В магической Долине всегда царит жаркая погода. Подземный огонь согревает ее почву, никогда не вырываясь наружу. Здесь вечно ясное небо, какое бы ненастье ни случилось в обычном мире; здесь круглый год плодоносят теплолюбивые деревья.

Устав от жары, можешь окунуться в ледяные воды Арки, что пенным шумливым потоком сбегает с гор, питая влагой почву Долины, наполняет водой озеро и уходит в темную расщелину между скал. Соскучился по снегу – грифон в мгновение ока умчит тебя в горы, где всласть надышишься и снегом, и морозом.

За пределами Долины миновали осень и зима, мокрая весна опять сменилась жарким летом. В Империи отгремела война – Кар знать не знал о ее исходе. Колдун среди колдунов, вскоре он привык считать себя одним из них. Не все чистокровные маги легко смирились с его присутствием. Их презрение разбивалось о надменность Кара так же, как некогда презрение истинных людей. Теперь он как должное принимал услуги светлокожих рабов и отнюдь не из смущения отказался от предложенной отцом наложницы. Скорее, из смутной боязни, что женщина чем-то напомнит Аррэтан или Лаиту. Обеих Кар всеми силами старался забыть, и обе время от времени тревожили его сны.

Он быстро учился и вскоре мог сносно говорить на древнем языке магов. Как сухая земля – влагу, Кар впитывал знания. Все казалось важным, захватывающе интересным: и вечно теплая Долина, сотворенная магией в те далекие времена, когда Сила колдунов была в самом расцвете; и подгорный город, созданный из сети пещер руками тысяч рабов и давший прибежище без малого четырем тысячам человек; и хлебные деревья, чьих плодов хватило бы накормить половину Империи. Кар узнал, что толстые ящерицы были драконами – неудачным опытом магов, желавших создать новый вид животных, спутников, непобедимых в бою и способных перемещаться по воздуху со всадником на спине. Попытка не увенчалась успехом. Драконы оказались глупы и склонны к полноте, а слабые крылья не позволяли взрослым особям оторваться от земли. Позже маги создали грифонов, а драконы остались, как память о неудаче и пример для будущих творцов.

Во времена старой Империи теплая Долина в горах служила рабочей площадкой магам-изобретателям, мудрецам и исследователям. Здесь постигались новые стороны Силы, здесь ставились самые невероятные опыты. Здесь же, в безопасном удалении, создавались и изучались новые виды живых существ. После падения Империи Долина и ее подгорный город стали последним прибежищем горстке уцелевших. Повелители мира оказались на грани обнищания и голода. Именно тогда нашлось применение драконам. Их кожа, тонкая и прочная, оказалась легка в обработке и отлично держала магию, залитый в лампы жир давал чистое, без запаха и чада, пламя, мясо же с удовольствием ели и люди, и грифоны. Теперь драконы паслись в Долине вперемешку с овцами, привыкшими не бояться неуклюжих ящериц, а молодые и не слишком занятые маги регулярно летали в безлюдные области Империи, чтобы вернуться с огромными тюками свежескошенной травы.

Магия – вот суть жизни колдунов, их высшая ценность и единственный закон. Чем больше Кар узнавал, тем сильней жаждал овладеть ею. Но Оун, ворчливый учитель, преподавал ему историю старой Империи до ее падения и после, схемы движения небесных тел и устройство человеческого организма, заставлял часами выписывать слова древнего языка, складывать и умножать длинные числа, но и словом не упоминал магию.

– Почему ты никогда не говоришь со мной мысленно? – спросил однажды Кар, отложив исписанный лист.

По обыкновению недовольный Оун поднял взгляд от пожелтевших страниц бумажной книги.

– Тому много причин, – буркнул он.

Кар давно привык не замечать дурного настроения учителя.

– Сделай милость, назови их.

– Мы не используем мысленную речь в разговорах с дикарями.

– Разумеется. А еще вы не учите их этому всему, – Кар указал на заваленный книгами стол. – Другие причины?

– Тот, кто не владеет основами магии, не способен на мысленную речь.

– Я говорю с грифоном. И говорил с Сильной Кати на обеде. Почему ты не хочешь признать этого? Есть еще причины, Оун?

– Да! – рявкнул колдун. – Это непристойно! Только близкие друзья и любовники открывают друг другу свои мысли! Я не намерен обмериваться мыслями с тобой, дикареныш, будь ты хоть сто раз одаренным!

– Кати так не думает.

– Считай это прихотью Сильной. Вернее, незаслуженной милостью. И не воображай, будто действительно интересен ей, дикареныш.

– Хорошо, – согласился Кар. – А почему ты не учишь меня магии? Потому что вы не обучаете магии дикарей?

Оун долго сверлил его неприязненным взглядом. Потом вдруг сказал:

– Дай мне твой нож.

Кар с трудом избавился от привычки везде носить с собой нож. Теперь он вместе с мечом висел на стене в спальне. Кар регулярно чистил и натирал оружие драконьим жиром, и каждый раз Оун злился и обзывал его дикаренышем.

Теперь Кар поднялся и отправился в спальню. Вернувшись, протянул магу нож. Оун встал. Отошел к дальней стене комнаты.

– Повернись спиной, – велел он.

Кар молча подчинился.

– Ты чувствуешь мой взгляд? – спросил колдун.

– Да.

– Отчетливо?

– Да.

– Ладно. Теперь следи за мной… Не поворачивайся. Следи мысленно, силой разума.

Что он имеет в виду? Зажмурившись, Кар постарался представить Оуна. Двухсотлетнего колдуна без признаков старения, без седины в черных, как смоль, волосах, в облегающем костюме из драконьей кожи, с аггарским с ножом в руке.

Кар не понял, что заставило его отшатнуться. Нож просвистел мимо плеча – останься Кар на месте, и клинок вонзился бы ему в спину, – лязгнул о каменную стену и со звоном упал на пол.

Кар еще не осознал, что случилось, а тренированное тело само бросилось в атаку. Холодный голос колдуна остановил его на полпути.

– Вернись назад и подними нож.

Кар остановился.

– Что это значит?!

– Ты хотел учиться магии, дикареныш? Так учись, пока я не передумал!

– Это и есть магия? Нож в спину?

Кар поднял нож. Взвесил в руке, мечтая вонзить поглубже Оуну в грудь. Принцу Империи не к лицу бить в спину….

– Почему ты увернулся?

– Что?

– Как ты узнал, что я сейчас метну нож? Я не замахивался, ты не мог заметить движения.

– Не знаю, – Кар подумал. – Я… Просто почувствовал.

– Ты ощутил мои намерения.

– Да… Наверно. Хочешь сказать, это – магия? Разве не любой так сможет?

Было странно видеть улыбку на вечно недовольном лице колдуна.

– Чувствительность – основа магии, дикареныш. Я могу рассказать тебе все о сущности вещей и магических потоках, ты можешь переполниться Силой так, что лопнешь, но ты никогда не сведешь одно с другим, если не умеешь чувствовать.

– Но я сумел, ведь так?

– Да.

– Теперь ты мне веришь?

Нож вырвался из руки Кара и вернулся к Оуну.

– Я верю только своим глазам, дикареныш. А теперь поворачивайся снова и докажи мне, что это не случайность.

Пропитанная магией драконья кожа защищала не хуже аггарских кожаных доспехов, но все же Кар дважды был ранен, правда, оба раза вскользь. Оун с презрительной гримасой на лице дождался, пока пришедшие на зов рабыни промыли и перевязали раны, а затем продолжил урок. Разумеется, маг с легкостью мог эти раны исцелить, но не предлагал, а просить Кару не позволила гордость. Отец был прав. Когда Кар научился с завязанными глазами и заткнутыми ушами уворачиваться от летящего каждый раз с новой стороны клинка, Оун признал в нем будущего мага. А царапины – заживут.

С этого дня Оун начал учить его – действительно учить, ничего не утаивая. Каждый день начинался с небольшого предмета: камень, ветка дерева, кусок серебра. Запомнить все о мельчайших частицах, из которых он состоит – их форма и плотность, движение, разрушение. Потом – закрыть глаза и потянуться, не рукой, разумом, той его частью, что способна проникать в суть вещей. Проникнуть. Понять, запомнить, пропитаться. Только так, созерцая и познавая, обретешь власть над миром материи. Порой казалось, еще немного, и Кар сможет одной силой мысли, одним желанием направить движение частиц, изменить неподвижную форму, и мертвый слиток станет прекрасным светильником, деревяшка – рукояткой ножа. Оун резко прерывал урок.

– Не зарывайся, дикареныш! – рычал он. – Ты Познаешь, а не Воздействуешь, запомни это!

И Кар начинал снова. Закрывал глаза, и его разум, разум мага, с каждым днем наливавшийся новой силой, проскальзывал за внешнюю оболочку мира, куда нет дороги обычным людям. О, теперь он знал, какая пропасть разделяет магов и дикарей, понимал, почему его народ считает белокожих почти животными!

Учеба давалась легко – даже слишком. Оун прятал удивление за неизменной маской недовольства, но Кар теперь лучше понимал наставника. И знал, что делает успехи, что оказался способней многих чистокровных магов. Есть чем гордиться ему, полукровке!

Он почти не видел отца. Изредка, возвращаясь с прогулки – над вершинами гор, вдвоем с Ветром, когда весь мир принадлежал им двоим, – Кар заставал Сильнейшего беседующим с Оуном. Судя по гордому виду наставника, тот считал успехи Кара собственной заслугой и был рад возможности произвести впечатление на Сильнейшего. Отец выслушивал спокойно. Кивком приветствовал Кара, осведомлялся, не нужно ли чего и уходил. Ни слова о таинственных планах, и чем дальше, тем реже Кар о них вспоминал.

Миновал год – второй год жизни среди магов. Наверстывая двадцать лет слепоты и глухоты, Кар весь отдался учебе. Подчас забывал про еду и сон, и только жалобный зов Ветра мог заставить его прервать занятия. Когда Оун счел его достаточно сведущим в неодушевленных предметах, в ход пошли живые организмы. Птицы, мыши, бараны, драконы и, наконец, рабы. Как упоительно проникать мыслью в тепло живого тела, чувствовать сокращения мышц, наблюдать ток крови в жилах, ощущать работу печени и сердца и знать, что можешь – если захочешь, если позволит Оун – сжать его в невидимом кулаке, решая, отнять или подарить жизнь! Как захватывающе проникать в чужой разум, изучать его устройство, как вино, смаковать укрытые за туманом подчиняющего заклятия страх и надежду, ненависть и любовь!

И пришел день, когда Оун сказал:

– Ты преуспел в Познании вещей больше любого молодого мага. Пришло время учиться Воздействию. И взаимодействию, потому что я больше не буду тебя учить. Ты станешь полноправным учеником и начнешь изучать высокую магию вместе с остальными. Завтра.

Кар и сам не понял, что испытал в большей мере – радость или страх. Дольше двух лет он занимался с Оуном, почти не покидая своих комнат. С другими магами встречался раз от разу, за обедом или во время ухода за грифоном, и так и завел ни с кем дружбы. Он был полукровкой, и полукровку в нем видели чистокровные маги. В особенности – молодые, заносчивые от величия собственной Силы, презирающие в лице Кара всю Империю дикарей.

– Должен сказать, мне не придется стыдиться за тебя, дикареныш, – добавил Оун. – Ты превзошел все ожидания. Продолжай так дальше, и когда-нибудь ты сядешь в Совете Сильных.

– Оун… – Кар сам не ждал от себя такого волнения. Помнится, он ненавидел этого вечно недовольного колдуна? – Я благодарен тебе за все. Ты дал мне столько… Я и мечтать не мог. Спасибо.

«Ты всегда будешь для меня Учителем», – добавил он мысленно и улыбнулся, когда Оун проворчал в ответ:

«Велика честь быть Учителем дикаря!»

«А кто сейчас обещал мне место в Совете?»

«Тебе померещилось, дикареныш. Ты пересидел за книгами».

– А кто же мне эти книги навязал? – Кар не выдержал и рассмеялся. Оун ответил скупой улыбкой.

– Больше я ничего не стану тебе навязывать.

– Есть одно, чего ты мне так и не сказал, – серьезно заметил Кар.

– Разве?

– Да. Ты не сказал мне, зачем ты меня учил. Зачем я нужен отцу. Ведь, по правде, на место в Совете мне рассчитывать не приходится, даже если я сравняюсь в могуществе с Сильными.

Мгновение Оун колебался. Затем прикрыл глаза, и комнату накрыл прозрачный колпак из чистой магии. Теперь никто не сможет подслушать их разговор.

– Разве ты сам еще не понял? – спросил Оун.

– Нет.

– Тогда ты глупей, чем я думал, дикареныш. Чего, по-твоему, может желать Сильнейший?

– Власти? Он и так… Или… Ты говорил, он последний из выживших, но…

Оун кивнул.

– Посмотри, во что мы превратились! Слава нашей Империи достигала звезд. Мы правили миром. Мы были всемогущи, дикареныш, а теперь… – Кар с удивлением услышал в голосе мага неподдельную боль. – Теперь рабы владеют нашей землей. Ничтожества, полуживотные, поселились в наших городах! Они молятся своему божеству в Храме Силы, даже не понимая, что за место оскверняют! Их ничтожные вожди поселились во дворце Сильнейших. Они правят, а мы забыты, мы уничтожены. Их сотни тысяч – нас жалкая горстка. Они плодятся, как мухи – мы ограничиваем рождаемость, потому что больше наша Долина не вместит и не прокормит, а ведь нам нужны еще и рабы! И ты спрашиваешь, зачем ты нужен?

– Подожди, Оун! Если вы хотите вернуть Империю… При чем здесь я? Разве я могу…

– Кто здесь толковал мне про закон, дикареныш? Разве не ты наследник дикарского императора?

– Что?! Нет, подожди… – Кар схватился за голову, силясь вернуть достойную мага ясность мысли. – Подожди. Да, по закону я наследник. Если у Эриана нет детей. Я не знаю, так ли это. Не знаю даже, жив ли Эриан. Когда я пришел сюда, там начиналась война.

– Твой молочный брат жив и бездетен. Война давно закончилась. Они пришли к соглашению.

– Ты знал? – поразился Кар. – Знал и не говорил мне?

– Мне велено учить тебя, дикареныш, а не рассказывать новости о жизни дикарей! – рявкнул Оун.

– Хорошо, я понимаю. Ты не должен и сейчас мне это говорить. Я благодарен тебе, Оун. Но если вы хотите, чтобы я занял престол… Нет, ни за что. Да и невозможно это.

– Почему же?

– Я маг! Колдун, как они говорят. Я для них проклятый. Верховный жрец никогда этого не допустит.

– Ты в этом уверен?

– Законом держится Империя… – прошептал Кар. – Не знаю. Я никогда не думал о престоле, хоть меня и обвинили в этом. Я не хочу власти – такой власти.

– Сильнейший решил иначе. А его желания весомей твоих, дикареныш. Неужели ты думал, что случайно стал приемным сыном императора дикарей?

– Я не думал об этом! – с отчаянием признался Кар. – Я вырос во дворце, и не задавался вопросами! Потом попал к аггарам, и снова… Теперь я понимаю. И там я стал почти сыном вождю и другом его преемнику. И все время… Это был он, да? Отец? Его магия?

– Да.

– Но как?

– Это высшая магия, дикареныш. Она доступна только Сильным. Твой отец – единственный, кто полностью овладел ею.

– И безразлично, хочу ли я?

– Если ты не готов померяться Силой с Сильнейшим – безразлично.

Кар встал, с трудом удержавшись, чтобы не отшвырнуть стул. Пошел к выходу, вернулся. Оун ждал. На лице его не отражалось ни гнева, ни сочувствия. Тогда Кар сел обратно, с преувеличенным спокойствием положив руки ладонями на стол.

– Я ему не сын. Я только инструмент. Ты мне говорил, да? Но я не понимал.

– Теперь понял?

– Да.

– И что ты будешь делать?

– А я готов померяться Силой с Сильнейшим, Учитель?

– Не в ближайшую сотню лет.

– Значит, мне остается одно, – сказал Кар. – Учиться дальше.

Оун кивнул.

– Верное решение.

– Но зачем так, Оун? Разве не было другого пути, проще?

– Считаешь себя мудрей Сильных, дикареныш? – усмехнулся маг. – Предложи легкий путь. Как бы поступил ты?

И Кар сказал – как множество раз говорил сам себе:

– Ты сказал, вас жалкая горстка. Почему? Столько веков прошло. Зачем убивать детей-полукровок? Я могу стать магом, значит, и другие смогли бы. Нужно только не обращаться с дикарями, как с рабами. Стать одним народом, размножиться, выйти за пределы Долины. Если аггары пришли к соглашению с Империей, то смогли бы и вы!

Оун рассмеялся невеселым смехом.

– Ты глуп, дикареныш, – сказал он. – Смешение с дикарями привело бы к утрате магии, это даже ты должен понимать.

– Нельзя знать наверняка! – возразил Кар.

– Может быть, ты прав. Нельзя. Какая разница? Дикари никогда не смешаются с нами, никогда не прекратят ненавидеть нас. Потому что мы никогда не откажемся от их крови. Неужели не ясно?

– Не ясно. Я здесь третий год и до сих пор не пробовал никакой крови. О чем ты говоришь?

Оун размышлял недолго.

– Я покажу тебе. Это будет нашим последним уроком. Жди меня здесь.

Он вышел. Кар остался сидеть, сгибая и разгибая пальцы. На душе было темно.

Вернувшись, Оун поставил на стол большой серебряный сосуд с широким днищем и сближающимися краями. Кару немного полегчало, когда он почувствовал, что кровь холодная. Кто бы ни расстался с жизнью ради нее, произошло это не сейчас.

– Это чаша мага, – сказал Оун. – Теперь раскройся полностью и наблюдай за мной.

Привычно – и не счесть, сколько уроков начиналось так – Кар закрыл глаза и обнажил магические чувства. Увидел Оуна, пульсирующую багровым чашу перед ним. Вот маг протянул руку, так что его раскрытая ладонь коснулась поверхности чаши. Кровь вскипела. Оун приподнял руку, и багровый пар хлынул в его ладонь. Сила, огромная Сила, подобной Кар еще не встречал, бесконечная пылающая мощь! Все его существо рванулось навстречу, но Сила предназначалась одному Оуну. Она текла и текла, и казалось, конца не будет ее огненному потоку. Ничего в жизни Кар не желал так страстно. Он закричал, когда темная фигура мага засветилась алым – и пар иссяк. Оун уронил руку.

– Дай мне, дай! – прохрипел Кар.

Смех мага, зловещий и резкий, как удар хлыста, привел его в чувство. Кар открыл глаза. Чаша лежала на полу, разлитая вокруг кровь казалась бледной, как чуть подкрашенная вода. Оун стоял там же, и лишь обостренные чувства Кара подсказывали, как переполняет его Сила.

– Сейчас я могу одним движением убить десять человек, – обычным голосом сказал маг. – Могу поднять умершего. Залечить смертельные раны. Превратить железо в золото. А могу – оставить ее себе, и эта Сила отодвинет мою старость на годы. Понял, дикареныш? Будь ты хоть Сильнейшим, без крови тебя ненадолго хватит. Тебе придется избегать высокой магии, чтобы не растратиться и не опустеть. Вот почему мы никогда не откажемся от рабов, не смешаемся с ними. И не перестанем убивать детей.

– При чем тут дети? – Кар уже знал, что ответ ему не понравится.

– Кровь младенца полна неистраченной жизни. В ней больше всего Силы.

– А животные?

Оун покачал головой.

– Мне пришлось бы зарезать полсотни драконов, чтобы получить это, – он шевельнул рукой, и Кар едва не застонал, вспомнив багровый поток Силы. – Грифоны подойдут, но они слишком ценны и слишком медленно плодятся. Это было бы расточительством.

Нет, только не грифоны! Кар инстинктивно потянулся мыслью к Ветру, тут же ощутив утешительное тепло грифоньей любви. «Мы – вместе…»

– Пора избавиться от дикарского мягкосердечия, – добавил Оун. – Или тебе никогда не стать настоящим магом.

Зал Познания – просторная пещера, искусством древних магов и руками рабов превращенная в дивной красоты покой, мог вместить вдесятеро больше учеников. Но племя наделенных Силой медленно стареет и медленно умножается, а дети, во множестве рождаемые светлокожими наложницами от магов, обречены умереть во младенчестве. Сегодня под сводами Зала Познания собрались восемнадцать молодых магов. Кар был девятнадцатым – и единственным, в чьих жилах текла кровь дикарей. Все обернулись, когда он шагнул внутрь, сдвинув блестящую занавесь из драконьей кожи.

Такие занавеси отделяли каждое помещение в городе магов, за исключением тех, где жили рабы. Никто не войдет за занавесь без воли ее владельца: наложенные заклятия надежней любых засовов остановят незваного посетителя. Кар вошел. Как равный, как полноправный ученик начавшегося магического курса. Сердце замерло от радости и тревоги.

Одетый так же, как все, чертами похожий на отца, Кар знал, что выглядит настоящим магом. Но знал также, что собравшиеся в Зале другого мнения. Для них, заносчивых юношей древнего племени, он – полукровка, сын рабыни. Его судьба – стать кровью в серебряной чаше, багровым паром, дающим Силу магам, продляющим на века их жизнь. Волею Сильнейшего Кар получил равные с чистокровными права. Но ни один из них не захочет признать его равным себе.

И вновь, как делал множество раз, Кар-маг призвал на помощь другого Кара. Брата-принца, чья надменность не уступит надменности самого Сильнейшего. Он умеет возвышаться над презирающими его. Он – принц, а принцу нет дела до перешептываний челяди.

Небрежный кивок предназначался ученикам, уважительный поклон – учителю. Подобные знаки, не принятые среди магов, подчеркивали отличие Кара, но тем лучше. Он такой, как есть, а остальные пусть привыкают. Как привык Оун.

Словно не замечая колючих взглядов, Кар занял место на одной из каменных скамей, полукругом огибавших возвышение у дальней стены, что до самого потолка была занята книжными полками. Рассохшиеся от старости фолианты на них соседствовали с новыми, только вышедшими из-под руки переписчика, книгами. Темные корешки покрывала затейливая вязь букв. Эти буквы, древний алфавит магов, легли когда-то в основу письменного языка Империи.

На возвышении стояли два широких стола. Один полностью занимали чаши для крови, такие же, как использовал Оун, только много меньше. На другом Кар увидел знакомые по урокам Оуна предметы: кусочки меди, золота и серебра, весы с двумя чашами, большие и маленькие сосуды с жидкостями, зеркала, песочные часы, разрезанные мышиные тушки, живых мышей в клетке.

Грозного вида учитель, с проседью в волосах, что редко встретишь среди медленно стареющих обитателей Долины, проводил Кара холодным взглядом.

– Все здесь собравшиеся претендуют на высокое звание магов, – сказал он. – И должны соблюдать принятые правила. Одно из них – приходить за несколько минут до начала занятий. Надеюсь, я понятно говорю, Карий?

Кар наклонил голову.

– Вполне.

– Хорошо, потому что впредь за опоздание ты будешь отстраняться от занятий. Мы все понимаем, как трудно дикарю привыкнуть к дисциплине, но здесь ты не можешь рассчитывать на поблажки.

– Я не рассчитываю на поблажки, учитель.

– Надеюсь. Итак, сейчас я раздам вам чаши. Крови в них совсем немного, и я не жду, что вы сумеете полностью воспринять ее Силу. Все, что вам нужно – наблюдать за мной и стараться повторить.

Протягивая чашу Кару, он добавил – так, чтобы слышали все:

– Должен предупредить, это кровь младенца, рожденного моей наложницей-дикаркой. Ты вправе отказаться ее использовать.

Кар молча взял чашу. Прикрыл глаза, обнажая магические чувства – и увидел восемнадцать бьющих родников неприязни. Это больше, чем неприятие чужака. Это инстинктивная ненависть магов к тем, чьей кровью питается их Сила, отвращение, густо замешанное на чувстве вины. Его никогда не примут. Он получит признание, только превзойдя их, когда не желавшие видеть в нем равного склонятся перед Сильным.

Кар сосредоточил внимание на учителе. Как вчера Оун, тот протянул руку к чаше, коснулся краев.

– Сила крови дремлет, – сказал он. – Тело, которому она давала жизнь, умерло, а Сила осталась. Если ее упустить, она разольется в пространстве – это все равно что вылить кровь на землю. Я посылаю толчок, чтобы разбудить Силу и одновременно захватываю ее – вот так. Теперь она плещется, ища выхода. Я ловлю поток, направляю его… Поглощаю. Теперь ваша очередь.

Восемнадцать чаш встали перед магами, восемнадцать ладоней потянулись за кровью. Кар чуть помедлил и тут же понял: молодых магов одолевает любопытство. Полукровка возьмет кровь другого полукровки – есть на что поглядеть. А в магии, как не раз повторял Оун, потеря сосредоточенности равна неудаче. Багровый пар уходил, терялся в пространстве. Меньше половины впитывалось в ладони магов.

Кар заставил себя забыть о наблюдателях. Протянул руку к чаше. Коснулся магией – осторожно, почти ласкающе. Дай мне твою Силу… Кровь всколыхнулась навстречу. Кар сосредоточился, ловя Силу, не давая ей уйти. Приподнял руку и потянул к себе. И стоял, впитывая, наполняясь, едва сдерживая крик. Повелевать жизнью и смертью, крушить горы, достигать звезд! Сила. Власть. Магия. Что может сравниться с этим? Разве они не чувствуют? Как они могут думать о чем-то еще?!

Казалось, еще немного, и его разорвет, когда поток наконец иссяк. Открыв глаза, Кар понял, что прошло всего несколько минут. А через мгновение – что все в зале смотрят на него. Магические чувства усилились, напоенные Силой, зрение и слух обострились. Одного взгляда хватило. Кар понял и усилием воли сдержал ликование. Он справился, не упустил ни капли – один из всех.

– Продолжаем, – прервал молчание учитель. Он никак не отметил ни успех Кара, ни ошибки остальных. – Вы преуспели в Познании, вы получили Силу для Воздействия. Достаточно ли этого? Сможете ли вызвать хотя бы искру? Нет. Мало получить Силу, надо уметь ее использовать. Этим мы сейчас и займемся. Для начала…

Занятия продолжались до позднего вечера. За обедом Кар сидел в общей зале, словно отделенный невидимой стеной. Никто не заговорил с ним, но Кар едва заметил. Чего стоит злоба горстки юнцов – старшему от силы восемнадцать, – если первый день занятий раскрыл целый мир возможностей? Что же будет дальше? Сила огненным шаром перекатывалась внутри. Кар с ловкостью разделял ножом и вилкой хрустящие полоски драконьего мяса, неспешно потягивал терпкий травяной чай, но внешнее спокойствие, как занавесь, скрывало нетерпение и радость. Никто, даже сам Сильнейший, теперь не помешает ему овладеть высокой магией.

Если Сильнейший и наблюдал за сыном, то делал это незаметно. Кар совсем не видел отца. Учеба занимала все время; оставленный в небрежении Ветер оглашал скалы жалобными криками. Месяц за месяцем Кар учился управлять Силой, с каждым днем больше наполняясь ею, и вскоре учитель, хоть и против воли, начал ставить его в пример другим. Их растущая враждебность не беспокоила Кара. Он первым научился вызывать огонь; первым собрал рассеянные в воздухе частицы и преобразовал их, получив стакан воды, а затем рассеял ее снова. Он глубже проникал в суть вещей, легче менял ее и с неизменной уверенностью отвечал презрением на презрение однокашников.

Год спустя ученики, взволнованные и до краев напоенные Силой крови, вышли, каждый один на один в закрытом магией загоне, навстречу птенцам грифонов. Редкое, не чаще одного раза в пять лет, и богатое магическими переживаниями событие привело к загонам немало магов. Связанные с людьми грифоны редко создают пары и производят птенцов. Молодняк взрослеет медленно. Бывает, что готовых к покорению грифона магов оказывается вдвое больше, чем подросших до сознательного возраста птенцов, а покорить одичавшего зверя до сих пор удалось лишь одному необученному магу-полукровке.

Кар наблюдал со спины парящего над Долиной Ветра, как неуклюжие птенцы в ярости кидаются на людей, как молодые маги отдают весь запас Силы в отчаянной попытке подчинения, как замирают, счастливые, обретшие своих грифонов. Впрочем, не все. Зита, жизнерадостная девушка-маг – Кар считал ее способной, но слишком легкомысленной, – погибла. Птенец повалил ее и, прежде, чем другие маги успели вмешаться, когтями разворотил ей грудь. Сразу же с трех сторон в него ударили огненные молнии Силы – подоспели старшие маги. Грифон вскрикнул, дернулся и затих рядом со своей жертвой. Откликаясь на печаль Ветра, Кар нежно погладил золотые перья.

«Они не могли поступить иначе», – сказал он.

«Ей возвратят жизнь. Ему – нет», – прошептал в его мыслях Ветер.

Посмотрев вниз, Кар увидел среди зрителей Сильных. Отец и Лэйн, тот самый маг с высокомерным лицом, и еще один Сильный, по имени Дион, опускали руки, только что убившие грифона. Над телом девушки склонилась Кати, другая Сильная, Тари, встала рядом, положив руки на ее плечи. Повеяло Силой.

Можно вернуть жизнь умершему телу: восстановить мозг, заставить сердце снова гнать по жилам кровь. Когда-нибудь, не сейчас, этому научится и Кар. Но сердце и легкие Зиты бесформенным куском мяса лежали на земле, и все, что знал о магии Кар, подтверждало: Сильные готовятся совершить подлинное чудо.

Глазами грифона Кар наблюдал за Кати. Сильная аккуратно уложила на место вырванные внутренности, горстями, сколько возможно, собрала кровь. Закрыла рану ладонями. Блеск Силы на минуту ослепил грифона. Когда зрение вернулось, Зита уже сидела, хватаясь за грудь. Тари, очень бледная, придерживала за плечи обессилено поникшую Кати – она, казалось, потеряла сознание. Обеим теперь понадобится кровь, много крови, чтобы восстановить потраченную Силу.

Ветер жалобно застонал: маги убили второго птенца. Не сумевший покорить его юноша покидал загон, зажимая раненое плечо. Еще один сидел на каменном полу, не обращая внимания на разорванную когтями щеку, и утешающе гладил виноватого грифона. Тот жалобно клекотал и тыкался лбом в плечо своего человека. Черные крылья растерянно шевелились, как будто птенец хотел и не решался взлететь.

Из открытых загонов выходили сложившиеся пары. Юных магов распирала гордость. Птенцы торжественно вышагивали рядом с обретенными хозяевами.

«У нас было не так», – тревожно сказал Ветер.

«Да, – согласился Кар. – Я тебя не покорял, ты сам меня выбрал. Они не понимают. Я пытался им объяснить… А теперь думаю, хорошо, что не понимают».

«Они тебя не любят».

«Знаю, Ветер».

«Давай улетим!»

– Ветер… – от удивления Кар заговорил вслух. – Я думал, тебе здесь хорошо. Ты родился в горах, здесь твои сородичи…

«Мы – вместе! – Ветер изогнул шею, пытаясь заглянуть Кару в лицо, и чуть не перевернулся в воздухе. Заработал крыльями, ловя равновесие. – Они тебя не любят! Они убили птенцов! Улетим!»

– Ветер, Ветер, – Кар обеими руками ласкал мягкую гриву, изо всех сил стараясь излучать любовь и спокойствие. – Мы вместе. Мы улетим. Обязательно. Только не сейчас. Я пока не могу, понимаешь? Я должен научиться магии. Потерпи немного, Ветер…

«Зачем?» – никогда еще грифон не говорил так сердито.

«Ветер, если бы ты не умел летать? Имел крылья, а летать не мог? Ты выжил бы?»

«С тобой – да. Мы – вместе».

– Ты мой лучший друг, – не найдя другого ответа, прошептал Кар. – Ты мой единственный друг. Я так горжусь, что мы вместе…

Ветер понял его смятение и не стал больше настаивать. Широкими кругами начал снижаться над Долиной, а Кар все гладил золотую гриву и не мог понять, отчего ему так стыдно.

Едва он ступил на землю, Ветер подпрыгнул, раскидывая крылья прямо над головой Кара. Поток теплого воздуха поднял волосы. С недовольным клекотом грифон унесся к скалам. Кар проводил его глазами и направился к опустевшим загонам.

Зрители разошлись, разбрелись кто куда получившие грифонов юные маги. На площадке Испытаний остались члены Совета, кроме женщин, обессиленных необычным магическим действием, воскрешенная Зита в наброшенной поверх разорванного костюма чужой куртке, Ирэн – молодой маг, не получивший грифона, и учитель. Лицо последнего являло всю гамму подобающих чувств: стыд, раскаяние, покорное признание вины – и чем дольше звучал негромкий, но гневный голос Сильнейшего, тем ярче становились эти чувства. И не обращаясь к магии, Кар видел огненно-черную тучу отцовского гнева над площадкой. «Не хотел бы я испытать его на себе» – невольно подумал он.

Остановившись поодаль, он мог разобрать слов. Но Сильнейший не делал тайны из разговора, и Кар осторожно потянулся магией. И услышал:

– Погибли два грифона. Две Сильных едва смогли вытащить девчонку. Кати выложилась до дна. Она не готовилась воскрешать, у нее почти не было заемной Силы!

Учитель посерел. Воскрешение, да еще такой сложности, без Силы человеческой крови невозможно. Будь Кати обычным магом, попытка наверняка убила бы ее. Сильная, поддержанная Тари, справилась, но будет долго и тяжело болеть.

– Сильнейший, я признаю свою вину, – тяжело произнес учитель. – И готов принять наказание…

Сильнейший гневным жестом велел ему замолчать.

– Ты примешь наказание. А готов ли ты ответить, почему твой курс не подготовлен должным образом?

– Моя вина…

– Твоя вина в том, что тебе и твоим ученикам мешало присутствие моего сына. Вы питали собственную ненависть вместо Силы!

Кар возбужденно, радостно втянул воздух: свершилось. Отец признал его.

Учитель молчал.

– Или я должен напомнить тебе, к чему приводит потеря сосредоточенности при занятиях магией? – язвительно спросил отец.

– Нет, Сильнейший.

– Тогда убирайся. Ты отстранен от ведения занятий. Твое наказание Совет Сильных обсудит сегодня вечером.

Учитель, совершенно серый, зашагал прочь. Сильнейший направился туда, где на почтительном удалении от старших Зита перевязывала платком рану однокашника – никто не позаботился исцелить его. Испуганные лица молодых магов ясно показали: подобно Кару, они слышали все.

– Вы, двое, – произнес Сильнейший. – Вы продолжите обучение. И полностью сосредоточитесь на магии. Если через два месяца я не буду приятно удивлен вашими успехами, ближайшие два года вы проведете на положении детей, а затем начнете учиться сначала, со следующим курсом. Понятно?

– Да, Сильнейший, – дружно ответили они.

– Теперь возвращайтесь в свои комнаты.

Проходя мимо Кара, Зита чуть заискивающе кивнула – подействовали слова «мой сын». Ирэн же подарил ему тяжелый, угрожающий взгляд: «Однажды я убью тебя».

Кар в удивлении уставился в спину юного мага. Он, похоже, нашел, кого винить и в собственной неудаче, и в позоре учителя?

Сильнейший вернулся к мрачной компании Сильных, и сразу невидимый колпак скрыл разговоры магов. На Кара отец даже не взглянул.

На следующее утро в Зал Познания вошел новый учитель. Под напряженными взглядами учеников занял место на возвышении. Пригладил взлохмаченные волосы – в сочетании с удивленно вытянутым лицом они создавали на редкость безобидный образ, оглядел Зал.

– Меня зовут Нэд, мастер Нэд, – сказал он. – Я мастер преобразования материи. Получается, теперь я буду вас учить, да еще под пристальным вниманием Сильных. Вы оплошали вчера, знаете? Ну, а теперь возьметесь за ум, потому что я не хочу вызвать недовольство Совета. У нас всего три простые задачи: накопить Силу, научиться ее сберегать и правильно использовать. Как видите…

– Для чего? – дерзко спросил со своего места Ирэн.

Учитель словно бы обрадовался.

– Да? Поясни свой вопрос!

– Я спрашиваю, зачем нам тратить время и силы на овладение высокой магией, чтобы потом сотни лет дрессировать драконов в этой Долине, когда миром правят дикари?

Ирэн смотрел прямо на учителя, и слова его как будто не относились к Кару, но все головы повернулись к нему. Учитель тоже глянул – и вдруг подмигнул.

– Ты задаешь разумные вопросы! – весело сказал он Ирэну. – И я с радостью отвечу. Очень скоро, буквально через несколько лет, мы выйдем из Долины. Изначально, как ты знаешь, миром правили мы; вскоре нам предстоит вернуть свою власть.

Он сделал паузу, давая ученикам время вспыхнуть восторгом, задрожать от нетерпения, податься вперед, жадно ловя каждое слово. Кар единственный не проявил никаких чувств. Ничто из сказанного не было для него новостью.

– И как раз для того, чтобы вернуть ее, Сильным понадобитесь вы – полные Силы молодые маги, а не жалкие недоучки. Вы же не думаете, что власть принесут вам на тарелочке? Нет, вы будете сражаться и рисковать жизнями! Только от вас – от всех нас – зависит наша победа или окончательная гибель.

Возвышенная речь мага показалась Кару чересчур напыщенной, как проповедь Верховного жреца, к тому же озорная гримаса портила впечатление. Но маги, дети магов, столетиями грезящих об утраченной власти, ничего не заметили. Тишина разлетелась тысячей осколков, когда восемнадцать молодых здоровых глоток разразились торжествующим воплем.

Ученики вскакивали с мест, обнимались, воздевали сжатые кулаки – и не прекращали кричать. Кар с усмешкой вспоминал наставления Оуна о достоинстве мага: сдержанность в проявлении чувств отличает наделенных Силой от недоразвитых дикарей.

Учитель выждал, пока ликование поутихнет, потом небрежно махнул рукой – Кар заметил лишь небольшой всплеск Силы, – и шум в Зале погас. Самые медлительные еще закрывали враз онемевшие рты, а учитель уже раздавал чаши с кровью.

– Первая ваша задача – не упустить ни капли Силы, заключенной в этой крови, – сказал он. – Кто не справится – покинет Зал. Но будьте готовы завтра ответить мне по сегодняшнему уроку, который вы не услышите. От магического подслушивания Зал хорошо защищен. Итак, начнете по моей команде…

Кар принял чашу со смешанным чувством радости и тоски. Хорошо, что теперь можно учиться всерьез, что учитель явно доброжелателен. Плохо, что планы Сильнейшего теперь объявлены вслух. Значит, недалеко их воплощение. И что тогда делать ему, Кару, наследнику императора Эриана, инструменту, созданному властью и Силой отца? И есть ли у него хоть какой-то выбор?

– Прогуливаешься?

Из всех закоулков и путаных коридоров, этот, пожалуй, лучше всего подходил для тайного поединка, будь то магическое столкновение или простая драка. Вероятность, что кто-то случайно заглянет сюда, была ничтожна. Близость жертвенных комнат, где добывалась и сберегалась необходимая для заклятий кровь, почти наверняка сделала бы незаметным любой магический всплеск. Отраженная Сила, за столетия пропитавшая стены, заглушала звуки не хуже магического колпака. Ирэн с толком выбрал место.

Кар остановился, ругая себя на все лады. Почему он раньше не обеспокоился растущей враждебностью парня, не утихомирил его сам или, в конце концов, не попросил помощи учителя? А теперь – теперь придется убить. Придется, потому что Ирэн не затем поджидал Кара в этом тихом месте, чтобы обменяться с ним оскорблениями.

– Это ты, Ирэн? Не ждал тебя здесь встретить.

– Думал, никто не знает, что вечерами ты ошиваешься возле своих родичей-дикарей? Считаешь всех глупее себя?

«Разумеется», – чуть не ответил Кар. Сдержался. Он не хотел убивать Ирэна. Нет, не из жалости. Глупец, мнящий себя великим магом, сам напросился, было бы только справедливо наказать его. Но смерть Ирэна обернулась бы крупным скандалом, а скандалы Кару ни к чему.

– Нет, конечно, – вежливо сказал Кар. – Мне казалось, ты не любишь бывать здесь.

– Я выбирал себе новую наложницу, – весело сообщил Ирэн. – Ты знаешь, мне нравится их менять. Стараюсь выбрать помоложе… Но прости, я забыл, что ты не держишь наложниц. Жалеешь соплеменниц, да, дикарь?

Они выступили из полумрака боковых переходов – соученики, товарищи по Залу Познания. Три года вместе, каждый день, каждую чашу крови, каждое новое заклятие. Трех лет не хватило им примириться с полукровкой в своих рядах. Кар вгляделся в знакомые до мельчайших черточек лица. Одна Зита смущенно потупилась. Остальные смотрели с жадным предвкушением, с нетерпеливым ожиданием расправы, и Кар впервые почувствовал страх. Он справился бы с тремя, может быть, пятью, но восемнадцать, пусть даже слабых магов по капле выцедят его кровь. Именно за этим они сюда пришли.

– Не хочешь рассказать, зачем бегаешь сюда каждый вечер? – поинтересовался Ирэн. – Может, ты таскаешь им тайком сладости? Или готовишь им побег?

Кар приходил к Оуну. Его первый наставник вернулся к работе, которую оставил на время обучения Кара. Здесь, в нижнем ярусе города, располагались помещения рабов, сюда же доставляли новых, украденных в Империи. Почти всегда это были дети или подростки. О них заботились – так рачительный хозяин ухаживает за ценным скотом. Маги лечили их болезни. Под действием заклятия страхи утихали, память о доме тускнела, жизнь в услужении у колдунов начинала казаться привычной, единственно правильной.

Маги усвоили урок девятисотлетней давности. Отныне рабы не смогут взбунтоваться. Не захотят. Даже смерть ради потребной магам крови принимается ими, как честь.

Когда-то Кар удивлялся, слыша, как Оун изъясняется на языке Империи – чисто, без ошибок. Потом узнал, что почти сотню лет его учитель, среди прочих своих обязанностей, был ответственным за подавление разума пленных. Узнал, ужаснулся – и смирился, как смирялся со многим, что прежний Кар счел бы грязным и бесчестным. Оун был и оставался единственным его другом среди магов. В последнее время у Кара вошло в привычку приходить сюда по вечерам, после занятий в Зале, после прогулки с Ветром. Оун заканчивал работу, и они усаживались вдвоем в рабочем кабинете Оуна, у стола, неизменно заваленного книгами и мелко исписанными листами бумаги, потягивали крепкий травяной чай, спорили, смеялись или молчали. Странная пара: маг, чья работа – подавлять разум дикарей, и полукровка, чей разум силился совместить знания мага с памятью дикаря. Оун по-прежнему брюзжал и называл его дикаренышем, но Кара это заботило не больше, чем дождь и снег где-то за пределами Долины. Жертвенные же столы и холодные вместилища для сбережения крови казались небольшой платой за возможность хоть кому-то доверять.

Вот только рассказывать Ирэну, как проводит вечера, Кар не собирался.

– Молчишь, дикарь? Слишком горд, чтобы говорить с нами?

– Чего вы хотите? – спросил Кар.

– Мы тут собираемся вскорости рассчитаться с дикарями, – доверительно объяснил Ирэн. – Знаешь, пришло время выйти из пещер. Ну, да ты слышал. Вот мы и решили начать с тебя. Все равно после нашей победы таким, как ты, не останется места.

«Глупец. Если вы захватите Империю, таких станет куда больше, чем вас. Ты сам их и наплодишь, любитель молодых наложниц. К тому же тебе забыли сказать, что без меня у вас ничего не выйдет». Кар не сказал ничего. Вместо этого ударил всей Силой, что скопил, принимая чаши с человеческой кровью, собственной, многократно возросшей за годы учебы, Силой…

Едва он раскрыл магические чувства, невидимая удавка сдавила горло. Прозрачный кокон окутал его со всех сторон. Магия Кара увязла в нем, как в болоте. Сложное, незнакомое заклятие. Ирэну в одиночку нипочем не создать его. Они поработали вместе, выпускники магического курса, гордость древнего народа. Им понадобилась кровь – полная чаша, не жалкая, ученическая, настоящая чаша мага. Где-то далеко закричал Ветер. Как сквозь толстый войлок, пробился голос Ирэна:

– Ты считал себя магом, но ты всего лишь дикарь. Твоя кровь предназначена дать нам Силу, и мы ее возьмем, и…

– Не спеши хвалиться, Ирэн. Ты можешь и не справиться с превосходящим тебя Силой магом!

Все вздрогнули – так внезапно появилась Кати. Приблизилась, коснулась плеча Зиты. Ученики расступились, испуганные, притихшие, как провинившиеся дети. Перед Каром остался один Ирэн. Жертвенный нож опустился в его руке. Кокон, стиснувший Кара, ослаб. Слегка, но этого хватило. Силы почти не осталось, Кар порвал его одной яростью – своей и грифона. Прыгнул, не давая врагу опомниться, удар колена выбил из руки мага нож, руки Кара сдавили ему горло. Ирэн захрипел, пытаясь вырваться. Великие маги, могучие гордецы – как вы беспомощны перед простой животной силой! Ноги Ирэна подкосились, Кар повалил его на спину. Уперся коленом в грудь. Никто не вмешался, все молча смотрели, как бьется и хрипит Ирэн, как вздуваются мышцы под драконьей кожей на руках Кара, как вытекает изо рта Ирэна струйка слюны…

Прежний Кар убил бы его, не колеблясь. Убил, не думая, какую цену заплатит потом. Выпускник магического курса Карий не зря учился владеть собой. Он выждал еще немного – у лежащего мага стали закатываться глаза, – и разжал пальцы. Встал, мысленно успокаивая разъяренного Ветра. Ирэн скорчился на полу, хрипящий, задыхающийся, еще не понимающий, что он жив.

Сильная встретила вопросительный взгляд Кара – и кивнула.

– Как видишь, Ирэн, – прозвучал ее спокойный голос, – умение драться тоже бывает не лишним.

Ирэн сел, все еще держась за горло. Его защита ослабла, стыд, страх и бессильную ненависть видели все.

– Встань, Ирэн, – велела Кати. – Маг подарил тебе жизнь. Я, Сильная Кати, подтверждаю его право изменить решение и отнять ее, когда пожелает. Благодари.

Ирэн отрыл рот, но оттуда вырвался только хрип. Под холодным взглядом Кати он произнес мысленно, так, что услышали все:

«Прими благодарность за подаренную жизнь, маг Карий. Подтверждаю, что отныне она принадлежит тебе».

– Я принимаю твою благодарность и твою жизнь.

Кар с трудом не позволил голосу дрогнуть. Голова кружилась, накатывала слабость. Сильная Кати бросила ему тревожный взгляд.

– Обучение почти закончено, скоро вас ждут Испытания, – сказала она. – Ты, Ирэн, их не прошел. Тебе найдут работу на нижних ярусах. Все остальные…

Она снова, будто невзначай, сжала плечо Зиты. Девушка чуть улыбнулась. Прочие ждали, затаив дыхание.

– Происшествие достойно разбора Советом, – решила Кати. – Вы будете наказаны. Это я обещаю. А сейчас оставьте нас.

Ученики молча разошлись. Ирэн спотыкался, но никто не осмелился помочь ему, пока изгиб коридора не скрыл их от взгляда Сильной Кати.

Кар прислонился к стене. Хотел задать вопрос, но подкосились ноги, и он медленно сполз на пол, растерянно глядя на Сильную.

Кати опустилась на колени рядом.

– Подожди, – сказала она. – Этот кокон пьет Силу. Раньше мы так закрывали преступников. Хотела бы я знать… Это я тоже подниму на Совете.

Руки Сильной легли на его плечи. Кар ощутил поток Силы, совсем непохожей на огненную Силу крови. Упругая и звонкая, как струна, искристая, как звездный свет, окрашенная печалью – такой была Сила Кати.

– Лучше? – спросила она через минуту.

– Да… Спасибо тебе, Сильная.

– Не благодари, – поднявшись, Кати протянула ему руку: – Можешь встать?

– Как ты узнала? – спросил Кар, вставая.

– Зита меня позвала. Нет, она не великий маг, – Кати улыбнулась его удивлению. – Просто мы связаны.

– Воскрешение?

– Да. Я тогда вложила в нее часть себя, иначе было не справиться. Теперь мы связаны ближе, чем мать и дочь. Я везде услышу ее, а она – меня. Идем?

– Мне нужно успокоить грифона. Он напуган и зол. Боюсь, Ирэну лучше не выходить пока из пещер.

– Не выйдет, – успокоила Кати. – Не настолько он глуп. Ты знаешь, что повредил ему голосовые связки?

– Не беда, исцелится.

– Сам не сможет, он слишком напуган. А исцелять его без моего позволения сейчас никто не посмеет. Гневить Сильную – это очень, очень вредно, знаешь ли.

Кати шла рядом, поглядывая искоса, словно готовилась подхватить Кара, едва тот начнет падать. Круглые плоды-светильники в ветвях каменных дерев, подпиравших потолок, рассыпали неестественный белый свет. Жизнь им давала магия – расточительней, но проще, чем возиться с маслом или воском. Светло-серый, местами красноватый камень стен казался гладким, как стекло.

Длинный коридор привел к лестнице. Кар с трудом одолел ее, не схватившись за Кати. Остановился, переводя дыхание.

– Ты молодец, – негромко сказала Кати. – Я думала, ты его убьешь.

Кар замотал головой.

– Я не хотел убивать. Не хотел всего этого… Я не вызывал этой ссоры, Сильная!

– Верю, – согласилась она. – Ты не вызывал ее – нарочно.

– Что это значит?

– Ты учишься лучше их всех, Карий. Конечно, ты старше, но ты не владел, подобно им, основами магии с рождения. Мы в Совете следим за тобой. Ты давно постиг высокую магию и мог бы постичь высшую. Они же видят в тебе только дикаря, и это сводит их с ума. И не только их.

– А что видишь ты, Сильная?

– Сильнейшего, – ответила она просто.

– Ты хочешь сказать, – медленно спросил Кар, – что я похож на него, или…

– Я хочу сказать, что однажды ты превзойдешь Силой своего отца и займешь его место. И сделаешь это много раньше, чем кажется возможным.

Кар молчал, слишком пораженный для слов.

– Когда это произойдет, – добавила Кати, – я хочу быть в числе твоих друзей, а не врагов.

– И поэтому ты помогаешь мне?

– Конечно.

– А если ты ошибаешься?

– Я, конечно же, могу ошибаться, – признала Кати. – Но я не ошибаюсь.

Кар пошел дальше. Кати – рядом.

– А другие Сильные? Они тоже так думают?

– Нет, иначе ты давно был бы мертв. Не волнуйся, подслушать нас не сможет никто.

– А то, что произошло сегодня? Такая магия не плечу Ирэну. Да никому из них.

Кар хотел сказать «никому из нас», но в последний миг решил не лукавить. Сильная кивнула.

– Ты прав. Я заставлю Совет выяснить, кто приложил руку, даже если это кто-то из нас. И в этот раз Амон меня поддержит.

Новую лестницу Кар одолел, не заметив. Если Кати считает его будущим Сильнейшим…

– Почему ты уверена? Что я смогу?

– Вижу. У каждого из нас, Сильных, есть свои особые способности. Я вижу… возможности. Можно было бы назвать это будущим, но будущее не предопределено, Сильные могут изменять его. Возможности. Ты талантлив, Карий, но дело не только в таланте. Ты – другой.

– Что это значит? – спросил Кар, шагая сквозь широкую арку выхода в звездную темноту Долины.

Ответ Сильной заглушило хлопанье крыльев. Тревожно клекочущий водоворот лап, когтей и крыльев захватил Кара в сумасшедшие объятия, закружил, смял – и выпустил, оглушенного. В мыслях грифона бушевали гнев и страх.

«Ты чуть не умер!»

«Все хорошо, Ветер. Успокойся!»

«Не хорошо! Нет! Тебя хотели убить!»

«Тише, Ветер, милый, я здесь…»

Кар обнимал огромную голову, гладил смертоносный клюв грифона, пока не утих пожар его чувств, не улеглись вздыбленные перья и шерсть. И только успокоив Ветра, обернулся к Кати.

– Я обязан Сильной Кати жизнью, – сказал он вслух. – Поблагодари ее, Ветер.

Клюв грифона почтительно коснулся волос женщины. Кати погладила его перья.

«Ей грустно, – вдруг сообщил Ветер. – Ее самка умерла в прошлом году. От старости».

Потерять грифона… Одна только мысль об этом причиняет страшную боль. Как с ней справляются маги, живущие столетиями? Кар порывисто шагнул к Ветру. Прижался лицом к его шее, вдохнул живой звериный запах.

«Мы – вместе! – шепнул Ветер. – Хочешь, полетаем?»

«Завтра. Мне надо еще поговорить с Кати».

«Хорошо».

Грифон прыгнул. Крылья с шорохом распахнулись над головами людей, и Ветер полетел к ночующим на скалах собратьям. Кати проводила его взглядом.

– Я похоронила трех грифонов, – задумчиво сказала она. – После первого долго не хотела брать птенца…

Кар сочувственно молчал. Тихо вздохнув, Кати заговорила совсем другим тоном:

– Вот один из ответов на твой вопрос. Ваша связь с грифоном отличается от обычной, да?

– Да. Ну и что?

– Ты другой, – повторила Кати. – По-другому мыслишь, по-другому чувствуешь. Знаешь, мы… окостенели за тысячи лет. А времена меняются, и кто не меняется вместе с ними, обречен на поражение. Мы слишком привыкли к определенному порядку вещей. Потеряли все, ушли сюда, в Долину – и создали здесь ту же Империю, только маленькую. Ты же не боишься изменений. Ты сам изменение. Ты поступаешь, как считаешь правильным.

– Нет, Сильная Кати. Я никогда не счел бы правильным брать чью-то кровь. Тем более кровь детей. Но я делаю это – ради Силы.

– Здесь я, наверно, могу тебя понять. Мне повезло родиться женщиной… Я рада, что не должна убивать собственных сыновей и дочерей, пусть и рожденных дикарками. Никогда не понимала мужчин. Скажи, я тебе привлекательна?

Вопрос застал Кара врасплох. Он раскрыл рот, захлопнул, раскрыл снова, но так и не произнес ни звука.

Кати засмеялась.

– Я не хотела тебя пугать. Просто скажи правду.

– Я не настолько глуп, чтобы лгать Сильной, – выдавил Кар.

– Вот и прекрасно. Итак?

Поздний безлунный вечер лежал на Долине мягким покрывалом. Вдали перекликались голоса. Сверху, со скал, доносились клекот и хлопанье крыльев. Звездный свет гладил черные волосы девушки – молодой и прекрасной. Блестящий костюм из драконьей кожи не скрывал изгибов ее тела.

Кар сглотнул и ответил честно:

– Ты очень красивая, Кати. Я не встречал женщины красивее тебя. Но… Ты старше моей прабабушки. Я бы не смог. Прости, это звучит обидно, я…

Он замолчал, смутившись окончательно. Кати звонко рассмеялась.

– Теперь понимаешь, о чем я? Кого из тех молодых дурачков, что напали на тебя сегодня, остановил бы мой возраст? Нам и в голову не придет о нем беспокоиться. Да любой маг Долины сейчас клялся бы мне в вечной любви! И красота здесь не при чем. Просто не все решает Сила, Карий. Лишняя чаша крови, вовремя подсказанное заклятие из арсенала Сильных – очень много даст тому, кто жаждет подняться. А мы все этого жаждем, и ты тоже.

– Мне не нужно… – Кар тряхнул головой и начал снова: – Если я достигну чего-то, я сделаю это сам. Я и так… очень многое получал незаслуженно, потому что так было нужно Сильнейшему. Мне это не принесло счастья.

– Вот и весь ответ, Карий. Ты другой. Ты выбираешь иные пути, не те, что привычны нам, потому и пойдешь дальше любого из нас. Дальше, выше… Боюсь, – Кати лукаво улыбнулась, – я еще пожалею, что все-таки не соблазнила тебя. Но позволь дать совет.

– Конечно.

– Теперь все решат, что ты мой любовник. Не мешай им заблуждаться. Тогда никто не рискнет обидеть тебя даже взглядом, и ты сможешь спокойно заниматься магией, а не отражать глупые нападения. И еще – наложницу все-таки возьми, не давай повода сплетням. Если хочешь, я подавлю ее способность к размножению, как мы подавляем ее у себя.

Оживленно спорящая о чем-то группа магов быстро миновала вход. Узнав Кати, стоявшую с Каром на расстоянии объятия, замерли. Разговоры стихли как по команде. Кати оглянулась с высокомерием потревоженной герцогини. Бормоча сбивчивые приветствия Сильной, маги поспешили скрыться. Кар чувствовал их любопытство, но потянуться магией не посмел никто. Издалека, от реки, долетели возбужденные голоса – и все стихло.

Кати снова рассмеялась.

– Видишь? Теперь о нашей любви узнает вся Долина.

Кар ответил веселым взглядом. Он отверг женщину, Сильного мага, но не испытывал смущения и не боялся, что нажил врага. Он, кажется, начал понимать Кати.

– Постоим еще на радость любопытным или вернемся? – спросил он.

– Они свое получили, – решила Кати. – Если ты оправился, я, пожалуй, вернусь к себе. А ты…

Кар отвесил церемонный поклон, вновь заставив ее рассмеяться.

– Я понял, Сильная Кати.

– Вот и отлично.

Интересно, думал Кар, возвращаясь тем же путем, согласись он действительно стать любовником Кати, предложила бы ему Сильная взять наложницу? Скорее всего – да. Все мужчины-маги имеют наложниц, некоторые двух-трех. Женщины-маги не видят в них соперниц. Но зачем Сильной Кар? Близость дала бы ей возможность управлять им. Им – будущим Сильнейшим? Отцовской марионеткой, возомнившей невесть что? Если бы знать! Одно ясно, чего бы ни желала Кати, она не прибегнет к грубой лжи, как и не станет обольщать его против воли. Ей, Сильной, не к лицу дешевые уловки. Наверно, ей все-таки можно доверять, пусть и с оглядкой. Жаль, он не спросил о главном, о планах Сильнейшего. Кати могла бы ответить.

Оун еще не спал. Кар нашел его в рабочей комнате, среди разбросанных по столу книг – им его первый наставник посвящал все свободное время. Подняв голову от страниц, Оун пронзил Кара недовольным взглядом.

– Я пропустил утро, дикареныш, или тебе приснился страшный сон?

– Учитель, – Кар задернул за собой занавесь. – Я хочу взять наложницу.

– Похвально, – с усмешкой заметил Оун. – Что же тебя подвигло на столь мудрое решение?

– Насмешка одного магического щенка и мудрый совет Сильной Кати.

Оун нехотя захлопнул книгу. Кивнул на кресло напротив.

– Садись и рассказывай.

Кар поведал наставнику все, утаив лишь нескромное предложение Сильной.

– Она сказала, что видит во мне будущего Сильнейшего, – Кар, почти не задумываясь, накрыл комнату магическим колпаком. – Это может быть правдой, Учитель?

Маг долго молчал. Потом ответил с неохотой:

– Она так сказала. Ты же не будешь подвергать сомнению слова Сильной?

– Я подвергаю сомнению все и всегда. Ты это знаешь, Оун.

– Чего же ты хочешь от меня?

– Правды. Ты сказал когда-то, что я должен исполнять волю отца, пока не буду готов бросить ему вызов. Если Кати сказала правду, если я…

– Опомнись, – резко прервал Оун. – Тебе сказано, что ты можешь подняться на самый верх, но это не значит, что ты уже там! Что ты вообразил? Что за пять лет достиг вершины? Ты даже не начинал, дикареныш. Твой отец прожил восемьсот лет, прежде чем туда попасть. А тебя сегодня чуть не пустила на кровь горстка учеников.

– Они напали все вместе, – с обидой сказал Кар. – Раздобыли кровь и сильное не по ним заклятие, которого я не знал. Никто из них не посмеет бросить мне вызов в одиночку! Я просто… просто уничтожу их. И я порвал кокон, Оун. Сам, даже без крови.

– Ты порвал кокон, поставленный недоучками, – уточнил маг. – Угомонись. Ты сильней всех своих однокашников, это известно. Признаю, ты, возможно, сильнее меня. Что так смотришь? Я говорю о чистой Силе, не о знаниях. Кати убьет тебя движением мизинца, если захочет. О Сильнейшем и говорить не стоит.

– Кати не станет меня убивать.

– Не сомневаюсь. Если она и впрямь видит в тебе большие возможности, самое мудрое с ее стороны – уложить тебя в свою постель и начать собственную игру. Да, вижу, она пыталась. Ты хорошо прячешь мысли, дикареныш, но за лицом следить не умеешь. Ты согласился?

– Нет.

– Молодец. Нет, дикареныш, ты не готов бросить вызов отцу. Выполни его волю, открой нам дорогу в нашу землю. Если справишься, кто знает… Как бы там ни было, тебе расти и расти до того, чтобы сбросить Амона с кресла Сильнейшего. Если ты вообще на это способен.

– Ты его не любишь.

– Сильных не любят, дикареныш. Сильных боятся.

– Меня ты любишь, – заметил Кар. И вдоволь насладился гневным видом наставника.

– Это мой позор!

– А значит, – будто не слыша, продолжил Кар, – ты будешь рад, если Сильнейшим стану я.

– Хватит! – рявкнул Оун, вставая. – Сиди здесь, я приведу тебе женщину.

В ожидании возвращения мага Кар листал брошенную им книгу. Магия не давала ей истлеть почти тысячу лет, но старость все-таки медленно брала верх над Силой. Переплет из телячьей кожи совсем истрепался, когда-то золотые буквы стерлись так, что лишь маг способен был угадать их смысл. «Врата Миров. Исследования многочисленности миров и путей прохода между ними, произведенные Сильным Амоном в год три тысячи четырнадцатый от основания Империи Владеющих Силой» Отец Сильнейшего, дед Кара, написал ее за три года до черного дня, когда попытка открыть подобные Врата погубила десятки тысяч Владеющих Силой и отдала Империю в руки рабов. Что искал в книге Оун? Горькую память о трагедии? Надеялся понять ошибку древних магов, найти путь к достижению их мечты?

Неслышно сдвинулась занавесь, и появился Оун, ведущий за локоть светлокожую девушку лет двадцати, миловидную, в коротком, до колен, белом платье и наброшенном на плечи платке из некрашеной овечьей шерсти. Локоны цвета свежего сена были растрепаны, лицо казалось чуть припухшим, как будто девушка только что проснулась.

– Вот твой новый хозяин, – сказал Оун. – Служи хорошо, и он позаботится о тебе.

Девушка безбоязненно улыбнулась Кару.

– Я буду хорошо служить.

Кар поморщился.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Раката, хозяин.

Имперское имя.

– Ты родилась здесь?

– Да, – ответил за девушку Оун. – Забирай ее и избавь меня от своего присутствия.

«Может, ты передумал, дикареныш?» – добавил он мысленно.

«Нет, Учитель».

Кар вел Ракату к своим комнатам, злясь на себя за глупое смущение и отгоняя образ стыдливого новобрачного. Но, когда девушка уверенно прошла в спальню и сняла платье, не выдержал.

– Подожди! Ты что, уже была чьей-то наложницей?

– Нет, – Раката приблизилась, заглянула ему в лицо. – Но я все умею, хозяин, правда. Меня всему учили!

Казалось, ей не терпится показать свои умения. Кар давно привык, что быть магом – значит принимать услуги рабов, их тела, их жизни как ценную, но бездушную собственность. Он брал, ибо так было нужно, с сожалением, но без колебаний, пока тусклый уголек стыда не погас совсем, и ученик магов не победил совестливого аггара. Но сейчас Кар перехватил руки, ловко расстегнувшие на нем одежду.

– Раката, постой. Не надо. Стой так и молчи, хорошо?

Разум дикарей не похож ни на хаотичное, как нарисованная ребенком картина, сознание животных, ни на отточенный в постоянных тренировках ум взрослого мага. Как в городах Империи дивные замки соседствуют с кучами мусора, в уме дикаря привязанности и страхи, мастерство и похоть, преданность и безрассудство бурлят, теснятся одно на другое, и никогда не знаешь, что выйдет на поверхность в этот раз. Неумение направить, вычистить и защитить собственный разум и делает светлокожих беззащитными перед Силой.

Кар проник в ее мысли, не встретив сопротивления. Сознание Ракаты окутал туман сытого довольства, ненастоящей, хмельной радости. Работа магов. Истинные чувства и воспоминания затерялись в нем, невидимые для самой девушки, но не для Кара. Бережно, словно ступая меж лепестков цветка, он миновал ее фальшивую преданность, оставил в стороне воспоминания последних лет, и там, в глубине, отыскал настоящую Ракату. Перепуганную, рыдающую девочку, подхваченную когтями грифона за околицей деревни, ничего не понимающую, зовущую мать. Ей было тогда девять лет. Грифон и его всадник доставили ее в Долину полумертвой от холода и страха. Спокойный и уверенный черноволосый человек взял ее лицо в ладони – и слезы высохли. Раката робко, затем смелее улыбнулась. Тогда человек взял ее за руку и отвел к другим рабам.

Кар смотрел, кусая губы от злости. Зачем Оун выбрал ему рабыню из Империи? Разве мало тех, кто поколениями служит магам? «О, я знаю, зачем, старый хитрец! Еще один твой урок? Я могу помочь ей, могу вернуть чувства и память. Могу, но не сделаю этого. Мне ни к чему безумная рабыня, мечтающая убить меня или себя. Я понял урок, Учитель».

– Я не смогу помочь тебе, – прошептал Кар на языке Империи, покидая сознание Ракаты. – Обещаю, я буду добр с тобой…

Руки девушки ожили, запорхали по его телу. Страшное видение родилось перед мысленным взором, заслонило счастливое лицо рабыни. Аррэтан, униженная, обесчещенная, довольная в своей бесстыдной наготе, ласкает пленившего ее мага, в зеленых глазах – бездумная пустота. Кар зарычал от злого бессилия, но тело его уже отзывалось, настойчиво и жадно. Он поднял Ракату на руки, отнес к постели. Он и вправду был с ней добр, даже ласков. Но потом, уже засыпая на ее теплом плече, он снова представлял Аррэтан и ненавидел себя.

Давно усвоив премудрости высокой магии, Кар мог и вовсе не приходить в Зал. Но по обычаю он считался учеником, пока не пройдет Испытания, а нарушать обычаи, и без того нарушенные одним его присутствием, не казалось мудрым решением. Такого же мнения придерживались Оун, учитель, и – изъявивший свою волю через учителя – отец. Потому Кар прилежно посещал занятия, приходя одним из первых и уходя последним. Но сегодня, против обыкновения, он опоздал.

Ирэн же не пришел вовсе. Полный состав Совета мог отменить решение любого из своих членов, но Ирэн благоразумно не ждал милости от Совета. Выполняя приказ Сильной Кати, он отправился искать работу на нижних ярусах, среди отбросов магического племени, не овладевших Силой или утративших право ее применять. Отныне положение его немногим выше положения раба, на все недолгие годы обычной человеческой жизни. Продлить ее Ирэн не сможет, разве только судьба подарит ему случай заслужить прощение. И, зная мага, в чьи мудрые руки Совет отдал рабов и отбросов, Кар не сомневался – судьба не станет благоволить Ирэну. Оун ей не позволит.

Впервые войдя в Зал Познания три года назад, Кар, почти не смыслящий в магии, кожей ощутил общую ненависть и презрение. Сегодня ему не понадобилась Сила, чтобы почувствовать их страх. Вчерашний вечер расставил все по местам. Кар сильнее – и больше никто не дерзнет оспорить его первенство.

Учитель ответил на его приветствие, и что-то в голосе мага подсказало: тот уже прослышал о мнимой связи с Кати. И встречает, как должно встречать избранника Сильной.

Ученики прятали глаза, когда Кар шел между скамей к привычному месту в первом ряду. В воздухе пахло страхом и ненавистью, но страхом – больше. Минуя Зиту, Кар уловил аромат ее веселья, отголосок звенящего веселья Кати. И порадовался, что другие, слишком занятые собой, ничего не видят.

Ранним утром Ветер коснулся его сознания, и Кар сбежал из сонных объятий Ракаты навстречу золотым крыльям, одиночеству и отрезвляюще холодному воздуху над вершинами гор. И там, душой и телом слившись с огромным зверем, кружа вместе с ним в огненном сиянии рассвета, наконец понял, что сделали для него Зита и Кати.

Никто не знал о связи между Зитой и воскресившей ее Сильной. Все решили, что Кар сам позвал ее на помощь, ее, Сильную, члена Совета. И Сильная пришла на его зов, как пришла бы к равному – или к тому, кто делит с ней постель и чашу крови.

Теперь Кар с трудом дождался окончания занятий, гадая, как бы незаметно поговорить с Зитой. Но девушка и сама не спешила уходить. Пока другие вслед за учителем покидали Зал, она сидела, словно погруженная в размышления. Но едва упала занавесь за последним учеником, Зита живо сбросила задумчивость.

– Карий, – сказала она, вставая.

– Зита, – он уже шел навстречу, – я хочу…

– Погоди, – перебила девушка, – это важно. Кати просила тебе сказать.

– Слушаю.

– Сильнейший знает о вчерашнем. Он будет говорить с тобой, может быть, уже сегодня. Кати говорит… Она просит тебя быть осторожным. «Не веди себя вызывающе и оставь при себе свои обиды», так она сказала. И «Твое время еще не пришло». Ты понимаешь, что это значит?

– Понимаю, – кивнул Кар. – Передай Сильной Кати мою благодарность… За все. И подожди, не уходи. Откройся. Вот…

Улыбнувшись, Зита раскрыла магические чувства навстречу подарку. Кар потратил все утро, творя переживание, достойное выразить его благодарность. Юный восход, умытый дождем утренний луг, запах свежескошенной травы он вплел в бесконечный восторг полета, окрасил золотом грифоньих крыльев, согрел теплом живого огня. Поколебался, проклял все на свете – и, будто картину в раму, добавил в центр переживания самое светлое, что сумел найти в своем сердце. Тайную, невозможную надежду на встречу с Аррэтан. Что поделать, если других светлых чувств не нашлось? Не дарить же ученице магов детскую любовь к императору дикарей!

Зита постояла, зажмурившись. Прижала к груди раскрытые ладони, будто пыталась удержать чудо.

– Это ты? – спросила она, не открывая глаз. – Ты так чувствуешь?

– Я собрал для тебя самое лучшее, – смущенно признался Кар. – Я не весь такой…

– Ты удивительный, – Зита открыла глаза. В них лучились искорки восторга. – Спасибо!

Девушка порывисто шагнула ближе. Легкие, словно крылья бабочки, губы коснулись его щеки – и Зита умчалась прочь. Занавесь упала за ее спиной.

– И тебе спасибо, – сказал Кар ей вслед.

Грифон поднимался все выше. Долина магов смутно зеленела внизу, меж окрашенных в закатные цвета снегов. Ледяные иглы вонзались в щеки. С каждым взмахом крыльев становилось труднее дышать.

«Хватит?» – спросил Ветер.

«Еще!»

«Тебе холодно».

«У меня хороший наряд, – смех падал с губ звенящими сосульками. – Представляю, как явлюсь в нем ко двору!»

«Ты зол. Тебе плохо. Как мне помочь тебе?»

Кар не ответил. Спрятал ладони в теплую гриву. Драконья кожа костюма и сапог не пропускала холод, но лицо и руки постепенно теряли чувствительность.

«Тебе холодно! – в мысленном голосе Ветра звучал гнев. – Хватит! Я спускаюсь!»

Грифон широкими кругами пошел вниз.

«Ветер, милый, подожди! Я не хочу обратно!»

«Ты и не должен. Ты можешь уйти. Мы – вместе».

– Нет! – закричал Кар, и слезы ледышками замерли в глазах. – Не могу! Теперь – нет!

«Тот человек. Твой отец. Он напугал тебя».

– Он сказал мне правду!

«Тогда почему ты злишься?»

– Потому что я – зло. Я создан нести зло. И я принесу его. Тем, кого ненавижу, тем, кого люблю… Всем. Я не хочу, но я сделаю это, Ветер!

«Зачем тебе делать то, чего не хочешь? Почему мы не можем улететь? Мы – вместе! Кто нас остановит?»

Кар засмеялся горьким злым смехом.

– От моего отца не скрыться, Ветер. Разве ты не понял? Он во мне. Куда бы я ни сбежал, он будет со мной. Нет, Ветер, я выполню его волю. Принесу им смерть… Потому что, клянусь Силой, ничего другого они не заслуживают!

«Ты хочешь уйти, – настойчиво повторил грифон. – Я знаю, что хочешь. Почему ты не можешь?»

«Потому что я – это я. Маг. Один из них. Я познал Силу, и теперь не смогу без нее. Отец прав. Я везде буду чужим, всегда. Раньше я думал, что проклят. Теперь знаю: я сам проклятие. Отцовское проклятие всему племени дикарей. От этого не сбежать, Ветер. Если уйду, станет только хуже».

Ветер не понял. Людские страхи и проклятия были чужды разуму зверя, как земная пыль – чистому небу. Но боль и гнев Кара он ощущал, как собственные, и страдал от бессилия помочь. Вытянув шею, грифон жалобно заклекотал, и теперь уже Кар принялся утешать друга. Он гладил золотистые перья, шептал ласковые слова, а свиток памяти разматывался сам собой, против воли унося назад, к той минуте, когда прозвучал зов.

Кар услышал его, возвращаясь из обеденной залы. Услышал – и остановился, как вкопанный, на середине каменной лестницы. На ум не шло ничего, кроме ругательств.

«Жду тебя в Зале Совета» – повторил тогда голос. Знакомый голос, впервые прозвучавший в ночь смерти императора.

«Сильнейший?» – осторожно переспросил Кар.

«Поторопись».

Кар медленно стал подниматься. Лестница, коридор с толстыми стволами колонн, снова лестница. Мысли скакали обезумевшим табуном. Он не забыл сделки, что заключил пять с половиной лет назад в час отчаяния и пустоты. Тьма больше не говорила с ним, но черный клубок возле сердца рос, уплотнялся с каждой чашей крови, с каждой новой жестокостью. То была отцовская магия, Кар знал это, но ни понять, ни обратить ее вспять не мог. Да и не пытался: сделка вышла честная. Он получил Силу, получил власть, единственную, какой желал – магию. Уступая душу тьме, разраставшейся медленно и неотвратимо, Кар лишь выполнял свою часть.

Он прозрел только сейчас. Будто вспыхнул свет и замелькали, перемешиваясь, картины: костер в ночном лесу, мертвая девушка с разорванной грудью, сраженная усилием воскрешения Сильная, невесомые объятия тьмы. Голос Кати: «Мы связаны. Я вложила в нее часть себя, иначе было не справиться. Я везде услышу ее, а она – меня». И раньше, много раньше, голос Оуна: «Это высшая магия, дикареныш. Твой отец – единственный, кто полностью овладел ею».

Входя в Зал Совета, Кар уже знал ответ. Древнейший из магов, переживший гибель своего народа, веками хранящий жалкие остатки великой Империи, закаменевший в Силе и ненависти, сотворил его, Кара, орудием своей мести. Отцовская магия, величайшая магия в мире, направляла его путь с самого рождения. Не таинственное проклятие губило его, нет, это был отец. Отец всегда был рядом – до тех пор, пока глупый мальчишка сам не впустил его внутрь. Они связаны, как связаны Зита и Кати. Вот только ни любви, ни радости в этих узах нет. Кар сам, по доброй воле отдал себя в рабство.

Как когда-то, Зал Совета поразил его великолепием. Волшебное царство камня, хрусталя и света, сердце Долины магов. Теперь Кар ощутил, как оно пронизано Силой, буквально переполнено ею. Это место было древним святилищем Силы, подобно Храму в столице Империи. Сюда приходили размышлять величайшие маги, здесь составлялись могучие заклятия, вершились судьбы мира. Когда Империя пала, здесь воссел возрожденный Совет Сильных. Здесь словно восстает из небытия забытая слава великого народа. Потому войти сюда – большая честь для любого мага. Кар же был приглашен сюда уже дважды.

На этот раз в Зале был один Сильнейший. Он ждал, сидя у стола. Руки мага, спокойные и безопасные, покоились на каменной столешнице. Лицо хранило отрешенность и высокомерие – лик каменного изваяния, безмолвного и равнодушного ко всему.

Кар пересек Зал и остановился перед отцом. Спросил, будто продолжая разговор:

– Значит, это был ты?

Быть может, Сильнейший и ждал большего почтения, но ни удивления, ни недовольства он не проявил. Кивком указал на кресло.

– Садись.

В прошлый раз для Кара поставили стул; сейчас он занял место кого-то из Сильных, даже не заметив – так велик был его гнев.

– Это был ты, – повторил он. – Меня обвинили ложно, приговорили к смерти, а виной всему ты. Я предавал тех, кого любил, я давал клятвы и нарушал их, – и это ты стоял за всем! Мой собственный отец!

– Ты обвиняешь меня?

– Да! – Кар вскочил. – Да! Мне безразличны ваши законы, безразлично, что я вообще не считаюсь человеком, раз рожден дикаркой! Я такой же маг, как ты, и я твой сын. Как ты мог так со мной поступить?

– А знаешь ли ты, маг, – обманчиво спокойно спросил отец, – что обвинить Сильнейшего может лишь тот, кто готов бросить ему вызов?

– Я его брошу, Сильнейший, клянусь. Придет день, когда я стану достаточно силен, чтобы призвать тебя к ответу. Или же убей меня сейчас.

– Я убью тебя, как только посчитаю нужным. А пока садись и слушай. Что бы тебе ни говорила Кати, ты не так глуп, чтобы всерьез мечтать померяться со мной Силой.

– Ты слышал? – пораженно спросил Кар. – Да. Конечно. Во мне часть тебя, верно? От тебя бесполезно закрываться!

Он сел, по-новому осмысливая прошедшие годы. Разговор с Кати, разговоры с Оуном. С Ветром. Мысли наедине с собой.

– Тогда почему я еще жив?

– Потому что нужен мне живым. Ты верно все понял, но выводы сделал неверные. Все, что ты пережил, было твоим воспитанием. Мне нужен маг, способный выполнить мою волю, а не изнеженный дикаренок с мягким сердцем. Я сделал из тебя мага. Тебе следует благодарить меня, сын.

– Сын? Ты не торопишься признавать меня сыном!

– Я наблюдал за тобой эти годы, – сказал Сильнейший. – И я доволен. Из тебя действительно получился маг. Через месяц, во время Испытаний – ты их пройдешь легко, – я перед всеми признаю тебя сыном и дам свое имя. И очень скоро ты, Амон, сын Амона, отправишься исполнять мою волю.

– И какова же будет воля моего отца? – спросил Кар, помолчав.

– Большую часть ты уже знаешь. Ты отправишься в столицу Империи. У дикарей как раз будет праздник, там соберется вся их знать. Ты убьешь императора и предъявишь права на престол. Все сколько-нибудь значимые дикари воспротивятся этому. Тогда ты убьешь их тоже. Этот месяц ты будешь усиленно тренироваться, а перед отлетом получишь достаточно крови, чтобы справиться. К тому же ты сможешь брать кровь всех, кого убьешь. Ты заключишь мир с теми, кто зовет себя аггарами. Встретишься с их главным вождем и убьешь его. Ты должен обезглавить дикарей, так чтобы к нашему приходу не осталось предводителей, способных объединить их и противостать нам. Остальное сделаем мы. Ты отрубишь голову – мы расправимся с телом.

– А теперь послушай ты, – ответил Кар. – Лучше тебе убить меня, потому что я не стану убивать брата и убивать друга тоже не стану. И не стану возвращать вам Империю. Ты Сильнейший, так что сможешь вернуть ее и сам. Ты ошибся. Из меня не получилось мага. И заставить меня ты не сможешь.

Сильнейший не удивился. Его лицо осталось таким же скучающе-спокойным.

– Это ты ошибся, Амон, – сказал он. – Ты настоящий маг, твое упрямство подтверждает это. Я не намерен тебя заставлять. Ты подчинишься сам.

– Нет. И мое имя Карий. Так назвала меня мать, и я не променяю это имя на твое.

– Твоя мать, – равнодушно сказал отец, – была всего лишь дешевой шлюхой. Она досталась мне за одну монету. Золотую, других у меня не было. Но хватило бы и медной…

Он не договорил. Кар вложил в удар всю Силу, всю обиду и ярость, что кипели в его душе. Ударил, метя в сердце, зная, что второго удара сделать не сможет. Огненная молния вонзилась в грудь Сильнейшего – и угасла, бессильная причинить вред. Амон не шевельнулся.

– Неплохо, – заметил он. – Теперь слушай и запоминай. Если ты еще раз попробуешь на меня напасть, я не стану тебя убивать. Я просто выпью твою Силу. Вот так.

Это было похоже и не похоже на кокон, поставленный Ирэном. Клубок тьмы зашевелился, потянулся от Кара к Сильнейшему. Тело и разум сковала неподвижность. Накатывала обморочная слабость. Все, что мог Кар – молча смотреть, как в темный коридор, связавший его с отцом, медленно уходит Сила, более драгоценная, чем жизнь.

Наконец Сильнейший оборвал пытку. Тьма с глухим ворчанием свернулась в клубок. Затихла возле сердца Кара.

– Выпив ее всю, – продолжил отец, – Я отвезу тебя в Империю и отдам, беззащитного, твоим любимым дикарям. Уверен, они рады будут казнить тебя, как казнили твою мать.

– Что?!

Кар хотел встать. Не смог – ноги отказались служить. Крикнул со всей силой отчаяния:

– Это ложь!!!

– Я не лгу, – спокойно ответил отец. – Я собирался сказать, когда ты прервал меня. Несмотря на то, кем была твоя мать, я оказал бы ей должное почтение, раз признал тебя сыном. Но не смогу этого сделать. Она казнена по приказу императора дикарей.

– Но почему?!

– Тебе лучше знать дикарские законы. Разве женщина, родившая от колдуна, не подлежит казни?

– Да, но…

– А ты к тому же считаешься убийцей их императора. Тебя они найти не смогли.

– Я не верю тебе. Эриан не мог…

– Подойди.

Кар встал, пошатнувшись. Остановился перед отцовским креслом.

– Дай мне руки, – велел Сильнейший. – И смотри.

Сжав твердые ладони отца, Кар потянулся к его памяти. Вошел – туда, где едва ли бывал кто-то из живущих магов, в древний разум последнего из подданных старой Империи, в память цвета засохшей крови, хранящую отблеск тысяч смертей. Огляделся. В худшем кошмаре он не смог бы представить, как здесь страшно. Один час здесь лишил бы рассудка любого; отец же веками носил ее в себе.

– Смотри, – повторил отец.

И Кар увидел. С большой высоты, но четко, как бывает, когда смотришь глазами грифона. Увидел знакомую площадь между дворцом и храмом, яркие наряды знати, алые сутаны жрецов, теснящийся вокруг простой народ. Увидел помост правосудия, что ставится при суде и казни важных преступников. На белой половине помоста, означающей правосудие, белый престол Эриана – повзрослевшего, раздавшегося в плечах. На красной половине, значащей обвинение, алый престол Верховного жреца. Плаху на возвышении посреди площади, черный капюшон палача, женщину на коленях, со связанными за спиной руками.

Увидел, как император кусает губы, как машет рукой, подавая знак, как улыбается жрец, как мать склоняет голову, блестит в солнечном свете лезвие топора…

– Хватит! – крикнул Кар, отнимая руки.

Видение погасло.

– Я был там, но помочь не мог, – негромко сказал отец. – Решай, Амон. Я не стану принуждать тебя. Ты мой сын, а не раб. Выберешь сохранить верность убийце, которого зовешь братом – уходи. Возвращайся к ним. Но знай, ты будешь чужим везде и в конце концов все равно погубишь их. Так я предрек, зачиная тебя им на беду, и так будет. Или выбери свой народ и своего отца – и отомсти за мать. Решай.

Лунный свет, золотые волосы… «Мой принц. Мой брат. Убийца!» Кар помедлил всего мгновение. И ответил твердо:

– Я выбираю тебя, отец. Я сделаю, как ты велишь.

Он больше не приходил в Зал Познания. С ним занимались Сильные, кто-то чаще, кто-то реже, но хотя бы по одному разу – каждый из семерых. Обучали его не столько заклятиям, сколько владению собственной Силой, и Кар не переставал удивляться, как бездумно расходовал ее до сих пор, как мало получал, отдавая так много. Он жадно внимал достигшим совершенства, боясь упустить хоть слово, с радостью брался за самые трудные задания. Сильные не знали снисхождения, Кар же не просил его. Он чувствовал – маги требуют не больше, чем ему под силу. Как бы ни приняли они полудикаря пять лет назад, теперь все, даже Лэйн, признали в нем настоящего мага. Точку в споре поставила Сила и жажда, веками сжигавшая их сердца. Жажда вернуть Империю.

Девять столетий остатки великого народа, запертые в тесной Долине, ждали своего часа. Растили учеников, питали кровью их способности, без сожалений жертвуя множеством ради немногих. Девять столетий создавались заклятия такой Силы, что сделала бы честь даже лучшим дням великого народа, создавались и прятались в сокровищницу магической Долины, до тех пор, пока Сильнейший не увидел, что время пришло. Тогда он отправился в Империю. Купил женщину на ночь. И зачал Кара.

Теперь заветный час приблизился. Долина гудела от заклятий. Каждый день все новые и новые рабы расставались с жизнью на жертвенных столах; дымилась в серебряных чашах кровь: маги готовились к войне. И Кар, сын Сильнейшего и дикарки, готовился выполнить свою часть.

Вечерами, спускаясь по обыкновению к Оуну, он видел новых пленных. Их привозили каждый день. По всей Империи с неба падали грифоны, хватали людей и уносились с добычей прочь. Мужчины, женщины, дети. В час нужды маги оставили разборчивость. Великий замысел требовал платы, и платой были человеческие жизни. Каждый раз, спускаясь вниз, Кар ждал и боялся увидеть среди новых глупо-счастливых лиц знакомое. Но судьба или то, что заменяет магам судьбу, хранило его – пока однажды, разыскивая Оуна в нижних помещениях, Кар не наступил на перстень с изумрудом в форме звезды.

Он лежал на каменном полу, будто выпавший из чьей-то ослабевшей руки. Кар уставился на него с ужасом, как на изготовившуюся к прыжку змею. Потом, заслышав шаги вдалеке, быстро поднял кольцо и направился в противоположную сторону.

Придя к себе, рассмотрел находку. Ошибки быть не могло: прозрачно-зеленая звезда о восьми лучах в плену золотой оправы, тяжелое витое кольцо. Мальчишкой Кар носил его на среднем пальце, теперь же оно пришлось впору на безымянный. Последний подарок дамы Истрии, много лет назад оставленный Каром в руках маленькой дочери трактирщика.

Мысли спутались, Кар напрасно пытался разобрать их. Не раз он спрашивал себя, как поступит, встретив среди пленных знакомого, и ответ был всегда один: пройдет мимо. И прошел бы – маг, сын Амона Сильнейшего. Но…

– Раката! – позвал Кар.

Она вошла неслышно – как всегда, счастливая, готовая любым способом ублажить своего хозяина. Кар резко смахнул непрошеный стыд.

– Возвращайся вниз, – бросил он. – Скажи, что я отослал тебя. Скажи, ты ни в чем не провинилась, просто я хочу другую. Иди.

В синих глазах блеснули слезы, но Раката послушно зашагала прочь. Кар сжал перстень в кулаке. Раздумывать нельзя – уйдет решимость, холодный рассудок мага возьмет верх. Спасаясь от самого себя, Кар почти бегом бросился к выходу.

Встречные маги удивленно провожали глазами спешащего вниз по лестнице сына Сильнейшего. Всего три недели прошло со дня памятного нападения. Неизвестно, что сыграло большую роль – победа над Ирэном, мнимая близость с Кати или отцовские планы, которые уже стали известны всем, но даже самые заносчивые из чистокровных магов теперь встречали Кара с подчеркнутым уважением. Лишь Оун по-прежнему звал его дикаренышем, но ему Кар мог простить все, что угодно. «Забавно, – мелькнула мысль, – взбунтоваться именно сейчас, добившись, наконец, признания… А я взбунтовался? Что я вообще делаю? И почему отец молчит?»

Темный клубок возле сердца будто спал – или ждал, когда непокорный сын сделает роковой шаг. Молясь, чтобы молчание длилось подольше, Кар вошел в рабочую комнату Оуна.

– Я занят, дикареныш, – неприветливо сказал маг, поднимая голову от разложенных на столе золотых слитков. Заклятия, привязанные к ним, для внутреннего зрения были как нестерпимый блеск. – Разве что ты хочешь мне помочь?

– Что ты делаешь? – спросил Кар, подходя.

– Эти из самых старых, – Оун почтительно поднял на ладони слиток. – Что скажешь о нем?

Кар прищурился.

– Ослабел со временем?

– И да и нет, – маг вернул слиток на место. – С тех пор мы научились наполнять их лучше. А эти следует обновить. Если хочешь помочь, возьми кровь и присоединяйся.

Оун кивнул на серебряную чашу на столе у стены. Заклятия подчинения, привязанные к золотым слиткам, требовали много Силы. Лишь опытным магам дозволено было работать с ними, но Кара учили многому, что недоступно другим магам его лет. Он смог бы помочь Оуну. А свежая кровь, дымящаяся в серебряной чаше, быть может, принадлежала той девчонке. И спешить уже некуда, он не виноват, что опоздал.

– Прости, Учитель. Я хотел попросить о другом.

– О чем же?

Кар смущенно улыбнулся.

– Позволь мне выбрать другую наложницу.

– Тебе что, нужно мое позволение? – Оун подозрительно сузил глаза. – Ты взволнован. В чем дело?

– Никак не могу вытравить из себя дикаря, – с полной искренностью ответил Кар. – Помоги мне. Я хочу не выученную наложницу, а девчонку из Империи. Совсем дикую, чтобы еще слезы не обсохли. Мне нужно… Что-то в себе сломать. Не знаю… жалость, наверно. Помоги мне, Оун. Это важно.

– Да уж вижу, что важно, – проворчал маг. – На тебе лица нет. Где я возьму тебе такую сейчас? Среди последних нет взрослых женщин. Хотя…

– Не взрослая – это еще лучше, – поспешно уточнил Кар. Он шел по лезвию ножа и знал это. – Только разреши мне самому выбрать.

– В седьмом зале сидит десяток свежих, – подумав, сказал Оун. – Если их еще не разместили, попробуй выбрать. Слезы, думаю, не обсохли.

– Спасибо, – кивнул Кар.

Седьмой зал нижнего яруса был чуть больше рабочей комнаты Оуна. На каменных скамьях вдоль стен молча сидели светлокожие люди. Четверо мужчин, судя по одежде, крестьяне. Два малыша лет четырех-пяти, мальчишка постарше и три девочки.

Кар остановился в нерешительности. Пленники смотрели без любопытства и без страха: маги уже поработали над их сознанием. Три девочки. Которая? И здесь ли она вообще? Вдруг ее привезли раньше и уже увели?

Дочери трактирщика в день, когда Кар грозил ее убить, было, наверное, года два. Прошло чуть больше десяти лет, значит… Значит, ею может оказаться любая из трех. Или не оказаться.

Торопливо – не хотелось быть обнаруженным – Кар взял за руку ближайшую девочку. Поморщился, встретив спокойный безбоязненный взгляд. Всмотрелся. Угловатая, веснушчатая, светлые волосы растрепались, сквозь прорванную на плече серую ткань краснеют следы грифоньих когтей. Кар попытался вызвать в памяти черты хозяина трактира и его жены, сравнить – напрасно. Так ему не найти сходства. Многие подростки угловаты, все пленники растрепаны, у половины дикарей такие же тусклые желтоватые волосы и светло-голубые глаза. Искать надо глубже.

Брезгливо сдвинув туманную завесу, Кар проник внутрь. Боль от ужасных когтей, холод, страх. Раньше. Вот: добротный, но неухоженный бревенчатый дом, огород, поленница. Поздний закат над рекой, извилистая деревенская улица, бредущий с выпаса скот. Ничего похожего на столичный трактир.

Кусая в нетерпении губы, Кар перешел к другой девчонке. К третьей. Безуспешно. Ни одна не жила в столице, ни одна не была дочерью трактирщика.

Кар со вздохом отступил к выходу. Ничего не выйдет, ему не найти ту, единственную, ради которой он решится прогневить отца. В Долине сотни несчастных, но сыну Амона нет до них дела. Он слишком долго был магом. Остается только выбрать, в самом деле, наложницу и отправляться в постель.

Уже выйдя в коридор, Кар остановился. Мгновение раздумывал, потом вернулся – дабы знать, что испробовал все и не мучиться потом.

Пленники все так же безучастно сидели на местах. Кар показал им на вытянутой руке перстень.

– Кто из вас потерял это?

– Это мое! – сразу откликнулась девочка, чью память Кар смотрел первой. – Мое!

Ее лицо ожило на миг, но магический туман сразу же стянул прореху. Девочка глупо улыбнулась.

– Это не может быть твоим, ты не та! – сердито сказал Кар.

Опять проник в ее память, на этот раз еще глубже. Вгляделся в поисках зеленого камня.

И – нашел. Девочка носила его на груди, на тонкой веревке. Взрослые сердились, когда видели кольцо, и она прятала заветный перстень под одежду. Никогда, нигде не расставалась с ним, пока упавший с неба грифон не оборвал привычное течение жизни, и в страшной внутренности горы смуглокожий человек не забрал последнее сокровище – страх. Тогда девочка потеряла перстень.

– Идем со мной, – сказал Кар, за руку вытаскивая ее наружу.

Раздумывать, выяснять – не было времени. С трудом удерживаясь, чтобы не перейти на бег, он втянул невозмутимую пленницу вверх по лестнице. Протащил по коридору к своим комнатам.

– Жди здесь!

Бросившись в спальню, взял со стены аггарский нож. Кое-как пристроил его под одеждой. Бросить здесь меч показалось едва ли не преступлением, но идти к выходу с рабыней и мечом было бы глупо и опасно. Запас еды тоже не взять, а вот одеяло нужно: в горах холодно.

Кар сдернул с кровати одеяло, скатал в тонкий сверток. Вручил девочке.

– Понесешь это.

«Ветер! Жди меня у входа!»

«Я давно тебя жду» – с лукавинкой откликнулся довольный грифон.

И только выйдя наружу, в мягкие лучи предзакатного солнца над Долиной, Кар наконец услышал голос тьмы.

«Улетаешь?»

«Отец… – Кар подсадил покорную девочку на спину Ветру. – Не останавливай меня. Если ты сказал правду, если я тебе сын, а не раб, позволь мне уйти!»

«Позволить? Сейчас, когда остались считанные дни, ты поворачиваешь назад, и я должен тебя отпустить?»

«Я вернусь, отец. Я успею».

«Ты лжешь самому себе, – шепнула тьма. – Ты не намерен возвращаться. Но ты вернешься и примешь наказание, сын».

«Хорошо, отец. Я согласен».

Грифон ринулся вверх, едва Кар устроился на его спине. В лицо ударил холодный ветер. Девочка тихо ахнула – первое проявление жизни с тех пор, как она узнала перстень. Определенно, Раката не была такой безучастной. Может быть, сознание постепенно приспосабливается к жизни под заклятием?

Кар плотно укутал пленницу одеялом. Обхватил за плечи. Костюм защитит от холода его, но девочке в ее легком наряде придется трудно. Обычно вновь привезенные рабы нуждаются в лечении магией, как некогда и сам Кар.

Широкие взмахи золотых крыльев несли их в сторону Империи. Ясное небо Долины сменили быстрые облака. Холодный ветер гнал их на юг, и грифон, носивший то же имя, казалось, соревновался с ветром в скорости. Стемнело. Ущербная луна, то и дело проглядывавшая в прорехи облаков, выхватывала из темноты проплывавшие внизу причудливые скалы – будто развалины исполинских замков, густые неровные тени, редкие кривые деревья на склонах, белесые пятна заснеженных впадин. Девочка молчала. Возможно, заснула, убаюканная мерным движением. Кар вспомнил свой первый полет, восторг и тошноту, и ему остро захотелось разрушить заклятие прямо сейчас. Заставить ее проснуться, закричать от страха перед величественной красотой неба и земли!

Но нет, успокаивать обезумевшую от ужаса девчонку на спине летящего выше самых высоких горных пиков грифона было бы рискованной затеей. Кар устроил пленницу поудобней, спрятав в одеяло ее заледеневшие ладони. Стараясь поделиться теплом, сжал юную дикарку в объятиях и осторожно, боясь переборщить, коснулся Силой. Тепло… Теплее… Потерпи, малышка, надо улететь отсюда. Завтра достигнем предгорий, там и отдохнем. Там, на рубеже Империи, ты будешь почти дома.

«Будь я поумней, – сказал он сам себе, – дождался бы утра в Долине, а потом уж пускался в приключения».

«Утром ты бы не захотел уходить», – заметил грифон.

«Я и не хочу».

«Мы не навсегда улетаем?»

«Не знаю, Ветер. Не спрашивай меня».

В молчании грифона чудилось недовольство, но Кар не стал продолжать разговор. Девочка тихонько посапывала во сне, доверчиво прижавшись головой к его плечу. Противоречивые чувства раздирали Кара, он не мог да и не хотел искать им объяснения. «Я делаю то, что делаю. Потому что… – ему вспомнилась Кати. – Потому что считаю это правильным. Я не знаю, что будет завтра. Не знаю!»

Всю ночь летели они на юг. Внизу проносились снежные шапки утесов, темнели неровные линии ущелий. Сердитыми голосами ревели водопады, тысячами брызг разлетаясь над горными долинами, слишком неприступными, чтобы человеческий глаз когда-нибудь смог оценить их красоту. И лишь когда за рваной вуалью облаков разгорелся солнечный день, а ломаные зубы гор измельчали, сменяясь бурыми по весеннему времени предгорьями, Кар попросил грифона поискать место для отдыха

Пока Ветер кружил, присматриваясь, Кар с тревогой вгляделся в бледное лицо спящей девочки. Он и сам озяб к утру. В Империю уже пришла весна, но тут, вблизи вечных снегов, воздух тихо поскрипывал от холода. Можно было бы всю ночь согреваться магией, но внутренний голос требовал беречь Силу: неизвестно, с чем придется столкнуться в этом нежданном путешествии, а восполнить запас при помощи крови Кар вряд ли сможет – и вряд ли захочет. Совестливый аггар, казалось бы, похороненный годами среди магов, медленно выбирался из тайного закоулка души, где прятался так долго. Кар встречал его хмуро, как нелюбимого родственника, и мерз, время от времени согревая магией девчонку.

Ветер мягко завершил полет на каменистой осыпи у подножия серо-зеленой от затянувшего ее мха скалы. Грифоньи когти заскрежетали на камнях. Крылья сложились.

Прямо перед собой Кар увидел отвесный склон и зияющий в нем провал пещеры. Невысокие скалы образовали тесный полукруг, с южной стороны прерывавшийся голым в это время года редколесьем. Справа от пещеры, шагах в тридцати, стекал по камням и терялся в подступавших деревьях звонкий ручей.

– Просыпайся, – сказал Кар на ухо девочке.

Она сразу открыла глаза. Огляделась с легким проблеском интереса, тут же, впрочем, угасшим. Кар спрыгнул на камни. По затекшим конечностям побежали мурашки. Он пошатнулся – Ветер успел поддержать его крылом. Дождавшись, пока к телу вернется подвижность, Кар помог спуститься девочке.

Сначала – огонь. Голый замороченный лесок изобиловал сухими деревьями. Пока Ветер присматривал за ко всему равнодушной спутницей, Кар натаскал их изрядную кучу.

«Ветер, – чуть смущаясь, попросил он, – если ты ударишь клювом… Думаю, это будет не хуже топора».

В мыслях грифона проскользнула усмешка, но отказываться он не стал. Могучий удар расщепил древесину, как сухое печенье.

«Молодец! – восторженно сказал Кар. – Еще!»

И от души залюбовался золотистым грифоном, орудовавшим клювом с ловкостью

сноровистого дровосека. Наконец, спохватившись, что не собирается задерживаться здесь на неделю, остановил друга:

«Хватит, Ветер! Спасибо! И… прости, что использую тебя так!»

«Тебе нужно тепло, – невозмутимо сказал грифон. – Ты – мой. Мы – вместе».

Кар тепло улыбнулся зверю. Сложил у входа в пещеру костер. Кривя губы в усмешке, потянулся мыслью к огню. Сущности четырех стихий связаны неразрывно, земля и воздух неотделимы от воды и огня так же, как вода и огонь не могут существовать без воздуха и земли. И тот не маг, кто не научился направлять движение стихий.

Пламя с треском охватило дрова. Жар ударил Кару в лицо. «Хороший я маг, – подумал он весело. – Заставляю грифона колоть дрова, Силой развожу костер, и все для того, чтобы согреть маленькую дикарку!»

Оглянувшись на Ветра – тот немигающим взглядом уставился в огонь, – Кар взял девочку за плечи и повел в темный провал входа.

Белый шарик магического света вспыхнул в темноте. Кар поднял его выше, и прозрачное сияние осветило внутренность небольшой пещеры. Нагнанный временем мусор на полу: песок, сухие листья, пестрые перья, тонкие засохшие косточки. Уходящий в глубину скалы узкий ход под потолком, неровные стены в белых разводах – когда-то здесь стекала вода. Неизвестно, что преградило ей путь, но теперь в пещере сухо.

Только сейчас, поверив наконец, что Сильнейший в самом деле позволил ему покинуть Долину, Кар ощутил усталость. Глаза слипались. Но прежде, чем заснуть, он должен был позаботиться о пленнице.

Держа девочку за плечи, Кар усилием мысли вошел в ее сознание. Он знал, как сковать разум пленника магическими узами, погрузить его память и чувства в туман. Знал, что любое заклятие снимается так же, как накладывается, но не слышал, чтобы это заклятие когда-нибудь обращали вспять. Он будет первым. Если справится, если не взялся в опрометчивости за невозможное.

Вот он – в самом центре неокрепшей детской сущности. Застывший, подобно капле смолы, приказ. Кар запретил себе всматриваться, не желая знать, кто из помощников Оуна сковал девочку. Каждый маг имеет свой, неповторимый почерк, ясно читаемый в заклятиях, если только читающий достаточно силен.

Аккуратно – одно неверное движение навсегда повредит ум девчонки – Кар подцепил блестящую каплю. Закусил губу. И дернул на себя.

И, уже отбрасывая брезгливо прочь размороженное заклятие, узнал расчетливый стиль наложившего его мага. Оуна.

– Нет!!!

Девочка с криком отскочила. Одеяло свалилось с ее плеч. Поскользнулась на сухих птичьих костях, упала, нелепо всплеснув руками. Закричала снова, срываясь на визг:

– Не-е-ет!

– Тише! – Кар успокаивающе поднял пустые ладони. – Не бойся. Я не причиню тебе вреда.

Девочка шарахнулась при его движении. Не вставая, на четвереньках метнулась прочь и натолкнулась на стену. Сжалась в комочек на полу. Тонкие, почти прозрачные ладони беспомощно заслонили лицо. Всхлипнула измученно:

– Нет…

– Послушай меня, – как мог убедительно сказал Кар. Опустился на колени рядом. – Послушай, пожалуйста. Ты в безопасности. Тебе не нужно меня бояться. Понимаешь? Я хочу помочь.

Она не понимала. Смотрела с немым ужасом, как загнанный в ловушку зверек. Неужели заклятие все-таки повредило ей ум?

– Ты в безопасности. Я отвезу тебя домой…

Девочка молчала, но, когда он протянул руку, опять забилась, завсхлипывала в панике.

Кар нахмурился.

– Да успокойся ты, – с досадой сказал он. – Зачем было тебя спасать, если ты сразу же свихнулась от страха? Может, заколдовать снова?

Он поднялся, оставив дрожащую дикарку на полу. Вернулся к огню. Костер весело потрескивал, грифон устроился поодаль в ленивой позе спящего кота. Хотелось спать. Что сделает девчонка, если Кар заснет? Убежит? Попробует его убить? Прыгнет в огонь? И что ему делать, если она так и не придет в себя?

Ответа не было. Кар вернулся в пещеру. Девочка сидела на том же месте. Магический свет погас, и лицо ее в полумраке походило на бледную заплаканную маску.

– Иди к огню, – позвал Кар. – Ты замерзла.

Она не шелохнулась, только испуганные глаза неотрывно следили за ним.

– Хорошо, – сказал он тогда. – Сиди там, если хочешь. Но в костер подбрасывать будешь сама. Ты выспалась в полете, а я хочу спать. Следи за огнем, иначе он погаснет.

Не оглядываясь больше на девочку, вышел наружу. Солнце близилось к полудню. Облака разошлись, пропуская тепло и яркий свет. Над скалами кружил, высматривая добычу, орел – дальний родич Ветра.

Ничуть не смущаясь жесткостью каменного ложа, Кар устроился под боком у грифона. Ветер накрыл его крылом.

«Присмотри за ней», – успел попросить Кар, уже проваливаясь в сон.

Ответа грифона он не расслышал.

Открыв глаза, Кар увидел горящий костер. Груда наломанных дров рядом изрядно уменьшилась. Девочки нигде не было видно.

«Как она, Ветер?»

Вместо ответа в разуме пронеслась череда картинок: девочка выходит из пещеры, боязливо поглядывая на грифона, принимается подкладывать ветки в костер. Садится у огня, боком к Ветру, закутанные в одеяло плечи напряжены, руки сжаты на груди. Посматривает искоса – незаметно, как ей кажется, но все время натыкается на немигающий взгляд грифона. Наконец она поворачивается к Ветру лицом и корчит рожицу. Заплаканное лицо украшают грязные разводы, но в глазах проблескивает робкая смешинка.

«Она в порядке, – с облегчением вздохнул Кар, садясь. – Где она?»

«Сзади».

Обернувшись, Кар увидел идущую от ручья девочку. Одеяло волочилось за ней по земле, как большой не по росту плащ. На умытом лице резко выделялись веснушки. Волосы торчали мокрыми сосульками.

Увидев Кара, остановилась, напряженная, словно готовый к бегству козленок. Кар улыбнулся как можно дружелюбнее.

– Не убегай, – попросил он. – Ты здесь одна пропадешь.

Девочка отрывисто кивнула. Пройдя к огню, села на корточки.

Кар проспал не меньше четырех часов – солнце давно миновало зенит. В воздухе отчетливо пахло весной. За годы в Долине Кар почти забыл ее запах, теперь же глотал его с жадностью: запах талого снега и юных ростков, рассвета и неизбежного увядания. В Долине время словно замерло, здесь же оно бурлило, равнодушное и к зловещим планам древнего племени, и к быстротечным страданиям дикарей.

Кар поднялся, и грифон сразу взмыл в воздух. Взмах широких крыльев поднял с земли пыль. Пламя метнулось, загудело. Описав круг, Ветер медленно полетел прочь.

Девочка не шелохнулась, когда Кар сел рядом и принялся ворошить ветки. От жара ее щеки раскраснелись, мокрые волосы прилипли к вспотевшему лбу.

Кара учили многому – от владения мечом и нюансов генеалогии высшего дворянства Империи до выделки овечьих шкур в племени аггаров, математики, астрономии, наконец, высокой магии в Долине Владеющих Силой. Но никто никогда не учил его утешать напуганных детей. Так и не придумав, что сказать, он молча протянул девчонке перстень.

Тонкие пальцы с грязными ногтями рванулись к зеленой вспышке камня. Замерли, так и не коснувшись его. Напряженные глаза впились Кару в лицо.

– Бери, – негромко сказал он. – Это ведь твое?

Девочка молча схватила кольцо. Изо всех сил сжала его в кулаке, словно боялась, что Кар передумает и отнимет сокровище. На глазах ее выступили слезы.

Опять повисло молчание. Кар подбросил дров в костер, сел обратно, злясь на себя за беспомощность. Он не побоялся напасть на Сильнейшего, так что же робеет перед девчонкой? Скорей бы вернулся Ветер!

– Я тебя вспомнила, – сказала девочка.

Кар вздрогнул.

– Ты помнишь, как я увез тебя от магов? – осторожно спросил он. – Тогда ты понимаешь, что я не хочу тебе зла…

– Что ты со мной сделаешь? – требовательно перебила она.

– Ничего. Отвезу тебя домой, к родителям.

– Почему?

– Что значит почему? – переспросил Кар, смутившись.

– Почему отвезешь домой?

– Так мне захотелось, – буркнул он.

– А другие? Которые были со мной? Они остались там?

– Да.

Девочка замолчала, потупившись, но тут же опять вскинула голову.

– Где ты взял мое колечко?

– Нашел на полу, – коротко ответил Кар.

– Я его потеряла, – прошептала она. – Со мной что-то случилось и в голове стало все светло… Я совсем не боялась. А потом ты… Что ты сделал?

Голубые глаза смотрели настойчиво, требовательно. Пришлось объяснить.

– Я разрушил заклятие, которым тебя связали, чтобы ты была послушной.

– И мне опять стало страшно.

– Сейчас тоже страшно?

Девочка подумала.

– Немножко.

– Я не причиню тебе зла.

– А куда улетел твой грифон?

– Охотиться. Ты голодна?

– Да. Я воды попила из ручья, а в животе все равно пусто.

В ее голосе еще хрипели близкие слезы, но глаза уже улыбались. Кар с облегчением улыбнулся в ответ.

– Вот и хорошо. Надеюсь, Ветер накормит нас мясом.

– Его зовут Ветер?

– Да.

– А что такое заклятие?

– Колдовство. Знаешь истории о колдунах?

– Я их все знаю, – серьезно кивнула девочка. – А как это – колдовать?

– Это очень сложно.

– А ты можешь меня научить?

– Нет.

– А почему ты меня от них увез?

– Ты уже спрашивала.

– Ага, – она улыбнулась уже открыто. – А ты не ответил.

– Ты всегда задаешь так много вопросов?

– Всегда. Дедушка говорит… дедушка, он говорит, что у меня в голове пусто, потому что рот всегда открытый. Но это он шутит. Он меня любит… Он…

– Ну тише, – поспешно сказал Кар, – теперь ты вернешься домой. Но ты еще не представилась, юная госпожа. Как тебя зовут?

Она все-таки всхлипнула.

– Тагрия.

– Очень красивое имя. Ты знаешь, что так звали одну императрицу?

– Императрица Тагрия, прабабка императора Эриана, – девочка наморщила нос. – Только я на нее не похожа.

– Почему же?

– Императрицы с веснушками не бывают.

– Императрицы бывают разными, – Кар откинулся на локтях, припоминая дворцовые хроники. – Императрица Акелия, супруга императора Ариона Блистательного, к примеру, страдала прыщами. Они вскакивали у нее на лице почти каждый день. Бедняжка покрывала лицо таким толстым слоем пудры, что оно становилось похоже на маску. Чтобы угодить повелительнице, придворные стали пудриться так же густо. Дошло до того, что слуги совершенно перестали различать своих напудренных господ. Тогда они условились подшивать их одеяния цветными нитками: для каждого придворного свой цвет, и не дай Бог перепутать нитки! А императрица Марсита к тридцати годам совсем облысела и носила парик. Императрица Дольмия была ужасно толстой. Она везде брала с собой маленькую собачку и кормила ее из своей тарелки, чтобы похудеть. Когда императрица умерла, после нее осталось девяносто шесть толстых собачек и много сотен нарядов, таких широких, что в каждый можно было одеть трех человек…

Тагрия звонко рассмеялась. Очень кстати – Кар почти исчерпал фантазию.

– А у колдунов есть императоры? – спросила она.

– У магов. Колдуны – это обидное слово.

– У магов, – старательно повторила она.

– Магами правит тот, к лучше владеет магической Силой.

– А ты хорошо ею владеешь?

– Хотел бы лучше.

«Тогда я не страшился бы отцовского наказания. И не делал бы все, что он велит…»

Тагрия открыла рот для нового вопроса, но тут раздалось хлопанье крыльев и спустившийся Ветер уронил на камни кудлатого дикого барана с длинным закрученными рогами. Шея животного была перебита мощным ударом.

Усевшись рядом, Ветер с невозмутимым видом принялся охорашиваться. Вставая, Кар привычно коснулся сознания грифона – и приоткрыл от удивления рот. Ветер красовался. Самозабвенно красовался перед девчонкой, как будто придворный кавалер, мечтающий покорить сердце красавицы.

«Да ты хитрец, – заметил Кар, доставая нож и принимаясь свежевать барана. – Не замечал за тобой такого».

«Она уже не боится. Совсем».

Вытянув шею, Ветер в упор уставился на Тагрию. Кар не слышал, как она встала и тихо приблизилась, но чувствовал ее робкое любопытство. Любопытство – и восхищение золотым крылатым чудом. Ветер, несомненно, чувствовал то же: он склонил голову, и его изогнутый клюв осторожно коснулся растрепанных волос девочки. Она отскочила с испуганным вздохом.

– Не бойся, – сказал Кар, не оборачиваясь. – Он тебя не обидит.

– Он такой красивый, – шепотом сказала Тагрия, и Кар ощутил, как заныли глубокие царапины от когтей на ее плечах. – И страшный.

Ветер опустил голову, так что его черный с алыми искрами глаз очутился перед ее лицом. Моргнул. Раз, другой…

– Он мне подмигивает! Он понял, что я сказала?

– Да. Можешь поговорить с ним, если хочешь.

– Ты красивый… Ветер, – зачарованно сказала девочка. – Тот, другой, который меня украл, он был черный. Только крылья желтые и голова. А ты похож на солнышко. Ты правда меня не обидишь?

«Я тебя не обижу, смелый птенец».

– Он говорит, что ты смелая, – перевел Кар, вспоминая малышку, что смеялась, кусая перстень на грозящей смертью руке.

– А как ты его слышишь?

Кар отложил нож. Поднял глаза на стоящую девочку. Возможно, он поторопился снимать заклятие?

– Твои слова сопровождаются мысленными картинами, – подбирая слова, объяснил он. – Как рисунки у тебя в голове. Их чувствует грифон. И показывает мне. Понимаешь?

Тагрия кивнула. Кар вернулся к полуразделанной туше, но девочка заговорила снова, и он замер, безотчетно стиснув рукоятку ножа.

– Я тебя помню.

– О чем ты? – нехотя спросил он.

– Мое колечко… Это ведь твое колечко?

Следовало привезти ее домой и там уж снимать заклятие. Но Кар уступил своему стыду и жалости – и теперь молчал, не решаясь поднять глаза на закутанную в одеяло девчонку. Он, сын Амона Сильнейшего. Маг, недрогнувшей рукой принимавший чаши с горячей кровью рабов.

– Ты поэтому меня спас? – спросила за спиной Тагрия.

– Следи за костром, – бросил Кар, с остервенением принимаясь сдирать баранью шкуру.

Кровь стекала по рукам, капала на землю. Ее вид и запах успокаивали, привычные, как теплый воздух Долины, как ледяной камень пещер. Там он дома. Там он тот, кто есть, кем должен быть, и нет нужды в сомнениях и терзаниях. Будь проклята дикарская натура, погнавшая его спасать эту девчонку!

Тагрия ушла, но тут же вернулась.

– Почему ты молчишь? Это ведь был ты?

– Я. Иди к костру.

– Я была маленькая. Плохо помню, только твое лицо, и волосы, черные, и колечко. Почему ты мне его отдал?

– Иди к костру, Тагрия.

– Ты хотел меня убить, так мне сказали. Это правда?

– И убью, если не замолчишь!

– Мясо съешь, а из костей наделаешь стрел для охоты на диких грифонов?

Кар изумленно поднял голову.

– Как ты догадалась?

И только услышав радостный клекот Ветра, понял, что смеется, выронив нож, как не смеялся долгие годы, а рядом заливисто хохочет белокожая имперская девчонка.

Все еще смеясь, Кар протянул руку, и Тагрия безбоязненно вложила в его испачканную кровью ладонь свои пальцы.

– Зачем они нас забирают?

Кар с удовольствием обсосал последнюю кость. Приятно побыть немного дикарем! Бросил в огонь. Пора бы продолжить путь, но Ветер, благородно позволивший людям выбрать лучшие куски, заявил, что еще голоден и отбыл на охоту. А Кар серьезно сомневался в способности грифона нести двойную ношу на полный желудок.

Отвечать не хотелось, но и отказать Тагрии Кар теперь не мог.

– Ты же знаешь все истории. Должна понимать сама.

– Я понимаю, что им нужны рабы, – Тагрия упорно говорила «они», как будто Кар не принадлежал к тому же племени. – А зачем?

– Рабы – это всего лишь слуги, которым не нужно платить.

– А почему тогда они берут детей?

– Чтобы вырастить умелых слуг.

Девочка замолчала ненадолго. Кар без всякой магии знал, какие картины рисует ее сознание: долгие годы безрадостной жизни в услужении у колдунов, вечную разлуку с родными… Она не спросила о главном. Кар от души надеялся, что и не спросит. Оказалось – напрасно.

– В историях говорится, что колдуны пьют кровь своих рабов, – прошептала Тагрия.

– Это неправда.

– Все правда. И грифоны, и колдовство… А это неправда?

Кар молчал долго и тяжело. Тагрия смотрела. Ждала.

– Мы не пьем кровь, – сказал он, глядя в огонь. – Но мы берем из нее Силу. Это почти то же самое.

– Какую… Силу?

Кар вздохнул.

– Сила – это и есть магия. То, что заставляет течь реки, что движет ветром, отчего растут деревья. Жизненная Сила. Без нее даже воздух будет мертвым, ты не сможешь им дышать. Понимаешь?

– Кажется…

– Сила разлита во всем. В воде, в воздухе, в огне, в живых существах. Больше всего – в человеческой крови.

– А зачем вам… Эта Сила?

Вам. Кар тряхнул головой. А чего же он ждал, пускаясь в объяснения?

– Сила дает нам власть над миром. Чем больше Силы, тем больше наша власть.

– Зачем?

– Зачем? Владея Силой, мы можем все.

– Что – все?

– Все. Жить почти вечно, не старея. Зажечь и погасить огонь, вызвать дождь, покорить разъяренного льва, оживить мертвого.

– Или убить.

– Или убить, – согласился Кар. – Или связать, лишив воли.

– Как меня?

– Да.

– И для этого… Нужна кровь?

– Человеческая кровь. Да.

– А ты…

– Да. И я.

Тагрия замолчала. Кар – тоже, запретив себе прислушиваться к ее чувствам. Нежданная откровенность выжгла его. Как будто отдался весь в худенькие детские руки и теперь ждал, обреченно ждал приговора, за которым останется лишь проклятие.

Но Тагрия заговорила, и слова ее не походили на проклятие:

– Тебе бывает страшно?

– Очень редко, – ответил Кар.

– А мне страшно.

– Ты боишься меня?

– Не знаю.

– Я уже говорил, что не обижу тебя. Скоро будешь дома, с родителями. Забудешь все, что случилось…

– Как забуду? Ты меня снова заколдуешь?

Кар вздрогнул.

– Только если ты сама захочешь.

– Нет!

– Подумай, Тагрия. Останется память – останется и страх. Лучше все забыть.

– Не хочу, – прошептала она. – Не надо… Пожалуйста.

– Хорошо.

– Обещаешь?

– Да.

– Я никому не расскажу, если ты не велишь.

– Тебе придется рассказать родителям. Они думают, что потеряли тебя.

Тагрия протянула руку, выудила из кучи тонкую ветку. Поднесла к огню.

– Ты не знаешь, – заговорила она тихо. – Мама умерла, давно. Отец… Он стал каждый день напиваться. У нас был слуга, он следил за трактиром. И я помогала, как могла. А потом… Отец проиграл в кости. Много. Хотел отыграться и поставил трактир. И все…

– Он проиграл трактир?

– Да.

– Тагрия. В тот день… когда я подарил тебе перстень, я оставил твоему отцу деньги. Достаточно, чтобы купить несколько таких трактиров.

– Я знаю, – кивнула она. Вздохнула совсем по-взрослому: – Нет давно тех денег.

– Я велел сохранить их для тебя, – закипая, начал Кар. И осекся, увидев жалобный взгляд девочки. Спросил совсем другим тоном: – Чем я могу помочь?

– Отвези меня домой. К дедушке.

– Конечно. Вот только вернется Ветер.

Жадный огонек побежал вверх по ветке. Ойкнув, Тагрия уронила ее, принялась дуть на пальцы.

– Дай мне, – сказал Кар.

Потянулся – и рукой, и магией. Легким, ласкающим движением унял боль в обожженных пальцах. Коснулся глубоких царапин на плечах. Совсем немного Силы нужно, чтобы зарастить красные следы, словно их и не было. Больше – чтобы вглядеться в тело девочки, в ее душу, убирая болезненные отпечатки голода и побоев, выровнять пульс, восстановить желудок и печень, очистить кровь. Вдохнуть – совсем немного, иначе придет опьянение – сил и смелости.

– Ой, – тихонько сказала Тагрия.

Кар опустил руку.

– Лучше?

– Да! – она потрогала плечи. – Что это? Это твое колдовство?

– Магия.

– А как ты это делаешь?

«Ветер!!! – завопил Кар мысленно. – Где ты, наконец?!»

Вылететь до наступления темноты не помогла бы даже Сила. Вернувшийся с плотно набитым животом грифон не возражал против полета, хоть и буквально источал сонливость. Пожалев друга, Кар оставил его дремать на камнях и вернулся к нескончаемым вопросам Тагрии. Как это – колдовать? А как колдуны… Да, поняла, маги. Как они берут эту Силу из крови? А ты никогда не состаришься? А почему их победили, им что, не хватило Силы? А они вернутся и опять сделают всех рабами? А я смогла бы приручить маленького грифончика? А почему нет? А ты правда убил императора? А кто тогда его убил? А как ты вызываешь огонь? А у меня получится? А ты всегда умел колдовать? А как ты научился?

Погребенный под ворохом ее вопросов, Кар утратил всякую способность к сопротивлению. Вскоре он с удивлением понял, что рассказывает – подробно, улыбаясь и размахивая руками – о годах жизни в Долине, о первом учителе, презиравшем нахального дикареныша, о том, как презрение сменилось уважением и дружбой. Об уроках в Зале Познания, о погибших птенцах грифонов, о чуде, совершенном Сильной Кати. О медленных путях звезд и тайнах человеческого тела, о движении стихий и наслаждении от Познания, о невыносимой радости власти, когда приходит время Воздействия.

Тагрия слушала, приоткрыв рот. Глаза ее сияли. К добру или к худу, теперь встреча с магами не будет вспоминаться ей сплошным ужасом. Скорее – пугающей, но и влекущей сказкой.

Кар боялся думать, что встреча эта, скорей всего, будет не последней. Что Империю, а значит – и Тагрию, ждет война, и вестись она будет недоступным истинным людям оружием. Он, Кар, должен ускорить ее приход. Нескладная угловатая девчонка, доверчиво приникшая головой к его локтю, станет одной из многих, чьи жизни для новых хозяев страны будут не дороже песка. И даже захоти он того, Кар не властен изменить судьбу.

Золотой Ветер, пугающе прекрасный в звездном свете, нес их над ночной Империей. Кар не смотрел грифоньим взглядом на спящие города, не проникал в живую глубину густых лесов, не вспоминал знакомые голоса рек. Чуть-чуть стыдясь своего непрошеного подглядывания, он любовался чувствами Тагрии. Как не бывало вчерашнего безразличия. Подняв голову, девочка расширенными от восторга глазами смотрела на близкие звезды. То принималась считать их, то вскрикивала от восхищения, то шептала заученные слова молитв. Смотрела вниз – и, перекрикивая свист ветра, засыпала Кара вопросами. Что это за огоньки? А то темное пятно? А это – светлое? А там речка, да? А мы можем долететь до моря? Как здесь просторно! Наша Империя огромная, правда? Какой ты счастливый, что можешь всегда так летать!

А когда, утомленная и пресыщенная впечатлениями, Тагрия заснула, привалившись к его плечу, Кар молча прижимал ее к себе и думал – думал о той жизни, что ему не суждено иметь. Он мог остаться с аггарами. Жениться на прекрасной Аррэтан. У него могла быть дочь, похожая на Тагрию, такая же любопытная и смелая. Или – сын. Храбрец, будущий воин. Любимая, самая желанная женщина. Друзья, братья по оружию, чуждые книжных наук, но чистые сердцем. Мудрый Дингхор, читающий в душах. И даже смерть, от старости или на поле боя, была бы чистой смертью.

Да, судьба его предсказана до рождения. Высшая магия Сильнейшего не оставила Кару иного пути. Но сейчас, держа в объятиях спасенную девчонку, он мучительно спрашивал себя: «Почему я не пытался? Почему не пошел наперекор? Почему решил, что выбор, сделанный за меня отцом – мой собственный?»

Сила – жестокое божество. На его залитый кровью алтарь Кар сложил все, что ценил в прежней жизни и саму жизнь в придачу. И получил магию. Магию, что покорила его навсегда, стала дыханием, единственным желанным сокровищем. Магия ради магии, власть ради власти. Века, тысячелетия магии – взамен жалкого человеческого века. До появления Тагрии Кар считал этот размен выгодным.

Каждое мгновение полета он чувствовал тьму возле сердца. Отец был рядом. Молчал. Быть может, ожидал решения Кара или, уверенный в своей власти, просто не беспокоился по пустякам. Но кроме давящего присутствия тьмы, было и другое: дружеское присутствие грифона согревало, дарило надежду. Не задавая вопросов, ни о чем не прося, Ветер излучал любовь, и Кар нисколько не страшился тьмы.

Под утро грифон спустился в лесу, подальше от человеческого жилья. Девочка не проснулась, когда Кар осторожно переложил ее на землю. Укутав продымленным одеялом, лег рядом. Уже засыпая, он коснулся мыслей Ветра. И растворился в теплых волнах грифоньей любви.

На этот раз охотился Кар. Скрывшись за деревьями от любопытных глаз Тагрии, он без затей воспользовался магией: отыскал в ровном сиянии зеленой жизни пугливый огонек и призвал его молчаливым приказом. Вскоре заколыхались кусты, раздвинулись, пропуская завороженного зайца. Он таращился и испуганно вздрагивал, но не пытался убежать, когда Кар поднимал его за обвисшие уши и доставал нож.

Перерезав зайцу горло, вернулся на поляну. Он боялся, что Тагрия примется жалеть зверька, но девочка лишь глянула мельком и снова повернулась к Ветру. Сидя между грифоньих лап, она гладила упругие золотые перья, а Ветер касался клювом ее волос. Тагрия тихонько что-то говорила. Кар не слышал слов, но исходящее от обоих довольство чувствовал, даже не прибегая к магии.

– Значит, ты живешь с дедушкой? – спросил он, разделывая зайца.

Тагрия обернулась, посмотрела сквозь разделявший их огонь костра.

– Да. И еще с братом. Дедушка, он… Мамин папа, он забрал нас к себе, когда… это все случилось.

– А отец?

– Он нанимается куда-нибудь, – сказала девочка. – Потом его выгоняют и он приезжает к нам.

– Выгоняют? – переспросил Кар и тут же прикусил язык, вспомнив следы побоев. Но Тагрия ответила спокойно, как о деле привычном:

– Он напивается пьяный всегда, как только может купить вина. Кому такой работник нужен?

Кар выгребал заячьи потроха и вспоминал пятнадцатилетнего брата-принца, отродясь не ведавшего работы кроме балов и турниров, сытого, лоснящегося и готового на убийство из-за одного предательства. Познавшая голод и боль Тагрия не поднимет клинок на ребенка, пусть даже спасая себе жизнь. Не пойдет дорогой тьмы.

– Отец говорит, – сказала Тагрия, – что это все проклятие. За то, что тебе тогда помогли.

«Правильно говорит. Так, Сильнейший?»

Тьма не отозвалась, да Кар и не хотел слышать ее ответ.

– А дедушка говорит, что проклятие за доброе дело не бывает, – добавила Тагрия.

– А ты сама как думаешь?

Девочка потрогала перстень – он висел у нее на груди, привязанный шнурком из нескольких вытянутых из одеяла и переплетенных между собой ниток. Тагрия ласково погладила зеленую звездочку изумруда. Улыбнулась с лукавинкой.

– А я всегда дедушке верю.

– Спасибо, Тагрия, – сказал Кар.

– А еще ты меня спас. Если бы тебя казнили, я бы там и осталась, – она вздрогнула с набежавшим ужасом.

«Многие другие остались. И останутся…»

Но Тагрия уже стряхнула мрачные мысли.

– А маги бывают пьяницами?

– Никогда, – откликнулся довольный переменой разговора Кар. – Ни один маг не притронется к тому, что притупляет разум.

– Вы совсем не пьете вино?

– Нет. Мы пьем отвары трав, обостряющие сознание и чувствительность.

– Жаль, что мой отец не маг.

– Пожалуй, – согласился Кар, отгребая угли, чтобы разложить нарезанное кусками мясо. – Но я не уверен, что тебе понравилось бы роль дочери мага.

«Даже чистокровной».

– Ну, я хотела бы научиться магии, немножко, чтобы никого не убивать. Ты точно знаешь, что я не смогу?

– Да.

– А почему?

– Ты уже спрашивала.

– А ты ведь тоже наполовину истинный человек! Как ты узнал, что можешь быть колдуном?

– Магом. И я уже рассказывал.

– Расскажи еще, – пожала плечами Тагрия. – Пока мясо жарится!

– Тагрия! Ты совсем не умеешь молчать?

Ветер издал странный звук, удивительно похожий на смех. Тагрия привалилась к нему спиной.

– Я помолчу и послушаю.

Кар с досадой посмотрел на них. Две пары глаз – черные с красными искрами Ветра и светло-голубые девчонки – глядели с одинаковой усмешкой.

– Хорошо. Сначала я покорил грифона…

«Не покорял, – вставил грифон. – Я сам тебя выбрал».

– Потом, – будто не слыша, продолжил Кар, – мой учитель бросил в меня нож. Я почувствовал и увернулся.

– А как ты почувствовал?

– Знаешь как, бывает, чувствуешь спиной чей-то взгляд? Это похоже. Самое начало магии – чувствительность.

– А я тоже могу чувствовать взгляд! Научи меня…

– Довольно! – взорвался Кар. – Теперь мы будем молчать и есть, поняла? Или опять провозимся до ночи и полетим в темноте.

– А почему плохо в темноте?

Грифон весело заклекотал. Кар только бессильно вздохнул.

Они летели в темноте и при свете дня. Подолгу отдыхали, разговаривали и смеялись, лежа в траве и глядя в небо, где медленно проплывали похожие на диковинных зверей облака. Кар чувствовал себя таким же, как Тагрия, двенадцатилетним мальчишкой, сбежавшим с уроков и отчаянно веселым в предчувствии наказания. Как только мог, он оттягивал миг принятия решения, но остановить время не властен был бы даже Сильный маг. Когда смутные объяснения Тагрии привели их наконец к ее дому, тянуть дальше стало невозможно.

Только стемнело, но деревня уже засыпала. Редкие окна мутно светились. С высоты деревня казалась беспорядочной россыпью темных предметов – как будто ребенок побросал наскучившие игрушки, да так и оставил их покрываться пылью и сереть от времени. Скромные домишки, житницы и сараи жались друг к другу, перепутывались плетнями, словно желая согреться. Добротные зажиточные дома надменно отстранялись, пряча неуверенность за высокими заборами. Густо темнели деревья вдоль неширокой дороги.

Грифон безмолвной тенью парил над домами. Круг, другой… Тагрия молчала. Кар взял ее за плечо.

– Смотри. Узнаешь что-нибудь?

– Не знаю, – откликнулась она виновато.

– Тагрия, больше здесь деревень нет. Если ты ничего не перепутала, твой дедушка живет здесь – или в одной из трех предыдущих.

– Я не спутала! – в голосе Тагрии уже звучали слезы. – Я никогда не смотрела на деревню сверху! А еще я не вижу в темноте, как ты!

Кар вздохнул, признавая ее правоту.

– Нас увидят, если полетим низко, – предупредил он.

– А так я ничего не вижу!

«Спускайся, Ветер».

Деревня приблизилась, обрела плоть. Вместе с дымом пришел запах нищеты и безнадежности – Кар едва не сказал грифону возвращаться. Оставить здесь Тагрию показалось немногим лучше, чем вернуть ее в Долину. Но девочка рванулась, едва не свалившись, и голос ликующе зазвенел:

– Вижу! Вон дедушкин дом!

Проследив за ее жестом, Кар узнал его. Дом из воспоминаний Тагрии когда-то, наверно, был одной из лучших в деревне изб. Сложенный из добротных бревен, с аккуратной черепичной крышей, он даже покосившимся от старости сохранил надежный вид. Во дворе за высоким, местами проломанным забором виднелся колодец.

Огромный кудлатый пес залаял, натянув цепь. Порыв ветра донес псу грифоний запах, и лай сменился полным ужаса воем, тут же подхваченным другими собаками. Захлопали двери. Отовсюду послышались мужские голоса.

– Ветер! – воскликнул Кар, но грифон уже поднимался, широко взмахивая крыльями.

«Ты точно хочешь отпустить ее здесь?» – с сомнением спросил он.

«Здесь ее дом, Ветер».

«Это старое гнездо уже непригодно».

«Но это ее гнездо. Она хочет домой».

«Хочет, – согласился Ветер после паузы. – Люди странные».

«Грифоны тоже».

– Мы сядем за деревней, – сказал Кар вслух. – Не испугаешься дойти одна?

– Не испугаюсь, – дрожащим голосом ответила Тагрия.

– Мы будем следить сверху, пока ты не войдешь в дом, – добавил Кар. – Если понадобится, сразу вернемся.

– Ладно.

Описав круг, Ветер спустился за околицей, у края вспаханного поля. Извилистая дорога бежала рядом, огибая его, от деревни к чуть видному за леском баронском замку. Девочка помедлила.

– Прощай, Тагрия, – сказал Кар.

– Прощай, – ответила она тихо. – Я тебя не забуду. Ты добрый… Нет, ты злой, но все равно добрый. Я тебя совсем не боюсь.

– Спасибо, малышка.

– И тебе спасибо… За то, что спас.

Она легко соскочила на землю – наловчилась за время полета.

– Тебя я тоже не забуду, Ветер!

С нежностью, поразившей Кара, грифон коснулся клювом ее волос. И тут же рванулся в ночное небо.

Тагрия стояла, глядя вверх, пока Ветер не скрылся от ее глаз. Потом выбралась на дорогу. Пошла, все прибавляя шаг, к деревне. Ветер чуть шевелил крыльями, повторяя в вышине ее путь. Взглядом грифона Кар видел худенькую фигурку, спешащую по ночной улице, соломенные клочки нечесаных волос, руки, торопливо прячущие под одежду зеленый камень. Быстрые испуганные взгляды, что бросала она по сторонам.

У ворот Тагрия остановилась. Подняла голову, как будто могла разглядеть в темном небе парящего грифона. Помахала рукой. Незапертая калитка отворилась от легкого толчка. Тагрия задержалась на миг – приласкать кинувшегося навстречу пса, и скрылась в дверях дома.

Ветер протестующе зашипел.

«Кажется, юная дикарка покорила тебя, мой дикий грифон?» – улыбнулся Кар.

«Ты мог оставить ее себе, – печально сказал Ветер. – Сделать своей самкой. Та, другая, тебе не нравилась».

Кар невесело рассмеялся.

«Ох, зверюга… Она еще маленькая, Ветер. И люди так не делают».

«А как они делают?» – теперь грифон явно повторял интонации Тагрии.

Кар потрепал его гриву.

«Хорошо, ты прав. Маги так делают. Но не я. Не с Тагрией. Разве не от этого мы ее спасали?»

Ветер фыркнул сердито, но спорить не стал. Заговорил о другом:

«Теперь ты скажешь, куда лететь?»

«Скажу. И… ты прав, Ветер. Ты и сам не знаешь, как ты прав. Помнишь, где мы впервые встретились?»

«Да».

«Лети туда. И еще дальше, к востоку».

Теперь казалось – он все решил давно, еще в Долине. Радость освобождения захлестнула Кара, грифон отозвался ликующим клекотом. Тьма промолчала, да и что она могла сказать?

Исполинской золотой птицей Ветер помчался на восток.

Поначалу, не освоившись еще среди магов, Кар часто возвращался во сне. Внизу проносились города и селения Империи, тускнела в памяти магическая Долина. Каждый взмах широких грифоньих крыльев приближал Кара к землям аггаров. К Аррэтан.

Потом пришла магия. Чем больше Кар узнавал, чем лучше овладевал Силой, тем реже становились сны, пока наконец не исчезли совсем. Исчезли – чтобы теперь воплотиться, враз поправ все, что так долго казалось реальностью.

Земля проплывала внизу – серая, зеленая, коричневая. Встречный ветер трепал волосы и перья, свистел в ушах. Ночь сменялась днем и день ночью. Кар и грифон, как никогда близкие, словно нечаянный побег срастил их в единое существо, не спешили. Охотились и спали, окунались при свете звезд в холодные воды озер, подолгу лежали на берегу, обсыхая и делясь мыслями. Потом возвращались в небо. Прошлое не беспокоило их, грядущее не пугало. Огромный мир со множеством открытых путей завораживал бесконечностью – так бывает в детстве, прежде, чем разочарования и тревоги скуют юную душу цепями обыденности.

Кар закрывал глаза и ловил грифоньим взглядом игру пылинок в солнечном свете, любовался прожилками на зеленых листах, трепетанием перьев быстрых стрижей. Открывал – и очертания меркли, словно видимые сквозь мутное стекло. Подняв голову к небу, он распевал полузабытые песни, а теплые ветра далеко разносили их над холмами и долинами великой Империи.

Там, в Империи, близился праздник Возрождения, день, когда Кар должен исполнить волю отца, убить императора и ввергнуть страну в смуту, дабы горстка магов с легкостью одолела сотни тысяч истинных людей. Еще не поздно было повернуть назад. Смириться. Принять, как должно сыну, отцовское наказание. Выполнить то, для чего рожден. Но Кар, упиваясь обретенной свободой, ни разу не оглянулся назад.

Он не думал, как встретят аггары его нежданное возвращение, как примут его колдовство и грифона – воплощенный кошмар всех белокожих. Не беспокоился, ждет ли еще Аррэтан. Нисколько не страшился гнева Сильнейшего. Внутри поселилось шальное безрассудство, оно пьянило, как пьянит вино, возбуждало, как предвестие битвы. И Кар не желал больше верить проклятиям.

Довольные жизнью и собой, приблизились они к землям аггаров. Показался Тосс. Мрачной язвой памяти раскинулся он среди зеленых лугов. Взгляд притянула грубая махина герцогского замка. Еще не стемнело, но в окнах башен виднелись огни. Кар отвел глаза. Предреченная судьба, высшая магия, отцовская воля – как ни назови, больное влечение к Лаите не было естественной страстью. Сейчас Кар и не взглянул бы на красавицу герцогиню.

«Здесь грифон», – прервал его раздумья Ветер.

«Здесь? Близко?»

«Нет. Улетает».

«Грифон из Долины, Ветер? Или дикий?»

«Грифон со всадником, – уверенно сказал тот. Добавил смущенно: – Я не знаю, кто это. Слишком далеко».

Что понадобилось магам на дальнем конце Империи? Обычная охота за рабами?

«Ветер! Он мог лететь за нами от Долины? Незаметно?»

Грифон ответил рассудительно:

«Если я не чувствую его, он тоже не чувствует меня».

Кар тряхнул головой, отказываясь гадать. Отцу незачем посылать кого-то следить за ним – темный клубок по-прежнему таится возле сердца. Чего бы ни искал в Тоссе неведомый маг, Кара это не касается.

Отзываясь его чувствам, Ветер полетел быстрей, и вскоре густые сумерки скрыли последнюю область Империи.

В землях аггаров вовсю разгулялась весна. Леса красовались свежей зеленью, сочные луга живым ковром стелились под копытами аггарских стад. Селения, захудалые даже по имперским понятиям, кипели радостной жизнью, впервые за многие века свободной от постоянного страха.

Грифон не колебался, выбирая направление – воспоминания Кара были и его воспоминаниями. Ясной ночью при свете звезд он опустился на расстоянии десяти минут ходьбы от крайних домов селения племени Круглого Озера.

Кар не шевелился. Только сейчас, в конце пути, его сковали робость и волнение. Последний шаг оказался труднее всех предыдущих.

«Почему ты испугался?» – спросил Ветер.

Кар дрожащей рукой погладил грифонью гриву.

«Я не был здесь почти шесть лет, – ответил он. – Все изменилось. Никто не ждет меня».

«Когда кто-то улетает, его ждут, – сказал грифон. – Если я вернусь в родное гнездо, мне обрадуются. У людей не так?»

«Так, но… Я изменился, Ветер. Я стал магом. И у меня есть ты. Не знаю, как они это примут».

«Ты стыдишься меня? Или своей Силы?»

«Не стыжусь».

«Тогда иди. Твое сердце зовет тебя туда».

– Ты мое сердце, Ветер, – прошептал Кар, понимая, что грифон прав.

Соскользнул в густую траву. От ее счастливого запаха помутнело в голове. К горлу подступили слезы, Кар сглотнул их, представляя, как войдет в селение – одетый в драконью кожу, коротко стриженный, с только затемнившей подбородок щетиной. Как пройдет по улицам к прежнему дому… нет, к дому Дингхора. Там решится его судьба.

«Будь поблизости, Ветер, – попросил он. – Я позову тебя. И представлю друзьям. Им придется тебя принять…»

«Сюда идут», – прервал грифон.

Кар вгляделся во тьму. Не глазами – чувствами мага различил живые тени, медленно идущие навстречу. Двое, мужчина и женщина, суровый отсвет жизненной Силы воина, нежный огонек женской души. Двое брели по траве, их негромкие голоса шелестели, как ночной дождь.

Движением привычным, как дыхание, Кар дотронулся до Ветра. Закрыл глаза. Пальцы зарылись в шерсть, темнота выцвела, как всегда, если смотришь зрением грифона.

Годы не прошли бесследно для Налмака. Он раздобрел, обзавелся мрачным рисунком морщин. В лице его, в тяжелой поступи, в опасно-медленных движениях больше, чем прежде, виделось сходство с медведем.

Аррэтан осталась такой же, как помнилась Кару, разве что формы тела чуть округлились да в уголках глаз притаилась печаль – сейчас почти незаметная.

Без единой мысли в голове и в сердце Кар смотрел, как могучая рука мужчины обвивает плечи девушки, как Аррэтан говорит что-то, и улыбка играет на ее губах, как приникает к Налмаку…

«Это твоя самка? – ворвался в сознание голос грифона. – Убить его?»

Убить. Кар с удовольствием убил бы Налмака. Убил – и взял Силу из его крови. Но разве так он вернет Аррэтан?

«Нет, Ветер».

Двое разомкнули объятия. Пошли дальше, прочь от селения, в стороне от застывших в неподвижности Кара и грифона. К лесу. «Надо улетать», – подумал Кар, но шевельнуться не смог. Он видел, как под сенью размашистого вяза Налмак опустился на землю, потянув за собой Аррэтан. Видел, как два тела сплелись в траве, как упала сброшенная одежда. И стало темно. Грифон закрыл глаза.

«Садись», – велел он.

Кар не помнил, как очутился на спине летящего высоко над землей Ветра. Мысленный голос, полный тревоги и нежности, прорвался сквозь черноту:

«Тебе лучше?»

Кар наклонился вперед. Спрятал лицо в мягкую гриву. Любовь грифона, словно капли целебного бальзама, падала на сердце. Ветер, прекрасный золотой Ветер!

«Мы – вместе, – прошептал в его разуме грифон. – Ты – мой».

«Да… – откликнулся Кар. – Да. Отнеси меня домой, Ветер. В Долину».

Тьма возле сердца молчала, но молчание то было иным, чем прежде. Словно бы отец смотрел на Кара сквозь расстояние и ждал, чтобы тот заговорил первым. И Кар заговорил.

«Ты знал, верно? – спросил он. – Знал, что будет так. Поэтому отпустил меня».

«Ты и сам знал, сын, – отозвалась тьма. – Но предпочел дикаря в себе».

«И что теперь, отец? Что дальше?»

«Ты скажи мне, сын».

«Ты примешь меня, если вернусь?»

«Да. Но ты будешь наказан».

Что ж, это справедливо.

«Я готов, Сильнейший», – сказал Кар.

«Тогда поторопись. Время подходит».

Обратный путь плохо запомнился Кару. Они вернулись на рассвете, в час пробуждения рабов и младших магов. Печаль всадника передалась и Ветру. Грифон не спешил спускаться. Пока он кружил в теплых потоках, что поднимались от Долины Владеющих Силой, Кар задумчиво смотрел вниз. На рабов, спешащих задать корм приземистым неуклюжим драконам, на жующих овец, на мясников, торопливо готовящих инструменты под голодными взглядами слетевшихся в ожидании кормежки грифонов. На широкие силуэты хлебных деревьев, несущийся с гор пенный поток.

Долина магов. Единственный дом. Вожделенная обитель Силы, убежище от страхов и сомнений. Тюрьма, чьим дверям нет нужды в запорах – пленнику бежать некуда. Кар со вздохом закрыл глаза, в последний раз вызывая в памяти образ Аррэтан: «Прощай…»

«Давай спустимся, Ветер», – сказал он.

Теплый воздух Долины бросил в лицо охапку знакомых запахов. Ласково коснувшись волос Кара, Ветер поспешил присоединиться к кормящимся собратьям. Кар постоял, ловя знакомые отголоски магии вокруг. Отец, как все сильные маги предпочитавший для работы ночь, когда стихает гул людских мыслей, вряд ли бодрствовал в столь ранний час. Но все же Кар позвал:

«Я здесь, Сильнейший».

И ответ пришел сразу.

«Вижу. Приходи в Зал Совета. Немедленно».

Кар с усмешкой дотронулся до густой щетины на подбородке – опять похож на дикаря. Кое-как пригладив пахнущие дымом волосы, он поспешил на зов отца.

Они собрались все – восемь магов, самых могущественных в известном мире. Кар вошел в Зал Совета, небритый и грязный, как последний дикарь. Остановился под ледяными взглядами Сильных. На сей раз для него не приготовили стул.

Все внутри кричало: опасность, закройся, защитись! Вопреки осторожности, Кар убрал защиту с разума и чувств, представ перед Сильными, как в первый день – обнаженным. Кати чуть заметно кивнула – одобрительно, показалось ему.

Время, бегущее в мире смертных, здесь словно замерло. Сильные безжалостно пронзали душу и тело Кара, не столько изучая, сколько унижая непокорного. Всей выдержки, приобретенной годами тренировок в Силе, едва хватило, чтобы сохранить смирение. Наконец маги нехотя оставили его.

– Дикарь, – с отвращением выплюнул Лэйн. – Им правят животные чувства. Как мы можем ему доверять?

Мягко возразила Кати:

– Не спеши с решением, Сильный Лэйн. Амон, – она с нажимом произнесла это имя, – не только дикарь, но и маг. Сильный маг.

– Тем хуже, – заявила Тари. – Если он предаст, его Сила обернется против нас.

– Не так она велика, чтобы стать проблемой, – сказал Сильный Норн. – Все, что мы должны решить – нужен ли нам… Амон, или мы обойдемся без него.

– Но мы обсуждали это, Норн, – ответила Кати. – Двадцать семь лет назад и много раз с тех пор. К чему начинать снова?

– При всем уважении, Сильная Кати, – едко заметил Лэйн, – Твоя позиция настораживает. Зачем ты распустила слух, будто взяла его в любовники?

Кати ответила долгим насмешливым взглядом.

– Затем, что меня это забавляет, – прошелестела она. – Станешь ли ты мешать моим забавам, Сильный?

– Разве время сейчас для забав? – парировал Лэйн.

– Вы отклонились, Сильные, – негромко сказал отец.

– Верно, – улыбнулась Кати. – Пора Совету выслушать своего Главу. Конечно, ты уже принял решение, Сильнейший?

Отец и Кати скрестились взглядами. Кар ощутил напряжение между ними, как, бывает, чувствуется приближение грозы. Но вот Сильнейший кивнул, и Кати отвела глаза.

– У тебя есть, что сказать Совету, Амон? – спросил отец.

Амон. Хорошо.

– Я сознаю свою вину, Сильные, – произнес Кар. – И не прошу снисхождения. Действительно, я уступил дикарской стороне своей натуры. Я тот, кто я есть; мне ведомы дикарские порывы. Я открыт перед вами, судите сами об искренности моего раскаяния. Добавлю лишь, что готов принять наказание по вашему выбору.

– Неплохо сказано, – отозвался молчавший до сих пор Сильный Дион. – Чего мы ожидали, Сильные? Мы создали несовершенный инструмент, это было наше общее решение. Амон-младший стал настоящим магом не благодаря нашим усилиям, скорее уж, вопреки им. А теперь мы виним его в нами же заложенных несовершенствах? Это бессмысленно. К тому же, Сильные, разве мы найдем кого-то другого на его место?

– А если решим создать нового, потеряем годы. И результат будет много хуже, – добавила Кати.

– Невозможно, – вздохнул Лэйн. – Дикари второй раз не потерпят наследника-полукровку.

– Подавить разум их императора… – начал Норн.

– Хватит, – прервала Кати. – Если будешь тратить время Совета на обсуждение заведомо проигрышных путей, я уйду.

– Каково же решение Главы Совета? – поинтересовался Лэйн.

– Вы желаете добавить что-то, Сильные? – спросил отец.

– Говори, Сильнейший, – ответил за всех Лэйн.

– Прежние решения остаются в силе, – сказал тогда отец. – Амон получит наказание в соответствии с проступком. И вернется к занятиям.

Кати оглядела сидящих вокруг стола магов. Черные глаза ее блеснули.

– Совет согласен, – заявила она.

Жертвенные комнаты, как все в нижних ярусах города, были отданы в ведение Оуна. Сильные сопровождали Кара вниз; первый учитель встретил их у входа.

– Все готово, Сильнейший, – сказал Оун.

Отец кивнул.

– Идем, Амон, – позвал он.

Вслед за старшими магами Кар вошел в жертвенную комнату. Наклонные столы с желобами для стока крови чернели в два ряда. Пустые. Лишь один сегодня будет использован по назначению.

Оун протянул нож. Кар принял его без удивления. Каким будет наказание, он понял еще в Зале Совета, не знал лишь, кого из прежних знакомых придется убить.

Сильные молча окружили стол, где лежал светлокожий мужчина. Толстые кожаные ремни удерживали в неподвижности его руки и правую ногу, такой же ремень охватывал талию. Протез сняли, короткая культя беспомощно подергивалась. Светлые глаза горели ненавистью, губы дрожали – больше от злости, чем от страха. Этого дикаря маги не лишали разума.

Отказаться. Принять сторону пленника, бесповоротно причислив себя к дикарям. Даже Сильнейший тогда не помешает Совету уложить Кара на соседний стол. И Кати не станет спорить, ей Кар нужен как будущий соперник отца, а не как пособник дикарей.

Став жертвой, он не спасет пленника, тот все равно умрет. Погибнет обезумевший от горя Ветер. Кровь Кара задымится в серебряной чаше, кто-то – скорее всего, это будет отец – возьмет из нее Силу, чтобы породить новое проклятие для Империи.

Рукоять жертвенного ножа легла в ладонь, как влитая. Наказание в соответствии с проступком. Кар шагнул к столу.

– Прости меня, Гарион, – сказал он.

Старый булочник повернул голову. Сощурился, узнавая.

– Ты, – выдохнул он.

– Я.

Глаза пленника обежали молчащих магов. Вернулись к Кару, задержались на лезвии ножа.

– Вот, значит, что? – почти спокойно спросил Гарион.

– Да.

– А я тебе поверил, – он все же сорвался на хрип. – Аггары верили. Дингхор…

– Не надо, Гарион, – попросил Кар. – Ничего уже не изменить.

Спиной, плечами, всей кожей он чувствовал холодные взгляды магов. Не пытался закрыться. Боль, стыд, отчаяние и зреющее, подобно ядовитому плоду, безразличие были частью наказания. Никто не торопил Кара.

Открыто, словно в комнате кроме них никого не было, он посмотрел Гариону в глаза.

– Прокляни меня, если хочешь.

– Разве ты уже не проклят? – возразил тот.

– Тогда… Тогда, если можешь, прости.

Кар не отводил взгляда, пока булочник всматривался в его лицо.

– Ты не спасешь меня, парень, если схватишься с ними, правда?

– Да.

– Так делай свое дело, чего стоишь? – в обычной своей манере буркнул Гарион. – Все одно – скоро помирать. И проклинать я тебя не стану. Скажи только…

Кар, уже поднявший нож, остановился.

– Что сказать?

– Что будет с Империей?

– Она станет нашей Империей, – ответил Кар и ударил.

Изогнутое лезвие вошло в плоть, как в мягкую землю. Не останавливаясь, Кар ударил еще и еще, пока тело Гариона не обмякло в удерживающих ремнях.

Кровь хлынула по желобу в подставленное вместилище. Оун повернул рычаг, наклоняя стол так, чтобы тело оказалось вниз головой. Кар с трудом смотрел сквозь застилавший глаза туман. Голова кружилась все сильней. Мертвое тело, алый поток, веющий Силой, черные фигуры магов, отцовский взгляд…

Он пошатнулся. Никто не протянул руку поддержать его. Чтобы не упасть, пришлось схватиться за стол.

Наполнив серебряную чашу, Оун поднес ее Кару. Амон, сын и слуга Амона Сильнейшего, протянул руку, и кровь послушно вскипела. Багровый пар потянулся к ладони. Амон закрыл глаза, вбирая Силу, что минуты назад давала жизнь телу булочника.

Прожитые годы разбавили кровь Гариона, ее Сила почти иссякла. Слабое тепло вместо огненного жара. Бессмысленная жертва. Власть ради власти. Покорность ради покорности. «Когда-нибудь я убью тебя, отец».

Кар уронил руку. Он не упустил ни капли Силы. Кровь стала просто красной жидкостью. Оун убрал чашу.

Маги расходились, удовлетворенные: бунтарь укрощен, Сила восторжествовала над человечностью. Полукровка наступил на горло самому себе. Больше он не осмелится вступаться за дикарей.

– Ты можешь отдохнуть и привести себя в порядок, – сказал отец. – Вечером жду тебя наверху.

Не дожидаясь ответа, Сильнейший пошел к выходу. Кар не успел подумать, а руки уже метнулись вслед в поражающем заклятии: «Я убью тебя!» Полная чаша крови, весь хваленый талант, всего один удар…

Кар не довершил заклятия. Оун и Кати с двух сторон бросились к нему, схватили за руки.

– Не делай этого! – сказал Оун.

– Это не поможет! – одновременно с ним вскрикнула Кати.

Отец вышел, не оглядываясь.

Маги держали Кара, словно боялись, что он кинется вслед. Их лица сминала тревога. Минуту Кар молчал, переводя взгляд с одного на другого. Как он мог считать их друзьями? Доверять им?

– Карий… – начала Кати.

Кар оттолкнул ее, грубо, будто кухонную девку. Вырвался из рук Оуна. Не слушая их тревожных голосов, бросился вон.

Отцовская фигура маячила в дальнем конце коридора. За спиной негромко стучали по каменному полу быстрые шаги Кати. Не обращая на них внимания, Кар свернул в один из боковых коридоров, откуда узкая лестница вела напрямую к выходу. Ветер уже ждал, страдание Кара вырвало его из сытого полусна и призвало вниз. Любовь и тревога зверя мерцали вдали, как отсвет ушедшей жизни, Кар почти бежал им навстречу. Лестница ядовитой змеей извивалась под ногами. Серые стены давили, холод волнами проникал в сердце. За спиной неумолчно звучали шаги.

Задыхаясь, Кар вырвался на свежий воздух. Над Долиной сияло солнце. Суетились занятые ежедневными делами рабы, взлетали и садились грифоны. Прошли, обсуждая какое-то заклятие, трое молодых магов. Не видя и не слыша ничего вокруг, Кар прижался к грифоньему боку. Тяжелое крыло накрыло его, заслоняя от мира. Теплая шерсть пахла солнцем и нагретыми камнями.

Шаги, что преследовали Кара на лестнице, приблизились.

– Карий, выслушай меня, – сказала Кати.

Ветер злобно зашипел, вытянув шею. Кати отступила. Так, словно сам был грифоном, Кар ощутил его порыв, выплеск жгучей обиды за своего человека: «Убить!»

«Нет, Ветер», – хотел сказать Кар. Не сказал. Кати была там, в комнате со столами. Не вступилась, не помешала. Как все, наслаждалась его борьбой и поражением. Зачем Кару вступаться за нее?

«Убить?» – с нетерпением повторил Ветер.

– Тихо! – приказала Кати.

Сила в голосе женщины обрушилась, подобно молоту, сминая сопротивление. Грифон пискнул, словно испуганный птенец. Уронил крыло.

– Уходи, – сказал Кар, не оборачиваясь.

– Выслушай меня, – попросила она мягко.

Кар обернулся, резко, как будто отражал нападение.

– Ты была там, – сказал он. – Ты… Уходи, Кати.

Она качнула головой.

– Ты должен справиться с этим.

– Не волнуйся за меня, Сильная, – щеки его были мокрыми от слез, но Кар изобразил насмешливый поклон. – Справлюсь. Позволено ли мне совершить небольшую прогулку с грифоном?

– Нет, – ответила Кати. – Ты уже достаточно гулял.

– Следовательно, я пленник?

– Нет. Но сейчас я прошу – останься. Помнишь, ты обещал не делать глупостей без моего совета?

– Я дорого заплатил за свою глупость, Сильная.

– Дорого, – согласилась она. – Но ты справился.

– Я проиграл.

– Нет. Ты проиграл бы, если бы умер.

– Это было необходимо, Кати? – спросил Кар горько. – Зачем?

– Разве ты не понимаешь?

– Нет!

– Великий Амон ошибся, – спокойно и насмешливо разъяснила Кати. – Он хотел создать послушное орудие, полукровку со слабыми магическими способностями. Сделать его наследником императора дикарей, потом отнять у него все, измучить, наполнить ненавистью. Затем приласкать, подчинить. Обмануть. Ты поверил бы, что равен нам, что Империя принадлежит тебе по праву мага. Это был изящный план, мы все одобрили его.

– Не для того же, чтобы я действительно занял престол?

– О, это неважно. Ты должен был убить императора и посеять смуту среди дикарей. Пока они грызутся за власть, мы накроем заклятиями город за городом, деревню за деревней. Когда дикари опомнятся, станет поздно, защищать будет нечего и некому. Нужно только время.

– И ты одобряешь это, – сказал Кар. – Так в чем же он, по-твоему, ошибся?

– В тебе, – ответила Кати. – С самого начала, когда ты появился верхом на грифоне, все пошло не так. Уже тогда ты весь светился от Силы.

– Я не чувствовал ничего подобного.

– Ты и не мог. Но уже тогда мы поняли, что делать из тебя марионетку – опасно.

– Вы могли подавить мой разум.

– Могли, – согласилась Кати. – Но тогда ты не справился бы с задачей. Или порвал бы заклятие, сам, не учившись. С разумом мага лучше не шутить. Поэтому решено было позволить тебе действительно стать одним из нас. Игра превратилась в реальность.

– А как я могу знать, – перебил Кар, – что сейчас это не игра?

– Сегодня ты мог это увидеть.

– Как? Я не понимаю тебя, Сильная. Почему в знак того, что я равный, меня заставили убить друга?

– Разве тебя заставляли? – негромко спросила Кати.

Не получив ответа, добавила:

– Ты рисковал жизнью, спасая девочку, Сильнейший мог и убить тебя за непокорность. Ты это знал, но все равно делал. А сегодня… Ты почти не колебался. Что изменилось?

Отвечать не хотелось. Кар прислонился к теплому боку Ветра. Закрыл глаза, слушая сильные удары грифоньего сердца.

– Ты видела. Вы все видели, – он так и не взглянул на Сильную. – Я не хотел возвращаться. Но оказалось, там меня никто не ждет. У меня нет другого дома, нет другой судьбы. Только быть магом. Поэтому… поэтому я подчинился.

– Знаешь, как поступила бы я, – спросила Кати неожиданно, – будь я Сильнейшей?

– Скажи.

– Я отдала бы тебе эту девчонку. Разве мало у нас рабов? Я разрешила бы ее спасти. Поклялась бы, что ей никогда не причинят вреда, ей и всем, кто тебе небезразличен. Не толкнула бы тебя на глупое бегство, не заставила потом унижаться и предавать самого себя…

– В таком случае я сожалею, Кати, что ты не Сильнейшая!

– Подожди, – остановила она. – Я не закончила. Знаешь, что случилось бы потом? Ты бы не смог убить императора, которого все еще любишь. Ты принял бы его сторону. Ты, владеющий Силой, знающий наши тайны, повел бы на нас дикарские войска. Мы боролись бы. Но нашей Силе ты противопоставил бы их многочисленность и собственную Силу. Ты уничтожил бы нас, Карий.

– Я не собирался делать ничего подобного! Я…

– Я вижу возможности, Карий, – прервала Сильная. – Ты поступил бы именно так.

– И отец тоже это видел? – спросил Кар, помолчав.

– Он Сильнейший. И он твой отец.

– И он позаботился сломить меня прежде, чем я взбунтуюсь по-настоящему, – Кар наконец оторвался от грифоньего бока. Выпрямился. Отчаяние уступало место злости. – Это все было подстроено, верно? Подстроено – чтобы укротить меня! Лишить воли!

– Он заботится о своем народе.

– О своем народе. Не о своем сыне. Если дикари меня убьют… вернее, когда они меня убьют, никто не огорчится, лишь бы я успел сделать свое дело!

– Теперь ты понимаешь.

– А чего добиваешься ты, Сильная Кати? – спросил Кар. – Зачем ты все это говоришь? Там, на Совете, ты была заодно с ним!

Кати гневно сверкнула глазами.

– Там, на Совете, я спасала твою жизнь! Большинством голосов Сильные могут отменить любое решение Сильнейшего! Тебя пустили бы на кровь прямо в Зале Совета!

– Не пустили бы, если я им так нужен. К тому же я не уверен, что не предпочел бы умереть.

– Что же ты не умер, спасая друга?!

– Хорошо, Сильная, – Кар язвительно склонил голову. – Ты вторично спасла мне жизнь. Прими благодарность глупого полукровки. А теперь скажи, наконец, чего ты добиваешься?

– Конечно. Почему бы тебе не сотворить над нами защитный колпак? Не хотелось бы, чтобы нас подслушали.

– Хорошо, – опять сказал Кар. Вздохнул, отпуская бесполезную обиду. – Ты права. Я виноват, что не сказал тебе сразу. Он слышит все, что слышу я. Но в тот раз, Кати… В тот раз я этого не знал. Не понимал.

– И я не понимала, а должна была, – пальцы Сильной погладили Кара по щеке. – Но я не открыла тебе ничего, о чем ты не смог бы догадаться и сам. Мою непокорность Амону придется потерпеть. Я лишь хотела удержать тебя от решений, продиктованных отчаянием. Мне жаль, правда, жаль, что тебе пришлось сделать… то, что ты сделал. Но ты должен пережить сегодняшний день и пойти дальше. Ничего не кончено, поверь…

Какие бы намеренья ни таила Кати, ее тревога была искренней. Кар поймал изящные пальцы девушки, чья молодость миновала столетия назад. Бережно поднес их к губам.

– В Империи, – сказал он, – мы делаем так, если хотим поблагодарить даму. Или попросить ее прощения.

– Мне нравится, – Кати с улыбкой отняла руку. – Некоторые обычаи дикарей приятнее наших. Ты достаточно успокоился, чтобы пойти отдыхать?

– Скажи уж прямо – помыться и побриться, – вымученно улыбнулся Кар. – Я выгляжу настоящим дикарем?

– Скорее, одичавшим магом. Встретимся вечером. Сегодня моя очередь заниматься с тобой.

Кивнув притихшему Ветру, Кати пошла обратно к пещерам.

– Сильная, – окликнул ее Кар.

Кати остановилась. Обернулась.

– Видеть возможности, предрекать судьбу, – медленно произнес Кар. – Управлять течением времени. Когда я начну изучать высшую магию?

– Молодец, – кивнула Кати. – Ты начал задавать правильные вопросы.

И, ничего не добавив, скрылась в темной арке входа.