет жить обычной жизнью. А я страстно желаю, чтобы ее жизнь была наполнена радостью и хорошими впечатлениями. Знакомствами с новыми людьми. Друзьями… Ну ты понял, — он внезапно вернулся в реальность и стал вновь собранным, — как у тебя с музыкой?

Вот такого вопроса я не ожидал. Честно. Вот если бы он спросил за сколько я пробегаю километр или сколько раз могу отжаться. Я задумался. Я почти запаниковал. Здесь музыкой не интересовался. Вообще. Выцепил на краю памяти, чувствуя, как по виску катится капелька пота, упоминавшиеся в разговорах между одноклассниками.

— Ну, знаете ли, битлз там, максимум зе гормон, вот. — Отчаянно выдал я.

— Понятно, — Итидзё поморщился. — Глинка? Бородин? Шуберт? Шуман? Глюк?

— Я только про глюки знаю. Немного. — Думаю немного сострить для образа недалекого хулигана будет удачной идеей.

— Я имел в виду Кристоф Виллибальд Глюк.

Задумался. И пояснил.

— Ну значит подружится с ней ты не сможешь.

Я от такого даже опешил. Почему вдруг не смогу? Вроде и молод и собой не обезьяна. Возможно, зря я сострил.

— Ее страсть — музыка, — вновь пояснил он. — Русская и немецкая классическая.

— Могу быть другом на фоне, знаете ли, таким, которому можно все рассказать, но который с большими кулаками и молчалив. — Выдвинул я предложение.

— Это определенно неплохо. А справишься ли?

— По обстоятельствам. — Намекнул я.

— Пятьдесят тысяч в месяц и всякая поддержка с нашей стороны. — Выдвинул он предложение.

— У меня как-то и так достаточно друзей.

— Сто тысяч с повышением за выслугу и боевые.

— По рукам! — Определенно, доход достаточно привлекательный, можно не волноваться на ближайший год.

— В какую старшую школу собираешься поступать? — Вновь откинулся на спинку кресла старший Итидзё.

— А в какую я собираюсь поступать? — вежливо поднял я брови.

Мужчина улыбнулся одними уголками губ, мол понятливый какой. И кинул на стол бланк одной из лучших школ города, с гарантией поступления в университет по выбранным направлениям

— В графе направление пиши — музыкальное.

Значит можно не волноваться на ближайшие четыре года. А там, может и примут в "семью" или "клан", не в курсе как это там у них, в качестве доверенного друга дочери большого боса. Но, конечно же, подобного бы не хотелось. Одно дело побегать пока за этой беззаботной девахой, явно не напрягающейся по поводу чего либо кроме музыки, и другое дело быть подотчетным членом некой преступной организации, пусть и не по профильной специализации сей организации. Нет. Я лучше потом сам по себе. Но потом — это потом, сейчас — это сейчас. Как говаривал Конфуций.

Вот так вот. Я аккуратно протер только что вымытую сковороду сухой салфеткой, положил ее в отдельный шкафчик с прочими орудиями жарки. Расставил тарелки в сушилку, разложил вилки в и ножи в стаканчик по отделениям. Еще раз сполоснул руки и присел наконец на диван, положив рядом с собой маленький телефон. Едва молодая госпожа куда-то выдвинется, как специально обученный человек мгновенно настрочит мне информативное сообщение и я буду в том месте так быстро, как только смогу.

Я порыскал взглядом по комнате и обнаружил то, что искал, в маленькой вазе с икебаной. Глазок камеры. Да, у меня есть персональный сталкер. Стало уже традицией раз в неделю, при уборке, выгребать отовсюду камеры и жучки и скидывать их в мусорку в день вывоза не сжигаемого мусора. Однако же, буквально на следующий день, пока меня нет, они вновь появляются уже в других местах. Свирепая битва. Сей преследователь крайне изобретателен и победа на данном фронте пока не видна.

Выходной. Спокойный выходной в спокойном и стабильном государстве. Выходной школьника, которому не стоит волноваться ни о каких тестах и зачетах. Странным образом, на этом "музыкальном направлении", с меня не требовали никаких музыкальных знаний. Я занимался по тем же направлениям что и маленькая принцесса, клавишные, плюс дополнительные занятия по скрипке. Но никто и никогда не вызывал меня отвечать задания по музыке, не заставлял играть на инструментах или показывать какие-либо иные способности из этой области. Единственный предмет, по которому приходилось напрягаться — история музыки.

Большая мохнатая лапа. Да.

Опустившись на диван, я схватил пульт.

— Сегодня произошло знаменательное событие, принц Оояма встретился с канцлером Российской Империи Владимиром Путиным для решения вопросов по совместной разработке полезных ископаемых в Охотском море…

Щелк. Не люблю политику и не собираюсь в нее лезть.

— Кавасима Тина была замечена с очередным молодым человеком, наша почетная звезда эстрады все не…

Щелк. Эстраду люблю еще меньше и еще меньше желаю копаться во всем том, что она на нас выплескивает.

— Сегодня, в парке южного округа нашего города произошло жестокое убийство. Три молодых человека были обнаружены утром с колотыми ножевыми ранами. Полиция призывает жителей сохранять спокойствие и ограничить прогулки в темное время суток. Убийца вскоре будет найден и осужден по всей строгости закона.

Щелк.

Культурное время тоже закончилось. Настало время немного поиздеваться над моим несчастьем. Я подхватил со столика икебану, почти завядшую и не обновляемую — Мафую давно не была у меня дома, — поднял его к лицу и выдохнул:

— Эх! Как же мне одиноко!

Поставив несчастную аранжировку на место, я перевел взгляд на часы.

Звонок раздался когда секундная стрелка перевалила за минуту. На этот раз быстрее. Видимо уже ждала накрашенная и одетая. Миленькие традиции.

— Шин-кун, привет! — за дверью стояла милая девушка с длинными темными волосами, открытым взглядом карих глаз, высокой грудью, стройными ножками, не модель, но, что называется, в форме. Выглядела слегка запыхавшейся, стояла и смотрела на меня блестящими глазами, потирая коленки друг о друга. Возбудилась.

— Я тут мимо проходила, дай, думаю, зайду…

— Тоока! Вот уж не ждал! — я сделал вид, что удивлен и даже чуточку обрадован. — Заходи!

Это она — мое маленькое наблюдательное привидение.

— Хорошо выглядишь! — сдержанно похвалил я ее, разглядывая бежевый осенний сарафанчик под легкой белой курточкой. Но, видя как она скромно зарделась и потупилась, не преминул добавить. — На свидание, видимо, собралась? Ох, завидую я этому засранцу!

Девушка принялась молча хватать воздух ртом, словно рыба выброшенная на берег.

— Да я… да никогда… у меня только…

— Ой, не смущайся ты так. Молодость Время любви! Чаю?

— Позволь я заварю, — девушка, смерила меня подозрительным взглядом, скромно сложила руки у пояса и слегка поклонилась, — должна же я сделать хоть что-то.

Пока Тоока со знанием дела носилась по кухне, явно зная где и что лежит, я достал из холодильника пару кусочков тортика.

— Пожалуйста, Шин-кун. — от стола, с расставленными стаканами, парящими ароматным чаем, в одном из которых, как я и люблю, долька лимона и три кусочка сахара. Эта девушка знает обо мне все, что я позволил ей узнать.

Молча посидев с пару минут, наслаждаясь вкусом чая, как того требовали местные правила хорошего тона, я решил взять нить диалога.

— Я слышал, ныне на улицах опасно, — бросил пробный камушек.

— В больших городах всегда опасно. Полно извращенцев! Особенно по ночам. Нормальным девушкам уж и не погулять.

Да уж, то что ночью опасно, я прекрасно знаю. Но значит, маньяк охотится за девушками.

— Интересно как. Надеюсь всех этих подонков поймает полиция.

— Маловероятно. Уж очень они опасные. Могут и сами полицию поймать. — Девушка хихикнула в кулачек, словно представив, что извращенец может сделать с пойманным полицейским.

Информация принята к сведению. Если стражу порядка не повезет наткнуться на нынешнюю опасность — примет судьбу прочих пострадавших.

— Кстати, сегодня с утра у парка много полиции было. В черную карету погрузили три мешка. На вид прямо как тела в фильмах.

Очевидно, что если у нее есть камеры по всей моей квартире, то наверняка ближайшие окрестности тоже ей просматриваются. Иногда я ей поражаюсь, но все чаще пугаюсь.

Опять-таки, если те парни скончались не от моих побоев, то кто-то их вчера же ночью и добил. Может тот же товарищ, что разбил все фонари на одной из аллей парка?

— Ты слышала, кстати, что во вторую группу недавно перевели нового ученика? Откуда-то из-за границы, кажется.

Наверняка она слышала. Эта девушка знает все обо всех. Словно у нее дедушка работает в ЦРУ. Девушка насторожила ушки, хитро прищурилась, и, аккуратно поставив чашку на стол, заметила:

— Это тот, который стал неожиданно близок с нашей принцессой?

Намекаешь на ревность с моей стороны, маленькая пройдоха. Нет. Я хоть и был единственным приближенным лицом до сего момента, но ревновать школьницу к школьнику… скажем так, гормоны держим в узде.

— Ну что ты! Мафую — мой друг!

— Разумеется, это всем известно! — Подтвердила девушка.

Разумеется, ведь я об этом специально позаботился. Одно это и информация о том, чья она дочь, отваживала от девушки даже самых отважных, оставляя мне заботу лишь о самых глупых, а это не так уж сложно. Единственная проблема, что она могла бы попасть под горячую руку моим прошлым врагам, тех, кого я сделал своими врагами еще в средней школе.

— Просто достаточно необычно, в начале года переводится…

Определенно, не самый лучший довод, и, судя по слегка дернувшимся в улыбке уголкам губ девушки, она тоже это признает, но будем считать, что уровень моего интеллекта не дает повысить красноречие. Я чуть напрягся и старательно покраснел. Полной заливки выполнить не удалось, но покраснения щек девушке хватило.

— О, я слышала, что у него родители по работе будут много путешествовать, вот и отправили его домой к своим родителям. Он сейчас живет у бабушки и дедушки по отцовской линии. Родители его, кстати, связаны с музыкой. Отец — скрипач. Мать — музыкальный критик. Вот и он учится на музыкальном… Но по способностям в первый поток не прошел. А еще его мать училась вместе с отцом принцессы, так что они дружат семьями давно. Так что принцесса и новичок — друзья детства. Судя по слухам, — Тоока заговорщицки склонилась над столом, чуть приоткрыв вид на вполне симпатичную и зрелую грудь, я тоже склонился, не преминув кинуть взгляд туда, куда просят, — маленькая принцесса влюблена в него!

Ох уж этот жаркий шепот на ушко. Я сделал вид, что погрузился в размышления и под этим делом доел тортик, допил чай в компании со ставшей вновь сдержанной и молчаливой, как истинная ямато-надесико. Коротко дернулся в кармане шорт экстренный телефон и я, словно вспомнив о чем-то, шумно стукнул кулаком правой руки по ладони левой, заставив девушку, ушедшую в какие-то свои грезы, слегка вздрогнуть.

— О! Ты же вроде на свидание собиралась, а я тебя тут разговорами разговариваю!

— Я не… — только и смогла пробормотать девушка, нежно уводимая мной под руку к двери.

— Ну что ты! Что ты! Опаздывать для девушки, конечно, естественно, но не стоит заставлять кавалера столько ждать!

— А но… — выдавила она из себя, пока я собственноручно одел легкие сандалии на ее хрупкие ножки.

— Приятно провести время!

— Но это… — потеряно пробормотала она, когда я с лучезарной улыбкой закрыл за ней дверь.

В общем, кое какую информацию от мисс Зоркий Глаз получил.

В сообщении было "Объект готовится к прогулке. Десять минут".

Я метнулся на кухню. Со скоростью кометы заметался между столом, мойкой и холодильником, убирая последствия нашего чаепития, моя кружки, протирая стол и раскладывая все по местам. Бросился по лестнице на второй этаж, можно сказать, пока горела спичка переоделся в походную, схватил рюкзак и выбежал на улицу, хлопнув дверью. Обычный для данного района двухэтажный приземистый особняк быстро остался позади и уже через семь минут я был у особняка. Этот хитрый музыкант выбрал меня явно еще и потому, что моя конура была в шаговой доступности.

Вскоре из ворот показалась фигурка девушки. Она некоторое время с кем-то оживленно спорила не повышая голос, но потом нахмурилась и топнула ножкой, после чего развернулась и с видом победителя Цербера пошлепала куда-то по своим делам, оставив позади пришибленных охранников. Впрочем, они явно обо мне знали, потому как кивнули мне, когда я неторопливо прошагал мимо, следуя за юной пианисткой.

Первые подозрения возникли у меня когда она зашла в цветочный магазин. Купив скромных размеров цветочный веник, она двинулась в сторону моего обиталища. В принципе, она могла идти и к станции метро. Может у нее сегодня свидание со своим кавалером. Но девушки не приносят на свидание цветы с собой. Это истина! Во всех мирах.

Проклятье!

Хотя шансы все еще остаются.

Шансов нет. Мафую остановилась перед моим домом. Нажала на звонок. Нажала еще раз и подержала. Пожала плечами и двинулась в обход. Да, вход со двора! Как хорошо, что я не запер стеклянную дверь, выходящую на маленькую зеленую лужайку между забором и домом. Метнувшись к двери, я вихрем влетел в дом и буквально на мгновение разминулся с разувающейся девушкой, взлетев по лестнице наверх.

Спустя пару минут дом наполнила сильная мелодия с ведущей скрипкой и торжественной духовой частью в стиле барокко.

Ясно, сегодня у нее душевный подъем, и настроению соответствует Телеманн с концертом для флейты в д мажор.

— Привет, Мафу!

Притворяться только что вставшим тяжело, тяжелее чем не притворятся запыхавшимся экстренным переодеванием. Поэтому я накинул полотенце на голову и прошлепал в ванную старательно зевая и бурча про надоедливых блондинок, будящих меня ни свет ни заря. В два часа дня.

Вернулся я уже "умывшимся и посвежевшим".

— Засоня, — обвинительно ткнула она пальцем, я лишь покаянно кивнул.

Маленькая принцесса уселась на пол, поджала под себя ноги и, подтянув к себе вазу с испустившей дух икебаной, всучила мне, как обычно с интересом наблюдающего за ее трудами, со словами:

— Выкинь!

— Повинуюсь, принцесса!

— Дурак.

Пока девушка сооружала новую композицию под сильные звуки поющих о весне флейт, я невольно вспоминал, как же состоялось наше первое знакомство.

Уже заканчивался последний год средней школы, а я так и не нашел способа познакомиться с девушкой, так и ходил за ней незримой тенью до школы и от нее, перехватывал желающих познакомится парней, ломал пальцы извращенцам, обеспечивал безопасность вечерних прогулок с ее немногочисленными школьными знакомыми. Само собой, что статус и положение этой девушки не были секретом для окружающих. Особенно не была секретом ее нереальная красота. Нет, в этой стране хватает красивых девушек. Их много больше, чем в моем прежнем мире, где красивая японка, не кривоногая и кривозубая, не плоская как доска и не маленькая как подросток, встречалась одна на десяток тысяч. Наверное потому, что в этой истории острова раньше вышли из самоизоляции, имеют, на данный момент, солидную историю рабовладельческого строя, отмененного едва ли семьдесят лет назад, и куда большую территорию. Но не будем о политике. Мы говорим о красоте. Ее нереальная хрупкая красота пленяла всех окружающих мужчин, от едва вступивших в пору созревания, до уже убеленных сединами. И, поскольку конкуренция в девчачьем обществе едва ли не сильнее чем в мужском, это создавало маленькой принцессе определенные проблемы. Точнее проблемы создавали завистницы.

Столовая, в той средней школе которую я имел удовольствие посещать, едва ли отличалась от тысяч таких же по стране. Пустующая все время, кроме обеда, зато в обеденный перерыв испытывающая грандиозный наплыв тех, кто не взял с еду с собой. Всюду жующие школьники, болтающие школьники, смеющиеся школьники. И очень много пялящихся школьников. Да, для меня тоже стало неожиданностью, что Мафую решила вкусить плебейской пищи, до того я ее тут не наблюдал. А в последнее время и сам отсутствовал, проводя время либо в библиотеке, либо на школьной лужайке, наблюдая издали за маленькой фигуркой.

Жевала Мафую неторопливо, тщательно и всецело походя на маленького кролика, забившегося в угол клетки с листиком салата. Видимо ей не нравилось все то внимание, что было направлено на ее скромную персону.

Как хорошо, что я сидел в тот день неподалеку и вовремя пресек направленную на нее акцию агрессии. Школьница из параллельного класса, высокая, стройная, с миленьким личиком, с застывшим на нем слегка брезгливым выражением, явно привыкшая к обилию внимания со стороны противоположного пола, криво ухмыляясь, целенаправленно шла к подзащитной, держа в руках пластиковый стаканчик с чаем. Горячим. Намерения ее не стали для меня секретом, ибо подобное я уже видел ранее с другими объектами. Сейчас будет неловкий момент. Крики ошпаренной. Неловкие извинения и плач злодейки, с причитаниями "ах, какая я неловкая и нет мне прощения". За долю мгновения я встал между ними и принял на грудь двести грамм кипятка. В прямом смысле на грудь.

— Ну-ка пройдем со мной, — прошипев эту фразу в лицо недоумевающе хлопающей глазками "злодейке", я оттащил ее подальше от любопытных глаз.

Вежливо. Под локоток. И только после до нее дошло. Вырвав руку, она уперла в меня гневный взгляд и заявила:

— Ты что? Охренел?!

Я охренел. Действительно. Ни извинений, ни попыток оправдаться.

— Куда лезешь? Ты знаешь кто мой парень?!

— Ну поделись же, кто твой парень, — вежливо поинтересовался я, двумя пальцами отодрав от себя мокрую и все еще горячую рубашку.

— Хаку-быстрый! Он главарь местной банды. Тебе жизни не будет если я ему сейчас позвоню! Понял?

Словно в доказательство перед моим носом затрясли гламурненьким телефончиком, усыпанным стразами плотнее чем млечный путь звездами, и увешанный меховыми брелоками как плюшевая игрушка кицуне хвостами.

— Дай сюда!

Выхватив этот мерзкий аппарат из ее рук, под возмущенный писк, я нашел в списке контактов искомое. Там действительно был номер, названный как "Хаку-быстрый". Ох уж эта молодежь. Трубку подняли после второго гудка:

— Але! Я же говорил тебе не звонить мне днем!

— Друг мой, хочешь, я тебе расскажу, что такое смирение? — Проникновенно произнес я в трубку.

— Э? Пастырь, ты штоле?

— Я, друг мой, я. Так хочешь? Я могу выделить сегодняшний вечер для тебя и твоих друзей. Давненько вы не исповедовались.

— Эй! Эй-эй! Полегче! Ты же вроде отошел от улиц! Нам проблемы реально не нужны! Откуда у тебя этот телефон?

— Одна блудница покусилась на Святую Деву. Вскоре она познает всю тяжесть своего грехопадения. С болью в сердце я…

— Постой-постой! Чувак. Она, конечно, дура, но как она могла вывести тебя из себя? Не спеши! Может, обговорим?

— Говорю же, сия блудница затаила зло. И сегодня, явно предавшись излишнему чревоугодию и поддавшись гневу, решила причинить вред Святой Деве!

Девушка стояла, боявшись шелохнуть, она явно не была глупа и определенно поняла, что сейчас решается ее судьба.

— О какой еще девке ты говоришь? Она на твою чиксу штоле наехала? Э? Так может оботрем это дело как цивилизованные люди. Не надо твоих цепей и прочей херни!

— Хм-м…

— Слышь, так еще же этот… Христос, во!.. говорил, что за одну святую семь гулящих берет!

— По краю ходишь! Не гневи меня, ибо не обуздан я в злобе своей!! Гулящих пусть себе и берет, но за мою Святую я уничтожу всех!!!

— Стой! Спокуха! Дай ей телефон, и я улажу все миром!

Молча передав телефон, я посмотрел как девушка, прижав аппарат к уху, кланяется стене, подобострастно выкрикивает "да, конечно, больше не повторится", молча погрозил ей пальцем и решил наконец взять дело в свои руки. Подхватив поднос, я молча уселся за столик принцессы и протянул ей руку.

— Шин.

Девушка молча покосилась на протянутую ладонь, неловко ухватилась самыми кончиками пальцев и, неловко потряся ее, произнесла:

— Спасибо.

Доели мы молча, но уже дожевав последний листик какого-то жутко диетического салата "радость травоядного", она все же спросила.

— Почему?

— Что почему? — оторвался я от кружки чая.

— Почему ты защищаешь меня? Я видела.

— Хочу быть твоим другом.

Честно, это единственный ответ, который пришел в мою пустую голову. Тем не менее, удостоив меня пристальным изучающим взглядом, она кивнула.

— Это все равно ненадолго. — Пробурчала хмуро отвернувшись.

— Почему?

— Я поступаю в старшую школу с продвинутым курсом музыки. Ты туда не поступишь.

— О, я конечно выгляжу большим и тупым, но я поступаю тоже в эту… продвинутую… Так что у тебя может быть друг и в старшей школе.

О, что я несу. Дайте мне кто-нибудь сил забыть эту дурость и не биться в истерике этой ночью, громко крича в пустоту "какой же я тупой!".

— Хорошо, — однако же кивнула она, — будешь моим самураем?

Проклятье! Она однозначно пересмотрела развлекательного кино. Или перечитала книг эпохи сенгоку дзидай. Где, в наше время, самураи?! Все, на что у меня оставалось сил, это молча кивнуть и, подставив локоть, вежливо препроводить в класс к начинающемуся уроку. Заодно заявив окружающему шпанью, что это моя добыча.

Вот так и произошло наше знакомство. Под репризу концерта, торжественно выводимую флейтами, девушка сосредоточенно заканчивала собирать композицию, а я же пристально за тем действом следил. В зависимости от характера завершенной икебаны зависит дальнейшее наше времяпрепровождение. Если композиция получится нейтральной — сидеть нам за чашкой чая. Поникшей — пойти прогуляться по окрестностям с обязательным поеданием тортиков в кафе около станции. Агрессивной — смотреть суровый боевик.

Ага, значит боевик. Мафую полюбовалась на полученный результат, водрузила его на полку, где ему предстояло собирать пыль до следующего посещения, и повернулась ко мне. Я встал, чтобы закинуть в микроволновку попкорн и вытащить из холодильника, приберегаемую для этой поры, бутылку колы. Принцесса поддалась дурному влиянию моды. Она предпочитала смотреть суровые фильмы под суровую еду. Традиция заведенная в этом мире в Объединенных Королевствах Северной Америки. Да, здесь нет многих стран, привычных мне.

Сколько раз я напоминал себе свинтить у этого дурацкого дивана ножки. Бам.

— Ой, бл*ть твою мать едрить! — заскакал я на одной ноге.

Мафую уставилась на меня своими большими голубыми глазами. Испуганными и готовыми расплакаться.

— Ты ничего не слышала, — плавно повел я рукой у нее перед глазами. Девушка кивнула.

— Ты возьмешь с той полки большой бокс, вытащишь из него диск! — повел в обратную сторону, — и вставишь его в проигрыватель.

Принцесса встала и как зомби поплелась к ящику. Молча. Воистину, она пугает!

Когда я пересыпал все еще пышущие жаром лопнувшие зерна кукурузы, засыпав их солью и подхватил запотевшую бутыль с парой стаканов поперся в гостиную, оттуда уже доносились завершающие аккорды одного из величайших произведений Джона Уильямса. Девушка сидела, утонув в злополучном диване с ногами, и широко распахнутыми глазами внимала готовящемуся развернуться противоборству великой Империи, с стоящими на ее страже рыцарями со световыми мечами, и гнусной Республики, переполненной пороками. Имперская пропаганда как она есть.

— Я завтра уезжаю на три дня. Концерт в Италии.

— Ага, — я закинул пару хлопьев в рот, и, усевшись рядом, поставил чашку между нами, — привези магнитик.

Пожалуй, это значит, что у меня есть три дня. Свободных, если не припрягут следить за мальцом. Впрочем, жирно ему будет. Кстати, краем сознания я зацепил, что уж очень привязался к этой мелкой. И мне будет не хватать посиделок с ней на крыше или на переменах за обедом. Пожалуй, она идеальна. Насколько идеальна девушка? Настолько, насколько с ней можно молчать ни о чем. С этой точки зрения, Мафую — богиня. Идеальна настолько, что к этому можно привыкнуть и по сравнению с тем все остальное будет казаться пресной повседневностью. На остальных параметрах, заострять внимания не буду, но по всем им она — усредненный идеал.

 

Глава 3

Проводив, удерживая под руку, погруженную в мысли девушку, в глазах которой еще мелькали отблески силовых клинков и яростные баталии космических кораблей в безграничной тьме космоса, и сдав ее, можно сказать, с рук на руки, поскольку в этом состоянии она вполне могла забрести и в другой город, я задумался. Мне определенно не нравится разгуливающий где-то поблизости убийца. Поблизости от дома объекта. В другом конце города — пожалуйста. Убивай. Грабь. Насилуй. Мне пофиг. Но вот здесь и сейчас под угрозой безопасность Мафую.

— Нужно прогуляться сегодня ночью, — сообщил я в пространство и неторопливо побрел домой. Этот вечер мог быть насыщенным.

Все оставшееся время я провел в попытках заставить скрипку издавать хоть сколь-нибудь приличные звуки, отличающиеся хотя бы от скрипа плохо смазанной двери, но всего полгода тренировок могут дать результат только при условии, что ты гений скрипки, переродившийся Арканджело Корелли. Результат оставался неутешительным. И вновь мое сердце тронула зависть к моим одноклассникам, что легкими движениями вытягивают прекрасную музыку из инструментов. Да, я часами мог слушать ту же Мафую. Она, казалось, и не прикладывала никаких усилий, музыка словно сама жаждала воссоединиться с ней, сплестись в вихре эмоций с ее чудесными пальчиками.

Но ночь не заставила себя ждать и я, закрепив под плотной курткой необходимый инвентарь, тронулся в путь. Меня ждали приключения, которые я, право же, избегал большую часть сознательной жизни. И не желал их. Разве что когда-то давно, в далеком-далеком детстве, когда бессмысленные попытки заснуть вели за собой лишь яркие грезы, как и все, мечтал о чем-то интересном и приключенческом, как у детей капитана Гранта, Всадника без головы, капитана Немо, Натти Бампо и иных Вершителей. Как говорится, будь осторожен в своих желаниях, ведь неизвестно кто может их услышать…

Парк вновь встретил меня тишиной. Аккуратным шелестом ветра в ветвях невысоких деревьев, пустынными аллеями и светом фонарей. Хотя нет, пустынным сейчас он точно не был. Навстречу мне неторопливой походкой приближались двое полицейских, один из которых был кинологом с собакой. Верный пес благовоспитанно вышагивал рядом с ногой человека, изредка пригибая морду в наморднике к земле и вновь поднимая, с умеренным любопытством крутя ей по сторонам.

— Эй, парень! — окликнул меня один из людей в форме. Благо ничего подозрительного во мне не было и я вполне мог сойти за обывателя, чинно прогуливающегося по парку. В двенадцать тридцать ночи. — Ты чего здесь делаешь? Новости не смотришь?

Разумеется смотрю. Потому и здесь. Но отвечать в таком духе — повесить на себя ярлык "подозрительный". Потому я лениво отбрехался.

— Иду вот за пивом. Скрасить ночь.

— Пиво уже не продают. После десяти то. — Полицейский печально вздохнул, чем вызвал на себя недоумевающие взгляды кинолога и его собаки.

— Да? Ну тогда хоть коктейля какого куплю, — в тон ему вздохнул я.

— Тебе сколько лет то, малец? — не выдержал кинолог, а его пес, сделав пару шагов вперед, тщательно обнюхал мою штанину, после чего ткнулся холодным влажным носом в руку, как бы говоря, "мы теперь знакомы, обращайся, если что".

Люблю собак, потому и не удержавшись, я опустился на корточки и осторожно почесал псу за ухом. Животное на мгновение напряглось, но, не услышав одергивающего окрика хозяина, успокоилось и доверительно подставило нос. Под намордником явно чесалось.

— Да как сказать… если судить по общей усталости от мира, где-то около сотни. — Отшутился я известной цитатой, с удовольствием почесывая одной рукой за ухом а другой лохматя мощный загривок у мигом ставшего беззаботным пса.

— Да? — первый полицейский ухмыльнулся, — ну значит ты свое уже отпил, так что не полагается, топай домой.

— Злые вы. Подтверди, мужик, — обратился я к псу, но тот лишь махнул хвостом, взбив облачко пыли с дорожки и в тот же миг напрягся.

Я почувствовал как все мышцы пса окаменели, а сам он, глухо зарычав, вперил взгляд во тьму между деревьями. На маленькую фигурку, смотрящую своими темными буркалами прямо на меня. Полицейские свой хлеб ели не даром, потому я был быстро закинут к ним за спину, а их пистолеты уже смотрели на маленькую фигурку, прислонившуюся к стволу вишневого дерева, под которым так любят проводить время весной местные жители. Я почувствовал как где-то внутри заворочался ужас.

— Эй ты. Выходи! С поднятыми руками.

Глаза этого кого-то на миг блеснули призрачным зеленым светом, отразив свет фонарей, подобно кошачьим. И в следующее мгновенье фигура растворилась среди теней.

— За ним! — Оба полицейских включили фонарики и бросились следом, едва поспевая за рвущим поводок псом.

Я остался стоять, слегка напрягшись. Этот убийца явно видел в темноте не хуже кошки и уж соваться следом, туда, где он был в своей стихии, я не собирался. Парк хоть и был достаточно освещенным, но в его глубинах ночью хоть глаз коли. Это днем он светлый и приветливый.

В принципе, я должен посетить еще одно место, дабы встретится с человеком который знает все о ночи. Я бежал от парка так быстро, как только позволяли мои молодые ноги и выносливые легкие, дома проносились мимо, улицы сменялись переулками, фонари мелькали и уходили за спину, а все бежал и бежал, пока не увидел искомое. Покрытую беззвездной ночью детскую площадку, укрытую осенней облачной темнотой. Некоторое время я шумно дышал, выпуская облачка пара изо рта и пытаясь понять, то ли это место, что мне нужно. Этот человек всегда находил меня, когда мне это было нужно. И брал весьма своеобразную плату за свои знания. Наконец сосредоточившись, я обратил внимание на одиноко стоящий, едва освещенный безликим светом фонаря автомат по продаже напитков. Пожалуй, это то место. Закинув в прожорливое нутро механизма пару монеток и получив два пакетика сока, я сел на легонько скрипнувшую перекладину качелей и воткнул трубочку в один, апельсин плюс ананас, положив на соседнюю перекладину второй, томатный. Легонько качнулся, под легкий скрип несмазанных петель, любуясь абсолютно пресным видом песочницы, с забытой кем-то пластиковой лопаткой на бортике, и аккуратно окрашенными маленькими турниками.

Ожидание затягивалось, я уже успел прикончить второй пакетик, а качели успели мне надоесть, но терпение вознаграждается и вот сбоку раздался легкий скрип.

— Привет. — Кивнула мне сидящая, словно все это время там была, на качелях светловолосая девушка. Довольно необычной внешности для здешних мест. Лицом похожа на венгерку, пепельная блондинка с аккуратными, можно сказать аристократичными чертами лица. Наряд ее вполне соответствовал виду задержавшейся на работе офисной леди — брючный костюм, туфельки на высоком каблуке и накинутый на плечи плащ. На детских качелях она смотрелась куда как неуместно, однако же, не обращая на это внимания, неторопливо раскачивалась и пила мелкими глотками сок через трубочку.

— Я редко здесь бываю. Сок продают абсолютно невкусный. — Это она так извинилась за опоздание, видимо.

— И тебе привет. — Степенно кивнул я, не спеша заводить разговор. Вне всяких сомнений, я бы хотел узнать ее получше, не как мужчина женщину, а как исследователь исчезающих видов редчайшего представителя того самого, исчезающего, вида.

— Я начинаю подозревать, что ты ко мне охладел, — надула она губки, умело играя обиженную блондинку, — мы так редко видимся.

— Обстоятельства сильнее меня, луноликая. — Покаялся я, старательно отводя глаза.

Да, когда она пристально смотрела на меня, в глубине ее светлых глаз тлели багровые огоньки. И чем они вызваны, желанием ли или гастрономическим интересом, я, право же, узнать не торопился.

— Ты видишься со мной, только тогда, когда у тебя появляются вопросы о времени после двадцати четырех и до шести. И его обитателях. Они тебе интереснее чем я?

Мурашки пробежали по моей коже. Как же я ненавижу этого затаившегося в глубине пацана. Я ранее никогда не знал что такое страх перед темнотой. А ныне и слегка светящиеся багровым глаза на миловидном лице меня пугают.

— Кончено же нет, звездноокая. Но так сложилось, что мне и сейчас нужна информация. — Я вздрогнул, когда она улыбнулась. Проклятье, я не трус, но я боюсь. Её боюсь.

— Ты знаешь мою цену, — сладко осклабила она клычки. Чуть большие, чем это необходимо обычному человеку, но, несомненно, не являющиеся делом зубной хирургии, — ты готов ее заплатить.

Она не спрашивала. Думаю, она знала.

— Расскажи мне о убийце из парка.

Девушка качнулась, скрипнув качелями, ее плащ с легким шуршанием стелился по земле, собирая пыль.

— Это тень.

Очень, млять, информативно. Не люблю ее привычки говорить загадками.

— Это тень. Ищущая. — Продолжила она, неторопливо раскачиваясь в такт словам. Вскинув голову вверх, и глядя прямо на нависшие над головой тучи, словно ища на небе луну, тоскуя по ней.

— И чего же она ищет. — По опыту я знал, что вот так, глядя на небо, на луну, на звезды, она может зависнуть очень надолго.

— Все мы что-то ищем. Или кого-то. — Она оценивающе взглянула на меня, эдак с аппетитом.

— И как же от него избавиться?

— Дать то, что ищет.

Эта пифия говорит очевидные вещи! Мир скоро рухнет!

— И?

— И все.

— Так просто? — я постарался вложить в голос побольше ядовитого сарказма, который явно остался проигнорирован.

— Не думай о задаче, думай о ее решении!

— Еще раз скажешь такую затертую мудрость, и я тебя пну.

Женщина расхохоталась, красиво запрокинув голову, глубоким грудным смехом, от которого у мужчин пустеет голова и сердце стучит чаще.

— Знание — это предназначение!

— Ах ты! — Скрипнув зубами, я потянулся к ней, словно намереваясь придушить, но она неожиданно подалась вперед, схватив мою руку и прижав к своей щеке. Холодной, словно лед.

— Запомни еще кое-что, — прикрыв глаза, и слегка потеревшись о мою ладонь, добавила она, — не все таково, каким кажется.

— Хорошо. — Аккуратно отняв руку, я вытащил скальпель и легонько провел по запястью.

В следующий миг женщина приникла к темной, почти черной в темноте, струйке. Застонала, слегка прогнувшись. По-моему, меня лишили грамм двести красной жидкости. Слишком большая цена за разговор ни о чем.

— Ты как всегда очень вкусный. — На миг склонившись, она оставила у уголка губ прохладное касание с легким металлическим привкусом, и исчезла всего лишь шагнув в тень от турника.

Везет мне на странных людей. Что Тоока, что эта кровопийца… Каков шанс, что в многомиллионном городе один человек будет знать их обеих?

Дать ищущей тени то, что она ищет. Загадка для клуба "Что? Где? Когда?". Подсказка — тень не такова, какой кажется.

Проклятье! Ночь уже заканчивается, а мне еще переться в школу. Ненавижу эту тюрьму добровольного заключения. Еще в прошлой жизни ненавидел. Хотя, ненавидеть то, что приносит пользу могут только люди, кажется. Пока я добрался до дома занялась заря, бросая на крыши алые отблески сквозь низкие тучи, путешествующие на материк. Где-то там, таким же осенним днем льет холодный дождь, кому-то, может, даже хуже. И только это утешает. Радоваться чужому несчастью тоже особенность людей.

Будильник прозвенел как раз, когда я задумался о том, чтобы вздремнуть пару часиков, вырвав у меня протяжный стон и желание расколотить этот кусок пластика. Гнев по надуманным причинам, возможно, тоже прерогатива людей.

И вот я в школе. Элитной. Здесь учатся дети политиков, звезд или просто богатых людей, несколько детей военных. Особым богатством никогда не владел, ни в той ни в этой жизни. Потому я здесь так, сбоку припека. Но, как оказалось, легко был принят за своего. Достаточно быть молчаливым, надменным и не спускать обид. Плюс моя дружба со всем известной звездой классической музыки. Да, эта маленькая девушка так же известна как был Ференц Лист в свое время. Не знаю, были ли знамениты друзья Листа, но среди первого потока я был достаточно известен. И я, право же, теряюсь в догадках, что могло эту известность вызвать. Вот и сейчас, шагнув в класс, я молча кивнул, и, не обращая внимания на приветственные оклики, сел на свое место. Умеренно козырное, можно сказать, в ряду около окна, но чуть в тени, так что солнце, когда оно есть, не слишком перегревает мою шкурку. Спереди было пустое место, там сидит отсутствующая сегодня Мафую. Позади дочь какой-то знаменитости, имени я ее не знаю, как и половины имен одноклассников, потому что не принимаю никакого участия в жизни класса. Воткнув капельки наушников в уши и запустив первую попавшуюся композицию, оказавшейся седьмой симфонией Шостаковича, я погрузился в нелегкую борьбу с дремой. Очнулся я только когда передо мной помахали ладошкой. Подняв глаза, я увидел улыбающуюся мордашку.

— Привет, — еще шире улыбнулась Тоока.

Одетая в школьную форму девушка выглядела, что называется, на все сто. Темный жакет, темная плиссированная юбка, белая блузка с темно синим галстуком и перехваченные в высокий хвост белым бантом темные блестящие волосы. Одноклассники привычно не обращали на нее внимания, эта девушка была здесь частым гостем, плюс так же училась на первом потоке, среди самых талантливых, только по направлению литературы. Как-то она говорила, что хочет стать журналистом и знать всю правду обо всем в этом мире. Ну тут было бы правильнее желать стать политиком, но в данном государстве женщины знают свое место и не лезут туда, где им не рады.

— Хм-м… — протянул я.

— Что за равнодушное приветствие? — девушка опустилась на стул передо мной, сев в пол-оборота, позволяя любоваться стройными ножками обтянутыми полосатыми чулочками. — Ты сегодня один, как я вижу.

— С чего бы это? — я демонстративно оглядел класс. Пришли еще не все, но человек двадцать уже набралось.

Еще что мне в них нравилось — отсутствие демонстративного любопытства. Никто не пялился, не интересовался нашей беседой, не пытался влезть в разговор. Воспитанные молодые аристократы.

Тоока сморщила носик, став похожей на маленького зверька.

— Кстати, ты слышал новость? — и, не дожидаясь ответа на свой вопрос продолжила, — убийцу вчера чуть не поймали! Полицейские даже стреляли на поражение! Но он просто исчез в парке.

— Интересно, — покивал я, поощряя ее продолжить.

— Парк находится совсем близко с нашей школой, так что директор объявил, что пока его не поймают, ученикам запрещено задерживаться в школе после шести вечера.

— Очень хорошо, — кивнул я, и опустил голову на сложенные руки. Спать хотелось неимоверно.

Впрочем, поспать мне не удалось, ибо прозвенел звонок, и девушка, на миг коснувшись пальчиками моей головы, вышла. Взамен началось то, что все называют учебой, а я борьбой со сном.

Обедал я, как и всегда в школьной столовой, что больше походила на вполне приличное кафе. Обслуживающим персоналом здесь работали школьники с факультета прислуги. Да, был тут и такой. Разносторонняя школа. Впрочем, весьма мудрое введение. Будущие господа вполне могут подобрать себе, за время учебы, будущую прислугу. А учитывая местные традиции, где оная прислуга может служить семье поколениями, очень даже правильное и обеспечивающая работой на эти самые поколения. Впрочем, не для моего скромного рыла держать прислугу. Самому бы прожить. Наверное, пора бы уже задуматься о будущем, открыть какое-нибудь дело. Стремится к чему либо. Но увы, меня устраивает и такое вот размеренно неторопливое существование. Особенно после прошлой жизни.

Невысокая, скромная и весьма симпатичная девушка в наряде английской горничной с улыбкой поставила передо мной заказ, несмело заглянув в глаза. Видимо с первого курса и ищет себе будущего нанимателя. Естественно, форма первого потока привлекла ее внимание, но увы, вынужден ее разочаровать.

Кстати, интересна еще одна традиция, связанная с местной прислугой. Им, сдавшим определенный экзамен, разрешено носить оружие. Проще всего получить разрешение на ношение холодного оружия. На огнестрел проводятся гораздо более суровые экзамены. Их не всякий взрослый сможет сдать. Естественно, что простым людям, не аристократам и не военным, носить оружие запрещено. Элемент обеспечения государственной стабильности и дань древним традициям, когда аристократии и лицам к ней приближенным было позволено больше чем голоногим.

Едва я приступил к поглощению своего законного обеда, уже чувствуя, что после него бороться со сном станет еще труднее, как напротив меня приземлился малец. Тот самый, по которому сохнет моя подопечная. Невысокий, как среднестатистический азиат. Какой-то хрупкий, как человек далекий от спорта и активного образа жизни. С длинными тонкими пальцами, как у человека знающего, что такое клавиши фортепьяно не понаслышке. Со слегка смазливым личиком, с которого еще не сошла детская припухлость. Привычно темноволосый. Кареглазый. В общем и целом, ничего особенного. Плюс, явно не блещет особыми талантами, раз не смог пробиться на первый поток.

— Привет!

Проклятье, как я не люблю это слово. С него всегда начинаются разговоры. И все чаще длительные и ни о чем. Типа как дела, как здоровье, как дети. Видимо, оценив мой крайне недобродушный вид и общую усталость, грозившую вылиться вспышкой ярости, он проглотил заготовленные фразы "открывашки диалога", вместо этого выпрямившись и чуть поклонившись, сидя, представился:

— Таканаси Дзюн, рад познакомиться.

— Ага, — без особого интереса откликнулся я, помешивая остывающий суп ложкой.

— Скажите, Осино-сан, вы встречаетесь с Итидзе Мафую?

От такой постановки вопроса я едва не поперхнулся. Откуда бы такое мнение?

— Вы с ней все время рядом, — правильно поняв мой красноречивый взгляд, пояснил он, — вы вместе приходите в школу, вместе проводите время на переменах, вместе обедаете, вместе идете домой. Все уверены, что вы пара.

О, я и не подумал как это выглядит со стороны. Наверное, мне стоило поступить на курс прислуги и получить разрешение на ношение оружия. Хотя таких вопросов и не возникло, если бы ты, малец, был чуть решительней и не убегал, отчаянно краснея, при встрече со своей возлюбленной. Право же, надо быть чуточку внимательней и решительней!

— Я ее друг детства. Вернулся только в этом году, — вновь пояснил он, на этот раз истолковав мой взгляд абсолютно превратно.

— Будь смелее, парень, — вяло махнул я ему рукой. Абсолютно не собираюсь делать его жизнь проще, и уж тем более работать свахой. За свое счастье надо бороться. Тем более, при разговоре вот так вот, лицом к лицу, что-то мне в нем не нравится. Какой-то нехороший огонек тлеет в глубине его темных глаз. Не нравится он мне, короче говоря.

Дзюн посидел еще немного, явно желая продолжить разговор, но вежливость, впитанная с молоком матери, победила, и он оставил меня наедине с тарелкой какого-то рыбного супа и бокалом сока. Они, кажется, успели сравняться по температуре. Терпеть не могу холодный рыбный суп. Эх, наваристой ушицы бы…

Поймав несколько заинтересованных взглядов со стороны сидевших неподалеку девушек, я достал коммуникатор, поймав темной блестящей поверхностью экрана свое отражение. Ничего особого, мало того, что ускоглазый азиат, так еще и, по моему мнению, далеко не красавец. Хотя Мафую упомянула как-то, что я похож на какого-то древнего азиата мечника. Жутко известного и дико популярного. Вот такая вот судьба у человека — прославился, покрошив уйму народа острой железкой. Но, если вспомнить известность знатных душегубов, о которых знает больше народу нежели о великих изобретателях и музыкантах…

— Добрый день!

Эту фразу я люблю еще меньше, потому как произнесенная подобным тоном, она гарантирует, что человек пришел по вашу душу. Я поднял мутный взгляд на подсевшего ко мне человека. На этот раз это была девушка. Высокая, спортивно подтянутая, с сильными запястьями, выдающими человека знакомого с мечом или садово-шанцевым инструментом. Длинные и темные, со странной проседью, волосы свободно падали на спину, ничуть, однако, не скрывая гордую осанку аристократа в энном поколении. Все же с мечом.

— Тодороки Саёко, — удостоила она меня кивка, как равный равному, — первый класс.

И явно с усиленной физической культурой. Тодороки. Знакомая фамилия. Кажется, семья потомственных военных, служащих императору уже которую сотню лет. И чего же от меня надо звезде спорта этой школы?

— Приношу свои извинения, что отвлекаю от обеда, но более я нигде не могла бы поговорить с тобой.

Я оглянулся. Нет, кафе не было забито народом, но и пусто оно не было. По нам скользнули несколько заинтересованных взглядов. Не самое лучшее место для тайных переговоров, хотя решать ей.

— Один человек сообщил мне, что ты можешь помочь с внешкольными заданиями, — продолжила она, сцепив руки перед собой. Холенные пальчики несколько раз судорожно сжались, по гордому и холодно красивому лицу скользнула недовольная гримаска, но девушка быстро взяла себя в руки и продолжила, — мне нужен медиатор.

Единственный человек, знающий о моих невинных увлечениях в прошлом — это Тоока. Она наверняка смогла раскопать обо мне очень и очень много. Только все еще не понятны интересы этого милого сталкера. Я взял салфетку и, вытащив из кармана ручку, набросал на ней несколько цифр. Встал, коротко поклонился, получил в ответ легкий кивок и ушел. Пообедать мне сегодня не удастся. В солидном зеркале, висящем рядом со входом, отразилось как девушка посидела еще пару мгновений, после чего тоже встала направившись к другому выходу. Салфетки на столе не было.

О чем же хочет меня попросить звезда кендо околонационального уровня? Ей нужен медиатор. Медиатор решает чужие проблемы. Подобным я точно никогда не страдал. Я частенько раньше создавал проблемы сам. Сам же из них и выкарабкивался. Близился конец последнего урока. Я положил голову на руки и слегка прикрыл глаза. За окном все так же стояла унылая осень, лениво колыхались деревья в пришкольном саду, легонько шумел ветер, низкие тучи все так же ползли мимо. Никогда не решал чужих проблем, если за это не платят… я моргнул…

Открыв глаза, я поразился смене обстановки, произошедшей вокруг. Стояла ночь. В коридоре уже выключили свет и сторож явно сделал свой обход. Какого демона меня не разбудил никто? Я понимаю одноклассники, они не лезут в мои дела, друзей я не нажил, врагов здесь тем более. Но учителя? Сторож, в конце концов? Я проспал гребаных шесть часов и никто даже не побеспокоился, что за школьник задержался после уроков, игнорируя приказ директора, и спит себе, положив голову на парту. Проклятье! Выморгнул, называется!

Я встал и потянулся, на миг прочувствовав весь свой скелет, настолько затекло мое тело от долгого сидения в неподвижности. Подхватив сумку, я уже собрался выйти из класса, как услышал в коридоре…

Шлёп. Шлёп.

Тихие шаги, словно кто-то идет босиком по холодному полу неотапливаемой школы.

Шлёп. Шлёп.

У меня затряслись поджилки, а глаза заметались в поисках хоть какого-нибудь оружия. Будь проклято всё, что может быть проклято! Почему я не взял с собой свой походный набор. Взгляд наткнулся на шкафчик с инвентарем. В каждом классе стоит такой, в нем хранятся принадлежности для уборки. Местные школьник не убирают в классах сами, за них это делает специально обученный персонал, таковы поблажки элите. Тихонько прокравшись к нему, я вытащил оттуда швабру и, перехватив ее поудобнее, затаился в самом темном углу класса, чувствуя как подбирается ужас из глубин разума.

Шлёп. Шлёп.

Дверь тихонько отодвинулась, открыв пустой коридор. Так можно и в призраков поверить… Тишина стала почти осязаемой и мое дыхание взрезало ее словно раскаленный нож. Сердце барабаном стучало в висках. Я сжал древко швабры, словно от этого зависела моя жизнь. Из темного коридора выглянула маленькая голова и темные провалы глаз зашарили по помещению. И тут, как назло, на улице что-то сверкнуло. Глаза этого кого-то отразили свет, на миг став зелеными, словно у кошки в темноте, и уперлись прямо в меня.

В следующее мгновение маленькая тень уже скакала по столешницам парт, ловко прыгая с одной на другую, а в руках у нее блестел короткий клинок. Я не стал ждать, пока меня зажмут в углу и прикончат, а бросился на встречу, замахиваясь своим единственным оружием. Все же стоило ее обломать, чтобы получить копье, а не боевую швабру… Удар! Тень, мелькнула в сторону, прыгнув на парту сбоку и я тут же пнул этот предмет мебели, так что он с грохотом покатился по полу, тень была уже на другой. Я коротко махнул наискосок, прыгнул в сторону, чувствуя как совсем рядом промелькнуло что-то бритвенно острое, пнул другую парту навстречу прыгнувшей тени, ударил шваброй. Мы метались по классу, круша его, раскидывая парты, разбивая окна, но несмотря на весь этот шум никто не поинтересовался что происходит. Кажется, я танцевал со смертью уже вечность, чудом избегая ножа, прыгал, перекатывался, наносил удары, снова уворачивался, чувствуя как приходит отчаяние. Эту тень невозможно достать, верткая словно кошка, быстрая словно змея, тварь методично загоняла меня, как добычу. И повернуться к ней спиной, броситься бежать — означало умереть. На очередном ударе швабра обо что-то задела и на пол посыпались щепки. Я только что лишился оружия. Хрупкая деревяшка разлетелась на куски, оставив у меня в руках короткий огрызок. Я прыгнул назад, спасаясь от атакующей тени, и услышал легкий вскрик, похоже, что это создание наступило на осколки разбитого окна. Терять шанс я не собирался, и, впервые за весь бой, бросился в атаку, занося острый обломок. Тень скользнула вбок, а я неожиданно оказался на полу, выставив в защитном жесте перед собой руку. В ту же секунду ее пронзила острая боль, а из тыльной стороны ладони высунулся кончик клинка. Маленькая тень нависла надо мной, давя с недюжинной силой. До меня добрался отвратительный запах намытого тела, пота, крови, грязи и прелых листьев. Я заорал, подобрался, и двумя ногами толкнул ее от себя. Тень оказалась на удивление легкой, и улетела спиной вперед, выдернув у меня из ладони свое оружие, опрокинув спиной, кажется, единственную стоявшую парту в классе. Боль на мгновение затмила мне зрение, а когда я пришел в себя, тень мелькнула у выхода, странно прихрамывая.

Тяжело дыша и сжимая обломок неожиданно ставшего оружием инвентаря, я привалился спиной к стене, на миг пожалев, что не курю. Так страстно хотелось усмирить нервное напряжение. Ветерок колыхал шторы, принося свежесть моему распаренному телу. Облачко пара вырвалось изо рта. Дрожащей рукой покопавшись в кармане, я вытащил коммуникатор и, включив его на режим фонарика, посветил на пол. Вокруг меня он был залит моей кровью. Рана небольшая, а такое ощущения, что свинью забили. А вот у входа были другие следы. Маленькие кровавые следы ножек. Очень маленьких. Словно ребенка лет двенадцати.

Зажимая рукой рану, я стоял у выхода из класса и боялся пошевелится, кто же это такой, отсыпал мне люлей и ушел, и выглядит как ребенок лет двенадцати? Карлик? Мутант? Постояв еще минуту, в попытках перебороть свой страх, я все же собрался с силами и направился к медпункту. Следовало обработать рану.

Наскоро перемотав руку бинтом, я, поминутно оглядываясь и держась исключительно хорошо освещенных улиц, добежал до больницы, располагавшейся в нескольких кварталах от школы. Должно быть зрелище я представлял не для слабонервных, залитый кровью, встрепанный, нервно оглядывающийся школьник с диким блуждающим взглядом, потому как медсестра, сидевшая в приемной, слегка вздрогнула, когда подняла взгляд от заполняемого журнала. Приветственная улыбка, которой она уже хотела одарить посетителя, быстро погасла. Подхватившись со стула, она набрала какой-то номер, что-то быстро пробормотала и, выбежав из-за стойки, аккуратно поддерживая меня под руку, проводила до нужного кабинета, я и слово сказать не успел.

— Нда, молодой человек, — аккуратно размотав самодельный бинт на моей левой руке и попутно разглядывая снимок, пробормотал доктор, — как же вы умудрились то?

— Суши хотел приготовить, — попробовал съязвить я.

— Агрессивная нынче рыба водится в японских морях, — доктор покачал головой, поцокал языком, и поднял на меня взгляд, — или это импортная? Всегда говорил, не доверяйте импортным товарам!

— Точно не скажу, но на вид очень голодная…

— Повезло вам, молодой человек, сухожилия не задеты и серьезных повреждений нет. Через пару недель можете вновь пользоваться рукой, если не будете тревожить рану.

Вытерпев все процедуры с промыванием раны, зашиванием, перевязкой, уколами антибиотиков, я подписал документ о том, что травма бытовая, порезался сам, претензий ни к кому не имею и свалил. Едва добрел до дома, перехватил пару бутербродов, лихо запил их молоком, и тут же упал в постель, едва успев скинуть одежду.

 

Глава 4

Спал я не слишком хорошо, просыпался от каждого звука, от шороха ветра на крыше, от мяуканья бродячей кошки или негромкого лая собаки, от шуршания шин проезжавшей по улице машины, потому проснулся совершенно разбитым. От какого-то громыхания на кухне и чувствующегося даже здесь аромата наваристого куриного бульона. Спустившись, я обнаружил Тооку, снующую по кухне, что-то варящую, парящую и нарезающую. Девушка была в школьной форме.

— Привет! — улыбнулась она и вернулась к шинкованию какой-то зелени в салат.

— Что ты здесь делаешь? — честно, не придумал ничего умнее.

— Готовлю, — прокапитанила она.

— М-м-м, по какому поводу?

Мой личный сталкер бросила взгляд на мою руку, вдруг напомнившую о себе болью.

— Школу сегодня отменили! Сказали, что протечка водопровода. Ремонтируют.

А сама так глазками зырк, мол, я то знаю правду, и знаю, что ты знаешь что я знаю, но без записи и свидетелей ничего не докажешь.

— Ах, какая жалость. Серьезная, должно быть, протечка, — без особого интереса откликнулся я, шаря в шкафчике с лекарствами. Выцепив пачку обезболивающего, я одним махом проглотил пару таблеток и запил их из заботливо поднесенной кружки с водой. Из этой девчушки выйдет отличная жена. Жена, которая будет знать где, когда, с кем и сколько раз муж что-то делал. Нет, нафиг таких жен.

— Да, это было эпично, — немного невпопад брякнула она, но тут же сделала вид, что ничего не говорила и вообще, бульон требует абсолютного внимания от повара. Ах, такое сложное блюдо!

Мне осталось только хмыкнуть и пойти умываться да переодеваться, спросонья напялил вчерашнюю подранную и забрызганную кровью форму.

Спустя пару минут я уже сидел за столом, Тоока, колдовавшая у плиты, налила полную тарелку наваристого бульона, насыпала из чашки салатика, отрезала пару кусочков хлеба, поставив все это передо мной.

Пока я ел, девушка сидела, сложив руки на столе, и зорко следила не понадобится мне что-либо еще, отрезала еще кусочек хлеба, долила суп, когда он закончился, салат добавлять не стала, знает, что я негативно отношусь к зелени. Невольно почувствовал себя как женатый мужчина, проживший бок о бок с ней не один год. Словно мы уже притерлись друг к другу и понимаем друг друга без слов. Когда я сыто отвалился от стола, лениво потягивая чай, девушка быстро собрала посуду и споро ее помыла. Аккуратно сложив по местам. Спросить ее что ли, не хочет ли она поменять фамилию на Осино…

Не догадывающаяся о моих мыслях девица Инами церемонно разлила чай по кружкам, подвинула на середину стола тарелку с печеньем, и щелкнула пультом.

На расцветшем экране в очередной раз повествовали о какой-то ерунде, и я вслушался только тогда, когда диктор местных новостей вновь призвал граждан к осторожности, рассказал все, что знает об убийце из парка, поведал о еще нескольких бытовых преступлениях в разных округах города, призвал к осторожности и бдительности, поклонился и сменился рекламой

— Знаешь, — неожиданно заметила девушка, хрустя печенькой и наблюдая за полураздетыми девочками на экране, поющими про разбитое сердце и мимолетную любовь, — а убийца ведь очень похож на зверя, просто дикарь какой-то.

Да уж, для той, кто наверняка наблюдал наше сражение, такой вывод вполне очевиден. В ответ, я лишь лениво пожал плечами. То, что похож на зверя, это мягко сказано. Видели его только в парке, даже когда мы сражались, было похоже что он охотится, не сражается бросаясь очертя голову в атаку, а именно загоняет добычу, стараясь получить как можно меньше повреждений в процессе. Да, если бы он усилил нажим, то я ничего не смог бы противопоставить этой скорости и, возможно задев его чуть, получил бы нож в брюхо. Ушел когда понял, что добычу сейчас не взять. Тем более я умудрился его подранить. Хищник. Запах еще этот. Пот, грязь и прелые листья. Как в берлоге у матерого зверя. Парк. Листья. Хищник.

Я едва не хлопнул себя по голове ладонью. Это что же получается. Маленькая зараза обитает где-то в парке? Хотя стоп. Полицейские наверняка обшарили его вдоль и поперек. Я спешно достал коммуникатор, запустил карты и, дождавшись, когда он определит мое местоположение, стал уменьшать, еще, еще, пока не показался край парка. Нигде поблизости не было зеленых насаждений. Промотал чуть в сторону, пока не наткнулся на солидный кусок зелени. Проклятье! Да это же посадка около школы! Там не так много деревьев, но на небольшой парк хватит. Учитывая, что школьники в холодное время года не гуляют по нему, там вполне мог кто-то прятаться и длительное время остаться незамеченным!

Я посмотрел на улыбающуюся загадочной улыбкой девушку, перевел взгляд на свои руки, сжал кулак правой руки и задумался. Если стукануть в полицию о моей догадке, они прочешут школу, найдут его, и посадят, или он прирежет нескольких полицейских и уйдет. Но не зря же информация о нападении не просочилась в полицию… Какой вывод из этого можно сделать? Кто-то хочет разобраться с ним сам? Или кому-то не выгодно лишнее внимание к делам школы. Ох, что школы, что мафии — один демон, похоже… Если пойду я, то пятьдесят на пятьдесят, что завалю убийцу или он завалит меня. Ненужное геройство или… Из раздумий меня вывела громкая мелодия, раздавшаяся из моего навороченного аппарата. Быстрый проигрыш на фортепьяно с нестандартным размером. Тема Эла от композитора Хирано Йошихисы. Не знаю, кто такой этот Эл, но тему ему написали знатную.

— Да, — приложил я аппарат к уху.

— Как самочувствие, молодой человек?

Этот голос я узнал сразу, чуть протяжный, но с очень правильной речью, без проглатываемых окончаний и излишней торопливости. Мой наниматель.

— Все отлично.

— Это радует. Ваше ранение не помешает нашей договоренности?

— Нет.

— Это очень хорошо. Меня настораживает ситуация, складывающаяся в округе.

Очень и очень толстый намек.

— Я разберусь.

— Ты уверен? Если потребуется помощь…

Красноречивое молчание. В принципе, еще один вариант. Слить убийцу Итидзё и Ко. А уж они его сольют сами. Думаю, в средствах, как полиция, стесняться не станут.

— Я справлюсь.

— Успеха.

Последовали короткие гудки. Занятно. Начислят ли мне боевые за разборку с хищником? Намек — разберись. Можно сказать, ткнули пальцем и сказали "фас". Нечего привлекать внимание к школе. Аристократы же. Поручили, наверное, совету попечителей, в который входит и мой достославный наниматель. Который, по какой-то причине, хочет испытать меня? Ну оно и понятно, все это время лишь мелкому шпанью щупал морды, серьезный противник — хорошее средство доказать, что могу защитить его дочурку от случайных неожиданностей, коими полнится мир.

Ладно, нельзя терять времени, пока еще светло, необходимо в срочном порядке найти логово, где прячется маленькая тварь, поскольку в темноте у нее будет преимущество. Я подхватился, выскочил из кухни под слегка удивленным взглядом девушки, быстро переоделся и, прихватив рюкзак, спустился вниз. Легонько поцеловал в щеку замершую у входа девушку, прервав тем самым поток вопросов в зародыше и оставив ее в состоянии прострации.

— Скоро не вернусь, — бросил я уже с порога.

— Да, — глуповато улыбаясь и явно пребывая в розовых мечтах, помахала она ладошкой, — будь осторожен.

Легкой и упругой походкой я двинулся к школе, перебирая в уме места где "тень" могла прятаться. Я изучил всю территорию школы со всей тщательностью, ведь это может пригодится для защиты объекта, потому в памяти всплыли пять мест, в которых я мог бы и сам пересидеть, возникни такая необходимость.

Добираться до школы мне приходилось около получаса, по аккуратным и ухоженным кварталам, мимо симпатичных домов в полу-азиатском стиле, возле которых обязательно росло одно или несколько деревьев; в теплое время года иди по нему еще и удивительно приятно — воздух в это время наполняют ароматы цветов и легкий шорох ветерка в листве. Но сейчас осень! Слегка морозный воздух пробирался под куртку, перехватывал дыханье паром, холодил голые ветви деревьев, походившие на тянущиеся из-за невысоких заборов когтистые лапы… В принципе, хорошая прогулка по цепляющей и бодрящей прохладе никому не вредит.

Быстрым шагом я добрался за двадцать минут и замер на углу. Около ворот стоял, сонно позевывая и периодически ежась под налетающими порывами кусачего ветра, полицейский, внимательно, однако, оглядывающий прохожих. Ладно, дело плевое — перебраться через забор можно в трех местах. Это будучи одноруким. Здоровым можно в любом месте, где нет лишних глаз.

Насвистывая первую пришедшую на ум мелодию, я не торопясь добрел до старой поникшей сакуры, раскинувшей свои ветви над аллеей, проходившей рядом со школьным забором, стоявшей в длинном ряду таких же вишневых деревьев, но отличавшейся от своих собратьев толщиной ствола и наклоном — наиболее удобное место. Минуту прислушавшись и не услышав ничего подозрительного, я оглянулся, перекинул через забор рюкзак, и взобрался по стволу вверх, помогая себе здоровой рукой и изредка цепляясь за толстые ветви предплечьем левой, прыгнул, на секунду замерев на вершине забора, благо хоть шипов или колючки не было, не любят тут делать заведения для учебы похожими на места заключения, и одним движением оказался уже внутри, на территории пришкольного сада. Рядом как раз оказалась моя первая цель — так называемый зверинец, в котором в теплое время года содержал всякую фауну клуб животноводства. На время короткой зимы их переводили в отапливаемую теплицу, принадлежавшую клубу "цветоводов".

Я аккуратно обшарил все вольеры, держа наготове тяжелый полицейский шокер, отдаленно похожий на "Тайзер", стреляющий импульсами способными сшибить с ног даже Дуэйна Джонсона, слегка допиленный и позволяющий чувствовать себя несколько более комфортно, нежели с оружием ближнего боя, телескопическая дубинка, впрочем, висела на бедре. Пусто, как и ожидалось. Следующая цель — подвалы школы. Точнее — один закуток, закрытый и неиспользуемый. До него добрался еще через десяток минут, дверь была надежно опечатана и закрыта на замок. Большой. Навесной. Я достал отмычки и уже через полминуты замок добродушно щелкнул, пуская меня внутрь. Войдя внутрь, я нащупал выключатель на стене и комнату залил яркий свет, ох уж эта азиатская тщательность, даже в неиспользуемом помещении у них все работает. И вновь никого. Чисто. Нет ни мусора, ни объедков, ни чего-либо похожего на лежак. Только пыль кругом. Обыскав все дальние помещение, так же ничего не нашел. Определенно, это не то место где может прятаться зверь. Еще пару часов пришлось потратить на скрытное передвижение по школьной территории, довольно большой, с целый квартал величиной, тщательно обыскивая закутки. Ничего! В принципе, оставшиеся места слишком далеко от посадки. Кроме одного, находящегося в ее центре. Пожалуй, с него и стоило начинать, но теплилась надежда, что он не окажется в самом невыгодном для меня месте. Как непрофессионально!

Старая бойлерная, заброшенная после подключения к городской сети. Одна из. Остальные давно уже переделали и используют по другим назначениям. Последний раз ее использовали еще лет тридцать назад, наверное. Но сносить не стали, потому как подогнать к ней технику трудно из-за деревьев, а вручную — нерентабельно. Так и осталось это, врытое в землю, здание стоять. Периодически его, наверняка, осматривают, ставят пометку "аварийное" и снова опечатывают. Подошел я к сокрытому в тени входу, уводящему под землю, с некоторой тревогой, но, как ни странно, следов вокруг не оказалось. Тишина. Ветви шуршат в вышине. Солнца нет. Хорошая сцена для фильма ужасов. Если я скажу что-нибудь типа "не нравится мне это", то спустя секунду меня убьют. Нет, ну к чертям. Я тихонько подкрался к двери, прислушался. Чертова тишина. Чертов ужас подкатывающий из глубин разума! Успокойся уже! Из-за тебя мы сдохнем! Достав из рюкзака масленку, я тщательно прокапал ржавый замок и принялся тихо ковыряться в нем отмычками, стараясь не звякнуть ни единой деталью. Если этот мелкий "гоблин" не спит — мне хана. Замок отвалился спустя пять минут мучений, непозволительно долго, зато без единого скрипа. Вновь достав масленку, я прокапал петли двери, подождал пока масло проникнет в проржавевший метал и, очистив землю от мусора, тихонько потянул дверь на себя. И все же заскрипела. Тихо, но в пугающе безмолвной темноте нет более хорошего способа дать о себе знать. Я замер, затаившись сбоку, вскинув пистолет. Прошла минута и мне стукнуло озарение, что вряд ли он будет ломиться через парадный вход, и я сейчас активно дожидаюсь ножа в спину, совсем, ммать, расслабился! Пять минут, я, прижавшись к стволу дерева, кручусь как собака обнаружившая у себя под хвостом блох, но не имеющая возможности до них дотянутся. Пятнадцать. Тишина. Ни шороха. Я достал налобный фонарик и, включив его на самый слабый режим, тихонько скользнул внутрь. Меня встретил запах сырости и мокрого кирпича. Тесный узкий коридорчик, ведущий в единственную комнату, спускался под землю на пару метров. И я, медленно и осторожно, тщательно выбирая куда поставить ногу, принялся спускаться, взяв в зубы дубинку и поводя стволом шокера. Сердце колотилось как бешенное, дыхание вот-вот грозило сорваться, по виску покатилась одинокая капля пота, хотя жарко совсем не было. Я замер у входа, посмотрев по сторонам. Тусклый свет выхватил из темноты небольшое пустое помещение, из стен которого торчали довольно большие трубы, никакого оборудования. Экономные азиаты давно уже вывезли его. В ноздри шибанул знакомый запах прелой листвы. Я медленно шагнул и под ногой что-то предательски хрустнуло. Холодок скользнул по спине. Вновь потянулись минуты, но вновь вокруг тишина. Я почувствовал как вспотела ладонь, крепко сжимавшая удобную рукоять. Медленно переведя взгляд вниз, я заметил застывшие буроватые капельки и крошечные осколки стекла. Похоже "тень" здесь выковыривала из своих ног то, на что ночью так неосмотрительно наступила. Вновь осмотревшись по сторонам, заметил похожие капельки у одной из самых широких труб, и отсутствующую пыль рядом с ней. Теперь понятен путь, по которому это создание добиралось сюда. Только где? Я сделал еще пару шагов внутрь и обратил внимание на темный провал в дальней стене. Похоже, там было что-то вроде помещения для персонала. Осторожно, и медленно, стараясь не скрипнуть ничем и не выдать своего присутствия, не светя в сторону входа, я медленно приближался к месту, бывшему, как надеялся, лежкой хищника.

Шаг. Еще шаг. Мягкая подошва не скрипела, одежда не шуршала. Я был призраком, охотящимся на еще более продвинутого призрака, надеющимся лишь на удачу. Замер у стены, вслушиваясь так, что уши, казалось, выросли и превратились в локаторы. Из помещения донесся шумный вздох, тихий стон, и беспокойное дыхание, как у человека, мечущегося в бреду. Вот он шанс. Нужно действовать быстро. В данном случае определенно будет полезней дубинка. В юркого убийцу, активно перемещающегося в небольшом помещении, которое он знает досконально, могу и не попасть, а выстрел один. Я резко увеличил мощность фонаря до максимума, надеясь деморализовать привыкшего к темноте убийцу, и влетел внутрь, оглядываясь по сторонам. У боковой стены, в куче мусора и листьев, обнаружилось то, что искал — меленькое тело лежащее плашмя. Прыгнув как тигр на добычу, я пнул валяющийся рядом с лежанкой клинок и опустился коленом на тело, вышибая дух из противника, размахнулся дубинкой и… встретился взглядом с убийцей, пытающейся вдохнуть чуть-чуть воздуха. Это была маленькая девочка, чумазая до невозможности, грязная и давно не мывшаяся, со спутанными длинными волосами, сбившимися в клубок, с криво обрезанной челкой. Испуганные глаза смотрели прямо на меня, жмурясь от яркого света. Она замерла на миг, после чего покорно прикрыла глаза, готовясь принять смерть.

— Ты кто, бл*ть, такая?!

Я вновь оглядел одетое в тряпье тело, принюхался — пахла так же — взглянул на ноги, маленькие ступни опухли и явно все еще кровоточили, во всяком случае, неуклюжая примочка, состоявшая из листьев, пропиталась кровью. Да что за мистика такая?!

У меня теперь не поднимется рука ее ударить. Тогда, в темноте, сражаясь за жизнь с неведомой херней, я еще мог забить ее до смерти, или если бы неожиданно схватились здесь, в полутьме, может и нанес бы удар, раскроивший ей череп, но не сейчас, когда она, с полным безразличием смотрит на меня.

— Я тебя спрашиваю! — для убедительности я чуть усилил нажим, но кроме легкого хрипа ничего не услышал. Тонкие ручки вцепились в мое колено, силясь приподнять, но потерпев неудачу, вновь упали на кучу листьев. До меня снова донесся легкий всхлип.

— Ах ты ж тварь!

Я снял со спины рюкзак, ни на минуту не выпуская убийцу из поля зрения, достал с самого дна наручники, вот уж не думал, что когда-нибудь пригодятся, и, резко перевернув пленницу, перехватил ей руки за спиной. После чего снял с себя куртку и, расстелив ее на полу, перенес туда тело. Кажется она и сопротивляться не могла. Ее сковывал жар, ее знобило, а кожа была холодна как лед.

— Вот до чего доводит неправильный образ жизни, — буркнул я, перетянув куртку тонким тросом и вскинув получившийся куль на плечо.

Подумал, опустил на землю и тщательно обшарил помещение, сложив в рюкзак нож, длинный и тонкий без выраженной гарды, не дай боги попасться с ним полиции, и аккуратно упакованный бумажный пакет, потом посмотрю что внутри. Вновь вскинул ношу на плечо.

Когда я вышел из затхлого помещения, на улицу опускались сумерки, рай для меня. Покинул территорию школы я с помощью теплицы, примыкающей вплотную к забору, благо забраться по стоящим рядом ящикам с удобрениями на пристройку, а с нее на крышу теплицы можно было даже и без рук. Перехватив сверток на руки и развязав веревки, я неторопливо побрел к дому, выбирая полупустые улицы и старательно имитируя нежную улыбку. Один прохожий хотел окликнуть меня, видимо счёв подозрительным, что я тащу какое-то тело, но я шикнул, сделал грозное лицо и зашептал:

— Тихо! Сестренка спит, нагулялась бедняжка.

Добропорядочному азиату хватило, он понятливо кивнул и улыбнулся, легонько поклонился, извиняясь за беспокойство, и пошел своей дорогой. Не успел я дойти до дома, как рядом откуда-то появилась Тоока.

— О, ты с добычей? — улыбнулась она, — настоящий кормилец!

Тут я, признаюсь, не понял, дошло только когда уже подошел к дому. Намекает на меня собственнически.

— Только если тебе нравится человечина, — криво ухмыльнулся я, — говорят, в этом сезоне мясо маленьких девочек особенно полезно.

Сверток в руках трепыхнулся, но я сдавил чуть посильнее, давя бунт в зародыше.

— О, чую тайну!

Школьница предвкушающее облизнула красивые губки, достала из кармана ключ и распахнула дверь в мой дом, надо будет конфисковать, хотя, уверен, у нее есть еще с десяток копий. Поменять замок!

Я убедился, что она закрыла дверь, и вопросительно на нее уставился. Тоока ответила мне честным взглядом и провела сжатыми в щепоть пальцами по губам, засунув, затем, воображаемый ключ в вырез платья.

— Хм-м, — я опустил сверток на пол и резко раскрыл его, готовясь затоптать сопротивление, если потребуется. На меня уставились равнодушные зеленые глаза, пленница перевела взгляд на школьницу, с полным безразличием и даже каким-то презрением оглядев ее, после чего вновь посмотрела мне прямо в глаза. Ее взгляд был болезненно мутным, девочку явно трясло, но на грязном лице не отобразилось ни единой эмоции.

Отвлек меня шорох, это Тоока уже прибежала с полной корзинкой лекарств и стаканом воды, вытащила антисептическую заживляющую мазь, упаковку бинтов, пузырек перекиси. Склонившись над пленницей, девушка тут же зажала носик и отшатнулась.

— Так не пойдет!

Я вопросительно вскинул брови.

— Полнейшая антисанитария! — продолжила разорятся вовсю хозяйничающая девушка, — где ты ее нашел? А, не важно. Дай ее сюда. Иди и наполни ванну! Срочно!

Мою волю подавили. Кажется я скоро перестану быть хозяином самому себе. Впрочем, с грязью что-то надо делать и мне, право же, было бы неловко мыть связанную девушку…

По возвращению я некоторое время наблюдал как две особи женского пола старательно давят друг друга взглядами. И точно не уверен, чья была бы победа, если бы пленница не находилась в таком жалком положении, а у второй не было бы в руках футуристически выглядящего ствола.

— Надо ее искупать…

— Глаз с нее не спущу.

Уж что-что, а скорость этого чумазого создания я оценил и ни за что не хотел бы вновь схватиться с ней при прочих равных условиях. Не знаю, чего стоит Тоока в бою, но мне бы не хотелось, чтобы ей перегрызли горло.

— Я сейчас!

Хлопнула дверь. Не прошло и десяти минут, в течение которых мы спокойно разглядывали друг друга, как девушка вновь влетела в дом, прическа ее была чуть встрепана, платье в некотором беспорядке, но в целом вид имела довольный. Заскочив в ванную, уже через пару минут она крикнула?

— Давай ее сюда!

Мне оставалось лишь молча пожать плечами и перетащить грязную и вонючую пленницу, свисающую безвольным мешком. Тоока стояла посреди ванной комнаты в классическом закрытом школьном купальнике, щелкая ножницами. Да, мышцы у нее не выделялись, были аккуратными и гладкими, без жесткости рукопашника, скорее как у пловца, да и на костяшках у нее я никогда не замечал характерных следов, как и мозоли на указательном пальце, но мало ли боевых стилей, не использующих жесткую ударную технику. Спустя секунду тряпье было срезано с худого, землисто-бледного тела, и девушка, поправив пальчиком складку купальника на подтянутой попке, стрельнув перед тем на меня взглядом, принялась тщательно отмывать маленькое чудовище, расчесывать, очищать волосы от скопившейся там грязи, отскребать крепкой мочалкой хрупкое тельце. Я же, все это время, стоял в дверях, готовясь бросится на перехват.

Наконец банные процедуры, продлившиеся, кажется, целый час, закончились и я, вновь вручив школьнице шокер, принес второе полотенце и единственную женскую одежду, — ночную рубашку и штаны из мягкой ткани в мелкий цветочек, — забытую у меня сестрой.

— Шин?

— Ага, — я присел рядом, и крепко взял до сих пор не проронившую ни слова девочку за руки, расстегнув наручники, тщательно контролирую каждое напряжение мышц, пока ее вытирали и одевали в ночнушку. Кто бы мне сказал, что я буду опасаться маленькую и голую девочку, даже не укутанную в абайю, под которой вполне можно навестить пару кило тротила — посмеялся бы в лицо.

— Операция прошла успешно, — утерла Тоока честный трудовой пот, быстро, но качественно обработав раны, замотав бинтами ее ножки, пока я вновь нацеплял браслеты, и внезапно приложила палец к губам, понятливо кивнув, и подняв спящее тельце, я отнес пленницу в комнату, аккуратно положив на кровать. Вновь расстегнул наручники и приковал одну руку к ноже стоявшего рядом массивного столика. Под светом ночника, после снятия слоя грязи, с аккуратно расчесанными густыми темными волосами, она выглядела постарше, лет на четырнадцать-пятнадцать. Просто очень маленькая и хрупкая. Я вспомнил ее звериную силу и ловкость, поежился, после чего аккуратно укрыв одеялом, сел в кресло, направив на нее шокер. Спустя пару минут ко мне присоединилась профессиональная банщица, уже одетая но с все еще влажными волосами.

— Что будешь с ней делать? — прошептала она, присев рядом на подлокотник.

Я лишь пожал плечами. Думаю, утром разберемся.

— Дежурим по очереди. Не спускаем глаз.

Продержавшись на одной силе воли до пяти часов утра, следя за ровным дыханием маленькой смерти, выглядящей столь беззащитно, что я в иной ситуации я бы и не понял, зачем направлять на нее оружие и приковывать наручниками, я сдал пост сонно позевывающей и старательно трущей глаза школьнице, поставил будильник на восемь и вырубился, едва голова коснулась подушки. Не сказать, что мой сон был приятным и легким, его все время прерывал некий зов, непонятный, тянущийся откуда-то извне. Словно кто-то очень хотел сначала разорвать меня на куски, потом сменил на интерес, желание узнать получше, с некоторой толикой благодарности, небольшая вспышка гнева и толика радости. Я ворочался, метался, в конце концов умудрившись сползти с кровати и ткнуться лбом в пол. Сонно проморгавшись и увидев на циферблате только семь тридцать, я все же решил встать и проведать "пост".

— М-м-м… м-м… — встретила меня выпучившая глаза Тоока, привязанная к креслу и с кляпом во рту, видимо из разорванной наволочки, с роскошной шишкой на лбу.

И пристальный взгляд зеленых глаз пленницы… бывшей… сидевшей, поджав ноги, на полу… с длинным и слегка изогнутым клинком на коленях.

Млять, я труп. Пришла в мою голову мысль. Вторая — откуда она взяла меч.

— Клинок сей звал, — видимо правильно истолковав мой замерший взгляд, пояснила девочка, и это были первые ее слова, услышанные мной, произнесенные приятным, хоть и чуть хрипловатым голосом, — он мести жаждет, крови, и стонет от бессилья. От горя воет, что не смог служить в последний час. Его нашла я в малой кладовой, средь хлама.

Произношение у нее какое-то старое, возможно какой-то диалект. В этом щебечуще-мяукающем языке я вообще не разбираюсь, хотя и говорю на нем более шести лет. Но в общих чертах понял. Точнее, вспомнил. Я убрал его в кладовку под лестницей во время очередной генеральной уборки, он лежал на красивой подставке там, где сейчас красуется широкоформатный плазменный телевизор в окружении звуковой системы пять-один. Тогда я думал, что это такая же бессмысленная игрушка, коими украшали комнаты "эстеты" в моем прошлом мире. Из плохого железа с клеймом "маде ин чина". Японский меч из Китая, ага. Но теперь, глядя на его холодный блеск, я понимал, что это оружие убийства впитавшее много крови. Видимо, скоро он насладится и моей. Разбитый в дребезги шокер лежал у стены, дубинка, даже телескопическая, никак не канает против сорока пяти сантиметров острой стали. Может удастся оттянуть момент, узнать зачем она меня преследовала, что ей нужно?

— Вас искала я средь сотен тысяч, — степенно кивнув, начала отвечать она, — душа моя крепко с вашей связана. Судьба мне с вами быть. Но быть со слабым мне не можно. Испытала. Дозвольте тенью вашей стать. Шиноби.

Меня? Шиноби? Что-за хрень?

— М-м-м? — подала голос Тоока.

— Оказалась слабой я, хоть и с редким даром, недостойной, — слегка покосилась на нее зеленоглазая, — судьба моя — стать племенной кобылой, вынашивающей постоянно новых жеребят. Но о шансе молила, и была им одарена. Коль за три сезона найду достойного принять меня, отпущена буду на волю, дабы следовать за ним.

— А если откажусь? — я медленно и осторожно прислонился к дверному косяку, сложив руки на груди. Пусть только даст мне шанс.

— Нет цели — нет жизни.

Зеленоглазка подняла меч, я напрягся, но она достала откуда-то из-за пазухи белый платок, и, проведя им до середины лезвия, направила острие на себя, другой рукой задрав рубашку, ту самую, в цветочек.

— Постой!

Вот уж чего от себя не ожидал, так это сострадания к своему возможному убийце.

— М-м?! — сделала большие глаза школьница.

— Дай сюда меч! — я сделал шаг вперед и требовательно вытянул руку.

Вопреки моим ожиданиям, она немедля вложила меч в ножны и подняла их над головой, удерживая двумя руками. Едва я схватился за рукоять, как моя кровь забурлила, вскипела, приливной волной шибанув в голову, принося новые знания… нет, словно открывая старые, давно забытые. Меч Мурамаса, сосю китаэ, совершенный меч древнего мастера. Я вспомнил и имя клинка, выгравированное на резной подставке. Как он оказался у меня дома? Меч с именем. Переждав бурю эмоций и чудом подавив подступающее безумие, я опустил взгляд на замершую "тень", она склонила голову, откинув с шеи волосы и уперев ладони в пол, ожидая моего решения. Слегка коснувшись ножнами ее плеча, я осторожно, стараясь не сорваться на рык, произнес:

— Принимаю твою клятву, — и протянул меч несмело поднявшей голову девушке, рукоятью вперед, — владей, имя этому клинку… дашь сама.

Новая история для древнего меча. Ха.

— Моя жизнь — ваша! — эхом откликнулась она.

На миг рассветные тени колыхнулись по углам, словно живые. Оружие задрожало в моей руке. Меч с душой? Откуда же ты взялся?

— М-м-м! М! — вновь подала голос позабытая Тоока.

Я кивнул в ее сторону.

— Освободить сучку эту? — удивленно подняла брови теперь уже моя шиноби, — опасна она, может убью ее я?

— Ты никогда и никого не убьешь без моего приказа или без необходимости, как то: угроза моей, твоей или жизням близких мне людей! — я твердо взглянул ей в глаза, и, против моего ожидания, она мгновенно поклонилась, прижимая к себе длинный меч, девочка в цветочной пижаме и суровый клинок жаждущий крови… постеры были бы нарасхват.

— Воля господина — воля тени, — пробормотала она, отвязывая школьницу и едва слышно добавила, глядя ей в глаза, — только повод дай, сучка.

— Инами Тоока! — сверкнула взглядом та, — не сучка!

— Мокрая сучка, — прошипела маленькая тень, — мокрая от одного вида господина сучка.

Я поднял руку к голове и потер переносицу, устало вздохнув. Жизнь — боль.

— Боль, лишь испытание! — подала голос маленькая шиноби.

Она мысли читает, что ли?

— Как же тебя угораздило то? — усмехнулся я, решив не заострять на этом внимания и глядя на потирающую шишку девушку, — доверяй вот тебе.

— Как солнце встало, я свет выключила. Но она попала в тень, раз! И выскользнула! Растворилась! А потом бум! И ничего не помню! — активно жестикулируя и, чуть ли не захлебываясь словами от эмоций, поведала та.

Я посмотрел на лежащие у ножки столика наручники, ожидающе смотрящую на меня зеленоглазку и мысленно схватился за голову. Мистика, млять! Мистика равно неприятности. Ненавижу и то и другое.

— Зачем ты убила тех троих? — внезапно вспомнил я о том, что следовало спросить в первую очередь.

— Слабы они, побеждены. Чем жить в позоре, я лишь отпустила с честью их, — словно о само собой разумеющемся пожала плечами она.

Охо-хо. Будут с ней проблемы.

— Они не были воинами.

— Тогда и вовсе их не жаль.

— Ты запомнила мой приказ?

— Лишь по воле вашей тень ваша жизнь возьмет, — снова поклонилась она.

— А те люди, что пропадали в недавно? — внезапно вспомнил я.

— Нет, не моих рук то дело, — отрицательно покачала она головой.

Спустившись, наконец, на кухню, в сопровождении шипящих друг на друга девушек… хотя, скорее, враг на врага… я вручил пакет со льдом мисс Инами, а сам, засыпав ароматные зерна в кофемолку, принялся молча на нее медитировать, ожидая пока она разродится снимающим сонливость напитком. Аппарат смилостивился и прекратил злобно гудеть, наполнив емкость черной жидкостью. Ароматной и крепкой.

Я поднес ее к столу, разлил по трем кружкам, никогда не думал, что мне пригодится столько посуды, оставшейся в наследство вместе с домом. Глянул на прижимающую ко лбу холодный компресс школьницу, метающую молнии взглядом на маленькую и подчеркнуто невозмутимую соседку напротив. Сел во главе стола, подтянув себе крекеры и задумался. Потягивая кофе. Снова взглянул на две противоположности и молча взлохматил волосы. Что делать с неожиданным приобретением? Невозмутимо и осторожно, словно кошка, пьющая мелкими глотками горячий кофе девочка, так и не рассталась с мечом, держа его на коленях, и изредка поглаживая темные лакированные ножны. Мой блуждающий взгляд наткнулся на рюкзак, так и забытый там, где я его оставил. Ага!

На стол лег нож. Явно кован вручную, не штамповка. По форме лезвия похож на танто, но вообще без цубы, видимо чтобы легче было выхватывать из под одежды, и чуть уже. Вслед за ним пакет. Под двумя внимательным взглядами я открыл его, найдя внутри завернутые в целлофан бумаги. Удостоверение личности на Нагаи Шино. Хм-м-м… Горькая тень? Тень горечи? Звучное имя. Я вопросительно посмотрел на девчонку.

— Истинно так, Шино — имя моё, — степенно кивнула та, — но господин звать может меня как угодно ему.

— Мелкая! — неожиданно подала голос Тоока, сложив руки под грудью, выгодно подчеркивая свои формы, — и да, легко, для тех, кто тебя хорошо знает!

— Мокрую сучку спрашивал кто? — вскинулась "мелкая".

Я отбарабанил пальцами по столу нервный ритм, и девушки тут же притихли, уткнувшись в кружки.

Следующим достал сертификат законченной средней школы на то же имя. Потом на стол легло разрешение на ношение холодного оружия. Это может пригодится. Легализация! Но ножик лучше убрать от греха. Подведу-ка итоги. У меня в распоряжении идеальная убийца. Выращенная и воспитанная неведомыми шиноби. Наверняка заморочки правящей верхушки по подготовке "исполнителей воли империи". С полным комплектом документов. Мало надежды, что мне ее просто так отдадут. Хотя… страна традиций. Некоторые люди просто повернуты на них. Если ей дали слово, что отпустят, то слово сдержат, если не взбредет кому в голову, что редкие гены лучше держать поближе, а лучше плодить и размножать… Проблемы. Хотя жил до этого одним днем, не буду менять привычки и теперь.

— Она опасна! — вывел меня из задумчивости жаркий шепот школьницы, — может лучше ее…

— Не думаю, — тихо ответил я, долив себе кофе.

— Не думаешь? Может, ты дурак? — еще жарче зашептала Тоока, почти касаясь губами моего уха. Возбуждает.

— Да? Я как-то не подумал. Хорошая версия. Многое объясняет.

— Собственный меч опасен разве? — подала голос все расслышавшая Шино.

Для тех, кто не умеет с ним обращаться — смертельно.

Нарождающийся спор прервала мелодия. Давно я не был так рад этому клавишному перебору.

— Да.

— Успешно?

Наниматель. И что мне ему сказать? Убийца теперь тусует у меня дома? Там, где периодически бывает подопечная? Мол, они подружатся и все такое? Бред.

— Определенно, — только и смог выдавить из себя я.

— Это радует, — голос чуть потеплел, — значит, нам не придется задерживаться в этой стране, где рыбу умеют только жарить.

В Италии был только в прошлой жизни, ага. Не могу ему возразить, ибо я вообще не люблю рыбу.

— Могу я попросить об услуге?

Идея пришла внезапно.

— Попросить можешь, но ответ будет зависеть от многих причин.

— У меня появилась Тень.

Забросил я пробный камушек. Посмотрим на реакцию. Потянулось продолжительное молчание и, когда я уже хотел подуть в микрофон, подавшись почти забытой привычке, вновь раздался голос.

— Значит, ты, молодой человек, попал под свет шестнадцати лепестков?

О, определенно понял, и частично подтвердил мои догадки. Императорская печать.

— Хризантема отбросила ее, — намекнул я на то, что Тень как бы была ничейная, а теперь, вполне официально, моя.

— Ну что же, действительно пора и тебе заполнять пустоту.

А вот теперь не понял. На что он намекает? Мне нужно приобретать свиту? Но одно понятно точно, он знает об этих бойцах достаточно, чтобы не сомневаться в них.

— Моя просьба, надеюсь, будет не слишком сложна. Есть ли возможность добавить еще одного человека в список учеников школы. Этот человек очень целеустремлен, и определенно будет полезен.

Стоит, думаю, намекнуть, что мало кто лучше еще одного профи справится с защитой его горячо возлюбленной дочери.

— Ожидай.

В трубке раздались короткие гудки, вынуждая меня нажать "отбой".

Что же, будем думать, проблему легализации моей маленькой проблемы можно считать решенной. Да и так будет больше времени перед глазами. И неграмотной не останется. Мне, почему-то, хочется подарить этому созданию нормальную жизнь. Может проклюнулся нереализованный отцовский инстинкт. Прожил больше трети века да и сгинул, никого не оставив. Никто обо мне не помнит там. Как говорится, человек бессмертен, пока он жив в памяти людей. Я не просто подох там. Я исчез из мира, не оставив ничего. Словно и не жил.

На мои ладони синхронно легли две ладошки. Успокаивая. Говоря — мы с тобой. Никому и никогда не признаюсь, но сейчас я был им очень благодарен. Кажется, эти девушки только что спасли меня от бездны черной меланхолии, накатившей от зацепившей мысли. Воистину, нет врага страшнее себя самого. Ну, как говорил один мудрый человек: "Нельзя постоянно винить себя за что-то. Обвините себя разок, и спокойно живите дальше".

Посмотрел налево, на упрямо поджавшую губки школьницу, подобрал со стола пакет с подтаявшим льдом и ткнул ей в лоб, вызвав недовольный мяв, направо, на стоявшую в обнимку с оружием девочку в пижаме и молча указал на стул, поднявшись и достав из аптечки мазь и бинты.

Пока менял повязку, под бурчание, в стиле: "недостойная я слишком недостойна, чтобы господин касался ног верной слуги своей, лучше поручите бесполезному куску мяса этому, хоть воздух отработает потраченный", Тоока достала из холодильника упаковку яиц, разогрела сковородку, нарубила мелко бекон, и принялась стряпать. От одного запаха слюнки потекли не только у меня, судя по судорожному сглатыванию маленькой мечницы, она давно, очень давно не ела сытно и вдоволь. Пусть данная еда и непривычна азиатам, употребляющим классический рис или суп из водорослей по утрам, но загадочная девушка дело свое знала туго, и блюдо было умято в три рта быстро и безжалостно.

Тут я вновь хлопнул себя по лбу. Мысленно конечно, нечего портить имидж перед вассалом и поручил Инами заказать одежду для мелкой. Через интернет. Блага цивилизации. Маленькой, но очень серьезной Шино пришлось выдержать тщательные ощупывания, как бы для замера размеров, ага, будто вчера в ванной не нащупала. В результате всех этих утренних метаний, шипений и бурчаний о распущенных девках, Шино казалась обряжена в классический наряд готической лолиты. С все тем же страшным мечом на поясе, признаться, по-прежнему вызывающим у меня легкую дрожь. А Тоока потирала покрасневшие руки, по которым за излишне страстное ощупывание и огребла. Так мы и встретили серьезного и представительного дядьку, затянутого в идеально отглаженный костюм, с тщательно прилизанными волосами и колючими темными глазами. Оглядев нашу компанию: меня, устало массирующего виски, серьезную мечницу, смотрящую на него как на угрозу императору, империи и мне в частности, да улыбающуюся Тооку, вежливо заварившую чай. Переписал данные с документом Шино, заполнил какие-то анкеты, взял у нее подпись, и отчалил, вежливо попрощавшись и столь же вежливо, перед тем, выдув чашку чая.

— Иди уже, — кивнул я школьнице, отчаянно зевающей и трущей то глазки, то наливающуюся синевой шишку на лбу, — завтра уже в школу.

Я продемонстрировал ей пришедшее электронное письмо, оповещающее, что занятия в школе продолжаться с завтрашнего дня и приносящее извинения от администрации школы.

— Ага, — Тоока протянула руку, чтобы погладить по голове насупившуюся девочку, успела отдернуть ее до того как по ней ударила маленькая ладошка, — я пошла.

Ну чисто змея и мангуст.

Я вставил в звуковую систему диск с изображением красивой азиатки, страстно обнимающей футуристического вида скрипку. Спустя секунду большую комнату наполнила яростно нежная мелодия, совмещенная обработка Вивальди и Баха. Вряд ли эти композиторы были бы рады столь вольной импровизации собственных великих творений, но мне как-то все равно. Я устало лег на диван, наслаждаясь эмоциями, передаваемыми скрипачкой и только приготовился вздремнуть, как от забытого на столе телефона снова раздалась трель, дико диссонирующая со звучащей музыкой. У меня разболелась голова. Не успел я и подумать о том, чтобы встать, как маленькая тень, до того замершая возле звуковой системы и, кажется полностью поглощенная музыкой, с хлопком платья исчезла из моего поля зрения и спустя миг уже протягивала мне телефон. С поклоном, словно гонец передающий послание генералу. Опустившись на одно колено и подняв над головой ладошки, в которых покоилось не умолкающее демоническое изобретение.

— Да, — устало произнес я в трубку, кто бы это ни был, он крайне не вовремя.

— Это Тодороки, — раздался красивый и сильный голос.

— Слушаю, — постаравшись вынырнуть из глубин дремы, ответил я.

Заказ. Медиатор. Девушка из сильной семьи ищет помощи на сторону. Загадка. Не люблю загадки, они царапают мой мозг.

— Могу я встретиться с тобой? Сегодня.

Ну а то.

— Когда и где?

— В одиннадцать. Адрес скину сообщением.

Коммуникатор пискнул сигналом пришедшего письма.

— Понял. Буду.

Я медленно отнял аппарат от уха, положил его в с готовностью подставленные ладошки и он исчез. В колонках штормом бушевала скрипка.

 

Глава 5

Вновь вечер и я вновь бреду по городским дорогам, мимо проносятся машины, выхватывая мою фигуру из темноты, и снова шагаю из темноты под свет уличных фонарей. И вновь не выспавшийся.

Я становлюсь ночным жителем. Медленно опадают листья с деревьев вдоль аллеи. Вырывается пар моего дыхания. Засунув руки в карманы куртки, выглядя как обычный подросток, иду не спеша к той, кто сотворил одну из загадок этого города. Город переполнен загадками. И я терпеть их не могу. Я терпеть не могу и этот город. Сумрачное настроение, должно быть, причина прохладный осенний вечер. Осень — пора меланхолии.

Я остановился у знакомой детской площадки. Все такой же темной. Все так же забыта пластиковая лопатка на краю песочницы, все так же уныло гудит ветер меж перекладинами турников, раскачивая с легким скрипом качели. Вздохнув, я привычно поплелся к знакомому механизму, привычно плюнувшему двумя пакетиками сока взамен пары монет. Апельсиновым и томатным. Привычка. Эта площадка вызывает у меня смутные воспоминания из детства. Не моего. Реципиента. Смутные фигуры. Расплывчатые образы. Кажется, в его сознании отпечатались счастливые моменты далеких дней. Из тех, что порой приходят во снах, вызывая ностальгию и чувство легкой потери. Легонько скрипнули качели под моим весом. Назад, вперед. Тихонько потягиваю сок через трубочку и жду.

Наконец появляется незнакомая фигура из-за поворота. Подтянутая и спортивная, бегущая, одетая в легкий тренировочный костюм с накинутым на голову капюшоном. Девушка бежит легко. Словно для нее нет привычнее состояния, чем легкий бег. Спешит куда-то. Дыхание шумно вырывается белым паром. Я, кажется, слышу как спокойно и мощно стучит ее сердце.

Девушка остановилась невдалеке, сделала пару приседаний, наклонов, прошлась шагом по кругу, успокаивая дыхание, и села на соседние качели. Нежно скрипнувшие. Мне они скрипели по другому.

— Добрый вечер, — поприветствовала она, пронзая бумажную коробочку пластиковой трубочкой, к ее чувственным губам потянулась темная жидкость, — откуда ты узнал, что я люблю томатный?

У роковых женщин вкусы совпадают?

— Угадал, — легко пожал плечами я.

— Ты любишь ночь?

Неожиданный вопрос, не уверен, как стоит на него отвечать.

— Я люблю, — не дождалась она моего вопроса, — она тиха и безмолвна, она скрывает в себе все, что творится под ее покровом.

— И лишь избранные достойны проникнуть в ее тайны, — продолжил я очевидную мысль и удостоился понимающего взгляда.

Легко читать подростков, хотя и не всегда легко понять, что творится в их объятых гормонами головах.

— Возможно, я не ошиблась в тебе… Пастырь.

О, юная госпожа раскопала маленькую тайну маленького наемника.

— Не ошибается только бог, — ответил я фразой, которая ожидалась от подобного прозвища, растянув губы в легкой улыбке.

— Потому, что он совершенен? — она попыталась заглянуть под тень, отбрасываемую козырьком бейсболки, ища мой взгляд.

— Потому, что он ничего не делает, — еще сильнее склонил я голову, полностью пряча лицо в тени.

Девушка тоже наклонилась вперед, поправив капюшон. Должно быть, занятное зрелище со стороны, две безликие фигуры раскачивающиеся на качелях.

— Мне нужна помощь, — наконец добралась она до цели, с которой и вырвала меня из объятий морфея.

Я промолчал. Если подталкивать ее, быстрее она не расскажет. Должна сама собраться.

— Ты знаешь, что Тодороки сильная семья? Мой отец — помощник министра обороны. Мои дяди — генерал, адмирал и генеральный инспектор. Мы никогда и ни к кому не обращаемся за помощью. Мы всегда решаем свои проблемы сами.

Ну да, самое время поведать мне о трудностях бытия аристократом с кратким экскурсом в семейное положение и семейные же традиции. Еще немного, и цена вырастет вдвое.

— Я не хочу обременять семью, не хочу показаться слабой. Недостойной носить эту фамилию!

По мне, так недолго ты ее носить будешь. В самом расцвете уже и скоро выдадут тебя за столь же раннего птенца или за крупного мужа.

— Я недавно заключила договор с одной девочкой. Мы почти подруги детства. Ее мать была цветочницей. Поставляла цветы для оранжереи. И часто приводила ее с собой. Не на кого было оставить дома.

Молчание затянулось. Девушка начала подрагивать, все же осень, даже местная, не время для того чтобы сидеть на холодной доске в легком спортивном костюме от дорого кутюрье. Встав и скинув крутку, я набросил ей на плечи, заработав, кажется, пару очков привлекательности. Саёко укуталась в нее, уткнув носик в воротник.

— Но у нее оказались неоплаченные долги. Долги людям, должниками у которых быть опасно. Девушка сжала кулачек и метким броском отправила пустой пакетик в далекую корзину.

— Сегодня я не смогла до нее дозвонится. Когда пришла к ней домой, то нашла там только это.

Мне на колени упал выдранный из дешевого блокнота листочек в клеточку. "Один миллион завтра. Или ей конец". Следом шел короткий адрес по которому требовалось доставить эти деньги. Она хочет, чтобы я освободил ее прислугу из лап каких-то мафиози местного разлива? Да ну! Я отнюдь не бессмертен и не уверен, дадут ли мне еще один шанс. Безумие.

— Почему я не хочу привлечь семью?

Да этот вопрос вертится у меня на языке!

— Это закроет ей двери в мой дом. Ее и близко ко мне не подпустят. Мою единственную подругу.

Значит, пусть лучше помрет в лапах преступников или отправится в какую-нибудь далекую и темную страну в качестве экзотической рабыни? Шикарное будущее.

— Ты поможешь?

— Дай адрес ее дома и фото.

Я слишком много видел грязи, чтобы бросаться на выручку попавшейся в беде даме сломя голову. На миг девушка удивленно вскинула на меня взгляд, но тут же опустила, достала тонкий девчачий телефон и набросала сообщение. Мой аппарат тихонько тренькнул.

— Поможешь? — она протянула другой листочек, на тот раз вырванный из чековой книжки.

— Завтра сообщу, — вежливо отклонил я ее руку, авансы не беру, — возможно, тебе все же придется привлечь семью или ОПГ.

— Надеюсь, что ты справишься…

Юная Тодороки встала, вернула мне куртку, сделала несколько быстрых махов руками и побежала, вскоре скрывшись за углом. По себе знаю, бег освобождает от мыслей. Когда ноги наливаются свинцом, дыхание срывается в всхлип, а сердце стучит в висках — мысли исчезают. Будем надеяться, что и ей поможет.

Я уже собирался встать, как на мои плечи легли нежные и холодные руки, обняв меня за шею, легкое тело навалилось на спину, прижавшись упругой грудью, и холодные губы почти коснулись моего уха.

— Ты популярен, молодой человек, — тихо прошептал знакомый голос, — я думала, что ты пришел ради встречи со мной, спешила. И разочаровалась.

В голосе почувствовалась улыбка.

— Смотрю, нашел себе хорошую защиту?

В свисающих над площадкой ветвях дерева сверкнул двумя изумрудами знакомый взгляд.

— Какая послушная, воспитанная, — голос переместился на другую сторону, а холодная щека потерлась о мою, — я все сильнее желаю заполучить тебя. Целиком и полностью.

Она сегодня неожиданно разговорчива и впервые говорит прямо.

— Только для этого придется познать смерть, — ее пальчик коснулся моего горла, а в ветвях дерева затанцевали тени.

Нет, я ошибся, в очередной раз, видимо, начнет говорить загадками.

— Занятно, что ты потеряешь со смертью? — в голосе послышался интерес.

— Почему я должен что-то потерять? — заинтересовался я, слегка повернув голову и почти прикоснувшись к ее чувственным губам своими.

— Нет исключений.

— Даже ты?

— Даже я что-то потеряла, правда, уже и не помню что.

Кажется, я знаю что. Тепло.

— Занятно, что ты потеряешь снова умерев? И что ты потерял впервые?

Возможно имя. Только крайне интересно, откуда она обо мне знает.

— Ты един и противоположен, — ответила она на незаданный вопрос, — тьма, — ее рука коснулась правой стороны моей груди, — злоба и отчаяние, равнодушие, тепло и грусть, — тонкая ладонь скользнула влево, — мне интересно.

Да кто же ты такая?

— Жизнь, — шепнули мне в другое ухо, — дает ответы… не на все вопросы.

Хоть бы что-то сказала прямо! Ну же, прочитай и эту мысль!

— Зачем читать мысли? Все вопросы очевидны, для тех, кто слышал их сотни раз.

— Ну да, ты только что призналась в глубокой старости?

Приятный грудной смех раздался уже с другой стороны. Острые зубки ласково куснули за мочку. Эта женщина знает, что делает, я едва удержал забушевавшие гормоны под контролем. Правда, было бы еще приятнее, если бы она не была такой холодной. В прямом смысле.

— Будь осторожен, — резко сменила тему она, — обремененные идеализированными воспоминаниями девушки могут доставить тебе неприятности. Хотя, может и приятности…

Неожиданно приятная тяжесть исчезла с моей спины к некоторому разочарованию, а над ухом, столь же неожиданно, свистнул клинок. Вновь сверкнула в темноте сталь, разрубив цепь соседних качелей, словно трухлявую веревку, и рядом застыла маленькая, закутанная в теплую темную курточку девочка, удерживающая обеими руками слишком большой для нее меч.

— Это кийекицуки га! Господин, вред она не причинила вам?

Шино внимательно всмотрелась в мою шею темными провалами глаз, постепенно приобретающими обычный цвет.

— Нет, — я встал, накинул крутку, решив не ругать девочку за самодеятельность, и зашагал в противоположную дому сторону, — все в порядке.

Раз уж ночь задалась и я, ее обитатель, притягиваю приключения, лучше уйти от них подальше, пока они не нашли меня.

До точки, отмеченной как квартира Отоо Кёко, мы добрались уже ближе к концу ночи, прождав почти полчаса поезда метро, ибо по ночам они ходили редко, и проведя в нем еще почти час. Бедная девочка добирается до школы довольно долго. Впрочем, раз уж это вложение в будущее, то потерпеть можно. Нас встретил далеко не фешенебельный район, безрадостный и серый, заполненный бесчисленными многоэтажками, во многих окнах которых уже горели огни. Люди собираются на работу. Но пока на улицах царила тишина. Редкие прохожие, трудяги возвращавшиеся после ночной смены, не обращали на меня и невысокую девушку, старающуюся держаться в тени, никакого внимания, всецело поглощенные мечтами о позднем ужине или раннем завтраке и теплой постели.

— Дом этот нужен нам, господин, — с легким поклоном указала на висящий на стене знак с номером Шино, пока я отвлекался на рассматривание местных достопримечательностей. Коих, к слову, не было. Обычный глубокий колодец между четырьмя пятнадцатиэтажными зданиями.

Я кивнул и направился к подъеду, на двери которого не было электронного замка, так что мы проникли внутрь легко. Лифт не работал. На стене висело оповещение, что с включается он с восьми и выключается в десять, с целью экономии электроэнергии. Пришлось подниматься на двенадцатый этаж пешком. Замерев перед дверью с цифрой сто четырнадцать, в длинном ряду таких же дверей, я оглянулся, по старой привычке подал короткий знак пальцами "наблюдение", почти не удивившись, когда она развернулась спиной, положив руку мне на плечо, а сам принялся за замок. Был он столь же дешев, что и дверь, так что поддался спустя секунд десять, как раз, когда рука девушки чуть сжалась, оповещая, что кто-то приближается. Мы быстро заскочили внутрь, успев услышать как отворяется соседняя дверь и с утра уже усталый мужской голос оповестил, что он уходит, а сонный женский пожелал ему удачного дня, сопровождаемый тихим писком ребенка.

Я тихо прошел вглубь квартиры, маленькой, тесной, однокомнатной, с совмещенной кухней, задернул плотные шторы, включил фонарик и, натянув тонкие кожаные перчатки и подняв на нос шейный платок, знаком указав напарнице "делай как я", принялся неторопливо обыскивать квартиру.

— Все лежит на своих местах, — автоматически отметил, отворив дверцу маленького стенного шкафчика и обнаружив прямо за ней маленькую и дешевую сумочку из кожи молодого дермантина, в ней лежал тонкий кошелек, знававший лучшие годы, потертый и в одном месте подшитый, с парой купюр внутри. В вазочке у зеркала лежали крохотные сережки и скромные женские часы. За все это можно получить разве что пару сотен у какого-нибудь барыги, не брезгующего краденным. Но мелкие криминальные элементы хватают все, что видят, даже если потом это может вывести на них копов. Интересно как.

Судя по информации, полученной в письме от Тодороки, мать этой девочки заняла у одного из мелких бандитов некую сумму, но вернуть не успела. Несчастный случай — он случается внезапно. Заняла у мелкого бандита, банда которого насчитывала вряд ли больше десятка другого. И который уж точно не стал бы наезжать на столь крупную семью, могущую доставить неприятности даже Итидзе и Ко. Эта банда уж точно не имеет в своем распоряжении что либо серьезнее бейсбольных бит и длинных ножей. Не той высоты полета птицы.

Немного интересно, на что ей так нужны были деньги, что не хватало дохода со своего мелкого бизнеса?

— Господин, — раздался голос девушки, до того чуть ли не ползавшей по квартире, заглядывая в мельчайшие щели, она склонилась над притолокой двери, принюхиваясь словно пес напавший на след, — виновата, что мысли прерываю ваши, но здесь оружьем пахнет.

Я подошел, потеснил, принюхался, но ничего не почуял.

— Из тех, что свинцом вдали убивает, — пояснила она на мой вопрошающий взгляд, — здесь задели им. Осталось немного смазки, в коей его хранят и перевозят.

Ну и нюх! Однако же еще один ключик. Пришли парни с серьезными пушками. Новыми, только со склада. Смею предположить, что пришли они не за самой девчонкой, а за ее госпожой, за Саёко. Вероятно, мне придется отказаться от такого дела. В темные глубины места, в которое обычно посылают в экспрессивных выражениях, мне лезть не хочется.

— Хм-м, — я присел на пол и посмотрел на шиноби, она ответила мне пристальным взглядом, не отрываясь, впрочем, маленького ушка от двери, прислушивалась, — ты умеешь уклоняться от пуль?

Ее веки чуть дернулись, видимо от горячего желания сделать большие глаза, но самоконтроль одержал вверх, и она лишь отрицательно покачала головой, добавив:

— По воле господина — научусь!

Тогда действительно не стоит лезть. Я, как ни странно, тоже не обладаю подобным навыком. Видя мои сомнения, девушка продолжила:

— Но я чувствовать умею, куда направлен будет выстрел. Стрелка одолею в прямом бою.

— От автоматического ствола тебя это не спасет, — пришла моя очередь качать головой.

— Господин, зачем лицом к лицу нам биться? Уничтожить их могу я и из тени. Догадаться они не успеют, откуда смерть их заберет.

Неплохая идея, натравить на них ниндзя. Но нет… Трудно объяснить даже самому себе, но не желаю чтобы она убивала. Не хочется, чтобы девочка делала за меня грязную работу — это мелко и недостойно — убивала, сжигая свою душу. Еще раз обыскав квартиру, на предмет хоть каких-нибудь улик, мы тихо покинули дом, не заботясь сокрытием следов, даже если кто и наведается после, все равно на нас ничего не указывает.

Удивительно дело, как неожиданно можно встретить красоту даже в таком районе. Я сидел на скамейке у склона резко уходящего вниз, практически обрыва, закатанного сейчас в бетон, дабы избежать обвалов и оползней, с него вилась вниз узкая лестница, на которой едва ли могли разойтись пара человек. Но дело не в этом злополучном холме, подмятом стремительной урбанизацией, а в виде, что открывался с него на рассвет над городом. Я отнюдь не поэт, но если бы когда и попытался описать это зрелище, то достойных слов, чтобы перенести на бумагу встающее и заливающее бесконечные крыши холодно-золотое солнце и его лучи, выхватывающие город из объятий сна, все равно не нашлось бы. Так что я сидел, дышал чуть морозным воздухом, смотрел, и наслаждался безмолвной тишиной в компании человека, что любит тишину не меньше. Только облачка пара поднимались вверх, растворяясь в кристальной прозрачности утра.

Из очарования неожиданно открывавшейся гранью серого города меня вывело сообщение, пришедшее на маленький телефон. И так, Мафую прилетает только завтра утром, закончились мои, наполненные проблемами и их решением, выходные. Следует разрешить текущее дело до того, как оно может помешать выполнению непосредственных обязанностей. Я неторопливо поднялся и пошел вниз, по маленькой лестнице ведущей в город из этого тихого и забытого уголка. Шино, словно не в силах удержать бьющую через край энергию, то прыгала по ступенькам на одной ножке, то вихрем пробегала пару пролетов и дожидалась уже там, нетерпеливо подпрыгивая и кутаясь в теплую куртку, то склонялась к перилам, глядя вниз, вызывая у меня улыбку. Только меч, висящий за спиной в черном шелковом чехле, украшенном симпатичным бантиком, меня все же напрягал. Его уже дважды обнажали и не накормили кровью. Порой, даже до меня дотягивалась стальная злоба.

Город, как бы велик он ни был, куда как меньше мира, и, соответственно, гораздо теснее. При чем тут мир?

— Йо! Как тесен мир! — окликнул меня смутно знакомый голос, — Пастрь, ты ли это! Да с такой няшной девчонкой!

Столь громким и беспардонным могло быть несколько человек среди моих шапочных знакомых. И поддерживать с ними контакт я не стремился. Впрочем, беспардонных людей обычно не интересуют чужие желания.

— Хёдо? — повернувшись, я осмотрел парня, одетого в кричаще яркую куртку, жутко висящие, словно на пару размеров больше и достались по наследству от старшего брата, молодежные штаны, — давно не виделись.

Честно, не особо и хотелось. Парень с улыбкой кивнул головой, украшенной вздыбленными мелированными волосами. Простое лицо, достаточно открытый взгляд с легкой хитринкой.

— Что как?

Вот этого я опасался. Пустой разговор ни о чем. Раздражать меня с самого утра вздумал?

— Нормально.

Встречный вопрос задавать не буду, может, поймет. Посылать, как-то не горю желанием, не зачем плодить недоброжелателей на пустом месте.

— У меня просто зашибись! Вот, с работы иду, целую неделю вкалывал как проклятый!

Что-то изменилось в этом мире. Помню его бездельником и лоботрясом, организовавшим в средней школе группу по интересам. Мелкую и неорганизованную группу таких же подростков, созданную с целью мелкого бандитизма.

— Зачем, спрашиваешь?

Я не спрашивал!

— Прикинь! У меня сегодня свидание!! — Хёдо изобразил жуткую пародию на танцевальное па из плясок магрибских шаманов.

Ему это не интересно…

— С резиновой куклой? — вопросительно поднял я бровь.

— Нет, с настоящей девушкой!!

Моя порция едкого сарказма пролетела мимо.

— Ты поссорился с резиновой куклой?!

— Аха-ха, — слегка натянуто улыбнулся парень, — ты все тот же злобный хер, — перевел взгляд на Шино, застывшую в неподвижности слева от меня, — и все так же популярен у баб, ублюдок.

Опомнившись, тут же зачастил:

— У девушек, конечно же, у прекрасных милых девушек! Можете звать меня Хёдо, прекраснейшая из прекраснейших девушек, встреченных мной сегодня утром.

Неуклюжий комплимент ушел в пустоту, но его это не смутило, он галантно поклонился, встретился взглядом с объектом восхваления и замер, словно лягушка перед змеёй. Опомнился и, сделав шаг назад, доверительно зашептал:

— Вы с ним поосторожнее, прекрасная тян, жуткий он тип! Как-то раз так навалял мне и еще четверым парням сразу, что мы аж кровью ссались! Когда вышел из больницы, решил сразу, что ну его нахрен, такую бодягу. Если уж в средней школе такие монстры, то что же в старшей будет?

— Так ты ушел из банды? — поинтересовался я. Помнится, он пару месяцев после той стычки все зазывал к нему, подниматься из грязи, успев порядком надоесть.

— Да, завязал. Не наглухо конечно, кручусь там сям.

— Интересно… ты можешь мне помочь, — я достал из кармана коммуникатор и открыл фото миленькой темноволосой девушки, с застывшей легкой печалью и усталостью в глазах, — знаешь эту девушку?

Хёдо покосился без интереса, потом присмотрелся поближе, запустил пятерню в волосы, взлохматив их еще сильнее.

— Ну видел как-то раз, — протянул он.

Намек понят. Пара купюр почти незаметно поменяла владельца. Парень отошел чуть в сторону, прислонившись к стене какого-то магазинчика, вынуждая меня пристроится рядом.

— Кёко-тян, учится вроде как в старшей школе для богатеньких, той, что по направлению культуры, на потоке для прислуги. Пробовал к ней как-то подкатить — бесполезно. Зазнайка.

Не думаю, что зазнайка. Скорее уж испугалась странного парня только что побывавшего на электрическом стуле.

— Это мы знаем, — я покосился на Шино, уцепившуюся за мою руку и старательно изображавшую маленькую сестренку большого братика, плюс пять к маскировке, разве что взгляд, цепкий и холодный, выбивался из образа, — не было ли у нее проблем?

— Да у кого же здесь нет проблем? Вот к примеру, у хозяина этого магазинчика, — он ткнул пальцем за спину, — сразу две банды требуют бабло за крышу, уже дважды резались из-за него, только тому от этого не проще, деньгу все равно трясут. А вот у того, что сейчас открывает…

— Кхм-м… — прервал я увлекшегося парня.

— А, да. Мама ее задолжала Теру Сигаре денег, да так и откинулась не заплатив. Сигара, ясен пень, должок с девчонки трясет. Той и так нелегко, и учится и работает. Но денег таких, чтобы долг отдать, явно не имеет. Да и слухи ходят, что этот мудак приписал пару нулей.

— Недавно с ней ничего не происходило?

— Один знакомый знакомого нашептал, что вчера взяли ее прямо у дома. Походу, люди Теру. Только больно уж они прокачались на раз.

— Не понял.

— Да были мелкими жополизами, а тут забурели разом, посылать всех стали. Даже тех, кого посылать не следует.

Парень лизнул кончики пальцев, ухватился за опавшую прядь и старательно ее вернул в общий дикобразий стиль.

— У Сигары есть склад в торговом районе, — добавил он наконец, — если вдруг заведутся лишние денежки, ищи меня тут, самые свежие слухи по умеренным ценам, — и, махнув рукой, поплелся дальше по своим делам.

Занятно. Если даже мелкое шпаньё знает о делах этого Теру Сигары, то для семьи не составит труда вычислить и накрыть этого засранца. Или это шпаньё попалось такое знающее? А, неважно! Проблема только в девушке и ее хозяйке.

Сегодня школу, пожалуй, пропущу. Благо есть справка от врача. Когда я вошел в свой дом, пополнившийся еще одним жильцом, и присел на мягкий диван, расслабленно растекшись по нему, Шино, до того, тихо шествующая в паре шагов позади, подошла, присела передо мной, поджав под себя ножки, положила чехол с мечом справа от себя и, глубоко поклонившись, спросила:

— Господин, узнать позвольте, какие сомнения испытываете? Ваша слуга верная уничтожит все, на что укажите вы!

— Я не сомневаюсь ни в чем, — отвернулся я, уставившись в потолок, такой знакомый.

— Вы сомневаетесь во мне? Прошу, меня не оставляйте, любой приказ! По вашей воле смерть приму!

Я склонился вперед, поймав преданный взгляд зеленых глаз, в них пылала лишь слепая вера. Вера в меня. Боязнь подвести. Страх остаться одной. Быть брошенной. Кажется, в ответном взгляде, она что-то поняла, разглядела.

— Некоторые люди только силе подчиняются, — твердо произнесла девушка, — и мы должны применить ее, если не хотим быть поверженными!

— Я подумаю, — первым отвел я взгляд, направившись на кухню и принявшись методично расколачивать яйца на сковородку. Едва переполненная холестерином! Обожаю!

Иногда можно полагаться на судьбу, но никогда не нужно полагаться на случай. Потому я разыскал в карманах куртки зловредное устройство, нашел нужный номер и:

— Доброе утро, юная госпожа, — продемонстрировал я почтение коммуникатору, по привычке слегка поклонившись.

Ох уж эти впитанные традиции.

— Доброе утро, Осино-сан, — прожурчал ее голос легким ручейком, — имеется ли информация по вопросу моей подруги?

— Отнюдь, думаю, сей вопрос касается больше вас.

— Достоверно?

— Крайне мало сомнений. Сегодня вечером я проверю, дабы не оставить их вовсе. Если от меня не будет сообщений до десяти ровно, то вам следует положиться на семью в решении этой запутанной ситуации.

— Желания к этому вести очень мало.

— Пожелания и чаяния — не причина для ненужного риска и пустых надежд, не основание для того, чтобы считать что-то не представляющим угрозы. Всего доброго.

Я посмотрел на замолчавшую трубку и искренне понадеялся, что в ее семье не дураки и знают о делах маленькой неразумной дочурки. Наверняка, после моего звонка, они уже готовят свой спецназ, а я, если уж не смогу сделать ничего толкового, хотя бы вытащу жертву. Благо, у меня есть и навыки и кому прикрыть спину.

— К вечеру будь готова, до назначенного срока передачи денег мы должны попробовать вытащить малявку.

— Да, господин! — в голосе Шино, бегающей между шкафчиком для посуды и столом, послышалась радость.

Уже вновь лежа на диване и смотря в потолок, чувствуя как закрываются глаза и путаются полусонные мысли, я вспомнил древнюю фразу какого-то древнего мудреца — когда недостойные люди берут на себя тяжелое бремя, результат может служить только Злу.

Будем надеяться, что я все же хоть чуть достоин. Только чего? С какой-то же целью я сюда попал. Мне никто не сообщил перед новым рождением, никто не извинился за доставленные неудобства, никто не объяснил цели, задания. Все это странно.

Мне редко снятся сны. Точнее, они мне вообще не снятся. Или снятся, но я их не помню. Возможно, дело в том, что прошел тот период, когда мое подсознание перерабатывало полученные за день впечатления в яркие образы. Но не в этот раз. Если бы не легкое размытие фона, я принял бы его за изображение с видеокамеры.

По улице полной людей шла девушка, мне была знакома каждая ее черта, разве что этого пошловатого хихикания я ранее от нее не слышал. Инами Тоока. Она никуда не торопилась, идя со школы легкой упругой походкой, привлекая внимание мужчин. Вот только ее внимание было целиком и полностью поглощено планшетом с довольно широким экраном, который она держала в руке. Девушка подняла руку, подтянула к личику толстый грубый шарф, зарылась в него носиком и глубоко вдохнула. Мой шарф! Теперь понятно, почему шарф, который я ношу уже более месяца, всегда пахнет как новый. Она их меняет?

Тоока вновь улыбнулась, явно увидев на экране что-то очень забавное.

— Каваиии! Заобнимала бы! — негромко промурлыкала она.

Не знаю, усилием ли воли или желанием, но мгновением спустя, я смотрел из-за ее плеча. На экране было изображение какой-то комнаты со спящим на диване человеком, свесившим одну руку с дивана и, почему-то, удивленно дергающим бровями. Это же я!

— Э?

Тоока дернулась, едва не выронив планшет, когда прямо в камеру заглянул большой зеленый глаз. Вот обладатель этого глаза отодвинулся и устройство отобразило чем-то недовольное личико Шино. Еще мгновением спустя изображение сменили черно-белые мошки помех и замигала надпись "потеря сигнала".

— Ах ты ж маленькая…

От гневного шипения девушки ближайшие прохожие отшатнулись в легком страхе. Тоока принялась яростно тыкать пальчиком в минеральное стекло, но менялась лишь надпись — "камера номер… сигнал потерян". Лишь последнее устройство успело поймать мелькнувшую тонкую ладошку, последовав за своими товарищами.

— Вот же! Ну я ей еще покажу…

Что она хотела показать, узнать я не успел, потому как крайне озлобленной школьнице на плечо легла чья-то рука, пальцы которой украшали какие-то молодежные перстни.

— Да постой же ты, слышь чо говор…

Миг, хрупкая ладошка девушки перехватила назойливую руку. Шаг назад, с выводом на залом, но вместо болевого резкий удар раскрытой ладонью по локтевому суставу. Хруст. Парень, только что бывший веселым и с явным намерением затащить какую-нибудь девчонку в постель, только начал раскрывать рот для пронзительного крика, как впечатался лицом в жесткий асфальт. Подсечка и едва успевший остановится добивающий удар в висок тонким каблучком, резко перешедший в жесткий пинок по зубам. Парень захрипел, а опасная школьница, чуть склонившись, прошипела глядя в затянутые поволокой боли глаза.

— Только один человек может меня касаться, усек?

Чего в этой стране не отнять, как, наверное, и во всем этом мире, так это исключительного права на самооборону. Особенно для женщин. Поэтому подбежавший полицейский слегка поклонился, извинился за свой недосмотр, выразил благодарность за урок для глупца, подхватил подвывающую жертву за загривок и поволок в участок, под вежливым и спокойным вниманием прохожих, ведущих себя словно ничего и не произошло. Да уж, порой жертва становится охотником. Неожиданно. И порой смертельно.

Тоока же, подхватив предусмотрительно болтающийся на тонком шнурке планшет, и не обращая внимания на мнение окружающих, вновь побрела куда-то, ловко лавируя в толпе даже не глядя вперед.

— Где у меня тут его няшные фото? — вновь натянула она шарф на носик.

Проснулся я уже под вечер, с некоторым умилением увидев перед собой дремлющую на кресле Шино и горсть мини видеокамер и микрофонов на столе. Мистика. Терпеть не могу мистику! Особенно сны с мистической составляющей. Но! Тоока, у тебя уже два противника! На плите стояла кастрюля, заглянув в которую, уже с удивлением, обнаружил недавно сваренный мисо суп. Девочка времени зря не теряла.

— Господин, подкрепиться нам должно перед делом, — Шино стояла неподалеку, потирая глаза, но не отпуская меч.

Я начинаю опасаться, что он уведет ее у меня. Ревновать к железке… я бы посчитал это глупостью, если бы не видел этот переполненный злобой клинок.

— Действительно, — я ухватил половник и прогнал девушку мыть руки и умываться.

Тихо подвывал ветер в низко висящих проводах, гремел где-то отошедшим листом жести, тряс сетчатый забор легким металлическим шелестом. Восемь часов вечера и мы замерли на низкой крыше соседнего здания около обозначенного пункта. Старый и потрепанный склад, неизвестно каким образом не попавший в списки под снос. У ворот стоят двое. Переговариваются, подрагивают от продувающего сквозняка, кутаясь в легкие куртки, под которыми слишком явно выпирали рукояти пистолетов в оперативной кобуре. Носят словно коровы сбрую. Встреча для передачи денег назначена не здесь, но сюда, по идее, должны привести основную цель "для обмена на заложника". Последние лучи заката коснулись крыш возвышавшихся поодаль многоэтажек, загородивших его последние отблески, так что складской район погрузился во тьму несколько раньше остального города.

Сидим. Ждем. И я, и девушка облачены в легкие темные куртки, темные же брюки, на головах балаклавы, перчатки на руках и высокие ботинки околовоенного стиля, широкие портупеи удерживали на себе лишь необходимый минимум. Ах, да. Еще этот меч.

На вид склад не большой, до девяти успеем обойти, выяснить местоположение заложника и, может быть, разжиться кое-какой информацией. Над входами и по углам камеры слежения, одно окно приоткрыто, горит свет.

— Ты чего там бормочешь? — я, с недоумением, посмотрел на Шино, медитирующую над ножнами и что-то тихо шепчущую себе под носик, оставив наблюдение на меня.

— Простите, господин, — девушка покраснела, слегка поклонилась, — выбрать имя сему достойному клинку не могу.

О, помнит еще о моем поручении. Всерьез взялась.

— Скоро бой с ним встретим мы. Негоже оружью благородному врагов повергать безымянным.

Не хотелось бы драться, если честно, лучше тихо войти и тихо же уйти.

— Бери пример с меня, — я старательно растянул губы в улыбке, но, с непривычки, скорее осклабился, достав из внутреннего кармана куртки пару продолговатых предметов с выступом на одном конце, — это Скедышь, — продемонстрировал первый, — а это Скедышь Второй!

— Что это? — Шино с некоторым недоверием посмотрела на то, что я держал, принюхалась и прикрыла веки, в узнавании, — тринитротолуол?

— И его друзья детонаторы! На всякий внезапный случай. Сможешь заложить один около ворот?

— Легко, господин, — девушка одним движением поднялась на ноги, словно и не сидела в одной позе последний час, у меня, к примеру, изрядно затекли конечности. И я замерз. И не отказался бы от чашечки горячего чая. Увы, не всегда наши желания совпадают с нашими возможностями.

— Постой, — я не спешил отпускать шашку, за которую уже ухватилась девушка.

— Господин?

— Меч.

— Меч?

— Предлагаю назвать его Усмиритель! На время операции…

— Почту за честь, — с некоторой радостью и даже облегчением поклонилась она.

Надо отучить ее кланяться при каждом случае, во всяком случае наедине. Хотя, признаюсь, некоторое удовлетворение испытываю, как мелкий самодержавный князек. Стыдно!

— Пойдем, взглянем в лицо опасности! — пафосно вскинул я руку в сторону склада, и уже тихо, чтобы не расслышала моя единственная слуга, добавил — надеюсь, это не слишком опасная опасность.

Судя по легкому смешку, нужно было произносить про себя.

Первым спрыгнув с крыши и, поймав на руки прыгнувшую следом девушку, проследил как она мелькнула в тени около ворот, спустя десяток секунд вернулась без маленького сюрприза.

Легкий кивок, я вновь опустив на лицо маску, застегнул повыше воротник куртки, оставив на виду только тонкую полоску кожи на лице, сбоку так же слилась с темнотой Шино. "Следом", пошевелил я пальцами, и получил в ответ легкое пожатие предплечья. Дождавшись, когда охрана отвлечется, продолжая беседовать на свои темы, перемежая разговор легкими смешками, я рванул к забору, развернулся к нему спиной, подставил сцепленные ладони и, когда маленькая ножка оказалась в них, с силой подбросил вверх, так что девушка практически перелетела через сетку, едва ли коснувшись ее ладонью. Следом, подтянувшись и стараясь не слишком шуметь, перелез и я, встретился взглядом с девушкой, сжимающей в руках короткий клинок, который пришлось ей вернуть на время операции. На миг замерли спина к спине. "Чисто", получил я сигнал и, пригибаясь между ящиками с неизвестным содержимым, скорее всего песком, побежал к видневшемуся окну.

— Чс-с.

Шино указала на приоткрытое окно, слишком маленькая щель для меня, но… Я встал у стены, прислонившись к ней спиной, и надеясь, что никому сейчас не придет выглянуть на улицу по какой-нибудь нужде. Девушка, закинув меч за спину, встала мне на плечи, заглянула в помещение, приподняла раму и заглянула внутрь.

— Комната охраны. Внутри один, — тихо прошептала она, легко спрыгнув.

"Убить?", провела пальцами по горлу девушка.

— Нет. Сможешь оставить там Скедыша Второго?

— Со всеми почестями, — слегка улыбнулась девушка, взяв вторую шашку и вновь ставя ножку в мои сомкнутые руки.

Хочется, конечно, забрать жесткий диск с записями с собой, но заранее внимания привлекать не стоит, а в случае форс-мажора рванем все к демонам, так что и следов не останется.

Вновь из тени в тень. Тихо и не заметно. Замирая порой, дожидаясь, когда минуют бродящие то там, то тут люди, вооруженные новенькими штурмовыми винтовками, судя по виду QBZ-95 или его местный аналог. Кто-то расщедрился. При том, что эти многие из охраны держали оружие скорее как дубинки, явно не обладая достаточными навыками для обращения с ним. Мясо.

И да, это только в кино воздуховоды шире плеч взрослого мужчины, единственный неосвещенный и незаметный путь, что удалось обнаружить, был как раз самым стандартным металлическим коробом, куда я уж точно не смог бы пролезть. Но вот Шино…

"Туда. Откроешь ближайшее окно"

"Принято. Исполняю".

Когда обтянутая плотными брюками попка девушки исчезла из виду, я скользнул чуть глубже в ближайшую тень и замер.

Послышались шаги. Двое. Остановившись прямо передо мной, они порылись в карманах, оставив оружие безвольно болтаться на ремнях. Достали сигареты. На миг полыхнули огоньки, выхватив мою фигуру из темноты, благо они от вспышки ослепили себя на пару секунд, так что обнаружен я не был.

— Ух! Холодно! — глубоко затянулся один, выпустив облачко дыма в беззвездное небо.

— Да, — второй потер руки и спрятал их в карманы, чуть повернувшись в мою сторону, я сжал рукоять ножа, — мне бабка рассказывала, что после Войны была такая же погода. Говорила, что духи погибших бродили тогда по улицам, забирая тепло.

— Ну да… — прервавшись могучим зевком, ответил первый, — а сейчас то откуда?

— Так восемьдесят лет то уже прошло. Может, юбилей отмечают?

Его товарищ рассмеялся, прервавшись надсадным кашлем. Курение до добра не доводит.

— Юбилей, аха!

— Ну дык.

Вновь замерцали огоньки сигарет, отличная мишень для снайпера.

— Ладно, еще часик и сваливаем, — окурок упал на асфальт, разбрызгав маленькие алые искры.

— Ага, — второй неаккуратно потушил о каблук и швырнул в сторону. Прямо в меня.

Я поймал и аккуратно дотушил. Пожарной инспекции на них не хватает.

Люди потопали дальше, а окно на высоте полутора метров чуть дрогнуло, приоткрылось, тонкая ладошка призывно махнула изнутри.

— Цель наша там, — указала на дверь Шино, едва я втек внутрь и вернул раму на место.

— Прямо за дверью?

— Нет, дальше. Комната за этой следующая.

Только я хотел двинуться к двери, как Шино схватила меня за руку, другой сигнализируя: "Идут. Двое".

Проклятье! Мой взгляд заметался по помещению, ища место для укрытия. Стол, стул, маленький шкафчик. Наверху! Два метра вверх высокие балки. На стул, со стула зацепился за одну из них, подтянулся, разместившись без особого удобства в пыли и грязи. Свесился, подав руку, но девушка уже была наверху. Когда успела? Она прыгает как кузнечик что ли? Дверь открылась, явив двух мужчин, один широкоскулый лысоватый, выглядящий как вполне себе обычный офисный работник. Явно главный. Второй качок в толстовке и джинсах при автомате да пистолете, висящем на бедре.

— Так, — неожиданно грубым голосом гаркнул "офисный работник", сев на стул и положив на стол телефон, словно с минуты на минуту ожидая звонка, — все в порядке?

— Да, босс!

— Посторонние?

— Нет, босс! Никто не проходил!

— Готовьтесь, ждем до девяти и сваливаем отсюда, если никто не придет.

Проклятье дважды! Уже без пятнадцати!

— А девчонка, босс?

— Че за нах вопросы? Кончаем ее и всё. Кто задержится, ждать не будем. Ясно?

— Да босс!

Трижды проклятье! Моим планам конец. Теперь либо оставлять ее, отзваниваться заказчице и наутро она получит сухой отчет, что ее подруга "не дождалась освобождения", либо вытягивать.

Посмотрев налево, я увидел, что одна из балок уходит в соседнюю комнату, как раз ту, что нам нужна. Только опять моя широкая задница не пролезет в узкую щель между ней и потолком. Кто так строит, а? Честным разбойникам уже и не пролезть нигде!

"Туда. Посмотри. Заложница, — я подумал, и добавил, — если получится".

Впервые мне довелось, за эти дни, увидеть ее превращение из миленькой и довольно безобидно выглядящей девочки в тень. Или Тень? Казалось, из провалов глазниц на меня глянула сама бездна. Всю фигуру окутала легкая дымка, еще больше размывая ее в пространстве, и девушка исчезла из поля зрения, просто проскользнув в узкую щель.

Мммать… Может, нужно было отправить ее сюда одному и не позориться, изображая из себя героя разведчика в мире, где такие вот девчушки могут вырезать целый взвод подобных мне, просто возникнув ниоткуда и уйдя в никуда. Ненавижу мистику!

Вновь хлопнула, закрывшись, дверь. Бугай ушел, а я замер, зависнув над нетерпеливо постукивающим пальцами по столу мужчиной.

Дверь открылась опять, на этот раз вошедший человек был поменьше, можно сказать — щупленький, темные сальные волосы и безвольный подбородок придавали его лицу несколько испорченное определенной вседозволенностью выражение.

— Чо, думаете не дождемся аристократочки? — с порога, прислонившись к косяку и отбросив за спину мешающий автомат, спросил он.

Я поморщился, самострелов у него еще не было, но, если проживет подольше, — будут.

— Не, она точно не дура, тащить деньги ради этой. Да еще и сюда лезть.

Что-то босс разоткровенничался, может близкий помощник? Штык-нож с легким шелестом покинул ножны. Схватив лезвие зубами, я вытащил из кармана пульт детонатора и палец завис над кнопкой. Думаю, если отвлеку охрану, вытащить девчонку будет легче. Эти двое явно собрались долго и обстоятельно трепаться ни о чем, до времени, когда придется уходить.

— Ну и жаль. Да те парни останутся недовольны.

— Зато мы останемся живы. Схвати мы девчонку и, я вангую, последние свои деньки бегали бы от "экстры".

— Да ну, кто на нас станет их натравливать?

— Например обиженная семья аристократочки.

— Да-а, — протянул помощник, — а так хочется пощупать жопу этой бла-ароднай девки, да вставить ей по самые гланды!

Посредственность всегда полагает себя незаурядной, потому она и утверждает свое право на пошлость… или утверждает пошлость как право.

— Ага, мечтать не вредно, мля. Кто тебе ее тронуть разрешит?

— Чо делать то будем?

— Десять минут и сваливаем.

Кажется, я застрял. Вариант только один — валить обоих. Прикрыв глаза и отрешившись от разговора, я сосредоточился, расставляя фигуры перед действием.

Шино наверняка ждет возможности освободить заложницу. Глушить главаря и грохнуть помощника — без руководства остальная банда растеряется. Взорвать бомбы. Без пункта наблюдения их никто не сможет координировать. А вынесенные ворота заставят думать, что атакуют с улицы. Да и не добавят взрывы им бодрости, скорее будут метаться как потерянные овцы. Три. Два. Один. Палец вдавил кнопку.

Бум! Здание содрогнулось, закряхтело, осыпая с потолка и балок пыль.

Босс рухнул со стула, вытаращившись в сторону, откуда донесся взрыв.

— Что за х…

Я упал прямо на него, видя перед собой только начавшие широко раскрываться глаза, и отрывающийся в крике рот. Вбил наконечник рукояти ему в лоб, отправляя в царство забвения, перехватил нож и метнул его во второго, все еще путающегося в ремне, пытающегося схватить автомат. Человек тихо всхлипнул, рефлекторно, последним в жизни движением, ухватился за торчащую из глазницы рукоять, и тихо сполз. Тишина. Тишина вскрываемая криками, треском пламени и дикими очередями в любую подозрительную тень. Действительно, дорвались до оружия.

На пороге появилась Шино, уже в своем обычном виде, без ужасающих теней, ведя за собой другую девушку, шатающуюся от усталости, с украшенным синяками лицом. С лезвия меча капала кровь на пол, а за ее спиной вздрагивало на голом бетоне обезглавленное тело здоровяка. Жаль, все же не уберег ее от лишней крови.

— Он усмирён, — заметила она мой взгляд.

Время! Время пошло.

— Пошли.

Подхватив с тела помощника автомат, я оттянул затвор. Даже патрон не дослал. Шпанье. Выдернул нож, забрызгав кровью перчатку — не стоит оставлять такие следы.

Поручив шиноби тащить спасаемую, я взвалил на плечи бессознательного Сигару и побежал вперед, распахнул пинком ближайшую дверь, пробежал с десяток метров, развернулся около ящика и призывно махнул рукой. Шино промчалась к забору, сильно замедленная из-за еле передвигающейся девушки, трижды размашисто махнула клинком, пнула сетку, отчего солидный ее кусок вывалился наружу.

Щелк!

Никогда не перепутаю этот звук. И не забуду. Звук побывавшей где-то рядом смерти. Звук просвистевшей пули крупнокалиберной снайперской винтовки. Но костлявая на этот раз пришла не за нами. Только появившийся в дверях человек, которого я уже взял на мушку, завалился назад, разом лишившись половины черепа.

Щелк!

Разлетелось ближайшее окно веером брызг, из него выплеснулся короткий фонтанчик крови.

Не знаю, люди ли это семьи или кто посторонний решил развлечься на нашем празднике, но ждать, пока на моей голове появится перекрестье прицела, я не стал, пробежав расстояние до забора как при сдаче норматива, виляя как спасающийся от лисы заяц. Прыгнул, едва не споткнувшись под весом тяжелого мерзавца, затормозив чуть только в тени ближайшего забора и побежал, шатаясь под тяжестью взрослого мужчины, на чистом адреналине. Побежал так, словно за моей спиной разверзались двери в преисподнюю и сам Светоносный уже улыбался оттуда.

Если ты не знаешь, как что-то сделать, сие вовсе не означает, что этого нельзя сделать вообще. Оставь на волю случая, мать его, и всё произойдет само собой. Мы бежали, таща за собой только что развязанную, избитую, едва передвигающуюся девушку, а человек на плечах заставлял вспомнить матерным словом армейские нормативы по переноске раненных. Хоть бронежилета на нем не было и то хорошо.

Данг!

Грохнул в отдалении выстрел. Снайпер все не успокаивался.

Остановился только через три или четыре квартала, забежав в подъезд ближайшего здания и усадив почти бессознательную девушку на ступеньки лестницы, тут же сползшую, отдавшую последние силы на этот безумный забег, и безжалостно сбросив с ноющих плеч "языка", тяжело дыша, я ткнулся лбом в стену, искоса погладывая на Шино. Та дышала ровно и спокойно, лишь щеки чуть зарумянились, меч был в ножнах, но я чувствовал с идущее от него странное довольство. Испил крови.

Совершенное насилие меняет взгляд на мир и я искал хоть что-то в ее взгляде. Вину, может, сожаление, но зеленые глаза в вырезе маски смотрели спокойно, с ожиданием… Пусть меня уже не исправить, не изменить. И если есть ад, то у меня уже туда билет, но… Почему-то я желаю ее защитить. Не дать очерстветь. Даже если ее готовили убивать всю сознательную жизнь, но…

— Нет в мире ничего, что обратной стороны бы не имело, — мягко сжала ее ладошка мою, залитую кровью и пропахшую порохом, — их жизни или её.

Кажется, меня поняли неправильно. Не их я жалею, глупая.

Эх. Дожил. Меня успокаивает молодая девушка. Остается только признать, что жизнь не справедлива и не следует нашим желаниям, жизнь — это просто жизнь. Ничьи намерения не имеют значения. Мне же остается только не допустить ее превращения в бездушное чудовище. Она оружие — я рука его держащая.

— Я возьму на себя все твои грехи, — тихо прошептал я ей на ушко, крепко прижав к себе, — верь мне, следуй за мной!

Отпустив девушку, я набрал искомый номер.

— Тодороки слушает, — ответил глухой бас.

Я слегка растерялся.

— Саёко-сан, вы простудились? — произнес, чтобы хоть чуть выиграть время.

— Нет, это ее отец, — терпеливо пояснили мужчина.

Понятно. Девочка попалась и теперь наказана. Неделю без сладкого, наверное.

— Я полагаю, вы в курсе ситуации?

— Да.

— У меня Сигара и девочка.

— Только выпивки не хватает, — хмыкнул собеседник, — мои ребята могут доставить хороший сорт саке.

Продиктовав адрес и запихнув чудом уцелевший во всей этой кутерьме телефон в один из кармашков куртки, я оттащил бессознательного человека в темный закуток под лестницей и усадил начавшую сползать освобожденную девушку поаккуратнее. Спохватился. Снял маску и, перевесив автомат за спину, прислонился спиной к стене подъезда. Шино пристроилась напротив, уже укутав меч в чехол, не завязывая его пока, и пристально следила за окружающей обстановкой, позволив мне расслабится.

Спустя минут десять перед подъездом, глухо заурчав мотором, припарковалась машина, я вытянул нож, прижав лезвием к запястью, Шино же чуть отступила, заведя руку за спину и ухватив танто. Если противники, то в таком тесном помещении единственный шанс — это рукопашная. Кошачья свалка.

Дверь медленно открылась, внеся внутрь свежесть морозной ночи, тихий рык двигателя большого внедорожника, свет фонарей и легкий запах бензина. Внутрь столь же медленно, под нашими пристальными взглядами, шагнул высокий, для азиата, крепко сбитый мужчина в костюме и, несмотря на ночь, солнцезащитных очках. И что он в них видит?

— Свои, — буркнул он, уставившись на меня.

Я без слов вытащил из под лестницы человека, которого тут же скрутили по рукам и ногам еще двое парней, вошедших следом, столь же молча забросили в багажник. Я кивнул на полуобморочную девушку. Мол, забирайте.

— Мы подбросим ее до больницы, — кивнул модник.

Ясно, значит, все же у девушки нет будущего вместе с семьей Тодороки.

Один из вернувшихся парней подхватил девушку на руки, бережно поднял и так же понес к машине. Мужчина медленно, одной рукой отогнул полу пиджака, другой рукой достав из внутреннего кармана пухлый конверт.

— Это на саке, — вручил он его мне.

Тут, пожалуй, на пару лет пьянствовать не просыхая и смоля одну за одной кубинские сигары.

— Осино-сан, — с легким поклоном, не спеша уходить, произнес он, — мой господин хотел бы поговорить с вами, когда вам будет удобно. Что мне передать?

— В выходные. В любое удобное время. Передай, пусть пришлет карету.

— Непременно, — мужчина еще раз поклонился на тридцать градусов, замер на пару секунд, после чего вышел, вежливо затворив за собой дверь.

Едва стих вдали звук мотора, я кивнул все это время остававшейся напряженной девушке, и вышел на улицу.

— Хорошо-то как! — отчитался я неизвестно перед кем, глубоко втянув чистый воздух, глядя в медленно проясняющееся небо.

Звезды несмело выглядывали из-за темных туч, бросая осторожные взгляды на землю, вдали виднелось зарево пожара, бросали отсветы на здания синие мигалки пожарных машин. И тут… тут до того, кто заперся внутри, дошло, что же только недавно происходило. Он осторожно выглянул из своих мрачных глубин, скользнул мимолетным вниманием по моим воспоминаниям и… Я свалился на землю как подкошенный, сжимаясь от дикого ужаса, нахлынувшего от него. Бьясь в судорожных конвульсиях, хрипя, едва не захлебываясь от молчаливого крика.

— Господин! — Взгляд Шино заметался в поисках неведомых врагов, напавших на меня, меч холодно блестел под неспелой луной, еще больше вгоняя меня в приступ дичайшего первобытного страха.

Прекрати! Прекрати немедленно! Уйди! Спрячься! Залезь обратно в свое болото!

Как же хорошо, что он не выглянул раньше. Спал может? Я с трудом давил его волю лишь на том, что мне не свойственен был страх. Эта эмоция была чужда мне, она отторгалась моим разумом.

— Господин! — Шино отбросила меч, глухо и недовольно зазвеневший по асфальту, тряся меня за плечи, хлеща по щекам.

Сжавшись в позе эмбриона, я медленно приходил в себя, впиваясь ногтями в виски. Что же это творится то, а? Наконец, ужас отступил, оставив лишь опустошенность, и легкую боль в прокушенных губах.

— Я в порядке.

Тонкая ладошка замерла у моей щеки, едва остановив очередную пощечину.

— В порядке.

Медленно поднявшись, я побрел домой. Хватит на сегодня приключений. Завтра школа и нужно еще успеть на поезд. Тихо ныла потревоженная рана на руке.

 

Глава 6

Сидеть на диване и предаваться ленивой неге, только позавтракав, чувствуя приятную тяжесть в желудке, смотреть на красивую сонную девушку… Приятно же?

Да. Утреннее солнце заливало комнату, бросая длинные тени от предметов. Я, полностью одетый в новую, с иголочки, форму, наблюдал за нервно теребящей воротник Шино. Форма потока прислуги была вполне себе повседневной темной матроской, так называемой сейлор-фуку, с длинной плиссированной юбкой. И в этой форме она чувствовала себя неуютно, главным образом потому, что некуда было пристроить меч. Элитная убийца в школьной форме… Что-то такое помню из прошлой жизни. Что-то, что было толи мультиком, толи рисованным фильмом. Азиатского производства. Как оказалось, фантазии порой могут быть реальны. Кстати о девочках убийцах. Третий день уж, а я еще не разгадал интересующий меня вопрос. Хотя он возник только вчера. Как я мог биться с ней на равных? Почти на равных. С одной лишь боевой шваброй в руках.

— Скажи ка, дитя мое, — привлек я ее внимание, — ты можешь продемонстрировать свою способность?

— Да, господин.

Девушка подошла к стеклянным дверям, выходящим на маленькую лужайку позади дома, задернула плотные темные шторы, разом погрузив комнату во мрак и… растворилась. Просто исчезла из моего поля зрения.

— Здесь я, господин, — раздался голос из-за спины, но какой-то отдаленный, глухой, не ее привычный с мягкой хрипотцой.

Оглянувшись, я вновь узрел то, что в первый раз вогнало бы в ужас даже бывалого спецназовца. Темную, слегка размытую фигуру с провалами в бездну на месте глаз.

Занятно. Осторожно приблизившись, я прикоснулся к ней. Теплая. Провел рукой около тела, но кроме разового легкого касания ничего и не почувствовал. Словно кто-то проверил меня и пропустил, позволяя существовать и дальше. Весьма занятно.

— Ну-ка, побегай по комнате.

Ничем не выдав своего удивления таким приказом, она просто размылась в пространстве. Для взгляда обычного человека. Самого обычного. Я все же улавливал движение, но весьма посредственно. Более чем занятно.

— Ты мне поддавалась в нашем бою? — только такой вопрос и мог прийти мне в голову после такой демонстрации.

Нет, она конечно была ослаблена недоеданием, возможно уже болела, но…

— Господин, — Шино остановилась, в ее голосе зазвучало легкое удивление, — в том бою вы двигались столь же быстро.

У меня не хватит сравнительных образов перед "занятно", чтобы выразить мою заинтересованность. Но как? Стресс? Страх, что позволяет мобилизовать скрытые ресурсы организма? Помимо ужаса из глубины разума я в том бою не испытывал ничего кроме желания выжить. Столь привычного, что, когда Безносая побывает около тебя раз в десятый, на него уже и не обращаешь внимания.

— Быть не должно так? — удивления в голосе прибавилось, — Вы же Воин.

Мне кажется, или она произнесла это слово с большой буквы?

— Это что-то объясняет?

— Человек войны, Исскусник, говорят ли что-то вам сии именования?

Меня с кем-то путают и что-то не договаривают. Странно, от этой девчушки меньше всего ожидаю сокрытия информации. Но она явно не так проста, как может казаться со всеми своими "господин" и забавной речью.

— Пожалуй, нет.

— Объяснить я не могу. Не потому, что не желаю — не знаю как. Все это Воин! Возьмите в руки оружье.

Пафос так и прет.

Передо мной появилась рукоять меча, ленты теней скользили по нему, окутывая и лаская, словно руки матери нежно оберегающей ребенка. Но нет. Не возьму в руки эту мрачную железяку. Еще в первый раз она едва не вынесла мне мозг своей яростью. Вместо этого я вытащил из спрятанного за телевизором короба трофейный автомат. Действительно QBZ-95. Бул-пап с укороченным стволом. Флотский вариант. Вставил магазин, дослал патрон. Вскинул автомат к плечу, но кроме вполне узнаваемого ощущения удерживаемой в руках машины убийства ничего не почувствовал. Присел. Попрыгал. Сделал пару шагов. Ничего.

— Не сие, презренное, а то, что истинного воина достойно, — вновь рукоять меча оказалась передо мной.

Нет. У этого автомата хотя бы нет души. И он не сорвет мне крышу от простого касания. Я отстранился, вернул трофей на место и отмахнулся от всё еще ожидающей девушки.

— Получается, боевая швабра достойней штурмовой винтовки? — выгнул я бровь, девушка пожала плечами, — Ладно, разберемся, попробую потом с веником. Снимай свою маскировку.

По дороге до школы, ко мне привычно присоединилась Мафую, выйдя из ворот своего особняка, она сонно зевнула, прикрыв ротик ладошкой и замерла, с опаской поглядывая на мою спутницу чистыми голубыми глазами.

— Йо, Фума! — вскинул я вверх руку, — магнитик привезла?

Пожалуй, это единственный человек, с которым я могу быть непосредственным, фамильярным, даже бескультурным, она все простит и поймет. Друг, что тут скажешь.

Мафую обошла меня по кругу так, чтобы я был между ней и таинственной, для нее, незнакомкой, выглядящей довольно мило, если подумать, и даже скромно. Протянула маленький пакетик доверху заполненный разноцветными кругляшками и прямоугольниками.

— Смотрю, — заглянул я внутрь, — тут на все случаи жизни. Знакомься, это Нагаи Шино. Шино, это Итидзе Мафую. Я тебе про нее рассказывал.

Шиноби кивнула, поклонилась на сорок пять градусов и замерла, на долгие пять секунд. Поставленная ей задача была ясна — защищать любой ценой. И она сей приказ приготовилась выполнять со всей ответственностью. Подхватив замершую в нерешительности голубоглазую девушку под руку, я направил наши стопы к школе.

— Как прошел концерт? — спросил я у о чем-то размышляющей дочери якудзы.

— Концерты, — колокольчиком прозвенел в утренней тишине ее голос, — я играла.

И все? Очень информативно. Захочет, расскажет, ну а если нет, то на то мы и друзья, чтобы помолчать о чем-нибудь.

Уже у самой школы нас затормозил окрик:

— Мафую-сан, привет!

И тут же посыпались вопросы от очень радостного паренька. Таканаси Дзюн. Просто утро встреч.

— Как прошел концерт? Что ты играла? Много зрителей было? Я смотрел твое первое выступление по телевизору! Волшебно!

Слишком много шума. Парень сделал еще шаг и хотел было приблизиться еще, но в грудь ему уперлись ножны меча. Холодные глаза Шино сверкнули предупреждающей зеленью. Мол, еще шаг и шагать тебе будет нечем. Я же, выставив как живой щит перед собой пианистку, довольно громко зашептал отчаянно краснеющей девушке на ушко.

— Не подпускай его ко мне. Он плохой! Он домогался до меня?

— Домогался? — уши девушки полыхнули малиновым цветом.

— Да! Он спрашивал, не встречаемся ли мы с тобой? Зачем по твоему? Я тебе скажу! Он явно из этих…

— Этих? — теперь покраснела и лебединая шейка.

— Этих!! — добавил я в голос значимости.

— И-и… Все не так!! — повысил голос Дзюн, заливаясь странным пятнисто-красным окрасом, — я не из них!

— А зачем тогда спрашивал? — думаю, стоит попробовать подтолкнуть их навстречу. Может сейчас, в запале, выкрикнет те самые заветные слова.

Но нет. Я переоценил его выдержку. Он свалил. Храбро бежал? И скрылся, и смылся, и дёру он дал — храбрейший Дзюн-смельчак.

— Это твоя служанка? — попробовала перевести разговор на иную тему Мафую, кивком головы с пунцовыми щеками, указала она на завязывающую тесемки чехла мечницу.

— Как ты думаешь, почему он так засмущался и убежал? Из этих, наверняка! — не поддался я, подкидывая ей пищу к размышлениям.

— У неё страшно выглядящий меч, — сверкнула искрами затаенного смеха в синеве глаз Мафую.

Разговор двух глухих. Молодые аристократы, старательно сдерживая смешки, проходили мимо, кивая, порой вежливо здороваясь, я вновь подхватил девушку под руку, как бы со стороны это не выглядело, но у меня порой возникает ощущение, что если ее оставить одну, она превратится в потерянного котенка. И кто-нибудь ее подберет.

— Встать! Поклон! Садитесь!

— Откройте учебники на странице… сегодня мы изучаем…

— Встать! Поклон!

Все повторяется вновь и вновь. Это место радует своей стабильностью и отсутствием неожиданных поворотов. Каждый раз, возвращаясь с перемены можно пребывать в твердой уверенности, что тебя ожидает лишь голос старосты:

— Встать! Поклон! Садитесь!

И голос учителя, согласно многочисленным педагогическим книгам, живой и счастливый, что ему довелось учить будущее страны, обычно начинающий со слов:

— Откройте учебники на странице…

После тщательной и, как казалось, вечной отсидки в школе, единственной прелестью которой было то, что ничего не происходило, мы, все той же торжественной троицей отправились домой. На перекрестке рядом со школой я остановился, вынуждая притормозить и девушек.

— Мне туда, — махнул я рукой в сторону станции метро.

Развернулся и неторопливо пошел, провожаемый двумя взглядами. Спокойные омуты зелени ниндзя резко контрастировали со слегка испуганными небесными маленькой пианистки, словно не с маленькой девушкой ее оставляю, а одну в темной комнате с "призрачной" репутацией бросаю.

Знакомый район, после часа тряски в метро, в плотной толпе таких же куда-то стремящихся людей, встретил меня все той же угрюмой серостью что и ночью. Только ночь скрывает многое, заставляя воображение дорисовывать идеализированные детали, днем же район не столь поражал своей унылостью. Хотя и был не самым презентабельным. Знакомый подъезд со знакомой надписью у лифта, сегодня гудящего и переносящего по этажам людей и знакомая лестница, по которой я и пошел, оценив приблизительное время ожидания. Знакомая дверь, при свете дня выглядящая еще более хлипкой, встретила меня уже незнакомым листком. Уведомляющим, что жильцы этой квартиры должны выселиться в соответствии с законом о том-то статьей такой-то, параграфом за номером таким-то. Занятно. Видимо денежки не только у бандитов были заняты. Государство, правда, действует другими путями. Законными. Только государство, в отличие от бандитов, не перебьешь. Девушка доставила неприятности семье. Семья отвернулась, даже если девушка и не виновата, но… У девушки тут же появились проблемы. Без крыши, однако же, жить еще сложнее. Или все сложнее? Как я не люблю запутанные ситуации. Я покосился на сумку, в которой лежали два конверта.

Звонок визгливо верещал уже минут пятнадцать и какой-то недовольный сосед даже выглянул за дверь, узнать, что же там происходит, но встретив мой недовольный взгляд и форму элитной школы для золотой молодежи, лишь вежливо посетовал, что ныне людей и из пушки не разбудишь, а вроде такая молодая девушка там обитает. Наконец, дверь приотворилась, удерживаясь на легкой цепочке, из узкой щели выглянул испуганный глаз, после чего дверь все таки открылась и меня, с вежливым поклоном, все же впустили внутрь.

Да уж, жизнь, за последние три дня, девушку потрепала изрядно. Пластыри на лице, пластыри на руках, золотистые синяки, которые они скрыть уже не могли, потухший взгляд, всклокоченная шевелюра… Одета бывшая пленница была не броско, в одежду не самую новую, но чистую и опрятную. Да и сама она была под стать своей квартире, маленькая и всеми забытая. Сев на пол, за низенький классический столик, я принял вежливо предложенную чашку чая. Жидкого, почти вода, а не настой, но все же чай. Ох уж это гостеприимство. Девушка села напротив, уставившись блеклым взглядом в серую стену, грея руки о точно такую же чашку. Ей совсем не интересно?

Юная Тодороки то понятно почему не была в школе, а вот эта девушка, знающая что ее будущее зависит от образования, скорее всего, собралась школу покинуть. Форма, такая же как у Шино, только более поношенная, хотя все еще очень аккуратная, висела тут же, на стене. Хотя глупый вопрос. С синяками на всем теле в школе лучше не появляться — клеймо на ближайшее обозримое будущее.

— Ты веришь в безвозмездные добрые дела? — начал я.

Легкий презрительный блеск глаз был мне ответом. Да, безнаказанным добро не остается. И этот, по сути, еще ребенок, вряд ли видел хоть толику его от кого-либо кроме матери.

Я покрутил чашку в руках, заметил на боку трещину, чашка с какой-то историей или просто чашка из магазина все по сто, но не выкидываемая потому, что денег на другую нет?

— Как у тебя с работой?

Хотя чего уж там, наверняка ушла с подработки, когда заключала договор с семьей Тодороки. Увы ей, договора больше нет. Работы нет. Будущего, возможно, тоже нет. Деятельная натура пробьется, но что-то не заметно по этому потухшему взгляду, что она станет бороться, порой жизненные невзгоды ломают даже самый крепкий характер.

— Знаешь, мне как-то дед говорил, что за одно совершенное без умысла доброе дело прощается семь грехов на небесах. Как ты думаешь, правда это?

— Ваш дед, наверняка, был мудрым человеком, — обтекаемо оформила она мысль.

Хороший голос, теплый. Какой-то семейный, хоть еще и очень молодой, только закончивший ломаться. Повезет мужчине, которого будет встречать дома такой голос.

— Знаешь, в чем разница между людьми?

Что-то меня эта ситуация забавляет, обычно люди мне что-то говорят, а я помалкиваю, киваю, да нейтрально отвечаю. Что же, приходится иногда побывать и в чужой шкуре. Полезно. Девушка, ожидаемо, пожала плечами. У нее наверняка было свое мнение, но со странным мной она делиться им не хотела.

— В их неравенстве! — выдвинул я свою точку зрения, — я поясню. Ты женщина, я мужчина. У тебя мало средств, у меня достаточно. У тебя нет дома, у меня есть. Такая вот между нами разница, если судить бегло. Да, у меня довольно большой дом. Пять спален, большая гостиная, просторная кухня, огромная ванная, несколько кладовых, маленький подвал. Нет, я не хвастаюсь, его очень тяжело убирать. Ванную каждый раз отмывать запаришься. А в некоторых комнатах пыли уже под потолок.

В бывшей комнате родителей, например. Я в нее уже шесть лет как не заходил, разве что только приоткрывал дверь, дабы проверить все ли в порядке. А все потому, что этот из глубины начинал посылать такие волны дикой печали и страха, что переступить ее порог было выше моих сил.

— Ты, кстати, готовить умеешь?

Последовал легкий кивок, похоже начала догадываться куда я клоню, но испытывать надежду не спешит, знает, как это тяжело, обламываться в лучших ожиданиях. Такая маленькая, а уже такая взрослая.

— А я такой ленивый. Просто ужас порой разбирает, как хотелось бы вставать на полчаса позже, а завтрак уже готов. Прийти домой, а дом убран, ужин готов! Прелесть, не находишь?

Вновь легкий кивок. Не понимаю, зачем я мучаюсь. Может просто оставить пачку, полученную от Тодороки да и свалить к чертям? Но с другой стороны, Шино не прислуга. Использовать ее в этом качестве, все равно, что поставить ядерную боеголовку вместо кухонной плиты. А так можно поиметь солидную выгоду. На три года зарплаты для этой девушки в том конверте хватит, да еще и с полным пансионом. А там уже университет, найдет подработку, да и пусть идет на все четыре стороны. И мне выгода. И доброе дело. И, самое главное, живой человек, без тараканов, который будет рядом с маленькой убийцей. Будем надеяться, что Кёко повлияет на Шино, а не наоборот. Двух киллеров мои хрупкие нервы не выдержат.

Потянулось молчание, я неторопливо хлебал жиденький чай без сахара и молчал, предоставляя ей обдумать все не спеша. Все же, пусть и не по своей воле, но Саёко, предыдущий человек, которому доверилась эта девушка, предала ее. Обидно ей. Наверняка больно. От подруги с которой вместе росли такого не ожидаешь. Не знаю как там юная госпожа, но маловероятно, что она не думает об этом каждую секунду своего заточения.

— Прошу простить мою невежливость, но…

— Меня зовут Осино Шин, — вежливо приподнял я свою задницу, ограничившись кивком.

— Отоо Кёко, — девушка отодвинулась от стола и глубоко склонилась, уперев кончики пальцев в пол, — а откуда вы…

— Есть у меня давняя знакомая, Саёко — тян, знаешь такую?

Вновь осторожный кивок, мол знаю, но тебя рядом никогда не видела. И вместе с тем надежда. Первые ее проблески, но хоть какой-то прогресс.

— Она, как узнала о моей беде, тут же сообщила, что очень ответственная, аккуратная, чистоплотная как истинная японка, добропорядочная и старательная девушка ищет работу в качестве прислуги с проживанием. Говорила, что обитает по этому адресу. Ты не знаешь такую? Может я адресом ошибся?

Девушка смущенно заерзала. Считай, что на собеседование пришла не подготовленная, неумытая, непричесанная, хотя видно, что это ее волосы так вьются крупными локонами, но… Предполагаемый наниматель намекает, что недоволен. Шанс может быть упущен. А он, шанс, имеет свойство случаться раз в жизни.

— Прошу простить, — девушка подпрыгнула, словно под ней рванула граната, — я скоро.

Спустя десять минут, просто со скоростью света, можно сказать, передо мной сидела аккуратная, причесанная, опрятно одетая девушка. Одетая в форму горничных. Подрабатывала в школьном кафе, видимо. Мне долили чай, уже с некоторым смущением. Оживает на глазах. Пластыри никуда не делись.

— Ну так вот, — как ни в чем не бывало продолжил я, — она и говорит, мол, заодно и доброе дело сделаешь!

— Я знаю такую девушку, Осино-сама!

Я достал из портфеля бланк стандартного контракта на три года и ручку, подписал свою часть. Дождавшись пока она достанет из кармана маленькую печать и проштампует свое место подписи, положил на стол тоненький конверт с надписью "аванс", поднялся и попробовал улыбнуться. Не уверен, получилось ли, но…

— Ты нанята. По указанному в контракте адресу жду завтра. С вещами.

— Да, Осино-сама.

Девушка оживала, возможно еще не веря своему счастью, но потихоньку обретая уверенность, что ее ждет не панель, а вполне себе комфортная работа по профилю. И что подруга не забыла ее, а позаботилась, даже не имея возможности помочь лично. И не совершаю ли я ошибку? Может у кого-то на нее свои планы? Да и демоны с ними, приятно иногда сделать доброе дело, подумал я, не прощаясь закрыв за собой дверь, Кёко так и не поднялась с колен, смиренно уперев лоб в пол.

По дороге домой я усиленно пытался осознать ситуацию, вдруг завертевшуюся вокруг меня. Почитай шесть лет жил один как сыч, не нуждался ни в компании ни каком-либо общении. Был уверен, что и завтрашний день будет таким же. Рассчитывал прожить жизнь спокойно, без излишнего напряжения, возможно подавшись после школы во флот или армию, если уж иных вариантов не будет, столь же спокойно отслужить, с честью делая то, что делать только и умею. И что? Как говорится, если хочешь посмешить богов, расскажи им о своих планах. Уже более полугода приглядываю за маленькой девочкой, которую считаю своим другом. Ох, был бы взрослее — был бы повод почувствовать себя плохим дядей. Одно только и спасает — выгляжу я столь же молодо что и она. И всего ведь три дня прошло! Всего ничего! А появилась еще и кроха-ниндзя, повернутая на верности и каких-то Воинах, к которым причисляет и меня и явно умалчивающая о чем-то. Да плюс и прислугу нанял. Вот уж неожиданный поворот. И кой демон меня дернул?

И если подумать, то мой близкий круг общения составляют исключительно молодые девушки в самом расцвете сил!

Первая — Инами Тоока — странная, до безобразия скрытная девушка которой что-то надо от меня, и которая все обо мне знает. Помогает порой. Но ничего не требует взамен, все что нужно, видимо, берет сама.

Вторая — Итидзе Мафую — милая, добрая, пушистая, хрупкая девушка у которой фактически нет друзей. Влюбленная в друга детства, как мне кажется, который, получается, с такими чувствами уже вроде как и не друг уже. Во всяком случае, я не видел чтобы она общалась с ним столь же спокойно как и со мной. Гениальная до странности.

Третья — Нагаи Шино — маленькая шиноби со странными способностями. Мистическими, можно казать. Малолетняя убийца. Я, в ее возрасте, и помыслить не мог о том, чтобы прикончить человека. Со странными целями и идеалами, повернутая на служении мне. И, будем надеяться, что она не передумает, а если передумает, то уйдет без скандала с убиванием всех встречных поперечных.

Четвертая — таинственно странная незнакомка с детских площадок — условно молодая, я уже с трудом помню нашу первую встречу, во время которых мы так же беззаботно раскачивались на качелях, я слушал ее загадки, и задавал наводящие вопросы, на которые получал еще больше загадок. Признаться, я опешил, когда она попросила моей крови.

Ну и к этому кругу теперь можно причислить и Отоо Кёку, маленькую и испытавшую жестокие удары судьбы девушку, о которой я, пока, еще слишком мало знаю. Будем надеяться, что новые странные личности не появятся. Хотя, я думаю, некоторого внимания юной аристократки Тодороки Саёко мне не избежать. Попросить, что ли, ее отца, чтобы он запретил ко мне приближаться под каким-нибудь предолгом. Сойдет даже и намек, что я опасный тип с которым приличным девушкам общаться не стоит — научит плохому.

Вот так вот и получилось, что за три дня я получил еще двух людей, за которых теперь вынужден нести ответственность. А ведь раньше только за сестрёнку, совершающую редкие, но опустошительные, подобно татаро-монгольской коннице, набеги, только и отвечал теми периодами. Непривычно до боли где-то глубоко в груди.

Непривычно. Столь непривычно, что хочется напиться. Единственное, что я сейчас знаю о завтрашнем дне, так это то, что он будет субботой. Выходным.

Неторопливо выйдя из холла метрополитена, я, с чувством глубокого облегчения вдохнул свежий воздух, чуть приподнял шарф, и направился домой. Мысли, что весь день терзали меня, постепенно укладывались по полочкам, размещались по своим местам с пометками — "вернуться чуть позже", "додумать в ближайшем будущем" и "выкинуть нафиг как протухнут". Непростое упражнение, но, когда голова уже начинает гудеть, приходит приятное чувство легкости и избавления от мыслей, что тяжким грузом до того висели на плечах.

Когда до дома оставалось дошагать десяток метров, я заметил стоявшую тойоту черного цвета, из приоткрытого окна водителя которой вился легкий дымок сигареты. Довольно обычное зрелище, кто-то кого-то дожидается. Но едва я поравнялся с машиной, дверь открылась и из нее вышел среднего возраста японец, невысокий, в помятом костюме, со слегка распущенным галстуком, да и сам он выглядел слегка помято, словно который день подряд высыпался в машине, откинув кресло, и питаясь сухим кормом "душегуб", единственной особенностью этого человека была ухоженная щеточка усов.

— Добрый день, Осино-сан, — кивнул он, не оставив сомнений, что дожидались именно меня, — не уделите мне немного времени? Инспектор Сато Хёдо.

Махнув бляшкой, он приглашающе махнул в сторону машины. Что же, похоже череда внезапных встреч и нежелательных знакомств продолжается. Открыв дверь машины, я опустился в кресло рядом с водителем и уставился на полицейского, ожидая вопросов, но старательно показывая, что времени у меня не так много и оно бесценно.

— Я расследую дело о недавнем тройном убийстве в парке, — начал он, забавно пошевелив усами, — вы, возможно, слышали, о нем сообщали в новостях.

— Предположим, — кивнул я.

Занятно. Что же могло подтолкнуть его пообщаться со мной.

— Вы обладаете какой-нибудь информацией, что могла бы помочь расследованию?

— Определенно нет.

— Как вы получили эту рану? — кивнул он на мою руку, аккуратно замотанную бинтом.

Рана уже почти не беспокоила и, вопреки предположениям доктора о двух неделях, я вполне мог шевелить пострадавшей конечностью. Чудесная регенерация… должно быть, от здорового образа жизни.

— Порезался. Сам.

— Вы знаете, что доктор Синтаро, осматривавший вас, служил в свое время во Вьетнаме, и он умеет отличать раны нанесенные кухонным ножом, от ран сделанных классическим танто, — коп усмехнулся в усы, явно намекая, что может раскопать все, что угодно, — кстати, именно таким ножом были убиты те трое.

Ах да, Вьетнам. Занятная здесь случилась заварушка с двадцать лет назад. Только сюжет иной — два азиатских тигра — Империи Восходящего Солнца с одной стороны и Поднебесная с другой — решили выяснить у кого длиннее, а поскольку дестабилизировать обстановку в мире им не хотелось, то закрутили они танцы в маленькой но гордой стране. Пару лет рвали там друг другу глотки, играя в Народную Освободительную Армию, состоящую большинством из японцев, и в Правительственные Силы, состоящие, почему-то, из китайцев… во Вьетнаме. Почему-то самим вьетнамцам это не понравилось до жути и они обратились к третьей стороне — Российской Империи. И отправились в командировки для повышения навыков да на курорты славной тропической страны военные советники, инструкторы да профессионалы иных смежных с военным делом областей, а проходящие мимо корабли под Российским флагом, внезапно, стали терять контейнеры с военной техникой да оружием, перевозимые для дальних африканских гарнизонов. Через пару месяцев дошло до того, что при допросе случайно пойманного вьетнамского партизана, на вопрос кто сбил три японских и два китайских истребителя, тот с гордостью ответил — "Это был истинный сын Вьетнама, Ли Си Цын, товарищ наш и брат!", что стало поводом для не один год живших анекдотов. В общем, пришлось тиграм утереть кровавую юшку.

Но это так, внезапно всплывший экскурс в историю, и если честно, не подумал бы что раны от танто отличаются от ран нанесенных кухонным ножом, но специалистам виднее. А если вернуться к терпеливо ожидающему копу, кажется, подумавшему уже, что прижал меня, и заинтересованно шевелящему усиками, то:

— Рыба, знаете ли, разная бывает, пришлось нарезать ее самым острым, что было под рукой, — обломал я его, — если у вас какие-то сомнения, то я могу призвать пару свидетелей.

Шино подтвердит все, что я скажу, а если позвать Тооку, то она может и записи предоставить, наверное.

— Хм-м, — потер он подбородок, пригладил усики, и продолжил, — вы не подумайте, Осино-сан, я не копаю под вас или под ваших знакомых. Мне, как бы сказать, просто интересно. Открою вам маленькую тайну. Дело уже закрыли! Недавно поймали одного из подчиненных некого Юйти Теру, да нашли у него на квартире окровавленный нож. Офицерский наградной клинок. Украл где-то, мерзавец, ну его по этому делу и провели. Ждет суда.

— И вы ради интереса тратите мое время? — вежливо приподнял я бровь.

— Не совсем. Я, все же, полицейский. И это, как вы знаете, накладывает определенные обязательства перед обществом. Я просто хочу узнать, не представляет ли угрозы тот, кто столь удачно избежал наказания.

Полицейский твердо, как может смотреть только человек принципов, посмотрел на меня, ища ответа в малейшей мимике. Не на того, товарищ, напал ты.

— Уверен, — я перевел взгляд на крышу машины, — боги спросят с него по заслугам.

Инспектор, похоже, понял по-своему. Он удовлетворенно кивнул, потянул из пачки сигарету, искоса посмотрел на меня, и запихнул ее обратно.

— Уверен, что так и будет. Не смею вас более задерживать, Осино-сан. Но вынужден предупредить, что на прошлой неделе поступило заявление о пропаже еще одного человека, будьте осторожны.

Занятно. Другой полицейский несколько дней назад говорил почти то же самое. И маленькая шиноби тут явно не причем. Следует быть осторожней. Кивнув, я открыл дверь, впустив в пропахшую табачным дымом и лапшой быстрого приготовления машину холодный воздух.

— Я знал ваших родителей, Осино-сан, — неожиданно добавил коп, — они были достойными людьми. Если у вас появится какая-нибудь информация, позвоните.

Я взял протянутую визитку, долгих тридцать секунд внимательно всматривался в нее, как того требуют традиции вежливости, кивнул и вышел.

Занятно. Этот коп знал родителей, значит он может обладать некоей информацией нужной мне. Очень нужной. Ведь я так и не отомстил за их смерть. Пусть они лично мне и чужие люди и не знал я их вовсе, но, они не чужие для этого дома, не чужие для маленькой сестренки, к коей я все же проникся симпатией как к родной, не чужие и для многих других людей, как и для личности, запершейся где-то глубоко внутри. И пусть я не верю в воздаяния где-то там, в иных планах реальности, но я твердо убежден, что за проступки стоит отвечать именно здесь, в этом мире. И их жизни требовали взять жизнь того, кто забрал их.

Шино встретила меня у самых дверей, все еще не переодевшись в домашнее, она крепко сжимала чехол с мечом.

— Господин, что человек сей хотел от вас? — сверкнули беспокойством ее глаза.

Да уж, видеть, как человек которого ты поклялся защищать садится в неизвестную машину, подозрительно стоящую у дома уже который час, не то зрелище, которое может добавить душевного равновесия. Хорошо хоть, что следуя моему приказу или доводам разума, она не бросилась меня спасть с оружием наперевес.

— Тобой интересовался, говорит, что очарован твоей красотой и спрашивает, не хочу ли я выдать тебя замуж.

Что-то меня тянет сегодня острить невпопад. Похоже, сказывается стресс. Пробежаться что ли вокруг квартала кругов десять, для успокоения нервов. Или сходить, следуя заветам мудрецов, поискать спокойствия в вине, благо знаю один ресторанчик поблизости, как раз на том и специализирующийся. Даже название у него говорящее — "Истина в саке".

Шино побледнела от ярости. Шино покраснела от гнева. Шино потянула из ножен меч. Я едва успел перехватить ее за руку, когда она уже почти кинулась к отъезжающей машине.

— Господин, — запалено дыша, произнесла она, негодующе взымая грудь, — его манерам хорошим следует поучить! Лишь вам верна я! Лишь с вами судьба моя! Лишь вам…

— Успокойся, дитя мое, — я осторожно отобрал у нее ножны, преодолев легкое сопротивление заставил вложить в них клинок, развернул, крепко удерживая за плечи, и почти втащил, упирающуюся и рвущуюся разобраться девушку домой, — я сказал, что ты моя собственность.

— Истинно так, господин! — девушка склонилась, ухватив мою руку и прижав ее к своему лбу.

— Ладно, — почувствовав себя несколько неуютно, из-за того, что издеваюсь над этой чистой душой, я скинул ботинки, забросил портфель в угол, и потопал наверх, — завтра прибудет новый жилец. Не пугай ее. И если что случиться — растолкай. Я спать.

Как же я устал. Добрые дела, оказывается, очень утомительны.

И вновь сон. Удивительное дело. То нет вообще, то словно вещие. Или я обрел способность палантира, заглядывать в иные, удаленные места, разглядывая хоть как-то связанные со мной события? Определенно, полезный дар. Надеюсь, поутру я вспомню этот сон.

Посреди просторного зала классического додзе, погруженного в темноту, едва рассеиваемую призрачным светом свечей, стояла высокая девушка со странной проседью в темных волосах, подвязанных в высокий хвост белой лентой.

— Ха! — на выдохе, по всем правилам, с полным упором на стопу, она рубанула воздух бокеном, язычки пламени заметались, спасаясь от потока воздуха, разбрасывая тени по углам.

Черное хакама с легким хлопком едва поспело за стремительным движением, высокая грудь под белым хаори тяжело вздымалась, видимо не один час она себя уже изматывает.

Шаг назад.

— Ха! — вновь хлопнула ткань.

Шаг назад, прикрытые глаза не позволяют узнать о бушующих внутри эмоциях.

— Ха! — деревянный меч с тихим гулом вспорол воздух

Классическая дверь с легким шорохом, разорвавшим только устоявшуюся тишину, отползла в сторону, и в зал, отвесив легкий поклон месту наполненному духом и традициями этой страны, вошел высокий подтянутый мужчина в идеально сидящем костюме-тройке. Сходство между ним и девушкой было настолько очевидно, что отрицать их родство мог бы только слепой.

— Отец, — слегка склонила голову девушка, приветствуя вошедшего.

Приоткрыла глаза, но в них не было ни грана дочерней любви, они полыхали темной яростью.

— Дочь, — в свою очередь вошедший ограничился только словами, голос показался мне знакомым, — в таком состоянии ты только навредишь себе. Лишь с безмятежной душой стоит браться за меч, ведь этому я тебя учил.

— Да, отец, — девушка опустила деревянный клинок, и поклонилась чуть глубже, как ученик испытывающий почтение к мудрости учителя, но не признающий его правоту в данный момент.

Мужчина плавно опустился на колени, сел, поджав под себя ноги, вынуждая девушку устроится напротив чтобы не казаться непочтительной.

— Ты все предаешься эмоциям, — вновь начал свою отповедь помощник министра обороны, — ты ведь знаешь, кто виноват в данной ситуации?

Темные глаза девушки вновь сверкнули сдерживаемым гневом. Как и свойственно молодости, ошибки свои она не признает, да и на ошибках тех учиться не стремится. Тодороки-старший улыбнулся одними уголками губ, показывая, что видит ее маленькие слабости насквозь. Сам таким был, сам о то же спотыкался, и ты будешь в том же положении, и так же будешь отчитывать свое дитя, не признающее твою правоту.

— Ты знаешь, что есть у человека? — мужчина требовательно взглянул на девушку.

— Имя, честь, семья, — сдержанно ответила та, понемногу усмиряя свой гнев.

— Правильно, — слегка кивнул тот, — отбери что-нибудь из этого, и человека не станет. Появится мертвец! Так почему же, дочь моя, ты обратилась за помощью к постороннему человеку? Не обратилась к семье? Это по чести?

— Я уже объясняла! — рука девушки сжалась, почти до скрипа стискивая деревянную рукоять.

— Тогда скажи, когда ты видела, чтобы мы отказывались от своих людей без веских на то причин? Ты просто не оставила нам выбора, предав дело семьи гласности!

— Он ничего не расскажет!

— Да, ты выбрала хорошего… специалиста. Но, даже если один человек будет испытывать сомнения в словах Тодороки, эти слова перестанут чего-либо стоить! Ты сама не оставила и шанса своей подруге. Кстати, кто тебе посоветовал к нему обратиться?

Да, мне тоже интересно! Кроме Тооки никто на ум и не приходит, а если не она, то у меня могут возникнуть серьезные неприятности. Есть кто-то, кто знает обо мне, но о ком не знаю я — это очень неприятна ситуация.

Девушка холодно отвернулась, не горя желанием выдавать свои источники. Мужчина вновь мягко усмехнулся, словно говоря: "Доченька, твои тайны не такие уж и тайны, если я захочу о них узнать".

— Скажи мне, дочь, не является ли этот бунт, последствием нашего разговора недельной давности?

Интересно, что за разговор такой, но вряд ли они станут вдаваться в спойлеры, все же не фильм смотрю.

Девушка вновь промолчала, угрюмо отвернувшись.

— Отец, — выдавила она сквозь зубы, — что будет с Кёко?

О, это определенно хороший вопрос, который, к слову, уже разрешился, и, похоже, она о том не знает. Но это правильно — волноваться о своих друзьях, пострадавших из-за твоих необдуманных решений.

— Мы нашли достойную кандидатуру, — проигнорировал ее вопрос мужчина, — кто, узнаешь чуть позже.

Поднялся, оставив чем-то удрученную девушку сидеть, и, уже у самого выхода, бросил через плечо:

— О той девочке уже позаботился один молодой человек. И завтра с тобой хочет поговорить дед.

Хмыкнул, увидев мелькнувшее выражение неверия быстро сменившееся на легкий ужас на лице дочурки, и вышел.

Ох-хо. Опять мистика! Как же это называется? Живешь себе живешь, никого не трогаешь, подрабатываешь на полставки телохранителем и тут раз! Начинается неведомая хрень!

Но все же, оставив проклятую мистику, как плохой сон, я встал, потянулся, зевнул, исполнив тем самым утренний ритуал, и, упруго подскочив со ставшей ненужной кровати, направился во двор, натянув легкую спортивную одежду. Третий день пропускать утреннюю разминку совсем не правильно. На ходу отметил тянущиеся из кухни приятные запахи и стоящий в прихожей огромный баул. Кёко прибыла. Ответственная девушка. Простые растяжки, отжимания да приседания, с завершением в виде простых ката вкупе со свежим, чуть морозным воздухом, окончательно вымыли всю сонливость. Последний выпад, последняя тень повержена, я поднялся, и, смахнув пот со лба, встретился взглядом с серьезными карими глазами девушки одетой в новую форму горничной. Длинные рукава и юбка скрывали большую часть синяков, а на лице они были умело замазаны тональным кремом.

— Доброе утро, Осино-сама! — склонилась Кёко, протягивая полотенце.

— Ага, — кивнул я, непривычный к такой заботе, принимая его и вытирая лицо и шею, пожалуй, стоит принять душ, — где Шино?

— Нагаи-сан ушла час назад, просила передать, что обо всем позаботится, — с убийственной серьезностью отчиталась та, и добавила, — вас дожидается гость.

Только один человек может прийти ко мне с утра пораньше. Подождет. До ванной комнаты Кёко следовала за мной по пятам, остановившись перед дверьми, ожидая распоряжений. Непривычно до неуютности.

— Наверху три последние комнаты пустуют, — буркнул я, — выбери себе любую.

— Слушаюсь, Осино-сама, — поклонилась она, пока дверь не отсекла ее от меня.

Приняв легкий душ, обнаружил чистую одежду и полотенце там, где оставлял спортивную форму. О, кажется жизнь меняется. Не облениться бы совсем за то время, что она будет тут. Огромной сумки уже не было, видимо, комната выбрана и жилищный вопрос решен.

— Приве-е-ет! — встретила меня знакомой улыбкой знакомое наблюдательное привидение.

Занятно, есть ли что-нибудь, что она не будет знать первой. Определенно, и я хотел бы знать о тебе побольше, мое симпатичное наказание. Кто ты? На кого работаешь? И зачем тебе я?

— Как поживаешь? — спросила она, словно сто лет не виделись.

— Лучше всех!

Стандартный ответ на стандартный вопрос. Но, Тоока не из тех, кто будет перекидываться клишированными фразами. Я присел за накрытый стол, посмотрел на изобилие, царившее на нем, и задумчиво потер подбородок. Я точно помню, что у меня в холодильник была рыба, яйца, сосиски, немного мяса. На полках были всякие крупы, включая дефицитную здесь гречку, но… я не понимаю, как из этих продуктов можно приготовить столько? Даже с Шино, которая есть как не в себя, мы не сможем уточить все это за раз.

— Вижу, ты завел себе прислугу? Наконец будешь жить как желтый человек, — пробормотала гостья, стремительно закидывая в рот какие-то обжаренные желтые кругляшки.

— Да, Кёко молодец, — потерянно и невпопад ответил я, щелкая палочками и не зная, за что ухватится в первую очередь.

— Благодарю, Осино-сама, — сдержанно поклонилась служанка, стоя чуть поодаль и зорко наблюдая, не понадобится ли чего-нибудь кому-нибудь.

— Ты чего стоишь? — покосился я на нее, — присоединяйся.

— Прислуга не может принимать пищу с господами, — отрицательно покачала та головой, — я поем позже.

— Противоречишь мне? — отметил с некоторым удивлением, вчера она не показалась мне человеком, который может хоть в чем-нибудь противиться приказу.

— Имею мнение — хочу огласить! — твердо объявила она свою позицию.

Неожиданный поворот. Ну да и ладно, не буду принуждать, лучше постепенно, полегоньку, изменю ее отношение к нам с хозяин-прислуга на хорошие друзья. Я еще немного пощелкал палочками, под ехидным взглядом школьницы, стремительно уничтожающей все, до чего могли дотянуться столовые приборы и так же приступил. Что тут сказать… не уверен, долгое ли это существование на суровой, собственноручно приготовленной стряпне, которая, периодами, походила скорее на суровую солдатскую баланду, с редкими налетами на кафе и рестораны, сказалось или у девушки действительно талант. Ел я как никогда до этого, до того вся эта еда была похожа на то, что готовила мне мать в далеком детстве, с учетом самой кухни, конечно. Уж и не помню толком, что она тогда готовила, но запомнилось лишь ощущение любви и тепла, с которой эти блюда были приготовлены. И именно это я сейчас ощущал. Собственно, не один я, Тоока тоже ела молча, изредка прикрывая глаза, судя по мягкой улыбке пребывая в каких-то радостных воспоминаниях.

Неторопливо потягивая чай, я наблюдал за отвалившейся от стола и отдувающейся девушкой, честно, впервые вижу эту, достаточно холодную красавицу ведущей себя так просто. Магия еды, однозначно!

— Зачет, Кёко-тян, — неторопливо, словно боясь растрясти, Тоока перебралась на диван, откинувшись и вытянув стройные ножки.

Служанка легонько поклонилась, подхватила поднос с еще одной кружкой и опустила его на столик рядом с диваном. Хочет, наверное, чтобы та лопнула.

Хлопнула дверь и на кухню вихрем влетела Шино, оценила обстановку, быстрым жестом показала, что все хорошо, кинула на меня виноватый взгляд за нарушенный приказ, и уселась за стол, подхватив палочки.

— Руки! Да не вверх! Мыть!

Шино столь же стремительно унеслась в ванную, под недовольным взглядом Кёко.

— Э-м-м, если что, то Шино не прислуга, — подал я голос, — она… телохранитель. Да. Если что вдруг, можешь смело обращаться к ней.

Надеюсь, я достаточно разъяснил маленькой шиноби, что простых хулиганов убивать не надо без особой необходимости, а уж пересчитать им ребра она сможет.

— И… уф… ко мне… уф… тоже, — поддакнула Тоока, чуть ли не силком заливая в себя чай, признаться, очень хорошо заваренный, — я шепну кому нужно и проблемы как рукой снимутся.

Палитесь вновь, юная леди, тем более я смутно помню тот сон, где вы сломали руку обычному хулигану в мгновение ока. Хотя, учитывая эти камеры… кто знает на кого она смогла нарыть компромат.

— Осино-сама, — обратилась Кёко, пополнив мою кружку, — у нас очень мало продуктов, могу я…

— Да, конечно, в той шкатулке на холодильнике деньги на домашние расходы, — кивнул я в сторону массивного белого механизма, — бери сколько нужно. Продукты закажи через интернет.

— Как можно? — возмутилась она, — это значит доверить неизвестному человеку выбирать, чем вы будете питаться!

— А… вот как? — только и хватило меня после такой неожиданной трактовки достижений в современной сфере обслуживания.

— Именно!

Вот так бой-девку я нанял. Только и остается, что довериться профессионалу. Шино, поглощавшая еду так что едва палочки не обкусывала, внезапно насторожилась, подтянула к себе меч, и негромко произнесла:

— Автомобиль. Перед домом остановился, вышел один.

Кажется, это за мной. Согласно уговору, карета подана.

Ничуть не выразив удивления тем, что я открыл дверь до того, как он нажал на дверной звонок, наш знакомый модник в черном костюме и солнцезащитных очках, слегка поклонившись, произнес:

— Прошу, Осино-сан, мой господин ожидает вас.

Я уже собрался шагнуть наружу, как до меня все же дошло, что ехать на прием к важному человеку не стоит в домашних брюках и легкой рубашке. Кивнув и попросив подождать, я вихрем взлетел по лестнице, влетел в комнату, натянул школьную форму, поскольку ничем более стоящим не озаботился и уже собрался выйти как чуть не споткнулся о укоряющий взгляд Кёко, стоящей с расчёской и баллончиком мусса для укладки волос. Пришлось терпеть процедуру выдирания волос и придания оставшимся нормального вида от домомучительницы. Наконец, собравшись, точнее, когда маленькая служанка удовлетворенно кивнула, я все же вышел, оставив, как хотелось бы думать, ценное напутствие:

— Кёко, остаешься за старшего. Переодень Шино и не забудь покормить ее в обед. Пни Тооку и намекни, что в за следующее столование у нас мы бы хотели получить что-нибудь интересное. Если придут гости, скажи, что буду не раньше вечера.

— Да, Осино-сама, — непрошибаемой маской она могла бы поспорить с чемпионами мира по покеру, — все будет исполнено.

Неторопливо и с достоинством уселся в машину, черную, тонированную, представительского класса, со встроенным баром, маленьким телевизором и прочими никому не нужными понтами. Тип в очках, сев рядом с водителем, за всю дорогу не проронил ни слова, предоставив мне размышлять, зачем я понадобился одному из Тодороки. Похвалить? Поругать? Отблагодарить? Может, просто поболтать? Ну а что, бывает в жизни всякое.

Затем, словно хвастаясь, провели по немаленькому парку с поникшими осенними деревьями, через маленький мостик, перекинутый через красивый пруд в котором все еще резвились карпы кои, по длинному коридору, с одной стороны открывающему вид на прекрасный cад камней, с другой скрывающий мрачный додзе. И, наконец, привели в большую крытую стеклом теплицу, в которой всюду, насколько было видно, стояли в кадках маленькие деревья, кажется, это увлечение называют бонсай. Солидно кто-то увлекается, от всей души, так сказать. После чего оставили наедине с сухоньким, сгорбленным под тяжестью прожитых лет старичком, впрочем, вполне себе бойким, что было видно по горящим жизнью глазам. Старик, кутаясь в теплое традиционное кимоно, несмотря на приятную температуру царившую внутри, приветливо кивнул, указав взглядом на скамейку, стоящую у края дорожки. Патриарх семьи показывает, что разговор будет вполне себе неформальным. Ага, конечно! Я слегка поклонился, но остался стоять — рано еще задницу умащивать везде, где есть возможность. Дедуля же, неторопливой шаркающей походкой, подошел к одной из кадок, щелкнул ножницами, отсекая какую-то совсем незримую деталь, отошел на пару шагов, оценил.

— Эти деревья, они как дети, не находишь, молодой Осино? — начал он, словно знает меня с пеленок и, случайно проходя мимо, решил завязать беседу.

— Только если в том смысле, что нужно порой высекать их, — вынужденно согласился я после продолжительного молчания, показавшего, что будет все же диалог, а не одностороння лекция на тему что такое хорошо, а что такое плохо.

— Именно… — слегка сморщил лицо Тодороки, в подобии улыбки, жаль, что глаз я его не видел, — дети растут, обзаводятся ненужными привычками, наросшими суевериями, лишними чертами… об этом искусстве, — плавно повел он рукой, указывая на длинный ряд гармонично сочетающихся растений, — думают порой как о копировании естественной формы… как они растут в полях и горах. Однако нет, ни копия, ни миниатюра не способна продолжить жизнь и цвести… мы обращаем внимание на каждую деталь, в пространстве, во времени… эта работа вмещает всю душу. И только так можно превратить росток в ветвистое дерево.

Ну хорошо, я понял, что внучка дорога вам, старче, я тут при чем?

— Эти, — старик тяжелой походкой прошел к самой большой кадке, украшенной группой деревьев разной высоты и толщины, — я начал выращивать еще в двадцать два года. И, как видишь, ни одно не загубил. После Войны, я остался один… из всей семьи. Один, — он слегка прикоснулся к самому старому на вид деревцу, склонившемуся над остальными, раскинув тяжелые ветви над ними, словно оберегая от невзгод.

Я не мешал старику предаваться воспоминаниям, дисциплинированно стоя, вытянув руки по швам, так могу простоять не один час, если честно, а уж с хорошим рассказом…

— А сейчас у меня четыре сына, — на этот раз внимания удостоились четыре деревца в центре, одно другого крепче, — и две дочери, — тут, скорее всего подразумевались те деревца, что вытягивались из кадки прочь, падая каскадом наружу, — три внука и две внучки… одна из которых еще совсем юна.

Патриарх вновь поднял ножницы и щелкнул ими, отсекая пару листочков у самого маленького деревца из группки стоящей по бокам основной композиции.

— Думаю, ей нужен кто-то, на кого она могла бы опереться вне семьи, — подал голос я, поскольку явно почувствовал, что моя очередь вплести нить речи в кружево беседы.

— Верно… — паузы, причиной которых казалась явная немощь этого убеленного сединами человека, были, скорее просто привычной для него деталью речи, ибо ни отдышки, ни явных следов усталости он не выказывал, — … мыслишь, хоть и юн, сын Осино. Ты знаешь в чем долг кадзоку?

Кадзоку? А, японского аристократа то? Наверное, как и у любой элиты любой другой страны, военной ли, научной или политической… любой элиты, чтящей долг перед этой самой страной.

— Отдать жизнь Империи, в служении или в смерти, — отчеканил я ожидаемый ответ.

Пафосно — да, глупо — нет. Положение обязывает. И это правило никогда и никакой элите забывать не стоит, иначе… ну да каждый знает примеры из истории, не каждый, правда, учится на них.

— Говоришь как настоящий сын Осино, — задумчиво покивал старик, кинув на меня наполненный силой и властностью взгляд, — кто, говоришь, тебя учил?

Занятно он меня величает. И что имеет в виду под учил? Убивать? Думать? Поступать? Ничему из этого, без учителя или примера научиться нельзя…

— Самоучка я, — плавно развел руками, словно говоря, весь мир мой учитель, — сирота.

— Да… — старик плотно сжал губы, глянул в дальний угол теплицы, где ютились деревца, что я вначале принял за набросанный на стол хворост, сухие и безжизненные, — …я знаю.

Старик неторопливо отложил ножницы на стол, подхватил маленький колокольчик и помещение наполнил чистый хрустальный звон. Две служанки в классических кимоно, словно только того и дожидаясь, вошли, быстро расставили небольшой походный стульчик напротив скамьи, положили на него мягкую подушку, разложили небольшой столик и, оставив на нем исходящий паром чайник с парой наполненных кружек, исчезли. Сервис. Старик, истинно по-стариковски, с некоторым трудом разместился на стульчике, не откидываясь, впрочем, на спинку, держа гордую осанку, словно многовековой дуб, уставший, но не сломленный, вынуждая меня усесться напротив. Пригубил чай, и затих, прикрыв глаза.

Мне о многом хотелось его расспросить. Например, о том, что за ерунда творилась на этом складе? Кто эти люди, что наняли вообще неподготовленных людей для операции требующей хотя бы наличия здравого смысла? Удалось ли что узнать у пленного? Хотя, это крайне мало вероятно. Скорее всего, этот Сигара получил какое-то количество денег, в обмен на мишуру и его банда была заранее обречена, а сам он планировал смыться из страны и зажить припеваючи на каком-нибудь теплом островке, где не бывает холодных ночей. Но скорее всего и он бы получил свою дозу свинца в голову, разве что чуть позже. Да хотя бы причину, по которой все это началось, было бы неплохо узнать! Может чрезмерное усиление семьи? Какой-нибудь закон, поддерживаемый этим стариком, от которого кому-то будет не сладко? Порой даже жалеть начинаю, что так мало интересуюсь политикой и общественной жизнью. Но я то понимаю, что даже если и спрошу, то отделаюсь ничего не значащими словами о том, что "ситуации бывают разные". Если не захочет — не скажет.

Через десять минут голова принялась гудеть от скачущих в ней вопросов, а мне стало казаться, что старик уснул, и я уже раздумывал сидеть ли мне и далее или же встать и позвать прислугу, чтобы они перенесли его в более удобное место, он, приподняв веки, с неким хитрым прищуром, став похожим на аксакала, собирающегося поведать поучительную историю, спросил:

— Что скажешь, единственный Осино, если я попрошу… присмотреть за моей внучкой?

Не единственный, еще есть младшая, но… он что, собирается нанять меня? Пришла моя очередь пригубить чай, оттягивая время. Приятный аромат защекотал ноздри, словно солнечный летний луг с южных склонов горы, что никогда не ведала о существовании пылящей и чадящей техники, был заварен в ней. Против воли я сделал глоток, слегка обжёгшись, но ничуть о том не пожалел, катая чудесный напиток на языке. Старик терпеливо ждал, чуть улыбаясь одними губами.

— Откажусь, — твердо посмотрел ему в глаза.

— Могу я узнать… причины? — слегка удивленно вскинул тот брови.

Несомненно, он не привык, чтобы ему отказывали безродные люди, удостоенные приема.

— Я уже нанят.

— О… это мне известно, — покивал он, и, должно быть заметив мой слегка удивленный взгляд тем, что Итидзе выдал свою маленькую тайну, продолжил, — неужели не заметил, что в твоем классе половина как раз и являются подобными тебе?

Хороший вопрос! Жизненный! Не настолько я близко с ними сходился, конечно, но действительно казалось странным, что в таком классе учатся целых двадцать шесть человек! Пятнадцать еще понятно, в этом случае хоть как-то возможен индивидуальный подход к ученикам и углубленная передача знаний, да и материал спрашивать гораздо легче. Впрочем, если присмотреться, то, на мой взгляд, около половины не слишком то и владели музыкальными инструментами, зная их скорее на уровне общих курсов. Ну так-то все складывается… Ну я и телохранитель, блин. Под носом не разглядел, считая детей, по привычке, всего лишь детьми. Однако здесь они могут быть еще и неплохими проффи в области смертоубийства. Традиции, ммать их.

— Ты знаешь, в чем сила семьи или клана? — спросил патриарх, и пригубил чай, показывая, что ответа, в общем-то, дождется.

— Полагаю, в количестве активных действующих членов, их верности роду, составе и вооружении подчиненных сил? — предположил я.

— Из этого складывается влияние, — опроверг он.

— Эм-м… в единстве?

Тодороки подвигал челюстью, размышляя о чем-то, но, потом видимо решив, что подрасту-пойму, перевел тему обратно:

— Собственно, я говорил не о найме… Другая причина есть?

— Мне не нравятся девушки, ходящие с распущенными волосами и не носящие очков, — меланхолично заметил я, покрутил в руках кружку, рассматривая удивительно красивый в своей простоте предмет, добавил, — Меганенеко и коса — вот отрада для глаз.

Кажется, мне удалось его сбить с толка, он прикрыл глаза, потер подбородок, вновь пригубил чай, затем… рассмеялся, сухим старческим смехом, более похожим на кашель.

— Хе-хе, причина достойная молодости. А по характеру что?

— Кудере, — прижал я палец к подбородку, изображая глубокую задумчивость, — пожалуй, идеальный архетип.

— Хе-хе… словечки то… новомодные. Как пишется то?

Я вытащил из внутреннего кармана блокнот, набросал пару кандзи и передал ему.

— Хе-хе, — старик аккуратно спрятал листочек в рукав, — спрошу у наших аналитиков, что это за веяние такое. Гайдзинское…должно быть.

Не стану его расстраивать, для этого у него есть специально обученные люди. Да, здесь, хоть и несколько иная история, есть и эти рисованные мультики, и мне пришлось с некоторыми из них ознакомится. Там, всего пару раз, в кинотеатрах как признанные шедевры мировой мультипликации, здесь, под давлением обстоятельств именуемых "сестра". Тайфун есть такой, баллов на пять тянет.

Что же, хоть и несколько дурашливо, но мы друг друга поняли. Я не готов распылять внимание на еще одну девушку мучимую подростковыми гормонами, но, думаю он понял, из отчетов ли своих подчиненных или из лично составленного мнения, что не откажу в дружеской поддержке, в случае чего.

— Хорошо, славный Осино, не стану тебя задерживать да мучать старческим брюзжанием молодую кровь. Ступай, тебя проводят.

Вежливо поклонившись, я вышел из помещения, оставив снова погрузившегося в свои мысли человека. За дверьми по прежнему пребывал "модник", который легким кивком призвал меня следовать за ним.

Уже сидя в машине, несущейся по бурным улицам города, словно и не подозревающем, что среди его каменных вершин прячется малый кусочек древней истории, я все пытался понять, зачем? Если нужно было нанять, то можно было бы и через одного из сыновей, в конце концов, сошел бы даже этот тип в очках. Хотел понять, можно ли мне доверять? Для этого есть те же самые аналитики или служба разведки, в которую, наверняка входят опытные психологи. Что он хотел узнать?

Впрочем, не важно. Впереди еще целый вечер, чтобы поломать голову, так ничего и не поняв.

Дом, тихий милый дом, долгими годами встречавший меня уединением и покоем, вскрыл мои ушные раковины каким-то диким скрипом болгарки на сталелитейном заводе где работают исключительно буйные умалишенные. С некоторым недоумением войдя в гостиную, я увидел три макушки, торчащие над спинкой дивана — светлую, темную с гладкими длинными волосами и темную с чепчиком на макушке, удерживающим аккуратно собранную в прическу, — уставившиеся в телевизор, где бесновался какой-то тип в шипастой кожаной одежде. Ясно, только один человек может наполнять мой дом музыкой, оказывается, не только классической.

— Убивать! Убивать-убивать-убивать! Всех-убью-покрошу-мясо-с костей-сниму!! ЙААААА!!!

Гитарист, столь же экстравагантно выглядящий, да еще и разукрашенный безумным мейкапом, трясший до того как припадочный, не выдержал напряжения и вцепился зубами в струны, вырывая из бедного инструмента чуть ли не предсмертный визг.

— ЙААААА!!! — заливался мужик, вращая головой со скоростью вентилятора.

Завершив все это буйство диким аккордом, казалось вворачивающимся в череп, походившим на смесь визга разрезаемой заживо свиньи с ревом раненого бегемота и звуками все того же сталелитейного завода, получившего заказ на массовую заточку ржавых ножей.

Девушки сдержанно похлопали солисту, призывающему Сотону, после чего Мафую щелкнула пультом, потушив экран и погрузив дом в благословенную тишину.

— У меня ощущение, словно через мои уши протаскивали цепь, одновременно вбивая гвозди в макушку и ввинчивая штопор в висок, — поделилась она своим мнением, — но что-то в этом есть. Кто-нибудь понял, о чем он пел?

— Так сие песнь была? — неподдельно удивилась шиноби, — думала я, смотрим мы обряд демонопоклонников.

— Нет, это был сам Краузер Третий, — заметила Кёко таким тоном, будто все должны знать кто это такой, — Зачем нам смотреть на демонопоклонников, Нагаи-сан?

— Узнать дабы, как их… о, господин, добрый вечер! — Шино вскочила, поклонилась, мельком показав, что бдела и глаз не спускала.

— Осино-сама, — вежливо и с достоинством встала, Кёко, — вам пришла посылка, я оставила ее на столе в вашей комнате. Желаете отужинать?

— Не, — отмахнулся я, встретив взгляд больших голубых глаз, — Фума, с чем пожаловала?

— Мафую меня зовут, — чуть сузила она глаза, выглянув над спинкой, мигом став похожей на надувшегося совенка.

Я посмотрел на обновленную икебану. Ага, снова агрессивный стиль. Да и судя по музыке, пришла отдохнуть от дома и посмотреть что-нибудь интересное, но вместо друга застала лишь прислугу, которой раньше не было, и неразговорчивую девушку, внушавшую ее чувствительной натуре некоторое опасение. Считай, что пришла к другу, а там только его друзья которых и не знаешь вовсе. Неуютно. Так что для хорошего настроения причин у нее явно было маловато.

— Что будем смотреть? — попробовал я найти путь к примирению.

— Мелодраму, — ударила она в болевую точку, сразу же совершив добивающий, — и кушать тортики.

— Я недавно купил новый фильм, — поднялся я, приготовившись ко второму раунду, — "таинственный черный шар" называется. Чудо, говорят, а не боевик.

Глазки, похожие на прозрачные озера, забегали, явно разрываясь между желаниями наказать и все же увидеть лужи крови и кучи фарша на большом экране. Понимаю ее папашу, конечно, воспитание и все дела. Но не через-чур ли это, если ребенок идет искать разрядку на стороне. Дождется, что будет она снимать парней на ночь.

— Давай два и по рукам! — пошла она на компромисс.

Это что же, у нас ночной киносеанс?

— Родителям позвони, — сдался я под просящим взглядом, — Кёко, отставить тортики! Черную воду и сухой корм!

— Слушаюсь, Осино-сама, — покорно вернула та так и не разрезанное воздушно-кремовое нечто на место, доставая большую бутыль колы.

— У нас есть свободная комната?

— Да Осино-сама, я привела гостевые комнаты в порядок.

А действительно, запах как-то изменился в доме. Посвежело что ли? Я незаметно провел пальцем по рейке раздвижной двери и не нашел там вездесущей пыли, которую мне все время было слишком лень убирать и она копилась там, пока сама не сваливалась на пол, откуда ее и забирал ненасытный пылесос. Сразу на ум мудрые поговорки лезут: Без женщины дом — Содом. Добрая женщина дом сбережет. Где Сатана не сможет, туда бабу пошлет… а нет, это не то.

Запустив "голубой луч" проигрывать нам новинку достижения кинематографа, наполненную пафосом и пропагандой грубой силы и превозмогания чуть более чем полностью, я сел между пианисткой, прижавшей ноги к груди и приготовившейся внимать происходящему со всей отдачей, и служанкой, сидевшей на самом краю выпрямив спину, бросая на нас цепкие взгляды, словно наседка на цыплят, она единственная отказалась от круто сваренной химии, удерживая в маленьких ладошках кружку с чаем. Шино же села на полу, скрестив ноги и расположив рядом свое неразлучное оружие. Интересно, когда такое времяпрепровождение стало мне привычным? Еще немного и я не смогу жить иначе, обходится без них, не вспомню, что жил когда-то по-другому. Странны дела твои, кто бы там не управлял судьбами, плетя их нити в чудную паутину.

Не сказать, что фильм был плох, он был в меру динамичен, энергичен, заборист боевыми сценами, поставленными мастерами, в них и снимались мастера с большой буквы м. Но все это пролетело мимо меня, я больше наслаждался эмоциями в одночасье ставших мне близкими людей. Мафую, хоть и крепилась, сдерживалась, но в "бу" моменты цеплялась тонкими пальчиками в мою рубашку, порой царапая коготками, ближе к концу вообще забралась мне под руку, сжавшись в комочек и следя за происходящим с восторгом и ужасом. Какое же она еще дитя. Кёко, хоть и старалась олицетворять идеальную сдержанность, сдавливала чашку с давно остывшим чаем, в оные моменты вздрагивая и тут же испуганно косясь, не заметили мы минутной слабости. Лишь Шино наблюдала с бурным, едва сдерживаемым восторгом и в особо эпичные моменты теребила завязки чехла, словно намеревалась бросится помогать положительным персонажам повергать плохих. Или наоборот, кто ее поймет.

Но вот фильм закончился, а мы еще сидели, пребывая в своих мыслях, как бывает порой, когда фильм чем-то цепляет за душу, заставляя переосмыслять его вновь и вновь, вспоминать моменты своей жизни, сравнивать, как бы ты поступил на месте героев, переживать за их дальнейшую судьбу. Я очнулся первым, осмотревшись, подивившись тому, что на улице уже вовсю царила ночь, которую мы и не заметили, хотел уже встать и поставить следующий, где-то внутри жалея, что новым фильмом смоет очарование предыдущим… Но замер, почувствовав мерное дыхание под боком и крепко ухватившиеся за мою рубашку руки.

Подхватив недовольно забурчавшую пианистку на руки, я пошел в след за Кёко, предусмотрительно распахивающей передо мной двери.

— Большой и тупой… да еще и слепой… — пробубнила Мафую во сне.

Я аж остановился от неожиданности, балансируя на одной ноге, опасаясь, что если поставлю ногу, то разбужу это маленькое чудо.

— Ничего не замечаешь… бака…

Маленькие ноготки кольнули сквозь ткань и девушка вновь мирно засопела.

Интересно, кого она имела в виду? Нет, точно не меня, попробовал я отвести от себя подозрительный взгляд Кёко, отрицательно замотав головой. Я выше этой малявки едва ли на голову, хотя, конечно побольше, пошире в плечах, да и вообще… могу хвалить себя часами, но не время. Нет, точно не большой, хотя тупого отрицать не стану, со стороны оно виднее. Уложив девушку на кровать, застеленную свежими перинами, я аккуратно отцепил от себя хрупкие ладошки, замирая всякий раз как она начинала ворочаться.

— Мой самурай… — внезапно улыбнулась она.

У меня аж сердце зашлось. Кивнув Кёко, принявшейся расстегивать пуговицы на блузке спящей девочки, я спешно вышел, дабы не почувствовать себя плохим человеком. Зашел в свою комнату и, подхватив с письменного столика конверт, распечатал его. Внутри лежал диск. Самый обычный, без надписей, лишь с пометкой, что он готов принять на себя груз информации до шести гигов. Вставив его в тихо шуршащий кулером ноутбук и приняв предложение запустить видео, я с удивлением увидел темное помещение, мрак в котором едва разгоняли отсветы далеких огней города. Камера явно висела в углу, на высоте около двух метров. Потом мое внимание привлекло движение около окна и только тогда я узнал наш класс. С этой точки рассматривать его никогда еще не приходилось. Фигура потянулась, замерла, подкралась к стоявшему в углу шкафчику и достала оттуда длинный шест. А нет — швабру. Да это же я! В тот самый день! Вот так посылочка.

Затем началось что-то фантастическое. Две фигуры, повыше, со шваброй в руках и поменьше, с тускло блестящим ножом, только вошедшая в помещение, рванули навстречу друг другу. Размылись в пространстве. Со скоростью пушечного ядра пролетела, кувыркаясь, по всему классу парта. Не думал, что пнул ее с такой силой. Заметались по помещению, громя его, так быстро, что камера со столь слабой оптикой просто не успевала зафиксировать все движения, превращая их в какие-то размытые тени. Только предметы интерьера летали туда-сюда. Занятно. Крайне занятно. Неужели я высвободил тогда эти… как их там… скрытые резервы?

Нет. Не верю. В этом мире возможно многое. И пусть здесь не помешаны на боевых искусствах, но сильных людей, владеющих своим телом в совершенстве здесь куда больше. Много больше… Хотя, что-то я не туда свернул в своих размышлениях. Яркий пример необычности этого мира я вижу перед собой уже несколько дней. Носитель странного генома. Или просто мистической способности? И, по ее оговорке, она не одна такая. И даже не самая сильная. Загадка. Так ли прост этот мир с иной историей? Если ты о чем-то не знаешь, значит ли это, что оно не существует? Если ты во что-то не веришь, значит ли это, что оно обязано не быть? Не люблю тайны.

Раздавшийся стук в дверь заставил меня свернуть видео подошедшей к своему финалу битвы.

— Осино-сама, — склонилась на пороге Кёко, — есть ли для меня указания?

— Нет, — отрицательно покачал я головой, — можешь идти… и да, ты молодец.

— Благодарю, Осино-сама, — улыбнулась она краешком губ, явно прилагая недюжинные усилия дабы не показывать эмоций, и закрыла дверь.

Я с минуту побарабанил пальцами по столешнице, щелкнул манипулятором по значку диска и выбрал пункт "уничтожить информацию". Извлек блестящий кружок, разрезал его ножницами на мелкие кусочки и вновь сложил их в пакетик, завтра сожгу где-нибудь.

— Молодец, Тоока-тян, заработала на еще один обед… с десертом, — добавил в пустоту и бросился на заждавшуюся кровать, мгновенно вырубившись.

 

Глава 7

И вновь школа. В сопровождении аж трех весьма красивых девушек, невольно ощущая себя каким-то мастером гарема, я шел в редкой толпе школьников, равнодушно не замечая вежливо-любопытные взгляды. Эх, сложно быть популярным, подумал, аккуратно направляя Мафую, дабы она не врезалась в кого-нибудь. Девушка вновь, по своей привычке, задумалась о чем-то, замечталась, смотря на небо в редких осенне-темных облаках. С другой стороны, лишь с теми, кому безгранично доверяешь, можно быть столь рассеянным. Только один взгляд мне не слишком понравился. Взгляд стоящего у ворот Таканаси Дзюна. Легки прищур, оценивающий, цепкий. Такой взгляд подходит скорее мелкому хищнику, выслеживающему жертву. И на этот раз даже не пытается подойти ближе и заговорить. Не подумал бы, что он может так смотреть. Ревнует? Может ли он быть опасен? Может, поговорить с ним заранее? Нет. Распоряжений на его счет никаких не поступало. И он, все же, друг моего друга. Но стоит к нему приглядеться. Или стоит поговорить с Мафую? Прояснить так сказать ситуацию и изменить своим принципам.

Вежливо помахав парню рукой, я прошел мимо, девушка так и не заметила его, выглядывая что-то в небесах и шепча себе под нос… стихи или песенку?

— Фуюма, — чуть сжал я ее локоток.

— Мафую меня зовут!

Означенный локоток впился мне в ребра.

— Там… — страдальчески прохрипел я, как можно искренне играя роль искалеченного человека, схватившись за бок и раздумывая, не упасть ли на колени, ткнув пальцем в сторону ее знакомого.

Хотя пострадать мне долго не дали, с двух сторон меня тут же поддержали нежные ручки и две пары глаз, зеленых и ореховых, впились в меня, выискивая повреждения на столь драгоценном для них теле. Мафую посмотрела в сторону своего знакомого, почему-то с легкой грустью, потом смерила высокомерным взглядом меня, познающего все прелести своей ценности для кого-то, фыркнула и, задрав носик, направилась в школу. Пожалуй, от столкновения ее спасало только то, что окружающие все же смотрели куда идут. Я не умный человек, но я понимающий дурак. И сейчас мне понятно, что что-то не так!

— В порядке я, — отмахнувшись от заботы и посмотрев на Кёко, настойчиво пытающуюся узнать, что же у меня болит, — Шино, на обеде проследи,

— Да, господин, дня удачного и пусть вам боги улыбаются, — Шино поклонилась и, ухватив за руку вторую девушку, направилась к корпусу прислуги.

Вот мне интересно, как она вписалась в свой класс, надо будет уточнить у Кёко. Конечно, попросил ее приглядеть, но…

Войдя в класс и сев на свое привычное место, позади маленькой пианистки, умудряющейся даже спиной выражать недовольство, задумался.

— Встать, поклон, садитесь.

На автомате выполнил ритуал "пришествия учителя", открыл учебник на нужной странице и, не замечая что читаю одну и ту же строку в который раз, попытался привести разум в порядок. Вчерашнее видео показало мне, что я не знаю не только о том, кто такая эта шиноби, Тоока или ночная собеседница, но и кто я такой, вообще не имею не малейшего представления. Вместо обеда попробую хоть что-то почувствовать с деревянными мечами в додзе, а уж после школы можно будет провести и иные испытания.

— Сегодня мы приступаем к теме по Великой Войне, прочтите вступление к главе самостоятельно, — донесся до меня голос учителя.

Помассировав виски, чтобы прийти в себя, я старательно вчитался в довольно занятную информацию. Вступление к главам в корне отличалось от самого учебника, наполненного сухими фактами, датами и выжимками. Вступление было похоже и слогом и изложением на занятные рассуждения обо всем и ни о чем.

"И так, сегодня мы приступим к наиболее интересным и ужасающим событиям прошлого века, а именно — к гремевшей с 1950 по 1958 Великой Войне, Войне Империй, Войне за устои, Войне на выбывание. Много у нее названий, отражающих ее суть, и было бы еще больше, если бы мы знали о ней всю правду.

Зададим пару вопросов и дадим на них ответы.

С чего начинаются войны?

С цели.

Кем начинаются войны?

Имеющими средства.

Зачем начинаются войны?

Ради выгоды.

Сколько мир повидал войн? Бесчисленное множество! Человечество сражалось с первого дня своего осмысленного существования. С природой, с дикими зверьми — со всеми естественными врагами, в которые входят и другие люди. Да, издревле человек человеку — враг. Враг в борьбе за ресурсы, за земли, за пищу. А когда изобрели товарно денежные отношения, еще и за металл. Если задаться вопросом, когда же в мире не было войн? То ответ будет — когда в мире не было людей.

Итак, кому же была выгодна эта война? И ответ — всем!

Кто имел цели для начала войны? Все! Абсолютно все государства, хоть что-то представляющие из себя на тот момент, строили планы к ее началу, лелеяли надежды на ее результаты. Начиная от Испании, тогда еще Владычицы Морей, Империи над которой никогда не гаснет солнце и заканчивая Объединенными Странами Аравии, теснимыми с одной стороны новыми крестоносцами — христианскими государствами — желающими получить нефть по цене лопаты, которой ее можно черпать с песка, и конфедерацией африканских государств, вспомнивших вдруг старые обиды и решившими попробовать давнего врага на зуб.

А началась война, в, казалось бы, единственном государстве этой войны не желавшем, но оказавшемся к этой войне наиболее готовым — в Кайзеровской Германии (подробнее о причинах одержанных этим государством побед в главе 5).

А началось все с жертвенного агнца. Четвертый британский принц Уильям погиб при покушении в Мюнхене, где прибывал с дружеским визитом. Современники отзывались о нём как о слабохарактерном и пустом человеке, и по той же причине, вероятно, его и выбрали на эту роль.

Королевство Великобритания, обладавшее на тот момент вторым по мощи флотом, за считанные дни, со скоростью означавшей только то, что готовились к этому событию заранее, оккупировало германские колонии и высадило десант около города Дангаст (подробнее о высадке и битве за Дангаст в главе 9).

Как и следовало ожидать, Российская Империя, с которой Германию связывали давние добрососедские отношения и династические браки, немедленно подало ноту протеста, заявило о вступлении в войну, и перебросило войска в Афганистан, вторым фронтом надавив на Османскую Империю, давних сателлитов Британии (подробнее в главах 10–11)

Правители Объединённой Аравии пришли к выводу, что этот шанс упускать нельзя и всеми силами ударили на юг. Испанская императрица, увидев в этом угрозу своему господству, со всей присущей этому народу горячностью объявила войну всем и сразу, втягивая в кровавые разборки и всех своих сателлитов.

Но это Европа. Про Азию и Африку и обе Америки, большая часть государств которых тогда была под тем или иным владычеством можно и не упоминать (подробнее в главах 12–13). Поднебесная и Империя Восходящего Солнца, словно растеряв вековую мудрость и вспомнив все обиды, набросились друг на друга, превратив всю Юго-Восточную Азию и Океанию в кровавый театр.

Итогом этого естественного противостояния стало более шестисот миллионов погибших (цифры уточняются и по сей день, но вряд ли когда-нибудь будут точны), перекроенная карта мира и Африка, на территории которой развернулись самые кровавые сражения и впервые было применено оружие массового поражения, превратившаяся в Белое Пятно (подробнее в Итогах). Сейчас же можно лишь заметить, что победили Устои, и мир, который мы знаем — мир империй, и ни одного государства с иной формой правления кроме абсолютной монархии, что пытались поднять головы до Войны, ныне нет".

Ну ладно. История историей, но у меня сейчас несколько иные вопросы, чем размышлять, что же это за "белое пятно", информации о котором в открытых источниках чуть меньше чем никакой. Под довольно живой и интересный рассказы учителя о причинах, послуживших началу этой самой страшной войны прошлого века, я ломал голову над тем, что же это за ерунда такая со мной творится, периодически ежась от волн недовольства, испускаемых спиной сидящей впереди девушки. А с ней то что не так?

Так и не придя ни к какому решению ни по одному из вопросов, я дождался обеда и направился в сторону сооружений спортивного потока. Пройдя мимо многочисленных спортплощадок и представ перед дверьми в додзе, в котором даже в обед кто-то тренировался, я задумался, а нужно ли оно мне? Может зайти по пути и купить деревянный меч в ближайшем магазине? А, к демонам, раз уж принял решение.

Отодвинув в сторону дверь и сняв у входа ботинки, я поклонился, залу, выражая почтение местным традициям и прошел вдоль стены, наблюдая за небольшими группами школьников, одетых в стандартную тренировочную броню. Воинственные выкрики и топот по деревянному настилу наполняли ярко освещенный зал. На одной из стен висел огромный прапор с каллиграфическими росчерками на нем, если не ошибаюсь, то на нем написано "Воинский дух". Пахло здесь, конечно, очень "по-воински". Эти теплокровные азиаты, видимо, боятся замерзнуть, потому и предпочитают вдыхать пот и тестостерон, витающий тут.

— Я могу вам чем-нибудь помочь? — возник передо мной высокий парень, облаченный в кимоно и хакама.

— Осино Шин, — представился я, с легким поклоном, — хотел протестировать свои навыки.

— Желаете вступить в наш клуб? — поинтересовался тот.

— Пока только присматриваюсь, — вежливо отклонил я ненужное мне предложение.

— Вам нужен спарринг партнёр? — понял тот намек, взмахом руки указав в сторону стойки с деревянными мечами.

— Я, пожалуй, обойд…

— Осино Шин! — прервал меня звонкий и наполненный гневом вопль.

Стоящая неподалеку девушка, в полной защите, неторопливо сняла маску, взирая на меня с плохо скрываемым недовольством. А с ней то что?! Чем она недовольна?

— Осино Шин, — указала она на меня бокеном, словно с первого раза было непонятно, что я это я, — я сражусь с тобой!

О, я так и знал, что это была плохая идея! Я ведь чувствовал, что не стоит сюда заходить!

— Но капитан… — попробовал возразить так и не представившийся парень, — он же с музыкального, а с вами…

— Молчать! — рыкнула она, — принесите ему защиту!

— Я вынужден отказаться от этой чести, — слегка склонил я голову.

— Струсил!

О, я не мальчишка, чтобы подобные выкрики травмировали мое честолюбие. Опять спрашиваю, что с ней не так?

— Если желаете, можете так и думать, Тодороки-сан, — добавил я холода в голос.

— У Осино не осталось ни чести, ни собственного достоинства?! — вызверилась девушка.

Зал погрузился в тишину. Чертовы аристократы, понимают, что подобные оскорбления смываются только в поединке. И дороги мне, как и ей, назад уже нет. Без слов я подошел к стойке, вытянул руки, позволяя накинуть на себя доспех и, пока два человека возились со шнуровками, вытянул ближайшую деревяшку.

— Капитан недовольна, — пробормотал встречающий, хлопнул меня по плечу и, протягивая шлем, добавил, — будь осторожен, парень. Если что, просто сдайся, не доводи до переломов.

Я кивнул, взмахнул на пробу выбранным бокеном и… ощутил, что чего-то не хватает. Рука, против воли, вытянул второй меч. И только тогда почувствовал себя полноценным. Хотел проверки? Ну так получи. Хорошо хоть есть Шино, и даже если эта… девка, сломает мне что-нибудь, то найдется кому подменить на службе. Хех.

Встав в освободившийся центр, вокруг которого расселись кругом остальные, я ответил на легкий поклон девушки, выпрямившись и опустив мечи к полу.

— Тодороки-сан, — попробовал я уладить конфликт, пока он не дошел до конфронтации, — может не будем. Я не привык сражаться просто так.

— Наемник, — презрительно бросила она, скрытое решеткой шлема личико презрительно скривилось, — ты не достоин!

Чего, ммать, я не достоин? Очнись, девочка, ты же сейчас имидж семьи ставишь под удар своей несдержанностью.

— И все же. Что я получу в случае победы? — я слегка качнул мечом в сторону сидящих, призывая их в свидетели.

— А что ты хочешь? — криво ухмыльнулась она, — может, меня?

Тишина стала просто гробовой. Эта дурная девка только что поставила себя на кон? Ох мало дедуля ее высекал. И если я сейчас откажусь, то это будет выглядеть словно побрезговал ей. Ох же дура… Хотя, шансов на победу у меня и нет. Так что это скорее тонкий расчет, чтобы опозорить меня.

— Если выиграю я, — посмотрела она мне в глаза, — ты вернешь мне её.

Кёко что ли? Нашла какой-то способ обойти волю родителей? Право же, не слишком ли ты повернута на своей подруге? И уверена ли ты, что это будет ей во благо. Ох, перекинуть бы тебя через колено, да хворостиной соленной!

— Не привык ставить людей на кон, Тодроки-сан, это варварский обычай.

— Я ставлю себя, — парировала она.

— Только если она захочет сама, — отрицательно покачал я головой.

Девушка сузила глаза, явно уже с трудом сдерживаясь.

— Идет, но ты не будешь противиться.

Хорошо, будем думать, что ты не совсем дура, и знаешь, что контракт разорвать можно только при обоюдном согласии. Да, стандартный контракт составлен, обычно, чуть ли на как добровольное соглашение на рабский ошейник. Только вот я этот пункт вычеркнул и не оставил себе копию, так что Кёко может идти куда угодно и когда угодно.

— Хорошо.

Я надел шлем и…

— Йаай! — просвистел мимо меч.

Мощный и сильный удар, который пришелся бы прямо по моей многострадальной голове, не успей я на одни рефлексах сделать шаг назад. Кажется, мне представляется реальный шанс узнать, насколько же я Искусник и чем он отличается от обычного человека. Если верить словам маленькой тени, то я должен круто рулить в войне.

— Ха!

Вновь мимо, внимание привлек открытый бок девушки, хоть сейчас бей. Но! Чую подставу!

Шаг в сторону и я закружил по небольшой площадке. Не пойдет! Так не пойдет! Ох, закипает моя кровь! Девушка вновь атаковала.

— Ха!

Меч свистнул, уводя ее за собой, оставляя открытой всю верхнюю половину тела. Да что же это такое? Звезда кендо она или только взявшая в руки деревяшку девчушка? Ох-хо, подставой так и прет. Просто омерзительно воняет! Брешь в обороне зияла долю мгновения, ровно столько, чтобы мне хватило ее воспользоваться, но нет.

— Ха!

И словно против воли моя левая рука дернулась. Бокены с деревянным стуком отскочили друг от друга, и я еле-еле успел остановить правую, дернувшуюся с целью пробить по открытой руке противницы. Так-так. Странная ситуация, но проверить не мешает.

Выпад, один меч проходит чуть сбоку от автоматически отшатнувшейся девушки, левая слишком далеко отставлена назад. Бей в корпус, руби по руке. Но та наоборот, отступила, закружила, даже и не думая о контратаке.

Хо-о… Занятно! Это же игра в поддавки! Вот только непонятна мне ее причина. Рубанув воздух наискосок, я вновь вынудил ее отступить. Еще шаг и техническое поражение ей засчитают. Но нет, так не пойдет. Сделав пару шагов назад и вновь закружил, вынуждая ее передвигаться в такт со мной. Через сетку шлема на меня смотрели злые темные глаза.

— Йаай! — вновь рванула она вперед.

Я отшатнулся, взмахнул мечом чуть ли не наугад и попал.

— Котэ ари! — раздался крик судьи нашего импровизированного поединка.

Вот что значит настоящий профи! Даже проигрывать как надо умеет!

И снова неторопливое кружение по площадке. Девушка скользит, припадает к полу, словно крадущийся тигр. Но я отнюдь не затаившийся дракон.

— Ха!

Палка с гулом рассекла воздух у моего горла, вынуждая отшатнутся, припасть и ударить почти вслепую, чтобы хоть чуть ее шугануть.

— Иппон!

Второй раз попал. Вот чертовка! Нет, сегодня мне явно не светит протестировать возможности ибо она просто не собирается сражаться, она намеренно сливает!

Ну, в эту игру можно играть и вдвоем!

Я рванул навстречу вновь атаковавшей девушке, чуть ли не стелясь над полом в длинном выпаде, подставляя под деревяшку плечо, и уже чувствуя как будет оно потом болеть, но! Руку дернуло, чуть не выбив оружие, следом раздался глухой стук падающего тела.

— Мен ари! — взревел судья, — победил Осино Шин!

Вот это поворот, только и осталось заметить мне, глядя в полном разочаровании на валяющуюся на полу девушку. Жесткий встречный удар в шлем, кажется, вынес ей оставшиеся мозги вместе с сознанием. Впрочем, я слышал, что отсутствие мозга женщинам не особо вредит…

Занятно как. Стянув доспех и не обращая внимание на суетящихся вокруг своего капитана кендоистов, я пошел на выход, подхватив по пути пиджак. Следовало успокоиться и унять бешеное сердцебиение, все же поединок, пусть и в поддавки, неслабо нагоняет адреналина.

Я неторопливо вышел из зала, натянул ботинки и, подняв голову, увидел знакомую девушку, уставившуюся в маленький экран видеокамеры, возбужденно дышащую и прижавшую ладошку к животу. К счастью, никого рядом не оказалось, так что ее репутация упала только в моих глазах.

— Тоока…тян, — девушка дернулась от моего окрика, поспешно хлопнула крышкой устройства и спрятала его за спину.

— Да, Шин, привет! Какая неожиданная встреча, — невинно захлопала она глазками, если бы не видел, то поверил бы.

— Радость моя, — немного напряженным голосом произнес я, подойдя поближе и склонившись к ее ушку, у девушки перехватило дыхание, — у тебя ролик для "сам себе режиссёр"?

— Никогда не слышала о таком шоу, — чуть откинулась она назад, чтобы видеть мои глаза, и вновь правдиво захлопала длинными ресницами.

— А что у тебя за спиной? — я еще чуть склонился, чуть ли не ткнувшись носом в ее носик.

— Попа! — выдала она, и, судя по взгляду, сама от себя такого не ожидала.

— Попа под спиной, балбеска, — хмыкнул я, — руки!

— Меняю на поцелуй, — нашлась она, более чем хорошо зная мои принципы.

Я начал потихоньку закипать, хотя лицо, отражавшееся в ее глубоких темных зеркалах души, оставалось очень спокойным.

— А по шее!

— Можно и в шейку поцеловать, — активно закивала она, — только аккуратнее, у меня очень чувствительная кожа!

— Может по попе?! — уже почти рыкнул я.

— Э? — она смутилась, — в попу, говорят, больно! И не здесь же! Шин-куун, извращенец!

Хм-м, кажется либо я говорю невнятно, либо до нее доходит через призму какого-то недопонимания, но скорее она очень умело играет глупышку. Вот только знаю ее слишком хорошо, чтобы поддаться на такие уловки. Я еще чуть склонился, ткнувшись лбом в ее лоб, смотря с легким прищуром, пар нашего дыхания смешивался, я вдыхал легкий аромат духов, невинной зрелости, внезапно захотелось прикоснуться к ней, дотронуться до ее чистой кожи, притянуть к себе. Стресс! Это все стресс!! Я отдернул уже потянувшуюся руку, сжал ее в кулак, чуть ли не ломая свою волю. Надо срочно выпить чего-нибудь крепкого!

— Тоока, прелесть моя, ты же хорошая девочка?

Девушка с трудом сглотнула, учащенно дыша, вот что значит молодость — гормоны кипят! Осторожно кивнула, не разрывая зрительный контакт.

— Хорошая… Шин-кун.

— Не расстраивай меня, покажи ручки… пожалуйста?

— Вот.

Почти у меня перед носом оказалась маленькая любительская видеокамера с надписью на боку "Хонда". Девушка прикрыла глаза, потянулась губками ко мне… и едва не упала, когда я резко отодвинулся, схватив камеру.

— Эй!

Обломанная в лучших ожиданиях она запрыгала вокруг, стараясь выхватить устройство, но я, крутясь вокруг своей оси, постоянно опережая ее на долю секунды, уже всматривался в видео.

Маленький экран едва ли мог показать все, что я желал увидеть, но! Но видно было в достаточной мере, чтобы понять — даже самый предвзятый критик не сможет обвинить Тодороки в грязной игре. Она сражалась красиво и изящно, словно на турнире, выгодно смотрясь на моем фоне, со стилем более подходящим какому-нибудь солдату, хищно кружила вокруг и не могла пробить мою глухую оборону. Деревянные мечи скрестились лишь раз за поединок, словно у древних мастеров, предпочитавших не портить сталь касанием об оружие противника. За весь поединок я совершил только четыре атаки, и три из них завершились касаниями. Мощный и зрелищный поединок бойцов обладающих недюжинными способностями в кендо, согласился бы посторонний человек. Даже мой пробный выпад и уклонение девушки от контратаки сошли бы за изящную ловушку, почуянную противником. А я же скажу, что так проигрывать нужно уметь…

В висок кольнула боль, я зашипел, остановившись и тут же лишившись камеры, схватился за голову.

— Шин! — девушка мгновенно забыла про свою добычу, сжав прохладными ладошками мое лицо, она с беспокойством всмотрелась, — Шин, тебе плохо?

Я усмехнулся, с трудом сдерживая желание расхохотаться. Пожалуй, могу претендовать на звание человек-тормоз года. Кажется, эта боль от догнавшего паровоза мыслей, не успевшего затормозить и разбившегося о лобную кость.

— Все отлично! — растянул я губы в подобии улыбки, — только дошло, что я выиграл Тодороки-сан.

— Ну да, — кивнула она, явно не понимая, в чем тут повод для такой ухмылки, — ты ее победил.

— Да нет же! — поскребя макушку, добавил, — я ее выиграл.

— Ты хочешь сказать… — округлила она глаза.

— Именно, — солидно покивал я, направившись к основным корпусам школы, оставляя позади приземистое деревянное здание с бумажными стенами.

— О как… — донеслось мне в спину, девушка засеменила следом.

— Вот так.

Позади раздался звучный шлепок. Судя по всему ладонью по лицу, или лицом о ладонь.

Ну что же, приключений на пятую точку отхватил, теперь осталось только отсидеть оставшиеся уроки, я вздохнул, с силой потерев ладонями лицо, вдохнул свежий воздух, и поплелся в класс, вновь пялиться в спину чем то раздраженной подопечной… может у нее "эти" дни? Это многое объясняет! Значит у юной Тодороки тоже эти дни! И нет никаких закулисных игр! Нет никаких тайных планов! Все! Я разгрузил свой мозг от загадок сегодняшнего дня!

— Как же хорошо, когда все можно объяснить всего лишь днем календаря, — выдохнул я в небо облачко пара.

О, как же ты бескрайне, серое хмурое небо, не ведаешь ни забот, ни проблем, взираешь на всех свысока, наблюдая за пустой суетой. Только тебе ведом… А, демоны! Это все стресс!

Тоока подозрительно покосилась, вздернула удивленно тонкую бровку.

— Каким днем?

— Красным, — веско припечатал я.

Взгляд стал подозрительным вдвойне. Но Тоока была в достаточной мере воспитанной девушкой, потому оставила мысли при себе, так и проследовав за мной, сверля мой затылок темными глазами, пока не пришлось разделиться по своим классам.

Домой — как веско звучит это слово, когда череп чешется изнутри от переполняющих мыслей, когда хочется скорее что-то проверить, разрешить, понять, и не столкнуться по пути с новыми проблемами.

Холодное солнце бросало свои лучи на небольшую дорожку, почти пустую, исключая редких двигающихся по своим делам учеников из клуба "иду домой" и нас четверых. Легко пробиваясь сквозь длинные и черные коряги избавившихся от ветвей листьев, оно легко находило путь к нам, вот только не согревало. Да холода добавляла еще и спина двигающейся чуть впереди задравшей носик девушки. Едва я пробовал приблизиться, как она ускорялась, старательно удерживая расстояние. Похоже выводы верны, тяжело вздохнул я, словив недоумевающий взгляд от шествующих в паре шагов служанки и тени. Я еще сильнее повесил голову, старательно изображая побитого пса. Слышал, что такая ерунда срабатывает на маленьких девочках, они ведь любят все жалкое и беззащитное… типа котят там. Котенка, к сожалению, из-за разреза глаз и роста изобразить не смогу, увы.

Мафую оглянулась, смерила меня взглядом, хмыкнула и отвернулась. Похоже мой источник подсунул дезинформацию.

— Ау-уа-ау, — устало зевнул я, не позаботившись прикрыть ладонью рот.

Усталость все же сказывалась, не сказать, чтобы день был тяжелый, но молодому организму частенько хочется спать. Мафую замерла. Наша троица тоже остановилась, соблюдая почтительную дистанцию. О! Если бы мы были в комиксах, то над моей головой зажглась бы лампочка.

— Ау-у-у, — добавил я чуть жалостнее.

Мафую круто развернулась, процокала маленькими каблучками по промёрзшему асфальту, вытянула ручку и похлопала меня по голове.

— Ну-ну, — сочувственно бросила она.

О, это вынести уже выше моих сил. Я подхватил ее под руки, оторвал от земли, и закружил визжащую девушку.

— А ну признавайся, кто ты такая и куда дела мою Фуму!

— Мафуюуу… меня… зовууут!! — прокричала она сквозь визг, глядя на меня испуганными голубыми глазами, — отпустиии!!

Не на того напала! Под ультразвуковой волной совершил еще вращений десять, пока голова не закружилась.

— Бака! — почти прорычала она, вновь стоя на земле и чуть пошатываясь.

— Ладно, — задумчиво покивал я, — раз это не помогло, будем применять запрещенные пытки! Щекоткой! Шино, держи ее!

Шиноби, однако, несмотря на мой требовательный и испуганный пианистки взгляды, с места не сдвинулась, олицетворяя поистине буддистское спокойствие.

— Господин странный, — сдала она неожиданный вывод.

— Странный, — поддакнула Кёко.

— Сегодня все против меня. Ну ладно, справлюсь и сам.

Мафую, испуганно расширив глаза словно я прямо тут собираюсь лишить ее невинности особо зверским образом, отступала, пока не уперлась спиной в широкие ворота. О, это же ее дом. Даже не заметил как дошли.

— Стой! — внезапно выкинула она вперед ладошку.

— Я хочу, могу и готов применить щекотку, — я сделал еще один шаг, — и я не побоюсь этого сделать.

— На все вопросы можно найти ответы, — еще сильнее вжалась в ворота она, шаря по ним в поисках ручки.

— Я не желаю искать ответы на вопросы, которые меня не устраивают. И так, кто ты такая?

— Мы можем быть только тем, кем являемся на самом деле. Не больше, но и не меньше.

— Да, сегодня был урок философии, я помню. Но меня не проведешь!

— Стой! Я это я! — девушка нащупала ручку и медленно принялась поворачивать ее, не отрывая взгляда от моих нервно двигающихся пальцев.

— Фума? — недоверчиво спросил я.

— Фума-фума, мафу, — закивала она, двигаясь к спасительной щели, юркнула в нее, показала язык и захлопнула дверь.

— Она это она? — кивнула в сторону скрывшейся девушки тихо подошедшая Шино.

— Она, — подтвердил я, пригладив волосы и помассировав переносицу. Маяться дурью, оказывается, выматывает.

— Странно она вела себя сегодня, — задумчиво покосилась тень на высокие ворота, словно уже решая, как будет их штурмовать, если объект защиты все же подменили.

— Эти дни, наверное, — вздохнул я, поняв что лучше этого универсально ответа мне не найти.

— И ВОВСЕ НЕТ!! — донеслось с той стороны.

Обе девушки убедительно сделали вид, что не понимают о чем я. Нам осталось лишь переглянуться и продолжить путь к дому. Около которого стояла большая черная машина с флажками, лениво колыхающимися по легким ветерком, на капоте. Пять цветков с пятью лепестками на коричневом фоне. Министерство обороны? Виски вновь кольнуло болью. Ритуал потирания переносицы, совершенный который раз за день, не помог, на этот раз состав был не меньше товарного, я устало вздохнул. Батя Саёко, помощник министра обороны. И да, я не тупой, я просто думаю медленно.

Кёко понятливо скрылась в доме, явно ставить чайник и готовить печеньки для гостей, а я встал около маленькой калитки, пытаясь растянуть губы в приветливой улыбке выходящему из транспорта солидному мужчине в идеально сидящем черном костюме. Во многом, как в этих костюмах, история разных миров, видимо, совпадает. Трудно, наверное, представить более подходящую одежду для деловых людей. Хотя традиционное кимоно этому товарищу тоже подошло бы. И катана на поясе. И лошадь под седлом. Вылитый самурай двадцать первого века… по григорианскому календарю.

С противоположной водительскому месту стороны вышел другой человек, почти брат близнец незнакомого модника. Тоже в костюме и в солнцезащитных очках. Зашагал по левую руку от охраняемой особы, цепко осматривая окрестности. Миг, и скользнув взглядом по моей шиноби, сначала пропустив мимо внимания, идеально притворяющуюся маленькой безобидной девочкой, буквально прикипел к ней взглядом, уже не выпуская из поля зрения. Как и Шино не спускала с него холодного взора, в котором плясало зеленое пламя.

— Рад приветствовать вас, Тодороки-сан, — слегка поклонился я, старательно не показывая, насколько я "рад" его видеть.

— Взаимно, Осино-сан, — легко склонил он голову.

— Раз уж мне выпала честь встретить вас около своего дома, — в очередной раз поклонился я, — не окажитесь ли от чая?

— Приму предложение с радостью. Холодная ныне осень, — подметил очевидное, словно и не сидел в теплой машине, а проходил тут по делам, одетый лишь в легкий костюм.

— Тогда прошу, — распахнул я дверь, пропуская старшего вперед.

Оглянулся, на застывших, словно две кобры перед броском, телохранителя и девочку, подумал, что неплохо бы и ей купить стильный черный костюм да очки, хмыкнул, и вошел следом. Хотят мерзнуть — мешать не буду.

Помнится, одной из первых моих покупок был большой стол и комплект стульев к нему, что украсил достаточно просторную гостиную, благодаря примыкающей к ней кухне, превращавшуюся порой в обеденный зал. Это когда уж скука разъедала мозги, и хотелось посмотреть фильм зажёвывая его чем-нибудь вредным. Помогает, знаете ли. В эту многофункциональную комнату я и проводил гостя. Кёко время зря не теряла, комната была свежа, занавеси раздвинуты, на столе стояла пара кружек ручной лепки и небольшой глиняный чайник. Помнится, пылился где-то такой набор… Что у меня еще есть, о чем я не знаю? Меч есть, сервиз и тот есть. Сели друг напротив друга, подождали пока, дотоле застывшая в глубоком поклоне, девушка не разольет по сосудам напиток. Пригубили, не спеша начинать разговор. Кружки опустели, молчание складывалось очень даже хорошо, в отличие от разговора. Пытается заставить меня нервничать? Кёко, словно телепортировавшись, возникла рядом, вновь аккуратно наполнила их. Я, признаться, был поражен. Чай, конечно, не такой, что подавали у Тодороки старшего, но очень хорош. Талантливая девочка, подумаю о продлении контракта — с такой прислугой и жена не нужна.

— Хороший чай, дитя, — степенно подтвердил Тодороки, неторопливо пригубив напиток, показывая, что спешить ему некуда. Министерство и подождет, а чай спешить не любит.

— Благодарю, Тодороки-сама.

Пора бы уже привыкнуть к поклонам. Сам кланяюсь, постоянно вижу как кланяются другие, традиции, обычаи, что тут поделать. Да и спина не переломится. Но это я к тому, что эта малявка уже знает как и кому кланяться, насколько долго держать спину в таком положении в зависимости от социального статуса и положения, когда как я за шесть лет здесь усвоил лишь поклон уважения да легкий кивок равного равному при прочих прожитых годах. Старого пса новым трюкам не научишь, видимо.

— Тодороки-сан, — начал я, поставив кружку, поскольку этот перец явно намеревался сидеть тут хоть до вечера, — я осмелюсь предположить, что вы пришли обсудить поведение своей дочери?

— Да? — неподдельно удивился мужчина, — а я думал, что пришел получить калым… — он пощелкал пальцами, подбирая слова — вено, махр, за свою единственную доченьку.

— Это гайдзинский обычай, и не в жены же я ее беру, — вот хитрый лис, следы путает, — тогда уж я должен требовать от вас выкуп!

— И сколько запросишь? — вежливо, эдак с интересом, поднял он брови.

— Пока еще не думал, — степенно покивал я, — за такую глупую девушку много просить не буду, понимаю, но и мало брать совестно, уж очень много нервов моих она потратила.

— Да и забирай ее себе, — махнул тот рукой.

Я так и осел на стуле, хватая ртом воздух. Хотя, если так, то в следующий раз он придет в гости, буду сидеть на ковре, есть рис с мясом руками, а полуголая Саёко услаждать мой взгляд танцем живота. Хорошая месть. Я расплылся в улыбке, от которой Тодороки удивленно приподнял веки, теряя маску невозмутимого Будды Попивающего Чай, не знаю, есть ли такая эмблема, но если нет — нужно срочно сделать.

— С чего такая честь, — все же решил я уточнить, — у вас не нашлось кому ее отдать? Или никто не берет?

— Почему не берет, — возмутился мужчина, — умница, красавица, спортсменка! С руками оторвут!

И только комсомолки не хватает. Никак в толк не возьму, он сын страны восходящего солнца или горец еврейского происхождения?

— Убедили, отдам задаром! Нельзя держать такое сокровище у себе, отберет еще кто у безродного сироты.

— Безродного? — мужчина заинтересовано повертел в руках кружку, перевел прищур глаз на меня, — могу я дать небольшой совет будущему зятю?

— Увы, сей почтенный и сверх всякой меры терпеливый человек, которому я искренне сочувствую, сегодня не почтил нас своим вниманием, — изобразил я легкую грусть, — но можете передать совет через меня.

Тодороки хмыкнул, достал завибрировавший телефон и сбросил вызов не глядя.

— Совет таков — ему необходимо заглянуть в учебник новой истории Японии, глава сорок восемь. И задаром тоже не возьму, это же воровство — такое бесценное сокровище просто так забрать.

Да что с ним такое? Нет, определенно сегодня ничего не понимаю.

— Готов ее поменять на какую-нибудь информацию, — уже почти отчаянно выдал я.

— Предоставлю тебе две… нет, три военные или государственные тайны, только оставь ее себе, — выдвинул тот контрпредложение.

Мне осталось лишь устало положить голову на ладонь, наблюдая за хрустящим рисовым печеньем, обернутым в сухой нори, мужчиной.

— Не знаешь, что происходит, молодой Осино? — сочувственно покивал тот, — эх, молодежь. Традиции страны уже ничего не значат. Никакого почтение к обычаям, по которым жили предки тысячи лет!

Да-да, это говорят каждому поколению люди, которые слышали то же от своих стариков. Ближе к теме, будьте добры, просигналил я взглядом.

— Хм-м, ты ее победил в поединке? Победил, — принялся загибать тот пальцы, — она поставила свою жизнь на его исход? Поставила. Свидетели были? Пара десятков точно. Никто не оспорил его результат? Никто. Ты не забрал ее жизнь после победы? Не забрал. Ты не отказался от ее жизни сразу после поединка, тем самым оставив только бесчестье? Не отказался.

Пальцы на одной руке закончились, и он явно был еще готов продолжить и на другой руке, но лишь махнул, пригубил чай и продолжил:

— Теперь ты несешь за нее ответственность. Тебе ее учить и воспитывать, — подумал, и сделал небольшую уступку, — когда она вне дома — она твоя.

Фух, ну хоть весь день видеть ее не буду.

— Вы вот так просто возьмете и сбагрите ее мне? Я, кажется, не похож на идиота. И я точно знаю, что случается с хранителями востребованных принцесс.

— И что же? — вопросительно выгнул бровь мужчина.

— Они все плохо кончали. Поголовно.

— Мы признаем, что ты не идиот, — покивал помощник министра, — но мы уверены, что тебе можно доверять. И мы никогда еще не оставались в долгу.

Очередной толстый намек. Купить меня хотят? Но я не продаюсь… задёшево, да. Им влетит это "в копеечку".

— Позвольте один вопрос, Тодороки-сан, — протянул я, собираясь с мыслями, — что вы знаете об Искусниках?

— О, — Тодороки дождался когда его кружку снова наполнят, расположился чуть удобнее, распустив галстук, и, взглядом убежденного биолога на редкий вид, дал понять, что ему не менее интересно, откуда мне о них известно, — это не то чтобы тайна, но… если говорить коротко, то это люди прошедшие тысячи битв, бывавшие на грани смерти, выживавшие там, где иные погибали. Обретшие некие знания и способности, несвойственные им ранее. Некоторые считают, что они воскресать умеют. Но это, конечно, бред.

— То есть, просто очень сильные воины?

— Не обязательно. Первый известный Искусник — русский император Петр. Еще в юнном возрасте победил сильнейших самураев своего государства и заставил их брить бороды, бывшие символом их силы и достоинства. Установил единую власть. Покорил в бесчисленных сражениях много народов. Никому не понятно как он умудрился стать им в столь молодые годы, но факт есть факт. Филип Пятый, поднявший владычество Испании до невиданных высот, тоже был им. И тоже стал им в юности. Токугава Иэмоти, предотвративший вторжение гайдзинов и самолично сразивший в морском сражении Пэрри, расширивший владычество Императора на многие территории, был Искусником. Последние, по слухам, появились во времена Войны, но великих свершений за ними замечено не было. Они, скорее, были безумны. И погибли один за другим в многочисленных конфликтах, покрывавших землю еще десяток лет после того, или сгинули в Белом Пятне. А о скольких истории не известно доподлинно? Мало ли великих людей она знает?

— То есть Искусники, это люди которые могут…

— Да, — кивнул он, — которые могут быть в центре бури, нести её, быть ею. Но не обязательно это так.

— А они нужны кому-нибудь? — вот это, пожалуй, самый интересный вопрос, не отразится ли на моей повседневной жизни мой якобы статус.

— Да нет, никому особо и не интересны. Если потянут бурю, значит такова судьба. И придется с ней бороться или смириться. Стихия. А если живут себе тихо, то и не тронет никто. Себе же выйдет дороже. Но у Империи всегда найдется для них работа, изъяви один из них подобное желание.

Он подумал немного, задумчиво поглаживая подбородок и добавил:

— Всяко еще не было случая, чтобы человек выживал без головы.

О, а это хорошее предупреждение. Как бы ни был силен человек, но разрывная пуля или меч сотого или тысячного убийцы может снести ему голову, какой бы силой он себя не окружил.

— Ладно, — одним махом опрокинув в себя кружку, мужчина встал, — позаботься о ней.

Интересный человек. Что он понял из моего вопроса и своего ответа на него? Посчитал ли, что я являюсь этим искусником или что меня учил один из них? И вновь ни слова о ночных приключениях. Да к тому же и ни слова о цели, с которой на меня скинули эту… девушку. Как странно жить.

Что же, мне остается только смириться со своим статусом и… наказать ее как-нибудь. Но потом. А сейчас главное не улыбнуться предвкушающее. Проводив гостя до дверей, я встал позади так и не сдвинувшейся с места Шино, поклонился спине уходящего человека и негромко спросил.

— Твой знакомый?

Девушка отрицательно покачала головой.

— Нет, но из Сокрытой так же он.

Непростые телохранители для непростых людей. Сложность мира не представляема и я, пожалуй, не буду лезть в его тайны слишком глубоко. Хотя одну я сегодня разгадаю.

Сев в кресло, под тревожную сюиту Прокофьева, я поставил рядом тарелку с печеньем, принял кружку чая от заботливой Кёко, что-то пробурчавшей о испорченном желудке и сухомятке, и принялся читать.

"Война обернулась для Империи Восходящего Солнца тяжелыми потерями. Более пятнадцати миллионов погибших, что составляло почти тридцать процентов населения страны, разрушенная экономика и промышленность. Десятилетия упорного труда по возвеличиванию страны едва не пошли прахом…."

Длинный-длинный текст вызывал бы зевоту, если бы не моя цель — найти там подсказку. Потому я упорно читал. Вчитывался в каждую строчку, порой перечитывал каждые абзацы, ища тайный смысл. Пока не наткнулся на это:

"… огромные потери среди кадзоку. Из ста четырех семей, несших бремя службы во благо Империи, осталось сорок три.

Из списка знатных семей вычеркнуты: Коноэ, Мори, Нидзё, Такацукаса…

Активное служение Императору прекратили: Ивакура, Токудайдзи, Ито… Осино…"

Я едва не откусил себе палец, промахнувшись мимо печеньки, дернулся, пролив чай на книгу. Вот это поворот. Рояли такие рояли, что порой их и не заметишь, пока не стукнешься чугунным лбом. И есть надежда, что это просто однофамилец, но эти пляски с бубном вокруг неспроста, да и полностью совпадающее написание этих закорючек тоже оставляет крайне мало надежды. Печально быть мной.

 

Глава 8

Всякое случается, знаете ли. И не всякое, что случается, нам по нраву. Но оно либо случается, либо нет. И это, порой, зависит не от нас. К примеру, вон та почтенная бабушка, одетая в теплое кимоно, неторопливо шаркающая по дороге и с толикой одобрения оглядывающая бредущих на занятия школьников, вполне может достать из-за широкого пояса-оби револьвер и, безумно хохоча, нашпиговать окружающих свинцом. Или вон тот семилетний паренек, пробежавший, улыбаясь во весь беззубый рот, держа за руку столь же мелкую девочку, легко может вытащить из сумки длинное шило и провентилировать кому-нибудь сердечную мышцу. Мораль такова, что не все и не всегда могут предугадать что с ними случится через пару мгновений, что уж говорить о днях и месяцах, годах. А особенно те, кто подобно мне спокойно наблюдают за течением жизни, но особо и не вмешиваются в нее. Как ни странно, с подобными порой случаются забавные казусы, словно говорящие, что кто-то там улыбается на их попытки сохранить свое безоблачное существование.

Думаю, понятно, что этот кто-то подмигнул и мне. И, если подумать, то первый узелок завязался еще полгода назад. Стоит ли полагать, что я нанят просто как парень с крепкими кулаками? Все ли это стечение обстоятельств или чей-то "коварный план"? Ай, да какая разница?

Да маленькая шиноби, что шагает по правую руку, тоже теперь не кажется столь уж простой. Подослана ли она кем или пришла сама не играет никакой роли. Есть такой внутренний сигнал, который говорит, что этому человеку можно доверять. Конечно, лишь тот человек, которому доверяешь, может предать. Но предпочту положиться на судьбу, что будет, то и будет. Это слишком уж по человечески — не доверять. А я предпочитаю сторонится всего слишком уж человеческого.

И девушка в форме прислуги… она слишком хорошо готовит, чтобы я мог сказать что-то против нее. У нее абсолютное алиби!

Ну а Тоока всегда была не проста. Если на нее поставить клеймо за каждое подозрительное действие, то чистого места не останется. Подозревать ее, все равно что ткнуть в человека стоящего над трупом с окровавленным ножом в руках и сказать "он убийца". Адмирал Очевидность бы одобрил.

— Город твой — двуликий зверь… — пробормотал я.

И мою голень пронзила острая боль, так что я едва не заскакал по округе, оглашая ее благим матом.

— Шин! — маленькая голубоглазая девушка топнула туфелькой острый носочек которой только что впечатался в мою ногу, — бака!

О, даже и не заметил, как добрался до точки ежедневного рандеву с маленькой принцессой, проигнорировав ее, погрузившись в свои мысли. Кажется, ей это не очень понравилось.

— Стоп, — я осторожно обошел ее по кругу, — не вижу причины для такой претензии. И моя Мафую никогда никого не обижала! Сдается мне, что ты все же не Фума.

Девушка сделала пару шагов назад, бросив опасливый взгляд на мои руки.

— Без пальцеприкладства, пожалуйста, — выставила она вперед ладошку, — люди, знаешь ли, имеют обыкновение меняться.

— Никаких больше боевиков тебе, — хмыкнул я, идя по кругу, и медленно приближаясь к ней, — они меняют тебя не в лучшую сторону. Будем смотреть только слезливые мелодрамы.

— Эм-м-м, — протянула она, идя в противоположную сторону, — может, не будем доводить этот небольшой конфликт до фазы, когда разумный диалог уже не возможен?

— Не я начал эту войну, но я ее закончу!

— В таком случае, предпочту сложить оружие, — пробормотала она, смещаясь в сторону и держа между нами двух девушек, с недоумением следящих за нашими танцами, — но мои требования — больше крутых боевиков.

— Приму только безоговорочную капитуляцию!

— Принимается. Но Берлинская Конвенция запрещает жестокое обращение с военнопленными, так что никаких щекоток!

Оставалось лишь устало кивнуть. Как же тяжело прикидываться юнцом однажды уже пройдя этот этап. Так что я подхватил ее под руку и привычно побрел в школу, за всю дорогу не проронив ни слова более. Эта девочка вряд ли имеет представление о планах отца и мне, право же, просто не в чем ее винить. Глядя на это невинное мечтательное личико просто не верится, что она как-то причастна к "коварным планам". Или же… внешность бывает обманчива, не так ли? Ой, да ну! Так можно и себя начать подозревать в кознях против себя, как бы глупо это не звучало.

Медленно тянувшиеся уроки не позволяли сбросить назойливый груз мыслей, что злыми пчелами метались в черепе, жалили и кололи, заставляя подозревать все и всех. Вот только подозрения подозрениями, а разрулить ситуацию они никак не помогут. Наконец настало время обеда, запланированного мною на небольшой террасе, открывающей вид на мрачный школьный парк, все еще практически освободившийся от листьев, лениво двигающий на ветру голыми ветвями, похожими на когтистые лапы. Может легкая прохлада и свежий воздух помогут выбить хоть часть тяжелых дум. Выбрав одну из пустующих скамеек, я опустился на нее, выдыхая в небо облачка пара, принялся дожидаться нашего почетного гостя.

— Осино-сама, я привела Тодороки-сан, — окликнула меня Кёко, расстелив на скамье салфетку и принявшись расставлять на ней коробку с обедом.

Шино, провожавшая каждый ее жест голодным взглядом, покосилась на переминающуюся девушку в спортивном костюме и… очках с тонкими дужками и, скорее всего, с нулевыми диоптриями. Занятно. Только темные волосы с едва заметными белыми прядями не заплела в косу. Ай да дед! Интересно, проконсультировали ли ее насчет архетипа кудере?

Стройная, высокая, с подтянутой фигурой, да еще и в очках… мечта а не девушка. С минуту мы давили друг друга взглядами, но мой требовательный встречал абсолютно равнодушный. Следует признать, что очки дают бонус к сокрытию выражения лица. Занятно, что она думает по поводу своего положения, ведь сама или по приказу старшего поколения, она отдала себя фактически мне в ученики, а к ученичеству здесь отношение особое. Но! Но сначала легкая месть!

— Так, чего стоим? — добавив я чуть жесткости в голос.

— А что я должна делать? — спросила она, выгнув правую бровь.

— Отжиматься! — с энтузиазмом маньяка ухмыльнулся я.

Армейский метод рулит во всех мирах! Боец не должен думать, для чего он всё время должен что-то делать!

— Э? — кажется, такого она не ожидала.

— Именно, — равнодушно протянул, покосившись на еду, выглядит вкусно, но аппетита совсем нет, зато маленькая шиноби уже успела уточить нехилую порцию и сейчас явно пребывала в благодушном настроении, — твой отец попросил меня учить тебя уму разуму. Шино, считай. Я расстроюсь, если она сделает меньше двухсот.

— А если я…

— Дедушке твоему пожалуюсь.

— Издевательство, — пробормотала Тодороки, сгибая руки.

— Издевательство только начнется сейчас, — заметила ниндзя, — не считается грудью касание.

— Эй!

— Раз. Два. Не считается дойками о землю не толкаться.

— Эй!! Не справедливо!

— То не моя вина, — заметила присевшая на корточки шиноби, — такие не стоило отращивать достоинства. Три…

Я лишь откинулся на спинку, слушая возмущенное пыхтение аристократки и смотря на лениво ползущие по серому небу хмурые облака. Попытку прощупать некий уровень ее подчинения можно считать успешной. Пожалуй, мысли о танце живота тоже надо привести в исполнение. Пробьем это как обучение правильной пластике, хе.

— … сорок пять.

— Осино-сама, остынет же, — заметила Кёко, стоя сбоку и некоторой толикой жалости на это взирая.

— Что-то я не голоден. Ты то почему не ешь?

— Я поем позже, — отрезала она.

Ах да, принципы ее нерушимы.

— Господин, — отвлеклась Шино от счета, — пропустив обед не наберетесь сил для и для вечерней трапезы. Тридцать семь.

Забавная логика, во время еды готовится к следующему приему пищи. Вот уж кто действительно живет моментом.

— Эй!! Только что было сорок шесть! — привлекла ее внимание Саёко.

— Быть не может того! Счету правильному обучена я! Тридцать пять.

— Эй!!!

— Не отвлекай воплями своими меня, я сбиваюсь!

Тодороки лишь прошипела что-то невнятное, вновь сгибая руки. Забавно, они могут стать хорошими подругами… сказал бы я, если бы был героем крутого боевика с элементами пафосного юмора.

— … семьдесят пять. Не считается. Сиськами не помогать себе, говорила же.

Вот право же, абсолютно не знаю, что мне делать с данной ситуацией. Кой черт им всем понадобилось от меня? Так, отставить ненужные метания! Первое, что нужно сделать — составить план.

— Сто три… Не в счет идет. Мясом не пружинить.

Под ровный счет чуть хрипловатого голоска мысли текут приятно, не перескакивают. Шино — идеальный метроном.

Пункт первый — узнать, что же собой представляла семья из которой я происхожу. Чем она известна, кем основана, чем занималась.

Пункт второй — исходя из пункта первого, понять, что же от меня требуется окружающим: Итидзё, Тодороки, Тооке, кого бы она не представляла, Шино, кто бы ее не прислал, если она не сама пришла.

Пункт третий — разобраться со сложившейся ситуацией исходя из полученной информации. Тут уже есть вариативные ходы и все зависит от первых двух пунктов.

Ай да великий я!

— Сто девяносто девять.

Я скосил взгляд на взмокшую девушку, руки дрожали, но явно еще держали. Может стоило назначить триста?

— Двести!

— Да я… все триста… сделала, — выдавила Саёко через шумное дыхание.

— Те сто пять не в счет идут, — спокойно заметила шиноби.

— Так ты… считала? — пропыхтела не поднимающаяся девушка.

— Ой, — с абсолютно безразличным лицом "спалилась" Шино, — давай один еще за Осино-доно!

— Х-х-хорош-шо, — задавила готовые сорваться с языка слова Тодороки.

— Двести один, — прокомментировала очередное сгибание рук ниндзя, — один еще за меня. Счетовод же я хороший?

— С-с-согласна.

— Двести два. Можно встать.

Тодроки встала, потрясла руками, сгоняя напряжение, и, тяжело дыша, вновь уставилась на меня, наверняка гадая, что еще за злодейство я с ней учиню. Я посмотрел на часы, до конца перерыва оставалось еще пятнадцать минут. Встав, посмотрел на оставшуюся порцию — уложенные аккуратными рядками мясные и яичные рулеты, завернутый в водоросли рис и обжаренные в кляре креветки. Все сойдет и холодным, а термос не дал остыть крепкому чаю.

— Кёко, — окликнул я, молча и с долей сострадания смотревшую на этот цирк, служанку, — проследи чтобы наша спортсменка все съела. Я проверю. И после уроков сходи в новое кафе у станции. Я слышал, что там очень вкусные торты готовят. Проверь, и если не врут, то захвати с собой для Шино.

— Да, Осино-сама, — слегка поклонилась та, сверкнув искорками смеха в глазах.

Думаю, стоит дать им поговорить наедине. Ведь с минувших событий им такого шанса не представлялось и каждая, наверное, накрутила себя по самую макушку беспокойными мыслями. По привычке отдав короткий приказ "следом" пальцами, я оставил замерших девушек одних.

Войдя в класс и усевшись за свою парту, я встретил слегка негодующий взгляд Мафую, кажется ей не понравилось, что я оставил ее одну на обеде. Если подумать, то это, пожалуй, первый случай, когда я обедал без нее. Вот она, сила привычки — когда меняется что-то столь обычное, что входит в привычку, появляется неуютное чувство легкой вины.

— Эм-м, — хотел было оправдаться, но не успел. Тонкие пальчики сомкнулись на моем носу.

— Тхы чхто дхелаешь? — прогундосил я.

— Холодный, — констатировала она, — не болеешь.

— Я тебе пёс что ли?

Девушка хмыкнула.

— Как насчет похода в библиотеку? — потер я освобожденный нос, уклоняясь от настойчивых попыток почесать мне за ухом.

— Библиотеку? — вздернула она бровки вверх.

— Именно, — покивал я, — романтично. Тишина, книги. Только ты и я.

Щеки её слегка покраснели. Что-то она не то представила, кажется.

— Раздумай немедленно, — помахал я рукой у нее перед глазами.

Библиотека. Для кого-то храм знаний, а кому-то и капище ненужной макулатуры. Я, признаться, большей частью своей сути дитя новой эры. Когда гладкий экран планшета ближе чем приятная шероховатость бумаги, потому, войдя в огромное помещение с многочисленными стеллажами заставленными неподдающимся беглому счету количеством книг, первым делом направил стопы к стойке, за которой сидел библиотекарь и виднелась рядом стойка информационного табло.

Библиотекарь… точнее библиотекарша, невысокая статная женщина лет двадцати трех на вид, с приятно ласкающими взгляд формами и собранными в косу длинными темными волосами, нехотя оторвала взгляд от книги и окинула меня взглядом серых глаз поверх очков, я ответил тем же и… замер. Ох-хо, на меня взглянул мой! идеал и будь я… нет, мое тело, постарше, то…

— Шин, — Мафую дернула меня за рукав, — у тебя лицо как у дебила.

— А… да… то есть, нет, — сломав свою волю, я вежливо пробурчал приветствие хранителю знаний и деревянной походкой направился к стенду с неярко горевшим экраном.

Нет-нет, к демонам новые знакомства. Мне и этого мини дурдома, что кружит вокруг, как загоняющая добычу волчья стая, хватит за глаза. Девушка приподнялась на цыпочки, взглянула поверх слишком высокой для нее стойки и хмуро кивнула своим мыслям.

— Понятно все с тобой, ко… — явно усилием воли задавив готовое сорваться с языка слово, добавила, — бака.

— Не понимаю о чем ты, — отбрехался я и уткнулся в экран.

Хм-м, интуитивно понятный интерфейс подсветил строчку поиска, в которую я тут же вбил свою фамилию и всмотрелся в полученный результат. Семь книг на выбор где есть упоминание этой фамилии, и все книги исторические хроники по разным эпохам. Быстро переписав в блокнот номера стеллажей и нужные страницы, я двинулся между рядами, выискивая нужные. Мафую же взяла лишь одну и двинулась к одному из свободных читальных столиков, за который, спустя пару минут, опустился и я, грохнув стопкой книг и вызвав ее неодобрительный взгляд. Маленькая пианистка неторопливо перевернула страницу, заправила тонкими пальчиками выбившийся каштановый локон за ушко, тем движением, от которого у парней заходится в приступе "каваизации" сердце, и вновь опустила взгляд в книгу. Определенно, растет будущая сердцеедка. Заинтересовала и тут же отдалилась, даже не заметив этого.

Хм-м-м… так, что там про Осино. Я открыл первую книгу, в которой встречалось самое раннее упоминание.

"По указу сегуна Токугава-но Иэнобу, клан Осино жестоко подавил восстание в округе Ёсино…"

И все? Очень информативно. Следующая.

"один из отверженных кланов — клан Осино — под давлением императрицы Го-Сакуромати, был вынужден покинуть родную провинцию Мимасака и, присоединившись к военному походу на территорию корейского полуострова, был вынужден странствовать шесть лет. Накопив довольно большую армию из наемников и отверженных аристократов, вернулся в Японию и активно способствовал свержению императрицы. Императорские войска ничего не могли противопоставить закаленным в боях повстанцам. В результате переворота, на престол был возведен император Го-Момодзоно…"

Так, тоже мало. Обычная борьба за краюху хлеба посочнее. Следующая.

"Под влиянием семьи Осино император Го-Момодзоно, будучи при болезни, подписал указ "О разрешении иметь людям Страны Восходящего Солнца, истинным детям Аматерасу, подневольных чужеземцев". Этот указ вызвал невероятный резонанс среди знати и простых людей, ведь это, фактически, означало разрешение на ввоз иноземцев на земли Японии, что, во многом и повлияло на падение дальнейшего влияния семьи Осино на членов правящей фамилии, поскольку Токугава-но Иэнари посчитал, что данная семья привезла из походов слишком много варварских обычаев. В указе, все же получившем жизнь несмотря на многочисленные препоны, так же содержался пункт гласящий, что "нельзя ввозить на благословенные богами острова мужчин старше пяти лет (то есть, уже не поддающихся правильному воспитанию) и некрасивых женщин", вторая часть этого пункта сыграла огромную роль в изменении фенотипа расы. И те нихон-миндзоку, какими мы их видим ныне, возникли во многом благодаря этому указу. Ведь следующие сто лет остались в истории как непрерывная череда войн, в которых на острова свозились все новые и новые рабы…"

О, хоть чем-то отличилась фамилия кроме стандартных для тех времен военных походов с убиванием сопротивляющихся и ограблением караванов.

Следующие две книги так же содержали по одному абзацу с упоминанием фамилии которая с кем-то в союзе рубилась против кого-то. Зато предпоследняя порадовала многочисленными упоминаниями имен с одной и той же фамилией. Огромный, на пару тысяч с лишним страниц формата А4 мелким шрифтом, том про Войну. Точнее, про ту ее часть, что развернулась на территории Восточной, Юго-Восточной Азии и Океании. Лениво пролистав страницы с подробно разобранными сражениями минувшей кровавой резни на которых встречались упоминания генералов, адмиралов, полковников и даже рядовых Осино, совершавших героические поступки… впрочем, члены иных фамилий и кланов не отставали от них… я захлопнул тяжелую книгу. Тяжелую не только весом и зубодробительным стилем, но и теми ощущениями, что она приносила. Занятно. Никогда не знал этих людей. Даже не слышал о них, но, тем не менее, мне тяжело понимать как некогда могучая семья, чью фамилию я ношу, практически исчезла, отдав себя полностью своей стране. Думаю, подобная книга, тоньше или толще, имеется в каждой библиотеке каждой страны этого мира. Книга, в которой сухими фактами излагается боль целого поколения.

Ну и на десерт книга, с которой, пожалуй, стоило начинать:

"Семья Осино родом из округа Ёсино провинции Мимасака. Считает основателем рода Нитэна Дораку, что не подтверждается ни одним официальным источником. Но многие мужчины этой семьи были известны как непревзойденные мечники, свято соблюдавшие Доккудо этого великого человека. Принимали немалое участие в жизни страны, проливая свою и чужую кровь во благо Империи. За что, в 1884 году, семья была введена в число "цветов народа" и, в соответствии с указом Императора "О благородных фамилиях, их правах и обязанностях", получила право на свой флот, вооруженные формирования и право на голос в коккай… Семья прекратила активное служение Империи в 1957 году… "

Занятно. Насколько понял, никто права на содержание флота и небольшой частной армии у семьи не отбирал, как и голоса в парламенте. Да только они мне и не нужны, да и денег на содержание всего этого великолепия у меня нет. Но! У кого-то они ведь есть, например у Тодороки, которые, наверняка достигли определенного лимита в количестве подчиненных сил и не могут шагнуть дальше, ведь императорские указы святы и нерушимы. А ведь могущества наверняка хочется побольше. Да и ручной голосок в совещательном органе Империи иметь никто не против. Что-то наклевывается, но так ли все очевидно? Можно, конечно, подергаться, возмущаться. Однако же сие действо столь же бессмысленно сколь и бесполезно. Не буду идти наперекор первой заповеди этого самого Докукдо: "Не идти наперекор неизменному Пути всех времен".

Мудрый человек был, этот Нитэн. Знал о чем говорит и что делает. Я еще раз пробежал взглядом список правил, быстро найденных через сеть в коммуникаторе, следуя которым можно стать великим человеком. Нехитрые они, да не всякий сможет по ним жить.

— Шин, — громко захлопнула книгу Мафую.

В пустом помещении звук получился довольно громким, словно выстрел из пистолета и я едва удержался от нырка под стол. Рефлексы, они такие рефлексы.

— Ты знаешь какую-нибудь интересную сказку? — блеснула она искорками веселья в голубых глазах.

— Хо-хо-хо, — я огладил вымышленную бороду, отодвинул от себя книги и, приняв вид мудрого сказителя, хитро прищурившись, спросил, — хочешь услышать неизвестную историю похождений странствующих самураев из Ако?

— И откуда же ты ее знаешь? — девушка играла с локоном светлых волос, то наматывая его на пальчики, то пропуская прядь между ними.

— Эта история передавалась через поколения в моей семье… и вообще, какая же история без долгой предыстории, а это уже вообще отдельная история. Слушай молча, короче.

Я прокашлялся, повел рукой, словно призывая в слушатели весь мир и, подпустив в голос старческого скрипа, начал:

— Эта история не вошла в историю о сорока семи, так как в ней нет ни великих свершений, ни благородства, ни подлости, ни хитрости. И произошла она, когда предводитель сорока семи верных, Оиси Кураносукэ, шел к тенгу за мечами…

— Каким еще тенгу? — удивилась Мафую, неплохо знавшая историю своего народа.

— Крылатым, — отмахнулся я, — не перебивай. Так вот! На пути они встретили мост через великую пропасть, была она столь глубока, что человек мог постареть прежде чем разобьется о ее дно упади он в нее, и столь широка, что будь она рекой, то корабль под всеми парусами не дошел бы до противоположного берега и за неделю, даже при самом попутном ветре…

— Это где такая пропасть? — девушка пощекотала кончиками волос носик, скрывая ехидную ухмылку.

— По пути в страну тенгу, — вновь отбрехался я, — слушай же! Дошли они до моста, но предстал перед ними огромный одноглазый Они с мечом в руках, способным перерубить тысячелетнюю сосну с одного удара! И злобно проревел он:

"Тот, кто на этот мост ступает, на три вопроса моих отвечает и на ту сторону он попадает!"

Самураи переглянулись, и не решились вступать с чудовищем в схватку, ведь доблесть самурая не только в его силе, но и в мудрости! Да и не было у них оружия, а самурай не сражается безоружным, подобно голоногому.

"Задавай свои вопросы, хранитель моста, я не боюсь!" — вышел вперед один из сорока семи.

"Как тебя зовут?" — прорычал злобно Они.

"Меня зовут Сибасаки Ко из Асано!" — ответил бесстрашный.

"Какова цель твоего похода?"

"Я иду за мечами для отмщения Кире Кодзукэ-но-Сукэ!"

"Какой твой любимый цвет?"

"Черный!"

"Правильно! Проходи".

И прошел бесстрашный Сибасаки Ко по мосту, уступая место следующему.

"Это легко!" — воскликнул тот.

"Тот, кто на этот мост ступает, на три вопроса моих отвечает и на ту сторону он попадает!"

"Задавай вопросы хранитель моста, я не боюсь", — воскликнул храбрец.

"Как тебя зовут?"

"Аканиси Дзин из Асано!"

"Какова твоя цель?"

"Добыть мечи для отмщения Кире Кодзукэ-но-Сукэ!"

"С какой скоростью должна бежать собака, чтобы не слышать звона сковородки, привязанной к ее хвосту?"

" Я не знаю этого!" — признался отважный, ведь самурай должен признавать свое поражение, только так можно стать сильнее, и… улетел в пропасть, только крик его еще долго звенел в воздухе.

За ним шагнул и третий.

"Тот, кто на этот мост ступает, на три вопроса моих отвечает и на ту сторону он попадает!" — вновь проревел Они.

"Как тебя зовут?"

"Того Игава из Асано"

"Какова твоя цель?"

"Я ищу острейшие мечи чтобы сразить Киру Кодзукэ-но-Сукэ!"

"Какой… твой любимый цвет?"

"Черный… Нет! ЖЁЛТЫЫЫЫЫЫЫЙ!"

И упал храбрец в пропасть, ведь самурай не должен сомневаться. Сомнение ведет к поражению!

Вышел вперед сам Оиси Кураносукэ, храбрейший из храбрейших. Первый среди равных!

"Тот, кто на этот мост ступает, на три вопроса моих отвечает и на ту сторону он попадает!" — зарычал Они, сверкая яростным взглядом

"Как тебя зовут?"

"Оиси Кураносукэ, бывший советник Асано Такуми-но-Ками Наганори.

"Какова твоя цель?"

"Уничтожить Киру Кодзукэ-но-Сукэ.

"Какова скорость полёта порожней ласточки?

"Какую вы имеете в виду: японскую или европейскую ласточку?"

" Я не знаю этого…" — проревел великан и сам прыгнул в пропасть

"А откуда ты так много знаешь про ласточек?" — спросил у Оиси его друг, храбрейший Ватанабе Гедди.

"Видишь ли, советникам приходится знать всякие странные вещи", — ответил Кураносукэ.

— Конец! — я хлопнул в ладони, закрыв невидимую книгу.

Мафую фыркнула, выражая свое мнение о столь неправдивой истории.

— Повторите, пожалуйста, еще раз, — раздался приятный голос, библиотекарша покинула свой пост и строчила в обычной тетради с потрясающей скоростью, — я не все успела записать".

Я шарахнулся из-за стола, словно спасаясь от чумы, схватил подругу за руку и, пробурчав короткое до свидания, вылетел из библиотеки. Не-не-не! Хватит с меня знакомств!

Уже в пути, идя рядом с непривычно мрачной пианисткой, я подумал, что еще кое-кто может ответить на пару моих вопросов, вот только… телефон тут не помощник. Эти люди не одобряют современных средств связи, считая их чуть ли не демоническими артефактами. Когда там ближайший рейс? Коммуникатор тут же выдал расписание. Ох-хо-хо, впервые я иду сам навстречу тайфуну…

 

Глава 9

Как часто солнечные лучи становятся причиной пробуждения? Не очень часто, скажем прямо. Тут ситуация зависит скорее от предрасположенности человека к пробуждению от столь незначительных помех. Во многих случаях, человек скорее завернется в одеяло, отвернется от надоедливого потока фотонов, буркнет что-нибудь нелицеприятное в сторону безразличного светила, да вновь уйдет в страну грез. Иным же людям только этого незначительного фактора и достаточно чтобы вскочить, преисполнившись бодрости, навстречу новому дню… Люди бывают разные.

Раннее хмурое утро приветствовало редкими разрывами в облаках, и, несмотря на то, что по будильнику до подъема оставалось еще около часа из еще двух обитателей дома никто уже не спал, этим утром царило непривычное, как для самого дома, так и для столь раннего утра, возбуждение. Будильники, они для людей со сложной внутренней организацией к которым никто здесь не принадлежал.

Кёко жарила, парила, варила и укладывала всевозможную снедь в огромную коробку способную, казалось, прокормить целый взвод после тяжелого марш-броска. Шино же… вообще не видел, чтобы она спала кроме случая нашего знакомства. Разумеется, что человеку потребен сон и человеком она была, это точно. Но человеком со взводом устрашающих тараканов в голове, так что сон ее, судя по всему, проходил на чердаке. Ниндзя — они странные… почти как Карлсон. Так что и сейчас маленькая шиноби, хмуро потирая одним кулачком глаза сидела за столом в ожидании своей порции, в другой руке удерживая палочки для еды. Всегда готов, что называется.

Спешно приведя себя в порядок и приодевшись по-походному, я подхватил небольшую сумку, в которую иной постеснялся бы запихнуть и ноутбук, я неторопливо двинулся к двери. Общеизвестный факт, чем менее подозрительно ты себя ведешь, тем меньше шанс привлечь к себе внимание.

— Осино-сама, вы взяли полотенце? — раздался за спиной приятный голос девушки.

Голос, конечно, приятный, но мурашки по коже все же пробежали. Помнится, бывало такое со мной в далеком и почти забытом детстве при, казалось бы, невинных вопросах матери. Вроде и ни намека на угрозу, но какое-то неприятное чувство терзающее подсознание, словно обманываешь или предаешь самого близкого тебе человека.

— Зачем мне полотенце? — прижался я спиной к двери, ягодицами нащупывая дверную ручку.

Ручка оказалась выше задницы. А невысокая девушка в костюме служанки приближалась, протягивая в одной руке громадную сумку, какую бы я не рискнул тащить и в дальний поход по диким дебрям, из разряда "ничто не забыто", в другой удерживая солидную коробку перемотанную кухонным полотенцем. Да, ту самую, с недельным запасом провизии. И, спрашивается, зачем? Ныне, если есть на руках кусок пластика с выбитыми на нем цифрами и буквами, не останешься голодным, раздетым и под дождем. Были бы другие, виртуальные, цифры на нем.

— Полотенце всегда пригодится! — девушка явно была настроена весьма категорично.

— Да мне лететь то всего десять часов!

— И тем более! Кто знает, на дирижабль какой компании вы попадете? — приблизилась она еще на шаг, — И костюм! Вы не взяли костюм!

— Да не нужен мне костюм! — выставил я перед собой руки и заметил выглянувшую из-за угла Шино.

Дитя клинка явно прикидывала свои шансы на победу в открытом противостоянии с менее боевой, но куда более воинственной девушкой… и, судя по всему, оценивала их как крайне низкие. Ниндзя не рискуют понапрасну… тем более сытными завтраками обедами и ужинами.

— О-си-но-са-ма! — по слогам, словно уговаривая несмышленого ребенка, произнесла Кёко.

"Прижат противником. Запрашиваю подавление", коротко просигнализировал я. Долг шиноби в служении господину, потому Шино сделала пару шагов вперед и… абсолютно ненатурально поскользнулась, с не менее фальшивым "ой" из ее руки выкатился маленький грязно-серый шарик, покатившийся в мою сторону. Упускать шанс я не стал, ловким пинком отправив его в стену. "Пуф" и коридор заволокло тяжелым дымом. Я же, с диким криком "Сайонара!", вылетел за дверь. До посадки оставалось еще почти два часа и спешить мне было некуда, но до самой станции метро я шел самым быстрым шагом на какой был способен. Кёко страаашная. Истинно так!

Этот город всегда полон людьми и полон событиями. Целый день метро забито толпами народа, куда-то спешащими по каким-то делам и на еще одного человека, кое-как втиснувшегося в забитый вагон, никто не обратил внимание. Места, где постоянно находится много людей, всегда охраняются. Бдительные полицейские на станциях, зоркие камеры на каждом углу и в вагонах поездов. Всяческие детекторы в вестибюле. Так что метро можно считать самым безопасным в мире транспортом. Хотя и этот мир знает что такое терроризм, радикальные группировки и адские машинки. Но шанс столкнуться с терактом в метро куда меньше чем увидеть сову сидящую на плече у прохожего, так что я, абсолютно без происшествий, добрался до аэропорта… В котором, вместо огромных лайнеров, разгоняющихся для взлета или садящихся на полосу, красовались не менее огромные серебристые сигары дирижаблей, выползающих из эллинга для приема пассажиров или наоборот, заходящие в эти своеобразные доки для планового технического обслуживания.

Удивительное дело, как всего лишь одна катастрофа может изменить историю. Катастрофа не самая значимая, если я правильно помню ту историю. Но в этом мире, где никогда не было эмбарго на экспорт гелия из тогда еще испанских колоний в Америке, не было и крушения рейса LZ 129. В результате отсутствия такой вот, можно сказать исторической искорки, дирижабли и ныне рассекают небесные просторы, составляя приличную конкуренцию самолетам. А невысокая скорость этого транспорта, вполне компенсируется комфортом, где даже для пассажиров эконом класса предоставляются небольшие, но уютные каюты.

— Пройдите, пожалуйста, на регистрацию, — отвлек меня от разглядывания этих забавных конструкций приятный голос девушки у стойки.

Симпатичной и улыбчивой — все как и полагается. Действительно, поток пассажиров передо мной уже иссяк и через металлоискатель проходил единственный человек… Высокий и седой старик в черной сутане. Интересно, что католический священник забыл посреди земли буддистов и синтоистов? Подхватив на плечо огромную сумку, слегка звякнувшую металлом, он шагнул через громко заверещавшую рамку. Сотрудники охраны мгновенно напряглись. И правильно, ведь воздушный транспорт — Мекка для террористов мелкого пошиба. Но священник молча продемонстрировал ближайшему человеку в черном какую-то бумажку и тот, молча кивнув, что-то пробурчал в рацию, не став чинить старику препятствий. Занятно как. Не скажу, что я любопытный, но мне интересно что за металлолом в этой огромной сумке.

— Ваш билет и документы, Осино-сама, — снова привлекла мое внимание регистратор.

Вежливо кивнув и пропустив мимо ушей стандартные пожелания приятного путешествия, я шагнул в сторону рамки, но меня остановили.

— Вам по зеленому коридору, — без эмоций оповестил высокий и подтянутый парень, стоящий возле нее.

Занятно, с чего такие почести? Проходить на борт без досмотра могут только… ах да. Я же, условно говоря, "один из". Что же, получается фамилию действительно не лишили никаких привилегий. Еще одно доказательство. Ну да и ладно. Демоны со всей этой ерундой. Я заспешил по порталу-гармошке ко входу в гондолу.

Момент взлета я вообще не почувствовал, лежа в своей каюте на довольно просторной кровати, и узнал о нем только из системы оповещения, мелодичным голосом попросившей сохранять спокойствие и пожелавшей приятного пути. Определенно, сохранять оное спокойствие ничего не стоило — я вполне мог бы танцевать брейк и джигу одновременно принимая душ и чистя зубы во время этого плавного взлета. Если бы такая дурная идея пришла бы мне в голову, конечно. Совсем другой эффект, нежели сидя в тесном кресле под гул двигателя, вжимаясь в него от небольшой перегрузки и слушая потряхивания корпуса от попадания в воздушные ямы. Меньше стресса, я бы сказал. Под такие мысли я и задремал.

Но опять же, сколько себя помню, долго спать вне дома, или места которое считаю в должной мере безопасным, я не могу, потому, если судить по часам на коммуникаторе, проснулся спустя четыре часа в некотором недоумении. Возникший было спросонья вопрос "где я?", был моментально снят видом довольно просторной каюты совмещенной с санузлом и большим зеркалом на стене, за которым скрывался шкаф. Все блага цивилизации в путешествии и без надоедливой качки.

Открыв дверь, и пребывая в твердом намерении добраться до ресторана, я едва не столкнулся с проходящим мимо человеком.

— Извиняюсь, — автоматически упрекнул я, еле увернувшись от стремительно пронесшегося мимо человека.

— Ignosce, mea culpa, - бросил священник на ходу, ловко, совсем не по-старчески, огибая редких пассажиров, решивших выбраться из своих номеров.

Уже минута прошла, как он исчез за поворотом, но мне, почему-то, совсем не хотелось покидать номер, и даже больше — захотелось запереться, проверить спаснабор, надеть парашют и ждать. Ждать, когда наступит адовый песец, дабы вовремя свалить с данного транспорта. И, казалось бы, причем тут священник? Пожалуй, он при всём! На воротнике этого человека, я мельком успел разглядеть знак — крест, меч и оливковая ветвь. Что посреди земель Ямато делает пёс доминиканцев? Эти парни умудрялись зажигать аж до самой Войны, правда лишь посредством помощи новым крестоносцам, да и во время её отметились весьма ярко в окопах мавров. В общем, ребята эти живут с огоньком, последнее время — напалмовым.

И вот тут то и пришла пора пожалеть об огромной коробке с вкусной домашней стряпней, по лени своей и нерадению оставленной дома на угнетение и поедание маленькой шиноби. Однако же, пошутили и будет. Потерпеть еще шесть-семь часов до приземления не составит никакого труда, но будет крайне грустно, если свой первый полет на столь чудном транспорте я проведу пялясь в экран коммуникатора или узкий иллюминатор. Бар-ресторан, совмещенный с обзорной площадкой, — наш вариант. Не станет же этот перец выискивать врагов веры посреди воздушного корабля наполненного сплошь последователями Синто. Ну, как говориться — не клади все сутры в одну корзину. Потому я все же вытащил из шкафа рюкзак, в котором крылся парашют, и спасательный жилет.

Ресторан был, можно сказать, совсем обычным, я бы перепутал его с летней верандой какой-нибудь местечковой забегаловки, настолько все именно напоказ было сделано для облегчения веса, пластиковые столы, пластиковые стулья, даже посуда пластиковая, вызывающая невольные ассоциации со столовой, людей пока еще было мало — они либо уже поели и насмотрелись через огромные и легко тонированные стекла на клубящиеся облака, либо еще дремали, нагоняя часы сна недобранные из-за ранней посадки на рейс. Так и получилось, что за одним столиком, стоящим вплотную к окну сидела молодая пара… ну как пара — мужчина явно европейской внешности, одетый в новенький и довольно легкий для этой погоды темный костюм и с лицом не нравящегося мне человека, а если быть точнее, то это было лицо, способное улыбаться только по приказу начальства. И молодая женщина в столь же легком брючном костюме, сидящая в пол-оборота ко мне, так же вполне европейской нации, темноволосая, глаза ее, наверняка красивые, скрывались за темными очками-маской.

Мельком взглянув на своих попутчиков, я присел за столик подхватив тонкий и пластиковый же лист меню, как женщина радостно улыбнулась мне, словно давнему знакомому, и, подхватив со спинки крохотную женскую сумочку, она легко перепорхнула за мой столик.

— Bonjour, mon cher ami, — еще шире улыбнулась она, невежливо скрывая взгляд за темными очками, — Je suis heureuse de vous voir.

— Не имею чести знать вас, — пробурчал я в сторону.

Чую что-то недоброе. Добрый испанский падре и парочка иностранцев могут вполне превратить свое окружение в веселый праздник разрушения.

— Comment ça va? — не позволила она встать, положив тонкую руку в белой перчатке на мою ладонь.

— Полагаю, что в ближайшем будущем могут стать очень плохи, — устало вздохнув, я остался сидеть в этом хрупком плену, — и я не говорю по-французски, хотя столь чудесный голос мог бы слушать днями.

— Merci pour vos compliments, — легко рассмеялась она знакомым грудным смехом, обнажив белоснежные зубки, — On ne s'est vu depuis longtemps.

Хм, знакомый смех, знакомые зубы. Сдается, мне знакома эта мечта стоматолога. Я приподнял брови, дивясь неожиданному маскараду и необычному поведению этой, пожалуй, самой странной из всех моих знакомых, женщины.

— Vous êtes drôle, - показала она язык, на миг приспустив огромные очки и блеснув алыми искорками в глазах.

Вот теперь пора идти за приготовленными спассредствами и двигать к ближайшему выходу. Старик в сутане здесь за ней или я Ода Нобунага внезапно ставший женщиной. Женщина явно заметила мою легкую нервозность, возникшую из-за нежелания оказаться в центре танца свинца… или они серебро будут использовать в соответствии с канонами? Брема Стокера здесь, увы, не было… возможно потому, что есть вампиры. Должно быть взаимоисключающие параметры. Так что канон сей ведом лишь мне, но речь не о нем.

— Как ты относишься к костру? — поинтересовался я, на всякий случай оглянувшись, заметив замершего у стены официанта, я подал ему знак, — два сока, пожалуйста. Апельсиновый и томатный.

Парень исчез, а я снова перевел взгляд на женщину.

— Ну… — протянула она, прикоснувшись пальчиком к точенному подбородку, закончив притворяться, — я люблю ночное барбекю.

— А как насчет твоей тугоплавкости? — хмыкнул я, с готовностью поаплодировав, хорошей игре.

— Ты в курсе, что говорить загадками — моя прерогатива? — поправила она очки, сжав губы в тонкую полоску.

— Знаешь ли, моя блондинистая прелесть зачем-то натянувшая странный парик и безвкусные очки, у меня есть что рассказать и без всяких мозголомных игрищ, — устало потер я переносицу.

— О, и что же ты будешь делать, если не сможешь рассказать то, что тебе есть рассказать? — поинтересовалась она, заставляя проклинать эти очки, скрывающие взгляд.

Она явно издевается. Да еще и ее спутник отвлекает — смотрит жестко, словно сквозь прицел.

— Полагаю, что мне придется задавать очевидный вопрос за очевидным вопросом, пока ты будешь давать туманные ответы которые будут злить меня еще больше до тех пор пока ты не наиграешься, — вновь вздохнул я, кивнул официанту, поставившему два запотевших бокала перед нами и, заранее готовясь, сделал солидный глоток сока.

— Оу, договорились, — женщина едва прикоснулась к трубочке, оставив скатываться по чувственным губам маленькую красную капельку, которая, спустя миг, стремительно исчезла, подхвачена острым язычком, — начинай.

— Что происходит?

— Они знают.

— Кто они?

— Они есть они.

— Они есть они кто?

— Все есть знание.

— Знание есть все о чем?

— Ты не можешь понять, что непонимание есть понимание пока ты этого не понимаешь. Понимаешь?

— Ладно, — сжал я бокал почти до хруста стекла, — это заставляет меня злиться! На борту находится пёс господень.

Женщина неторопливо отпила сок, чуть покрутила бокал в руках, любуясь разводами на стенках, слегка похожими на кровь, и перевела взгляд на меня.

— Не хочу слышать от тебя "и?", — отрицательно покачал я головой, стрельнув взглядом по сторонам.

— У меня чешется голова, — покивала та.

Оно, наверное, так и бывает, когда носишь парик достаточно долго, но…

— Скажи, блондинка — это стиль жизни? — вопросительно вздернул я бровь.

— Это кредо! — гордо ответила та, и, подумав, добавила, — блондинистое кредо!

Я устало помассировал виски. Не то чтобы это так уж напрягало, но… чего ради, спрашивается?

— Ты меня забавляешь, — неожиданно серьезным тоном произнесла она, на холодном лице исчез даже намек на улыбку, — ты ведь не веришь в существование кровососущих монстров.

Определенно нет. Я ненавижу мистику… сколь много раз эта мысль мелькала у меня в голове за последние дни. Однако же не являясь адептом солипсизма не могу отвергнуть того, что в мире все сложнее чем позволяет представить мой угол зрения. Передо мной же сидит словно бы воплощенная легенда, живой миф, миф, которого не было в этом мире. Вампир?

— Я знаю, что есть болезнь — порфирия.

Правда, при этой болезни невозможно остаться столь чарующе красивым. Увы, все болезни убивают.

— Тем более, что я тебя совсем не знаю, — продолжил я, — и не могу верить в то, что ты, возможно представляешь.

— Не знаешь? — вновь вернулась она к наигранно глуповатому выражению лица, — мы ведь столь давно знакомы? Je suis navrée…

— Ведь я даже имени твоего не знаю, — возмутился я.

— О, что с имени моего? Я могу зваться по настроению! Сегодня Жанна, завтра Елена, через неделю, может, Хельга, а через месяц даже… — прищелкнула она пальцами, и задумчиво сморщила носик, словно вспоминая что-то очень давнее, — Ипатия! Да и в этих новомодных… интернетах люди вовсе общаются, и даже дружат, не зная имен и лиц друг друга!

Новомодных? Да интернету здесь уже как сорок лет исполнилось намедни. Хотя, признаться, имена довольно говорящие. Но я не верю в бессмертие, и в жизнь после смерти, и даже в переселение душ… и не потому, что отрицаю само существование подобного, а лишь потому, что не желаю тешить себя излишними надеждами и мечтами — жизнь есть жизнь, а смерть — это смерть… И пусть последнее из моего личного списка отрицания случилось со мной, но лишь подумав раз, можно неплохо выкрутить себе мозги рассуждая о том, что я может и не я. И я, тот что думает, что это я, всего лишь бред воспаленного разума мальчишки захотевшего стать сильнее и раньше повзрослеть, лелея жажду мести.

В висок остро кольнуло, призывая придержать вожжи мыслей, пока кони воображения, сойдя с колеи логики, не унесли сани сознания в дебри безумия. Я осмотрелся, вновь найдя взглядом официанта, подпирающего стену состоящую из пластиковых, под дерево, панелей, обшарил взглядом невеликий зал ресторана заставленный белыми пластиковыми стульями, на каждом из которых лежала маленькая подушка, смерил взглядом с оставленным моей попутчицей мужчиной; пока наконец мой блуждающий взор не наткнулся на стеклянную дверь ведущую на обзорную галерею.

И в очередной раз предпочитая не задумываться, почему для нее полгода редких встреч — давно, а сорок лет, срок за который иные успевают родится, вырасти, поседеть и умереть — недавно, я встал, галантно оттопырил локоть и поинтересовался:

— Не составишь мне компанию в прогулке?

— Oui. Vous êtes très aimable, - кивнула она, одним грациозным движением поднимаясь мне навстречу и кладя ладонь на сгиб локтя.

— Прекращай выпендриваться, — устало я смерил ее, возвышающуюся над мелким мной на целую голову, взглядом снизу вверх.

Легко рассмеявшись своим потрясающим смехом, она покачала пальчиком свободной руки из стороны в сторону.

— Не выпендреж! Кредо! Soyez vous-même.

Интересно, когда мы умудрились забыть про третьего участника возможной трагикомедии…

Я потянул на себя стеклянную дверь, легонько поклонился, пропуская даму вперед, и шагнул следом, замерев пред открывшимся, через кажущееся столь хрупким стекло, великолепием.

С этой небольшой, опоясывающей весь корабль застекленной террасы казалось, можно было увидеть весь мир, состоящий из одних только тяжелых, похожих на сахарную вату, облаков, тяжелыми и медленными прибоями накатывающихся на неведомый берег, вздымающими гигантские волны, подсвеченные заходящим солнцем. Неторопливые переходы от ласкового золота, до тяжелого кровавого багрянца обрывались где-то там, на горизонте, мягкой пастелью заката, горизонта, за которым словно уже и не было мира.

Я и ранее видел что-то похожее, но вот так неспешно скользить взглядом, не считая секунды до открытия купола парашюта, не борясь с тяжелым ветром, стремящимся закрутить и сбросить с подвластных ему вершин кувыркающейся куклой, не думая о густых кронах деревьев мечтающих насадить тебя на какую-нибудь острую веточку… Без стресса, в общем.

— Красиво? — мягко шепнули мне холодные губы не менее холодной красавицы.

Знакомая незнакомка прижалась ко мне, обхватив руками мой торс, холодные ладони, словно в поисках тепла, юркнули за лацкан кардигана скользнув по гладкой ткани рубашки.

— Красиво, — кивнул я, слегка подавшись вперед в попытке отстраниться, — если ты находишься на вершине мира за толстым стеклом в тепле и уюте.

Попытка была заведомо провальной, обхватив стальной хваткой меня притянули еще ближе, пока моя шея не оказалась в уютной ложбинке, а на макушку опустился острый подбородок. Всё. Плотно застрял в капкане ее обольстительности. Чуть пошевелив головой, устраиваясь поудобнее в столь сладостной ловушке, я спросил:

— Чего ты хочешь?

— Хочешь конфету? — перед моим лицом появился маленький, завернутый в яркую обертку, шарик, удерживаемый аккуратными аристократичными пальчиками, — нет? Ну потом съешь.

Ее ладонь вновь скользнула по рубашке, добралась до кармана и аккуратно опустила в него неожиданный подарок. Я не решался прервать затянувшееся молчание, скользя взглядом по величественно вздымающимся вершинам волн бесконечного небесного океана. Подобное зрелище всегда настраивает на несколько лиричный лад, опустошает своей безграничной неподвластной силой до покалывания в кончиках пальцев, до тянущей боли в сердце. И тем неожиданней был ответ, которого уже не ждал.

— Чего я хочу… — глубокий голос женщины, вжимающей меня в себя, словно ребенка или возлюбленного, резонансом отдавался в груди, подчиняя, позволяя впитывать в себя малейшие изменения его тональности, — понаблюдать за сиянием сверхновых Бетельгейзе и Эты Киля, к примеру.

Я не силен в астрономии и даже приблизительно не скажу где находятся названные астрономические объекты, но, как и любой обыватель, скажу, что подобное зрелище вряд ли будет доступно ближайшие пару миллионов лет.

— Почему не столкновение Андромеды и Млечного Пути? — хмыкнул я.

Как, опять же, простой обыватель засоряющий мозги всякой ненужной информацией по типу — Земля круглая, Солнце горячее, кольца Сатурна на самом деле лед и пыль, но без какого-либо осмысленного понимания сей информации, припоминаю, что в одной из научно популярных передач упоминалось: для созерцания подобного эпического по масштабам сферы Хаббла, но ничтожного по меркам Вселенной, события, нужно подождать всего три с небольшим миллиарда лет. И еще пару миллиардов лет займет, собственно, само событие.

— О, ты мозг! Обязательно запишу в склерозник!

— …Бессмертной жизнью тешится мечта… — пробормотал я под нос, подавив желание спросить о возможности дождаться означенных событий.

— …За гробом жизни нет и быть ее не может, идет за жизнью смерть, за смертью пустота, — на распев продолжила она.

Вот тут уела, иначе и не скажешь. Мое существование противоречит моим же убеждениям. Я когнитивно диссонирую, ага. Но к делу это не относится. Хотелось бы знать, что ты планируешь делать с вот-вот нагрянувшими по твою душу парнями, несущими очистительное пламя в сердцах и изливающими его, порой, в яркие костры основой инсталляции которых является "очищаемый". Может, спросить в ее стиле?

— Знаешь, что-то сейчас может изменится. Внезапно! Будто канал на телевизоре без предупреждения переключили. Думаешь, что смотришь мелодраму с элементами мистики, а окажется, что шел триллер или даже фильм ужасов…

Вот это понимаю, спросил — сам себя не понял. В озадаченном молчании, пытаясь понять какую часть этого бреда можно заменить, чтобы получилось более прямое предупреждение, отчетливо раздался негромкий смешок. Глухой мужской голос донесся справа, повернув голову, я увидел того, о ком все время и пытался предупредить стоящую позади блондинку. Высокий, сухопарый, чуть сутулый и полностью седой одетый в черную сутану мужчина. Морщин на лице, однако же, почти не было — вероятно седина не признак подступившей старости. Тем более что темные глаза, острые словно у нацелившееся на добычу сокола, особенно ярко выделяющиеся на этом узком лице заканчивающемся острой бородкой "эспаньолкой", говорили о том, что в старики этого волевого и сильного человека записывать рано.

— Ах ты ж… — вырвалось у меня, пока я старательно изворачивался в цепких объятиях, в попытке встать между женщиной, которая в принципе ничего для меня не значит, и этим чудиком в сутане, — пусти, женщина, за сиську укушу!

Мужчина вновь рассмеялся, довольно заразительно, особенно если представить, как моя возня выглядела со стороны — словно непослушный мальчик пытается выбраться из маминой хватки. Поддержав его коротким смешком, я завел свою руку назад и, приложив некоторую силу, вопреки своим словам ущипнул за другую, не менее выделяющуюся, часть тела этой представительницы вида "друг человека".

— Ау-у!

Блондинка в парике дернулась, ухватилась за пострадавшее место, и я оказался на свободе, хотя и с некоторым сожалением — хотелось вернуться в уже пригретое местечко. Так должно быть чувствуют себя коты, которых сгоняют с излюбленного дивана. Заняв желаемую позицию и слегка напрягшись, ожидая от незнакомца чего угодно, вплоть до броска гранаты в довольно узком пространстве обзорной галереи, я слегка поклонился, прищелкнув каблуками.

— Позвольте представиться — Осино Шин. Это женщина Женщина.

— Эй!

— Приятно познакомиться, сеньор Осино, сеньорита Женщина, — улыбнулся во все тридцать два, ослепительно белых на фоне загорелой кожи, зуба священник, даже не пытаясь придать серьезность моменту, — или сеньора?

— Сеньорита пока, — я ткнул локтем под ребра попытавшееся что-то сказать условно француженке, отчего у нее вырвался лишь придушенный писк.

— Можете звать меня отец Генрих, — в свою очередь представился, с легким поклоном, приложив руку к сердцу тот.

Опять эти "можете звать меня…". Можно подумать, оттого что я смогу узнать его имя, обрету власть над ним. Сплошь и рядом вокруг ходят какие-то разведчики. Еще немного, и каждый будет откликаться " Что в имени тебе моём?".

— Тоже любуетесь, падре? — я повел рукой в строну хрупкой преграды отделяющей нас от пары километров свободного падения.

— Познал я, что всё, что делает Бог, пребывает вовек: к тому нечего прибавлять и от того нечего убавить, — и Бог делает так, чтобы благоговели пред ликом Его! — откликнулся тот явной цитатой, переведя взгляд на угасающий закат.

Покивав в такт словам, словно внемля мудрости умного человека, я вновь внимательно посмотрел на назвавшегося Генрихом испанца с германским именем, встретился с ним глазами.

— Если Ками-сама и сделал что-то более красивое, то он явно приберег это для себя.

Признаться, редко ранее видел людей со столь жестким, требовательным и волевым взглядом. По пальцам одной руки можно пересчитать и еще на пару останется. Благо этот странный тип не начал теологический диспут о возможностях и желаниях Его, тем более что ответить мне было бы абсолютно нечем, потому я вежливо заметил:

— Должен заметить, что у вас очень чистый японский, Генрих-сан.

Настолько литературный, что любой местный с закрытыми глазами в темной комнате определил бы в нем иностранца исключительно по речи. Особенно учитывая трудности понимания своего языка даже внутри нации…

— О, благодарю, сие лишь необходимость. Иначе я не смог бы нести Слово Божье… — на секунду прервавшись, он потянулся к бородке, явно жестом въевшимся в моторику и порой пробивающимся сквозь контроль разума в минуты задумчивости, — в Киото есть sui juris… Я имел в виду католическая миссия… Будете там — обязательно посетите. Не упустите шанс спасти свою бессмертную душу!

Занятно как. Где я ошибся и с какой стати так себя накрутил? Генрих добавил еще пару фраз про интересные проповеди исключительно на местном языке и возможность обратиться к Ками чуть ли не напрямую, ведь храм — истинный дом Ками. Тонкие пальчики заканчивающиеся острыми коготками почесали мой затылок чуть взлохматив короткую прическу. Все правильно делаешь, женщина! Я как раз испытывал острое желание совершить подобное, однако же, вынужден воздерживаться, дабы не позориться перед гайдзином.

— Скажите, Генрих-сан, не ищите ли вы высокую, симпатичную, стройную блондинку с необычными глазами и… знаете ли… неправильным прикусом?

Надеюсь, что не сую голову в пасть голодному льву, но очень хочется прояснить ситуацию, и очень надеюсь, что проясниться она не до потери контроля над ней. Мужчина задумчиво склонил голову набок.

— А вы встречали описанную вами особу, сеньор Осино? — вопросительно приподнял он правую бровь.

— Нет, — тут же открестился я, вслед за мной, по моему требовательному взгляду, отрицательно покачала головой означенная особа, — в глаза не видели.

Благо темные очки и парик все еще были на ней и заподозрить ее можно было лишь при большом желании ее подозревать.

— Нет, сеньор Осино, на данный момент я не ищу никого с похожими приметами. Да и с чего мне это делать? — невинно удивился представитель воинственной части учреждений католической церкви успешно гонявшей по Европе всех несогласных со Словом или противных ей не один век.

Я лишь пожал плечами в стиле, "а не врешь ли?". Впрочем, утаить сомнения мне не удалось, тем более от человека определенно прошедшего школу оперативников с историей в шесть веков. Этот перец, наверное смог бы прочитать и о чем думает статуя Будды.

— Дух Господа наполняет вселенную и, как все объемлющий, знает всякое слово. Посему никто, говорящий неправду, не утаится, и не минет его обличающий суд! — изрек он очередную цитату, видимо должную подчеркнуть какую цену имеют его слова, а возможно и предупредить меня о последствиях умалчивания или искажения важной информации.

Тем временем, пока длилась наша довольно пустая беседа, закат исполнил свое дело, окрасив последним багрянцем края безмятежных облаков, сверкнул на прощанье злотыми искрами, и погас. На обзорной галерее зажглось освещение, ровное, холодное, столь резко контрастирующее с искренним теплом светила, что даже я почувствовал некую утрату. Генрих склонил голову, соединил ладони перед собой

— Господи, вот уже заканчивается этот день, и перед ночным покоем я хочу душою вознестись к Тебе…

Женщина, непривычно тихая, последовала примеру святого отца, приняв вид кроткий и благостный, беззвучно шевелила губами, вторя вечерней молитве, поневоле заронив зерна сомнения в мой разум… Та ли она, за кого я ее принимаю, ведь если верить… Стоп! Кому верить? Автору полу приключенческого романа знающего об основном антагонисте своего произведения едва ли больше простого обывателя и взявшего из головы кучу никем не подтвержденных фактов? Хотя интересно было бы посмотреть, подействует ли на нее святая вода и экзорцизм… Хотя стоп! Может стоит начать с чеснока и кола в сердце? С чего я взял, что она из этих… В пользу этого говорит… ничего особо и не говорит — у многих есть проблемы с головой и похуже, нежели желание пить кровь. Довольно невинное, в общем то, желание.

Погрузившись в мрачные глубины воспаленного воображения, я пропустил момент, когда падре закончил свое благое дело коротким "аминь" я все еще смотрел на свое отражение в темном стекле, с наступлением ночи вдруг ставшим глубоким зеракалом.

— Утешьте мое любопытство, сеньор Осино, — вырвал он меня из задумчивости неторопливой речью, — почему сеньориту Женщину зовут именно так?

Вот только на мой подозрительный взгляд "а не издеваешься ли?" он ответил исполненными серьезной любознательности глазами, разве что где-то в глубине темных, похожих на маслины глаз, сверкали искорки смеха.

— Не придумал ей имя ещё. Или кличку, — бросил я, уже повернувшись к нему спиной и открывая дверь в столь давно покинутый нами ресторан.

— Тогда, вынужден заметить, что она очень хорошо воспитана, — вновь сверкнул отраженным электрическим светом от белоснежных зубов священник.

— Такой уже приобрел.

— Эй! — сей возмущенный возглас, изданный предметом обсуждения, был обоюдно проигнорирован.

— Доброй ночи, Генрих-сан.

— Доброй ночи, сеньор Осино. Да пребудет с вами…

Со всеми этими надуманными тревогами я совсем забыл про основную цель своего визита в ресторан сего летающего отеля, потому сейчас нетерпеливо, с некоторой жадностью, расправлялся с сочной лазаньей, скорее всего разогретой, доставленной расторопным официантом, заливая свои тревоги холодным апельсиновым соком… хотя в данный момент очень хорошо пошел бы стаканчик виски. Блондинка в парике и ее спутник, переместившиеся за мой столик, проявляли определенную тактичность и не мешали моему погружению в меланхолию и заеданию отвратительного настроения мясным блюдом. Молчаливый телохранитель или друг моей знакомой незнакомки, так и не представленный мне, бросил столь же молчаливый взгляд на свою спутницу. При всем желании я бы не смог понять, что он этим взглядом хотел сказать, но сидевшая на против него условно француженка чуть скривила уголки губ в легкой усмешке и пояснила:

— Молодой человек опасался опасного человека опасно встреченного нами только что.

Телохранитель чуть нахмурил брови и, сунув руку под полу пиджака, вытащил на свет громоздкий, черненной стали и неизвестной мне модели, пистолет. Оттянув затвор, сухим щелчком дослав патрон, он вновь глянул на своего босса. Та, впрочем, из вредности своей или ехидства, принялась копаться в своей маленькой сумочке, после чего с торжественным видом вытащила оттуда орудие убийства того же семейства, но иной модели; крохотный серебристый пистолетик легко скрывался в ее сравнительно небольшой руке и выглядел столь дамским, что я не удивлюсь если в продаже он имеется в розовом исполнении да стразами на щечках. После совершения сего действа женщина, опустив темные очки на нос, посмотрела уже на меня, явно скопировав взгляд с какого-то гангстерского фильма. "Вальнем его, босс?" — сверкнули алыми угольками ее глаза. Едва не подавившись последним кусочком блюда, я экстренно залил в себя остатки сока и, грохнув пустым стаканом по столу, нервно усмехнулся.

— Отставить валить.

Вот уж чего, а маленькой войны в маленьком небесном тихоходе мне точно не надо. И куда только смотрит полиция в порту? Тут у всех кроме меня есть ствол? Да в жизни более не сяду на не частный дирижабль! На мою реплику эти два тролля лишь философски пожали плечами и синхронно спрятали оружие.

— Не нужно на меня так смотреть, — постарался я проигнорировать их клоунаду, — о чем я мог подумать, увидев сначала его, а потом тебя?

Для убедительности я направил на собеседницу указующий перст.

— Возможно, что нам просто по пути? — вновь сверкнула она клыкастой улыбкой, — и в чем ты подозреваешь бедную меня?

Теперь лишь в том, что ты старательно портишь мне нервы! Сей с трудом восполняемый ресурс мне дорог, ибо жизнь и без того старается вытянуть лишний моток… Но мысли мыслями, а вставать мне рано ибо пребываем мы уже с рассветом. Потому я встал, поцеловал воздух в сантиметре над протянутой рукой дамы, сухо кивнул мужчине и предпочел оставить их компанию, дабы составить оную мягкой постели собственной каюты.

 

Глава 10

В тот же день, в тот же час.

Шино сидела, скрестив ноги, на небольшой, выступающей на лужайку внутреннего дворика, энгава и наблюдала за угасающим закатом, красящим тяжелые облака в бурый цвет. Осень, по ее мнению, давно уже должна была сдать свои права зиме, пока напоминающей о себе лишь холодным дыханием налетающих ветров. Вдохнув чуть морозный воздух, она полюбовалась тонкими струйками пара, поднимающимися над кружкой горячего чая, о которую она грела ладони, изредка втягивая маленькими глотками хорошо заваренный напиток. Повядшая трава и облетевшие, запущенные одичалые кусты цветов, как и вид на крышу соседнего дома и далекую высотку, не располагал к созерцательному настроению, но порой и собственных мыслей достаточно чтобы забрести в те еще дали, куда не всякий бхикку ступал.

— Шино-тян, — окликнул знакомый голос из-за спины, прозрачная дверь скользнула в сторону, — заходи уже, простудишься! Да и ужин почти готов. Мой руки и за стол.

В силу своей не слишком привычной к пререканиям и спорам натуре, девочка-шиноби не стала объяснять, что не смотря на легкую одежду холода она практически не чувствует. Потому, вздохнув и с выдохом выпустив облачко искристого пара, одним плавным движением вскочила на ноги, и шагнула в помещение, прогретое и наполненное абсолютно домашними ароматами, которые стали преобладать над легким запахом пыли лишь недавно. Тогда, когда в доме появился еще один жилец — колдующая у плиты девушка в классической одежде горничной. За воротом ее платья виднелась тонкая шея, а волосы, стянутые в тугой пучок, украшал скромный чепец.

Шино дисциплинированно дошла до ванной, повернула смеситель и засунула руки под струю теплой воды, чувствуя как защипало замерзшую кожу. Подняв взгляд, она внимательно осмотрела себя в висящем над раковиной зеркале. Длинные, блестящие темные волосы лаковой коробкой охватывали аккуратное, все еще по-детски тонкое лицо с едва смуглой кожей и розовыми с холода щечками, большие зеленые глаза с едва заметным азиатским разрезом обрамляли пушистые ресницы, тонкие, бледные губы сжаты в тонкую линию. Повернув голову, так чтобы рассмотреть себя в профиль, чувствуя как скользят тяжелые пряди по темной ткани футболки и завершив осмотр на темных молодежных брюках с множеством карманов, девочка не нашла изъянов в своей внешности. Насухо вытерев руки, она уже собиралась возвращаться в зал, где уже источали пряный аромат многочисленные блюда приготовленные трудолюбивой Кёко, как громко и довольно неожиданно брякнул невнятный сигнал дверной звонок. Неожиданно потому, что Шино обладала превосходным слухом охотничьей собаки и зачастую слышала гостей в момент, когда они только открывали резную калитку перед входом.

Непонятно — значит опасно. Таков был вбитый в нее принцип, потому девочка, одним движением перехватив волосы в тяжелый хвост, закрепив его шелковой ленточкой, нащупала закрепленный на брючном ремне ставший частью ее бытия танто, бесшумно ступая подошла к двери. Верный клинок, с которым она провела большую часть жизни и каждый изгиб которого могла воспроизвести в памяти даже в полной темноте, толкался в ладонь, требуя выхватить его стремительным росчерком. Обрезать чью-то нить. Напоить его чужой жизнью.

Мельком выхватив взглядом оставшиеся на стене уродливое угольно-черное пятно от дымовой шашки и точно зная, что расплата за него еще грядет, Шино поморщившись, щелкнула дверным замком, готовясь скользнуть в сторону или же, если придется, атаковать. Резко распахнув дверь, дабы упавший из дома свет хоть на долю секунды ослепил незваного гостя, она тут же эту дверь захлопнула перед носом у расцветшей в улыбке надоедливой знакомой, так что та даже не успела закончить начатую фразу.

— Привее… Эй! — продолжение звучало уже гораздо глуше через несколько сантиметров лакированного дерева.

Однако, надежды на то, что разочарованная таким холодным приемом гостья уйдет, не было. По дому вновь раскатилась надоедливая трель звонка. На этот раз Шино открыла дверь секунд на пять, окинула улицу взглядом сквозь стоящую на крыльце фигуру, и, пробурчав невнятно "хулиганы…", оную дверь вновь закрыла.

— Шино-тян, кто там?

Шум, видимо привлек внимание "домоправительницы", как теперь всегда называла Кёко Шино, правда исключительно про себя, ибо не дай Ками… Страдальчески вздохнув на очередной довольно настойчивый сигнал, маленькая шиноби вновь открыла многострадальный створ входа, едва успев ухватить взглядом мелькнувшее и спрятавшееся в рукаве наряда девушки лезвие кухонного ножа.

— Не игнорируйте меня!! — судя по замаху, Тоока собралась уже барабанить в дверь, дабы любым способом проникнуть внутрь, но, быстро опустила руку, быстро вернув привычную беззаботную улыбку на лицо.

Всем миловидным лицом, слегка взъерошенной явно опытным парикмахером прической и привычно легкомысленным молодежным нарядом, состоящим из легкого платьица и накинутой поверх тоненькой бежевой курточки, гостья выражала благожелательную жизнерадостность.

— Инами-сан, — поклонилась Кёко, — добро пожаловать. Осино-сама сегодня отсуствует…

— О, не важно! Я все равно в гости, — еще более жизнерадостно, хотя, казалось, больше уже некуда, улыбнулась гостья, — угостите ужином?

— Домой иди жрать — буркнула едва слышно Шино.

Однако все же была услышана.

— Ши-но-тян — по слогам протянула Кёко и ласково улыбнулась.

Однако от этой улыбки у тертой жизнью девочки по спине пробежали холодные мурашки.

— Да, добро пожаловать, — мгновенно сориентировалась та, слегка кивнув, словно старой знакомой.

— С меня тортик, — подняла гостья повыше не замеченную ранее коробочку с брендом известной кондитерской на борту, — и фильм!

Шино внимательно осмотрела подношения. Бренд был неплох — за продукцией этой кондитерской становились очереди на неделю вперед. На обложке упаковки диска ярко полыхал огнем чей-то череп и мелкий шрифт гласил о приложенных усилиях для его создания компанией "Каталония фильм". Удовлетворившись увиденным, она хмыкнула в стиле "подношения неплохи, но нужно стараться больше" и двинулась на кухню, чтобы уже через два шага замереть и перевести настороженный взгляд на улицу. Уже перешагнувшая порог и принявшаяся стягивать с точенных ножек узкие сапожки Тоока тоже обернулась, дабы узнать что привлекло внимание телохранительницы, так что в полной мере смогла оценить зрелище резко, до скрипа тормозов, остановившейся перед входом машины и буквально вылетевшего с переднего места невысокого мужчины в черном костюме и солнцезащитных очках, отворившего пассажирскую дверь, позволяя оказавшейся там девушке покинуть транспорт с истинно королевским величием и грацией.

Под тремя внимательными взглядами Тодороки Саёко отпустила своих слуг и неторопливо прошла к двери. Молча передала Кёко белую коробку, судя по всему содержащую какое-то кондитерское изделие от личного шеф-повара и упаковку с боксами под диски.

Шино, на этот раз одобрительно кивнула, и, недовольно нахмурившись, взглядом спрашивая у первой гостьи "ты еще здесь?", произнесла:

— Все, теперь идти отсель можешь. Ш-ш, ш-ш, — сопроводив слова взмахом руки, словно прогоняя надоедливое животное.

— Эй!

— Нельзя так с гостями…

— Это вообще кто и где Осино?

Все столпившиеся на данный момент в прихожей с недоумением уставились на задавшую вопрос Саёко.

— Осино-сама отбыл к родственникам по делам, — с извиняющейся улыбкой поклонилась первой нашедшаяся Кёко.

— Он поручил мне воспитанием твоим заняться, — скрестила на груди руки Шино, только улыбка посетившая ее лицо выражала лишь зловещее предупреждение.

— Обманывать нехорошо, Шино-тян.

— Я Инами Тоока, — тихо и немного потерянно представилась всеми позабытая девушка.

Под неодобрительным взглядом служанки девочка как-то сразу сдулась, потеряв горделивую осанку, и обижено шаркая ногами отправилась на кухню где уже начали остывать приготовленные к употреблению блюда, бурча, что кое-кому не помешало бы сбросить десяток кило.

Пока гостьи располагались за столом, раскладывались дополнительные приборы, пока после непродолжительных споров был выбран фильм к просмотру, пока уговорили Кёко присоединиться к трапезе, маленькая ниндзя успела с нетерпением отбарабанить по столу палочками для еды три марша и одну мелодию для тайко. Наконец, насытившись и лениво следя за происходящим на экране за кружкой горячего чая, Шино пыталась вникнуть в историю рассказываемую фильмом. Повествование шло о благородном идальго, некоем доне Карлосе, заключившем сделку с дьяволом, судя по всему неким европейским Акума, ради спасения своего отца. Как и ожидалось от Акума, тот легко провел легковерного простака и заставил того служить себе, обратив в некое подобие аякаси… По мнению маленькой шиноби — красочно, но глупо вот если бы…

— А фильма нет ли, — внезапно прервала она устоявшуюся тишину, обратив на себя взгляды остальных присутствующих, — про великого Кар Эл Сона?

Спросить, если не знаешь — поступок мудреца, так считала Шино. Потому она и обратилась к людям наверняка сведущим в мировом кинематографе. Но, вопреки ее ожиданиям, гостьи вопросительно подняли брови.

— Не слышали вы про него?!

И столько неподдельного возмущения отразил ее голос, что обе гостьи переглянулись, взглядами уточняя у друг друга: "Кто это?". И синхронно опустили ресницы, расписываясь в полнейшей неосведомленности.

— Судя по тому, как ты возмущаешься, — осторожно начала Тоока, — это какой-то национальный корейский герой?

— Это ты корейский! — обвинительно ткнула Шино в пальцем в спросившую, — а…

— Эту историю рассказал Осино-сама, — не смотря на тихий голос, Кёко услышали все и теперь всё внимание было сосредоточено на ней, — на ночь для Нагаи-сан.

Упомянутая покивала головой, так что ее хвостик несколько раз с тихим шелестом стукнулся о спинку стула.

— Сказка на ночь? — вежливо уточнила Саёко.

Судя по всему, вежливая представительница семьи Тодороки чувствовала себя слегка неуютно в окружении давней знакомой, с которой не прочь была бы поболтать наедине, едва знакомой телохранительницы Осино, которая весьма успешно поиздевалась над ней и, судя по всему, горела желанием продолжить это дело, да незнакомой девушки, которая неизвестно кем приходилась хозяину этого дома, а потому с ней нужно было вести себя осторожно.

— Осино-доно сказал, что быль это!

— Многие сказки так начинаются.

— Это очень интересная… история, — осторожно прервала нарождающийся спор Кёко, продолжив, она тщательно подбирала слова, дабы не переврать и не добавить к истории отсебятины — она начинается с того, что один европейский мальчик по прозвищу Малыш встретил отошедшего от дел ассасина по имени Кар Элсон, умеющего летать к тому же.

— Летать?

До сражающегося с кем-то в виде пылающего огнем скелета дона Карлоса никому уже не было дела. История заинтересовала своей необычностью и, вкрадчивым, как всем показалось, голосом рассказчика.

— С помощь пропеллера на спине, — утвердительно кивнула Кёко, — или в спине…

— Он был киборгом?

— Не уверена.

Хмыкнув, чувствуя что еще несколько вопросов и история, рассказанная ее господином, зайдет куда-то не туда, Шино сложила палочки, залпом допила чай, хлопнула в ладоши благодаря за еду и, встав из-за стола, предложила:

— Расскажи историю как есть. Пойду погуляю я.

— Оденься потеплее, — донесся в спину голос, когда она уже взлетела вверх по лестнице.

Ее любовь к этой немного забавной и доброй сказке дополняли и слова Осино-доно, заметившего, что она чем-то похожа на Кар-доно. Легко, не касаясь руками ступенек, Шино забежала по небольшой лестнице на чердак, облюбованный в качестве места обитания еще в первый день знакомства с этим домом и о чем однажды даже пожалела, когда до чердака добралась Кёко и стремительным ураганом разнесла тот пыльный и захламлённый уют, не забыв припрячь к этому делу и его обитательницу. Теперь, после того как маленький грузовой шиноби перетаскал весь хлам либо в кладовку, либо в контейнер для мусора и прошелся по нему дико закашлявшимся пылесосом, обалдевшим от количества запихиваемой в него пыли, чердак представлял собой довольно уютное, хотя и прохладное место, в одном углу которого стояли пара старых, чуть ли не антикварных тумбочек с одеждой и прочими принадлежностями необходимыми каждому воину тени, в другом скатанный футон и пара крохотных подушек. Отдельно, на захваченной из той же кладовке катана-дай, располагался подаренный меч в черных, блестящих потемневшим лаком, ножнах. И это был единственный предмет, с которого каждый день бережно стирали пыль.

Быстро облачившись в теплую куртку черного цвета, пошитую в стиле милитари, Шино закинула меч в чехле за спину, уместив его так, чтобы о не мешал при движениях, привычно качнула гибким телом маятник, проверяя все ли сидит так как положено и на миг замерла, обратившись в слух.

— … а велик ли наспинный пропеллер?

— … Осино-сама не уточнял, наверное приблизительно такой…

— … Явно муляж…

Шино хмыкнула, натянула сапожки с мягкой подошвой, открыла небольшой круглое окно и скользнула наружу. Двери для неудачников! На улице властвовала ночь, лишь у самой земли разгоняемая тусклым светом фонарей, но и там сражаясь за каждый сантиметр своей территории, словно живая пыталась продавить широкие кольца света, вернуть отобранное влияние. Девочка подняла взгляд к небу и несколько коротких секунд смотрела на тусклые облака, скрывающие за своими тушами далекие звезды, и жирные лучи прожекторов далекого аэропорта скользили по кажущейся вязкой поверхности небесных странников не замирая ни на миг.

Замерев подобно ночной птице на краю крыши, вдохнула чуть морозный воздух, тяжелым комом упавший в легкие, и, охладив разгоряченную кровь, он льдинками заструился по венам быстрым потоком, заставляя сердце стучать чаще, а гладкую кожу покрываться мурашками в попытках поднять несуществующую шерсть; пах он жизнью города. Внизу, ярким полотном на пожухлой траве, падал во двор свет из окна дома. Доносился звонкий смех, вторя мягкому голосу рассказчика. Дом. Да, это место Шино осознавала домом, а его обитателей теми, без кого теперь немыслима её жизнь. Даже надоедливых гостий принимала как часть своего бытья, не испытывая к ним ни гнева ни презрения. О чем, не так давно испытывая ненависть ко всему живому, и помыслить не могла.

Тряхнув головой, прогоняя непрошенные мысли и почувствовав как собранная в хвостик прическа мазнула по капюшону, Шино подобралась и одним прыжком, словно гигантская кошка растянувшись в воздухе, оказалась на широком заборе. Мазнула взглядом по соседнему дому, отметив синие отсветы телевизора в окне второго этажа, быстрые тени на чуть просвечивающих занавесях, заслонявших широкую застекленную дверь во внутренний двор. Аккуратно подстриженные кусты и несколько карликовых деревьев, подготовленных к короткой зиме.

Пробежала по забору до конца, где он обрывался широким перекрестком, после чего спрыгнула на просторную улицу. Здесь царил мир и покой. За каждой дверью скрывался домашний уют. Здесь был её дом. И здесь нет места тем, кто может этот покой разрушить — таково было её решение. Шино не была глупой, не была она и невнимательной. Строго говоря, она изучила все обо всех в этом относительно замкнутом мирке. Знала что у семьи из дома напротив скоро будет еще один ребенок в дополнение к уже имеющейся пятилетней девочке, что в доме наискосок сын служит на флоте и семья беспокоится за его судьбу несмотря на многочисленные письма с заверениями об обратном, что в соседнем с тем, семья работает допоздна, оставив заботы о детях и домашних делах пожилой приходящей служанке, что женщины, в одно и тоже время проходящие с колясками к парку, беспокоятся о детях ходящих в школу и задерживающихся там на дополнительных занятиях или в клубах. Беспокоятся потому, что уже которую неделю в газетах поднимается одна и та же тема — "полиция не может поймать таинственного преступника", "пропадают люди", "полиция бессильна?". И множество подобных. Покой уже нарушен, хотя порог паники еще не достигнут.

С такими мыслями Шино, прогулочным шагом дойдя до знакомого перекрестка, пропустила тихо прошуршавшую покрышками по дороге машину и, чинно перейдя по пешеходному переходу, прошла под витой аркой входа в парк. Тихо шуршали голыми ветвями деревья под легким ветерком, игриво бросившим в лицо гостье этого уголка природы в лицо легкий запах мерзлой земли и прошлогодней листвы. Девочка сошла с дорожки и, едва оказавшись в глубокой тени, преобразилась — исчезла та нарочитая небрежность в движениях, показное поведение гуляющей школьницы с коими она проделала большую часть пути, подобралась, накинула на голову капюшон и, ловко повязав шейный платок так, что в узкой полоске открытой части тела, оставленной этими деталями гардероба, едва виднелись серьезные зеленые глаза. С ловкостью испуганной белки взлетела на нижние ветви ближайшего дерева и, с тем же проворством, выбирая самые широкие ветви, благо облагороженные деревья почти не имели сухих и колких ветвей, принялась быстро перемещаться к центру парка по оным, словно забыв, что люди давно оставили подобные пути своим отставшим в эволюции собратьям по отряду, нагло игнорируя землю, но, однако, не производя и малейшего шума.

Совершив очередной, трудно представляемый нетренированному человеку прыжок и замерев на слегка покачивающейся ветви расположенной метрах в четырех над землей, ухватившись одной рукой за ствол дерева, обратилась во внимание. Прошел час, маленькая шиноби так и не пошевелилась, все так же сидя в напряженной позе, готовясь сорваться с места на любой тревожный звук. Через полуприкрытые глаза она наблюдала за перекрестком пешеходных дорожек, освещаемых яркими фонарями. Склонившиеся над ними ветви, в их неверных отсветах и тусклых отблесках отбрасываемых огнями далекого города, выглядели словно жадные лапы неведомых чудишь подстерегающих неосторожную жертву дабы схватить, смять и разорвать, насладится теплой парующей кровью.

Вновь, в который раз за день, Шино отогнала непрошенные мысли, помассировала переносицу, в попытке чуть снять напряжение и замерла в забавной пародии на позу мыслителя, с замершей у лица рукой. Кто-то приближался. Сначала послышался негромкий говор, негромкие шаги, отчетливо различимые в устоявшейся тишине, после показались двое мужчин.

Один невысокий, слегка сутулый, и прихрамывающий на левую ногу, очевидно от сказывающейся давней травмы. Одет он был в мятый серый плащ, висящий на его фигуре как на вешалке, под ним был столь же мятый серый костюм и некогда бывшая белой рубашка, от освещения или долгого использования казавшаяся не менее серой чем весь остальной наряд. Вместе с осунувшимся лицом явно несущим следы неправильного питания, злоупотребления кофе и хронического недосыпа, с порыжевшей от никотина щеточкой усов, как ни странно наиболее ухоженной деталью его облика были именно эти усы, резко контрастирующие с встрепанной прической. Всем своим обликом он напоминал постаревшего героя какого-то старого детективного фильма.

Маленькая шиноби узнала его — именно он не так давно ожидал ее господина в машине около дома, после чего осмелился… осмелился… да как он мог?! Маленькая ладошка схватилась за рукоять верного танто, почувствовав его холодную готовность. Но, уже почти вытянув полотно стали, девочка вспомнила… "никого… если… поняла?". Чувствуя как мышцы деревенеют от прикладываемого усилия, она загнала его обратно в ножны. Приказы Осино-доно ею не обсуждались.

Второй же, на котором наблюдательница наконец сконцентрировалась, выглядел полной противоположностью своему спутнику. Среднего роста, но подтянутый, со спортивной упругой походкой, даже аналогичный костюм сидел на нем как влитой, подчеркивая мускулистую фигуру, гладковыбритое лицо было свежо, а взгляд был цепок и не замутнен пеленой прожитых лет, волосы, уложенные косым пробором один к одному лишь дополняли облик.

Первый опустился на ближайшую скамью, вытянув ноги, неторопливо похлопал себя по карманам пальто и, в следствии сего мистического действа, вытянул из них мятую пачку сигарет. Выбил из нее одну белую палочку, продул, щелкнул зажигалкой выбросившей сноп искр, на миг исказивших желтоватым отблеском черты его лица, и с наслаждением затянулся. Второй же, словно не желая находится в состоянии покоя, принялся нарезать круги по дорожке рядом.

Ветерок, легким порывом донес до наблюдающей за ними девушки терпкий запах дешевых сигарет, лапши быстрого приготовления и металлический запах хорошего одеколона. Не стоило и гадать какой запах кому принадлежал.

— Инспектор?

Голос у молодого был под стать облику, чистый и звонкий, почти юношеский.

— Инспектор? Сато-сан? — не дождавшись ответа продолжил вопрошать он, с той настойчивостью, что добьется ответа и от камня, не говоря уж о флегматичном мужчине, вопросительно изогнувшим бровь в ответ на эту настойчивость, — мы теряем время. Мы должны были сейчас опросить одного из свидетелей.

Словно в доказательство он достал из кармана маленькую записную книжку и, перелистнув несколько страниц, сверился с каким-то списком.

— Никуда он не денется, — меланхолично ответил старший, — я знаю его отца. Хороший человек.

— У меня складывается ощущение, что вы знаете весь город. В той или иной степени.

Хмыкнув в ответ, называемый инспектором выпустил вверх облачко дыма, устремив в пространство задумчивый взгляд.

— Инспектор, мы уже неделю приходим сюда. Вы что-то надеетесь найти?

Молодой наконец прекратил свое орбитальное движение и замер, сомкнув руки за спиной, с видом готового получать информацию человека. Но получил в ответ лишь пожатие плечами, что, впрочем, совсем не смутило его, очевидно успевшего свыкнуться с повадками наставника.

— Итак, — вновь обратился он к своей записной книжке, — ага… число… ага. Три человека. Легкие черепно мозговые травмы. У одного травма челюсти. Колото-резанные раны. Убиты ударами в сердце. Дело закрыто.

Зачитав эту короткую сводку, он вновь перевел взгляд на инспектора. Тот, впрочем, никак не прокомментировал это. Зато у невидимого им наблюдателя эти слова вызвали поток воспоминаний.

Тогда чувство ненависти жестко конфликтовавшее с вбитым в самые глубины разума долгом гнало ее, не позволяя надолго оставаться на одном месте. На каждый шаг назад она делала три вперед. Бежала. Срывала голос криком, но не могла ничего поделать с собой. Сколько раз направляла острый клинок на свое горло и столько же раз в считанных миллиметрах его останавливало яростное желание жить. Впивалась ногтями в ладони ободряя себя болью и вновь шла. Гнев и боль были ее спутниками без малого полгода. Кровь и до того обагряла ее руки — тренировочные куклы и несколько указанных сторонних людей закончили свой путь от ее клинка. Но эти трое были первыми кого она убила в порыве глухой ярости из-за почти настигнутой и упущенной цели. Особых сожалений она не испытывала, но ей было стыдно, поскольку этот поступок подвергся порицанию со стороны ее господина.

— Это как-то связано с нашим текущим делом?

— Не думаю, — тяжело вздохнув, инспектор затушил окурок и, не поднимаясь, забросил его в урну, — тут три человека умерло. Там семь пропало.

— Тогда зачем мы здесь?

— Вопрос можно поставить иначе, — вновь достав пачку сигарет, инспектор с задумчивым видом помял ее в руках и, вздохнув, достал еще одну, — зачем ты здесь?

Возможно он намекал на то, что сам уже является пожилым человеком без особых жизненных ценностей, семьи или детей, а его напарник еще только вступал в самый расцвет молодости и мог бы проводить это время с гораздо большей пользой, возможно на что-то еще. Для наблюдательницы это осталось тайной, поскольку собеседники не стали развивать эту тему, а если точнее, то второй просто проигнорировал этот вопрос.

— Это ваша интуиция, инспектор?

— Может это быть простым желанием выкурить сигарету в спокойствии, наслаждаясь законным отдыхом после работы?

— Вы умеете отдыхать? — для второго это казалось столь невероятным, что его брови взлетели едва ли на середину лба.

— Я что, не человек? — ухмыльнулся инспектор Сато, — но на самом деле это интуиция, можно сказать так. Кстати, ты нашел нам утку?

Молодой человек смутился, как умеют смущаться только исполнительные люди не справившиеся с возложенной на них обязанностью.

— Нет, Сато-сан, прошу меня извинить, — склонился тот столь резко, что от воздуха разогнанного этим движением потух огонек зажигалки, коей как раз щелкнул сидящий мужчина, — но вынужден сообщить, что подобная затея обречена. Дети в полиции не работают, а из женщин в группе, занимающейся этим делом, условно привлекательна только сержант Нодзима.

Инспектор смерил выпрямившегося коллегу неопределенным взглядом, в котором читалось и согласие с его мнением и порицание за столь категоричное мнение о некой женщине и даже частичка одобрения.

— Зато у нее отец владеет семейным додзе. И дед ее им владел, — задумчиво заметил он.

— Смею предположить, что и она чуть позже оставит службу в полиции и возложит на себя эту достойную обязанность, — тактично сгладил углы второй, оба несколько секунд помолчали, видимо представляя неизвестную женщину которая не смогла быть "уткой", — но мы бы могли нанять кого-нибудь из этих детишек…

— Как ни посмотри, но они всего лишь дети. И ничего толком не известно о преступнике.

Шино, все это время внимательно прислушивавшаяся к беседе, едва не свалилась от вспышки озарения, внезапно возникшей в сознании и еще некоторое время метавшейся в голове, пытаясь найти выход. Однако, либо стенки ее черепа были зеркальны изнутри, либо мозги уж очень вязки, но мысль успокоилась и всплыла на поверхность. Эти двое работают в полиции. Они занимаются или состоят в группе занимающейся проблемой с неизвестным преступником. Возможно у них есть план как поймать преступника на живца. Сама же она может лишь бесцельно бродить по округе в надежде случайно наткнуться на оного. Вывод — их сотрудничество может быть полезно. Как в решении текущей проблемы, так и с проблемами, которые, возможно, возникнут в будущем. Шино определенно могла бы сыграть роль этой самой утки, ведь основой ее обучения было не ведение боевых операций или прямое устранение, а подготовка как "куноити".

— Кстати, о интуиции, во времена моей молодости, когда я был зеленым сержантом в армии Императора, во время одной всем известной войны, случилось моему взводу попасть в засаду проклятых синов, — неторопливо начал инспектор, почесав левую ладонь, — пулеметы долбили из джунглей, снайпер высекал наших как охотник неосторожную дичь. Выжил только я… с тех пор у меня чешется левая рука когда на меня кто-то очень пристально смотрит…

Второй глупым явно не был и намек понял мгновенно, осторожно заведя руки под расстегнутый плащ, во вполне естественном жесте, словно грея ладони в карманах.

— Смотри, — ткнул указующим жестом инспектор в ту густую тень, где как раз располагалась маленькая шиноби, — я только что видел там два больших зеленых глаза когда вот у этого фонаря скакнуло напряжение.

— Может кошка? — неуверенно ответил молодой, — Кис-кис-кис, неко-тян.

Пораженная наглостью этого незамысловатого манящего жеста Шино едва не свалилась с ветви и, раз уж была раскрыта, решила действовать, хотя и попеняла себе за неосторожность из-за слишком сильно направленного внимания на одну беседу. Подобравшись, она сорвалась с места, пробежала по ветке до самого конца, заставив ее сильно склонится и, воспользовавшись напряжением возникшим в ней, оттолкнулась, получив дополнительное ускорение от распрямившегося дерева, словно стрела сорвавшаяся с лука. Приземлившись уже на краю дорожки, Шино не стала дожидаться пока ошеломленные ее появлением полицейские придут в себя, а в два коротких прыжка приблизилась ко второму, оказавшемуся не таким простым и уже выхватывающему пистолет из кобуры. Медленно! Для кого-то его движение было бы мгновенным, словно в фильмах о бравых кабальеро времен покорения Америки, но не для нее. Перехватив руку мужчины в движении, девочка и не попыталась приложить усилия для остановки, наоборот, используя древний принцип всех боевых искусств, лишь чуть поправила, так что в результате пистолет молодого человека оказался направлен на инспектора, в то время как короткий клинок, сжимаемый в ее руках, замер в считанных миллиметрах от костюма полицейского, прямо напротив печени. Увы, чтобы достать до сердца ей пришлось бы слишком высоко задирать руку и удар был бы мало эффективен.

Томительные секунды, потянувшиеся за этой сценой, когда три фигуры замерли в попытках осознать произошедшее, ибо даже Шино не представляла что делать дальше и как перевести столь странно завязавшееся знакомство в более дружественное русло, прервал инспектор Сато. Он кашлянул, привлекая внимание, щелкнул зажигалкой у давно удерживаемой меж зубов сигареты, затянулся, и кивнул своему коллеге. Тот неторопливо, дабы ни один его жест не был воспринят как агрессия, убрал палец с курка, и, плавно поставив оружие на предохранитель, перехватил его двумя пальцами за дуло, чуть разведя руки в миролюбивом жесте. Шино, в свою очередь, сделала два шага назад и плавно вложила клинок, провожаемый задумчивым взглядом старшего полицейского, в ножны.

— И так, — тщетно вглядываясь в скрытое лицо невысокого человека, представшего перед ними, начал Сато, — чем мы можем вам помочь?

— Мы, — поправила его Шино, — мы помочь друг другу можем.

— Что же, для начала позвольте представиться. Сато Хедо, инспектор полиции, и мой юный коллега Ясумо Кентаро.

Представленный как Кентаро вежливо поклонился, инспектор же ограничился кивком.

— Второе в Мире Привидение с Мотором, симпатичное, но дикое! — торжественно продекламировала Шино, после чего, следуя воспитанию, тоже на пару секунд замерла в неглубоком поклоне.

Полицейские переглянулись, но ни у одного из них не возникло никаких ассоциаций, потому они решили проигнорировать столь неожиданное представление не выказывая ни малейшего удивления. В их работе приходилось сталкиваться со всяким.

— Привидение-сан, чем мы все же можем друг другу помочь?

— Я невольно подслушала ваш разговор и считаю, что мы можем плодотворно сотрудничать для достижения скорейшего результата. В моих навыках вы, я думаю, успели убедиться. Однако у меня условие — крякать я не буду.

Расплывшись в одинаковых широких улыбках акул завидевших одинокого тюленя полицейские повторно кивнули, принимая столь простое условие.

Вечер прошел успешно — подумала Шино, засев подобного огромному коту на крыше соседнего с ее домом и наблюдая как та же черная машина увозит одну из гостей домой, когда как вторая радостно машет той платочком вслед. Договорится с этими двумя полицейскими ничего не стоило, разве что возникла небольшая заминка со способом связи, ибо личного телефона и мейла у маленькой шиноби не было, да и давать оной полицейским обладающим обширными возможностями отслеживания подобных устройств связи было бы глупо. Потому условились, что как только все детали будут согласованны, подобрана команда и составлен план, они будут на том же месте в тот же час. Шино оставалось лишь дождаться сего момента. И найти небольшой моторчик, чтобы оправдать прозвище.

 

Глава 11

Утром ранним, когда светило еще только поднимало свой лик над горизонтом, я, проспав беспробудным сном всю ночь, поднялся с кровати не потратив время на натягивание одежды, ибо завалился спать в ней же. Совершил привычный утренний моцион, стряхнув остатки сна и стандартные три минуты шаркал щеткой по зубам, гипнотизируя себя же в зеркале. Я, видимо, гипнозу не поддавался, ибо отвечал каким-то нагловатым взглядом. Не нравится мне этот парень, подумал я, и я в зеркале высказал мне то же самое презрительно прищурив глаза.

Прислушавшись, однако, к внутреннему мироощущению, никаких подвижек в оном не заметил. Тот-Кто-Прячется-Внутри не подавал признаков своего существования и я тот же, что был вчера. Однако… если я уже не я, то пойму ли я это?

Стоп. Я нормально думаю?

Ты дурак штоле? — было написано крупными буквами на этой наглой морде в зеркале.

Необходимо записать на будущее, что общение с инквизитором и вампиром отрицательно влияет на критическое мышление и вызывает необоснованные интерпретации зрительных образов.

— Корабль совершает посадку в порту Мацуура. Пассажиров, покидающих корабль, просим быть внимательными и не забывать свои вещи.

Кивнув мелодичному женскому голосу, раздавшемуся из скрытых динамиков, я закинул на плечо сумку, подхватил на сгиб руки легкую куртку, и двинулся к выходу. Не стану разыскивать вчерашних попутчиков, надеюсь мне простят, что я решил с ними не прощаться. Садился, как и взлетал, данный транспорт на удивление плавно, так что желания вжаться в кресло и надеяться, что данная махина не впишется в землю на скорости под пятьсот километров в час не требовалось. Так что, когда я подошел к выходу из гондолы, который действительно был выходом, а не шлюзовой камерой с массивным люком, то просто сошел по трапу на летное поле в числе немногих следовавших до этого населенного пункта.

Городок был не слишком большим, прямо с посадочного поля открывался приятный вид на небольшую гавань, в которой застыло множество красивых, легких судов, парусных и моторных прогулочных яхт, судя по всему. Далее возвышался пологий холм, с петляющей по нему дорогой, за ним стремились ввысь урбанистические трубы какого-то завода или электростанции впивающиеся бело-желтыми иглами в ясный небосвод. И солнце… оно здесь было и не скрывалось за успевшими приестся тучами, заливая мягким утренним светом приятную, хоть и местами поблекшую зелень деревьев, игриво блестело на морской глади, искрило зайчиками на глянце машин и стекол зданий. Шуршал отдаленный прибой, над которым уже с утра перекрикивались чайки. Как-то здесь на диво спокойно. Не сравнить с шумной толчеей большого города.

Пройдя по бетону этого маленького, предназначенного только для этого, неприхотливого к длине взлетно-посадочной полосы, воздушного транспорта и, пройдя сквозь небольшое здание вокзала, более похожего на пункт ожидания, я вышел к дороге у которой, кроме пары такси и сиротливо стоящего сбоку стеклянного колпака автобусной остановки ничего и не было. Собственно, такси я ухватить не успел. Более расторопные граждане, очевидно знающие о местной атмосфере поболее, уже усаживались в свободные машины. Остальные обделенные, коих было трое, уныло глянув на табло с расписанием рейсов общественного транспорта, уныло поплелись обратно, очевидно, дожидаться в маленьком привокзальном кафе.

Я же, вздохнув полной грудью солоноватый морской воздух, пригнанный ранним бризом, достал из кармана коммуникатор, неторопливо зашагал по дороге. Сменив, на умном устройстве с геопозиционированием, мобильным интернетом и прочими радостями цивилизованного человека, в картах вид транспорта с "авто", на "пешеход", мгновенно получил ответ синтезированного женского голоса:

— До пункта назначения! Двенадцать! километров! четыреста! двадцать! два! метра! На следующем повороте поверните! Направо!

Эта преувеличенная и наигранная радость электроники, словно бы переполненной счастьем служить Великому Мне, слегка раздражает, но это гораздо удобнее чем ориентироваться по бумажной карте с компасом. Однозначно. Едва я хотел забросить устройство в карман, как на экране появилась не менее жизнерадостная анимированная девчушка в полевой форме Императорской армии, вскинула руку к виску в нелепой пародии на воинское приветствие и бодро отрапортовала:

— Заряд батареи близок к критическому, командующий!

Да, в этом сезоне моэ — императорская армия, правда в несколько искаженном представлении. Полагаю, новобранец будет несколько разочарован различиями в преподнесении оной силами масс-медиа и суровой действительностью… да, в прошлом сезоне моэ было ВВС Императора, а в позапрошлом полиция, а… уже и не помню.

— Ага, скройся, — буркнул я не кормленному устройству.

— Есть! — рисованная тян снова козырнула и бодро промаршировала куда-то за пределы экрана, в свой виртуальный мир.

Дожил, с телефонами разговариваю. А что будет дальше? Буду спрашивать шляпу какую мне сегодня прическу под нее зачесать?!

Так бы я и шел, бурча о распоясавшихся предметах обихода, потерявших всякие берега в контролировании моей повседневности, если бы голос из кармана не провозгласил

— Поверните! Направо!

Десятки и сотни метров ложились под мягкую подошву осенних ботинок. Слева обрывался вниз невысокий скалистый утес. Справа возвышался холм усаженный деревьями. Под сенью одного заметил небольшой алтарь, под резной крышей которого сидел довольно улыбающаяся статуя божка, лежали подношения и темнел пепел стлевших благовоний. Какой антураж…

Присев на плоский камень сбоку от статуи и, достав и сумки пару яблок я, одно зачем-то положив на алтарь, впился во второе крепкими, пока еще не протезированными зубами, всматриваясь в далекий горизонт и чувствуя на лице приятные дуновения ветерка. Шумела листва в нависающих кронах, лениво шуршал накатывающий прибой и ни одной машины…

— Командующий, уровень заряда батареи критический! — буркнул из кармана телефон.

Достав устройство и, согнав движением пальца с экрана недовольно хмурившийся аватар, оценил пройденное расстояние. Едва прошел два километра.

По такой погоде и в такой местности идти, пожалуй, одно удовольствие, чем и пришлось заниматься следующие полчаса. После очередного поворота, море исчезло из вида, потянулись какие-то поля, кои, не являясь знатоком сельскохозяйственных культур, затрудняюсь идентифицировать. Занятная пастораль. Лишь вдали виднелись разноцветные крыши какого-то поселка, который, судя по карте, был приблизительно на четырех пятых пути от искомого адреса.

Уже задумываясь, а не сделать ли мне привал от которого останавливало лишь отсутствие припасов и какой-нибудь вредной привычки вроде курения… очень полезная привычка, с другой стороны, позволяет отдыхать в любой желаемый момент магической фразой "перекур"… когда позади донеслось тарахтение старого движка некоего транспорта. Из, казалось бы просматриваемого на километры вокруг поля, со своеобразной грацией рабочей лошадки выскочил небольшой трактор, громыхнул тележкой, заполненной какой-то травой, и покряхтел в сторону деревни, как раз нагоняя меня. За рулем, сидел некий старичок. Сухонький, сморщенный, с лицом похожим на печенное яблоко, столь загорелой и огрубевшей под действием солнца и ветра казалась его кожа. Простая рубашка, холщовые штаны и плоская соломенная шляпа-сугэгаса лишь дополняли образ фермера. Так подробно его рассмотреть я смог поскольку у трактора не было кабины и он походил более на квадроцикл с высокими колесами, нежели на сельскохозяйственную технику.

Остановившись, я поднял руку в приветствии и, после доброжелательного кивка старика, запрыгнул на ходу в телегу, тут же окутавшись запахами свежескошенной травы и пряными ароматами лесных трав.

— Отколь будешь, вьюнош? — повернулся ко мне добродетель. Трактор, подобно смирной лошадке знающей дорогу до дома наизусть и не сходящей с хоженой тысячи раз колеи, тихонько продолжал катиться в сторону поселка не превышая, впрочем, скорости оной лошади.

— Оттуда, — махнул я рукой в сторону севера.

Четыре больших острова к ряду. Выбирай какой по душе.

Следующие двадцать минут прошли в пустой болтовне. Да, все нормально там. Император? Жив, здоров, чего и вам желает… я конечно видел его недавно. На севере ж живу… Из кармана зверюшка верещит электронная, ага. Не, не ламповая. Да, почти как тамагочи. А, так ваш внук играл в тамагочи в детстве? А сейчас? Ну да, тут ему не до игр коли дети в университет пошли…

Вот так вот, удивляясь до чего техника дошла и сетуя на нынешнюю молодежь, что та уже не та, доехали до деревеньки, оказавшейся средних размеров пригородным селом. После чего, соскочив с повозки и, помахав на прощанье старику, двинулся уже по памяти ибо "ламповая зверюшка" почила голодной смертью. Собственно, осталось всего километра полтора и вон та усадьба на вершине холма, окруженная высоким забором с резными воротами, похоже и является искомым адресом. Кажется, я, отказываясь от опеки, не хотел напрягать стариков… Где и в чем ошибся?

Мимо порскнула стая детишек в одинаковой форме, окинув взглядом незнакомца, скрылись за очередным углом. Да, городок на удивление пустой — ряды аккуратных домишек, одно или двух-этажных, окруженных живой изгородью или ровным забором, — и оживает, судя по всему, лишь в такое знаковое время, когда какая-то группа жителей куда-то собирается или откуда-то возвращается. Внимание мое, однако, привлекли две невысокие фигурки в девчачьей школьной форме — стандартной сейлор-фуку, с яркими рюкзаками за спиной и желтыми панамками на голове. Во всяком случае, гладкая темная коса, переплетенная синей лентой, одной из них точно казалась знакомой.

Перебрав десяток вариантов дальнейших и оставив лишь те, которые не закончатся приводом в полицию, я выбрал один из них и крадущимся шагом подобрался к трещащим словно сороки школьницам. Вторая, что с короткими тёмно-каштановыми волосами, явно что-то заметила, подобралась, зачем-то потянулась к рюкзаку, но ничего сделать не успела как ее товарка оказалась схвачена и сжата в объятьях с диким воплем "УГАДАЙ КТО?!". Сдвоенный визг разорвал тишину улицы, ввинчиваясь в уши острым сверлом. Схваченная задергалась, пытаясь одновременно вырваться и повернуться, чтобы узнать "Кто?", ее же подруга, не прекращая визжать, со всей силы пробила носком туфельки по моей голени. Уж не знаю, что бы она сделала далее если бы первая не умудрилась обернуться пока я прыгал на одной ноге.

— Ани-сама!! Ани-уэ!!!

Тут уже я захрипел от недостатка кислорода, пережатого стальной хваткой, визг теперь приобрел радостные интонации, не потеряв в высоте и глубине, разве что источник сигнала был уже у самого моего уха. Подруга, к ее чести, не растерялась и, под непрерывными "братикбратикбратикбратик…" аккомпанировала радостными вскриками, "ах, тот самый Они-сан" с таким невинным видом, будто не она только что "того самого" хотела оставить инвалидом. Сориентировалась.

— Так, хватит уже людей будоражить, — умудрился я вставить фразу пока сестренка набирала воздух для новой попытки меня оглушить.

И действительно, несколько бдительных или любопытных лиц выглядывали из окон окружающих домов. Правда, увидев эту сцену, лишь умиленно улыбались. Однако смутить её оказалось не так то и просто, продолжая висеть у меня на шее своими, уже не маленькими, килограммами, девочка кивнула, мол "пошли тогда, чего стоишь?". И орехового цвета глаза такие довольные и блестящие от немыслимой радости.

— Может, слезешь? Братик уже не может тебя нести, — попробовал я намекнуть, — такую… взрослую девочку.

Радость сменилась подозрением, на что это я намекаю? Поставив ее на землю, и потратив еще несколько мгновений чтобы расцепить стальной захват на своей шее наконец смог рассмотреть ее поближе. Что сказать… выросла. Последний класс начальной школы, а уже мне по грудь. Или я маленький, или она скоро перегонит своего братца, что по сути, одно и тоже. Ага, жуть какая симпатичная девочка…

— Это Арису, моя подруга, — представили мне наконец вторую девочку ответившую глубоким поклоном и вежливой просьбой позаботиться о ней.

— Эмм… Арису… тян?

— Они-сама может звать меня как ему удобно, — блеснула хитринкой в глазах та.

— Пойдем, пойдем, дедушка и бабушка тоже по тебе скучают! — правда попыток сдвинуться не предпринимала, почти повиснув на моей руке.

Засыпаемый вопросами, я взял на себя инициативу и пошел далее, даже не удивившись, когда маленькая ладошка Арису доверчиво стиснула мою ладонь с другой стороны от переполняемой счастьем сестрёнки. На удивление крепкая ладошка, видимо занимается легкой атлетикой.

— Ани-уэ, а что… Ани-уэ, а как… Ани-уэ….

Бесконечные вопросы сыпались на меня с такой скоростью, что я даже не пытался отвечать на них развернуто, ибо не успевал. Да, знакомая ситуация, первые пару часов у малявки просто сносит крышу от переполняющего ее любопытства, после вроде успокаивается. В общем, обычный человеческий детеныш.

— Я много слышала о вас, они-сама, — с разгону, словно лосось преодолевающий водопад, сунулась Арису в наш однобокий диалог.

— О, — выпав из состояния транса, в котором хоть как-то успевал реагировать и воспринимать поток запросов, заинтересовался я, — и что же?

— Что вы, уважаемый брат, станете великим генералом, например, — с легко различимыми искорками веселья в глазах сдала она подругу.

— О, это без сомнений, — кивнул я, — никем кроме генерала меня в армию и не возьмут.

— Почему это?

— Ну так я ничего кроме как отдавать приказы и не умею… Вот ты, Арису-тян, думаешь кто всем заправляет в армии?

— Император?

— Умная девочка… Но нет! Капитаны и лейтенанты назначают ответственных за выполнение приказов. Полковники и майоры передают и распределяют эти приказы, назначают виноватых и награждают непричастных, а всем заправляют и выполняют задачи сержанты!

— О, как мне и сказали. Уважаемый брат очень умный! — маленькая чертовка явно хорошо владела лицом, так что уважение на ее лице казалось абсолютно неподдельным.

— Это кто тебе такую ерунду сказал? — возмутился я.

Ткнув пальчиком в прислушивающуюся к нашему разговору другую, аж подпрыгивающую от нетерпеливого желания вернуть мое внимание, легко сдала она свою подругу. Я с осуждением посмотрел на другую спутницу.

— Как не стыдно возводить поклеп на своего брата?

— Э-э… у-у… ну… — сестра смутилась, покраснела, запыхтела что-то себе под нос, как недовольный ежик, — и-извини… Стой! Почему это вдруг?!

И лишь взглянув на наши улыбающиеся лица просекла, что над ней издеваются

Собственно дом настолько не соответствовал моим ожиданиям, что едва шагнув через распахнутые, довольно большие, ворота в классическом для островной архитектуры, я застыл слегка потерянный от открывшегося вида на довольно большой сад с рассаженной, в одном садовникам видимом порядке, сакурой, украшенный дикими камнями и небольшим прудом в центре, со скрытым за всей этой естественной красотой аккуратным домом. Дом, к слову, тоже соответствовал всем канонам и заповедям той самой классической архитектуры.

На ветке дерева, свисающей над вымощенной тем же диким камнем дорожке, сидел крупный рыжий кот, сейчас сверлящий меня презрительным взглядом желтых глаз. Явно сочтя незнакомого двуногого недостойным его внимания он, сохраняя свою царскую осанку, перевел взор куда-то вдаль, явно размышляя о чем-то высокодуховном… о воробьях или сметане, например. Прям аж захотелось взять камень да шугануть эту скотину. Кот дернул ухом, но позу не изменил. Ветерок игрался с шерсткой на его груди, ласково перебирая золотистый пух, изредка налетая короткими порывами, заставляя того смешно щуриться. Ох-хо-хо, из него получится хорошая шапка, хотя нет — маловат — но обтянуть наушники точно хватит… Кот напрягся.

От этих дум от меня отвлекла сжавшая мою ладонь… попытавшаяся сжать, девчачья ладошка. В итоге просто и не замысловато дернув мою руку, она добилась того, чтобы я перевел взгляд вперед. Впереди, на крыльце, стоял пожилой азиат во вполне обычной европейской одежде, темных брюках, рубашке с теплой безрукавкой поверх. Стоял прямо, только опирался на тяжелую трость из черного дерева. Седые волосы аккуратно уложены, а насмешливые глаза из-под кустистых бровей скидывали как минимум десяток лет с внешнего облика. Полагаю, это и есть мой дед. На единственной фотографии, где он, бабушка и сестренка запечатлены на каком-то празднике, он выглядел еще моложе, видимо задорная улыбка снимала еще десяток лет словно кисть профессионала в фоторедакторе. Перед ним, по обеим сторонам дорожки, выстроились молодые парни и девушки, в ливреях и кимоно соответственно, застыв в поклоне, и что-то мне подсказывало, что пока я не пройду мимо, головы они не поднимут.

— Наконец-то ты нас посетил, Шиничиро, мальчик мой…

В тот же день, в тот же час.

Отоо Кёко не была глупым человеком. Нет, не была она и очень умным человеком. Она, несмотря на свой достаточно юный возраст, являясь по сути своей подростком, была человеком опытным. Опыт, как известно, прибавляет мудрости за весьма дорогую плату. А один из известных признаков, по которому можно узнать мудрого человека — терпеливость. Означенные черты, вкупе с покладистым и добрым характером, благодаря которому ее и выбрали в прислугу младшей Тодороки, делали эту девушку идеальным собеседником и прекрасным другом. Однако сейчас, на школьном обеденном перерыве, не могла составить компанию своей подруге детства, ибо тому мешали как общепринятые порядки данного заведения, так и ее личные убеждения. Так что сейчас она стояла по правую руку от обедающей Саёко, тщательно исполняя свои обязанности прислуги, хотя, строго говоря, и не должна была этого делать, ибо нанимателем ее являлась не эта девушка. Отношения сии были достаточно запутанны — младшая Тодороки вроде как была отдана ее нанимателю, но непонятно в каком качестве… по словам — на обучение, в планах же — на обручение. Если бы у Кёко было время на просмотр мелодрам, крутящихся по ТВ, она могла бы привести пару аналогий из их сюжетов. Естественно, что сами Тодороки знали о происходящем всё, ведь это был их коварный план. Возможно и Осино-сама догадывался или имел какие-то представления о планах этой семьи на него. Кёко же, со своей позиции использованного в этих играх человека, видела все в несколько ином свете.

— Ты точно не хочешь вернуться… ко мне.

Вновь подняла старую тему сидящая за столом Саёко. Впрочем, говорила она негромко и сохраняя выражение лица благородной девушки обсуждающей качество принесенного салата. Так что никто из сидящих небольшими группами или в одиночестве студентов первого потока не смог бы упрекнуть ее в ведении разговора с прислугой.

— Позвольте мне вновь отклонить ваше предложение, Тодороки-сама.

Данная тема ей несколько надоела, но следовало решить ее окончательно, что, увы, не удалось во время посещения кафе и вчера вечером. Потому она, сохраняя маску вежливого внимания прислуги внимающей мудрости господ, чуть поклонилась, отказываясь.

— Если дело в деньгах, то я заплачу за разрыв контракта, — молвила Тодороки, подцепив вилкой листик салата и внимательно его разглядывая.

— В моем контракте не указана неустойка за преждевременный разрыв, Тодороки-сама. Осино-сама очень добр.

Да, в тот день, когда в ее маленькую квартиру, которую как раз забрали за долги, пришел невысокий молодой человек и, исподволь, ни на чём не настаивая, предложил работу, она согласилась и поставила печать не глядя. Боясь, что подобного шанса уже не представится и что если она попросит времени на раздумье, то этот человек встанет, закроет за собой дверь и более не появится в ее жизни. Уже после, внимательно прочитав документ, который, не смотря на некоторые права, должен был лишить ее многих свобод, сохранившимся приветом из далекого прошлого, она не обнаружила пунктов хоть как-то ущемляющих оные.

— Что в нем хорошего, в этом Осино? — чуть скривила губы Саёко.

Кёко знала свою подругу детства достаточно хорошо, чтобы по этому выражению, посетившему идеальные губы, определить — Саёко испытывала неприязнь к данному человеку. Это свойственно людям — винить в своих ошибках других людей, зачастую непричастных, или даже оказавших помощь. С точки зрения Кёко — это было странно. Ведь младшая Тодороки сама попросила Осино-сама помочь с трудоустройством своей подруги. Он сделал что-то не так? Может, она рассчитывала на иной результат? Завязала какую-то интригу, но, внезапно, охотник стал оленем…

— Осино-сама — хороший человек.

Это была одна причина. Вторая — он ей безгранично доверял. Вверил ее заботе прекрасный дом и подопечную, которая, к слову, сидела через несколько столов и обедала с хрупкой светловолосой девушкой, нисколько не заморачиваясь правилами, да и прислоненный к столу меч в чехле указывал, что она не из прислуги. Стоит упомянуть, что и в шкатулке на холодильнике, в коей хранились деньги на "домашние дела", лежало больше денег чем она видела за свою жизнь. Или это своеобразная проверка устоит ли она перед суммой, на которую можно купить домик в провинции или неплохой автомобиль? Как бы то ни было он — хороший человек, а семья, с которой она планировала связать свою жизнь… не слишком хорошая. Такие мысли крутились в ее голове. Второй раз за ее жизнь ей предстояло сделать выбор, влияющий на дальнейшую жизнь. И она надеялась, что в этот раз не ошибется.

— Мы… Моя семья… спасли бы тебя в любом случае, — неожиданно высказалась Саёко.

— Так меня спасли не люди вашей семьи, Тодороки-сама? — голос Кёко наполнился арктических холодом, так что даже слегка запотевший стакан сока на столе покрылся изморозью.

Все, что она помнила о завершении того бесконечного дня, упавшую откуда-то с потолка фигуру, распотрошившую одного из пленителей, как раз собравшегося приступить к активной "порче товара", рывок, передавшийся в руки от разрубленных наручников, катящаяся по полу голова еще одного преступника, широко открывшая рот и распахнувшая глаза в какой-то детской обиде, и бег, какой-то безумный, едва видя дорогу из-за помутившегося сознания, сбившееся дыхание, резь в правом боку. И лишь чья-то рука не давала её остановиться, упасть на холодную землю и свернуться в позу эмбриона в попытке защититься от этого безумного мира.

— Н-нет… то есть да. Наши. То есть мои…

Но поздно, словно не воробей, летит только прямо и попадая в цель разрывает ее к чертям.

— Позвольте еще раз поблагодарить вас, Тодороки-сама, но я отказываюсь от вашего предложения и прошу более не поднимать эту тему.

"Если хочешь и дальше быть моим другом". Это окончание фразы явно повисло в воздухе. Саёко сжала лежащую на столе ладонь в кулак так, что аккуратно подстриженные ногти скрежетнули по полированному дереву и застыла, пока Кёко собирала посуду на поднос. Почувствовав чей-то пристальный взгляд, она оглянулась в поисках того, чье внимание было столь навязчивым, встретилась взглядом со вчерашней знакомой, Инами Тоока, сидевшая в углу почти скрывшись под разлапистым фикусом и прижав пальчик к уху, улыбнулась искренне и показала большой палец.

"Что за день сегодня?" — подумала Саёко, устало вздохнув и помассировав пальцами переносицу. Уж что, а свои ошибки признавать и учиться на собственном опыте ее учили долго и старательно, так же как учили и ее старших братьев, словно готовили к тому же — управлять и побеждать. И, кажется, теперь она понимала почему. Собственно, винить их общего знакомого за работу она не могла. Именно за работу выполненную им как наемником. Но вот вторая часть… Будучи практически полной его инициативой, как казалось в начале, неожиданно стала коварным планом ее родителей. Намеками ее загнали в ловушку, в результате чего она решила, что проиграв парню в споре "на жизнь", сможет общаться со своей подругой и избежать планов родителей на ее счет. И это, демоны раздери, оказалось очередным подзатыльником нерадивому ученику, решившему что он умнее и хитрее учителя. Блестяще! Сама, добровольно, как послушная овечка прошла по улице и встала в загон без понуканий пастуха, получив в награду ту же траву, что была и на поляне! И, кажется, это понял и кто-то еще, кроме нее. Во всяком случае, выражение лица Осино было весьма сосредоточенным в тот раз, когда она его видела. А уж какова улыбка у этой Инами… радостная. И Кёко смотрит эдак снисходительно. Тоже понимает? Младшей Тодороки захотелось со всей дури опустить голову на столешницу, останавливало лишь понимание, что головная боль дураку ума не прибавит…

— Нагаи… сан, — осторожно сверкнули голубые глаза из под светлой челки, — могу я вас спросить?

— Шино имя мое, — слегка поклонилась названная, не отрываясь, впрочем, от еды, — формальности ни к чему меж нами.

— Хорошо, Шино-сан, — кивнула та, переборов легкую стеснительность, — так могу я спросить тебя… кое о чем?

Шино, безмятежно жующая кусочек крайне аппетитно выглядящего блюда состоящего, не первый взгляд, из мяса с гарниром из мяса и приправленное тоже мясом, задумалась на долю мгновения и ответила:

— Мне то не ведомо, — и, в ответ на недоумевающий взгляд, пояснила, — можешь ты спросить ли, знаешь только ты. Лишь знаю, могу ответить я иль нет.

Мафую на несколько минут задумалась, потеряв нить беседы, от столь нехитрой мудрости. "Кажется, мне только что дали понять, что формальности ни к чему, — подумала она, — как между друзьями". Они могут считаться друзьями? Набрав воздуха в грудь, она быстро задала этот вопрос, забыв о чем хотела спросить изначально.

— Если друг тебе нужен, буду я тебе другом, — серьезно кивнула темноволосая, так похожая на классическую хрупкую госё-нингё, девочка, чем отличалась эта серьезность, от ее обычного невозмутимо-серьезного выражения, понять было трудно, но чувствовалось, — говори, друг.

Мафую фыркнула в кулачок, ибо столь серьезное выражение лица как раз вязалось с серьезностью момента. Словно у бота в какой-то рпг игрушке. Так что ей захотелось попросить эту девушку произнести: "когда-то и меня вела дорога приключений, но потом мне прострелили колено".

Эти две девушки, негромко переговаривающиеся о чем-то, привлекали достаточно много внимания, не акцентированного, но восхищенно любопытного. Так в ювелирном магазине смотрят на звезды коллекции, вероятно. Черный лак волос и кошачья зелень глаз у одной, и серебристый пух с весенним небом у другой, обе могли похвастаться здоровой белизной кожи и аккуратными, пропорционально сложенными фигурами. Однако наибольшее различие раскрывалось в поведении: если первая своими движениями, непринужденной грацией и хищной пластикой напоминала мангуста… или очень маленькую пантеру, то вторая походила беззащитного тигренка или домашнего котенка.

Внезапно Шино подняла ложку и со всей силы приложила о столешницу, заставив окружающих подпрыгнуть, а в одном углу, за столиком укрытым листьями фикуса, кто-то болезненно вскрикнул.

— Да, теперь говорить можно, — подтвердила Шино, невозмутимо протирая ложку салфеткой.

Мафую, тоже не ожидавшая подобной выходки, подождала пока сердце успокоится и из крови выйдет адреналин, побуждающий спасаться бегством от источника внезапного шума, вздохнула и…

— Простите, что прерываю ваш разговор, — произнес остановившийся около их стола высокий парень, судя по форме второго года обучения на первом потоке, — я секретарь по общим вопросам самоуправления учащихся данной школы.

С этими словами он продемонстрировал повязку на плече, подтверждающую статус, гласившую "Студенческий Совет Самоуправления. Секретарь". Слишком много иероглифов для такого клочка материи, на их взгляд.

— Нагаи-сан, мы не смогли связаться со студентом Осино, — повернулся он к Шино, лишь обозначив короткий поклон в сторону ее собеседницы, — его телефон не доступен. По возможности, передайте ему, что главный секретарь желает с ним обсудить один конфиденциальный вопрос. Или передайте мои контактные данные.

С поклоном протянув небольшой кусок картона с тисненными на нем иероглифами и цифрами, парень пожелал приятного аппетита и хорошо провести время, извинился за беспокойство и ушел, сочтя свой долг выполненным.

Переглянувшись с Шино, прячущей визитку в неизвестно откуда появившийся старомодный кошелек в виде мешочка, Мафую вновь набрала воздуха, похоже таким образом впитывая разлитую в эфире храбрость и…

— Мафую-сан, добрый день!

Шино готова была поспорить, что из горла этой тихой девушки вырвался сдавленный рык. Но, поскольку это было невозможно представить, то решила, что ей показалось и у кого-то поодаль просто буркнул желудок Повернув голову и невзначай положив руку на меч, она увидела того школьника, что не так давно осмеливался приближаться к ее господину с нелепыми вопросами. И одарила его взглядом из разряда угрожающих, отработанным на сотнях тренировок годы назад. Парень вздрогнул, но присутствия духа не потерял, хотя явно словил дебаф "подавление воли".

— Мафую-сан, привет, — начал он по второму кругу, опасливо косясь на поглаживающую гладку ткань ладошку, — не хочешь после уроков сходить в кино. Я тут пару билетов… достал. На премьерный показ.

Мафую вежливо привстала, поклонилась в приветствии, бросив извиняющийся взгляд на собеседницу и отошла со своим другом детства в сторону, впрочем, подобное расстояние для шиноби не было проблемой. Так что она прекрасно расслышала слова извинения от пианистки, поскольку ей сегодня необходимо было присутствовать на репетиции и предложение перенести на завтра. Приняв на заметку, что завтра предстоит работа, Шино продолжила сверлить парня тяжелым взглядом, проходившим у нее под кодом "ты мешаешь, червяк". От чего тот нервничал и периодически заикался. Впрочем, имелась возможность и облегчить себе работу ибо они теперь друзья, а друга можно попросить о помощи.

Поэтому, когда Мафую распрощалась с другом, добитым на последок взглядом "иди утопись в туалете, таракан", и подошла к довольной произведенным эффектом маленькой шиноби, тут же получив просьбу завтра после школы помочь с покупкой школьной формы. Шино, будучи не слишком опытным разведчиком, но обладающим всей необходимой базой знаний, полагала, что полиция, связавшись с ней, наверняка предложит переодеться в школьницу, а светить форму престижной школы или оставлять полиции какие-либо улики желания не испытывала.

И только светловолосая звезда попыталась в третий раз задать какой-то таинственный вопрос, как прозвенел звонок. И тут даже у Шино сердце издало хрустальный звон, а пара студентов, проходивших мимо, споткнулись на ровном месте, ибо слезы, появившиеся у прозрачных озер ее глаз, заставили бы и Иного — отвратительное чудовище из просмотренного недавно фильма — испытать умиление и желание защитить.

Чуть позже.

Близилась ночь и я сидел на коленях в просторной комнате в центре дома, на полу укрытом идеально подогнанными татами, на стенах из белой бумаги танцевали тени от свечей, единственного источника света здесь, придавая ей несколько торжественный вид, как раз подходящий единственному предмету интерьера — массивному алтарю из темного дерева. И неподвижным взглядом смотрел на две перечеркнутые черной шелковой лентой фотографии в темных рамках. Да, эти лица я видел десятки раз, когда брал в руки семейный альбом. Пока, в очередной налет сестренки, не отдал его ей, ибо лично меня с ними ничего не связывало. Да, эти люди дали жизнь этому телу и… тому, кто вздрагивал сейчас в жутких глубинах разума.

Ну же, выходи! Скажи, что-нибудь! Отзовись!

Однако мои призывы остались, как и всегда, без ответа. Да, эти фотографии вызывали некую внутреннюю дрожь, отдаленную горечь утраты, даже некий груз вины. Вины за что? Однако никаких попыток ударить мне по мозгам не предпринималось.

Следующим предметом, приковавшим мой взгляд, был меч в темных ножнах на подставке перед алтарем. По виду брат того, что был подарен мною. Та же цуба, та же самэгава из акульей кожи, то же плетение цука-ито, тот же узор на гасира. Разве что этот меч длинней. Клинок, на вскидку, был поболее шестидесяти сантиметров. И короткий стих выгравированный на подставке, выведенный рукой каллиграфа древним слогом и сложными иероглифами, которые я, с некоторым трудом перевел так:

Мир, навеянный покоем, желаю

Рвать на части! Испепелять! Пронзать!

И дорогу к цели телами павших от руки твоей

Я устелю.

— Ани-уэ, — негромкий голос донесся от двери, — ты еще не спишь?

Обернувшись, я обнаружил ту, от которой мне весь день не было покоя и из-за которой я так и не поговорил со стариками. Надо будет раньше встать и урвать момент пока стихия будет в школе. Да у меня даже язык болел, весь день отвечать на бесконечные вопросы.

— Почему не сплю?

Замечено! На подобные нелогичные вопросы заданные самым серьезным тоном ее на несколько мгновений клинит. Видимо конфликт процессов.

— Ладно, — не став дожидаться пока она отойдет и заставит с ней играть, смотреть фильм, обсуждать музыку или заняться каким-нибудь еще из миллиона дел, я встал, — пойдем спать. Расскажу тебе сказку на ночь.

— Правда? А какую? Я, похоже, слышала уже все возможные сказки.

Подхватив одетую в детскую пижаму девочку на руки, я неторопливо зашагал в сторону ее комнаты.

— Эту еще не слышала… Так вот, жили были два товарища. Первый был разведчиком, его звали Винни и прозвище, за легкую походку, он получил Пух. Поскольку даже пушинка падала на пол громче. Вторым — снайпер по прозвищу Пятачок, ибо попадал он в…

 

Глава 12

Мне редко снятся сны, и, кажется, я об этом уже говорил. Я не люблю сны. Особенно странные сны. Возможно, это из-за того, что они являются игрой разума пытающегося рассказать о чем-то, что в реальности ты не понимаешь, не видишь замыленным зрением.

К чему это я? К тому, что я определенно помнил, как улегся на футон, чувствуя как ноет челюсть и побаливает язык от перевыполненной нормы по количеству слов произнесенных за день. Раз в двадцать перевыполнил.

Кстати, за свою жизнь я видел разные виды туманов. Туманы бывают разные, знаете ли. И конкретно этот походил на тот, что клубится мрачным покрывалом в теплой и влажной местности перед рассветом. Да, я слышал, что во сне удивляться не получается и, видимо потому, меня не удивило что я не чувствовал тепла или холода, как не чувствовал и оседающие капли тумана на лице, не чувствовал и прикосновений высокой, до пояса, травы. Где я? — мелькнула мысль, но вновь без малейших оттенков эмоций. Словно каждый день оказываюсь в незнакомой местности отдаленно напоминающей сцену для фильма ужасов. Да, во сне можно испытывать страх и именно по той причине, что я об этом вспомнил, края сознания коснулось легкое щупальце липкого ужаса.

Беги, — шептало подсознание, — спасайся.

И, будь я более суеверным, то так и сделал бы. Так что пришлось напомнить себе, что люди не для того сначала отжали пещеры у саблезубых тигров да медведей и не для того загнали их потомков в зоопарки да заповедники, чтобы отдельный представитель этого, без сомнения, высокоразвитого вида боялся обычного атмосферного явления.

Боятся можно этого мерного рокота шедшего, казалось, со всех сторон. Да, наверное так слышались бы шаги сороконожки будь я размером с блоху. Рука абсолютно естественно, будто тысячи раз до этого, поднялась к поясу и… ухватилась за жесткую рукоять, легшую в ладонь словно родилась там. Опуская взгляд я уже догадывался, что увижу. И да, это был тот самый меч. И его брутальная жесткость являлась единственной вещью, что я ощущал. Хотя и не отказался бы вдохнуть этот, наверняка прохладный и наполненный пряным ароматом трав, воздух, ощутить ладонью щекотку разнотравья.

На очередном "брум!", отдавшимся вибрацией в груди, лоскутья тумана расступились, скорее даже разлетелись волной, открыв вид на ровный строй людей в доспехах островных воинов седых времен. Длинная шеренга начиналась из этого тумана и в нем же исчезала как войско призраков. За первой шеренгой виднелась следующая, и еще… пока не растворялась в седой дымке. Да, очень аутентичное войско вооруженное длинными копьями-яри и катанами в простых и потертых ножнах на поясе, что, скорее, являлись в те времена оружием последнего шанса, типа пистолетов, ага. Ну и, за их плечами, виднелись лучники и дула теппо, удерживаемые кем-то более низкого роста. Ну а впереди, на грозного вида гнедом коне, восседал самый конкретный перец из всего этого собрания фруктов. В полном доспехе столь обильно покрытом шнуровкой, что детали под ней разглядеть не удавалось, наплечники скорее напоминали щиты, украшенные в том же стиле, шлеме с устрашающей маской. В общем, такой доспех показатель статуса или, как минимум, богатства. Ах, да, еще и нобори за спиной со знакомым рисунком да и на поясе у этого товарища были те самые два меча, один из которых у меня в руках…

Хм-м-м, получается, у меня перед глазами один из моих, условно, предков? Однако, увлекшись рассматриванием я упустил момент, когда все это воинство, с очередным глухим грохотом замерло, смотря куда-то вдаль. Бесчисленные полотна знамен давно бы повисли мокрыми тряпками, если бы не необычная форма древка, поскольку туман, борясь за удерживаемое им пространство, оседал на доспехах людей, повисал мокрыми каплями на усах и кончиках волос, влажно блестел на шлемах и кончиках копий. Вдруг, какая-то мрачная серая волна скользнула по пространству, заменяя крепкие фигуры и гордые лица людей на истлевшие костяки обернутые остатками сгнившего савана и едва сохранившиеся черепа, с отсутствующими челюстями, пустыми глазницами расколотыми или пожелтевшими костями. И эта жуть так меня пробрала, что захотелось бежать прочь, не разбирая дороги, забраться на какое-нибудь дерево, следуя древним инстинктам и трястись там как бандарлог перед Каа. Хотелось бы сказать, что я преодолел ужас усилием воли, подавил его, прижал к ногтю, показал кто в теле хозяин и храбро взглянул опасности в глаза. Но нет, не двинулся с места я лишь потому, что мышцы сковало чудовищным напряжением, а дыханье замерло в груди. Я замер безвольным наблюдателем и желал лишь одного — проснуться и, желательно, в чистой кровати. Хотя последнее не так важно, лишь бы проснуться….

Но лишь долю мгновения я наблюдал это зрелище, после чего пелена спала и вновь явила гордые и волевые лица восточных людей.

Единственным кто смотрел на меня был тот самый полководец. Его равнодушный взгляд скользнул по моей тощей фигуре… тощей по сравнению с любым бойцом его воинства, естественно… прошелся по необычным для него рубашке и брюкам, на секунду остановился на мече, и лишь потом встретился со мной взглядом. Испытующе и пронзительно взглянул, такой взгляд может принадлежать только человеку разбирающемуся в людях и привыкшему повелевать, вести за собой в том числе и на смерть. Да так взглянул, будто покопался в самой душе, перебрал грешки, оценил достоинства и недостатки. После чего кивнул, чуть равнодушно, во всяком случае так показалось, ибо из-за злобно скалящейся маски его лицо в любом случае отображало только жажду крови.

— Дошли мы до столицы государства наших врагов, — неожиданно глубоким и зычным голосом заорал всадник, обращаясь к своему воинству и, пока я оглядывался ища эту самую столицу, продолжил, — сии жалкие псы заперлись за стенами, надеясь спастись за ними от гнева нашего. Молясь своим богам, дабы те обрушили на нас гнев свой. Или, может, надеясь что нас пожрут дикие звери!

Последняя фраза была встречена гулким хохотом, словно он только что рассказал анекдот года. Дождавшись, пока последние раскаты веселья утихнут, слитным движением выхватил меч, едва не смахнув своему коню уши, указал кончиком клинка вперед.

— Скажу вам я — пусть все тут против нас! И звери! И люди! И боги! Но!! Увидев зверя — убей зверя! Увидев человека — убей человека! Увидев бога — убей бога! Тысячу лет императору!!!

— Банзай!!! — взревели тысячи глоток и в едином порыве качнулись вперед.

С каждым словом, произнесенным этим сильным голосом, я чувствовал как закипает кровь накаляя вены, и потому, поддавшись, похоже, стадному инстинкту или все же зажигательной речи полководца потянул из ножен свое оружие, клон того, что в руках этого самурая указывал в укрытое пеленой тумана пространство. И с каждым обнаженным сантиметром смертоносной стали мной овладевала та эмоция, которой опасаюсь более всего, — безумная ярость. О да, мне хотелось убивать, кромсать, видеть выпадающие кишки отлетающие головы и хлещущую из артерий кровь. Но, поскольку прямо передо мной были вроде как союзники, то пришлось развернуться и, помчаться со всеми вперед, дабы не быть затоптанным Слева и справа выглядывали кончики копий, в моей руке холодно блестел такой же металл и я чувствовал себя частью одного огромного организма, единственной целью которого было снести все перед собой, разнести и растоптать. Да! Враг впереди, такой же строй немного иначе выглядевших воинов. Одетых и вооруженных похуже, словно вчерашние крестьяне взявшие в руки виллы и грабли, выставленные вперед как смазка для мечей. И в тот момент, когда я отбил клинком тянущийся к телу трезубец и замахнулся чтобы снести голову какому-то безусому юнцу, испуганно зажмурившемуся в ожидании неминуемой смерти, как…

— Ани-уэ, — время замерло и этот безусый юнец произнес эти слова подозрительно мелодичным голосом.

Что-то больно впивалось в бок.

— Мяу, — добавил его сосед по строю, как раз нанизанный на острие яри и искрививший лицо в гримасе ужаса и боли, сейчас смотрящий на меня желтыми глазами…

Распался туман, растворились в небытие или, что вернее, в далекой были, сошедшиеся в танце смерти солдаты и яркие лучи только восходящего солнца пронзили веки горячими стрелами.

— Ани-уэ, — снова произнес девичий голос неподалеку, меланхолично так, как может только человек знающий, что добьется результата даже если придется потратить весь день. Что-то тяжелое на груди заурчало негромко, но так что вибрацию почувствовал даже позвоночник, потопталось крохотными лапками и ткнулось холодным носом в подбородок.

— Ани-уэ.

Вот за что не люблю спать на этих матрасах, так это за то, что вечно уползаю куда-нибудь к утру, теряя крохотную подушку. Так что я, не открывая глаз, потянулся к источнику шума, схватил, положил на футон и умостил сверху голову, найдя место помягче и взбив предварительно ладонью, вынудив урчащее существо покинуть пригретое место с недовольным фырканьем.

— Какие мягкие тут подушки, — буркнул я, нащупывая другой рукой предмет, что до сих пор врезался в ребра, — и теплые. Надо с собой забрать.

Источник голоса завозился, запыхтел, крякнул, но видимых результатов не добился. Видимо моя голова тяжелее из-за набившейся туда ерунды. Схватив рукой длинный продолговатый предмет, я отбросил его в сторону. Предмет с глухим злобным звяканьем покатился по полу.

— Это не подушка, Ани-уэ, — пропыхтела маленькая непоседа, — это моя попа.

— Ладно, тогда заберу твою попу, — вновь пробурчал я, смыкая поплотней глаза.

— Зачем нам маленькая девочка без попы? — донесся со стороны женский голос, теплый и мягкий как, наверное, у любой бабушки.

Открыв наконец глаза, я увидел стоящую у входа женщину, наблюдающую за нашей возней с теплой улыбкой и о том, что она бабушка не говорила ни единая деталь ее облика, кроме, разве, едва заметной паутинки морщин в уголках глаз. У ног ее терся о подол домашнего кимоно тот самый рыжий кот, предано заглядывая ей в глаза и задрав хвост трубой. Очевидно, что есть в доме кому построить даже кота. Да, с ней я тоже вчера не перекинулся даже словом, если не считать теплых объятий и сурового оценивающего взгляда с ее стороны, как бы говорящего — "совсем отощал, не следишь за собой". Бабушки одинаковы везде. Так что мне просто не хватило духу сказать, что мол есть у меня теперь кухарка, можно не волноваться. С такой кухаркой остаться голодным нужно очень постараться… с риском для здоровья постараться. И да, я понял, у Кёко Тот Самый Взгляд! Взгляд мудрой женщины умеющей построить бунтующую молодежь без слов.

— Вставай, лежебока, ждем тебя к завтраку, — тепло улыбнулась женщина, — и ты давай на выход.

Последняя фраза была обращена уже к маленькой девочке, похоже смирившейся с судьбой и не пытающейся избежать участи провести время в качестве подушки, даже пыталась устроиться поудобнее. Так что пришлось и мне оторвать голову от подушкозаменителя, и потянуться к одежде, которую аккуратно вчера сложил рядом с футоном. Вместо которой оказалось свернутое кимоно, поверх которого ровным рядком лежали вещи пребывавшие недавно в карманах. Померший телефон, кошелек и одинокая конфета в яркой обертке. Очевидно, пока я пребывал в царстве кошмаров, местная прислуга успела забрать одежду на стирку, к счастью оставив перед тем замену. Ага, и в стороне валялся этот меч… каким боком он оказался в моей кровати? Я лунатик? Так, оставь меня, противная железка.

У порога что-то злобно зазвенело, покатившись по полу, ойкнул девичий голосок.

— Вай, братик берет в постель взрослые игрушки!

Вот егоза малолетняя! Встав и потянувшись, я заметил пару любопытных карих глаз в темноте коридора. Сестренка начала интересоваться противоположным полом. Братик гордится тобой. Чуть поиграв на показ мускулами, какими-никакими, но присутствующими, накинул наконец кимоно, застыв в задумчивости… как-то его надо еще запахнуть и повязать, да еще и в правильную сторону… Жаль я тебя не покормил, мой электронный помощник. Так, пребывая в раздумьях как бы не напортачить, я развернул обертку конфеты, дабы простимулировать мозг дозой углеводов и повторно застыл, на этот раз в удивлении. Вместо леденца или, хотя бы, шоколада, на ладонь выпала маленькая, сверкающая пластиковым глянцем флешка…

Интересно как. Однако, долго зависать над неожиданной добычей мне не дали, бумажная дверь вновь скользнула в сторону и в комнату с поклоном вошла девушка из местной прислуги, застав меня над медитацией над собственной ладонью, поняла ситуацию как-то по своему и, мелкими, из-за особенностей этой исторической одежды, шажками подошла, смело поправила на мне этот халат повседневного ношения и быстрыми ловкими движениями повязала пояс каким-то хитромудрым узлом, после чего, все так же молча, принялась собирать футон.

— Ани-уэ, — в комнату влетела уже готовая к школьной жизни сестренка, в школьной форме да с заплетенными в аккуратную косичку волосами, и запрыгала вокруг, как дикий сайгак, — скорее! Завтракать!

Я даже и опомниться не успел, как меня рванули к выходу, таща на прицепе за руку.

— Ты видела сон про туман и армию в нем? — спросил я, едва избежав встречи с углом при резком повороте.

— Нет, — удивленно вскинула бровки девочка, даже остановившись на секунду.

— Посмотри, забавный, — кивнул я, и поменялся ролями, уже таща обалдевшее от такого совета тело, — кстати, у тебя есть компьютер?

— Хочешь записать мне этот сон? У меня и диск есть, — обрадовано откликнулась она, вновь поменявшись ролями и потянув в сторону столовой, до которой мы как-то слишком уж долго шли.

Что-то я часто сегодня подвисаю, кажется мой мозг не подгрузил какие-то процессы ответственные за гибкость мышления.

— Он у меня в комнате. А зачем тебе он?

Только что же дошли до вывода, что я буду записывать для тебя сон. Куда делся предыдущий вывод?!

— А ты как думаешь, что может делать парень с компьютером наедине?

Судя по тому, как заалели уши, понят был именно так, как и хотел. Куда делась моя миленькая невинная сестренка?! В наше время дети так быстро растут!

— О чем бы ты не подумала — ты ошибаешься, — тактично намекнул я, после чего стал свидетелем полной заливки видневшейся за воротником шеи.

И вот, спустя каких-то полчаса, плотно перекусив традиционными блюдами в кругу семьи, но так и не приступив к, собственно, тому, ради чего забрался аж на другой конец страны, потому как за столом не разговаривают о делах, а после нужно немного переработать закинутое топливо иначе о делах говорить будет тяжеловато, поймал за рукав очередную пролетавшую мимо девушку из прислуги и попросил проводить в комнату сестренки. Да, хоть и ходят они забавной семенящей походкой, но семенят так, что и не догонишь, — подумал я, вставляя флешку в разъем стоявшего на столе мило выглядящего ноутбука девчачьей модели. Ага, отличающимся от мужской девочками волшебницами нарисованными на любом свободном участке поверхности. Жуть.

И, надев на уши лежащие рядом наушники, запустил единственный файл, называвшийся "традиции шаманов Дальневосточной Сибири и Восточной Азии на примере синтоистского ритуала". Располагающее название для видеоролика.

Едва запустив его, мои уши сразу наполнил тихий шум ночного леса с легким шелестом листьев трелями каких-то насекомых и потрескиванием костра, выбрасывающего желтые язычки пламени из жаровни стоявшей посреди поляны. Такая, знаете ли, синтоистская поляна окруженная вратами-тории с четырех сторон света, обклеенными бумажками со священными символами, и сидящими вокруг жаровни мерно бубнящими мантры синтоистами.

Ну пока ничего необычного; выехали люди на природу, отдыхают как могут, вот уже и песни горланят. Впрочем, далее мне пришлось подобрать челюсть с клавиатуры и подпереть ее рукой, дабы не испортить хрупкий прибор ее очередным падением. На поляну ввели обнаженного до пояса мальчишку лет десяти-двенадцати, о возрасте можно было судить не только по хрупкому телосложению, но и по лицу, ибо лицо это было моим… точнее того меня который был шесть лет назад, что был еще не я… И привел его, держа за руку, испуганного и растерянного, тот, кого я называю дедом. Всю грудь, спину, руки, шею, и даже лицо мальчика покрывали все те же таинственные символы нанесенные какой-то багряной краской. Его усадили у жаровни, рядом с ним опустились на колени еще двое монахов, или людей их отыгрывающих, один из которых щедро сыпанул в жаровню некий порошок. Густой дым поднялся вверх, колеблясь под легким ветерком. Люди затянули новую песню, с другими интонациями, более глухими, звучащими как-то угрожающе и призывно. Не знаю, может из-за удаленности камеры от места событий, стояла она за пределами круга, может из-за необычных тональностей, но разобрать ни одного слова я так и не смог. Может это вообще другой язык.

Дым, меж тем, словно живой, потянулся к замершему в неподвижности, толи от испуга, а может и погрузившемуся в транс, мальчику, закружился вокруг него следуя тягучему напеву. Закружился так, словно ветерок, до того налетающий редкими порывами с одной стороны, вдруг равномерно задул из всех четырех врат, встречаясь в центре и сворачиваясь в маленький смерч.

На очередном "о-о-ом-м-м", этот смерч вдруг схлопнулся, разлетевшись белесыми лоскутками по всей поляне, медленно истаивая среди травинок, а мальчик, то есть я который не я, обмяк безвольным кулем.

Видео прекратилось так же резко как и началось, оставив только один вопрос "что это было?". Хотя, к нему стоит добавить и "Как запись попала к моей знакомой?". Но, во всяком случае, появился только один ответ. Задавать вопросы деду стоит крайне аккуратно и не все. Отнюдь не все.

После недолгого блуждания по дому я все же нашел старика. Находился он в комнате, которая скорее всего, являлась кабинетом. Во всяком случае стол с большим плоским монитором, несколькими стопками документов да немногочисленными письменными принадлежностями на нем намекали на это, в остальных же деталях — нескольких мягких креслах и низком кофейном столике — напоминала скорее гостиную. Сам же дед сидел скрестив ноги в непривычном для европейского глаза стуле без ножек но с высокой спинкой на террасе-энгава, выходящей в сад. Рядом стоял еще один подобный предмет мебели, в который я и умостил свое седалище, старательно скопировав позу. Ноги скрестились в нужном положении сами собой… очевидно это прописано в генах у всех азиатов, ага.

Не успел я толком оценить вид и эстетическую красоту тщательно собранной композиции из деревьев, камней, маленького пруда в котором плескались какие-то рыбки с обязательным содзу, глухим деревянным стуком мерно отсчитывающим утекающее время, как одна из служанок, бесплотным духом скользнув в кабинет, поставила меж нами широкий поднос, на котором лежал полный набор для пускания дыма изо рта, включающий две кисеру, табак, деревянную пепельницу наполненную песком и, как ни странно, обычную пластиковую зажигалку. Бонусом, очевидно, шел керамический кувшинчик-токкури с двумя чашками отёко. Заплюйте меня духи предков, если я не хочу так жить…

Когда девушка оставила нас, так ни разу не оторвав взгляда от пола, дед, зачем-то кинув окрест цепкий взгляд, точным движением наполнил обе чашки прозрачной жидкостью, улыбнулся, показав чуть желтоватые зубы, и, без лишних церемоний опрокинул напиток в себя.

Уважаю! Для согревания души и тела — самое то. Утренний теплый ветерок как раз начал сменяться дневным бризом, обдувающим прогретую землю соленной прохладой моря. Вон кошак, недовольно морщась, неспешной походкой царя природы, добрел до нас, пока я неспешно втягивал в себя напиток и, урча усталый мотивчик, устроился на коленях у хозяина дома. Хотя… если судить по презрительному взгляду, брошенному на меня этим животным, насчет хозяина всего вокруг у него было свое мнение.

Тем временем, пока я наслаждался ощущением тепла разливающегося по внутренностям, старик успел ловкими движениями свернуть шарик табака, затолкать его в чашу трубки и раскурить. И что, мне тоже можно? Видимо правильно истолковав мой взгляд, или поняв по тому как я с недоумением крутил этот прибор в руках, он снова улыбнулся и заметил:

— Ты же взрослый, делай что хочешь.

А, вот оно как. Ну раз пошла такая пьянка… подумал я, пытаясь свернуть тонко нарезанную солому табака в такой же шарик. Я, так понимаю, слишком уж навоображал себе, находясь под впечатлением от невольного заселения и отходя от пребывания в психбольнице, и не обладая достаточными знаниями, отказался от их помощи в то время. Они же, судя по всему, поняли это абсолютно по-своему. Мальчик решил стать взрослым. Сможет — пусть живет. Не сможет — всегда есть кому подставить плечо, но о какой-то самостоятельности речи уже не будет. Традиции, я так полагаю. Возможно, мне стоило удивиться, что родственники не интересуются как и чем я живу, не навещают с причитаниями, что бедный мальчик совсем исхудал один, одичал. Но, обладая такой властью, как власть денег, они наверняка получали чуть ли не ежедневный отчет о том что, как с кем и когда я делал. Возможно, вплоть до медицинских анализов. Ага.

Ладно, буду не в затяг, убедил я себя, поджигая комок табака. Приятный, чуть шероховатый вкус наполнил рот, дополняя и полируя распробованный недавно напиток. Нда, это вам не палочки смерти тянуть, стукнулась в стенку черепа мысль, пока я наблюдал за сизым дымком, растворяющимся в кристальной чистоте утреннего воздуха.

Однако! Так бы я подумал, если бы не видел тот ролик. Весьма, зараза, загадочный ролик. И очень хорошо, что посмотрел его до того как задавать вопросы.

— Чего ты хочешь добиться? — решил я пойти напрямик.

И едва не прикусил слишком быстрый язык. Очевидно напиток и табак развязали спутавшие его узлы разума. В ответ же получил цепкий и жесткий взгляд. Вместе с трубкой и хитрым прищуром карих глаз под седыми бровями, этот взгляд создавал неоднозначное впечатление. Словно он сейчас произнесет протяжно "Ви задаёте неправильний вапрос".

— Очнулся, значит, — вместо этого ответил он.

Что значит очнулся? Очнулся в смысле: приехал чтобы узнать что-то после долгого периода ничего не делания или в том, что он знает кто я на самом деле, или кем должен быть по результатам того ритуала. Эх, слишком мало информации и слишком велик риск. Я поднес трубку ко рту, чтобы взять перерыв на обдумывание правильно ответа на этот не поставленный вопрос, но…

— Единственное, чего я желаю добиться — восстановить прежнее величие семьи, — неожиданно продолжил он, мерно поглаживая давно задремавшее животное — осталось недолго.

Недолго? Что-то сомнительно. Хотя, учитывая как все завертелось вдруг, да руша мою тихую жизнь, то очень может быть что и наоборот — осталось куда меньше времени, чем хотелось бы. Но зачем тебе это, старик, ты ведь даже не носишь эту фамилию?

— А отец не пытался? — да, пока это единственный безопасный вопрос который пришел мне в голову.

Я не нашел ни единого упоминания о том, что отец этого ребенка, в котором я нахожусь, предпринимал хоть какие-то действия. Даже судя по фотографии, улыбчивый мужчина походил скорее на офисного работника или предпринимателя средней руки. Не чувствовалось в его взгляде желания нагибать и побеждать — обычный взгляд любящего и любимого мужа и отца. Даже у его жены, соответственно той, кого я должен называть матерью, на некоторых фотографиях, был более жесткий взгляд. Думаю, из-за неудачного ракурса, ага.

— Нет, — с тихим деревянным стуком он выбил трубку в пепельницу и вторил этому звуку глухой удар бамбуковой палки по дереву, когда тихо журчащая вода отсчитала очередной промежуток времени, — он едва не уничтожил все, чего добивались его предки.

Как интересно. Одна фраза дает богатую пищу для размышлений, если знать о чем идет речь. После памятной посиделки в библиотеке, я нашел в безразмерных просторах сети копию, того самого закона "о цветах народа", размером едва на два листа обычной бумаги, и приложение к нему "о правах и обязанностях" размером с поваренную книгу, какую обычно держат на кухне не для прямого использования, а как средство поражения пьяных мужей в неблагополучных семьях. Но ознакомиться ни с тем, ни с другим никак не успел.

— Он собирался отказаться от наследия и от прав, — закончил дед, вновь щелкая зажигалкой.

И этот тихий шелест скользнувшего по кремню кресала навел меня на другие мысли. Да, как я понял, условно моя фамилия числится в этих списках и, покуда нет взрослых членов фамилии, готовых принять на себя обязанности и бремя служения империи, временно прекратившей выполнение оного. Но, ни император ни империя не нуждаются в аристократе называющим или считающим себя таковым лишь по праву рождения. Да, с этим тут строго, как и в остальных странах этого странного мира, насколько я сумел уяснить. И если отец хотел отказаться от наследия, то его безвременная кончина может трактоваться в совсем ином смысле. Неприятный вывод. Однако вопрос на эту тему я задавать не рискну. Незаменимых, как говориться, нет.

— Сейчас я не могу сказать, что тебе нужно сделать, — разрушил повисшую тишину его сухой голос, — в любом случае, она еще не готова. И не будет готова ближайшие шесть лет.

Стоп! Он имеет в виду не меня? Не я должен принять ответственность за семью? Очевидно, мой удивленный взгляд был трактован правильно.

— Да, мое решение не изменилось — кивнул он, вновь наполняя чашки, опять же кинув по сторонам тревожный взгляд, как алкоголик проверяющий нет ли в зоне доступа жены со скалкой, — ты лишь знамя.

Проклятье, слишком все запутанно. Когда мы обсуждали это? Я точно помню, что подобного не случалось, или же это было до "моего" прибытия сюда. Все слишком запутанно. И, я так думаю, оно мне не нужно — знать лишнее. Я выбрал свою быль еще в тот момент, как оказался в пустом доме впервые, в том доме, который явно недавно был наполнен жизнью. Я выбрал покой. Но сможет ли кукла противиться кукловоду, особенно, если ниточки — чувства, эмоции, привязанность. Будда свидетель, я буду сопротивляться, но не до того предела, когда ниточки оборвутся. Не лучше ли быть куклой опутанной этими нитями, нежели обладать свободой мертвеца? Ведь не может живым зваться пустой человек.

— Я…

Как же я хочу спросить, что значил тот ритуал, почему он разговаривает со мной, как с равным, что мы обсуждали ранее, о чем договорились. Но на что списать свое незнание? Не будет ли оно слишком подозрительным. Мало данных! Надо найти моего знакомого комарика и спросить у нее, после чего, оперируя полученными данными, строить стратегию для атаки и обороны.

-.. понял, — кивнул я, заметив, что табак давно потух и уже давно тяну холодный воздух.

Пока набивал трубку и подносил ко рту чашу с прозрачным напитком, принял решение. Потому, отсалютовав собеседнику посудой, произнес:

— Тысячу лет императору.

— Тысячу лет, — эхом откликнулся собеседник.

Едва прозвенел звонок, Шино выпала из состояния дремы… если быть точнее, то она просто спала с открытыми глазами, уставившись на доску и даже водя ручкой по тетради в те моменты, когда это требовалось… и выметнулась в коридор, мгновенно развив спринтерскую скорость. Так что уже через минуту была у главного входа, олицетворяя собой воплощение Ямато Надесико, кротко опустив взгляд в пол и удерживая перед собой портфель двумя руками. Идеальная маскировка — неторопливо разбредающиеся кто куда, по завершению уроков, школьники не обращали на нее абсолютно никакого внимания. Так что маленькая шиноби спокойно дождалась, когда среди толпы мелькнет светлая макушка и, точно рассчитав момент, вышла на перехват.

— Ой, Шино-сан, — вздрогнула ее новая подруга, встретившись со спокойным взглядом кошачьих глаз, — а я хотела подождать тебя у ворот.

— Не нужно, здесь уже я, — коротко кивнула та, — можем отправляться по нашим делам.

Как не хотелось ей, со всей своей неукротимой энергией, нестись вперед, словно каждый миг опаздывая, но пришлось темноволосой куноичи придержать шаг, на ходу подстраивая пластику движений под новую знакомую.

— А куда мы идем? — робко осведомилась Мафую, которой, собственно, тоже не терпелось куда-нибудь отравиться со своей новой и единственной подругой, и чтобы прибыть туда поскорей, но ускорить шаг не позволяло воспитание.

— Туда, где наряд школьницы смогу приобрести, — выдвинула запрос Шино и вопросительно посмотрела на собеседницу.

Однако та ответила ей удивленным хлопаньем ресниц, впрочем, спохватившись достала из портфеля небольшой коммуникатор и, поднеся к лицу, спросила:

— Привет, Дугл. Купить школьную форму.

И телефон, под удивленным взглядом Шино, ответил ей неимоверно радостным голосом.

— По вашему запросу найдено сто! пятьдесят! девять! адресов! Ближайший от вашего…

— Проложить маршрут, — невежливо, с точки зрения шиноби, перебила собеседника Мафую.

— Спасибо, Дугл-сан, — чтобы сгладить грубость подруги, поклонилась аппарату Шино, и вновь увидела выражение удивленного котенка на лице своей знакомой, подметив про себя, что подобное выражение ей скопировать не удастся никак, ибо для этого надо быть столь же беззащитной, а хищник, говорят, просвечивает через любую маску, — пойдем?

— Нам нужно дождаться Дзюна, — робко напомнила пианистка.

— Зачем?

— Ну…

— Тот опоздун, кто не успел! — ткнула пальцем вверх Шино, подчеркивая свои слова, — Пойдем!

— Но… А кто это сказал? Странная цитата.

— Осино-доно, — ответила маленькая шиноби таким тоном, словно это была фамилия величайшего философа прошлого, — мудрые слова.

— А… ну раз он.

Впрочем, прокомментировать мудрость их знакомого ей не дал подбежавший подросток, упомянутый чуть ранее. Запыхавшийся и покрасневший от сбившегося дыхания.

— Извините, я опоздал, — с частой отдышкой произнес он, — до сеанса еще два часа, куда пойдем?

— В магазин одежды, — ответила Мафую и кивком указала на одну из стоявших около школы машин, — дядя Иван нас подвезет.

В подтверждение ее слов дверь солидно выглядящего джипа открылась и из нее вышел… С точки зрения миниатюрных девочек транспорт покинула гора. Нет, Гора с заснеженной вершиной. Человек в брюках и расстегнутой на пару пуговиц рубашке, хотя все вокруг утеплялись как могли, на широких плечах почти минуя шею, что была в обхвате больше чем ее талия, покоилась голова покрытая светлыми, словно выгоревшими на солнце волосами, а непривычный для этих мест профиль выдавал в нем выходца из северных народов.

— О-о-о, — протянула Шино восхищенно, и зябко поежилась под теплой курточкой, глядя на подставленную прохладному ветру широкую грудь.

— Это дядя Иван, а это Шино и Дзюн, — по очереди представила всех Мафую, после чего указала на человека сидевшего за рулем, обычного среднестатистического азиата, разве что край цветной татуировки выглядывающий из-за воротника пиджака говорил знающим людям, что этот конкретный азиат довольно конкретен, — там дядя Кен.

— Привет, лилипуты, — громыхнул человек-скала, и открыл заднюю дверь автомобиля, — залезайте.

— Здравия вам, И Ван-сан, — склонилась в глубоком поклоне Шино и, вслед за подругой, залезла в автомобиль.

Вся троица подростков без особой тесноты умостились на просторном кресле и машина медленно тронулась.

— Опять без нас гулять собралась, малявка? — спросил гигант, глядя на светловолосую девочку.

— Я не малявка, — буркнула та, профессионально игнорируя вопрос.

— Скажи это зеркалу, — хмыкнул мужчина и отвернулся, после чего добавил в сторону водителя, — если эти распиз**и проебу**я я их вы**у и высушу.

— Что он сказал? — спросила Шино подругу, поскольку фраза прозвучала на незнакомом для нее языке.

— Не знаю, — откликнулась та, — вроде язык этот я учила, но, похоже какой-то профессиональный или технический жаргон.

— Братан сказал, что если одни некомпетентные люди будут плохо делать свою работу, то братан будет очень зол и вынужден будет сообщить начальству после чего провести воспитательную работу совмещенную с неприятными ощущениями для воспитуемых, — вместо нее откликнулся Кен, глядя в зеркало заднего вида и улыбаясь во всю челюсть.

— Какой емкий язык, — восхитилась маленькая шиноби, — а откуда вы, Ван-сан.

— Из десанта, — буркнул в сторону мужчина.

— Это такой клан в одной стране, — со знанием дела заметила Мафую, вызвав синхронный смешок сидящих впереди мужчин.

— Должно быть, клан могучий, коль служат в нем такие воины, — польстила Шино новому знакомому.

— Ага, — кивнула пианистка, — дядя Иван каждый год празднует день клана. Надевает полосатую футболку, пьет русское саке и плавает в фонтане.

— О-о-о, — хором восхитились ее друзья под сдавленный смех сидящих впереди мужчин.

Не прошло и двадцати минут, как машина аккуратно притормозила у какого-то торгового центра и человек-гора негромко скомандовал:

— Ну всё, чибики, к машине!

И вышел из транспорта первым, придержав дверь для выгружающихся подростков. Однако, когда Мафую и Дзюн отошли на несколько шагов, огромная ладонь опустилась на голову Шино, накрыв ее словно шляпой.

— Постой, карапуз. На пару слов.

— Догоню сейчас, — произнесла Шино, глядя на мир из под такого своеобразного украшения, после чего подняла взгляд на мужчину, из-за разницы роста задирая подбородок чуть ли не перпендикулярно земле, — слушаю, Ван-сан.

— Прекращай уже с этими ванами, — громыхнул тот, на взгляд девочки, словно из-под облаков.

— Называть вас именем клановым? Хорошо, Десант-сан.

Издав сдавленный хмык, прозвучавший словно два камня потерлись боками друг о друга, мужчина убрал руку с гладких волос девочки, не потревожив прическу, и продолжил:

— Лучше уже по-корейски. Ты же сейчас вместо этого мальчонки следишь за ней, — одними глазами указал он на дожидающуюся чуть в стороне светловолосую девочку что-то обсуждающую со своим знакомым, — за нами тут явно хвост был от самой школы. Телефон с собой?

— Да, мастер, — выбрала нейтрально уважительное обращение Шино.

— Хорошо, чуть что — сигналь, — кивнул он, и, взмахнув на прощание рукой так что девочка почувствовала дуновение ветра на лице, добавил, — бывай, коротышка.

— До встречи, Фудзи-сан, — подколола она в ответ и направилась к подопечным.

— Чего он хотел, — тихо полюбопытствовала младшая Итидзё.

— Сказал, чтобы при случае должно избавиться мне от одного клопа надоедливого, — смерила уничижающим взглядом единственного парня в их компании та.

— Э?!

— Шутка, — с абсолютно серьезным лицом добавила шиноби после того как парень успел побледнеть, покраснеть и плавно перейти в пятнистый окрас.

— Уф…

— Итак, — вновь краснея и старательно отводя взгляд от многочисленных нарядов развешанных по вешалкам и стенам, произнес Дзюн, — что мы здесь забыли?

— Нас направил сюда Дугл… сан, — прижав ладошку к глазам, оставив, впрочем, между пальчиками достаточное расстояние, чтобы сверкать любопытными глазками, со смущением рассматривая висящий прямо перед ними наряд состоящий из одних кожаных полос, произнесла Мафую. Впрочем, Шино концентрировала свое внимание не на самом костюме, а на лежащем чуть в стороне кнуте. С горящим взором она взяла в тяжелую черную ручку, взмахнула рукой, разворачивая почти двухметровый кожаный ремень и, продолжая движение плавно довернула кисть так, что кончик инструмента, преодолев звуковой барьер, оглушительно щелкнул, заставив немногочисленных посетителей присесть в испуге.

— С-сразу видно эксперта, посетитель-сан, — материализовался неподалеку продавец, во все глаза разглядывая двух девушек перед стойкой "на любителя" и… стоящего неподалеку смущенного парня… после чего расплылся в понимающей улыбке, — о! молодой человек хочет попробовать "острых ощущений"? У нас есть всё! И можете ударить меня этой штучкой, если не найдете что ищите. Вот, например, конь. Эргономичная форма просчитана на суперкомпьютере голландского университе…

— Не интересно, — буркнула Шино, отойдя от любования оружием ударного типа, — потребна нам школьная форма… и это заверните.

— Сейлор фуку в конце отдела, — поскучнел продавец, — покупка будет ждать вас на кассе.

— Хорошо, — спустя двадцать минут произнесла Шино, послушно поворачиваясь и принимая различные позы под командованием Мафую, непрерывно щелкающей затвором камеры, — какой школы эта форма.

Наряд состоял из жутко неудобных пышных юбок и блузки усыпанных блестками и украшенных невообразимым количеством бантиков и рюшек. Плюс пластиковый посох с теми же блестками, легкий настолько, что даже за парадное оружие не сошел бы.

— Школы волшебниц, — отрезала ее подруга, внезапно преобразившись из застенчивой девочки в хищно сверкающего глазами охотника, розовый язычок так и мелькал, облизывая пересохшие от напряжения губки, — а теперь подними руку, отставь ногу… ага, вот так… произнеси…

Дзюн, в это время, стоически отбивался от давешнего работника зала, демонстрирующего ему другой кожаный костюм, уже на мужчин, и обещал, при покупке, скидку на некий резиновый прибор, раскачивающийся в другой руке продавца.

 

Глава 13

Фильм был абсолютно неинтересен, настолько неинтересен, что Шино, занявшая одно из кресел пустующих верхних рядов, с трудом сдержала зевок. Этот парень абсолютно не имеет вкуса, подумала она, кинув взгляд вниз. Там, почти в центре зала, виднелись две одинокие макушки, светлая и темная. Чуть ниже, судя по всему, сидели какие-то впечатлительные дамочки, потому как они каждый раз всхлипывали, когда занимавшая большую часть экранного времени женщина металась между двумя мужчинами. С точки зрения самой девочки, выбор между суровым военным и чувственным художником был очевиден и эти метания были явно не от большого ума. Впрочем, гораздо больше фильма, оценку которому она уже поставила, хотя прошло не более двадцати минут экранного времени, ее внимание занимал сидящий двумя рядами ниже мужчина в спортивном трико и кепке. Он был одним из тех, кто следил за ее подопечной, пока они сумбурно метались по торговому комплексу. Шино исполнительно перебрала в уме формулировку приказа, отданного ей Осино-доно, до каждой запятой, и решила, что этот человек несомненно представляет опасность "близким людям". А значит, необходимо действовать.

К ее сожалению, всего, что необходимо уважающему себя ниндзя, у нее не было, но самое необходимое добыть удалось. Достав из внутреннего кармана маленький плотно закупоренный флакон и свернув с него крышку, девушка макнула в жидкость деревянную иголку. Одним движением отдохнувшего и теперь жаждущего действовать хищника перемахнув через спинку сиденья перед собой, она подобралась к человеку, который — впечатлённый, должно быть, сюжетом — в этот момент заинтересованно зевнул, не потрудившись прикрыться ладонью, и замер, ощутив у себя во рту остроту. Но не специй, а идеально заточенного железа. В шею что-то коротко кольнуло.

— Закричишь — умрешь, — прошипел исполненный равнодушного холода голосок ему в ухо, — понял если, кивни.

Дождавшись осторожного кивка, Шино вытащила изо рта мужчины нож и легонько прижала сталь к его шее. Впрочем, тот довольно быстро отошел от первоначального испуга, попробовав чуть изменить положение тела; являясь довольно опытным человеком, он наверняка знал, что и как делать в подобных ситуациях. Однако его попытка не привела ни к каким результатам. Тело отказывалось слушаться.

— Что со мной? — испуганно и едва слышно прошептал он.

— Спокойствие, только спокойствие, — почти ласково продекламировала Шино, — всего лишь яд, дело то житейское.

— Ты не можешь меня здесь убить.

Хмыкнув, потому как этот простой ответ дал подтверждение, что ошибки нет и она не напала на простого человека, маленькая шиноби кольнула кончиком клинка в одну ей ведомую точку за ухом человека. Лезвие легко прокололо кожу, остро запахло кровью и страхом, после чего оставалось слегка провернуть клинок, и, как и ожидалось, мужчина задергался в конвульсиях, лишь сдавленное мычание вырвалось из плотно сжатых спазмом челюстей. Которое никто не расслышал за громко звучащей печальной музыкой.

— Я пытать тебя до смерти здесь могу, — прошептала она тяжело дышащему человеку, вновь прижав лезвие к его шее, но на этот раз чуть сильнее.

Чувствуя, как по коже теплой струйкой потекла кровь, мужчина замер едва дыша. С трудом сглотнул, явно опасаясь, что даже такое движение вызовет дальнейшее движение ножа к пульсирующей жилке.

— Говори, кто следит за ней и с целью какой?

— Н-не понимаю, о чем… вы, — нашел он в себе силы ответить.

Шино не стала заморачиваться словами и убеждать. Поскольку знала, лучше всего люди понимают язык боли. Естественно, что, как и у любого уважающего себя ниндзя, ее арсенал не заканчивался одним лишь ножом и мечом, что лежал сейчас рядом с фирменными пакетами, украшенными странным символом похожим на инь-янь с лишней запятой. Так что она неторопливо извлекла из браслета на запястье тонкую спицу и воткнула ее в такую же точку за другим ухом. Холодно дождавшись, пока человека перестанет трясти от боли, осмотрела зал, не заметил ли кто происходящего на верхних рядах экспресс допроса. Но видимо народ был действительно увлечен фильмом, либо был привычен к различным звукам, раздававшимся с верхних рядов во время сеанса.

— Любишь боль? — продолжая неторопливо прокручивать спицу, она подобрала лезвием ножа скатившуюся по щеке человека слезинку и, подняв его повыше, поймала отполированной поверхностью отражение наполненного страданием взгляда, — у меня есть её для тебя. Много!

Решив, что клиент дозрел, Шино вытащила спицу и аккуратно вытерла ее о щеку пытаемого.

— Вопросы повторять меня заставить дважды ты желаешь?

— Два человека у входа в центр, — зашептал человек все еще вздрагивая от проходящих по нервным окончаниям приступов боли, — должны отвлечь внимание ссорой с пацаном, трое в сером фургоне должны незаметно схватить девчонку. Противоядие, пожалуйста… я больше ничего не знаю…

Удовлетворенно кивнув, Шино нанесла короткий удар навершием рукояти по шее, вырубив человека. Придержав тело, чтобы оно не сползло вбок, девушка поправила кепку на человеке так, чтобы казалось, что тот спит, достала из кармана телефон и, неторопливо направившись к выходу, набрала номер.

— Алле, — донесся гулкий голос из трубки.

— Фудзи-сан? — почтительно вопросила она трубку, держа ее перед собой.

— Говори, мелкая

— Нет ли поблизости от здания, в коем мы просматриваем кинофильм, фургона серого с тремя людьми внутри? Еще должны двое подозрительно крутиться у входа.

— У входа людей полно, не определишь, кто из них самый подозрительный. Фургон вижу, сто метров от входа. Вышел один человек и направляется в переулок между домами.

Шино развернула в памяти запомненный вид на окрестности и, мгновенно сориентировавшись, направилась к одному из выходов. Судя по всему, человек мог направиться к переходу под железной дорогой, проходившего неподалеку пути метро. Что ему могло там понадобиться, вопрос другой. А сейчас необходимо его перехватить. Миновав на улице пеструю толпу людей, кутающихся в теплые куртки и вжимающих головы в плечи, пряча шею от промозглого ветра, Шино быстрым стелющимся шагом пробежала между одинаковыми серыми коробками типовых офисных зданий, свернула к возвышающимся потемневшим от сырости колоннам, поддерживающим пути, по которым носились металлические гусеницы. На редкость уединенное место почти в центре города, чувствительный нос девочки уловил десятки отвратительных запахов, на которые современный человек, выросший в городе на свежих парах бензина, вряд ли обратит внимание. Собственно, за одной из колонн притулилась одинокая фигура, над которой всплывали клубы никотинового дыма. Ага, расслышав негромкое журчание подумала девочка, ответ на один вопрос найден. Остановившись в паре метров за спиной как раз забавно задергавшегося мужчины, застегивающего ширинку, она заметила себе, что стоило позвать на помощь Ван-сана, поскольку нынешний противник был достаточно крупен, чтобы представлять определенную угрозу в прямом бою, а ведь ей еще нужно от него кое-что. Впрочем, долго размышлять, уже начав что-то делать, она не любила.

— Эй, падаль, — окликнула она закончившего свои дела мужчину.

— Ох, бл*.

Высокий, темноволосый и достаточно неприметный мужчина, одетый в обычную рабочую спецовку, вздрогнул, обернулся и удивленно уставился на симпатичную девочку в школьной форме, неведомо какими путями здесь оказавшуюся. Даже не обратил внимания на скользящий между ее пальчиками плетеный кожаный шнур черного цвета, мало ли какие фенечки носят нынешние школьники, и жесткий взгляд зеленых глаз; он спросил:

— Чего тебе надо?

Шино не спешила отвечать; подняв руку к своему горлу, она сжала большим и указательным пальцем гортань и, неожиданно грубым, почти мужским голосом, произнесла:

— Чего тебе надо?

— Эй, какого ты делаешь?

Девочка скривилась неприязненной и слегка болезненной гримасой, сжала пальцы чуть сильнее, и…

— Эй, какого ты делаешь?

Глаза мужчины округлились в испуге, недокуренная сигарета выпала из приоткрывшегося в удивлении рта, он потянулся к молнии на куртке, и его можно было понять. Голос школьницы, вплоть до малейшей интонации, повторял его собственный, включая хрип заядлого курильщика. И это пугало. Будучи тертым жизнью человеком, он прекрасно понимал, такая ситуация ни к чему хорошему не приводит. Однако Шино не стала ждать, когда он справится с застежкой и достанет оружие, лента плетеной черной кожи уже уютно свилась у ее ноги, а крепкая рукоять плотно легла в руку. Провернувшись вокруг себя так, что не успевшие за ее движением собранные в хвост волосы стеганули по лицу, распрямила руку, сливая это движение с предыдущим и придавая тем самым огромную скорость кнуту. Кончик оружия, звонко щелкнув, завершил движение на лбу мужчины, сдирая с него плоть до кости, голова его мотнулась назад, с глухим стуком соприкоснулась с бетонной колонной, и человек осел, неловко сползая вниз.

— Удачно, — все тем же мужским голосом, что довольно жутко звучал из девичьих уст, произнесла Шино, смотря на залитое кровью лицо поверженного врага, после чего, достав телефон, нажала повторный вызов. — Отправьте Кен-сана к фургону.

Не дожидаясь ответа, девушка метнулась к выходу из переулка, подойдя к припаркованному автомобилю в тот момент, когда мимо него прогулочным шагом проходил знакомый водитель. Кивнув ему, она остановилась у задней двери и постучала.

— Это я, открой, — прохрипела она все тем же прокуренным мужским голосом, поймав на себе удивленный взгляд замершего рядом телохранителя.

Едва щелкнул замок и дверь начала открываться, явив лицо одного из людей, засевших внутри, встречающего, как он думал, своего коллегу.

— Ну что, с облегчением…

Что он хотел сказать еще, осталось тайной, ибо Кен деликатным прямым ударом отправил того вглубь машины, и запрыгнул следом. Шино аккуратно прикрыла дверь, бросив настороженный взгляд на округу. Прохожие были слишком заняты, пряча лица от порывов ветра в шарфах и высоких воротниках, чтобы обращать внимание на качнувшуюся машину, и лишь маленькая шиноби расслышала сдавленный хрип, раздавшийся изнутри. Вновь открылась дверь, и наружу выскочил Кен, протирая руки красным платком, покрывшимся подозрительными темными пятнами.

— Готово, — кивнул он.

Кивнув в ответ, девочка вновь подняла руку к горлу; раздавшийся влажный хруст заставил ее чуть поморщиться, но иным эмоциям она не позволила коснуться своей холодной маски.

— Как будем с теми что у входа разбираться? — спросила она своим прежним приятным и чуть хрипловатым голосом.

Кен продемонстрировал телефон простой модели, из тех, что не жалко будет выбросить сразу как в нем исчезнет нужда. На черно-белом экране виднелся список последних вызовов.

— Вычислить несложно, — кивнул он своим мыслям, — а дальше…

— Схема "обидели сестренку", — завершила девочка его мысль.

Если бы кто-нибудь обратил внимание на них в этот момент, то без колебаний принял бы за родственников, ибо хищные улыбки, одновременно посетившие их лица, были абсолютно идентичны.

В то же время, в тот же час.

— Братик-кресло самое удобное, — прокомментировала свои ощущения малявка, сидя на моих скрещенных ногах, охваченная кольцом моих рук, за низким столиком и не отрывая взгляда от разложенных перед ней тетрадей.

Устало вздохнув, она отложила в сторону толстый учебник, с надписью "экономика" на обложке, и откинулась назад, старательно вжимаясь в меня, словно в поисках тепла. Эхом подхватив ее вздох, я покрепче прижал хрупкое тельце к себе и положил подбородок на вихрастую макушку, вдыхая мягкий аромат каких-то полевых трав. За нашими обнимашками внимательно наблюдала сидящая напротив Арису, тоже закончившая исписывать страницы тетради, серьезная такая девочка, складывается ощущение, что просто так она не улыбается, взгляд спокойный, какой вряд ли может присутствовать у двенадцатилетнего ребенка, чуть равнодушный.

Высвободив одну руку, я подхватил учебник, перевернул его, рассматривая простую, без изображений, обложку. На корешке, почти теряясь на фоне тиснёной надписи, виднелась еще одна: "для старшей школы". Открыв его на первых страницах, полистал немного и, вновь вздохнув, положил на место.

— Тебя все устраивает, — спросил я макушку, касаясь губами мягких волос.

Девочка заерзала, даже температура тела у нее повысилась на пару градусов, судя по ощущениям.

— Мозгу щекотно, когда ты так делаешь, — пожаловалась она, — сделай так еще раз.

Что же, либо еще рано говорить с ней намеками, либо она владеет этим искусством еще круче своего старика и только что заявила, что ее все устраивает.

Мягко горит электрическая свеча под потолком, борясь с наступающими сумерками, через открытые в сад двери веет прохладный ветерок, приносящий прохладу и запах теплой листвы. Этот теплый воробушек в моих руках совсем пригрелся и, кажется, готов был уже задремать. Каждый день бы проводить так, в теплой семейной атмосфере, принимая и даря ощущения покоя близким людям. Но увы, через пару часов я должен быть на вокзале и скоростной поезд помчит меня через всю страну. Пусть и жертвуя комфортом, да добираться "на перекладных", но так я буду чувствовать себя в большей безопасности…

Остались, конечно, не решенные вопросы. Но увы, ответы на них я буду искать после… После чего?! Как я мог узнать, кто убил родителей этой маленькой девочки и паренька-меня. Поймав убийцу? Спустя столько лет это практически нереально! И этот проклятый разговор с дедом. Такое ощущение, что я должен что-то знать, но не знаю. Из одной лишь фразы я могу сделать вывод, что он мог нанять киллера дабы тот устранил угрозу возвращению семье положенного места. Однако это же и наталкивает на другой вопрос: какой смысл ему убивать свою дочь? Мог ли убийца случайно на нее наткнуться? Крайне мало вероятно, ведь настоящие профи не делают таких грубых ошибок. Могла ли это быть чья-то месть? Месть спустя полвека, ведь после войны данная семья не вела активных действий. Никаких.

А может я должен что-то знать об этом? Тот я, что где-то-там-внутри. Знать и иметь к этому непосредственное отношение? Может и я очутился в этом теле не сам по себе, заблудившись по дороге в гости к Амитабхе? Не просто так же был проведен этот ритуал. Сплошные вопросы и в ответах лишь предположения.

Тянущая боль коснулась сердца, что если я причинил боль этому маленькому существу, виноват ли я в своих действиях или бездействием навлек или могу навлечь беду? Девочка, о чем-то быстро переговаривающаяся с подругой на своем, женском, языке — да-да, том самом, при звуках которого у мужчин отключаются органы слуха и они могут лишь поддакивать невпопад, — замолчала, потом заелозила выбираясь из моей хватки. На ее место тут же плюхнулась Арису, завозилась, откинулась назад, подхватила мои руки и скрестила их перед собой.

— Действительно, — спустя пару минут, в течении которых сестренка сверлила нас завидующим взглядом, произнесла она, — очень комфортно. И даже с подогревом. Говоришь, нужно только кормить и выводить гулять?

Ха? Это они о чем тут договорились?

— Да-да, всё, слазь, — видимо почувствовавшая прохладу вечера, малявка попыталась забраться обратно, — мой братик.

Однако вторая была не столь проста, чтобы терять только обретенное, потому, после недолгой но ожесточенной борьбы мои ноги пытались отдавить уже две тощие девчачьи задницы. И опять мои уши забил фоновый шум их разговора. Из которого мне случайно удалось выцепить "Кар Элсон".

— Стоп, сороки, — встрял я в горячее обсуждение каких-то ожиданий, — какой еще Кар?

Я не рассказывал здесь эту историю. Единственные, кто знает ее кроме меня, это две девушки живущие за тысячу километров отсюда.

— Ани-уэ, ты не знаешь? — уставились на меня теплые ореховые глаза.

— Уважаемый брат, не знает, раз спрашивает, — блеснула логикой вторая.

— Подожди, — в руках сестренки вдруг оказался портфель из которого был извлечен и блестящий планшет, на котором, в свою очередь, запустили ролик из сети.

Округлив глаза, я смотрел на промо, в котором коротко, на сорок секунд, суровым дикторским голосом, изложили перипетии будущего сюжета об отошедшем от дел ассассине подружившимся с одиноким ребенком и пытающемся сохранить свою человечность. Видеоряд состоял, правда, лишь из с разгону впечатывающихся в экран букв.

— О-о-о…

Только и смог протянуть я.

— Впечатляет, да? Этот рассказ появился в сети буквально неделю назад и тут же стал хитом, одна компания даже заявила о покупке прав на экранизацию.

Да уж, времени они не теряли. Вернусь домой, выясню.

В дверях появился один из парней, с коротким поклоном сообщивший, что машина уже под парами и ждем лишь меня. Согнав двух наседок, я со скрипом распрямился, чувствуя как щелчками встают по местам суставы.

Словно мама-утка с утятами дошел до комнаты, подхватил рюкзак, раскидал по карманам телефон, который так и забыл зарядить, и кошелек. Около сумки так и лежал нетронутым меч. Подняв его, толкнул большим пальцем цубу, тихо щелкнул хабаки, высвобождая сталь из ножен. Вытягивать меч полностью я не стал, посмотрев на кусок металла, затолкнул его обратно. И, в той же компании отправился к комнате с алтарем. Опустившись на колени перед ним, опустил меч на место, и, сложив ладони перед собой, поклонился алтарю. Не желаю иметь с этим куском стали ничего общего. Особенно не испытываю желания увидеть его в своей постели вновь, да.

Наконец, окинув на прощание укрывающийся сумерками сад, прислушавшись к мерному урчанию мотора автомобиля, наклонился к первой, самой родной для меня, девочке и произнес глядя ей в глаза:

— Помни, чтобы не случилось — я с тобой. И я всегда тебе помогу.

Робкая улыбка и теплый поцелуй в щеку был мне ответом.

Да, такое вот своеобразное обещание. Не знаю, пока, в каких целях и как собирается использовать ее дед, лишь могу предполагать, что планирует для меня место публичной фигуры, а для нее власть серого кардинала, по чьей указке я буду дергаться в нужном направлении. Желаю ли я для нее такой судьбы?

— Береги ее, — шепнул я на ушко второй, ибо догадывался, что была она, скорее всего, не просто подругой со школы.

Крепко прижал обеих к себе и, не удержавшись, шепнул напоследок:

— Когда приеду в следующий раз, постарайтесь набрать веса в нужных местах, а то и пощупать нечего!

Хлопнувшая дверь автомобиля отрезала от меня их возмущенное бурчание оскорбленных в лучших чувствах девушек. Сколько то там литровый зверь рыкнул, выхватил фарами дорогу перед собой и, шурша по гравию мягкими лапами, покатил к выходу. Мне же оставалось лишь прильнуть лбом к стеклу и постараться отрешиться от нелегких размышлений.

В одной из квартир высокой многоэтажки, стоящей на краю одного района города, в квартире на одном из последних этажей перед широким панорамным окном от потолка до пола стояла высокая девушка, которую все, кому было позволено, знали как Инами Тооку. В руках она держала подзорную трубу, в которой сведущий человек без труда узнал бы оптический сорокакратный прицел "Охотник" от одной известной фирмы производителя. Однако, заглянув в этот прицел и увидев прицельную сетку с многочисленными метками, даже несведущий человек понял бы, что данный прицел предназначен для охоты на дичь двуногую, прямоходящую и даже иногда разумную.

Прильнув к прицелу, девушка наблюдала за одним из стоящих вдоль ухоженной улицы домов. Ничем этот дом от других не отличался, разве что свет в нем горел лишь в одной комнате, бывшей кухней и, по совместительству, столовой. В данной комнате находились две девушки, одна из которых крутилась около плиты, нарезая, жаря, паря и применяя прочие хитрости для превращения несъедобного во вкусное. Тоока со вздохом оглянулась, бросила взгляд на застывшую гору коробок ресторанной еды, сглотнула тягучую слюну, вспоминая сытные ужины в наблюдаемом доме и, со вздохом, опустилась в единственное кресло в комнате. Комната была бы вполне обычной для девушки ее возраста, если бы все девушки данного возраста увлекались высокими технологиями и системами видеонаблюдения, ибо одна из стен была полностью занята десятками мониторов, на которых крутились какие-то записи, ролики, схемы или таблицы. И вот в них сторонний человек не понял бы ничего. У другой стороны солидное место занимала стойка с загадочно перемигивающимся оборудованием, гудящим или тихо шуршащим системами охлаждения, остальное же пространство, довольно просторной для этого тесного города квартиры, пустовало. Внимание, начавшей раскручиваться в удобном офисном кресле с функцией подстройки под задницу пользователя, девушки привлекло замигавшее окошко на одном из мониторов.

Белый_Пепел: Примите нашу благодарность! Ваша информация очень помогла.

Гласило сообщение в окошке обычного мессенджера. Аккуратные пальчики замелькали по клавиатуре, выдав профессионального пользователя клавиатуры в этой, выглядящей как обычный подросток увлекающийся куклами и нарядами, девушке.

Маленькое_П: Всё за ваши деньги! 

Белый_Пепел: Окончательный расчет переведен на ваш счет. У нас осталось немного оружейного плутония. Не нужен?

Опять таки, возвращаясь к мифическому знающему человеку, который мог бы знать… так вот, он бы наверняка мог бы сделать предположение, что собеседник девушки, вероятно, представитель одной из крупнейших частных военных компаний "Белый Пепел", которая наравне с "Черным Туманом" в Азии и "Алым Ветром" в обеих Америках, представляла услуги наемников в Европе и Африке.

Маленькое_П: Я пристрою его в хорошие руки:D

Не успела девушка щелкнуть по красному крестику в уголке этого окошка, как замигало точно такое же.

Пиноккио: Нужна информация по следующим лицам. "Передача файла "фото. arh" принять/отклонить.

Как паук в огромной паутине, пользуясь бесчисленными связями, информация о которых хранилась исключительно в ее голове, девушка задергала сотни нитей, совершив тысячи банковских микротранзакций так, что всему аналитическому отделу налоговой пришлось бы изрядно повозиться, распутывая кому и какие взятки и платежи были совершены, в результате, спустя полчаса, с довольной улыбкой выбила короткий ритм на клавиатуре.

Маленькое_П: "отправка файла ИнфаСтоПроцентов. arh".

Маленькое_П: Счет во вложении.;-)

Пиноккио: С Вами приятно иметь дело.

С хрустом размяв пальцы и потянувшись в кресле, девушка осмотрела мониторы, надолго задержав взгляд на одном из них, все изображения на котором гласили "сигнал потерян". Ручка кресла, сделанная из не убиваемых полимеров, жалобно заскрипела под ее рукой, когда как на улыбка плавно перетекала в гримасу маски "Ханья" из классического театра Но. Однако, приступ длился недолго, и на ее лицо вновь вернулась чуточку наивная, но добрая улыбка. Поскольку остальные мониторы исправно показывали транслируемые на них изображения с уличных камер, большинство из которых легендарный знающий человек соотнес бы с камерами видеонаблюдения полиции. О некоторой части полиция явно не имела никакого представления. Как, впрочем, и о том, что изображения с их камер попадают кому-то еще. Признавая невиновность монитора, девушка опустила зажатую в замахе тяжелую кружку на стол и тяжело вздохнула еще раз.

— Так значит, да? — буркнула она, оттолкнувшись ножкой от стола и совершив пару оборотов в кресле, комната стремительно мелькала в ее глазах, хоть такой сменой обыденности стимулируя усталый мозг, — это война, мелочь!

Очередным толчком затянутой в полосатый чулок ножки продолжив замедлившееся вращение, она впивалась взглядов в монитор с окном мессенджера каждый раз, как он появлялся в поле зрения. Наконец тихо пискнули динамики, и Тоока, на секунду схватившись за закружившуюся голову, развернула очередное сообщение.

Торговец_Т: Есть кое что.

Маленькое П: Я аж в нетерпении!:-q

Торговец_Т: Новейшая военная разработка. Не определяется наиболее распространенными сканерами и размером с игольное ушко. Отличное качество изображения.

Маленькое_П: Беру всю партию!

Торговец_Т: Отдам со скидкой, если есть какая-то информация по моему запросу.

Маленькое_П: Увы:’(следы замели очень качественно. Если уж вы, со своими связями и возможностями…

Торговец_Т: Один вопрос: Как?

Маленькое_П: Сеющий семя пожнет плоды.:-d

Торговец _Т: Видимо Вы усердный сеятель.

Маленькое_П: Зарабатываю на рис с рыбкой — ) может, сделаете скидочку так?

Торговец_Т: Увы, Вам, похоже, придется экономить на икорке несколько дней. Номер счета вы знаете.

Тоока знала с кем общается. Знала и насколько опасны все эти люди. Условно, она в данном помещении и являлась тем самым мифическим Знающим Человеком. И огромных усилий ей стоило оставаться тем, к кому обращаются за информацией люди, обладающие своей разведкой и аналитическими отделами. Сколько нервов и усилий…

Девушка вновь закрутилась в кресле, чувствуя как воспаленный разум ищет выхода и разрядки. Увы, единственный человек, что многие годы дарил ей радость одним своим видом, отсутствовал. Тоока схватила планшет, несколько нервным движением открыла фотографию темноволосого парня. На этой фотографии, очевидно сделанной без его ведома, на лице молодого человека царила безмятежность. То выражение, что так редко встретишь в обыденной жизни. Спокойный и уравновешенный взгляд, нетронутые эмоциями уголки губ.

— Шин-кууун, — протянула владелица комнаты, прижав планшет к себе тем жестом, который вызвал бы у любого здорового мужчины желание быть объятым этими руками и прижатым к этой груди.

Да, девушки и в домашней обстановке, когда никто за ними не следит, умудряются порой выглядеть очень привлекательно. Особенно молодые и привлекательные девушки в топиках и коротких шортиках.

Бросив взгляд на мониторы и прислушавшись к буркнувшему желудку, она сделала вывод, что желудок важнее. Потому, подорвавшись с кресла, она ворвалась в соседнюю комнату, на минуту задержавшись у дверного косяка, схватившись за него словно утопающий за соломинку, борясь с головокружением.

Посторонний человек, к которому уже не раз обратились за этот короткий промежуток времени, зайдя в комнату соседнюю и сумей он отвести взгляд от переодевающейся девушки, делающей это настолько соблазнительно, как будто перед бурной ночью с любимым человеком у него же перед глазами, в испуге схватил бы телефон и принялся названивать в полицию. Ибо комната казалась логовом маньяка убийцы нацелившегося на одного человека и выискивающего о нем малейшие детали, дабы причинить побольше боли своей жертве, перед тем как мучительно ее прикончить.

Фотографии, постеры, плакаты, открытки… все с изображением одного и того же человека, хранящие все мельчайшие эмоции какие он когда либо выражал. Даже абсолютно постороннему лицу, побывавшему в этой комнате более пяти минут, стало бы казаться, что он знает изображенного на фотографиях человека всю жизнь. Плюс несколько кружек, и мужских предметов гардероба.

Ей необходимо обследование, признали бы даже психологи. Если бы не знали о ней всех подробностей. Впрочем, делиться о себе какой-либо информацией с посторонними она не спешила. Образ жизни, знаете ли. Он, порой, является и образом мышления.

— Я ушла, — оглянулась Тоока перед уходом.

— Возвращайся поскорей, — ответили ей фотографии спокойным юношеским голосом…

Нет, ответил ей, все же, специально настроенная аудиосистема умного дома. Впрочем, психологам это не помешало бы заметить — ей определенно необходимо лечение от зацикленности.

Кутаясь в легкую курточку и теплый мужской шарф, она прошла под придирчивым взором консьержа, мило улыбнувшись этому пожилому человеку, заслужив в ответ столь же искреннюю улыбку и кивок, мол, удачного пути куда бы не пошла. Никто из знавших Тооку не заподозрил бы ее ни в чем предосудительном, одногодкам она была хорошей подругой способной поддержать любой разговор, людям постарше казалось, что именно такой и должна быть идеальная дочь хороших родителей, а совсем уж пожилые, как этот старичок, сидящий за прозрачной перегородкой и держащий руку на пульте охраны, видели в ней собственных внуков. Так умело сливаться с окружением мог разве что хамелеон. Пройдя мимо автоматических дверей, снаружи открывавшихся лишь по паролю или с домофона, Тоока вдохнула прохладный воздух поздней осени, тряхнула заискрившейся инеем прической, поймав восхищенный взгляд незнакомого молодого человека, улыбнулась и ему ничего не значащей вежливой улыбкой. Инами Тоока точно знала, что улыбка — самое дешевое, что может получить или подарить человек, порой она не стоит ничего, но создаст о тебе гораздо лучшее впечатление, нежели если подарить деньги. И эти улыбки она готова была дарить сколько угодно, сберегая настоящую, искреннюю улыбку, для близких людей.

Скромные часики на левой руке показали, что до заката осталось не так много времени, потому нужно было спешить. Занятые люди лишнее время ждать не будут, да и ждут они исключительно за деньги.

Ночь уже вступила в свои права, когда зайдя в туалет близь одной станции метро она нанесла неброский грим, надела парик и самые обычные очки, потеряв определенную долю своей естественной привлекательности, но приобретя бонус к незаметности. Нашла около камер хранения компанию самой бандитской наружности парней, сидящих на корточках и с увлечением пялившихся в свои телефоны. Проходя мимо них, словно невзначай, задела одного после чего, споткнувшись и коротко извинившись, отправилась далее. Обороненный конверт, конечно же, не успел заметить никто, поскольку он исчез под курткой задетого еще до того как упал на землю. Гоп-компания же, не сговариваясь, подошла к камерам хранения, весело переговариваясь и тыкая под нос друг другу свои телефоны. Достав из одной камеры невзрачный пакет, самый опасный на вид парень провел по нему своим телефоном, отрицательно качнул головой и пошел к выходу из вокзала, ведя остальных за собой словно стадо. Никто так же не заметил, как он с ловкостью опытного карманника запихнул добытый конверт в карман уже другой с виду девушке, неторопливо идущей в противоположную сторону.

Собственно, этой девушкой так же была Тоока, успевшая сменить парик и воспользоваться чудо изобретением "куртка-перевертыш". Шарфик, завязанный немного другим узлом, мог бы ее выдать, но, к счастью, если бы ее серьезно искали, то контрмеры были бы совсем иные.

— О да-а-а, — расплылась в абсолютно искренней, акульей улыбке девушка, рассматривая лежащее на ногте черную капельку размером с треть зернышка риса, — моя мстя близка!

Вновь выглядящая как самая обычная Инами Тоока, Тоока шла к знакомому уже очень давно ей дому. Не важно какими способами, но ей придется в него проникнуть именно сегодня. Потому что месть может и лучше подавать холодной, но горячее блюдо полезней для желудка, особенно давно сидящего на сухом корме.

Раздавшаяся мелодия из кармана, вещавшая на половину района дикими голосами "giddy up g-g-g-iddy upup", вырвала ее из сладких грез, где маленькая темноволосая девушка валяется у нее в ногах с мольбами о прощении.

— Муси-муси, — мгновенно откликнулась она, даже не взглянув на определитель, ибо этот номер знали лишь избранные и не имеющие представления о ее маленькой тайне.

— Привет, — раздался в трубке спокойный юношеский голос.

— Шин-кууун! Где ты пропадал? — в своей обычной жизнерадостной манере воскликнула она, хотя в другой ее руке возник планшет до того покоившийся в поясном чехле под курткой.

И планшет отображал карту одного из южных островов, по которому со скоростью приблизительно в триста километров в час двигалась красная точка.

— Да вот, только сейчас включил телефон. Обожаю государственные стандартизации! Знаешь почему?

— Это загадка? Я не люблю загадки. От них появляются морщинки!

— Потому что из спинки кресла торчит всего один шнур зарядки! Пара-пам!

Девушка нахмурила лобик. Разве может где-то быть иначе, чтобы нормальному человеку потребовался больше чем один разъем для заряжания устройства. Один стандарт для всего. Так было, так есть и иначе быть не может. Остановившись под фонарем, отбрасывающим ровный круг света, полюбовавшись на затянутое темными облаками небо, она спросила:

— Могу чем-то тебе помочь?

— Да, ты же будущий журналист? Можешь поискать информацию на моего деда. Всю, какую возможно.

Потянулось неловкое молчание под тихий перестук колес доносившийся из трубки. Нет, Тоока знала, что он догадывается и знала что он знает что она знает что он догадывается… Но так не хотелось прерывать эту игру.

— Ну-у-у…

— Я оплачу все расходы.

— Ну-у…

— И поцелуй сверху.

— Ну…

— Даже оближу, если захочешь!

От такого предложения у девушки едва не подкосились ноги.

— Оближешь? — учащенно задышала она.

— Ага, но только если достанешь одно особенное варенье.

Свет фар случайной машины выхватил из тени ее покрасневшее лицо. Пар дыхания серебристым облачком взлетал вверх, как от миниатюрного паровоза.

— В-вареньие?!

— Да. Брусничное. И только произведенное некими бабушками.

— Д-договорились.

Могучий аналитический ум спасовал перед гормонами. Разум был побежден инстинктами.

Не успели прозвучать гудки отбоя, как украшенный аккуратным маникюром пальчик застучал по каленному стеклу планшета.

Маленькое_П: Нужен специалист!

Белый_Пепел: У нас как раз есть свободный батальон спецназа и взвод "экстра". Не желаете ли сменить правительство в какой-нибудь небольшой стране?

Маленькое_П: Добыча и доставка.

Белый_Пепел: Есть три свободных агента "супер" и один "супер плюс". Цель?

Маленькое_П: Добыча и доставка некоего "вайрение" модели "брусничнойе". От "бабушьек".

Белый_Пепел: …

Маленькое_П: Не уверен в названии. Записывал со слов. Заказ срочный!

Белый_Пепел: Это очень опасная операция…

Белый_Пепел: Но Вам повезло. Только что освободился агент "Экстра Плюс" класса. Романофф. Ваш заказ будет выполнен.

Маленькое_П: С вами приятно иметь дело.

Кто-то с шорохом приземлился на край забора. Сверкнула в темноте зелень глаз. Кошка? — подумала Тоока.

— Сучкой мокрой пахнет, — буркнула кошка.

 

Глава 14

— А, это ты, мелочь, — безразлично ответила Тоока, вернувшись к своему планшету.

— Чего делаешь здесь?

— Гуляю, — отмахнулась та, продолжая стучать коготком по стеклу в ритме ошалелого дятла.

Шино, вновь сверкнула пугающим взглядом из тени, однако никакого эффекта это не возымело. Потому, подумав немного, она с грацией настоящей кошки спрыгнула со своего насеста, появившись в кругу света. Крылья ее носа хищно затрепетали, втягивая холодный воздух, после чего девушка совсем уж по кошачьи чихнула.

— Странно ты гуляешь. Весна далеко еще.

Тоока на секунду замерла, раздумывая как отвечать на это не завуалированное оскорбление, но, привыкнув к общению в сети, где неадекватность человеческая раскрывается в полной мере благодаря сокрытию личности и отсутствию необходимости заботиться о имидже, решила подколку игнорировать. Да и эта непосредственная честность ее подкупала, впрочем, незнакомому человеку подобное точно не простила бы. Окинув взглядом знакомую, девушка, подметила:

— Что за косплей? Кавайно выглядишь!

На маленькой шиноби аккуратно сидела классическая школьная форма — длинная, до колен, плиссированная черная юбка, под распахнутой курточкой виднелась теплая матроска того же цвета и с повязанным красным шейным платком, а длинные гольфы теплыми сапожками без каблуков скрывали всю остальную прелесть стройных ножек, но вместе с тем оставляли большой простор для фантазии. Дополняли картину заплетенные в две косички темные волосы и перехваченная скромной заколкой челка, позволяющая рассмотреть высокий лоб и чуть нахмуренные брови.

— Конечно кавайно, ибо следую я кавай-до, — степенно ответила Шино, избавившись от первоначальной растерянности из-за неожиданного комплимента.

— Что еще за путь такой? — вскинула бровь Тоока, не скрывая скепсиса.

— Первый принцип его гласит, что девушка всегда должна помнить о кавае и делать все очень кавайно, — наставительно подняла палец маленькая шиноби.

Убедившись, что все внимание собеседницы отдано ей, она продолжила отставляя второй пальчик:

— Если девушка помнит о кавае, значит, она готова ко всему, гласит принцип второй. И третий: если девушка кавайна — она непобедима!

— Сдается мне, — хмыкнула Тоока, сверяясь с планшетом, — ты нагло стырила это из мультика про девочек-волшебниц.

— Украсть Путь невозможно, — подняла уже четвертый палец Шино, — ибо Путем могут идти все, кто его принять готов!

— Куда-то идешь? — решила сменить ушедший куда-то не туда разговор Тоока.

— Тебя то не касаемо, — фыркнула в ответ вредная куноичи.

Однако Тоока имела свои мысли по этому поводу, потому, сделав шаг к девочке, она расплылась в сладкой улыбке и нейтральным голосом заметила:

— У тебя воротник сбился.

Но Шино шагнула в сторону и чуть в бок, оставаясь в кругу света и не отводя от тянущихся к ней рук подозрительного взгляда. Прошла пара минут, в течение которых двое подростков кружили под фонарем странный и стремительный бесконтактный вальс, пока Тоока наконец не замерла, тяжело дыша. Ее противница даже не покраснела, с бесстрастной маской наблюдая за ней, как змея за мангустом.

— Хм-м, — признала свое поражение Тоока, — твоему образу не хватает очков! Но тебе повезло, у меня они есть с собой.

Шино искоса, с явным подозрением взглянула на протянутый аксессуар, красивый черный ободок, прямоугольные стекла, подойдут как мужчине так и девушке, но брать его не стремилась, хотя ничего подозрительно в них не нашел бы даже самый придирчивый взгляд. Тоока чувствовала, что план ее близок к провалу. Упрямая малявка!

— Ну Шино-тян, мы же друзья!

— Ибо! — скрестила руки под грудью Шино.

Подождав немного, но продолжения не услышав, Тоока повторила жест собеседницы. В ее исполнении он, правда, смотрелся куда как солиднее, ведь ей было под чем их скрестить.

— Что ибо? — в нетерпении застучала она каблучком по асфальту, так и не дождавшись продолжения, ее разум, привыкший получать и переваривать информацию в огромных объемах практически запаниковал, — "ибо" просто так не говорят!

— Глупость ты же сказала первой, — чуть презрительно скривила губки Тень, — я лишь поддержала разговор.

Если бы Инами не приучила себя во всех обстоятельствах держать добродушную улыбку, то сейчас ее лицо выражало бы желание убивать. С чувством, с толком, с расстановкой!

— А я хотела тебе секрет один рассказать, — решила она зайти с другого бока, — про Шин-куна.

Девочка насторожилась, под отстраненной маской, похоже, бросились в сражение довольно противоречивые эмоции. С одной строны, секрет господина — это его секрет, и если он не счел нужным им делиться с верным слугой, то так оно и должно. Но с другой — эта наглая девка знает секрет, а верная слуга остается в неведении! Как же так?!

Тоока умела выдерживать паузы. Этому искусству учат не только в театральных академиях. Каждый уважающий себя дипломат тоже должен этим искусством владеть, и потому, посчитав что внутренняя борьба этой невысокой девушки перешла из окопных перестрелок в штыковую, она завершила их словесную партию.

— Ладно, скажу тебе просто так, — чуть склонившись, дабы расстояние между ними стало более доверительным и зашептала Тоока словно по секрету, — ему нравятся девушки с косой и в очках. Ну так что, возьмешь?

Однако тонкие психологические приемы не сработали на закаленном в ехидстве молодом организме, высокая школьница была смерена презрительным взглядом и обдана презрительным фырком.

— Учту это я, пожалуй… Долг Тени — взору господина быть угодной. Но странного не подумай, — без доли логики оправдалась маленькая шиноби, беря протянутый аксессуар, — лишь маскировки ради.

И исчезла, только опомнившийся воздух с хлопком заполнил место где она только что была.

— Ты цундере что ли?! — крикнула ей в след Тоока.

Постояв с минуту, прислушиваясь и всматриваясь в тёмно-серые сумерки ночного города, она развернула очередное приложение на планшете и мягкая улыбка, практически без перехода, сменилась выражением трагической грусти.

Экран планшета отображал какое-то маленькое тесное помещение и вытянутый длинной нос. Мохнатый. Собачий. "Вуф" — задрало морду животное, провожая кого-то невидимого, кто только что пробежался, похоже, по забору.

Производитель гарантировал, что стекло этого планшета выдерживает всевозможные падения и устойчиво к царапинам, но, кажется, на нем остались отчетливые следы от скрипнувших ноготков.

Еще вчера дождавшись в парке офицера и обговорив с ним детали начала совместных действий, Шино приготовилась к ним насколько могла. Непривычная школьная форма не была основной частью маскировки; прической да очкам, приобретённым в ближайшей аптеке, сейчас висевшими на кончике носа так как слишком неудобно было смотреть на мир через стекла, не добиться идеальной смены внешности. Оставалась небольшая деталь.

До встречи было еще около сорока минут и Шино зашла в тихое кафе поблизости, купила у стойки крепкий, черный кофе, после чего села за самый дальний столик и поставила перед собой зеркальце. Благо в кафе людей почти не было, камера висела только над кассой и перед входом, потому и не было опасности, что кто-нибудь заметит чем на самом деле занимается прихорашивающаяся школьница. А Шино сняла очки, еще раз внимательно их осмотрев и не найдя ничего подозрительного, сложила их и положила на столик перед собой. После чего достала из рюкзака небольшой коробок и, открыв его, высыпала содержимое на салфетку. Десяток тонких и коротких деревянных иголок, длиною едва с ноготь мизинца, раскатились по тонкой бумаге. Девушка чуть отпила горячего и, на ее вкус, отвратительного напитка, поморщилась то ли от неприязни к напитку, то ли от ожидающих ее неприятных минут. Зажав первую иголку между пальцами, она, внимательно смотрясь в зеркало, чуть оттянула левую бровь и воткнула иглу под кожу.

Спустя десяток минут в зеркало смотрелась совсем другое лицо. Изменилось немногое — брови стали чуть в разлет, уголки губ опустились в легкой грусти, уши чуть оттопырились, щечки стали полнее, да разрез глаз стал более округлым, — и этого хватило, чтобы ее не узнал даже собственный паспорт.

С тяжелым вздохом, стараясь отрешиться от тянущей боли по всему лицу, Шино вновь пригубила почти остывший напиток.

— Б-е-э-э, — выдала она, высунув язык, — и люди пьют сие добровольно?

Спустя десяток минут, она замерла в глубокой тени одной ничем не примечательной подворотни. Ее всегда интересовало, почему люди так тянутся к свету? Ведь тень днем дарила прохладу и незаметность, а ночи свет и вовсе не свойственен. Зачем идти против природы вещей и ограждать себя от естественности мира? Вот и сейчас, двое мужчин и одна женщина, столпившиеся в кругу света от фонаря рядом с абсолютно неприметным микроавтобусом, негромко переговаривались, не подозревая, что за ними наблюдает кто-то, кто не противится ночи и пользуется взамен ее защитой.

— Этот человек точно придет? — спросила женщина собеседников.

Шино не назвала бы ее красивой. Но некая дикая привлекательность в ее облике присутствовала. Даже в насквозь гражданском костюме состоящем из, блузки и жакета, с накинутым поверх плащом, она выглядела готовой к битве, — возможно, благодаря гордо развернутым плечам и волевому выражению довольно характерного для азиатов лица. Короткое каре прически подчеркивало высокие скулы и упрямо поджатые губы.

— Я уверен, — ответил более молодой из мужчин, поскольку старший был слишком занят попытками выпустить кольцо дыма в ночное небо.

И старший и молодой выглядели точь в точь как в их первую встречу, даже пахли так же.

— У нас, конечно, был брифинг, — продолжила женщина, подняв руки к лицу и грея их дыханием, показав острые и жесткие на вид костяшки кулачного бойца, легкий ветерок задел ее, неся в сторону скрывающийся в тени естественный запах разгоряченного и жаждущего действия тела, без каких либо химических примесей, — но…

— Это подросток, — перебил ее Кентаро, и, догадываясь какие вопросы прозвучат далее, продолжил, — из тех самых, скорее всего.

Он, конечно, не упомянул, что от смерти в момент встречи с этим подростком его отделяла только тонкая ткань костюма, дабы не строить стены между коллегами и их временным помощником, предпочтя считать это некоей демонстрацией возможностей.

Эти "те самые" упоминались уже второй раз и Шино было интересно, говорят ли они о подобных ей или о каких-то других, ведь…

— Да-да, — прокряхтел старый полицейский, хлопая по карманам мятого плаща, кроме пыли ему удалось извлечь и нераспечатанную пачку сигарет, — мы могли бы и не разговаривать сейчас, если бы не общий враг. Кстати, ты почему еще не дома?

— Я ваш напарник, инспектор Сато, — ответил молодой полицейский, с некоторой долей удивления, — и моим долгом является прикрывать вам спину.

— В этом я бы больше положился на сержанта Нодзиму, — указал головой инспектор в строну женщины, — а тебя ждут младшие братья и сестры.

Мужчина, очевидно, не забыл направленный на себя пистолет коллеги.

— За ними сегодня последит знакомая, — буркнул Ясумо, проигнорировав первую часть предложения, и отвернулся, все же задетый за живое.

Так вот о каком сержанте они говорили в тот день, подумала Шино. Не удивительно, что на роль приманки она не годится, даже самые отпетые преступники подумают трижды, прежде чем нападать на эту одинокую женщину. Ей бы больше подошел бронежилет, нежели жакет.

— Вот я бы сейчас пошел домой с удовольствием, — никто и не заметил, когда инспектор успел закурить новую сигарету, она возникла, зажатая между зубами, словно сама по себе и уже зажжённая, — к семье.

— Вас только кактус и ждет дома, — буркнул в сторону Кентаро.

— Протестую, — воскликнул инспектор, — кактус очень хороший член семьи! Нодзима-сан, подтверди.

Женщина коротко глянула в его сторону с выражением "не втягивайте меня, и вообще мы не о том говорили!".

— А мы с твоим отцом в субботу выпивать собрались, Нодзима-сан, — тлеющая сигарета подсветила строгое лицо, отразившись алыми угольками в глубине темных глаз.

И сержант, образ которой столь понравился Шино, что та мысленно представляла себя такой в отдаленном будущем, слегка побледнела.

— Кактус — хороший член семьи, инспектор-сан! — Мгновенно выдала она.

Великолепный образ поблек.

— Ты хороший полицейский, Нодзима-сан.

— Служу полиции, инспектор-сан!

На хмуро бурчащего себе под нос, о слишком много пьющих инспекторах, Ясумо уже внимания не обращали, такова участь проигравших.

Шино тихо ступила в круг света, со стороны могло показаться, что она просто материализовалась там. Молодой полицейский вздрогнул, сержант напряглась, а инспектор флегматично выпустил облачко дыма, спокойно рассматривая гостя. Невысокая девочка довольно милого вида, в стандартной школьной форме, не казалась кем-то очень уж опасным. Но эти холодные зеленые глаза, столь резко контрастирующие с выражением лица утомленной тяжелым днем школьницы, отчетливо врезались в память. И именно их он видел в ночь знакомства.

— Доброй ночи, привидение-сан, — приветливо махнул рукой Сато, как самый старший взяв инициативу в свои руки.

— Я готова, — тихим, невыразительным голосом ответила та.

— Приступаем, — кивнул тот сержанту.

Сержант Нодзима, завороженно осматривающая гостью, встряхнулась, грохнула кулаком по кузову автомобиля.

— К машине, — рявкнула она, и тут же процокала короткими каблуками к застывшей девушке, добавив совсем другим голосом, воркующим и переполненным нежности, добавила, — какая прелесть! Как тебя зовут?

Ее коллеги были удивлены, им всегда казалось, что эта женщина с рождения говорила рубленными фразами и гаркала на всех. Присев перед слегка ошарашенной "приманкой", сержант полиции поправила той воротник, застегнула легкую курточку и, сняв с себя шарф, намотала его на шею свой неожиданной жертве.

— Что это с ней? — вскинул брови Ясумо.

— Двадцать восемь лет, — буркнул в сторону инспектор, смотря как из машины выбрались двое мужчин.

— Не понял.

— Не замужем, — пояснил Сато, искоса наблюдая за сценой разыгравшегося материнского инстинкта.

Тем временем один из появившихся мужчин раскрыл небольшой чемоданчик, достал из него необходимые инструменты и направился к помощнице, но был отогнан сержантом, которая лично разместила "привидению" капсулы микрофона и наушника с маячком.

— Мы готовы, — слегка потрясенный поведением начальства техник сверился с показаниями на мониторе спрятанного в чемодане ноутбука.

— Приступаем! — хлопнул в ладони Хёдо и услышал в своем наушнике продублированные команды для еще двух групп наблюдения.

Как и ожидалось от профессионала, задачу девочка поняла мгновенно, не потребовав никаких объяснений и не строя выводов. Хотя она и косилась опасливо на сверкающую глазами женщину, запомнила маршрут без повторения и, поправив рюкзак за спиной, затопала между домами к отдаленному скверу.

— Сигнал нормальный, — отрапортовали забравшиеся в фургон специалисты, они приникли к мониторам, придерживая руками большие наушники, — группы готовы к перехвату.

— А… — открыла рот Нодзима, явно намереваясь что-то спросить.

— Все с ней будет нормально, — перебил ее молодой полицейский.

— Но…

— Внешность обманчива, — снова выхватил суть вопроса тот.

Инспектор покосился на них, удивляясь такому, почти семейному взаимопониманию, но промолчал, вернувшись к размышлениям. Увы, сотни аналитиков не смогли вычислить ни логику, ни мотивы преступника, на счету которого было гораздо больше жертв, нежели утверждала официальная статистика. Непонятно, что он с ними делает, не в рабство же продает. Единственный раз удалось отбить жертву, но тот умудрился нанести человеку смертельную рану и скрыться раньше чем усиленный патруль понял, что, собственно, произошло. Хорошо еще, что среди жертв не было членов какой-нибудь влиятельно семьи, но была пара слуг. Что повлекло за собой дополнительные проблемы, ведь семьи решают вопросы кардинально, вследствие чего, пока не удалось договориться, по улицам ошивались толпы вооруженных людей, пугая граждан, а представители служб безопасности семей мешали расследованиям. Увы, и помощи попросить у них нельзя, урон престижу и все такое… Инспектор порой поражался черствости начальства, для которых престиж организации был выше жизни граждан. Ох, полетят чьи-то головы, если это дело дойдет до Совета. Император будет недоволен.

Ну что же, эти аналитики хотя бы смогли вычислить приблизительные маршруты преступника, но увы, по этим же улицам, скверам и паркам ходят сотни и тысячи людей. Теперь, после всех этих новостей, поменьше, и стараясь не по одиночке, но… Оставалось надеяться, что приманка сработает и эта девочка сумеет себя защитить до подхода подкрепления. Запрыгнув в фургон, он махнул рукой остальным.

— Выдвигаемся.

Тихие, малолюдные улочки, уютные скверы, спрятанные переулки, укрываемые безлунной ночью, разгоняемой холодным электрическим светом, и кому-то могли бы показаться мрачными и пугающими. Особенно когда налетающие порывы холодного морского ветра угрожающе скрипели голыми ветвями деревьев да тихо подвывали в узких тупиках, вынуждая одиноких прохожих, гонимых древним инстинктом поиска тепла под боком и горячего костра, торопить шаг и прятать шею в воротники, спасая ее то ли от холода, то ли от челюстей неведомой зверюги, что наверняка подкрадывается из темноты. Но для Шино, старательно изображающей одинокую школьницу, эта темнота и этот ветер были добрыми приятелями, открывающими гораздо больше правды о мире, нежели мог дать день.

Например, тот мужчина, что оглядываясь, шел по узкой дорожке очередного сквера ей на встречу. Наверняка, идя по той же дорожке но днем, он доброй улыбкой приветствовал гуляющих со своими чадами домохозяек, добродушно разговаривал со знакомыми о погоде или спорте, но ночь раскрывает его истинную суть. От него пахло злым азартом и возбуждением. Может, это он? — подумала Шино и едва заметно тряхнула рукой, чувствуя как в ладонь, выпав из рукава, ткнулась теплая рукоять верного танто подобно игривому зверьку, требующему ласки.

— Девочка, ты почему так поздно гуляешь? — осклабился мужчина в улыбке, что должна была демонстрировать дружелюбие, но отражала лишь похоть.

— Иду домой, дяденька, — ответила Шино, подпустив в голос немного чарующей хрипотцы.

— Давай я тебя провожу, — облизнул незнакомец губы кончиком языка. Предвкушающе.

Надеждам и чаяниям его, впрочем, сбыться было не суждено. Из-за поворота, на спринтерской скорости, так что плащ за спиной развевался подобно крыльям летучей мыши, вылетела сержант Нодзима и с громким "й-ай!" пробила мужчине мощный крюк в челюсть. Незнакомца отбросило на пару метров, предварительно перекрутив в воздухе, и приложило о землю, а по асфальтовой полосе дорожки застучали осколки зубов.

— Ты в порядке? Не ранена? — зачастила опустившаяся возле маленькой шиноби женщина, схватив ту за плечи и буквально ощупывая взглядом.

— Оставь меня, старушка, — тихо буркнула она, отойдя в сторону и приняв независимый вид.

Впрочем, из-за ее маски любая произнесенная фраза казалась наполненной обидой и печалью. Затопали тяжелыми берцами двое полицейских в бронежилетах, щелкнули наручниками на руках человека. Подбежал Ясумо, доставая на ходу из кармана записную книжку и четко, с выражением, зачитал из нее:

— На данный момент вы не имеете никаких прав, вы обязаны сотрудничать со следствием, ваш статус свободного гражданина, члена семьи или слуги семьи аннулируется до освобождения из под следствия.

На взгляд Шино, зачитывать бессознательному телу права и обязанности бессмысленно, но закон, видимо, выше таких мелких деталей. Наконец, неторопливо подошел инспектор, смоля верную сигарету.

— Старушка, старушка, старуш… — монотонно повторяла сержант, так и не поднявшись с колен.

— Что это с ней? — ткнул в сторону своей подчиненной сигаретой, зажатой между пальцами, инспектор.

— Кризис среднего возраста, Сато-сан, — негромко откликнулся кто-то из мужчин, постаравшись чтобы обсуждаемая не расслышала, кто именно это был.

Хмыкнув, инспектор присел на корточки рядом с лежащим человеком, ухватив за растрепавшиеся волосы приподнял его голову, вглядываясь в залитое кровью лицо.

— Хм, видел я его фоторобот недавно, — покивал он своим мыслям.

Лежащий человек застонал, заморгал, оглядывая внезапно ставшим многолюдной местность мутным взглядом и вздрогнул, встретившись глазами с нависающим над ним инспектором.

— Прощайся со своими колокольчиками, педофил, — зло процедил Сато.

— Он? — на всякий случай уточнил Ясумо, кивнув двум дюжим полицейским, чтобы те уволокли задержанного.

— Нет. Продолжаем. Надеюсь, мы не спугнули нашу основную цель.

— Я никого вблизи не чую, — ответил ему шелестящий голос помощницы, прислонившейся к дереву неподалеку. Казалось, свет фонаря сам избегал касаться ее.

Оторвавшись от своей опоры, она вновь меланхолично затопала по направлению к выходу из парка. Впереди еще столько темных и тихих закоулков, а ночь коротка.

— Сдается мне, Сато-сан, что вы имеете какие-то свои планы на нашего помощника, — пробурчал Ясумо, двигаясь к застывшей все в той же позе женщине. Сам он не был столь бесчувственным, чтобы оставить ее бороться со своими тараканами в одиночестве.

Инспектор в ответ лишь хитро пыхнул сигаретой. Его рабочий стол только что стал легче на одну папку, а сколько еще ночей впереди…

К полудню следующего дня я прибыл на станцию назначения. Наконец мне не нужно мчаться по просторам страны, проводить время в ожидании следующего поезда, да любоваться постными физиономиями попутчиков. Вот оно — счастье. Оно в покое!

До дома я уже не добрался, а просто долетел, смотря в метро новости на экране откормленного телефона.

— … Завершается строительство крупнейшего искусственного острова в стране…

Да, сколько живу, столько и вижу эту гигантскую стройку вблизи города. Зачем его строят? Вроде как частная стройка какая-то. Ну да и Будда с ней.

— … Пресс служба полиции сообщает о поимке и заключении под стражу трех разыскиваемых преступников…

— … Продолжается вооруженный конфликт на севере Африки…

Чушь какая-то. Никогда не любил новости. Удивительно дело, но, опровергая многочисленные философские трактаты о разуме, без многих знаний, в невежестве, живется уютнее. Хотя, возможно, вопрос в релевантности оных знаний…

Знакомая дверь показалась мне вратами неприступной крепости, за которой я, наконец, укроюсь от всех проблем, что свалились на мою голову за последние дни. Определенно, будь я буддистом, побрился бы на лысо да отправился странствовать, дабы поискать катарсис и не рисковать следующей реинкарнацией. Но дверь отвлекла от печальных мыслей. За ней уют и еда. Интересно, что бы сказала сестренка, если бы узнала, что меня окружают ежедневно аж две девушки, да общаюсь тесно еще с двумя и не решил пока как относится к третьей?

Зайдя тихо в прихожую, я и мельком обратил внимание на пятно гари, красовавшееся на стене, хоть и видно, что его старались оттереть, но без покраски не обойтись.

Подняв голову, после того как снял обувь, я едва удержался от того, чтобы вздрогнуть в испуге, потому как встретился со строгим взглядом карих глаз, от которого мне, почему-то, захотелось заранее извиниться за что-то. Мгновение назад ее там не было, да и на слух пока не жалуюсь. Кёко переквалифицировалась в домового? Все, теперь буду оставлять у нее под дверью блюдце с молоком!

— С возвращением, Осино-сама, — с поклоном поприветствовала она.

— Я дома, — с некоторым трудом вспомнил я необходимые слова, боком, вдоль стенки, двигаясь к лестнице.

— Что-то случилось, Осино-сама, — любезно сделала девушка шаг в сторону.

— Где Шино?

— Вышла по делам час назад.

— Хорошо, — я опустил ногу на первую ступеньку лестницы, мучительно вспоминая, какой же сегодня день недели.

— Суббота, — мягко подсказали из-за спины.

Я это вслух сказал? Или кто-то изучил легименцию? Выходной, значит. Куда же направилась наша маленькая белокурая леди?

— Обед будет готов через полчаса. Желаете ли принять ванну?

— Да, набери.

Неплохо было бы смыть усталость и дорожную пыль.

Я уже собрался отправиться переодеваться, как в голову мою стукнулась мысль… А почему бы и нет. Интересно, как это будет звучать?

— И да, называй меня "белый господин".

Кёко — идеальная прислуга. Ни единый мускул не дрогнул на ее строгом лице. Думаю, у нее своя философия и, возможно, за время ее работы на семью ее подруги, ей приходилось сталкиваться и с большими чудиками.

— Как изволите, белый господин, — вновь поклонилась она.

Нет, определенно не звучит. Точнее, звучит слишком смущающе.

— Я пошутил.

— Как скажете, белый господин.

— Издеваешься?

— Немного, — искорки смеха заблестели в глубине ее зеркал души, вопреки ровному тону голоса.

— Нравится?

— Немного.

Бурча об отсутствии уважения у нынешней молодежи я затопал к себе в комнату, прокручивая запечатленный образ ее теплой улыбки. Определенно, я приложу все усилия, чтобы подобная улыбка всегда украшала ее миленькое личико.

Мда. Я скажу, что в жизни порой что-то меняется. Порой, что-то меняется кардинально. Типа кирпича на голову. Но, гораздо чаще, что-то меняется так, что вроде всё как и было, но в тоже время не так. Например, как в данном случае — идеально прибранная комната, на кровати стопочкой сложено сменное белье, веет чистотой и свежестью из каждого угла. Даже мой поставленный под кровать носок куда-то делся… Извини, Кёко.

На столе лежат письма, отсортированные по стопочкам — спам отдельно, важное — отдельно. Бросив в угол сумку и плюхнувшись в мягкое офисное кресло, которое, признаться, использовал не так часто как предполагает его функциональность, открыл первое письмо, пришедшее из банка, клиентом которого я являюсь, похоже, с рождения. Не моего, естественно, а того товарища, что прячется-в-глубине-сознания. В письме находились еще два конверта, с пометками "для Отоо Кёко", "для Нагаи Шино". Ах, да, помню, заказывал для них индивидуальные карточки, что являются довольно удобными в использовании, сочетая в себе паспорт, кредитку, водительские права и всё-всё-всё, без чего человек в современном мире не человек. Отложив их в сторону, распаковал остальные письма, кои не представляли из себя ничего особенного, являясь выписками со счета, листком с отметками из школы да прочими мелочами, не заслуживающими отдельного упоминания.

Наконец дошел до самого интересного. Лежащий чуть в стороне свиток перетянутый тонким шелковым шнурком. Развернув его, я с удивлением уставился на каллиграфически выведенные буквы, судя по всему, написанные кистью. Из свитка выпала визитка самого обычного вида.

"Благородный господин!

Сим письмом, недостойная слуга Ваша оповещает о просьбе, переданной через нее Членом Студсовета-саном. Сей благородный муж изъявил желание лицезреть вас".

Далее шло небольшое, но очень пространное изъяснение о верности недостойной слуги, которые мой мозг уже не осилил. Эти иероглифы я еще не вкурил…

Перед дверью в ванную комнату опять нос к носу столкнулся со строгой девушкой.

— Потереть вам спину, Осино-сама?

Соблазнительное предложение, да. Но тогда у нее не останется времени приготовить обед, вдруг подгорит или еще что, да. Так что я молча протянул ей один из конвертов и захлопнул за собой дверь. Похоже девушка испытывает грань, до которой можно меня подначивать. И хорошо бы, если бы она делала это не с таким непроницаемым лицом. Хотя, может я и надумываю чего.

Наконец, словно с чистой кожей обретя и очищение души от забот, посвежевший и повеселевший, чуя как желудок начинает робко дергать за кишки от доносившихся с кухни ароматов, я зашел в это благословенное помещение, в коем среднестатистический человек проводит не менее полутора часов ежедневно, а среднестатистическая домохозяйка так и вовсе всю жизнь. Однако замер, удивленный. Накрытый стол манил, обещая отдых душе и приятные ощущения вкусовым рецепторам, но застывшая перед ним Кёко внушала опасение своим ошарашенным видом. Да, я чувствую в себе много дремучих инстинктов, ибо опаска эта вызвана, судя по всему, одним из них. У девушки был вид человека почти наступившего на кобру. То есть, уже охреневшего от случившегося, но еще не успевшего испугаться. Так что меня посетила малодушная мысль ретироваться, пока то, что ее так поразило, будет доедать эту довольно фигуристую девушку. Однако, победив себя, я буквально на носочках прокрался к ней и заглянул через плечо.

В руках она держала тот самый конверт и небольшой кусок черного пластика с тисненным серебром камоном. Знакомым камоном. Силуэт ласточки на фоне круга. Уж не знаю, что это за круг, луна может быть. Обе эти фигуры образовывали стилизованный Инрёу-мон.

Аккуратно вытащив карточку из слегка подрагивающих рук, я осмотрел другую сторону, на которой была фотография, фамилия-имя, да стандартный код, содержащий полные биометрические данные.

И небольшая надпись в самом верху "слуга семьи Осино". У меня почти такая же карточка, только тиснение золотое, да надписей лишних нет. Да, помнится, заполняя электронную, в поле "статус" видел довольно богатый выбор, в котором я проставил галочки в соответствии с занимаемой должностью, так сказать. Но не ожидал, что это приведет к таким последствиям.

— О-о-о, — протянул я.

Получается, что текущий статус девушки, все еще завороженно взирающей на карточку, резко изменился с обычного гражданина, до слуги одной из семей. Если подумать, то это был бы довольно серьезный шаг, если бы не отсутствие у означенной семьи какого-либо ощутимого положения.

— Знаешь, — я неторопливо присел за стол, подвинул к себе чашку с супом, — семья — это прикольно.

Ага, вкусный суп, но хоть убей не помню как он называется. Зато могу назвать поименно все сорта быстролапши.

— Я непременно сохраню ваши слова в своем сердце, — приподнялись уголки ее губ, пока она накидывала в плоскую тарелку что-то явно очень съедобное.

— Ох и вкусно же ты готовишь!

Слышал, что подобные комплименты приятны любому повару, но она приняла это как данность, серьезно кивнув. Однако в глубине теплых глаз что-то промелькнуло. Ага! Вижу возможность поднять флаг!

— И я позабочусь, чтобы ты всегда могла это делать.

Оценить результат подобной пристрелки не удалось, ибо она поклонилась слегка, подхватила лежащую на столе карточку и отправилась в сторону кухни, сохраняя гордую осанку, если судить по которой — проблем с личностной самооценкой и переживаний по поводу будущего у нее никогда и не было.

— Семья, — внезапно произнесла она, замерев чуть поодаль, — это не просто слово. Это выбор. Выбор с кем связать свою жизнь. Это выбор оков. Оков, которые свяжут тебя с кем-то, кто может быть и не похож на тебя…

Она замолчала. Молчал и я, не зная что сказать. Увы, никаких мудрых слов, кои наверняка нашел бы какой-нибудь седой философ, у меня не было.

— Думаю, — продолжила она тихим голосом, — я выбрала. Как и Нагаи-сан.

Кстати, насчет будущего и прошлого. Закончив питаться, и вежливо поблагодарив повара, я поднялся наверх, на чердак, туда-где-живет-ниндзя. Уютное такое место, прохладное разве что. Маленький комод, скатанный футон, да подставка под меч. Вот эта подставка мне и нужна, судя по форме она являлась отделяемой частью другой и на ней, оказывается, так же были иероглифы, видимые на отполированной поверхности довольно четко. И как я их ранее не заметил?

Я силой желаю быть,

Что не будет созидать!

Что платить тебе позволит сталью,

За все богатства мира.

Все же иероглифы эти слишком сложны для меня, надо будет дождаться маленькую защитницу да взять у нее меч. Интересно, что она подумает, если я скажу, что хочу с ним поспать…

 

Глава 15

Бытует стереотип, что каждый островной азиат по умолчанию самурай. И, как мне кажется, я стану приверженцем данного мнения приняв его правдивость на своем опыте. К чему это я? Да к тому, что вот уже минуту стою, облаченным в доспех для занятий кендо в небольшом додзе при школе, где школьники познают этот путь в кружке по интересам. Стою в центре площадки держа в руках две обработанные деревянные палки именуемые бокенами. Да еще и под пристальными взглядами рассевшихся вдоль стен школьников занимающихся в сем кружке. А напротив меня изготовилась к бою, правда всего с одним деревянным мечом в руке одна из причин моих проблем. Тодороки Саёко. За решеткой шлема можно различить лишь напряженный взгляд темных глаз. Тишина стоит почти оглушающая. Я слышу ее мерное дыхание, и дышу синхронно с ней.

При чем тут стереотипы? При том, что я никогда и не занимался подобным видом спорта, где нужно зарядить оппоненту палкой по голове, чтобы победить, но, чуть расслабившись и отпустив рефлексы на волю, чувствую что мне нужно сделать и как.

Саёко, выставив перед собой оружие, смотрящее своим кончиком мне в лицо, сделала осторожный шаг вперед, не отрывая ступни от пола. Я же, в ответ, совершенно не задумываясь, повернулся к ней левым боком, приподняв один меч, второй же опустив к полу.

— Тодороки-сан использует стойку "шаг змеи", а Осино-сан отвечает "раскрывшимся подсолнухом", — донесся шепот со стороны зрителей.

Комментировал тот самый парень, что в первое мое посещение данного клуба оказал мне помощь в разрешении моего конфликта с местным капитаном. И комментарий его был обращен для впервые здесь оказавшейся Итидзе Мафую. Девушка сидела, в отличие от остальных, на "случайно нашедшейся" подушке и сжимала в руках стакан с чаем, а на низеньком столике перед ней стояла тарелка с разноцветными моти и данго. Очевидно тоже "случайно нашедшимися". Находчивость членов данного клуба поражает.

Тем временем, Саёко согнула ноги в коленях и, держа меч у бедер, все так же направляя его кончик мне в лицо, сделала пару плавных шагов в сторону, шурша носочками по татами, я же развернулся к ней лицом, подняв один меч на уровень плеча, а второй держа у пояса.

— Теперь Тодороки-сан использует стойку "садящаяся пчела", а Осино-сан отвечает "сакурой сбросившей цветы".

Откуда он эти названия берет? Судя по скосившей глаза на этого парня кендоистке, она тоже задается этим вопросом. Впрочем, учитывая восхищенно внимающий происходящему вид гостьи, старается парень не зря.

Эта Тодороки довольно странная девушка. В первую нашу встречу она была отстраненно холодна, но это как раз нормально. Во вторую агрессивна до глупости, в третью спокойна и рассудительно послушна. Я знаю ее не настолько хорошо, чтобы делать какие-то выводы по ее поведению в мире, где некоторых людей учат носить выгодные маски с рожденья. Какой-то древний самурай говорил, что по настоящему человека можно узнать лишь в бою. Но можно ли этим словом назвать техничную драку на деревянных палках? Если да, то я могу сказать, что эта девушка удивительно терпелива и осторожна. Нет, не как змея. Ибо эти хладнокровные существа терпеливы лишь в меру своей экономной лени, но бросаются в бой очертя голову и не ведая страха. Я даже не знаю с кем ее можно сравнить ввиду своих небогатых познаний в зоологии. Она не атакует, пока не видит возможности.

— На "лису в снегу" Осино отвечает "клювом ястреба"! Атака!

Меч свистнул, рассекая воздух в сантиметре от моей маски, я шагнул в сторону, пропуская выпад, в который резко перешел предыдущий удар, сделал пару коротких шагов, поворачивая корпус, словно огибая партнершу в танце…

— Мы видим прекрасно исполненный "танец журавля", — скороговоркой зачастил парень.

… и ударил сам в подставленную спину наотмашь.

— ИПО-О-ОН! — Взревел комментатор, и, видимо почуяв, что перегибает палку, спокойным голосом добавил, — победил Осино-сан.

Это с чего бы? Всего один хит и даже не хедшот! Я поднял ладонь к лицу, стянул маску и оглянулся. Саёко подпрыгивала на месте прижав обе руки к своему седалищу, брошенный синай валялся на полу немым укором ее профессионализму. Удачно я попал.

— Прием называется "отцовская длань", — доверительным шепотом, который, впрочем, расслышали все, сообщил комментатор

На меня, с вежливыми улыбками, взирала команда кендоистов и блестели искорки смеха в голубых глазах, видневшихся над краем глиняной кружки. Как же так получилось?!

Моя рука, накручивающая на палец длинный локон черных, гладких волос, замерла, а сам я потрясенно уставился на стоящую передо мной деву семьи Тодороки. В ее темных глазах за тонкими стеклами очков отражалась только решительность. Однако руки, сжавшиеся в кулаки, с такой силой, что костяшки, казалось, просвечивали через тонкую кожу, а ногти наверняка до крови впивались в ладони, выдавали ее крайнее напряжение.

— Что? — пребывая в некоторой растерянности, выдавил я.

— Будь обещан мне, чтобы в будущем стала я твоей женой, — терпеливо повторила она и, задумавшись на мгновение, добавила, — пожалуйста.

Нет, пожалуй началось все чуть раньше. В тот момент я, наверное, еще толком не понимал, что моему Спокойному Течению Жизни переломили хребет и, кажется, вовсе не тогда, когда я наткнулся на маленького, но очень агрессивного воина тени. Может, еще тогда, когда я добровольно сел в машину и отправился на встречу с бандитом-дирижёром.

Кстати, что банда, что оркестр, как на мой взгляд, — одно и тоже. Без должной чуткости и таланта ни тем, ни другим, управлять эффективно не выйдет.

Но я отвлекся. Возможно, даже и не стоило строить какие-либо планы, ибо моя жизнь была распланирована заранее. И вовсе не мной.

Так я размышлял, пока тыкался в пульт, гоняя каналы телевизора. Жуть как не люблю это устройство. Но сейчас, периодически останавливаясь и выслушивая очередной комментарий о "скорой сдаче искусственного острова", "новых напряженностях с Китаем", или очередных загулах какой-нибудь популярной звезды, искал какой-нибудь канал с политическим обозрением.

И нет! Я вовсе не ныл о своей тяжелой судьбе.

Так же хотелось бы мне сказать, что ничего в тот день не предвещало беды. Но в то же время, вся моя текущая жизнь не предвещала ничего до определенного момента. Момента, когда пора делать выбор. Выбирать как дальше жить или довериться тому, кто сделает сей выбор за меня.

Собственно, почему бы и нет. Один случайный выбор уже сделан. Мудрые люди говорят — читай гребаный мануал. Однако нет! Как всякий пользователь, я поставил галочки не задумавшись о последствиях и последствия получил. Я взял на себя ответственность за двух людей и, если не желаю считать себя до конца жизни полным неудачником каждый раз, перед сном, задумываясь о всяких "а если бы…", то ответственность эту должен нести.

Так на чем я остановился в своих меланхоличных рассуждениях о причинах моего нынешнего неопределившегося бытия. О, точно! На дирижерах!

Подхватившись с пригретого и даже слегка примятого дивана, я поднялся к себе в комнату, и переоделся в… да, у меня нет толковой одежды за исключением школьной формы. Но благо она выглядит более-менее презентабельно. Увы, проскользнуть к выходу мне не удалось. У двери материализовалась Кёко, даже без хлопка сопровождающего все виды телепортации

Блеском стали

Расчёска сверкнет.

Волос мой младой опадет.

Хайку. Автор я. Суровый бескомпромиссный взгляд не оставлял мне надежды уйти не причесанным куда бы я не собирался. И, пока я растерянно перетирал эту довольно глупую мысль, мне был поправлен галстук и воротник пиджака. Мягким таким, исконно женским жестом. Мягко подталкивая в спину, меня довели до зеркала, брызнули на волосы каким-то средством и, размеренными движениями, помогая инструменту теплыми пальчиками, уложили их в аккуратную прическу. Я обольстительно улыбнулся зеркалу. Красавчик… ом буду. Лет через пять. И если не буду улыбаться. Эта улыбка удивительно не подходит к этому лицу. Может из-за того, что я не совсем я? Выглядит издевательски кривой ухмыляющейся маской. Встретил бы такого на улице — двинул бы в морду лица… Или перешел на другую сторону, в зависимости от того, кто эту улыбку носит, естественно.

— Осино-сама? — вопросительно приподняла бровки Кёко.

— Хм-м?

— Вернетесь к ужину?

— Хм-м.

— Позовите меня, если не успеете. Я разогрею.

— Хм-м.

— Не стоит портить себе желудок уличной едой. Хотите, соберу в дорогу бенто?

— Хм-м.

— Ваша воля. Передать что-нибудь Нагаи-сан, когда она вернется.

— Эмм.

— Поняла, передам слово в слово, — мягко улыбнулась она, помогая повязать шарф.

Открыв дверь, я на миг был сражен ярким светом. Удивительно, как сильно можно отвыкнуть от обычных вещей, ведь солнца не было видно за низкими тучами едва ли месяц. Сейчас же, словно движением небесной метлы, небо расчистилось, оставив редкие белоснежные перья, выглядящие словно пенные разводы на стекле. Ярко сиял низко висящий желтый диск, заливая местность теплым светом, играя бликами в стеклах домов и машин, разбиваясь на лучи в голых ветвях деревьев, просвечивая сквозь редкие, не облетевшие листья, повторяясь отражениями в зеркалах далеких небоскребов.

— Счастливого пути, — донеслось мне в спину.

И мир как-то сразу стал теплей. Проявились мелкие детали: гуляющий с собакой мужчина, пробежавшая в тени забора кошка, стайка детишек, что-то бурно обсуждающих. Нет, я не к тому, что когда тебя кто-то ждет, всё кажется лучше. Мой богатый внутренний мир не позволит почувствовать одиночество в должной мере. Да и шумной компании я бы предпочел дрему на мягком диване. Дело, наверняка, в инстинктах. Типа — это моя пещера и меня в ней ждут с добычей, надо постараться!

Кстати, о пещерах! В мою пустую голову, покуда я размеренно шагал по промерзшему асфальту хрустя редкими золотистыми листьями до которых еще не добрались дворники, робко постучала мысль о том, что я как бы и не понимаю теперь, в связи с новыми фактами, от кого я эту пещеру в свое время оборонял? Надо бы уточнить, что за родственники, кроме условно доброго дедушки, у меня еще есть. И есть ли они. Или, может быть, сие тоже было проверкой на "взрослость и ответственность". Но зачем она? И для кого, если виденный мной ритуал был для того, о чем я думаю.

Я думаю, что слишком много думаю, и большей частью не по делу, подумал я, остановившись перед высоким знакомым забором.

Набрав один из немногих сохраненных номеров, и поднеся трубку к уху тихо произнес, когда гудки сменились тихим шорохом:

— День добрый. Я хотел бы обсудить с вами один вопрос, если вы свободны.

— Жду, — прозвучал размеренный ответ.

Не медля более, я вдавил кнопку домофона. Или это воротофон? Он ведь висит у ворот. Так, пустая мысль, оставь меня! Долго наслаждаться видом высоких створок мне не пришлось. Открылась дверь вставленная в одну из створок и за ней появился… хмм… человек-гора. Заснеженная вершина повернулась из стороны в сторону, орлиным взором обозревая окрестности. Если бы я предупредительно не издал вежливое покашливание, то звонить пришлось бы повторно.

— О! — спокойный взгляд опустился ниже, двумя прицелами впиваясь в мое лицо, — гном.

— Тролль? — вопросительно приподнял я брови.

Виденный мною ранее, и не раз, человек ухмыльнулся показав края ровных крепких зубов, и посторонился, взмахом руки приглашая пройти. Действительно тролль. Только обитает не под мостом, а служит привратником да, наверняка, проводит время на всяких интернет форумах.

— Что такое тролль, Иван-сан?

Вопрос задал появившийся рядом, с блокнотом и ручкой в руках, невысокий азиат. Кстати да, тот самый, что когда-то пригласил меня на беседу со своим руководителем. И смотрятся эти двое почти как братья. Правда на первом костюм, каким-то нелепым образом подчеркивающий мышечную массу, смотрится как бронежилет, а на втором как кимоно. Да и доставал он своему коллеге едва до середины груди. Но, несмотря на такую разницу, комично они не выглядели. Точнее, выглядели комичной парой, способной надавать по морде кому угодно.

— Провокатор-подрывник.

Невысокий записал что-то в блокноте и несколько раз что-то повторил про себя.

— Этот язык очень интересен, — прокомментировал он свое поведения для меня.

Светловолосому гиганту такое поведение было явно привычно, поскольку он молча отправился к пристройке у ворот, из которой доносилось тихое бормотание телевизора. Я же, уточнив общее направление, двинулся к дому. Кстати, вполне себе обычный двухэтажный особняк. Уютно выглядящий и опрятный, как и все дома в этом районе, словно построенные по единому плану в странном смешении стилей — азиатского и европейского. Да и весь город был оформлен в подобном стиле, за исключением совсем уж старых районов, оставшихся со времен чуть ли не самой Войны, когда стремились поскорей восстановить хоть что-то, зачастую в ущерб эстетике. Так и стоят старые дома, в некоторых спальных районах, серыми бетонными коробками уныло взирая на мир, словно памятники прошлым потерям, порой в тех местах, где ранее стояли храмы или исторические постройки, разбомбленные подчистую в те далекие и страшные годы.

Впрочем, видно, что стремление людей к красоте, даже воплощенной в бетоне и стали, от того неестественной, побеждает. И город, искусственно ограниченный в размерах дабы не превратиться в бездушный мегаполис, стремится к ней, словно обладая разумом…

Но что-то меня заносит. Я даже не заметил, как оказался у дверей кабинет, провожаемый прислугой что ловко отобрала у меня куртку и шарф на входе да вежливо довела до места пребывания хозяина данного места.

— Добрый день, — шагнул я в комнату после доклада от миловидной служанки о моем прибытии.

Довольно приятный на вид кабинет умелым дизайнером сохранивший эстетику несмотря на явно рабочий вид помещения. Пара стенных шкафов с книгами, такими, знаете ли, строго смотрящими своими корешками, поясняя одним своим видом, что это книги для умных людей. Широкий экран на стене, сейчас отражающий своей черной поверхностью блики падающие из широкого окна, но в любой момент готовый отобразить различные графики или еще какую информацию, так же, почему-то казалось, что он никогда не показывал ничего развлекательного. Широкий рабочий стол с одиноким монитором посередине да лежащей чуть сбоку беспроводной клавиатурой, да два обтянутых бежевым бархатом дивана, довольно вместительных, со стоящим между ними кофейным столиком. На который, как раз, зашедшая следом девушка в униформе раскладывала кофейный сервиз и тарелочку с песочным печеньем.

— Добрый, — откликнулся хозяин кабинета.

Выглядел он почти так же, как и в момент нашей встречи, разве что стильный костюм сменила домашняя рубашка на выпуск да легкие брюки светлых тонов. Ну и руки его, как и в прошлый раз, плотно обтягивали тонкие шелковые перчатки, словно он боялся испачкать или повредить их — свой тонко настроенный рабочий инструмент.

— Итак? — усевшись на соседний диван, закинув ногу на ногу и взяв в руку крохотную, едва на пару глотков, чашечку, мужчина вопросительно приподнял бровь.

Глоток кофе приятно обжег язык, терпкой горечью лаская нёбо.

— У меня, собственно, всего пара вопросов, — поставив чашку на блюдце, я откинулся на спинку, постаравшись принять максимально расслабленную позу не переходящую в расхлябанную.

— Неужели за дочерью моей пришел? — тонкая улыбка коснулась его лица, стирая маску холодной отстраненности, — не отдам.

Будь у меня в руках этот хрупкое произведение искусства в форме сосуда для потребления напитков, то оно осыпалось бы крошкой, обливая меня остатками своего содержимого. Такое ощущение, что меня окружают саркастические комики. Но, пожалуй, мне стоит поработать над контролем эмоций. Увы, учителей что научили подобному навыку ранее, у меня не было.

— Не этот вопрос, — постарался я сделать голос ровнее.

— Я полагал, что ты догадаешься обо всем сам и придешь лишь обсудить условия.

Встретив мой недоумевающий взгляд, он неторопливо поднялся, подошел к рабочему столу и достал что-то из него.

— Твою карточку, пожалуйста, — требовательно произнес главный бандит сего города, вернувшись на место.

Вежливая требовательность — интересное сочетание, подумал я, доставая из нагрудного кармана кусок черного пластика.

— Видишь разницу? — продемонстрировал он тыльные стороны моей карточки и, судя по всему, его.

— У меня красивее, — задумчиво произнес я.

Серая гладкая поверхность определенно проигрывала на фоне тисненного золота на черном фоне. Раньше думал, кстати, что это символ банка и все щеголяют таким стильным удостоверением личности.

— Как я и предполагал — ты умный молодой человек.

— Вам показалось, — поспешил я отбрехаться от подобного саркастического комплимента.

— Тогда я поясню. Представь себе, что есть где-то один талантливый музыкант, который решил собрать профильный оркестр.

— Представил, — кивнул я, — а отец этого музыканта не был ли бандитом?

— Свободным предпринимателем, — назидательным тоном поправил меня этот мафиози, — отец его отца работал в этой области.

Свободным, очевидно, и от законов. Но, как вежливый слушатель, поправлять я не стал.

— А прадед? — вежливый слушатель задает уточняющие вопросы.

— Прадед был золотарем. — Отрезал он. — Но, возвращаясь к истории, музыкант пообещал всем, кто следует за ним, что они достигнут настоящих высот. Молодой был. Малоопытный.

Итидзё поморщился, показав еще одну эмоцию, столь же отмеренную и явно поставленную в лучшей школе актерского мастерства. Тонкие пальцы отбарабанили неторопливый ритм по колену. И продолжил:

— Но вот ведь проблема, — чуть склонившись, он отправил легким движением карточку по столику, так что она, как карта от лучшего крупье, замерла у самого края, — те, кто уже успел зарегистрировать свои оркестры ранее, за сотни лет до него, не пустят в свой круг просто так.

— А самый главный музыкант?

— Он может, но для этого ему потребуется преподнести действительно гениальное произведение.

Хм-м, говоря прямо — подвиг. Да, многие семьи, в нынешнее время являющиеся аристократами в неисчислимых поколениях, начинали как бандиты или наемники. Что здесь, на островах, что там, в далеких землях. Оказывая услуги самым главным бандитам, совершая подвиги, или принося великие дары, они получали своеобразную легализацию своей бандитской деятельности и в дальнейшем цепко следили за тем, чтобы проводить насилие на подотчетной территории могли только они. Со временем превращаясь в своеобразные столпы — опору государства. Интересно бы почитать историю, дабы понять, почему они не выродились в прихлебателей пользующихся лишь своими правами и избегая обязанностей.

Делаем очевидные вывод, что этот цивилизованный грабитель с большой дороги, якудза замаскированный, ищет легализации. И не своей деятельности, которая, полагаю, у него давно уже вьется в сферах фабрик-машин-пароходов, а в неких благах, полагающихся за верную службу государству. Может его давят более влиятельные конкуренты? Или дело действительно в обещании. Но! Но тот, кто возьмет этих товарищей под свое крыло, будет нести полную ответственность за их деятельность. И кому нужны такие проблемы? Полагаю, что не мне.

— Я ожидал большей сообразительности от наследника одной из семей, — отстраненно заметил он, — но я рад, что не пришлось тратить слишком много времени на пояснение деталей. В любом случае, этот разговор не имеет смысла ближайшие два года.

Интересно, почему я? Вот этот вопрос было бы неплохо прояснить.

Видимо, меня опять поняли без слов, так как мужчина вновь встал, с легким вздохом, призванным показать насколько он устал от мира, в котором все приходится разъяснять лично, и взял с полки книгу. Скорее даже не книгу, а замаскированный под нее журнал. После чего протянул мне.

В данном журнале заполнены были от силы страниц десять. Крупными фотографиями с небольшими вырезками из газет или распечатанными данными из каких-то баз данных. И большинство фамилий под фотографиями я узнал. Это были те семьи, что прекратили служение императору, но могли претендовать на возвращение своего величия. Часть фотографий с молодыми мужчинами или подростками были перечеркнуты и ниже, обычно, была подклеена статья об обстоятельствах гибели. На остальных же были изображены пожилые женщины или совсем юные девочки. В определенной степени понятно, почему выбор был остановлен на мне. С другой стороны… я понимаю, что особи женского пола здесь близки к понятию "расходный материал", особенно в среде всяких там приближенных к шестнадцати лепесткам, но отдавать свою дочь какому-то… чуждому молодому человеку ради обещания данного своим друзьям.

— Прежде чем обвинить меня в черствости по отношению к моей дочери, — он переплел пальцы, уместив руки на коленях, — я бы советовал зайти в ее комнату.

Воу, полегче. Кто знает, какие тайны я открою попав в скромную девчачью обитель! Одиннадцатый из заветов с горы Синай наверняка гласил — "не знай то, за что можешь лишиться жизни". Так что, в знак отсутствия заинтересованности, отрицательно помотал головой. Я, конечно, могу догадаться о чем-нибудь. И даже догадываюсь. Но право, иная действительность похуже самых суровых догадок. Я ничего не знаю, и знать не желаю!

Поскольку двенадцатый абсолютно точно заповедовал "знай свое место, сучка", я не рискнул сразу завершать разговор отказом связываться с местными гангста.

— Вы же понимаете, что Небесный хозяин не одобрит некоторых нюансов вашего свободного предпринимательства?

А отвечать за все нюансы мне. Головой.

— С некоторыми нюансами я смогу покончить за оставшееся время, но это можно обсудить и позднее…

Ну, конечно, забавно получается. Этого и следовало ожидать. Наверное, можно получить необычный разрыв шаблона "крышуя" местную мафию. Определенно от этого должно быть какое-то роялти, но…

— И это нужно обсуждать не со мной, — открыл я маленькую тайну, что сам не являюсь хозяином себе, — контакты позднее дам.

Когда она подрастет. Или сам приду, если найду…

Возможно, за оставшееся время до моего совершеннолетия мне удастся найти где-нибудь силу. Возможно, мне удастся подарить спокойную жизнь самому дорогому для меня человеку… Проклятье, рассуждаю как братец, страдающий комплексом сестренки.

Полагая, что дальнейший разговор не имеет смысла, я встал, откланялся и убыл восвояси, мучимый желанием все же взглянуть на означенную в диалоге комнату.

Честно говоря, что-то вокруг закрутилось мне не нравящееся. Словно вдруг, посреди океана спокойной жизни в котором на какой курс не ложись всюду омут безмятежности, попал в бурное течение чужих идей. Впрочем, действительно пора бы задуматься о будущем и, видимо, стать главным героем этой истории.

— Зайти в библиотеку, что ли?

Я застыл на перекрестке, одна дорога вела вверх, по живописной аллее меж домов; развесистые ветви облетевшей сакуры лениво покачивались под прохладными порывами осеннего ветерка, не укрывая прохожих от стылого солнца, готовясь в новом цикле опять приветствовать весну, а пока лишь пребывая в ленивом ожидании.

Я тряхнул головой, провел ладонью по волосам, помассировал переносицу, но ни одно из этих действий не помогло выбросить из головы милый облик читающей женщины в очках. Я ведь все равно хотел поискать информацию о тех злых кусках железа… А ведь меня еще ужин дома ждет, информацию-то можно найти в местном аналоге интернета… А как же исторические хроники? Я ведь хотел узнать, как же случилось, что мир столь причудлив… Сеть! Говорят тебе — иди домой! Что это за треск? Ага, то трещит моя воля. С усилием развернувшись и подняв телефон к лицу, я зашагал деревянной походкой по совсем другой улице, зажатой меж аккуратными кирпичными заборами.

И если бы кто увидел меня в тот момент или, что хуже, услышал бы мое бормотание телефону, то определенно бы решил, что нужно срочно оказать услугу обществу, вызвав санитаров.

— Проклятые мечи… Мечи с душой… легенды о проклятых мечах…

Так я и добрел до дома, разулся, помог Кёко стянуть с себя куртку и опустился на диван и щелкнул пультом. Комнату наполнили мягкие звуки клавира и скрипки. Чакона Витали удивительно подошла к моему потерянному настроению, поскольку анимированная тян ничего, что помогло бы отвлечься от текущих проблем, не нашла, как бы я ни строил запросы. Можно, конечно, почитать историю, но…

— Йо! — махнул я рукой замершей рядом зеленоглазой девушке.

Кажется, пока я пребывал в задумчивой меланхолии, откинувшись на спинку дивана, пропустил как она пришла, с поклоном приветствовала меня и, видя что я не обращаю внимания на ее слова успела быть утащенной Кёко с целью приведения себя в порядок и последующего кормления. Последние ноты с диска отзвучали, отдаваясь в душе мягкой печалью, проигрыватель тихо пискнул, сообщая что он не против получить еще какую-нибудь команду и в комнате сгустилась тишина. Кстати, Шино выглядит уж как-то слишком… помято? Застывшая в глубине зеленых озер зрачков усталость, опущенные в печали уголки губ и даже темные волосы, собранные в высокий хвост, блестят как-то тускло. На мгновение показалось, что уголки подчеркнутых залегшими тенями глаз дернулись в нервном тике. Интересно, что за красные точки у нее на веках?

Я молча хлопнул ладонью по дивану рядом с собой, но уже спустя минуту, маленькая шиноби начала устало клевать носом, похоже, ожидая от меня какого-то вопроса, потому и боролась со сном. Уж и не знаю, где она так вымоталась, но, думаю, можно будет подождать с расспросами до следующего дня. Однако не успел озвучить предложение пойти да отоспаться, как она, тихонько, но удерживая спину идеально прямой, принялась заваливаться на бок, как подрубленная столетняя сосна. И вот уже минута прошла, как я, пораженный, застыл, а маленькая девочка спит, уложив голову мне на колени, вцепившись кажущейся хрупкой ладошкой в штанину, тревожно посапывая и плотно сжимая веки.

Аккуратно, кончиками пальцев, я убрал с ее лба длинную челку, и кивнул Кёко, когда та молча приподняла брови, удерживая в руках теплое одеяло. Наверняка у меня затекут ноги и, может, успею отсидеть себе задницу, но я боюсь шевельнуться, потому как никогда ранее не видел на этом лице столь умиротворенного выражения.

Интересно бы повстречать того, кто превращает маленьких девочек в живое оружие да посмотреть, как он устроен внутри. Сдается мне, что такие люди уже не совсем человеки.

Впрочем, видел я бродящие по просторам сети статьи о чрезвычайно низкой ценности жизни в странах "не цивилизованных", о возможности купить живой товар любого качества, оптом и в розницу. Стоит ли думать, что "цивилизованные страны" более бережно относятся к жизням человеческим? Особенно если эти жизни пойдут "во имя всеобщего блага". Блага всеобщего для избранных. Не то, чтобы я относился к этому с какой-то особой злостью. Я вообще к этому никак не отношусь ибо являюсь гражданином, коего государство обязалось защищать. И бесчеловечные эксперименты надо мной никто ставить не будет. Можно ли сказать, что ценность жизни человеческой еще и в перенесенных им страданиях? Если да, то Шино духовно более богата и ей определенно отворит дверь привратник того рая, в божество-покровителя которого она верит…

Вновь бесшумно появилась Кёко, демонстрируя мне экран телефона, на котором виднелась надпись: "Скоро здесь будет Тодороки-сан".

— Встреть её, — одними губами прошептал я.

И был понят. Видимо, подготовка местных горничных гораздо выше, нежели у каких-то там традиционных, викторианской эпохи, уборщиц и домоправительниц. Собственно, сегодня я, непривычный к переговорам и сопутствующему им напряжению сразу нескольких мозговых мышц одновременно, тоже утомился и уже чувствовал, как веки наливаются свинцом, а пальцы, накручивающие гладкий локон разметавшейся по одеялу прически, двигаются все медленней. Еще немного, и я отрублюсь.

Уже по грани сознания заскользили тени сна, послышались чьи-то приглушенные, как сквозь подушку, голоса. На периферии зрения появилось лицо, широкое, с пышными светлыми усами. Волосы прятались под лабораторной шапочкой, а теплые серые глаза за круглыми стеклами очков. С теплой улыбкой он что-то произнес, поднял руку со шприцом, и…

Меня вдруг обуял страх, буквально вышвырнувший сознание из дремы и я замер в едва контролируемом ужасе. Кто это? С чего мне бояться впервые в жизни увиденного мужчину, при том выглядящего, как добрый доктор. Но внимание мое привлекла тяжело задышавшая Шино. Ладошка ее сжалась еще сильней, едва не воткнув коготки мне в бедро.

— Тише, тише, — прошептал я, успокаивающе погладив ее по плечу, — я рядом.

Очевидно, сон не совсем мой. Снятся ли сны оружию? Может, я вижу сны не только усталого металла? Эта девочка, смотря не предвзято, и есть оружие. Отточенный и выкованный клинок для толкового владельца. Живой и подстраивающийся под руку. Разумный.

На шуршание отодвигаемой сёдзи я не обернулся и так зная, кто меня посетил, потому, когда в кресло сбоку степенно опустилась Саёко с бокалом сока в руках, лишь приветственно кивнул. И вновь она меня поразила своей естественной, здоровой красотой. Даже в серого цвета спортивном костюме, чуть раскрасневшаяся, явно недавно завершившая длительную пробежку, потому как теплый и естественных запах девичьего тела на миг коснулся моего обоняния. Расстегнутая толстовка демонстрировала спортивный топ, обтягивающий высокую грудь, и красивых очертаний ключицы. А свободная рука поглаживала перекинутую на грудь тяжелую косу, уложенную профессионалом своего дела, потому как странные седые пряди очень гармонично подчеркивали каждый виток этой, с виду простой, прически. Заметив, что я не отвожу от нее взгляд, девушка закинула ногу на ногу. Заставив тонкую ткань обтянуть крутое бедро и подчеркнуть гладкость и упругость стройной ножки.

"Чего тебе?" — вновь одними губами просемафорил я. Мог бы и семафорной азбукой и языком глухонемых, но боялся потревожить безмятежно спящую девочку. Да и щекотать ладонь кончиком ее многострадальной пряди было куда как интересней, нежели размахивать своими конечностями.

"Поговорить", — ответила она подобным же образом, показывая, что либо умеет читать собеседника, либо владеет навыком чтения по губам. А возможно, что и тем и другим.

Я лишь молча указал на спящею куноичи, мол, не до разговоров, ребенок спит.

"Я тихо", — улыбнулась она, мягко и тепло.

Интересно, откуда у девушки, не познавшей радость материнства, может быть такая улыбка? Не тренированная, не приросшая как маска, не выведенная искусственно, а живая — как может улыбаться мать при виде своего ребенка. Что же. Пару очков моего расположения одной этой улыбкой она завоевала.

"Говори".

Девушка замялась, несколько раз дернула свою косу, словно болью желая призвать самоконтроль, прикоснулась губами к бокалу, хотя сока, уменьшившегося после этого, едва хватило бы, чтобы напоить воробья. Стресс и нервы?

"Могу ли я узнать, какие у тебя планы…"

Она замялась, подыскивая слова, и надеясь на мою сообразительность. Однако нет! Либо я действительно глуп, либо слишком привык к этой роли. Я не понял.

"Просто жить".

"Просто жить можно разными способами".

Такое ощущение, что туплю я зря. Уже давно следовало бы решить эту проблему.

"У тебя есть предложения?" — скептично выгибаю правую бровь.

Легким кивком она подтвердила мое умозаключение, поглаживая пальцами запотевший стакан. Очень эротично. Приоткрыла губки, намереваясь что-то сказать, но словно сбив дыхание, промолчала.

"Тебя не просили зайти к главе школьного самоуправления?"

"Ты в курсе дела?"

Саёко кивнула, вновь прикоснулась губами к стакану, слизнула розовым язычком оставшуюся на ярких губах капельку напитка. Провоцирует меня? Нет, не наброшусь аки зверь. Встретив мой равнодушный взгляд, тихо вздохнула.

"Тебя хотят назначит главой дисциплинарного комитета".

"С чего такая честь?"

Не то чтобы я удивился, да и отказываться, пожалуй, не буду. Пора заводить дружбы всякие да знакомства. Но вопрос довольно актуален.

"Полагаю, дело в твоем опыте".

Ах, да. Я же неблагополучный элемент и детский хулиган. Но разве нужно в нашей школе следить за порядком? Там же половина школьников дисциплинированные как офицеры какой-нибудь элитной части, с аналогичной подготовкой и уступающие лишь в физической силе да опыте. Впрочем, думаю, мне все разъяснят.

"Тебе лично что нужно?"

"Ты".

И кивнула на мой некультурный тычок в себя пальцем.

"Будь обещанным мне".

— Что? — не удержал я возглас.

В ее глазах показалась легкая насмешка над моей сдержанностью, но тело выдавало крайнее напряжение. Челюсть чуть сжалась, так что тонкая, с легким бронзовым загаром, кожа очертила скулы.

— Будь обещан мне, чтобы в будущем стала я твоей женой, — терпеливо повторила она и, задумавшись на мгновение, добавила, — пожалуйста.

Шино пошевелилась, со вздохом открыла затянутые томной поволокой сна глаза, моргнула.

— Шумные сиськи, — буркнула она, переворачиваясь на другой бок, нашарила мою руку и, крепко сжав ладошкой большой палец, вновь тихо засопела.

Кавай!

Саёко вжала голову в плечи, с настороженностью следя за девочкой, но, опомнившись, вернула себе волевую осанку.

"Твой ответ?" — все еще косясь глазами на спину своей недавней мучительницей.

"С чего бы мне нужна такая… — я помахал свободной рукой, — проблема?"

"Я не проблема!"

"Спорно".

"Ты торгуешься?"

"А так похоже?"

"Чего ты хочешь?"

"Может ответы?"

"А были вопросы?"

"А разве они не очевидны?"

Кого-то она мне напоминает. Чую, разговор зашел в тупик. И не я один.

"Любовь?", — с насмешкой спросил я. С явно выраженной насмешкой.

Ответом мне был тихий фырк.

"Любовь? Забавно услышать от тебя такую глупость".

Несмотря на мертвую тишину, в этой комнате идет довольно бурная дискуссия. Но в этом она права. Я сам не верю, что ляпнул такую глупость. Ни она, ни я, явно не способны на это чувство. Единственная моя знакомая, что может влюбиться "по настоящему" и даже любить всю жизнь — маленькая светловолосая девушка. Но вряд ли я когда-нибудь влюблюсь в нее. Кто-то говорил, что на ангелов лучше смотреть издали, иначе рискуешь ослепнуть. Или вовсе лучше не смотреть.

"Тогда почему?"

"Могу я не отвечать на этот вопрос?"

Взгляд ее стал почти умоляющим. Вот только момент поймать не удастся. Я Не Верю!

"Предложи что-нибудь взамен".

Со вздохом она залезла в карман, вытащила небольшой кусочек пластика и жестом подозвала Кёко. Странные у них отношения. Вроде и подруги, но в то же время Саёко, привыкнув владеть, привычно командует ею, как простой прислугой. Кёко, с маленьким подносом, накрытым тонкой салфеткой, склонилась перед ней и уже через мгновение была рядом со мной, протягивая тот самый поднос, на котором лежала маленькая флешка.

На мой вопросительный взгляд юная Тодороки ответила:

"Информация".

"Месть?" — вопросительно приподнял я брови.

"Кому мне мстить? Семье? Там то, что пригодится моему будущему мужу, — мягко улыбнулась она, вновь демонстрируя настоящую себя, — если не примешь, бегать за тобой не буду".

Логично. Я бы и сам за собой не бегал, будь у меня выбор. Спал бы где-нибудь да ел.

Саёко потянулась, тихо скрипнув креслом, толстовка задралась, демонстрируя стройную талию и гладкий животик с мягкими кубиками пресса. Нет, не тем что делает из девушки качка, а тем, что красиво подтягивает живот, легко скрываясь под бархатистой кожей, проявляясь лишь в такие вот моменты выраженного движения. Ах, как мне продемонстрировали, что она красива и умна, сильна и талантлива. Типа выйдет хорошая жена?

Если бы можно было вызвать меню, я бы выбрал "загрузиться". На самом дальнем сейве.

А почему, собственно, и нет?

"Я подумаю", — ответил я, сопровождая слова взмахом руки. Саёко понятливо кивнула, поднялась и вместе с Кёко направилась наверх, очевидно поболтать о своём, о девичьем. Перемыть кому-нибудь кости, короче. Мне.

 

Глава 16

Итак, сегодня воскресенье знаменующее конец моей тяжелой недели с несколько странной субботой, принесшей мне первое, в этой жизни, признание, скорее предложение, от красивой девушки. Предложение связать с ней свою жизнь. Не самое плохое, надо признать. И будь у меня меньше подозрений на ее счет хотя бы на десять процентов, то немедля ответил на него согласием. Однако я все еще думаю. И кусочек пластика и кремния все еще лежит возле ноутбука, ибо я так и не решился вчера его открыть. Некоторые флешки, они как шкатулка Пандоры. И нет, я не нерешительный! Я осторожный. За все нужно платить, а некоторая информация стоит литра четыре человеческой крови. Естественно, крови того, кто эту информацию передал. За ту же информацию могут и заплатить получившему ее. Несколькими граммами свинца. Вот такие вот дела. И нет, я не думаю, что Саёко хочет меня подставить. Хотела бы — подставила. Она умная девушка, и от того весьма опасна. Есть древняя мудрость, что умных противников нужно держать близко. И её я бы согласился держать как можно ближе, и держать во многих позах… Так, что-то с утра меня заносит. Гормоны.

Да, утренние гормоны не сказываются положительно на способность размышлять. Особенно когда цель размышления сидит напротив, завтракает неторопливо, да сонно хлопает длинными ресницами, одетая лишь в домашнее кимоно, одолженное, очевидно, ее подругой. Мой взгляд периодически отрывался от великолепно, как по виду так и по вкусу, исполненным мисо супу да рису с рыбой, и скользил к чуть распахнувшемуся вороту, открывающему волнительный в своей естественности вид на ложбинку между упругих девичьих прелестей, к грациозному изгибу шеи, к разметавшимся по плечам темным, гладким волосам, к чуть припухшим, словно от долгих поцелуев, губам… И насчет последнего — если бы не знал, что ночевала юная кендоистка в отдельной гостевой комнате, то подумал бы про нее и Кёко всякое. Но не буду давать своему испорченному воображению волю. Хм-м. Нет, я сказал!

Почти слыша как скрипят глазные мышцы, я перевел свой взор на смиренно ждущую неподалеку Кёко, выглядящую как всегда бодро и свежо, да спросил:

— Шино уже позавтракала?

— Нет, — отрицательно покачала та головой, — Шино-тя… гхм… Нагаи-сан еще не спускалась.

О, вот такого момента, когда, ошибившись, ее щечки мило розовеют, я еще не заставал. Но мне нравится. А то временами ловлю себя на мысли, что она похожа на робота для кормления, причесывания и курощения двух неприкаянных душ.

Залпом допив чай, я со стуком опустил кружку на стол, быстро пробормотал "спасибозаеду" и пошел проведать того-о-ком-упоминали.

Решив подождать со стрессом, не стал брать вчера меч, дабы не просыпаться ночью в холодном поту, да не шарить по простыни, в надежде не обнаружить там характерных для столь ужасных снов пятен. С другой стороны, подозрителен и тот момент, что я видел пока эта девочка посапывала у меня на коленях. Может, вместо острой железки, взять к себе в кровать эту суровую милаху? Нет, не с той целью о которой можно подумать, услышав эту фразу. Это как с плюшевым медведем. Да. Никто же не обвиняет людей, спящих в обнимку с плюшевым медведем, в зоофилии. А если плюшевый медвежонок? Это же зоопедофилия! Но меня занесло. Видимо еще не проснулся.

— Шино, — подал я голос, подняв крышку люка ведущую на чердак, — ты туу-уу…

Да, зрелище представшее моему взору, было довольно своеобразным. Стоящая посреди комнаты девушка в одном нижнем белье, застывшая как цапля, на одной ноге, натягивая домашние брюки с чуть расширившимися в удивлении зелеными глазами, как у застигнутой на столе кошки; а вокруг разбросана школьная форма. Другой школы. Да и нижнее белье, довольно простенькое светлых тонов, не единственное, что украшало ее тело, левую руку, до плеча, оплетал какой-то широкий черный ремень, правую украшали пристегнутые ножны с памятным танто, а бледную, гладкую кожу бедер сжимали широкие ремешки с чем-то тоже опасным.

— Позже зайду, — хлопнул я крышкой люка и скатился по приставной лестнице.

Утро фансервиса! Нет, все что нужно я уже видел в памятный вечер помывки, хотя сейчас, откормленная, она более напоминала почти взрослого детеныша человека, нежели в тот день, но эта школьная форма… Ах, Шино, что же я упустил в твоем воспитании? Наверху что-то грохнулось, зашуршало, после чего люк вновь открылся.

— Осино-доно, — в проеме показалась голова маленькой шиноби, черный хвост свешивался вниз, вызывая подсознательное желание дернуть за него, — позволено ли мне будет все объяснить?

Кажется, мы поняли ситуацию по-разному.

— Ты должна была сказать "кья-а", — намекнул я.

Отставить учить ребенка плохому! Но, увы, я говорю что думаю, но не думаю что говорю.

— Кья-а.

В исполнении ее безэмоционального чуть хрипловатого голоса звучит, конечно, так, что рука потянулась к телефону, с намерением записать и поставить на рингтон.

— Ты все не так поняла, — брякнул я.

Кивнув, от чего ее прическа взметнулась жидким водопадом черного шелка, она скрылась в своем прибежище. А я зашел в свою комнату, уселся в кресло за рабочим столом и, включив ноутбук, уставился немигающим взглядом на оставленное вчера запоминающее устройство. Проблема в том, что все в мире имеет свою цену. И жизнь ничтожной букашки, и набор кода, посредством устройств ввода-вывода трансформирующийся в зрительные образы и знания. И цену знаний содержащихся в этом накопителе мне объявили. Хочу ли я их настолько, чтобы эту цену принять? Хотя бонусом идет очень и очень красивая девушка. В таком случае мужик не должен сомневаться! Рука уже подхватила предмет размышлений, пальцы отщелкнули крышку…

— Осино-доно, — сопровождая деликатное постукивание голос из-за двери, своей чарующей хрипотцой не оставляющий сомнений в принадлежности одному человеку, — разрешите ли?

— Заходи.

Едва зайдя в мою скромною обитель, девочка… или девушка, что выглядит как девочка, попыталась немедля опуститься на колени.

— Прекрати уже, мозоли натрешь, — пресек я ее попытку.

— Мозоли? — замерла она в полуприседе, напоминающим европейский книксен.

— На полу.

— О, виновата я.

— Не стоит извинений, — величественным, как хотелось надеяться, взмахом своей длани отпустил я ей все прегрешения, — с чем пожаловала?

— С просьбой о прощении своего неподобающего поведения, — виновато опустила она взгляд к полу, продемонстрировав веки, на которых появилось еще по одной красной точке.

— Убивала?

— Следуя воле вашей, ничью жизнь не отнимала.

— Грабила?

— Чужого имущества не касалась.

— Насиловала?

— Э?

— Шутка.

— О.

Тс. Почему телефон всегда далеко, когда он нужен? Подобного удивленного выражения на ее лице я еще не видел.

— Помогаю я розыску преступника в сотрудничестве с хранителями порядка и мэцукэ. Никоим способом сие не побеспокоит вас.

— Хорошо, — кивнул я, покрутил между пальцев флешку и со вздохом положил ее на стол, — можешь продолжать. Потом расскажешь.

Определенно, не стоит зажимать ее свободу воли. Лишь так сможет стать самостоятельной и принимать взвешенные решения, учась на своих и чужих ошибках.

— Исполню с радостью, — в ее голосе послышалось отчетливое облегчение, словно у ребенка, который ожидал порицания за свою шалость, но был прощен.

Так, сегодня еще не делал я зарядки, не принимал душ, не обедал вкусным обедом от Кёко и не ужинал вкусным ужином от неё же. Более никаких планов нет.

— Иди, завтракай, — махнул я рукой, и сам направился к выходу, подавая пример.

Внизу нас ждал стол, накрытый на одного человека поскольку остальные поели, Кёко, раскладывающая вымытую посуду по полкам, и Саёко, сидящую в кресле, прижав ноги к груди, вперив рассеянный взгляд в пространство.

— О чем грустишь, прелесть моя? — спросил я задумавшуюся девушку.

— Еще не твоя, — буркнула она в ответ, скромно не став отказываться от "прелести".

— Обнимашки, — распахнул я объятия, проигнорировав толстый намек, — и печаль твоя уйдет!

— Что?

— Ладно, демонстрирую! Шино, обнимашки!

— Хай!

Зеленоглазая девушка, не успевшая еще сеть на стул, подбежала, ткнулась носом мне в грудную клетку и сжала объятия.

— Хы! — выдохнул я, радуясь, что выше она не достала, ибо затрещали бы тогда мои рёбра, — д-достаточно.

— Хай! — разжав руки и позволив мне вдохнуть теплый и такой ароматный воздух, откликнулась она и ускакала к месту кормления.

— Кёко, обнимашки!

— Да, Осино-сама, — кивнула она с теплой улыбкой.

Подойдя, целомудренно положила ладони мне на грудь, прильнула всем телом, наклонила голову, уткнувшись лбом мне в шею и тихонько вздохнула. Так, кто это там так громко стучит? Соседи затеяли ремонт? Или дорогу напротив дома чинят? Хм-м… а, это мое сердце пытается выломать грудную клетку и ответить на ее объятия.

— Д-достаточно, — расслабил я руки, рефлекторно сжавшиеся у нее на талии.

Да, дыхание тоже перехватило, но по другой причине.

— Да, Осино-сама.

— Всё ясно? — вновь повернулся я к наблюдающей за представлением кендоистке, — Саёко, обнимашки!

— Обойдусь.

— Так, подражательный метод не сработал, — потер я подбородок, — пробуем поощрительный. Кёко, неси печеньки!

— Ты меня дрессируешь что ли?! — вскинулась юная Тодороки, заметив что ее подруга послушно отправилась за вазочкой с выпечкой.

— Тц, — проигнорировал я ее, — предстоит сложная работа!

— Эй!

Но, несмотря на выказываемое возмущение, на лице дрессируемой расплывалась улыбка, вторя тихому смеху Кёко. Женщина — лучший друг человека, и приручается только добрым к ней отношением. Но об этом я, конечно, говорить не стал. Ибо если девушки слышат мудрость сию, то вероятность на мою голову гнев их темной стороны вызвать есть.

Получилось отвлечься от лишних дум только на ежедневной зарядке. Отжимания по подходам с приседаниями для развития силы, мостики, колеса с рандатами да небольшой комплекс драки с тенью для ловкости. Ничего необычного, но освежает и заряжает энергией на весь день. За прошедшее время, как я заметил когда остановился, у моего импровизированного шоу появился зритель.

Саёко, все в том же теплом кимоно да накинутой поверх куртке сидела, поджав ноги, на широкой подушке да прихлебывала чай. Раскланявшись наблюдательнице как циркач закончивший выступление, я подошел, исходя паром на легком морозе и присел рядом на голое дерево.

— Ну как?

— Мой дедушка говорит, — ответила она, смотря в сторону и не позволяя встретить свой взгляд, — если хочешь что-то скрыть — веди себя естественно.

К чему это она? Видя, что я никак не реагирую на ее слова, продолжила:

— Из какого боевого искусства эти ката? Я с рождения жила в доме, где додзё занимает треть здания. И видела очень много мастеров, демонстрирующих свои умения. Да я маваши раньше научилась исполнять, нежели держать палочки. Так что по движениям могу понять хотя бы какой стиль использует человек.

Сомневаюсь, что она видела все боевые искусства, ибо любая уважающая себя секретная служба должна иметь собственную систему боя. Секретную. Хотя мастеров, следующих по пути силы очень и очень много. К примеру, чтобы стать офицером в армии императора, человек должен быть хотя бы продвинутым специалистом в какой либо школе прикладного набивания морды разумным и не очень разумным. И недостатка в командном составе армия, как я заметил, не испытывает. А всё потому, что… как-то так сложилось исторически. Так вот, одной из добродетелей человека, наравне с умом, воспитанием и опрятностью, считается хорошее владение своим телом.

Я промолчал, продолжая размеренно дышать, выгоняя из тела усталость. Но и вопрос ее не звучал настойчиво. Словно она что-то знает и знает, что я о том же знаю.

— Интересно, почему так? — задал я вопрос в воздух ни к кому не обращаясь.

— Традиции, — тихо откликнулась она.

— Традиции? И много ли уделяется внимания этому в воспитании?

— Не так много как основным наукам, что пригодятся в делах, — уставившись расфокусированными взглядом в небо, видневшееся над крышей соседского дома, меланхолично ответила она, — мои братья с утра тратили три часа на тренировки тела и духа, после чего до ужина тренировали мозги. Я смотрела на них, и мне казалось, что делать по тысяче семен-ути в день абсолютно нормально.

Аха. Читал я вчера перед сном историю, заинтересовавшись слегка. Оказалось, что в годах шестисотых прошлого тысячелетия, при попытке объединить острова под одной властью, сегунат Токугава обломал зубы о кланы и семьи, внезапно воспротивившиеся реформам, по одной из которых планировалось разделить всё население на администраторов, военных и гражданских путем конфискации оружия. И как бы пошла история далее, если бы не прибыли европейцы, неизвестно. Новый враг заставил семьи объединиться, не найдя согласия в том, кто достоин вести их в битву, они возвеличили над собой императора Катахито. После тяжелой победы едва не завелось все по новой, если бы не генерал Хидэёси, что предложил ввести еще одно сословие, которому разрешено носить оружие и пользоваться им за верную службу. Цифры и даты схваток между сомневающимися и видящими в этом выгоду заполняли десяток страниц. И, как мы наблюдаем, сторонники данной реформы, видевшие будущее под единой властью, убедили противников в правоте своих убеждений. Методы убеждения понятны из следующих двух страниц о многочисленных казнях, хитрых атаках и вырезаниях сомневающихся вплоть до младенцев. Вот такие вот веские доказательства. Так вот, свободные самураи, в те времена, воюющие то на одной, то на другой стороне, обнаружили, что могут владеть оружием лишь служа в армии или причисляя себя к слугам одного из кланов. Внезапно образовалось множество потерянных людей умеющих и имеющих право зарабатывать себе на хлеб только оружием, поскольку Путь Воина запрещал им работать на земле или торговать. Но опять пришла на помощь чья-то мудрость, и всех таких бродяг раскидали по поселкам и обязали учить граждан владению оружием, боевым искусствам и, в основном, грамоте за небольшую плату, дабы не тратить много времени на обучение новобранцев. Выиграли все, даже бюджет не пострадал, поскольку в дальнейшем бремя платы подобным сидельцам переложили на местных налогоплатильщиков. Хотя, как подозреваю, было в дальнейшем много проблем с народными восстаниями, так как обученный крестьянин с копьем будет опаснее такого же, но не обученного. Но это вынудило всяких дайме аккуратнее обращаться со своими подданными… Выводы, конечно, пришлось делать самому, ибо для местной истории все это абсолютно естественно, и про "если бы иначе" никто не задумывался и соответствующих предположений не строил. Надо бы почитать и про Европу. Наверняка там та еще каша варилась в те века.

— Могу я узнать, каковым будет твой ответ? — сменила она тему, видя, что я не собираюсь отвечать.

— Еще не смотрел.

— Ну что ты еще хочешь? — усталым вздохом сопроводила вопрос девушка, покрутив исходящую паром кружку в руках.

— Ты прекрасно понимаешь, что я не могу довериться тебе всего лишь получив какую-то стороннюю информацию. Ничего не зная о тебе, о мотивах.

Саёко сникла, уронив подбородок на грудь, грустно опустила плечи. Потянулись минуты молчания во время которых никакие мысли в голову мне не лезли, поскольку старательно давил в себе чувство жалости. Стандартные хитрости на мне не работают!

— Хорошо! — сквозь зубы процедила она, тряхнула рукой, пряча ее в простом рукаве кимоно, после чего вытащила из него телефон, — взгляни.

После нескольких манипуляций на маленьком экране появилась фотография мужчины лет тридцати на вид, среднестатистический такой азиат, с намечающимся брюшком, но не пухлый, непримечательный ничем мужчина, я бы сказал.

— Это мой вероятный жених, — продолжила она, — ему тридцать пять. Банкир.

— Я, конечно, более мужественный, красивый, умный…

— Скромный, — ввинтила она фразу.

— Не без того, — согласно кивнул я, и услышал в ответ тихий смешок, ее рука, держащая телефон опустилась, сама она качнулась в мою сторону, прижалась теплым плечом, — у твой семьи не хватает денег?

— Вполне хватает, но лишними они не бывают. Да и не сидеть же мне, ожидая пока найдется подходящий жених, в старых девах.

— А выгода твоей семьи в чем?

— Ну что тебе все объяснять нужно? В благодарности от Тенно. Если кто-то приведет к его престолу старый род, не протягивающий руку, но готовый служить, будет ли он благодарен? Политика. Влияние.

— Знаешь…

Девушка вздрогнула, вероятно своим женским чутьем поняв, что я ей отвечу.

— Постой, — перебила она, — это все не моя игра. Я в ней тоже лишь фигура. Я вижу, что ты сам желаешь прийти и не хочешь видеть рядом сторонней поддержки. А ведь в первую нашу встречу, мне казалось что у тебя нет своей воли…

Вновь усмехнувшись, она опустила голову мне на плечо, уткнувшись макушкой мне в щеку. Чарующий теплый аромат коснулся моего обоняния.

— Я буду всегда за тебя. Буду век тебе верна.

— Только век?

— Ты еще и торгуешься?! — пораженно воскликнула она, — продление условия обсудим через сто лет!

Чертяка языкастая. Почти уболтала! Но почему бы и нет? Впереди еще минимум два года. Успеется и передумать, и принять, и сгладить углы.

— Моя будущая жена хочет увидеть тренировку своего будущего мужа?

— Она будет рада, — церемонно ответила Саёко, выглядящая в этом наряде, словно сошедшая с древней суми-э дева, разве что не хватает заснеженного сада на заднем фоне.

И вообще, не загостилась ли ты, принцесска. Надо бы еще узнать, известно ли ей что-нибудь по тому делу, где мне пришлось взрывать склад и несколько кварталов тащить на себе тяжеленного мужика. Но это позже, чтобы побороть желание забраться под плед нужно двигаться.

— Шино! — гаркнул я в воздух.

— Хай!

Из-за края крыши показалась голова, длинные черные волосы закачались в такт легкому ветерку едва ли не перед моим лицом, заставляя взгляд следить за ними, как кошка за игрушкой.

— Давай смахнемся!

— Осино-доно? — непонимающе откликнулась она, следя за моей рукой, уже тянущейся к ее прическе.

— Тренировка.

— Хай!

Спрыгнув, выйдя в сальто из стойки на руках прямо с края крыши, она мягко приземлилась, выпрямившись, как-то странно дернулась всем телом и замерла, следя за тем как я выхожу и становлюсь напротив. Ох, дурное у меня предчувствие.

Никакой стойки. Расслабленно опущенные руки, видимо начнет с нижних ударов ногами. Рассеянный взгляд, как бы сквозь противника, то есть меня.

— Начали! — громко хлопнула в ладони Саёко.

И Шино сорвалась с места. Обнаружил я её, уже взмывшую вверх в ёко-тоби, а ее пятку в сантиметрах от своего лба. Рука взлетела в блок перехват рефлекторно, тело пошло в уклонение, дабы на выходе добить схваченного за ногу противника. Но нет. Ниндзя слишком суровы, чтобы попасться на такую ловушку. Носочком оттолкнувшись от моей руки, вынуждая меня сделать шаг и поменять опорную ногу, она приземлилась, уже у самой земли переходя в подсечку ногой. Прыжок, с моей стороны, был довольно глупым шагом, но иного выхода не было. Я, видимо, не сосредоточился, да. Поскольку движения девочки мог бы рассмотреть только в замедленной съемке. Следующий кадр был таков — встречающий мое солнечное сплетение удар локтем из позиции гунбу. Который чуть не вбил мое предплечье, инстинктивно выставленное в блоке, в меня же. Однако очухаться не дали. Мимолетное касание, ощущение тяжести на плечах, ещё не успев выпрямиться я рефлекторно рванулся назад, чтобы не оказаться втянутым в захват или не попасться на удар коленом в лицо… и стремительно приближающееся к подбородку девичье колено затянутое в черную ткань. Не знаю как называется этот прием, никогда не пользовался чужими плечами как опорой, но, похоже, она использовала мое ускорение, чтобы подлететь выше и достать. Данг! Искры, звон и мягкая, прохладная земля, почему-то довольно жестко встретившая мою спину.

— Пять секунд! — воскликнула Саёко, почти заглушенная металлическим звоном в ушах. Привкус крови во рту. Он тоже отдает металлом.

— В порядке. Хорошая работа, — выдавил я, шевеля одними губами, спокойно наблюдающей за мной шиноби, — на сегодня все.

Зашел в дом, схватил в холодильнике пакет со льдом и бухнулся на диван. Нда, надо будет побольше с ней тренироваться. Помогает не взлетать слишком высоко самомнению… Что-то захотелось спать.

В тот же день, в тот же час

Двери небольшого кафе на южных окраинах города отворилась, глухо звякнув воздушными колокольчиками и внутрь шагнул невысокий мужчина облаченный в светлый осенний плащ под которым скрывался приличный костюм темных цветов, а голову украшала шляпа под тон плаща, которую он благовоспитанно снял, явив вполне обычно, незапоминающееся лицо. Специалист по этническим признакам признал бы в нем, по некоторым едва заметным деталям внешности, скорее уроженца Центральной Азии, нежели коренного жителя островов, но таковые в то время не наслаждались уютом данного заведения. Мужчина цепким взглядом окинул помещение, подметив присутствие камеры видеонаблюдения только над кассой, отметил приятные и создающие теплое умиротворяющее ощущение элементы интерьера в китайском стиле; драпированные красной бумагой с золотистым рисунком стены, зеленые шелковые перегородки с весело скалящимися тисненными драконами между низкими лакированными столиками да теплыми подушкам, на которых сидели немногочисленные посетители. Улыбчивый пожилой китаец с длинными седыми усами угодливо закланялся, лопоча с сильным акцентом, приветствия и добрые пожелания долгожданному и дорогому посетителю.

— Меня ждут, — ответил мужчина на предложение выбрать понравившееся место и наслаждаться гостеприимством, перекинул из руки в руку тяжелый с виду металлический кейс, и направился к самому дальнему столику, что находился под приглушенным светом одного из бумажных фонарей, во множестве украшавших деревянный потолок.

— Тук-тук, — произнес мужчина, удерживая шляпу в согнутой руке напротив груди, его поза казалась одновременно и расслаблено добродушной и напряженной.

— Кто там? — откликнулся чуть приглушенным голосом сидящая за столиком девушка, невзрачная серая мышка в безразмерном свитере, потертых джинсах и больших очках в роговой оправе на веснушчатом носу, держащая одну руку под столом.

— Это я, почтальон, принес посылку.

Еще несколько коротких фраз слетели с их языков быстрой скороговоркой, и казались абсолютной тарабарщиной.

Наконец, мужчина удовлетворенно кивнул, скинул плащ, повесил его на ближайший крючок, накинул сверху шляпу и, привычным движением, опустился на подушку, поджав ноги под себя. Но держа спину прямой и оставаясь в целом напряженным, словно охотящийся кот. Аккуратно опустил кейс на стол, набрал быструю комбинацию на кодовой панели и щелкнул замками. Раздался писк и тихое шипение, будто воздух торопливо занимал пространство, откуда его когда-то насильно изгнали. Спустя секунду прямоугольная ручная кладь оказалась развернута лицевой стороной к собеседнице, та, нетерпеливым движением схватила за крышку приподняла ее и… аккуратно захлопнула.

— Что это?

— Все как вы заказывали, — степенно ответил мужчина, бросив быстрый взгляд на чемодан, на мгновение в его глазах мелькнуло сомнение, но тут же погасло, — "варенье", "бабушкино"

Последние два слова он произнес совершенно без акцента.

— "Бруснйистное"? — попыталась повторить за ним девушка, но с непривычки лишь сильнее исковеркала.

— "Клюквенное", — отрицательно покачал головой мужчина, капелька пота скользнула по его виску, — выпуск "брусничного" был прекращен.

Несмотря на каменное выражение лица, он, кажется, пребывал в глубочайшем смятении. "Пароль-отзыв верен. Значит это курьер или получатель…Нет, не могли подменить, — проскочила шальная мысль, — я не расставался с грузом ни на секунду. Тем более с таким". Однако девушка позволила своему лицу отобразить глубочайшее сомнение в его профессионализме. "Мне хана", — подумал мужчина.

— Почему, блджад, там контейнер с надписью бап-тридцать-шесть дробь двенадцать?

"ВАР, вообще-то. Но все остальное верно. — Вздохнул про себя мужчина, успокаиваясь. — Блджад? А, транслитерация… Должно быть ей передали устаревшие или иностранные маркировки этого товара".

Девушка явно ожидала чего-то иного. После того, довольно поспешного заказа, поискала информацию по данному запросу. Ссылок было немного. И отсылались они, в основном, на довольно скрытную, в своей внутренней политике, Российскую Империю. Учитывая общую закрытость мировой Сети, разграниченной странами своими сетевыми экранами, даже эти крупицы информации ей удалось найти лишь благодаря своим навыкам эксперта торговца информации. Из одного китайского форума она узнала, что варенье — жутко сладкое или приятно кислое, бывает даже горьковатое или содержащее алкоголь, национальное блюдо, сродни джемам. Вторые получили достаточно широкое распространение благодаря несколько агрессивной политике насаждения своей культуры Британской Империей в своих колониях, что проводилась до самого ее упадка. Потому она слегка поразилась цене, словно это блюдо собирались спереть у генерала службы безопасности означенной в начале страны и прямо со стола.

Мужчина чуть склонился, оглянулся, дабы убедится в отсутствии лишних ушей, и подтвердил.

— Это запрошенное боевое отравляющее вещество, производства научно исследовательского института химических продуктов имени Бабушкина. Кодовое название "клюква". По эффективности превосходит "бруснику". Всё указано в сопроводительных документах.

"Что же, этой штукой точно мазаться не стоит. — Задумалась девушка. — Но можно кое-кому продать. Выгодно".

Достав из кармана маленький кусок безликого пластика, она быстрым движением отправила его по столу, на противоположном конце которого он оказался схвачен мозолистыми пальцами и исчез во внутреннем кармане пиджака. Столь быстро, что даже в замедленной съемке никто бы ничего не разглядел.

— Просили передать устную просьбу, — опираясь руками на стол, готовясь встать, добавил мужчина, — сообщите, пожалуйста, о месте и времени применения данной посылки. За отдельную плату, разумеется.

Можно получить даже больше выгоды, — подумала девушка, кивнув с легкой улыбкой на бледных губах. Мужчина, удовлетворенный выполненной работой, ушел, а девушка кинула пару крупных купюр на стол и поднялась спустя пару минут. Возникший у столика китаец, словно джин и восточных сказок, поинтересовался не желает ли что юная прекрасная дева своей китайской скороговоркой.

— Как всегда, дедуля Чен, — ответила та, направляясь к выходу с металлическим кейсом в руках.

В след ей донеслось, что дедуля Чен сегодня никого не видел, был глух, спал и вообще у него маразм.

Разбудил меня тихий перезвон. Нет, не головного мозга. Его нет. И слегка мокрое ощущение на подбородке, к которому я прижимал, засыпая, пакетик со льдом. Убрав локоть, сгибом которого, по старой привычке, закрывал глаза при дневном сне, я оглянулся. Неугомонная девушка была все еще здесь, хотя уже успела облачиться во вчерашний спортивный костюм. Сидя в кресле, что, похоже, успела облюбовать, держа в руках гитару; старую, потертую, с потускневшим лаком, но кажется, от того более дорогую кому-то. Обладающую своим неповторимым звучанием, почти живую. Логично предположить, что раз ни я, ни Шино подобным инструментом не обладаем, принадлежит он маленькой служанке, замершей, облокотившись на диван, и прикрыв глаза внимающей звону струн. Маленькая ниндзя, кстати, сидела рядом, положив подбородок на сложенные руки и смотря на меня немигающим кошачьим взглядом. Я чуть улыбнулся ей, одними уголками губ. Эту улыбку испортить еще не удавалось. Надеюсь, успокаивающе.

Немного грустная песня и сильный глубокий голос поглощали, заставляли вспомнить что-то теплое из давно минувших дней, отложить заботы, и просто внимать словам и приятному перебору.

Я и не заметил, забывшись и потерявшись в ручейке звука, как песня закончилась, задрожали в последний раз струны и тихо скрипнули пальцы по деке.

— Зайди завтра, после уроков, в клуб кендо, — тихо произнесла Саёко, скользнув мимо и, попрощавшись с Кёко, закрыла за собой дверь.

Вот так вот и оказалось, что проведя свои выходные достаточно полезно, я оказался идущим, после уроков, в кабинет студенческого самоуправления, доказав, что я Крут! Всего лишь проведя поединок с капитаном команды кендоистов. Интересно, что мне скажут?

------------------