Стоило ему усесться в «Смиховской пивной» на свободное место, как к нему тотчас подкатил маленький, толстый мужчина лет пятидесяти с носом картошкой и круглой лысиной на макушке, блестевшей, как увеличенная во много раз пятикроновая монета. Это был его знакомый — доктор Бутор. Работал он в патологоанатомическом отделении, а проще сказать — в прозекторской, где занимался — как сам говорил — тем, что разымал на составные части покойников, отошедших в мир иной с помощью своих ближних. Иными словами, производил судебно-медицинские экспертизы. Сверх того, страстью всей его жизни было кино и телевидение. Поскольку ему не удалось осуществить голубую мечту молодости — пойти по стезе профессионального актера, — он компенсировал это хотя бы тем, что пристально следил за объявлениями о киноконкурсах. И терпение его в конце концов было вознаграждено: несколько раз он снимался в массовках. Узнав однажды, что человек, которого он встречает в «Смиховской пивной», — известный режиссер с телевидения Петер Славик, он счел это поистине перстом провидения и с той минуты стал его восторженным поклонником. В скором времени доктор Бутор даже убедил Славика, что его внешность на девяносто процентов гарантирует успех телевизионной постановки: ведь зрителям уже до черта надоели профессиональные актеры, которые своими наскучившими физиономиями разве что отравляют трудящимся вечера у телеэкранов. Славик — отчасти для того, чтобы отвязаться от Бутора, но отчасти и потому, что в какой-то мере был согласен с ним, — уже раз-другой занял его в мелких, незатейливых эпизодах. Доктор Бутор появлялся на экране на несколько минут, главным образом в ролях извозчиков, кучеров фиакров, швейцаров, грузчиков или тюремных надзирателей.

Сегодня Бутор, по своему обыкновению, с места в карьер стал рассказывать о пикантном случае, с которым столкнулся в последний раз при исполнении своих профессиональных обязанностей.

— Анатомировали мы ребенка, так сказать, новорожденного, но, естественно, мертвого, — заржал он и отхлебнул пива. Отерев со рта пену, доверительно наклонился к Славику — тот неприязненно отодвинулся. — Одна бабенка, между нами, пан режиссер, чертова бестия… так, значит, чтоб не задерживать вас, знай твердила, что у нее был самопроизвольный выкидыш. Работала уборщицей в одном ночном заведении, — он подмигнул левым глазом и ухмыльнулся, как человек, которого на бога не возьмешь, — не трудно себе представить, что жила она не на одну зарплату. — Взмахом руки он заказал себе еще пива и продолжал: — И вот под утро, как только этот вертеп закрыли, — поднял указательный палец, — под утро, вообразите, чем это она там занималась всю ночь, уборщица, — взял у официанта бокал пива, одним глотком опорожнил его до половины, — да-с, чем это она там занималась всю ночь, — он снова заговорщически подмигнул, расстегнул рубашку до самого пупка, мятым, несвежим платком вытер пот со лба и могучей груди без единого волоска, и его обвислые соски затряслись, точно студень, в душившем его хохоте. От него так разило потом, что Славику начисто расхотелось пива. Он отодвинул бокал и поглядел на часы:

— Пожалуй, мне уже пора.

— Минуточку, пан режиссер, еще два слова, — вскинулся доктор Бутор и схватил его за локоть. — Короче, она утверждала, будто ребенок родился мертвым, вам понятно, понятно?

Славик с отвращением выдернул руку из жирных, красных пальцев Бутора; кретин, тупица, скотина, честил он про себя своего собеседника; с каким наслаждением он огрел бы его кружкой по башке.

— Так вот, значит, вскрытием установлено, что ребенок родился живым, понимаете, он дышал, это мы определили по легким, понимаете, легкие были полны воздуха, они занимали всю грудную полость.

Славика от отвращения стало подташнивать, лицо побледнело, обильно покрылось потом.

— Вы вроде как побледнели, пан режиссер, — доктор Бутор вперил в него удивленные, незабудково-голубые глазки, едва проглядывавшие на его одутловатом лице.

— Фу, тут страшная вонища, выйду на воздух, — сказал Славик и, опершись ладонью о доску стола, с трудом поднялся.

— Постойте, я помогу вам. — Бутор быстро прикончил пиво и неожиданно проворно и пружинисто для своего тучного тела вскочил со стула.

— Нет, нет, все уже в порядке, — воскликнул Славик. Одна мысль, что этот «мясник» может снова до него дотронуться, ужаснула его. Но Бутор все-таки не отступился: он подхватил Славика под руку и повел к выходу. И тот не только стерпел его прикосновение, но даже был ему благодарен: без помощи Бутора он едва ли сумел бы дойти до двери. Кружилась голова, тело взмокло от пота, и ему казалось, что слова доктора доносятся до него из какой-то бесконечной дали:

— Так вот, вскрытием установлено, что эта мерзавка…

— Заткнитесь наконец! — взревел Славик. Несколько раз он глубоко вздохнул; помогло. Головокружение прошло, бил озноб, лицо постепенно стало оживать.

— Извините, пан доктор… такого со мной еще не случалось, спасибо вам…

— Ну что вы, пожалуйста, — оборвал его Бутор. — Стоит ли об этом говорить. Мы же люди, как говорится, не так ли? Должны помогать друг другу. Знаете, как оно водится — когда ты мне, когда я тебе. — Он вдруг осекся, растерянно улыбнулся, словно бы понял, что своей добродушной беспечностью допустил бестактность. — Извините, пан режиссер, это ведь только так принято говорить: когда ты мне, когда я тебе, — я вовсе не собирался вам тыкать…

— Что? — спросил Славик недоумевающе.

— Ничего, — сказал Бутор и поспешно добавил: — Вам уже полегчало?

— Да, лучше. Право, вы помогли мне. — Посмотрел на часы: — Господи, я уже должен лететь!

— Да, работа не ждет. А что теперь снимаете, разрешите спросить?

— Один рассказ Бальзака.

Лицо доктора Бутора засветилось уважением и восторгом.

— Значит, французы. Что ж, буду с нетерпением ждать. Вот это народ, правда? Культура… — Он презрительно махнул рукой. — Куда нам с ними тягаться! Н-да, хотя лично я предпочитаю англичан. Господи помилуй, такая глыба Шекспир… — Доктор Бутор благоговейно помолчал, а потом признательно покивал головой: — Скольких людей он поубивал за одно только представление…

Славик рассмеялся — восторг доктора Бутора перед Шекспиром показался ему невероятно забавным. Шекспир убивал, Бутор вскрывал убитых — определенным образом они были людьми одного цеха. Славик подметил, что его смех явно задел доктора, но сдержаться не мог. Вспомнил даже, что доктор Бутор в период своих гастролей на телевидении с наслаждением выступал в ролях тюремных надзирателей, чем его почтение к Шекспиру приобретало еще большие масштабы: убивающий Шекспир не только поставлял ему жертвы на анатомический стол, но и убийц, необходимых ему для художественного перевоплощения в образ тюремного надзирателя.

— Вижу, вам действительно лучше, — подчеркнул Бутор угрюмо и погладил влажную лысину. — Я, ей-богу, рад, потому что… — теперь уже и он стал смеяться: — Знаете ли, минуту назад, не сердитесь, но минуту назад там, в помещении, вид у вас был абсолютно как у беременной женщины, когда ей становится дурно. — Брюхо, нависавшее над затянутым ремешком, задрожало от бурного гогота.

Вот и ешь на здоровье, он отплатил мне с лихвой, подумал Славик, но без всякой неприязни. Он всегда любил людей с чувством юмора, и хотя юмор доктора Бутора несколько отдавал патологией, отвращение и омерзение, которые испытывал к нему в пивной, прошли. В целом, это вполне симпатичный и забавный малый, любящий свою работу; наверняка вечером в постели он и жене своей рассказывает о том, какой «пикантный случай» был у него нынче на анатомическом столе. Так всегда получается, когда человек становится рабом своей профессии. По сути, мы родственные души, я тоже в постели не говорю ни о чем другом, кроме съемок. Сколько раз Гелена из себя выходила: Тебе бы жениться на камере, а не на мне.

Расстались они, дружески пожав друг другу руки, причем Славик пообещал доктору Бутору, который был на верху блаженства, что непременно поимеет его в виду и при первом же подходящем случае займет в каком-нибудь эпизодике. Жировые припухлости на лице доктора Бутора расползлись в благодарственной улыбке:

— Спасибо, пан режиссер, вы чрезвычайно любезны, право. А насчет гонорара не беспокойтесь. Я для вас и за одно спасибо сделаю все что угодно. — И чуть помедлив, чтоб уж вовсе облегчить Славику задачу, скромно добавил: — А не случится там роли надзирателя, я с удовольствием сыграю даже какого-нибудь английского лорда. Представьте себе, я вот недавно видел в газете фотографию того парня… ну как бишь его зовут… председателя олимпийского комитета, или что-то вроде того…

— Ясно, — Славик хлопнул себя по лбу, — лорд Килланин.

Доктор Бутор радостно закивал:

— Да, да, именно лорд Килланин! Представляете, пан режиссер, мало сказать — здорово смахивает. Ни дать ни взять — двойняшки. И моя жена подтвердила, а уж это кое-что значит. Так что… понимаете, если понадобится, я со всей охотой! И не бойтесь, пан режиссер, вы не пожалеете, я в таких делах знаю толк.

— Кажется, я не вполне понимаю вас, — сказал Славик, с трудом подавляя смех. Тьфу, черт, от этого малого рехнуться можно. Не только отказывается от гонорара, но, похоже, не прочь даже заплатить мне. Правда, тут же он понял, что у доктора Бутора и в мыслях не было ничего такого низменного, вроде денег.

— Короче, пан режиссер, если бы вам или вашей супруге, кстати, передайте ей самый нижайший поклон, понимаете, если вам понадобятся мои услуги, я всегда в вашем распоряжении. До свидания, пан режиссер, очень было приятно.

Доктор Бутор правой рукой приподнял воображаемый цилиндр, довольно похлопал себя по большущему, налитому пивом животу и, семеня короткими, жирными ножками, с достоинством удалился.

Ну, клянусь богом, он и впрямь жаждет меня крупно отблагодарить. Его услуги! В своей благодарности он с удовольствием вскрыл бы меня живьем. Паршивец экий, опять ты мне нос натянул. Не без любопытства глядел он вслед удалявшейся фигуре — широкая спина с влажными, темными пятнами на пропотевшей рубахе. Походка доктора Бутора, как и изысканная манера, с какой он то и дело снисходительным кивком головы кланялся знакомцам по пивной, воочию свидетельствовали о том, что он уже целиком перевоплотился в образ английского лорда, родившегося по чистому недоразумению в Словакии, на миявских выселках.

Искренне ценю ваше предложение, лорд Килланин, но надеюсь, что даже после смерти не буду нуждаться в ваших услугах.