Итак, сегодня воскресенье знаменующее конец моей тяжелой недели с несколько странной субботой, принесшей мне первое, в этой жизни, признание, скорее предложение, от красивой девушки. Предложение связать с ней свою жизнь. Не самое плохое, надо признать. И будь у меня меньше подозрений на ее счет хотя бы на десять процентов, то немедля ответил на него согласием. Однако я все еще думаю. И кусочек пластика и кремния все еще лежит возле ноутбука, ибо я так и не решился вчера его открыть. Некоторые флешки, они как шкатулка Пандоры. И нет, я не нерешительный! Я осторожный. За все нужно платить, а некоторая информация стоит литра четыре человеческой крови. Естественно, крови того, кто эту информацию передал. За ту же информацию могут и заплатить получившему ее. Несколькими граммами свинца. Вот такие вот дела. И нет, я не думаю, что Саёко хочет меня подставить. Хотела бы — подставила. Она умная девушка, и от того весьма опасна. Есть древняя мудрость, что умных противников нужно держать близко. И её я бы согласился держать как можно ближе, и держать во многих позах… Так, что-то с утра меня заносит. Гормоны.
Да, утренние гормоны не сказываются положительно на способность размышлять. Особенно когда цель размышления сидит напротив, завтракает неторопливо, да сонно хлопает длинными ресницами, одетая лишь в домашнее кимоно, одолженное, очевидно, ее подругой. Мой взгляд периодически отрывался от великолепно, как по виду так и по вкусу, исполненным мисо супу да рису с рыбой, и скользил к чуть распахнувшемуся вороту, открывающему волнительный в своей естественности вид на ложбинку между упругих девичьих прелестей, к грациозному изгибу шеи, к разметавшимся по плечам темным, гладким волосам, к чуть припухшим, словно от долгих поцелуев, губам… И насчет последнего — если бы не знал, что ночевала юная кендоистка в отдельной гостевой комнате, то подумал бы про нее и Кёко всякое. Но не буду давать своему испорченному воображению волю. Хм-м. Нет, я сказал!
Почти слыша как скрипят глазные мышцы, я перевел свой взор на смиренно ждущую неподалеку Кёко, выглядящую как всегда бодро и свежо, да спросил:
— Шино уже позавтракала?
— Нет, — отрицательно покачала та головой, — Шино-тя… гхм… Нагаи-сан еще не спускалась.
О, вот такого момента, когда, ошибившись, ее щечки мило розовеют, я еще не заставал. Но мне нравится. А то временами ловлю себя на мысли, что она похожа на робота для кормления, причесывания и курощения двух неприкаянных душ.
Залпом допив чай, я со стуком опустил кружку на стол, быстро пробормотал "спасибозаеду" и пошел проведать того-о-ком-упоминали.
Решив подождать со стрессом, не стал брать вчера меч, дабы не просыпаться ночью в холодном поту, да не шарить по простыни, в надежде не обнаружить там характерных для столь ужасных снов пятен. С другой стороны, подозрителен и тот момент, что я видел пока эта девочка посапывала у меня на коленях. Может, вместо острой железки, взять к себе в кровать эту суровую милаху? Нет, не с той целью о которой можно подумать, услышав эту фразу. Это как с плюшевым медведем. Да. Никто же не обвиняет людей, спящих в обнимку с плюшевым медведем, в зоофилии. А если плюшевый медвежонок? Это же зоопедофилия! Но меня занесло. Видимо еще не проснулся.
— Шино, — подал я голос, подняв крышку люка ведущую на чердак, — ты туу-уу…
Да, зрелище представшее моему взору, было довольно своеобразным. Стоящая посреди комнаты девушка в одном нижнем белье, застывшая как цапля, на одной ноге, натягивая домашние брюки с чуть расширившимися в удивлении зелеными глазами, как у застигнутой на столе кошки; а вокруг разбросана школьная форма. Другой школы. Да и нижнее белье, довольно простенькое светлых тонов, не единственное, что украшало ее тело, левую руку, до плеча, оплетал какой-то широкий черный ремень, правую украшали пристегнутые ножны с памятным танто, а бледную, гладкую кожу бедер сжимали широкие ремешки с чем-то тоже опасным.
— Позже зайду, — хлопнул я крышкой люка и скатился по приставной лестнице.
Утро фансервиса! Нет, все что нужно я уже видел в памятный вечер помывки, хотя сейчас, откормленная, она более напоминала почти взрослого детеныша человека, нежели в тот день, но эта школьная форма… Ах, Шино, что же я упустил в твоем воспитании? Наверху что-то грохнулось, зашуршало, после чего люк вновь открылся.
— Осино-доно, — в проеме показалась голова маленькой шиноби, черный хвост свешивался вниз, вызывая подсознательное желание дернуть за него, — позволено ли мне будет все объяснить?
Кажется, мы поняли ситуацию по-разному.
— Ты должна была сказать "кья-а", — намекнул я.
Отставить учить ребенка плохому! Но, увы, я говорю что думаю, но не думаю что говорю.
— Кья-а.
В исполнении ее безэмоционального чуть хрипловатого голоса звучит, конечно, так, что рука потянулась к телефону, с намерением записать и поставить на рингтон.
— Ты все не так поняла, — брякнул я.
Кивнув, от чего ее прическа взметнулась жидким водопадом черного шелка, она скрылась в своем прибежище. А я зашел в свою комнату, уселся в кресло за рабочим столом и, включив ноутбук, уставился немигающим взглядом на оставленное вчера запоминающее устройство. Проблема в том, что все в мире имеет свою цену. И жизнь ничтожной букашки, и набор кода, посредством устройств ввода-вывода трансформирующийся в зрительные образы и знания. И цену знаний содержащихся в этом накопителе мне объявили. Хочу ли я их настолько, чтобы эту цену принять? Хотя бонусом идет очень и очень красивая девушка. В таком случае мужик не должен сомневаться! Рука уже подхватила предмет размышлений, пальцы отщелкнули крышку…
— Осино-доно, — сопровождая деликатное постукивание голос из-за двери, своей чарующей хрипотцой не оставляющий сомнений в принадлежности одному человеку, — разрешите ли?
— Заходи.
Едва зайдя в мою скромною обитель, девочка… или девушка, что выглядит как девочка, попыталась немедля опуститься на колени.
— Прекрати уже, мозоли натрешь, — пресек я ее попытку.
— Мозоли? — замерла она в полуприседе, напоминающим европейский книксен.
— На полу.
— О, виновата я.
— Не стоит извинений, — величественным, как хотелось надеяться, взмахом своей длани отпустил я ей все прегрешения, — с чем пожаловала?
— С просьбой о прощении своего неподобающего поведения, — виновато опустила она взгляд к полу, продемонстрировав веки, на которых появилось еще по одной красной точке.
— Убивала?
— Следуя воле вашей, ничью жизнь не отнимала.
— Грабила?
— Чужого имущества не касалась.
— Насиловала?
— Э?
— Шутка.
— О.
Тс. Почему телефон всегда далеко, когда он нужен? Подобного удивленного выражения на ее лице я еще не видел.
— Помогаю я розыску преступника в сотрудничестве с хранителями порядка и мэцукэ. Никоим способом сие не побеспокоит вас.
— Хорошо, — кивнул я, покрутил между пальцев флешку и со вздохом положил ее на стол, — можешь продолжать. Потом расскажешь.
Определенно, не стоит зажимать ее свободу воли. Лишь так сможет стать самостоятельной и принимать взвешенные решения, учась на своих и чужих ошибках.
— Исполню с радостью, — в ее голосе послышалось отчетливое облегчение, словно у ребенка, который ожидал порицания за свою шалость, но был прощен.
Так, сегодня еще не делал я зарядки, не принимал душ, не обедал вкусным обедом от Кёко и не ужинал вкусным ужином от неё же. Более никаких планов нет.
— Иди, завтракай, — махнул я рукой, и сам направился к выходу, подавая пример.
Внизу нас ждал стол, накрытый на одного человека поскольку остальные поели, Кёко, раскладывающая вымытую посуду по полкам, и Саёко, сидящую в кресле, прижав ноги к груди, вперив рассеянный взгляд в пространство.
— О чем грустишь, прелесть моя? — спросил я задумавшуюся девушку.
— Еще не твоя, — буркнула она в ответ, скромно не став отказываться от "прелести".
— Обнимашки, — распахнул я объятия, проигнорировав толстый намек, — и печаль твоя уйдет!
— Что?
— Ладно, демонстрирую! Шино, обнимашки!
— Хай!
Зеленоглазая девушка, не успевшая еще сеть на стул, подбежала, ткнулась носом мне в грудную клетку и сжала объятия.
— Хы! — выдохнул я, радуясь, что выше она не достала, ибо затрещали бы тогда мои рёбра, — д-достаточно.
— Хай! — разжав руки и позволив мне вдохнуть теплый и такой ароматный воздух, откликнулась она и ускакала к месту кормления.
— Кёко, обнимашки!
— Да, Осино-сама, — кивнула она с теплой улыбкой.
Подойдя, целомудренно положила ладони мне на грудь, прильнула всем телом, наклонила голову, уткнувшись лбом мне в шею и тихонько вздохнула. Так, кто это там так громко стучит? Соседи затеяли ремонт? Или дорогу напротив дома чинят? Хм-м… а, это мое сердце пытается выломать грудную клетку и ответить на ее объятия.
— Д-достаточно, — расслабил я руки, рефлекторно сжавшиеся у нее на талии.
Да, дыхание тоже перехватило, но по другой причине.
— Да, Осино-сама.
— Всё ясно? — вновь повернулся я к наблюдающей за представлением кендоистке, — Саёко, обнимашки!
— Обойдусь.
— Так, подражательный метод не сработал, — потер я подбородок, — пробуем поощрительный. Кёко, неси печеньки!
— Ты меня дрессируешь что ли?! — вскинулась юная Тодороки, заметив что ее подруга послушно отправилась за вазочкой с выпечкой.
— Тц, — проигнорировал я ее, — предстоит сложная работа!
— Эй!
Но, несмотря на выказываемое возмущение, на лице дрессируемой расплывалась улыбка, вторя тихому смеху Кёко. Женщина — лучший друг человека, и приручается только добрым к ней отношением. Но об этом я, конечно, говорить не стал. Ибо если девушки слышат мудрость сию, то вероятность на мою голову гнев их темной стороны вызвать есть.
Получилось отвлечься от лишних дум только на ежедневной зарядке. Отжимания по подходам с приседаниями для развития силы, мостики, колеса с рандатами да небольшой комплекс драки с тенью для ловкости. Ничего необычного, но освежает и заряжает энергией на весь день. За прошедшее время, как я заметил когда остановился, у моего импровизированного шоу появился зритель.
Саёко, все в том же теплом кимоно да накинутой поверх куртке сидела, поджав ноги, на широкой подушке да прихлебывала чай. Раскланявшись наблюдательнице как циркач закончивший выступление, я подошел, исходя паром на легком морозе и присел рядом на голое дерево.
— Ну как?
— Мой дедушка говорит, — ответила она, смотря в сторону и не позволяя встретить свой взгляд, — если хочешь что-то скрыть — веди себя естественно.
К чему это она? Видя, что я никак не реагирую на ее слова, продолжила:
— Из какого боевого искусства эти ката? Я с рождения жила в доме, где додзё занимает треть здания. И видела очень много мастеров, демонстрирующих свои умения. Да я маваши раньше научилась исполнять, нежели держать палочки. Так что по движениям могу понять хотя бы какой стиль использует человек.
Сомневаюсь, что она видела все боевые искусства, ибо любая уважающая себя секретная служба должна иметь собственную систему боя. Секретную. Хотя мастеров, следующих по пути силы очень и очень много. К примеру, чтобы стать офицером в армии императора, человек должен быть хотя бы продвинутым специалистом в какой либо школе прикладного набивания морды разумным и не очень разумным. И недостатка в командном составе армия, как я заметил, не испытывает. А всё потому, что… как-то так сложилось исторически. Так вот, одной из добродетелей человека, наравне с умом, воспитанием и опрятностью, считается хорошее владение своим телом.
Я промолчал, продолжая размеренно дышать, выгоняя из тела усталость. Но и вопрос ее не звучал настойчиво. Словно она что-то знает и знает, что я о том же знаю.
— Интересно, почему так? — задал я вопрос в воздух ни к кому не обращаясь.
— Традиции, — тихо откликнулась она.
— Традиции? И много ли уделяется внимания этому в воспитании?
— Не так много как основным наукам, что пригодятся в делах, — уставившись расфокусированными взглядом в небо, видневшееся над крышей соседского дома, меланхолично ответила она, — мои братья с утра тратили три часа на тренировки тела и духа, после чего до ужина тренировали мозги. Я смотрела на них, и мне казалось, что делать по тысяче семен-ути в день абсолютно нормально.
Аха. Читал я вчера перед сном историю, заинтересовавшись слегка. Оказалось, что в годах шестисотых прошлого тысячелетия, при попытке объединить острова под одной властью, сегунат Токугава обломал зубы о кланы и семьи, внезапно воспротивившиеся реформам, по одной из которых планировалось разделить всё население на администраторов, военных и гражданских путем конфискации оружия. И как бы пошла история далее, если бы не прибыли европейцы, неизвестно. Новый враг заставил семьи объединиться, не найдя согласия в том, кто достоин вести их в битву, они возвеличили над собой императора Катахито. После тяжелой победы едва не завелось все по новой, если бы не генерал Хидэёси, что предложил ввести еще одно сословие, которому разрешено носить оружие и пользоваться им за верную службу. Цифры и даты схваток между сомневающимися и видящими в этом выгоду заполняли десяток страниц. И, как мы наблюдаем, сторонники данной реформы, видевшие будущее под единой властью, убедили противников в правоте своих убеждений. Методы убеждения понятны из следующих двух страниц о многочисленных казнях, хитрых атаках и вырезаниях сомневающихся вплоть до младенцев. Вот такие вот веские доказательства. Так вот, свободные самураи, в те времена, воюющие то на одной, то на другой стороне, обнаружили, что могут владеть оружием лишь служа в армии или причисляя себя к слугам одного из кланов. Внезапно образовалось множество потерянных людей умеющих и имеющих право зарабатывать себе на хлеб только оружием, поскольку Путь Воина запрещал им работать на земле или торговать. Но опять пришла на помощь чья-то мудрость, и всех таких бродяг раскидали по поселкам и обязали учить граждан владению оружием, боевым искусствам и, в основном, грамоте за небольшую плату, дабы не тратить много времени на обучение новобранцев. Выиграли все, даже бюджет не пострадал, поскольку в дальнейшем бремя платы подобным сидельцам переложили на местных налогоплатильщиков. Хотя, как подозреваю, было в дальнейшем много проблем с народными восстаниями, так как обученный крестьянин с копьем будет опаснее такого же, но не обученного. Но это вынудило всяких дайме аккуратнее обращаться со своими подданными… Выводы, конечно, пришлось делать самому, ибо для местной истории все это абсолютно естественно, и про "если бы иначе" никто не задумывался и соответствующих предположений не строил. Надо бы почитать и про Европу. Наверняка там та еще каша варилась в те века.
— Могу я узнать, каковым будет твой ответ? — сменила она тему, видя, что я не собираюсь отвечать.
— Еще не смотрел.
— Ну что ты еще хочешь? — усталым вздохом сопроводила вопрос девушка, покрутив исходящую паром кружку в руках.
— Ты прекрасно понимаешь, что я не могу довериться тебе всего лишь получив какую-то стороннюю информацию. Ничего не зная о тебе, о мотивах.
Саёко сникла, уронив подбородок на грудь, грустно опустила плечи. Потянулись минуты молчания во время которых никакие мысли в голову мне не лезли, поскольку старательно давил в себе чувство жалости. Стандартные хитрости на мне не работают!
— Хорошо! — сквозь зубы процедила она, тряхнула рукой, пряча ее в простом рукаве кимоно, после чего вытащила из него телефон, — взгляни.
После нескольких манипуляций на маленьком экране появилась фотография мужчины лет тридцати на вид, среднестатистический такой азиат, с намечающимся брюшком, но не пухлый, непримечательный ничем мужчина, я бы сказал.
— Это мой вероятный жених, — продолжила она, — ему тридцать пять. Банкир.
— Я, конечно, более мужественный, красивый, умный…
— Скромный, — ввинтила она фразу.
— Не без того, — согласно кивнул я, и услышал в ответ тихий смешок, ее рука, держащая телефон опустилась, сама она качнулась в мою сторону, прижалась теплым плечом, — у твой семьи не хватает денег?
— Вполне хватает, но лишними они не бывают. Да и не сидеть же мне, ожидая пока найдется подходящий жених, в старых девах.
— А выгода твоей семьи в чем?
— Ну что тебе все объяснять нужно? В благодарности от Тенно. Если кто-то приведет к его престолу старый род, не протягивающий руку, но готовый служить, будет ли он благодарен? Политика. Влияние.
— Знаешь…
Девушка вздрогнула, вероятно своим женским чутьем поняв, что я ей отвечу.
— Постой, — перебила она, — это все не моя игра. Я в ней тоже лишь фигура. Я вижу, что ты сам желаешь прийти и не хочешь видеть рядом сторонней поддержки. А ведь в первую нашу встречу, мне казалось что у тебя нет своей воли…
Вновь усмехнувшись, она опустила голову мне на плечо, уткнувшись макушкой мне в щеку. Чарующий теплый аромат коснулся моего обоняния.
— Я буду всегда за тебя. Буду век тебе верна.
— Только век?
— Ты еще и торгуешься?! — пораженно воскликнула она, — продление условия обсудим через сто лет!
Чертяка языкастая. Почти уболтала! Но почему бы и нет? Впереди еще минимум два года. Успеется и передумать, и принять, и сгладить углы.
— Моя будущая жена хочет увидеть тренировку своего будущего мужа?
— Она будет рада, — церемонно ответила Саёко, выглядящая в этом наряде, словно сошедшая с древней суми-э дева, разве что не хватает заснеженного сада на заднем фоне.
И вообще, не загостилась ли ты, принцесска. Надо бы еще узнать, известно ли ей что-нибудь по тому делу, где мне пришлось взрывать склад и несколько кварталов тащить на себе тяжеленного мужика. Но это позже, чтобы побороть желание забраться под плед нужно двигаться.
— Шино! — гаркнул я в воздух.
— Хай!
Из-за края крыши показалась голова, длинные черные волосы закачались в такт легкому ветерку едва ли не перед моим лицом, заставляя взгляд следить за ними, как кошка за игрушкой.
— Давай смахнемся!
— Осино-доно? — непонимающе откликнулась она, следя за моей рукой, уже тянущейся к ее прическе.
— Тренировка.
— Хай!
Спрыгнув, выйдя в сальто из стойки на руках прямо с края крыши, она мягко приземлилась, выпрямившись, как-то странно дернулась всем телом и замерла, следя за тем как я выхожу и становлюсь напротив. Ох, дурное у меня предчувствие.
Никакой стойки. Расслабленно опущенные руки, видимо начнет с нижних ударов ногами. Рассеянный взгляд, как бы сквозь противника, то есть меня.
— Начали! — громко хлопнула в ладони Саёко.
И Шино сорвалась с места. Обнаружил я её, уже взмывшую вверх в ёко-тоби, а ее пятку в сантиметрах от своего лба. Рука взлетела в блок перехват рефлекторно, тело пошло в уклонение, дабы на выходе добить схваченного за ногу противника. Но нет. Ниндзя слишком суровы, чтобы попасться на такую ловушку. Носочком оттолкнувшись от моей руки, вынуждая меня сделать шаг и поменять опорную ногу, она приземлилась, уже у самой земли переходя в подсечку ногой. Прыжок, с моей стороны, был довольно глупым шагом, но иного выхода не было. Я, видимо, не сосредоточился, да. Поскольку движения девочки мог бы рассмотреть только в замедленной съемке. Следующий кадр был таков — встречающий мое солнечное сплетение удар локтем из позиции гунбу. Который чуть не вбил мое предплечье, инстинктивно выставленное в блоке, в меня же. Однако очухаться не дали. Мимолетное касание, ощущение тяжести на плечах, ещё не успев выпрямиться я рефлекторно рванулся назад, чтобы не оказаться втянутым в захват или не попасться на удар коленом в лицо… и стремительно приближающееся к подбородку девичье колено затянутое в черную ткань. Не знаю как называется этот прием, никогда не пользовался чужими плечами как опорой, но, похоже, она использовала мое ускорение, чтобы подлететь выше и достать. Данг! Искры, звон и мягкая, прохладная земля, почему-то довольно жестко встретившая мою спину.
— Пять секунд! — воскликнула Саёко, почти заглушенная металлическим звоном в ушах. Привкус крови во рту. Он тоже отдает металлом.
— В порядке. Хорошая работа, — выдавил я, шевеля одними губами, спокойно наблюдающей за мной шиноби, — на сегодня все.
Зашел в дом, схватил в холодильнике пакет со льдом и бухнулся на диван. Нда, надо будет побольше с ней тренироваться. Помогает не взлетать слишком высоко самомнению… Что-то захотелось спать.
В тот же день, в тот же час
Двери небольшого кафе на южных окраинах города отворилась, глухо звякнув воздушными колокольчиками и внутрь шагнул невысокий мужчина облаченный в светлый осенний плащ под которым скрывался приличный костюм темных цветов, а голову украшала шляпа под тон плаща, которую он благовоспитанно снял, явив вполне обычно, незапоминающееся лицо. Специалист по этническим признакам признал бы в нем, по некоторым едва заметным деталям внешности, скорее уроженца Центральной Азии, нежели коренного жителя островов, но таковые в то время не наслаждались уютом данного заведения. Мужчина цепким взглядом окинул помещение, подметив присутствие камеры видеонаблюдения только над кассой, отметил приятные и создающие теплое умиротворяющее ощущение элементы интерьера в китайском стиле; драпированные красной бумагой с золотистым рисунком стены, зеленые шелковые перегородки с весело скалящимися тисненными драконами между низкими лакированными столиками да теплыми подушкам, на которых сидели немногочисленные посетители. Улыбчивый пожилой китаец с длинными седыми усами угодливо закланялся, лопоча с сильным акцентом, приветствия и добрые пожелания долгожданному и дорогому посетителю.
— Меня ждут, — ответил мужчина на предложение выбрать понравившееся место и наслаждаться гостеприимством, перекинул из руки в руку тяжелый с виду металлический кейс, и направился к самому дальнему столику, что находился под приглушенным светом одного из бумажных фонарей, во множестве украшавших деревянный потолок.
— Тук-тук, — произнес мужчина, удерживая шляпу в согнутой руке напротив груди, его поза казалась одновременно и расслаблено добродушной и напряженной.
— Кто там? — откликнулся чуть приглушенным голосом сидящая за столиком девушка, невзрачная серая мышка в безразмерном свитере, потертых джинсах и больших очках в роговой оправе на веснушчатом носу, держащая одну руку под столом.
— Это я, почтальон, принес посылку.
Еще несколько коротких фраз слетели с их языков быстрой скороговоркой, и казались абсолютной тарабарщиной.
Наконец, мужчина удовлетворенно кивнул, скинул плащ, повесил его на ближайший крючок, накинул сверху шляпу и, привычным движением, опустился на подушку, поджав ноги под себя. Но держа спину прямой и оставаясь в целом напряженным, словно охотящийся кот. Аккуратно опустил кейс на стол, набрал быструю комбинацию на кодовой панели и щелкнул замками. Раздался писк и тихое шипение, будто воздух торопливо занимал пространство, откуда его когда-то насильно изгнали. Спустя секунду прямоугольная ручная кладь оказалась развернута лицевой стороной к собеседнице, та, нетерпеливым движением схватила за крышку приподняла ее и… аккуратно захлопнула.
— Что это?
— Все как вы заказывали, — степенно ответил мужчина, бросив быстрый взгляд на чемодан, на мгновение в его глазах мелькнуло сомнение, но тут же погасло, — "варенье", "бабушкино"
Последние два слова он произнес совершенно без акцента.
— "Бруснйистное"? — попыталась повторить за ним девушка, но с непривычки лишь сильнее исковеркала.
— "Клюквенное", — отрицательно покачал головой мужчина, капелька пота скользнула по его виску, — выпуск "брусничного" был прекращен.
Несмотря на каменное выражение лица, он, кажется, пребывал в глубочайшем смятении. "Пароль-отзыв верен. Значит это курьер или получатель…Нет, не могли подменить, — проскочила шальная мысль, — я не расставался с грузом ни на секунду. Тем более с таким". Однако девушка позволила своему лицу отобразить глубочайшее сомнение в его профессионализме. "Мне хана", — подумал мужчина.
— Почему, блджад, там контейнер с надписью бап-тридцать-шесть дробь двенадцать?
"ВАР, вообще-то. Но все остальное верно. — Вздохнул про себя мужчина, успокаиваясь. — Блджад? А, транслитерация… Должно быть ей передали устаревшие или иностранные маркировки этого товара".
Девушка явно ожидала чего-то иного. После того, довольно поспешного заказа, поискала информацию по данному запросу. Ссылок было немного. И отсылались они, в основном, на довольно скрытную, в своей внутренней политике, Российскую Империю. Учитывая общую закрытость мировой Сети, разграниченной странами своими сетевыми экранами, даже эти крупицы информации ей удалось найти лишь благодаря своим навыкам эксперта торговца информации. Из одного китайского форума она узнала, что варенье — жутко сладкое или приятно кислое, бывает даже горьковатое или содержащее алкоголь, национальное блюдо, сродни джемам. Вторые получили достаточно широкое распространение благодаря несколько агрессивной политике насаждения своей культуры Британской Империей в своих колониях, что проводилась до самого ее упадка. Потому она слегка поразилась цене, словно это блюдо собирались спереть у генерала службы безопасности означенной в начале страны и прямо со стола.
Мужчина чуть склонился, оглянулся, дабы убедится в отсутствии лишних ушей, и подтвердил.
— Это запрошенное боевое отравляющее вещество, производства научно исследовательского института химических продуктов имени Бабушкина. Кодовое название "клюква". По эффективности превосходит "бруснику". Всё указано в сопроводительных документах.
"Что же, этой штукой точно мазаться не стоит. — Задумалась девушка. — Но можно кое-кому продать. Выгодно".
Достав из кармана маленький кусок безликого пластика, она быстрым движением отправила его по столу, на противоположном конце которого он оказался схвачен мозолистыми пальцами и исчез во внутреннем кармане пиджака. Столь быстро, что даже в замедленной съемке никто бы ничего не разглядел.
— Просили передать устную просьбу, — опираясь руками на стол, готовясь встать, добавил мужчина, — сообщите, пожалуйста, о месте и времени применения данной посылки. За отдельную плату, разумеется.
Можно получить даже больше выгоды, — подумала девушка, кивнув с легкой улыбкой на бледных губах. Мужчина, удовлетворенный выполненной работой, ушел, а девушка кинула пару крупных купюр на стол и поднялась спустя пару минут. Возникший у столика китаец, словно джин и восточных сказок, поинтересовался не желает ли что юная прекрасная дева своей китайской скороговоркой.
— Как всегда, дедуля Чен, — ответила та, направляясь к выходу с металлическим кейсом в руках.
В след ей донеслось, что дедуля Чен сегодня никого не видел, был глух, спал и вообще у него маразм.
Разбудил меня тихий перезвон. Нет, не головного мозга. Его нет. И слегка мокрое ощущение на подбородке, к которому я прижимал, засыпая, пакетик со льдом. Убрав локоть, сгибом которого, по старой привычке, закрывал глаза при дневном сне, я оглянулся. Неугомонная девушка была все еще здесь, хотя уже успела облачиться во вчерашний спортивный костюм. Сидя в кресле, что, похоже, успела облюбовать, держа в руках гитару; старую, потертую, с потускневшим лаком, но кажется, от того более дорогую кому-то. Обладающую своим неповторимым звучанием, почти живую. Логично предположить, что раз ни я, ни Шино подобным инструментом не обладаем, принадлежит он маленькой служанке, замершей, облокотившись на диван, и прикрыв глаза внимающей звону струн. Маленькая ниндзя, кстати, сидела рядом, положив подбородок на сложенные руки и смотря на меня немигающим кошачьим взглядом. Я чуть улыбнулся ей, одними уголками губ. Эту улыбку испортить еще не удавалось. Надеюсь, успокаивающе.
Немного грустная песня и сильный глубокий голос поглощали, заставляли вспомнить что-то теплое из давно минувших дней, отложить заботы, и просто внимать словам и приятному перебору.
Я и не заметил, забывшись и потерявшись в ручейке звука, как песня закончилась, задрожали в последний раз струны и тихо скрипнули пальцы по деке.
— Зайди завтра, после уроков, в клуб кендо, — тихо произнесла Саёко, скользнув мимо и, попрощавшись с Кёко, закрыла за собой дверь.
Вот так вот и оказалось, что проведя свои выходные достаточно полезно, я оказался идущим, после уроков, в кабинет студенческого самоуправления, доказав, что я Крут! Всего лишь проведя поединок с капитаном команды кендоистов. Интересно, что мне скажут?
------------------