Лишь когда мы начали творить заклятие, Имир понял ошибку, но и тогда он не сразу поверил в мое предательство. Мгновений его растерянности хватило нам возвести вокруг него кокон застывшей Силы, но Сила Имира была больше нашей. Он вступил в схватку и убил Алькума, пока я продолжала творить заклятие. Я вплела в него Силу своей души и кровь своего сердца. Все, что было во мне, Сила, любовь и сердцебиение, стало коконом, а я осталась лишь оболочкой. Когда Имир увидел, что, разорвав кокон, он убьет меня, он позволил мне завершить заклятие. Так вышло, что прорицание сбылось и любовь ко мне стала погибелью Имиру, которого не могли погубить ни боги, ни демоны. Я слышала, как он просит меня остановиться и выпустить его, до конца. Последними его словами были слова любви. Потом я закончила творить его тюрьму. Уходя, я обрушила потолок подземелья, чтобы никто никогда не нашел его. Так я отомстила за отца, Таяна, Саруба, Херуна и Алькума, а также за всех убитых ради крови и ради Силы.

Через час я призвала в покои Имира всех магов и сообщила, что его больше нет. Тогда раскрылись двери и вошли Непокорные вместе со стражей, действующей по моему приказу. Покои Имира защищены заклятием, так что никто не может применить в них Силу, кроме него самого. Маги оказались беспомощны и умерли все до одного. В благодарность за мои заслуги Непокорные сохранили мне жизнь, но я возвращаю им этот дар. Мое сердце тоскует по Имиру, жизнь без него кажется мне стезею мучений. В смерти я обрету успокоение.

Если когда-нибудь люди забудут эту повесть или по злым намерениям раскопают подземелье, Имир все равно не получит свободы. В заклятие вплетены моя кровь и мой дух. Я единственная, кто способен его разрушить. На рассвете я умру, и тогда никто не сможет освободить его.

Такова подлинная история моей жизни. Я, Элетия, записала ее в первый день нового века. Да будет он благословенным для всех свободных людей, и да сгинет в нем любое зло так же, как сгинуло оно сегодня. Во имя Молчащих богов.

«В день своей свадьбы девица Самурхиль затмевала красотою солнце и звезды» – так запишут сегодня летописцы, не упустив случая польстить внучке Синего энса, которая еще недавно считалась будущей главной летописицей, как почти все главы Дома Самурхиль с незапамятных времен. Если хватит смелости, там же укажут, что, в отличие от Иарры, новая энса к семейному занятию вполне равнодушна, книжной пыли предпочитает залы приемов, а изречениям давно умерших – возможность производить впечатление на живых. Что небрежность в управлении Домом уже начала давать плоды, и… впрочем, к чему эти мысли? Никто не пишет плохо об энсах при их жизни. Безнаказанно ругать позволено лишь мертвых.

Сегодняшние языкастые летописцы заметят – неофициально, кроме прочего, – что внучка безумного Адая была одета в темно-пурпурное, цвет Дома будущего мужа и обвешана драгоценностями, как статуя дарастанской богини во время их ежегодных молений о дожде. Что она нисколько не казалась влюбленной, скорее, несчастной, из чего можно сделать вывод, что замуж ее отдают против воли – подумать только, старшая семья!

Все это разнесется по площадям и салонам и станет главной темой обсуждений на целых два, а то и три дня, если только не придут вести с запада или Бездомные не устроят очередную пакость. Тогда про Иарру забудут сразу же. В официальную летопись в любом случае войдет лишь одна фраза: «в тот день состоялась свадьба между энсом Дома Нинхур Караной и дочерью энсы Самурхиль Иаррой».

Надо отдать должное энсе Инсине – она не принуждала Иарру к браку силой. Она предоставила ей выбор, точно такой же, какой был предоставлен некогда ей самой: подчиниться или уехать из Арша, поселившись на вилле, в тишине и покое деревенской жизни. Там у нее будет свобода выбирать себе занятие по вкусу. Она будет пользоваться содержанием, достаточным, чтобы не уронить семейную честь. Единственное, что было у Инсины и чего не будет у нее – надежды когда-нибудь вернуться в Арш в качестве энсы.

Сомневалась ли она, делая выбор? Да. Могла ли она всерьез решиться на отъезд? Пожалуй, что нет. Вся ее жизнь прошла в Арше. Отказаться от него, променять на деревенскую лень и ощущение ненужности, выброшенности из жизни, которыми буквально давилась в тот единственный раз, когда гостила у матери на вилле? Нет, помилуйте ее Двое!

Кроме того, отъезд навсегда отрезал бы ее от храма Непознаваемого и от того, кто заключен в его подземелье. Этого Иарра не могла допустить – не потому, что хотела дать ему свободу, вовсе нет. Но это ведь она его пробудила и теперь была за него в ответе. Кроме того, дед сделал именно ее наследницей этой тайны. Дед счел бы ее отъезд на виллу слабостью, побегом. Иарра не могла разочаровать деда.

Ее домашний арест закончился. Пользуясь обретенной свободой, она целые дни проводила в Среднем городе – не в развлечениях, как наверняка думала мать, а в самых дальних и редко посещаемых комнатах главной городской библиотеки и помещениях архива. Она просмотрела сотни глиняных таблиц, хранивших память доисторического Арша, сотни договоров и торговых сделок, судебных записей и невнятных родословий, не имевших никакой ценности кроме той, что в них время от времени упоминался Имир. Почти всегда с его именем была связана какая-нибудь жестокость. «В год казни наместников западных земель всемилостивый Имир повелел…» «Посланников Имир обезглавил и приказал отправить головы пославшим их и при сем написать…» «При спускании ладьи на воду все ликовали и славили Царя, и принесли ему жертвы…» «В знак покорности Царю присланы восемь десятков рабынь, многие из которых были беременны. Имир принял дар милостиво и сказал…» Последнее было особенно ужасно. Храня в себе память Лады, Иарра знала, какое применение младенцам рабынь находили маги в родном мире Имира. В том мире рабы отличались от магов цветом кожи; и они сами, и рожденные ими от хозяев-магов дети считались скорее животными, чем людьми. Использовать их труд для удобства, а кровь – для получения магической Силы было обычным делом. Больше всего ценилась именно кровь новорожденных…

Но в тех же самых архивах хранились и другие записи. Из них, повествующих о временах, которые для самих писавших уже были далеким прошлым, жадным Иарриным глазам открывался другой Имир. Тот, кто победил хладных демонов, кем бы они ни были, и спас людей всего мира от истребления. Научил спасенных рыть каналы, орошать землю и возделывать ее, обжигать глиняные кирпичи и возводить из них дома и дворцы. Ковать медь и железо и изготовлять из них инструменты и оружие. Одеваться в одежду из шерсти, льна и шелка, наблюдать звезды и складывать числа, превращать слова в буквенные знаки и записывать их на глине и коже, в назидание грядущим поколениям. Имир дал людям закон, который распространился по всей земле, и даже до сих пор, в современном Арше и других странах известного мира все законы так или иначе основаны на древних, записанных в те времена, когда землей правил Имир. Кровопийца или нет, его власть длилась долгие тысячелетия. Под его властью люди восстали из дикости и стали теми, кем являются по сей день. И то, что за две тысячи лет заточения его имя стало невнятной легендой, сказкой для Бездомных и небылицей для Высших, нельзя было назвать иначе, кроме как черной несправедливостью.

Подобные рассуждения не нравились Элетии, зато их горячо одобряла Лада. Раз проявившись, две прежние Иаррины личности больше не смолкали. Они вмешивались во все дела, давали непрошеные советы, высказывали сомнительные суждения и все время друг другу противоречили. Хуже всего, что они никогда не говорили друг с другом, только с Иаррой, так что не было никакой возможности оставить их наедине и посмотреть, кто победит.

Элетия была сторонницей отъезда на виллу. Вполне справедливо заявляя, что о браке с Караной противно даже думать, она находила превосходной саму мысль о тихой деревенской жизни вдали от Арша. В таком случае, искушала она, можно будет даже заниматься магией, в небольших пределах, для собственного удовольствия, ничем не рискуя. Серьезный довод, учитывая, что та же самая Элетия поднимала крик всякий раз, как Иарра проникала мыслью в кусок серебра, свечу или камень, а однажды – в живую мышь, очень кстати попавшуюся в мышеловку. Так, исследуя сущность вещей, она открывала для себя первую ступень магии – Познание. И, если верить Элетии, делала первые шаги по пути зла, в конце которого обретет черное могущество и выпустит на волю Имира.

Лада горячо одобряла эти занятия и была недовольна лишь тем, что Иарра уделяет им мало времени и учится недостаточно быстро. Чтобы выпустить Имира, она должна овладеть Силой и кстати приучиться использовать человеческую кровь – рубеж, которого Иарра переходить не собиралась, но Ладу ее возражения нисколько не убеждали. Она категорически возражала против отъезда на виллу. Ее пугала грядущая передача храма Непознаваемого жрецам Бессмертных. Будь ее воля, Иарра жила бы в подземелье, охраняя драгоценный кристалл и ежеминутно практикуясь в магии, чтобы скорее его разрушить.

Обе личности одинаково настаивали на своем и нисколько не беспокоились о том, что они, по словам Имира – всего лишь образы памяти, слепки сознания давно умерших женщин. Они совсем не интересовались мнением самой Иарры, как будто ее здесь вовсе и не было. Их голоса создавали в ее голове такой шум, что думать и тем более принимать решения было очень трудно. Между тем Иарра твердо решила их не слушать – пусть говорят, что хотят, она сама решит, как распорядиться своей собственной жизнью.

В таком настроении она садилась в носилки, чтобы отправиться на заседание Палаты, где главы Домов засвидетельствуют и благословят ее брак с энсом Караной. Торжественной свадьбы, как и было сказано, не будет – траур. После заседания энсы и члены старших семей присоединятся к Иарре и ее новому мужу в его доме, где состоится празднество продолжительностью до утра, потому что траур или нет, но все-таки это свадьба, и не чья-нибудь, а самого энса.

«Будь у тебя достаточно Силы, ты могла бы его обмануть, – звучал в голове голос Сильнейшей Лады. – Усыпить его и внушить ложную память, как будто спала с ним. Могла бы делать так каждую ночь. Ведь ты хочешь овладеть Силой! Почему ты так боишься принять кровь?»

«Потому что я не буду платить за свою Силу чужими жизнями, – в который уже раз ответила Иарра. – Нет и нет».

«Всегда приходится чем-то платить».

«Это я знаю. Но не такую цену».

Тяжелая парча цвета темного пурпура спадала с ее боков роскошными складками. На плечах одеяние поддерживали золотые булавки, низко открытую грудь оттеняли кровавые гранаты. Такие же гранаты сияли в волосах. Плотная накидка защищала это роскошное одеяние от дождя, но воздух был таким влажным, что ткань мгновенно отсырела и прилипла к телу. Рабыня, придерживая длинный подол платья, помогла Иарре устроиться в носилках и скромно заняла место на краешке подушки, чтобы сопровождать госпожу до самой Палаты. Другие носилки, с матерью и разодетым по торжественному поводу Серри, уже двигались впереди.

«Ваши рабы – такие же покорные животные», – продолжила спор Лада.

«Неправда. Они люди, и мы их не убиваем. Наоборот, заботимся о них».

«Бездомных убиваете», – Лада уже неплохо разбиралась в жизни Арша.

«Только за преступления. И теперь это в прошлом, как видишь. Теперь у нас Римуш в Палате».

«Нам подошла бы кровь казненного преступника», – подумав, сообщила Лада.

«Нет! – Иарра чуть не прикрикнула на нее вслух. – Этого не будет! Оставь меня в покое!»

«Предпочтешь жить с этим напыщенным хлыщом? Предпочтешь его Имиру?»

«Отстань!»

Рабыня ойкнула, когда носилки поднялись вверх, качнулись и медленно поплыли вперед. Шагающая по обе стороны восьмерка стражников была знаком достоинства будущей супруги Красного энса в той же мере, что и данью безопасности. С тех пор, как Арш оказался во власти восставших Бездомных, благородные женщины избегали появляться на улицах без такой защиты.

Иарра вдруг поняла, как скучает по запряженному лошадьми экипажу, по скорости, свободе и одиночеству, которых лишилась со времени давнего нападения. Этим тут же воспользовалась Элетия:

«В деревне ты смогла бы ездить на лошадях. Ты была бы свободна делать, что захочешь!»

«Я буду свободна, когда избавлюсь от вас обеих!» – огрызнулась Иарра, и ее прошлые личности ненадолго замолчали. В мыслях наступила благословенная тишина.

Уже вторую неделю дождь почти не прекращался, разве что на несколько часов, чтобы потом припустить с новой силой. Иарра велела рабыне задернуть занавески и прикрыла глаза, в который раз убеждая себя, что не боится сегодняшней ночи, когда ей придется остаться наедине с энсом Караной. Во всяком случае, боится этого меньше, чем изгнания на виллу. Что близость с живым человеком, тем более богатым энсом, не страшнее рока, обрекшего ее любить Имира Кровопийцу. Что она, на самом деле, вовсе его не любит.

«Ты говорила, у меня есть собственная Сила, – неохотно позвала она Ладу. – Не от чужой крови, а моя. Может быть, я… я смогу внушить Каране, что мы с ним… обмануть?»

«Нельзя так просто расходовать изначальную Силу. Это дело опытных магов, а не твое. Надорвешься, и…»

«Что тогда?»

«Погибнешь. А Имир останется в заточении».

«Он все равно там останется, я ведь уже сказала!»

«Ты не можешь спорить со своим предназначением».

«Могу, – возразила Иарра, – еще как могу! А вы не можете решать за меня. Ты не хочешь, чтобы я спала с Караной, потому что любишь Имира? Ладно, я тоже не хочу с ним спать. Помоги мне его обмануть, чтобы он помнил то, чего не было. Научи, как это сделать без крови. А если надорвусь… значит, так мне и надо».

Лада молчала. Вместо нее вдруг ответила Элетия:

«Я научу».

«Ты же ненавидишь магию!» – напомнила Иарра.

«Да, ненавижу. Но я тоже люблю Имира. Я не вынесу, если ты будешь с другим».

Подумать только, до чего чувствительные эти слепки памяти! Если бы кто-то узнал, до чего странный разговор она сейчас ведет, безумную внучку безумного Адая не просто сослали бы на виллу – ее заперли бы от греха подальше на всю жизнь! Иарра вздрогнула, но тут Лада решительно сказала:

«Войди в разум рабыни. Быстрее, пока есть время. Посмотрим, на что ты способна».

Иарра послушно откинулась на подушки и закрыла глаза. Совсем недавно, случайно подглядев чужие мысли, она перепугалась и чуть не упала в обморок от потраченной с непривычки Силы, теперь же… Странно было подумать, как многое изменилось всего за две недели. Она чувствовала Силу своего разума, словно мышцу, которая долго не использовалась и совсем потеряла крепость, а теперь под действием тренировок оживает, обретает былую мощь – и болит, болит, болит.

Она сосредоточилась, изгоняя все посторонние мысли и ощущения. Если обнажить магические чувства посреди города, это всегда причиняет боль – слишком много чужого беспокойства, злобы, желаний, страхов и надежд ударяет в них одновременно. Опытные маги умели отсекать от себя все лишнее, но единственными опытными магами, каких знала Иарра, были ее внутренние образы памяти, да еще Имир.

Людские сознания представали ее внутреннему взору в виде сполохов разноцветных огней, где каждому сильному чувству или стремлению соответствовал свой особый оттенок. Но если сосредоточить внимание на чьем-то отдельном сознании, проникнуть в него, огоньки складывались в картинки, в запахи и ощущения. С непривычки в них запросто можно было потеряться. В этой жизни Иарра ни разу не проникала в разум существа крупнее мыши, если не считать того случая с Караной, когда она сама не понимала, что делает. Но и Лада, и Элетия делали это множество раз. Сейчас они расположились в дальних уголках ее разума и наблюдали – одна одобрительно, другая с болью, как Иарра шаг за шагом исследует разум и душу собственной рабыни. Девушка ни о чем не подозревала и даже, несмотря на духоту, успела задремать.

Человеческое сознание, конечно, сложнее мышиного. Его внешней оболочкой были покорность и вялое любопытство, резанувшее глаз безразличие к собственной судьбе, как будто с нею заведомо не может случиться ничего нового и интересного. Рабыня, что тут скажешь – с этой мыслью Иарра проникла глубже и остановилась, озадаченная. За внешней рабской кротостью прятались настоящие, живые страсти. В них ярко-золотым силуэтом отпечаталась мужская фигура – Иарра с огромным удивлением узнала своего младшего родственника и бывшего дедовского прислужника Видаха. После смерти энса он остался в доме и даже умудрился попасть в доверенные слуги к Инсине.

Интересно, знает ли он, что стал предметом обожания рабыни? Через секунду Иарра поняла – знает и без стеснения этим пользуется. Надо будет устроить парню выволочку. Правда, сначала придется найти объяснение, откуда ей стало об этом известно, не упоминая ни колдовство, ни другие выходки в стиле покойного энса.

«Итак, ты видишь, – напомнила о себе Лада. – Это хорошо. Теперь очень осторожно попробуй внушить ей холод».

«Тебе холодно», – послушно сказала Иарра рабыне.

Та, конечно, не услышала. Дремала, свесив голову на грудь, и не подозревала, что служит подопытным животным для колдовства.

«Ты замерзла, – отчетливо произнесла Иарра в ее разуме. – Дует ветер, и тебе очень, очень холодно».

Девушка не то поежилась, не то просто вздрогнула во сне, зато сама Иарра вся покрылась мурашками холода. И тут же ощутила головокружение – обычную расплату за использование Силы.

«Хватит, – решительно остановила ее Лада. – Позже попробуешь еще. Отдыхай».

Иарра глубоко вздохнула – слабость накатывала вместе с тошнотой. Вряд ли у нее получится, не стоило и затевать. Что за бессмысленное упрямство – отвергать собственного мужа из-за мужчины, которого встречала лишь во сне? И которого никогда в жизни не встретит наяву. Ведь она ни за что на свете не собирается его выпускать! Разве не так?

Дурная привычка – сомневаться во всем, даже в самой себе. Ей нужно найти хоть что-то надежное, что-то, чему можно доверять и держаться за это. Иначе она пропадет.

Заседание Палаты начиналось с маловажных дел – торжественная часть будет последней, после нее приглашенные сразу отправятся праздновать. Энсы и сидевший между ними с видом равного Римуш рассматривали обычные жалобы и тяжбы. Жизнь продолжалась, несмотря на все потрясения. Обсуждались грядущие работы по расчистке каналов, отводящих в воду в искусственные водоемы, по ремонту шлюзов в преддверии весеннего разлива реки. Разбиралось дело купца, поднявшего стоимость леса после того, как заказанная баржа уже пришла, и покупатель отказался платить. Потом забавная жалоба богача из Свободных, владельца стекольной фабрики, чей сын, будучи пьян, вписал в брачный контракт не свою невесту, а блудницу, работавшую в одном из заведений Среднего города. Составлявший контракт нотариус наутро протрезвел и исчез, и никто не знал, где он, а блудница требовала выплатить ей предусмотренную контрактом компенсацию за развод. Было несколько жалоб на Бездомных – все оставлены без удовлетворения.

Главарь Бездомных сидел в первом ряду и казался больше энсом, чем сами энсы. Он начал отращивать бороду и волосы – правда, ни то, ни другое пока не достигло и половины приличной длины и оттого выглядело довольно смешно. Грубую одежду низшего сословия, в которой Иарра видела его в последний раз, сменили расшитый золотом темно-зеленый хитон с бахромой по всей длине и длинный алый плащ, который Римушу недоставало умения носить. На пальцах блестели самоцветами перстни, на запястьях – браслеты. Никто не учил его чувству меры и умению сочетать цвета и камни. Наряженный Римуш изрядно походил на попугая. Но попугай этот подавал голос, когда ему вздумается, настаивал на своем так, словно был уверен, что ему не откажут – и ему не отказывали.

Только теперь Иарра поняла, отчего так обеспокоены энсы. Со своего места между матерью и женихом, прямо напротив Римуша, она видела и его торжествующую самоуверенность, и ее причину. Здание буквально заполняли Бездомные. Небольшая их часть расселась в верхних и нижних рядах. Судя по их виду, восстание только для того и затевалось, чтобы награбить побольше драгоценностей и нарядиться в самые яркие ткани. Да еще чтобы наслаждаться молчаливым бешенством Свободных и Высших, вынужденных делить с ними соседние места. Для того, чтобы бешенство это не было выражено ни единым словом, в зале находились и другие Бездомные.

Они молчаливыми рядами выстроились вдоль стен – настоящие воины в доспехах и шлемах, с подвешенными к поясам мечами и топорами. В глаза бросалась их особенная неподвижность – они не моргали, не переступали с ноги на ногу, не меняли незаметно позы, как это обычно делают люди, будь они хоть стражниками на посту, хоть вымуштрованными Красными воинами. Их лица были расслаблено-спокойны, как у спящих. Любой, встретившийся с ними взглядом, испуганно отводил глаза. Бессмертные.

У Иарры по спине пробежал холодок, когда она вспомнила невнятное предупреждение Имира: «ты еще не знаешь настоящего зла». У нее не было возможности – да и смелости, по правде говоря, – выполнить просьбу Имира рассмотреть их поближе, ни глазами, ни, тем более, магией. Прошлые личности ничем ей не помогли, они казались озадаченными не меньше нее самой.

Кроме Бессмертных, в зале находились не меньше полусотни Красных стражников. Из-за такого количества вооруженных людей заседание Палаты энсов выглядело раскинутым на поле боя шатром переговоров, и непонятно было, при чем здесь мирные городские хлопоты и споры.

Еще непонятнее было, зачем Каране понадобилось в таких обстоятельствах затевать женитьбу.

Не выдержав, она спросила об этом напрямую. В заседании объявили короткий перерыв перед последней, самой важной частью. Перед их свадьбой. Собравшиеся входили и выходили, лавируя между воинов, своих и чужих, обходя их, как неудобные предметы интерьера. Серри, уставший сидеть на месте, умчался к выходу. Инсина тоже встала, чтобы пошептаться о чем-то с энсой Амуратой. Они отошли в сторону, и Иарра осталась вдвоем со своим женихом.

Он блистал и благоухал, как всегда, и улыбался так, словно не было ни Римуша, ни Бессмертных, ни войны и тянущей силы неизвестности. Словно блистательный энс надумал жениться и произвести наследников на радость спокойному и преуспевающему Аршу.

– Сегодня один из счастливых дней моей жизни, – сказал он. – А ты, дорогая балла, прекраснее всех невест в мире.

– Зачем? – спросила Иарра. – Почему именно сейчас, почему не подождать, пока все разрешится?

Карана приподнял брови, как будто она сказала что-то смешное.

– Воину не свойственно ждать, дорогая балла. Его жизнь в руках богов, никто не знает, сколько она продлится. Если воин хочет что-то получить, он берет это сейчас.

– А я думала, энс должен быть расчетлив.

– О, только не в том случае, если он влюблен!

Иарра вздохнула:

– Мы уже это обсуждали, энс Карана. Я в это не верю.

– Не веришь в любовь? – длинные, с аккуратно подстриженными ногтями пальцы энса выбивали дробь на его колене. – Во что же ты тогда веришь, гордая Самурхиль?

Люди возвращались на свои места. Перерыв заканчивался. Через несколько минут они вдвоем встанут и выйдут на середину, чтобы встать на возвышении и принять благословение Палаты.

Иарра поежилась. И увидела, что за ними наблюдает Римуш.

– Ни во что не верю, – сказала она.

– В этом я могу тебя понять. Но скажу тебе, дорогая моя невеста, будет гораздо лучше, если ты поверишь в меня.

Теперь он говорил очень серьезно, чуть ли не умоляюще. Иарра спросила:

– Лучше для кого?

– Для тебя. Для меня. Для всего Арша, – ответил энс.

– Объясни!

– Не могу, – он прикусил губу, как будто сказал слишком много и теперь сожалел. – Просто знай, это слишком важно, чтобы откладывать из-за капризов. Я прошу тебя поверить мне и помочь, но если ты не согласишься, возьму то, что мне нужно, силой.

– Но что тебе нужно, что?!

«Хватит, – вмешалась Лада. – Смотри сама!»

И Иарра, не раздумывая больше, потянулась мыслью к энсу Каране, так, как это умела Лада, как умела Элетия, как только-только училась она сама. Ни спокойствия, ни времени сосредоточиться, как сегодня в носилках, только испуг, и смятение, и ощущение внезапной ловушки. Иарра проникла в разум энса Караны неуклюже, как пьяный гуляка в открытую дверь чужого дома. Там все было залито тревожным красноватым светом и теснились образы – люди, события, планы, столкновения, вопросы – их было слишком много, понадобились бы часы, чтобы хоть что-то понять. Словно она вдруг очнулась посреди гомонящей толпы и тщетно пыталась разглядеть знакомое лицо…

Как вдруг одно разглядела. Сначала сама себе не поверила – второй раз за день увидеть в чужом разуме дедовского прислужника Видаха! Но Лада в ее мыслях согласно кивнула: все правда.

Видах Караны не светился золотом, как тот, что жил в сладострастных воспоминаниях рабыни. Этот был сер и бесполезен – использованный, разочаровавший инструмент. Иарра зажмурилась, уже понимая, что попалась в ловушку, но еще не видя, в какую именно. Карана не добился от Видаха, чего хотел, и теперь ему нужна была Иарра. Зачем?

– Дорогая, что с тобой?

Заботливый вопрос жениха, не подозревавшего, чем она занята, Иарра едва расслышала. В ее голове разом закричали два голоса:

«Что?!»

«Нет!»

И вместе:

«Беги отсюда!»

– Тебе нужны тайны Хранителей! – Иарра вскочила, не помня, что ее видят десятки глаз. – Зачем?!

– Замолчи! – и широкая ладонь энса зажала ей рот, с то время как его другая рука заботливо обхватила ее плечи. Со стороны это выглядело так, словно Иарра собралась упасть в обморок, а Карана ее подхватил. Громко воскликнул: – Дорогая моя, тебе нехорошо!

Рядом тут же оказалась мать, другие энсы. Иарра вырвалась из рук Караны.

«Беги! – Лада и Элетия напрочь забыли свои раздоры. От их страха у нее чуть не лопалась голова. – Он ищет Имира, беги!»

«Уймитесь! Пожалуйста!»

Оглушенная их воплями, она едва нашла в себе силы встать прямо и взглянуть на встревоженных Высших, на свою мать, на Карану. Прежние личности бушевали в ее мозгу, мешая думать самой. Иарра вдруг испугалась, что они решат завладеть ее телом.

– Свадьбы не будет, – сказала она.

Мать больно схватила ее за локоть, развернула к себе лицом. Казалось, сейчас она ее ударит на глазах у всех.

– Что ты творишь?!

Иарра не успела ответить. За ее спиной раздался тихий голос, от которого все остальные сразу смолкли. Даже Инсина ослабила хватку.

– Помочь тебе? – спросил Римуш.

Лада с Элетией затихли, оценивая нового участника событий. Иарра не стала ни размышлять, ни ждать их совета.

– Помоги!

Она отступила назад, к Римушу, не оборачиваясь, глядя на мать и обступивших их людей. Он, почти не касаясь, положил руку ей на плечо – жест защитника. Карана побагровел и выхватил меч, но между ним и Иаррой, как по команде, выросли двое Бессмертных. Еще четверо раздвигали плечами толпу, освобождая путь к выходу.

– Я хочу домой, – сказала Иарра.

Бездомный взял ее за руку:

– Пойдем.

Она покинула здание Палаты рука об руку с Бездомным, под грохот падающих обломков собственной жизни – жизни дочери и внучки энсов, благонравной девушки и завидной невесты. После сегодняшнего позора энс Карана не возьмет ее в жены. Вообще никто не возьмет. Она потеряет всех друзей, перед ней закроются двери приличных домов. Девушка из Высших, которая унизилась до близости с Бездомным, для своего сословия считается мертвой. Так было раньше и тем более так будет сейчас. Высшие приняли Римуша – вынужденно, из страха, только и дожидаясь, когда перевес снова будет на их стороне, чтобы покарать его за нынешнее унижение. Они все заложники в собственных глазах. Тем оскорбительнее для них Иаррино предательство.

Ей следовало быстро поблагодарить Римуша и спешить к носилкам, заставить пронести себя по городу с раскрытыми занавесками, заехать в театр, окружить себя свидетелями, чтобы все видели – между ней и Бездомным ничего нет, она возвращается домой одна. Призывать в свидетели богов и людей, унижаться, но спасать жалкие остатки своей репутации – пока еще не поздно, пока еще есть надежда. Вернуться домой, покаяться перед матерью, принять любое наказание… смириться и больше не раскрывать рта. Делать все, что ей прикажут, отныне и навсегда, как провинившаяся дрянная девчонка.

Или гордо поднять голову и принять последствия своих поступков. Как Самурхиль.

Прежние личности молчали. Хотелось верить, что они все-таки чувствуют себя виноватыми.

– Сядешь в носилки? – спросил Римуш.

Он смотрел серьезно и понимающе. Не радовался ее унижению.

– Не знаю, – она помолчала. – А ты пришел пешком?

Он улыбнулся с мальчишеским озорством:

– У меня есть колесница, и я сам ей правлю! Хочешь, покажу?

– Покажи, – сказала Иарра.

Римуш снова протянул ей руку – с такой радостью, что невозможно было отказаться. Было в нем что-то подкупающее, некая простодушная искренность, совсем не подходящая к образу бунтаря и заговорщика, так же, как его внешность и манеры мебельщика не подходили к образу вождя и убийцы. Иарра на миг почувствовала себя очарованной. Потом из дверей начали выходить Бессмертные, а Римуш, не обращая на свою жутковатую стражу никакого внимания, потянул ее к экипажам и остановился перед запряженной белоснежной парой колесницей.

Лошади были прекрасны. Крутобокие, с длинными изящными ногами и гордыми шеями, они наверняка стоили целое состояние. Позолоченная упряжь и легкая двухколесная колесница были достойны по меньшей мере энского сына. Римуш гордо похлопал по холке одну из лошадей и обернулся к Иарре.

– Нравится?

– Ну… – она изо всех сил постаралась, чтобы это не прозвучало обидно: – ты уверен, что… что можешь с ними справляться? Я хочу сказать, ты не делал этого раньше, а ездить по городу, это…

– Трудно? Опасно?

– Я не хотела тебя обидеть.

– Залезай, – потребовал он и принялся отвязывать вожжи.

– Нет, Римуш, подожди…

– Давай! Я отвезу тебя, куда захочешь! Испугалась, да?

Он подначивал ее, как ребенок ребенка, и это было до того неожиданно – и до того не похоже на все, к чему она привыкла, – что Иарра почти уступила. Оглянулась на приближавшихся Бессмертных:

– А они?

– Они сами по себе, – Римуш почти насильно втянул ее в колесницу. – Иооо-ууу!

С этим воплем он взмахнул вожжами, и лошади рванули с места. У Иарры остановилось дыхание. Каким-то невероятным чудом им удалось не снести ни один из ожидавших тут же экипажей; потом колесница выскочила на дорогу и понеслась, в грохоте колес и радостных криках Римуша, вдоль аллей, затем по улицам Среднего города.

Косые струи дождя хлестали в лицо. Кони мчали все быстрее, колесница вихляла рывками то вправо, то влево. Римуш громко хохотал. Иарра изо всех сил вцепилась в левый борт. Помилуйте их Двое, только бы не перевернуться! Только бы лошади не понесли! Только бы никого не убить! От тряски у нее стучали зубы.

Улицы перед ними быстро пустели: прохожие спасались бегством, другие экипажи объезжали их по широкой дуге. Иарра заметила, что никому не приходит в голову остановиться и призвать разошедшегося нахала к порядку. Это обозначало одно – всем известно, кто правит этой колесницей. И все терпят его, как терпят энсы, молясь об избавлении.

Когда лошади остановились перед тенистым внешним двором отделанного привозным белым камнем дома, Иарра не сразу смогла отдышаться.

– Где мы?

Римуш в мокром зеленом наряде казался растрепанным попугаем после драки. Плащ свалился с него и лежал на дне колесницы, прямо под ногами.

– Это мой дом. Я теперь здесь живу.

Иарра, не удержавшись, присвистнула. Римуш глядел смущенно – и это после того, как чуть не убил ее в этой бешеной скачке!

– Если хочешь домой, я тебя отвезу, – сказал он. – А если… ну, если тебе там плохо… ты уже пряталась в моем доме, помнишь? А здесь у меня много места.

Наверное, она потемнела лицом. Наверное, отшатнулась, оскорбленная и униженная, потому что он замотал головой и воскликнул:

– Нет! Ты что, думаешь, я такой же, как тот Красный?! Я к тебе даже не подошел бы, я просто хотел помочь!

Он уже подхватил вожжи, когда Иарра положила свою руку поверх его:

– Подожди, Римуш. Я неправильно тебя поняла.

Он буркнул обиженно:

– Я тебе не Высший! Бездомные не принуждают своих женщин!

– Я не «твоя женщина», Римуш. А как Бездомные поступают с женщинами Высших, знает весь Арш.

– Думай, что хочешь, – он хлестнул лошадей, и те рванулись вперед.

Иарра вцепилась в его руку. Нет, еще одной такой скачки она не переживет!

– Стой!

– Ну что?! – закричал он.

Но лошадей все-таки остановил. Даже не заглядывая в его разум, Иарра видела, что обида Римуша не наиграна, так же, как его неуклюжее гостеприимство и желание помочь. Подумалось, что бесстыдное предложение этого Бездомного на самом деле чище и достойнее расчетливого сватовства Караны.

Воспоминание о Каране вызвало у нее приступ тошноты.

– Ну? – спросил Римуш.

– Дай мне одну минуту подумать, пожалуйста.

«Лада, – позвала она, – Элетия. Если я единственная, кто может разрушить кристалл, если навредить Имиру не может никто, почему вы так испугались?»

Она представила, как прошлые личности переглядываются у нее в голове. Первой ответила Элетия:

«Нельзя позволить его найти!»

«Но что он может сделать Имиру?» – снова спросила Иарра.

«Он сам ничего не может. А если у него в руках будешь ты…»

Только теперь она поняла и задохнулась от страха. Если Карана завладеет ею, если принудит выпустить Имира, если станет угрожать ее жизни, ради ее безопасности Имир пойдет на все. Выполнит любое требование Красного энса – он, почти всемогущий даже после тысяч лет заключения. О Двое, лучше ей умереть прямо сейчас! Но зачем Каране… и откуда он…

«Подожди, – услышала она голос Сильнейшей Лады. – Успокойся. Из тебя не выйдет мага, если не научишься владеть своими чувствами. Скорее всего, он не знает про тебя и Имира. Он ищет тайну Хранителей, рассчитывает с ее помощью победить Бессмертных. И, вероятно, не только Бессмертных – он властолюбив и возьмет все, что сможет получить. Он знает, что Хранителем был твой дед. Ты избранная наследница, значит, тоже Хранитель. Вот что ему от тебя нужно. Он жаждет власти и силы, только и всего».

Лада помолчала и твердо добавила:

«Нельзя позволить ему добраться до тебя».

«Нельзя!» – горячо согласилась Элетия.

Удивительное единодушие всех трех личностей. Иарра подумала, что скорее сотрет татуировку и навсегда поселится с Бездомными, чем останется наедине с Караной.

– Если ты еще не передумал, – сказала она Римушу, – я постараюсь не слишком тебя стеснить.

Его ответ был полон восторга:

– Стесняй, сколько захочешь!

Дом, принадлежавший до этого кому-то из богатых Высших, был обставлен с настоящей роскошью. Внутренние стены покрывали разноцветные изразцы, дверные и оконные проемы занавешивали шитые золотом ткани. Выполненные с большим искусством статуи людей и животных казались живыми. Кроме самого Римуша и его сестры в доме обитали слуги – все до одного Свободные, с гордостью подчеркнул он, и некоторое количество Бессмертных, занимавших левую часть дома, куда Римуш попросил Иарру не ходить. Она горячо пообещала, что и не подумает. Соседство с этими существами пугало ее, хотя сегодня, надо признать, они пришлись очень кстати. Не будь их, разговор в Палате закончился бы совсем не так.

За ужином, поданным в небольшой уютной зале с раскрытыми окнами, выходящими в зеленый сад, они с Римушем сидели вдвоем. Таша не пришла. Римуш невесело признался, что его сестра каждый вечер уходит гулять со Свободным, работником плотницкой мастерской, где недавно еще работал и сам Римуш. Бывает, Таша остается у него на ночь. Свободный уже просил у Римуша ее руки. Римуш согласился, но…

Он сердито фыркнул в кубок с темным вином и замолчал.

– Тебе это не нравится? – спросила Иарра.

– Он на нее и не смотрел, пока она я был простым Бездомным. А как я стал Римушем из Палаты энсов, с Бессмертными, которого все боятся, так сразу – жениться!

– А что Таша?

Он снова фыркнул:

– Говорит, любит.

– И ты ей не запретишь? – он скривился, и Иарра поправилась: – Да, помню-помню, Бездомные не принуждают своих женщин. Только чужих.

Она улыбнулась, и оскорбившийся было Римуш понял шутку. Усмехнулся и погрозил ей пальцем. Иарра сказала серьезно:

– Ты же понимаешь, что это не продлится долго. Я не про Ташу, про вас всех. Тебя терпят, пока не могут справиться, но…

– Как только смогут, меня убьют, а остальных загонят обратно в рабство, – спокойно закончил за нее Римуш.

– Да.

– Я им не позволю.

– Ты не понимаешь, Римуш. Даже со своими Бессмертными, ты не справишься. Вы победили только из-за войны с Дарастаном. Когда все мужчины вернутся домой… Даже раньше, как только придут корабли…

– Нет, – сказал он. – Это ты не понимаешь. Мы лучше умрем, но не вернемся к той жизни. Мы ничем не хуже вас!

– Конечно, нет, Римуш. Вы такие же люди, я это знаю.

– А другие? – спросил он. – Тоже знают?

– Сомневаюсь в этом.

– Тогда я им докажу.

– Как? – спросила Иарра. – Не подумай, что я выведываю твои секреты, мне просто интересно. Ты умеешь превращать людей в Бессмертных. Как это может быть? Может, ты не тот, за кого себя выдаешь? Наверно, ты колдун из Эссарда?

– Нет, – он улыбался, довольный. – Я тебе не скажу, нельзя.

– Ты родился Бездомным? На ферме, как Таша мне рассказывала? Или это все ваша легенда для отвода глаз?

– Нет, не легенда. Я простой Бездомный Римуш.

– Так в чем же твой секрет?! – воскликнула Иарра. – Ну, хоть что-то ты можешь мне рассказать?

Он засмеялся, потом посерьезнел.

– Как-то раз к нам с сестрой постучали в дверь. Это было ночью, в дождь. Я открыл. Там стоял человек, весь мокрый. Он сказал впустить его, если я устал быть тем, кто я есть. Или прогнать, если я трус и мне нравится жить Бездомным. Я принял его за пьяницу.

– Но ты его впустил?

Римуш снова улыбнулся:

– Говорю же, он был весь мокрый.

– Расскажешь, что было дальше?

– Нет. Нельзя.

– Ты загадочный человек, Римуш. Я не встречала никого похожего на тебя.

И снова этот захлебывающийся восторг в его ответе:

– А ты, ты… очень красивая!

Энс Карана пытался изобразить влюбленность, и это выглядело жалко. Римушу не надо было ничего изображать. Странное дело – Иарра почувствовала себя польщенной. А ее репутация все равно уже безвозвратно погибла.

«Ты что?» – ахнула Элетия.

«Даже не думай!» – предупредила Лада.

«Я вас не спрашиваю, вы уже достаточно сегодня натворили! Мне надоело, что все решают за меня. Мать, Карана, Имир, даже вы двое, хоть и давно умерли. На этот раз я сама все решу, вам ясно?»

«Нет!» – воскликнули они хором, но Иарра не стала слушать. Улыбнулась Бездомному:

– Значит, ты не жалеешь, что в тот раз вы меня не убили?

Ему хватило одного взгляда. В следующую секунду Римуш оказался рядом. Сначала упал на колени, заглядывая ей в глаза, понял, что не ошибся, вскочил, подхватил ее на руки и понес, жадно и восторженно целуя на ходу. Лада и Элетия кричали в ее голове. Иарра отмахнулась от них, обхватив Римуша за шею и чувствуя, как, впервые со смерти деда, в ее мире появляется что-то надежное. Что-то, принадлежащее лично ей.

Что-то, в чем она не станет сомневаться.